"Обжигающее чувство" - читать интересную книгу автора (Торп Кей)Глава 1Она выглядела, как чертовски смазливая бабенка: стремительная, гладкая и крутая — таких ему не часто доводилось видеть. При одном только взгляде на нее сердце начинало колотиться быстрее. Даже здесь, в ангаре, с холодными моторами и застопоренными шасси она казалась воплощением скорости. Полковник Том Уиклоу подошел к ней и дотронулся до фюзеляжа — с такой нежностью, как влюбленный касается своей возлюбленной. Темная металлическая обшивка даже на ощупь отличалась от покрытия всех ранее испытанных им самолетов. Полковник прекрасно знал, что это достигнуто благодаря применению нового материала — сложнейшего сплава термопластиков, графита и армированного шелка, изобретение которого произвело революцию в авиастроении. Обшивка истребителя стала прочнее и гибче стальной, что позволит выдерживать нагрузки, немыслимые для любых прежних самолетов. Умом полковник все это прекрасно понимал, но сердце сбивало с толку — машина казалась слишком живой, непохожей на мертвый металл, так что вряд ли все дело было только в армированном шелке. Обычно из-за секретности экспериментальным моделям присваивались кодовые наименования: так будущий «R-25» вначале именовался «Фаэтоном». А вот этот тактический истребитель нового поколения — «Дальним прицелом». Когда его запустят в серийное производство, он, конечно, получит какое-нибудь иное название, например, уже существующие «R-27» —«Ястреб» или «R-27» — «Летучий Голландец». Но для полковника Уиклоу новая модель была просто «Крошкой». Все ее пять модификаций он называл «Крошками». Находившиеся в его подчинении пилоты жаловались, что с ними «Крошки» капризничают, наверное, полковник объезжает их не для того, чтобы передавать другим! Уиклоу награждал их холодным взглядом, о котором на базе ходили легенды, и отвечал: — Вот так же говорят и все мои женщины. При этом лицо его было непроницаемо, и пилотам оставалось только гадать, шутит шеф или говорит правду… И все же они склонялись к тому, что это чистая правда. Том Уиклоу облетал немало новых самолетов, но «Крошка» была совершенно особенной — не только по конструкции, но и по своему вооружению. Она произвела настоящий переворот в военном самолетостроении. И еще она была по-настоящему его детищем — ведь как руководитель испытаний именно он отвечал за то, чтобы довести модель до полного совершенства, подготовить ее к запуску в производство. Приемная комиссия должна решить вопрос с финансированием, но генерал Джексон заверил Уиклоу, что здесь никаких проблем не будет. Долгое время технология производства бесшумных двигателей препятствовала увеличению мощности истребителей при одновременном уменьшении их веса. Изобретение суперкрейсирования в значительной степени решило эту проблему. «Крошка» была бесшумной, но легкой, осевая прочность позволяла ей разворачиваться гораздо резче, и к тому же на больших скоростях, чем это делали все прежние истребители. Использование лазерного оружия поднимало вооруженность «Крошки» на качественно новый уровень. Да, похоже, недалек тот день, когда эта машина совершит революционный переворот в военном деле. Уиклоу понимал, что волею судеб вовлечен и событие исторического масштаба. Одно время лазеры использовались только для наведения на цель — поток их лучей вел ракеты к намеченному объекту; теперь же впервые сам лазер использовался как оружие. Ученые наконец решили проблему управления энергетическим источником лучей и дополнили эту систему сложнейшей оптикой. Датчики на шлеме пилота позволяли ему поражать ракету, цель или вражеский самолет в любом направлении. Теперь судьба вражеского самолета была решена: он не мог избежать