"Подмененная" - читать интересную книгу автора (Карр Филиппа)

ИСЧЕЗНОВЕНИЕ

Когда пришла телеграмма, Ли была в саду с детьми и я как раз собиралась присоединиться к ним Глянув на нее, я увидела, что она адресована Ли, и сразу же отправилась в сад. Ли была поражена и взяла телеграмму дрожащими пальцами.

Как большинство людей, она ожидала от телеграмм дурных новостей.

Прочитав ее, она посмотрела на меня.

— Что-нибудь случилось, Ли? — спросила я.

Подбежала Белинда и схватила телеграмму.

— «Твоя мать очень больна», — прочла она. — «Спрашивает о тебе. Приезжай, если сможешь.»

Я отобрала у нее телеграмму. Текст был прочитан правильно.

— Ли, ты немедленно должна ехать, — сказала я.

Ли растерянно огляделась:

— Да как же это? Ведь дети…

— Как-нибудь справимся. О чем же тут размышлять? Она ведь просит тебя.

Ли молча кивнула.

— Ты еще успеешь на вечерний поезд, — продолжала я. — К утру он доставит тебя в Корнуолл. Кто-нибудь тебя встретит. За нас не беспокойся. Мы сумеем справиться.

Она пребывала в нерешительности, но, в конце концов, согласилась с тем, что нужно ехать «

Я думала о болезни миссис Полгенни. Интересно, что с ней стряслось? В последний раз, когда мы разговаривали о ней с бабушкой, все было в порядке.

Спустя несколько дней я получила письмо от бабушки. Она писала:

« Мы все потрясены смертью миссис Полгенни. Она стала настолько неотъемлемой частью здешних мест, что трудно представить здесь жизнь без нее. Она ехала домой от пациентки, когда колесо ее старого „костотряса“ наткнулось на какой-то камень. Должно быть, он был приличного размера. К несчастью, это произошло на вершине холма Гунхилл и миссис Полгенни свалилась вниз. Ты же помнишь, какой он крутой. Упав, она проломила череп. Ее доставили в госпиталь в Плимуте, но к тому времени она была уже очень плоха. Приехал посыльный и сообщил, что она срочно просит меня. Она хотела сказать что-то очень важное. За Ли к тому времени уже послали.

Я едва узнала ее. Она была совершенно непохожа на ту миссис Полгенни, которую мы знали. Она выглядела под этими повязками очень старой и хруп кой.

Нас оставили наедине, поскольку она дала понять, что хочет именно этого. То, что нам дали такое разрешение, удивило меня, но, видимо, положение уже было безнадежным. Ты, знаешь, Ребекка, это странно, но миссис Полгенни чего-то очень боялась. Помнишь, мы всегда говорили, что место в раю ей обеспечено?

Она же была избранной, находилась на дружеской ноге со Всемогущим. Мы все считали, что ее место — в небесном хоре. А тут передо мной была очень напуганная женщина.

Миссис Полгенни протянула ко мне руку, холодную и влажную, и я пожала ее. Она была очень слаба, но, слегка сжав мои пальцы, дала понять, что рада моему появлению. Она все говорила: «Я хочу…»Я ей тихо отвечала: «Да, миссис Полгенни, я здесь. Что вы хотите? Я слушаю вас». Она бормотала: «Я должна…»

Я никак не могла понять, что она пытается рассказать мне, но чувствовала, что речь идет о чем то важном.

Потом послышались какие-то булькающие звуки. Я решила, что ей нужна помощь, и крикнула сестру.

Меня попросили выйти, и вошел доктор. На этом все кончилось, а я так и не узнала, какое важное дело заставило ее послать за мной. Я ждала в больнице, чуть позже ко мне вышли и сообщили, что она умерла.

Для всех нас это оказалось ужасным ударом. Думаю, мы верили в ее бессмертие. Мы ожидали, что она будет кататься по холмам на своем «костотрясе» даже после того, как большинство из нас покинет этот мир. Ох, до чего же я ненавижу перемены!

Как твои дела? Мы постоянно вспоминаем тебя.

Патрик уже прибыл в Новый Южный Уэльс. Его бабушка с дедушкой, конечно, безутешны. Они говорят, что он пробудет там два года.

Как бы мне хотелось, чтобы все сложилось по-другому!»

Я с трудом дочитала письмо бабушки. Это ужасное событие разрушило жизнь не только Патрику и мне, но и всем, кто любил нас.

Из Корнуолла вернулась Ли. Было трудно определить ее истинные чувства. Она всегда была очень скрытным человеком. О смерти матери она узнала сразу по прибытии. Пришлось улаживать кое-какие дела. Она распродала мебель и другие вещи. Мои бабушка с дедушкой оказали ей помощь и настояли на том, чтобы она остановилась в Кадоре.

Дети обрадовались ее возвращению Белинда была несколько опечалена тем, что Оливер так неожиданно покинул нас. Не знаю, как она восприняла бы известие о том, что больше никогда не увидит его Он всегда наносил нам краткие и неожиданные визиты, и пока она ни о чем не подозревала, а я не собиралась посвящать ее в подробности. Я решила, что чем больше пройдет времени, тем легче ей будет привыкнуть.

Потом приехал Том Марнер.

Об этом сообщил мне Бенедикт. С того дня, когда я увидела его в ином свете, между нами возникло что-то вроде дружбы, как будто был снят какой-то барьер; но имелись и другие барьеры.

Мы сидели за обеденным столом Нас было лишь трое Бенедикт, Селеста и я. Он сказал:

— Кстати, приезжает Том Марнер. Он должен быть уже в пути.

Ни Селеста, ни я и понятия не имели о том, кто такой Том Марнер — Хороший человек, — продолжал Бенедикт. — Можно сказать, необработанный алмаз: грубоват, но ему можно верить. Кстати, именно он купил у меня золотой рудник.

— И он приезжает сюда? — слегка встревоженно спросила Селеста.

— Если он хороший человек, мы будем рады познакомиться с ним, — сказала я.

— Думаю, вам будет с ним интересно и весело.

Он — сами честность и бескомпромиссность.

— Понятно, — сказала я. — Под грубой внешностью скрывается сердце из чистого золота.

— Ты правильно поняла.

Бенедикт был в легком замешательстве, как всегда, когда упоминал о руднике Он справедливо полагал, что при этом я думаю о том, каким путем этот рудник достался ему.

— Я не полностью продал его, — добавил он. — Некоторую долю я сохранил.

— Значит, это деловой визит, — сказала я.

— Можно назвать и так Мы действительно хотим обсудить некоторые вопросы.

— Он остановится в Мэйнорли или в Лондоне»? — спросила Селеста.

— Думаю, для начала — в Мэйнорли. Потом мы можем отправиться в Лондон. Вероятно, он прибудет через пару недель.

— Мы приготовим ему комнату, — сказала Селеста.

Детям я впервые сообщила об австралийце, когда Белинда заговорила про Оливера Джерсона Интересно, — сказала она. — Он уехал, не повидавшись с нами. Даже не попрощался и уже давно не приезжает.

— Ну, на днях у нас будет другой гость.

— Кто?

— Человек с другого конца света.

— А где другой конец света?

— В Австралии.

— Значит, он будет весь раскрашен краской, а в волосах перья?

— Так ходят индейцы в Северной Америке, — насмешливо заметила Люси. — А он — австралиец — Что ты в этом понимаешь?

— Уж побольше, чем ты.

— Хватит ссориться, — сказала я. — Вам нужно быть очень вежливыми с мистером Марнером.

— А какой он?

— Откуда мне знать? Я его не видела. Он владеет золотым рудником.

— Наверное, он очень богатый, — с благоговением сказала Белинда — Золото стоит кучу денег — Он копает его в земле? — спросила Люси — Я не знаю.

— Конечно же, копает, — убежденно заявила Белинда. — Чтобы добыть золото, нужно залезть в шахту. А кто же копает золото, если он уехал оттуда?

— Я думаю, он нанимает людей.

— Ого! — уважительно сказала Белинда.

— Расскажи нам про Австралию, — начала упрашивать Люси.

— Я почти ничего не помню. Ведь я уехала оттуда совсем маленькой.

Они обожали слушать эту историю, хотя уже не раз слышали о том, как мои родители отправились в Австралию и жили в маленькой хижине в городке золотоискателей, о том, как я родилась в доме отца Бенедикта — единственном месте, которое подходило Для новорожденных детей.

