"Убийство по-джентльменски" - читать интересную книгу автора (Kappe Джон Ле)Глава 1 0 ДАМОЧКИШейн Хект улыбнулась, опять отпила из бокала. – Херес недурен, – сказала она Смайли. – Вы, должно быть, ужасно важная персона, если Д'Арси так расщедрился. Вы что, принц инкогнито? – Увы, нет. В субботу вечером я и Д'Арси обедали оба у Теренса Филдинга, и Д'Арси пригласил меня на рюмку хересу. – Теренс такой злой – не правда ли? Чарльз не выносит его. Боюсь, что они совершенно по-разному понимают спартанский идеал… Бедный Теренс. Это его последний семестр, знаете ли. – Я знаю. – Вы так мило сделали, что пришли вчера на похороны. Ненавижу похороны, а вы? Черный цвет так антисанитарен. Мне навсегда запомнились похороны короля Георга V. В те времена лорд Солей состоял при дворе и был так любезен, дав Чарльзу два пригласительных билета. Боюсь, что это нас развратило, мы утратили вкус к обычным похоронам. Но я вообще с подозрением отношусь к похоронам, а вы? По-моему, они, в сущности, род увеселения для низших классов, с вишневым ликером и тминным тортом в гостиной. В нашей среде теперь отдают предпочтение т и х и м похоронам: никаких цветов, лишь краткое прощальное слово и заупокойная служба потом. Маленькие глазки Шейн маслились от удовольствия. Она допила вино и протянула Смайли пустой бокал. – Если вам нетрудно, голубчик. Ненавижу херес, но Феликс такой скаред. Смайли налил ей из стоящего на столе графина. – Ужасная история это убийство, не правда ли? Эта ни щенка, видимо, буйнопомешанная. Я всегда считала – Стелла Роуд такая милая… и такая необычная. Так искусно умела обновить старое платье… Но какие курьезные у нее были знакомства. Пристрастие к Гансам-дровосекам, фигурально вы ражаясь, и к Педро-рыбакам. – Ее любили здесь, в Карне? Шейн Хект нежно засмеялась. – В Карне никого не любят… а ее и вовсе мудрено было любить… По воскресеньям она носила черный креп… Простите, но неужели это у низших классов так заведено? Горожанам, думаю, она нравилась. Они обожают перебежчиков из Карна. Но чего же ожидать – она ведь была сектантка какая-то. – Баптистка, по-моему, – недолго думая сказал Смайли. Шейн с непритворным любопытством поглядела на него. – Как мило, – проворковала она. – Скажите-ка мне, кто вы такой? Смайли отшутился – безработный, мол, – беспокойно подумав, что чуть-чуть не стал рапортовать ей, как маленький мальчик большой тете. Сама уже ее безобразная внешность, размеры, голос в сочетании с даром изощренного злословия имели опасное свойство подчинять собеседника. Смайли невольно пришло на ум сравнение с Филдингом. Но для Фиддинга окружающие почти не существуют, а для Шейн Хект они существуют – существуют затем, чтоб их подвергнуть тщательным пробам на светскость, уличить, осмеять, отсеять, уничтожить. – Я прочла в газете, что отец ее весьма состоятелен. Северные нувориши, второе поколение. Просто замечательно, как неразвращена она была… как естественна… Ведь вовсе же не обязательно ей было ходить в прачечную или водиться с нищими… Хотя, конечно, у северян свои обычаи, неправда ли? На всем пространстве от Ипсвича до Ньюкасла вы не наберете трех приемлемых семейств. Вы откуда сами, вы сказали? – Из Лондона. – Как прелестно. Я однажды была на чае у Стеллы. Сразу же молоко… в индийский чай. Все так по-другому. – И, быстро взглянув на Смайли, Шейн проговорила: – Знаете ли, что я вам скажу? Она вызывала во мне восхищение – так нестерпима мне она была. Стелла была из тех утомительных, куцых снобов, для которых одни только убогие праведны. – И, улыбнувшись, Шейн добавила: – Я даже согласна была с Чарльзом относительно Стеллы Роуд – а это уже кое о чем говорит. Если вас занимают наблюдения над родом человеческим, то пойдите-ка понаблюдайте Чарльза. Контраст между нами