"Меч короля" - читать интересную книгу автора (Фокс Катя)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ НАЧАЛО ПУТИ

Орфорд, июль 1161 года

– Боже, Элленвеора, ну почему ты не парень! – Несмотря на смысл произнесенных слов, Осмонд смотрел на нее с гордостью. Он провел рукой по наковальне, смахивая окалину. – Вот ведь незадача: сын у меня бежит из кузницы, как только я поворачиваюсь к нему спиной, а у малышки любовь к кузнечному делу в крови.

Он удовлетворенно похлопал ее по плечу. Осмонд нечасто ее хвалил. Эллен почувствовала, как кровь ударила ей в голову и приятное тепло разлилось по всему телу.

– Эдит… – тихонько со стоном произнесла она.

Тяжелая деревянная дверь кузницы распахнулась, и на пороге появилась ее сестра.

По возможности Эдит старалась не заходить в кузницу, боясь испачкать свое красивое платье. Кенни, младшенький Осмонда, изо всех сил вырывался у нее из рук. Чем больше он дергался, тем сильнее она впивалась пальцами в его тонкое запястье. Эдит быстро схватила его за ухо и резко дернула вверх. Кенни поднялся на цыпочки и больше уже не сопротивлялся.

– Мать сказала, чтобы я его к тебе отвела, – презрительно бросила Эдит, втолкнув младшего брата в мастерскую, и мотнула головой в сторону старшей сестры. – А Эллен должна наносить воды и собрать дров. – Эдит задержалась в дверях, нетерпеливо притопывая ногой. – Ну, пошли уже! Или ты думаешь, что я тут целый день проторчу? – со злобой бросила она, повернувшись к Эллен.

Видно было, что Осмонд едва сдерживается. Подмастерье, который помогал ему при выполнении большинства работ, болел уже неделю, поэтому Эллен была в кузнице незаменимым помощником. Кенни был совсем еще мал, и толку от него было немного, но Эллен хорошо знала, что Осмонд не пойдет против воли жены. Он никогда этого не делал. Чувствуя, что на душе скребутся кошки, она положила щипцы, с демонстративной медлительностью сняла фартук и нагнулась, чтобы надеть его на младшего брата. Фартук прикрывал его щиколотки, а завязки были настолько длинными, что Эллен пришлось обернуть его худенькую талию дважды.

Осмонд молча на нее смотрел. Она повернулась к нему, и он печально кивнул.

– Ну, что еще? – насмешливо спросила сестра.

Эллен покачала головой и пошла с ней к дому. Отодвинув тяжелый железный засов, она распахнула дверь.

– Я что, не говорила, чтобы ты не околачивалась в кузнице?! – закричала Леофрун.

– Говорила, мама, но…

– И не смей со мной спорить, маленькая дрянь! – осадила ее мать. – Осмонду в кузнице должен помогать Кенни, и тебе это прекрасно известно. Ты самая старшая, и должна заботиться о доме, нравится тебе это или нет. Так что вперед, давай-ка за работу!

Леофрун внезапно закатила Эллен звонкую пощечину. Дернув головой, девочка отвернулась. Щека горела, но ни за что на свете Эллен не поддалась бы порыву провести по ней рукой. Такого удовольствия она не доставила бы ни матери, ни Эдит. Эллен рано привыкла не показывать свою боль от побоев. В этом была ее сила: принимать удары матери, не плача и не унижаясь. Но вот справиться с горечью и яростью было не так просто. Неужели она должна заниматься всей этой скукотищей только из-за того, что она девочка? Каждый дурак может принести воды или дров, привести в порядок дом и выстирать белье. Даже Эдит. С такими мыслями Эллен, нагнувшись, смела пепел перед камином. Если закрыть глаза, то, благодаря запаху, можно было представить, что ты в кузнице.

Кузнецом должен был стать Кенни, а не она. При этом Эллен, сколько себя помнила, большую часть времени проводила с Осмондом в кузнице. Там она чувствовала себя уверенно. Там она была в безопасности. Возможно, это объяснялось тем, что Леофрун туда никогда не заходила. Едва выбравшись из пеленок, Эллен, сидя у ног Осмонда, сортировала уголь по размеру, а когда ей было пять или шесть лет, она впервые почистила кузнечный горн. Уже три зимы прошло с тех пор, как Осмонд впервые позволил ей управляться с мехами и удерживать щипцами заготовку. А весной этого года она впервые взяла в руки молот и почувствовала силу, исходящую от металла. Если бить по горячему железу, то звук получался глухой, так как оно жадно впитывало силу кузнеца, обретая форму. Три-четыре удара по заготовке, один по наковальне – так тратилось меньше сил, и создавалась чудесная музыка. Эллен глубоко вздохнула. Это было несправедливо, но спорить с Леофрун не было никакого смысла. Она ненавидела Эллен больше всех своих детей и не упускала возможности дать ей это понять.

Эллен взяла два новых бурдюка, вылила остатки воды в котел у камина и вышла из дома. На грядке возилась ее младшая сестра Милдред, терпеливо собирая с капусты прожорливых гусениц.

– Оставь мне парочку, подкину Эдит в кровать! – сказала Эллен и подмигнула ей.

Милдред удивленно подняла голову и смущенно улыбнулась. Она была самой тихой и покорной из всех детей Леофрун. Эллен неохотно пошла по каменистой тропинке к широкому ручью, который извивался по лугу, начинавшемуся сразу за кузницей. Чтобы легче было наполнить бурдюки, она сняла обувь и, задрав платье до колен, вошла в прохладную, блестящую на солнце воду. Внезапно из воды что-то вынырнуло, обдав ее градом брызг.

– У меня нет времени, надо еще воды принести, – будто отвечая на предложение, бросила Эллен своему приятелю Симону прежде, чем тот успел что-то сказать.

– Да ладно тебе, давай сначала искупаемся. Сегодня ведь так жарко!

Эллен наполнила бурдюки и, повернувшись, пошла к берегу.

– Что-то мне не хочется, – огорченно соврала она и присела на угловатый серый камень.

На самом деле она завидовала Симону. Кроме работы в кузнице больше всего на свете она любила купаться вместе с ним, однако в этом году ей приходилось выдумывать одну отговорку за другой. Когда Симон опустил голову под воду, Эллен сложила руки на груди. Прошлым летом она еще могла купаться без рубашки, но пару месяцев назад все изменилось. Чувствуя, что ее лицо заливает краска стыда, она ощупала небольшие холмики грудей, которые с каждым днем все увеличивались. Соски были твердыми и уже становились чувствительными.

– Как глупо быть девчонкой, – буркнула она себе под нос. Было бы намного лучше, если бы она родилась мальчиком, как сказал сегодня Осмонд. Симон подплыл к берегу.

– А знаешь, чего мне сейчас хочется?

Эллен покачала головой.

– Нет, но ты же у нас – ходячий желудок, так что могу предположить, что ты хочешь есть.

Симон согласно закивал головой и, ухмыльнувшись, облизнул губы.

– Ежевика!

– А как же моя вода? – Эллен указала на бурдюки. – Мне еще и дрова собирать.

– Потом вместе соберем.

– Если я задержусь, мать меня опять побьет! А я не знаю, смогу ли сегодня еще раз сдержаться.

– Вдвоем мы быстро управимся. Она и не заметит, что мы сперва немного погуляли. – Капельки воды на его плечах блестели в лучах солнца. Симон отряхнулся, как собака, разбрасывая брызги во все стороны, и натянул свою поношенную серую рубашку. – У хижины возле леса растет отличная ежевика, огромная, черная и такаая сладкая! – Мальчик закатил глаза. – Ну давай пойдем!

– Ты что, с ума сошел? – Эллен покрутила пальцем у виска. – Старуха Якоба была ведьмой, и в ее хижине живут кобольды!

У Эллен даже мурашки побежали по телу.

– Вот чепуха какая! Кобольды в лесу живут, а не в домах, – заявил Симон. – Кроме того, я уже там был и никаких кобольдов не встретил, честно. – Он потешно склонил голову и искоса взглянул на Эллен. – И с каких это пор ты у нас стала такой трусихой?

– И ничего я не трусиха! – возмутилась Эллен.

Она не могла допустить, чтобы Симон подумал про нее такое, поэтому пошла за ним по лужайке, раскинувшейся между рекой и краем леса. Большую часть травы уже съели овцы, и только на холме, примыкавшем к лужайке с запада, оставалась трава, еще ими не тронутая. Там заросли доходили детям почти до груди. Повсюду росли колючие кусты чертополоха, царапавшие им ноги, и крапива, оставлявшая на коже красноту от ожогов. Эллен хотелось вернуться, но тогда Симон снова стал бы дразнить ее трусихой. Поднявшись на холм, она зажмурилась от солнца и взглянула на край леса. За несколькими березами пряталась скособоченная хижина, а слева от нее, совсем близко, паслась в тени коренастая лошадь с блестящей красноватой шерстью. Эллен пригнулась. – Симон инстинктивно последовал ее примеру.

– Эй, что такое? – удивленно прошептал он.

– А она что тут делает? – Эллен указала на лошадь. – Этот жеребец принадлежит сэру Майлзу!

Вскоре после назначения лорд-канцлером Томас Беккет получил от короля Генриха II во владение графство Айя, к которому относился и Орфорд. Сэр Майлз состоял на службе у Беккета, но вел себя так, словно Орфорд принадлежал ему. Каждый знал, как скрупулезно он подсчитывает денежки в своих карманах. Его приступов гнева боялась вся округа, и только Эдит и мать Эллен были от него в восторге, считая, что он выглядит изысканно и внушительно. Когда он заходил в кузницу, они начинали хихикать, и это несмотря на то что с Осмондом он обращался, как с падалью.

– А, вот кому, – презрительно бросил Симон и встал. «Симон отстанет от меня, только когда набьет себе живот», – беспомощно подумала Эллен и последовала за ним. Она смущенно обернулась, но никого не было видно, все вокруг дышало миром и покоем. Но Эллен все равно казалось, что из леса на нее кто-то смотрит. Солнце припекало, пчелы и шмели воспользовались солнечным деньком, чтобы собрать нектар, и роились в воздухе, монотонно жужжа. Эллен как раз хотела присоединиться к Симону, когда краем глаза заметила какую-то фигуру, двигавшуюся к хижине с другой стороны леса. У Эллен замерло сердце. Неужели тут действительно живут кобольды? Она зажмурилась, а потом осторожно приоткрыла один глаз. Фигура была слишком маленькой для кобольда, и Эллен с облегчением вздохнула. Это была всего лишь женщина в простом льняном платье синего цвета. Эллен не смогла разобрать, кто это, так как лицо женщины скрывала коричневая накидка. Бросив осторожный взгляд туда, откуда она пришла, женщина проскользнула в хижину. Эллен, помедлив, подошла к Симону. Она не знала, что беспокоило ее больше: кобольды, которые, возможно, скрывались в зарослях и наблюдали за ней, или присутствие сэра Майлза и незнакомой женщины. Но все вокруг было спокойно.

– М-м-м, какая вкуснотища! – чавкая, воскликнул Симон. – Ты только попробуй.

Он протянул ей ягоды ежевики и улыбнулся, обнажив ряд посиневших от ежевичного сока зубов. Сок стекал у него изо рта на подбородок.

– Сейчас вернусь! – Эллен уже не могла сдерживать любопытства и оставила Симона одного.

Тот равнодушно сунул ягоду в рот, отвернулся и снова принялся собирать сладкую ежевику.

Эллен подкралась к хижине. Одна доска расшаталась, и Эллен заглянула в образовавшуюся щелку. Ноги у нее дрожали, но она все же поднялась на цыпочки. Чтобы заглянуть внутрь, она слегка наклонила голову и прижала лицо к пахнущему мхом дереву. Сэра Майлза и женщины видно не было. Эллен затаила дыхание, но услышала лишь биение собственного сердца. Потом послышалось шуршание, словно какая-то тварь копошилась в сене, и снова наступила тишина. Возможно, в хижине вообще никого не было? Ноги у Эллен болели от напряжения, так как дыра в доске была очень высоко. Девочка уже разочарованно отвернулась, когда вдруг услышала громкий звук. Испугавшись, она снова стала на цыпочки и заглянула в щель. Через пару секунд ее глаза приспособились к полутьме хижины, и она увидела, что в комнате что-то движется. И это что-то приближалось к ней! Внезапно она увидела поросшую густыми волосами спину сэра Майлза. «Вот шелудивое животное!» – с отвращением подумала она, почему-то не удивившись тому, что он голый. Сквозь дыру в доске до нее доносился запах его пота, настолько близко он стоял к стене. Сердце выскакивало у нее из груди.

– Раздевайся! – услышала она его грубый голос.

У Эллен перехватило дыхание. Она увидела женщину, идущую к нему мелкими шагами. Эллен опустилась чуть ниже, но так и не смогла разглядеть ее лица. Медленно, изящно двигаясь, таинственная незнакомка начала раздеваться. Ее платье и льняная рубашка скользнули на пол. Сэр Майлз жадно протянул руки к ее молочно-белым грудям и начал их ласкать. На мгновение Эллен закрыла глаза. У нее закружилась голова. Когда она снова посмотрела в щелку, сэр Майлз уже опустился на колени. Он касался губами розовых сосков незнакомки и посасывал их, словно ребенок, пока грудь женщины не начала вздыматься все чаще и чаще. Внезапно он поднялся и резким движением толкнул женщину к стене. Вся хижина зашаталась. У Эллен нестерпимо болели ноги и подгибались колени, но она не двигалась с места. Ей просто-таки необходимо было увидеть, что же будет дальше. Естественно, она знала, что мужчина с женщиной совокуплялись. Так делают коровы, козы или собаки, чтобы у них были детки. Эллен однажды слышала, как мать объясняла Эдит, что это часть супружеского долга, который женщина должна в той или иной степени исполнять. Ей уже доводилось видеть, как Осмонд иногда совокуплялся с ее матерью. Это никогда не длилось долго, и от их тел при этом исходил легкий рыбный запах. Осмонд, тихо постанывая, двигался на жене, а Леофрун лежала под ним неподвижно, словно колода, не издавая ни звука.

Эта таинственная незнакомка вела себя совершенно иначе. Она страстно провела пальцами по густым волосам на груди сэра Майлза и притянула его к себе, чтобы поцеловать. Затем она начала медленно поглаживать его спину, не обделяя вниманием ни единого клочка кожи. Впившись обеими руками в его ягодицы, она потерлась промежностью о его ногу. Она дышала все быстрее и громче.

У Эллен возникло странное ощущение внизу живота. Необычное смешение отвращения и наслаждения пугало ее, и на мгновение ей захотелось вернуться к Симону. До сегодняшнего дня она была уверена, что совокупление – это пытка для всех женщин. Такое может нравиться только мужчинам. Возможно, она ошибалась? Словно зачарованная, она не могла сдвинуться с места и продолжала подглядывать в щелку. Сэр Майлз просунул свою грубую руку между белыми, отсвечивающими синевой бедрами женщины и начал ласкать ее промежность, пока женщина не издала тихий стон. Тогда мужчина отстранился от нее, лег на солому и жестом подозвал женщину к себе. Незнакомка поспешно уселась на его возбужденный член. Дыхание Эллен участилось. Женщина двигалась на нем вверх-вниз, словно скакала на лошади. Внезапно она застонала, задрожала от наслаждения и запрокинула голову. Эллен увидела водопад русых волос, рассыпавшихся по узкой спине незнакомки, и в этот самый момент она смогла рассмотреть ее лицо. Оно было искажено от страсти, но Эллен сразу же его узнала. Ей показалось, что в нее ударила молния: Леофрун! Девочку охватила жаркая волна, и доселе неизвестное ей чувство отвращения заполнило всю ее душу. Слезы градом покатились из глаз.

– Шлю-ю-юха! – Она всхлипнула и, захлебываясь от плача, отвернулась.

Симон испуганно обернулся и подбежал к ней.

– Ты что, совсем спятила! Какое тебе дело, с кем он тут спит? – Казалось, его совершенно не удивил тот факт, что сэр Майлз использовал хижину для свиданий. – Ты, вообще, понимаешь, что это может быть опасно для нас обоих? – возмущался он, оттаскивая ее в сторону.

Эллен сделалась мертвенно-бледной.

– Да ладно, хватит тебе прикидываться, будто ты не знала, что мужчины и женщины этим занимаются! – сказал Симон, пытаясь ее успокоить.

Эллен со злобой ткнула его в плечо кулаком, словно хотела оттолкнуть приятеля от себя подальше.

– Но та женщина в хижине – моя мать!

Симон покраснел от стыда.

– Я – ну, это… ну я ж не знал.

Внезапно дверь хижины распахнулась.

– Бежим! Если он нас поймает, то смилуйся над нами Бог! – закричал Симон, схватив Эллен за руку и увлекая ее за собой.

Из хижины выбежал полуголый сэр Майлз и угрожающе поднял кулак.

– Ну вы дождетесь, я вас поймаю! А тебе, маленькая дрянь, я выколю твои любопытные глаза и вырежу гнусный язык! – закричал он им вслед.

Эллен бежала так быстро, как только могла. Симон пару раз оглянулся.

– Он за нами не бежит. Пока не бежит, – запыхавшись, пробормотал он и помчался дальше.

Они бежали, не останавливаясь, до самой дубильни. Кожевникам для работы нужно было очень много воды, так что уже не одно поколение семейства Симона жило на берегах Оры. Симон жил с родителями, бабушкой и четырьмя младшими братьями в крытом соломой домике из дерева и глины. Испарение дубильного состава разъедало глаза.

Запыхавшаяся Эллен упала на бревно подальше от дубильни и принялась нервно ковырять мягкую землю ногой.

– Кобольды! Это же просто смешно! Она просто хотела, чтобы мы не подходили к хижине! – Глаза Эллен сверкали от злости.

– Знаешь, если бы я так застукал мать… Ну… ну, я бы… – Симон не закончил фразу. – Вот же дерьмо! – презрительно бросил он и плюнул на землю.

– Это было отвратительно, – пробормотала Эллен, не отрывая взгляда от группки муравьев, тащивших мертвую пчелу. – Граф их за это накажет, обоих, – упрямо процедила она сквозь зубы.

– В любом случае, ты сейчас не можешь пойти домой, будто ничего не произошло. Она тебя и так избивает из-за каждой мелочи. Кто знает, что она теперь выдумает? – Симон нахмурил лоб, переживая за подружку.

– Но что же мне теперь делать?

Маленький кожевник пожал плечами.

– И зачем ты только туда полезла! Это все из-за твоего любопытства. Надо было тебе просто есть со мной ежевику, – с упреком сказал он, бросив пригоршню земли на муравьев, которые стали подбираться к его ногам.

Трудолюбивые существа не обратили никакого внимания на земляной дождь и потащили дальше свою добычу.

– Я-то как раз не хотела идти в хижину. Это тебе всегда хочется есть, и надо же было тебе туда полезть! – возмущалась Эллен.

– Я боюсь, – виновато прошептал Симон.

– Я тоже. – Эллен помассировала пальцами виски.

От отчаяния ее глаза цвета молодой травы потемнели, при этом волосы блестели на солнце, как красное пламя.

Вдалеке закричала сойка. Ветер шумел в кронах деревьев. Мирно плескалась широкая Ора. Неподалеку от дубильни на поверхности воды виднелись пятна грязновато-белой пены. Пятна смыкались друг с другом и плыли вниз по течению. У дубильни река сужалась, но все равно была достаточно широкой, чтобы по ней могли проплыть два торговых корабля.

– И что же мне теперь делать? – Эллен нагнулась и, подняв плоский камешек, широким движением бросила его в реку. Камешек пару раз ударился о поверхность воды, издавая хлюпающий звук, и пошел на дно. Симон лучше умел бросать камешки, у него они прыгали по воде, как водомеры.

– Здесь тебе оставаться нельзя. Пойди к Эльфгиве. Она тебе наверняка что-нибудь посоветует. – Симон вытер нос рукавом рубашки.

– Си-и-мо-он! – донесся до них голос матери мальчика. – Симон, помоги папе прополоскать кожи.

Ласковый голос никак не вязался с отвратительной внешностью этой женщины. Поношенное грубое платье из песчано-желтого льна болталось на ней, словно мешок. Лицо у нее было изможденным, и Эллен тошнило от вида ее костлявых рук, изъеденных дубильными отварами, и желтых ногтей. Но хуже всего было то, что от нее постоянно исходил запах мочи и дубильного состава.

– Эй, да ты весь промок, малыш! – Кожевница ласково провела рукой по голове своего старшенького.

Эллен не могла заставить себя взглянуть на мать Симона. Она была совсем не похожа на Леофрун – так любила своих детей, что могла бы отдать жизнь за любого из них. «Однако ей не помешало бы иногда принимать ванну», – подумалось Эллен. Леофрун мылась каждый день и душилась лавандовым маслом, как это делали жены и дочери богатых купцов из Ипсвича. «Но внутренне она воняет хуже, чем кожевница, – с ненавистью подумала Эллен. – Свой грех ей с себя никогда не смыть».

– Пойдем, Симон, поможешь отцу. А с Эллен завтра погуляете.

Эллен так пристально смотрела на землю, что у нее заболели глаза. «Кто знает, что будет завтра!» – удрученно подумала она.

– Давай, держись, – прошептал Симон и поспешно поцеловал ее в щеку, а затем послушно поднялся и, ссутулившись, пошел за матерью.

Обернувшись, он печально помахал ей рукой.

Эллен послышался какой-то треск в зарослях, и она испуганно оглянулась, но никого не увидела. Симон был прав: им лучше не попадаться на глаза сэру Майлзу и Леофрун. Нужно идти к Эльфгиве. Если кто-то и может дать ей хороший совет, так только она. Эллен решила поспешить и побежала через лес так быстро, что ее ноги едва касались земли, а острые камешки впивались в ступни сквозь тонкую кожаную подошву башмаков. Эллен даже не обращала внимания на желтые цветы, росшие вокруг, которые она так любила. От Леофрун нечего было ждать пощады. Эльфгива должна ей помочь! Довольно быстро Эллен добежала до небольшой поляны, на которой стоял домик повитухи. Запыхавшись, девочка остановилась.

В солнечных лучах, падавших сквозь зеленую листву, танцевали пылинки, сиявшие, словно золото.

Эльфгива склонилась над зарослями календулы – она собирала желтые цветки, чтобы приготовить мази и микстуры. Ее белые как снег волосы, которые она собирала на затылке в узел, сверкали на солнце. Взявшись рукой за поясницу, Эльфгива с трудом выпрямилась и увидела Эллен.

– Элленвеора! – радостно воскликнула она.

Когда она смеялась, ее лицо покрывалось сетью крошечных морщинок, а добрые умные глаза блестели. Эллен остановилась перед ней как вкопанная. Слезы готовы были хлынуть из ее глаз.

– Малышка, что случилось? Ты выглядишь так, словно повстречала самого черта. – Эльфгива распахнула объятия и через секунду прижала к себе плачущую девочку. – Давай войдем внутрь. У меня еще остался капустный суп, я его разогрею, и ты спокойно расскажешь мне, что у тебя стряслось.

Эльфгива взяла лукошко и потянула Эллен за собой в домик.

– Она путалась с сэром Майлзом, этим отвратительным задавакой! – В голосе Эллен звучали ненависть и отчаяние. – Я сама видела.

Ее лицо искривила гримаса отвращения. Продолжая всхлипывать, девочка со все возрастающей злостью рассказала о происшедшем.

После того как она договорила, Эльфгива встала, подошла к очагу и нервно поворошила золу. Потом она снова села и, подергав себя за вырез платья, обхватила руками морщинистую шею.

– Твоей матери тогда было столько же, сколько тебе сейчас. Ох, Господи, прости! Я знаю, что обещала никому этого не рассказывать. – Эльфгива посмотрела вверх и перекрестилась.

Эллен с любопытством ждала, что скажет дальше повитуха.

– Она была обручена с очень богатым торговцем шелком, но познакомилась с молодым норманном и влюбилась в него. – Эльфгива глубоко вздохнула, словно ей трудно было говорить. – Твоя бедная мать ничего не знала о последствиях любви и вскоре уже носила под сердцем ребенка. Когда твой дедушка узнал об этом, он пришел в ярость. Молодой норманн был человеком высокого происхождения, что исключало возможность их свадьбы. Помолвку с торговцем шелком тоже пришлось разорвать. Оскорбленный жених угрожал Леофрун расправой у позорного столба, если она не уберется из города. – Эльфгива взяла Эллен за руки и заглянула ей в глаза. – Наказание женщинам, которые рожают, не будучи замужем, очень жестокое. Им бреют голову и бьют кнутом. Некоторые не могут пережить боль и унижение и умирают прямо у позорного столба. А те, кто выживает, уже не могут вести нормальную жизнь, так что многие из них впоследствии берут на душу страшнейший из всех грехов и сами обрывают свое жалкое существование. Твоему деду пришлось спасать свое доброе имя и жизнь единственного ребенка, поэтому он против воли дочери выдал ее замуж за Осмонда и отослал из Ипсвича прежде, чем ее позор стал очевиден. – Расстроенное лицо Эльфгивы слегка смягчилось. – Осмонд сразу же влюбился в твою красавицу мать.

– Тогда ей очень повезло, что он на ней вообще женился. Без него она была бы уже мертва.

– Она заплатила горькую цену за свое неведенье, и вместо того чтобы жить с богатым купцом в довольстве и достатке, твоя мать осталась с простым ремесленником. Она ненавидит эту грязную бедную жизнь, которой ей приходится довольствоваться. Поэтому ее сердце полно гнева, – попыталась объяснить старуха поведение матери девочки.

– А что стало с ребенком? – с любопытством спросила Эллен. Эльфгива погладила девочку по растрепанным волосам.

– Это ты, милая! Как ты думаешь, почему она так с тобой обращается? Считает, что ты виновата во всех ее несчастьях.

Пораженная Эллен взглянула на Эльфгиву.

– Но ведь тогда я вовсе не его… А Осмонд не мой… – пробормотала она, не решаясь додумать эту мысль до конца. Нет, этого просто не могло быть! – Осмонд мой отец. Он меня воспитал и талант к кузнечному делу у меня от него!

Эллен в ярости топнула ногой.

– Пусть даже он не твой отец, ты с первого момента своего существования стала для него всем на свете. – Эльфгива задумчиво посмотрела на Эллен. – Твоя головка, казалась такой крошечной на его сильной ладони! – Эльфгива улыбнулась, а затем вздрогнула. – В любом случае, тебе нельзя возвращаться домой. Сэр Майлз наверняка уже послал за тобой своих слуг. Тебе нужно бежать отсюда как можно быстрее.

– Но я не хочу бежать!

Эльфгива обняла девочку и стала укачивать ее, словно ребенка.

– Неужели придется мне потерять и тебя тоже… – задумчиво произнесла она, качая головой, и встала.

Старушка быстро подошла к двум поставленным один на другой сундукам в углу комнаты и принялась копаться в верхнем из них, но то, что ей было нужно, нашлось только в нижнем.

– Вот оно!

Эльфгива подняла тщательно перетянутый веревками сверток. Положив его на стол, она развязала узлы на веревке и развернула его. Рубашка и брюки изо льна немного пожелтели, а накидка из темно-коричневой шерсти и пара черных носков выглядели как новые.

– Он почти не носил эти вещи. Я как раз довела их до ума, когда он… – Эльфгива запнулась.

– Это вещи Адама?

Эльфгива кивнула.

– Я знала, что они еще кому-нибудь пригодятся. Ему было тогда как раз тринадцать.

Эльфгива поспешно отвернулась. Эллен поняла, что старушка пытается скрыть свои слезы. За год до рождения Эллен Орфорд охватила эпидемия. Практически в каждой семье кто-то умер, и даже Эльфгива, несмотря на умение лечить травами, потеряла мужа и единственного сына.

– А знаешь что? У меня есть идея… – Эльфгива достала ножницы. – Ты ведь говорила мне, что мальчиком быть лучше, правда?

Эллен нерешительно кивнула.

– Ну вот и сделаем из тебя мальчика.

Мысль, конечно, была заманчивой, но… Пораженная Эллен взглянула на повитуху.

– Но как?

– Конечно, настоящего мальчика мы из тебя не сделаем, но если состричь тебе волосы и надеть на тебя вещи Адама, все будут принимать тебя за мальчишку. Эллен наконец-то поняла, что Эльфгива имела в виду. Эльфгива отрезала длинную косу Эллен и состригла ей волосы до самых ушей.

– А вот цвет… – пробормотала она, немного задумалась, а затем достала какую-то резко пахнущую жидкость.

Она изготавливала эту жидкость из корочек зеленых орехов и использовала ее для окрашивания тканей. От краски волосы сделались темно-коричневыми, но от нее стало печь голову, а на накидке остались пятна, напоминавшие кровь.

– А теперь переодевайся скорее, мне становится плохо от мысли о том, что ты еще не убежала, – поторопила ее Эльфгива.

У Эллен возникло странное чувство, когда она надевала одежду Адама, – казалось, она перевоплощается в другого человека. Вся одежда была ей немного великоватой, а значит, она еще долго сможет ее носить.

Эльфгива застегнула накидку и улыбнулась Эллен.

– Знаешь, мне пришла в голову отличная мысль! Сегодня вечером я сложу твои вещи неподалеку от болота. Я их разорву и полью кровью птицы или мыши. Смотря что я смогу поймать. Когда слуги сэра Майлза найдут твою одежду, они подумают, что тебя сожрали духи трясины. И тогда они прекратят тебя искать.

Эллен вздрогнула, вспомнив истории об этих чудовищах, и побледнела.

Эльфгива успокоительно погладила девочку по щеке.

– Не бойся, все будет хорошо. – Старушка пригляделась к Эллен повнимательнее, и, подойдя к камину, набрала пригоршню золы. Помазав золой лоб и щеки Эллен, она улыбнулась. – Вот так-то лучше. Мы еще посыплем твои волосы пылью, и тебя точно никто не узнает, за это я ручаюсь. Главное – не подходи близко к кузнице.

Взяв Эллен за плечи, она внимательно осмотрела ее и удовлетворенно кивнула.

– А ты действительно думаешь, что за мной кого-то пошлют?

– Лорд-канцлер – человек набожный и не потерпит, чтобы один из его слуг путался с замужней женщиной. Сэр Майлз пойдет на все, чтобы его господин ни о чем не узнал. – Эльфгива посмотрела вверх и подкрепила свое объяснение, чиркнув большим пальцем по горлу. – Ты ни в коем случае не должна допустить, чтобы тебя кто-то узнал, слышишь?

Эльфгива собрала кое-какие вещи и сложила их в свой лучший мешок. Сунув его Эллен в руку, она подтолкнула девочку к двери.

– А теперь лучше уходи, здесь тебе оставаться опасно.

Эллен побежала через лес к тракту, как ей и посоветовала Эльфгива. Вскоре она отошла от Орфорда дальше, чем когда-либо раньше. Солнце начало садиться и окрасило верхушки деревьев в нежный оранжевый цвет. Эллен справила нужду за большим кустом и вымыла руки, лицо и шею в небольшом ручье, все время следя за тем, чтобы использовать светлую воду. Темная вода, на которую падает тень, могла быть проклята демонами и опасна для здоровья. Так ей сказала Эльфгива. Девочка развязала мешок, который дала ей старушка. Добросердечная женщина позаботилась о том, чтобы Эллен не голодала, – она положила девочке козий сыр собственного приготовления, немного сала, три луковицы, яблоко и полбуханки хлеба. Закрыв глаза, Эллен принюхалась к мягкой ткани мешка. Она пахла дымом и травами. Так же, как и Эльфгива, Эллен всхлипнула. Увидит ли она старушку еще когда-нибудь? Неторопливо, пребывая в задумчивости, девочка поужинала. Если экономить как следует, то еды хватит на два дня. А что делать потом – одному Богу известно. До сегодняшнего дня Бог еще ни разу не отозвался на ее молитвы, да и на его святых тоже нельзя было рассчитывать. Когда Леофрун и Эдит ездили в Ипсвич к дедушке, Эллен молилась святому Христофору, хранящему путников. Она умоляла его, чтобы он простер свою длань, защищая тех, кто был лучше этих двоих. Но молитва не помогла, и обе преспокойно вернулись домой. Станет ли хранить святой Христофор ее? Эллен опустилась на колени и помолилась, но это не принесло ей утешения. Первый раз в жизни ей придется ночевать в лесу. Прежде всего необходимо было найти надежное место. Вместе с солнцем скрылись бабочки и пчелы, остались только комары, наглые и многочисленные. Чем сильнее сгущались сумерки, тем большими казались деревья, становясь все мрачнее и страшнее. Небо заволокло тучами. Оглянувшись, Эллен увидела неподалеку несколько скал. Там можно было надежно укрыться. Воры, грабители и прочие беззаконники, а также кобольды и эльфы творили свои темные дела в лесах, грабя и убивая спящих путешественников. К тому же приходилось опасаться и лесного зверья – медведей и кабанов. Эллен чувствовала себя маленькой и беззащитной. Со слезами на глазах она свернулась в клубочек под выступом скалы, подложив под голову свой мешок. Каждый звук, доносившийся из темноты, приводил девочку в ужас. Воздух был душным и тяжелым, надвигалась гроза. Яркая молния осветила лес, разогнав на мгновение мрак. За молнией последовал оглушительный раскат грома. Пошел дождь, и стало немного прохладнее. В лесу теперь пахло травами и сырой землей. Прижавшись к теплой скале и закрыв глаза, Эллен стала слушать стук дождя, пока не уснула.