После этого Австралия стала постоянной темой разговоров, так что грядущий приезд Тома Марнера внес в дом атмосферу ожидания.

Выражение Бенедикта о «необработанном алмазе» вызывало представление о неотесанном субъекте, который не придает значения своей одежде и манерам, являясь прямой противоположностью Оливеру Джерсону. Мне было любопытно, какой будет реакция Белинды. Я надеялась на то, что гость отвлечет ее, поскольку она все чаще вспоминала Оливера Джерсона и ждала его появления.

Ее так ошеломило очарование Джерсона, что манеры этого австралийца должны были произвести особо контрастное впечатление. Вряд ли можно было надеяться, что «необработанный алмаз» сумеет заслужить одобрение ребенка.

Наконец он приехал. Он был очень высок, с бронзовой от солнца кожей; его живые синие глаза постоянно щурились, как будто даже в нашем климате он старался защитить их от солнца. Волосы у него были выгоревшими, почти бесцветными. Думаю, дети были несколько разочарованы. Они ожидали, что он будет выглядеть, как шахтер, потому что в Корнуолле им доводилось видеть представителей этой профессии. Он был одет неброско — в темно-синий костюм, который создавал удивительный эффект в сочетании с его внешностью человека, живущего на открытом воздухе.

— Это моя жена, — представил Бенедикт.

Том Марнер пожал руку Селесты:

— Я много слышал о вас. Рад познакомиться.

— А это моя приемная дочь.

Он пожал мою руку.

— А это остальная семья…

Вперед вышли девочки и протянули свои ручки, чтобы поздороваться.

— Ну, как там дела? — спросил Бенедикт.

Том Марнер подмигнул и приложил палец к носу.

Дети, внимательно наблюдавшие за ним, было явно заинтригованы — Вы не похожи на шахтера, — смело заявила Белинда.

— Это потому, что я разоделся как кукла за шесть пенсов, чтобы показаться вам. Видели бы вы меня за работой!

Он подмигнул Белинде, и она захихикала. Я увидела, что он мгновенно вызвал симпатию, и обрадовалась, подумав, что он отвлечет мысли Белинды от Оливера Джерсона. Так оно и получилось.

Нельзя было найти для него лучшего определения, чем «необработанный алмаз» Он буквально излучал доброту, а в его безукоризненной честности невозможно было сомневаться. Он был уравновешенным, веселым и относился к окружающим просто и дружелюбно.

Миссис Эмери по секрету сообщила мне, что, по ее мнению, он не совсем похож на людей, которых обычно принимают в этом доме, но он умеет ценить услуги и не жалеет улыбок.

— По-моему, он не видит разницы между мисс Белиндой и служанками. Он назвал эту молодую служанку «цыпленочком»и мисс Белинду называет точно так же.

— Детям он нравится, — сказала я. — Очень мило, что он не жалеет для них своего времени — Да, похоже, малышей он любит.

Мисс Стрингер сомневалась насчет влияния, которое он оказывал на манеры детей и на их речь. Девочки уже начали выражать одобрение словом «нормально»и называть обед «толковым»

Я сказала, что, как мне кажется, это не принесет особенного вреда.

Да, Том Марнер внес в дом струю свежего воздуха.

Селеста находила его удобным гостем. Он много ездил верхом с нами, и его умение держаться в седле вызывало у Белинды восхищение и даже, я бы сказала, обожание. С лошадью он сливался в единое целое.

— В австралийской пустыне приходится жить на спине у лошади, — рассказывал он.

Он все умел. Он вязал удивительные узлы, делал лассо и учил детей забрасывать его на деревья, заставляя их тренироваться часами.

— Вам ведь не дерево нужно поймать, — объяснял он. — Представьте, что это бычок или кто-нибудь, кто хочет ограбить твою усадьбу.

За короткий срок мы все полюбили Тома Марнера.

Он проводил много времени с Бенедиктом, обсуждая дела. Мне казалось, что он может заменить Белинде Оливера Джерсона, поскольку она все реже упоминала его.

Вскоре стало очевидно, что Тому Марнеру доставляет радость общество детей. Как только они выходили в сад, он шел туда же. Ли была этим довольна. После смерти матери она изменилась, но я не могла бы точно определить, как это повлияло на нее. Кажется, между ними никогда не существовало особой любви. Трудно было представить человека, любящего миссис Полгенни. У меня давно сложилось впечатление, что Ли старается держаться от нее подальше, и я понимала это стремление.

Мне хотелось бы, чтобы Ли была более общительна.

Никогда нельзя было догадаться, что у нее на уме.

Несколько раз я пыталась разговорить ее, но без особого успеха. Ее преданность детям, особенно Белинде, удивляла. Сложную натуру Белинды Ли понимала лучше всех нас. Похоже, по влиянием Тома Марнера расцвела даже она, и несколько раз я слышала ее веселый смех.

Селеста в его обществе выглядела очень спокойной, так что его визит доставлял удовольствие всем.

Иногда по дому разносился боевой клич, на который тут же откликались Белинда и Люси и устремлялись к Тому, предвидя новые развлечения: какую-нибудь историю об австралийской пустыне или совместную прогулку верхом.

Он очень любил природу, а его преданность родине была совершенно явной.

Он часто рассказывал детям историю о том, как поселенцы впервые прибыли в Австралию:

— Все они были заключенными, совершившими ужасные преступления… или не совершавшими ничего.

Том рассказывал о том, как страдали узники в трюмах во время длительного путешествия по океану.

Как они выстраивались на палубе, прибыв на эту выжженную солнцем землю, как из них делали рабов, которые должны были отрабатывать свое время ссылки. Он описывал золотой дрок и эвкалиптовые деревья, разноцветных птиц, какаду с серо-красными хохолками, которых называли «гала», смеющегося зимородка, которого называли «хохочущим ослом».

Теперь мы часто слышали крик, имитирующий зимородка.

— Это полезно на случай, если дети потеряются, — сказал Том мисс Стрингер, — или когда их нужно вызвать из сада.

Кроме того, мисс Стрингер одобряла изложение исторического материала в колоритном пересказе Тома Марнера. Так что даже она не возражала против его присутствия в доме.

Все эти разговоры об Австралии, естественно, заставляли меня еще чаще думать о Патрике. Я размышляла о том, чем он может сейчас заниматься и часто ли он думает обо мне. Должно быть, он упрекает меня за то, что я позволила усомниться в нем. В глубине души я не сомневалась… но все-таки где-то оставался этот унизительный страх.

Я думала, что до конца своих дней буду тосковать по нему, верить в него… или же всегда останется эта тень сомнения?

Что-то говорило мне: даже если бы это было правдой, любя его по-настоящему, я не оставила бы его.

Разве понимание и прощение не являются самой сутью любви? Как там говорится? «В болезни и во здравии…» Если это было болезнью, то разве я не обязана была понять его и помочь?

Тогда он пришел в такой ужас оттого, что я не поверила ему. Мне хотелось кричать, что я поверила.

Это было правдой. Но проклятые сомнения оставались.

До чего же печальной оказывалась жизнь! Взять хотя бы постоянно грустную Селесту. Почему нельзя жить просто, легко, подобно таким людям, как Том Марнер?

Я любила оставаться наедине со своими размышлениями, хотя они были далеко не радостными. Временами я была готова написать Патрику, упросить его вернуться, восстановить прежние отношения и думать о совместном будущем.

Но я понимала, что такой жизни, о которой мы мечтали, уже не будет. Память о случившемся не исчезнет. Думаю, мое столкновение с Жан-Паскалем, который с тех пор ни разу не изволил посетить свою сестру, дало мне возможность лучше понять ужасное положение жертвы такой ситуации. Я не смогу забыть искаженное страхом лицо Белинды, ее потрясение случившимся.

То, что детей так заинтересовал Том Марнер, позволяло мне побыть в одиночестве, и я довольно часто стала выезжать верхом. Тишина деревенских проселков действовала умиротворяюще, хотя мысли о Патрике не покидали меня и я считала, что расставание с ним навсегда омрачит мою жизнь.

Однажды мой путь домой пролегал мимо таверны «Судья-вешатель». Я придержала лошадь, чтобы взглянуть на таверну, и вспомнила, как Оливер Джерсон водил туда детей, как они в радостном возбуждении пили из кружек разбавленный сидр.

