"Мадонна с лилиями" - читать интересную книгу автора (Картленд Барбара)

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

— Мисс Сирилла!

Голос был громким и настойчивым. Сирилла мгновенно проснулась и села в постели.

— Что случилось, Ханна?

Впрочем, девушка и так догадывалась, зачем служанка зовет ее. Выбравшись из-под одеяла, Сирилла взяла со стула халат, завернулась в него и поспешно вышла из спальни.

Не успела она войти в комнату отца, которая располагалась рядом с ее, как сразу поняла, что Франс Винтак скончался.

Ханна уже сложила ему руки, и теперь покойный выглядел, как показалось Сирилле, в точности как средневековые рыцари, могилы которых девушка неоднократно видела в церкви.

Теперь, когда смерть накрыла Франса Винтака своим зловещим крылом, его черты приобрели несвойственную ему при жизни строгость. Их уже не озаряла его добрая улыбка и лукавый блеск глаз, а потому отец показался Сирилле совсем не таким, каким она его помнила.

Франс Винтак всегда был весел и жизнерадостен, что являлось несомненным свидетельством того, что в его жилах текла австрийская кровь, и в то же время была в нем какая-то серьезность, которую, как и страсть к живописи, он унаследовал от своих фламандских предков.

Глядя на отца и с печалью в душе смотря на его правильные безупречные черты, Сирилла подумала, что теперь больше чем когда-либо понимает, за что ее мать полюбила этого человека страстной любовью, на которую он отвечал взаимностью.

В облике Франса Винтака было нечто романтическое, что, несомненно, отличало его от окружающих, словно он жил в некоем иллюзорном мире, созданном его собственным воображением — воображением художника.

Он на все взирал глазами человека искусства. Казалось, житейская рутина была над ним не властна, хотя и Сирилле, и ее матери не раз приходилось сталкиваться с самой жестокой нуждой.

«Бедный папа! Настоящий сказочный принц…» — вздохнув, подумала девушка.

Только сейчас она осознала свою потерю во всей ее глубине. Опустившись на колени рядом с постелью отца, Сирилла начала горячо молиться.

«Вот теперь папа и мама опять будут вместе, — мелькнула у нее мысль. — Для них, пожалуй, лучшего и желать нельзя…»

Сирилла не сомневалась, что любовь, подобная той, что связывала ее мать с Франсом, не исчезнет и после смерти, лишь навеки соединит любящих. Но почему они покинули ее так рано?..

Еще с момента смерти матери девушка бессознательно боялась такого исхода. Единственное, что утешало ее в горе, так это сознание того, что Франс Винтак отныне будет неразлучен с женщиной, которую он любил.

С тех пор как мать Сириллы отошла в мир иной, несчастный художник не жил, а существовал. Порой, глядя на него, девушка видела, что отец оживает, лишь когда рисует. Для Франса стало нестерпимой мукой проводить ночи в комнате, где когда-то он жил вместе с любимой.

Часто по вечерам, уже лежа в постели, Сирилла слышала, как отец бродит взад и вперед по студии, оттягивая момент, когда придется идти в спальню.

«Теперь он счастлив», — подумала девушка со вздохом.

Слезы заструились по ее лицу, когда она поняла, что отныне осталась совсем одна на свете…

Проснувшись в своем доме на Беркли-сквер, маркиз оделся и спустился в маленькую столовую, где он обычно завтракал.

Дворецкий и два лакея уже находились там, ожидая приказаний его светлости. В отличие от многих своих приятелей, маркиз пил за завтраком только кофе, но отдавал должное многочисленным кушаньям, которые подносил ему слуга на блюдах под серебряными крышками.

Неумеренное употребление горячительных напитков, чрезвычайно распространенное среди светских щеголей, составляющих окружение обитателей дворца Сент-Джеймс, достигло таких невиданных размеров, что, как правило, они с трудом продирали глаза только в полдень, а окончательно приходили в себя уже ближе к вечеру.

Маркиз же, напротив, вставал каждый раз в одно и то же время — ровно в семь, — даже если вечеринка накануне заканчивалась далеко за полночь, и пока улицы Мейфера только пробуждались навстречу новому дню, он уже ехал в парк, чтобы совершить верховую прогулку.

Он любил это время, оно давало возможность побыть одному и подумать. Сегодня же из головы маркиза не выходил один и тот же предмет, над которым он размышлял почти всю ночь.

Накануне, покинув дом Сириллы, маркиз направился в Карлтон-хауз. Его попросили подождать — принц был занят изучением планов предполагаемой перестройки своего дома в Брайтоне, — и маркиз решил скоротать время в музыкальной комнате.

Он бывал там довольно часто, но еще никогда его не влекло туда с такой неудержимой силой, а на знакомую «Мадонну с лилиями» маркиз взглянул как будто новыми глазами.