Среди ночи она внезапно услышала голоса. Девочка открыла глаза. Вокруг было темно. Сначала ей послышался тихий шепот, а потом какое-то хихиканье. Эллен затаила дыхание и продолжала лежать неподвижно.

– Она для меня ничего не значит. Убей ее! Это она виновата во всех моих несчастьях, – услышала она шепот, и ей показалось, что это голос Леофрун.

– К тому же она уродливая и глупая, – прозвучал второй голос. Эллен окаменела от страха.

– Нужно разрезать ее на куски и скормить животным. Она все равно никому не нужна.

– Вытаскивай ее! – Это снова был первый голос.

Эллен вскинулась от ужаса. Она ударилась запястьем о скалу и от боли окончательно проснулась. Вокруг все было спокойно, только слышались крики совы.

– Есть здесь кто-нибудь? – с дрожью в голосе спросила она. – Мама? Эдит?

Ответа не последовало. Через некоторое время Эллен успокоилась – она поняла, что это был всего лишь ночной кошмар.

Утром она встретила на тракте группу людей, не вызывавших у нее опасения. Их предводитель, коренастый мужчина с окладистой светлой бородой, путешествовал с двумя молодыми парнями, своей женой и тремя детьми. Эллен вежливо попросила разрешить ей присоединиться к ним на некоторое время, и толстенькая жена предводителя приветливо кивнула. Несмотря на то что утро было прохладным, по ее круглому лицу стекал пот.

Они прошли уже несколько миль, когда Эллен после многочисленных намеков мужчин поняла, что эта женщина беременна. Девочка покраснела до корней волос от стыда за свою несообразительность.

Мужчины чуть не попадали на землю от смеха.

– Ну, ничего, парень. Понятно, что у тебя еще не было женщины. Но обязательно будет. А когда у твоей женушки вырастет во-о-от такой живот, то осторожничать будет уже поздно, – сказал муж беременной женщины, хохоча, подмигивая Эллен и похлопывая ее по плечу.

Он сказал «парень»! Эллен совершенно забыла о том, что она переодета в мужское платье.

Мужчины были плотниками и шли в Фрамлингхам, где граф решил построить новый замок.

– Вам там не нужен будет помощник кузнеца?

– Конечно, почему нет. А ты что-то в этом смыслишь? – Плотник с интересом посмотрел на Эллен.

– Мой отец… эм-м-м… ну-у-у-у… я уже работал в кузнице.

– А как тебя зовут? – спросил плотник.

– Эллен, – ответила она, не подумав, и замерла от ужаса. Эллен снова забыла, что она теперь мальчик. Застыв на месте, Эллен готова была провалиться сквозь землю. Она даже не придумала себе подходящего имени!

Жена плотника шла прямо за ней и натолкнулась на девочку.

– Эй, парень, ты поаккуратнее, нельзя ж так резко останавливаться! – возмутилась женщина.

Плотник обернулся и, улыбаясь, подошел к Эллен, протягивая руку.

– Очень рад с тобой познакомиться, Элан. Это мои младшие братья, Освин и Альберт. Я Курт. А эта кругленькая ворчунья – моя любимая жена Берта. – Он оглушительно расхохотался.

Берта еще немного поворчала, но потом тоже улыбнулась. У Эллен камень с души свалился. Плотник решил, что ее зовут Элан!

– Как ты думаешь, Берточка, солнышко мое, возьмем с собой этого проказника?

Берта пристально посмотрела на Эллен.

– Даже не знаю. Я вдруг он преступник, вор или даже убийца?

У Эллен от ужаса расширились глаза, и она отчаянно замотала головой.

– Бертонька, оставь его в покое. Мальчонка и мухи не обидит, поверь мне. Я его насквозь вижу. Если хочешь, можешь пойти с нами в Фрамлингхам, – обратился он к Эллен. – Я спрошу у главного по строительству насчет работы для нас. Может, и для тебя что-нибудь найдется.

– Спасибо, мастер Курт, – поблагодарила его Эллен. – И вам, госпожа! – Она поклонилась Берте в надежде немного ее смягчить.

Эллен поблагодарила Бога тихой молитвой за то, что ей не придется больше ночевать одной в лесу.

В Фрамлингхаме было настоящее столпотворение. Каменщики и плотники, подмастерья, женщины, дети, домашняя птица и свиньи сновали между хижинами, построенными неподалеку. Эллен поразилась чудовищному шуму, возникавшему при обработке камней и проведении прочих строительных работ.

Курт пошел к начальнику стройки, а остальные уселись на поляне, чтобы немного отдохнуть.

– Такие хорошие плотники, как мы, всегда нарасхват! – издалека закричал Курт. – Мои братья будут получать по четыре пенни вдень, а я шесть. Кроме того, нас будут кормить горячим обедом. Начальник стройки знаком с Альбертом из Кольчестера, и когда он услышал, что мы на него работали, то сразу же показал мне хижину, которая стоит на восток от стройки, и сказал, что мы все можем там расположиться. Рабочий день тут такой же, как и везде, – с восхода до захода солнца, кроме праздников и Светлого воскресенья. Если начальник будет нами доволен, нам не придется искать работу, по меньшей мере, три года, а может быть, и дольше.

– Три года? – Берта просияла. – Ты самый лучший муж, какой только может быть на свете. Иди сюда, дай я тебя поцелую! – Она погладила свой выпирающий животик.

– Ну, и где же мой поцелуй? – Рассмеявшись, Курт притянул к себе жену и впился губами в ее губы.

Эллен вспомнила, что она видела в хижине у реки, и покраснела. Братья Курта заметили ее смущение и, ухмыляясь, начали подталкивать друг друга локтями.

– Кстати, Элан! – Курт огладил свою бороду, словно стирая поцелуй Берты. – Я разговаривал с кузнецом, ты должен подойти к нему. Он хочет посмотреть, что ты умеешь.

– Ой, Курт, спасибо! – Эллен обрадовалась, что ей не нужно стоять без дела, и бросилась бежать.

– Он сразу за воротами, справа у стены! – крикнул Курт ей вслед.

У Эллен душа ушла в пятки, когда она увидела кузнеца, – угрюмого мужчину с огромными, как лопаты, ладонями. Девочка была уверена, что, взглянув на ее хрупкую фигурку, тот сразу начнет смеяться, и ей захотелось уйти оттуда, но кузнец уже заметил ее и махнул рукой, приглашая подойти ближе.

– Ты тот парнишка, о котором мне говорил плотник, верно?

Грязные светлые волосы кузнеца торчали в разные стороны, а когда он почесал подбородок, Эллен заметила, что у него не хватает фаланги среднего пальца левой руки.

– Ты уже работал в кузнице?

– Да, мастер. – Эллен не решалась высказываться длиннее.

– Подмастерьем?

– Я только держал щипцы, мастер. У меня еще не хватает сил на то, чтобы ковать железо.

Эллен была уверена, что из-за правдивости она лишилась шансов получить работу, но кузнец только кивнул. Он взял железную заготовку и сунул ее в горн.

– Понятно, что сил не хватает, это я и так вижу. Но мы немного потренируемся, к тому же ты еще подрастешь. Сколько тебе лет?

– Думаю, двенадцать, – несмело ответила Эллен.

– Хороший возраст для начала обучения, – сказал кузнец. – Я хочу посмотреть, что ты уже умеешь. Когда железо разогреется настолько, насколько нужно, ты его вытащишь и выкуешь четырехгранный наконечник копья. – Он указал рукой на горн. – Кстати, меня зовут Ллевин. А еще меня называют Ирландцем. – Он рукавом отер пот, стекавший с висков на щеки.

– А меня зовут Элан. – Немного помолчав, девочка с любопытством спросила: – А я думала, все ирландцы рыжие, как я. Это правда?

Ллевин широко улыбнулся, и Эллен подумала, что когда он не хмурится, то выглядит очень симпатичным.

– Я привык работать в помещении, – виновато пробормотала Эллен, заметив по цвету железной заготовки, что она немного перегрелась.

Вынув заготовку из горна, она положила ее на наковальню. Осмонд просто сходил с ума, когда она плохо выковывала наконечники, поэтому она долго тренировалась, пока не научилась. Чтобы правильно выковать наконечник, нужно было поворачивать заготовку между ударами на четверть оборота, так, чтобы грани получились одинаковыми. Когда железо остыло, она опять сунула его в горн.

– Да, это ты делать умеешь, – удовлетворенно отметил кузнец. – Тебя ожидает тяжкий труд. Придется не только чистить инструменты и раздувать меха – ты будешь учиться кузнечному делу. Но за работу я буду платить тебе целых полтора пенни вдень. А вот о месте для сна тебе самому придется позаботиться.

Не помня себя от счастья, Эллен согласилась, а потом договорилась с Бертой, что будет платить ее семье полпенни в день за угол в их хижине и ужин. Как, оказывается, легко быть мальчишкой! Эллен с болью подумала об Осмонде. Тот наверняка гордился бы ею.

В течение первых недель у Эллен страшно болели мышцы. Иногда у нее настолько болели плечи, что она едва могла поднять молот. Она очень старалась не показывать, что ей больно, и храбро бралась за нелегкую работу. Ллевин, должно быть, считал, что такая работа слабого мальчонку лишь укрепит, и не щадил своего подмастерья. В первые месяцы ладони Эллен были покрыты волдырями, которые постоянно лопались и кровоточили. Иногда у нее слезы наворачивались на глаза, но Ллевин делал вид, что ничего не замечает. Полумертвая от усталости, Эллен возвращалась из кузницы, ощущая безнадежность и отчаяние. Она постоянно боялась, что не выдержит следующего дня. Иногда она настолько выматывалась, что не могла даже есть, а просто заползала на свой соломенный мешок и со слезами на глазах проваливалась в глубокий сон без сновидений.

Пришел октябрь, сильный ветер стал срывать пестрые листья с деревьев, и у Берты родился сын. Эллен тот показался слишком худым и уродливым. Но Берта и Курт были счастливы, что у них родился мальчик.

– Сынишка – богатство для бедняка, – говаривал Курт. Эллен была с ним согласна и завидовала малышу. Она-то сама, как была, так и осталась девчонкой. Ее голос никогда не станет ниже, никогда не будут у нее расти усы и борода. Эллен усиленно следила за тем, чтобы не вызывать подозрений своими девчачьими повадками. Она использовала каждое мгновение, проведенное с плотниками, чтобы научиться мужским жестам и выражениям. До того воскресенья в ноябре, когда ее чуть не раскрыли, ей даже нравилось водить всех за нос.

Томас, сын начальника, и его друзья находили в осенней листве огромных коричневых пауков и в доказательство своей храбрости пускали их разгуливать по своим рукам и даже по лицам. Им нравилось, что девчонки, пораженные их мужеством, поглядывали в их сторону и, вскрикивая, отворачивались, потому что мохнатые пауки казались им ужасными.

– Вот тебе паучок, – дружелюбно сказал Томас, сажая одно из восьмилапых чудовищ на ладонь Эллен.

Девочка с отвращением отбросила паука. Когда мальчишки согнулись от смеха и уже начали подшучивать над ней, Эллен поняла, что нужно срочно что-то придумать. Высоко задрав нос, она прицелилась и что есть силы плюнула в паука. Она долго тренировалась и плевалась уже достаточно метко, так что ее плевок попал прямо в цель.

– Попал! – На ее лице расплылась улыбка победителя, и девочка выбросила правый кулак в воздух, привлекая всеобщее внимание к своей меткости. – Вот же дряни проклятые! – презрительно добавила она, так как мужчинам было свойственно ругаться.

После того как ее чуть не разоблачили, она стала тщательнее следить за тем, чтобы вести себя как мальчик: она часто материлась, ела с открытым ртом, а когда пила пиво, то старалась отрыгивать как можно громче. Она ходила, широко расставляя ноги, и часто хваталась за причинное место так, как это делали мужчины. И только когда мальчишки соревновались, кто дальше помочится, она отказывалась принимать участие в состязаниях, хотя и с сожалением. И почему Господь не дал ей родиться мальчиком?

После сырой дождливой осени пришла холодная зима, затормозившая строительные работы. Но кузнецы продолжали работать прямо на улице, потому что уже сейчас расходы на строительство во многом превысили предварительные расчеты, и обещанные каменные кузницы до сих пор не были построены. Чтобы не замерзнуть, кузнецы сооружали вокруг рабочих мест деревянные щиты, но все равно сильно дуло. Чтобы дерево не загорелось от искр, Эллен каждый день поливала щиты водой, которая замерзала на морозе.

Руки у девочки покраснели и потрескались. Даже работая, она дрожала от холода, а Ллевин, который всегда с равнодушием относился к погоде, непрерывно притопывал ногами. Тепло горна согревало только живот, грудь и лицо того, кто стоял прямо перед ним. Однако ноги горн не грел, и вскоре они замерзали настолько, что пальцы уже не чувствовались. Если не двигаться, возникала опасность отморозить пальцы ног. И только когда мороз становился невыносимым, они прекращали ковать, гасили горн и шли в «Красного козла», единственную таверну в Фрамлингхаме, где недорого продавались хорошее пиво и приличная еда. Когда они сидели там вечерами и молчали, Эллен все чаще думала о доме. С каждым днем ей все больше не хватало Осмонда, Милдреди Кенни, а также, конечно, Симона и Эльфгивы. Даже ярость, вызванная поведением Леофрун, поутихла, а иногда Эллен вспоминала и Эдит. С Ллевином она не могла поговорить о своей тоске. У него не было ни жены, ни детей, да и вообще он был молчуном. Он разговаривал с девочкой только во время работы, но тогда, с точки зрения Эллен, он немного перебарщивал. Своими постоянными объяснениями того, как нужно правильно выполнять работу, он доводил девочку до отчаяния. Всего один раз увидев, как нужно что-то делать, Эллен хорошо это запоминала, а потом могла самостоятельно повторить. Причем было неважно, насколько сложно было выполнить этот вид кузнечных работ и сколько времени это занимало. Эллен все схватывала на лету, и ей нужны были не объяснения, а тренировка, наработка собственного опыта.

Когда весной раскрылись первые цветы, радуясь солнцу, у всех прибавилось работы. Дни становились все теплее.

Однажды у Эллен из копилки пропало больше полушиллинга. Она старательно экономила и каждый день радовалась, что количество монет увеличивается. А теперь сердце просто выскакивало у нее из груди. Может быть, она обсчиталась? Она снова начала пересчитывать сбережения, но все равно не хватало семи с половиной пенни. Деньги наверняка украл кто-то из семьи плотника. Берта следила за тем, чтобы домик никогда не оставался без присмотра, так что туда не мог пробраться пи один вор. Со слезами на глазах Эллен сложила оставшиеся монеты в копилку и разочарованно спрятала ее под своим соломенным матрасом.

Прошло несколько дней, и Эллен уже начала забывать о произошедшем, но однажды заметила, как кто-то роется у нее под матрасом. Это была старшая дочь Курта, Джейн.

Эллен бросилась на нее с кулаками.

– Ах ты, жалкая воровка!

Девочка начала кричать, словно ее резали, и Берта, чистившая овощи за дверью, сразу же прибежала на ее крик.

– Это Элан вас обокрал, я же вам говорила! – громко закричала Джейн, сжимая в руках копилку Эллен. – Ты только посмотри, сколько у него монет! Как он мог столько сэкономить? – Голос Джейн срывался от возмущения. – Вы приняли его как сына, а он вас обворовывает!

С ненавистью глядя на Эллен, Джейн вытащила из копилки пригоршню пенни и, подойдя к матери, протянула ей деньги.

– Вот, мама, это твои деньги!

– Это тебе так не пройдет, мальчишка! – угрожающе прошипела Берта, пряча деньги под фартуком. – Курт сегодня решит, что с тобой делать, и если он согласится со мной, дело дойдет до суда. Я слышала, что лорд Бигод очень сурово наказывает воров.

Возмущенно сопя, Берта развернулась и вышла из комнаты, а довольная Джейн ухмыльнулась и поспешила за матерью.

Эллен стояла как громом пораженная. Джейн наверняка обкрадывала не только ее, но и собственных родителей!

– Вот же дрянь! – прошептала девочка и пнула ногой матрас. Ее бросило в пот, а по лицу покатились слезы. Если ее посадят в тюрьму, то очень быстро выяснится, что она не мальчишка, и что будет тогда, ей страшно было даже представить. Эллен приняла решение и быстро побежала к кузнице.

– Я ухожу из Фрамлингхама, – сипло сказала она Ллевину.

– Я понимаю, почему тебе хочется уйти, ведь тебе у меня учиться уже нечему, – заметил, обидевшись, Ллевин.

Эллен испуганно взглянула на него. Она же не хотела его обидеть!

– Это никак не связано с тобой или с кузнечным делом. Просто я… – Эллен запнулась и опустила глаза.

– Ну ладно, можешь ничего не объяснять. Ты свободный человек. Ты уже знаешь, куда пойдешь? – спросил Ллевин, не глядя на нее.

– Я думаю, в Ипсвич. – На самом деле, она понятия не имела, куда ей идти, но признаться в этом она не хотела.

– Ипсвич… – Ллевин удовлетворенно кивнул. – Это хорошо. А что ты хочешь там делать?

– Заниматься ковкой, что же еще? Я больше ничего не умею.

– Зато это ты умеешь делать отлично. Я знаю всего лишь одного человека, который управляется с железом лучше тебя. У него ты можешь многому научиться. Спроси в Ипсвиче мастера Донована. Он лучший кузнец мечей в Восточной Англии. У него тебе придется все начинать сначала! – Ллевин несколько секунд стоял неподвижно, размышляя о чем-то. – Он был другом моего отца. Скажи ему, что я отправил тебя к нему с наилучшими рекомендациями. Я был для него недостаточно хорош, – пробормотал он, – но ты ему подойдешь. – И, уже немного повысив голос, добавил: – И не дай ему себя прогнать, слышишь? Донован – старый ворчун, но ты должен сделать все возможное, чтобы стать его подмастерьем. Пообещай мне это!

– Да, мастер, – сдавленно произнесла Эллен.

На прощание Ллевин подарил ей свой молот.

– Я получил его от своего учителя, так что будь с ним поосторожнее, – не вдаваясь в подробности сказал он, откашлялся и похлопал Эллен по плечу. – Всего тебе самого наилучшего, парень.

– Спасибо, Ллевин, – прошептала Эллен.

Больше она ничего не смогла сказать. Вернувшись к себе, она взяла свои вещи и ушла из Фрамлингхама украдкой, как воровка.

Ипсвич, начало мая 1162 года

Эллен вошла в Ипсвич через северные ворота и на мгновение остановилась в нерешительности. Этим утром по-настоящему весенняя солнечная погода последних дней сменилась на пасмурную. Первая капля дождя упала Эллен на кончик носа. Она обеспокоенно взглянула на небо, которое было уже полностью затянуто тучами. Так она, пожалуй, скоро вымокнет! В отличие от нее все остальные путешественники, въехавшие в город через северные ворота, казалось, знали, куда им идти. Не оглядываясь, все они куда-то спешили. Эллен медленно побрела по улочкам. Ее никто не ждал, так что у нее была масса времени, чтобы осмотреть город. На первом перекрестке девочка остановилась и огляделась. На юге виднелись мачты кораблей – должно быть, там был порт.

Влево и вправо уходили улочки, дома на которых стояли, тесно прижавшись друг к другу. Потирая пальцами виски, Эллен смотрела в разные стороны, не зная, какое направление выбрать. Она в нерешительности присела на придорожный камень, вытянула ноги и выпила последний глоток воды из бурдюка. «Нужно где-то набрать воды», – подумала она и тут услышала за спиной оживленную болтовню молодых девушек. Эллен с любопытством оглянулась. Девушки стояли неподалеку от нее и громко о чем-то разговаривали. Они хихикали и вели себя весьма вызывающе, привлекая внимание прохожих. Особенно выделялась среди них юная девушка с роскошной копной темных волос. Она громко рассмеялась. Было видно, что ей нравится и явное восхищение мужчин, и зависть подруг, которые старались смеяться погромче, чтобы и их кто-то заметил.

– Ну пойдемте уже, чего мы ждем? Сколько можно тут торчать? – капризно произнесла, нетерпеливо притопнув ножкой, худая девушка с красными руками.

Она подхватила подруг под руки, стараясь их увести в сторону рынка.

– Что, не терпится попасть на ярмарку? – Роскошная брюнетка иронично изогнула губы и подмигнула одной из подруг. – Она небось глаз положила на того зубодера! – Девушка рассмеялась, подталкивая подружку локтем.

Худенькая девушка покраснела и смущенно опустила взгляд.

В Ипсвиче проходила ярмарка! Поэтому Эллен на тракте повстречались музыканты! Сердце девочки забилось сильнее. Эдит рассказывала ей о ярмарке, и от восторга у нее перехватывало дыхание, столько всего интересного она там видела. Ярмарка была особенным событием и проходила лишь в больших городах, так как подобные мероприятия устраивались только с разрешения короля, а король требовал за эту привилегию большую плату. На ярмарку съезжалось много купцов, они продавали дорогие ткани, специи и удивительнейшие приспособления. К тому же на ярмарки, о которых было известно заранее, прибывали проповедники и скоморохи, фокусники и музыканты, все они развлекали народ и таким образом зарабатывали на жизнь.

Когда девушки, хихикая, отошли, Эллен в возбуждении спрыгнула с камня и пошла за ними. На улицах появлялось все больше народу, и только сейчас Эллен заметила, что все люди двигались в одном направлении. Переулки становились все уже, домов было все больше. Тучи уже совсем затянули небо, нависая прямо над крышами домов. Хотя только наступил полдень, было похоже на сумерки. Эллен отошла совсем недалеко от камня, когда дождь полил как из ведра, и пыльная дорога тут же превратилась в грязь. Как и все остальные, Эллен держалась ближе к домам, чтобы не измазать башмаки. Не успев начаться, дождь закончился. Земля жадно впитывала влагу, и вскоре только лужи напоминали о непогоде. Выглянуло солнце, и свиньи, спрятавшиеся от дождя, выбрались на середину улицы и принялись ковырять влажную землю в поисках чего-нибудь съедобного. Обувь Эллен была сухой, и она тщательно следила за тем, чтобы не ступить в лужу. Девочка пошла за толпой дальше.

На ступеньках церкви возле Корнхилла – хлебного рынка – Эллен заметила нищего. Его одежда выглядела так, словно когда-то он знавал и лучшие времена, хотя теперь она была грязной и истрепанной. Нищий сидел нахохлившись и не шевелился. На правой ноге у него была изъеденная червями рана, которая наверняка причиняла ему ужасную боль. Стыдясь своего жалкого вида, нищий закрывал лицо, и Эллен спросила себя, что же он такое совершил и за что Бог его так жестоко наказывает? Нисколько не смущаясь этим зрелищем, в двух шагах от него играли дети, привыкшие к бедности и грязи. Три девочки постарше, которые, вероятно, должны были следить за малышами, шептались неподалеку. Они были настолько увлечены болтовней, что не заметили даже наглую крысу, которая подкралась к одному из младших детей и попыталась его укусить. Чуть дальше стояли двое мальчишек, обоим было лет по десять. Они ссорились и толкали друг друга. Эллен поразило то, что мальчишки были похожи как две капли воды. Она уже слышала, что бывают близнецы, но еще никогда их не видела. На мгновение Эллен замерла у стены дома, задумавшись, каково это – иметь сестру, которая настолько на тебя похожа. В этой мысли было что-то утешительное, хотя мальчики-близняшки, очевидно, с ней не согласились бы. Они ссорились все сильнее, и в конце концов начали драться. Толпа несла Эллен к рынку, и она вскоре потеряла близнецов из виду. Чем ближе она приближалась к рыночной площади, тем уже становились улочки, и Эллен постоянно приходилось останавливаться. На противоположной стороне улицы стоял какой-то мужчина. Эллен не могла отвести от него взгляда, и внезапно увидела, как он незаметно срезал у хорошо одетого путника кошелек с пояса. От изумления Эллен охнула. Прежде чем обворованный понял, что произошло, вор уже убежал. Он бежал прямо на Эллен, и когда пробегал мимо нее, девочка заметила, что это не мужчина, а мальчишка ее возраста. Его грязные тонкие волосы прилипли к прыщавому лбу. Мальчик скользнул по Эллен холодным взглядом, и у той мурашки побежали по коже. Она была возмущена его поступком, но когда он пробегал мимо нее, она чувствовала прежде всего отвращение и страх оттого, что он может украсть и ее кошелек. Она поспешно провела рукой по животу, но ее опасения были необоснованны – кошелек был там, где ему и положено было находиться, – под рубашкой. Когда Эллен оглянулась, мальчика уже не было видно.

– Свежие рыбные паштеты! – кричала девушка с огромными глазами и темными кругами под ними.

Ее голос звучал необычайно громко для такого хрупкого тела. На девушке было темно-серое льняное платье, которое плохо на ней сидело. Запах укропа и гвоздики, которыми были приправлены паштеты, манил Эллен, и девочка подобралась к торговке поближе.

– Сколько это стоит? – спросила Эллен, указывая на аппетитную снедь в горшках.

– Три фартинга.

Фартинг равнялся четверти пенни. Три фартинга за одну порцию паштета – это были огромные деньги, но Эллен все-таки решила побаловать себя одним из этих восхитительно пахнущих паштетов. Сегодня она еще ничего не ела и была голодной как волк. С урчащим животом вряд ли стоило идти разговаривать с кузнецом. Сунув руку в кошелек под рубашкой, Эллен вытащила монетки. Торговка стыдливо опустила глаза, когда Эллен дружелюбно ей кивнула, но затем подняла голову, улыбнулась и покраснела, а на щеках у нее появились две ямочки. Девушка выбрала самую большую порцию золотистого паштета и протянула ее Эллен, стрельнув в нее глазами.

– Выглядит очень аппетитно! – вежливо произнесла Эллен. Торговка снова покраснела до корней волос, а Эллен смешило то, что ее принимают за симпатичного парня.

– М-м-м… – Она от наслаждения закатила глаза. – Вкус просто восхитительный!

Она от удовольствия облизнула губы, и торговка удовлетворенно улыбнулась.

– Я покупаю рыбу на восходе солнца и каждый день готовлю свежие паштеты. – Девушка снова улыбнулась.

– А ты не знаешь, где мне найти Донована, кузнеца? – спросила Эллен, продолжая наслаждаться едой.

Девушка с сожалением покачала головой.

Эллен пожала плечами.

– Ничего, я его как-нибудь найду. – Она уже хотела отойти, когда к продавщице паштетов подошла небольшая группа вооруженных мужчин.

– Эй, крошка, сколько хочешь за корзину со всеми паштетами? – громко спросил один из них.

Девушка вздрогнула, не осмеливаясь взглянуть на покупателя. Огромного роста рыцарь средних лет с глубоким шрамом на левой щеке подошел к девушке ближе. На нем был великолепный кожаный камзол, а шпоры грохотали при каждом шаге. По его акценту Эллен поняла, что он норманн. Его спутники ждали неподалеку, любуясь уличными девками, которые стояли на углу и подмигивали прохожим.

Продавщица паштетов беспомощно взглянула на Эллен, а затем на корзину.

Вероятно, она пыталась сосчитать количество паштетов, чтобы понять, сколько рыцарь должен ей заплатить. Это длилось целую вечность, и Эллен испугалась того, что норманн может разозлиться. Она даже решилась поторопить торговку.

– Ну говори уже скорее! – прошипела Эллен, не разжимая губ. Торговка должна была понимать, что такой рыцарь быстро может стать опасным.

Когда рыцарь сообразил, что торговка не может определить цену за паштеты, он протянул ей серебряную монету.

– Думаю, этого будет более чем достаточно.

Прищурившись, Эллен взглянула на монету, которую рыцарь протянул девушке. На монете была выгравирована чья-то голова. Эллен не знала, какого достоинства монета, но жест показался ей щедрым, так что она толкнула девушку под бок.

– Давай ему корзину, скорее.

Рыцарь широко ухмыльнулся.

– Первый раз в жизни плачу за то, чтобы что-то получить у красивой девушки, – весело сказал он. – Не мучай меня, лапонька, – произнес он со страдальческой гримасой, а затем громко расхохотался.

Поспешно, словно ручки корзины могли ее обжечь, продавщица паштетов протянула ему корзину.

– Надеюсь, вам понравится, милорд. – Голос девушки дрожал от страха.

– Я тоже на это надеюсь, потому что, если паштет несвежий, я заберу у тебя свои деньги и оторву тебе голову, – угрожающе сказал он, глядя девушке в глаза.

Улыбка сползла с его лица, и он подкрепил свои слова грубым жестом. Девушка испуганно распахнула глаза, и Эллен увидела в них неподдельный ужас.

– Я сам только что ел такой паштет. Он еще теплый и совершенно свежий, а приправы просто изумительные, уверяю вас, милорд, – заявила Эллен, поражаясь собственной наглости.

– Ну что ж, молодой человек, надеюсь, что ты не только остер на язык, но и разборчив в еде.

Рыцарь иронически поднял бровь, расхохотался и дружелюбно хлопнул Эллен по плечу с такой силой, что у той перехватило дыхание. Качая головой и посмеиваясь, рыцарь подошел к своим спутникам. Он передал им корзину и что-то сказал на чужом языке. Мужчины повернулись к нему и зашлись от смеха. Когда они наконец ушли, Эллен облегченно вздохнула, а продавщица паштетов стояла, не помня себя от страха.

– Придется теперь покупать новую корзину, – тихо пробормотала она. – Как же я завтра буду продавать паштеты? – Она вовсе не казалась счастливой, хотя только что очень удачно все распродала. – Такая корзина дорого стоит. Надеюсь, деньги у меня останутся. Если матери покажется, что их слишком мало, ее семихвостая кошка станцует на моей спине.

Эллен увидела слезы в огромных глазах девушки и пожалела ее, хотя и не знала, что такое семихвостая кошка. «В любом случае, звучит устрашающе», – подумала она. Интересно, это хуже, чем ремень Леофрун?

– Он наверняка заплатил больше, чем стоят корзина и паштеты, вместе взятые, – попыталась она приободрить торговку. – Твоя мать, несомненно, будет довольна.

– Ты очень смело поступил, сказав, что паштеты вкусные, – Девушка заглянула в ярко-зеленые глаза Эллен. – А еще ты очень милый. – Она вскинула голову. – Если ты завтра придешь ко мне, я дам тебе одну порцию паштета бесплатно, в качестве благодарности.

Продавщица паштетов поспешно чмокнула Эллен в щеку и быстро убежала. Теперь настал черед Эллен краснеть. Она медленно поплелась к рыночной площади и там залюбовалась жонглером и скоморохом, смешившим толпу своими шуточками над стыдливыми девушками, которые при этом краснели.

Скоморох кланялся, ухмыляясь, и благодарил зрителей за аплодисменты и медные монетки, которые они ему бросали.

Неподалеку от него стоял глотатель огня и мечей. Это был огромный мужчина с обнаженным торсом, волосатой грудью и лысым черепом, который под восхищенные крики публики засовывал кинжал себе в рот по рукоятку. Взгляд Эллен метнулся к другому скомороху, но тут ее внимание привлекли громкие крики, раздававшиеся из толпы, и Эллен пошла туда.

На большом деревянном помосте, сооруженном на краю рыночной площади, находились зубодер, о котором говорила девушка, и врачеватель.

По виду потрепанного непогодой помоста было понятно, что он стоит здесь круглый год. Скорее всего, на нем исполнялись приговоры суда. Тут бичевали за прелюбодейство, ставили к позорному столбу мошенников и отрубали ворам руки. Возможно, на этом потемневшем от крови помосте людей предавали смертной казни, но теперь на нем стояли два больших стула со спинками, предназначенные для больных.

