"Русь и Орда Книга 2" - читать интересную книгу автора (Каратеев Михаил Дмитриевич)

Глава 50

По великом заговений с Москвы прибежа во Тферь ко князю Михаилу Иван Васильев, сын тысетского Вельяминова, со многою лжею на христианскую напасть. Се же писах того ради, понеже от толе возгореся огонь. Пермская летопись

Весною 1374 года умер в Москве старый боярин Василий Васильевич Вельяминов, по обычаю того времени приняв перед смертью пострижение и схиму. В течение последних семнадцати лет он занимал пост московского тысяцкого, и теперь все с любопытством ожидали, кого князь Дмитрий Иванович назначит на его место.

Должность тысяцкого была весьма важной: по своему значению, уступая лишь великому князю и митрополиту, он являлся третьим лицом в государстве и, за исключением Церкви и постоянного княжеского войска, все городское и окрестное население находилось от него в тесной зависимости. Он ведал сбором всех воинских ополчений и в то же время, будучи градоначальником Москвы, держал в своих руках суд и расправу над горожанами, распределение повинностей и сбор торговых пошлин. Все это создавало тысяцкому широкие и прочные связи с верхами всех городских сословий, а если он бывал честолюбив и стремился к власти,– позволяло ему приобрести такую силу, с которой вынуждены были считаться не только бояре, но и сам великий князь.

Разумеется, на эту должность могли претендовать лишь знатнейшие из бояр, и в Москве она, со времен Ивана Калиты, фактически сделалась наследственной, закрепившись в роду Вельяминовых. Только однажды, в княжение Ивана Ивановича Кроткого – отца Дмитрия,– назначения тысяцким добился боярин Алексей Хвост. Но вскоре он был убит, как полагают, не без участия Василия Вельяминова, который после того и принял этот пост.

Такое положение позволило Вельяминовым стяжать огромные богатства и вознестись очень высоко. Сам Василий Васильевич являлся ближайшим советником и доверенным лицом великого князя Дмитрия Ивановичаю. Его жена, боярыня Мария, была крестной матерью княжича Константина Дмитриевича. Брат его Тимофей Васильевич был окольничим Дмитрия и главным воеводой, а оба сына – Иван и Микула – ближними боярами, причем второй из них, будучи женат на старшей сестре великой княгини Евдокии Дмитриевны, доводился свояком самому государю.

Теперь, после смерти старого Вельяминова, многие ожидали, что тысяцким будет поставлен его старший сын Иван. Конечно, последний и сам был убежден в своем праве на это, ведь тысяцкими были и отец его, и дед, и прадед. Этим создавался обычаи, а на Руси обычаи часто приобретали силу неписаных законов. Но чувствуя скрытое недоверие к себе великого князя, а главное, понимая, что он стремится к единовластию и потому едва ли не попытается упразднить эту должность вовсе,– Иван Васильевич не очень рассчитывал добром получить ее от Дмитрия и делал ставку на его соперника в борьбе за верховную власть над Русью – великого князя Михаилу Александровича Тверского.

Все же сейчас, когда помер отец, у него возникла надежда на то, что князь Дмитрии не рискнет так круто порвать со стародавним установлением и, может быть, слегка ограничив а правах, все-таки назначит его тысяцким. Но прошла неделя, прошел и месяц,– тщетно Иван Васильевич набивался на глаза великому князю и даже исподволь заводил о том речь,– Дмитрий Иванович упорно не хотел понимать его намеков и сейчас же переводил разговор на иное. Наконец Вельяминов не выдержал и отправился к брату Микуле, прося его, на правах родства с государем, замолвить ему слово, а в крайности хоть вызнать – каковы его намеренья?

Микула Васильевич, искренне преданный Дмитрию и не одобривший в душе происков брата, принял поручение неохотно, но все же его выполнил. Ответ он принес неутешительный: на Москве больше тысяцким не бывать. Тогда Иван Васильевич решил оказать давление на Дмитрия, пустив в ход обширные связи своей семьи. Но среди бояр он встретил мало сочувствия, почти все они завидовали исключительному положению Вельяминовых и вовсе не были склонны его укреплять. Зато недовольное растущими пошлинами купечество, которому Иван Васильевич, в случае назначения его тысяцким, посулил всевозможные послаблении и льготы, почти целиком оказалось на его стороне. Этому способствовало и еще одно обстоятельство, на котором Вельяминов тоже искусно играл: для успешной и прибыльной торговли московским купцам нужны были открытые пути на Восток, иными словами, мирные отношения с Ордой, а Дмитрий Иванович последнее время их постоянно нарушал. Московское купечество в ту пору было уже хорошо организовано, и благодаря большим богатствам, сосредоточившимся в его руках, оно представляло собой значительную силу, которой не мог пренебрегать великий князь, особенно в периоды войн и смут.

