"Приключения в Берлине" - читать интересную книгу автора (Картленд Барбара)Глава 2Как и предвидел лорд Брэйдон, обед у барона оказался невообразимо скучным. Гости в основном принадлежали к среднему поколению; своей напыщенностью они стремились создать у него впечатление превосходства всего германского над английским. Он, однако, сознательно выбрал обед с бароном фон Крозингеном, потому что барон был тесно связан с оборонными планами страны. А если эти планы заключали в себе нечто секретное или неожиданное, то барон непременно должен знать об этом. В то же время, не обладая острым умом, барон был ужасно честолюбив и старался внушить всем остальным мысль о своей значительности. В продолжение обеда он говорил о европейской политике. Он излагал свои мнения в такой агрессивной манере, что лорд Брэйдон с трудом сдерживался, чтобы не возражать ему. Понимая, что это было бы ошибкой, он вместо политического спора пытался развлечь хозяйку и ее гостей. У него была личная причина сохранять приятное расположение духа в течение этой затянувшейся трапезы с весьма тяжелой и пережаренной пищей. Его окрыляло предвкушение завтрашнего обеда с принцессой, которая сразу ответила на посланную им записку. Она выражала радость по случаю его приезда в Берлин, писала, с каким нетерпением ожидает встречи с ним. Добавила также, что, к сожалению, на обеде будет кое-кто из ее друзей. Но поскольку они пожилые и любят рано отходить ко сну, она уверена, что сможет побеседовать с ним тет-а-тет после их отъезда. С легкой улыбкой лорд Брэйдон представлял себе, что повлечет за собой эта беседа. Лишь эта встреча сможет скрасить его скучное пребывание в Берлине, в то время как он с такой радостью устремился бы в Лондон. Обед все тянулся. Гости поглощали, как казалось ему, неимоверное количество оленины, квашеной капусты и яблочного пирога. Лорд Брэйдон не любил эти блюда и старался по возможности избегать их. Он очень заботился о своем атлетическом телосложении, а значит, о необходимости питаться разумно и ограниченно. С этой же целью он регулярно занимался боксом и фехтованием. Приезжая в свой загородный особняк, он проводил много времени в седле, благодаря чему избавлялся от последних унций излишнего жира. Многие женщины говорили ему, что, обнаженный, он похож на греческого бога. Он и сам хотел быть убежден в этом. Поэтому он клал понемногу от каждого блюда в свою тарелку, ухитряясь, таким образом, съедать не более ложки всего, что подавалось за обедом. Вино было несколько лучше, чем еда, однако его нельзя было сравнить с вином из его собственного погреба или с тем, что предлагалось гостям в Малборо-Хаус. Наконец, когда дамы покинули столовую, он вознамерился было ускользнуть. Однако барон, пригласив его сесть рядом, тихо сказал: — Я приберег для вас угощение, послеобеденный сюрприз, мой дорогой друг! — Угощение? — Лорд Брэйдон поднял брови. Барон одарил его многозначительным взглядом, заставившим его насторожиться. А вскоре опасения его еще более усилились. Поторапливая других гостей, барон игриво подтолкнул лорда Брэйдона локтем в бок. — Теперь мы можем развлечься! Лорд Брэйдон тотчас же решил сказать, что у него назначена еще одна встреча, но затем передумал, так как это было бы очевидной ошибкой. Если он хочет выведать что-либо у барона, то единственный способ сделать это — сопровождать его везде. Он надеялся на то, что барон, выпивший порядочно за обедом, может оказаться несдержанным на язык. Лорд Брэйдон пожелал доброй ночи баронессе, которая, казалось, нисколько не была удивлена, что ее супруг отправляется куда-то без нее. Затем они спустились к большому, довольно помпезному экипажу барона, ожидавшему их у подъезда. Садясь в него, лорд Брэйдон бросил взгляд вдоль дороги: в это Бремя Уоткинс должен уже быть здесь на случай, если понадобится с экипажем. Увидев его, садящегося в экипаж барона, Уоткинс последует за ним. Он уже знал по прошлому опыту, что, если поехать в экипаже хозяина на какую-нибудь разгульную пирушку, покинуть ее потом будет трудно. Он усвоил, как важно иногда бывает иметь свой транспорт. А Уоткинс, понимавший несколько европейских языков, мог быть очень полезен, так как получал информацию от слуг в любом доме, куда они бывали приглашены. Лорд Брэйдон сел рядом с бароном. Лакей укрыл их колени легким пледом, и, когда он закрыл дверцы экипажа, барон произнес гортанным голосом: — А теперь, мой дорогой Брэйдон, я смогу отплатить за гостеприимство, оказанное вами, когда мы были в последний раз в Англии. Лорд Брэйдон помнил, что пригласил тогда барона и баронессу на большой прием, который он давал в своем особняке на Парк-Лэйн. Он включил их тогда в число гостей просто потому, что они остановились в Лондоне в германском посольстве. Невозможно было, пригласив посла, не пригласить и их. — Вы очень добры, — продолжал барон, — я был в восторге от благоприятной возможности встретиться с принцем Уэльским. — Я уверен, что его королевское высочество был рад встретиться с вами, — дипломатично заявил лорд Брэйдон. — Очень жаль, очень, очень жаль, — сказал барон, — что