Зубодер разложил на столике щипцы и клещи всевозможных размеров, а также настойки и микстуры для скорейшего заживления ран. Эллен вспомнила девушку с красными руками и удивилась – неужели та влюбилась в хмурого старика, который раскладывал рядом со стулом инструменты? И только когда на помост вышел симпатичный молодой мужчина в темно-коричневой одежде, Эллен поняла, что старик был лишь его помощником.

Возле лестницы в толпе Эллен увидела ту самую девушку. Она не сводила глаз с парня, и Эллен подумалось, что девушке хватит ума не добиваться его внимания, став его пациенткой.

Врачевателю для размещения инструментов и снадобий потребовался стол побольше, чем зубодеру. С одной стороны стола он расположил микстуры, лекарства и льняные повязки для компрессов и перевязок, а с другой стороны – пилы для ампутаций, пинцеты, скальпели и иглы разного размера. Рядом стояла жаровня с инструментом для прижигания ран. Чтобы больные не вскакивали от страха или боли, их привязывали к стульям широкими кожаными ремнями. Даже у самых храбрых пот выступал на лбу, когда им собирались вырвать зуб или зашить рану. Вокруг помоста толпились больные, на лицах которых отражался страх боли и надежда на выздоровление. Любопытствующие окружали помост в надежде увидеть, как ампутируют конечность, или что-нибудь столь же ужасное. Толпа следила за каждым движением обоих врачевателей и комментировала их действия с отвращением и удивлением. Крики страдальцев заглушались ревом толпы – многим это зрелище казалось очень интересным.

Эллен не стала смотреть на все это. Отвратительный запах разложения и гнили, крови и горелого мяса заставлял ее желудок выворачиваться наизнанку.

С другой стороны площади стояли лотки, крытые кожей или цветной тканью, на навесах собиралась дождевая вода, и торговцы тыкали в них палками, чтобы вода стекала на землю. И крестьяне, и монахи, и купцы привезли свои товары в город. Тут можно было купить все, что только могло пригодиться: железные и медные горшки всех размеров и форм, разнообразнейшие сосуды и корзины, игрушки и домашнюю утварь, кожу и все, что из нее можно было изготовить, ткани и веревки, животных и всевозможные изделия из кости, рога, дерева и металла.

Чуть в стороне два монаха в потрепанных рясах продавали пиво, которое они наливали из больших пузатых бочек. Хотя оба продавца выглядели очень бедно, пиво у них, очевидно, было отличным, так как у их повозки выстроилась длинная очередь покупателей, державших в руках разного размера сосуды.

Немного дальше продавались птица, яйца, мука, специи, мясо, сало, овощи, фрукты и другие продукты.

Самым необычным был ларек с экзотическими фруктами и специями. Там были финики и гранаты, перец, имбирь, анис, корица и горчица. Эллен жадно втянула в себя дразнящие запахи. Когда она закрыла глаза, ей показалось, что она очутилась в другом мире.

Торговцы громко кричали, нахваливая свой товар. Возле лотков с тканями суетились женщины и девушки всех возрастов. Они толкались, пытаясь пробраться поближе к лотку, чтобы посмотреть на красивые ткани и пощупать их. Хотя за последние месяцы Эллен приучила себя к мальчишеским манерам поведения, она, как и все девушки, стояла теперь с открытым ртом и широко распахнутыми глазами, любуясь яркими накидками и другими изящными одеждами. Изумительные чистые цвета, непривычные запахи рынка и разнообразие товаров опьяняли ее, как кружка пива.

– Отойди, мальчик, ты заслоняешь дамочкам обозрение! – грубо бросил ей бледный торговец.

Улыбнувшись, он стал дальше расхваливать свои ленты, тесьму и ткани. Он бросил на Эллен недовольный взгляд, окончательно разрушив необычайное ощущение счастья. «Что для тебя важнее, дура, ковать или носить в волосах пестрые ленты?» – с раздражением подумала Эллен, рассердившись на себя из-за того, что ее настолько поразили эти красивые, но бесполезные пока для нее вещи. Она решительно повернулась спиной к лоткам с тканями. «Надо мне, наконец, найти этого кузнеца, о котором говорил Ллевин, вместо того чтобы тут глазеть на все», – подумала она и похлопала рукой по кошельку. Пока у нее не было работы, ее сбережения – это все, на что она могла рассчитывать.

Внезапно ее тело покрылось холодным потом. Она в панике начала ощупывать себя в поисках кошелька, но его не было. Эллен схватилась за кожаный шнурок у себя на шее. Шнурок был там, но кошелек с деньгами срезали. Сердце Эллен забилось так часто, что у нее закружилась голова, и она лихорадочно начала вспоминать, когда ее обокрали. Неужели, купив паштет, она забыла спрятать кошелек под рубашку? Девочка беспомощно оглянулась. Кто мог его украсть? Неужели та милая продавщица паштетов? Эллен казалось, что перед ней разверзлась огромная пропасть, в которую она вот-вот упадет. Слезы навернулись ей на глаза.

Невдалеке она увидела воришку, которого встретила сегодня. Пытаясь смешаться с толпой, он все больше отдалялся от нее.

Наверняка это он ее обокрал! Она в отчаянии попыталась пробиться сквозь толпу, но расстояние между ними становилось больше, а не меньше. В какой-то момент она потеряла его из виду. Должно быть, он свернул в один из узких переулков.

В ужасе Эллен прислонилась к стене дома. Слезы текли по ее щекам, а она смотрела в никуда и не могла даже думать о том, что ей делать дальше. У нее ничего не осталось, кроме одежды. Только теперь Эллен ощутила слезы на своем лице. Она так тяжело работала, чтобы скопить немного денег, и что же ей теперь делать? Девочка отерла слезы и оглянулась.

Ее внимание привлек высокий пожилой мужчина. Его вид настолько ее поразил, что она на мгновение забыла о своем горе и не могла отвести от него удивленного взгляда. Его роскошные длинные одежды из ткани благородного темно-синего цвета были отделаны коричневым мехом. Богатое одеяние, серебристые волосы и посох с серебряным набалдашником, на который он опирался при ходьбе, придавали ему величественности. Но девочку в первую очередь поразили его колючие синие глаза и складки у рта – этим он напомнил ей мать. Эллен невольно пошла за ним и вскоре оказалась возле большого дома, где мужчина остановился, снял с пояса тяжелую связку ключей и начал открывать резную дубовую дверь. Но, прежде чем он вставил ключ в замок, дверь открылась сама.

Вернее, дверь открыла молодая девушка.

Эллен подошла ближе, чтобы лучше их разглядеть.

Голубое платье девушки из дорогой блестящей ткани было украшено по краю выреза вышивкой серебряными нитками и жемчугом. Одежда выглядела очень дорого, но ее отличала изысканная простота. Эллен еще никогда не видела ничего красивее! Но когда она взглянула на лицо этого ангельского создания, то задохнулась от удивления. Это была Эдит! С тех пор как Эллен видела ее в последний раз, она очень выросла.

Значит, старик, который был так похож на Леофрун, был дедом Эллен!

У нее сжалось горло от тоски по дому, казалось, ее сердце словно стиснули железные оковы. На мгновение она задумалась, не подойти ли к ним и не обнять ли их обоих. Эллен очень хотелось познакомиться с дедушкой, и даже ненависть к сестре сейчас не ощущалась так остро.

Должно быть. Эдит приехала в Ипсвич, чтобы выйти замуж за торговца шелком, помолвку с которым Леофрун устроила больше года назад. Возможно, Милдред и Кенни тоже здесь?

Закрывая дверь за дедушкой, Эдит окинула Эллен презрительным взглядом. Очевидно, она приняла сестру за простого уличного мальчишку, на которого не стоило обращать внимания.

«Она совсем не изменилась», – с горечью подумала Эллен, одновременно и разочарованная, и успокоенная тем, что Эдит ее не узнала.

Раздосадованная Эллен пошла дальше. Внезапно она увидела мальчика-воришку, который, похоже, уже выбрал себе новую жертву. Ярость, вызванная его бесстыдным поведением, и надежда забрать у него свой кошелек придали Эллен мужества. В конце концов, она ведь сейчас была мальчишкой, и знала, как обращаться с такими безобразниками!

Девочка осторожно пошла за ним. Зажав остаток кожаного шнура в руке, она притаилась за спиной воришки. Он был немного выше ее, но выглядел хрупким. Подкравшись к нему поближе, Эллен набросила кожаный шнурок парнишке на шею и затянула его резким движением, а затем потащила мальчишку в переулок. Воришка пятился, хватался за шнур, чтобы уменьшить его давление.

– Где кошелек, который еще недавно висел на этом шнурке? – прошипела Эллен, продолжая тащить беспомощного мальчишку в узкий темный переулок.

Мальчик ловил ртом воздух.

– У меня его больше нет, – сказал он, откашлявшись.

– Тогда мы сейчас пойдем за ним. Прямо сейчас! – Эллен пнула его ногой.

Она немного ослабила шнурок, чтобы мальчик мог дышать, но была готова в любой момент сильнее затянуть петлю, чтобы напугать его.

– Так не получится.

– Почему?

– Он изобьет до смерти и тебя, и меня.

– Кто?

– Одноглазый Гилберт.

– А это еще кто? – рявкнула Эллен.

– У него веселый дом на Тарт-лейн. Когда я не приношу ему достаточно денег, он меня избивает.

Эллен с отвращением плюнула.

– И ты считаешь, что поэтому можешь красть, лишая честных людей заработанных тяжким трудом денег? – непонимающе спросила она. – Уйди от него и найди себе пристойную работу, ты же еще молодой! – От злости Эллен ударила мальчишку кулаком под ребра.

– Я не могу, у него моя младшая сестра. Пока я приношу ему достаточно, он ее не трогает. Но если я убегу или не принесу ему денег, сколько он хочет, он отдаст ее своим клиентам.

Эллен стало жаль мальчишку, и она задумалась над тем, что же ей делать. Она почувствовала, что мальчик немного расслабился. Впрочем, возможно, он лгал.

– Я не могу отдать тебе твой кошелек, но я могу украсть кошелек у кого-то другого и отдать тебе, если хочешь. – В его голосе звучала надежда, и Эллен подумала, что сейчас у него, наверное, просветлело лицо.

Нахмурив лоб, она стала размышлять над его предложением. Мальчик все равно будет воровать и дальше, так почему бы ему не возместить ей убытки? Эллен вспомнилась женщина, за которой следил этот мальчонка. На руках она несла малыша, и ей наверняка нужны были деньги, чтобы купить еду и самое необходимое для своей семьи. Неужели она должна платить за ее горе? А если и не она, то кто будет новой жертвой? Ведь никто не хочет лишиться своих денег.

– Пожалуйста, отпусти меня, горло болит, – умолял мальчишка.

– Убирайся прочь с глаз моих, чтоб я тебя не видел! – с отвращением бросила ему Эллен и грубо оттолкнула мальчишку.

Мальчик упал на колени, съежился и, встав, убежал. Эллен пригладила волосы. У нее не было ни пенни, и ей нужно было срочно найти какую-нибудь работу. Эллен с надеждой провела рукой по молоту, висевшему на поясе. Нужно было идти к мастеру Доновану, как она и обещала Ллевину. Это было ее последним шансом! Эллен оглянулась. Скорее всего, она оказалась в квартале, где торговали тканями. Подойдя к одному из магазинчиков, она спросила у прохожей, как ей пройти к кузням. Пожилая женщина, которая только что купила кусок льняной ткани, дружелюбно ей улыбнулась.

– Если ты пойдешь со мной, я покажу тебе дорогу, – сказала женщина, укладывая свернутую ткань в наполненную доверху корзину.

Эллен вежливо предложила ей помочь донести покупки, и женщина с благодарностью согласилась.

– Ну, тогда пойдем. Кстати, меня зовут Гленна. Мой муж Донован тоже кузнец.

– Ox! – вырвалось у Эллен от неожиданности, а затем она просияла.

– Ты уже о нем слышал? – Вопрос Гленны звучал скорее как утверждение.

– Да, слышал. – Эллен кивнула и пошла за ней.

Она лихорадочно раздумывала, что же ей теперь делать. Если она расскажет жене мастера, чего она хочет, до того, как обратится к нему самому, кузнец может подумать, что она на него давит, и обидится. С другой стороны, было бы невежливо ничего не объяснить этой женщине. Она жена мастера, а значит, хозяйка над всеми, кто живет в доме, в том числе над подмастерьями и учениками. Эллен взвешивала все за и против, но так ни на что и не решилась.

– Ты еще слишком молод для подмастерья, но я вижу на твоем поясе молот, которым уже длительное время пользовались, – отметила женщина.

Эллен решила поговорить об этом, чтобы постепенно перейти к своей просьбе.

– Вы правы, я еще не подмастерье, – добродушно подтвердила она. – Я даже еще не настоящий ученик. Я только помогал кузнецу, а молот этот мне подарил мой учитель. Его зовут Ллевин, а во Фрамлингхаме его еще звали Ирландцем. Я думаю, ваш муж с ним знаком.

– Ллевин?! – воскликнула женщина, просияв. – Можно с уверенностью сказать, что он его хорошо знает. Он его воспитывал! – Она рассмеялась.

Эллен удивленно взглянула на Гленну и приподняла брови.

– А мне он сказал, что его отец был хорошим знакомым мастера Донована.

– Отец Ллевина был лучшим и, возможно, единственным другом Донована. Такой упрямый ирландец! Только он мог выносить моего Дона. – В подтверждение своих слов Гленна кивнула, а затем заправила за ухо прядь седых полос. – Его мать была хрупкой женщиной из Уэльса, и она не выдержала родов. Через пару лет умер и его отец, и мальчик остался совершенно один на свете. Тогда мы взяли малыша к себе. Ему было года четыре. Мы с Донованом тогда как раз поженились. – Она остановилась и положила руку Эллен на плечо. – Как там мой Ллевин?

Эллен представила себе Ллевина. Прощание с ним оказалось для нее тяжелее, чем она могла предположить. Его спокойствие и уравновешенность придавали ей уверенности в себе, она чувствовала себя защищенной.

– У него все хорошо, очень хорошо, – сказала она.

Эллен сразу же понравилась эта женщина, может быть, из-за того, что ее лицо преображалось, когда она говорила о Ллевине.

– Он женился? А дети у него есть?

– Нет. – Эллен покачала головой. Гленна казалась немного разочарованной.

– А сколько у вас детей? – спросила Эллен.

– У нас нет своих детей, Бог не дал нам этой радости, зато ниспослал нам Ллевина. – В голосе женщины слышалась грусть.

Эллен не хотела расстраивать ее еще больше, и, потупившись, она стала смотреть себе под ноги.

– Если Ллевин дал тебе этот молот, он к тебе, должно быть, очень привязался. – Гленна снова остановилась. – Можно? – Она протянула руку к молоту и быстро его осмотрела. – Я так и думала. Этот молот подарил ему Донован после окончания обучения. Видишь знак на рукоятке? Это знак Донована, в этом я уверена.

Эллен растрогалась, когда поняла, насколько был дорог Ллевину этот молот. Она вспомнила выражение тоски в его глазах, когда он говорил о Доноване, и задумалась о том, почему Ллевин не стал ковать мечи. Она просто представить себе не могла, что он мог оказаться недостаточно талантлив для этого. Несмотря на свое любопытство, она решила не спрашивать об этом у Гленны. Если ей удастся устроиться у Донована на работу, она все равно об этом узнает.

– Ну вот мы и пришли. Это наш дом, а там вон кузница, – сказала Гленна, кивнув в сторону мастерской, стоявшей рядом с домом. Перед кузницей на солнышке разлеглась кошка. В песке с довольным видом копались куры, а на полянке неподалеку от дома паслась коза. Каменная кузница была обычным делом, но каменный Дом, удививший Эллен, считался признаком богатства. Донован, должно быть, был действительно выдающимся мастером, раз имел такой дом.

Эллен выросла в простом доме, сооруженном из дерева, глины и соломы. Большинство домов в Орфорде строилось именно так. Только церковь и орфордское поместье были каменными.

Гленна открыла дверь.

– Заходи, ты наверняка хочешь пить! А может быть, и есть? Садись за стол, а корзину можешь поставить на стул.

Женщина махнула Эллен рукой, подзывая ее к себе, поставила перед ней кружку с сидром и положила куриную ножку с куском хлеба.

– Копченая курица? – воскликнула пораженная Эллен, и ей мгновенно захотелось есть. – Вкус просто изумительный! – похвалила она еду, с удовольствием пережевывая курятину. – У нас в Орфорде продают копченый сыр… он тоже очень вкусный, – сказала она, и тут же разозлилась на себя за неосторожность. Нельзя было называть место своего рождения!

К счастью, Гленна как раз погрузилась в свои мысли и не слушала ее. Судя по выражению ее лица, она думала о Ллевине.

– Прости, что ты сказал? – спросила она.

– Просто изумительная курица! И сидр тоже очень хороший, – быстро добавила Эллен, решив в будущем быть осторожнее.

– Насколько я понимаю, ты хочешь, чтобы Донован взял тебя на работу?

Эллен показалось, что в глазах женщины мелькнуло сочувствие.

– Я пообещал это Ллевину. – Эллен постаралась, чтобы это не прозвучало как извинение.

– Тогда ты должен сейчас пойти к нему. Договориться с ним будет нелегко, я тебе сразу говорю. Он ужасный упрямец и вбил себе в голову, что больше не станет брать себе учеников. – Гленна похлопала Эллен по плечу. – Несмотря ни на что, ты должен настоять на том, чтобы он посмотрел, что ты умеешь, как бы он ни ругался и ни гнал тебя! – Гленна дружелюбно кивнула. – А теперь иди… кстати, как тебя зовут?

– Элан.

– Хорошо, Элан, тогда иди, и удачи тебе!

– Спасибо.

– И не дай ему себя прогнать. Помни о том, что я тебе сказала! – крикнула Гленна ей вслед.

Когда Эллен вошла в кузницу, ей показалось, что она попала домой. Все внутри этого каменного здания напоминало ей мастерскую Осмонда. Но ее страх это не уменьшило. Донован выглядел совсем не так, как она его себе представляла. Она думала, что кузнец – огромный, сильный мужчина, такой, как Ллевин. Но Донован был низеньким и хрупким. Его можно было принять скорее за ювелира, чем за знаменитого изготовителя мечей.

– Дверь закрой! – рявкнул он неожиданно глубоким басом. Эллен поспешно закрыла дверь. Осмонд тоже терпеть не мог, когда дверь в его кузницу была открытой. Но так как Ллевин, несмотря на все обещания начальника стройки, по-прежнему работал на открытом воздухе, Эллен отвыкла оттого, чтобы закрывать дверь в мастерскую.

– День добрый, мастер Донован. – Эллен надеялась, что он не заметит дрожи в ее голосе.

– Чего тебе? – грубо спросил он, осматривая ее с ног до головы. Эллен еще никогда не казалась себе такой неказистой, как сейчас, под его презрительным взглядом.

– Я хочу на вас работать и учиться у вас, мастер.

– А почему это я должен передавать тебе свои знания? Ты можешь заплатить за учебу? – холодно спросил Донован, не удостоив девочку даже взглядом.

Эллен с ужасом смотрела на него. Разве добропорядочный мастер может задать такой вопрос? Неужели для него деньги – это главное? Неужели он продает свои знания, как товар, – тому, кто больше платит, а не тому, кто способнее?

– Нет, мастер, заплатить я не могу, – тихо сказала она.

– Так я и думал! – Он фыркнул.

– Но я могу работать за то, что вы поделитесь со мной своими знаниями, мастер.

Эллен показалось, что это прозвучало ужасно глупо, и она мысленно отругала себя за невыдержанность. «Я разговариваю, как базарная баба, а не как почтенный кузнец», – сердито подумала она.

– Мне не нужен подмастерье, у меня есть человек, который работает с мехами.

– Я могу не только работать с мехами. Проверьте меня!

– У меня много дел, и я не могу тратить свое время попусту. Убирайся ко всем чертям, наглый сопляк!

Хотя голос кузнеца был полон ненависти, Эллен показалось, что она заметила в его глазах тоску. На первый взгляд Донован ей не понравился, но раз Ллевин возлагал на него такие надежды, этому должна быть причина. Эллен решила послушаться Гленну и просто игнорировать его ругательства.

– Ну, раз у вас так много дел, то я могу вам помочь. – Ее голос перестал дрожать, и теперь в нем слышался холод.

Положив свой пыльный сверток в углу, она осмотрела мастерскую. Порядок в кузнице был очень важен. Клещи, молоты и прочие инструменты должны всегда лежать на одном и том же месте, чтобы мастер мог быстро их найти, как только они понадобятся. В мастерской Донована все было устроено точно таким же образом, как и у Ллевина, так что Эллен нетрудно было здесь сориентироваться.

– Да кем ты себя вообразил? Ты думаешь, можно просто сюда войти и начать тут всем распоряжаться?! – Донован казался уже не только рассерженным, но и удивленным.

– Меня зовут Элан. Я уже давно знаком с кузнечным делом, с вашего позволения, но всего несколько дней назад узнал о кузнеце Доноване. – Эллен сама удивилась тому, как высокомерно это прозвучало, но она продолжала говорить. – Я вас не знаю, пусть вы и лучший мастер мечей в Восточной Англии. Я пришел к вам потому, что кузнец, которого я очень уважаю, посоветовал мне учиться у вас. Он считает, что вы можете меня научить большему.

– Кто же это такой, позволь осведомиться? – Казалось, Доновану было наплевать на мнение других кузнецов.

– Моего мастера зовут Ллевин, я думаю, вы его знаете.

Когда она произнесла имя Ллевина, глаза Донована сузились, превратившись в крошечные щелки. Эллен испугалась, ей казалось, что он набросится на нее с кулаками, но кузнец только презрительно бросил:

– Ллевин – неудачник.

– Он думает, что был недостаточно хорош для вас, мастер.

– Но он думает, что ты достаточно хорош, не так ли? – возмущенно воскликнул Донован.

– Да, мастер, – спокойно подтвердила Эллен.

Донован долго молчал, а Эллен ждала. Выражение его лица ничего не говорило о том, что происходило в его голове.

– Раз уж ты так хочешь проявить свои способности, приходи завтра утром, а лучше перед обедом, – сказал он наконец и повернулся к Эллен спиной.

– Я приду! – гордо бросила она, взяла свой сверток и, не попрощавшись, закрыла за собой дверь.

Гленна и Донован сидели за столом и молча ужинали. Наконец жена кузнеца нарушила тишину.

– Ты должен, по крайней мере, позволить мальчишке показать, что он умеет. Иначе ты вечно будешь гадать, прав ли был Ллевин.

– Ллевин был не очень способным, – грубо ответил Донован. – Как он может судить…

– Бу-бу-бу, бу-бу-бу. «Не очень способный». Ну надо же! У него просто не хватало душевных сил на то, чтобы выносить тебя и давать тебе отпор. Ты же знаешь, что он смог бы всего добиться! Но ты был с ним слишком строг и никогда ему не говорил, что он молодец. Ты никогда его не хвалил. Я знаю, как тебе его не хватает. Не отталкивай парнишку – это его подарок тебе, знак того, что Ллевин тебя простил. – Решительным жестом Гленна смела крошки со стола.

– Простил меня?! Ему не в чем меня упрекнуть. Я обращался с ним, как с собственным сыном. Что он должен мне прощать? – Донован выскочил из-за стола.

– Даже родной сын сбежал бы от такого отца, как ты! Он мог бы стать мастером не хуже тебя, но ты не дал ему достаточно времени. Ты был слишком нетерпелив. Так как тебе самому все давалось слишком легко и быстро, ты того же ожидал и от других. У тебя редчайший дар, мало у кого он есть. Ллевину приходилось тяжело работать над тем, что тебе давалось без особого труда. Прошу тебя, послушайся меня. Посмотри этого мальчика. Ради тебя же самого!

– Ну и что это даст? У меня уже давно не было ученика, который вскоре не сбегал бы со слезами на глазах. Возможно, я многого от них требую. Но я не могу быть терпеливее, не могу постоянно все повторять. Не могу, и все тут. – Ярость Донована сменилась отчаянием. – Я потерял Ллевина, потому что не был с ним достаточно терпелив, так почему я должен заниматься чужим ребенком?

– А что тебе терять? Если он ни на что не способен – выгонишь его. – Гленна умоляюще смотрела на мужа.

– Каждый мальчишка, которого я выгоняю, для меня – проигранная битва. Я не хочу больше разочарований. – Донован ссутулился и опустил голову на руки.

– Дон, вспомни о том, как было с Артом. Ты ведь тоже не хотел его брать, потому что он такой огромный. «Он тупой громила», – сказал ты, считая, что он не сможет за тобой угнаться. Но вы же привыкли друг к другу и прощаете один другому его недостатки. Неужели сейчас ты смог бы от него отказаться?

– Нет, конечно же, нет, – буркнул Донован. – Но ведь он и не ученик! – Он вскинулся.

– Прошу тебя, Донован, я знаю, что Элан – подходящий для тебя ученик. Я это чувствую!

Кузнец некоторое время молчал, а затем кивнул.

– Я сказал ему, что он может прийти завтра, и я его испытаю. Посмотрим, годен ли он на что-то. Как бы то ни было, я не буду делать ему никаких поблажек только из-за того, что его прислал Ллевин.

Гленна довольствовалась этим ответом. Она была уверена, что мальчик справится. Конечно, Донован будет с ним особенно строг, если возьмет его в ученики, – именно из-за того, что его прислал Ллевин. Но если мальчишка окажется талантливым, то Донован это оценит и тогда почувствует себя счастливым.

Эллен вышла из кузницы, не заглянув к Гленне. Ей хотелось поговорить с этой доброй женщиной, но она боялась, что если Донован за ней наблюдает, то подумает, что она побежала к его жене за утешениями. Упрямство Донована и его предубежденность против нее глубоко возмутили девочку. Даже если он один из лучших мастеров по мечам в Англии, неужели это дает ему право вести себя подобным образом?

В общем-то, Эллен понимала, что у мастера есть права, а у учеников – только обязанности. И вообще, удастся ли ей стать подмастерьем, выяснится только завтра. Сначала ей нужно выдержать испытание Донована. При мысли о грядущем дне у Эллен скрутило живот, ее охватило странное чувство – смесь надежды и страха. Эллен попыталась убедить себя в том, что у нее достаточно опыта в кузнечном деле, чтобы выдержать это испытание. Иначе зачем Ллевин брал бы с нее обещание попробовать попасть в ученики к Доновану? Чтобы приободриться, девочка решила пойти в церковь. Сейчас ей точно не помешает попросить помощи у Господа.

Эллен переночевала в церкви Святого Клемента и с утра пошла к Доновану. Когда она вошла в мастерскую, кузнец поздоровался с ней на удивление дружелюбно, и Эллен не поняла, чем было вызвано изменение его отношения к ней.

У Донована был простой метод выяснения того, есть ли у ученика способности или нет. Он взял железную заготовку и показал ее Эллен.

– Насколько я понимаю, раньше ты работал только с железными заготовками в виде чушек или прута?

Эллен кивнула.

– Это выплавленное железо – таким оно выходит из плавильной печи. Оно совершенно необработанное. Если присмотришься к отдельным заготовкам, ты увидишь, что их края выглядят по-разному. По внешнему виду таких заготовок можно определить, как дальше обрабатывать железо, а главное, для чего оно подходит: для гибкого и более тонкого лезвия или для ножен. Зернистый блестящий край свидетельствует о том, что такое железо более прочное, а гладкий край заготовки говорит о том, что это железо более мягкое. По разнице в цвете заготовки ты можешь определить чистоту железа.

Донован протянул Эллен заготовку, а затем указал на груду выплавленных железных заготовок, лежавших перед ними. Вид у мастера был весьма довольный. Вероятно, он заставлял всех юношей, которые хотели стать его учениками, выполнять это задание, и, скорее всего, большинство из них не смогли его выполнить.

«Черные» кузнецы – кузнецы, изготавливающие несложные инструменты, замки и решетки из черного железа, – получали уже обработанные заготовки, которые сразу же можно было ковать. Поэтому для Эллен выплавленное железо было совершенно новым и незнакомым материалом, но она внимательно слушала объяснения Донована и запоминала каждое его слово.

Эллен села, скрестив ноги, на глиняный пол мастерской и еще раз внимательно осмотрела заготовки, которые Донован ей показывал. Она попыталась прочувствовать свойства железа, которые ей предстояло определить. Донован притворялся, будто занимается чем-то другим, но на самом деле он внимательно следил за тем, что она делала. Эллен совершенно спокойно взяла первые две заготовки, взвесила их на ладонях и, внимательно осмотрев, понюхала и ощупала. Через некоторое время она положила одну заготовку справа на пол перед собой, а другую – слева. Затем она взяла следующую заготовку, столь же внимательно ее осмотрела, ощупала и обнюхала, и в конце концов определила, куда ее положить.

Чем больше заготовок она осматривала, тем лучше понимала, в чем их отличие. Она была уверена, что даже Доновану потребовалось бы некоторое время, чтобы рассортировать эти заготовки. Хотя Эллен не имела ни малейшего понятия, как выковывают мечи, она подозревала, что качество оружия во многом зависит от качества материала заготовки, из которой оно создается, и решила рассортировать все заготовки не на две части, а на четыре. Когда Эллен это сделала, она встала и подошла к Доновану, лицо которого ничего не выражало.

– Я все сделал, мастер.

Донован подошел с ней к разложенным заготовкам.

– Вот железо для клинков, вот – для ножен, а рядом я разложил заготовки, которые мне кажутся негодными ни для того, ни для другого.

Донован скептически взглянул на нее, но в его глазах промелькнуло любопытство. Он повернулся к двум грудам заготовок, которые были больше остальных. Он по отдельности осмотрел каждую заготовку, делая это так же, как и Эллен.

Эллен заметила, что он очень доволен ее работой, но, как только Донован перевел взгляд на девочку, лицо его опять помрачнело. И как мог Ллевин посоветовать ей этого мастера? Донован казался Эллен грубоватым и заносчивым. Но в тот момент, когда он объяснял ей задание, у нее возникло очень странное ощущение. Она не могла выразить это словами, но чувствовала: ее что-то связывает с этим кузнецом. Казалось, у них обоих одинаковый подход к выполнению этого задания. Объяснения Донована были краткими, ясными и четкими, ни Ллевин, ни Осмонд так с ней не разговаривали.

– Я подумаю о том, брать тебя к себе в ученики или нет. Приходи вечером, тогда и узнаешь мое решение, – сказал Донован, хмуро взглянув на девочку.

«Он меня терпеть не может, этот ворчун, – подумала она. – Но и он мне не нравится». Когда Эллен вышла из кузницы, она увидела Гленну, которая развешивала белье во дворе.

– Здравствуй, Элан! – радостно воскликнула она и помахала Эллен рукой, как будто знала ее много лет.

– Приветствую вас, госпожа, – вежливо ответила Эллен, но в ее голосе все-таки слышалось разочарование.

– И?

– Я сделал то, что он мне сказал.

– И что, ты смог рассортировать заготовки?

– Да, я все сделал правильно. Он осмотрел каждую заготовку и положил ее туда же, куда и я.

– Ну что ж, тогда тебя можно поздравить. Но почему же ты такой грустный?

Гленна взяла большую льняную простыню и повесила ее на веревку.

– Мастер еще не принял решение. Он велел мне зайти позже. По-моему, он меня терпеть не может.

– Он ожесточившийся старый дурак, дай ему немного времени. Это не тебя он терпеть не может, а себя самого. К тому же он все еще сердится на Ллевина, но все устроится, поверь мне! – Она ободряюще улыбнулась Эллен.

Если Донован вызывал у Эллен неприязнь, то Гленна была окружена аурой уюта и материнской заботы.

– Ну так я зайду позже, – грустно сказала Эллен и решила еще раз сходить на рынок.

Когда Эллен дошла до того места, где ей вчера повстречалась продавщица паштетов, той там не оказалось. Был уже полдень, и у Эллен урчало в животе. Она внимательно осмотрела толпу – в конце концов, ей ведь обещали бесплатный паштет! Она, расстроившись, уже собиралась уйти, когда увидела торговку. Та радостно помахала Эллен рукой.

– Серебряная монета, которую мне дали вчера, стоила намного больше, чем мои паштеты и корзина. Рыцарь мог бы купить за нее три полных корзины, да еще и сдача бы осталась. А ведь моя корзина была не совсем полной! – Она вытащила две порции аппетитного паштета и протянула их Эллен. – Вот, это тебе!

– Целых две порции!

– Ой, ну ладно! – Покраснев до корней волос, девушка отмахнулась.

– Спасибо, это самые лучшие паштеты, какие мне когда-либо доводилось есть! – Эллен принялась жадно поглощать паштет. – Кстати, я нашел кузнеца, о котором тебе вчера говорил. Но я только вечером узнаю, возьмет ли он меня к себе.

