"Тысячекрылый журавль" - читать интересную книгу автора (Кавабата Ясунари)3– Утром, когда я вам звонил, вы, наверно, слышали в трубку, какой здесь был дождь, – сказал Кикудзи. – Разве можно услышать дождь по телефону? Не знаю, я не обратила внимания… Нет, правда, разве можно услышать в трубку такие вещи – шум дождя в вашем саду? Фумико взглянула на Кикудзи, потом перевела взгляд на сад. За кустами и деревьями шуршал веник – это Тикако подметала чайный павильон. Кикудзи тоже посмотрел на сад. – И я, наверно, не слышал, как шумит дождь у вас. Но дождь был очень сильный, и мне потом начало казаться, будто я слышу. – Да, настоящий ливень! И гром был ужасный! – Вы сказали по телефону, что сильно ударило. – Знаете, как странно… Оказывается, дети даже в мелочах порой похожи на родителей. Помню, когда я была маленькой, мама в грозу, как только грянет гром, прикрывала мою голову рукавом кимоно. А летом, выходя из дому, всегда смотрела на небо – не собираются ли тучи… И я точно так же… Когда гремит гром, мне хочется закрыться рукавом. Фумико немного смутилась, стыдливо сжала плечи. – Я принесла чашку сино, – сказала она и вышла в переднюю. Вернулась, поставила чашку перед Кикудзи, но обертку не развернула. Однако, видя, что Кикудзи не решается дотронуться до свертка, придвинула сверток к себе, развернула бумагу и вынула чашку из футляра. – Кажется, ваша мама любила те две чашки, парные, работы Рёню… И пила из них чай ежедневно, – сказал Кикудзи. – Да, но чаще все-таки пользовалась этой. Говорила, что в черной и красной чашках теряется зеленый цвет чая. – А ведь верно! На черном и красном фоне зеленый цвет теряет свою прелесть. Кикудзи все не решался взять в руки вынутую из футляра чашку, и Фумико сказала: – Наверно, это неважное сино. – Нет, что вы! Но он все еще не решался взять чашку. Белая глазурь, как и говорила утром по телефону Фумико, была с едва заметным красноватым оттенком. Красный оттенок словно бы проступал откуда-то изнутри. У верхнего края был виден легкий коричневатый налет. В одном месте бледно-коричневый цвет чуть-чуть сгущался. Наверно, этого места касались губы и от постоянных прикосновений глазурь немного испортилась и пропиталась чаем. Кикудзи смотрел на это место, и оно постепенно начало казаться ему красноватым. Неужели это действительно след от губной помады, как сказала Фумико? На внутренней стороне чашки в этом месте тоже был заметен бледный красновато-коричневый налет. …Цвет слинявшей губной помады… Цвет увядшей, высохшей алой розы… И… цвет крови, давным-давно капнувшей на белоснежную поверхность… Сердце Кикудзи забилось сильнее. И в то же время опять его охватило болезненно-острое желание. Какой ужас, подумал он, какая грязь!.. На чашке были нарисованы синевато-черные широкие листья какой-то травы. В некоторых местах рисунок слегка побурел. Простой, реалистический рисунок заглушал в Кикудзи нездоровую чувственность. И строгая форма чашки тоже. – Прелестно! – сказал он и наконец взял чашку в руки. – Не знаю, я плохо в этом разбираюсь… Но мама очень ее любила, постоянно пила из нее чай. – Да, для женщины она, безусловно, хороша. Для женщины… Кикудзи сказал это и почувствовал: мать Фумико была женщиной, и для него и вообще… Зачем Фумико принесла ему эту чашку? Да еще со следами от губной помады матери? Что это – наивность или душевная черствость? Кикудзи держал чашку в ладонях, но старался не касаться того места, где виднелся странный след. – Фумико, уберите ее, пожалуйста! А то Куримото начнет ее разглядывать, и тогда разговоров не оберешься. – Хорошо. Фумико положила чашку в футляр, завернула и вышла в переднюю. Конечно же, она хотела подарить ему эту чашку! Для того и принесла. Но упустила подходящий момент, а может быть, решила, что сино ему не понравилось. Вошла Тикако. – Кикудзи-сан, вы не дадите кувшин госпожи Оота? – А может, обойдемся нашим? Тем более, что у нас в гостях Фумико-сан. – Вот странно! Именно потому, что Фумико-сан здесь, я и хочу взять тот кувшин. Мы же хотели поговорить, вспомнить ее мать. Кувшин ведь подарок… В память о покойной… – Но вы же ненавидите госпожу Оота! – внезапно сказал Кикудзи. – Ненавижу? Вот уж неправда! Просто мы не сходились характерами. Да и как можно ненавидеть покойника?.. Конечно, мы не симпатизировали друг другу, это верно. Опять же из-за несходства характеров. И потом я ее ведь видела насквозь… – Кажется, видеть насквозь – ваша специальность. – Если боитесь, прячьте от меня свою душу. Вот и все! Вернулась Фумико. Она села неподалеку от порога. Тикако обернулась к ней, слегка вздернув левое плечо. – Фумико-сан, дорогая, давайте уговорим хозяина дома дать нам для чайной церемонии сино вашей матушки. – Да, пожалуйста, Кикудзи-сан! – сказала Фумико. Кикудзи вынул из стенного шкафа кувшин. Засунув за оби сложенный веер, Тикако взяла кувшин и пошла в чайный павильон. – Знаете, я испугался, когда утром позвонил вам по телефону и услышал, что вы переехали. Неужели вы одна справились и с продажей, и со всем остальным? – Да. Одна. Но мне повезло. Дом купил наш знакомый. Он жил в Ооисо в маленьком доме. Хотел со мной поменяться, но я предпочла продать дом. Жить одной, даже в маленьком доме, как-то неуютно. Снимать комнату – куда меньше хлопот, особенно когда ходишь на работу. А пока что я нашла приют у подруги. – Вы уже устроились на работу? – Нет еще. Когда встал вопрос о работе, оказалось, я ничего толком не умею. – Фумико улыбнулась. – Ведь и к вам я собиралась зайти уже после того, как куда-нибудь устроюсь. А то грустно как-то приходить в гости и бездомной и безработной, когда ничего не делаешь, попусту болтаешься. Кикудзи захотелось сказать, что именно в такое время и нужно ходить в гости. Он представил Фумико в незнакомой комнате: сидит одна, грустит. Но девушка не выглядела грустной. – Я тоже хочу продать свой дом. Собираюсь, собираюсь, да никак не решусь. А пока что все приходит в упадок: желоба текут, татами в дырах. Но чинить уже не охота. – Зачем продавать? Вы, наверно, женитесь и приведете сюда жену, – громко сказала Фумико. Кикудзи взглянул на нее. – Вы повторяете слова Куримото… Неужели вы думаете, что я сейчас в состоянии жениться? – Это из-за мамы? Вы страдали, да? Но теперь-то уже все в прошлом… Так и считайте – все в прошлом. |
||
|