разителен. Но в этот момент к ним подошла сестра Д'Арси – костистая, мужеподобная, с неопрятно взбитой седой прической и надменным, хищнозубым ртом. – Доротея, милочка, – проворковала Шейн, – какой чудесный у вас прием. Как вы добры. И так увлекательно встретиться с лондонцем, вы не находите? Мы разговаривали о похоронах бедной миссис Роуд. – Что ж, пусть у Стеллы манеры ни к черту не годились, но зато беженцам, Шейн, она сделала много добра. – Беженцам? – невинно переспросил Смайли. – Да. Она собирала для них одежду, мебель, деньги. Одна из тех немногих преподавательских жен, что не на словах лишь помогают мне. – Доротея колюче покосилась на Шейн Хект, но та глядела мимо нее, улыбалась милостиво мужу. – Деловитая была, как пчелка. Не боялась засучить рукава, не гнушалась ходить от дома к дому. И единоверок своих впрягла в дело, и массу всего собрали. Этого, знаете ли, у них не отнимешь – духом они крепки. Феликс, еще хересу! В обеих комнатах насчитывалось десятка два гостей. Но Смайли, слегка опоздавший, застрял в группе из восьми человек, вставших поближе к дверям; здесь стояли Д'Арси с сестрой, Чарльз и Шейн Хекты, молодой математик Сноу с женой, викарий из Аббатства и сам Смайли, смущенно-подслеповатый в своих очках. Войдя, Смайли быстро огляделся по комнатам, но Филдинга нигде не было и следа. – …Да, – продолжала Доротея Д'Арси, – деятельная была на диво… вплоть до самого конца. В пятницу я вместе с этим попом из крытой жестью молельни – с Кардью – зашла туда домой прибрать неотосланные вещи для беженцев. Ни вещички не валялось – все запаковано в бумажный мешок, увязано, и адрес написан; нам оставалось только отправить на почту. Чертовски дельная работница она была, скажу вам. И на благотворительном базаре отлично поработала. – Да, да, милочка, – сладко сказала Шейн Хект. – Помню хорошо. В тот день я представила Стеллу леди Солей. На Стелле была премиленькая шляпка – та, что она по воскресеньям надевала. И такая Стелла была почтительная. К леди Солей обращалась: «миледи». Как в средние века, – выдохнула Шейн, пове рнувшись к Смайли, – вы не находите, голубчик? Мне эта вассальность всегда так нравится: так мало нас осталось. В углу математик и жена его разговаривали с Чарльзом Хектом, и спустя несколько минут Смайли, отманеврировав от Доротеи, присоединился к ним. У юной Энн Сноу было курносое, несколько прямоугольное, миловидное лицо. Муж ее был высок и худ, с приятной сутулиной. Бокал с хересом он держал в своих тонких прямых пальцах, как химическую реторту, а когда говорил, то обращался, казалось, к этому бокалу, а не к слушателю. Смайли приметил чету Сноу еще с похорон. Хект стоял румяный и насупленный и посасывал трубку. Разговор шел о том о сем; его заглушал шумный обмен мнениями по соседству. Немного погодя Хект отошел и, по-прежнему сердито и отчужденно хмурясь, встал в нарочитом одиночестве у двери. – Бедная Стелла, – сказала Энн Сноу, помолчав. – Прошу прощения, – прибавила она. – Но все еще нейдет из головы. Безумие, как подумаешь, просто безумие. Ну зачем, ну для чего эта Джейни убила ее? – Вы любили Стеллу? – спросил Смайли. – Конечно же. Она была хорошая. Мы в Карне вот уже четыре семестра но за все это время она единственная сердечно к нам отнеслась. – Муж ничего не сказал, лишь кивнул своему бокалу. – Саймон, видите ли, не питомец Карна, а здешние преподаватели в большинстве карнианцы, так что старых знакомых у нас здесь нет и никто нами, в сущности, не интересуется. Все они, конечно, делают вид, что ужасно рады нам, но одна только Стелла действительно… Тут на них хищно налетела Доротея Д'Арси. – Миссис Сноу, – сказала она жестко. – У меня к вам дело. Хочу, чтобы вы взяли на себя беженскую работу Стеллы Роуд. – Доротея бросила испытующий взгляд на Саймона Сноу. – Ректора чрезвычайно занимает помощь иммигрантам. – О господи! – простонала в ужасе Энн Сноу.