– Ах, надеюсь, тебе повезет, тогда ты мог бы приходить ко мне почаще! – Продавщица паштетов игриво подмигнула Эллен.

«Она действительно считает меня кандидатом в мужья», – с ужасом подумала Эллен, еще раз кивнула девушке и пошла дальше, решив немного прогуляться по рынку. В толпе, далеко впереди, Эллен заметила богато одетого мужчину, и у нее сжалось сердце. Сэр Майлз! От ужаса Эллен замерла на месте, но когда мужчина повернул голову, девочка поняла, что обозналась. Она облегченно вздохнула и пошла дальше. Вскоре она услышала ругань двух женщин.

Вокруг них уже собралось много любопытных, и Эллен присоединилась к зрителям. На том месте одна коренастая торговка с грязными каштановыми волосами продавала разнообразнейшие ленты – простые льняные, а также благородные ленты из блестящего шелка и бархата, одноцветные и вышитые цветами, богато разукрашенные, длинные и короткие, тонкие и широкие.

Резкий голос возмущенной покупательницы срывался на крик.

– Я заплатила вам за тринадцать лент, каждая в локоть длиной, а теперь вы требуете у меня еще денег, бесстыдная мошенница!

– Вы дали мне денег за тринадцать простых лент, но пять выбранных вами лент – шелковые и украшены вышивкой. Они стоят дороже, как и четыре плетеные ленты из тех, что вы взяли. Так что вы должны мне еще полшиллинга.

– Позовите хозяина рынка! – крикнула торговка из-за соседнего лотка. – Эти богатые соплячки либо тупые, либо пытаются обмануть честных людей. Им нельзя такое спускать с рук.

Должно быть, покупательница поняла, что она не права. При мысли о том, что ей придется отстаивать свое мнение перед хозяином рынка, она испугалась, шепотом выругалась и заплатила необходимую сумму. Только когда она обернулась, Эллен поняла, кто эта покупательница. Она не узнала Эдит даже по голосу.

– А ну, пропустите меня! – раздраженно крикнула та, пытаясь пройти сквозь толпу, окружавшую лоток.

Эллен знала, что больше всего на свете Эдит ненавидит, когда над ней смеются. Она, конечно же, сможет заставить торговок уважать себя.

Когда Эдит с высоко поднятой головой прошла мимо Эллен, толкнув ее локтем под бок и сказав при этом: «Чего уставился, придурок?», Эллен почувствовала, как в ней закипает ярость. Не подумав о последствиях, она подставила сестре подножку – точно также, как делала это раньше. Эдит споткнулась, и люди, стоявшие вокруг, расхохотались еще громче. Эдит раздраженно оглянулась, и на мгновение Эллен заглянула ей в глаза. Она увидела в них слезы, и ей стало жаль сестру.

– Элленвеора? – воскликнула Эдит.

Эллен испугалась. Эдит протянула руку, но прежде чем она успела схватить сестру, Эллен поспешно увернулась и скрылась в толпе так быстро, словно за ней гнался сам дьявол. Сердце выскакивало у нее из груди. Запыхавшись, Эллен спряталась за углом и увидела, что Эдит пробиралась сквозь толпу, двигаясь не к ней. На лице у нее читалось упрямство, как всегда, но она уже не казалась такой заносчивой, как пару минут назад. Вскоре она скрылась в переулке, где торговали тканями. Несколько раз она оглянулась, но так и не увидела Эллен.

От злости девочка хлопнула себя ладонью по лбу. И почему нельзя было сдержаться? Почему нужно было подставить ей подножку? Неужели так трудно было просто пройти мимо? Даже если Донован примет ее в ученики, все равно был велик риск снова встретиться с Эдит, которая могла ее выдать. Эллен огорченно опустила плечи. Неужели ей всегда придется убегать? И куда же ей бежать без денег? Эллен села на придорожный камень и просидела там, казалось, целую вечность. «Эдит моя сестра, я не должна ее бояться», – попыталась успокоить себя девочка, не веря себе при этом.

После того как Эллен довольно долго просидела там, жалея себя, она встала, расправила плечи и упрямо выпятила подбородок. Для начала нужно было пойти к Доновану, чтобы узнать его решение. Перед кузней Донована стояло с полдюжины лошадей, и лишь на одной лошади не было всадника. Казалось, все его ждали. Эллен не пошла к кузнецу и задумалась над тем, куда же ей идти. «Возможно, это даже хорошо, что Донован занят, – решила она. – Можно пойти в дом, к Гленне, и рассказать ей, что я обидела дочь богатого торговца, и поэтому мне лучше уехать из Ипсвича». Гленна наверняка ее поймет, а Донован будет доволен тем, что она не станет путаться у него под ногами.

Как раз в тот момент, когда она хотела постучать, дверь распахнулась, и из дома вышел норманнский любитель рыбных паштетов. Он схватил Эллен за плечи, так как чуть не сбил ее с ног, и расхохотался.

– Ух ты, да это же наш юный дегустатор!

– Мое почтение, милорд. – Эллен предпочла опустить глаза.

– Вы мне не говорили, что у вас есть подмастерье, мастер Донован! – крикнул рыцарь в дом, и в дверном проеме показался кузнец. – Это, как мне кажется, храбрый мальчонка, так что нам повезло! В таком путешествии трусишка не помощник.

– Да, но я… – Эллен хотела объяснить, что она вовсе не подмастерье.

Однако норманн ее не слушал, а уже подшучивал над Донованом.

– Мы отплываем на следующий день после Троицы. Никаких животных. Возьмите с собой инструменты, какие-то пожитки. Все, что вам может понадобиться, вы получите в Танкарвилле. Приходите с утра в порт, и лучше, чтобы мы вас не ждали. Начальник порта знает, где стоят наши корабли, и укажет вам путь. А пока вам неплохо было бы подучить французский, – сказал он и оглушительно расхохотался.

В ответ Донован пробормотал что-то невнятное.

Возможно, Эллен должна была прояснить ситуацию, но она промолчала. Да и стоило ли? Норманн принял ее за того, кем она непременно хотела стать. Она только сейчас поняла, насколько хочет быть подмастерьем Донована, сейчас, когда ей уже казалось, что все пропало. Что же это за поездка, о которой говорил рыцарь?

Когда мужчины уехали, Донован не удостоил ее даже взглядом. Эллен стояла на месте как вкопанная, и не знала, что же ей делать. Тут из дома выбежала совершенно сбитая с толку Гленна.

– Объясни мне, Дон, я не понимаю! Почему король отправляет тебя в ссылку?

Донован ласково погладил жену по щеке.

– Король меня вовсе не отправляет в ссылку, любимая, это совсем не так. Уильям Танкарвилльский – близкий друг короля. Он прислал за мной Фицгамлина, так как хочет, чтобы я поехал в Нормандию ковать Уильяму мечи. Это большая честь, которой может быть удостоен только выдающийся кузнец!

– Так ты что, действительно хочешь ехать? – осведомилась Гленна.

– Нам придется поехать. Если я откажусь от этого приглашения, это будет для короля оскорблением. Я смог только поставить пару условий, не более того. – Донован, очевидно, сам разговаривал с Фицгамлином, а Гленна присоединилась к их разговору позже.

– И что же это за условия? – раздраженно спросила она.

– Я сказал, что нам потребуется пристойный дом и что кто-нибудь должен следить за нашим домом здесь, пока мы не вернемся. И я оговорил свое право оставаться там не более десяти лет.

– Десять лет? – Лицо Гленны сделалось пепельно-серым. – Кто знает, будем ли мы тогда вообще живы! – воскликнула она.

– Возможно, нам придется там прожить не более трех-четырех лет, – попытался успокоить ее Донован, но его голос звучал неуверенно.

– А мы можем хотя бы взять с собой Арта и мальчика? – сдавленно спросила Гленна.

Донован сразу же кивнул.

Эллен не знала, что и думать. Но ей все равно пришлось бы уехать из Ипсвича, так почему бы не податься в Нормандию? Ее сердце забилось чаще при мысли о том, каким приключением может оказаться такая поездка. С другой стороны, ее снова лишили выбора – ее мнением никто не поинтересовался.

Эллен увидела, что Донован направился в кузницу, и собралась было пойти за ним, но Гленна мягко остановила ее, положив руку ей на плечо.

– Дай ему немного времени. Ты сможешь поговорить с ним завтра! – Она потянула Эллен в дом. – Пойдем, я покажу тебе, где ты будешь спать. – Гленна тихо вздохнула. – Нам придется нелегко, но мы справимся!

Эллен показалось, что Гленна успокаивала скорее саму себя. Девочка кивнула.

Эллен боялась снова повстречать Эдит, поэтому она не решилась пойти на рынок, хотя ей очень хотелось рассказать продавщице паштетов о том, какое приключение ее ждет. Несмотря на это, дни перед отъездом были самыми захватывающими в ее жизни. В первый день она встала на восходе солнца, быстро оделась и отказалась от завтрака, чтобы не опоздать в мастерскую к Доновану. Она запомнила, где лежит каждый из его инструментов, так что могла сразу же подавать ему то, что было нужно, и после выполнения работы убирать каждый инструмент на место. Она наполнила ведро водой и почистила горн – это ей придется делать теперь каждое утро. Теперь она была готова работать с мастером.

С первого же дня Донован вел себя так, словно она всегда была его подмастерьем. Он дал ей пару четких указаний насчет распорядка дня и принялся за работу, чтобы успеть выполнить уже взятые заказы до отъезда. То, как он работает, восхищало Эллен. Иногда он настолько увлекался, что забывал даже пообедать. Каждое из его движений было выверенным, и он не терял ни секунды понапрасну. Эллен казалось, что она поняла, почему Ллевин считал, что он недостаточно хорош, чтобы ковать мечи. Ллевин был хорошим кузнецом, но для него это была просто работа, а для Донована – призвание.

Он редко объяснял что-либо девочке, но Эллен понимала суть любой операции. Она чувствовала, подозревала, угадывала, что и почему Донован делал. Ее даже не смущало то, что она сама ничего не делала, а могла только смотреть. Она внимательно наблюдала за его работой и за каждый день усваивала больше, чем могла бы научиться за неделю в другом месте. Вечером у нее болели глаза, и она падала на кровать, словно после тяжелого физического труда, хотя даже не брала в руки молот. Донован с ней почти не разговаривал, но каждый день смотрел на нее все дружелюбнее.

Утром в день отъезда Эллен встала раньше обычного. Впрочем, от волнения она почти не спала в эту ночь. Гленна подарила ей немного белья, две льняные рубашки и камзол, которые наверняка раньше принадлежали Ллевину. Эллен упаковала все это вместе со своими пожитками в мешок, подаренный ей Эльфгивой. Он давно уже утратил ее запах, но у Эллен каждый раз наворачивались слезы на глаза, когда она открывала его.

Гленна тоже встала до восхода солнца. Уже несколько дней она плохо спала и была в скверном настроении. Ее мучил вопрос, что нужно брать с собой на чужбину, а что должно остаться на родине.

Ей хотелось взять с собой абсолютно все, но пришлось отобрать только те вещи, которые были крайне необходимы. Мебель и крупные предметы домашней утвари она решила оставить. Она постоянно меняла свое мнение, и то упаковывала, то распаковывала два больших сундука, которые они собирались взять с собой. Наконец она сложила туда одежду, льняное белье, подсвечники, скатерти, часть домашней утвари и, прежде всего, документ, который им привез рыцарь Фицгамлин. Когда рассвело, проснулись Донован и Арт. Они молча позавтракали. Вскоре пришли соседи и друзья, чтобы попрощаться и пожелать отъезжавшим счастливого пути. Так как Эллен никого из них не знала, она пошла за кузницу, вытащила маленькие деревянные четки, которые подарил ей священник из церкви святого Климента во время последней воскресной мессы, и опустилась на колени. Перебирая гладкие деревянные бусины четок, девочка молилась – за людей, которых она любила, и которых, скорее всего, больше никогда не увидит. Теперь она была готова к поездке.

– И следите за козой, не режьте ее, даже когда она перестанет приносить молоко, слышите? – Гленна рыдала, обращаясь к соседям, которые должны были следить за домом. Нервы у нее явно были на пределе.

– Да ладно, перестань, коза – это не самое главное, – буркнул Донован даже более недовольно, чем обычно.

– Мы сможем выковать много красивых мечей для молодых благородных рыцарей! – радостно воскликнул Арт.

Он просто сиял. Его хорошее настроение было для всех в эти дни словно лучик надежды.

Донован раздраженно толкнул его под бок.

– Ну пойдем уже, Арт, пора!

Когда они вышли из дома, рыдания Гленны стали еще громче. Она постоянно оглядывалась – до тех пор, пока они не свернули за угол.

Эллен еще никогда не была в порту у доков, так что все казалось ей интересным и необычным. Хотя Орфорд тоже был портовым городом, Эллен не видела настоящих кораблей, за исключением рыбацких суденышек. Она с любопытством огляделась. Везде были сложены бочки, сундуки, тюки и мешки, а возле деревянной хижины, которая, казалось, вот-вот развалится, стояли голодные мужчины в поношенной одежде. Это были нищие, которые надеялись получить хоть какую-то работу у начальника порта. Загружать и выгружать огромные сундуки, бочки и тюки было очень тяжело, за это плохо платили, к тому же это было опасно. Иногда мужчины погибали оттого, что на них падал груз с палубы корабля, а многие тонули, когда падали в воду и их не успевали вытащить.

На набережной стояли тележки, запряженные волами, – на них подвозили товары. Извозчики громко переругивались и создавали чудовищную суету.

Повсюду было полно отъезжающих. В конце набережной собрались паломники, которые громко советовали друг другу, как лучше всего пройти намеченный путь. Торговцы, словно осы, увивались вокруг отъезжающих, надеясь продать им необходимые мелочи. Перед роскошным, выкрашенным в яркие цвета кораблем, стояли представители высшего духовенства. «Посланники Папы, скорее всего», – подумала Эллен, глядя на их дорогие алые и пурпурные одеяния. Монахи и священники, стоявшие рядом с ними, в своих простых шерстяных рясах казались полевыми мышками. Школяры, врачи и молодые дворяне с любопытством рассматривали представителей Церкви.

В порту сновали также купцы и авантюристы – часто эти занятия совмещал один и тот же человек.

На краях каменных стен, на соломенных тюках, сундуках и мешках сидели в ожидании отплывающие. Никто из них не хотел идти на корабль слишком рано, они предпочитали оставаться на суше, пока шла загрузка их судна, чтобы провести как можно меньше времени на качающейся палубе.

Когда Донован и его попутчики после длительных поисков в этой суете наконец-то нашли начальника порта, этот пахнущий спиртным и гнилой рыбой мужчина, весьма недружелюбно настроенный, направил их к впечатляющих размеров двухмачтовому судну. Эллен с удивлением отметила, что это был самый большой корабль в гавани. По деревянному трапу бесчисленные грузчики переносили в огромных бочках и сундуках провиант, питьевую воду и всевозможные товары. Рабочие поднимали такие огромные тюки, что за ними их практически не было видно.

Пожилой норманнский моряк давал четкие указания, что куда ставить. Казалось, он знал каждый уголок корабля. Следуя его приказам, мужчины тянули поклажу и укладывали ее так, чтобы во время шторма ничего не повредилось. На корабль завели лошадей рыцарей, а также несколько овец и занесли клетку с домашними птицами. Суета на палубе становилась все больше, но моряк успевал командовать всеми, оставаясь при этом спокойным.

– Слышишь, ты, неси копья вниз! В правом нижнем углу еще есть место. Поставь их там вертикально, пиками вверх, и закрепи, ясно?

Коротышка, тащивший копья, кивнул и пошел выполнять приказание.

– Сундуки с кольчугами и доспехи отнесите вниз. Двигайтесь быстрее!

Эллен оглянулась. Неподалеку стояло несколько человек, которые, как и Донован с женой, не были ни рыцарями, ни солдатами. Они наблюдали за тем, как грузят корабль.

– Возможно, это тоже ремесленники, которые едут в Танкарвилль? – Эллен дернула Гленну за рукав и указала подбородком в направлении этой небольшой группки людей.

– Да, – ответила Гленна и повернулась к мужу. – Смотри, вон Эдзель, ювелир, с женой и обоими детьми! – прошептала она ему.

Гленна с радостью подошла к этой группке, таща за собой Эллен.

Норманны собрали на корабле представителей самых разных профессий. Флетчер, занимавшийся изготовлением стрел, и Ив, который делал луки, стояли рядом. Гленна шепотом пояснила Эллен, что они братья и еще никогда не расставались. В этот момент навстречу Гленне бросился Эдзель. На руках он держал малыша, который напомнил Эллен Кенни. Вздохнув, она грустно улыбнулась. Малыш показал ей язык, и она совсем затосковала.

– А вон Вебстеры. Это супружеская пара из Норвича. Они ткут полотно и шьют белье, и тоже поедут с нами, – сказал Эдзель.

А вот насчет двух доступных женщин, бросавшихся в глаза благодаря желтым накидкам, ярко накрашенным губам и нарумяненным щекам, он ничего не сказал.

– А кто вон та молодая девушка? – спросила его Гленна.

– Точно не скажу. По-моему, она делает паштеты, – равнодушно ответил он, пожимая плечами.

Только сейчас Эллен заметила свою знакомую и с удивлением подошла к ней.

– Привет, а ты что тут делаешь?

– Привет! Ну, тот рыцарь… ну, ты знаешь… Так вот, он сказал, что мои паштеты – самые вкусные из всех, что он ел в своей жизни. Он говорит, что его господин – большой любитель рыбных паштетов, так что рыцарь предложил мне хороший заработок и постоянную работу. Я никогда и мечтать не могла о том, чтобы уехать так далеко из дома.

– А твоя мама была не против? – удивленно спросила Эллен.

– Она ничего об этом не знает, я просто ушла – так, как всегда утром ухожу на работу. Когда она заметит, что меня нет, мы будем уже в открытом море, на свободе! А ты? Ты же вроде хотел работать у кузнеца. Что, не вышло?

– Нет, как раз вышло, и именно поэтому я тут! А вообще это долгая история! – Эллен улыбнулась. Она была очень рада, что на корабле будет еще кто-то знакомый кроме Донована, Гленны и Арта.

– Кстати, меня зовут Роза. – Девушка вытерла руку о передник и протянула ее Эллен.

– Элан, – коротко представилась она и попыталась пожать ей руку по-мужски, но при этом стараясь не сделать девушке больно.

Роза смотрела на нее с нескрываемым восхищением и, улыбнувшись, стрельнула в Эллен глазами. На мгновение Эллен стало страшно. «Она действительно думает, что я буду за ней ухаживать, если она постоянно будет строить мне глазки», – с отчаянием подумала девочка.

Через какое-то время корабль полностью загрузили, и пассажирам велели подниматься на борт. Капитан приказал всем поторопиться. Большую часть трюма и палубы корабля занимал груз, поэтому каждому с трудом удавалось пристроить свои сундуки и тюки и найти себе место в этой тесноте. Когда корабль отчалил, Эллен прислонилась спиной к большой запечатанной бочке, пахнущей дубом и вином.

– Надеюсь, на борту нет крыс! – проворчала Гленна, с неудовольствием осматриваясь, и только после этого села.

– Это было бы очень странно, я и представить себе не могу корабль без крыс. Парочка крыс на корабле не повредит, в конце концов, говорят, что крысы бегут с тонущего корабля. Когда крысы начнут выпрыгивать за борт, мы сможем понять, что у нас неприятности, – ухмыляясь, сказал Донован.

Гленна смерила мужа возмущенным взглядом.

– Если кто-то тут думает, что острит и что он у нас самый умный, то он в корне ошибается! – буркнула она и повернулась к Доновану спиной.

Донован пожал плечами и подошел к другим английским ремесленникам, стоявшим на палубе и разговаривавшим.

Рыцари сразу же после выхода в море сели играть в кости, и лишь один мужчина, хорошо одетый, но с грязноватыми длинными волосами, стоял у поручней. От доступных женщин стало известно, что этого мужчину зовут Уолтер Мап и что он слуга короля. Во время предыдущей поездки в Англию он заболел и не смог сразу же вернуться в Нормандию, поэтому теперь Фицгамлин взял его с собой, так как Мап уже выздоровел и был в состоянии вернуться к своему господину. Уолтер Мап воспитывался в Париже и умел читать и писать по-французски – именно поэтому он и состоял на службе у короля. А еще он знал латынь. Уолтер Мап был не только образованным, но и воспитанным человеком. Он приветливо относился ко всем на корабле. Со всеми женщинами он разговаривал так, словно они были благородными дамами, и пытался шутками разрядить напряженную обстановку. Когда волнение на море становилось сильнее и дул ветер, Уолтер Мап, как и большинство пассажиров, позеленев, свисал с поручней, опорожняя свой желудок. Эллен и Роза были единственными, за исключением матросов, кто не был подвержен морской болезни, но они страдали от вони рвотных масс.

Эллен поднялась, чтобы взглянуть, все ли в порядке с Уолтером, который уже давно свисал с поручней, и ее рубашка немного задралась. Роза заметила красноватое пятно у нее на штанах и схватила ее за руку.

– Погоди, ты, должно быть, поранился. Гляди, у тебя на штанах кровь. Если ты даже просто поцарапался ржавым гвоздем, это может быть опасно. – Роза провела рукой по доске, на которой сидела Эллен, но она была гладкой. – Тут ничего нет, чем ты мог бы пораниться. Возможно, пятно уже несвежее.

Эллен не могла понять, откуда у нее на штанах взялась кровь. Если не считать чудовищных болей в животе, мучивших ее уже пару часов, – она приняла их за проявление морской болезни – она не чувствовала никакой боли и была уверена, что не поранилась. Спрятавшись за каким-то тюком, где ее никто не видел, Эллен спустила штаны и поняла, что кровь идет у нее из промежности. Эллен стало страшно. Она смутно помнила о том, что у ее матери тоже были кровотечения, – та называла эту кровь «нечистой», – но почему сейчас кровь шла у нее, сколько это продлится и что же ей делать, Эллен не знала. Она чувствовала себя совершенно беспомощной. Что будет, если Гленна это увидит? Она сразу же поймет, что Эллен – девочка, и расскажет об этом Доновану. Тогда ее путешествие закончится, так и не начавшись. У Эллен на глаза навернулись слезы. Возможно, ее даже накажут за это и посадят в тюрьму, или же оставят в Нормандии на произвол судьбы. Ее бросало то в жар то в холод, а боли в животе еще усилились.

И тут перед ней возникла Роза. Она взглянула на обнаженный пах Эллен и увидела, что там, где у мужчин находится член, у Эллен ничего нет кроме небольшого количества волос.

– Ух ты! Да ты же не мальчишка! – заявила она. – И что, это у тебя первый раз месячные? – поинтересовалась девушка.

Эллен молча кивнула и от стыда не могла поднять глаза.

– Я, наверно, пойду к Хэйзел, такие женщины в этом хорошо разбираются.

– Пожалуйста, не выдавай меня! – прошептала Эллен, умоляюще глядя на Розу.

– Не буду я тебя выдавать, у тебя же наверняка есть причины, если ты хочешь, чтобы тебя считали мальчишкой. Я просто скажу, что у меня первый раз месячные, так что не волнуйся. Что, больно?

Казалось, Роза больше знала о кровотечениях, чем Эллен.

– Живот болит.

Эллен, натянув штаны, так и осталась сидеть за тюком.

– Хэйзел дала мне пару кусков льняной ткани и показала, как их закреплять, – объяснила Роза, вернувшись. – Женщины в это время следят за тем, чтобы не садиться на юбку, иначе появятся пятна, но ты носишь штаны и гетры, так что тебе придется следить за тем, чтобы камзол прикрывал твои бедра, и старайся на него не садиться. Кроме того, ты должна достаточно часто менять повязки и стирать их, иначе будет ощущаться запах, – Роза протянула Эллен тряпки. – А вот тебе подорожник, пожуй пару листиков. Он помогает при болях. У тебя есть еще одни штаны?

Эллен кивнула.

– В моем мешке.

Она не способна была предпринять какие-либо действия и была невероятно благодарна Розе за помощь.

– Вот, надень их и отдай мне штаны с пятном. Я постираю их и тряпки, тогда на это не обратят внимания. Не бойся, никто ничего не заметит, – сказала Роза, вытащив из мешка Эллен штаны.

– Ты мне так помогла, спасибо тебе за это! – прошептала Эллен и положила сложенную ткань себе между ног. Чтобы тряпка не сползала, Роза завязала у нее на бедрах кусок ткани побольше – так, как это ей посоветовала сделать Хэйзел, а Эллен надела чистые штаны. «Вот бы Ллевин это видел», – подумала она и с трудом подавила истерическое хихиканье.

Роза сразу же вошла в роль ангела-хранителя Эллен, и та была благодарна ей за дружеское участие.

– Ну что, тебе лучше? – спросила через некоторое время Хэйзел у Розы, которая в первый момент не поняла, о чем идет речь.

– Мне? Да я никогда не чувствовала себя лучше!

– А вот мне подорожник тоже всегда помогает, а на Тиру – Хэйзел мотнула головой в сторону своей подружки – на Тиру он совершенно не действует. Это у каждой по-своему.

Только сейчас Роза поняла, в чем же, собственно, дело.

– Я тебе действительно очень благодарна. Боли были просто ужасные. Но сейчас я снова себя хорошо чувствую! – солгала Роза, и глазом не моргнув.

– Если тебе снова станет плохо, приходи ко мне. У меня еще есть подорожник.

– Спасибо, – пробормотала Роза.

– Ладно, пойду, пока мужчины себе всякого не понапридумывали, – сказала Хэйзел, многозначительно улыбнувшись. – Мы завсегда с Тирой как мимо них проходим, так они начинают свистеть, облизывать губы или отпускать шуточки всякие. А ты девушка приличная, так что с тобой они по-таковски обращаться не должны.

– А почему ты этим занимаешься? – поинтересовалась Роза.

– Да я ж ничего больше и не умею-то! – Хэйзел равнодушно пожала плечами. – У меня и мама, и бабушка этим занимались, и сама я родилась в веселом доме. Больше я ничему не научилась, так что выбора у меня особого и не было.

– А скажи, все мужчины такие?

– Почти все, – сказала Хэйзел, взглянув на поручни. – За нами не ухлестывают только этот Уолтер Мап и Элан. По-моему, они хорошие. И по-моему, парнишка на тебя глаз положил.

– Мы с ним только друзья, больше ничего, правда!

– Ты, главное, не сдавайся, все у вас еще получится! – Хэйзел показалось, что в голосе Розы прозвучало разочарование, и она ободряюще потрепала девушку по плечу.

На четвертый день плавания Эллен подошла к поручням и стала рядом с Уолтером. Ей нравились его веселость и вежливая манера обращения.

– Ты заметил, как на тебя Роза смотрит? – Уолтер приобнял Эллен за плечи и приблизил свое лицо к ее уху.

– Это ты о чем?

Эллен не понимала, на что он намекает.

– Она в тебя влюбилась и бегает за тобой, как дьявол за душой грешника, дорогой мой Элан. Она за тобой постоянно наблюдает, – прошептал он ей. – Вон, смотри, она опять следит за тобой.

Эллен рассмеялась. Роза была ее единственной подругой, и вчера они снова полночи проболтали.

– Ox, Мап, у тебя буйная фантазия!

Уолтер приподнял брови.

– Если тебе нужен мой совет, объяснись с ней – конечно, если ты ничего от нее не хочешь. Отвергнутая любовь порождает самую сильную ненависть! Поверь мне и не забывай мои слова.

– Все не так, как ты думаешь. Правда. Между нами только дружба, – ответила Эллен, уверенная в своей правоте.

– Ну как знаешь! – Уолтер стал смотреть на море. Казалось, он немного обиделся, но уже через мгновение возбужденно указал Эллен на горизонт. – Вон, смотри! Это берег Нормандии. Видишь устье реки? Там Сена впадает в море. Мы поплывем вверх по течению до Танкарвилля, – объяснил он.

Эллен посмотрела на восток. Хотя дул попутный ветер, корабль поднимался по Сене медленнее, чем ожидала Эллен. Она с нетерпением глядела на берег, куда они вскоре должны были высадиться. Старый норманнский моряк пробежал на другую сторону палубы и перевесился через перила.

– Он что, с ума сошел? – От удивления Эллен приподняла брови и посмотрела на Уолтера.

Он был единственным англичанином, который умел говорить по-французски, и поэтому знал обо всем, что происходило на борту. Мап, рассмеявшись, покачал головой. В этот момент небритый моряк с огрубевшим от ветра лицом приложил руки ко рту и что-то крикнул кормчему, а потом перебежал на другую сторону палубы и снова перевесился через перила.

– Боже, да что же он такое делает?

– Моряки говорят, что в Сене мелей больше, чем звезд на небе. – Уолтер ухмыльнулся. – Если он не будет следить за этим, то наше путешествие закончится прежде, чем мы дойдем до Танкарвилля. – Мап прочитал на лице Эллен полное непонимание происходящего. – Этот моряк перевешивается через поручни, чтобы ему удобнее было смотреть. Он должен быть очень внимательным, чтобы корабль не сел на мель. Вон, видишь, рядом с ним стоит молодой матрос?

– Ну, ясное дело, вижу, я ж не ослеп, – сказала Эллен, удивившись, откуда в ней взялось столько раздражения.

– Этот старик, скорее всего, начинал точно так же, глядя из-за плеча опытного моряка. В злачных местах портовых городов моряки не только пьют, но и обмениваются опытом. От других матросов и из собственного опыта он знает о расположении мелей в русле Сены, и определяет их по ландшафту, береговой линии и цвету воды, поэтому он так внимательно все осматривает.

– Скажи, а откуда ты все это знаешь? – с изумлением спросила Эллен.

Польщенный, Мап улыбнулся.

– Не все такие молчуны, как ты. Кроме тебя мне все рассказывают, что у них на душе.

Эллен больше ничего не сказала и стала задумчиво рассматривать чужую землю на правом и левом берегах реки. Почва была темно-коричневой и казалась сочной, а в ярко-зеленой траве на лужайках виднелись бесчисленные пестрые цветы. Увидев это, Эллен захотелось поскорее ощутить под ногами землю.

– Боже, как же мне надоела эта качка! – простонала она. Уолтер удивленно взглянул на девочку.

– Только не говори мне, что у тебя в конце путешествия началась морская болезнь! Ведь качки сейчас уже почти нет.

– Что за чушь, со мной все в порядке. Просто хочется уже побегать по земле, – грубо отрезала она.

На берегу стояли откормленные пятнистые коровы с огромными глазами и удивленно наблюдали за проплывавшим мимо кораблем.

– Ух ты, только посмотри, овцы! И ягнята! – восторженно закричала Эллен, показывая на противоположный берег.

– Слушай, Элан, я уже начинаю беспокоиться о твоем душевном здоровье. Овцы сожрали в Англии половину травы, так почему, скажи Бога ради, ты удивляешься при виде этих совершенно обычных овечек?

– Но когда грузили корабль, на борт заводили овец, – смущенно сказала Эллен. – Я думал, в Нормандии овец нет.

– Ах, вот оно что! – Уолтер кивнул, ухмыльнувшись. Эллен злило то, что она так мало знает о Нормандии.

– У английских овец лучше шерсть, и ее больше, чем у овец, которых разводят в других странах, поэтому норманны перевозят наших овец к себе, чтобы их там разводить. Но почему-то овцы в Англии все равно лучше. Я думаю, это связано с особым кормом. – Мап на мгновение задумался. – А может быть, причина в английской погоде…

Он еще не довел свою мысль до конца, когда его прервал ткач, незаметно подошедший к ним.

– Это все потому, что англичане лучше умеют пользоваться ножницами. Кроме того, они постоянно молятся своим святым, а я уверен, что помощь Господа в таком деле не помешает! – сказал ткач, гордо глядя на них.

Уолтер задумчиво кивнул, а Эллен была рада тому, что он над ней больше не смеется. Девочка залюбовалась вечерним небом и равниной, простиравшейся, сколько хватало взгляда. Хвойные и лиственные леса сменялись пастбищами и лугами, перемежающимися огромными цветущими яблоневыми садами. Весенний ветер срывал нежные розовые лепестки, и они кружили в воздухе, словно тысячи снежинок. «Нам тут будет хорошо», – радостно подумала Эллен.

– Эй, смотрите, вон, это он! Танкарвилль! – закричал кто-то на палубе.