Когда я подъехала ближе, из таверны вышли двое и направились к конюшне.

Я уставилась им вслед, с трудом веря своим глазам, потому что это были Оливер Джерсон и Селеста. У меня сразу появились мрачные предчувствия. Селеста тайно встречается с Оливером Джерсоном! Конечно, тайно, ведь в дом его никто не пустил бы. Что все это могло значить? Я понимала ее положение жены, на которую муж не обращает внимания… но Оливер Джерсон!

Я решила, что если они заметят меня, то мы все окажемся в неудобном положении, поэтому резко развернула лошадь и двинулась в обратную сторону.

Остаток дня я провела, думая о случившемся.

Если мои опасения были верны, нас ожидали крупные неприятности. Возможно, она искала утешения?

Если так, то кому же ей еще и довериться, как не мужчине, буквально излучавшему обаяние и весьма склонному к тому, чтобы утешить жену своего врага?

У них было много общего: оба они были обижены Бенедиктом, оба могли иметь претензии к нему и, весьма вероятно, желание отомстить.

Но какое это имеет отношение ко мне? Пусть мой отчим сам разбирается со своими делами.

Однако за последние недели наши взаимоотношения с ним изменились. У меня возникло ощущение, словно мама находится где-то рядом и просит меня не ссориться с ним и по мере сил помогать ему.

Откуда у меня появились эти странные мысли?

Наверное оттого, что я жила в доме, в котором, по слухам, водилось привидение женщины, чья судьба напоминала судьбу моей мамы.

Мы с Бенедиктом были людьми, которых она искренне любила, и я никак не могла избавиться от мыслей о том, что существуют узы, которые даже смерть не в силах разорвать. Более всего мама желала, чтобы мы с Бенедиктом стали друзьями.

Много я думала о Седеете и Оливере Джерсоне. Я слышала, как он пытался шантажировать отчима, и была уверена, что он беспринципный авантюрист. Знает ли об этом Селеста, «или она находится под воздействием его обаяния, вдвойне приятного женщине, которая сознает себя ненужной?

Я решила поговорить с ней.

Я пригласила ее зайти ко мне, сказав, что хочу показать ей одну любопытную вещь. А когда она, ничего не подозревая, пришла, я подумала, что лучше сразу все выяснить.

— Селеста, — сказала я, — это, разумеется, не мое дело, но на днях я проезжала мимо» Судьи-вешателя «.

Она побледнела, а затем залилась румянцем:

— Ты видела…

— Да. Я видела тебя, когда ты выходила с Оливером Джерсоном.

Она промолчала.

— Тебе, конечно, известно, что Бенедикт запретил ему являться в этот дом?

Она кивнула.

— Селеста, пожалуйста, прости меня, но…

— Я понимаю, о чем ты думаешь. Ты ошибаешься.

Я отправилась на встречу с ним, потому что… ну, ты ведь знаешь, что он покинул наш дом в спешке.

Я кивнула.

— Он нашел в своем багаже какие-то кружевные салфетки… в общем, мелочи. Он сказал, что, должно быть, второпях забрал их вместе со своими вещами.

Ему показалось, что они могут представлять ценность — кружева ручной работы и так далее, так что захотел вернуть их.

— И они действительно ценные?

— Не знаю. Я никогда их раньше не видела и понятия не имела, что они пропали. Я занесла их в комнату, которую он занимал раньше. Надеюсь, ты не думаешь…

— Нет, конечно, но, видишь ли, Бенедикт крупно поссорился с ним…

— Бенедикт никогда не обсуждает со мной подобные вопросы. Мистер Джерсон сказал, что между ними произошло какое-то недоразумение. Он не хотел, чтобы Бенедикт узнал о том, что мы встретились, и решил, что такой способ наиболее удобен.

— Знаешь, а ведь он может быть весьма опасен, — сказала я.

— Опасен?

— После той ссоры. Думаю, он никогда больше не появится в этом доме.

— Он сказал, что его незаслуженно оскорбили.

— И ты поверила его объяснению?

Она пожала плечами.

Я не знала, насколько можно быть откровенной в разговоре с ней, но мне стало казаться, что я ступаю на опасную тропку. Бенедикт выговорился передо мной в каком-то порыве, разгоряченный ссорой с Оливером Джерсоном, зная, что я подслушала их разговор и поняла, что к чему. Возможно, я уже зашла слишком далеко.

— Думаю, встречаться с ним будет неразумно, — закончила я.

— Очень мило, что ты так беспокоишься за меня, Ребекка. Со мной все в порядке. Я никогда не заведу себе любовника. Я люблю Бенедикта. Я всегда любила его. Лучше бы это было не так. Он для меня единственный. Очень нелегко находиться возле него, когда он столь явно показывает, что я ему не нужна.

— Прости меня, милая Селеста — Тебе не за что просить прощения. Я очень рада, что ты здесь. Ты во многом помогла мне Иногда я бываю просто в отчаянии, Ребекка.

— Ты всегда можешь поговорить со мной.

— Это действительно помогает, — произнесла она. — Ты ведь знаешь, как обстоят дела.

— Да, знаю. Я прошу прощения за то, что подумала…

— Ты имеешь в виду Оливера Джерсона?

— Я думаю, что он может оказаться опасным, — повторила я.

Чаепития у миссис Эмери были увлекательным занятием. От ее глаз не ускользало ни одно событие в доме. На этот раз я поняла, что она чем-то взволнована:

— Господи, мисс Ребекка, ну и человек этот мистер Марнер! Трудно его не заметить… как заведет про этих кенгуру и все такое прочее. Прямо как в своей Австралии. Он не может не нравиться. У него для каждого найдется улыбка. Хотя, конечно, настоящим джентльменом его не назовешь.

— Это зависит от того, что вы понимаете под словом» джентльмен «, миссис Эмери.

— Ну, настоящего джентльмена я всегда отличу. Я всю жизнь у настоящих проработала. Но он, конечно, необычный человек. Для Белинды он прямо, как солнышко.

— Она быстро привязывается к людям, а особенно к мужчинам.

— Да уж, когда она вырастет, то будет самой настоящей мадам.

— Некоторые дети склонны вести себя так. Они увлекаются людьми и возводят их на пьедестал.

Меня радовало, что Белинда не вспоминала Оливера Джерсона и его место прочно занял Том Марнер.

— Приятно, когда в доме постоянно звучит смех, — сказала миссис Эмери. — Еще чашечку?

— Если можно, миссис Эмери. Чай просто великолепен.

Она удовлетворенно кивнула.

— А вы заметили, как изменилась Ли?

— Ли? — удивилась я.

— Раньше она была прямо ходячее горе. Можно было подумать, будто вся мировая скорбь на ее плечах лежала. Так вот, она изменилась. Теперь, гляжу, смеется вместе с детьми и с этим мистером Марнером. Знаете, я даже слышала, как она поет.

— Поет? Ли?

— Я своим ушам не поверила. То она все ходила с такой физиономией, словно на похороны собралась.

А теперь, глядишь, и с народом болтает, а то всегда помалкивала.

— Я рада. Мистер Марнер, кажется, завоевал здесь популярность.

— , По-моему, он скоро уезжает?

— Боюсь, что так. В детской будут слезы.

— Миссис Белинда будет очень горевать да и Ли тоже. Кстати, есть хорошие новости насчет этой перетасовки, как ее мистер Эмери называет. Насчет того, что будет с правительством. Похоже, после всех разговоров они действительно берутся за дело.

— Вы имеете в виду формирование кабинета министров?

— В этом во всем Эмери здорово разбирается.

Думаю, он и сам нашел бы, чем там заняться. Он» считает, что у нашего джентльмена хорошие шансы.

— У мистера Лэнсдона?

— А у кого же еще? И не только Эмери так думает В газетах то же самое пишут. Эмери, знаете ли, собирает вырезки. Он считает, — что мистер Лэнсдон сможет быть и в министерстве иностранных дел. Или обороны… Так Эмери говорит.

— Вы очень гордитесь им.

— Эмери — честолюбивый человек.

Я не смогла сдержать улыбки, видя столь типичный пример купания в лучах отраженной славы.

— Мы с Эмери держим за него скрещенные пальцы.

Я продолжала улыбаться. Беседы с миссис Эмери освежали не меньше, чем чай.

Когда я проходила мимо кабинета Бенедикта, дверь внезапно отворилась и он с порога улыбнулся мне:

— Ребекка, ты не уделишь мне минутку?