Ни один художник в мире, был убежден маркиз, не сумел бы воспроизвести очаровательное лицо Сириллы так точно и с такой нежностью. При взгляде на картину в его душе поднялись чувства, о существовании которых он и не подозревал или, во всяком случае, считал, что они ему несвойственны.

— Неужели такая красота и в самом деле существует на свете? — вполголоса пробормотал маркиз.

И тут же ему пришло на ум еще одно соображение. Как случилось, что именно ему выпало счастье найти эту неиспорченную, невинную девушку, подлинную «мадонну с лилиями»?

Почти мгновенно маркиз принял решение — он никому не отдаст Сириллу.

Покидая Куин-Энн-терэс, он собирался рассказать принцу обо всем, что ему удалось узнать, поскольку понимал, что Его Высочество, несомненно, заинтересует история с картиной.

Маркиз был уверен, что Его Высочество наверняка захочет познакомиться с Сириллой, а этого нельзя допустить ни в коем случае.

Маркиз пользовался успехом у дам, но ни в одной женщине из тех, с кем он приятно коротал время, он ни разу не встречал такой красоты, изящества и одухотворенности, как в лохнеровской мадонне. Более того — он даже не мог предположить, что подобная женщина вообще существует на свете.

И вот оказывается, что на жалкой улочке Айлингтона, в обшарпанном домишке живет некая Сирилла, нежный цветок среди грубой действительности! И раз уж он ее нашел, то не отдаст никому…

«Решено! Так я и сделаю», — удовлетворенно подумал Фейн.

Услышав шаги принца, маркиз оторвался от созерцания картины.

— Мой дорогой Вирго! — воскликнул Его Королевское Высочество. — Как я рад вас видеть! Есть ли какие-нибудь новости?

— Боюсь, что ничего особенного, Ваше Высочество, — несколько покривив душой, ответил маркиз. — Я видел Айзекса, но он чертовски изворотлив! Похоже, нам не удастся ничего у него выудить…

— Как обидно! — разочарованно воскликнул принц. — Впрочем, я этого и ожидал…

— Чтобы он не болтал лишнего, — продолжал маркиз, — я заплатил ему за Ван Дейка.

— Правда? Чрезвычайно великодушно с вашей стороны, Вирго! Поверьте, я вам очень признателен.

Одновременно я хотел бы просить Ваше Высочество, — добавил маркиз, — одолжить мне Лохнера или Ван Дейка, чтобы я мог продолжить расследование. Возможно, мне придется показывать картину знатокам, и, на мой взгляд, было бы ошибкой преждевременно обнаружить вашу заинтересованность в этом сомнительном деле.

— Да-да, конечно! Я понимаю, к чему вы клоните, — воскликнул принц Уэльский. — Берите любую, но не забудьте, что я хотел бы получить картину назад.

Маркиз был так доволен сговорчивостью принца, что бессознательно бросил восхищенный взгляд на картину Лохнера.

— Честно говоря, — . поспешно добавил Его Высочество, — я предпочел бы, чтобы вы взяли Ван Дейка, тем более что ее еще не успели повесить на стену.

Маркиз постарался скрыть свое разочарование.

— Ван Дейк так Ван Дейк, Ваше Высочество, — произнес он учтиво. — Надеюсь, что смогу вернуть ее вам в целости и сохранности, и очень скоро.

— Но не раньше чем разгадаете загадку, — напомнил принц.

— Разумеется, — сказал маркиз.

— Вы обедаете у меня?

Принц задал этот вопрос, не сомневаясь, что ответ будет отрицательным. Каково же было его удивление, когда маркиз произнес:

— Я был бы в восторге, Ваше Высочество.

Принц лукаво взглянул на друга.

— Вы сегодня поразительно сговорчивы! Интуиция подсказывает мне — хотя я, возможно, и ошибаюсь, — что вчерашний вечер был не слишком удачным.

Фейн рассмеялся.

— Вы слишком проницательны, Ваше Высочество.

Принц сочувственно погладил его по руке.

— Всем нам порой приходится разочаровываться, мой друг, — произнес он в утешение.

— Совершенно верно, Ваше Высочество, — кивнул головой маркиз.

Он ограничился лишь этим кратким замечанием, хотя знал, что принц с удовольствием выслушал бы пикантные подробности. Однако Фейн уже давно взял за правило не распространяться о женщинах, которых он одаривал своими милостями. Не собирался он отступать от этого правила и в данном случае.

Надо признаться, что принц был прав, полагая, что вчерашний вечер не увенчался успехом.

Маркиз ожидал, что леди Эбботт будет так же соблазнительна, как ее платье, которое он видел на вечере в Девоншир-хауз.

К сожалению, то, что происходило между ними, носило на себе отпечаток такой глубокой рутины, что не успел маркиз пробыть и нескольких минут в доме леди Эбботт, как почувствовал, что его охватывает столь ненавистная ему скука.

Слуги, предупрежденные о его приезде, уже ждали в холле. Поднимаясь по широкой лестнице на второй этаж, маркиз мог заранее описать то, что его там ожидает, — полумрак, будуар, полный цветов, и хозяйка в прозрачном соблазнительном неглиже.

