"Непристойное предложение" - читать интересную книгу автора (Гир Керстин)

Глава 12

На следующее утро я проснулась в совершенно незнакомой постели и чувствовала себя так хорошо, как никогда в жизни. Каждый квадратный сантиметр моего тела был наполнен удовлетворением и счастьем.

Но в следующий момент я осознала, в чьей постели лежу, и чувства эти мгновенно улетучились. Это была супружеская постель Эвелин и Оливера, и я, вероятно, лежала на той половине, которую обычно занимала Эвелин. Внезапно по голове словно застучали тысячи маленьких молоточков. Она наполнилась нестерпимой болью.

Оливер еще спал. Он лежал на спине, положив руку за голову, и чем-то напомнил мне в первый момент сына Элизабет, Каспара, который тоже любил спать в такой позе. Как и Каспар, Оливер откинул одеяло в сторону. Но на этом сходство между ними заканчивалось. Особенно в отношении количества волос на теле.

Лицо его было серьезно. Когда я осторожно коснулась пальцами его щеки, Оливер вздрогнул во сне.

Я тоже вздрогнула. Боже мой, что же мы наделали!

«Вы вели себя непристойно», – довольно нахально сказал кто-то внутри меня.

К сожалению, я отчетливо помнила большую часть того, что произошло. Все, если быть до конца честной. Без остатка.

По рукам снова побежали мурашки. Почему я должна была прожить так долго, прежде чем пережила такое? Все мое так называемое добропорядочное воспитание с этого момента было перечеркнуто.

А может быть, в этом было немного и вины Штефана. Я даже в мыслях никогда не держала ничего подобного.

Оливер застонал во сне и повернулся на бок. Я задумчиво рассматривала его затылок. Ранним утром его волосы напоминали скорее шотландский ландшафт, нежели кочан цветной капусты. Мне захотелось погладить его по голове, запустить в его волосы пальцы, но я удержала себя. В конце концов я уже натворила достаточно.

После вчерашних открытий мой собственный мир раскололся, словно зеркало. Мой мир, но не мир Оливера. Я не должна была увлекать за собой в бездну Оливера, бедного, ни в чем не виноватого Оливера, женатого на Эвелин, которая, кажется, ждала от него ребенка.

Я села на кровати. Как я могла забыть об этом? Я даже не спросила, что показал тест на беременность, прежде чем наброситься на Оливера, словно изголодавшаяся нимфоманка.

От стыда кровь ударила мне в лицо. Я действительно была самой последней дрянью! Как я смею осуждать Петру за то, что она окрутила Штефана? Я сама ничуть не лучше.

Я выпрыгнула из постели и тихо прошмыгнула в ванную. Я ни за что не хотела оставаться в постели, когда Оливер проснется. Все случившееся определенно покажется ему еще более омерзительным, чем мне. Попытка представить, как мы сидим друг напротив друга за завтраком, привела меня в дрожь. А ведь Оливер вчера к тому же был абсолютно трезв.

Было только половина восьмого, когда тарахтящий «ситроен» доставил меня в питомник, и, конечно, в магазине еще никого не было. Мне это было только на руку. Я быстро скрылась в оранжерее номер три и занялась своими ненаглядными самшитами. Формирование кроны у самшитов было одним: из самых любимых моих занятий. Щелк-щелк садовыми ножницами, и маленькие веточки и листочки падают к твоим ногам на землю, распространяя вокруг совершенно неповторимый аромат, типичный только для этих растений. Мои нервы понемногу успокоились.

От моих медитаций меня оторвал приход господина Кабульке.

– Д-д-д-доброе утро, – произнес он.

Под глазами у старика четко обозначились темные круги. В остальном он выглядел довольно бодро.

– Что здесь вчера произошло? – спросила я так строго, как могла.

– Пожилые господа покурили нашего урожая, – ответил господин Кабульке. – Я тоже. Госпожа Гертнер п-п-п-показала нам, как делаются такие вещи.

– Очень мило с ее стороны, – иронично заметила я.

– Это был очень веселый вечерок. Только моя жена теперь, к сожалению, на меня злится.

– А вы принесите в следующий раз и ей косячок, – сострила я.

– К сожалению, это невозможно, – вздохнул господин Кабульке. – Она, бедняжка, некурящая. Но госпожа Гертнер уже выразила готовность поделиться со мной рецептами приготовления разных блюд и выпечки с семечками. Это тоже может доставить удовольствие.