Эллен с любопытством всмотрелась вдаль. Она увидела роскошный замок, возвышающийся на плоской скале, которая выдавалась в Сену. С двух сторон скалу омывала река, защищая крепость от врагов. Светлые камни крепостной стены серебристо отсвечивали в лучах вечернего солнца. На скале виднелись бесчисленные хижины, казалось, пытавшиеся взять крепость штурмом, и все же от этого пейзажа веяло умиротворением. В небольшой бухте под замком стояли два больших торговых корабля и множество рыбацких суденышек. Берега Сены в этом месте по обе стороны от скалы поросли густым лесом. Наверняка там водилось много дичи, а значит, было раздолье для охотников – как рыцарей, так и простых людей Танкарвилля.

Все путешественники столпились на палубе, чтобы полюбоваться своей новой родиной. Каждый из них привез сюда свои надежды и страхи, но теперь эти люди видели лишь красоту Танкарвилля и любовались им. На западе солнце окрасило небо в розоватый цвет, а выше пурпурные облака, словно нарисованные овечки, тянулись по голубому небу. Вскоре солнце окрасило небо над горизонтом в разные цвета, и лишь на севере небо было черным, угрожающим – надвигалась гроза.

Танкарвилль, 1162 год

Пока Донован занимался обустройством кузницы, Эллен гуляла в городе и в примыкавшей к нему деревне. Она наслаждалась летом и свободой, которая должна была закончиться, как только кузница будет готова. По приказу Фицгамлина к английским ремесленникам приходил деревенский священник, который учил их французскому языку. Эллен всегда убегала с этих занятий – в конце концов, он был слугой Божьим, а Бога не обманешь, поэтому Эллен боялась при священнике выдавать себя за мальчишку. Как бы то ни было, худощавому священнику с тусклыми карими глазами эти занятия были в тягость. Он нисколько не скрывал, что его коробит, когда чужеземцы издеваются над его красивым языком, пытаясь говорить в нос, подражая ему. Хотя Донован каждый раз выговаривал ей за это, Эллен нравилось наблюдать за работой норманнских ремесленников. К тому же так она учила язык намного быстрее, чем могла бы научиться у священника. Иногда она сидела возле колодца, наблюдая за служанками и пытаясь понять их глупую болтовню.

Но больше всего ей нравился большой сеновал, с которого была видна площадь, где пажей и слуг учили обращаться с оружием. Она могла бы вечно сидеть там, качая ногами и покусывая соломинку. Когда парни стояли неподалеку от нее, обсуждая свои тренировки, она прислушивалась, сосредоточиваясь на чужой речи. Так она очень быстро выучила французский, причем намного лучше, чем все остальные англичане, приехавшие вместе с ней. Да и произношение давалось ей легче, в отличие от других ее соотечественников, которым трудно было правильно произносить мягкие звуки чужой речи.

Роза, которая работала в кухне и не посещала занятий по французскому, очень быстро научилась объясняться жестами и великолепно находила со всеми общий язык. В обеденный перерыв она часто заходила за Эллен, и они садились в углу двора, наслаждаясь летним солнцем, болтали, смеялись и обедали. В харчевне Розе намекали, что молодой кузнец за ней ухлестывает. Роза уже заметила, что норманнские слуги расстраивались, когда Эллен за ней заходила. Они были уверены, что у англичанина намного больше шансов завоевать ее сердце. Розу это очень веселило. Она, по-детски радуясь, поддерживала эти слухи, иногда посылая Эллен на прощание воздушный поцелуй. И Роза, и Эллен вскоре стали чувствовать себя в Танкарвилле как дома. Вероятно, это произошло из-за того, что они были еще молоды и с надеждой смотрели в будущее.

Гленна, которая вначале боялась чужбины, теперь была очень довольна тем, что они переехали. Уильям Танкарвилльский предоставил им красивый дом и дал им рабочих и материал, чтобы его обустроить. В просторной гостиной с большим очагом стоял длинный дубовый стол с двумя лавками, а в углу на деревянных полках были сложены горшки, тарелки, кружки и бокалы. Но больше всего Гленна гордилась двумя роскошными креслами с высокими спинками и резными подлокотниками – такие имелись только в домах дворян. На второй этаж, где было две спальни, вела деревянная лестница. В одной спали кузнец и его жена, а в другой – подмастерья.

У Донована в кузнице было полно работы. Мастерская была оборудована двумя большими горнами – каждый из них был в два раза больше, чем те, с которыми он работал в Англии, – тремя наковальнями и двумя большими точильными кругами для длинных лезвий. В новой кузнице было достаточно места для мастера, двух-трех подмастерий и трех-четырех работников. Уильям Танкарвилльский настоял на том, чтобы кузница Донована была достаточно большой, – он хотел, чтобы у того было много учеников. Хотя Доновану было трудно представить себе, как он сможет научить местных бездарей, ему пришлось смириться, и вскоре он взял в ученики двоих молодых парней.

Старшего звали Арно. Он уже три года проработал в деревне у простого кузнеца, и у него, по крайней мере, были какие-то навыки в кузнечном деле, так что Доновану не пришлось начинать с нуля. И все же некоторые приемы Арно приходилось осваивать заново. При этом он, казалось, всегда помнил, какая это честь – работать с Донованом, он постоянно старался добиться похвалы мастера. Эллен очень огорчило то, что Донован не заставил его проходить испытание с заготовками. При этом Арно был красивым парнем с карими глазами и изогнутыми бровями. Он осознавал свою привлекательность для женщин и охотно этим пользовался, что Эллен очень не нравилось.

Второй парень, Винсент, был немного моложе Арно. Он должен был помогать Арту. Винсент был силен как бык, у него были глубоко посаженные глаза и чрезмерно широкий нос. Он восхищался Арно и с детским восторгом бегал за ним повсюду, как собачка. Арно его презирал, но милостиво позволял ему любоваться собой, потому что ему это льстило.

Эллен старалась избегать Арно вне кузницы, потому что не доверяла ему. Единственной выгодой присутствия обоих парней в кузнице для Эллен было то, что Донован уделял ей теперь больше внимания.

Чем лучше она узнавала этого кузнеца и его манеру работы, тем больше уважала его и уже давно простила Доновану его грубость. Эллен поражало его умение работать с железом. Если большинство кузнецов сильными размашистыми движениями придавали железу желаемую форму, то Донован обрабатывал металл легкими, почти нежными прикосновениями, словно мать, с любовью похлопывающая ребенка, чтобы рассмешить его. Эллен не могла насмотреться на то, как он работает, и была убеждена, что только с его особым, глубоким пониманием материала, можно придать железу такую идеальную форму, какой добивался Донован.

Хотя девочке нравилось каждое мгновение, проведенное в кузнице, она очень любила и воскресенья, когда они все вместе шли в церковь и после службы болтали с другими англосаксонскими ремесленниками. При хорошей погоде все часто рассаживались на траве и обедали вместе. В таком случае Эллен садилась рядом с Розой, и девочки болтали и смеялись. При этом Эллен особенно приходилось следить за тем, чтобы никто не догадался, какого она пола.

Теперь чувствительные крошечные бугорки на ее груди превратились в две заметные округлости. Хотя она старалась сутулиться, у нее все чаще возникало ощущение, что люди начали на нее коситься. Однажды в воскресенье она сидела одна в комнате. Сняв камзол, она расправила плечи, выпятив грудь вперед.

– Да, надо что-то с этим делать, – пробормотала она, нахмурившись.

Внезапно она услышала топот на лестнице, и в комнату вбежал Арт. Эллен поспешно отвернулась и сделала вид, что перестилает кровать. Ничего не заметив, Арт шлепнулся на кровать и через секунду уже спал. Как всегда, он выпил слишком много сидра и теперь громко храпел. Облегченно вздохнув, Эллен тоже легла, но заснуть ей удалось с трудом, а во сне она беспокойно металась.

Среди ночи она подскочила на кровати. Ей приснился кошмар – будто ее груди выросли до огромных размеров и ей приходится нести их перед собой, поддерживая руками. Эллен огляделась. Было еще темно, и только лунный свет проникал в комнату сквозь крошечное окошко. Убедившись, что Арт спит, Эллен села на кровати, сняла рубашку и ощупала свои груди. Конечно, они были не такими огромными, как в ее сне. Девочка отвела плечи назад, гордясь своей фигурой, но это чувство сразу же испарилось – она не сможет долго скрывать свои женские формы. Что же ей делать? Совсем недавно она довольно удачно приобрела большой кусок льняной ткани. Она хотела сделать из него прокладки для нечистых дней, но еще не занялась этим. Почему бы ей не использовать часть ткани, чтобы перевязать грудь? Эллен вытащила ткань из-под соломенного матраса и развернула ее. Ножом она сделала надрез на ткани и разорвала ее по всей длине, получив полоску шириной в четыре ладони. От резкого звука Арт всхрапнул и затих. Испугавшись, Эллен мысленно выругала себя – она забыла надеть рубашку и сидела на матрасе голая. Дрожа от холода, она взяла льняное полотно и как можно туже затянула грудь. Затем она замахнулась правой рукой, но тут же опустила ее и грустно покачала головой – так работать она не сможет. Девочка ослабила повязку, чтобы иметь возможность дышать полной грудью и поднимать руки. Так было уже лучше.

Утром она снова перевязала грудь. В начале дня двигаться ей было трудно, но затем она привыкла к повязке, однако вечером заметила, что повязка сползла, очутившись на ее бедрах. Извинившись, Эллен вышла из мастерской.

В течение следующих дней она тренировалась перевязывать грудь так, чтобы повязка не сползала, и в конце концов ей это удалось. После этого кошмары, в которых присутствовали огромные груди, ее уже не мучили.

Арно постоянно над ней посмеивался, говоря, что Элан слишком часто бегает в туалет, как девчонка. Эллен даже испугалась, что он мог что-то заподозрить.

Она стала еще больше материться, чаще плевала на землю и демонстрировала типично мужской жест, хватая себя за промежность, чтобы в нечистые дни проверять, на месте ли льняная тряпка. Несмотря на это, она постоянно боялась, что ее тайна раскроется.

В ноябре местность, где они жили, окутывали туманы. Иногда тяжелая влажная дымка непроглядной пеленой висела над Танкарвиллем с предрассветных сумерек до самой ночи. Временами туман начинал развеиваться, давая надежду на солнечный день, но уже вскоре от Сены опять наползала сырость и холодными пальцами сжимала сердца людей. По утрам туман был тяжелым и густым, будто свинец, но к полудню он поднимался в небо, словно шелковый платок, который легкий ветер нес под облаками. В один из таких дней Эллен, впервые за несколько недель, пошла в замок.

Прямо рядом с открытыми воротами на пеньке стоял мальчик. Пенек был невысоким и недостаточно широким для того, чтобы мальчик мог полностью поставить на него обе ступни. Мальчик был высоким и сильным – года на два старше Эллен. Он стоял, вытянувшись в струнку и не шевелясь, и невидящим взглядом смотрел вперед. Ладони он сложил за спиной и держал в них маленький, но достаточно тяжелый мешок с песком. Эллен не обратила на мальчика особого внимания – скорее всего, он стоял там с ночи. Из разговоров мальчишек Эллен знала, что это одно из многих испытаний, которые должен пройти каждый паж, прежде чем стать оруженосцем. Среди ночи такого пажа без предупреждения будили и приказывали ему встать на пенек. Уставший, измученный холодом и сыростью, испытывая боль в руках от веса мешка с песком, бедный паж должен был выстоять там до обеда. Это удавалось не всем. Некоторые сдавались раньше, и это было позором. Те, кто стоял там до полудня, не только мучились от напряжения в руках, у них также подгибались колени, а больше всего страданий доставлял переполненный мочевой пузырь. Некоторые мочились прямо там, а после этого так замерзали, что им приходилось покидать свой пост. Другие плакали, а затем спрыгивали с пенька и под всеобщий хохот любопытствующих бежали к ближайшим кустам, чтобы там облегчиться.

Когда после полудня Эллен снова проходила мимо парнишки, он все еще стоял на пеньке. Девочка удивилась. Каштановые волосы мальчика спадали ему на лоб, а глаза были такими синими, словно в них отражалось небо. Только теперь она заметила, какой гордый у него вид. У него был ясный взгляд, а руки, в которых он по-прежнему сжимал мешочек с песком, совсем не дрожали. Он спокойно стоял на месте и глядел вдаль.

Вокруг него собрались пажи и оруженосцы – им хотелось не пропустить момент, когда же он наконец-то сдастся.

– Гийом упрям как осел. Он вбил себе в голову, что должен выстоять до захода солнца, – сказал низкорослый темноволосый оруженосец с широкими плечами. В его голосе звучало уважение. – И все же я побился об заклад, что ему это не удастся. В конце концов, уже ноябрь, и ночи не очень-то теплые. Но когда я смотрю, как он тут стоит… – паренек потер указательным пальцем о большой, – то чувствую, как богатство уплывает из моих рук. – Вздохнув, он ухмыльнулся.

– Пф-ф-ф! Все равно он просто задавака! – презрительно бросил другой мальчишка.

– А ты бы вообще помолчал. Это ты ему просто завидуешь. Я вот припоминаю, что ты до обеда не дотерпел! – приструнил первый мальчик второго.

– Слушайте, парни, у него небось пузырь, как у быка, – сказал совсем молоденький розовощекий оруженосец, который, очевидно, сам не так давно проходил испытание. В его голосе звучало изумление.

Все остальные закивали и с облегчением засмеялись – в конце концов, не им приходилось там стоять.

Эллен подумала о том, зачем нужны такие испытания и что же заставило молодого пажа стоять там так долго. Положенный срок он уже отстоял, и никто не сказал бы ему и слова, если бы он сейчас покинул пенек. Что же заставляло его стоять там и дальше?

– Если уж Гийом что-то задумал, то он выполнит это наверняка, что бы ни случилось. Раз он сказал, что достоит до захода солнца, значит так и будет, – сказал один совсем маленький паж другому.

Похоже, Гийом, который был всего на пару лет старше этого парнишки, стал для него героем.

Эллен покачала головой. «Все эти геройские выходки – лишь разбазаривание времени и сил», – подумала она и пошла на встречу с Розой.

Роза уже с нетерпением ждала ее в назначенном месте.

– А вот и ты! Слушай, а почему у тебя под глазами темные круги? Ты что, опять плохо спала? – обеспокоенно спросила Роза.

– Ну конечно же, я спала, но вот плохо ли? Да нет, в общем-то, не плохо.

Роза высоко подняла брови и с любопытством взглянула на подружку.

– А-а-а-а, ты наверняка не спала, а мечтала о любовнике! Неудивительно, что у тебя такой сонный вид, – стала подтрунивать она, а потом рассмеялась.

– Ну что за чушь: «Любовник, любовник!» Я спала, и мне снилось, что я работаю! – грубо отрезала Эллен.

– Ой, ну прости, пожалуйста! – Роза отвернулась, чтобы Эллен не заметила, что она закатила глаза от возмущения.

– Мне уже несколько дней снится один и тот же сон, – начала рассказывать подружке Эллен. – Иногда я вообще не хочу просыпаться, потому что во сне я чувствую себя такой счастливой! Мне снится, что я знаменитейший кузнец! Даже Донован мной гордится, потому что рыцари приезжают ко мне издалека, чтобы купить выкованные мною мечи. И вдруг во сне я слышу звон фанфар! Это сам король! Он приехал, чтобы я сделала для него меч. И в тот самый момент, когда меня переполняет счастье, я просыпаюсь. На мгновение мне кажется, что в жизни все так, как во сне. Но потом я постепенно понимаю, кто я, встаю и заматываю себе грудь.

Роза не знала, как утешить подругу.

– Но ты же не можешь вечно притворяться, будто ты мужчина. Когда-то тебе придется отказаться от этого. – Материнским жестом девочка погладила Эллен по щеке. – Вот оно что! Я придумала! – воскликнула она, и ее лицо посветлело. – Если ты будешь женщиной, ты не сможешь руководить кузницей, правильно?

– Да, не смогу.

– Ну так выходи замуж за кузнеца. Если ты будешь его женой, ты сможешь у него работать! – Роза радостно взглянула на Эллен, но та лишь покачала головой.

– Да я и сама об этом думала. Но ведь это не выход. Я хочу быть кузнецом в собственной мастерской и командовать всем сама, а не быть подмастерьем у своего мужа. И для этого мне не надо учиться сейчас у Донована. То, что должен уметь простой подмастерье, я уже и так освоила. Или ты что, думаешь, что какой-то мужчина позволит жене быть лучше него?

Роза помотала головой.

– Нет, я так не думаю.

– Ну вот видишь! А я хочу, чтобы было именно так. Я хочу быть лучше, чем все остальные. Я знаю, что когда-нибудь смогу стать великим кузнецом. Я это чувствую! – В голосе Эллен звучали решимость и упрямство.

– А я предпочитаю себе жизнь не усложнять. Вот выйду замуж за какого-нибудь мельника и стану печь из его муки лучшие в мире пироги, а еще готовить паштеты, – сказала Роза и, запрыгав на одной ноге, радостно потянула Эллен за собой. – Пойдем, посмотрим на тренировки, и тебе сразу станет лучше.

– С каких это пор ты интересуешься тренировками? – Эллен удивленно взглянула на нее.

– Ну, положим, не тренировками, а оруженосцами! – Роза рассмеялась, немного покраснев.

– Вскоре стемнеет, и они прекратят тренироваться, потому что будет плохо видно. И тебе, кстати, тоже! – У Эллен явно улучшилось настроение.

По пути к площади девочки прошли мимо крепостных ворот.

– Слушай, он до сих пор там! – пробормотала изумленная Эллен, увидев, как Гийом все так же гордо стоит на пеньке.

– Нет, он не в моем вкусе. И черты лица у него какие-то грубые. Мне больше нравятся хорошенькие мальчики. Как, например, вон тот. – Роза смущенно указала на слащавого вида парнишку ее возраста.

– По-моему, его зовут Тибалт, – заговорщически шепнула подруге Эллен.

– Да уж, это имя я запомню, – хихикнув, сказала Роза.

Танкарвилль, лето 1163 года

Лето было холодным. Последние несколько дней небо было затянуто тучами, постоянно шел дождь. Дождливый июнь, который никак не хотел становиться солнечным, нагонял на Эллен печаль. А тут еще у Розы не было времени на подругу – ей приходилось много работать, потому что в замке ждали гостей. Эллен скучала. Она решила прогуляться до площади, но было воскресенье, и оруженосцы не тренировались. Когда она уже хотела пойти обратно в кузницу, то услышала разговор двух оруженосцев, которые проходили мимо: по их словам, один из мастеров фехтования искал какого-нибудь мальчишку из деревни, который должен был нападать на оруженосцев с длинной палкой. Мальчишки расхохотались и стали обсуждать, как всыплют деревенскому наглецу, если тот посмеет бросить им вызов. Дальше Эллен слушать не стала, а сразу же бросилась бежать. Она работала у Донована уже больше года, и давно знала, что на самом деле он добряк. Он просто должен разрешить ей попытаться это сделать! Эллен еще никогда не сражалась с палкой, но дело было не в самом сражении, и не в пенни, которое обещали заплатить в случае победы. Эллен хотелось попасть на площадь, чтобы вблизи изучить приемы фехтования на мечах. Девочка втайне надеялась, что, если она проявит достаточную ловкость, то ей позволят обучаться приемам боя на мечах вместе с оруженосцами. И тогда она сможет делать оружие еще лучше.

Эллен принялась уговаривать Донована, уверяя его, что это совершенно не опасно, потому что мальчики тренировались с деревянными мечами. Кузнец был не в восторге от ее затеи, но все-таки дал свое согласие на это, и на следующий день Эллен пошла на тренировку.

Наставника оруженосцев сэра Ансгара называли Уром, что по-норманнски означало «медведь». Эллен задумалась: дали ли ему это имя родители, зная, каким сильным он вырастет, или, наоборот, Ур стал таким сильным, чтобы оправдать свое имя? Мысль о том, что это может быть не имя, а прозвище, в голову девочке не пришла. Ур был высоким и сильным, как и все мастера меча, но при этом казался неуклюжим. Возможно, из-за этого его немного недооценивали. Ур был хитрым, грубым и, вопреки ожиданиям, поразительно быстрым. Ему нравилось изматывать молодых оруженосцев, пока те не падали, обессиленные, на землю. Он наслаждался страхом мальчишек. Ур был хладнокровным, расчетливым воином и поразительно хорошим тактиком. Так как мальчишки боялись его, как дьявола, они внимательно его слушали, и старались сделать все, чтобы он был доволен. В результате они быстро всему учились. Эллен тоже боялась Ура. В конце концов, она впервые сражалась с пажами, и у нее не было ни малейшего представления о том, как обращаться с палкой.

– Ты так размахиваешь этой штукой, словно хочешь разогнать стадо свиней. Ты должен обращать внимание на все вокруг! – возмутился Ур и, подбежав к Эллен, напал на нее.

Его меч был настоящим, и он быстрыми ударами изрубил ее палку в мелкие щепки. Мальчишки-пажи развлекались – на этот раз не они были мишенью для его нападок.

– У нас тут не девичник, и мы не вышивать собрались! – заорал на нее Ур.

Эллен вздрогнула. Неужели она как-то выдала себя? На мгновение девочку охватила паника.

Ур вырвал остаток палки у нее из руки с такой силой, что она чуть не упала.

– Либо старайся и не лови ворон, либо убирайся отсюда. За пенни я могу найти себе парня попроворнее.

Эллен постаралась принять как можно более мужественный вид.

– Да, сэр, я буду стараться, – гордо заявила она.

Ур заставлял мальчишек – одного за другим – нападать на Эллен. Девочке пришлось нелегко. От ярости и боли у нее слезы наворачивались на глаза, когда она раз за разом падала на землю. Единственным, кто дружелюбно протянул ей руку и помог встать, был Тибалт – мальчишка, который так понравился Розе. У него были песочно-желтые волосы, которые на норманнский манер были подстрижены «под горшок». Она заглянула в глубину его карих глаз с золотистыми искорками. Тибалт, должно быть, заметил предательски блеснувшие слезы в глазах Эллен и прошептал ей:

– Ур нас тут уже всех довел до отчаяния, так что выше голову. Не доставляй ему удовольствия видеть, как ты плачешь.

Эллен с благодарностью взглянула на мальчика и кивнула. Хотя она старалась взять себя в руки, все же слезинка скатилась по ее щеке. Она поспешно отерла ее рукавом, чтобы никто этого не увидел.

После того как она встала, Тибалт выпустил ее руку и взглянул на нее с неожиданным раздражением, а затем развернулся и отошел.

Когда Эллен на следующий день снова пришла драться, Тибалт начал громко ее дразнить.

– Слушай, почему ты надо мной издеваешься? Я думал, мы можем стать друзьями, – с возмущением спросила она у Тибалта, когда пришла его очередь на нее нападать.

– Друзьями? – Тибалт выплюнул это слово, будто гнилую вишню. – Нет уж, друзьями нам не быть. Тебе тут не место, так что давай вали отсюда!

Словно сумасшедший, он набросился на Эллен с деревянным мечом в руке прежде, чем та встала в стойку. Конечно, это было против правил, и Ур должен был призвать своего воспитанника к порядку, но он этого не сделал. Тибалт бросился на Элен с такой яростью, что той пришлось уклоняться, и она потеряла равновесие. Мальчишка, не удержавшись на ногах, свалился на нее. Их лица сблизились, и она увидела его широко распахнутые глаза, ставшие почти черными. Через мгновение он поднялся, оставив Эллен лежать в пыли, и отошел, больше не обращая на нее внимания. Встав, Эллен бросила гневный взгляд на Ура, ничего не сказавшего Тибалту, и молча ушла с площади.

* * *

Тибалт тоже ушел с площади. Со злостью чеканя шаг, он вышел за ворота и пересек полянку. Небо было затянуто тяжелыми серыми облаками, а воздух был горячим и душным. Наверняка вскоре будет гроза. Тибалт то пускался бежать, то замедлял шаг, и в конце концов сел на ствол дерева, упавшего на опушке леса. Сердце по-прежнему выскакивало у него из груди, и мальчика разрывали противоречивые чувства ярости и страха. Что-то с этим Эланом не так. Слишком уж он… привлекательный! Тибалт не мог понять, что с ним случилось. Когда он лежал на Элане, вдыхая его сладкое, пахнущее медом дыхание, он почувствовал, как кровь закипает в жилах!

– Ну что за чушь! Я не могу в него влюбиться! – вслух сказал он и испугался хриплого звука собственного голоса.

«Элан – парень, как и я, – попытался он успокоить себя. – А парни хотят спать с женщинами, так того требует природа». Тибалт чувствовал, как холодный пот стекает у него по вискам. Он, конечно, слышал о всяких извращениях, но… И почему этот дурак не остался в своей Англии?

В пыли у своих ног Тибалт увидел двух черных жуков с желтыми полосками на спине. Один жук лежал на другом, и они спаривались, ползая по кругу. Тибалт немного понаблюдал за ними, а затем безжалостно раздавил их ногой.

– Это противоестественно! Господи, спаси и сохрани! Это противоестественно… – пробормотал он, забыв о жуках.

«Это чушь, все это чушь», – раздраженно подумал он. В конце концов, он знал, как обращаться с девчонками. Осчастливил же он двух служанок! Они постоянно хихикали, краснея, когда он улыбался им, и смотрели ему вслед, когда он проходил мимо. Одна была немного старше его, и с ней никаких сложностей не возникло. С другой ему пришлось немного поднапрячься, но тем слаще было ощущение полной и безраздельной власти, когда ему удалось лишить ее девственности. Понятно, что для него это значило намного меньше, чем для нее, но ведь он же был мужчиной! И как мужчина он мог всем распоряжаться.

Но почему же у него так бешено бьется сердце? Тибалт попытался вспомнить, чувствовал ли он что-либо подобное с девушкой, и пришел к выводу, что девушки не вызывали у него таких эмоций, он просто использовал их для удовлетворения своих телесных потребностей.

Тибалт твердо решил проверить себя и стал думать о каждом паже и каждом оруженосце в замке, чтобы узнать, будут ли мысли о них вызывать в нем противоестественные чувства. Он немного успокоился, установив, что это не так. Но тут он вспомнил об Элане – как тот лежал на земле под ним, о его зеленых – таких зеленых! – глазах, блестящих от слез. Сердце у Тибалта сразу же забилось чаще, во рту пересохло, он ощутил странное, противоестественное возбуждение.

– Парень, да еще и ревет! – презрительно прошипел он. – Ты мне за это заплатишь, Элан! – поклялся он, сжав кулаки. – Я буду бить тебя, унижать и гнать, пока ты не уберешься отсюда.

С этого дня Тибалт каждую ночь выходил из общей спальни, которую он делил с другими оруженосцами, и пытался изгнать из себя противоестественные мысли бичеванием розгами. Его преследовала невинная улыбка Элана, и он бил себя еще сильнее. При мысли об Элане его член наливался силой, и при каждом ударе розгами по плечам член дергался, а по телу Тибалта проходила волна наслаждения. И только когда кровь начинала стекать по его спине, Тибалт поддавался усталости и боли и шел спать. Но совесть продолжала мучить его из-за похотливых мыслей. Спина у него постоянно болела, напоминая ему об Элане, – ужасное, возбуждающее воспоминание. Иногда Тибалт боялся, что сойдет с ума от страсти к Элану, и за это ненавидел его еще больше.

* * *

Когда Эллен вечером не пришла ужинать, Донован вышел во двор. Эллен действительно была там и тренировалась с палкой. Донован подошел ближе.

– Что случилось, почему ты так сердит, Элан,?

Она со злостью ударила палкой об землю.

– Один из оруженосцев хочет меня доконать. Я этого вообще не понимаю. Сперва он был очень милым, а потом вдруг стал моим самым заклятым врагом. Он настраивает всех остальных против меня и дерется, нарушая правила. – Лишь с трудом Эллен удалось не заплакать.

– Палка – это оружие простолюдинов. Оруженосцы сражаются с тобой, чтобы потом вместе с рыцарями побеждать таких же, как ты. Подумай хорошенько о том, хочешь ли ты этого. Чем лучше ты будешь драться с ними, тем большему они научатся. Некоторые из них – будущие бароны и рыцари, а ты – кузнец. Не забывай этого.

Эллен почувствовала, что по-настоящему счастлива. Донован назвал ее кузнецом, а не подмастерьем или помощником кузнеца. Она знала, что он высоко ценит ее мастерство, но до сих пор он не произнес ни единого слова похвалы. И это одно-единственное, скорее всего, необдуманно брошенное слово, значило для нее больше, чем любые хвалебные речи.

– Ты никогда не будешь равным им, хоть они и нуждаются в нас, мы на них работаем, чтобы они смогли победить. Если мы не сможем делать им самые лучшие мечи, это сделают другие. Каждого человека можно заменить, каждого. И даже того оруженосца, который так тебя злит. Просто забудь о нем и не стой у него на пути. – Донован забрал у нее палку и бросил ее на землю. – Пойдем есть, тебе нужны силы на завтра. У нас еще много работы.

Эллен послушалась Донована. Она подумала о том, что он сказал, и после еды пошла за ним в кузницу.

– Вы правы, мастер, я больше не буду унижаться и не позволю им использовать себя. Глупо было думать, что я смогу научиться фехтованию на мечах.

Эллен не скучала за Тибалтом и его приятелями. Единственным, кто ей действительно нравился, был Гийом, хотя они еще не обменялись с ним ни единым словом. Во время испытания в прошлом году он действительно сошел с пенька только после захода солнца. Остальные оруженосцы невзлюбили его за это, к тому же ему завидовали, так как он был великолепным фехтовальщиком, быстрым, сосредоточенным и всегда честно дрался.

Когда Эллен пришла на площадь, чтобы сказать сэру Ансгару, что не будет больше драться, Гийом как раз отпустил Тибалту затрещину, потому что тот нечестно повел себя с другим парнем. Ур ничего не сказал Гийому, и, так как Гийом был старше, Тибалту, скрипя зубами, пришлось извиниться перед обиженным оруженосцем.

«Так ему и надо», – злорадно подумала Эллен и подошла к Уру.

– Ух ты! Слышали, парни, кузнец боится с нами сражаться! – Тибалт с сияющими от счастья глазами расхохотался, услышав заявление Эллен, и оруженосцы, стоявшие рядом с ним, начали свистеть.

Эллен не удостоила их даже взглядом и с гордо поднятой головой ушла с площади. Ей показалось, или Гийом одобрительно кивнул?

* * *

Через день Тибалт познакомился с Розой. Девушка была красивой, и ее длинные черные волосы блестели на солнце, как вороново крыло. Тибалт уже пару раз видел ее в сопровождении Элана, но сегодня она была одна. Наверняка у нее был выходной, ведь сегодня воскресенье, день Господень. Это судьба! Элан уже давно положил на нее глаз, возможно, они даже встречались! При мысли об этом Тибалт почувствовал укол ревности. Отбить у него эту девчонку… это будет великолепная месть! У Тибалта проснулся охотничий инстинкт. Он вежливо поздоровался с англичанкой и дружелюбно улыбнулся ей. Роза покраснела, скромно сделала книксен и улыбнулась ему в ответ. Тибалт ощутил триумф. Очевидно, она будет легкой добычей.

– Я хочу пойти прогуляться с лес. Пойдешь со мной? – Он галантно протянул ей руку, словно она была молодой дамой высокого происхождения.

Кивнув, Роза опять покраснела. Взяв его под руку, она гордо пошла рядом. Ее глаза сияли, взгляде любопытством порхал по его лицу. У Тибалта были правильные черты лица, красивый прямой нос и чистая кожа. Он наслаждался ее восхищенным взглядом и с удовлетворением подметил, что девушка смущенно отворачивалась, когда он смотрел на нее. Путь от замка был крутым и каменистым, и Роза в своих деревянных башмаках часто спотыкалась. Тибалт приобнял ее за талию и прижал к себе.

– Так ты не поскользнешься! – объяснил он, прижимая ее к себе сильнее.

Придя на лужайку, они уселись на пожелтевшую траву. Тибалт искоса поглядывал на Розу, собирающую последние цветы. В ее огромных глазах дикой косули застыл немой вопрос.

«Да, у него неплохой вкус, у этого мерзкого англичанишки», – с горечью подумал Тибалт, но в глубине души он был доволен тем, что Роза такая красавица. Месть Элану с этим восхитительным созданием будет намного слаще.

– Ты великолепна, ты знаешь это?

Сорвав травинку, Тибалт провел ею по шее девушки. Захихикав, Роза откинулась на траву.

– Я даже не знаю, как тебя зовут!

– Роза… – выдохнула она, ее голос дрожал.

– Роза… Тебе идет это имя.

