"Через пустыню" - читать интересную книгу автора (Май Карл)

Глава 9 В РАЗВЕДКЕ

Прежде всего моей целью было разыскать самое южное племя — джовари. Самый удобный путь к ним лежал вдоль реки Тартар, текущей почти параллельно Тигру; разумеется, я допускал, что на ее берегах могут пасти свои стада обеиды, и поэтому держался немного западнее долины. Я рассчитывал достичь Тигра всего в одной миле выше Тикрита. Тогда я наверняка наткнулся бы на разыскиваемое племя.

Провиантом меня снабдили в достатке, воды для коня не требовалось, ибо травы были в полном соку. И мне, таким образом, вовсе не надо было заботиться о том, как выдержать выбранное направление, уклоняясь от любой неприятной встречи. Одну из этих задач обеспечивали умение ориентироваться, солнце и компас, а другую — подзорная труба, при помощи которой я мог узнать обо всем, прежде чем обнаружат меня самого.

День прошел без каких-либо приключений, а вечером я прикорнул за одинокой скалой. Прежде чем я уснул, мне пришла в голову мысль: не лучше ли было бы доехать до Тикрита, поскольку там я, не привлекая внимания, мог узнать все, что мне нужно. Но такая поездка оказалась бы излишней, как выяснилось на следующее утро. Спал я очень крепко и проснулся только от громкого фырканья моей лошади. Поднявшись, я увидел пятерых всадников, приближавшихся ко мне с севера. Они были так близко, что уже заметили меня. О бегстве я и не помышлял, хотя мой вороной быстро унес бы меня от любой опасности. Итак, я поднялся, уселся поудобнее, готовый ко всему, и как бы небрежно взял в руки штуцер.

Они подскакали галопом, осадив лошадей в считанных шагах от меня. Не найдя в выражении их лиц ни малейшей враждебности, я тоже не выказывал пока беспокойства.

— Селям алейкум! — поприветствовал меня один из них. — Алейкум! — ответил я.

— Ты спал этой ночью здесь?

— Именно так.

— Разве у тебя нет палатки, в которой ты смог бы отдохнуть?

— Нет. Аллах разделил свои дары по-разному. Одному он дал крышу из войлока, а покрывалом другому оставил небо.

— Но у тебя могла бы быть палатка. Лошадь же у тебя есть, а она стоит дороже сотни палаток.

— Это мое единственное имущество.

— Не продашь ли его?

— Нет.

— Ты, видно, из племени, расположившегося недалеко отсюда.

— Почему?

— Твой жеребец совсем свежий.

— И все же мое племя живет за много дней пути отсюда, далеко за священными городами Запада.

— Как называется твое племя?

— Уэлад-герман.

— Да, там, в Магрибе, чаще говорят «уэлад» вместо «бени» или «абу». Почему ты так далеко уехал из своей страны?

— Я побывал в Мекке, а теперь еще хочу повидать поселения кочевников и расположенные в Персии города, чтобы побольше рассказать своим соплеменникам, когда вернусь домой.

— И куда же твой путь лежит сейчас?

— Все время на восход солнца, куда ведет меня Аллах.

— Тогда ты можешь поехать с нами.

— А какова ваша цель?

— Мы едем к скалам Кернина. Чуть повыше их, на берегах Тигра и на островах, пасутся наши стада.

Хм! Может быть, эти люди как раз и есть джовари? Они спрашивали меня, значит, не покажется невежливым, если и я кое-что разузнаю. И спросил:

— Какому племени принадлежат эти стада?

— Племени абу-мохаммед.

— А поблизости есть еще и другие племена?

— Да. Ниже по течению живут алабеиды, которые платят дань шейху Кернины, а выше — джовари.

— А те кому платят дань?

— Сразу видно, что ты прибыл из дальних стран. Джовари никому ничего не платят. Наоборот, они сами собираютдань.

— Вы с ними воюете?

— Да. Мы объединились с алабеидами. Если хочешь совершить подвиг, будем воевать вместе. Но почему ты спал здесь, под Львиным холмом?

— Я не знаю этих мест. Я устал и прилег отдохнуть, вот и все.

— Аллах керим… Ты — любимец Аллаха, иначе Людоед разорвал бы тебя. Ни один араб не смог бы здесь пролежать и часа, потому что вокруг этой скалы водятся львы.

— На реке Тигр водятся львы?

— Да, в нижнем течении; зато дальше вверх ты встретишь только леопардов… Хочешь поехать с нами?

— Если смогу быть вашим гостем.

— Ты — наш гость. Вот тебе наши руки. Давай обменяемся финиками!

Мы соединили ладони, а потом я получил от каждого по финику и сразу же съел их, отдав взамен пять своих, также немедленно употребленных в пищу. После этого мы направились на юго-восток. Через некоторое время мы переправились через Тартар, и равнина стала более холмистой.

Пять моих спутников оказались почтенными кочевниками; в их сердцах не было места для фальши. Они ездили на свадьбу в дружественное племя и теперь возвращались, полные веселых воспоминаний о празднествах и пирах, в которых принимали участие.

Местность становилась все выше, но потом вдруг снова стала понижаться. С правой стороны вдали показались руины старого Текрита, с левой, также на большом удалении — Джебель-Кернина, а прямо перед нами раскинулась долина Тигра. За полчаса мы добрались до реки. В этом месте она была широкой, пожалуй, с английскую милю, а воды ее разделялись большим, вытянутым в длину и поросшим зеленью островом, на котором я заметил множество палаток.

— Поедешь с нами на ту сторону? Наш шейх очень обрадуется такому гостю!

— Но как нам удастся переправиться?

— Ты это сейчас увидишь, потому что нас уже заметили. Следуй за нами вверх по течению. Там пристает келек.

Келеком здесь называют паром, длина которого раза в два больше ширины. Он состоит из надутых козьих шкур, скрепленных деревянными перекладинами, на которые положены либо бревна, либо доски, а на них уже кладут груз. Все это перевязывается ивовыми прутьями. Правят таким паромом, или плотом, при помощи двух весел, изготовленных из расщепленных кусков бамбука. Именно такая конструкция и отделилась от острова. Паром был настолько велик, что мог бы выдержать и побольше, чем шестеро всадников. Он доставил нас невредимыми на ту сторону.

Нас приветствовали несколько собак, толпа детей и старый, достойного вида араб, отец одного из моих спутников.

— Позволь мне отвести тебя к шейху, — сказал мой прежний собеседник.

В дороге к нам присоединились еще мужчины, скромно державшиеся позади и не пристававшие ко мне с расспросами. Они не сводили восхищенных глаз с моего коня. Путь был недолгим. Вскоре мы оказались перед вместительной хижиной, построенной из ивовых стволов, крытой бамбуком и обитой снаружи матами. Когда мы вошли, с циновки поднялся крепко сбитый человек. Перед нашим приходом он был занят точкой своего ножа.

— Селям алейкум! — приветствовал я его.

— Алейк! — ответил он, буравя меня взглядом.

— Позволь мне, о шейх, привести этого человека к тебе, — попросил мой спутник. — Он — благородный воин, и я не осмеливаюсь предложить ему свою палатку.

— Кого привел ты, тот и для меня желанен, — таков был ответ.

Мой спутник удалился, и шейх протянул мне руку.

— Садись, о чужестранец. Ты устал и голоден. Ты должен отдохнуть и поесть, однако прежде разреши мне посмотреть на твоего коня!

Чисто арабский подход: сначала позаботься о лошади, а потом уже о человеке. Когда шейх вернулся, я сразу же заметил, что осмотр вороного добавил уважения к хозяину.

— У тебя благородное животное, машалла! Я могу позволить тебе остаться! Я знаю этого коня.

— Откуда же ты его знаешь?

— Это же лучший конь хаддединов.

— Ты знаешь шейха хаддединов?

— Мохаммеда Эмина?

— Да. Я пришел от него.

— Он послал тебя ко мне?

— Не совсем, но и к тебе тоже. Я пришел к тебе как его посланец.

— Сначала отдохни, потом все расскажешь.

— Я не устал, а то, что мне надо сказать тебе, столь важно, что я мог бы сказать это немедленно.

— Так говори!

— Я слышал, что джовари — твои враги.

— Да, это так, — ответил он, сохраняя мрачное выражение лица.

— Они и мои враги, а также враги хаддединов.

— Я это знаю.

— А знаешь ли ты, что они заключили союз с абу-хаммед и обеидами для нападения на хаддединские пастбища?

— Я это знаю.

— Я слышал, что ты объединился с алабеидами, чтобы проучить грабителей?

— Да.

— И вот я приехал к тебе, чтобы обсудить детали.

— В таком случае я еще раз скажу тебе «добро пожаловать»! Ты подкрепишься и не покинешь нас, пока я не созову старейшин.

Не прошло и часа, как вокруг меня и шейха сидели восемь человек, отрывая большие куски мяса от поданного нам барана. Эти восемь и были старейшинами племени абу-мохаммед. Я чистосердечно рассказал им, как советовался с хаддединами и стал посланцем их шейха.

— Что ты хочешь предложить нам? — напрямую спросил шейх.

— Ничего. Над вашими головами прошло больше лет, чем над моей. Младшему не пристало определять дорогу старшим.