он и наш император так часто бывают не в ладах друг с другом, и причиной этого обычно бывают их яхты! Он засмеялся, словно от удачной шутки, и снова ткнул локтем в ребра лорда Брэйдона. — А теперь я покажу вам такие прелестные яхточки, что мы-то с вами не будем спорить о их достоинствах, и вы будете моим гостем. Лорд Брэйдон сначала не мог понять, что тот имеет в виду. Но потом он заметил, что они свернули с престижного бульвара, на котором находился дом барона. Их экипаж въехал в квартал, известный своей скандальной славой, и он понял все. Барон «угощал» его сюрпризом, который многозначительно называли «Дом наслаждений». Вследствие утонченности своего воспитания и привычек лорд Брэйдон в отличие от своих сверстников и друзей взял себе за правило не иметь любовниц, которым платят деньгами. Почти все члены его клуба оказывали покровительство одному из хорошо известных «Домов» недалеко от Сент-Джеймсского дворца на Сент-Джеймс-стрит. Другие же владели маленькими, не бросающимися в глаза виллами на Сент-Джонс Вуд , в которых под их патронажем и покровительством обитала либо актриса, либо танцовщица балета. Affaires de coeur лорда Брэйдона ограничивались кругом дам, которых он встречал в Малборо-Хаус. Они были известны как профессиональные красавицы только потому, что открытки с их портретами продавались в любой книжной лавке. Зеваки в Гайд-парке забирались на стулья, чтобы хоть краешком глаза увидеть этих красавиц, прогуливающихся там. Они все были замужем, но их мужья после пяти или десяти лет «супружеского блаженства» закрывали глаза на связи своих жен. При условии, конечно, что эти связи не выходили за рамки внешних приличий, не становились предметом излишней огласки, способной подмочить репутацию супруга. Кто-то смеясь сказал, что одиннадцатая заповедь должна гласить: «Не попадайся!»— хотя, по сути дела, в реальной жизни ограничивались лишь правилом: «Не допускай скандала». Лорд Брэйдон знал из письма, полученного от принцессы, что ее муж-диппомат будет отсутствовать завтра вечером, когда он будет обедать с ней. Точно так же и в Лондоне мужья дам, которые бросались в его объятия, неизменно были в отъезде: либо на скачках, либо, в зависимости от времени года, охотились, рыбачили либо верхом на лошадях травили гончими лис и зайцев. То есть соблюдались неписаные правила поведения в цивилизованном обществе. Теперь же, к своему ужасу, лорд Брэйдон осознал, что, если он не хочет откровенно обидеть барона, ему придется сопровождать его в публичный дом. Он подумал, не прикинуться ли больным, но понял, что его хозяин вряд ли примет подобное оправдание. Тогда он решил использовать эту, казалось бы, безвыходную ситуацию как возможность лишний раз испытать способности своего ума и находчивость, чтобы выйти из создавшегося положения. Барон все еще превозносил чары женщин, с которыми они встретятся, когда лошади остановились возле ярко освещенных дверей. Красный газовый фонарь над входом недвусмысленно говорил о том, что их ожидает внутри. Барон выбрался из экипажа и нетвердой походкой стал подниматься по ступеням. Лорд Брэйдон отметил, что барон теперь более пьян, чем в тот миг, когда они выходили из дома. Очевидно, сказывалось воздействие холодного ночного воздуха. Пока мадам, хозяйка заведения, бурно приветствовала их, приглашая войти, лорд Брэйдон начал изображать столь же хорошо нагрузившегося клиента. Барон явно чувствовал себя в своей стихии. Он расточал экстравагантные комплименты в адрес мадам, которой было далеко за шестьдесят, нарумяненной, напудренной и накрашенной так, что она напоминала комический персонаж на сцене. Миновав холл, они вошли в зал. Там их ждали удобная софа и набор винных бутылок. С первого взгляда лорд Брэйдон оценил рейнвейн как сносный, кларет — как сомнительный, а шампанское — как не имеющее ни малейшего отношения к французским виноградникам. Он принял предложение выпить рюмку рейнвейна, пока барон опрокидывал одну за другой две рюмки кларета. Затем приступил к шампанскому. Пока он был занят этим, девушки, которых мадам вызвала хлопком в ладоши, прошли парадом перед ними, в большинстве своем высокие, полногрудые, пышущие здоровьем немки. Среди них были две темноволосые девушки, возможно, француженки, и одна китаянка. Когда они дефилировали перед софой, прикрытые лишь гирляндой роз или большим веером из перьев, барон аплодировал им, называя по именам. Закончив парад, они уселись на вращающиеся серебристые шары, покрытые кусочками зеркал. — Что я говорил вам, Брэйдон? — кричал барон. — Это неповторимо, вы не увидите подобного нигде в мире, и все это ваше, все — ваше, мой дружище, так что выбирайте. Затем он в очередной раз объяснил мадам, что лорд Брэйдон его гость и что после всех радостей вечера счет следует представить ему. Барон умолк в ожидании ответного слова Брэйдона. Он подставил свой бокал, чтобы ему налили еще, хотя бокал был наполовину полон, и сказал: — Вы — мастер, манн герр, а я здесь ученик; я последую за вами. Это прозвучало как комплимент, и барон был в восторге. Поднявшись с видимым трудом на ноги, он