"Эхо драконьих крыл" - читать интересную книгу автора (Кернер Элизабет)

Глава 10СУМЕРКИ

Ланен

Когда я возвратилась в лагерь, тщательно постаравшись скрыть направление, откуда пришла, бледный рассвет уже озарял небо. Многие не спали, но меня, кажется, никто не заметил. Даже Марик, показавшийся мне озабоченным, не уделил мне внимания, окинув лишь взглядом. Пока я шагала к палатке, мне послышалось, будто вокруг пару раз произнесли что-то про «плоды» — и тут я поняла причину столь бурной утренней суеты.

За время плаванья нам несколько раз повторяли, что если мы найдем дерево с сохранившимися плодами — это будет все равно что найти клад, зарытый под пнем. Плоды были крупными и весили немало, так что за них можно было получить порядочно серебра, но это была лишь крупица их настоящей стоимости. Плоды лансипа могут возвратить утраченные годы или потерянное здоровье любому, даже пластом лежащему при смерти, и раньше, когда корабли листосборцев раз в десятилетие возвращались из плавания, половина найденных плодов раскупалась гораздо раньше, чем корабль вновь покидал гавань.

Из того, что я услышала нынешним утром, я поняла, что пронесся слух, будто кто-то нашел укрытую рощицу, где на ветвях все еще сохранились плоды. Едва услышав это, все листосборцы кинулись туда, откуда прилетела новость; завязалось несколько драк, хотя зачинщики их не успели даже покинуть пределы лагеря. Можно было представить, что творилось в самой роще! Я решила, что меня совершенно не прельщает мысль продираться сквозь толпу. Я буду продолжать собирать листья, чтобы Марик ничего не заподозрил, и у меня не было стремления разжиться большим богатством.

Может, серебро мне было и не нужно, но сон-то был необходим. Я решила остаться в лагере и отдохнуть несколько часов; но прежде я позавтракала — вместе с теми немногими, кто задержался по той же причине. К этому времени я ужасно проголодалась, и теплый челан оказался как нельзя кстати. Аромат его был приятнее, чем обычно; я наполнила кружку и наполовину осушила ее одним глотком. К такому вкусу я не была готова.

Вы, должно быть, понимаете: я не особо была знакома с прелестями роскошной жизни. Выросла я на ферме; Наша жизнь была скорее трудной, чем красивой, да к тому же довольно незамысловатой, порой просто до скуки — так мне часто казалось.

Кому-то пришло в голову накрошить в челан немного листьев лансипа — теплый, вяжущий напиток, разогревавший по утрам застоявшуюся кровь, вдруг стал подобен глотку из кубка самой Владычицы. Даже у богов, должно быть, не было напитка прекраснее, чем этот. С меня мигом слетела вся усталость, и я ощутила, как теплое дыхание лансипа растекается по всему телу животворным огнем. Я чувствовала себя более восприимчивой, более живой, а воспоминания о прошедшей ночи, притупившиеся было оттого, что мне хотелось спать, теперь вновь предстали передо мной во всей четкости.

Я понимала, что мне нужно выкроить время для сна, чтобы вечером быть бодрой и готовой к встрече — вдруг это будет моей последней возможностью поговорить с Аксром? Если его народ решит, что ему не следует со мною общаться, то, я была уверена, он подчинится их воле. Поэтому грядущая ночь вполне могла оказаться последней.

Помимо прочего, у меня вдруг появилась охота последовать за всеми остальными, и я поспешила туда, где были найдены плоды, взяв с собою мешки. Я подозревала, что пока я туда доберусь, мне уже ничего не перепадет, но долгая прогулка дала бы мне время поразмыслить.

Я обнаружила в себе, нисколько этому не удивившись, чувство боли, возникшее при одной лишь мысли, что я больше никогда не увижусь с Акором. Невзирая на все наши различия, под серебристой драконьей маской я видела разум, во всем подобный моему, — мои собственные мысли и стремления отражались в нем, словно в зеркале, и подобного в моей жизни еще не бывало. Даже Джеми не был одержим моей мечтой о том, как два народа могли бы жить в мире и согласии друг с другом, теперь же, когда я знала, что раньше так оно и было, мне казалось, что моя мечта вполне осуществима. Пока я шла, то размышляла о тех славных временах, гадая, удастся ли мне каким-то образом вернуть в наш мир этот дух прошлого. По крайней мере я страстно желала этого.

Первым делом надлежит исправить вред, который явился причиной нашего разобщения, — освободить Малый род. Но как это возможно — после стольких веков неудачных попыток, предпринимавшихся драконами бесчисленное количество раз? Я не находила ответа, хотя и не переставала искать его. Я почти видела перед глазами самоцветы потерянных душ: они лежали в темной пещере, одиноко мерцая на протяжении бесконечно долгой ночи; и воображение наполняло мое сердце мукой за те две сотни душ, что заточены там, для которых каждое мгновение тянется невыносимо долго, и уже нет сил бороться с отчаянием, но они все-таки не теряют надежды, что когда-нибудь сородичи их освободят и вернут к жизни.

Но даже если бы освобождение и произошло — как объединить народы, за плечами у которых тянется столь мрачная история?

Это казалось невозможным. Наверное, это и было невозможно…

Все утро без отдыха я собирала листву (как я и думала, все плоды были уже оборваны, пока я подоспела); набивая листьями мешки, я тащила их назад к лагерю, до которого было не близко, и при этом не переставала думать, как же нам с Акором быть.

Время было настроено против нас. После нашей следующей встречи я даже не буду знать, увидимся ли мы с ним когда-нибудь еще раз. Я понимала, что сегодня же вечером должна буду поговорить с ним о том, можно ли как-то освободить Малый род, и надеялась что он меня выслушает и не разгневается. У меня не было уверенности в том, готова ли я испытать на себе гнев дракона, но отказаться от этого я не могла. Конечно, порой меня посещали мрачные сомнения относительно мудрости своих намерений, но тут уж ничем помочь было нельзя, и я не слишком забивала себе этим голову. Я испытывала радостное головокружение — и от того, что узнала ночью, и от лансипа; драконы прочно засели в моем сердце, и мне не хотелось думать о том, что очень скоро придется с ними расстаться.

Нет, Ланен, давай все начистоту. Скажи то, о чем действительно хочешь сказать.

Мне не хотелось думать о предстоящем расставании с Кордэшкистриакором.

Марик

— Берне, мы нашли плоды лансипа!

— Замечательно. Это подтверждает слова моего предсказателя: мы обретем неслыханное доселе богатство. Это хорошо. А что с девчонкой?

— Ее схватят сегодня вечером и пустят ей кровь. Мы с Кадераном приготовили все для проведения обряда.

— Да преуспеем мы оба во всех наших делах. Прощай!

Акхор

Я только что обманул своего старого друга. У меня не было намерения говорить ни ему, ни кому бы то ни было о встрече, что предстояла нам с ней на закате. Я хотел, чтобы это было подарком для Ланен, как и для меня, — несколько мгновений общения для тех, кто был разлучен тысячи лет.

Мне хотелось, чтобы мы были только вдвоем, как в первую ночь нашего знакомства. К тому же где-то в глубине я ощущал смутное желание — нет, потребность — увидеть ее при свете дня; я знал, что ей тоже хотелось бы этого.

Мне было непонятно, отчего я так доволен. Мой обман должен был давить меня тяжким бременем, препятствуя всякому моему движению. Я добрался до своих чертогов с величайшим трудом, это верно, но лишь потому, что я не осмеливался подняться в воздух, будучи так недалеко от лагеря гедри. Наш род давно принял решение всегда оставаться темной тайной для гедри, которые приезжали сюда собирать мертвые листья, взамен поставляя нам живой скот. Это было необходимо на случай, если бы их глупость когда-нибудь возросла настолько, что дело не ограничилось бы теми несколькими самоубийцами, вздумавшими пересечь Рубеж. Если им не будет ведома наша сила, они не будут знать и то, как ей можно противостоять.

Отчего-то мне так и хотелось взлететь ввысь, воспеть свою радость Ветрам, пронести над землей ее имя, вручив его небесам. По пути я отдался на волю воображению и позволил своему разуму воспарить. Я следил за своим полетом: я взмывал прямо вверх, пока крылья мои не устали и воздух не сделался слишком тонок; затем ринулся вниз, сложив крылья и прижав их плотно к телу, и слышал, как ветер свистит в ушах; у самой земли я вновь резко взмыл, описав широкую петлю, и продолжал полет, не преследуя ничего, кроме радостного удовольствия.