– Я никак не могу, мисс Д'Арси, я… – Не можете? Как так не можете? Вы ведь помогали миссис Роуд торговать с лотка на благотворительном базаре? – Так вот откуда Стеллины платья и шляпки, – прошелестела Шейн Хект за спиной у них. – Но… у меня, ну как бы это сказать, нет той смелости, что у Стеллы, – лепетала Энн. – И потом, она была баптистка, я горожане помогали ей, вещи жертвовали, они все любили ее. А у меня совсем не то будет. – Вздор и чушь, – изрекла мисс Д'Арси, говорившая со всеми, кто моложе ее, как с прислугой или озорными детишками. – Баптисты – это те, что против семейных скамей, не правда ли? – сказала Шейн Хект. – Я с ними всецело согласна – ведь если за скамью заплачено, то уже волей-неволей приходится ходить в церковь. Викарий, толковавший в углу о крикете, встрепенулся и кратко запротестовал: – Право же, миссис Хект, у приватных скамей было немало преимуществ… И он пустился в пространное восхваление древних обычаев. Шейн наружно вся была внимание и интерес. Наконец викарий кончил, ока сказала: – Благодарю вас, голубчик Уильям, это так мило, – обратилась к нему спиной и звучным шепотом сообщила Смайли: – Уильям Трампер – из бывших учеников Чарльза, такое было ликование, когда он выдержал выпускные экзамены. Смайли, вовсе не желая быть соучастником мести, вершимой над викарием, повернулся было к Энн Сноу, но ту все еще терзала мисс Д'Арси своими благотворительными замыслами, а Шейн между тем продолжала ему говорить: – Я про одного-единственного только Смайли слышала, Он женился на леди Энн Серком в конце войны. Она, понятно, вскоре ушла от него. Престранная была пара. Как я слышала, он совершенно неприемлем. Она же как-никак родня лорду Солею. Род Солеев вот уже четыреста лет связан с Карном. Молодой Солей, наследник, учится сейчас у Чарльза; мы часто обедаем в замке. Я так и не знаю, что сталось с Энн Серком… уехала в Африку… или же в Индию? Нет, в Америку. В замке об этом не принято говорить. На мгновение шум разговоров схлынул. На мгновение, не более, Смайли перестал воспринимать все, кроме упорного взгляда Шейн Хект; и он знал, что она ожидает ответа. Но вот она отвела взгляд, как бы говоря: «Видите, я могла бы раздавить вас. Но так и быть, живите», – отвернулась и отошла. Он словчил – простился и вышел в одно время с Энн и Саймоном Сноу. Их ожидал старенький автомобиль, и Сноу настояли, чтобы и Смайли сел – они подбросят его в отель. Дорогой он сказал: – Если перед вами нет сегодня лучшей перспективы, то я счастлив буду пригласить вас отобедать со мной сейчас в отеле. Догадываюсь, что обеды там отвратные. Поотнекивавшись, Сноу приняли приглашение, и четверть часа спустя вес трое сидели в углу громадной обеденной залы «Герба Солеев», к великому прискорбию троих официантов и доброго десятка поколений Солеев-предков – напыщенных и шелушащихся портретов. – Мы по-настоящему узнали се только с год назад, – стала досказывать Энн Сноу. – Стелла мало общалась с женами других преподавателей – к тому времени она уже обожглась и поумнела. Она не посещала чаепитий и тому подобное, и это просто счастливый случай нас свел. Когда мы приехали в Карн, для нас не нашлось школьного дома, и мы вынуждены были первый семестр прожить в гостинице. В конце второго семестра мы въехали в домик на Брэд-стрит. Переезд наш был кошмар. Саймон занят был с выпускниками, а у нас как раз полнейшее безденежье, и пришлось все самим ухитряться. Переезжали в четверг утром. Лил дождь, хлестал как из ведра. А вся, какая была у нас, хорошая мебель не пролезала в дверь дома, и грузчики просто-напросто сгрузили меня на порог, и делай что хочешь. – Она рассмеялась, и Смайли