— Ты говоришь, как старик. Твоя голова еще молода, но ум твой стар, иначе Мохаммед Эмин не сделал бы тебя своим посланцем. Говори! Мы послушаем, а потом решим.

— Сколько воинов насчитывает твое племя?

— Девятьсот.

— А племя алабеидов?

— Восемьсот.

— Итого тысяча семьсот. Ровно половина того, чем располагают соединенные враги.

— Сколько воинов у хаддединов?

— Тысяча сто. Однако часто не все зависит от численности. Вы знаете, когда джовари соединятся с абу-хаммед?

— На следующий день после Яум-эль-джума, дня собраний, пятницы.

— Ты это точно знаешь?

— У нас есть надежные союзники среди джовари.

— И где они должны соединиться?

— У развалин Хан-Кернина.

— А что будет потом?

— Потом оба племени пойдут на соединение с обеидами.

— Где назначена встреча?

— Между порогами Эль-Келаб и горами Кануза.

— Когда?

— На третий день после дня собраний.

— Ты исключительно хорошо информирован. Куда они повернут потом?

— К пастбищам хаддединов.

— Что вы намерены предпринять?

— Мы нападем на палатки, в которых враги оставят своих женщин и детей, а потом уведем их стада.

— Разумно ли это будет?

— Мы вернем украденное у нас.

— Верно. Но у хаддединов одиннадцать сотен воинов, в то время как у врагов — три тысячи человек. Они победят, вернутся и начнут преследовать вас, чтобы отобрать у вас не только награбленное, но и теперешнее имущество. Если я не прав, скажи это.

— Ты прав. Мы надеялись, что хаддединов усилят другие племена шаммаров.

— Но эти племена атакованы войсками мосульского губернатора.

— Что же ты нам посоветуешь? Самым лучшим было бы уничтожение врагов поодиночке. Разве не так?

— Вы победили бы одно племя, а два других насторожились бы. На них надо напасть сразу же после соединения, а значит — у порогов Эль-Келаб. Если вы на это согласны, Мохаммед Эмин спустится со своими воинами с гор Кануза на третий день после Яум-эль-джума и обрушится на врагов, тогда как вы двинетесь с юга и тем самым загоните их в пучину Эль-Келаб.

Этот план после длительного обсуждения был принят и разработан во всех деталях. За разговорами прошла большая часть послеполуденного времени, и, поскольку наступил вечер, мне пришлось остаться на ночлег. На следующее утро я заблаговременно поднялся и вскоре поскакал назад тем же путем, каким приехал сюда.

Задача, казавшаяся такой трудной, была решена настолько легко и просто, что я постыдился бы даже рассказывать об этом. Нет, вороного нельзя заслужить так дешево. Но что же еще я мог сделать? Может быть, мне стоит изучить заранее поле сражения? Игнорировать эту мысль я не смог. И вот я не стал переправляться через Тартар, а поскакал по его левому берегу на север, намереваясь достичь гор Кануза. Только далеко за полдень мне пришла в голову мысль, не частью ли этих гор было вади Джехеннем, в котором мы с англичанином повстречали конокрадов. Я не смог получить ответ на этот вопрос и поехал дальше, держась правее, чтобы проехать поблизости от Джебель-Хамрина.

Солнце почти склонилось к закату, когда я заметил двоих всадников, появившихся на западе и приближавшихся ко мне с большой скоростью. Увидев меня, они на мгновение замедлили ход лошадей, однако потом поскакали прямо ко мне. Надо ли было бежать? От двоих? Нет! Я остановил коня и спокойно подождал, когда они подъедут.

Всадники оказались мужчинами во цвете лет. Они осадили коней прямо передо мной.

— Кто ты? — спросил один из них, жадно разглядывая вороного.

С таким обращением у арабов я еще не встречался.

— Чужеземец, — ответил я кратко.

— Откуда ты приехал?

— С запада, как видите.

— Куда ты направляешься?

— Туда, куда ведет меня кисмет.

— Едем с нами. Ты будешь нашим гостем.

— Благодарю тебя. Меня уже ждет гостеприимный хозяин, позаботившийся о моем ночлеге.

— Кто?

— Аллах. Прощай!

Я был слишком беззаботен, иначе не отвернулся бы именно в тот момент, когда один из них полез за пояс, а в следующее мгновение его палица полетела мне в голову, и я свалился с коня. Правда, обморок длился недолго, но разбойники успели тем временем меня связать.

— Селям алейкум! — приветствовал теперь меня один из них. — Раньше мы были недостаточно вежливы, и ты отверг наше гостеприимство. Кто ты?

Естественно, я не ответил.

— Кто ты?

Я молчал, хотя он сопроводил свой вопрос пинком.

— Оставь его, — сказал другой. — Аллах совершит чудо и раскроет ему рот. Он пойдет или поедет?

— Пойдет.

Они ослабили мне путы на ногах и привязали к стремени одной из лошадей. Потом взяли моего вороного за повод и отправились прямо на восток. Так, несмотря на своего доброго коня, я стал пленником.

Местность все время поднималась. Мы проехали между двух сблизившихся гор, и вот я увидел, как в одной из долин засветилось множество огней. Тем временем наступила ночь. Мы свернули в долину, миновали множество палаток и наконец остановились перед одной из них, откуда вышел молодой человек. Он посмотрел на меня, я — на него… Мы узнали друг друга.

— Аллах-иль-Аллах! Кто этот человек? — спросил он.

— Мы встретили его там, на равнине. Он чужестранец и не навлечет на нас кровной мести. Посмотри только на его коня.

Услышав это обращение, молодой человек подошел к вороному и удивленно вскрикнул:

— Аллах акбар, это же конь Мохаммеда Эмина, хаддедина! Ведите этого человека к моему отцу. Пусть он его выслушает. Я созову остальных.

— Что делать с конем?

— Он останется у палатки шейха.

— А с оружием?

— Пусть его внесут в палатку.

Полчаса спустя я снова предстал перед собранием, на этот раз — перед собранием судей. Здесь мое молчание не помогло бы, поэтому я решил говорить.

— Ты знаешь меня? — спросил самый старший из присутствующих.

— Нет.

— Ты знаешь, где находишься?

— Не имею понятия.

— Тебе ведом этот молодой и храбрый араб?

— Да.

— Где ты его видел?

— У Джебель-Джехеннем. Он украл у меня четырех лошадей, а я их вернул себе.

— Не лги!

— Кто ты такой, что так говоришь со мной?

— Я Зедар бен Ули, шейх племени абу-хаммед.

— Зедар бен Ули, шейх конокрадов!

— Человек, молчи! Этот юный воин — мой сын.

— В таком случае можешь гордиться им, о шейх!

— Молчи, еще раз тебе говорю, иначе раскаешься. Кто конокрад? Ты! Кому принадлежит конь, на котором ты приехал?

— Мне.

— Не лги!

— Зедар бен Ули, благодари Аллаха, что мне связали руки. Если бы это было не так, ты никогда бы больше не назвал меня лжецом!

— Свяжите его покрепче! — приказал шейх.

— Кто посмеет поднять на меня руку — на хаджи, в сумке у которого есть вода Земзема!

— Да, я вижу, что ты хаджи, раз накинул хамайль. Но в самом ли деле у тебя есть с собой вода священного Земзема?

— Конечно.

— Так дай ее нам.

— Ни в коем случае.

— Почему же?

— Я вожу воду только для друзей.

— Значит, мы для тебя враги?

— Да.

— Но мы не причинили тебе никакой обиды. Мы только хотим вернуть украденную тобой лошадь ее владельцу.

— Владелец этого коня — я.

— Ты хаджи, носящий священную влагу Земзема, но тем не менее ты говоришь неправду. Я очень хорошо знаю этого жеребца. Он принадлежит Мохаммеду Эмину, шейху хаддединов. Как он попал к тебе?

— Шейх подарил мне коня.

— Ты лжешь! Ни один араб не подарит такого коня.

— Я уже сказал, что ты должен благодарить Аллаха за то, что я связан!

— Почему он тебе его подарил?

— Это его и мое дело; вас это не касается!

— Ты очень вежлив, хаджи! Должно быть, ты оказал шейху большую услугу, раз он сделал тебе такой подарок. Мы тебя больше не будем спрашивать об этом. Когда ты расстался с хаддединами?

— Позавчера утром.

— Где пасутся их стада?

— Этого не знаю. Стада арабов пасутся в разных местах.

— Мог бы ты провести нас туда?

— Нет.

— Где ты был с позавчерашнего утра?

— Повсюду.

— Хорошо. Не хочешь отвечать — тогда ты увидишь, что с тобой случится. Уведите его!

Меня отвели в маленькую низкую палатку и там привязали. Справа и слева от меня сели два бедуина. Спали они попеременно. Я подумал, что судьбу мою решат еще сегодня, однако обманулся в этом, ибо собрание, как я слышал, разошлось, а мне ничего не сказали о принятом решении. Я заснул. Беспокойный сон мучил меня. Будто лежал я не здесь, в палатке на берегу Тигра, а в одном из сахарских оазисов. Горел костер, чашка с финиковым напитком переходила из рук в руки, шла негромкая беседа. Внезапно послышался раскатистый гром, которого не забудет никто из слышавших его — раскаты львиного рыка. Асад-бей, душитель стад, пришел за своим ужином. Его голос раздался снова и ближе — я проснулся.