Для того чтобы использовать эту силу наилучшим образом, именно такое положение нужно было теперь создать боярину Вельямипову. И общая обстановка в этом ему благоприятствовала; летом какой-то ордынский отряд учинил грабежи и насилия в Нижегородском княжестве, вследствие чего в Нижнем Новгороде произошло возмущение, во время которого было перебито около двух тысяч находившихся в городе татар, и в том числе Мамаевы послы. В скорой времени пришли вести о том, что Мамай готовится в поход, чтобы наказать нижегородцев, и это заставило Дмитрия Ивановича немедленно приступить к сбору большого войска.

Таким случаем не преминул воспользоваться Иван Васильевич: он тотчас же отправил гонца к Тверскому князю, извещая его, что Дмитрий лишь прикрывается нижегородскими событиями, а на самом деле готовит поход на Тверь. В заключение он советовал князю Михаиле не ждать, пока его противник закончит сборы, а первым ударить на Москву, где ныне у него имеется немало доброхотов, которые изнутри пособят взять город.

Получив эти известия, Михаила Александрович всполошился и, в свою очередь снарядив гонца к великому князю Ольгерду,– в надежде, что он и на этот раз не откажет в помощи против Москвы,– принялся спешно собирать войско.

Но одному ему ведомыми путями обо всем этом прознал московский боярин Федор Андреевич Кошка, давно подозревавший Вельяминова, и на обратном пути перехватил его гонца.

Гонец не знал, что было написано в грамоте, которую он отвез Тверскому князю, но и того, что он рассказал под пыткой, оказалось достаточно, чтобы выявить измену Вельяминова. В страшном гневе князь Дмитрий приказал немедленно схватить «вора», но, предупрежденный кем-то из своих сторонников, Иван Васильевич успел бежать в Тверь.

– Сейчас вода течет на твою мельницу, Михаила Александрович,– говорил боярин Вельяминов Тверскому князю, поведав ему прежде обо всем, что произошло в Москве,– и ты этим пользуйся. Дмитрей хотя и готовит на тебя поход, а должен ныне оглядется на Орду,– не ударила бы ему в спину. Сам разумеешь, как Мамай-то распалился на него за дела в Нижнем! Стало быть, допрежь чем идти на Тверь, надобно ему как-то улестить Мамая. А это будет нелегко, особливо ежели мы сами не оплошаем.

– А что нам делать-то? Я так, вдруг, ударить на Москву тоже не могу: надобно собрать побольше войска, да и Ольгерд Гедиминович еще не готов.

– Ныне дело так повернулось, что малость обождать, пожалуй, и лучше: одно, что без помехи соберешь большую рать, а другое, что тем временем снова добудем тебе от хана ярлык па великое княжение. Это ведь тоже сила. С ярлыком ты перед Русью будешь в полном законе,– иду, мол, взять свое, а не то что позарился на соседскую вотчину! И при эдаком повороте не все удельные князья встанут за Дмитрея.

– Э, нет, боярин, знаю я уже Мамаевы ярлыки! Зазря продадут только деньги. Сперва я возьму Москву и Володимир,– тогда небось ярлык он и сам пришлет!

– Сейчас не то, что прежде было, Михаила Александрович. Говорю тебе,– Мамай на Дмитрия лют, как николи еще не бывал, и еще не так взъярится, когда мы ему доведем, В Нижнем побили татар по наущению Московского князя. Ты это на меня оставь. Есть у меня в Орде верный человек, сурожский гость, по имени Некомат. Было время, вызволил его из большой беды, и теперь он мне душою предан. Через него мы все это обладим в лучшем виде и ярлык тебе добудем без того, чтобы за него вдругораз платить. Разве что пошлем Мамаю два-три сорока бобров либо соболей в подарок.

– За тем дело не станет, можно и больше послать. Только так ли надежен человек твой Некомат? Не продаст он нас Дмитрею?

– Не сумневайся, княже. Готовь войско, а о прочем оставь заботу. Коли на то пошло, заместо того чтобы посылать в Орду гонца, я сам поеду и, если Господь поможет, к Рождеству Христову буду в обрат, с ярлыком.

– Ну, ежели так, действуй, Иван Васильевич, и я твоей службы вовек не забуду! Коли наша возьмет, будешь на Руси чем сам захочешь. Правься, с Богом, а я тем временем тоиже съезжу в Литву и столкуюсь обо всем с Ольгердом.

Свое обещание Иван Васильевич выполнил, хотя и не в столь короткий срок, как предполагал. Но в том была не его вина: ему пришлось потерять порядочно времени, покуда в Орде все успокоилось после небывалого по дерзости набега новгородской вольницы, которая, спустившись сверху на девяноста ушкуях, все лето бесчинствовала на Волге.