— Конечно.

— Тогда зайди, пожалуйста.

Я вошла. Бенедикт указал мне на кресло, и я села в него. Он занял место за столом, и некоторое время мы глядели друг на друга.

— Я думаю, тебе следует об этом знать, — сказал он, — Я покончил со всеми этими клубами. Все документы подписаны.

— Должно быть, это большое облегчения для вас.

— Да, конечно. Я решился, когда дело дошло до «Дьявольской короны». Следовало сделать это давным-давно.

— Я слышала, что есть возможность занять пост в кабинете министров.

— Возможность есть, — подтвердил он, — Пока это всего лишь возможность, но она может стать реальностью.

— Желаю вам удачи!

— Спасибо.

— Супруги Эмери страстно болеют за вас.

Бенедикт улыбнулся:

— Этого следовало ожидать.

— Они очень преданы вам.

Он кивнул:

— В этих делах преданность очень важна.

— Как и во всех иных.

— Я подумал, что следует рассказать тебе про клубы, поскольку мы уже говорили на эту тему. Твоя мать была бы рада.

Некоторое время мы молчали. Затем он спросил:

— Кстати, не крутится ли где-нибудь поблизости Джерсон?

Я тут же вспомнила, как он выходил из «Судьи-вешателя» вместе с Селестой:

— Возле дома? Нет, по-моему.

— Это хорошо. Я так и не узнал, как он раздобыл этот ключ. А хотелось бы знать. Боюсь, что этого я никогда не узнаю. Такие события неприятно воздействуют на человека. Я всегда был осторожен с этим ключом.

— Да, — согласилась я, — это какая-то загадка.

Я встала. Разговор, похоже, подошел к концу, а наши взаимоотношения хотя и изменились, но еще не стали теплыми. Я сказала:

— Хорошо, что с клубами покончено. Уверена, это к лучшему.

Он кивнул:

— Я решил, что тебе надо рассказать.

Я направилась к двери, но в этот момент он произнес:

— Ты не должна так много времени проводить в провинции. Тебе надо быть в Лондоне, появляться в свете. Для этого и был организован твой сезон.

— Я предпочитаю быть здесь.

— И не пожалеешь об этом впоследствии?

Я пожала плечами.

— Что-то случилось? — спросил он.

— Что-то случилось… — глупо повторила я.

— Ты в последнее время какая-то подавленная. Тебя что-то угнетает?

— Со мной все в порядке.

— Если я могу чем-то помочь…

Я покачала головой.

— Я действительно думаю, что ты делаешь ошибку, затворяясь здесь. Куда смотрит Морвенна Картрайт?

Разве не она должна была выводить тебя в общество?

— В свое время она так и делала.

— Ну, а сейчас?

— Я считаю, что уже представлена обществу.

— Нехорошо прятаться от мира в глуши.

— Уверяю вас, со мной все в порядке.

— Что ж, если ты так хочешь…

— Я этого хочу.

— Ты уверена, что все нормально? Не могу ли я чем-нибудь помочь?

— Спасибо, мне ничего не нужно.

Бенедикт слегка насмешливо смотрел на меня. Он честно старался наладить отношения между нами, должно быть, внушив себе, что обязан сделать это ради моей мамы. Теперь он покончил с клубами, потому что именно об этом в свое время она просила его. Нет. Не из-за этого. Разве все эти годы он не держался за них?

Нет, просто он решил стать членом кабинета министров и поэтому решил избавиться от грязных дел. Я не должна забывать о том, что он держал секретные документы в комнате, считавшейся святилищем моей матери.

При всей своей сентиментальности Бенедикт всегда был практичен.

Я вышла и закрыла за собой дверь.

Бенедикт отправился в Лондон, но Селеста не поехала с ним. Она была какой-то притихшей, и я спрашивала себя, не встречается ли она с Оливером Джерсоном.

Меня несколько угнетали угрызения совести, ведь, когда Бенедикт спросил, не видела ли я его, я ответила отрицательно. А что я еще могла сказать? Если бы открылось, что существуют какие-то взаимоотношения между Джерсоном и Селестой…

Поздним утром в мою комнату вошла миссис Эмери.

Я сразу же поняла, что случилась какая-то неприятность.

— В чем дело? — спросила я.

— Миссис Лэнсдон…

— Что с ней? — с тревогой спросила я.

— Ее нет в комнате. И кровать даже не расстелена.

— Может быть, она уехала в Лондон?

Миссис Эмери покачала головой:

— Такое впечатление, что все ее вещи здесь.

— Вы хотите сказать, что она просто ушла, ничего не взяв?

— Так получается, мисс Ребекка.

— Я схожу туда.

Я пошла в их спальню. Комната была приведена в порядок. Горничная перестелила кровать, как делала это каждый вечер, и она действительно выглядела так, будто с вечера в нее никто не ложился. Я неуверенно посмотрела на миссис Эмери.

— Должно быть, она ушла вечером, — сказала она.

— Ушла? Куда ушла?

— Вот уж не знаю, — ответила миссис Эмери. — Она могла уйти куда угодно.

— Но что она забрала с собой?

— Пока я ничего не замечаю. Лучше позвать сюда Иветту. Она всегда была ее личной горничной. Может, она что-нибудь знает.

— Пусть она придет поскорее.

Пришла Иветта.

— Когда ты в последний раз видела миссис Лэнсдон? — спросила я.

— Вроде бы вчера вечером, мадемуазель.

— Ты знаешь, где она сейчас?

Иветта была в замешательстве:

— Она посылает за мной, когда готова, чтобы причесать ее. А сегодня утром она меня не вызывала.

Я подумала, что не нужна ей…

— А как она выглядела вчера вечером?

— Может, слегка притихшей. Но вообще-то такое с ней бывает время от времени.

— Она не говорила, что собирается с кем-то встретиться?

— Нет, мадемуазель. Мне она ничего не говорила.

— Ты ей ничего не приносишь по утрам? Чай, шоколад, кофе?

— Если спрашивает — приношу. Если нет, то и не захожу. Бывает, она хочет поспать подольше.

— Взгляни на ее одежду, Иветта, и скажи, чего здесь не хватает.

Девушка осмотрела гардероб и шкаф, заглянула в ящики.

— Все здесь, кроме серого бархатного платья, в котором она была вчера вечером.

— Значит, все остальное на месте?

— Да, мадемуазель, кроме серых туфель, которые она носит с этим платьем.

— А плащ?

— Есть у нее плащ, который подходит к этому платью. Вот он. Кое от чего она избавилась на, той неделе. Как обычно, раздала людям из окрестных домишек. Все остальное на месте.

— А ее сумочка?

— У нее красивая сумочка из крокодиловой кожи.

Она здесь.

— Получается, что она просто вышла в том, что было на ней.

— Может быть, она решила прогуляться?

— На ночь глядя? Разве у нее была такая привычка?

Иветта отчаянно замотала головой.

— Нет, нет, нет, — с жаром заявила она.

Я отпустила Иветту и обратилась к миссис Эмери:

— Все это очень загадочно, — сказала я. — Где же она может быть?

Миссис Эмери покачала головой.

— Что же мы будем делать? — спросила я.

— Может быть, она пошла погулять, упала и ушиблась и теперь не может добраться до дому. Да, наверное, это так.

— Пусть мистер Эмери организует поиски. Должно быть, она где-то неподалеку отсюда. Иветта говорит, что она не любит гулять. Но тут ничего нельзя утверждать. Желание могло возникнуть неожиданно. Давайте немедленно начнем поиски.

Мы отыскали мистера Эмери, который тут же взялся за дело. К поискам подключился Том Марнер. Он хорошо разбирался в таких вещах. После того как обследование окрестностей не дало результатов, начали искать дальше.

К полудню все еще не было обнаружено никаких следов Селесты. Затягивать с сообщением этой новости Бенедикту было невозможно, и в Лондон отправили телеграмму об исчезновении его жены.

Я сидела в комнате миссис Эмери. Она была не на шутку обеспокоена.

— Теперь слуги начнут болтать, — сказала она. — И по округе разнесется. Где же она может быть? Если бы она только появилась! Эмери беспокоится. Он говорит, что газеты набросятся на такой лакомый кусочек. Мистеру Лэнсдону это пользы не принесет. В общем, не нравится мне все это, мисс Ребекка.

— Не удивительно. Мне это тоже не нравится.