– В этом я могу вам поверить, – сказала я. – А что же будет дальше со всем урожаем конопли?

– Пожилые господа собираются купить его у нас оптом, – ответил господин Кабульке.

– У нас? – словно эхо повторила я.

– Конечно, у нас, – вставила Эвелин. Она стояла в дверях и выглядела, как всегда, великолепно. – Я думаю, мы разделим прибыль на троих. Треть получу я, потому что идея была моя, треть получит господин Кабульке, потому что помогал мне и делал всю работу по уходу, а треть принадлежит тебе, потому что ты хозяйка этой оранжереи.

– Нет, спасибо, мне ничего от этого не надо, – сказала я.

– Я надеялась на это, – проговорила Эвелин. – Тогда я возьму себе две трети. В конце концов, все расходы были моими.

– А старые меш… пожилые господа действительно купят у тебя все оптом? Все семь килограммов?

– Так точно, – подтвердила Эвелин. – Только ни в коем случае нельзя посвящать в это дело Фрица. Этот разом разрушит все дело и сожжет весь урожай.

– Но семь килограммов им не выкурить за всю жизнь, – усомнилась я.

– Это их дело, – сказала Эвелин. – Главное, что мы избавимся от товара. Впрочем, я немного сохраню для себя. Поэкспериментировать с выпечкой, например.

– Непременно следует это сделать, – заявил господин Кабульке.

– Куда ты исчезла вчера так внезапно? – спросила Эвелин. – Пока мы тут занимались тестом на беременность?

– Я между делом выяснила, что Штефан спит с нашей продавщицей, – лаконично ответила я.

– О, – возмутилась Эвелин.

Господин Кабульке нервно стащил с головы неизменную кепку и мял ее в руках. Похоже, он тоже был в курсе.

– Вы могли спокойно сами рассказать мне об этом, – безразлично заметила я.

– Между ними все это не так давно, как ты думаешь, – ответила Эвелин. – Кроме того, Штефан угрожал мне, если я расскажу тебе об этом.

– Чем же, интересно, он угрожал?

– Так, вообще: он предупредил, что если я расскажу тебе, то ты станешь совершенно несчастна, а я совсем этого, не хотела?

– Я совершенно несчастна, – вздохнула я.

– Кроме того, он еще сказал, что свернет ей шею, – добавил господин Кабульке. – Он думал, я не слышу, потому что туговат на ухо. Но это я как раз расслышал.

– Да, у господина Кабульке уши, как у летучей мыши, если надо, – съязвила Эвелин. – Что ты теперь собираешься делать?

– Понятия не имею, – честно призналась я. Я уже и так слишком много понаделала за вчерашний вечер и ночь. – Что, кстати, показал тест на беременность?

– Оливер тебе не сказал?

Я удрученно покачала головой.

– У нас вчера не было возможности долго разговаривать.

Одному Богу известно, что нам было не до разговоров, мы занимались совершенно другими делами.

– А вот и Петра, – произнесла Эвелин и показала через стекло оранжереи на стоянку.

Действительно. Петра, повиливая задом, направлялась в этот момент к магазину, держа в руке сумочку а-ля Гуччи.

– Эта дамочка и в самом деле совершенно потеряла стыд, – сказал господин Кабульке. – Стоит ей подсунуть что-нибудь из нашей травки.

Эвелин просияла.

– Это замечательная идея, господин Какабульке, – подхватила она. – Я сейчас же пойду и испеку пирожок. Штефан в кабинете, Оливия. Теперь самый подходящий момент вонзить нож ему в спину.

– Лучше грабли, – посоветовал господин Кабульке. – Если в-в-вам понадобится помощь, то зовите меня.

– Баа, ты выглядишь отвратительно, – заявила Петра, входя в дверь магазина.

– В самом деле? Но при этом сегодня ночью у меня был совершенно фантастический секс, – сказала я. – Правда. Это было восхитительно. Я никогда ничего подобного не испытывала. Намного лучше, чем со Штефаном, что, съела?

Петра выпучила глаза. Она не ожидала услышать от меня что-либо подобное.

– С кем же? – недоверчиво спросила она.

– Как с кем? – вопросом на вопрос ответила я. – В конце концов я замужняя женщина. Кстати, ты уволена.

– Что?

– У-во-ле-на.