Но было ли это сном? Возле меня лежали оба сторожа, и я слышал, как один из них молился святой Фатиме. В третий раз загремел гром. Это оказалось реальностью: лев бродил вокруг лагеря.

— Вы спите? — спросил я.

— Нам не до сна.

— Вы слышите льва?

— Да. Сегодня он в третий раз выходит на охоту.

— Так убейте его!

— Кто же может убить его, могущественного, благородного, хозяина смерти?

— Трусы! Он и в лагерь зайдет?

— Нет. Иначе люди не стояли бы перед палатками, слушая его голос.

— И шейх с ними?

— Да.

— Выйди и скажи ему, что я убью льва, если он вернет мне мое ружье.

— Ты с ума сошел!

— Я в полном уме. Иди скорее.

— Ты серьезно?

— Да. Передай шейху, что я сказал.

Я был так возбужден, что охотнее всего разорвал бы сам свои путы. Через несколько минут сторож вернулся. Он отвязал меня.

— Следуй за мной! — приказал он.

Снаружи стояло много мужчин с оружием в руках; ни один, очевидно, не осмеливался выйти из-под защиты палаток.

— Ты желал со мной говорить. Чего ты хочешь? — спросил шейх.

— Позволь мне убить этого льва.

— Никакого льва ты одолеть не сможешь! И двадцати наших людей недостаточно для охоты на него, и причем многие на этой охоте обязательно погибнут.

— Говорю вам, убью его. Не один лев был моим охотничьим трофеем.

— Правду ли ты говоришь?

— Истинную правду.

— Если ты его хочешь убить, я не возражаю. Аллах дает жизнь и забирает ее назад — так записано в Книге.

— Тогда дай мне мое ружье!

— Какое?

— Тяжелое. И мой нож.

— Принесите ему, что он требует, — приказал шейх.

Храбрый вождь, надо полагать, уверил себя, что я погибший уже человек и бесспорным наследником моего коня станет он сам. Но я мечтал в равной мере и об охоте на льва, и о свободе, и об оружии. Все это я получу, если мне вернут мой штуцер. Мне принесли и ружье и нож.

— Ты не желаешь освободить мне руки, о шейх?

— Ты действительно хочешь убить одного только льва?

— Конечно.

— Поклянись в этом. Ты хаджи, клянись священным Земземом, хранящимся в твоей сумке.

— Клянусь!

— Развяжите ему руки!

Теперь я был свободен. Все остальное мое оружие лежало в палатке у шейха, а перед нею стоял мой конь. Я успокоился.

Был час, когда лев чаще всего подкрадывается к стадам: приближался рассвет. На поясе и нащупал патронташ — его еще не успели отобрать — и пошел к крайней палатке. Здесь я немного постоял, пока глаза не привыкли к темноте. Впереди себя и по сторонам я заметил несколько верблюдов и множество сбившихся в кучу овец. Собаки, обычные ночные сторожа этих животных, попрятались по палаткам.

Я лег на землю и медленно пополз вперед. Я знал, что лев учует меня раньше, чем я увижу его в такой темноте. Внезапно — и мне показалось, что подо мною земля затряслась — чуть в стороне раздался львиный рев, и несколько мгновений спустя я услышал какой-то глухой звук, словно тяжелое тело ударилось о другое — тихий стон, хруст и треск как от перемалываемых костей, — и вот самое большее в двадцати шагах от меня сверкнули две горящие точки: я узнал этот зеленоватый переливчатый свет. Несмотря на темноту, я поднял ружье, тщательно прицелился и нажал на спуск.

Вспышка выстрела показала льву врага; я тоже увидел хищника: он лежал на спине верблюда, перемалывая его шейные позвонки. Отвратительный звук резанул воздух. Значит, я не попал? Крупный темный предмет метнулся по воздуху и опустился на землю самое большее в трех шагах от меня. Опять сверкнули глаза. Но зверь либо плохо рассчитал прыжок, либо был все-таки ранен. Я припал на колено и выстрелил во второй и в последний раз, целясь не между глаз, а только в один зрачок. Потом я молниеносно отбросил ружье и взял в руки нож… Враг на меня не нападал. Он был буквально отброшен назад смертельным выстрелом. Несмотря на это, я отступил на несколько шагов, чтобы перезарядить ружье. Вокруг царила тишина. В лагере также ничего не было слышно. Пожалуй, меня уже сочли мертвым.

Как только первый проблеск зари позволил мало-мальски различить тело льва, я подошел к нему и принялся обдирать шкуру. У меня были свои основания не тянуть с этим делом. Разумеется, я не собирался бросать такой трофей. Почти ничего не видя, я трудился больше на ощупь. Когда освещение стало лучше, работа была окончена.

Тогда я взял шкуру, перекинул ее через плечо и вернулся в лагерь. Конечно же, это был маленький походный лагерь разбойничьего племени абу-хаммед. Мужчины, женщины и дети сидели в напряженном ожидании перед своими палатками. Когда они увидели меня, поднялся чудовищный шум. Аллаха призывали на все лады, и тысячи рук потянулись к моей добыче.

— Ты его убил? — крикнул шейх. — В самом деле? Один?

— Как видишь!

— Значит, на твоей стороне был шайтан!

— Разве шайтан становится на сторону хаджи?

— Нет. Но у тебя есть какая-нибудь колдовская штучка, амулет, талисман, с помощью которых ты и совершил этот подвиг.

— Есть кое-что.

— Где оно?

— Вот! — И я сунул ему под нос ружье.

— Нет, это не то. Ты просто не хочешь нам сказать… Где лежит туша льва?

— Там, справа от палаток. Заберите ее! Большинство присутствующих поспешно удалились. Этого-то я и хотел.

— Кому будет принадлежать львиная голова? — спросил шейх, с жадностью разглядывая шкуру.

— Об этом мы поговорим в твоей палатке. Пойдем!

Все последовали за мной. Теперь оставалось только десять или двенадцать человек. У самого входа я заметил другое свое ружье; оно весело на колышке. В два прыжка я оказался там, сорвал его, перебросил через плечо и взял в руки штуцер. Львиная шкура, большая и тяжелая, очень мешала мне, но тем не менее надо было попытаться освободиться. Я быстро вернулся ко входу.

— Зедар бен Ули, я обещал тебе стрелять из этого ружья только во льва…

— Да.

— Но я не сказал, в кого я буду стрелять из другого ружья.

— Оно к договору не относится. Повесь его на место.

— Оно принадлежит мне и останется в моих руках.

— Он хочет убежать… Держите его!

Я поднял штуцер на изготовку.

— Стоять!.. Кто осмелится меня задерживать, сразу умрет! Зедар бен Ули, благодарю тебя за гостеприимство. Мы еще увидимся!

Я вышел из палатки. С минуту никто не осмеливался последовать за мной. Этого короткого времени было достаточно, чтобы вскочить на коня. Когда полог палатки снова открылся, я уже галопом покидал лагерь.

Яростный крик раздался позади меня, и я заметил, что все кинулись к оружию и к лошадям. Оставив лагерь за спиной, я поехал шагом. Вороной пугался шкуры. Он не переносил звериного запаха и боязливо фыркал. Тогда я посмотрел назад и увидел преследователей, буквально вытекавших из-за палаток. Я пустил жеребца рысью, и только тогда, когда ближайший из преследователей оказался на расстоянии выстрела, решил было перевести вороного в галоп, однако передумал и остановился. Потом я обернулся и прицелился. Грохнул выстрел, и лошадь под всадником рухнула замертво. Конокраду такой урок, безусловно, не повредит. Только после этого поскакал галопом, причем время от времени снова заманивал преследователей замедленным ходом.

Когда я снова оглянулся, еще двое оказались достаточно близко ко мне. Правда, их устарелые ружья не могли меня достать. Я приостановился, обернулся и прицелился. Два выстрела щелкнули один за другим — две лошади свалились на землю. Остальным этого хватило. Испугавшись, они отстали. Прошло немало времени, прежде чем я еще раз оглянулся: преследователи едва виднелись. Они, казалось, только следили, куда я направляюсь.

Тогда я, чтобы ввести их в заблуждение, почти целый час мчался прямо на запад; потом свернул на север, в каменистую степь, где подковы не оставляют следов, и уже к полудню достиг Тигра близ стремнины Эль-Келаб, чуть ниже устья Малого Заба, всего в нескольких минутах пути от расположенного ниже по течению места, где горы Кану за переходят в горы Хамрин. Этот переход отмечен широкими долинами. Самая широкая из них была избрана врагами для прохода. Я запомнил местность и подходы к долинам, а затем поспешил назад, к Тартару, через который переправился уже к вечеру. Мне надо было торопиться к друзьям, но я должен был пощадить и коня, а поэтому еще раз заночевал на дороге.

К полудню следующего дня перед моими глазами опять появилась первая отара хаддединского стада, и я поскакал галопом к палаточному лагерю, не обращая внимания на доносившиеся со всех сторон окрики. Шейх заключил по ним, что произошло нечто необычное, и вышел из палатки в тот самый момент, когда я к ней подъехал.