— Надеюсь, вы не возражаете, маркиз, если мы пообедаем здесь, — томно произнесла леди Эбботт. — Я чувствую себя немного усталой и хотела бы обойтись без церемоний.

Однако быстрый взгляд раскосых зеленых глаз, брошенный леди Эбботт на маркиза из-под темных ресниц, разительно контрастировал с ее словами. Было слишком очевидно, чего она ожидает от сегодняшнего вечера.

«Словно надоевшая пьеса», — подумал маркиз сердито. Ему приходилось играть в подобных представлениях бессчетное количество раз, и потому он знал свою роль назубок.

Даже блюда и вина, подаваемые бесшумными слугами, вызывали скуку. Когда они с леди Эбботт наконец остались одни и над столом повисла многозначительная тишина, маркиз почувствовал непреодолимое искушение поблагодарить хозяйку за гостеприимство и откланяться.

Удержало его от такого шага лишь то, что он прекрасно понимал, что за этим последует — неминуемая сцена, полная упреков, обид, а возможно, даже слез, а уж этого он точно не вынесет.

Вместо этого маркиз сыграл до конца отведенную ему роль и отбыл восвояси, проклиная себя за то, что имел непростительную глупость ожидать чего-то иного.

— У меня несомненная склонность к подделкам, — с горькой самоиронией проговорил маркиз, пока карета везла его на Беркли-сквер.

Его мысли снова возвратились к Сирилле. Только она одна была виновата в том, что вечер в обществе леди Эбботт показался ему таким банальным, а уловки соблазнительной хозяйки — такими очевидными.

Лежа в постели, маркиз все время вызывал образ этой девушки, ее изящное лицо, огромные лучистые глаза, выражение чистоты и одухотворенности, которое он до сих пор ни разу не встречал ни у одной женщины.

Ему хотелось, чтобы время пролетело как можно скорее и настала пора вернуться в Айлингтон, чтобы снова увидеть Сириллу. Но наносить визит в половине восьмого утра было бы, по меньшей мере, странно, и маркиз решил пока отправиться на верховую прогулку.

Вскочив в седло, он направился в парк.

Свежесть утреннего воздуха и легкая дымка, висевшая над озером Серпентайн, невольно напомнили ему о Сирилле.

Она была такой же юной, как это утро, такой же свежей, как нарциссы, золотистые предвестники весны, скромно выглядывавшие из травы.

Вернувшись на Беркли-сквер, маркиз принялся за письма, потом имел продолжительную беседу со своим секретарем относительно дел в загородных имениях и наконец решил, что можно отправиться туда, куда сердце влекло его с самого утра, а именно в Айлингтон.

Он так спешил, что даже не замечал знакомых. А между тем мужчины раскланивались с ним, вежливо приподнимая шляпы, а дамы бросали на маркиза призывные взоры.

Провожая его глазами, многие дамы украдкой вздыхали, восхищенные красотой маркиза, хотя прекрасно понимали, как опасна может быть эта красота для тех, кто чрезмерно ею увлечется.

Фаэтон прибыл на Куин-Энн-терэс в рекордно короткое время, и спустя секунду маркиз уже нетерпеливо стучал в знакомую обшарпанную дверь дома номер семнадцать.

Ответа не последовало, и он решил, что Сирилла опять, как и вчера, одна в доме, а служанка отлучилась в магазин.

Но вот послышался стук отодвигаемой задвижки, и дверь приоткрылась на несколько дюймов.

На пороге стояла та самая женщина, которая вчера при отъезде маркиза проводила его неодобрительным взглядом.

Подобных знающих себе цену слуг и служанок маркизу не раз доводилось видеть в разных домах. Точно такая же домоправительница вела хозяйство в его загородном имении Фейн-парк, где благодаря ей все содержалось в безукоризненной чистоте и порядке.

— Доброе утро! — вежливо произнес маркиз, поскольку служанка упорно молчала. — Я хотел бы видеть мисс Сириллу Винтак.

— Мисс Сириллы нет дома! — отрезала она и хотела было захлопнуть дверь у маркиза перед носом, но он успел ногой придержать ее.

— Я могу подождать.

— Мисс Сирилла никого не принимает, — произнесла женщина решительным тоном, удивляясь, что этот с виду приличный господин не понимает, что означают слова «нет дома».

— Надеюсь, для меня она сделает исключение, — уверенно промолвил маркиз.

— Вряд ли, сэр.

— Но я настаиваю!

С этими словами он раскрыл дверь пошире, и служанке пришлось нехотя отступить. На лице ее сохранялось все то же недовольное выражение.

Маркиз понял, что его всегдашняя уверенность помогла ему победить. Как видно, это признала и служанка, потому что недовольно сказала, как будто подчиняясь насилию:

— Подождите, пожалуйста, в гостиной, ваша светлость, я пойду доложу мисс Сирилле.