Тибалт заглянул ей в глаза, а затем наклонился и нежно поцеловал в шею, прямо туда, где билась тонкая жилка. Роза закрыла глаза, по ее телу прошла дрожь, ресницы затрепетали. Тибалт коснулся указательным пальцем ее лба и провел им по ее восхитительному носу, а затем обвел кончиком пальца вокруг губ. Те слегка приоткрылись, и он вложил палец ей в рот, а затем провел им по ее подбородку, шее, осторожно спускаясь к груди. Роза учащенно дышала, а Тибалт чувствовал небывалое возбуждение. Он испытывал страсть к этой девушке. Он нежно ласкал ее твердое груди, четко вырисовывавшиеся под льняным платьем, а затем его рука спустилась ниже и оказалась у нее между ног. Роза тихо застонала, когда он прикоснулся к ее чреслам. Так как она все ему позволяла, он провел ладонью до самых лодыжек, а потом запустил руку ей под юбку и принялся ласкать внутреннюю поверхность бедер, пока не убедился в том, что возбуждение девушки уже достигло предела. Нежно, но в то же время настойчиво, он поцеловал ее и запустил свой жадный язык ей в рот, а его рука скользнула немного выше – к месту наслаждения. Он чувствовал ее влагу, и это было великолепно. Его страсть становилась все сильнее. Разве это не доказательство того, что все его противоестественные мысли – лишь ошибка? Когда он лег на нее сверху, он чувствовал страсть только к ней и желал только ее тела, тела Розы. Он вошел в нее резко, почти грубо, даже с отчаянием.

Когда они, совершенно истощенные, лежали рядом, девушка приподнялась и серьезно посмотрела на него.

– Я хочу тебя, Тибалт. Я хочу тебя снова и снова.

Ее прямота поразила его, но в то же время и польстила ему. Тибалт был доволен собой, ведь он только что доказал, из какого теста сделан. Роза была лучшим лекарством от его противоестественных чувств к Элану.

– Мы будем часто видеться, малышка Роза, я обещаю тебе это, – нежно сказал Тибалт.

После того как они расстались, Тибалт, самодовольно расправив плечи, пошел к приятелям и похвастался своим достижением. С этого момента он стал регулярно встречаться с красивой англичанкой. Она была нужна ему как противоядие, чтобы очистить свое сознание от мыслей об Элане. Ее тело, будившее в нем сильную страсть, дарило ему чувство покоя, ощущение, что все у него в порядке. С тех пор как Тибалт испытал его, он все реже прибегал к самобичеванию. И только когда он случайно встречал на улице Элана и видел его сияющие зеленые глаза, Тибалт вновь ощущал слабость. Когда же он был с Розой, то чувствовал себя непобедимым. Иногда ему даже казалось, что он любит эту девушку. Как бы то ни было, он вожделел ее, пусть она и не трогала его душу – на это был способен лишь Элан. Тибалт ненавидел это унизительное ощущение влюбленности и ненавидел за это Элана. Он готов был прибегнуть к любому средству, чтобы доказать свою силу. С каждым днем им все больше овладевали мысли о мести за те страдания, которые он испытывал. По ночам его часто мучили кошмары – в них он наблюдал за тем, как Роза и Элан совокупляются. Тогда он метался во сне, сходя с ума от ревности. Ему нравилось наблюдать за тем, как Роза предается наслаждению с другим мужчиной, в конце концов, он мог обладать ее телом, когда бы ни захотел. Но вот видеть Элана в чужих руках… это был ад.

Март 1164 года

В прошлом году, через несколько дней после того как Эллен отказалась от тренировок по фехтованию, Донован решил подарить ей меч. Этот меч не продавался, потому что лезвие вышло неудачным, но меч вполне был пригоден для тренировок. Вспомнив о своем учителе, постоянно говорившем о необходимости смирения, кузнец когда-то решил не продавать этот меч. Донован не пожалел об этом – если бы он продал меч, это стоило бы ему репутации, а возможно, и жизни. С тех пор Донован хранил этот меч как напоминание о своем чрезмерном тщеславии.

– Вот, это тебе. Понаблюдай за оруженосцами и запомни каждое из их движений. А затем можешь потренироваться в лесу. Хотя меч и не подходит для настоящего боя, так как при большой нагрузке лезвие может сломаться, он хорошо сбалансирован, и вес у него, как у настоящего, – подбодрил он Эллен. – Жаль, что у меня в свое время не было возможности поупражняться с ним.

Небольшая поляна, скрытая в зарослях леса, стала местом для ее тренировок. Деревья росли тут очень густо, так что издалека увидеть девочку было невозможно, и опасность разоблачения была минимальной. Она регулярно тренировалась здесь до зимы, но когда выпал первый снег, по следам ее легко можно было обнаружить.

Зимой оруженосцы освоили новую стойку для атаки, которая очень заинтересовала Эллен. Прищурившись на мартовском солнышке, девушка решила, что пора снова заняться тренировками. Чтобы меч не заржавел, она регулярно его полировала и смазывала маслом. И вот теперь она вытащила меч из сундука, где его хранила с позволения Донована, и пошла в лес.

Она стала в позицию, как это делали оруженосцы, поклонилась двум воображаемым противникам и приняла атакующую стойку. Девушка настолько увлеклась фехтованием, что замерла от неожиданности, когда в зарослях что-то треснуло. Она испуганно оглянулась.

Из тени деревьев медленно вышел Гийом.

Эллен нарушила много законов, так что вполне могла навлечь на себя гнев дворянина. Девушка ждала самого худшего. Застыв от ужаса, она не издавала ни звука.

– Элан! – Гийом кивнул вместо приветствия, встал за спиной девушки и взял ее за руку с мечом.

– Не дергай так резко рукой. Она должна подниматься выше, а вот плечи поднимать не надо, они должны быть опущены. Попробуй пронести атаку еще раз.

Он отступил на шаг и выжидающе посмотрел на нее.

От ужаса у Эллен сжался желудок. Возможно, он хотел поразвлекаться перед тем, как потащить нарушителя в замок, чтобы его там наказали. Эллен пыталась подавить страх и сделать так, как посоветовал Гийом.

Но Гийом, не сказав ни слова ни о мече, ни о правилах, которые она нарушила, поправил ее стойку и показал некоторые приемы. Каждый раз, когда он становился рядом с ней, она ощущала томление внизу живота.

– Ты давно не тренировался с нами, – отметил Гийом.

– Не хотелось, да и времени не было.

– Это и неудивительно, с такими, как Тибалт, тренироваться никакого удовольствия.

– Он меня ненавидит, и я даже не знаю почему. Сначала он был довольно милым, а потом… – Эллен прикусила язык.

Гийом не был ее другом. Нужно было следить за собой и не доверять посторонним.

– Ему еще многому нужно научиться, чтобы стать достойным дворянином, таким, как его отец, – презрительно сказал Гийом.

– Ты знаешь его отца? – с любопытством спросила она.

– Нет, я только слышал о нем, и такой репутации, как у него, Тибалт пока не заслужил.

– Ну, я понимаю, почему он не мог оставить сына при себе – учиться с ним, пожалуй, невозможно. А ты? Почему ты не учишься у своего отца? Что вы все такого натворили, что ваши семьи отослали вас прочь и заставили учиться у чужих людей?

Гийом согнулся пополам от смеха.

– Что мы натворили? Вот это вопрос! Я такого еще не слышал. Ты притворяешься, что тупой, или правда понятия не имеешь о том, что говоришь?

Эллен злобно взглянула на Гийома.

– Что ж тут тупого?! – возмутилась она. – Крестьянин учит своего ребенка, как обрабатывать поле и ухаживать за скотом. Столяр, плотник, ткач, кузнец или любой другой ремесленник учит своего сына тому, что знает сам, ведь его сын когда-то получит в наследство мастерскую отца. Разве рыцарь не должен учить сына, чтобы тот вырос честным и отважным?

Гийом перестал смеяться и серьезно посмотрел на Эллен.

– Собственно, ты прав. Честно говоря, я никогда об этом не задумывался. Пажей и оруженосцев учат по-другому. Мои старшие братья покинули дом задолго до меня, а затем настал и мой черед. – Гийом запнулся.

Эллен помолчала, ковыряя ногой влажную почву.

– Я ведь тоже англичанин, как и ты. Ты знал об этом? – Гийом перешел на английский.

Эллен молча отрицательно покачала головой.

– Я вырос в замке Мальборо. Мой отец лишился замка, и через год меня послали сюда. Я почти не помню отца – видел его слишком редко. И только лица моей матери и кормилицы навечно отпечатались в моей памяти. Ты когда-нибудь бывал в Оксфорде? Это недалеко от Мальборо.

Об Оксфорде она никогда не слышала, хотя название и напоминало Орфорд.

– А ты откуда родом? – дружелюбно спросил Гийом.

– Восточная Англия, – ответила она, пытаясь скрыть дрожь в голосе.

Гийом задумчиво кивнул.

– Тебе повезло, ты тут с отцом.

– Ты имеешь в виду кузнеца Донована? Он не мой отец.

Гийом удивленно взглянул на нее.

– Но ты же сам мне только что сказал, что вы всему учитесь у отцов?

– В моем случае это не так, – не вдаваясь в подробности, ответила Эллен.

– Ага. Наверно, сам что-то натворил! – Усмехнувшись, Гийом шутливо погрозил ей пальцем.

Эллен проигнорировала его слова. Гийом сел на большой камень.

– Мои предки были норманнами, но, знаешь, я англичанин, и останусь им навсегда. Ты не мечтаешь о том, чтобы вернуться?

– Нет. Если мне когда-нибудь захочется вернуться, я это сделаю. Сейчас мне здесь нравится.

«Наверное, нужно называть его не Гийомом, а Уильямом», – подумала Эллен. Она теперь немного расслабилась, потому что он ни словом не обмолвился о мече.

– Мне пора домой, – сказала она, увидев, что солнце уже садится.

Эллен забыла изменить голос, но, к счастью, Гийом этого, казалось, не заметил.

– Если хочешь, в следующее воскресенье мы можем еще потренироваться, если меня не отправят отсюда вместе с солдатами, – предложил он.

Казалось, для него было вполне естественным вместе с кузнецом фехтовать на мечах. В ответ Эллен лишь кивнула, боясь, что он поймет: ее голос вовсе не дрогнул, как у мальчишки, когда голос ломается.

– Я пойду по другой тропинке, лучше, чтобы нас не видели вместе, – сказал Гийом.

Подняв руку на прощание, Эллен повернулась и ушла. «Только не оборачиваться! Иначе он сразу же поймет, что я девчонка», – подумала она и весь путь до кузницы прошла не оборачиваясь.

На следующий же день она рассказала Розе о встрече с Гийомом.

– Я еще в жизни так не боялась! Ты только представь, что было бы, если бы он меня выдал…

Эллен рассказывала об этом подруге взахлеб, так что Розе сразу же все стало ясно.

– Не все о нем такого высокого мнения, как ты. Его называют обжорой, а еще говорят, что когда он не жрет, то спит.

– Это все происки завистников! Если бы ты только видела, как он дерется… – бросилась защищать Гийома Эллен.

– …то это ничего бы не дало, потому что я не смогу понять, хорошо он дерется или плохо. Тебе надо как можно скорее выучить пару новых ругательств и придумать несколько глупейших шуток, иначе он при следующей же встрече сообразит, что ты девчонка, да еще и влюблена в него!

– Роза! – Эллен с ужасом взглянула на подругу. – Да что ты такое говоришь?

– Слушай, я вижу то, что я вижу. Если ты точно так же, как сейчас, краснеешь, когда он рядом… – Роза показала Эллен язык.

– Ах ты ведьмочка! – С наигранной яростью Эллен бросилась на Розу и шутливо дернула ее за косу.

– Ну ладно, малыш, ладно тебе, – немного высокомерно осадила ее Роза.

Эллен это рассердило. От нее не укрылось то, что ее подруга в последнее время изменилась. Она уже давно подозревала, что Роза встречается с мужчиной, и ее обижало, что подружка ей об этом ничего не рассказывает.

Всю неделю до самого воскресенья Эллен была крайне рассеянна и делала в работе такие ошибки, каких раньше никогда не допускала. Донован был в ярости.

– Если тебе не интересно в кузнице, можешь найти себе занятие получше! – стал кричать он, когда в субботу она в очередной раз все сделала не так.

– Ага. А все всегда должно быть по-вашему, да? – задиристо спросила она. – Мне все всегда нужно делать только так, как вы это делаете.

Эллен знала, что глупо обвинять его в этом. Ее ошибка никак не была с этим связана, а упрек был глупостью и наглостью, что обидело Донована намного сильней, чем можно было предположить.

– Убирайся отсюда! Прочь из моей мастерской! – закричал он. Эллен бросила молоток возле наковальни и выбежала из кузницы, захлопнув за собой дверь. Она побежала в дом и, перескакивая через две ступеньки за раз, влетела в спальню и бросилась на матрас. Комната была настолько крошечной, что ее матрас был всего в паре шагов от места, где спал Арт. Ей никогда не мешало то, что Арт храпел, но вот его ночные занятия самоудовлетворением вызывали у нее все большее отвращение. Вначале она вообще не поняла, почему он почти каждую ночь ворочается и сопит, но затем она увидела, как он трет свой член, пока не кончит. Свое семя он вытирал грязной тряпкой, которую менял очень редко, и ее вид вызывал у Эллен приступы тошноты. Но этим вечером Арт все еще помогал в кузнице Доновану, и она была в комнате одна. Закутавшись в шерстяное одеяло, она заснула, думая о Гийоме.

Когда она проснулась на следующее утро, было уже светло. Арт встал раньше нее. Ни Гленны, ни Донована не было дома. Эллен съела кусок хлеба и сделала пару глотков сидра. Этот сладкий, немного шипучий напиток из яблок в Нормандии пили в любое время суток, а вот пива тут почти не было. По праздникам Гленна варила эль, и тогда к ним в гости приходили английские ремесленники, чтобы выпить с ними и поразвлечься.

Эллен радовалась, что этим утром она не попалась на глаза мастеру. Приведя себя в порядок, она пошла в церковь.

Она стояла в углу и на протяжении всей мессы думала только о Гийоме. Придет ли он на полянку? Почему он ее не выдает? Когда она думала о нем, то возникало странное ощущение, словно по ее венам текла не кровь, а сидр. Внезапно Эллен почувствовала на себе чей-то взгляд и оглянулась.

Недалеко от нее стояла Гленна, и взгляду нее был совершено чужой. В ее глазах читались и упрек, и немой вопрос. Должно быть, Донован рассказал жене о наглой выходке Эллен.

Конечно, это было некрасиво, но Эллен не хватило духу опустить глаза. Пускай это был и неудачный момент для самоутверждения, но Эллен тогда нисколько не сомневалась в своей правоте и стояла, расправив плечи. Заметив печаль в глазах Гленны, она отвернулась. «Если бы я действительно была мужчиной, тогда…» Элен не довела эту мысль до конца. Девочка опять повернулась, чтобы взглянуть на Гленну, но та молилась. Эллен подозревала, что Гленна в ней разочаровалась, и на мгновение она почувствовала себя маленькой и беззащитной девочкой. Донован мог просто выставить ее за дверь, а Гийом – выдать в любой момент. Тибалт ее ненавидел, а Ур, не раздумывая, готов был бросить ее на съедение собакам. Даже Роза в последнее время не нуждалась в ее обществе. Эллен задумалась, почему она с таким нетерпением ждет воскресенья, почему в последние дни кузнечное дело, ставшее для нее самым главным в жизни, вдруг отошло на второй план? Может быть, лучше вообще не идти в лес? Но если Гийом действительно ждет ее там, он может подумать, что она струсила. «Я все равно пойду туда», – решила Эллен, хотя и была уверена, что Гийом не придет. Сразу после службы она побежала в кузницу, стараясь не встретиться ни с Пленной, ни с Донованом. Она взяла меч и пошла в лес.

Когда она пришла на поляну, то увидела, что Гийом ее уже ждет. Ее сердце забилось сильнее, а в животе опять защекотало.

– Вот, я принес для нас два деревянных меча. У нас в оружейной их много. Никто и не заметит, что одного не хватает. Теперь мы можем, по крайней мере, тренироваться вдвоем.

Эллен удивленно взглянула на Гийома и кивнула. «И кто может понять этих мужчин?» – подумала она.

– Можешь показать мне свой меч? – вежливо спросил Гнйом, и Эллен протянула ему сверток.

Гийом осторожно развернул его и вытащил меч.

– Он не прошел закалку. Лезвие слишком хрупкое для настоящей битвы, – пояснила Эллен.

Гийом нахмурился.

– На вид вроде бы совершенно нормальный меч.

– Чтобы сталь закалилась, ее нагревают, а затем опус кают вхолодную воду. Это очень тонкий процесс. Иногда лезвие от этого становится ломким, и тогда им нельзя пользоваться. Но без закалки меч не выкуешь. Такое может случиться с любым, даже самым лучшим кузнецом. Я могу пользоваться этим мечом только для тренировок. Его нельзя брать на настоящую битву. Это слишком опасно, понимаешь?

– Хм-м… Думаю, да.

Они до самого вечера с упоением бились на деревянных мечах. Страх Эллен сменился восторженным уважением к Гийому за его мастерство и манеру объяснять самое главное.

– Зачем ты вообще этим занимаешься? Тебе никогда не будет позволено иметь меч, – сказал он, запыхавшись, когда они сделали перерыв.

– Неужели ты думаешь, что сапожник, который всегда ходит босиком, может делать хорошие башмаки?

Ее ответ удивил Гийома, потом он рассмеялся.

– Ты, несомненно, прав. Если подумать, ты сейчас уже здорово обращаешься с мечом, так что когда-нибудь сможешь стать отличным мастером мечей. – Гийом по-дружески похлопал Эллен по плечу.

– Да, именно этого я и хочу. Однажды я выкую меч для короля! – Эллен удивилась, как легко эти слова соскользнули с ее губ, но после того как она произнесла их, поняла, что именно это – ее цель в жизни. Возможно, именно поэтому ей постоянно снился тот сон!

– Я впечатлен. – Гийом шутливо склонился перед ней в поклоне. – Мои цели столь же возвышенны, как и твои. Я хочу стать рыцарем в свите короля. Я четвертый сын ле Марешаля, и я не могу рассчитывать ни на высокую должность, ни на лен, ни на деньги, нет прав даже на хорошую партию, но я уверен, что Господь укажет мне правильный путь, и однажды я получу все, о чем мечтаю: славу, честь – и благосклонность моего короля! – Глаза Гийома просветлели. Внезапно он хитро улыбнулся. – Но прежде чем добиваться этого, нужно хорошенько поесть – я умираю от голода. А если мы с тобой умрем, будет очень обидно, потому что паши планы не исполнятся.

Они оба сели возле ручейка в лесу и принялись уничтожать принесенную Гийомом еду.

Эллен уже совершенно забыла о том, что поскандалила с Донованом, и в хорошем настроении вернулась домой. Только встретив во дворе Гленну, которая взглянула на нее с упреком, девушка вспомнила о своих неприятностях. Смутившись, она опустила взгляд. Несомненно, она должна была извиниться перед Донованом сразу после посещения церкви. Эллен почувствовала, что кто-то на нее смотрит, и обернулась.

– А тебе чего надо? – буркнула она Арно.

– Кажется, у тебя неприятности со стариком. – Он даже не пытался скрыть торжествующую ухмылку. – Да уж, сегодня не хотелось бы мне оказаться на твоем месте!

Работая в кузнице первый год, Арно вначале тайно, а затем все откровеннее пытался выставить ее в неприглядном виде перед Донованом. Только после того как мастер устроил ему скандал по этому поводу, угрожая вышвырнуть его вон, Арно стал вести себя немного осторожнее. А теперь ему казалось, что он опять обрел почву под ногами.

– Да, пока я не забыл: мастер хочет видеть тебя в кузнице. Немедленно! – презрительно бросил он, указав пальцем на мастерскую.

Эллен прошла мимо Арно, толкнув его, когда он не уступил ей дорогу. С каждым шагом ее гордость испарялась, и она вошла в кузницу, понурив голову.

– Вы хотели со мной поговорить? – несмело спросила она. Донован стоял к ней спиной и, когда она заговорила, не обернулся.

– Нельзя было мне брать тебя подмастерьем, – горько сказал он. – Я с самого начала знал, что добром это не кончится. В первый же день ты показал свою заносчивость. Тебе не хватает почтительности. Но Гленна меня не слушала и говорила, что я должен непременно тебя взять. Так что это теперь ей наука.

Эллен всхлипнула. Если Гленна в ней тоже разочаровалась, значит плохо дело. Она молча глядела на пол, слушая Донована.

Только теперь он обернулся, с яростью протирая тряпкой лезвие меча, которое давно уже было чистым.

– Ты постоянно думаешь, что должен настаивать на своем, и пробуешь делать то, что не может получиться.

– Но… – хотела возразить Эллен, однако яростный взгляд Донована остановил ее.

– Ты не уважаешь старших, не считаешься с их опытом, а это для подмастерья самое главное.

– Вы ошибаетесь! – попыталась оправдаться Эллен.

Она никого так не ценила, как Донована, и обожала его за знания и умения, хотя и не могла выразить своего уважения словами.

– Ты опять мне перечишь! – закричал он.

– Простите меня, прошу вас, я ведь не хотел… – подавленно сказала она.

– Надо было просто вышвырнуть тебя из кузницы, в конце концов, я ведь ничего тебе не обещал. Ты сам знаешь, что попал ко мне по ошибке.

Эллен бросила на него разочарованный взгляд. Она же выдержала испытание! Донован обошел наковальню и посмотрел девушке в глаза. В его взгляде было столько холода, что у Эллен мурашки побежали по коже.

– Ты не очень-то силен, да и выносливости тебе не хватает. Единственное, что у тебя есть – это твой талант, – сказал Донован. – Ты понимаешь железо лучше всех, кого я знаю. В твоем возрасте я не обладал и половиной тех знаний, которые доступны тебе, у меня не было твоего таланта. Твое призвание – особенное, и это, Элан, единственная причина, по которой я тебя не вышвырнул сегодня. – Донован глубоко вздохнул – от гнева у него перехватило дыхание. – Если ты будешь стараться, когда-то из тебя получится самый лучший кузнец. И когда тебя спросят, кто был твоим учителем, ты скажешь, что это был Донован из Ипсвича. И тогда я буду тобой гордиться. Иначе и быть не может. – Донован подошел к ней, взял ее за плечи и встряхнул ее. – Это твой последний шанс, понимаешь? Не упусти его.

Эллен с облегчением кивнула.

– Я не знаю, почему ты на этой неделе был таким неуклюжим. Гленна считает, что все дело в той английской девушке, с которой ты встречаешься. Я тоже когда-то был молодым и знаю, что любовь делает с нами, мужчинами. Так что на этот раз я тебя прошу, но второго шанса у тебя не будет.

Танкарвилль, 1166 год

Со времени этого конфликта прошло два года. Больше скандалов у них не было. Эллен старалась работать еще больше, а Донован стал требовательнее, но после того разговора отношения между ними стали доверительнее.

Гленне казалось, что Донован относится к Элану как к собственному сыну. Она считала, что ее муж доволен, и от этого чувствовала себя счастливой.

Донован стал всегда посвящать Эллен в свои планы, когда собирался создавать новый меч. Он обсуждал с ней процесс выполнения работы, использование тех или иных материалов, этапы работ и сроки их выполнения, и все чаще позволял ей выполнять самые ответственные операции. Эллен старалась оправдать его доверие и чувствовала себя все увереннее.

Хотя кузнец часто заставлял ее работать дольше, чем Арно, и поручал ей самые сложные задачи, за выполнением которых всегда внимательно следил, Эллен все же удивилась, когда однажды Донован поручил ей самой изготовить меч. Приступать нужно было вскоре.

Донован указал ей на груду заготовок и предложил свою помощь, если, несмотря на его ожидания, она без него не обойдется. При этом говорил он ворчливее, чем обычно, хотя и смотрел на девочку доброжелательно, – он тщательно готовил Эллен к этому ответственному заданию.

Эллен знала, что справится, но все же от волнения у нее перехватило дыхание.

– А почему Элан, а не я? – возмущенно спросил Арно.

Он был старше, и опыта у него было на два года больше, чем у нее, но Донован считал, что ему еще нужно попрактиковаться, и сказал, что у Арно все впереди. Арно по-прежнему делал слишком много ошибок и еще не способен был изготавливать мечи сам. Он был очень тщеславен и обладал достаточной ловкостью, но такого таланта, как у Эллен, у него не было.

– Тупой норманнский щенок, – буркнул Донован по-английски, глядя на возмущенного Арно.

Эллен и Арт ухмыльнулись, в то время как Арно с Винсентом взглянули на учителя с непониманием – они с самого начала отказались учить английский, хотя Донован их и уговаривал.

– Эй, ты что тут ухмыляешься? – гаркнул Арно на Арта.

– Да, вот именно! – Винсент, как всегда, не отставал от своего кумира.

Эллен вовремя удержалась от комментария. Арно был хитер и легко мог навредить ей, если бы ему представилась такая возможность, так что девочка решила не подливать масла в огонь.

Изготовление меча без помощи Донована было для Эллен сложнейшим заданием, но она с радостью приняла этот вызов. Она уже давно тренировалась фехтовать на мечах и точно знала, каким должно быть хорошее оружие. Меч должен быть острым и в то же время гибким. Он должен приходиться точно по руке, быть сбалансированным и достаточно легким. Она целый день думала о мече, который должна изготовить, и в тот же вечер спросила Донована, для кого она будет ковать этот меч. Ей было важно знать, будет ли это молодой человек или опытный рыцарь, и сражается ли воин правой рукой или левой. Она одинаково хорошо действовала обеими руками, и когда ее правая рука уставала во время ковки, она некоторое время ковала левой. Таким образом она могла дольше работать с заготовкой. Естественно она использовала левую руку и тренируясь с Гийомом, и благодаря этому понимала, что существует разница в фехтовании правой и левой рукой, в особенности если противник правша – тогда оба меча находились с одной стороны сражающихся.

– Меч. Ты должен его изготовить. Больше тебя ничего не должно волновать, – грубо осадил ее Докован.

Эллен была разочарована. Выковать хороший меч для незнакомца было намного сложнее, чем для рыцаря, о котором хоть что-то известно. Некоторые рыцари предпочитали определенную форму рукояти, другим же это было безразлично. Кроме того, длина лезвия должна была соответствовать росту рыцаря. Эллен представляла себе разнообразнейшие мечи, и в конце концов так запуталась, что уже сама не знала, чего хочет. Ее идей хватило бы на сотню мечей, и поэтому выбор одного из возможных вариантов был для нее очень тяжелым. В какой-то момент она стала вспоминать, как они с Гийомом тренировались в лесу. Прошло уже два года с момента их первой встречи там – с того момента, как она его полюбила. Роза до сих пор была единственной, кто знала тайну Эллен и понимала, как она страдает. Гийом даже не догадывался об этом. Для него она была учеником кузнеца Эланом и его другом. Они по-прежнему встречались по воскресеньям, когда он находился в Танкарвилле. Гийом был оруженосцем, и ему часто приходилось сопровождать своего господина в поездках. Вот и теперь он надолго уехал, и Эллен никак не могла дождаться его возвращения. Ей так хотелось рассказать ему о мече и попросить его совета! Гийом был совсем не таким, как крестьянские мальчишки или ремесленники. Конечно, это было связано и с тем, что он воспитывался как рыцарь. Но это было не единственной причиной. Гийом был упрямейшим человеком из всех, кого Эллен знала. Никто не мог его заставить отказаться от своих планов. Его господин однажды чуть не отправил мальчика обратно к отцу, потому что он постоянно отказывался учиться писать и читать, – Гийом верил в то, что перо испортит его руку фехтовальщика. Бывало, Эллен посмеивалась над его упрямством, но, с другой стороны, Гийом был для нее предсказуемым.

У Розы почти не было времени на Эллен, и девочка очень скучала в эти одинокие воскресенья – без Гийома и его «историй из жизни рыцарей», как их называла Эллен. У Гийома всегда было что порассказать. Его поразительная способность запоминать мельчайшие детали делала его истории настолько живыми, что у Эллен часто возникало впечатление, будто она сама наблюдает за происходящим. Каждый раз, когда он рассказывал ей истории, Эллен не могла отвести взгляда от его губ. Через некоторое время Эллен стала понимать, какие традиции и ценности были важными для всех пажей, оруженосцев и рыцарей, и их поведение стало казаться ей менее бессмысленным и примитивным. Но чем больше она узнавала о жизни, которую вел Гийом, тем яснее становилось ей, что нужно быть урожденным дворянином, чтобы мыслить и чувствовать, как рыцарь. Эллен часто усаживалась возле небольшого ручейка, где они любили отдыхать вместе, и представляла себе, что Гийом сидит рядом с ней. Она разговаривала с ним, объясняя, в чем не уверена и почему не может решиться на выбор того или другого варианта меча. В этот раз она рисовала мечи на песке и все говорила и говорила, совершенно забыв, что рядом никого нет.

«Ты слишком много думаешь об этом. Просто сделай меч, который бы тебе хотелось иметь самому!» Гийом наверняка сказал бы ей именно это.

– Точно! – воскликнула девочка, вскакивая.

Это же так просто! Ей нужно определить, что она сама считает самым важным в мече. Оружие должно быть сбалансированным! Главным при этом является правильное соотношение размеров и веса рукояти и длины клинка. В таком случае меч придется по руке, и им легко будет фехтовать. Кроме того, меч должен быть острым. Очень острым. А это зависит от закалки стали. Металл не должен стать от закалки более хрупким. Так как у меча не было заказчика, то вполне логично было бы изготовить меч под собственный рост. Так как Эллен была достаточно высокой девушкой, нашлось бы много рыцарей, которые смогли бы купить этот меч. По дороге домой она продумала все остальные детали и ясно представила будущий меч.

Для качества клинка большое значение имела полировка. Донован крайне редко доверял эту процедуру полировщику. Хотя большинство из них были хорошими опытными ремесленниками и вполне могли обрабатывать старые мечи, Донован все же считал, что только кузнец, ковавший клинок, может отполировать его как следует. Поэтому Эллен владела и искусством полировки. Ей нравилось полировать клинки, потому что именно таким образом добивались красоты и остроты лезвия. Полировка была венцом хорошо проделанной работы. Форма и величина гарды всегда играли второстепенную роль и зависели скорее от вкуса и представлений заказчика. Эллен решила выковать короткую и широкую гарду Кроме того, к мечу необходимо было сделать ножны, в которые идеально входил бы клинок. Эту работу выполнял специальный мастер, и начинать ее можно было только тогда, когда оружие было уже готово. Эфес, делавшийся из дерева, а затем укреплявшийся сталью, кожей или бечевкой, изготавливал другой мастер. Своими представлениями по поводу украшения рукояти, а возможно и ножен, Эллен необходимо было поделиться с ювелиром. Эллен знала, что следовало своевременно обсудить все детали со всеми ремесленниками, которые участвовали в создании меча, а главное – договориться о сроках. Донован дал ей на изготовление меча четыре месяца, но ведь она не могла заниматься одним мечом целый день. Она должна была помогать Доновану в кузнице.

Эллен изготавливала меч этап за этапом, так, как ее учил мастер. Когда нужно было делать гравировку на лезвии, Эллен задумалась, не спросить ли совета у Донована, но отказалась от этой мысли. Советоваться с Артом было бесполезно. Он был старательным подмастерьем, но не способным выдвинуть какую-либо идею или предложить усовершенствовать процесс работы.

Итак, Эллен решила полагаться на собственные знания и доделала меч сама. Головку эфеса она решила позолотить, согласовав с Донованом соответствующие расходы. На клинке ювелир серебром выгравировал слова «IN NOMINE DOMINI» – «Во имя Господа» – и небольшие кресты в начале и конце надписи. Эллен не умела ни читать, ни писать, хотя, в отличие от Гийома, была не против этому научиться. Но у нее просто не было такой возможности. Таким образом, ей пришлось при выборе высказывания положиться на ювелира. Тот тоже не умел читать, но у него были образцы разных высказываний, записанные для него образованным человеком. Ювелир выучил значения этих надписей наизусть и поэтому мог предлагать их своим клиентам. Он точно знал, какие надписи на мечах особенно ценятся рыцарями. Ножны и эфес были готовы, когда прошло ровно четыре месяца с начала изготовления меча, и Эллен наконец-то держала его в руках.