смертоносного удара, как бы ни развернулся, какую бы скорость ни развил. «Крошка» была настолько сложна, что к завершающей фазе испытаний были допущены только лучшие из лучших, а охрана секретности не позволила бы и муравью беспрепятственно вползти в ангар. — Что-нибудь сделать, сэр? Том повернулся и увидел старшего сержанта Алана Лонгфорда по прозвищу Форди, обладателя огненно-рыжей шевелюры и щедрой россыпи золотых веснушек. Форди был безусловно гениальным механиком — его познания во всем, что имело отношение к самолетам, граничили со сверхъестественными. Форди тоже считал «Крошку» своим детищем, поэтому, если он и позволял пилотам подходить к ней, то лишь потому, что пока не мог изобрести какого-нибудь хитроумного способа, чтобы защитить ее от чужих рук. — Нет-нет, я просто проверяю ее перед сном, — ответил Том. — А вы разве не собираетесь идти спать? Форди вынул из заднего кармана ветошь и тщательно протер то место на фюзеляже, которого касался Том. — Я должен кое-что проверить, — ответил он, — ведь завтра утром вы ее объезжаете, сэр? — Да. — Что ж, вам-то можно ее доверить. Вы по крайней мере не будете ее зря гонять и швырять, как кое-кто из этих молодцов, — проворчал Форди. — Если вы заметите, что кто-нибудь из моих людей небрежно обращается с машиной, немедленно дайте мне знать. — Ну… это я так сказал. Конечно, они неплохо летают… но все же не так, как вы. — И тем не менее я вас прошу. — Слушаюсь, сэр. Том хлопнул Форди по плечу и отправился к себе. Сержант долго смотрел ему вслед. Горе тому пилоту, который проявит небрежность или неумение в обращении с любой из моделей «Дальнего прицела». Алан Лонгфорд не сомневался, что такой бедолага с радостью провалился бы в преисподнюю от гнева полковника. Все знали, что Уиклоу требует от пилотов только первоклассной работы, но все знали и то, что превыше всего он ставит безопасность своих людей. Подготовка самолета должна быть безупречной — именно поэтому Форди до сих пор торчал в ангаре. Требования полковника относились ко всем без исключения, ведь ошибка в работе на земле могла привести в воздухе к потере самолета стоимостью в восемьдесят миллионов долларов или даже гибели пилота. Испытание боевой техники не терпит ни малейшей небрежности. Проходя по спящей базе, Том Уиклоу заметил свет в одном из окон и решительно направился к металлическому сооружению. Он не разгонял своих людей по комнатам после окончания работы, но в то же время должен был быть уверен, что утром все будут на рабочих местах. В команде было несколько трудоголиков, готовых работать по восемнадцать часов в сутки, если не погнать их спать. Шаги Уиклоу были легки и бесшумны — не потому, что он хотел застать кого-то врасплох, просто он ходил только так с тех пор, как сделал первый шаг. Кроме того, его шагов в любом случае никто бы не услышал — их заглушало шуршание вентиляторов под потолком, безуспешно пытавшихся разогнать адскую июльскую жару. Цельнометаллическая казарма, казалось, впитывала весь жар беспощадного солнца. Весь корпус был погружен во тьму, за исключением левого крыла. Эту часть занимала группа гражданских специалистов по лазерной оптике. В их обязанности входило устранение повреждений, неизбежно возникающих при апробации новой системы. Том вспомнил, что как раз сегодня в эту группу прибыл новый специалист на смену работнику, свалившемуся на прошлой неделе с сердечным приступом. Парень в общем-то уже оправился, но врач, естественно, не разрешал ему приступать к работе в сорокаградусную жару — поэтому-то и потребовалась замена. Кстати, интересно взглянуть, что представляет собой этот новый специалист — некая Эвелин Лоусон. Том слышал, как трое других членов