— Хамдульиллах, ты снова здесь! — приветствовал он меня. — Как съездил?

— Хорошо.

— Ты что-нибудь узнал?

— Все!

— Что именно?

— Созови старейшин. Я расскажу вам. Только теперь он заметил львиную голову, переброшенную мной на другой бок коня.

— Машалла, лев! Как к тебе попала эта шкура?

— Снял ее со зверя.

— С самого господина?

— Конечно.

— Ты что, имел с ним дело?

— Недолго.

— Сколько охотников было при этом?

— Никого, кроме меня.

— Да пребудет с тобой Аллах, да не оставит тебя память!

— Я прекрасно все помню — я был один.

— Где это случилось?

— Возле самого лагеря абу-хаммед.

— Они бы тебя убили!

— Как видишь, они этого не сделали. Даже Зедар бен Ули оставил мне жизнь.

— Ты и его видел?

— И его. Я застрелил три лошади у его людей.

— Расскажи!

— Не теперь, не тебе одному, иначе я вынужден буду рассказывать несколько раз. Позови людей, и тогда ты все услышишь во всех подробностях!

Он ушел. Я уже хотел войти в его палатку, когда увидел спешащего на всех парах англичанина.

— Я только что услышал, что вы здесь, сэр! — закричал он уже издали. — Вы нашли их?

— Да! Врагов, поле битвы и все прочее.

— Ба! А руины с Fowling bull?

— Тоже!

— Очень хорошо! Я буду копать и все, что отыщу, пошлю в Лондон. Однако прежде придется, пожалуй, повоевать?

— Похоже на то.

— Хорошо. Я буду фехтовать как Баяр [110]. Кстати, я тоже кое-что нашел.

— Что?

— Редкость, письмо.

— Где?

— На развалинах неподалеку отсюда. Это кирпич.

— Надпись на кирпиче?

— Yes! Клинопись. Вы умеете читать?

— Немного.

— А я нет. Надо бы посмотреть!

— Да. Где камень?

— В палатке. Сейчас принесу!

Он вышел и вскоре вернулся со своей драгоценной находкой.

— Вот. Смотрите!

Камень почти весь искрошился, и немногочисленные знаки, еще сохранившиеся на поверхности, стали совсем неразличимы.

— Ну? — спросил с любопытством мастер Линдсей.

— Подождите-ка. Это не так-то просто, как вы думаете. Я разобрал только три слова. Они читаются, если не ошибаюсь: «Тедуда Бабрут эсис».

— Что это означает?

— «Сооружено во славу Вавилона».

Бравый мастер Дэвид Линдсей растянул свой прямоугольный рот до ушей.

— Вы правильно прочли, сэр?

— Надеюсь.

— Что это значит?

— Все и ничего!

— Хм! Но здесь же не Вавилон!

— А что же еще?

— Ниневия.

— А по-моему, Рио-де-Жанейро! Связывайте или разделяйтеэто сами. У меня теперь нет времени для этого!

— Зачем же тогда я взял вас с собой?

— Хорошо! Сохраните этот кусок кирпича до тех пор, когда у меня будет время!

— Well! Что вы хотите делать?

— Сейчас как раз будет собрание, на котором я расскажу о своих приключениях.

— Я тоже хочу там присутствовать! Он вошел вместе со мной в палатку.

— Как вы продвинулись в изучении арабского?

— Скверно! Хочу хлеба… араб приносит сапог; требую шляпу… араб приносит соль; хочу ружье… араб приносит косынку. Отвратительно, ужасно! Не уезжайте больше!

Мне не пришлось долго сидеть за столом после прихода шейха. Пока мы ели, стали появляться приглашенные. Они раскурили трубки, по кругу пошло кофе, а потом Линдсей заторопил:

— Начинайте, сэр! Я сгораю от любопытства. Арабы молча и терпеливо ждали, пока я утолял голод. Покончив с обедом, я начал:

— Вы поставили передо мной очень трудную задачу, но вопреки всем ожиданиям решить ее оказалось очень легко. Кроме того, я привез вам такое подробное донесение, какого вы, конечно, не ожидали.

— Говори, — попросил шейх.

— Ваши враги уже закончили подготовку к войне. Определены места, где соединятся три вражеских племени, а равным образом назначено время, когда это произойдет.

— Но ты этого не узнал!

— Наоборот! Джовари соединятся с абу-хаммед через день после ближайшего Яум-эль-джума у развалин Хан-Кернина. Еще через день эти племена встретятся между порогами Эль-Келаб и горами Кануза с обеидами.

— Ты это точно знаешь?

— Да.

— От кого?

— От шейха племени абу-мохаммед.

— Ты с ним говорил?

— Я был даже в его палатке.

— У абу-мохаммед нет мира с джовари и абу-хаммед.

— Он сказал мне об этом. Он узнал вороного и назвалсятвоим другом. Он придет к тебе на помощь вместе с племенем алабеидов.

— Ты говоришь правду?

— Зачем мне тебя обманывать?

Тогда все присутствующие вскочили и, ликуя, стали хватать меня за руки. Они так дергали меня и теребили, что я вынужден был потом рассказать все происшедшее со мной как можно подробнее. Они поверили всему, только вот засомневались, кажется, в том, что я в одиночку, да еще в ночной тьме убил льва. Арабы привыкли нападать на царя зверей только днем, да еще как можно более многочисленной компанией. В конце концов я показал им шкуру.

— Смотрите, есть ли на голове дырка?

Они очень внимательно осмотрели львиную голову.

— Нет, — гласил их ответ.

— Когда арабы убивают льва, на голове бывает очень много дырок. Я выстрелил в него дважды. Посмотрите! Первый раз я целился слишком высоко, потому что лев был далеко от меня и в темноте я не мог точно прицелиться. Пуля скользнула по голове и задела ухо. Вот здесь вы видите это. Вторую пулю я пустил в него, когда лев находился в двух или трех шагах от меня. Пуля вошла ему в левый глаз. Вы видите это здесь, где шкура опалена.

— Аллах акбар, верно! Ты позволил этому ужасному зверю подойти к тебе так близко, что твой порох обжег его шерсть. А если бы он сожрал тебя?

— Тогда об этом было бы записано в Книге моей судьбы… Я привез эту шкуру тебе, о шейх. Прими ее от меня и сделай украшением своей палатки!

— Благодарю тебя, эмир Хаджи Кара бен Немей! На этой шкуре я буду спать, и мужество льва наполнит мое сердце.

— Никакой шкуры не надо, чтобы наполнить мужеством твою грудь. Впрочем, это мужество тебе очень скоро понадобится.

— Будешь ли ты вместе с нами сражаться против наших врагов?

— Да. Они воры и разбойники и, кроме того, посягали на мою жизнь. Я поступаю под твое командование, и мой друг сделает то же самое.

— Нет, ты не обязан повиноваться. Ты будешь командовать своим отрядом.

— Об этом поговорим позже. Теперь же позволь мне участвовать в вашем совете.

— Ты прав, нам необходимо посоветоваться, потому что времени у нас только пять дней.

— Разве ты мне не говорил, что когда-нибудь придется собрать вокруг себя воинов-хаддединов?

— Да, это так.

— Тогда я бы на твоем месте сегодня же разослал гонцов.

— Почему еще сегодня?

— Потому что недостаточно собрать воинов. Их надо подготовить к сражению.

Он беззаботно рассмеялся:

— Сыновья хаддединов с младых ногтей привыкли к боям. Мы одолеем наших врагов. Сколько воинов в племени абу-мохаммед?

— Девять сотен.

— А у алабеидов?

— Восемь сотен.

— Значит, у нас двадцать восемь сотен. К этому надо добавить внезапность, ибо враг нас не ожидает. Мы должны победить!

— Или победят нас!

— Машалла, ты убиваешь львов и боишься арабов!

— Ты заблуждаешься. Ты — храбрый и мужественный человек, однако отвага удваивается, если сочетается с осторожностью. Разве ты не допускаешь, что алабеиды и абу-мохаммед соединятся слишком поздно?

— Это возможно.

— Тогда наших одиннадцать сотен окажутся против трех тысяч человек. Враг уничтожит сначала нас, а потом наших друзей. Он легко может узнать о нашем выступлении! Тогда пропадет и неожиданность. А какая польза, если ты будешь сражаться и только лишь отбросишь врага от своих кочевий? Будь я шейхом хаддединов, я бы разбил врага так, чтобы он долго не смог подняться да еще ежегодно должен был бы платить мне дань.

— Как бы ты это сделал?

— Я бы воевал не так, как арабы, а как франки.

— А они как воюют?

И я, профан в военном деле, поднялся, чтобы рассказать им об европейском боевом искусстве. Но надо же было помочь храброму племени хаддединов! Я отнюдь не считал большим грехом участие в здешних событиях: ведь я хоть чем-то мог смягчить жестокость и зверства, которые у этих полудиких людей всегда сопровождают победу.