И в этом видении мне почудилось, будто я посмотрел в сторону восходящего солнца и увидел одну из жен нашего рода, но обладавшую сердцем и голосом Ланен… Вместе с ней мы восторженно парили в небе, не думая ни о чем, выписывая замысловатые узоры, вознося песнь рассвету и друг другу, — новую песнь, которую лишь мы вдвоем…

Испуганно вздрогнув, я раскрыл глаза. Кровь стучала у меня в жилах от страха и… от других чувств.

Я наконец понял, в чем дело.

Когда двое из рода задумывают вступить в брак, они объявляют о своем решении, совершая полет влюбленных. Это долгий, причудливый и беззастенчиво страстный полет. Пара выписывает в небе свои собственные, неповторимые узоры, которые частью основываются на семейных традициях, частью — на личных особенностях каждого, но при этом всегда добавляется и нечто новое, доселе не встречавшееся. Паря в воздухе отдельно друг от друга, они в то же время едины; в конце своего полета они покидают тех, кто собрался на них посмотреть и пожелать им счастья. В дальних частях острова есть множество мест, где они могут спокойно уединиться, и только шум моря или леса будет доноситься до их жилища.

Я так и не выбрал до сих пор себе подругу, о чем Шикрар то и дело мне напоминал. Почтенная Идай давно уже давала понять, что с радостью приняла бы мое внимание, да и мне по праву следовало бы принять ее: она обладала редчайшей мудростью и была предана мне, но я уже несколько раз отвечал ей, что у меня нет желания сочетаться ни с одной из ныне живущих жен рода. Я примирился с тем, что женюсь поздно или ли не женюсь никогда…

И теперь, стоя на тропе, что вела к моим чертогам, я дрожал, осознавая, что в разуме своем я уже положил начало полету влюбленных, готовый посвятить себя одной-единственной, с которой соединился бы навечно.

И этой единственной была Ланен Кайлар из рода гедришакримов…

Кое-как я добрался до своего жилья. Я ужасался и ликовал одновременно. Раньше меня порой посещало опасение, что я не способен полюбить кого бы то ни было, — и все же вот она, любовь, во всем своем чудесном проявлении, но к кому? К детищу гедри, унеси Ветры мою душу!

Или же я позволил себе предаться этим мечтам лишь потому, что подобный союз сам по себе попросту невозможен? «Выбрал самую недосягаемую из всех, Акхоришаан», — подумал я про себя, рассмеявшись вслух. И все же видение, в котором она представлялась мне одной из моего рода, не покидало меня, доставляя мне удовольствие и заставляя мою душу парить, раньше я никогда не чувствовал ничего подобного. Я казался себе юнцом, несмотря на все прожитые годы, и сейчас же решил, что буду просто наслаждаться этим новым для себя ощущением. Оно было поистине чудесным. Раз уж тому, о чем я грезил, не было суждено сбыться наяву, мне оставалось самозабвенно предаваться этим чувствам, покуда они длились. Вскоре она уедет, и жизнь моя вновь неспешно потечет по своему тихому руслу, а об этих мгновениях останутся лишь воспоминания, которые я буду лелеять до конца своих дней.

Я тяжело вздохнул. Мне придется собрать Совет, как потребовал Шикрар. Пока не кончилось утро, я должен созвать свой народ в Большом гроте, неподалеку от Рубежа.

Я стал в позу восприятия и приступил было к упражнению спокойствия, однако вскоре отказался от этой затеи. Как мог я созвать Совет, который будет решать, позволить ли мне встречаться с Ланен? Ведь имя ее по-прежнему звучало у меня в мыслях дивной музыкой…

Мне нужно было выждать несколько часов. А пока я дал полную свободу воображению, позволив ее словам и мыслям найти приют в моем сердце. Мы беседовали всего лишь несколько часов, и я знал, что через некоторое время чувства мои улягутся, и я смогу вновь доверять себе настолько, чтобы поговорить со своим народом.

Рано или поздно.

Ланен

Когда действие лансипа закончилось, я едва нашла в себе силы притащиться обратно в лагерь со своими мешками и завалилась спать. Проспав мертвым сном несколько часов, я проснулась, когда было далеко за полдень. Меня разбудило солнце — белое и яркое в это время дня, несмотря на позднюю осень. Перед глазами стоял короткий сон: лес, залитый ослепительным светом, и звучание песни, подобной которой я никогда раньше не слышала… Солнечный свет согревал меня, я чувствовала, что хорошо отдохнула, и первой, и единственной моей мыслью было поскорее дождаться предстоящей встречи.

Я не могла сидеть спокойно, когда мысли мои гонялись друг за другом кругами, и была глубоко благодарна тому, что мы, листосборцы, не обязаны были придерживаться строгого расписания. Сейчас в лагере было лишь несколько человек: одни возились с костром и варевом, другие после тяжелой ночной и утренней работы отправлялись на боковую, третьи, наоборот, выбирались из палаток и, пошатываясь, шли налить себе челану. Никому не было дела до меня и моих намерений, а Марика я и вовсе нигде не замечала.

Я укуталась в плащ и пошла по направлению к морю. Ночной холод отступил, и день был погожим, почти теплым при ярком солнце, хотя с моря дул легкий ветерок. Приспустив плащ, я вволю наслаждалась чудесным днем, пока была возможность, поскольку знала, что ночью наверняка опять будет холодно. По правде говоря, я пыталась осмотреть окрестности и просто насладиться тем, что нахожусь на том самом острове, который притягивал меня все эти долгие годы. Море казалось живым существом, словно танцующим в лучах солнца, в воздухе с радостным гомоном носились чайки, ветер был свежим и соленым; но все заслонял собой образ Акора: резкие черты его лица, виденного мною лишь при свете луны, мерещились мне везде, куда бы я ни посмотрела. Я не могла помыслить, что со мною происходит. Конечно, он был первым виденным мною драконом, весьма внушительным и производящим сильное впечатление, но почему мне вспоминаются больше его глаза, нежели слова? Не то чтобы внешний вид его был мне безразличен, но в нем было нечто такое, что вызывало во мне весьма неожиданные чувства. Я не могла дать этому определения, но это было явно что-то знакомое…

«Артур».

Я остановилась как вкопанная. Артур из поместья Берстед, что в Межном всхолмье, недалеко от моего прежнего дома? Во имя Владычицы, почему это я вдруг о нем подумала? В детстве он был моей любовью. Да, мне очень хотелось тогда быть с ним, и я рыдала, когда он женился на другой, но это было давно, и какое это имеет отношение к Акору?

«Ты любила его».

Да, наивной детской любовью. Да, в него влюбилась.

И многие дни после их свадьбы тебе мерещилось его лицо в каждом работнике твоего поместья.

Да, ну и… ой… Ой! Нет-нет, этого не может… Я ведь… О Владычица, нет, это невозможно!

«Разве?»

Еще чего не хватало! Я даже рассмеялась. Влюбиться в дракона? На подобную глупость не способна была даже я. Я ведь не дитя малое, чтобы сходить с ума по существу, настолько от меня отличающемуся. Я бы ни за что…

«Не такие уж мы и разные, — говорил он. — Будь он человеком, ты бы полюбила его, верно?»

Такая мысль показалась мне страшно привлекательной. Я попыталась представить его мужчиной, и образ этот почти без труда явился мне, словно готовый портрет. Я видела его — гибкого, статного, с волосами, блестящими серебром, и зелеными глазами, глубиной своей подобными морю; его красивое лицо озарено неподражаемой улыбкой, он берет мои руки в свои и прижимает меня к себе…

И тут огромная фигура, которую я видела ночью, вновь возникла передо мной: самоцвет сияет на кованом серебристом челе, голос подобен песне, а мысль — самой любви, и он произносит мне свое имя…

«Кодрешкистриакор».

«Пусть так. О святая мать Шиа, помоги! Пусть так, я люблю его», — ну вот, наконец-то я это сказала. Я люблю его, как бы он ни выглядел, и да помогут мне небеса! Но что же, во имя Владычицы, мне теперь с этим делать?

На этот вопрос внутренний голос не давал ответа.

Я стояла в раздумьях — и, рада сказать, даже смеялась про себя. Я не могла воспринимать свои мысли всерьез. Мне очень нравилось представлять его в виде человека, но меня по-прежнему очаровывал и его истинный, драконий облик, даже ничуть не меньше.