Маркиз положил на стул свою шляпу и вошел в гостиную вслед за ней.

Только сегодня маркиз заметил, как истерт лежащий на полу ковер и как аккуратно заштопана старенькая обивка на диване и стульях.

«Разве подобает такому прекрасному, неземному существу, как Сирилла, жить в подобном месте? — подумал он. — Это все равно что вставить настоящий бриллиант в дешевую оправу!»

Он начал мысленно представлять себе интерьер, подобающий этой изумительной девушке, и решил, что его достойно воплотил Лохнер на своей картине еще четыреста лет тому назад.

За дверью послышались шаги, и в комнату вошла Сирилла.

Одного взгляда на девушку было достаточно, чтобы маркиз понял, что произошло. Глаза у нее покраснели, и все же ни одна женщина не могла бы выглядеть так прекрасно, даже будучи заплаканной.

Огромные глаза Сириллы еще туманились от недавних слез, губы припухли, а лицо побледнело. Она напомнила маркизу прелестную лилию, над которой только что пронесся летний ливень.

Несколько минут они молча стояли и смотрели друг на друга, а затем что-то подхватило Сириллу, и она вдруг очутилась в объятиях маркиза. Девушка спрятала лицо у него на груди, а все ее тело сотрясалось от рыданий.

— Я догадываюсь, что у вас случилось, — как можно мягче произнес маркиз.

— Папы больше нет! Он умер во сне…

Сирилла прошептала эти слова еле слышно, но маркиз все равно их услышал.

— Должно быть, это страшный удар для вас, — сочувственно сказал он. — Мужайтесь!

— Я стараюсь, — прерывистым шепотом промолвила Сирилла, — но мне кажется, что мир без него опустел…

— Все мы испытываем подобные чувства, когда теряем тех, кто нам дорог, — желая ее утешить, произнес маркиз.

Сирилла молчала, и он понял, что она изо всех сил старается удержать слезы.

— Вы уже распорядились о похоронах?

— Н-нет… Ханна сказала, что сама сходит в погребальную контору, но мне кажется, что это должна сделать я…

— Ни в коем случае! — возразил маркиз. — Предоставьте все мне. Ваш отец будет похоронен со всеми подобающими почестями. Я не допущу, чтобы подобные хлопоты прибавляли вам лишние страдания!

Сирилла с облегчением вздохнула.

— Вы так добры! Это, наверное, глупо, но я чувствую себя такой… беспомощной…

Когда она это сказала, маркизу на мгновение представилось, что перед ним ребенок, нуждающийся в защите, но в то же время округлые формы Сириллы, чье тело он все еще держал в объятиях, несомненно, принадлежали женщине.

— Сядьте, — распорядился он, подводя девушку к дивану. — А я пока пойду и скажу вашей служанке, что беру все хлопоты на себя.

— Но мне не хотелось бы вас затруднять…

Только теперь Сирилла оторвала голову от груди маркиза и подняла на него глаза. По его мнению, слезы делали ее еще восхитительнее.

— О чем вы говорите? — запротестовал маркиз. — Позвольте мне сделать то, что я хочу, — позаботиться о вас!

Сирилла на мгновение замерла, а затем тихо повторила:

— Вы очень добры…

Высвободившись из его объятий, она села на диван.

Если бы так поступила любая другая женщина, маркиз счел бы, что это сделано намеренно, с целью, чтобы он сел рядом. Но мысли Сириллы сейчас были заняты только смертью отца.

И все же маркиз присел на диван рядом с девушкой, хотя и не слишком близко, так, чтобы невзначай не коснуться ее руки.

— В какую церковь вы обычно ходите? — осведомился он.

— По воскресеньям мы с Ханной обычно бываем в церкви Святой Марии, — ответила Сирилла.

— Я свяжусь с тамошним викарием и попрошу, чтобы вашего отца похоронили на церковном кладбище.

Мне бы этого очень хотелось, — призналась Сирилла. — А не попросите ли вы его похоронить отца рядом с моей мамой?..

— Ваша матушка тоже там похоронена?

— Да.

— Я уверен, что затруднений здесь не будет. Предоставьте все мне!

— Как мне благодарить вас?.. Я чувствовала себя такой одинокой, потерянной! И вдруг появились вы…

— Да, — подтвердил маркиз, — и теперь, Сирилла, вам больше не угрожает одиночество. Я о вас позабочусь!

Перед уходом он заглянул на кухню и поговорил с Ханной. Хотя она по-прежнему взирала на маркиза с подозрением, услышав, что он намерен взять на себя все хлопоты, связанные с устройством похорон, пожилая женщина немного смягчилась.

Однако не удержалась от вопроса:

— Зачем вы это делаете, ваша светлость?

— По одной простой причине — как знаток и покровитель искусства, я считаю, что мистер Винтак был непревзойденным художником, — внушительно ответил маркиз.