— Взяла и ушла, да еще ничего с собой не взяла.

Лучше бы уж взяла.

— Почему?

— Ну, тогда мы хотя бы знали, что она ушла по собственной воле. А так…

— Миссис Эмери, что вы имеете в виду?

— Я думаю, что ему это вовсе не пойдет на пользу.

Если бы она бросила его ради кого-то другого… ну, конечно, это неприятно, но его нельзя винить за это, хотя газеты все же попробовали бы отыграться на нем.

В общем, не придумаешь более подходящего момента.

— В прошлый раз…

— Да, я помню про это. Когда он первый раз избирался от Мэйнорли, у него умерла жена и все начали говорить про какие-то таинственные обстоятельства. Вроде бы он был в этом виноват… Это стоило ему места в парламенте.

— Да, помню, я слышала об этом.

— Если опять поднимется скандал, вспомнят и про то дело. Начнут копаться в прошлом.

— Миссис Эмери, она должна быть где-то поблизости. Она не убежала бы от него без всего… только в том, что было на ней.

— Ума не приложу, к чему бы все это.

— Я тоже.

Миссис Эмери продолжала:

— По-моему, она ушла из дому не по собственной воле.

— Разве может быть иначе?

— Если бы она вышла из дома на ночь глядя, забрав с собой полный чемодан вещей, тут был бы какой-то смысл Но она ушла без ничего, а мы обыскали всю округу и даже следов никаких не нашли.

— Не знаю, как это можно объяснить, — сказала я.

— Вот что меня пугает, — сказала миссис Эмери.

Меня это тоже пугало.

Приехал Бенедикт, и мы начали понимать, насколько серьезно все случившееся. Он подробно расспросил нас, и не осталось сомнений в том, что Селеста покинула дом накануне вечером. Поиски были расширены, но не дали результатов.

Мы понимали, что это не удастся долго сохранить в тайне. Появились заметки в газетах даже раньше, чем мы могли ожидать.

«ИСЧЕЗНОВЕНИЕ ЖЕНЫ ИЗВЕСТНОГО ПАРЛАМЕНТАРИЯ

Вновь в центре внимания оказался злосчастный Бенедикт Лэнсдон. Его жена, миссис Селеста Лэнсдон, исчезла из дома мужа в Мэйнорли. Так как она ничего не взяла с собой, по поводу случившегося выдвигаются самые тревожные предположения. Следует напомнить, что первая жена Бенедикта Лэнсдона умерла во время его первой, неудавшейся избирательной кампании в Мэйнорли, и по этому поводу тогда ходили различные слухи. Впоследствии выяснилось, что она страдала неизлечимой болезнью и добровольно ушла из жизни. Несчастный мистер Лэнсдон сейчас находится в своем поместье в Мэйнорли, где ведутся интенсивные поиски, которые, несомненно, приведут к разрешению этой загадки.»

Дом был взбудоражен. Прислуга шепталась по углам.

Представляю, какие при этом строились предположения. Я видела на из лицах возбужденное выражение . конечно, подавляемое беспокойством, но все же… Они ждали каких-то сенсаций. Не знаю, многие ли из слуг знали о напряженных отношениях между хозяйкой и хозяином.

Задумывалась я и над тем, что откроется, когда сюда ворвется пресса и начнет расспрашивать слуг, этих наиболее информированных сыщиков, пристально наблюдающих за нашей жизнью. Что удастся разузнать от них полиции? Я могла представить себе эти вопросы и ответы…

Большим благом для нас оказалось присутствие Тома Марнера. Он взял на себя заботу о детях. Они много ездили верхом, и он часто бывал в детской. Я слышала их смех, странно звучавший в доме, наполненном страхами.

Мы чувствовали себя беспомощными. Что мы могли предпринять? Что произошло с Селестой? Если бы только она вошла в дом и сказала, что с ней все в порядке!.. Если бы мы только знали! Хуже всего была неизвестность. Селеста просто бесследно исчезла.

Прошло несколько дней. Множились предположения и слухи. Приехала полиция Полицейский долго беседовал с Бенедиктом. Допросил некоторых из нас, включая и меня. Видела ли я ее в тот вечер? Не заметила ли я чего-нибудь необычного?

— Нет. Ничего необычного я не заметила.

Не выглядела ли миссис Лэнсдон расстроенной, напуганной? Не упоминала ли она о каких-нибудь угрозах в ее адрес?

— Конечно, нет Эти вопросы пугали меня. Они содержали предположения о какой-то грязной игре.

Не знаю ли я причины, по которой» она так внезапно ушла из дома?

Я ничего не знала. Селеста не была любительницей прогулок. Пожелав друг другу спокойной ночи, мы разошлись по своим комнатам.

— В какое время?

— Около девяти.

— Кто-нибудь видел ее после девяти?

— По моему мнению — нет.

Очень подробно расспрашивали Иветту. Она не заметила ничего необычного.

— Были ли у миссис Лэнсдон причины оставить дом?

Иветта не знала таких причин.

Я поняла, что полиция не исключала возможности убийства.

В Мэйнорли приехал Жан-Паскаль. Встреча с ним стала бы для меня тяжелым испытанием, если бы не случившаяся трагедия, на фоне который все остальное выглядело малозначительным.

Брат Селесты был совершенно убит горем. Он долго беседовал с Бенедиктом в его кабинете и вышел оттуда бледным и расстроенным. Он сообщил нам, что его родители очень встревожены. Они были не в состоянии приехать, и он собирался вернуться к ним, продолжая поддерживать с нами тесный контакт.

Перед его отъездом у нас с ним состоялся разговор.

— Не думайте обо мне слишком дурно, — сказал он. — Я раскаиваюсь. Я искренне сожалею о случившемся, Ребекка. Я не правильно оценил вас. Несколько раз я собирался приехать сюда, но не представлял, какой прием может меня ожидать.

— Боюсь, он был бы не слишком любезным.

— Так я и предполагал. Какое ужасное событие! В последние годы мы не слишком часто виделись, но она была… она — моя сестра.

— Если что-нибудь выяснится, мы немедленно дадим вам знать.

Он нахмурился:

— А между ними… было все в порядке?

— Что вы имеете в виду?

— Ну, судя по всему, она пропала.

— Мистера Лэнсдона не было в это время здесь. Он находился в Лондоне. Пришлось посылать за ним.

— Понятно.

— Можете быть уверены, — повторила я, — что мы немедленно известим вас, если что-то выяснится.

— Благодарю вас.

Когда он уехал; я почувствовала облегчение.

Прошла неделя. В газетах продолжали появляться статьи.

«ГДЕ ЖЕ МИССИС ЛЭНСДОН?»— эти заголовки бросались в глаза. Можно было представить себе, как вся страна обсуждает эту тему.

Бабушка написала мне:

«Должно быть, тебе тяжело находиться в центре этих событий. Не хочешь ли ты на некоторое время приехать в Корнуолл?

При мысли об этом я содрогнулась. Слишком много воспоминаний было у меня связано с Корнуоллом. Все там будет напоминать о Патрике… придется видеться с его бабушкой и дедушкой. Я была рада, что нахожусь не в Лондоне и благодаря этому избегала встреч с Морвенной и Джастином Картрайтами. Вероятно, они возлагали на меня вину за разрыв помолвки, в результате чего Патрик отправился на другой конец света. Мне было невыносимо даже думать о встрече с ними, Я не смогла бы объяснить им случившегося, а пребывание в Кадоре вновь оживило бы воспоминания о том, что произошло.

Кроме всего прочего, я сейчас должна была находиться здесь. Как ни странно, я считала, что Бенедикт Лэнсдон нуждается в моей помощи.

Не знаю, откуда возникло такое ощущение. Я всегда считала его своим врагом. Я понимала завуалированные предположения по поводу случившегося. У безжалостного, тщеславного человека исчезает жена.

Почему? Не мешала ли она ему? Не было ли у него каких-то планов, в которые она не входила?

Какой-то репортер загнал в угол Иветту. Путем хитроумных расспросов ему удалось выяснить, что отношения между супругами складывались далеко не идеально. В результате мы прочитали в газете:

« Как утверждает ее камеристка, у него никогда не находилось времени для нее. Ее это очень огорчало. Ее видели плачущей. Иногда, казалось, она впадала в отчаяние…»

Прочитав это, Иветта пришла в ужас. Я предположила, что ее не всегда идеальный английский язык был причиной того, что она сказала больше, чем хотела.