Одной Владычице ведомо, где бродили мои мысли, которым я предоставила полную свободу; однако вскоре я вынуждена была задуматься об иных вещах, не имевших ничего общего с любовью к существу возрастом в тысячу лет и размером с усадьбу Хадрона.

Я стояла за поворотом тропы, который обогнула некоторое время назад, погруженная в свои бредовые мысли, как вдруг услышала голоса. В нынешнем своем настроении мне никого не хотелось видеть, поэтому я отступила под прикрытие густого низкорослого ельника. Ветви елей были такого же цвета, как и мой плащ. Укрывшись в их тени, накинув капюшон на волосы — на ногах у меня были темные гетры, — я сделалась почти невидимой.

И очень кстати. Голоса приближались, и я поняла, что один из них принадлежит Марику.

Я надеялась, что они просто пройдут мимо, и тогда я смогу вернуться в лагерь, но вместо этого они остановились по другую сторону от поворота. Мне было хорошо слышно, о чем они говорят,

— Дело идет неплохо, господин, не правда ли? — сказал другой голос. Был он высоким, гнусавым и чрезвычайно неприятным, и я его сразу же узнала. Это говорил Кадеран, юркий проныра, всегда вившийся вьюном около Марика. Я не представляла себе, зачем ему понадобилось отправиться в это путешествие, но поскольку мне удачно удавалось избегать с ним встреч, то это меня особо и не интересовало. — Найти в первую же поездку плодоносящие деревья! Это будет величайшим торжеством! Скоро ты сделаешься таким богатым, что твои сокровища будут доставлять тебе немало хлопот.

— Не могу дождаться этого, — ответил Марик беспечно. Красота его голоса теперь была еще больше подчеркнута, в противоположность гнусавости Кадерана. — Да пребудет на мне подобное бремя до конца дней моих. А ты неплохо поработал сегодня.

— Разумеется, господин. Я приготовил защитную мазь, как ты просил, и обряд можно будет провести уже сегодня на закате. Но должен сказать тебе, господин: то, что ты требуешь от предметов, которые приготовил для тебя магистр Берис, невозможно.

— То есть как — невозможно? — вскинулся Марик.

— Мой господин, я делаю все, что могу, но ты просишь слишком многого, а на все нужно время, — он понизил голос, но я по-прежнему могла разобрать слова. — Вызов демонов — дело тонкое, мой господин. Тут нельзя действовать слишком поспешно, а то, что ты требуешь, превосходит обычные рамки. Я ведь не магистр шестого круга.

— Будь проклят этот Берис! Почему он не мог просто выполнить мой запрос полностью, избавив бы и меня и тебя от лишних забот? Только сейчас я узнаю, что предметы, которые он прислал, помогут мне лишь наполовину! — слыша голос Марика, я легко представила себе его свирепый взгляд, обращенный на Кадерана. — Я должен их заполучить, Кадеран, и они должны послужить мне так, как я просил. Мне придется покрыть большое расстояние, и мне будет нужно побольше времени. Когда сегодня вечером все закончится, поразмысли над тем, что еще можно сделать для увеличения их силы. Мне нужно, чтобы я мог пройти незамеченным по меньшей мере десять миль.

— Десять миль? Мой господин, ты не представляешь себе, чего ты просишь! Магистр Берис послал меня служить тебе, но даже он сам не обладает могуществом, достаточным для того, чтобы свершить подобное. А разве я способен превзойти его в этом мастерстве? Обувь, которую он тебе предоставил, способна послужить и десяток миль, это верно, но всего остального тебе хватит не более чем на половину пути. То ничтожное пособничество, которое я в состоянии оказать, позволит тебе пройти половину этого расстояния, и при этом силы мои окажутся на грани истощения.

— Тогда я бы посоветовал тебе отодвинуть эту грань, если ты намерен покинуть этот остров таким же, каким приплыл сюда, — прорычал Марик. Перемена в его голосе потрясла меня. Мелодичность пропала, словно все инструменты разом расстроились, и среди общего неблагозвучия явственно проступил мрачный оттенок угрозы. — Говорю тебе: мне потребуется больше времени.

В ответ голос Кадерана посуровел:

— Господин, прошу тебя, не нужно этого притворства! Моя жизнь в твоих руках, но столь же верно и то, что твоя жизнь зависит от меня! Не пытайся запугать заклинателя демонов! Я до сих пор жив, потому что не прислушиваюсь к угрозам. В этом сущность моего мастерства, — он взял себя в руки и заговорил более спокойно: — Господин Марик, не нужно, чтобы меж нами возникали ссоры. Это ни благопристойно, ни благотворно. Я изо всех сил постараюсь добиться действия на расстоянии восьми миль, господин, однако большего ты выжать из меня не сумеешь, что бы ты ни говорил. Может, стоит сойтись на этом?

— Хорошо, — ответил Марик своим прежним голосом. — Но, кроме того, мне необходимо иметь хоть какое-то представление о том, что я смогу безопасно вынести оттуда. По окончании обряда я попросил бы тебя завершить подготовку прочих предметов и приготовь к завтрашнему дню все необходимое для вызова демона, если вдруг придется к этому прибегнуть. Да убедись, что все сделано на совесть, ибо от этого будет зависеть моя жизнь — вернее, жизни всех, кто находится на этом острове.

— Все сделаю, господин, — сказал Кадеран. — А ты все еще намерен переговорить сначала с крылатыми?

— Если получится. Зачем подвергать себя опасности, если можно заполучить все путем мирных переговоров? Мои охранники разыскивают сейчас эту лошадницу, она должна быть где-то неподалеку. Я надеялся, что мы сами ее отыщем.

— Я же сказал тебе, что она будет здесь, господин, — тропа-то одна. Раз мы ее не встретили, стало быть, она еще впереди и вскоре вернется этим же путем.

— Это ты так говоришь. Я не заметил ни единого ее следа.

— Стоит лишь подождать, мой господин. Она придет.

Проклятье! Выхода не было. Но какое отношение могла я иметь к сделке, о которой он говорил?

— Ты уверен, что она с ними разговаривала?

Ах, вот оно что!

— Да, мой господин. Меня известили об этом.

— И твои известники никогда не ошибаются?

Я почувствовала, как от смеха Кадерана у меня холод пробежал по спине.

— Шутить изволишь, господин мой? Нет, они никогда не ошибаются. Я хорошо им плачу — они не посмеют ошибиться. Ведь даже демоны боятся смерти.

Я едва могла перевести дыхание, стараясь стоять как можно тише и моля небо, чтобы они не вздумали пройти дальше по тропе. Мне вдруг начало казаться, что окружающие меня ели совершенно неспособны меня защитить. Самого Марика я не боялась — у меня при себе по-прежнему имелся кинжал, и я была уверена, что, по крайней мере, не подпущу его близко. Но этот заклинатель демонов устрашал меня до глубины души. Однако тут я вспомнила, что теперь и сама могу делать кое-что не хуже драконов. «Дура», — выругала я себя. Рассказать им! Воззвать к ним при помощи Языка Истины, предупредить их!

Если бы я слишком долго раздумывала, я бы так и не осуществила своего замысла. Но меня никто никогда не мог обвинить в долгих раздумьях. Закрыв глаза, я сосредоточилась.

«Акор! Акор, брат мой! Шикрар, старейший, слышишь ли ты меня? Ланен взывает к вам».

Я подождала немного в тишине, вновь повторила свой зов, но ответа все не было. Я не знала, как следовало делать то, что мне нужно было сделать, поэтому я просто вновь изо всех сил сосредоточилась на собственных мыслях и, как мне показалось, возопила:

«Я посылаю предупреждение Большому роду. На этом острове находится заклинатель демонов по имени Кадеран, который в союзе с купцом Мариком. Они ищут способ завязать с вами переговоры. Они замышляют что-то недоброе, но я не знаю что. Если мне суждено умереть, предупредите государя Акора, молю вас. Будьте бдительны!»