– Ты не можешь этого решать, – засомневалась Петра.

– Еще как могу! – ответила я и прошествовала мимо нее в кабинет.

Штефан снова изучал список вакансий.

– Господин Ге-е-ертнер, она заявила, что я уволена, – прошепелявила Петра, проскользнув в кабинет вслед за мной.

– Что? – Штефан обернулся. – Что вы сказали, госпожа Шмидтке?

– Она сказала, что я уволена, – повторила Петра и показала на меня. – Но я думаю, что если вы принимали меня на работу, то и увольнять имеете право только вы, или нет? – Она сморщила лицо, готовая заплакать.

– Ну, успокойтесь, госпожа Шмидтке, – заметил Штефан. – Я уверен, что это всего лишь недоразумение.

Я переводила взгляд с одного на другого и качала головой.

– Даже удивительно, что вы до сих пор на вы, – задумчиво произнесла я. – Право же, как-то странно звучит: «Отдайтесь мне, госпожа Шмидтке!» – «Сию минуту, господин Гертнер!»

– Олли! – Штефан в шоке смотрел на меня. Ничего подобного никогда прежде не слетало с моих губ.

Петра пришла в себя быстрее.

– О! – воскликнула она. – Но это не повод для увольнения.

– Мне все равно, – сказала я. – Я выгоняю тебя, потому что ты неприветлива с нашими клиентами и совершенно не подходишь к нашей обстановке. Можешь доработать до конца недели, а за это время подыскать себе новое место работы. Сегодня после обеда получишь письменное уведомление.

– Полегче, – вставила Петра. – Здесь еще и господин Гертнер имеет право что-то решать. – То, что подчиненная спит с шефом, – еще не основание для ее увольнения, не важно, насколько ты ревнива.

– Я догадываюсь, что у тебя большой опыт в этом вопросе, – сказала я. – Однако ты тем не менее уволена.

– Может быть, вы оставите нас одних? – Штефан все еще выглядел шокированным.

Петра, надувшись, вышла.

– Закрой дверь с той стороны, – жестко проговорила я.

– Тебе не кажется, что это довольно жестоко? – спросил Штефан.

Я резко повернулась к нему.

– Что, прости?

– Ты не можешь ее вот так выбросить на улицу, – вставил Штефан.

Господин Кабульке! Грабли! От гнева я в секунду стала пунцовой и не могла сказать ни слова.

– Эвелин не должна была тебе об этом сообщать, – произнес Штефан. – Я знал, что ты не сможешь воспринять все нормально.

– Эвелин ничего мне не говорила, – внесла я ясность. – У меня у самой есть глаза.

Штефан вздохнул.

– Я не хотел, чтобы ты это заметила. И ни в коем случае не хотел причинить тебе боль.

– Как осмотрительно с твоей стороны! – воскликнула я.

Я была искренне возмущена таким цинизмом. Я думала, что Штефан упадет на колени и станет извиняться всеми способами, чтобы замолить свои грехи. Это было самым минимальным из того, что он мог бы сделать.

Но парень решил переложить вину на меня.

– Ах, Олли! Это не должно тебя удивлять. У нас все это довольно давно. Чтобы быть совсем точным, с того времени, как ты лелеешь эту сумасбродную идею с питомником.

– Что? Это была наша общая идея, Штефан. Это же мечта нашей жизни.

– Это была совершенно точно мечта твоей жизни, – холодно сказал Штефан. – Меня никогда не влекло заниматься растениями.

– Но ты говорил, что это золотая жила, если правильно поставить дело.

– Да, но я заблуждался, – сказал Штефан. – Это была, как уже говорилось, просто сумасбродная идея.

Я все больше жалела, что в руках у меня нет грабель господина Кабульке. Так хотелось ткнуть ими Штефана в живот. Что он мелет?

– Что будем делать с Петрой? – спросила я.

Штефан снова вздохнул.

– На протяжении нескольких месяцев я пытаюсь объяснить тебе, что этот питомник в конце концов разрушит наш брак. У меня были все шансы стать экспертом экстра-класса в области маркетинговых исследований, пока мы не купили это совершенно убыточное хозяйство. Но ты же слепа, как крот, и игнорируешь все мои аргументы, и тебе наплевать, что я годами закапывал здесь свои способности в прямом и переносном смысле слова. Бог мой, на что я все это время тратил свои силы! Тебе не кажется, что у меня тоже может быть желание ездить на приличной машине, отдыхать во время отпуска, как люди, и носить те шмотки, в которых мне не будет стыдно выходить на улицу?