группы обсуждали новенькую, называя ее «королевой красоты». Нельзя сказать, чтобы в их тоне слышалось восхищение. И хотя группа была гражданской, Том не намерен был допускать никаких конфликтов в команде — это могло помешать общей работе. Если оптики не смогут уложиться, он предложит заменить новенькую. Надо побеседовать с кем-нибудь из них и выяснить, в чем там дело, почему им не по душе эта Лоусон. Том тихо подошел к открытой двери и замер на пороге. Что ж, эта женщина и впрямь могла бы завоевать титул королевы красоты, таких он еще не встречал. А если бы встретил, то вряд ли забыл. Он явно не зря заглянул сюда. Каждый мускул его тела напрягся. Несмотря на страшную усталость, Том с удивлением почувствовал, как кровь забурлила в его жилах, а прилив адреналина обострил все его реакции, почти так же, как во время сложнейших испытаний в воздухе. На женщине была узкая прямая красная юбка гораздо выше колен. Туфли валялись на полу, — откинувшись на спинку стула, мисс Лоусон положила ноги на край стола. Естественно, никаких чулок — в этом чертовом пекле они выглядели бы весьма нелепо. Том осторожно подался вперед и неторопливо рассмотрел выставленные на его обозрение ноги. Красивые ноги. Даже больше, чем красивые. Почти идеальные. На животе у женщины лежала лента компьютерных данных. Она внимательно проверяла каждый пункт, то и дело сверяясь с книгой. Под ее рукой дымилась чашка бледно-зеленого чая, время от времени женщина, не глядя, протягивала к ней руку. Ее белокурые волосы были зачесаны со лба назад и едва касались плеч. Из своего укрытия Том не мог хорошенько рассмотреть ее лицо, но сумел оценить и высокие скулы, и полные чувственные губы. Внезапно ему захотелось немедленно увидеть ее глаза, услышать ее голос. — Пора заканчивать работу, — громко сказал он. Со сдавленным криком женщина вскочила со стула, чай плеснулся в одну сторону, бумаги отлетели в другую, длинные стройные ноги упали на пол, стул с грохотом отъехал к стене. Женщина резко обернулась, испуганно прижав руку к груди… Безупречная грудь, подумал Том, глядя, как легкая ткань блузки, натянувшись под ее рукой, четко обрисовала волнующие формы. Гнев сверкнул во взгляде женщины, но она быстро погасила его и изумленно округлила глаза. — О Боже, — протянула она, — кого я вижу! Да это же американский солдат! Странная реакция, подумал Томас и сдвинул темные брови. — Полковник американских ВВС, — сухо поправил он. — Ну конечно же! — рассмеялась женщина. — Настоящий полковник! — Похоже, она не слишком-то уважала его заслуги! — Одно из двух, — продолжала мисс Лоусон, — или вы решились на ужасную пластическую операцию, перекрасили волосы, загримировались под полковника и выкрали его знаки отличия, пли же у нас весьма могущественный спонсор в верхах, который чутко ведет вас от звания к званию. — А может быть, я просто чертовски хорошо исполняю свои обязанности? — Заслуженное повышение, вы хотите сказать? — ее тон явно давал понять, что такое предположение вряд ли можно рассматривать всерьез. — Ну не-е-т. Томас давно привык к тому, что женщины воспринимают его по-разному — в диапазоне от полного восхищения до смятения, граничащего со страхом (последнее возникало после близкого знакомства). А еще он привык вызывать к себе если не симпатию, то хотя бы уважение. Ничего подобного он, похоже, не вызывал у Эвелин Лоусон. Она ни на секунду не потупила взор — взгляд ее был холоден и пронзителен, как у снайпера. Она смотрела на него, как на врага. Что ж, пора было прекратить этот спектакль и дать ей понять, с кем она имеет дело. Он выпрямился и протянул руку. — Полковник Томас Уиклоу, руководитель испытаний. По служебному протоколу женщина сама