Ответа не было. Я совершенно не знала, услышан ли мой зов или нет, но когда немного поразмыслила над этим, стоя за деревьями, то почувствовала, как лицо мое багровеет от отчаяния, и я издала безмолвный стон. Если бы Кадеран способен был улавливать подобные вещи, я бы свалилась замертво прямо на месте. Сколько тысячелетий драконий род сам заботился о себе, вполне обходясь и без моей драгоценной помощи! Я поняла, что воззвала к ним лишь из-за страха и беззащитности, и гнева, который внушал мне Марик. Я надеялась, что Акор, если только он меня слышал, не слишком разгневается. А может, никто ничего, и не слышал, может, мне следует посильнее…

Но тут в голове у меня прозвучал голос:

«Твой зов услышан, Ланен, Маранова дочерь. Говорит Шикрар. Мы благодарим тебя за предупреждение. Угрожает ли тебе сейчас опасность?» Голос его был неровным, но казался вполне доброжелательным. По крайней мере, гнева в нем не чувствовалось.

Я задумалась над его вопросом и обнаружила, что, благодаря установившейся между нами связи, страх мой отступил. Сосредоточившись, я ответила:

«Я не вполне уверена, но, по-моему, нет».

«Мы тебе очень признательны. Если тебе будет грозить опасность, без страха взывай к нам, и мы окажем любую посильную помощь. Прощай».

Почувствовав облегчение, я слегка перевела дух. Страшно не люблю сама просить о помощи, но когда ее мне предлагают, то я не отказываюсь. Я улыбнулась. У Шикрара сердце гораздо добрее, чем он делает вид.

Теперь единственное, что меня заботило, — переждать, пока Марик покинет эту одинокую тропку. Они с Кадераном тихо переговаривались, обсуждая собранную на острове добычу и прочие мелкие дела, и по их голосам я рассудила, что они намерены торчать здесь до полуночи, если понадобится. Но тут вдруг Марик простонал.

Господин? — произнес Кадеран, и в голосе его прозвучало ровно столько озабоченности, сколько было необходимо.

Ох-х… Действие лансипа заканчивается… Проклятие всех Преисподних вместе взятых, ну почему именно сейчас! — его бархатный голос был искажен болью, хотя я не могла понять ее причины.

Но говорят ведь, что любое знание — удел терпеливых.

— Этот недуг невозможно излечить, и лишь немногие освобождаются от страданий, мой господин, — сказал Кадеран, и в голосе его даже почувствовалось нечто вроде самодовольства. — Когда ты вернешь себе Дальновидец — только тогда бесконечная боль, что так мучит тебя, навсегда прекратится. Лишь это поведал мне магистр Берис. В созданное тобой ты вложил часть своей сущности, и долгая разлука приносит тебе боль, этого не избежать.

— Можешь не утруждать себя нравоучениями, колдун. Я живу с этим вот уже двадцать четыре года. Ты ничего не можешь поведать мне об этой боли, чего бы я еще не знал, — невольно он вновь издал негромкий стон. — Я поклялся себе. Я разыщу эту воровку и верну то, что причитается мне по праву, или погибну. Только не здесь.

— Господин?

— Может, она и придет сюда, только я не собираюсь торчать здесь на холоде и ждать ее. В конце концов, она все равно возвратится в лагерь. Помоги мне вернуться назад по тропе. Я пошлю за ней охрану, как только доберусь до своих покоев.

— Как пожелаешь, господин, — ухмыльнулся Кадеран, и я услышала, как их голоса стихли вдали.

Я выждала еще добрых полчаса, прежде чем решилась выступить из-за деревьев.

Я попыталась размышлять трезво и обдумать, что мне следует сказать Марику, когда он меня разыщет, вне всякого сомнения, это ему удастся, ведь мне некуда бежать от него, но мысли мои не желали течь спокойно. Слишком уж я была напугана, и, как ни старалась, не могла заставить свой разум сосредоточиться на опасности, которая в данный момент мне угрожала. Вместо этого я размышляла над тем, что услышала. Я предположила, что «пройти незамеченным» означало, что Марик вздумал пересечь Рубеж, но с какой целью? Добыть драконьего золота? Возможно. Но ведь существование золота было всего лишь слухами, а при столь успешном сборе листьев, да к тому же еще и плодов, не было нужды подвергать себя такой страшной опасности ради какого-то холодного металла, пусть даже настолько редкого и драгоценного.

Я размышляла над этим, потому что не могла думать о другом: «Что он задумал со мною сделать и бессильна ли я остановить его?»

Акхор

Должен признать, все выходило как нельзя лучше. Даже если бы я думал целый год, то не нашел бы более действенного способа представить ее сородичам.

Я обуздал свои мысли и, прибегнув к упражнению спокойствия, сгладил все свои переживания. Полдень лишь недавно миновал, когда я начал взывать к родичам.

Созвать род на Совет — дело непростое и не скорое. Полностью Совет собирается раз в пять лет, в середине лета; собрать же нас вместе сейчас было весьма сложно, и это непременно вызвало бы недовольство. Одни бывают заняты воспитанием молодняка, правда, за последние годы подобное случалось крайне редко, другие поглощены научными изысканиями и путешествуют, исследуя мир, что всегда отнимает много времени, а иные из старейших в течение многих лет подряд предаются лишь размышлению и созерцанию — им сборы на Совет доставляют особое неудобство.

Должно быть, я убедил собраться уже половину своих сородичей, когда вдруг раздался зов Аанен, подобный крику попавшего в беду детеныша.

«Акор! Лкор, брат мой! — дорогой друг, дорогой мой, услышь меня — Шикрар, старейший, слышишь ли ты меня? Кто-нибудь, услышьте мой зов. Ланен взывает к вам — страх, страх, опасность».

Одно лишь это убедило бы любого, кто сомневался, что она владеет Языком Истины, не говоря уже о том, что последовало дальше.

«Я посылаю предупреждение Большому роду — надеюсь, что хоть кто-нибудь слышит меня, услышьте, услышьте меня, опасность! На этом острове находится заклинатель демонов по имени Кадеран, — (голос гедри, хвастающегося своей связью с ракшасами), ужасный человек, похожий на вьюна, гордящийся своей развращенной душой, как это отвратительно — который в союзе с купцом Мариком — будь он проклят, страх, опасность, горесть, одиночество, страх; видение: высокий светловолосый купец с ястребиным носом, явившийся на место встреч. — Они ищут способ завязать с вами переговоры — он говорил о приготовлениях и том, что нужно пройти незамеченным восемь миль, — это все, что Кадеран мог ему предоставить. — Они замышляют что-то недоброе, но я не знаю что — Марик говорило чем-то, что он мог бы „безопасно вынести оттуда“, но я не знаю, чего он ищет. — Если мне суждено умереть, предупредите государя Акора, молю вас — (сильное желание увидеть Акора), опасность — для меня сейчас, для вас скоро — будь проклят Марик. — Будьте бдительны! — опасность, осторожно, осторожно!»

Не было сомнений ни в истинности этого зова, ни в том, что большинство из моих сородичей его также услышали. Это не было необычным: любой мог бы воззвать ко всем нам одновременно, если ему было все равно, кто его будет слушать. Я немедленно обратился к своему народу подобным же образом, сказав им, что этот случай — особенный, как раз и являющийся предметом обсуждения на завтрашнем утреннем Совете, и что большая часть опасности существовала, скорее всего, лишь в разуме этого юного создания. Шикрар сообщил мне со своего наблюдательного поста, что он ответил ей и с ней все в порядке. Мне пришлось на время позабыть об этом, ибо слишком многие хотели меня выслушать. Разумеется, она была напугана, однако, похоже, благодаря ответу Шикрара, страх ее отступил. Она больше не взывала к нам.

Некоторое время ушло у меня на то, чтобы разобраться с ответами сородичей, но в конце концов стало ясно, что большинство представителей моего народа настроены весьма участливо. Даже Кейдра приветствовал этот зов, отвлекшись немного от своего вот-вот уже готового появиться на свет малыша.

Мне нужно будет рассказать Ланен, насколько ее зов оказался успешен.

На закате.

Ланен

Охранники Марика остановили меня примерно в миле от лагеря. Они проводили меня — по большому счету, довольно учтиво, к прогалине, где стояли хижины. У входа в хижину побольше нас ждал Марик. Я поднялась по ступенькам к двери; оба охранника последовала за мной.

Будь он проклят. Несмотря на все, что я о нем знала, он по-прежнему казался мне красавцем. Светлые его волосы словно сверкали в предвечерних лучах солнца, в глазах цвета зеленой травы мне чудился золотой блеск, а благодаря своему стройному, но сильному телосложению, он казался намного моложе, чем был на самом деле. Он вежливо попросил меня зайти и отужинать с ним. Сейчас в голосе его не осталось и следа той боли, которую я слышала в нем недавно, хоть я и знала, что он использует свой голос в качестве оружия, мне приходилось с трудом заставлять себя относиться к нему, как он того заслуживал.