Эллен очень гордилась собой, так как считала, что меч ей удался – она много раз проверяла его на гибкость, остроту и прочность. Несмотря на это, она ужасно волновалась. «Плохая закалка, некачественное железо или непрофессиональная ковка – не самые худшие враги кузнеца. Худший его враг – собственное тщеславие», – часто говаривал ей Донован, так что девочка постаралась думать лишь о смирении и покорности и целый день ждала подходящего момента, чтобы попросить Донована взглянуть на меч. При этом рабочий день казался ей бесконечным, с таким нетерпением она ожидала оценки учителя. Когда наступил вечер и Донован отпустил Винсента и Арно домой, Эллен задержалась в кузнице.

– Мастер! – Эллен почтительно склонилась перед Донованом, протягивая ему меч в ножнах. От волнения у нее сердце выскакивало из груди.

Донован взял меч обеими руками и оценил его на вес. Затем он взялся за рукоять и подвигал мечом в ножнах. По выражению его лица Эллен не могла понять, доволен он или нет, и до крови закусила губу.

Донован медленно вытащил клинок из ножен.

Эллен затаила дыхание.

Кузнец поднес рукоять к глазам, острие меча направив на свою правую ступню. Затем он проверил, прямое ли лезвие, и подергал за гарду и эфес, чтобы узнать, прочны ли они. Если бы они были плохо закреплены, меч никуда не годился бы. Большим пальцем правой руки он провел по головке эфеса и едва заметно кивнул. Эллен выполняла всю работу очень тщательно, но теперь начала паниковать. Взяв тряпку, чтобы не измазать клинок жирными руками, Донован согнул лезвие в полукруг. Эллен знала, что клинок достаточно гибок, но все же обрадовалась, когда он снова выпрямился. После этого мастер взял кусок льняной ткани, обернул его вокруг клинка и резко дернул меч вверх. Острое лезвие разрезало льняную ткань, не вытянув ни единой нитки. Донован повторил эту проверку другой стороной лезвия – с тем же безупречным результатом.

Эллен еле слышно вздохнула. Она много времени потратила на то, чтобы заточить края клинка, потому что для нее не было ничего хуже, чем тупые мечи. Несмотря на это, она все больше втягивала голову в плечи – каждое движение мышц на лице Донована казалось ей выражением недовольства, а когда он откашлялся, она сразу же восприняла это как критику. И как она могла подумать, что Донован будет ею доволен? Разве имело значение то, что он в последнее время был с ней дружелюбен и признавал ее талант? Это еще не означает, что ему понравится ее меч. Наверняка он думает, что головка эфеса слишком бросается в глаза, а серебряная гравировка к ней не подходит… Внезапно Эллен засомневалась, можно ли будет вообще продать этот меч. Она уже позабыла, что мастер, изготовивший эфес, и ювелир похвалили его. Их мнение ничего не значило по сравнению с мнением Донована. Эллен чувствовала, как пот стекает по ее лбу, хотя в кузнице было совсем не жарко.

Когда Донован вложил меч в ножны, Эллен показалось, что он кивнул. Она с разочарованием увидела, что мастер отвернулся, отложил меч в сторону и молча прошел к большому ящику, в котором хранились редко используемые инструменты. На этом ящике стояла продолговатая коробка, которую Донован поднял обеими руками.

– Ты хорошо выковал меч, – сказал он, поднимая коробку, а затем повернулся и подошел к Эллен. Остановившись перед ней, он посмотрел ей прямо в глаза. – Твой меч острый и сделан по руке. Лезвие гибкое, а форма сбалансирована. Ты хорошо выполнил работу, и я тобой горжусь, но… – Донован на мгновение запнулся.

«Ну что еще? – раздраженно подумала Эллен. – Неужели он ни разу не может похвалить меня, не критикуя?»

– …но ничего другого я от тебя и не ожидал, – завершил фразу Донован и улыбнулся. – С сегодняшнего дня ты можешь называть себя подмастерьем кузнеца. Меч был твоим испытанием. – Он протянул ей коробку.

Она была такой тяжелой, что Эллен пришлось поставить ее на землю, прежде чем открыть.

– Учитель… – Она изумленно выдохнула, увидев ее содержимое.

Эллен благоговейно вытащила из коробки новый кожаный фартук и примерила его. Фартук был идеального размера. Кожу делал лучший кожевник Танкарвилля, это подтверждала крошечная метка на краю фартука. Кроме того, в коробке лежала шапочка – точно такая же, как и у мастера, – а еще две пары щипцов и молот. Это были ее первые собственные инструменты, если не учитывать молота Ллевина. Эллен сама выковала эти щипцы и молот, но не знала, что они предназначены для нее.

– Там еще кое-что лежит, – как обычно ворчливо произнес Донован.

Только сейчас Эллен заметила, что в ящике лежит что-то еще. Это был какой-то инструмент, завернутый в темную шерстяную ткань, длинный и тяжелый. Когда Эллен обнаружила, что скрывается под тканью, она от изумления открыла рот.

– Напильник! Учитель, вы сошли сума!

Донован никак не прокомментировал данное утверждение, а просто улыбнулся.

Напильник был очень дорогим подарком подмастерью. Доновану наверняка пришлось много экономить, чтобы заплатить за этот инструмент, – он стоил очень дорого, – но тем больше его радовал очевидный восторг ученика. Эллен пыталась сдержать подступившие слезы, но если Донован и заметил, что ее ресницы блестят, то не подал виду. В конце концов, подмастерью кузнеца не к лицу плакать, пускай и от умиления.

– Ты хороший мальчик, Элан. Я буду рад, если ты останешься со мной.

– Благодарю вас, мастер. Это большая честь для меня, – с восторгом сказала Эллен.

– Мы выставим меч на продажу. Я думаю, тебе за него неплохо заплатят. Ты отдашь мне деньги за материал, а остальное можешь оставить себе.

«Должно быть, Донован действительно в хорошем настроении, раз сделал такой широкий жест», – подумала изумленная Эллен. Ей очень хотелось тотчас же побежать к Гийому и рассказать ему о мече, но тот еще не вернулся. Как бы то ни было, от Розы девочка знала, что Уильям Танкарвилльский и его рыцари скоро будут дома.

И действительно, в следующее воскресенье Гийом снова пришел в лес. Осеннее солнце заливало поляну теплым, радостным светом.

Эллен должна была бы заметить, что в Гийоме что-то изменилось, но она так обрадовалась его приезду, и ей так хотелось показать ему меч, рассказать, как она трудилась над ним, что она ничего не замечала, а Гийом терпеливо ее слушал.

– Изготовить меч самому! Я думал, что не справлюсь. Нужно было принимать столько решений, понимаешь? – Не дожидаясь ответа, Эллен продолжала болтать. – Самым ужасным был момент, когда я опустил лезвие в воду – для закалки. Ты не представляешь себе, что это за ощущение! В это мгновение решается, успешной ли была многонедельная работа, или же все было напрасно. Я думал, что умру от ужаса! У меня уши – да нет, что я говорю! – все тело болело оттого, что я напряженно прислушивался, – нужно было услышать, не будет ли железо потрескивать. Но я не услышал ничего, кроме шипения воды. О Боже, это было такое облегчение! Лезвие такое острое и гибкое! – возбужденно рассказывала Эллен.

– О Господи, Элан, ну ты и болтун! – перебил ее Гийом. Опешив, Эллен обиженно взглянула на друга. За исключением Донована, Гийом был единственным, с кем она могла поговорить о мечах, и к тому же она так долго ждала его возвращения…

– Ладно, Элан. Я хочу вот о чем спросить: не можем ли мы сходить в кузницу, чтобы ты мне его показал? – Гийом не заметил сверток, лежавший рядом с Эллен на траве.

– Я его принес с собой, – пробормотала она, просияв, и осторожно вынула меч.

– Ты с ума сошел? – Гийом опасливо оглянулся.

– Но я же хотел тебе его показать! – Эллен пожала плечами. В конце концов, она носила с собой и другой меч, хотя это было запрещено.

– А если тебя поймают? Этот меч наверняка очень острый.

– Еще какой! – гордо сказала Эллен.

Увидев блеск в глазах Гийома в тот момент, когда он увидел меч, Эллен простила ему странное поведение и долгую разлуку. Удивленно осмотрев меч, Гийом одобрительно присвистнул.

– Если бы у меня было достаточно денег, я бы сразу же у тебя его купил.

Эллен с сожалением пожала плечами и осторожно завернула меч.

– Когда ты станешь знаменитым рыцарем, я выкую для тебя самый лучший меч. Тебе будет завидовать сам король, – утешила она Гийома.

– Ну хватит преувеличивать, болтунишка! – Рассмеявшись, Гийом приобнял ее за талию и левой рукой растрепал ей волосы.

Так как Эллен по-прежнему держала в руках меч, она не могла сопротивляться, боясь поранить Гийома. Эллен попыталась проигнорировать чудесное ощущение возбуждения. В это мгновение она мечтала о том, чтобы лежать в объятиях Гийома, чувствуя себя настоящей женщиной.

Когда он отпустил ее, она чуть было не открыла ему свою тайну, но в последний момент одумалась.

– Что касается меча для знаменитого рыцаря, можешь начинать делать его прямо сейчас. Должен тебе сказать, что я уже рыцарь! – гордо сообщил Гийом, наблюдая за реакцией Эллен на это сообщение.

– Что-о? Я хочу сказать, ты же только в следующем году должен был… Разве ты не сказал, что сперва рыцарем должен стать твой старший брат?

– Пути Господни… – Улыбнувшись, Гийом воздел руки к небу.

– Ты должен рассказать мне все подробно! – Внезапно Эллен поняла, что для нее означает его посвящение, и сразу же посерьезнела. – Простите, сэр, мне бы хотелось, чтобы вы рассказали мне об этом как можно больше.

– Да ладно тебе, пока мы с тобой наедине, можешь по-прежнему называть меня Гийомом. – Ухмыльнувшись, он бросил камешек в ручей.

«И вовсе он не похож на рыцаря!» – подумала Эллен.

– Ну ладно, давай, рассказывай уже скорее! – поторопила она друга.

Кивнув, Гийом немного поерзал на камне, усаживаясь поудобнее.

– Надеюсь, у тебя есть немного времени?

«Вся моя жизнь», – чуть было не ответила Эллен, но сдержалась и лишь кивнула.

– Все началось с того, что Гийом Тальвас, граф Понтийский, поссорился с королем Генрихом. Говорят, король не признал прав Тальваса на земли, которые тот считал своими. Итак, он объединился с дворянами Фландрии и Болоньи. Они напали на Йов и захватили его. Моему господину об этом сообщил гонец. Он тут же вооружил свои войска, и мы уже на следующий день выступили в Нёф-шатель, чтобы усилить местный гарнизон. Вражеские войска не должны были пройти там, а главное, не должны были добраться до Руана…

– А как это связано с твоим посвящением в рыцари? Ты же говорил мне, что это самое важное мгновение в жизни рыцаря и по этому поводу устраивается большой праздник. Почему же ты мне не сказал, что тебя собираются посвящать в рыцари? – возмутилась Эллен.

– Ох, Элан, ну не будь таким тупым!

– Я не тупой. Я просто думаю, что ты мог бы и рассказать мне о том, что Танкарвилль собирается сделать тебя рыцарем.

– В том-то и дело, что он не собирался! И если ты не дашь мне рассказать дальше, то никогда не узнаешь, как это произошло. Хочу заметить, что ты единственный человек на свете, который еще упрямее меня, – проворчал он.

– Ладно, извини. – Эллен скорчила виноватую гримаску и дружелюбно толкнула Гийома локтем под бок.

Гийом поднял с земли палку и начал чертить что-то на влажной земле. Точками он обозначил Нёф-шатель, Йов, Руан и Танкарвилль, а линией – Сену. Он пояснил, что Руан, столица Нормандии, считался великолепно укрепленным, но все же эту крепость можно было взять. Властители Иова, Мандевилля и Танкарвилля сошлись на том, что наступление врага необходимо было остановить. Разведчики собрали всю информацию о противнике, чьи войска обладали численным преимуществом и были вооружены до зубов. Гийом, стоявший вместе с другими оруженосцами неподалеку от своего господина, понял, насколько серьезно их положение. Он бросился де Танкарвиллю в ноги и стал умолять господина разрешить ему выступить в поход. Де Танкарвилль был горд поступком своего оруженосца, но отказал ему, заявив, что отдавать жизнь за короля должны рыцари, а не оруженосцы. И хотя его голос звучал строго, Гийом заметил улыбку в его глазах и не стал подниматься с колен. Словно по тайному знаку, оруженосцы графа Мандевилльского и графа Иовского опустились на колени перед своими господами. Гийом набрал побольше воздуха в легкие, собираясь с духом, и попросил своего господина посвятить его в рыцари, чтобы он мог сражаться за господина и короля. Ошеломленные такой преданностью, другие оруженосцы тоже попросили своих господ посвятить их в рыцари. Де Мандевилль, де Йов и де Танкарвилль переглянулись. Мандевилль был всего лишь на пару лет старше оруженосцев и прекрасно понимал, что они чувствуют.

Но прежде чем хоть кто-то из господ успел отреагировать на это, в комнату вбежал совершенно обессилевший гонец и сказал, что Йов и Омаль взяты и враг уже близко.

Де Танкарвилль первым достал свой меч, поднес его к лицу, а потом опустил поочередно на оба плеча Гийома. Другие господа сделали точно так же и вооружили своих оруженосцев мечами прежде, чем враг вошел в Нёф-шатель. Де Танкарвилль поспешно принес меч из оружейной, повесил его Гийому на пояс и обнял вновь посвященного рыцаря.

– Сделай мне одолжение и сегодня постарайся не умереть! – шепнул он Гийому на ухо.

Гийома глубоко поразили эти слова, но прежде чем он успел что-либо возразить, вбежал еще один гонец. Враг продвигался быстрее, чем ожидалось. Ничего не было подготовлено, тактика не продумана, и даже не все были достаточно вооружены. Де Йов совершенно пал духом, услышав, что его графство сожжено, и не знал, что ему делать. Все начали перекрикивать друг друга. Несколько рыцарей сгоряча решили поскакать навстречу врагу, чтобы задержать его перед городскими воротами, и поскакали, не предупредив остальных. Этими действиями они ослабили гарнизон, подвергая Нёф-шатель еще большей опасности. Де Мандевилль взял с собой пару рыцарей и поспешно поскакал с ними к мосту у восточных ворот города, чтобы усилить позиции защищавшихся. И только де Танкарвилль действовал обдуманно. Он быстро собрал своих людей, и вскоре у него уже был дееспособный отряд. Хорошенько подумав, он приказал своим рыцарям скакать к мосту, чтобы помочь де Мандевиллю и его людям. Гийом был опьянен успехом. Это была его первая рыцарская битва! Страстно желая биться, он поскакал к мосту, обогнав своего господина, но де Танкарвилль задержал его. Хотя Гийом сгорал от нетерпения, он, как и было приказано, пропустил вперед двух рыцарей постарше, а затем и сам бросился в гущу боя.

Фламандские солдаты уже напали на поселение за крепостной стеной. Они сражались храбро и жестоко. Вскоре копье Гийома сломалось, и у него остался лишь его меч. Сначала людям де Танкарвилля удалось немного потеснить противника, но вскоре противник стал напирать, и граф де Матье приказал своим людям отступить. Нужно было всеми силами удержать Нёф-шатель. Даже население города помогало рыцарям. Храбрые от отчаяния, простолюдины сражались рядом с рыцарями, чтобы не дать фламандским солдатам победить, а затем разграбить все их имущество. Объединенными усилиями им удалось снова отогнать врага.

Двое фламандских пехотинцев бросились за Гийомом. Юноша попытался спрятаться за загоном для овец, так как не смог пробиться к своим. Гийом был теперь совсем один, но пока он оставался на лошади, он имел преимущество перед своими противниками, хотя тех и было двое. Внезапно один из пехотинцев схватился за железный крюк, которым сбивали огонь с соломенной крыши, чтобы пожар не перекинулся на другие дома. Фламандец ударил Гийома этим ужасным оружием по плечу и попытался стащить его с коня.

В подтверждение своих слов Гийом приспустил рубашку и показал Эллен свежую рану. Поморщившись, девушка присвистнула.

– Тебе досталось! Что, до сих пор болит?

Гийом, храбрясь, отрицательно покачал головой. Он тогда не дал стащить себя с коня и даже сумел освободиться от крюка. Но чтобы его победить, солдаты трусливо зарубили его коня. Если бы в тот момент им не приказали отступать, он наверняка бы погиб. Да, он лишился лошади, но не жизни. Впрочем, конь был для него огромной потерей, учитывая, сколько стоит такой скакун. Однако Гийом не сразу понял, что это для него означает.

Вечером победители праздновали свой триумф. Гийома хвалили за храбрость, говорили, что он утвердил рыцарскую честь в бою, и юноша купался в лучах славы и был доволен собой, пока Мандевилль не начал над ним подтрунивать.

Граф, смеясь, потребовал у Гийома подарок. «Хомут или седло ты бы мог отдать своему господину», – сказал он.

Боевой скакун был единственной собственностью Гийома, даже сбруя принадлежала его господину. Не понимая, что происходит, он сказал об этом де Мандевиллю, но тот ему не поверил, а остальные рыцари уже сгибались от смеха. Де Мандевилль открыл Гийому глаза, ведь тот думал, что сражается, лишь отстаивая честь, и не знал, что должен был забрать у побежденного врага лошадей, оружие и сбрую – такова была его награда. Для молодого рыцаря очень глупо было просто биться и выйти из поединка беднее, чем до начала боя. Ведь он был одним из победителей, да и сражался храбро! Сообразно традициям, после посвящения в рыцари господин подарил ему рыцарские шпоры и красивую теплую накидку, но собственного коня у Гийома теперь не было.

– Ты готов был отдать жизнь за господина и за короля и в благодарность за это даже не получил коня? – Эллен изумленно взглянула на друга.

– Больше так не будет, поверь мне. В следующий раз я захвачу богатую добычу – еще какую! Собственно, я в будущем собираюсь только побеждать!

История Гийома была такой захватывающей и интересной, что Эллен не захотелось с ним сражаться. Наверняка его рана еще болела.

– Давай сегодня не будем фехтовать, – предложила Эллен и улеглась на траву.

Гийом молча лег рядом с ней, и они стали смотреть в голубое летнее небо.

Он так старался, поставил свою жизнь на карту в этой борьбе, ничего не ожидая, кроме признания своего господина, а его постигло столь горькое разочарование! «Жизнь так несправедлива!» – подумала Эллен.

Ей снова захотелось рассказать ему о себе, возможно, тогда он лучше ее поймет? Вот уже год ей хотелось открыть ему свою тайну. Она знала, что именно скажет ему, но у нее не хватало духу. Так было и сейчас.

Они долго молча смотрели в небо, а затем Гийом внезапно приподнялся.

– Я недавно снова видел тебя с этой английской кухаркой. Как там ее зовут? – Гийом повел рукой в воздухе, показывая женскую грудь.

– Ты имеешь в виду Розу, – ворчливо сказала Эллен. Многие слуги и даже кое-кто из оруженосцев ухаживали за Розой. По его же словам, Гийом тоже любил повеселиться, поэтому намек на формы Розы мгновенно вызвал у Эллен жгучую ревность, но она, конечно же, не хотела, чтобы он это заметил.

– Да, именно ее. Очень красивая крошка. У тебя с ней роман?

Эллен ненавидела, когда Гийом хвастался своими подвигами, но когда он пытался узнать пикантные подробности ее несуществующей личной жизни, она впадала в панику.

– Нет, мы уже давно не видимся, – солгала она и презрительно махнула рукой, чтобы Гийом больше не расспрашивал ее об этом.

– Значит, не ты отец ребенка.

Гийом, казалось, удовлетворился этим умозаключением, но Эллен замерла от страха.

– Что ты сказал?

– Она беременна. Наш дорогой друг Тибалт хвастается тем, что он… А я думал, может, ты… Да, малышку можно только пожалеть, если это он! – Гийом печально покачал головой.

Эллен не знала, как ей на это реагировать. Почему Роза ничего ей не сказала? И почему именно Тибалт? Да как она могла?

– У них уже давно роман? – раздраженно спросила она.

– Похоже на то. Я, конечно, точно не знаю, я им свечку не держал. – Он рассмеялся собственной шутке.

– Уже поздно, – пробормотала Эллен, хотя солнце еще высоко стояло на небе. – Мне нужно идти.

– Похоже, тебя это задело. Вся эта история с Розой. Если бы я знал, что это для тебя так много значит… – Кажется, Гийом ей сочувствовал.

– Это неправда. Она из Ипсвича, как и моя семья. Это единственное, что нас связывает, – грубо отрезала Эллен. – И, как ты знаешь, я терпеть не могу Тибалта. Роза не заслужила того, чтобы произвести на свет ублюдка от этой сволочи. Я вообще не понимаю, как она могла с ним связаться.

Гийом пожал плечами.

– Поди пойми этих женщин! Они думают иначе, чем мужчины, если вообще думают. Это все любовь. – Он закатил глаза, изображая отчаяние.

– Как бы то ни было, мне пора идти. – Эллен встала, взяла завернутый в ткань меч, попрощалась с Гийомом, не глядя ему в глаза, и пошла к тракту.

Идя по тропинке через лес, она думала о Розе и Тибалте, и настолько погрузилась в свои мысли, что слишком поздно услышала топот копыт и не успела спрятаться. Так что она осталась на дороге и постаралась держаться как можно естественнее, как будто сверток с мечом и должен был быть при ней. Когда рыцари подскакали ближе, один из них выехал вперед, преградив девочке путь, и грубо крикнул:

– Эй, парень! Эта дорога ведет в Танкарвилль? Отвечай! – Молодой оруженосец, говоривший с ней, высокомерно смотрел на нее, сидя на лошади.

Рыцарь постарше с ярко-зелеными глазами, который, очевидно, был их господином, подъехал ближе и укорил своего слугу.

– У тебя нет причин быть столь недружелюбным. Займи свое место, – велел он оруженосцу, и тот, опустив глаза, повиновался.

Эллен с интересом посмотрела на рыцаря, и когда их взгляды встретились, ей показалось, что они уже где-то виделись. Но девочка не могла вспомнить, где она встречала этого человека.

– Как тебя зовут, мальчик?

– Элан, милорд.

– Мне кажется, это англосаксонское имя.

– Да, милорд.

– Ты знаешь путь к замку Танкарвилль?

– Да, милорд. Вам нужно ехать по этой дороге. На лошадях вы доберетесь быстро. После большой поперечной просеки вы вскоре выедете из леса и увидите замок.

– Спасибо тебе.

Рыцарь смерил Эллен взглядом с головы до ног. Его роскошная скаковая лошадь нервно перебирала копытами.

– Что это ты несешь с собой? – спросил он, указав на длинный сверток в ее руках.

Эллен знала, что он спрашивает просто из любопытства, и все же ей стало не по себе.

– Мои инструменты, милорд. – Эллен боялась, что ее заставят развернуть меч.

– Каким ремеслом ты занимаешься?

Проклиная любопытство дружелюбно настроенного рыцаря, Эллен скромно ответила:

– Я кузнец, господин.

Она надеялась, что он довольствуется этим ответом.

– Можно взглянуть?

Эллен замерла, а затем покачала головой.

– Прошу вас, не здесь, милорд! Заходите к нам в кузницу и спросите Донована, мастера мечей. Прошу вас! – умоляюще сказала она.

Поразительно, но рыцарь кивнул, соглашаясь.

– Да, я это обязательно сделаю, Элан. До скорого! – Он подал своим спутникам знак следовать за ним, и колонна рыцарей и их оруженосцев проехала мимо Эллен.

Эллен с облегчением вздохнула, но один из рыцарей, часто оглядываясь на нее, что-то убежденно доказывал своему господину. Хотя дружелюбно настроенный рыцарь сразу же показался ей симпатичным, что-то с ним было не так.

Уже на следующий день она встретилась с ним снова – он без сопровождающих пришел в кузницу.

– Доброе утро, мастер Донован! – Рыцарь улыбнулся.

– Это большая честь для меня, Беренже, простите, милорд, сэр Беренже!

Рыцарь рассмеялся.

– Рад снова видеть вас, Донован. Ваши мечи известны повсюду. Танкарвилль вами гордится!

– Благодарю вас, сэр Беренже. Вы были еще оруженосцем, когда мы виделись в последний раз. Как же давно это было! – сказал Донован, пожимая протянутую ему руку.

– Целую вечность! Прошло почти двадцать лет, но я все еще вспоминаю об Ипсвиче. Это были лучшие годы моей жизни. Я тогда был свободным человеком, если вы понимаете, о чем я. – Он подмигнул Доновану, и тот рассмеялся. Затем сэр Беренже повернулся к Эллен. – Доброе утро, Элан. Я пришел, чтобы взглянуть на твою работу.

Донован изумленно переводил взгляде Эллен на сэра Беренже.

– Ты знаешь сэра Беренже? Так давай же, Элан, принеси ему меч. Он ему наверняка подойдет.

Когда Беренже де Турно внимательно осмотрел меч, он с уважением кивнул.

– Очень красивая вещь. Возможно, она подошла бы моему сыну. Его посвятят в рыцари только через два-три года, но подарок можно сделать и сейчас. Вы его, наверно, знаете. Его зовут Тибалт.

– Я не знаю оруженосцев, а вот Элан, наверное, с ним знаком. – Донован вопросительно взглянул на Эллен.

При упоминании имени Тибалта у Эллен приоткрылся рот, а кровь отлила от лица. Тибалт ни в коем случае не должен получить этот меч, об этом она позаботится. Эллен лихорадочно размышляла, что же ей делать, чтобы не допустить этого. Прежде чем ей что-либо пришло в голову, Донован предложил рыцарю заглянуть в кузницу вместе со своим сыном.

– Вы правы, мастер. Завтра я зайду с Тибалтом, и он сможет посмотреть на меч.

– Мудрое решение, сэр Беренже. – Донован заметил тележку торговца заготовками. – Простите, милорд, мне привезли материал. – Он поклонился, и сэр Беренже кивнул.

Эллен осталась с ним в кузнице одна. И как такой добросердечный мужчина может быть отцом этого чертенка Тибалта?

– Ты тоже из Ипсвича? – дружелюбно спросил рыцарь. Задумавшись, Эллен кивнула, хотя это было и не так, но она сразу же исправилась.

– Моя мать из Ипсвича.

Беренже де Турно кивнул, словно Эллен подтвердила его предположения. Рыцарь задумчиво погладил себя по гладко выбритому подбородку.

– Мне кажется, я с ней знаком. Ее зовут Леофрун, правда?

От ужаса у Эллен свело желудок, а все тело охватил жар.

– Откуда вы это знаете? – изумленно спросила она. Никто не знал имени ее матери, даже Роза.

– У нее были великолепные волосы, длинные, цвета пшеничного поля в Нормандии, а ее глаза отливали синью моря, – восхищенно произнес рыцарь, не отвечая на ее вопрос.

Эллен описание Леофрун показалось слишком уж поэтичным, но она ничего не сказала.

– Она была самой красивой девушкой из всех, кого я только знал. Мы были влюблены и тайно встречались. Но однажды она не пришла на свидание, и я никогда ее больше не видел. Вскоре я услышал, что ее выдали замуж.

Эллен никак не могла понять смысла его слов, не могла ни пошевелиться, ни заговорить.

– Когда я увидел тебя в лесу, я еще не был уверен, но Поль, мой старый друг, тоже заметил, как ты на нее похож.

– На мою мать? – Голос Эллен звучал хрипло.

– Нет, Элан. На мою возлюбленную.

У Эллен перехватило дыхание. Внезапно ей показалось, что земля шатается у нее под ногами. Она замотала головой и бросилась бежать из кузницы, сама не зная куда. Утверждение Эльфигвы, что она незаконнорожденная дочь норманнского рыцаря, поразило ее, но это была история, которая никак ее не касалась. Она и представить себе не могла, что когда-нибудь встретит этого норманна. Как могло произойти подобное совпадение? Почему она встретила его здесь? Почему он так ей понравился, что ей даже захотелось быть его ребенком? И почему он оказался отцом именно Тибалта? Эллен села на бревно и заплакала. А что будет, если он узнает правду? Эллен не хватало воздуха. «Нельзя возвращаться в кузницу», – пронеслось у нее в голове, но когда она подумала об этом, ее захлестнула волна ярости. Кузница, Донован, Гленна – это все, что у нее было. Кто дал этому Беренже де Турно право прогонять меня? Она не хотела снова убегать. «В конце концов, это не моя вина», – упрямо подумала Эллен. Она вернется в кузницу, но не позволит, чтобы Тибалт получил ее меч. Топая ногами от злости, Эллен побежала обратно и натолкнулась прямо на сэра Беренже.

– Если вы думаете, что я ваш сын, то вы ошибаетесь, уверяю вас, – проговорила Эллен, глотая слова.

Уверенность, с какой она сказала это сэру Беренже, заставила ее сомневаться еще больше.

– Почему ты так уверен в этом, Элан? – грустно, почти разочарованно спросил он.

Эллен промолчала, рассматривая свои ноги.

– Многие девушки в восточной Англии светловолосые, а Леофрун – распространенное имя. Вы ошибаетесь, милорд. Поверьте, моя мать – порядочная женщина, – пробормотала она наконец.

С тех пор как Эллен познакомилась с Гийомом, она стала лучше понимать, что любовь делает с людьми. Беренже еще и сейчас был привлекательным мужчиной, он был галантен и наверняка вскружил Леофрун голову по всем правилам искусства совращения. Только сейчас Эллен поняла свою мать. Неужели он как мужчина не знал, в какую ужасную ситуацию ее ставит, или он был так же глуп, как и его сын? Эллен по-прежнему чувствовала неукротимую ярость.

– Я вернусь через пару дней, – спокойно сказал Беренже, улыбнувшись девочке.

– Приходите как заказчик, и я с радостью встречу вас, – холодно заявила Эллен и кивнула рыцарю на прощание.

Когда через несколько дней Беренже де Турно пришел в кузницу, ярость Эллен уже прошла. Сэр Беренже наверняка не был плохим человеком – она это чувствовала, и к тому же приятно знать, кто твой отец.

Де Турно дружелюбно с ней поздоровался, в то время как Тибалт ее проигнорировал.

Значит, отец ему ничего не сказал. Это обрадовало Эллен.

– Я хочу меч мастера Донована, а не побрякушку Элана. Его меч наверняка никуда не годится, – проворчал Тибалт.

Эллен облегченно вздохнула. Очевидно, Тибалт хотел во что бы то ни стало отговорить отца покупать ее меч.

– Я могу показать вам еще два меча, которые мастер Донован сделал совсем недавно. Возможно, один из них вам понравится… – быстро сказала она.

Тибалт осмотрел мечи, не удостоив Эллен ни единым взглядом.

– Этот мне нравится, – быстро решил он.

Эллен не удивил его выбор. Этот меч был заказан молодым высокомерным бароном, но тот не успел его забрать, так как умер от заражения крови. Эллен этот меч казался слишком тяжелым и броским, но он очень подходил Тибалту.

– Но ты ведь можешь хотя бы попробовать этот меч, – Беренже попытался еще раз обратить внимание Тибалта на меч Эллен.

– Нет, – холодно заявил Тибалт, и отец понял, что попытки переубедить сына бессмысленны.

– Что ж, тогда я возьму его для себя. Меч мне очень нравится, – сказал Беренже де Турно, глядя Эллен прямо в глаза.

Она видела, что отец ею гордится, и внезапно ей стало стыдно. Девочка смущенно опустила взгляд.

– А как же я, отец? – Голос Тибалта звучал раздраженно.

– Да, да, я куплю тебе другой, ладно уж, сын.

Эллен была рада тому, что, очевидно, у них были плохие отношения.

– Цену вам лучше обсудить с мастером Донованом, я сейчас его позову, – сказала она и вышла, не попрощавшись.

– Мне не нравится Элан. Он такой невоспитанный! – громко заявил Тибалт отцу, так, чтобы Эллен услышала.

Когда отец с сыном ушли, Донован довольно улыбнулся Эллен.

– Ну надо же, малыш, то пусто, то густо. Продали сразу два меча.

Эллен знала, что Донован называл ее малышом ласкательно. Да, не часто Донован был таким открытым!

– Он много заплатил? – Эллен было любопытно, во сколько оценили ее меч.

– Сэр Беренже прямо-таки влюбился в твой меч, да так и выспрашивал меня о тебе – откуда я тебя знаю, сколько времени ты у меня и так далее. Я запросил у него высокую цену за твой меч, и он заплатил, не торгуясь. А вот покупая меч для своего сына, он заплатил меньше, чем я просил. Но ведь тот меч отвратительный, просто уродливый, поэтому я вполне доволен. Кстати, ну и мразь же этот Тибалт!

– Это вы верно подметили, мастер!