Моя первая, горячая ненависть постепенно прошла. Грабли больше были не нужны. Злоба, пришедшая теперь, была куда более холодной.

– Я все еще не понимаю, что мы будем делать с этим хорьком, – спокойно проговорила я.

– Весной строительный супермаркет открывает отдел садоводства, – сказал Штефан. – Теперь это очевидный факт! Поверь мне, как только это произойдет, сюда не придет больше ни один покупатель.

– Конечно, – согласилась я. – Кто потащится сюда ради старых роз, ради элитных кустарников, ради моих советов, которые можно получить совершенно бесплатно…

– Ах, Олли, прекрати наконец предаваться глупым мечтам.

– Я не мечтаю! – вскипела я. – Мы с Оливером начинаем делать садовое шоу на телевидении, и благодаря этому наш питомник скоро станет знаменит. А супермаркет может продавать бегонии и дурацкие рождественские звезды. Он нам не конкурент! Ты здесь единственный, кто не хочет следовать логическим аргументам, ты, а не я! Никому не удалось убедить тебя к ним прислушаться. Кроме того, ты до сих пор не объяснил мне, что мы будем делать с твоей похабной аферой.

Штефан глубоко вздохнул.

– Боже, Олли, я и сам не знаю. Я – мужчина. Такое запросто может случиться. – И после паузы, в течение которой я пристально смотрела на него, добавил: – Мне очень жаль.

– Ты любишь ее? – спросила я.

– Боже мой, нет! – сказал Штефан. – Она вообще не в моем вкусе. Ты же видела, какие у нее кривые ноги?

Некоторое время я смотрела на него, сбитая с толку.

– Но почему же ты тогда?..

– Понятия не имею, – сказал Штефан. – Во мне, знаешь ли, похоже, взыграло самолюбие. Все мои друзья сделали карьеру, только у меня под ногами болтается этот питомник.

– И я, – тихо добавила я.

– Ах, Олли, – сказал Штефан и слабо улыбнулся. – Я же люблю тебя.

– Что?

– Конечно, я люблю тебя, – повторил Штефан. – Иначе и быть не может. То, что произошло с Петрой… это какое-то помутнение рассудка. – Он откинулся на спинку своего рабочего кресла и чистосердечно посмотрел мне в глаза. – Помутнение рассудка, за которое я прошу меня простить. Ничего подобного никогда больше не повторится. – И совершенно безо всякого перехода улыбнулся своей улыбкой а-ля Брэд Питт: – Если мы продадим наш питомник, то в любом случае никогда ее больше не увидим.

Я покачала головой:

– Я не хочу продавать питомник, Штефан.

Улыбка Штефана исчезла так же внезапно, как и появилась.

– Олли, ты что, не расслышала меня?

– Отчего же. Работа здесь делает тебя несчастным. Ты чувствуешь, что способен на большее и хочешь ездить на шикарном автомобиле и носить дорогие шмотки. Это я поняла. Но сделай милость и постарайся понять, что сказала я. У нас скоро будет достаточно денег, чтобы не экономить на воде, и нам для этого не понадобятся даже миллионы Фрица.

– Я не стану вкладывать наши деньги в эту бестолковую торговлю, – с нажимом произнес Штефан. – Если за полгода нам удастся избавиться от этой обузы, то у нас будет шанс начать все сначала. И я не дам тебе загубить этот шанс.

– Понятно, – сказала я. Я стала холодна как лед.

– Олли, – произнес Штефан, тон его голоса снова смягчился, – если я получу хорошую работу – а это произойдет, – мы сможем подобрать себе великолепную квартиру в городе и начать жизнь, которой достойны. Мой отец уже задействовал свои старые связи. В его прежней фирме для меня есть совершенно изумительная работа. Может быть, мы даже на несколько лет поедем за границу. Мы вдвоем – этакая сказка. Обещаю тебе, что ты ни о чем не пожалеешь, если послушаешь меня.

– Понятно, – снова повторила я.

– Вот теперь я рад, – сказал Штефан. – Иди же, Олли, иди к папочке.

Я сделала шаг назад. Штефан вздохнул.

– Пожалуйста, только не злись больше. Я же уже извинился, или нет?

