"Чай из пустой чашки" - читать интересную книгу автора (Кэдиган Пэт)

[ТРИ] СМЕРТЬ В ЗЕМЛЕ ОБЕТОВАННОЙ [I]

У парня было из чего выбрать: страны, миры, даже вселенные, как в легендарной проповеди про пришествие, в свое время будившей странные воспоминания, а сегодня пугающей точностью предвидения. Но парню больше всего нравилась соседняя вселенная — бушующая, ревущая, блестящая пустыня постапокалиптического Ну-Йок Ситти. И виновато было не простое пристрастие: Ну-Йок Ситти уже тринадцатую неделю штурмовал верхние строчки чартов наряду с постапокалиптическим Л.-Анджелесом и Гонконгом перед миллениумом, твердо удерживая второе или третье место, время от времени меняясь с лидерами, но не пропуская вверх новичков.

Дора Константин не понимала причин такой популярности. Наверное, парень объяснил бы. Вот только он вернулся из постапокалиптического Ну-Йока с перерезанным горлом.

Сразу появилась информация, что это не первый летальный случай пребывания в Ситти, согласно той же информации, это был восьмой прецедент за несколько месяцев. И хотя связи между этими смертями никто не устанавливал, доказать обратное тоже никому не удалось. Для Константин эта информация не значила ничего, кроме того что еще минимум месяц Ситти будет везде темой номер один.

Ночной менеджер гостиницы видеоигр была напугана до смерти.

— Вы бывали в Ситти? — спросила она Константин, протискиваясь вместе с ней в дверь. Ее звали Гилфойль Плешетт, и она занимала очень мало места. Она была немногим толще пакетика леденцов, завернутого в цветастое кимоно; мультяшный голос, волосы от Ван дер Граафа. Даже со стоящими дыбом волосами она была чуть выше плеч Константин.

— Нет, никогда, — ответила Константин, наблюдая, как ДиПьетро и Селестина снимали с парня костюм, готовя тело к прибытию коронера. Процедура была сильно похожа на сдирание с животного шкуры. Только это зрелище было много отвратительнее, и не только из-за крови. Внутри костюма голое тело было покрыто такой густой сетью форм и линий от отпечатавшихся сенсоров и проводов, что стало похоже на вид Византии с высоты птичьего полета.

Они назовут это последним достижением в области нервной системы , — как завороженная подумала Константин. — Дадут этому явлению какое-нибудь первое попавшееся имя, типа неоэкзонервной системы, и скажут, что действовать она начинает после длительного использования оборудования костюма, тогда под кожей образуется точная копия линий и форм внутренностей костюма. И каждая черточка обладает собственным астрологическим знаком .

Оператор коронера протиснулся вперед, чтобы снять плечи и голову парня, оттеснив к стене корреспондента сетевого «Полицейского журнала». Та невозмутимо подняла камеру над головой, направив объектив вниз, и продолжила съемку. На этой неделе «Журналу» удалось приостановить действие восстановленного всего лишь на прошлой неделе запрета коммерческим СМИ освещать места преступлений. Константин с нетерпением ждала следующей недели.

После того как костюм стянули с бедер парня, к кислому зловонию пота и тяжелому запаху крови добавился новый аромат — человеческих нечистот, и комнатенка, больше похожая на чулан Константин и ее бывшего мужа, казалось, еще уменьшилась, в отличие от чулана, который с отъездом мужа стал просторней. У коронера, ее оператора, корреспондента, ДиПьетро и Селестины оказались носовые фильтры, а свои фильтры Константин забыла в верхнем ящике письменного стола.

Закрыв нос и рот руками, она отступила назад в коридор, где Тальяферро, ее напарник, больше страдал от низкого потолка и узких стен, чем от запахов, поскольку здесь воздух был лишь слегка несвежим. Следом вышла Плешетт, суетливо роясь в карманах кимоно.

— Так ужасно, — сказала она, глядя то на Константин, то на Тальяферро. Тальяферро пропустил сказанное мимо ушей. Он стоял, прислонившись спиной к стене, пытаясь плечами зажать уши. Голова выдавалась вперед, и, пока он работал с архивером, она висела над ним, словно Тальяферро боялся, что упадет потолок. Архивер не был виден Константин, и ей казалось, что он пишет стилусом что-то прямо на ладони.