Итак, прежде всего я охарактеризовал их собственную тактику, упирая на ее недостатки. Потом поведал, как воюют франки. Они внимательно слушали меня, а когда я закончил, то долгое молчание слушателей свидетельствовало о произведенном моими словами впечатлении. Первым очнулся шейх и опять взял слово:

— Твоя речь хороша. Твои поучения могли бы принести нам победу, а многим из наших соплеменников сохранить жизнь, если бы у нас было время поупражняться.

— А у нас есть время.

— Разве ты не сказал, что на это нужны долгие годы?

— Я говорил об этом. Но мы же не собираемся создавать регулярную армию. Нам надо лишь обратить в бегство обеидов, а для этого вполне достаточно двух дней на подготовку. Если ты разошлешь своих гонцов сегодня, воины соберутся завтра. Я выучу их конной атаке сомкнутым строем, которая опрокинет врагов, а также пешему бою с огнестрельным оружием.

Я взял в руки палочку-погонялку и стал рисовать на земле.

— Посмотри сюда! Вот здесь течет Тигр, здесь пороги, а здесь расположены горы Хамрин и Кануза. Враги встречаются здесь. Два первых племени поднимутся к месту встречи по правому берегу реки, за ними тайно проследуют наши союзники, а обеиды перейдут с левого берега. Чтобы добраться до нас, они должны пройти между двумя горными массивами. Но все пути ведут в широкую долину Дерадж, называемую Ступенчатой долиной, потому что ее крутые склоны поднимаются вверх подобно ступенькам. Есть только один вход в долину и один выход. Здесь мы и должны ждать врагов. Мы расставим на высотах стрелков. Они будут уничтожать врага, не подвергая самих себя никакой опасности. Выход из долины мы запрем бруствером. Его тоже будут защищать стрелки. А здесь, в двух боковых ущельях, по ту и по эту сторону долины, укроются всадники, которые внезапно атакуют врагов, когда те втянутся в долину. Со стороны входа в тыл врагу ударят наши союзники, но если они не смогут выступить вовремя, то враг, отходя, устремится им навстречу.

— Машалла, твоя речь подобна слову Пророка, завоевавшего мир. Я последую твоему совету, если другие с этим согласятся. Кто против, может высказаться!

Ни один не выступил с возражениями, поэтому шейх продолжал:

— Тогда я немедленно посылаю гонцов.

— Будь осторожен, о шейх, и не говори своим воинам, в чем дело. Иначе вполне возможно, что враг будет извещен о наших намерениях.

Он кивнул и удалился. Сэр Дэвид Линдсей прислушивался к этой долгой беседе с нетерпением. Теперь он воспользовался возможностью поговорить:

— Сэр, я ведь тоже здесь.

— Я вас вижу!

— Я тоже хотел бы кое-что услышать!

— О моих приключениях?

— Yes!

— Вы могли бы догадаться, что я не мог сделать свой доклад по-английски. Но теперь вы узнаете все, что со мной произошло.

Я очень кратко изложил ему свой рассказ и содержание последовавшей затем дискуссии. Он был возбужден чрезвычайно.

— А! Никакой дикой атаки, только регулярный строй! Эволюция! Тактика! Стратегия! Окружить врага! Баррикады! Великолепно! Я тоже с вами! Вы — генерал, я — адъютант!

— Мы будем чудесно выглядеть в этих должностях! Генерал, который понимает в стратегии столько же, сколько бегемот в жареном филе, и адъютант, который не умеет говорить по-арабски! Впрочем, для вас лучше всего держаться подальше от этого дела.

— Почему?

— Из-за вице-консула в Мосуле.

— А! Почему?

— Скажут, что у него есть свой интерес в игре.

— Какое мне дело до консула?

В это время вернулся шейх. Он разослал гонцов и поделился со мной новой идеей:

— А сказал ли тебе шейх племени абу-мохаммед, какую часть добычи он хочет взять себе?

— Нет.

— Что требуют алабеиды?

— И этого я не знаю.

— Ты бы должен был спросить!

— Я не спрашивал, потому что не смог бы обсуждать дележ добычи с позиций шейха хаддединов.

— Машалла! А как же иначе! Кто возместит мне мои потери?

— Побежденный враг.

— Значит, я должен вторгнуться на их пастбища и увести их жен, их детей, их скот!

— Это не нужно. Ты хочешь вести войну против женщин? Пленных, которых мы возьмем, если нам посчастливится, ты освободишь не раньше, чем мы получим все, что ты требуешь. Если мы победим, ты потребуешь ежегодной выплаты дани и задержишь в качестве заложников шейха или нескольких его родственников.

Это предложение обсудили и приняли.

— А теперь последнее, — заметил я. — Необходимо, чтобы мы знали обо всех передвижениях наших друзей и наших врагов. Поэтому мы должны организовать линию наблюдения отсюда до Эль-Дераджа.

— Как ты это мыслишь?

— В Эль-Дерадже укроются два наших человека, в верности которых ты убежден. Им нельзя показываться врагу, но они должны будут наблюдать за всем. От Эль-Дераджа досюда ты расставишь через определенные промежутки посты. Достаточно четырех человек. Они предпримут все возможное, чтобы не столкнуться с чужими, и будут сообщать нам по цепочке все, что разведают первые двое. Передавший известие сразу же возвращается на свой пост.

— Этот план хорош. Я его принимаю.

— Точно такую же линию, только чуть подлиннее, ты организуешь и к пастбищам племени абу-мохаммед. Я это уже обсудил с их шейхом. Он выставит своих людей до половины пути. Ты знаешь развалины Эль-Фарр?

— Да.

— Там встретятся крайние посты.

— Сколько человек мне надо для этой цели?

— Только шестерых. Столько же выставят абу-мохаммед. Сколько у тебя воинов в лагере?

— Четыре сотни наберется.

— Прошу собрать их. Ты должен еще сегодня устроить поверку, и мы сразу же начнем упражняться.

Мои слова вызвали оживление среди собравшихся. За какие-нибудь полчаса сошлись четыреста мужчин. Шейх обратился к ним с длинной цветистой речью и, заставив воинов поклясться бородой Пророка, запретил упоминать перед кем-либо из непосвященных о подготовке к войне. Потом он приказал им выстроиться в шеренгу. Мы объехали длинный строй. Все были верхом. У каждого имелись при себе нож, сабля и длинное оперенное копье, которое при лучшей выучке может стать ужаснейшим оружием. Многие держали еще опасный нибат, или короткий дротик. Стрелковое оружие оставляло желать лучшего. Некоторые воины прихватили с собой старые кожаные щиты, колчаны со стрелами, луки. У других были фитильные ружья, более опасные для владельца, чем для врага. Кое у кого сохранились с давних времен шомпольные ружья, заряжающиеся с дула, с излишне длинными стволами.

Всем, у кого имелись ружья, я приказал выступить вперед, а остальных отослал, напомнив о необходимости явиться завтра утром. Оставшихся я заставил спешиться и показать свою готовность к стрельбе. Их было около двухсот. Я составил из них две роты и начал свой инструктаж. Разумеется, в учебе я далеко не ушел. Мои рекруты должны были уметь маршировать в ногу, делать перебежки и научиться вести беглый огонь. Они привыкли атаковать только верхом и при этом лишь дразнить врага, не оказывая серьезного сопротивления. Теперь следовало научить их выдерживать, не теряя самообладания, пешую атаку.

Утром я взялся за группу отобранных. Их надо было научить атаке сомкнутым строем с копьями наперевес, после того как они разрядят свои допотопные ружья. Надо заметить, что ученики очень быстро поняли свою задачу и весьма приободрились.

Было уже почти темно, когда я еще раз сел на вороного жеребца, желая прогуляться по степи. Я не успел еще далеко отъехать, как мне встретились двое всадников. Один был нормального среднего роста, другой же, напротив, очень маленький. Он казался очень занятым беседой со своим спутником, потому что размахивал руками и ногами, словно отмахиваясь от комаров. Невольно мне вспомнился маленький Халеф. Я галопом помчался к встречным и остановился прямо перед ними.

— Машалла, сиди! Это в самом деле ты? Это был действительно он, маленький Халеф!

— Да, это я. Тебя я узнал издалека.

Он спрыгнул с лошади и схватился за полы моей одежды, желая в порыве радости поцеловать ее.

— Хамдульиллах, я снова вижу тебя, сиди! Я тосковал по тебе, как день тоскует по солнцу.

— Как дела у достойного шейха Малика?

— Он в добром здравии.

— Амша?

— Точно так же.

— Ханне, твоя жена?

— О, сиди, она словно райская гурия.

— А другие?

— Они сказали мне, что я должен тебя поздравить при встрече.

— Где они?

— Они остались у подножия гор Шаммар, а меня выслали вперед, к шейху шаммаров, чтобы я попросил у него разрешения присоединиться к его племени.

— У какого шейха?

— Все равно. У того, кого встречу первым.

— Я уже о вас позаботился. Вон там расположен лагерь хаддединов.

— Это шаммары. Как зовут их шейха?

— Мохаммед Эмин.

— Он нас примет? Ты его знаешь?

— Я знаю его и уже говорил с ним про вас. Посмотри-ка на этого жеребца! Как он тебе нравится?

— Хозяин, я им уже восхищался. Он наверняка потомок кобылы кохели [111].