Один из нас, похоже, сошел с ума. Я была не особенно искушенной в таких делах, но никогда в жизни люди не возвращались так быстро к нормальным взаимоотношениям после измены одного из супругов. Или я ошибалась? Разбитая посуда, синяки под глазами и долгие часы у психотерапевта, чтобы после сотого или тысячного приема снова вернуться в нормальное состояние, а совсем не то, что изобразил тут Штефан.

– Мне надо работать, – сказала я и выскользнула из кабинета в торговый зал.

– Вы не имеете права меня уволить, – заявила Петра. – Иначе я натравлю на вас своего мужа.

– Не пугай, – ответила я. – Даже если он у тебя вышибала в диско-салоне или исполнительный пристав в кредитной конторе.

– Чепуха. Он адвокат.

– Ах нет? – сказала я. Жаль, а я-то думала, сюда прибежит какой-нибудь громила и накостыляет Штефану как следует. – А что скажет твой адвокат после того, как узнает, чем ты занималась со своим шефом на диване вот в этом кабинете?

– Он знает, как я ему дорога и что для него значу, – сказала Петра. – В конце концов, я мать его детей.

– Бедный муж. Однако все будет так, как сказано. Ты уволена.

– Это мы еще посмотрим.

Эвелин я нашла в оранжерее номер пять. Она обихаживала свой урожай.

– Мне показалось, ты собиралась что-то печь.

– Я все еще хочу. Ты уже видела кухню?

– Да! – Кухня стала выше всяких похвал. Просто мечта любой хозяйки в кремовых тонах. – Это самая лучшая кухня, которую я когда-нибудь видела.

– Да, я знаю, – довольно нескромно заметила Эвелин. – Господин Кабульке и я обсудили и продумали столько великолепных идей, что ни один человек при всем желании не в состоянии переработать. Как тебе понравились лампы?

– Потрясающе, – вставила я.

– Ты говоришь это без особенного энтузиазма, – сказала Эвелин, – Ах, мне жаль, ты, конечно, сейчас не в настроении обсуждать такие темы. Ну и? Ты воткнула Штефану вилы в пузо?

Я покачала головой:

– Это того не стоит.

– Ты права, – поддержала Эвелин. – Мужчина как особь вообще ничего не стоит, если тебе интересно мое мнение.

– Ах, ты говоришь так только потому, что Петра увела его у тебя из-под носа.

Эвелин рассмеялась.

– Но, Оливия, ты же на самом деле так не думаешь?

– Нет.

– Тогда я спокойна, – произнесла Эвелин. – А то уж я начала беспокоиться. Но ведь ты прекрасно знаешь, как я требовательна в вопросах вкуса. А ипохондрики с загаром из солярия – совершенно не мой тип мужчин.

И не мой тоже, подумала я. Но Штефан не всегда был таким.

– Кроме того, – сказала Эвелин, на этот раз серьезно, – кроме того, я бы никогда не стала что-то затевать с братом моего мужа. Это вообще отсутствие всякого стиля.

– Полное, – согласилась я, и чья-то невидимая рука сдавила холодными пальцами мое горло.

Ох, что же я наделала! У меня нет никакого стиля. Я спала с братом моего мужа.

– И я бы не стала делать этого еще и потому, что уважаю тебя и нуждаюсь в тебе, – мягко сказала Эвелин, и рука с холодными пальцами сжала мое горло с такой силой, что я потеряла способность дышать.

– И я в тебе, – услышала я свой собственный хрип.

И это была абсолютная правда. Я нуждалась в Эвелин и любила ее. Действительно любила. Особенно с того момента, как узнала, что у нее ничего не было со Штефаном. Она отремонтировала мой дом. А что я сделала в благодарность? Переспала с ее мужем.

Я – самое настоящее отребье. Еще хуже, чем Петра. Я виновато посмотрела на Эвелин. Как теперь отмыться от этой грязи?

– Так что же все-таки с тестом на беременность? – спросила я с замиранием.

О мой Бог. Мысль о том, что я легла в постель с отцом ее ребенка, снова лишила меня возможности дышать.

Я, я была самым отвратительным и мерзким отребьем.

– Позитивно, – сказала Эвелин и рассмеялась. – Во всяком случае, для меня. – Перехватив мой сконфуженный взгляд, она снова стала серьезной. – Нет, собственно, сам тест показал отрицательный результат.