подумал, какое она, в сущности, милое дитя. – Они вели себя просто возмутительно. У них бы, я думаю, хватило совести уехать, да им с места не сходя потребовалась оплата. А счет на целых несколько фунтов превысил первоначальную оценку. Чековой книжки у меня, конечно, не оказалось. Осталась у Саймона. Грузчики даже грозились увезти все обратно. Прямо чудовищно. Я чуть не расплакалась. (Она вот уже и сейчас чуть не плачет, подумал Смайли.) Но тут как с неба упала к нам Стелла. Не представляю, как она узнала о нашем переезде – другие-то никто, конечно, и не знали. Принесла рабочий халатик, туфли старые – пришла помогать. А увидела, что тут творится, и не стала даже разговаривать с грузчиками, просто прошла к телефону и позвонила их хозяину мистеру Маллигану. Не знаю, что она ему сказала, но потом подозвала старшего, и Маллиган ему по телефону приказал, и с этой минуты все пошло гладко. Стелла была ужасно рада – рада помочь. Такой она была человек. Грузчики сняли двери с петель и все-все внесли. Стелла оказалась чудесная помощница – не распорядительница, а помощница. Остальные преподавательские жены, – прибавила Энн горько,– ужасно как ловки распоряжаться, но и руки не приложат помочь. Смайли кивнул, скромно налил коньяку в рюмки. – Саймон увольняется, – вдруг поделилась Энн секретом. – Мы возвращаемся в Оксфорд, ему предоставили там докторантскую стипендию. Получит докторскую степень и будет преподавать в котором-нибудь из университетов. Выпили за успех Саймона, поговорили о разных разностях, затем Смайли спросил: – А что представляет собой Стэнли Роуд – как работник и коллега? – Учитель он неплохой, – сказал Саймон медленно, – но в общении тягостен. – Это не Стелла, он совсем-совсем иной, – сказала Энн. – Ужасно «карнианский». Д'Арси его взял под опеку, и Роуд совсем помешался на Карне. Саймон говорит, они все таковы – питомцы классических школ. Усердие новообращенного. Противно смотреть. Он даже веру переменил здесь, в Карне. Он, но не Стелла – Стелле бы и не прибредилось такое. – У англиканской церкви есть чем прельстить Карн, – заметил Саймон, и Смайли понравилась сухая точность фразировки. – Стелла, очевидно, не слишком дружна была с Шейн Хект, – слегка копнул Смайли. – Какое там! – с сердцем воскликнула Энн. – Шейн относилась к Стелле гадко, вечно над ней насмехалась за то, что та была честных и простых нравов и душой не кривила. Оттого, по-моему, и ненавидела Шейн Стеллу, что Стелла не желала корчить светскую даму, а предпочитала быть такой, какая есть. Вот что не давало Шейн покоя. Шейн любит, когда другие пыжатся, состязаются в светскости, а она может вдосталь над ними глумиться. – Шейн это любит, и Карн это любит, – негромко прибавил Саймон. – Она ужасно как хорошо вела работу с иммигрантами. С ними у нее и связаны первые серьезные неприятности, – сказала Энн Сноу, слегка покачивая коньячную рюмку узкой рукой, – Неприятности? – Да, перед самой ее смертью. Вам не рассказывали? О ее крупной ссоре с мисс Д'Арси? – Нет. – Ну, понятно, что Д'Арси не стали рассказывать. А Стелла сплетнями не занималась. – Дайте-ка я изложу, – сказал Саймон. – Историйка занятная. Когда начался шум с Годом беженцев, Доротея Д'Арси зажглась благотворительным энтузиазмом, каковым возгорелся и ректор. Доротеины вспышки энтузиазма всегда синхронизированы с ректорскими. Она занялась сбором средств и отсылкой вещей в Лондон. Все это весьма похвально, однако в городе уже проходила, и вполне успешно, кампания помощи иммигрантам, объявленная мэром. Но нет, это Доротее не подходит: Карну и благотворительность нужна своя, отдельная; с плебсом ни компанию водить, ни кампанию проводить. Думаю, что вдохновлял Доротею ее брат. Как бы ни было, но по прошествии нескольких месяцев из Лондонского