"О, счастливица!" - читать интересную книгу автора (Хайасен Карл)ДвадцатьДжолейн Фортунс выпрямилась так резко, что закачалась лодка. – Господи, какой ужасный сон! Кроум приложил палец к губам. Он заглушил мотор, в темноте они дрейфовали к острову. – Представь, – сказала она. – Мы на воздушном шаре, том, желтом, как в прошлый раз, – и ты вдруг требуешь у меня половину лотерейных денег. – Всего половину? – После того, как мы заполучили украденный билет. Ни с того ни с сего ты требуешь дележа пятьдесят на пятьдесят! – Спасибо тебе, агент Моффит, где бы ты ни был, – сказал Кроум. – Что? – Он и вбил тебе эту идею. – Нет, Том. На самом деле он сказал, что ты не показался ему обычным сребролюбивым подонком. – Стоп. Я уже краснею. Ночь была ветреной, по небу скользили легкие облака. С севера надвигался холодный фронт. В прорехах между облаками появлялись и исчезали звезды. Джолейн и Кроум приближались к острову по широкой дуге. Обрамленный деревьями берег казался черным и безжизненным – грабителей нигде не было видно, они скрылись выше по протоке с подветренной стороны. Кроум предположил, что группе еще рано выставлять часовых – наверное, мужчины слишком заняты разгрузкой. – Уверен, что они не заметили, как мы за ними следим? – спросила Джолейн. – Я ни в чем не уверен. Она подумала: нас таких двое. Том явно держался поближе к ней, дробовику и прочему. Она не могла не удивляться почему – загадка, которой она избегала с самого первого дня. Зачем он это делает? Что ему с того? Кроум не сказал ничего конкретного, что пробудило бы эти сомнения в Джолейн, – то был лишь отголосок целой жизни разочарований в мужчинах, которым она доверяла. Ялик подплыл ближе к мангровым деревьям, и она услышала, как Том сказал: «Держись». Потом лодка накренилась, Джолейн увидела, что он уже за бортом, вброд пробирается к берегу. В одном кулаке он держал носовой швартов, бесшумно подтягивая «Китобоя» по мелководью к полосе деревьев. Джолейн села прямо. – Будь осторожнее, – прошептала она. – Вода чудесная. – Москиты? Кроум понизил голос: – Не так уж и страшно. Сейчас бриз, подумала Джолейн. Москиты предпочитают жаркие тихие ночи, Будь сейчас август, они бы нас сожрали. – Видишь, куда бы пришвартоваться? – спросила она. – А если вон там? – Я туда и направляюсь. Пролив был ненамного шире самого ялика. Кроум посоветовал Джолейн лечь и прикрыть лицо, пока он будет протаскивать их сквозь сплетенье мангровых зарослей. Ветви скребли голые руки, в волосах запутался клочок осенней паутины. Джолейн крайне беспокоил скрежет корней по корпусу лодки, но Тома, похоже, это не волновало. Он выволок ялик на берег и помог ей выбраться. Через пятнадцать минут они распаковали и привели в порядок вещи. При свете карманного фонаря вытерли «ремингтон» и зарядили два патрона. Джолейн в первый раз после заката разглядела лицо Тома, и от этого ей стало легче. – Может, костер? – спросила она. – Не сейчас. – Он прислонил ружье к дереву и выключил фонарь. – Давай просто посидим и послушаем. Вибрирующая тишина успокаивала – ничего, кроме гудения насекомых и плеска волн у берега. Умиротворение напомнило Джолейн вечер в Симмонсовом лесу, когда они с Томом остановились посмотреть на оленя. Только в этот раз он сжимал ее руку. Он был напряжен. – Хорошее ты место нашел, – сказала она. – Мы здесь будем в безопасности. – Я все время слышу шум. – Это просто ветер в деревьях. – Не знаю. – Это ветер, Том. – Сразу видно, что он нечасто