решает, подавать или не подавать руку мужчине, а офицеры-мужчины, в свою очередь, не должны первыми предлагать рукопожатие. Том подозревал, что Эвелин вряд ли позволит ему даже официальное прикосновение, — а ему очень хотелось подержать ее руку в своей. Женщина решительно встряхнула его ладонь: — Эвелин Лоусон, прибыла в лазерную группу на смену Барни Гудмену. Быстрое пожатие, и она резко выдернула руку. Она все еще была босиком, поэтому Том не мог оценить ее рост — что-то около метра шестидесяти, макушка Эвелин как раз доставала ему до ключиц. Впрочем, ее эта разница в росте, кажется, вовсе не смущала, хотя ей и приходилось, разговаривая с ним, задирать голову. Густые темные ресницы окружали темно-зеленые глаза Эвелин. Ее брови тоже были почти черными, из чего Том сделал вывод о химическом происхождении светлого золота ее волос. Он кивнул на рассыпанные бумаги. — Почему вы сидите так поздно, тем более в первый день? Что-нибудь не так? В таком случае я должен знать, что именно? — Нет, ничего особенного, — ответила Эвелин, нагибаясь за пачкой бумаги. — Я просто перепроверяла некоторые пункты. — Зачем? Вас что-то насторожило? Она нерешительно подняла глаза. — Просто я хронический перепроверялыцик. Я всегда дважды проверяю, выключена ли плита, заперта ли дверь и выдернут ли утюг из розетки. Я дважды осматриваюсь, прежде чем перейти улицу. — Но сейчас вы ничего не нашли? — Нет, конечно же нет! Я же уже сказала. Убедившись, что с лазерами все в порядке, Томас мгновенно успокоился и с удовольствием вернулся к неторопливому постатейному изучению фигуры Эвелин Лоусон. Она вытащила из ящика стола бумажные салфетки и промокнула лужицу пролитого чая. Двигалась и наклонялась она с грациозной легкостью, и Том отметил, что выглядит это весьма сексуально. И вообще, все в ней, особенно откровенно вызывающий взгляд, — все казалось ему сексуальным. Брюки его в области паха стали вдруг тесными. Эвелин выкинула мокрые салфетки в мусорную корзину и нашарила ногой туфли. — Рада была познакомиться с вами, полковник. Увидимся завтра. — Я провожу вас. — Спасибо, это абсолютно излишне, — немедленно отказалась она, и Том почувствовал внезапное раздражение. — Сейчас слишком поздно, а вы одна. Я провожу вас, — повторил он. На этот раз она подняла голову и с вызовом взглянула ему прямо в глаза. — Я высоко ценю ваше предложение, полковник, но знайте — я не нуждаюсь в подобных услугах. — Вы не могли бы пояснить, в каких именно? — В таких, от которых больше вреда, чем пользы. Попробуйте войти в мое положение и представить, как это будет выглядеть со стороны. Вы здесь царь и бог, поэтому если кто-нибудь увидит, что вы провожаете меня, то на следующий же день пойдут сплетни. Будут говорить, что своим местом в группе я целиком обязана вашей любезности. Простите, но мне хотелось бы обойтись без конфликтов. — Ага, — понимающе протянул Том, — вам уже приходилось сталкиваться с этим, не так ли? Людям казалось, что с такой внешностью вряд ли можно иметь еще и мозги? В ее взгляде вновь вспыхнула враждебность. — Что вы имеете в виду, когда говорите о моей внешности? Как, по-вашему, я выгляжу? … Ты колючая и дерзкая, как дикобраз, подумал Том. Он уже знал, чего хочет — просто обнять ее и пообещать, что с сегодняшнего дня готов отражать все ее атаки и без устали сражаться с нею — за… нее. Сейчас можно было бы сдержаться, ну, скажем, ограничиться несколькими уклончивыми замечаниями, но Уиклоу не для того выбрал профессию летчика-испытателя, чтобы избегать риска. — Выглядите довольно соблазнительно, — медленно проговорил он, и взгляд его стал тяжелым и жадным. Пушистые ресницы Эвелин затрепетали. Отступив назад, она тихо вздохнула, — и вздох