— Я не говорила этого, не говорила, — плакала она. — Он сам все время… он заставлял меня говорить то, чего я не думала…

Бедная Иветта! Она, конечно, не собиралась бросать подозрения на мужа своей хозяйки. Но за это ухватились. Появились неприятные намеки. Одна из наименее респектабельных газет писала:

« Депутату от Мэйнорли не везет в любви или, скажем, в браке. Его первая жена Лиззи, которая принесла ему в приданое золотой рудник, что сделало его мультимиллионером, покончила с собой; его вторая жена умерла при родах; и вот теперь третья — Селеста — исчезла. Впрочем, может быть, у последней истории будет счастливый Конец. Полиция ведет следствие и надеется вскоре разрешить загадку.»

Прошла неделя, а никаких сведений о Седеете не поступило. Полиция продолжала искать ее. Мистер Эмери сообщил, что они вели земляные работы на трехакровой лужайке возле загона, поскольку там вроде бы заметили свежевскопанную почву.

Это было ужасное время. Я боялась, что они найдут там труп Селесты. Но ничего не нашли, и в течение нескольких дней никаких новых сведений, не поступало.

В заголовках новостей тему об исчезновении Селесты сменила тема формирования нового кабинета министров. Думаю, никто не был удивлен тем, что в этом кабинете не нашлось места для Бенедикта. В утренних газетах по этому поводу появились сообщения:

« В новом кабинете не нашлось места для члена парламента, чья жена таинственно исчезла. Мистер Бенедикт Лэнсдон, которого все прочили на высокий пост в этом кабинете, оказался обойденным. Полиция продолжает утверждать, что вскоре сумеет объяснить эту загадочную историю.»

Какая коварная жестокость была в том, что исчезновение его жены связывали с его политической карьерой! Мы все понимали, что его надежды разбиты в прах именно этим, но зачем нужно было подчеркивать этот факт? Это было почти равно обвинению Бенедикта в убийстве жены, на что, несомненно, и рассчитывали авторы заметки.

Бенедикт забрал газеты в свой кабинет. При мысли о том, что он почувствует, читая эти жестокие слова, я вдруг приняла решение и постучалась в его дверь.

— Войдите, — сказал он.

Я вошла. Он сидел за столом, забросанным газетами — Мне очень жаль, — сказала я.

Он понял, что я имею в виду, потому что ответил:

— Это было неизбежно.

Я прошла в комнату и села в кресло напротив него.

— Это не может долго продолжаться, — сказала я. — Скоро все выяснится.

Он пожал плечами.

— Бенедикт… вы не возражаете, если я буду называть вас так? Я не могу называть вас мистером Лэнсдоном, а…

Он кисло улыбнулся:

— Очень странно сейчас беспокоиться по такому поводу. Ты не можешь заставить себя называть меня отцом или отчимом… я всегда понимал это. Зови меня Бенедиктом. Почему бы и нет? Как будто мы с тобой друзья. Возможно, одна из причин, по которым ты не желала признавать меня, крылась в том, что ты не знала, как ко мне обращаться.

Он рассмеялся, но смех его был невеселым. Я чувствовала, что он сильно встревожен и обеспокоен.

— Что теперь будет? — спросила я.

— Вот этого я не могу сказать. Где она может быть, Ребекка? У тебя есть какие-нибудь предположения?

— Куда она могла пойти в таком виде? Она ведь ничего не взяла с собой, даже сумочку… и она без денег.

— Видимо, с нею что-то произошло. Полиция считает, что она мертва, Ребекка.

— Откуда такая уверенность?

— Ты, должно быть, слышал, что они копали на трехакровой лужайке. Зачем бы это? А затем, что предполагали найти там ее тело.

— О нет!

— Я уверен, что они подозревают убийство.

Конечно, ему уже пришлось пройти через нечто подобное, когда его первая жена умерла, приняв чрезмерную дозу лекарства. Поэтому он был особенно чувствителен к намекам и одновременно являлся вдвойне уязвимым для подозрений.

— Но кто… — начала я.

— В таких случаях первым подозреваемым бывает муж.

— О нет! Да и как это возможно? Вас здесь не было.

— А что мне мешало проникнуть в дом, убить ее, а потом избавиться от тела?

Я в ужасе смотрела на него.

— Я не делал этого, Ребекка. Я ничего не знал о ее исчезновении, пока не получил вашу телеграмму.

Ты веришь мне?

— Конечно, верю.

— Надеюсь, что это так и есть.

— Я не понимаю, как вы могли хотя бы на секунду засомневаться, что я вам верю.

— Спасибо. Очень неприятное дело. Чем же оно закончится?

— Может быть, она вернется.

— Ты думаешь?

— Да, я думаю, что она вернется.

— Но откуда и почему? Все это мне кажется какой-то бессмыслицей…

— Все загадки кажутся такими, пока не найдено решение.

— Я вновь и вновь ищу возможную разгадку, но не могу найти удовлетворительного объяснения. Это неприятный вопрос, и виноват в этом только я, Ребекка. Я несу за это ответственность не меньшую, чем если бы задушил ее подушкой.

Не нужно так говорить. Это не правда.

— Ты знаешь, что это правда. Ты ведь знаешь, что я сделал ее несчастной, правда?

— Да.

— Она говорила с тобой об этом?

— Немного.

— Вот видишь, что бы она ни сделала, я несу за это ответственность. Мне следовало прилагать больше усилий.

— Вряд ли Это помогает в любви.

— Мне не надо было жениться на ней, но я считал, что со временем все уладится. Было глупо с моей стороны пытаться найти замену Анжелет.

— Это было невозможно. Тем не менее, вы могли бы принести друг другу радость. Она искренне любила вас.

— Она была слишком требовательной. Если бы не это, может быть, все сложилось бы иначе. Я не оправдываюсь. Мне уже приходилось переживать нечто подобное, Ребекка. Если окажется, что я убил ее своим безразличием, своей любовью к Анжелет, мне будет нелегко жить, сознавая это. Отчего жизнь бывает так жестока? Я считал, что добился всего, чего хотел. Мы оба желали этого ребенка, а потом я мгновенно лишился всего. Почему? Все из-за… Белинды. И зачем я рассказываю тебе это?

— Потому что теперь мы друзья.

Легкая улыбка заиграла на его губах. Потом он сказал:

— А что происходит с тобой, Ребекка? Ты несчастлива. Я уже давно заметил это.

— Вы заметили?!

— Я хотел узнать, что произошло. Но ведь мы были далеки друг от друга, верно? Между нами не было дружбы. Мы веди себя как противники, готовые вступить в войну, если подвернется хоть какой-нибудь предлог.

— Да, все было именно так, — согласилась я.

— Теперь ты знаешь, что у меня на душе, — сказал он. — Что же происходит с тобой?

— Я очень несчастна.

— Любовные дела?

— Да.

— Мое бедное дитя, чем я могу помочь тебе?

— Мне никто не поможет.

— Ты не хочешь рассказать мне?

Я заколебалась.

— Если ты не расскажешь, — продолжал он, — я не буду уверен в том, что мы с тобой стали друзьями. А это для меня значит очень многое.

— Мне кажется, вы в любом случае не одобрили бы это. Вы хотели устроить мне блестящую партию, потому что я — ваша приемная дочь.

— Я?

— Этот дорогостоящий лондонский сезон…

— Значит, все случилось тогда? Какой-то вероломный мужчина?

— О нет. Просто я считала, что вы попытаетесь помешать нашему браку, потому что захотите, чтобы я вышла замуж за герцога или еще кого-нибудь в этом роде.

— Я хотел для тебя только счастья, потому что только этого хотела твоя мать.

— Мы собирались пожениться.

— Ты и…

— Патрик… Патрик Картрайт.

— О, этот приятный молодой человек. Я всегда интересовался им, потому что он родился под крышей моего дома. Я хорошо это помню. И что случилось? .Некоторое время я молчала, не решаясь перейти к рассказу.

— Расскажи мне, — настаивал он. — Трудно поверить в то, что он мог дурно вести себя.

— Что случилось, Ребекка?

— Это… это трудно рассказать.

— Говори же.

Наконец я решилась. Я описала ту чудовищную сцену, когда к нам прибежала Белинда и рассказала об ужасном происшествии. Бенедикт слушал, изумленно глядя на меня.