бывал на природе. – Давай разведем костер. – Они учуют дым. – Не учуют, если сами разожгли огонь, – успокоила она. – А я готова спорить на пять баксов, что так и есть. Спорим, у этой прелестной официанточки задница мерзнет в эдаких шортах. Том наломал выброшенных на берег веток, а Джолейн выкопала в песке ямку. Вместо трута они использовали пригоршни хрустящих высохших водорослей, окаймлявших берег. Пламя занялось быстро. Джолейн встала поближе, наслаждаясь теплом, согревавшим голые руки. Том отстегнул вылинявший синий брезентовый навес с ялика и расстелил его на земле. Джолейн тактично предложила ему передвинуться на ту сторону, откуда дул ветер, чтобы дым не попадал в глаза. – Хорошая мысль, – коротко согласился он. Они сели близко к огню – Том с кока-колой и батончиком гранолы, Джолейн с «Кэнада драй», коробкой крекеров «Голдфиш» и «ремингтоном». – Все удобства, как дома. – Ага. – Кроме радио. Разве Уитни сейчас не самое то? – Пытаясь его разговорить, Джолейн продребезжала: – Иийййя-аааа буду всяко любить тебяаааа… Короткий смешок, не больше. – Что-то не так? – спросила она. – Наверное, просто устал. – Да, пора бы уже. – На рассвете, пока они еще будут спать, надо будет сходить на разведку. – А если они рано встанут? – Сомневаюсь. У них море пива, – сказал Том. – Значит, на рассвете. А что потом? – Достанем их по одному. – Ты серьезно? – Не с дробовиком, Джолейн. Только если они не оставят нам выбора. – Ясно. Том открыл банку тунца и вилкой выложил рыбу на бумажную тарелку. Джолейн отмахнулась, прежде чем он успел предложить. – Я думал о твоем сне, – сказал он. – Ой-е. – Я не виню тебя за подозрительность. Только дурак бы не… – Это неправильное слово… – Послушай, – сказал он, – если бы я писал об этой истории, вместо того чтобы в ней участвовать, первым делом я бы спросил: «Откуда вы знаете, что этому малому помимо всего прочего не нужны ваши лотерейные деньги?» И все, что я могу сказать: мне – не нужны. Эта идея никогда не приходила мне в голову, и это правда. Откуда следует очевидный вопрос: что со мной, черт возьми, не так? Зачем я рискую жизнью ради женщины, которую знаю всего неделю? – Потому что я супер-особенная? – спросила Джолейн с полным ртом крекеров. – Эй, я пытаюсь быть серьезным! – Офигеть. Ты действительно не можешь объяснить, почему ты здесь. Ты, чья профессия – складывать вместе слова. Умный, успешный парень, который не колеблясь бросает все, оставляет позади целую жизнь… – Невероятно, я понимаю. Я действительно понимаю. – Он пристально смотрел в огонь. – Это просто показалось… необходимым. Джолейн глотнула имбирного эля. – Ну хорошо, мистер Кроум. Раз уж никто из нас не может вычислить ваши мотивы, давайте рассмотрим вероятности. – Костер гаснет. – Сядь на место. Давай начнем с секса. – С секса? – Да. С того, чем мы занимались прошлой ночью в мотеле, помнишь? Мы сняли одежду, один из нас взобрался на другого и… – Ты думаешь, я рисковал быть убитым злобными психопатами только ради того, чтобы затащить тебя в койку? – Некоторые мужчины пойдут на все. – Без обид, – сказал Том, – но я не настолько изголодался по нежности. – О, неужели? Когда, не считая прошлой ночи, ты в последний раз занимался любовью? – Неделю назад. – Ой… – Джолейн заморгала, опешив. – С женой судьи. – Кроум встал, чтобы подбросить еще плавняка в тлеющие угли. – По-видимому, она вела подсчет и записывала. Я, наверное, смогу получить экземпляр, если хочешь. Джолейн прекрасно справилась