Никогда не посылай страдающего клаустрофобией делать работу агорафоба, подумала Константин, ощущая нереальность происходящего. Ее напарник, произносящий, по скрытым от нее причинам, свою фамилию «Тол-ливер», был настолько огромен, что она не могла придумать, где (кроме арены, конечно) ему было бы достаточно удобно и просторно.

— Действительно чертовски ужасно, — добавила Плешетт, словно это как-то поясняло ее предыдущее высказывание. Худой рукой она достала из потайного кармана маленькую бутылку белого вина, и затхлый воздух был побежден приторным мятным ароматом.

Тальяферро исподлобья посмотрел на менеджера, стилус застыл.

— Это не поможет, — мрачно сказал он.

— Ах, подождите, — сказала она и помахала руками, чтобы аромат заполнил пространство коридора. Поначалу обоняние важно, но скоро оно перестает играть хоть какую-нибудь роль. Запах заполняет весь нос. Обоняние притупляется. От тел клиентов во время действия исходит множество запахов.

— Испарения от костюмов. — Она указала на другую дверь, ведущую в длинный узкий коридор. — Например, в «Гангстерских войнах»? Пристегни клиента к кабине, а то костюм тут же угробят, катаясь по полу, тыкаясь в стены и прыгая друг на друга. После «Гангстерских войн» легко стать похожим на местных.

На местных? Тальяферро пошевелил губами, глядя исподлобья на Константин. Та пожала плечами:

— Не видела здесь кабины.

— Она выпадает из стены. Как старые кровати Мерфи. Константин подняла в удивлении брови, пораженная тем, что менеджер знаком с идеей кроватей Мерфи, потом ей стало стыдно. Ее бывший всегда говорил, что снобизм был ее наименее привлекательной чертой.

— Если бы у людей был выбор, вряд ли бы кто пользовался кабинами, кроме как для секса, — сказала Плешетт. — И вот нате, появился этот иглобрюхий: убился в кабине. Разгоряченный борьбой, порезал себя на ремни, сломал несколько ребер, и это… — Она доверительно придвинулась к Константин. — И это еще не самое забавное. Знаете, что самое забавное?

Константин и представить себе не могла.

— Самое забавное, что с его настоящим телом случилось то же самое и сломались у него те же самые ребра. — Плешетт выпрямилась, сложила руки на груди и дерзко задрала подбородок, словно Константин отважилась не поверить. — Это всегда было небезопасно, даже когда дело не заканчивалось смертью.

— Раньше здесь такое случалось? — спросил Тальяферро, не поднимая головы.

— Нет. В других местах. В восточном Голливуде. В северном Голливуде. Уже не помню. — Рукава кимоно хлопнули от ее жеста, словно крылья. — Все говорят, слухи доходят время от времени.

Константин кивнула, прикусив губу, чтобы не рассмеяться:

— Ага. Это тот парень, что в сценарии прыжков с парашютом не смог раскрыть парашют и был найден разбитым вдребезги?

— Конечно нет. — Менеджер посмотрела на нее, как на сумасшедшую. — Как можно перепутать? Тот иглобрюхий умер. Мы все слышали еще об одном. Это произошло в округе Колумбия. Там постоянно неожиданные смерти. — Она снова придвинулась к Константин, взяв ее руку своей костлявой рукой. — Вам следует проверить игровые ресурсы округа Колумбия и проверить эти беспричинные смерти. Жизнь там стоит очень дешево. Это совсем другой мир.

Константин не знала, то ли ей согласиться, то ли сменить тему разговора, но тут из комнаты вышла коронер, следом выскочил и ее оператор.

— … оттого, что снял я, — грустно сказал оператор.

— А я говорю, ничего страшного. Может, сможем вызвать ее материал в суд, там и выясним, лучше ли он твоего. Или нет. Иди. — Она легонько его толкнула.

— Но я знаю, она иногда появляется там в кадре…

— Мы и это уладим. Давай. Иди-иди. — Коронер отпихнула оператора и повернулась к Константин. Это была крошечная женщина, ростом с десятилетнего эскимосского мальчика, Константин знала, это связано с ее религией, что-то вроде Церкви прекрасных малышей. Вера запрещала ее адептам расти. Константин было интересно, что случается с теми, кто утратил веру во взрослом состоянии или, наоборот, обрел ее, когда детство осталось далеко позади.