— Я не верю в это, — сказал он.

— Мы все не могли поверить.

— Белинда… она все так и описала?

— Она была потрясена. Если бы вы присутствовали там, если бы вы видели…

— И вы предъявили все это Патрику?

— Он приехал на следующее утро как ни в чем не бывало…

— Что он сказал?

— Он все отрицал.

— И вы поверили ребенку, а не ему? , — Если бы вы видели ее слезы, ужас, разорванную одежду…

— Значит, по ее словам, это произошло у пруда Святого Брапока. Весьма примечательно.

— Это очень уединенное место.

Он смотрел куда-то вдаль.

— Я хорошо помню это, — сказал он; задумчиво, а потом спросил:

— А вам не пришло в голову усомниться в истории, рассказанной этим ребенком?

— Я уже сказала вам, как она выглядела.

— Есть в этой истории нечто странное, поскольку кое-что подобное произошло давным-давно. Это было возле пруда Святого Бранока, и именно это кажется мне странным. Некий убийца, которого ожидал смертный приговор за изнасилование и убийство девочки, бежал из тюрьмы. Я никому не рассказывал об этом, но тебе расскажу, Ребекка, потому что чувствую, что это как-то связано с твоей историей. Когда твоя мать была маленькой девочкой, она встретилась лицом к лицу с этим убийцей у пруда.

От ужаса у меня перехватило дыхание. Бенедикт продолжал:

— Я подоспел, вовремя, бросился на него, он упал и ударился головой о камень. Он умер на месте. Мы были потрясены, ошеломлены. Все это было для нас полной неожиданностью. Мы подтащили его тело к пруду и столкнули в воду. Я понимаю, что это звучит сенсационно, ведь такие вещи всегда случаются с другими, но с нами — никогда. Мы с твоей матерью хранили все в тайне. Эта история решительным образом повлияла на нашу судьбу. Она стала причиной того, что мы расстались. Видишь ли, это разделяло нас и в то же время создавало неразрывные узы. Чтобы такое понять, нужно самому пережить. Давай лучше вернемся к твоей проблеме. Тебе не кажется странным, что нечто очень похожее случилось с Белиндой?

— Да, но ведь это и в самом деле уединенное место, — ответила я. — Вблизи находится только небольшой домик. Именно в таких местах и происходят подобные вещи.

— А не могло ли случиться так, что ребенок с богатым воображением услышал об этой истории и сделал себя ее героем?

— Но выражение ее лица… одежда… Кроме того, никто не мог рассказать ей эту историю, но, даже услышав ее, она не могла бы понять ее истинного смысла.

Некоторое время Бенедикт молчал, словно обдумывая мои слова. Потом он сказал:

— Разреши дать тебе небольшой совет.

— Я готова выслушать его.

— Патрик сейчас находится в Австралии, верно?

Он был настолько поражен и оскорблен вашими подозрениями, что помолвка была расторгнута и он уехал.

Я все правильно понял?

— Да, — ответила я.

— Сейчас же отправляйся в свою комнату и напиши ему письмо. Попроси его вернуться. Напиши, что ты жить без него не можешь. Это ведь правда, не так ли?

— Да, но…

— Ты что, собираешься прожить остаток жизни., сожалея о случившемся? Ты ведь любишь его, Я знаю, что вы много времени проводили вместе. Это не какое-то случайное увлечение. Чувство зрело в вас постепенно, у него глубокие корни, и ты действительно любишь Патрика. Я убежден в этом. Из вас может получиться чудесная пара. Когда есть возможность стать счастливым, ее нельзя упускать. Нужно ее использовать. Иначе ты сама будешь виновата во всем случившемся.

— Я понимаю, что всегда буду сожалеть об этом… но я не смогу забыть случай с Белиндой… этот ужас, этот страх в ее глазах.

— Напиши ему, что ты совершила ошибку. Не бойся признать ее, потому что ты наверняка ошиблась.

Попроси его вернуться и скажи, что веришь ему. Сделай это сегодня же.

— Наверное, об этом стоит подумать.

Бенедикт поднялся, подошел ко мне и посмотрел мне прямо в лицо. Его глаза были очень серьезными.

— Поверь мне, я прав. Я понимаю твои чувства к нему. Больше у Тебя такого не будет. Не упускай возможности, Ребекка. Некоторые делают ужасные ошибки и губят себе жизнь. Напиши, как сильно любишь его, что у тебя нет и тени сомнений в его невиновности и ты полностью уверена в нем. Умоляй его вернуться.

— Но… я не уверена…

— Будешь уверена. Я это знаю. Думаю, я сумею доказать свою правоту, но сначала пошли ему письмо и сделай это незамедлительно. Я уже вижу, как можно тебе помочь. Вот поэтому тебе и нельзя ждать. Именно этого хотела бы твоя мать. Подумай о ней. Она хотела видеть тебя счастливой. Она так заботилась о тебе.

Ребекка, мы должны поддерживать друг друга. Я вижу, ты чуть-чуть повеселела.

— Я думаю о письме Патрику.

— Тогда отправляйся и пиши.

Бенедикт был очень настойчивым человеком. Я понимала, почему среди тысяч людей, отправившихся в Австралию, именно он отыскал золото. Он был человеком, преуспевавшим во всем, за что брался. Он мог быть безжалостным, если это было необходимо для достижения цели; он умел навязывать другим свое мнение так, Что они начинали считать это собственным мнением.

Несмотря на переполох в доме, несмотря на ужасную тень, нависшую над всеми нами, а в особенности над самим Бенедиктом, он нашел время для того, чтобы заняться моими делами, и впервые с того происшествия с Белиндой я ощутила радость жизни.

Бенедикт сумел убедить меня. Я не верила в виновность Патрика. Этот случай должен был иметь какое-то иное объяснение.

Я села и начала писать:

« Милый Патрик!

Я тебя люблю. Мне без тебя очень плохо. Все произошло слишком быстро. Тогда я растерялась, но теперь я верю в тебя. Я всегда в тебя верила. Я твердо знаю, что все это ошибка и со временем найдется объяснение. Прошу тебя, вернись. Поверь мне, пожалуйста. Вместе мы справимся, с чем угодно.

Я уверена в этом точно так же, как в твоей невиновности. Со временем мы это докажем, но сейчас я верю в тебя и в наше будущее, Прошу тебя, возвращайся.

Верная тебе навеки, Ребекка.»

Возможно, письмо было несколько истеричным.

Может быть, оно не выражало всех моих чувств. Однако оно было искренним. Так подействовал на меня Бенедикт. Он заставил меня понять мои собственные чувства. Он заставил меня поверить в Патрика.

Письмо было отправлено.

Вернется ли он? Простит ли мне, что я усомнилась в нем?

Я была уверена в его невиновности, как и в том, что он вернется.

Бенедикт спросил меня:

— Ты написала Патрику?

— Да.

— Написала, что веришь ему?

— Написала.

Он улыбнулся:

— Прошу тебя, зайди ко мне в кабинет.

Я пошла вместе с ним. Он вызвал служанку и, когда она пришла, сказал ей:

— Не можете ли вы позвать сюда мисс Белинду?

— Да, сэр. Я попрошу Ли привести ее.

— Девочка сама знает дорогу.

Через некоторое время пришла Белинда. Она выглядела немного смущенной, смотрела на нас подозрительно и в то же время почти воинственно — это было характерное для нее поведение в присутствии Бенедикта.

— Закрой дверь и входи, — пригласил Бенедикт.

Она повиновалась без особого желания.

— Знаешь, я решил поговорить с тобой, — сказал он. — Давай-ка припомним тот день, когда ты была у пруда Святого Бранока.

Она покраснела:

— Мне нельзя говорить об этом. Это… это для меня вредно.

— Я должна забыть об этом.

— Наверное, позже ты сможешь забыть. Однако именно сейчас я хочу, чтобы ты вспомнила. Я прошу тебя подробно рассказать мне о случившемся… Я имею в виду правду.

— Это мне вредно. Мне нельзя об этом вспоминать.

— А я желаю выслушать.

Я видела, что она боится его, и почувствовала к ней жалость. Он помнил, что появление Белинды на свет привело к смерти ее матери, и никак не мог этого простить.

— Ну давай же, говори. Давай покончим с этим.

— Это был Патрик, — сказала Белинда.

— Давай начнем с самого начала. Зачем ты пошла к пруду? Тебе ведь не разрешали в такое время гулять одной, — правда?