этот был слабым и беспомощным. — Вы не можете не знать, что выглядите привлекательно, — невозмутимо продолжил Том. Она зажмурилась и быстро открыла глаза. — Это никого не касается! Вот вы, да вы просто ходячий вербовочный плакат, но ведь это не мешает вам в вашей работе. — Разве я сказал, что я сторонник какой-либо дискриминации? Просто вы спросили, а я ответил. Вы соблазнительны. — О! — Эвелин метнула злой взгляд в его сторону и попыталась пройти к двери. Том остановил ее мягким прикосновением руки. Не кожа была нежной и теплой, и он с трудом сдержал желание попробовать ее на ощупь более основательно. — Если кто-нибудь обидит вас, мисс Лоусон, обращайтесь прямо ко мне. Она испуганно покосилась на руку, которую он все еще держал в своей ладони. — Да… да, конечно. — Даже если это будет член вашей группы. Вы, конечно, люди штатские, но за испытания отвечаю я. И я могу заменить здесь любого, от кого будут исходить неприятности. Его прикосновение явно нервировало ее, но Том нарочно долго не выпускал ее руки. Брови его снова сдвинулись. — Вот так, — уже мягче закончил он, — обращайтесь ко мне, если у вас будут неприятности на работе. Вы не хотите, чтобы я провожал вас, но нам все равно по пути — я ведь тоже собираюсь идти спать. Итак, я даю вам тридцать секунд форы и выхожу следом, так что вместе нас никто не увидит. Идет? — Тридцать секунд — это не очень-то много. Он пожал плечами. — Много-немного, но это около двадцати метров между нами. — Том проверил часы. — Идите. Казалось, Эвелин только этого и ждала — мгновенно повернувшись, она вылетела за дверь. Именно вылетела — и тут же бросилась бежать, так быстро, насколько позволяла ей ее узкая красная юбка. Том недоуменно поднял брови. Ровно через тридцать секунд он вышел и увидел вдали быстро удаляющуюся стройную фигурку. Ее было едва видно в темноте, но она все еще неслась прочь. Всю дорогу к себе Том с удивлением думал о том, что же могло превратить столь воинственную амазонку в насмерть перепуганную девчонку. Эвелин ворвалась в свой спартански обставленный номер. Заперев дверь, она бессильно прислонилась к косяку, переводя дыхание. О Господи, такое впечатление, что она только что спаслась от дикого зверя! И о чем только думают там, наверху, когда выпускают на волю таких людей? Да его нужно хорошенько запереть где-нибудь в подвалах Пентагона, пусть лучше снимают его для своих рекламных проектов, вместо того, чтобы подвергать смертельной опасности беззащитных американских женщин! Но что же так напугало ее? Может быть, опасность таилась в его глазах, светлых и пронзительных, как лазерные лучи? Или в грозной, но одновременно изящной мощи его мускулистого тела? Или в этом низком бархатном голосе, в той странной интонации, с которой он сказал: «вы соблазнительны»? Или в горячем прикосновении его узкой сильной руки?.. Наверное, опасность таилась во всем этом, вместе взятом, но по-настоящему ее перепугал жадный, хищный блеск его глаз. До этого все всегда было в порядке. Эвелин выработала отличный стиль поведения — дерзкий и одновременно холодно-отстраняющий. Это позволяло удерживать мужчин на безопасном расстоянии. Конечно, подобное оружие было обоюдоострым: оно в зародыше гасило всякие попытки сблизиться с ней, но одновременно делало Эвелин и одинокой среди коллег-мужчин. У нее никогда не возникало непринужденно-дружеских отношений с ними… Ей не только не приходилось давать по рукам слишком похотливым представителям сильного пола — в высшей школе, в колледже, в первые дни на работе. И до сегодняшнего дня ей всегда удавалось успешно оградить свой покой. Но вот неожиданно все рухнуло. Одного взгляда полковника, одного-единственного его замечания