— Ну, единственное, что я могу утверждать наверняка: парню перерезали глотку еще живому. — Следователь осмотрелась. — И представьте себе, случилось это, похоже, здесь.

— Можно спросить, как? — спросила Константин.

— Как? Классически, от уха до уха. — Следователь пригладила жесткие волосы медного цвета. Они тут же поднялись обратно. — И скорее всего, специально предназначенным для этого оружием. Не местным ржавым барахлом. Возможно, костяным лезвием. Здесь они очень популярны. Или, вернее, не здесь, а там, в виртуальном мире. Они сами все похожи на костяные лезвия. И еще, его определенно убили. Даже если мы не сможем доказать эту версию, парень был обычным тюфяком, пропадающим в ИР. У него просто не хватило бы духу так перепилить себе горло.

Константин скорчила гримасу:

— Отлично. Теперь ты в курсе новостей, которые передадут в течение ближайшего часа.

Коронер помахала в воздухе ручками:

— Да, да, да. Стигматы геймеров. Все знают про парня, которому в игре нанесли ножевое ранение, а выйдя оттуда, он оказался ранен по-настоящему, и ему пришлось наложить шестнадцать швов, как той монахине по телевизору, у которой кровоточили руки и ноги. Это все часть современного механизма производства мифов. Есть люди, которые потеряли свои позиции в ИР, они запутываются в реальностях и калечат себя и других. Но со всеми этими стигматами совсем другое дело — все просто забыли про стигматы сестры Марии, Святой Крови Кого-то Там, которую выставили обманщицей. Добродетельная сестра провернула этот номер, словно фокусник на сцене, прежде чем принять веру. Даже дело было, как она запустила всю эту канитель в публичную Сеть. Будет время, взгляни — восхитительный слог. Настоящие стигматы должны быть extreme ruptura — серьезное психическое заболевание, которого специалисты не регистрировали со времен святой Терезы.

— Которой из них? — спросила Константин.

Коронер усмехнулась:

— Отменно. «Которой из них?» А ведь ты знаешь свое дело. — Она снова засмеялась. — Завтра я пришлю тебе отчет. — Она пошла по коридору, не переставая смеяться.

— Да уж. — Менеджер презрительно фыркнула. — Лучше бы некоторые занимались своим делом, чем смеяться над тем, о чем они и понятия не имеют. — Последние слова она обратила удаляющейся спине следователя, но та не услышала.

— Примите мои извинения, если она задела ваши убеждения, — резко сказала Константин. — В комнату можно попасть как-то еще: через вентиляцию, водопровод, запасные выходы?

Плешетт покачала головой:

— Нет. Никаких.

Константин хотела попросить план здания, когда раздался звук, похожий на ружейный выстрел, — Тальяферро закрыл свой архивер:

— Ладно. Пошли поищем место поинтереснее. Порасспросим клиентов. На парковке.

— Здесь нет парковки, — сказала Плешетт, неожиданно помрачнев.

— Я не говорил о вашей парковке. Поспрашиваем на стоянке в конце квартала, может, там чего знают. — Тальяферро выразительно посмотрел на Константин. — Просторно, есть где побродить.

Константин вздохнула:

— Вначале соберем всех, кто был в том же сценарии и модуле с этим парнем, посмотрим, может, кто помнит, что он делал или говорил, хоть какую-нибудь зацепку по поводу того, что случилось.

Плешетт закашлялась смехом:

— Да вы представляете, сколько это может быть людей?

Константин угрюмо кивнула:

— Начнем с местных. В смысле, местных клиентов. — Она пошла в приемную вслед за Тальяферро.

— Но вы можете взглянуть, что парень делал, когда ему рассекли шею.

Константин остановилась и оглянулась:

— Взглянуть?

— Да. Есть запись наблюдения.

— Наблюдения? — повторила Константин, не уверенная в правильности услышанного.

— Ну да. — Менеджер отвела глаза в сторону. — Думаете, мы тут пускаем всяких иглобрюхих и не приглядываем за ними? Всякое может случиться. Ответственность — это чудовищно.

Константин решила не спрашивать, почему она не упомянула об этой незначительной детали двумя часами раньше.

— А здесь можно посмотреть запись наблюдения?

— Просто посмотреть? — Плешетт была озадачена.

— А что? — Константин пошла к открытой двери, в комнате было слышно, как ДиПьетро и Селестина подшучивали над корреспонденткой.