– И при этом сэр Беренже такой милый, Тибалт совсем не похож на него. Мальчик наверняка пошел в мать. – Донован нахмурился.

Эллен удивилась – обычно молчаливый Донован вдруг разговорился. Должно быть, он очень доволен ценой, вырученной за ее меч.

– Значит, и мне что-то осталось?

– За вычетом стоимости материалов тебе остается десять сольди. От изумления у Эллен приоткрылся рот. Это было больше, чем она скопила за все годы.

Через два дня Беренже де Турно снова пришел в кузницу.

– Мастер Донован, мне бы хотелось ненадолго увести подмастерье. Вы не могли бы его отпустить?

Донован с любопытством взглянул на Эллен, но та лишь равнодушно пожала плечами.

– Как поживаете, сэр Беренже? Элан, сходи с сэром де Турно, куда он скажет.

Эллен не знала, что и думать об этом, но любопытство победило – ей хотелось поближе познакомиться с отцом. До тех пор пока он ничего не рассказал Тибалту, она была на все согласна, и молча пошла за ним.

– Как твоя мать? – спросил он, когда они остались одни, и внезапно Эллен потеряла самообладание.

– А вы как думаете? Помолвка с торговцем шелком благодаря вам была разорвана, потому что Леофрун забеременела. Она ведь всегда мечтала стать женой простого кузнеца, – язвительно заметила Эллен. – Разве кто-либо из женщин мечтает о беспечной жизни вместе с богатым купцом или рыцарем? Вы же знали мою мать, и, должно быть, помните, что она любит скромно жить. – Эллен не была готова легко простить отца.

– Я понимаю, как она меня ненавидела после всего, – грустно сказал сэр Беренже.

– Ненавидела вас? – Только сейчас Эллен по-настоящему разозлилась. – Меня она ненавидела, а не вас. Я никакого отношения к вашим шашням не имел, и все же она сделала меня козлом отпущения. Но вот желания возвышенного это у нее не отбило. Она снова легла под рыцаря, словно кошка в течку.

– Как ты можешь настолько неуважительно говорить о собственной матери? – возмутился сэр Беренже.

– Я видел их вместе, и поэтому ее любовник хотел меня убить, а мне пришлось убежать из дома. Я ненавижу ее, и я ненавижу вас! – Эллен захлебывалась слезами.

Беренже поспешно обнял ее, а затем легонько встрянул.

– Сыну Беренже де Турно не к лицу плакать. Возьми себя в руки.

– Я не ваш сын! – упрямо повторила Эллен.

– Нет, ты мой сын, я это вижу и чувствую.

– Вы ничего не видите и ничего не чувствуете, – горько сказала Эллен.

Даже ее собственный отец не замечал, что она девушка. Они что, все слепые? Неужели все видят только то, что хотят увидеть? Она с презрением взглянула на отца.

– Я признаю тебя своим сыном, и ты сможешь получить образование, достойное рыцаря, так же, как и твой брат Тибалт.

– Тибалт! – В голосе Эллен было столько презрения, что Беренже взглянул на нее с изумлением. – Он высокомерен и не имеет ни малейшего представления о чести!

Каждое ее слово было для Беренже как удар – ему казалось, что девочка имеет в виду его самого.

– Я знаю, у него сложный характер, но… его мать… – принялся оправдываться рыцарь.

– Естественно, теперь вы скажете, что он пошел в мать. Но нет, сэр Беренже, он пошел в вас. Разве помнили вы о чести, когда обрюхатили мою мать?

Виду Беренже был настолько подавленный, что Эллен даже стало его жаль. Но она уже не могла остановиться.

– Он ваш сын, ведь он сделал то же самое с англосаксонской девушкой!

Беренже вскочил.

– Ну хватит уже, не хочу этого слушать!

Он ушел, не оборачиваясь.

– Сами его спросите, ее зовут Роза! – крикнула Эллен ему вслед, не зная, слышит ли он ее.

И только когда она через две недели встретила Розу, то узнала, что сэр Беренже слышал ее последние слова.

– Этот дурак Тибалт разболтал всем, что он меня обрюхатил, и слухи дошли до его отца. «Уладь это дело», – сказал он Тибалту.

Роза совсем забыла о том, что никогда не рассказывала Эллен о своем романе с молодым оруженосцем, но Эллен решила об этом промолчать.

– Что он называет – «уладить»?

Роза пожала плечами.

– Я не знаю, но Тибалт говорит, что я должна избавиться от ребенка. Есть женщина, которая этим занимается. И он прав, что у меня будет за жизнь с незаконнорожденным ребенком на шее?

– А почему он не может взять тебя с собой в замок отца и заботиться о тебе? – Эллен знала, что это прозвучало по-детски, но она была возмущена тем, как легкомысленно Тибалт и его отец отнеслись к случившемуся.

Роза покачала головой.

– Ты же знаешь, что это невозможно.

– А почему бы тебе не выйти замуж?

– За какого-нибудь нищего? За вдовца с кучей детей, который женится на мне только для того, чтобы я на него работала, а он избивал бы меня? – Роза вздохнула. – Нет, я этого не хочу. Я лучше пойду к знахарке. Пойдем со мной! Ну прошу тебя, Эллен! – Обычно такая самоуверенная, теперь Роза смотрела на нее умоляюще.

– Конечно, если ты этого хочешь.

Роза с благодарностью кивнула.

– У меня не хватает смелости.

– Почему ты мне не говорила, что вы… – Эллен старалась, чтобы ее голос звучал мягко и в нем не слышалось упрека.

– Ты что, сама не понимаешь? – Роза грустно улыбнулась. – Ты моя единственная подруга, а вы с Тибалтом ненавидите друг друга. Ты наверняка попыталась бы убедить меня расстаться с ним, а я его люблю!

– Я рада, что теперь у нас с тобой больше нет тайн друг от друга. Естественно, я тебе помогу и пойду с тобой к знахарке. Лучше всего пойдем завтра утром.

На восходе солнца Роза с Эллен встретились у городских ворот. Над полями стоял густой, непроглядный туман. Точно слепые, они шли в тумане, поводя руками, пока он не развеялся. Вскоре они пришли к хижине знахарки.

Роза всю дорогу спотыкалась, нервно одергивала подол платья и куталась в шаль. Эллен приобняла ее за талию и покрепче прижала к себе.

– Все будет хорошо, не сомневайся, – сказала она.

Когда они дошли до хижины, Эллен храбро постучала в дверь. Знахарка выслушала просьбу Розы, неодобрительно взглянула на Эллен и спросила:

– Почему ты на ней не женишься?

– Отец – не я, – пробормотала Эллен, покраснев.

– Элан просто меня сопровождает. Отец ребенка – оруженосец из Танкарвилля. – Роза попыталась улыбнуться.

Старушка взглянула на них недоверчиво.

– Ладно, дело ваше, и меня это все не касается, – буркнула она. – Будешь пить настойку петрушки. На несколько дней тебе придется остаться здесь.

Роза беспомощно взглянула на Эллен.

– Все будет в порядке, Роза. Я скажу, что ты заболела. Они ценят твою работу и будут ждать, пока ты выздоровеешь.

– Это займет пять дней, и если мне придется за ней ухаживать, то это будет стоить недешево.

Роза достала пару монет. Взяв деньги, старушка возмутилась:

– Этого мало!

– Молодой дворянин заплатит, он мне это обещал. – Роза умоляюще взглянула на старушку, а затем на Эллен.

– Уверяю вас, вы получите свои деньги. Прошу вас, добрая женщина, позаботьтесь о ней и сделайте так, чтобы все было хорошо! – настойчиво просила Эллен.

– Я ничего не могу обещать, но сделаю все от меня зависящее, молодой человек. Не забудьте завтра принести мне деньги.

По пути в Танкарвилль Эллен подумала о том, как же ей взять деньги у Тибалта. Хотя многие женщины поступали так, убийство нерожденного ребенка было запрещено церковью, и за него сурово карали. Так что, скрепя сердце, Эллен после работы пошла к Тибалту.

– Ты-ы? – презрительно бросил Тибалт, увидев Эллен.

– Меня послала Роза.

Тибалт осмотрел Эллен с головы до ног, не говоря ни слова.

– Она решила избавиться от ребенка, как ты и хотел. Я должен принести деньги знахарке. – Эллен старалась казаться спокойной, хотя внутри у нее все клокотало от гнева.

Когда Тибалт услышал, о какой сумме идет речь, то презрительно расхохотался.

– И ты действительно думаешь, что я доверю тебе столько денег?

– Можешь сам отнести их травнице. В конце концов, ты сам всем рассказывал, что это твой ребенок, – набросилась на него Эллен, но тут же пожалела, что сказала это.

Лицо Тибалта налилось кровью от гнева.

– Кто знает, с кем она еще путалась! Ты сам с ней наверняка не раз спал. Возможно, это ты отец! Я за эту дрянь и пенни не дам!

У Эллен перехватило дыхание.

– Роза тебя любит! – возмутилась она. – Одному Богу известно, почему. А я… Я к ней не прикасался!

– Да-а? А я слышал совсем другое! – Тибалт подошел к Эллен на шаг и взглянул на нее снизу вверх. – Вытаскивай ее из этой передряги, как хочешь, но не за мой счет. Женись на ней! – Тибалт высоко поднял брови.

– Это не мой ребенок, а твой. Меня не удивляет то, что ты не берешь на себя ответственность и хочешь переложить ее на плечи другого. Все мужчины в вашей семье мастаки в этом деле. Твой отец поступил точно так же. Спроси его об этом!

Развернувшись, Эллен, широко шагая, удалилась. Ей даже не нужно было оборачиваться – она и так знала, что Тибалт стоит как вкопанный, пытаясь понять, что же она имела в виду. Отойдя достаточно далеко, она опустила плечи. И как она могла сказать такую глупость? Хоть сэр Беренже уже уехал, Эллен готова была дать себе пощечину за болтливость. Встреча Тибалта с отцом – только вопрос времени. Но Эллен отогнала от себя мысли о Беренже. Роза отдала травнице все свои сбережения, но не хватало еще пятнадцати шиллингов. Недолго думая, Эллен решила заплатить эту сумму, хотя все это ее не касалось. Она не забыла, что Роза на корабле узнала ее тайну и хранила ее по сегодняшний день, не ожидая чего-либо взамен.

После работы Эллен подошла к Доновану и попросила дать ей часть денег за меч, которые хранились у него. Он удивился ее просьбе, но дал деньги, ничего не спрашивая. Эллен сразу же пошла к знахарке, не заметив, что за ней следит Арно. Травница уже ждала ее перед хижиной.

– А вот и ты! Деньги принес?

– Молодой дворянин отказывается платить. Он обвиняет бедную Розу в том, что она путалась с другими мужчинами. А ведь она его любит, глупышка эдакая! – Эллен говорила шепотом, чтобы Роза ее не услышала. – Не говорите ей, что я заплатил вместо него.

Старушка пристально взглянула на Эллен.

– Но ведь ты отец?

– Нет, это точно не я. Я еще никогда не… – Эллен опустила взгляд.

Старушка, казалось, поверила и улыбнулась.

– Ну что ж, тогда я тебе уступлю в цене. Я же вижу, что ты простой подмастерье. Неважно, кто отец. Мы избавимся от ребенка.

Эллен заплатила необходимую сумму, заглянула к Розе и пошла обратно. Когда она шла через лес, то остановилась и опустилась на колени, чтобы помолиться. Внезапно она услышала шорох в кустах, зашевелились ветки, и появился Арно.

– Вот уж не думал, что ты такой дурак.

– Что-о? – Эллен изумленно посмотрела на него.

– Я не осуждаю тебя за то, что ты поразвлекался с этой англичаночкой. Если бы она мне дала, я бы себе тоже в удовольствии не отказал. Но со мной она бы не залетела!

– Да ну? – Эллен не считала, что должна разубеждать Арно в своем отцовстве.

– Конечно, не залетела бы. Я же знаю, как получить удовольствие, и чтобы у девчонки при этом не было проблем.

– Это делает тебе честь, – бросила Эллен.

– Я вижу, тебе не терпится услышать мой совет, так что не буду тебя мучить. – Он наклонился к Эллен поближе. – Я беру их… сзади! – Арно ухмыльнулся.

Эллен была поражена.

– Но это же противоестественно! – вырвалось у нее.

– Чушь! Эти святоши хотят нам все запретить, потому что им самим-то нельзя. – Арно явно гордился своей осведомленностью.

– Мне все равно, что ты делаешь. Меня это не касается, и Роза вовсе не беременна. Она просто заболела, не более того. – Эллен встала и хотела уйти.

– Ну конечно!

Эллен знала, что он над ней издевается.

– Думай что хочешь! – рявкнула она.

– Не бойся, Элан. Я никому не открою твою тайну. И не скажу ни слова мастеру. Теперь, когда ты стал его подмастерьем, я надеюсь, что Донован будет уделять мне больше времени! Можешь замолвить за меня словечко, – сказа Арно с подчеркнуто невинным видом. – Конечно, только в том случае, если тебе это будет нетрудно.

Не удостоив его даже взглядом, Эллен пошла дальше. Арно действительно думал, что может ее использовать, и, черт побери, у него были для этого основания. Ей следует быть осторожнее, когда она в следующий раз пойдет проведывать Розу.

Три дня бедняжка Роза ужасно страдала, но затем начала быстро поправляться.

Тибалт оставил их в покое, что было странно. Роза была в отчаянии и все время плакала у Эллен на руках.

– Возможно, сейчас он не может прийти. Наверняка он вскоре тебя проведает, – говорила Эллен, пытаясь утешить подругу, хотя знала, что Тибалт этого не сделает.

Прошло около месяца, когда однажды Роза, запыхавшись, вбежала в кузницу.

– Я должна тебе кое-что сказать, сейчас же. Скорее, это очень важно! – воскликнула она.

Кроме Арно в кузнице никого не было. Донован, Гленна, Арт и Винсент ушли в деревню на свадьбу. Эллен не захотела идти с ними, потому что была не в настроении праздновать, а Арно поссорился с отцом невесты, потому что совратил девушку незадолго до свадьбы. Впрочем, она от него не забеременела, так что все договорились молчать. Теперь Арно должен обходить ее десятой дорогой, и, понятное дело, ему нельзя было появляться на свадьбе.

– Ну ладно, голубки. Оставляю вас одних. Я все равно хотел сходить в деревню – выпить кружку сидра, – сказал он, похабно ухмыльнувшись.

Эллен сердилась, потому что он воспользовался ситуацией. Донован запретил ему идти в деревню, чтобы свадьба прошла спокойно, а Эллен должна была следить за тем, чтобы он никуда не сбежал. Она не знала, что и делать. Если она не остановит его, он пойдет в соседнюю деревню и напьется, а Донован будет на нее злиться.

Роза нетерпеливо переминалась с ноги на ногу.

– Ты же знаешь, что мастер не разрешил тебе идти туда! Если ты пойдешь в деревню, я скажу, что ты сбежал от меня.

– О, я уверен, мастер тебя поймет: ты же не мог за мной следить, развлекаясь с Розой, – спокойно заявил Арно.

Он снова пытался ей угрожать!

– Пожалуйста, Эллен, это важно! – пробормотала Роза, которая вообще не понимала, о чем спорят Эллен и Арно.

– Иди и делай что хочешь, – крикнула Эллен. – И оставь нас в покое!

– Что, дождаться не можешь? – презрительно прошипел Арно, уходя, и добавил: – Могу поспорить, что ты меня не послушался, и малышка опять залетела!

Расхохотавшись, он ушел.

– Ну и мерзкий же тип! И почему девчонки на него вешаются? Так, Роза, сядь и отдышись как следует. Это успокаивает.

Эллен усадила подругу на сундук, а себе взяла маленький табурет. Роза дрожала всем телом.

– Я этого не хотела! Ты должна мне поверить. Я никогда не сделала бы ничего, что повредило бы тебе! Но он меня так разозлил… Я чувствовала себя такой беспомощной и поэтому сорвалась. Если бы я знала, что будет, я бы и слова не сказала. – От плача Роза практически не могла говорить.

Эллен нахмурилась.

– Подожди, давай по порядку. Я не поняла ни слова. Что ты кому сказала, и почему это может мне навредить?

– Тибалту! – Роза всхлипнула.

Эллен почувствовала, как страх зашевелился у нее за спиной.

– Он пришел ко мне. Сказал, что не он отец ребенка, а ты. Вел себя как муж, которому изменила жена. Я рассмеялась и сказала, что всегда принадлежала только ему одному. – Роза беспрестанно всхлипывала. – Он так разозлился и сказал мне, что не дал ни пенни на знахарку. «А кто же тогда заплатил?» – спросила я, глядя на него с недоверием. – Ты что, думаешь, у меня есть столько денег?» Ты не представляешь себе, как он на меня смотрел. У него глаза закатились от ярости, а веки дергались. Я еще никогда его таким не видела. «Это был Элан! – крикнул он. – Элан отец твоего ублюдка! Это потому, что он не хотел на тебе жениться». – У Розы от плача кровь пошла носом. – Я говорила ему, что не ты отец ребенка, но он не хотел мне верить. Он назвал меня шлюхой и оскорблял всякими другими словами – ведь он думал, что я изменила ему с тобой. И тут я ему сказала…

– Что? – вырвалось у Эллен.

– Я сказала ему, что это не может быть твой ребенок, потому что ты девушка. Он ведь был у меня единственным, Эллен.

– Роза! О нет! – У Эллен от ужаса распахнулись глаза. Роза уже билась в истерике.

– Ты понимаешь, что ты наделала?

Роза кивнула, но Эллен подозревала, что она не понимала, к чему приведет ее предательство. Эллен схватилась за голову. Казалось, перед ней разверзлась пропасть, готовая ее поглотить. Все, чего она добилась, внезапно рухнуло. Тибалт не будет молчать, и жизнь в Танкарвилле станет для нее невозможной. Более того, ее осудят за обман и либо поставят у позорного столба, либо четвертуют. Эллен задрожала.

– Мне очень жаль, Эллен, правда! Я не знаю, на что я надеялась. Может быть, на то, что все как-то уладится. Я думала, что он перестанет так глупо ревновать. Я просто хотела его вернуть. – Роза вытерла рукавом глаза. – «Девушка?» – медленно повторил он. В его голосе звучал лед, а лицо исказила страшная гримаса. Я испугалась и сразу побежала к тебе. Эллен, что же нам теперь делать?

– О, ты уже сделала достаточно. – Эллен сама удивилась своему хладнокровию.

– Пожалуйста, прости меня, я не хотела тебе навредить, не хотела! – умоляюще воскликнула Роза и, запнувшись, тихо спросила: – А правда, что это ты заплатила знахарке?

– Что? Да какое это имеет значение? Мне нужно бежать, бежать немедленно. Я даже не смогу попрощаться с Донованом и Гленной, – пробормотала она.

– Пожалуйста, не уходи! – Роза вцепилась в рукав Эллен.

– Ты обрекла меня на верную смерть! На корабле ты меня поддержала и помогла мне. Я всегда была тебе благодарна, и поэтому заплатила знахарке. Но теперь я тебе ничем не обязана. Мы были подругами, и я думала, что на тебя можно положиться!

Эллен поспешно оглянулась, раздумывая, что ей взять с собой.

– Но почему ты не можешь остаться? – Роза не хотела понимать, что она натворила своим предательством.

– Ты действительно такая дура? – прикрикнула на нее Эллен. – Мне ничего не остается, только бежать отсюда. Ты сама знаешь, как Тибалт меня ненавидит, – Бог его знает, почему! Теперь из-за твоей глупой болтовни у него есть оружие против меня, и он, несомненно, им воспользуется. Когда выяснится, кто я, за обман меня посадят в тюрьму или отправят на виселицу, а репутации Донована придет конец. Они с Гленной этого не переживут. – Говоря это, Эллен схватила свои инструменты, шапочку и передник, а затем бросилась в дом, чтобы забрать деньги и другие вещи.

Роза бежала за ней, как собачка.

– Прошу тебя, Эллен, скажи, что ты меня простила! – умоляла она.

– Ты разрушила мою жизнь, а я должна тебя простить? – крикнула Эллен. – Тебе не кажется, что это слишком много? – Она не смотрела на Розу, но слышала ее плач. – И прекрати реветь! Ты думаешь только о себе и своей спокойной совести, а что будет со мной, тебе все равно. Я не хочу все это оставлять, я здесь чувствовала себя счастливой. Но мне придется уйти, потому что ты не думаешь, прежде чем открыть рот. – Эллен снова побежала в мастерскую.

Там она столкнулась с Арно. О нем Эллен уже вообще забыла. Почему он не в деревне? Он ухмылялся так, словно узнал больше, чем мог предположить. Возможно, он их подслушивал? Что из их разговора он слышал?

– Я уезжаю из Танкарвилля. Теперь у Донована будет на тебя масса времени, так что воспользуйся этим, – бросила она ему.

– Вот уж спасибо, именно так я и сделаю! – Его отвратительная ухмылка окончательно вывела Эллен из себя. – Если он спросит, я скажу, что не знаю, где ты. Неизвестно, что ты натворил. Я не хочу в это впутываться, это может мне навредить, понимаешь? – пропел Арно медовым голосом.

– Ну, несомненно, ты же у нас невинная овечка! – Эллен закрыла за собой дверь мастерской и на мгновение прикрыла глаза.

Затем она повернулась и пошла прочь.

– Мне очень жаль, правда, поверь мне! – Роза все еще хлюпала носом.

Эллен остановилась.

– Прекрати за мной идти.

– Я что, ничем не могу тебе помочь? – Девушка умоляюще взглянула на нее.

– Пойди завтра к Доновану и скажи ему, что мне нужно было срочно уехать. – Эллен задумалась. – Скажи, что я получила важные новости из дома, или придумай что-нибудь. Он должен знать, что я уехала по уважительной причине. Нужно, чтобы Донован меня не искал. И молись, чтобы Тибалт не распускал язык, когда я уеду.

– Как скажешь, – прошептала Роза, вытирая глаза.

Все лицо девушки было покрыто грязными разводами. Эллен так и оставила ее стоять на месте и ушла, не оборачиваясь. Словно зачарованная, она шла к тракту, как обычно ходила на встречи к Гийому. Гийом уехал из Танкарвилля много месяцев назад. Господин не возместил ему потерю лошади, да еще и дал своему воспитаннику понять, что больше не хочет держать его при дворе. Он позволил ему только поучаствовать в последнем турнире, и Гийом мог думать только об этом, все остальное казалось ему неважным.

– Вот увидишь, вскоре повсюду будут прославлять меня, – сказал он ей, гордо выпятив подбородок, когда прощался.

Эллен вздохнула. Как бы то ни было, он так и не узнает, что она много лет лгала ему. Тибалт обрадовался бы возможности сообщить Гийому эту новость. При мыслях о Гийоме у Эллен стало еще тяжелее на сердце. Смогут ли они когда-то увидеться вновь?

Деревья уже начали сбрасывать свою цветистую листву, и вся земля была покрыта листьями, шуршавшими под ногами. Эллен ускорила шаг. Золотистые солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь поредевшую листву, уже не грели так, как летом. «И как такой замечательный день мог закончиться таким несчастьем?», – в отчаянии подумала Эллен и, взглянув на безоблачное ярко-синее небо, пошла еще быстрее. Возможно, ей удастся миновать лес прежде, чем станет темно. «Я все равно не знаю, куда мне идти, – размышляла она. – Может быть, нужно вернуться в Англию?» Эллен услышала за спиной стук копыт. По давней привычке она свернула с тракта и спряталась в зарослях, но было уже поздно – всадник заметил ее издалека и пришпорил коня. Когда Эллен увидела, кто ее преследует, она поняла, что ей не удастся убежать. Всадник гнался за ней и через лес. Копыта его коня разбивали грибы и мох, оставляя глубокие следы на влажной земле. Как только он догнал ее, спрыгнул на землю и бросился к ней.

– Ты невеста Сатаны, сознайся в этом! – закричал он. На мгновение его глаза приблизились к ее глазам.

– Тибалт, что тебе нужно? – Эллен отпрянула.

– Ты нас всех обвела вокруг пальца! Все эти годы ты притворялась мужчиной! Жаль, что Гийом уехал, хотел бы я взглянуть на его тупое лицо. – Тибалт бросил поводья, и конь стал мирно пощипывать травку.

Эллен увидела, что у Тибалта каждая жилочка была напряжена. Он начал медленно к ней приближаться. Девушка хотела избежать стычки с ним и стала отступать, пока не прижалась спиной к стволу огромного дуба.

– Ночами я бичевал себя розгами, пока кровь не начинала стекать по моей спине, а все потому, что я, осел эдакий, думал, что мной овладела противоестественная страсть к Элану, ученику кузнеца. От каждого взгляда твоих зеленых глаз, от каждого твоего прикосновения во мне вскипала кровь. Я все время каялся, когда вожделел тебя, а это было часто. Слишком часто. Но ты не парень, так что я каялся в том, что не было грехом! Ты мне за это заплатишь! – Глаза Тибалта превратились в узкие черные щелки.

Эллен с трудом подавила истерический смешок. Несмотря на то что она обладала необычайной для женщины силой, ей стало страшно. Не успела она понять, что происходит, как он ударил ее кулаком в лицо.

– Я выбью из тебя мужчину, порождение дьявола! – прошипел он, а в его глазах метались безумные огоньки.

Эллен почувствовала, что ее верхняя губа распухла от удара, а на подбородок потекла теплая кровь. Второй удар последовал так же быстро и неожиданно. Кожа над бровью лопнула, и кровь стала заливать ей глаза. Третий удар попал в солнечное сплетение, и ее затошнило. Эллен оцепенела от взрыва ярости Тибалта и не могла даже защищаться. Все равно у нее не было шансов против оруженосца. «Если я позволю ему бить себя, возможно, ему скоро это надоест», – подумала она и упала на землю. Ей вспомнилось, как мать порола ее ремнем: поначалу ей было очень больно, но со временем Эллен научилась отделять сознание от тела. Иногда ей казалось, что она висит под потолком и видит свое тело, лежащее на полу.

Тибалт встал рядом с ней на колени и встряхнул ее за плечи.

Эллен не сопротивлялась. Казалось, она где-то далеко-далеко отсюда, и даже не поняла, что происходит, когда он задрал ее рубашку и увидел ткань, перетягивающую грудь.

Он хрипло расхохотался и, достав охотничий нож, быстро вспорол льняную ткань, а затем медленно, с наслаждением провел кончиком лезвия вокруг ее маленьких сосков, а затем скользнул лезвием вниз, до самого пупка. Потом он отбросил нож в сторону и сорвал с девушки штаны.

– Я хотел тебя с самого первого мгновения, ведьма. А теперь ты принадлежишь мне! – Дыхание у Тибалта перехватывало от страсти и ярости. – Да будет женщина во всем покорна мужчине, – прошептал он, раздвигая ей колени.

Только сейчас Эллен поняла, что он хочет сделать, и в ужасе принялась его отталкивать.

– Ты не должен этого делать!

«Если бы он знал, что он мой брат, он бы на это не осмелился, – в панике подумала Эллен. – Нужно ему все сказать!»

– Это почему же? Ты у меня не первая девственница, – расхохотавшись, бросил он.

«Он мне все равно не поверит, и даже не станет меня слушать!»

– Прошу тебя, Тибалт, не надо! – умоляла она. Тибалт ухмыльнулся.

– А теперь ты скулишь, как и положено такой сучке, как ты. Скули-скули, только это тебе не поможет.

Эллен сопротивлялась изо всех сил, но Тибалт в своей одержимости был намного сильнее ее. Левой рукой он надавил ей на шею, а правой рукой дотянулся до промежности и грубо запустил пальцы во влагалище. Сознание Эллен помутилось, она чувствовала, что он вот-вот задушит ее. Девушка захрипела, и Тибалт немного ослабил давление на горло, чтобы она могла дышать.

– Не хочу, чтобы ты потеряла сознание. Ты должна все почувствовать! – Он ухмыльнулся и со стоном вошел в нее.

Эллен вскрикнула, когда по резкой боли поняла, что потеряла невинность.

Тибалт торжествовал. Он двигался в ней все быстрее. Чувствуя боль и унижение, Эллен в отчаянии пыталась найти хоть какой-то выход. Она повела рукой по земле и нащупала нож Тибалта. Рванувшись из последних сил, она ударила им брата.

Краем глаза Тибалт заметил движение и среагировал достаточно быстро – Эллен не удалось всадить ему лезвие в спину, оно лишь полоснуло по его предплечью. Из глубокой раны хлынула кровь, и от боли Тибалт пришел в еще большее бешенство. Совершенно обезумев, он принялся снова избивать Эллен – сначала кулаками, а затем и ногами.

«Я умру», – на удивление равнодушно подумала Эллен и потеряла сознание.

Когда она пришла в себя, ее окружала темнота. «Наверное, я умерла», – решила Эллен и попыталась пошевелиться. Казалось, ее голова была наковальней, по которой бил молот. Эллен ничего не видела и попыталась притронуться к своим глазам. Лицо у нее было опухшим и сильно болело. Когда она взглянула вверх, то увидела несколько звезд на небе. Ночь была темной, и поэтому вокруг ничего не было видно. Эллен ощупала свое тело. Рубашка по-прежнему была задрана до груди, а низ живота горел, как одна огромная рана. На четвереньках она по влажной земле подползла к своим штанам и с трудом натянула их. Опустив рубашку, она подпоясалась. Кошелек с деньгами и мешок лежали неподалеку. Вокруг пупка все болело. «Он ударил меня в живот ногой, проклятая свинья!» – вспомнила она, сделала пару шагов в темноту и снова потеряла сознание.

Когда она утром пришла в себя, то увидела лицо склонившейся над ней женщины. Дернувшись от ужаса, Эллен застонала от боли.

– Не бойся, я тебе ничего не сделаю. Как думаешь, сможешь встать, если я тебе помогу?

Эллен кивнула и, сжав зубы, попыталась подняться.

– Виду тебя просто ужасный. И что за чудовище такое совершило? – Женщина осуждающе покачала головой, не ожидая ответа.

Взяв Эллен за руку, она подставила ей свое плечо и приобняла за талию. При этом она коснулась ее груди и изумленно взглянула на девушку.

– Да ты женщина! – с удивлением сказала она. – Я приняла тебя за мужчину. Так что тебе, пожалуй, повезло.

Эллен поняла: женщина не подозревает, что Тибалт с ней сделал. Обрадовавшись, что незнакомка ничего не знает о ее позоре, Эллен, несмотря на сильную боль, попыталась сделать шаг.

– Жак, малыш, иди сюда и помоги мне! – позвала женщина, и к ним, как молодой козленок, подскочил мальчонка лет двенадцати. – Давай посадим ее на пони. Ты пока иди пешком, а когда устанешь, она с тобой поменяется.

Жак вопросительно взглянул на мать.

– Хватит ее рассматривать. Возьми ее мешок, вон он лежит, видишь? – Женщина указала за спину Эллен.

Мальчик кивнул и подбежал к мешку. Подняв его, он поморщился.

– Что еще? – спросила женщина. – Давай быстрее.

– Мешок очень тяжелый. Что у нее там? Камни?

Женщина строго посмотрела на мальчика.

– Кстати, меня зовут Клэр. Это мой сын Жак. Ты можешь назвать нам свое имя?

– Элленвеора, – хрипло ответила девушка.

– Ох, почти как королева. Слышишь, Жак? – Клэр почему-то обрадовалась.

Эллен с трудом улыбнулась.

– Ладно, хватит любезничать! – Клэр взяла бурдюк с водой и поднесла его Эллен ко рту. – Ты наверняка хочешь пить.

Только сейчас Эллен ощутила жжение в горле и с благодарностью кивнула. Сделав пару глотков, она закашлялась.

– Нужно как-то посадить тебя на пони. Ты умеешь ездить верхом?

Эллен покачала головой.

– Никогда не пробовала.

– Это ничего. Учитывая, как ты выглядишь, мы все равно не сможем двигаться быстро. Главное, чтобы ты держалась за гриву лошадки и не упала. – Клэр ободряюще ей улыбнулась.

Жак, как и многие мальчики в его возрасте, был не особо разговорчив, да и помочь Эллен толком не мог.

– Куда вы едете? – спросила Эллен через некоторое время, когда с облегчением поняла, что они удаляются от Танкарвилля.

– Мы родом из Бетюна, это во Фландрии.

– Это далеко отсюда? – обеспокоенно осведомилась Эллен.

– Неделя, может быть, две недели езды, – ответила Клэр.

– Можно мне немного проехать с вами?

– Конечно, если ты думаешь, что осилишь дорогу, то можешь доехать с нами до самого Бетюна.

– Спасибо, – Эллен с благодарностью кивнула. Она была рада, что их путь неблизок.