— Как жаль, что никому это не приходило в голову, пока хозяин был жив! — с горечью заметила Ханна.

— Полагаю, дело в том, что мистер Винтак рисовал свои картины в манере, которая была недоступна пониманию обычных покупателей.

Служанка недовольно фыркнула, в душе соглашаясь с такой оценкой.

Прежде чем откланяться, маркиз положил на кухонный стол немного денег.

— Купите мисс Сирилле все, что она пожелает.

Ханна явно колебалась. Боясь, что она откажется, маркиз быстро проговорил:

— Вам обеим нужно как следует питаться. Примите эти деньги в знак того, что я высоко ценю мистера Винтака как художника.

Служанка поняла, что это просто оправдание, а на деле маркиз хочет помочь Сирилле, но деньги все же решила взять.

— Благодарю вас, сэр, — сказала она не слишком любезным тоном и слегка поклонилась.

Улыбнувшись, маркиз покинул дом Винтаков и направился в приход Святой Марии.

Викарий оказался дома, и Фейн объяснил ему причину своего приезда.

— Не могу припомнить, ваша светлость, чтобы мне когда-нибудь приходилось встречаться с мистером Винтаком, — произнес священнослужитель, — но вот его дочь и служанка регулярно бывают в нашей церкви по воскресеньям. Здесь же два года назад была похоронена ее мать.

— Могу я взглянуть на ее могилу? — осведомился маркиз.

— Разумеется, милорд, — ответил викарий и провел посетителя на церковное кладбище.

— Могила, как видите, довольно скромная, — заметил он, — но, боюсь, мои прихожане не могли себе позволить ничего более пышного.

Маркиз между тем читал надпись на надгробии:

«Незабвенной Лорейн от безутешных Франса Винтака и Сириллы. Родилась в 1761 году. Скончалась в 1800».

Надпись удивила его своим лаконизмом. Возможно, это объяснялось тем, что художник был иностранцем. У маркиза защемило сердце, когда он подсчитал, что матери Сириллы было всего тридцать девять лет, когда она умерла.

«И к тому же такая красавица! — подумал он, вспомнив портрет, показанный ему Сириллой. — Впрочем, как и ее дочь…»

Как жаль, что ему не удалось познакомиться с обеими!

Но если Лорейн уже несколько лет как покоилась в могиле, дочь ее была жива, и маркиз решил, что, раз уж ему выпало счастье познакомиться с этой поразительной девушкой, он ни за что с ней не расстанется.

Он договорился с викарием, что похороны состоятся на следующий день.

Понимая, что нет на свете ничего более грустного, чем находиться в одном доме с мертвецом, маркиз желал как можно скорее избавить Сириллу от такой необходимости, а поскольку он выразил готовность щедро заплатить, гробовщики не стали упираться и обещали сделать все в срок.

Щадя репутацию Сириллы, маркиз решил не присутствовать на погребальной церемонии.

Конечно, представлялось крайне маловероятным, что кого-нибудь в Айлингтоне настолько взволнует кончина какого-то малоизвестного художника, что он явится отдать ему последние почести, но в деле, где затронуто доброе имя девушки, всегда лучше перестраховаться.

Вот почему маркиз нанял катафалк, а также карету для Сириллы и Ханны, от себя прислал огромный и очень дорогой букет цветов, а сам наблюдал за похоронами со стороны.

Франс Винтак был похоронен с пышностью, которой он не знал при жизни, а венки на его могиле придали ей красоту, которую он наверняка оценил бы.

Пока карета везла женщин обратно на Куин-Энн-терэс, Сирилла сказала Ханне:

— Просто в голове не укладывается, что папы уже нет! Я слушала проповедь и все никак не могла поверить, что это его хоронят… Единственное, что меня утешает, — теперь он на небесах вместе с мамой!..

Ханна молча смахнула слезу.

— А ты помнишь, — предалась воспоминаниям Сирилла, — что, когда папа возвращался домой, мама всегда первая встречала его в гостиной? Он только переступал порог, а она уже бежала к нему, восклицая: «Франс, милый Франс! Я ужасно соскучилась по тебе… Надеюсь, с тобой все в порядке? Как хорошо, что ты вернулся!»

Голос девушки дрогнул, и она как бы про себя добавила:

— Наверное, мы недостаточно хорошо заботились о нем…

— Мы сделали все, что могли, мисс Сирилла, — мрачно проговорила Ханна.

— Да, ты вела себя безупречно, милая Ханна, — ласково проговорила девушка. — И все же папа, вероятно, не подхватил бы простуду, которая затем перешла в воспаление, если бы мы с тобой заставляли его надеть теплое пальто всякий раз, когда он отправлялся к торговцам картинами…

— Да он ведь и слушать нас не желал! — возразила служанка.

— Да, он слушался только маму, — подтвердила Сирилла.