— Ничего. — Менеджер пожала плечами. — Хотите посмотреть — пожалуйста, у меня в кабинете.

Константин не знала, как понимать забавное выражение личика Плешетт. Может, все вполне закономерно, забавное личико забавного человечка, живущего в забавном мирке, открытом всю ночь напролет. Открытый всю ночь напролет забавный искусственный мирок. Константин об этой профессии знала единственную деталь: ночной менеджер может годами не видеть дневного света. Она не виновата, подумала Константин, протискивая голову в дверной проем клетушки, где ДиПьетро и Селестина трепались с корреспонденткой. Корреспондентка считала, что ничего им не сольет, а они делали вид, будто не знали, что она не собирается им ничего сливать. И всем приходилось делать вид, что они помнят про труп парня.

— Прошу прощения за вторжение, — насмешливо вступила Константин. ДиПьетро и Селестина повернулись к ней одновременно, в своих белых накидках они походили на недоделанных кукол.

— За ним придут. Но прежде, наверное, стоит закончить осмотр и, видимо… — она махнула на тело, — накрыть его.

— Ясное дело, — ответила Селестина и вдруг потрясла перед ней чем-то круглым в пакете. — А что это?

Константин инстинктивно схватила пакет и сразу поняла, что внутри что-то круглое. Голова парня, подумала она в ужасе. Порез, наверное, был столь глубок, что голова оторвалась, когда они снимали с него костюм.

Потом она ощутила металл и поняла, что это игровой шлем парня.

— Молодец, Селестина. — Она сунула шлем под мышку. — А если бы я его уронила, нам бы год потом разные формы пришлось заполнять.

— Что бы ты что-нибудь уронила? Не в этой жизни, — усмехнулась Селестина. Бакенбарды зрительно утолщали ее лицо минимум раза в два, Константин всегда интересовалась, можно ли призвать косметолога к суду за должностное преступление.

— Спасибо за доверие, но в следующий раз лучше пришли посылкой. — Константин пошла в приемную, за ней зашуршало кимоно Плешетт.

В приемной стояли два офицера в форме, возле окна на сломанный диван из искусственной кожи с трудом втиснулись трое других служащих гостиницы. Полицейский сказал Константин, что остальные ушли с Тальяферро на стоянку в конце квартала. Она сконцентрировалась на бляхе, висящей на груди. «Вольски» — прочитала она имя; так она избавила себя от разглядывания аккуратных, крашенных в рыжий цвет усов женщины. По крайней мере, они были не такими нарочитыми, как бакенбарды Селестины, хотя она не представляла, как можно привыкнуть к волосам на женском лице. Бывший муж обозвал бы ее ретроградом. Может, так и есть.

— Все нормально, пока нам известно, где они. — Константин протянула ей упакованный шлем. — Присмотрите за этим. Этот шлем был на парне в момент убийства. А я пойду просмотрю запись наблюдения в кабинете менеджера и там же, думаю, опрошу персонал… — Люди на диване с готовностью подняли на нее глаза. — Это вся смена?

— Все котята в сборе, — заверила ее Плешетт.

Константин оглядела комнату. Маленькая приемная, спрятаться негде и, наверное, никаких потайных дверей. Маленькая, тусклая и мрачная приемная, прожди в такой всего несколько минут, и любая ИР покажется чудесной в сравнении с ней. Она снова посмотрела на диван, с него поднялся мужчина и поднял руку.

— Майлз Мэнк, — сказал он сердечным тенором.

Константин заколебалась. У мужчины был расфокусированный водянистый взгляд. Обычно она считала, что с такими людьми что-то не так. Он возвышался над ней минимум сантиметров на пятнадцать и был тяжелее килограммов на сорок. Но это были мягкие килограммы, спрятанные в блестящий голубой комбинезон, а в сочетании с сентиментальными глазами и осветленными волосами они превращали его в огромного ребенка. Она пожала ему руку, которая оказалась еще мягче.

— Кем вы здесь работаете?

— Заведующим, — ответил он. Сентиментальные глаза смотрели мимо нее на Гилфойль Плешетт. — Ну, неофициальным заведующим. Я здесь дольше всех, поэтому объясняю, как тут все работает.

— Ой, не скромничай, Майлз, — подбодрила его Плешетт, рукава кимоно заплескались, как вымпелы на ветру, когда она вытянула руки-палки и согнула их. — Давай, расскажи, как они отсюда уходят, а ты снова становишься менеджером. А я потом объясню, где можно найти талантливых администраторов с опытом работы. И все встанет на круги своя.