с удивлением. – Итак, мы исключили деньги и трах. А что с героизмом? Том невесело хихикнул: – О, как бы мне хотелось быть героем. – Бремя белого человека? – Возможно. – Или как тебе такой вариант: ты просто пытаешься что-то самому себе доказать. – Уже ближе. – Он лег, сцепив руки за головой. В отсветах костра Джолейн видела, как он вымотался. – Да, мы же пропустили лотерею, – сказал он. – Господи, точно – она ведь вчера вечером была? Пожалуй, нам было не до того. – Она нашла в сумочке купоны «Лотто», конфискованные Моффитом в квартире Бодеана Геззера. Развернула их веером, точно роял-флеш, чтобы Том увидел. – Чувствуешь себя любимцем фортуны? – Еще каким, – ответил он. – Я тоже. Она наклонилась и бросила билеты в огонь, один за другим. К тому времени, как они добрались до Перл-Ки, Бодеан Гез-зер и Пухл едва разговаривали друг с другом. Причиной была свежекупленная карта Флоридского залива, которую никто из них не был в состоянии расшифровать. Пухл обвинял Бода, а Бод обвинял картографов из Национальной администрации по океану и атмосфере, которые (как он настаивал) специально неправильно разметили отдаленные проливы, чтобы помешать тем, кто готовился выжить в любых условиях, например Истым Чистым Арийцам. На этот раз карту покупал не Пухл. Неспособность обоих мужчин разобраться в навигационных метках привела к последовательности высокоскоростных приземлений, серьезно покореживших алюминиевые винты. Катер начал трястись как блендер задолго до того, как ополченцы высадились на остров. Пухл волновался – он так надеялся впечатлить Эмбер своими мореходными умениями. Но во время третьей аварии после отбытия с Групер-Крик он услышал ее слова: – Это что, шутка? В настоящий момент он находился по пояс в воде, сражался с течением, изо всей силы упираясь в транец. Бод Геззер шлепал рядом с ним по мелководью, толкая правый борт. Эмбер сидела в катере вместе с Фингалом. И Пухл услышал, как Фингал ответил: – Если бы. Сопливый уебок. Хлюпая по глине, Пухл понял, что его тревоги обратились к лотерейным билетам. Оба были спрятаны в панели управления: украденный, до сих пор мокрый от недавней чуть было не случившейся катастрофы, и тот, что лежал в бумажнике Бода, – Геззер его переложил, когда Пухл заставил его спуститься за борт и толкать. Дешевые пластиковые дверцы панели не закрывались. Пухл решил прострелить Фингалу коленные чашечки, если тот хотя бы приблизится туда. Ночь спустилась раньше, чем они высадились на Перл-Ки. Бод Геззер с помощью топлива для зажигалки развел костер. Пухл разделся и повесил промокшую одежду на мангровых деревьях. Фингалу приказали разгрузить лодку. Он не мог поверить, что Пухл разгуливает по лагерю в одном белье, прямо перед Эмбер. – Спрей от насекомых нужен? – спросил ее Пухл. – Мне холодно, – ответила она. В одно мгновение Фингал подскочил с армейским одеялом. Пухл выхватил его и укутал плечи Эмбер. Вручил ей аэрозольный баллончик с репеллентом и потребовал: – Набрызгай-ка малехо мне на ноги, а? Она сделала, как было велено, выражение ее лица скрывала долговязая тень Пухла. Бод Геззер косился от костра – они сделали глупость; такой девчонке не место в военизированном отряде. Фингал тоже переживал, но по другому поводу. – В вещмешке есть сухой камуфляж, – пискнул он. Пухл его игнорировал. Он, казалось, полностью расслабился в своих заляпанных грязью коротких трусах. – Ну, Эмбер, – сказал он. – И где ж вы все спали той ночью? – В машине. Пухл мрачно