— Какой толк теперь казнить себя, мисс Сирилла? — резонно заметила Ханна. — Нам не в чем себя упрекнуть. Хозяин был так плох последние дни, что сразу было видно — он долго не протянет. По ночам все ворочался да звал вашу матушку, словно и в самом деле считал, что она здесь, рядом с ним!..

— Кто знает, может быть, так оно и было, — задумчиво промолвила Сирилла.

Карета остановилась возле дома.

«Как странно, — подумала Сирилла, — отца нет, и дом словно опустел! Не знаешь, за что браться, чем себя занять. На душе грустно и уныло…»

Она прошла в студию и достала несколько незаконченных работ Франса Винтака. Всматриваясь в картины, девушка пыталась понять, какие чувства хотелось передать ее отцу, когда он рисовал свои картины.

«А вот маркиз понял это сразу», — вдруг пришло ей на ум.

Не успела она об этом подумать, как в коридоре послышался голос Маркиза, а затем его шаги на лестнице.

Сердце Сириллы забилось сильнее, а глаза заблестели. Такой ее и увидел маркиз, когда спустя минуту вошел в студию.

Его внушительная фигура заполнила собой всю студию, и Сирилла вдруг подумала: «Как странно! Он здесь, и дом больше не кажется мне пустым. Я не чувствую одиночества!»

— Ханна сказала, что похороны прошли должным образом, — начал маркиз.

— Да, церемония получилась торжественной. А какие роскошные цветы! Позвольте поблагодарить вас за них! — не в силах сдержать своих чувств, воскликнула Сирилла.

— Я надеялся, что они вам понравятся.

— Они предназначались папе, — напомнила Сирилла с легким упреком.

— Если верить церковным догматам, — возразил маркиз, — там, где сейчас пребывает ваш отец, полно цветов, так что, на мой взгляд, те, что приносят на похороны, больше предназначаются живым, нежели умершим.

— Кому бы ни предназначались ваши цветы, вы поступили очень благородно.

Маркиз обвел глазами студию.

— Не могли бы показать мне другие работы вашего отца? — спросил он.

— Вы уже купили одну его картину — самую лучшую, — промолвила Сирилла. — Остальные не закончены и вряд ли стоят больше нескольких шиллингов…

— Давайте поговорим откровенно, — предложил маркиз. — На какие средства вы намерены жить дальше?

По выражению лица девушки он понял, что она сама со страхом задавала себе этот вопрос с той самой минуты, как умер Франс Винтак.

Наступило молчание. Свет, падавший из окна в потолке студии, придавал золотистым волосам Сириллы вид некоего ореола вокруг ее головы.

— Вы так прекрасны! — невольно вырвалось у него. — Простите меня за бестактность, но вам небезопасно находиться здесь одной, без мужской поддержки…

— У меня есть Ханна…

— Не можете же вы провести всю жизнь в одиночестве, в компании со служанкой, — мягко возразил маркиз. — Как бы вы ни были к ней привязаны, вряд ли эта женщина сумеет скрасить ваш досуг достойной беседой.

Маркиз улыбнулся, и Сирилла ответила улыбкой, хотя его слова были не слишком лестны для преданной Ханны.

— Она меня очень любит, заботится обо мне… Но вы правы — беседовать с ней не очень интересно!

— Так я и думал, — кивнул головой маркиз. — Мне хорошо известны такие преданные, но не очень-то умные слуги. Их ценишь, но в их обществе быстро устаешь!

— Теперь, когда папы нет, — со вздохом добавила Сирилла, — мне, пожалуй, не с кем будет и словом перекинуться…

— Именно это меня и беспокоит, — неожиданно объявил маркиз.

Заметив, что Сирилла смотрит на него с удивлением, он продолжил:

— Постарайтесь отнестись спокойно к тому, что я сейчас скажу. Да, формально мы познакомились совсем недавно, но на самом деле я знал вас очень давно. Уже целый год ваш образ — в моем сердце и мыслях, и виной тому — «Мадонна с лилиями».

Сирилла не сводила глаз с маркиза. На его лице появилось странное выражение. И вдруг, не в силах больше противиться своему желанию, он подошел к девушке и обнял ее.

Она не сопротивлялась, замерев в его нежных, почти дружеских объятиях.

Маркиза охватило незнакомое ему ранее чувство. Сирилла была так непохожа на других женщин, а ее неземная красота, казалось, была божественного происхождения.

Ему чудилось, что он держит в объятиях не девушку, а некий образ, созданный его поэтическим воображением. Но вот маркиз осторожно взял Сириллу за подбородок и повернул к себе ее лицо.

Он посмотрел на нее долгим взглядом, потом наклонился и коснулся губами ее губ.

Ее губы были так мягки, а дрожь, пробежавшая по телу, такой трогательной, что маркизу на мгновение показалось, что он очутился в сказке, рядом с феей.

Маркиз представлялся Сирилле сказочным принцем, который с момента своего появления увлек ее в некую загадочную, волшебную страну.