— Есть опыт, а есть опыт, — сказал Мэнк раздраженно. — Когда я был ночным менеджером, люди здесь не умирали.

— Правда, правда, ваше буйство пережили все, только все равно пришлось убытки возмещать клиентам. Зато никто не умер, так что «все хорошо, все прекрасно».

Майлз Мэнк шагнул мимо Константин, заслонив Плешетт, которой пришлось ткнуть дрожащим пальцем в лицо Мэнку. Константин почувствовала легкий озноб, который чувствует любой представитель власти, когда ситуация выходит из-под контроля. Прежде чем она успела вмешаться, усатая офицер, Вольски, схватила ее за рукав и показала тазер, настроенный на вспышку.

— Позвольте?

Константин кивнула, отступив назад, прикрыла глаза.

Вспышка показалась Константин полусекундным жаром, который ей странно понравился, хотя больше она никому не понравилась. Кроме Гилфойль Плешетт и Майлза Мэнка пострадали и два других сотрудника, и Тальяферро, решивший вернуться именно в эту секунду, и даже напарник Вольски, которого она (со своими рыжими усами) не успела предупредить. Уровень шума возрос экспоненциально.

— Заткнитесь все! — взревела Константин и сильно удивилась всеобщему неожиданному молчанию. Она огляделась. В приемной все закрывали глаза руками, словно были собранием обезьянок «Ничего не вижу».

— Спасибо, — неловко добавила она. — Так. Я просмотрю пленку наблюдения последней игры жертвы в кабинете, потом опрошу всех остальных. — Она повернулась к Тальяферро. — Затем я хочу побеседовать с кем-нибудь из присутствовавших в том сценарии и том модуле. — Она замолчала, но он не отрывал рук от лица. — Это значит, что я позвоню вам, напарник, а вы выберете несколько человек в конце квартала и приведете их сюда. — Она снова подождала ответа. — Понятно, Тальяферро? — добавила она раздраженно.

— Да, но с посетителями придется что-то делать, — сказал он в ту сторону, где, думал, находилась она. Он стоял всего в двух шагах. — Пока вы будете заниматься всем этим, их нечем будет занять, нам придется разрешить им позвонить и снабдить их пиццей.

Глаза Константин описали дугу.

— Так сделайте и то и другое. — Она обернулась к Плешетт. — А теперь проводите меня в кабинет.

— Извините, — добродушно сказал Майлз Мэнк, — но, боюсь, у меня нет кабинета. Я обычно работаю с персоналом в холле.

— Расслабься, Мэнк, — сказала Плешетт, раздвинув пальцы и поглядев в щель, — это сказали мне. — Она стала опускать руку, но потом передумала.

Константин вздохнула. Способность видеть вернется к ним через несколько минут вместе с нормальным цветом лица, если, конечно, ни у кого нет аллергии на солнечный свет. Возможно, она тогда будет выглядеть симпатичней, но вряд ли здесь кто-нибудь заметил это раньше.

Она взяла Гилфойль Плешетт за руку: «Ваш кабинет?»

— Я покажу вам, — ответила Плешетт, — как только смогу видеть.

Кабинет Плешетт был еще меньше вонючей комнатенки, где погиб парень; наверное, это было к лучшему. Поскольку Константин не смогла бросить о стену ничего хрупкого, когда обнаружила, что так называемая пленка наблюдения была всего лишь логом, отчетом программы ИР. Для безопасного (а существовал риск попасть под град осколков) и смачного битья предметов было слишком мало места.

— Вторжение на личную территорию, — объясняла Плешетт, вводя Константин в кабинет.

— Чью личную территорию? — спросила Константин. — В любом общественном месте стоят три-четыре камеры, работающие 24 часа…

— Это не общественное место. — Улыбка Плешетт показалась Константин неожиданно проницательнее, чем она могла бы предполагать. — Это частная территория, и люди платят, чтобы сюда попасть. Это значит, что наблюдение невозможно, поскольку одно из условий, на которое претендует клиент, — право на сохранение тайны.

— Ох, — произнесла Константин, опасаясь, что Плешетт приведет какой-нибудь судебный случай, создавший прецедент. Она подумала и сказала:

— Это значит, что в суде можно представить только законные доказательства, правильно?