оказалось достаточно, чтобы она потеряла покой и, кажется, здравый смысл. Впервые она потерпела поражение в поединке с мужчиной. Вот что значит родиться в семье докторов философии! Родители очень рано заметили выдающиеся способности своего единственного чада и сделали все возможное, чтобы дать малышке соответствующее образование. Благодаря своим способностям Эвелин не казалась самой младшей в классе — и в начальной, и в высшей школе… Впрочем, никто из одноклассников ни разу не назначил ей свидания: она казалась им странной, неловкой — еще бы, ведь в половом созревании она на целых два-три года отставала от класса. Не лучше обстояли дела и в колледже… Эвелин поступила на первый курс в шестнадцать лет, а какой нормальный студент станет тратить время на странную девчонку, которая к тому же является несовершеннолетней, когда вокруг столько очаровательных милашек, вполне доступных и готовых на все! Отверженная и одинокая, Эвелин с головой ушла в занятия и в восемнадцать лет уже заканчивала старший курс. Вот тут-то у парней наконец открылись глаза — неожиданно все вдруг заметили, что зубрила Лоусон, оказывается, весьма и весьма недурна собой. Никакой возрастной барьер больше не защищал ее… И вот, несчастная Эвелин, абсолютно наивная и неопытная в свои восемнадцать лет, внезапно оказалась в окружении каких-то… осьминогов, со всех сторон тянущих к ней свои жадные щупальца. Перепуганная, расстроенная, она постаралась поглубже зарыться в книги и начала разрабатывать жесткую систему самозащиты. И вот результат… Двадцативосьмилетняя Эвелин Лоусон, опытный специалист по световым волнам и оптике, доктор физики — стоит здесь, около двери, трясущаяся и полупомешавшаяся оттого, что мужчина назвал ее «соблазнительной». Премерзкое чувство! По всей видимости, полковника Уиклоу вовсе не отпугнула ее враждебность, более того, он принял ее вызов. Эвелин с досадой хлопнула себя по лбу! Идиотка! Это же было ясно, как день: полковник принадлежит к совершенно особой породе людей, он испытатель, для которого риск и вызов опасности стали образом жизни! Естественно, чтобы оттолкнуть его, ей нужно выбрать совсем другую линию поведения! Ей нужно было предстать перед ним смирной и кроткой овечкой, с примесью легкого кокетства… Да, но ведь она совершенно не умеет кокетничать! Что же, придется постигать азы сексуальной грамоты в двадцать восемь лет. Придется без устали штурмовать высоту «кокетство» — пока она не будет взята… Так что, возможно, еще не все потеряно! Может быть, она еще сумеет одурачить этого солдафона… Но… черт возьми! Ведь тогда на нее тут же обратят внимание ценители именно такого типа женщин… Черт побери, похоже, она здорово влипла… Что ж, остается лишь одно — любой ценой выдержать поединок с этим Томасом Уиклоу! Войдя в свою комнату, Том тут же сбросил форму и нижнее белье и встал под холодный душ. Через несколько минут он снова почувствовал себя человеком. Черт бы побрал эту жарищу, она высасывает всю влагу из тела, даже глаза кажутся сухими. И все это ради «Крошки». Она должна быть окружена самой строгой секретностью, а для этого военно-воздушная база в Розуэлле подходила как нельзя лучше. Несмотря на спартанский быт и отсутствие удобств, Том Уиклоу был доволен тем, что «Крошка» находится в безопасности, и вовсе не торопился выпускать ее в свет — это должно произойти только после того, как Конгресс утвердит финансирование. Вот тогда «Крошку» увидят многие… Несмотря на принципиально новую конструкцию, внешне она почти не отличалась от модели R-25. Это-то и давало возможность проводить испытания в Розуэлле, а не в Аламосе, штат Колорадо, где традиционно проводились подобные полеты. Любопытные искали сенсации