Нет, Ланен, правду. Мне приходилось сдерживать себя, чтобы не соглашаться с любыми его словами.

Голова у меня была настолько забита разными мыслями, что я совсем позабыла об амулете, который он носил в Илсе. Все-таки они ведь как раз и созданы для того, чтобы скрывать истину от тех, на кого они воздействуют.

— Почтенная Ланен, заходи и располагайся поудобнее.

— Я зашла внутрь и сняла плащ. Охранники, закрыв за мною дверь, удалились.

— Благодарю тебя за то, что ты ответила на мое предложение, — сказал он. — Надеюсь, эти мужланы вели себя с тобой достаточно вежливо?

— Они остановили меня, когда я прогуливалась, и заявили, что мне приказано предстать перед тобою. Один из них пригрозил связать мне руки, если я вздумаю упрямиться, — ответила я, стараясь казаться больше раздраженной, чем напуганной.

— Болваны! — воскликнул он. — Я вовсе не приказывал им ничего подобного. Какого наказания они заслуживают, по-твоему?

— Это не так уж важно, Марик, — сглотнула я, пытаясь сохранять свой голос спокойным. — Зачем ты хотел меня видеть?

Он улыбнулся мне так, словно между нами был какой-то секрет.

— Да вот, госпожа, я только что закончил утреннюю работу, которая сделает купеческую гильдию Марика одной из богатейших в мире. И я подумал: может, стоит пригласить тебя отметить это свершение? А после ужина мы, быть может, поговорили бы о твоей матери он придвинулся ближе ко мне, понизив голос до такой степени, что мой страх растаял: — И, может статься, мы побольше бы узнали друг друга? Я бы хотел узнать тебя получше, Ланен, — сказал он, затем взял мою руку, поднес ее к губам и поцеловал тыльную сторону моей ладони, что, как я слышала, мужчины иногда делают. Потом повернул мою руку ладонью вверх и снова поцеловал — нежно, ласково, страстно.

Я содрогнулась от отвращения и одновременно — от глубочайшего волнения. Стоило мне подумать о том, что человек, который страстно целует меня, возможно, приходится мне отцом, как меня едва не выворотило наизнанку; однако другая часть моего существа думала иначе. Разум мой был твердо убежден в том, что Марик, помимо того что мог оказаться моим отцом, еще к тому же обладал темной душой и путался с демонами; однако тело мое предательски изнывало от внезапно нахлынувшего страстного желания. Я никогда еще не знала мужчин и ни разу не любила по-настоящему, и, уж конечно, за мною никто никогда не ухаживал, как бы противоестественно мне это сейчас ни казалось. Но подобного я ожидала от него меньше всего и была к этому совершенно не готова.

Ноги мои не слушались меня; внезапно я вдруг оказалась в его объятиях, и лицо его находилось теперь в нескольких дюймах от меня. Даже запах, исходивший от него, был изумителен и бесконечно притягателен. Я и не заметила, как губы его соприкоснулись с моими. От его поцелуя по телу у меня пробежала дрожь, переполнив каждую частицу моего существа желанием, в котором чувствовался привкус зла, строжайшего запрета… Я не могла этому сопротивляться. И это было отвратительно.

Малый клочок моего разума все еще крепко цеплялся за действительность. Этот кусочек кричал мне, что уже почти подошло время заката, что единственный, кто заслуживает подлинной любви, ждет меня, но желание тела взяло верх, и мне было все равно. Боюсь, что, оставив без внимания доводы разума, я со всей пробудившейся во мне страстью ответила ему на его поцелуй.

Казалось, он слегка опешил. Лишь спустя минуту он сумел отстраниться и уставился на меня, и я не могла сказать, что означает блеск в его глазах.

— Да у тебя внутри пламень, моя лошадиная повелительница. Ты выстроила свои стены высокими и прочными, Ланен, но я преодолею их.

Мы вновь слились в поцелуе. Я ощущала позывы плоти, которых не знала многие годы. Я прекрасно понимала, что мне следовало бы убраться отсюда, но это было осуществимо не более, чем если бы я вознамерилась взлететь.

Слава Владычице, что этот недоумок управился очень быстро.

Когда наступила передышка и мы, запыхавшись (я-то уж точно не могла восстановить дыхание), крепко сжимали друг друга в объятиях, он пробормотал мне в ухо:

— Ланен, госпожа моя, я знаю твою тайну. Я знаю, что ты разговаривала с драконами, как и я. Умоляю тебя, милая моя госпожа, расскажи мне, что ты от них узнала, чтобы уж мы и тут действовали сообща.

Ничто другое не могло бы избавить меня от его чар, как это. Я слегка отстранилась.

— Что? — переспросила я, разум мой был все еще затуманен страстью. — О чем ты?

— О драконах, дорогая моя, — ответил Марик и ослепительно улыбнулся. Он изогнулся и поцеловал меня в шею, прижав меня еще крепче к себе; его руки, сильные и чувственные, ласкали мне спину, а он продолжал бормотать: — Я знаю, что ты была у них, бесстрашная ты душа. Расскажи мне, о чем вы говорили?

Разум мой быстро прояснялся. Я чуть было не отпрянула от него, но тут же смекнула, что мне будет гораздо меньше выгоды, если он вдруг перестанет думать, что я все еще беспомощна. Для этого мне не нужно было особо притворяться: я по-прежнему испытывала влияние чар, хотя и в меньшей степени.

— Ничего особенного, они не стали меня даже слушать, — я вновь поцеловала его, слегка дразня. — Нашел, о чем спрашивать! Почему тебе понадобилось знать об этом именно сейчас?

— Эх, милашечка! Поверь мне, что вскоре тебе даже говорить станет лень! — ответил он, смеясь и лаская меня.

— Тогда скажи, несносная душа, чего тебе от них нужно? — спросила я, делая вид, что заигрываю с ним.

Эти слова сорвались с моих губ прежде, чем я осознала, что сказала их зря. Теперь настал черед Марика отстраниться. Он окинул меня взглядом, и вмиг страсть его обратилась в холодное подозрение. Я постаралась изобразить невинность и хотела поцеловать его еще раз, чтобы скрыть смущение, но он отпрянул от меня. Я встретила его взгляд, изобразив на лице такую влюбленность, на которую только была способна, но он был настолько сведущ во лжи, насколько я была в этом деле простофилей.

Глаза его сузились от гнева.

— А кто тебе сказал, будто мне от них что-то нужно?

Я не ответила.

Он опять придвинулся ко мне и сжал мою правую руку настолько сильно, что я никак не ожидала от него такой хватки.

— Отвечай, глупая девчонка, а не то я прикончу тебя, невзирая ни на что!

Похоже, он знал лишь два способа обращения с женщинами — соблазн или запугивание. Я не переношу трусость подобного рода, да к тому же, как я уже говорила, нрав у меня — хуже некуда. Всегда. И вся моя ненависть, вместе с отвращением, которое я испытывала теперь не только к нему но и к себе самой, пронеслась сквозь меня, превратившись в яростный гнев, когда я осознала, что мне угрожает человек, только что обманом заставивший меня воспылать к нему страстью.

Я не говорила о том что я левша?

В точности как моя мать.

Первый удар я нанесла не рукой, поскольку сочла, что пустить в ход колено будет гораздо действеннее, но уж во второй раз я врезала ему кулаком. Прежде я никогда не била со всей силы, с тех самых пор, когда переросла всех своих сверстников, даже в случае с Вальфером мне пришлось слегка смягчить удар. И должна признать, что душа у меня взыграла, едва я увидела, как Марик свалился на пол. Он даже не пикнул.

Я решила, что самое время убираться отсюда. И побыстрее.

Схватив плащ, я принялась судорожно искать глазами что-нибудь такое, что помогло бы мне благополучно миновать охранников. Через щель в двери я видела, что оба ждут снаружи, даже не подозревая, что произошло.

Я схватила, как мне показалось, матросский сундук Марика и, крепко держа его, прокричала:

— Охрана! Охрана! Помогите, вашему хозяину дурно, скорее!