Я смутилась еще больше.

– Так это значит, что ты теперь беременна?

Эвелин покачала головой:

– Нет, я не беременна. И знаешь что? Я больше не стану к этому стремиться. Прошедшее время ясно показало: я вообще не хочу иметь детей.

– Правда, нет?

– Нет. Я и до этого не хотела, но думала, что тогда жизнь будет считаться прожитой зря. И если не сейчас, то когда? Но это была идея фикс. Множество людей просто не созданы для того, чтобы иметь детей.

– Но Оливер, – сказала я и попыталась проигнорировать угрызения совести. – Он же так хотел.

– Да, – сказала Эвелин. – Он страшно разочарован. Но он это понимает. Он всегда все понимает. Он такой тонкий человек, ты знаешь. Я не хотела сделать ему больно.

– Да, – прошептала я.

«Отребье, отребье», – шептал голос внутри меня. Эвелин улыбалась:

– Я всегда буду любить его, это он тоже знает. Но он никогда не смирится с тем, что не сможет стать отцом моих детей. Ни он – никто другой. Когда эти шесть месяцев наконец закончатся, я начну искать новую работу. Я слишком хороша для того, чтобы заниматься пеленками. А еще лучше – уеду на какое-то время за границу.

– А что с твоими наркотиками?

И что, кстати, с Оливером и нашим шоу? Ему придется положить это дело на алтарь амбиций Эвелин?

«Не уводи дело в сторону, ты, отребье», – продолжал шептать внутренний голос.

– Я все равно не смогу этим долго заниматься, – сказала Эвелин и подмигнула мне. – Несмотря на то, что мы получили превосходные семена. При небольшой реконструкции и настройке системы орошения в этой оранжерее можно выращивать до тридцати килограммов в месяц. И годовой доход был бы порядка миллиона евро. Причем без налогов. Очень заманчиво, ты не находишь?

– Нет, – ответила я. – Определенно нет. Я лучше останусь с разрешенными растениями.

– Как знаешь, – заметила Эвелин. – Но этот урожай мы протестируем вместе.

– На мне, – предложила я. Я – отребье и должна до смерти обкуриться коноплей, выращенной Эвелин. Я это заслужила. – Но я не умею курить взатяжку, – сказала я виновато. – А по-другому, наверное, это не подействует.

Эвелин засмеялась.

– Есть множество возможностей принять в себя это зелье, – проговорила она. – Не обязательно его курить. Можно делать таблеточки, можно добавлять в пищу. Я нашла в Интернете замечательные рецепты.

Тоже хорошо. Можно будет до смерти наглотаться таблеток. Далеко не худший способ покончить с собой для такой дряни, как я.

– Только, к сожалению, на дворе пока август, а нам надо продолжать до октября, – сказала Эвелин.

– Чтобы конопля дошла до необходимой кондиции для таблеток?

– Нет, чтобы получить наши миллионы. А конопля уже давно готова, Старые мешки вчера попробовали первые косячки. Товар действительно превосходного качества. Даже Оливер вынужден был это признать.

– Оливер?

– Да, он тоже сделал пару затяжек. Добрый старина Шитти. – Эвелин хихикнула.

Значит, Оливер вчера был обкурен. Ну, замечательно – мы нашли друг друга: алкоголичка и наркоман.

– Я дам тебе знать, если соберусь делать таблетки, – сказала Эвелин. – Ах, еще, Оливия, ты не против, если господин Какабульке ошкурит межкомнатные двери и покрасит в белый цвет?

Придется искать для дома покупателя. Слезы навернулись у меня на глаза.

– Он мастер на все руки, – продолжала Эвелин, все еще ожидая от меня ответа.

– Ах, Эвелин, для чего все эти старания, если Штефан все равно хочет продать наше хозяйство?

– Он не может решать в одиночку. И я бы ни за что не стала все это продавать.

– Но ты же находила наш дом таким ужасным, – удивилась я.

– Теперь я так не считаю, – твердо сказала Эвелин. – И ты же видишь, что может получиться от одной лишь покраски стен в новые цвета.

– Но в одиночку мне не осилить.

– Подумай о миллионе, – возразила Эвелин. – Половина будет принадлежать тебе. И если Штефан непременно захочет отойти от дела, ты сможешь вести его сама!

После этого разговора я почувствовала себя немного лучше, Как отребье, конечно, но не самое последнее.