уставился на Фингала, и тот добавил: – На обочине. – Это так? – Бля, а в чем ваще дело-то? – Фингалу не понравилось, как Пухл ставит его на место – следит за ним, ведет себя так, будто Фингал что-то скрывает. На помощь пришла Эмбер. – Это «краун-виктория». Там футбольную команду можно разместить, – сказала она. – Я спала на заднем сиденье, Фингал на переднем. Еще что-нибудь интересует? Пухл покраснел и засуетился. Меньше всего он хотел выводить ее из себя – блин, да некоторым девчонкам льстит, когда ревнуешь. Он предложил Эмбер банку «бад-вайзера». – Нет, спасибо. – Вяленого мяса? – Пожалуй, я пас. Бодеан Геззер изрек: – Надо устроить собрание. Сладкая моя, оставь-ка мужчин одних минут так на тридцать. Эмбер посмотрела на серые заросли, потом повернулась к Боду: – И куда, по-вашему, мне идти? Фингал перебил, сказал, что нет ничего такого в том, что она останется. – Она знает, кто мы, и она на все сто за программу. На этот раз настала очередь полковника недобро воззриться на Фингала – но тот не отступал: – Она даже обещала исправить мне татуировку! – Очень жаль, что она не может исправить тебе твои ебаные мозги, – буркнул Пухл, теребя пластырь на глазу, словно коросту. Бодеан Геззер чувствовал, что влияние на новорожденный отряд ускользает у него из рук. Эмбер должна заткнуться и вести себя как надо, вот и все. Ее присутствие дезорганизовывало – особенно ее аромат. И хотя Бод был благодарен за любое благоухание, которого хватило бы для нейтрализации Пухлова пота, он чувствовал, что задыхается от духов Эмбер. Они затуманивали мозг непристойными мыслями, в том числе пугающе откровенными. Бод злился на себя за увлечение грязными фантазиями, когда нужно полностью сосредоточиться на выживании. Он расправил просмоленную парусину и призвал собравшихся к порядку. Эмбер села скрестив ноги в центре брезента, Фингал и Пухл – по бокам. – Как вам известно, – начал Бод, – мы здесь, на этом острове, поскольку что-то – кто-то, – называющий себя «Черным приливом», всеми силами стремится нас уничтожить. У меня нет сомнений, это негритянская операция, весьма хитрая, и, я полагаю, они в конце концов нас найдут. Мы проделали весь этот путь сюда, чтобы перегруппироваться, привести в отличное состояние оружие и укрепить оборону. Я всем сердцем христианина верю – мы одержим победу. Но чтобы разбить этих черных ублюдков, мы должны быть готовы, мы должны быть командой: вооруженной, дисциплинированной и хорошо организованной. Очень скоро Америка окажется под ударом – мне не нужно вам об этом напоминать. Новый мировой трибунал, коммунисты, НАТО и так далее. Но сейчас это наше первое большое испытание, этот «Черный прилив»… ну что еще? Девочка из «Ухарей» подняла руку. – У тебя вопрос? – всполошился Бод Геззер. – Да. Как вы себе это все представляете дальше, парни? – Не понял? – План, – пояснила Эмбер. – Какой у вас долгосрочный план? – Мы – Истые Чистые Арийцы. Мы верим в чистоту и превосходство белых европеоидов. Мы уверены, что наши христианские ценности были преданы и отвергнуты правительством Соединенных Штатов… Произнося все это, Бодеан Геззер сердито смотрел на Пухла. Как, интересно, они собираются выиграть расовую войну, пока рядом ошивается чертова официантка? Пухла не раздосадовало вмешательство Эмбер – он был слишком занят, пытаясь украдкой разглядеть, что у нее под шортами. Фингал же, напротив, был крайне внимателен. Последовав примеру Эмбер, он поднял правую руку и помахал