стоял в центре вращающихся девушек, расточая похвалы каждой из них. Наконец он распахнул руки в театральном жесте и выкрикнул два имени. Две девушки завизжали от восторга. Они соскочили с вращающихся шаров и подбежали к нему, обнимая его шею пухлыми руками и целуя в щеки. Они потащили его, демонстрируя явное нетерпение, к дверям в конце зала и исчезли вместе с бароном. — А теперь, майн герр, очередь за вами, — сказала мадам на ломаном английском. Из вежливости, а также, по наблюдениям лорда Брэйдона, из стремления блеснуть эрудицией барон весь вечер говорил по-английски. Остальные гости на обеде следовали его примеру. Лорд Брэйдон был рад этому, не желая обнаруживать перед ними степень своего владения немецким языком. Кроме того, у него появилась теперь возможность прибегнуть к уловке, чтобы избежать предложения мадам, обращенного к нему. Он не собирался воспользоваться «угощением» барона. — Я х'теп бы девочку англичанку, — пробормотал он нарочито заплетающимся языком. И уже был уверен в успехе. Наверняка среди девушек, вращавшихся на серебряных шарах, англичанок не было. Да и вряд ли в настоящий момент в доме находилось много других девушек. Конечно, они с бароном не были здесь единственными гостями. Но, поскольку они прибыли довольно поздно, заведение начало работать задолго до их приезда. — Я думать, — начала мадам после паузы, — Грета говорит чуть английский, и она оч-чень опытная, сделать вам очень счастливый. Говоря это, она поманила пальцем одну из немецких девушек, светловолосую и очень пухлую. Когда она подошла к лорду Брэйдону, он ответил: — Нет! Он-на не англ'чанка, и если вы н'можете дать мне англ'скую девочку, я н'йду в др'гом месте. Он думал, что победа за ним. У него был повод уйти, предоставив мадам объяснять потом барону, почему он это сделал. Но тут, к его ужасу, она поднялась, восклицая: — Идить за мной, майн герр! Этого лорд Брэйдон не ожидал. Чтобы потянуть время, он делал вид, что еле стоит на ногах. Он вышел, шатаясь, вслед за мадам через дверь, противоположную той, через которую вышел барон. Она провела его по узкому коридору и открыла дверь, находившуюся, по расчетам лорда Брэйдона, вблизи от холла; они уже пересекали его, входя в зал. Как он и ожидал, комната, в которую они вошли, оказалась спальней. Он предположил, что она предназначена для гостей, неспособных после обильных возлияний идти далеко или подниматься по лестнице. Комната была убрана с безвкусной яркостью, свойственной таким местам. На просторной кровати лежало розовое атласное покрывало, а на потолке сверкало большое зеркало. Занавеси на окне являли собой воплощенную вульгарность. Украшенные бантами и кистями, они выглядели скорее отвратительно, нежели привлекательно. В одном углу стоял умывальник, в другом — шкафчик. Лорда Брэйдона могло бы вытошнить от одной мысли об эротике подобного сорта. Однако, кроме всего прочего, здесь можно было заметить и определенный напет роскоши, рассчитанной на клиентов типа барона. У стены расположилась широкая удобная софа — для тех, кто предпочитал ее кровати, на полу — толстый ковер. Еще несколько зеркал, кроме зеркала на потолке, многократно отражали комнату и гостей. Был здесь и обязательный столик, на который могли ставить напитки. Как только они вошли в комнату, служанка подала им бутылку шампанского. Лорд Брэйдон не сомневался, что она будет стоить невообразимую сумму — независимо от того, откроют ее или нет. Дабы увериться, что мадам поняла высказанную им давеча просьбу, он повторил ее вновь. Еле ворочая языком, он произнес: — Я х-х-х'чу англ'скую д-дев'чку, наст'щую англч-ч'нку! — Вы ожидаете, майн герр, — торопливо ответила мадам. — Очень скоро приводит английскую девочку. И она вышла из комнаты, захлопнув за собой дверь. Лорд Брэйдон сел на софу. Он решил, что, если приведут английскую девушку, в чем он сомневался, то можно будет сказать, что она не в его вкусе. Он хорошо заплатит ей, чтобы смягчить обиду. В подобных обстоятельствах это значительно легче сделать с соплеменницей, которая хорошо понимает тебя. Немка была агрессивной, почувствовав себя оскорбленной. Он ждал довольно долго и решил, улыбаясь, что мадам появится и скажет, что исполнить его желание оказалось слишком трудно. Она лишь извинится. И когда он уже подумал, что мог бы уйти, так как нет смысла оставаться дольше, дверь открылась. Вошла мадам, обнимая за плечи молодую девушку, одетую в ночную рубашку. Поверх нее был надет дамский халат из ярко-розового муслина, обшитый грубыми кружевами и бесчисленными бантиками из бархатной ленты. Лицо девушки было скрыто, но он увидел, что у нее длинные светлые волосы. Когда мадам медленно повернула ее к кровати, лорд Брэйдон определил, что ей давали наркотики. Мадам усадила ее на кровать и хорошенько встряхнула, впившись острыми пальцами в руки девушки. — Делай то, что хотеть джентльмен, — прошипела она, — а то будет плохо! Она отпустила девушку и, подойдя к лорду Брэйдону, сказала: — Она молодая и застенчивая! Что может быть лучше, майн герр, чем девственница, оч-чень невинная, оч-чень редкая! Она