именно там, в Аламосе, а здесь, в Розуэлле, среди множества различных самолетов, участвующих в учениях, «Крошка» оставалась никем не замеченной. Он думал о «Крошке», но перед глазами стояла Эвелин Лоусон, и он усмехнулся, представив, как приручит эту колючку. Внезапно Том почувствовал жар — это под холодным-то душем, — быстро выключил воду и вышел из ванны. Да, если ему удасть-ся затащить се к себе под душ, вдвоем они наверняка сумеют превратить воду в кипяток. Слегка вздрагивая, Том стоял под кондиционером — холодный воздух приятно обдувал обнаженное влажное тело. Однако даже эта процедура не уменьшила томление в паху. Том сердито приказал себе выбросить Эвелин из головы. Хорошенько обсохнув, не одеваясь, он прошел в крошечную клетушку, используемую как кухню, и сделал себе сэндвич. Разгуливая голышом по дому, он получал своеобразную разрядку. Половину своей жизни Том провел в армии. Он безупречно исполнял все правила, подчинялся запретам и постоянно носил форму, прекрасно чувствуя себя в ней на работе и дома. Однако иногда странное первобытное чувство поднималось откуда-то из глубин его души и приказывало: «Хватит!» Он вырос на конном ранчо в Небраске, и каждый раз, когда появлялась возможность, возвращался туда отдохнуть. Тогда он оставался там на неделю или даже на две, объезжал строптивых диких лошадей — и это тоже каким-то образом утоляло дикое первородное беспокойство его души. Но теперь это стало совершенно невозможным, он по горло занят испытаниями, свободного времени не было вовсе, только и оставалось что разгуливать голышом по комнате… Единственной одеждой, от которой Уиклоу никогда не хотел бы избавиться, был его летный комбинезон. Если бы он мог, он проводил бы в небе все свое время — и был бы абсолютно счастлив. Проклятье, чем выше продвигается он по службе, тем меньше летает. Различные обязанности и бесконечная писанина отнимают все больше и больше времени. Он согласился возглавить эти испытания только потому, что здесь ему по крайней мере были гарантированы регулярные полеты. Руководство военно-воздушных сил не всякому могло доверить испытание новых моделей, к проекту были допущены только лучшие пилоты, но, естественно, во главе всей работы должна была стоять величина безусловная. Что ж, полковник Томас Уиклоу до сих пор был на голову выше всех. Том не сомневался в своих способностях — он работал, как проклятый, чтобы достичь этого уровня. Да, конечно, умом, острым зрением и мгновенной реакцией его наградила природа, но все остальное было результатом долгой учебы, практики и постоянных тренировок — до тех пор, пока каждое движение не стало безошибочно автоматическим. Сейчас Уиклоу было тридцать пять, но его реакция была быстрее, чем у молодых выпускников летных школ, да и зрение оставалось стопроцентным. Да, впереди еще столько полетов… если, конечно, ему дадут такую возможность. Уиклоу слишком быстро продвигался от звания к званию, похоже, что в будущем году он уже получит и первую звезду. А тогда… тогда хорошо, если останется время хотя бы на тренировки. Он любил ВВС, не хотел оставлять их, поэтому мысль о том, чтобы навсегда приземлиться, казалась ему невыносимой. Жизнь станет серой и пресной без яростной борьбы со стихией и техникой, без пьянящего чувства смертельной опасности. И вновь Уиклоу вспомнил Эвелин Лоусон, воинственный вызов ее пронзительных глаз. Он так ясно увидел перед собой ее глаза — темно-зеленые, с мерцающими золотистыми искорками в глубине… Он представил, как она будет смотреть на него — снизу вверх, распростертая в постели, а он будет возвышаться над нею, как Галиаф. Он приручит эту дикую лошадку, сделает ее кроткой и ласковой. Иного не дано! |
||
|