Плешетт кивнула прической.

— Отлично. Тогда как насчет незаконной пленки?

— Что?

— Покажите мне незаконную пленку, нелегальную запись наблюдения, и замнем дело. — Константин ждала, но Плешетт не шевелилась, забавные миниатюрные черты ее лица выражали легкую озабоченность. Теперь в них и следа не осталось от прежней проницательности. — Послушайте, поскольку наблюдение незаконно, его не существует, я его никогда не видела и никто о нем не узнает. Потом я решу, как мне построить уголовное дело. А теперь покажите, что у вас есть.

— Но у меня ничего нет, — ответила Плешетт. Голос стал карикатурно усталым и напряженным. Она плотнее завернула папку своего тела в кимоно. — Правда нет. Приведите сюда батальон ищеек, обыщите все, и ничего не найдете. Люди платят за неприкосновенность частной жизни и за искусственную реальность, они их получают.

Константин недоверчиво рассмеялась:

— Так, значит, люди могут приходить сюда и заниматься в кабинках чем угодно? Даже не трогая оборудования для ИР?

— Да, могут, — признала Плешетт. — Но, судя по параметрам оборудования, его используют на всю катушку, от звонка до звонка. Исключая время, потраченное на одевание и раздевание. Но конечно, человек может запустить игру, положить костюм и шлем на пол и разгуливать вокруг, наслаждаясь покоем. Наверняка я не знаю. Но когда они уходят, костюмы пахнут так, что, видимо, ими все-таки пользуются. К тому же система регистрирует их вход, кем бы они ни пожелали войти в ИР и что бы они ни пожелали там делать. Пока деньги на их счете не выйдут, они могут оставаться в Сети, потом они уходят. Поэтому, да, думаю, я не знаю, что там происходит, но я согласна на это, потому что именно за это мне и платят.

— У-гу, — сказала Константин.

— Еще что-нибудь? — спросила Плешетт.

— Нет, думаю, все, спасибо, — сказала Константин и устроилась смотреть видео.

Она просмотрела все инструкции, где ей объяснили, что единственная возможная точка зрения — сторонний наблюдатель. Правка была доступна только для крупных планов и необычных ракурсов, что можно было оставить без изменений, если она не чувствовала себя Феллини или на худой конец Гриффитом.

Очень удобно, подумала она, останавливая пленку, перед плавным переходом от инструкций собственно к сценарию. Неимоверно удобно. Как можно решить, что откорректировать еще до просмотра?

Но потом она, конечно, поняла. Последовал новый заголовок — «Подарки». Пленка с сексом в ИР, или видео со свадьбы друга, или походные сцены, купленные в последний момент перед отправлением домой в киоске аэропорта Лимы. Вы всегда все сможете переделать по собственному желанию, специально для определенного зрителя. Возможно, вам потребуется несколько вариантов: упрощенный для одного друга, чуть более свободный для поддержания внимания другого, откровенная оргия, чтобы не заснули ваши клубные товарищи.

Константин выбрала самый нижний пункт меню. «Свойства» — пункты раскинулись веером в центре темно-голубого экрана. «Выбери карту, любую карту, — подумала она, — запомни и положи обратно на стол. Позже будет загадка. Если ты сумеешь достаточно долго продержаться». Она выбрала «простоту».

Картинка на экране растворилась, и остался черный фон, в следующее мгновение на нее смотрело лицо андрогина, сочетающее в себе лучшие черты уроженцев Индии и Японии. Выплыло имя Шанти Лав, она не могла понять, нравится оно ей или нет. Прикрепленный файл сообщил, что образ вместе с именем защищены. Возраста нет. Под полом был выбор: любой, все, а вам важно?

—  Подлая, неблагодарная работа, Шанти, но кто-то должен ее делать. — Она запросила технические характеристики сессии парня. Полный костюм, конечно, — так она узнает момент смерти парня. Она прокрутила пленку, пока он выбирал сценарий и модуль, и запросила продолжительность сессии. «Продолжительность: четыре часа двадцать минут».

Константин вздрогнула. Парень-то закаленный был, большинство людей, даже серьезные поклонники жанра, редко выдерживали больше двух часов. Она вызвала жизненные параметры и записала точную дату смерти в архивер. Потом она задумчиво стала разглядывать силуэты на экране, бессмысленно водя стилусом архивера по столу.