В своей наивности и неискушенности девушка даже не знала, что такие люди существуют на свете. Да и собственные чувства были ей внове. Она ловила себя на мысли, что ей приятно его присутствие, что около него она чувствует себя спокойно и уверенно.

Его губы коснулись ее рта, и Сирилле показалось, что все, о чем она втайне мечтала, стало явью. Этот поцелуй был как божественное благословение, которое ей посылал Господь.

Это было так чудесно, так непохоже на все, что случалось с ней раньше. Ей казалось, что она летит, окруженная нежным сиянием, к заоблачным далям.

Фейн крепче прижал ее к себе, но поцелуй его оставался так же нежен. Сириллу охватило волнение, словно и ее сердце, и душа, и само тело уже не принадлежали ей больше, а растворились в этом человеке, который обнимал и целовал ее.

«Это и есть любовь! — думала она с восторгом. — Такая же прекрасная, такая же восхитительная, как у мамы и папы… А я боялась, что мне не суждено испытать ее!»

Но любовь пришла к ней, и с этого момента весь мир сосредоточился для Сириллы в нем одном.

Маркиз с усилием разжал объятия.

— Дорогая, — воскликнул он, — отныне ты принадлежишь мне! Я всю жизнь искал тебя и теперь никогда с тобой не расстанусь…

— Я люблю тебя… — еле слышно пролепетала Сирилла.

— А я тебя, — чуть хрипловато ответил маркиз.

Так оно и было. Никогда ни одна женщина не слышала от него таких слов, потому что маркиз еще ни разу не испытывал этого чувства и не хотел напрасно лгать.

Да, при всем его богатом опыте маркиз только сейчас понял, что он влюблен. Прожженный циник на самом деле оказался идеалистом, искавшим в любви такого же совершенства, как и во всем остальном — в искусстве, спорте, обстановке, окружавшей его дома.

Ему повезло. Его поиски увенчались успехом, он нашел Сириллу — девушку с картины Лохнера, которая ответила ему взаимностью.

Догадываясь, о чем он думает, Сирилла, запинаясь, произнесла:

— Не могу поверить, что это происходит со мной! Когда я впервые увидела тебя, то даже предположить не могла, что такое может случиться…

— А представляешь себе мои чувства? — улыбаясь, прервал ее маркиз. — Сколько раз, глядя на произведение Лохнера, что висит в музыкальной комнате в Карлтон-хауз, я сожалел о том. что это всего лишь картина. И вот оказывается, моя дорогая, что ты — реальность, восхитительная реальность! Ты здесь, рядом со мной… Разве может что-нибудь с этим сравниться?..

Сирилла вдруг задумалась.

— А представь себе, что папа не стал бы делать эту подделку? Или она не попалась бы тебе на глаза? Ведь тогда мы никогда бы не встретились…

— Сама судьба нас свела, — серьезным тоном произнес Фейн. — И теперь, дорогая, нам остается только благодарить Господа за то, что мы вместе. Отныне мы никогда не расстанемся!

— Я тоже не хочу Q тобой расставаться… — прошептала Сирилла.

Она помолчала, а потом вдруг негромко спросила:

— Скажи, наверное, дурно с моей стороны быть счастливой в день, когда мы только что похоронили бедного папу?..

— Ты не можешь сделать ничего дурного, — успокоил ее маркиз. — Я тоже чувствую себя счастливым, как никогда в жизни!

Они опустились на старый диван, стоявший в углу студии.

Маркиз обнял рукой плечи Сириллы и продолжал:

— Ты слишком мало обо мне знаешь, дорогая. Должен сказать, что у меня весьма сомнительная репутация в том, что касается женщин. Но это лишь потому, что я всю жизнь искал тебя, разочаровываясь вновь и вновь!

— Это не имеет значения, — возразила Сирилла. — Мама всегда говорила, что когда человек влюбляется, ему кажется, что весь мир вокруг него меняется. Прошлое перестает интересовать, важно лишь будущее…

Твоя мать была права, — заметил Фейн. — Итак, забудем о моем прошлом, моя драгоценная, и будем думать только о будущем — о нашем совместном будущем!

— Должно быть, сама судьба послала мне тебя в тот момент, когда я больше всего в тебе нуждалась, — задумчиво сказала Сирилла. — Когда мама умерла, мне казалось, что весь свет померк и я больше никогда не буду счастлива… Но я знала, что должна жить ради папы, ради его счастья. А потом…

— Что потом? — повторил маркиз, поскольку она вдруг умолкла.

— Когда и папы не стало, я почувствовала себя такой одинокой! Во всем мире у меня не осталось никого, кроме Ханны. И вдруг появился ты! Как мне благодарить Бога за то, что он послал тебя?..

— Мы оба должны быть ему благодарны, — торжественно произнес маркиз. — А теперь, солнышко мое, давай поговорим о будущем. Я не хочу, чтобы ты оставалась здесь.

Он помолчал, с нежностью глядя на Сириллу, а затем продолжал:

— Едва увидев тебя, я понял, что ты не можешь жить в таком убогом месте, и я хочу забрать тебя отсюда.