Боду. – Что?! – Полковник, вы сказали – евро-что-то… – Европеоиды. – Не растолкуете, что это такое? – попросил Фингал. – Белые люди, – отрезал Бод Геззер. – Белые люди, чьи предки из Англии, типа, или Германии. Из всяких таких мест. – Ирландия? – спросила Эмбер. – Да, конечно. Дания, Канада… сечешь фишку? – Он поверить не мог, что они такие придурки – понятие этнической чистоты не так уж замысловато. Потом Фингал сказал: – В Мексике тоже есть белые люди. – Чушь. – Один чувак работал в дневную смену в «Хвать и пошел». Билли его звали. Он выглядел ужасно белым, полковник! Бод начал закипать. Он набросился на Фингала и ударил его в висок. Фингал взвыл и шлепнулся Эмбер на колени. Пухл наблюдал, страдая от зависти. Наклонившись, Бод взял Фингала за подбородок: – Слушай, ты, прыщавый маленький слизняк! На свете божьем нет таких вещей, как белые мексикашки по имени Билли или Хуйлио или еще, блядь, как-нибудь. Белых кубинцев и испанцев тоже не бывает! – Но Испания в Европе, – возразила Эмбер с абсолютным хладнокровием, поглаживая колючий Фингалов череп. Пухл, которому надоело быть в стороне, объявил: – А она дело говорит. – И потом, с глупой ухмылкой повернувшись к девушке: – А сам-то он ни в жисть слово «ниггер» не скажет! Бодеан Геззер глубоко вздохнул и медленно обошел вокруг костра. Ему нужно остыть; ему нужно оставаться спокойным и здравомыслящим. – Когда я говорю о белых европеоидах, – сказал он, – я имею в виду Пухл нетерпеливо вмешался: – Ну давай уже приступим! – К огромному его облегчению, Фингал сел, отцепившись от бедер Эмбер. В отблесках пламени ее нейлоновые чулки восхитительно поблескивали – Пухл едва удерживался от того, чтобы их погладить. Вообще-то прошло всего несколько секунд, прежде чем он все же осмелился. А когда осмелился, Эмбер врезала ему по лицу. – Посмотри, что ты сделал! – выкрикнула она. При неудачной попытке облапать ноги рука Пухла чем-то зацепилась за чулки. Крабовой клешней, уныло понял он. – Что на тебя нашло?! – И Эмбер ударила его еще раз. Она хотела, чтобы похитители поняли – она боец и любое прикосновение им дорого обойдется. Главное правило официантки: защищай свое достоинство. Пухл опрокинул пиво, неуклюже пытаясь освободить руку. – Я сама, – огрызнулась Эмбер. Бод Геззер с отвращением сунул насаженный на вертел кусок вяленого мяса в огонь. Фингала происходящее ошеломило. Страх Эмбер быть изнасилованной больше не казался безосновательным – чего не скажешь о галантной клятве Фингала ее защищать. Пухл слишком сильный и мерзкий; убить его во сне – вот и весь выбор Фингала. Клешни краба прорвали дыру в чулке Эмбер. – Вот черт, – пробормотала она. И Пухлу: – Надеюсь, ты счастлив, Ромео. – Вот такие паршивые фокусы выкидывал ее парень Тони, лапая ее промежность на людях. Пухл велел ей успокоиться. Порылся в холодильнике в поисках нового пива. Потом развернул замшу и принялся (злобно хихикая) собирать «АР-15». Бод притворился, что ничего не заметил. Эмбер взяла фонарь и пошла в лес переодеваться. Вышла уже в одном из камуфляжных комбинезонов Бода Геззера, «Мшистый дуб». Пухла мгновенно обуяло уныние. Он тосковал по обрезанной футболке и блестящим шортам. Попытался представить Ким Бейсингер в виде охотника на медведей и не смог. Зато Бодеан Геззер понял, что безнадежно одурманен трепещущим видением в пятнистом камуфляже. Его камуфляже. Добили его изящные белые кеды. – Собрание окончено, – объявил он и тяжело сел. Эмбер, которая всерьез перепугалась, решила