Шанти Лав или, скорее всего, этот парень под псевдонимом погиб через десять минут после начала своего четырех с половиной часового приключения в «Ну-Йоке после катастрофы». А сама Шанти Лав оставшиеся четыре часа десять минут продолжала преспокойно развлекаться уже без него.

Константин наблюдала за тем, как изображение становилось четче.

В сумерки, украшенные сотнями блестящих городских огней, по булыжной набережной у Гудзона андрогин шел/шла на шумный праздник или на собрание племени. Блестел даже булыжник, еще больше блеска было от молчаливых стеклянных фронтонов на другой стороне широкой четырехполосной оживленной дороги, движение на которой кое-где частично перегораживали завалы обломков. От каждого шага длинное пурпурное платье Шанти Лав грациозно развевалось, он/а сошел/шла с пешеходной дорожки и перешел/шла разрушенную улицу, один из обломков внезапно вспыхнул как факел, осветив все вокруг. Шанти Лав едва взглянул/а на него и продолжил/а свой путь к собранию людей на берегу; Константин слышала музыку и оживленный разговор. Интересно, о чем они могут разговаривать, подумала она, отличается ли их разговор от чепухи любой вечеринки в любой другой реальности с любыми другими людьми? А если нет, то почему все хотят попасть именно в «Ну-Йок после катастрофы»?

Неожиданно Шанти Лав оглянулся/лась, и казалось, он/а смотрит за экран в глаза Константин. Выражение странного лица казалось одновременно и вопрошающим, и уверенным в себе. Константин осмотрела все: перспективу сзади, справа и слева, следя за движением андрогина к толпе на берегу.

Вдруг из-за низкого бетонного барьера между рекой и улицей выскочил человек. Шанти Лав остановился/лась и потер/ла гладкий лоб. Константин попыталась настроить экран, чтобы лучше разглядеть человека в темноте, но, к великому ее раздражению, кроме нечеткого размытого силуэта, ничего не было видно, определенно, это был человек, но нельзя было разобрать, какого он возраста, пола, или обеих полов, ни его намерений, ничего.

Пятно взобралось на забор улицы как раз тогда, когда Шанти Лав спрыгнул/а с него на пляж. Здесь был песок, и Шанти Лав было трудно идти. Размытое пятно появилось на другой стороне стены, и Константин показалось, что неизвестный говорил, но колонки молчали. Шанти Лав не ответил/а, он/а даже не обернулся/лась, а быстро продолжал/а идти к людям, которые были повсюду — от воды и до пролома в стене и даже на дороге.

Камера скользнула за спину Шанти, Константин быстро нажала кнопку и оказалась над правым плечом Шанти Лав. Толпа на пляже напомнила Константин стихийную вечеринку с коктейлями, которые любил устраивать ее бывший. Она была разочарована. Неужели это правда все, ради чего все рвутся в иную реальность?

Неожиданно Шанти Лав закружился/лась, с секундной задержкой за ней последовала камера, у Константин закружилась голова, и изображение расфокусировалось.

Когда изображение прояснились, Константин увидела, что стоящая на стене фигура собирается прыгать. Шанти Лав отступил/а, повернулся/лась и стал/а пробираться сквозь толпу, сталкиваясь с другими людьми, одни были видны более четко, другие менее. Константин не могла посмотреть назад, поэтому не видела, что андрогина преследуют. Теперь камера, казалось, была в нескольких сантиметрах впереди неизвестного, Константин видела мелькание рук в бинтах, с неопределенным количеством пальцев; покачиваясь, он пробирался сквозь толпу следом за Шанти Лав.

Камеру стало трясти и носить из стороны в сторону, словно она была встроена в тело преследователя. Обманутая, Константин ударила по стрелке «вперед», но камера не изменила своего местоположения. И они называют это возможностью редактировать? Она разволновалась. Стало еще хуже, она была в толпе, и все стало таким неясным, что никого уже нельзя было идентифицировать или узнать, вокруг были просто «варвары», «вампиры», «ведьмята», «гомункулы», и их анонимность гарантирована.

Шанти Лав выскочил/а из толпы на две секунды раньше преследователя и рванул/а к каменному забору вдоль тропинки. Он/а взобрался/лась на забор за мгновение до преследователя.