По крайней мере, эти болваны мгновенно откликались на приказы. Они вломились в комнату, как я и ожидала. Я сорвалась с места, и должна сказать, получилось у меня довольно неплохо. Что было силы я налетела на переднего, держа сундук прямо перед собой. Бедолага, разумеется, услужливо отлетел назад, надсадно охнув и сбив при этом с ног своего напарника. Напоследок я запустила сундук в голову оказавшемуся сверху, отчего тот свалился вновь и на сей раз наконец-то замер, придавив собой товарища. Я перепрыгнула через переплетенные тела и со всех ног устремилась под прикрытие деревьев — к Рубежу.

В следующее мгновение деревья уже окружали меня, и я направила свой бег на северо-запад, дабы обогнуть лагерь и избежать всяческих ненужных вопросов. Я предполагала, что охранники слишком быстро очухаются, и тогда мне придется туго. Я неслась во весь дух.

Пока я бежала, до меня дошло, что солнце уже заходит. Я громко рассмеялась, чувствуя истинное облегчение оттого, что мне удалось спастись живой, но быстро посерьезнела — помимо прочего, смех затруднял дыхание. Какое имело значение, что я прибуду на встречу вовремя? Благословенная Владычица, как я буду смотреть в глаза Акору после такого? И что же, интересно знать, я буду делать потом?

Я страшно злилась на Марика, сердилась на себя и досадовала оттого, что меня обуревал гнев в то время, когда я вот-вот наконец-то должна была увидеть Акора при свете угасающего дня. Пока я бежала, я пыталась освободить голову от мыслей о Марике и его лжи, о той нездоровой страсти, на которую он меня вынудил; но все это засело в моей голове на удивление прочно. И тут до меня донесся шепот собственного разума. «Амулет, Ланен. На нем был амулет — тот самый, что он нацепил на себя в Илларе, или даже более сильный. Он упирался тебе в грудь с правой стороны, когда ты обнималась с Мариком, помнишь?»

Как и прежде, стоило лишь мне осознать, что я находилась под воздействием чар, как почти вся их сила развеялась; но не так-то легко было заставить свое тело позабыть те чувства, которые были пробуждены в нем.

И все-таки страх и бег помогали мне, равно как и неведомое, дикое ликование, которому я не находила объяснения, словно, заставив Марика распластаться на полу, я одним ударом пробила себе путь к свободе. В любой момент я ожидала услышать позади себя громкий клич или, еще хуже, топот охранников Марика, несущихся за мною по пятам, но ничего слышно не было, а впереди я уже различала Рубеж, вырисовывавшийся в лучах заката. Я пересекла широкую тропу перед ним и остановилась у самой ограды, шаря глазами по деревьям в поисках густой тени на случай, если они вдруг настигнут меня. Переведя дух, я прислушалась: нет ли поблизости Акора? Это было не то место, где мы уговорились с ним встретиться, а я не осмеливалась воззвать к нему, прибегнув к Языку Истины, опасаясь, что меня может услышать кто-нибудь еще. Я вынуждена была лишь ждать, дрожа и мысленно разговаривая сама с собой в надежде, что он отыщет меня, по запаху или с помощью какого-нибудь другого чувства, о котором я не ведала. К счастью, мне многое нужно было себе высказать.

«Ладно, девочка. Стало быть, ты наконец-то пробудилась. Слишком ли это ужасно? Скорее я бы решила, что тут больше повода для радости. А ты оказалась гораздо более отзывчивой, чем предполагала, все-таки ты — женщина! Двадцать четыре года — достаточно долгий срок, чтобы оставаться девушкой».

Но не с таким мужчиной, как этот! Меня от него тошнит, он ведь может оказаться моим отцом, мне так стыдно!

«У него ведь амулет. Отвечая ему, ты подчинялась демонической силе. В этом нет причины для стыда. Для гнева — да, а стыдно пускай будет ему. Для тебя не было преступлением испытать такие чувства. Что же до Марика, то все это уже в прошлом — больше ему не удастся тебя провести».

«Раньше я его прикончу», — подумала я, все еще прислушиваясь, нет ли погони.

«Ты же не настолько глупа. Вспомни, что говорил Джеми: „Никогда не убивай без крайней нужды, Ланен. Души, вырванные из жизни, спят неспокойно, как и тот, кто разлучил их с этим миром“. Но хватит, Ланен, довольно! Подумай лучше о другом, пока есть такая возможность. Этого мгновения ты ждала долгие годы. Акор будет с тобой — лишь вы вдвоем, в полном согласии друг с другом. На этот раз меж вами не будет никаких барьеров. Возможно, это твое последнее общение с их родом, Ланен, быть может, тебе предоставляется последняя возможность поговорить с тем, кого ты по-настоящему любишь, — с Акором».

По прежнему не было заметно, чтобы за мной снарядили охоту. Я не могла понять причины, но от души радовалась этому. Я не думала, что нанесла Марику серьезные увечья, хотя, само собой, он должен был проваляться некоторое время без сознания, как и охранник, в которого я запустила сундуком. Но где же второй?

И где Акор? А вдруг он меня не найдет? «О милостивая Владычица, пусть он разыщет меня побыстрее!» Я сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, а, выдохнув, позволила себе прошептать едва слышно, почти про себя: «Кодрэшкистриакор».

Само упоминание этого имени подействовало не хуже оберега против ложных чувств, порожденных амулетом Марика. Сердце мое словно озарилось ярким светом, отчего тусклое пламя, к которому я вынуждена быХа раньше присматриваться, исчезло совсем. Я по-прежнему была напугана, по-прежнему прислушивалась, не доносится ли шум погони, но о Марике как о мужчине я больше не вспоминала.

Я не могла стоять спокойно. Плотно завернувшись в плащ, я принялась быстро и бесшумно идти вдоль Рубежа на запад, подальше от лагеря. Истинное имя Акора раздавалось у меня в ушах, подобно звону колокольчика в зимнее утро, прозрачному и чистому, полному обещаний, вселявшему в меня надежду, перед которой отступал страх, но нужно было спешить. Возможно, это было лишь игрой моего воображения — все-таки я отошла уже довольно далеко от лагеря, но мне показалось, будто я начинаю слышать голоса, кричащие в отдалении. Шагая под прикрытием теней и молясь, чтобы Акор отыскал меня, я заметила, как последние лучи солнца ярко заливают всю местность вокруг, день спокойно угасал, как заведено в этом мире, и я едва понимала, как это природа может быть так беззаботна. Солнечные лучи придавали самому воздуху схожесть с золотом, даря последнее тепло полуобнаженным деревьям и напоминая всему, даже увядавшей траве, о великолепии лета. Мне хотелось оказаться укрытой бурей или туманом, чем-нибудь столь же беспощадным, как страх и отвращение, поглощавшие меня до этого; но день таял медленно и прекрасно, ему совершенно не было дела до меня. Я едва могла это переносить.

Акхор

Самым поразительным было то, что я чувствовал ее приближение. Я даже мог прочесть помыслы ее сердца. Каким-то образом я расслышал, что она произнесла мое подлинное имя, не на Языке Истины, но прибегнув к чему-то подобному. И с того мгновения я начал чувствовать каждый ее шаг и даже видел ее глазами, и сильнее всего я теперь чувствовал ее страх. На миг мне даже явился образ того гедри, против которого она нас предостерегала.

Тщательно сосредоточившись, я обратился к ней на Языке Истины. От неожиданности она испугалась, но обрадовалась.

«Да, друг мой? — больше, чем друг, дорогой мой, о Владычица, что же мне делать?»

«Ничего больше не говори, Ланен, ради нашей дружбы, храни молчание!»

Шикрар-то уж точно слышал. Куда же нам с нею пойти?

«Я не знаю, где ты. Можешь ли ты отыскать место встреч, где мы видимся с купцами? Оно немного к северо-западу от того места, где мы с тобой беседовали. Ты легко узнаешь его: там узкий проход с воротами. Пройди туда, где деревья слегка расступаются, я буду ждать тебя.

А сейчас, Маленькая сестра, я должен попросить тебя сделать кое-что не совсем легкое. Ты должна представить себе маленькое оконце, сквозь которое могла бы пройти лишь твоя рука; через него посылай мне свои мысли — пока лишь те, которые мы можем позволить слышать Шикрару. Прежде освободи свой разум от всех прочих мыслей, затем сосредоточься и пошли мне свои слова через это оконце. Оно не должно быть слишком большим, малышка».