Сперва ушкуйники захватили и разграбили Великий Булгар, а потом двинулись вниз по реке, грабя прибрежные города и встречные караваны. Благодаря тому что они предусмотрительно сжигали за собой все причальные сооружения, верфи, суда и плоты, а сами все время оставались на плаву,– ни добраться до них, ни преследовать было не на чем, и, благополучно доплыв до Сарая-Берке, они ночью напали на него врасплох. Находившийся там Айбек-хан, менее всего ожидавший нападения с реки, не знавший ни сил противника, ни кто этот противник,– в панике бежал из своей столицы, которая была дочиста разграблена новгородцами, не пощадившими, разумеется, и ханского дворца, с его бесценной утварью.

Только поздней осенью ушкуйники, с богатой добычей, возвратились восвояси, но татары еще долго не могли успокоиться. Мамай был вне себя, и лишь после того, как посланный им отряд, в отместку за все, опустошил окраинные земли Нижегородского княжества,– сколько успел до наступления зимы,– Вельяминов, при помощи Некомата Сурожанина, смог добиться у него приема.

Но зато теперь дело решилось быстро и с легкостью, даже удивившей Ивана Васильевича: считая Дмитрия, как великого князя, ответственным и за избиение татар в Нижнем Новгороде, и за набег ушкуйников, Мамай не только сразу согласился передать Михаиле Александровичу ярлык на великое княжение, но еще и сам предложил отправить с Вельяминовым своего посла Ачи-ходжу, дабы он ханским именем помог Тверскому князю принять верховную власть над Русью и пресечь все попытки сопротивления со стороны Москвы.

В марте 1375 года Иван Васильевич, вместе с Некоматои Сурожанином и послом Ачи-ходжи, прибыл обратно в Тверь и вручил ханский ярлык князю Михаиле. Последний тоже не потерял минувшего времени даром: у него было собрано большое войско и он был готов хоть сейчас идти на Москву, во, как всегда, медлил и оттягивал поход Ольгерд. Наконец сговорились на том, что, как только кончится половодье, Михаила Александрович начнет военные действия на окраинах Московского княжества, чтобы выманить туда Дмитрия с войском, после чего Ольгерд, до последней минуты ничем не выдавая своих намерений, внезапно ударит на Москву. В апреле Ачи-ходжа послал к Дмитрию Ивановичу гонца, именем великого хана повелевая ему передать город Владимир и великое княжение над Русью Тверскому князю. Одновременно о том были оповещены все удельные князья, которым, под угрозой разорения их земель, запрещалось оказывать какую-либо помощь Дмитрию. А в мае Михаила Аександрович выступил в поход, захватил города Торжок и Углич и, почти не продвигаясь дальше, принялся грабить окрестности, в ожидании подхода московского войска. Но случилось не то, чего ожидал князь Михаила: Дмитрии Иванович знал о приготовлениях Твери и теперь решил раз навсегда покончить со своим соперником. По его распоряжению во всех подчиненных ему удельных княжествах уже сами собирали войска, а получив грамоту Ачи-ходжи, он обратился ко всем русским князьям с открытым призывом, в котором говорил: «Колико раз уже князь Тверской Михаила приводил ратью на Русь зятя своего, литовского князя Ольгерда Гедиминовича, и много зла христианам сотвориша. А ныне сложился он с безбожным Мамаем и со царем его, и со всею поганою Ордой. Мамай же яростью дышет на нас и аще сему попустим, имат нас всех покорити» ( Никоновская летопись) . И на этот призыв откликнулось около тридцати русских удельных князей, ибо все уже устали от усобиц и понимали, что именно Москва олицетворяет грядущее воскресение Руси. В этом списке, кроме подчиненных Москве князей,– Суздальского, Нижегородского, Ростовского, Ярославского, Белозерского, Стародубского, Муромского, Моложского, Оболенского, Тарусского и других, мы видим также трех князей, дотоле подчиненных Литве: Смоленского, Брянского и Новосильского, и даже близкого родственника Михаилы Александровича и его же удельного князя Кашинского. Двинулось на помощь Москве и войско Великого Новгорода.

В июле Дмитрий Иванович выступил с этой огромной ратью в поход, но пошел не к Угличу, где ждал его князь Михаила, а прямо на Тверь, захватывая и разоряя по пути тверские города.

Убедившись в том, что князь Ольгерд, осведомленный о силе Дмитрия, предпочитает пока воздерживаться от вмешательства в войну, и видя, что враг его без помехи двигается вперед, Михаила Александрович с войском спешно возвратился в свою столицу.

Первого августа московское войско овладело вотчиной князя Михаилы – городом Никулиным, который был разграблен и разрушен, а пятого осадило Тверь.