хитро усмехнулась и быстро вышла из комнаты, не давая ему возможности возразить что-либо. Только когда дверь захлопнулась, девушка подняла голову и открыла глаза. И тут лорд Брэйдон пришел в крайнее удивление, узнав в ней Лоилию. Она тоже сразу узнала его и вскрикнула: — Вы! Вскочив, она бросилась к нему. Быстро реагирующий ум подсказал Брэйдону, что здесь что-то не так. Второе, что он успел осознать, — это факт, что Лоилия притворяется опоенной наркотиками. Она подбежала к нему, и он понял, что она сейчас бросится к нему на грудь, поэтому он быстро приложил свою руку к ее губам, чтобы она не успела ничего сказать. Он обнял ее одной рукой и повернулся спиной так, чтобы любой, смотрящий через дверь, думал, будто он целует ее. В то же время он тихо прошептал ей: — Не говорите! Они слушают и наблюдают. Она поняла его, и он почувствовал, как она расслабилась, но ее глаза все еще в отчаянии молили его. Когда он отнял руку от ее губ, она молчала. — Ложитесь на кровать, — вновь прошептал он ей на ухо. Затем громко и заплетающимся, как ранее, языком он сказал: — Ты оч… хорошенькая мал. — .кая дев'чка, как раз што я и х-х'тел, и я м-м'гу говорить с тобой, и п-п'нимать что ты г-г'воришь — а этих краутс я не п-п'нимаю. Лоилия направилась к кровати, и он видел, что она старается идти медленно. Те, кто наблюдает за ней, будут думать, что она все еще под действием наркотиков. Лорд Брэйдон снял вечерний пиджак и повесил его на ручку двери. Размер отверстия для ключа позволял беспрепятственно наблюдать снаружи за всем происходящим внутри. Затем он подошел к умывальнику и, взяв полотенце, повесил его на крючок в середине двери. Он подумал, что в двери может быть скрытое отверстие для наблюдения. Подойдя к кровати, с которой Лоилия наблюдала за ним глазами, казалось, заполнившими все ее бледное личико, он приложил палец к ее губам. Потом заглянул за занавеси и обнаружил, как и ожидалось, подслушивающее устройство. Оно походило на слуховой рожок для плохо слышащих и уходило в стену своей узкой частью. В соседней комнате можно было слышать каждое их слово. Он вынул из кармана носовой платок и плотно заткнул им раструб устройства, сделав его совершенно неэффективным. Наконец он сел на кровать. — Что случилось? Как вы попали сюда? — молвил он тихо. Лоилия протянула руки, ухватившись за него, словно боялась, что он может оставить ее, и прошептала; — Спасите меня… пожалуйста… Спасите меня! — Расскажите мне, что случилось, — попросил лорд Брэйдон. — Я думаю, им вряд ли удастся подслушать нас, но все-таки говорите потише и помните — вы должны делать вид, будто развлекаете меня. Притушенный свет создавал интимную обстановку. Лорд Брэйдон привернул газовый светильник над одним из зеркал, чтобы стало еще темнее. Затем он обошел кровать и лег на нее с другой стороны, сказав при этом: — В потолке может быть глазок для подсматривания, поэтому ложитесь на подушку и повернитесь лицом ко мне. Она повиновалась ему, как дитя. Когда они подвинулись близко друг к другу, так что любой наблюдавший за ними мог успокоиться, считая, что они занимаются тем, чем должны, лорд Брэйдон промолвил: — А теперь расскажите мне, что случилось после того, как вы вышли из поезда. — Я… взяла… мой багаж, — говорила Лоилия испуганным голосом, — и вышла из вокзала. Мой носильщик спросил меня: «Вы одна, мисс?»— и я сказала, что одна и мне нужен экипаж, чтобы доехать до спокойного отеля. Лоилия умолкла, пытаясь в деталях вспомнить происшедшее с ней. — Он все посматривал на меня, и я подумала: это потому, что я — англичанка… хотя я… говорила с ним по-немецки. — Продолжайте. — Он прошел мимо нескольких экипажей, ожидавших пассажиров, направился к одному, стоявшему немного в стороне от… остальных, и сказал: «Этой молодой даме по пути с вами, мадам, может быть, вы подвезете ее?» Лоилия тяжело вздохнула. — Я не могла хорошо рассмотреть все внутри экипажа, но женщина сказала по-немецки: «Конечно, с большим удовольствием. Прыгайте сюда, моя дорогая, и расскажите, куда вы хотите ехать». — И вы сделали то, что она предложила! — Я все время спрашиваю себя с тех пор… как я могла оказаться такой… глупой, — посетовала Лоилия. — Но я даже не представляла себе, что… может… случиться… нечто подобное! — Я говорил вам, что не следует путешествовать одной. — Да… я помню… И конечно, вы были… правы. — Что же произошло потом? — Та леди — такой она мне тоща показалась — спросила меня, где я остановилась, и я попросила ее порекомендовать мне солидный отель. «У меня есть лучшая идея, — сказала она. — Я приехала на вокзал встречать свою дочь, но боюсь, она из-за своей безалаберности и молодости опять опоздала на поезд». Она улыбнулась и продолжала: «А значит, ее не будет до завтра. Я приготовила комнату для нее, поэтому вы можете поехать ко мне, и я буду рада принять вас как гостью». Лоилия продолжала несчастным голосом: — Она казалась такой доброй… а я была немного… напугана, оказавшись одна… в Берлине, не зная куда… поехать. Поэтому я поблагодарила ее… и согласилась. — Но вас должно было насторожить, что она выглядит