Лав спрыгнул/а с забора и побежал/а по центру улицы, жадно изучая каждый обломок. Здесь было больше обломков, некоторые пылали, другие — нет. Внутри что-то шевелилось, даже в тех, которые не горели. Константин поняла, что ей, наверное, единственной это в диковинку, ничего удивительного — для ИР это, может, верх изысканности. На этой неделе.

Она снова попыталась передвинуть камеру вперед, на этот раз ей удалось передвинуть ее на метр. Шанти Лав оглянулся/лась. Он/а был/а в панике и смятении, в следующее мгновение он/а упал/а.

Камера кувыркнулась следом. Мелькнул кусок раздолбанного дорожного покрытия, короткая панорама неба, переворот — и камера остановилась на профиле андрогина. Как раз в тот момент, когда преследователь заткнул ему/ей рот перебинтованной рукой. Прекрасная кожа натянулась, мелькнуло лезвие, исчезло, утонуло в плоти, разрезая сухожилия, кровеносные сосуды, хрящи, кости.

Кровавый дождь хлынул в экран и на землю вокруг. Дрожа всем телом, Константин попыталась стереть ручьи крови, но ничего не получилось.

Шанти Лав закашлялся/лась и издал/а булькающий звук, не пытаясь избавиться от забинтованной руки, которая все еще держала подбородок. На увеличенном экране кровь с пульсом выплескивалась из артерии. Невидимый исполнитель повернул голову Лав к камере, взгляд был абсолютно бессмыслен, потом истязатель попытался заставить голову пить кровь.

Константин видела что-то подобное в фильмах ужасов, во всяких там видеофильмах про кровавые бойни, которые популярны в андеграунде (что бы это сегодня ни означало), но они настолько вульгарно фальшивы, что тем, кто делает их, приходится пускаться на обман или же прибегать к лживой рекламе.

Но если в этих фильмах кровь скорее напоминала вишневый сироп, то здесь она была настолько реальной, что Константин стало тошнить. Она закрыла рот рукой, остановила запись и отвернулась, медленно и глубоко дыша через нос, пытаясь остановить тошноту. Ее это несказанно удивило: за двенадцать лет работы в полиции она видела столько настоящей крови, запекшейся крови на месте преступлений, что вроде бы уже можно было и привыкнуть.

Но все же что-то в этом было: может, кровь, а может, звуки, издаваемые Шанти Лав, или жадность, с которой нападавший пил? Или сознание, что испытанное в искусственной реальности досталось парню и наяву?

Константин собралась с мыслями и попыталась пролистать кровавую череду событий как можно быстрее. Но это только превратило происходящее в гротеск. Вернувшись к нормальному режиму просмотра, она не увидела ни крови, ни убийцы.

Константин испугалась и, перемотав назад, стала смотреть снова в медленном режиме, убеждаясь, что все так и было. Не медленное исчезновение, постепенное размытие кадра, столь любимое начинающими режиссерами, но напротив — исчезновение было резким, словно произошел какой-то сбой режима реального времени или на мгновение выключили электричество. Хорошо известно, что при таких событиях резкий прыжок из виртуальности в реальность влечет за собой экстремальные нежелательные реакции: головокружения, приступы рвоты, обморок или все вместе.

Или перерезанную глотку? Это, наверное, самое нежелательное, что может произойти, подумала Константин. Конечно, при условии, что есть заказ. Она попыталась почесать свой гладкий лоб.

Она еще раз просмотрела запись, и снова в омерзительном медленном режиме, наблюдая, как кровь вместе с существом исчезает с экрана, оставляя Шанти Лав на заднем плане. Константин вызвала запись даты смерти парня — как она и ожидала, дата совпала с моментом исчезновения крови с экрана.

Константин отпустила паузу и продолжила просмотр. На экране Шанти Лав сел/а, изящными пальцами потрогал/а края и лоскуты кожи на порезе, на лице появилось выражение легкого раздражения. Константин смотрела, как персонаж соединяет разрезанные ткани, и пыталась найти отличия в лице и фигуре от прежнего персонажа. Что теперь руководит симулятором: робот или вор, укравший чужое тело? Черт возьми, были хоть какие-нибудь признаки чужого присутствия?

Следующие три часа она могла бы снова и снова вглядываться в видео, пытаясь разобраться хоть в чем-нибудь. Вместо этого она решила поговорить с людьми, которые, очевидно, были людьми, прежде чем она отправится путешествовать с фальшивым персонажем мертвого парня, выдающим себя за живого в городе, выдающем себя за мертвого.