центра пришел, видимо, Доротее письменный запрос – не приютит ли в Карне кто-либо двоих иммигрантов, мужа с женой. Вместо того чтобы огласить это письмо, Доротея тут же написала в Лондон, что сама даст им приют у себя. Что ж, ладно. Эти двое приехали, Доротея и Феликс встали в гордую позу благодетелей, и местная печать разрекламировала это как пример британской гуманности. А месяца через полтора в один прекрасный день наши муж с женой постучались к Стелле. (Роуды с Д'Арси живут ведь по соседству, да и, помимо того, Стелла пыталась проявить участие к Доротеиным гостям.) Жена лила потоки слез, а муж метал громы и молнии, но Стеллу это не устрашило. Она их тут же провела в гостиную, чаем напоила. Наконец они на простейшем английском все же как-то объяснили, что сбежали от Д'Арси по причине дурного обращения. От жены требовалось с утра до ночи подвизаться в кухне, а мужа приставили в качестве бесплатного псаря к этим пакостным спаниелям, которых разводит Доротея. К безносым этим. – Той-спаниелям, – подсказала Энн. – Положение – хуже не придумаешь. Жена беременна, муж – дипломированный инженер, так что оба не вполне годятся на роль домашней прислуги. Они сказали Стелле, что Доротеи до вечера не будет дома – уехала на собачью выставку. Стелла посоветовала им побыть покамест у нее, а вечером пошла и сообщила Доротее о случившемся. Смелости Стелле не занимать было, как видите. То есть дело, собственно, не в смелости, а в простоте и прямоте. Доротея пришла в ярость и потребовала, чтобы Стелла немедленно возвратила «ее беженцев». Стелла в ответ заверила ее, что они не захотят возвращаться, и ушла домой. Дома позвонила в Лондонский центр и спросила у них совета. Оттуда прибыла представительница для беседы с Доротеей и ее подопечными, и в результате беженцы на следующий день вернулись в Лондон… Нетрудно вообразить, какой бы деликатес сделала Шейн Хект из этой истории. – А она не дозналась разве? – Стелла никому, кроме нас, не рассказала, а от нас дальше не пошло. Доротея же просто объявила, что беженцам нашлась работа в Лондоне, и на этом точка. – И давно это случилось? – Они уехали ровно три недели назад. Стелла в тот вечер ужинала у меня и рассказала, а ты был в Оксфорде на собеседовании, – напомнила Энн мужу.– Было это как раз три недели назад. – Бедный Саймон теперь кошмарно перегружен,– повер нулась она к Смайли. – Феликс Д'Арси нагрузил его еще и всеми экзаменационными работами, которые должен был про верить Роуд. Тут свои успей проверить, а еще и чужие – кошмар, – Да, – заметил раздумчиво Саймон. – Неделька выдалась неважная. Ситуация отчасти даже унизительная. У Роуда в классах есть и несколько моих прежних учеников. Кое-кого из них я считал практически невосприимчивым к точным наукам, а Роуд, видимо, добился с ними поразительных успехов. Одному такому – Перкинсу – пришлось поставить шестьдесят один балл. В прошлом же семестре он получил у меня пятнадцать баллов за куда более легкую работу. Его не оста вили на второй год лишь благодаря шумному вмешательству Филдинга. Он у Филдинга в корпусе. – Знаю, знаю – рыжеволосый, староста. – Вот как! – изумился Саймон. – Неужто знаете? – Филдинг нас познакомил, – туманно пояснил Смайли. – Кстати, об этом инциденте с иммигрантами вам, кроме Стеллы, никто не рассказывал? Не подтвердил случившегося, так сказать? Энн Сноу странно посмотрела на Смайли. – Нет. Только Стелла. Разумеется, Доротея Д'Арси и не заикнулась об этом. Но зато уж и возненавидела же она Стеллу! Смайли проводил гостей к автомобилю и, несмотря на их протесты, дождался, пока Саймон не завел мотор рукояткой. Наконец машина тронулась и угромыхала по тихой улице. Смайли с минуту еще стоял на тротуаре – странная, одинокая фигура, глядящая в пустую даль дороги. |
|
|