странно? — Она выглядела совершенно иначе, нежели сегодня, — ответила Лоилия, — и когда мы отъехали от вокзала, я увидела, что она одета аккуратно, на ней не было столько косметики. Я ни на минуту не могла подумать… что она может… выглядеть так, как она выглядит теперь. Она умолкла, и лорд Брэйдон почувствовал, что она дрожит. — Когда мы приехали в… этот дом, — возобновила Лоилия свой рассказ, — он показался мне довольно своеобразным, но меня поторопили… подняться наверх в весьма приятную комнату, правда, излишне разукрашенную, и дама сказала мне: «Теперь снимите шляпу и пальто, и, наверное, вам хочется чего-нибудь выпить. Мы скоро будем завтракать, но сначала я принесу вам чашечку горячего шоколада». Она не дождалась моего ответа, и пока я снимала шляпку и приводила в порядок волосы, вернулась с шоколадом и сказала: «Выпейте-ка это, вы увидите, что это очень вкусно, и я заказала для вас кое-что особенное на завтрак». — И вы выпили этот шоколад, — вставил лорд Брэйдон, зная, что в нем содержалось. — Да… я выпила его, потому что… была очень голодна; и после этого я… не помнила ничего. Голос Лоилии был попон ужаса. — Когда я… проснулась, было уже позднее утро… следующего дня, кто-то раздел меня и… положил в постель. В первый раз я… испугалась… очень испугалась. — Вы знаете точно, в какое место вас привезли? — Нет, конечно, нет… но я слышала о… работорговле белыми людьми и о том, как девушек… захватывают и… увозят… за границу… и… я испугалась… потому что это было так… странно, что она… подмешала наркотики в шоколад. Последовала небольшая пауза, после чего Лоилия продолжала говорить прерывисто: — Она вошла в комнату уже в таком виде, в каком вы ее застали сегодня. Тогда я… подумала, что нахожусь в каком-то… нечистом… ужасном… и порочном месте. — И что вы сделали? — Я сказала, что ухожу от нее сейчас же, но она рассмеялась. Она сказала мне, что я ее пленница и мне придется делать то, что велят… В противном случае меня опять… одурманят и… будут бить… пока я не стану покорной. Лоилия протянула руку к лорду Брэйдону. — Вы… увезете меня отсюда? Обещайте мне, что вы… увезете меня… отсюда! — Это будет нелегко. Он понимал, что, если выступит с протестом, мадам, несомненно, устроит скандал. Такого рода история может попасть в газеты. Последствия для его общественного положения тогда обещают быть крайне неприятными. Члены германской знати, которым он написал о своем прибытии в Берлин, были осведомлены, что он является близким другом принца Уэльского. Многим из них он писал, что привез послания от принца, которые хотел бы вручить лично. Все это мигом пронеслось в его сознании, и, как будто зная, о чем он думает, Лоилия сказала: — Пожалуйста… пожалуйста… вы не можете… оставить меня здесь… Я целый день притворялась одурманенной… и ничего не ела и не пила… боясь, что они вновь дадут мне то, что… подмешали вчера вечером. — Это было разумно с вашей стороны, — похвалил ее лорд Брэйдон, — но вы должны понимать, что они попытаются помещать вам ускользнуть отсюда. — К-как могу я… остаться здесь? — спросила она, как мог бы спросить ребенок. — Я лучше… убью себя! Пальцы лорда Брэйдона инстинктивно сжали ее руку. — Так или иначе, я спасу вас, хотя, видит Бог, это будет нелегко. — Но вы… спасете меня? Я знаю… я прошу… слишком много… но вы не можете… оставить меня… здесь, в этом… ужасном месте. Ее сотрясали рыдания, мешавшие говорить. — Я… не представляла, что существуют… такие места, как это… и не знала… что такие джентльмены, как вы… приходят туда. — Я пришел сегодня лишь потому, что не мог отказаться сопровождать моего гостеприимного хозяина, — объяснил лорд Брэйдон. — И потребовал себе английскую девушку, будучи уверен, что такой у них нет. Он перевел дыхание и продолжал спокойнее: — Это послужило бы оправданием моего неучастия в развлечениях, которым здесь предаются, и причиной ухода. — Но вы… не можете оставить меня… пожалуйста… пожалуйста… вы не можете оставить меня. — Я согласен с вами. Но прежде чем мы предпримем что-либо, вы должны рассказать мне, почему оказались в Берлине, а также назвать свое настоящее имя. — Значит, вы поняли, что я… сказала не правду, назвавшись Джонсон? — Вам не удается ложь, — пожурил он ее, — и я все еще не понимаю, почему вы отправились в поездку одна, будучи совершенно неопытной и слишком хорошенькой, как я уже говорил вам, чтобы путешествовать без сопровождения. Лоилия посмотрела на него. — Я… я приехала в Берлин, чтобы о-отыскать моего о-отца. — И вы не знаете, где он? — Я не имею… представления…; но я думаю, что… немцы захватили его и держат как пленника. Лорд Брэйдон сделал над собой усилие, чтобы сосредоточиться. — Почему вы так думаете? Она медлила с ответом, и он сказал: — Мне трудно будет помочь вам, Лоилия, если вы не будете откровенны со мной. Скажите мне истину — всю истину целиком, иначе мне придется оставить вас действовать по своему усмотрению! Она вскрикнула от ужаса и тут же инстинктивно сжала губы, как бы из опасения, что ее могут подслушать. — Доверьтесь мне, — успокоил ее лорд Брэйдон. — Мне нельзя говорить… о