"Кремлевский фантомас" - читать интересную книгу автора (Кассирова Елена)

20 АДСКАЯ СМЕСЬ

Отключить телефон, погасить свет и лечь носом к стенке было уже нельзя. Представитель Фантомаса должен отвечать обществу.

И Костя держался. Он даже и забыл о себе.

В ближайших двух номерах Касаткин описал «оружейную» кражу, конечно, как положено. За что купил, за то продал. Но совесть мучила.

Касаткин изображал, что все понимает, а не понимал ничего.

Оружейную палату ограбить невозможно.

В принципе, бандиты грабили мировые музеи с совершеннейшей охранной системой, и Лувр, и галерею Уфицци, и даже нью-йоркский Современного Искусства, где вообще ни дыхни.

А в Оружейке стекла с донбасского завода и дубовые витрины тридцать второго года.

И всё равно. Оружейка слишком связана с Кремлем и властью. Ограбление тянет не на кражу, а на измену Родине.

Костя вспомнил Маняшино «зачем». Зачем, дескать, лезть, возникать. И Панине – «носить грязь». Дома, что ли, не сидится.

А затем, старушки! Затем, что кровь кое в ком кипит!

Все уже знали, что и как в Оружейке случилось. И теперь Касаткин вновь и вновь восстанавливал картину ограбления.

Костя – такой же человек, как и следователи. При его чутье он может понять кое-что. А теперь уже и обязан.

Народу в воскресенье 17-го в Оружейной палате было много. Среди посетителей никто не выделялся. Днем в одном зале в углу раздался детский голос: «Ой, мама, смотри, какашка»! Мать зашипела: «Ш-ш-ш», – но было поздно. Все головы повернулись в сторону детского голоска.

В угол уже бежала дежурная. За ней бросились остальные.

На полу лежал полиуретановый коричневый сувенир из магазина хохм на Большой Никитской. Известная лавка «Приколы». Купить там можно пластиковых мух, кривые «пьяные» кружки, вампировские клыки, накладные уши и резиновую расчлененку.

Экскурсанты, особенно родители с детьми, посмеялись над коричневой штучкой и пошли к другим экс­понатам.

Тревогу забила экскурсовод.

Экскурсоводша, девушка-инязовка, подвела итальянцев к екатерининской витрине и автоматически-привычно объявила:

– Е куэсто э ун презенте ди сультано турко Абдульракман алла ностра гранде императриче Катарина.

– Коз э? Коз э? – изумились в группе.

– Е ун перначчио, – пояснила дотошным дуракам экскурсовод, не зная, как по-итальянски «пернач». – Кон ун рубино унико «Шак-ин-шак», – уточнила.

– Ма дов э, дов э?

– Да вот же он, экко, – сказала экскурсовод.

Но в витринном стекле зияла брешь. На черном бархате тускнело овальное пятно от смятых ворсинок, и под ним белела бумажка: «Пернач. Конский бриллиантовый головной убор. Рубин „Шах-ин-шах“. Подарок султана Абдула Рахмана Екатерине II по случаю заключения русско-турецкого мира 1774 г.»

Экскурсовод обомлела. Глаза итальянцев были расширены, но пусты. Инязовка оглядела спокойный зал и побежала к дежурной.

Кража оказалась простой и тихой, будто украли репродукцию левитановского «Мостика» из фойе кинотеатра «Алмаз», где давно не фильмы, а секондхенд, и выставка-продажа пальм и традесканций.

«Ну, хорошо, – рассуждал Костя, – ну устроил бандит секрет со стеклом. Но хватились быстро. Примет, правда, нет. Оружейницы подозрительных типов не помнят. Но уж больно знакомый почерк».

Опять этот злобный до озорства вызов. Полиуретановый глупый сувенир на полу напоминает игры: маскарад, мэйловые фокусы, резиновую шапочку, еще что-то…

Дежурная Крутикова Вера Константиновна, давняя верная сотрудница-служака, вызвала ментов тут же.

Милиция впускает-выпускает народ только у Тро­ицких. Посты в воротах с двух сторон. Шеренгой не пройти. Два проходика в арке. Между ними железяки. Народ течет двумя ручейками. Школьники, иностранцы и мамы с детьми. Пары, группы, одиночки…

От Оружейки до Кутафьей башни минут семь бегу. Но по Кремлю не побежишь. И то, спасибо свободе. Раньше не погулял бы с руками в карманах. Пятнадцать минут ходьбы.

Прозевала ли милиция? Вряд ли. Фантомас ждал в зале, когда отвлекутся на игрушечную фекалию. Итальянцы подошли к перначу минуты через четыре. Плюс оповещение – две-три. Оповещение троицких караульных – секунд пять. Куда же Фантомас делся?

Бронированное витринное стекло прожжено сильнейшей кислотой, не плавиковой, не серной. Это какая-то адская смесь. О составе ее то ли не знали, то ли молчали.