— Это подарок шейха. Теперь ты видишь, что шейх стал моим другом!

— Пусть Аллах подарит ему долгую жизнь!.. И он нас примет?

— Вы будете желанны ему. А теперь поехали, следуй за мной.

Мы тронули лошадей.

— Сиди, — сказал Халеф, — неисповедимы пути Аллаха. Я думал, что долго буду искать тебя, прежде чем получу добрую весть. Получилось, что ты стал первым, кого я повстречал. Как ты попал к хаддединам?

Я кратко рассказал ему самое необходимое, а потом продолжил:

— Ты знаешь, кто я у них теперь?

— Кто же?

— Генерал.

— У тебя есть войско?

— Нет, но война началась.

— С кем?

— С обеидами, абу-хаммед и джовари.

— Это разбойники, живущие на Забе и Тигре. Я очень много слышал плохого о них.

— Они воюют с хаддединами и хотели напасть исподтишка. Мы услышали об этом, и вот я генерал, обучающий воинов шейха.

— Да, сиди, я знаю, что ты все понимаешь и все знаешь. Какое это счастье, что ты больше не гяур.

— Нет?

— Нет. Ты же обратился к истинной вере.

— Кто это тебе сказал?

— Ты был в Мекке и носишь с собой воду из священного источника Земзем. Следовательно, ты стал мусульманином. Разве я тебе не говорил всегда, что я тебя обращу в нашу веру, хочешь ты того или нет?

Мы достигли лагеря и спешились перед палаткой шейха. Когда мы вошли, у шейха был в самом разгаре военный совет.

— Селям алейкум! — приветствовал Халеф. Его спутник сделал то же самое. Я взялся представить их.

— Позволь мне, о шейх, привести к тебе этих двоих людей, которые хотят поговорить с тобой. Одного зовут Назар ибн Металле, а другого Хаджи Халеф Омар бен Хаджи Абулаббас ибн Хаджи Дауд аль-Госсара, о котором я тебе уже рассказывал.

— Что-то не припомню.

— Я называл его не полным именем, а коротко — Хаджи Халеф Омар.

— Это твой спутник и слуга?

— Да.

— Это он убил Абузейфа, Отца Сабли?

— Да. Теперь он принят в племя атейба, которым управляет твой друг Малик.

— Добро пожаловать к нам, люди племени атейба! Добро пожаловать. Хаджи Халеф Омар! Твой рост мал, но велика твоя отвага. Все бы мужчины были такими, как ты! Ты несешь мне весть о моем друге Малике?

— Он наказал приветствовать тебя и спросить, сможешь ли ты принять его людей в племя хаддединов?

— Я знаю его судьбу, он будет мне желанен. Где он теперь находится?

— У подножия гор Шаммар, в полутора днях пути отсюда. Я слышал, что тебе нужны воины?

— Да, это так. Вспыхнула война между мною и нашими врагами.

— Я приведу тебе шестьдесят храбрецов.

— Шестьдесят? Но мой друг Кара бен Немей сказал, что у вас меньше мужчин!

— В наших странствиях мы объединились с остатками племени аль-хариэль.

— Какое у вас оружие?

— Сабли, кинжалы, ножи и кремневые ружья. У многих есть даже пистолеты. Как я умею обращаться с оружием, тебе скажет мой сиди.

— Я это уже знаю. Но этот человек вовсе не сиди, а эмир. Запомни это!

— Я знаю это, господин; однако он позволил мне называть его сиди. Надо ли одному из нас сейчас же отправиться в путь за шейхом Маликом и его людьми?

— Вы же устали.

— Мы совсем не устали. Я сейчас же еду назад. Его спутник прервал Халефа:

— Ты нашел здесь своего сиди и должен остаться; вернусь я.

— Прежде поешь и попей, — сказал шейх.

— Господин, у меня есть немного вяленой баранины и фиников для лошади.

Шейх обратился к нему:

— Но твоя лошадь устала. Возьми мою. Она отдыхала много дней и быстро домчит тебя к Малику, которого ты можешь поприветствовать от моего имени!

Товарищ Халефа принял это предложение и уже через несколько минут отправился в обратный путь к горам Шаммар.

— Эмир, — сказал мне шейх, — ты знаешь, что говорят о тебе мои воины?

— Ну?

— Что они тебя любят.

— Благодарю тебя!

— И что они добудут победу, если ты будешь с ними.

—Пока я ими доволен. Завтра мы разучим маневр.

— Что это такое?

— На сегодня я собрал восемьсот человек. Отставшие прибудут завтра утром. Обучатся они быстро, а потом мы отрепетируем сражение, предстоящее нам с тремя враждебными племенами. Половина воинов будет выступать за хаддединов, другая половина — за врагов. Вон те древние развалины станут горами Хамрин и Кануза, и я покажу твоим воинам, как им надо будет впоследствии сражаться с настоящими врагами.

Эта новость только подогрела всеобщее воодушевление, а когда известие о моих намерениях распространилось за пределами палатки, шумное ликование началось по всему лагерю, который в течение дня значительно увеличился в размерах за счет непредвиденного пополнения.

Что я предсказывал, то и случилось.

К следующему полудню мы уже были в полном составе. Я назначил «офицеров» и «унтер-офицеров», которые занялись упражнениями с каждым новобранцем, после того как ему определяли место в строю. Далеко за полдень начались маневры. Они удовлетворили всех. Пехота стреляла точно в цель, а движения конных отрядов отличались четкостью и организованностью.

Пока еще шли маневры, прискакал последний вестовой нашей почтовой цепочки.

— Что ты привез? — спросил шейх, прямо-таки сиявший от удовольствия.

— Господин, вчера джовари соединились с племенем абу-хаммед.

— Когда?

— Под вечер.

— А что делают абу-мохаммед?

— Они готовы преследовать врага.

— Они послали впереди себя разведчиков, как я и предлагал, чтобы проделать переход тайно?

— Именно так.

Вестовой еще не успел отъехать, как прискакал другой. Он находился в той же цепочке, шедшей от долины Дерадж.

— Я привез важное известие, эмир. Обеиды послали людей от Заба для разведки окрестностей.

— Сколько человек?

— Восемь.

— Как далеко они ушли?

— Они прошли Эль-Дерадж.

— Заметили они наших людей?

— Нет, потому что постовые замаскировались. Потом обеиды стали лагерем в долине и о чем-то долго совещались между собой.

— А! И можно было их подслушать?

— Мы очень постарались, и ибн Назару удалось узнать, о чем они говорят.

Ибн Назар был одним из тех двух постовых, которые должны были сторожить в долине Дерадж.

— Что он слышал? Если это важные сведения, он получит награду.

— Обеиды сказали, что завтра, точно в полдень, они хотят переправиться через реку и соединиться с абу-хаммед и джовари. Те уже ждут их. Затем все немедленно двинутся в Эль-Дерадж и там станут лагерем на ночь. Обеиды верят, что там их не заметят. На следующее утро они хотят напасть на нас.

— Эти восемь человек уехали назад?

— Только шестеро из них. Двое остались там охранять долину.

— Скачи назад и скажи ибн Назару и его товарищу, что я еще сегодня к ним приеду. Один из них должен следить за оставшимся противником, а другой может ожидать меня на самом последнем посту, чтобы показать мне путь, когда я приеду.

Вестовой ускакал, другой, представший перед нами чуть раньше, еще ждал ответа.

— Ты слышал, что сообщил твой товарищ? — спросил я.

— Да, эмир.

— Тогда неси нашу просьбу дальше, к шейху абу-мохаммед. Он должен держаться на небольшом расстоянии позади врага, не давая себя увидеть. Если враг окажется в долине Дерадж, надо немедленно напасть на него с тыла, не давая ему вырваться. Все долины между хребтами Эль-Хамрин и Эль-Кануза заняты. Остальное будет нашей заботой.

Он умчался, а мы прервали тренировку, дав людям отдохнуть.

— Ты хочешь ехать в Дерадж? — спросил меня шейх на обратном пути.

— Да.

— Почему?

— Хочу взять в плен обоих шпионов.

— А это нельзя поручить кому-нибудь другому?

— Нет. Дело настолько важное, что я беру его на себя. Если не снять этих двоих без лишнего шума, наш прекрасно задуманный план провалится.

— Возьми с собой несколько человек.

— Это излишне. Я и двое наших часовых — этого вполне достаточно.

— Сиди, я поеду с тобой! — сказал Халеф, который не отходил от меня.

Я знал, что он будет настаивать на исполнении своего желания, и согласился.

— Выдержит ли твоя лошадь столь быструю скачку? Мне надо обернуться в течение ночи.

— Я дам ему одну из своих лошадей, — сказал шейх.

Час спустя мы были уже в пути: я на своем вороном, а Халеф на золотисто-рыжей кобылке, сделавшей бы честь и более знатному хозяину. За короткое время мы добрались до последнего поста. Там нас ожидал ибн Назар.

— Ты подслушивал врагов? — спросил я его.

— Да, господин.

— Твоя доля в добыче возрастет. Где твой товарищ?

— Поблизости от разведчиков.

— Веди нас!

Скачка продолжалась. Ночь была светлой, и скоро мы разглядели цепь холмов, за которой находился Эль-Дерадж.