том, что касается только моего папы… По если я скажу вам правду… будете ли вы предельно осторожны, чтобы не навредить ему? Ее слова были полны искренности, и лорд Брэйдон понял, что отец очень дорог ей. — В настоящий момент я озабочен прежде всего тем, — сказал он, — чтобы вызволить вас из этого кошмара, в который вы угодили не по своей воле. Но в то же время я должен быть уверен, что вы не подстраиваете мне ловушку. Он умышленно сказал это и прочитал в ее взгляде, как она потрясена тем, что он мог заподозрить ее в подобных намерениях. — Я клянусь вам… перед Богом, — взмолилась она, — всем, что для меня свято… что я не связана ни с чем… затрагивающим вас… но только пытаюсь помочь моему отцу… который, я знаю, находится в… беде. — Он сам сказал вам это? — Нет… нет… но я могу… чувствовать это. — Каким образом? — Вы не… поверите мне, если я… скажу вам. — Я пытаюсь поверить. — Очень хорошо… Я так близка к моему папе… и жила с ним все время с тех пор… как умерла мама… Я могу чувствовать, что с ним происходит, даже если он далеко от меня, ощущать то… что другим людям… недоступно. Она говорила нерешительно, как будто знала, что лорд Брэйдон все равно не поверит. Ей трудно было найти подходящие слова, чтобы описать свои чувства. Однако он помог ей своими вопросами. — Вы хотите сказать, что обладаете психическим или сверхъестественным восприятием его состояния или чувств? — Папа объясняет это просто как действие силы мысли, — ответила Лоилия. — Я, конечно, слышал о подобном, но в основном это касалось народов Индии или других стран Востока. Я не думал, что такое возможно в Англии. — Папа говорил то же самое, но так как я могу читать его мысли, а он — мои, я знаю, что происходит с ним, когда он не со мной, и… я знаю теперь, что его захватили и удерживают силой! — Но каким образом вы можете знать это? — удивился лорд Брэйдон. Он ощутил легкий жест беспомощности в движении ее руки, державшей его руку. — Я знала, что вы не… поверите мне. — Я пытаюсь поверить, но вы еще не сказали мне имя вашего отца. — Стэндиш, — ответила она. Лорд Брэйдон пристально смотрел на нее. — Вы хотите сказать, что ваш отец — Тарстон Стэндиш? — сказал он наконец. — Вы знаете его? Вы знаете папу?.. Я с трудом могу… поверить в это! Имя Тарстон Стэндиш говорило очень много людям, подобным лорду Брэйдону, которым Министерство иностранных дел доверяло порой особые поручения и миссии в других странах. Тарстон Стэндиш был одним из тех необычайно одаренных людей, которые изредка рождаются в различных частях света. Человек, способный с легкостью говорить на любом языке, каким бы трудным он ни казался другим людям, Тарстон Стэндиш был общепризнанным экспертом по всем вопросам, касающимся Востока. И поскольку это также интересовало его, он был непререкаемым авторитетом в области различных видов оружия. Казалось бы, странное сочетание интересов, но это имя несколько раз шепотом произносили лорду Брэйдону с благоговением и восхищением. При этом говорили, что Тарстон Стэндиш знает больше, чем кто-либо, о научных экспериментах, проводимых в России и некоторых других странах мира. Это был человек, с которым лорд Брэйдон всегда жаждал встретиться. Насколько же невероятно — даже трудно поверить, что все это происходит с ним наяву, — было то, что он станет теперь поддерживать контакт с дочерью Тарстона Стэндиша. А также то, что она сейчас в Берлине и ищет своего отца. Внезапно в его сознании вспыхнула мысль, что Тарстон Стэндиш мог быть тем человеком, о котором говорил маркиз Солсберийский. Тем человеком, которого он послал в Берлин узнать что-либо о новом германском орудии и от которого больше месяца не поступало известий. Лорд Брэйдон подумал, что именно подобные задания должны были казаться увлекательными для Тарстона Стэндиша. Если Стэндиш в опасности, как утверждает его дочь, он должен в первую очередь попытаться спасти его. — Я знаю о вашем отце лишь по отзывам, но никогда не встречался с ним. Но я знаю, какими блестящими способностями он обладает, как ему доверяют и восхищаются им люди, о которых нам здесь лучше не говорить. Лоилия чуть вздрогнула от этих слов. Она оглянулась вокруг, как будто представила себе кого-то, скрывающегося в полутемной комнате. — Глупо было с моей стороны… отправляться сюда… но я знала, что папа — в беде… И я подумала, что он сможет сообщить мне, как помочь ему, если я буду… ближе к нему, а не в далекой Англии. — Вы знали, что он — в Берлине? — Да, он говорил мне, что поедет сюда… и он писал мне из тех мест, где останавливался, каждую неделю, пока… неожиданно, письма перестали поступать. — И тогда вы подумали, что его захватили? Прежде чем ответить, Лоилия странно взглянула на него своими большими глазами. — Я думаю, папа пытается сообщить мне, что немцы хотят получить от него какую-то информацию и поэтому держат где-то насильно. Лорд Брэйдон подумал, что скорее всего девушка права. Если германские власти смогли заполучить человека, подобного Тарстону Стэндишу, они попытаются заставить его говорить. В случае удачи они выудили бы у него любые секреты Британского