Я не слишком был уверен, что так нам удастся оставить моих родичей в неведении, но не мог не попытать счастья. Я боялся, что Совет настроится против меня, — что могло им помешать? — и тогда мне придется выполнять их волю. Мои замыслы повергли бы большинство из них в ужас. Впрочем, я не собирался нарушать никаких законов. Мы просто пообщаемся с ней, как и раньше. Я не стану подвергать своих сородичей опасности; и хотя мне никогда не быть таким благопристойным, каким хотел бы меня видеть Шикрар, но ради спокойствия своего народа я не перейду границ дозволенного, ибо не имею на это права.

Я почувствовал, как она старательно пытается сосредоточиться, перебирая в уме то, чего не следует слышать Шикрару. Неплохо у нее выходит — гораздо лучше того, что было раньше. Она быстро учится.

«Благодарю тебя, друг мой, дорогой мой друг. Я боюсь того, что могут сказать на вашем Совете. Пожалуйста, дай им понять, что я во всем руководствуюсь лишь твоей волей. Я буду ждать завтрашней ночи, чтобы вновь услышать тебя».

Речь ее была вполне отчетливой. В последнем обращении почти не слышалось побочных мыслей. Это было удивительно: она обладала врожденными способностями к Языку Истины, ей требовалось лишь немного поупражняться под чьим-нибудь руководством.

«Отличные слова, — ответил я. — А теперь, маленькая сестра, — продолжал я, изо всех сил стараясь держать себя в руках, чтобы не поддаться соблазну открыть ей свое сердце, — иди, я жду тебя».

Ланен

Место, про которое он говорил, я отыскала случайно; на ходу вслушиваясь в то, что он мне говорил, я наткнулась на небольшое расчищенное пространство прямоугольной формы подле ворот. Почему-то, оказавшись там, под прикрытием деревьев, когда лишь ветхая ограда отделяла меня от драконьих земель, я почти позабыла о своем страхе. Пусть ищут! Разве им меня отыскать? И кто посмеет напасть на меня, когда Акор совсем рядом? От такого облегчения я даже расплакалась; потом намеренно расплела косу и распустила волосы. Пусть он увидит меня такой, какой меня мало кому доводилось видеть. Так было бы справедливо.

Я старалась придумать, как рассказать ему о том, что произошло, старалась вспомнить великое множество вопросов, которые я всегда хотела задать, но мысли отказывались повиноваться. Я чувствовала близость Акора, и всем своим существом, шаг за шагом, приближалась к нему, оставив страх позади.

Акор.

Само это имя связывало нас, подобно серебряной нити, которая увлекала меня туда, куда я и сама стремилась; я чувствовала, как меня тянет к нему.

Акор. Акор.

Акхор

Я ждал в своем укрытии: она должна увидеть меня лишь тогда, когда сама попросит меня об этом. Я тщательно сохранял спокойствие и дышал так, как требовало того упражнение, стараясь, чтобы разум мой оставался свободным от всяческих глупых мыслей.

Я думал до этого, что подготовлен к встрече, однако не знал, с чем мне придется столкнуться. Никакое из упражнений, никакие мои занятия, ничто из того, что я познал за свою долгую жизнь, не могло подготовить меня к этой неожиданной связи — безмолвной, таинственной, не осознанной мною во всей полноте вплоть до последнего часа. Ничто не могло подготовить меня ни к звуку ее голоса, пронизанного теми же чувствами, что испытывал и я, ни к ее облику, который наконец-то был ясно виден мне при свете угасающего дня.

Когда она шепотом позвала меня через разделявшие нас деревья, с дрожью в теле и любовью в сердце, я почти перестал дышать. Слова ее словно были привязаны к струнам моего сердца, и каждый звук ее голоса затрагивал меня, словно неукротимая, но отдаленная музыка. Я забыл о своем твердом намерении, забыл о решении оставаться осторожным и осмотрительным — позабыл обо всем, кроме ее голоса; она казалась мне самым чудесным созданием, которое я когда-либо встречал.

Ланен

— Акор, — прошептала я. — Акор, ты здесь?

Акхор

— Я здесь, моя дорогая, — ответил я.

Сказав это, я понял наконец, что меня страшило. Я не думал сейчас ни о Шикраре, ни о роде, ни о том, что может произойти, — впервые за свои долгие годы я готов был жить лишь одним днем.

Я чувствовал, как внутри меня разгорается пламень. Никаких больше границ! Сейчас нас только двое, и вместе мы можем познать любую истину. Я медленно продвинулся вперед, к небольшому просвету между деревьями, пытаясь успокоить в себе этот безумный бунт. По крайней мере я не позабыл о том, что следует говорить потише.

Увидев меня, она ахнула. Мне не было нужды спрашивать почему. Какими бы разными мы ни казались, я сделал бы то же самое.

Волосы ее, подобно живому водопаду, нежно трепетали, колышимые ветерком, и сверкали тем же оттенком, что и закат солнца, а глаза ее были подобны зимней метели. Она выглядела совершенно очаровательно: высокая, по сравнению с остальными своими сородичами, и гибкая, как и в первый день, когда я ее увидел. Я чувствовал, что разум ее и сердце открыты мне. Ей была присуща истинная красота.

С восхищением я подумал: имей она самоцвет души, какого бы он был цвета?

Ланен

Никогда не забуду, как он предстал передо мной в свете заходящего солнца.

Он был еще более великолепен сейчас, нежели ночью, освещенный луной. Даже в золотых лучах заката он сиял серебром. Когда он наклонился ко мне, солнечный луч отразился в его самоцвете, и тот вспыхнул изумрудным огнем. Глаза его были такого же зеленого оттенка, словно и в них скрывался подобный огонь. На мгновение он напомнил мне драгоценное изваяние, вышедшее из-под рук какого-то необыкновенного златокузнеца. Я видела теперь чешуйки его панциря, удивительно ровно подогнанные друг к другу. И я ошибалась, сравнивая его лицо с маской. Правда, в верхней части головы у него возвышался большой костный гребень, увенчанный загнутыми назад рогами, но ниже я узрела мягкую на вид кожу, покрытую мелкими чешуйками. Мне очень захотелось протянуть руку и дотронуться до нее, чтобы узнать, какова она на ощупь.

Тут он произнес:

— Можешь попробовать, дорогая моя.

Я даже не стала спрашивать, как он узнал мои мысли. Он придвинулся ближе, еще ближе, и его голова оказалась на расстоянии вытянутой руки от меня как в ту первую ночь, когда он открыл мне свое имя.

Голос его был мягок и до того певуч, что даже самый сладкий человеческий голос не мог бы сравниться с ним.

— Я позволяю, Ланен. Дотронься до меня. Убедись, что я тут, что я настоящий.

«Что я чувствую то же, что и ты».

Я попыталась протянуть к нему руки, но они не слушались меня. Широко раскрытыми глазами смотрела я в изумлении на стоящее перед собою чудо. Медленно-медленно я протянула одну руку и дотронулась до его лица — там, где пониже глаз тянулся длинный выступ.

Костная поверхность, серебристая и гладкая, оказалась теплой.

Я медленно провела по ней ладонью, вся преисполненная благоговейного трепета, и достигла участка мягкой кожи. Рука моя дрожала, как дрожала и я сама. Я могла лишь легонько прикасаться к нему. Чешуйки у него на лице были не больше моих ногтей, а кожа мягкая, как у змеи…

Я отдернула руку, словно меня что-то ужалило, и сжала кулаки, пытаясь сдержать чувства, обуревавшие меня.

— Нет, — произнесла я, и из глаз у меня потекли слезы.

— Вновь при нашей встрече ты источаешь морскую воду. Однако сейчас это не слезы радости, моя милая Ланен.

— Не называй меня так.

Он отстранился.

— Прости. Мне показалось… Нет, я уверен, что могу слышать, что творится в твоем сердце, словно оно мое собственное. И каким бы безумием это ни казалось, я знаю, что мы с тобою едины, — он вновь придвинулся ближе, но сейчас оставался по ту сторону Рубежа. — Я не ведал прежде подобной любви, Ланен, и сейчас я не в силах ее отвергнуть. Сердце мое бьется вместе с твоим, мне слышны малейшие твои мысли. Ты хочешь сказать, что не чувствуешь того, что в тебе происходит? Я знаю, что это такое.

Я не могла больше смотреть на него.

— Я не хотела говорить тебе об этом! Я думала, это всего лишь мои вздорные помыслы. Я надеялась, что приду к тебе и ты своим спокойствием образумишь меня, называя меня малышкой или малюткой, чтобы я осознала, что все это невозможно. А ты стоишь и говоришь о любви, словно мы с тобою одного рода.