Ибн Назар свернул в сторону. Мы вынуждены были преодолеть гребень скалы, пробираясь ко входу в какое-то темное углубление.

— Здесь останутся наши лошади, господин.

Мы спешились и завели в западину своих лошадей. Они стояли там так надежно, что не надо было их охранять. Потом мы пошли дальше по гребню, пока у наших ног не открылась долина.

— Будь осторожен, господин, следи, чтобы не свалился ни один камень. Его шум может нас выдать!

Мы осторожно, след в след, спускались по склону: я шел за проводником, Халеф за мной. Наконец мы оказались в низине. Навстречу нам выросла темная фигура.

— Назар?

— Я.

— Где они?

— Еще там.

Я подошел к постовому.

— Где?

— Видишь выступ скалы вон там справа?

— Да.

— Они лежат за ним.

— А их лошади?

— Они привязаны немного дальше.

— Оставайтесь здесь; придете, когда я вас позову. Давай, Халеф!

Я лег на землю и пополз вперед. Халеф последовал за мной. Мы незамеченными добрались до выступа. Я почуял запах табака и услышал, как двое мужчин вполголоса разговаривали между собой. Подобравшись к самому краешку выступа, я смог разобрать слова:

— Двое против шестерых!

— Да. Один выглядел черным или серым, он был длинным и худым, как бы напоминал копье, а на голове у него был серый пушечный ствол.

— Шайтан!

— Нет, но злой дух, джинн!

— Но другой-то определенно был чертом?

— Выглядел он как человек, но как очень страшный человек! Изо рта у него шел дым, а из глаз сыпались искры. Он только поднял руку, и тут все шесть лошадей упали мертвыми, с оставшимися четырьмя два черта — прокляни их Аллах! — ускакали по воздуху.

— Среди бела дня?

— В том-то и дело, что да.

Страшно! Да сохранит нас Аллах от трижды окаменевшего черта! А потом он появился в лагере абу-хаммед?

— Не появился, а его принесли.

— Как?

— Они приняли его за человека, а его коня за знаменитого вороного, принадлежащего шейху Мохаммеду Эмину эль-Хаддедин. Они хотели заполучить коня, а чужеземца взяли в плен. Когда пленника принесли в лагерь, его узнал сын шейха.

— Шейх должен был бы отпустить пленника на свободу.

— Шейх все еще думал, что пленник окажется человеком.

— Абу-хаммед его связали?

— Да. Но тут к лагерю пришел лев, и чужестранец сказал, что он хочет убить его в одиночку, если ему возвратят ружье. Ему дали ружье, и пленник ушел в темноту ночи. Через какое-то время с неба ударили молнии, и грохнули два выстрела. Еще через несколько минут чужестранец вернулся. Он накинул на себя львиную шкуру, вскочил на свою лошадь и ускакал по воздуху.

— И никто не смог его удержать?

— Были такие; конечно, они промахнулись. А когда его стали преследовать, с неба слетели три пули, убившие трех лучших лошадей.

— Откуда ты это знаешь?

— Это рассказал гонец, которого Зедар бен Ули послал к нашему шейху. Теперь ты веришь, что это был шайтан?

— Да, это был он.

— Что ты будешь делать, если он явится к тебе?

— Я выстрелил бы в него, одновременно прочитав священную фатиху.

При этих словах я вышел из-за угла и остановился перед ними.

— Так читай ее! — приказал я разведчику.

— Аллах керим!

— Аллах-иль-Аллах! Мохаммед ресул Аллах!

Только два этих выкрика и вырвались у них.

— Я — тот человек, о котором ты рассказывал. Ты назвал меня шайтаном. Горе тебе, если ты хоть пальцем пошевелишь! Халеф, возьми у них оружие!

Они отрешенно смотрели на происходящее. Мне показалось, у них стучат от страха зубы.

— Свяжи им руки их собственными поясами!

С этим Халеф быстро управился, и я был убежден, что узлы не развяжутся.

— Теперь отвечайте на мои вопросы, если вам жизнь дорога! Из какого вы племени?

— Мы обеиды.

— Ваше племя завтра перейдет Тигр?

— Да.

— Сколько у вас воинов?

— Двенадцать сотен.

— Как они вооружены?

— Луками и кремневыми ружьями.

— Может быть, у вас есть ружья другого типа или пистолеты?

— Несколько штук.

— Как вы будете переправляться? На лодках?

— У нас нет лодок. Мы переправимся на плотах.

— Сколько воинов у племени абу-хаммед?

— Столько же, сколько у нас.

— Как они вооружены?

— У них больше луков, чем ружей.

— А сколько человек приведут вам джовари?

— Тысячу.

— У них луки или ружья?

— У них есть и то и другое.

— Через реку переправятся одни воины или вы заберете с собой и стада?

— Только воины.

— Почему вы хотите воевать с хаддединами?

— Нам приказал губернатор!

— Ничего он вам не приказывал. Вы находитесь под властью багдадского наместника. Где ваши лошади?

— Привязаны у кустов.

— Объявляю вас своими пленниками. При малейшей попытке к бегству я вас пристрелю… Назар, сюда!

Подбежали двое хаддединов.

— Привяжите этих людей покрепче к седлам!

Обеиды смирились со своей судьбой. Они без сопротивления сами сели на лошадей, а там их так приторочили к седлам, что о бегстве нельзя было и думать.

Затем я приказал:

— Теперь выведите наших лошадей на ту сторону хребта, к выходу из долины. Ибн Назар, ты останешься здесь, в Эль-Дерадже, а твой товарищ пусть поможет Халефу отвезти пленников в лагерь.

Оба хаддедина мгновенно исчезли, отправившись по моему приказу выводить лошадей. Потом мы все поехали назад, только ибн Назар остался на своем посту.

— Я буду подгонять вас. Следуйте за мной так быстро, как сможете.

Дав это указание, я прижал шенкелем бок своего жеребца. Тому были две причины: во-первых, мое присутствие было необходимо в лагере, а во-вторых, я получил наконец возможность испробовать тайну коня, изведать предел его мощности. Он летел над равниной легко, как птица; быстрый бег, казалось, даже доставлял ему удовольствие, так как конь несколько раз взрывался радостным ржанием. Внезапно я положил ему руку между ушей.

— Ри!

Услышав этот крик, конь прижал уши; он вытянулся, стал стройнее, ему, верно, хотелось унестись прочь. И прежний галоп не выдержала бы ни одна из сотни столь же хороших лошадей, но по сравнению с новым аллюром он был словно мертвый штиль против неистового шквала, словно неуклюжая походка домашней утки против полета ласточки. Ни локомотив, ни беговой верблюд не могли бы даже приблизиться к скорости, которую развил этот жеребец, и потом его ход был в высшей степени гладким и равномерным. Действительно, не были преувеличением слова Мохаммеда Эмина: «Этот конь пронесет тебя через заслон из тысячи всадников, и я чувствую себя бесконечно гордым, владея таким отличным скакуном».

Но пора было прекратить столь чрезмерно испытывать лошадиные силы; я приказал вороному перейти на рысь и, лаская, положил ему руку на шею. Умное животное радостно заржало, почуя мою ласку, и гордо вытянуло шею.

Когда я добрался до лагеря, оказалось, что на путь от вади Дерадж я затратил только четвертую часть того времени, за которое рассчитывал проделать обратный путь. Вблизи палатки, в которой жил шейх, столпились вокруг своих верблюдов и лошадей какие-то фигуры, которых я из-за темноты не мог узнать, а в самой палатке меня ожидала очень приятная неожиданность: перед шейхом стоял Малик, который с удовольствием собирался высказать мне слова дружеского приветствия.

— Селям! — воскликнул атейба, протягивая навстречу мне обе руки. — Глаза мои радуются, увидев тебя, а уши мои восторгаются, слыша звуки твоих шагов!

— Да благословит Аллах твое прибытие, друг моей души! Аллах совершил чудо, уже сегодня приведя тебя к нам.

— О каком чуде говорит твой язык?

— Твой сегодняшний приезд невероятен. Ведь путь отсюда до Джебель-Шаммар и обратно занимает три дня пути.

— Ты говоришь правду. Но твоему посланцу не следовало скакать до гор Шаммар. После того как он с Халефом уехал от нас, я узнал от заблудившегося пастуха, что воины хаддединов пасут свои стада здесь. Их шейх, знаменитый и храбрый Мохаммед Эмин, мой друг; Хаджи Халеф мог встретить только его и никого другого. Таким образом, мы отправились в путь, не ожидая его возвращения.

— Твое решение было верным. Без этого мы бы не смогли сегодня приветствовать тебя.

— Мы встретили посланца на середине пути, и мое сердце радовалось, когда я узнал, что найду тебя, о Хаджи Кара бен Немей, здесь, у воинов хаддединов. Аллах любит тебя и меня; он направил наши стопы по тропе, на которой я тебя снова встретил. Но скажи, где Хаджи Халеф Омар, мой обожаемый и любимый сын?

— Он уже едет сюда. Я поскакал вперед, а его вместе с двумя пленными оставил позади; скоро ты его увидишь.