— К чему это? — удивилась Сирилла. — Сущность человека не меняется от его местожительства. Вот ты, например, всегда будешь таким, как ты есть, — сильным, властным, внушающим уважение всем, с кем ты общаешься…

— Ты мне льстишь, — с улыбкой заметил Фейн. — Моя сила и власть — ничто по сравнению с твоей красотой. Именно она делает тебя неповторимой! Ты хоть понимаешь, как ты прекрасна? Ты не видел мою маму, — подумав, ответила Сирилла. — Вот она была настоящей красавицей! Я рядом с ней просто дурнушка…

— Ну что ты говоришь! — с упреком перебил ее маркиз.

— …и все же мне приятно, что я тебе нравлюсь, — смущенно призналась она.

— Это слово не в состоянии выразить тех чувств, что я испытываю к тебе, — возразил маркиз. — Я хотел бы подарить тебе бриллианты, чтобы подчеркнуть твою выдающуюся красоту, украсить жемчугами ослепительную шею, чтобы они, играя, отбрасывали свет на твое лицо, сравнимый разве что с чудным блеском твоих глаз, моя любимая!

— Я приму все это, но только потому, что ты сам этого хочешь.

— Я бы подарил тебе солнце и луну, если бы это было в моих силах, — упоенно продолжал маркиз. — Но, увы, я не Бог, а только человек, хоть и очень богатый, и я дам тебе все, что ты пожелаешь, только люби меня всегда!

— Обещаю, — серьезно проговорила Сирилла, — но при условии, что и ты будешь меня любить…

— Мою любовь невозможно выразить словами, — заверил ее маркиз.

Он привлек девушку к себе и поцеловал. Поцелуй был настойчивым и властным, и Сирилла смутилась, спрятав лицо на его груди.

— Не тревожься, родная, и не бойся, — успокоил ее маркиз. — Но все же не забывай, что хоть ты и похожа на мадонну, ты все же живой человек!

Помолчав немного, он продолжал:

— Я не смогу забрать тебя отсюда сегодня же, потому что мне пока некуда тебя поместить. Не позже завтрашнего дня я обязательно найду уютный домик, который тебе понравится. Ты наверняка хотела бы, чтобы рядом был сад. Ведь скоро лето! Я представляю, как ты будешь сидеть под деревьями среди цветов, освещенная лучами солнца… Там мы будем одни. Никто не посмеет вторгнуться в сказочный мир, принадлежащий только нам двоим!

— А где находится этот домик? — с любопытством спросила Сирилла. — Ты там живешь?

Нет, — ответил маркиз. — Мой фамильный особняк стоит на Беркли-сквер — там я останавливаюсь, когда бываю в Лондоне, — а мое родовое поместье Фейн-парк расположено в Хартфордшире. Я обязательно покажу тебе все свои сокровища, которые там находятся, особенно картины. Домик же, о котором я говорил, будет только твоим. Там мы будем принадлежать друг другу. Я не хочу, чтобы мои родственники нам мешали!

— Звучит чудесно, — начала Сирилла, — но только… — Она умолкла.

— Тебя что-то беспокоит? — спросил он.

— Мне кажется, я не совсем правильно тебя поняла… ну, насчет этого домика…

— Я подарю его тебе, — пояснил маркиз. — Сделка будет заключена на твое имя. Что бы ни случилось в будущем, у тебя всегда будет дом и достаточно денег, чтобы ни в чем не нуждаться.

Он снова привлек ее к себе.

— Ты теперь моя, моя маленькая «мадонна с лилиями»! Я буду заботиться о тебе, огражу от всех тревог и волнений внешнего мира. Поверь мне, дорогая, на свете» не было и не будет людей счастливее нас!

С этими словами маркиз приник к Сирилле с поцелуями, лишив ее возможности что-либо возразить.

Они целовались с таким упоением, что забыли обо всем на свете. Но вот наконец маркиз с усилием оторвался от Сириллы.

— Мне пора идти, моя драгоценная, — с сожалением промолвил он. — А тебе советую отдохнуть — сегодня был трудный день.

Сирилла хотела что-то сказать, и маркиз, решив, что она пытается его удержать, поспешно добавил:

— Если я сейчас же не займусь делами, то не успею до завтра. Чтобы осуществить все, что я наметил, мне придется изрядно потрудиться. Но ничего — трудности только подстегивают мою энергию!

Затем с улыбкой добавил:

— На моем пути было немало трудностей. Во-первых, нелегко было отыскать тебя, во-вторых, проникнуть в твой дом — ведь и ты, и Ханна старались помешать мне. Но теперь я чувствую себя непобедимым. Мне придает силы наша любовь!

Он в последний раз прижал к себе Сириллу, поцеловал ее в губы и вышел из студии. Вскоре она услышала, как он спускается по лестнице.

Через минуту хлопнула входная дверь. Маркиз ушел.