Он приклонил голову и закрыл глаза. Как он и сказал, по какой-то немыслимой причине мы были едины. Потому что я чувствовала, как он страдает.

Я не могла собраться с мыслями. С одной стороны, сердце мое пребывало в замешательстве, но, с другой, его наполняла уверенность. У меня голова шла кругом: я столкнулась с тем, чего быть попросту не могло! Однако правда порождает правду, и я ничего не могла с собой поделать, чувствуя, что придется и мне признаться ему во всем.

— Я не могу и не буду лгать тебе, Акор.

Акор, дорогой мой! Взгляд больших, блестящих глаз был прикован ко мне.

— Я люблю тебя, Акор, вопреки разуму и здравому смыслу. Не потому, что ты дракон, и не потому, что ты был первым из твоего народа, кто заговорил со мною. Я люблю тебя, — я опустила голову. — Наши законы, наш облик и даже эта бревенчатая стена — все складывается против нас. Но я люблю тебя и буду любить всегда, и да поможет мне Владычица. Пусть она поможет нам обоим.

Меж нами воцарилось молчание — глубокое, как чувства моего сердца. Солнце село за деревьями, и сумерки приближались.

— Прошу тебя, Акор, скажи же что-нибудь, — произнесла я. — Поговори со мною.

Акхор

Я не решался заговорить, ибо не доверял себе. Я не знал, к чему это может привести.

Но вскоре мне было все равно.

Сперва я ничего не мог произнести, кроме ее имени.

«Ланен. Ланен. Ланен».

Она закрыла лицо руками. Я знал, что она плачет, но мне казалось, что она одновременно смеется.

Приблизившись еще больше, я поднес к ней свою переднюю кисть.

— Ты позволишь? — спросил я осторожно.

Она глянула на меня и, увидев мои когти, отвернулась, но кивнула.

Должно быть, я казался ей устрашающим, но она не отстранилась. Я широко расставил когти, отогнув их назад, и осторожно прикоснулся к ее лицу внутренней стороной кисти, где кожа наша наиболее чувствительна.

Даже вода не так мягка, какой оказалась кожа ее лица.

Я задрожал. Я, Кхордэшкистриакхор, Серебряный царь кантришакримов, дрожал от восхищения, дотронувшись до кожи этого создания. Тогда я убрал лапу, чтобы случайно не поранить Ланен. Малейшее прикосновение моих когтей наверняка порвало бы эту нежную ткань.

— Унеси Ветры мою душу, Ланен Кайлар, мы оба попали в переделку, — сказал я негромко. — И пусть мы знаем, что этой любви не суждено обрести всю полноту, какая присуща любви к себе подобному, по крайней мере, мы можем оставаться друзьями.

— По крайней мере. Но нас по-прежнему разделяет Рубеж. Твои родичи узнают, если я пересеку его.

— Да, это так. Но они не узнают, если его пересеку я, а если и узнают, то не сразу. Я всем сердцем желаю показать тебе местечко, где мы могли бы спокойно беседовать долгие часы. Нужно всего лишь дождаться полной темноты, а в столь позднее время года она не замедлит наступить.

По правде говоря, уже и так было довольно темно.

— А что будет, если нас найдут? — спросила она тихо.

— Не знаю, моя дорогая, но если они вдруг вздумают до тебя добраться, прежде им придется посчитаться со мной.

Ланен

Меня отвлек шум людских голосов — не слишком близко, но и не очень далеко. Я собралась с духом, понимая, что рискую потерять все, если расскажу ему об этом, но чувствовала, что обязана это сделать.

— Благодарю тебя за все, дорогой мой друг, но я должна тебе кое-что сказать. Многое произошло со мной сегодня. Сейчас за мной охотятся мои же сородичи, ибо Марик пытался меня убить, но я от него сбежала.

— Вот оно что, — произнес он с грустью, — значит, в этом кроется причина твоего страха. Впрочем, думаю, что страх твой вызван чем-то еще. Почему же он ищет твоей смерти?

Шум погони становился все отчетливее.

— Акор, нет времени. Они вскоре найдут меня. Милый друг, прости, я не хотела впутывать тебя в эту сумятицу, но если мы должны отправиться куда-то, то нужно торопиться.

— Хорошо, маленькая сестра, — ответил он, и в голосе его все еще слышалась грусть.

— Далеко идти? — спросила я в надежде, что путь окажется не слишком долог. Ноги у меня до сих пор дрожали.

— Моя дорогая, путь пешком занял бы несколько дней. Нет, нам придется лететь.

Сказать, что для меня это оказалось полнейшей неожиданностью, все равно, что объявить Кай рекой, что и так всем известно. При этом будет упущено все разнообразие чувств, которые меня переполняли. Мне сразу вспомнилась одна из баллад про драконов, в которой некий злодей «поднят был в небо с земли в когтях большекрылого змея»; она всегда поражала меня своей необычайной жутью. Однако сейчас времени было в обрез, и я вовсе не собиралась тратить его на вопросы.

— Ланен, ты согласна отправиться со мною? — спросил он, и в голосе его мне послышался зов в будущее.

— Да, Акор. С радостью в сердце, — ответила я. — Но как?

Он посмотрел в небо. Первые звезды уже зажглись, и лишь узкая светлая полоска на западе напоминала о недавно угаснувшем дне.

— Подожди меня здесь немного, — сказал он и исчез с шумом, напомнившим мне приглушенный гром.

Полет. В своих мечтах я представляла себе подобное, но никогда не думала, что мне и вправду…

— Пора, Ланен, — раздался позади меня голос Акора.

Он стоял рядом, блистая серебром даже в темных сумерках, и теперь уже Рубеж не разделял нас.

— Скорее же, твои преследователи уже близко. Взбирайся ко мне на плечи: там, повыше крыльев, есть место, где, я думаю, ты сможешь усесться.

Я увидела то место, о котором он говорил. Оно было чуть ли не вдвое шире, чем самая толстая лошадь, какую только можно себе представить. «К тому же без седла и узды, — подумала я. — А падать в случае чего придется ох с какой высоты!» И все же я принялась карабкаться на него — он сам распластался на земле, чтобы мне было легче, и наконец одолела-таки последние несколько локтей.

Я свалилась на землю, едва он приподнялся.

— Ничего не выйдет, — сказала я ему, потирая зад и отряхиваясь от листьев. — Я ни разу не падала ни с одного четвероногого, даже когда была совсем маленькой, — подняв на него глаза, я усмехнулась: — Какая жалость, что у тебя нет гривы, за которую я смогла бы держаться.

— Ланен, нам нужно спешить, — прошептал Акор настойчиво. — Попробуешь еще раз?

— Можешь мне поверить, ничего из этого не выйдет: у тебя спина слишком широкая, мне там даже ногами тебя не обхватить. — И вновь у меня в голове пронеслись слова из баллады. Я подумала: «А что, если попробовать?» — А ты не мог бы нести меня в своих… в своих руках?

Тут он на мгновение вновь показался мне чужаком, существом не из моего народа, драконом. Как же они сами называют свои конечности? Руками? Когтями? Лапами? Конечно, он был очень осторожен, но кто знает, что могло приключиться во время полета? Малейшая оплошность — и он меня раздавит или порвет, а уж потом только заметит.

— Я попробую.

Внезапно возникшие мысли тут же рассеялись, стоило лишь мне услышать в его голосе нежность, какой я едва могла бы сопротивляться. Сами слова его звучали, подобно песне: они хлынули на меня певучим потоком, взбудоражившим мне кровь и одновременно приласкавшим меня, сгладив весь мой страх.

— Ну же, дорогая. Полетим со мной, я вознесу тебя туда, где живут звезды, где господствует Ветер — в царство всех песен.

Я подошла к нему, словно завороженная. Мне кажется, я бы шагнула даже вниз с утеса, если бы знала, что он с быстротой молнии примчится, чтобы подхватить меня.

Он взял меня в лапы, сложив их так, чтобы я смогла усесться: в одной из них я сидела, а другой он осторожно меня придерживал, чтобы мне было за что держаться. За спиною у меня была его теплая, покрытая броней грудь.

Я почувствовала, как он пригнулся, услышала, как он расправил свои огромные крылья. Ничего не оставалось, кроме как собраться с духом.

Последовал резкий толчок, когда он прыгнул вверх, и я услышала словно отдаленный шум бури — это его крылья взмахивали вновь и вновь, поднимая нас над деревьями.

И мы полетели.