— Тебе удалось задуманное? — спросил меня Мохаммед Эмин.

— Да. Разведчики в наших руках. Они больше не смогут нам навредить.

— Я слышал, — сказал Малик, — что вспыхнула вражда между хаддединами и разбойниками с берегов Тигра.

— Ты верно слышал. Завтра, когда солнце достигнет высшей точки на небе, наши ружья загрохочут и заблестят наши сабли.

— Вы нападете на них?

— Они хотят напасть на нас. Мы же их хотим достойно встретить.

— Могут ли люди атейба помочь вам своими саблями?

— Я знаю, что твоя сабля подобна Dsu al Felar, сабле Мохаммеда, прозванной Сверкающей, которой никто не мог противостоять. Мы очень рады видеть тебя и всех, кто пришел с тобой. Сколько с тобой мужчин?

— Чуть больше пятидесяти.

— Вы устали?

— Разве чувствует себя усталым араб, когда слышит звон оружия и шум битвы? Дай нам свежих лошадей, и мы последуем за вами повсюду, куда вы нас поведете!

— Я знаю вас. Ваши пули летят точно в цель, а ваши копья всегда поражают врагов. Ты со своими людьми будешь защищать укрепление, которое должно закрывать выход с поля битвы.

Во время этой беседы его люди спешились; я слышал, что им принесли еду. В палатке шейха также было приготовлено обильное угощение. Мы еще не окончили есть, когда вошел маленький Халеф и сообщил о прибытии пленных. Их привели к шейху. Тот презрительно посмотрел на пленников и спросил:

— Вы из племени обеидов?

— Это так, о шейх.

— Обеиды трусливы. Они боятся сражаться в одиночку с храбрыми воинами хаддединов и поэтому вступили в союз с шакалами абу-хаммед и джовари. Вы хотели задавить нас числом, но теперь мы вас слопаем. Знаете, какова обязанность храброго воина, если он хочет победить врага?

Они уставились в землю и не отвечали.

— Храбрый Бен-Араб не приходит подобно убийце из-за угла, он отправляет посла с объявлением войны. Тогда сражение будет честным. Сделали ли так ваши предводители?

— Мы этого не знаем, о шейх!

— Вы этого не знаете? Пусть укоротит Аллах ваши языки! Из вашего рта сочатся ложь и лицемерие! Вы не знаете и тем не менее выполняете задание охранять долину Дерадж, чтобы я не получил никакого известия о вашем вторжении! Я буду поступать с вами и вашими соплеменниками так, как они этого заслуживают. Позвать Абумансура, Владельца ножа!

Один из присутствующих удалился и вскоре возвратился с человеком, несшим в руках сундучок.

— Связать их и снять с них мараме [112]!

Приказ шейха исполнили, и тогда глава хаддединов обратился к только что прибывшему человеку.

— В чем состоит краса мужчины и воина, о Абумансур?

— В волосах, украшающих его лицо.

— Что следует сделать с мужчиной, который боится подобно женщине и лжет подобно дочери женщины?

— С ним надо поступать как с женщиной и дочерью женщины.

— Эти двое носят бороды, но ведут себя подобно женщинам. Позаботься, Абумансур, о том, чтобы в них признавали женщин!

— Я должен сбрить им бороды, о шейх?

— Я тебе приказываю это!

— Да благословит тебя Аллах, о храбрейший и мудрейший среди детей племени хаддединов! Ты ласков и мягок со своими, но справедлив и суров с врагами твоего племени. Я повинуюсь твоему приказу.

Он открыл свой сундучок, содержащий различные инструменты, и вытащил кривой кинжал, блестящее лезвие которого заискрилось от огня очага. Абумансур был цирюльником в своем племени.

— Почему ты не взял бритву? — спросил его шейх.

— Разве могу я, о шейх, снимать бороду у этих трусов бритвой, а потом ею же касаться темени храбрых хаддединов?

— Ты прав. Делай, как задумал!

Связанные обеиды изо всех сил сопротивлялись процедуре, после которой на их головы падал величайший позор; конечно, их попытки не помогли. Держали их крепко, а кинжал Абумансура был таким острым, что бороды пали так же быстро, как под лезвием бритвы.

— Теперь вынесите их, — приказал шейх. — Они подобны бабам, их и охранять должны бабы. Дать им хлеба, фиников и воды… Если попытаются убежать, догнать их пулей!

Бритье бороды было не только наказанием, но и хорошей мерой против побега. Пленные ни за что не осмелились бы показаться своим соплеменникам без бороды. Теперь поднялся шейх и вытащил свой нож. Я видел по торжественному выражению его лица, что сейчас должно произойти нечто необычное и что, возможно, шейх сопроводит свои действия речью.

— Аллах-иль-Аллах, — начал он, — нет Бога, кроме Аллаха. Все, что здесь живет, создал он, а мы его дети. Почему должны ненавидеть друг друга те, кто должен любить себе подобного? Почему должны ссориться те, кто принадлежит один другому? Шумит много веток в лесу, а на равнине стоит много стеблей и цветов. Они похожи один на другой, поэтому они знают друг друга и не разделяются. Разве мы не похожи друг на друга? Шейх Малик, ты — великий воин, и я сказал тебе: «Мы ели друг с другом соль». Эмир Хаджи Кара бен Немей, ты тоже — великий воин, и тебе я тоже сказал: «Мы ели друг с другом соль». Вы живете в моей палатке; вы — мои друзья и мои спутники; вы умрете за меня, а я умру за вас. Правду ли я сказал? Верно ли я говорил?

Мы подтвердили его слова серьезными, торжественными кивками головы.

— Однако соль растворяется и уносится водой, — продолжал он. — Соль — символ дружбы: если она растворится и исчезнет из организма, значит, дружба кончилась, надо начинать сначала. Хорошо ли это, достойно ли? Я говорю — нет! Храбрые мужчины не солью крепят свою дружбу. Есть вещество, которое никогда не исчезнет из тела. Ты знаешь, шейх Малик, что я имею в виду?

— Я знаю это.

— Так скажи.

— Кровь.

— Ты верно сказал. Кровь остается до самой смерти, а дружба, скрепленная кровью, кончится лишь тогда, когда люди умрут. Шейх Малик, дай мне твою руку!

Малик столь же хорошо, как и я, понял, о чем идет речь. Он обнажил свое предплечье и протянул руку Мохаммеду Эмину. Тот слегка надрезал руку кончиком своего ножа и стряхнул выступившие капли в наполненный водой деревянный кубок, подставленный им к ране. Потом он кивнул мне.

— Эмир Хаджи Кара бен Немей, хочешь быть моим другом и другом этого человека, который называет себя шейхом Маликом эль-Атейба?

— Да, хочу.

— Хочешь быть им до самой смерти?

— Конечно, хочу.

— Итак, твои друзья и твои враги становятся нашими друзьями и врагами, а наши друзья и наши враги станут твоими друзьями и твоими врагами.

— Да будет так.

— Тогда давай мне свою руку!

Я протянул шейху руку. Он слегка надрезал кожу и дал нескольким выступившим капелькам крови упасть в кубок. Потом он то же самое проделал со своей рукой и наконец поболтал кубок, чтобы кровь хорошо перемешалась с водой.

— Теперь разделите напиток дружбы на три части и вкушайте его с мыслью о Всеведущем, который знает самые тайные наши мысли. У нас шесть ног, шесть рук, шесть глаз, шесть ушей, шесть губ, но они образуют одну ногу, одну руку, один глаз, одно ухо и одну губу. У нас три сердца и три головы, но все они — как бы одно сердце и одна голова. Где окажется один, туда пойдут другие. И что сделает один, то же сделают другие — так, словно это делают их сотоварищи. Слава Аллаху, который дал нам этот день!

Он протянул мне кубок.

— Эмир Хаджи Кара бен Немей, твой народ живет дальше всего отсюда. Пей первым и протяни потом кубок нашему другу.

Я обратился с короткой речью и сделал один глоток. Малик поступил так же, как я, а Мохаммед Эмин допил остаток. Потом он обнял и расцеловал нас, говоря каждому:

«Теперь ты — мой рафик [113], я — твой рафик. Наша дружба будет вечной, даже если Аллах разведет наши пути!»

Новость о нашем союзе быстро разбежалась по лагерю, и каждый, кто полагал, что пользуется хоть малейшим преимуществом или самой ничтожной льготой, приходил в палатку шейха, чтобы поздравить нас. Это заняло немало времени, так что лишь в очень поздний час мы снова уселись втроем.

Нам необходимо было познакомить Малика с местностью, на которой мы предполагали дать бой, а также посвятить его в наш оборонительный план. Он одобрил наши замыслы, а потом спросил:

— А не могут враги уйти на север?

— Они могли бы прорваться между рекой и Джебель-Кануза, стало быть, вдоль вади Джехеннем; но и этот путь мы им преградили. Шейх Мохаммед, ты приказал, чтобы приготовили инструменты для строительства бруствера?

— Это уже сделано.

— Выбраны ли женщины, которые должны нас сопровождать, чтобы перевязывать раненых?

— Все они готовы.

— Тогда позволь же нашему товарищу и его людям выбрать лошадей. Мы должны выступать, ибо скоро наступит рассвет.