адмиралтейства. Кроме того, им представилась бы возможность оценить, действительно ли их новое оружие значительно и, как они считают, превосходит английское. Лорд Брэйдон теперь не сомневался, что просто обязан приложить все усилия для спасения Лоилии. А следующая задача — выяснить местонахождение ее отца. На какой-то миг он ощутил себя беспомощным перед невообразимыми трудностями. Но затем, как всегда в минуты опасности, он подумал о той силе, которую может вызвать к действию. Она никогда не подводила его в прошлом. И опять Лоилия, казалось, прочитала его мысли. — Если вы сможете помочь мне, — сказала она, — мы вместе спасем папу. Я уверена, это Бог послал вас… в нужный момент, чтобы… сделать это. Ее вера тронула лорда Брэйдона, и он сказал: — Нам придется проявить большой разум, очень большой разум, чтобы вызволить вас из этого мерзкого дома и чтобы при этом не возник большой шум. Его мозг работал как хорошо отлаженная машина, которая начинает двигаться сначала медленно, а потом быстро набирает обороты. Он отметил про себя, что они с Лоилией провели вместе почти полчаса. У него не было желания встречаться с бароном, пока он не вызволит ее отсюда. Инстинктивно — как будто слова, которые он произносил, диктовались ему кем-то свыше — он начал излагать ей свой план. Поскольку она была дочерью своего отца, он полагал, что она привыкла неукоснительно подчиняться инструкции. Она не обсуждала ничего из сказанного им, лишь согласно кивала головой. Лорд Брэйдон встал с кровати. Взяв бутылку шампанского, он вылил большую его часть в угол комнаты, где оно не будет обнаружено до их ухода. Затем зашел за кровать и, вынув платок из подслушивающего устройства за портьерой, положил его обратно в карман. Пьяным голосом, которым говорил ранее, он громко произнес: — Ты оч-чнь хрш'я девочка — оч-чнь хршая! И я п-приду завтра! Говоря все это, он обошел комнату, снял пиджак с дверной ручки и надел его. В то же время он распустил галстук и расстегнул несколько пуговиц на жилете, чтобы выглядеть растрепанным. Взъерошил рукой волосы и поманил пальцем Лоилию. Когда она выскользнула из кровати, он обнял ее за плечи и открыл дверь. Как и следовало ожидать, стоило им только выйти и двинуться в холл, как мадам сразу оказалась рядом с ними. — Вы иметь хорошее время? — спросила она гортанно. — Лоилия хорошая девочка, делал, что вы хотеть? — Очень хорошая дев'чка! — Лорд Брэйдон икнул. — Оч-ч хор'шая! Я приду завтра вечером — и вы оставьте ее для меня. — Ja, ja, mein herr , Лоилию оставить для вас. Еле волоча ноги, словно вот-вот упадет, лорд Брэйдон тяжело опирался на Лоилию. Он шел, обнимая ее за плечи, к входной двери. Швейцар открыл ее, затем сбежал по двум ступенькам туда, где на улице ожидал экипаж. Лорд Брэйдон испытал облегчение, увидев Уоткинса, сидящего на козлах. — Ваш экипаж здесь, майн герр? — воскликнула мадам. — Говорить добрая ночь Лоилии. Оч-чень рад, вам нравиться она. — Я д-думаю, она феликолепна! — ответил лорд Брэйдон. Он увидел нескольких девушек, выглядывавших через дверь. — Вы все феликолепные! Феликолепное место, хорошие девочки, хорошая мадам! Я благодарю вас! Выкрикивая это, он запустил руку в карман. Вытащив горсть купюр и монет, он бросил их в холл. С визгами восторга девушки налетели на них. В поднявшейся суматохе мадам наклонилась вперед, спеша поднять золотую монету, упавшую возле ее ног. Лорд Брэйдон швырнул еще несколько монет швейцару, стоявшему возле дверцы экипажа, и тот начал подбирать их. Тогда он отпустил Лоилию и подтолкнул ее. Быстрая как молния, она сбежала по ступеням, бросилась через тротуар и взлетела в экипаж. С резвостью атлета, и не думавшего пить, лорд Брэйдон последовал за нею. Лошади дружно взяли, и Уоткинс, оставивший к тому времени кучера на козлах и сошедший вниз, вскочил вслед за ними в экипаж, захлопнув дверцы. Лошади набирали скорость, и Лоилия, вскрикнув от радости, упала на грудь лорда Брэйдона. — Мы убежали! Мы убежали! — восклицала она. — Я не верила в это… Я не думала, что это возможно… но нам… удалось! Она уткнулась лицом в его плечо, и он почувствовал, что она плачет. — Все хорошо, — говорил он мягко. — Вы вели себя очень отважно. Он взглянул на Уоткинса, сидевшего спиной к лошадям. Фонарь со свечой, висевший над ним, слишком ярко освещал широкую ухмылку на его лице. — Теперь, Уоткинс, — сказал лорд Брэйдон, — нам предстоит доставить мисс Лоилию в наши апартаменты, не возбуждая чьего-либо любопытства, но она не очень-то приодета. — Вы оставили свой плащ в том доме, милорд. — Я знаю, — ответил лорд Брэйдон, — и шляпу, которая довольно рискованно балансировала на моей голове; она упала, когда я сбегал по ступеням. Пока он плелся, шатаясь, к входной двери, мадам нахлобучила шляпу ему на голову. Она держала на своей руке его плащ, намереваясь передать его, когда он отпустит Лоилию. — Могу ли я высказать предложение, милорд? — спросил Уоткинс. — Да, конечно. — Я думает, милорд, я бы лучше взобрался на козлы рядом с кучером. Вряд ли вашу светлость преследуют сейчас, но никто никогда не знает. Лорд Брэйдон