этого не показывать. Она зашагала прямиком к Пухлу: – Нам надо поговорить. – Ща, пять сек, с винтовкой разберусь. – Нет. Прямо сейчас. Она взяла его за руку – за искалеченную клешней руку! – и повела в тень мангровых зарослей. Фингал был ошарашен. Девчонка что, с ума сошла? Боду Геззеру это тоже не понравилось. Он понял, что скрежещет зубами; только женщина могла заставить его так себя вести. Не будь дураком, предостерег он себя. На похоть нет времени. И все же он не мог перестать думать о ней, о том, как комбинезон «Мшистый дуб» будет пахнуть, когда она его снимет. Или когда Пухл его сорвет – в этом случае Боду, возможно, придется вышибить ему мозги. Исключительно ради поддержания дисциплины. Углубившись в лес на двадцать ярдов, Эмбер развернулась и направила фонарь в лицо Пухлу. Она сказала: – Я знаю, чего ты хочешь. – Тут не надо быть гением. – Что ж, варианта два. Ты можешь поступить как свинья и изнасиловать меня, и я навеки возненавижу твой стояк. Или мы можем постараться узнать друг друга лучше и посмотреть, что будет дальше. Здоровый глаз Пухла жмурился от пронзительного света, он пытался разобрать выражение ее лица. Пухл сказал: – Я ж думал, что уже тебе по душе пришелся. В кабаке-то так и казалось. – Давай объясню тебе кое-что: если я улыбаюсь посетителю, это еще не значит, что я хочу его выебать. Это слово шокировало Пухла до глубины души. – А если ты меня изнасилуешь, – продолжила Эмбер, – это будет худший секс из тех, что у тебя был. – П-почему? – Потому что я ни мускулом не пошевелю, ни звука не издам. Буду лежать, как холодный мешок грязи, скучая до зевоты. Может, даже время засеку. – Она подняла запястье, чтобы он увидел блик от часов. Пухл выдохнул: – Твою бога душу… – Чувствуя, что съеживается, он теперь жалел, что не надел каких-нибудь штанов. – Или мы можем попробовать быть друзьями, – сказала Эмбер. – Как по-твоему, справишься? – Конечно. – В ушах у него гудело. Он хлопнул по ним. – Мошки, – заметила Эмбер. И отогнала их. – Спасибо. – Так мы договорились? – Она протянула руку. Пухл взял ее. На какое-то мгновение он решил было повалить Эмбер и трахнуть прямо тут, но передумал. Ебать холодный мешок грязи – приятного мало, даже если этот мешок выглядит как кинозвезда. Он подумал: черт, проститутки хоть ведут себя так, будто им нравится. – А какие ж тебе тогда парни по душе? – спросил он. – Твой-то дружок тоже не ахти какой вежливый. – Иногда он перебарщивает, – сказала Эмбер. – А чего ж ты с ним? Никак богатый? – У него все в порядке. – Большая жирная ложь. – Спорим, я побогаче буду, – заявил Пухл. – Ну да, конечно. – А насчет четырнадцати миллионов чертовых долларов что скажешь? Фонарь выключился. В темноте он услышал слова Эмбер: – Врешь. – Запах ее духов стал сильнее, будто она шагнула ближе. – Нет, не вру. Четырнадцать миллионов. – Расскажи-ка мне о них. Между проплывающими облаками появился просвет, и несколько мгновений Пухл видел ее глаза в свете звезд. Он будто рывком вернулся в жизнь – рука с клешней сама собою поползла к паху. Эмбер сказала: – Может, прогуляемся завтра. Только ты и я. – Я за. – От возбуждения у него закружилась голова. Потом Эмбер заговорила шепотом: – Да, у меня есть для тебя кое-что. – Она взяла его неповрежденную руку – прижатую к боку, – нежно раскрыла ладонь и положила в нее что-то мягкое. Даже в темноте Пухл понял, что это. Ее оранжевые форменные шорты. – Маленький символ нашей дружбы, – сказала она. |
||
|