— Я пошла отнести книгу Мэри Келлоуэй в ее дом.

— Ты встретилась с Мэри?

— Нет… там появился он.

— А что произошло с книгой?

— Я не знаю. Он сразу… прыгнул на меня.

— Это Мэри Келлоуэй рассказала тебе про убийцу, тело которого обнаружили на дне пруда?

— Нет, это…

— Значит, не Мэри. Тогда кто же?

— Мэри Келлоуэй рассказывала нам всякие истории про колокола на дне пруда, про старьевщиков, про привидения и вообще…

— Понятно. Так кто же рассказал тебе про убийцу?

— Это Мэдж.

— Мэдж?

— Одна из служанок в Кадоре, — пояснила я. — Она много возилась с детьми.

— Значит, про убийцу тебе рассказала Мэдж?

— Да. — Она улыбнулась при воспоминании об этом, тут же позабыв о своих страхах. — Он долго лежал на дне пруда.

— Мэдж говорила тебе, кого он убил?

— Да. Это была маленькая девочка, ну, не совсем уж маленькая. Ей было восемь или девять лет.

— Примерно, как тебе. А она рассказывала тебе, что он сделал с этой девочкой?

Она не отвечала.

— Так рассказывала?

— Ну, она велела никому не говорить об этом. Она сказала, что мы слишком маленькие и не понимаем.

— Но ты умная девочка и все поняла?

Ей это предположение понравилось:

— Да, я поняла.

— А Патрик Картрайт тебе не нравился, правда?

— Вовсе нет.

— Мы же договорились рассказывать Правду. Зачем ты вышла из дома в тот вечер, Белинда? Где та книга, которую ты несла своей подруге? Что с ней случилось?

— Я… я не знаю.

— Ты не знаешь, потому что никакой книги не было. Ты ведь не видела Патрика возле пруда, правда?

— Видела! Он напал на меня… как тот убийца, но я убежала.

— Зачем, Белинда?

— Ну, я не хотела, чтобы он это сделал со мной.

— Я имею в виду, зачем ты это сделала?

— Я ничего не делала. Я просто убежала.

— Лгать бесполезно. Ты отправилась к пруду, разорвала на себе одежду, перемазала лицо землей, ты даже расцарапала себя. Ты играла, как актриса, правда? Тебе ведь нравится быть актрисой. Это была хорошая игра, а когда все начали беспокоиться о тебе, ты вернулась и рассказала эту ужасную ложь.

— Нет! Я тебя ненавижу! Ты меня всегда ненавидел. Ты думаешь, что я убила мою маму, Я не убивала.

Я не хотела рождаться.

Переполненная жалостью, я устремилась к ней, но Бенедикт знаком остановил меня. Он мягко произнес:

— Я ни за что не осуждаю тебя, Белинда, и никогда не осуждал. Я хочу, чтобы мы с тобой стали добрыми друзьями. Давай попробуем подружиться?

Белинда перестала плакать и взглянула на него.

— Мы будем помогать друг другу. Твоя мама очень расстроилась бы, узнав, что мы с тобой ссоримся.

Она молчала. Бенедикт подошел к ней и опустился на колени.

— Расскажи мне правду, — сказал он. — Расскажи мне все. Я не буду на тебя сердиться, потому что у тебя была какая-то причина, чтобы так поступить. Ты ведь любишь Ребекку, правда?

Она с готовностью закивала.

— Ты не хочешь, чтобы она была несчастной?

Она помотала головой, а потом сказала:

— Это потому что…

— Ну, ну?

— Я ради нее.

— Ради Ребекки?

Белинда опять закивала:

— Она собиралась выйти за него замуж. А я не хотела. Я хотела, чтобы они поженились с Оливером.

Мы бы все жили вместе. Так для нее было бы лучше.. — — Понимаю. Значит, ты сделала это, решив, что так будет лучше для Ребекки? Знаешь ли, ты еще не в том возрасте, чтобы решать за других.

— Я знала, что будет замечательно, если мы сможем жить все вместе. А что вы теперь сделаете со мной?

Я подошла к ней и взяла за руки.

— Ты меня ненавидишь? — спросила она.

Я отрицательно покачала головой.

— Он ведь уехал в Австралию, правда?

— Да.

— А ты не хотела, чтобы он уезжал. Значит, ты меня ненавидишь.

— Нет. Теперь я все понимаю. Но ты поступила очень нехорошо. Никогда нельзя делать таких вещей.

— Это была просто игра.

— Игра, которая принесла горе многим людям.

— Но я хотела, чтобы тебе было хорошо.

— Ты же знала, что так делать нельзя?

Она опять заплакала.

— Но теперь, когда все известно, ты почувствовала себя лучше, — сказала я. — Все пойдет по-старому.

— Прости меня, Ребекка. Знаешь, как хорошо было бы, если бы Оливер женился на тебе. А теперь мы с ним, не видимся.

— Зато здесь мистер Марнер. Он нравится тебе, Правда?

— Он уедет обратно в Австралию.

— Возможно, это произойдет не так уж скоро. — Я повернулась к Бенедикту. — Я отведу ее к Ли и расскажу о том, что выяснилось.

Белинда порывисто обняла меня за шею.»««

— Я делала это для тебя, — сказала она.

— Как и для себя. Я понимаю.

— И для Люси. Она его любила.

— Я все понимаю. Вот теперь мы постараемся забыть об этом. Только пообещай мне никогда больше не делать ничего подобного.

Она замотала головой и прижалась ко мне.

— Пойдем, — сказала я.

Выходя из комнаты, она не «глядела на Бенедикта.

Я отвела ее к Ли.

— У нас небольшие неприятности, — сказала я, — Думаю, Белинде хочется побыть с тобой. Она все тебе расскажет. Я приду попозже.

Ли всегда все понимала. Она крепко обняла Белинду.

Я вернулась в кабинет Бенедикта. Он ждал меня.

— Как вы догадались? — спросила я.

— Это странный ребенок, Я знаю, что она — моя дочь, но она не напоминает ни свою мать, ни меня. Как будто ее подменили. Порой я наблюдал за детьми из окна этой комнаты. Люси мне нравится больше. К Белинде я испытываю чувство неприязни.

— Вы игнорируете ее.

— Я и сам понимаю. Я никак не могу забыть. Если бы она вела себя по-другому…

— Это просто ужасно — заставить ребенка чувствовать, что он — причина смерти матери. Я понимаю, что такие вещи время от времени случаются, но их не должно быть.

— Да, я виноват. Но есть в ней что-то… отталкивающее. Селеста рассказывала мне, что она переоделась в платье твоей матери и изображала привидение.

Это говорит о странных причудах ее натуры.

— Все потому, что вы поддерживаете в ней чувство вины.

— Я сделал слишком много ошибок. Но Белинда тоже хороша. Украсть ключ из стола миссис Эмери, чтобы раздобыть одежду матери! Это не какая-то минутная причуда. Это было тщательно спланировано.

Она знала, что ее поступок вызовет потрясение, и я предполагаю, что это только одно из ее хорошо обдуманных деяний. Она хитра.

— Достаточно умна, чтобы обмануть всех нас.

— Вы были готовы поддаться на обман.

— Это оттого, что она еще так мала. Я ни за что бы не подумала, что ей известна старая история про убийцу.

— Ее сбивают с толку разные глупцы. Взять хотя бы эту служанку. Можно представить, что она там приплела. Или девочка, чей отец пострадал на шахте.

Ее все время интересуют какие-то несчастья, легенды.

Эта похотливая Мэдж развратит умы детей. Всего они не поймут, но услышанного будет достаточно, чтобы дать такой девочке, как Белинда, материал, необходимый для ее затей.

— У меня голова идет кругом от этого.

— Но теперь ты понимаешь, почему я попросил тебя сразу отправить письмо Патрику? Я не хотел, чтобы ты написала ему позже, когда правда раскроется. Я хотел, чтобы ты доказала свою веру в него, глубину своих чувств…

— Я просто не знаю, что ответить. Конечно, я счастлива, хотя…

— Что ж, по крайней мере, появился какой-то просвет. Я тоже счастлив. Поверь, меня очень беспокоил твой печальный вид. — Он взял меня за руки и крепко сжал их.

— Не знаю, что и сказать… — начала я.

— Тогда помолчи. Мы еще поговорим… Позже мы о многом поговорим…