кивнул. Уоткинс постучал в стеклянное окошко за сиденьем кучера, и лошади остановились. Он выскочил из экипажа, забрался на козлы, и они вновь понеслись. Лоилия все еще скрывала свое лицо на плече лорда Брэйдона. Она отчаянно пыталась справиться со слезами. — Я позабочусь о вас, — сказал он, — но поскольку завтра вокруг этого побега может подняться суматоха, я думаю, вам не стоит пока пользоваться фамилией вашего отца, чтобы вас никак не связывали с ним. Она подняла голову и посмотрела на него. Па ее щеках сверкали слезы. Задушевно, с искренностью, которая, казалось, исходила прямо из сердца, она лепетала: — Как могу я… когда-либо отблагодарить… вас? Как могу я… выразить вам… какой… удивительный поступок… вы совершили, вызволив меня… оттуда? — Вы сможете отблагодарить меня, когда мы вместе с вашим отцом будем вне опасности. — Я всегда буду помнить, что если бы вы не пришли туда сегодня, ко мне привели бы… кого-нибудь другого… и я не смогла бы… продолжать… отказываться от еды или… находиться под наркотиками. — Да, конечно. Но постарайтесь не думать об этом. Сейчас мы выиграли первую битву, однако нам предстоят еще другие, в которых мы должны также победить. — Я молюсь… молюсь как только могу… чтобы мы… победили, — сказала Лоилия. — Теперь, как предлагает Уоткинс, — заметил лорд Брэйдон, — нам надо чем-то укутать вас. Я советую вам накрыться с головой вот этим пледом. Он развернул его, прибавив: — Он достаточно большой, чтобы закрыть вас полностью, если вы подберете ноги. Она взглянула на него, поражаясь его находчивости. Покрывало было сделано из кашемира, и он обернул его вокруг Лоилии. Лорд Брэйдон подумал, что в это позднее время в холле их отеля не должно быть много слуг. Он не хотел привлекать к себе внимание, чтобы избежать пересудов. Он желал получить передышку для обдумывания дальнейших шагов. Ему необходимо было изобрести что-либо убедительное для барона — которого наверняка вовлекут во все это — для оправдания своих действий. Экипаж остановился, и Уоткинс открыл дверцы. Лорд Брэйдон вышел и, взяв полностью укутанную пледом Лоилию на руки, понес ее через тротуар к освещенным дверям отеля. В холле дежурили лишь два швейцара. Хотя они взглянули с некоторым любопытством на ношу лорда Брэйдона, никаких вопросов не последовало. Он прошел к лифту и поднялся на четвертый этаж. Уоткинс сопровождал их. Войдя в свои апартаменты, лорд Брэйдон поставил Лоилию на пол. Высвободив голову из пледа, она все еще держала его вокруг себя, и он понял, что она стесняется. — Там дальше есть спальня, мисс, — пришел ей на помощь Уоткинс, беря ситуацию в свои руки. — Я знает это, потому как я проходил все комнаты, когда мы приехали, и видел там кровать. Он шел впереди, а Лоилия и лорд Брэйдон следовали за ним. Это была очень уютная комната по другую сторону от гостиной. Очевидно, она использовалась владельцем апартаментов в качестве спальни для гостей. — Благодарю вас, — сказала Лоилия Уоткинсу. — А теперь, поскольку мисс Лоилия не ела целый день, — заметил лорд Брэйдон, — я думаю, вы найдете для нее что-нибудь существенное, прежде чем она ляжет спать. — Положитесь на меня, милорд. — Мне и так… хорошо, — остановила его Лоилия. — Я не хочу причинять… слишком большого беспокойства в будущем. Так что это поручение Уоткинсу — пустяк по сравнению с тем, что всем нам предстоит. — Лоилия села на кровать. — Теперь, когда я… в безопасности, я могу думать лишь о папе… и о том, что мы… можем сделать… для него. — А вы абсолютно уверены, что его держат где-то? — спросил лорд Брэйдон. — Мы ведь не можем спрашивать кого-либо об этом, чтобы подтвердить наши подозрения. — Я знаю, что его захватили! — стояла на своем Лоилия. — Более того, я вижу это, потому что он посылает мне сообщения своими мыслями. Вижу комнату, в которой он находится. Лорд Брэйдон думал про себя, что никогда не поверит подобным фантазиям, однако готов был слушать, и она продолжала: — Комната эта — в полуподвальном этаже большого дома, и в ней есть стол, на котором много бумаги, предназначенной для отца. Он должен писать или чертить на ней то, что немцы хотят… узнать от него. — Как вы можете все это знать? — поинтересовался лорд Брэйдон. Она безнадежно взмахнула рукой. — Если вы не… верите мне… я боюсь, что у меня нет… более существенных доказательств, способных… убедить вас. — Я хочу верить вам, очень хочу, но то, что вы говорите, кажется мне невероятным. Лоилия рассмеялась искренне и весело. — Точно так же говорила мне и мама, когда я передавала ей послания от папы, которые она почему-то была не в состоянии принимать сама… Почему — этого я никогда не смогу понять. — Это все настолько невероятно! Я хочу как следует подумать и попытаться представить, как мы сможем использовать столь феноменальные способности, чтобы помочь вашему отцу. — Если вам удастся это… тогда я совершенно уверена, что мы… найдем его, — воспрянула духом Лоилия, — но я буду также молиться… молиться как можно… сильнее, чтобы мы… смогли это сделать. — Тем более что теперь я почти готов поверить в это! — тихо сказал лорд Брэйдон. |
||
|