"Обжигающее чувство" - читать интересную книгу автора (Торп Кей)

Глава 2

У Эвелин были особые требования к одежде вообще и к удобству в частности, поэтому каждый день она тратила очень много времени на то, чтобы правильно одеться. Если какая-то вещь вдруг упорно не подходила, Эвелин безжалостно снимала ее и заменяла другой. Каждое утро, перед тем как выйти из дома, она садилась, наклонялась, поворачивалась, разводила руками и поднимала их над головой, чтобы убедиться, что и на сей раз она оделась так, как надо, и, стало быть, целый день ей будет легко и удобно. Не хватало еще отвлекаться от работы из-за какого-нибудь натирающего кожу шва или неудобного покроя.

Одежда вообще была ее своеобразным пунктиком. Почему, рассуждала Эвелин, большинство модельеров мужчины? Неужели никому не приходит в голову, насколько это нелепо — мужчина определяет, что следует носить женщине? Еще будучи подростком, Эвелин решила, что все эти хваленые модельеры никогда не задумываются над тем, удобно ли будет женщинам в тех фасонах и моделях, которые они вводят в моду. Да и с какой стати они стали бы думать об этом — ведь не им же приходится часами стоять на ужасных растягивающих сухожилия высоченных каблуках, напяливать на себя синтетическое белье и выносить прочие пытки во имя очередного каприза модного кутюрье! Эвелин давно поняла, что мода — это всего-навсего глупость и помешательство в равных долях. Когда здравый смысл вернется в этот мир, люди будут носить удобную, многофункциональную одежду, например, джинсы, футболки и свитера… Да, конечно, она не сможет изменить мир, но уж на ее комфорт и удобство в одежде не удастся посягнуть никаким модельерам!

В это утро она оделась во все белое — пышная юбка чуть ниже колен на эластичном поясе, свободная футболка на номер больше ее размера и туфли без каблука. Талию обвивали два скрученных вместе легких шарфика, желтый и голубой. Не жарко, удобно и ничего лишнего — именно так, как ей и хотелось. Ночью Эвелин вспомнила о встрече с полковником Уиклоу. Как ему удалось смутить ее? Ведь мужчины неоднократно пытались взять ее куда более серьезным натиском, и все же ей неизменно удавалось поставить их на место. Так почему же довольно невинное замечание Уиклоу, подкрепленное, правда, далеко не невинным взглядом, заставило ее потерять голову от страха?

Теперь она точно знала, что во всем виноват этот взгляд. Никогда еще Эвелин не встречала подобных глаз — бледно-голубые алмазы, поблескивающие на бронзовом лице, такие пронзительные, что, кажется, взгляд их проникает в самую душу. Эвелин сразу поняла, что обладатель этих удивительных глаз не похож ни на одного из мужчин, которых она встречала раньше..

Она чувствовала, что должна быть какая-то особая причина ее вчерашнего странного поведения. Но в любом случае, она теперь постарается встречаться с полковником только в присутствии других людей. Господи, ну почему вчера он не пришел пораньше, когда еще вся команда была в сборе? Если бы Эвелин увидела его тогда, она бы ни за что не засиделась допоздна за работой!

Окинув взглядом комнату, Эвелин проверила, все ли выключено, затем похлопала себя по карманам юбки — на месте ли ключи? Карманы неизменно присутствовали в ее одежде, поскольку дамские сумочки были еще одним ее пунктиком.

Кто выдумал, что женщина должна всю жизнь таскать с собой сумочку? Почему у мужчин должны быть карманы, а у женщин нет? Видите ли, господам модельерам кажется, что карманы утяжеляют линии одежды и портят силуэт? Потому что, по их мнению, женщина должна выглядеть хрупкой и беспомощной! Эвелин была уверена, что для раскрепощения женщин нужно не только отказываться от лифчиков, но прежде всего бросить в костер отвратительные сумочки. Ну, а потом туда же швырнуть и туфли на шпильках.

Слова у Эвелин не расходились с делом, поэтому она заранее снабдила свой рабочий стол всеми необходимыми мелочами, которые каждый день должны быть под рукой у любой женщины. В конце концов, ненависть к сумочкам вовсе не означает, что можно обходиться без губной помады! Эвелин Лоусон твердо следовала своим собственным представлениям о хорошем вкусе.

Она раньше всех приходила на работу, не стал исключением и сегодняшний день. Эвелин вообще любила утро, но утро в пустыне было особенным — так удивительно четки и хрустальны были очертания скудного пейзажа… Днем раскаленные волны июльского воздуха размоют контуры предметов, но сейчас зрелище было великолепным.

Тихонько мурлыкая что-то себе под нос, Эвелин готовила кофе. Неважно, горячий или нет, — кофе неизменно присутствовал в ее утреннем рационе. Сорвав обертку с медовой булочки, она положила ее на тарелку. Ну вот завтрак и готов!

Эвелин уселась в кресло и погрузилась в чтение отчета о последней проверке оптической системы, рассеянно отщипывая кусочки булки.

Через полчаса в комнату вошел Фил Роджерс.

— Ты сегодня рано, — бросил он ей, направляясь прямо к кофейнику. — Я не видел тебя за завтраком.

— А я предпочитаю завтракать на рабочем месте, — дочитав, она перевернула отчет.

Из всех членов команды Фил был наиболее дружелюбным. Если честно, то он был гораздо дружелюбнее ее самой. Это был добродушный общительный малый лет тридцати, неженатый, сторонник активного образа жизни. Эвелин знала его и раньше, но только здесь они впервые встретились за совместной работой. Они работали на разные компании. Компания Эвелин занималась в основном лазерной техникой и сотрудничала с фирмой, в которой работал Фил, в вопросах создания компьютерных программ по обслуживанию лазеров.

— Вот еще один тест 0200, — сказал Фил, мелкими глотками отхлебывая горячий кофе. — Когда придут Брюс и Энтони, мы все пойдем в контрольный отсек, понаблюдаем за полетом. Сегодня летит полковник Уиклоу, он всегда после испытаний заходит узнать результаты, тогда и представлю тебя ему.

— Мы уже познакомились, — сообщила Эвелин. — Вчера вечером он застал меня здесь за работой.

— И каково твое мнение о нем?

На секунду задумавшись, чтобы сформулировать ответ поточнее, Эвелин выпалила:

— Суровый тип!

Фил рассмеялся.

— Да… не хотел бы я когда-нибудь перейти дорогу этому человеку. Клянусь тебе, пилоты истребителей ни в грош не ставят никого на свете, но его они чертовски уважают и на земле, и в небе. Один из них как-то сказал, что Уиклоу самый лучший пилот в американских ВВС. Поверь мне, это говорит о многом, ведь в его команде нет ни одного слабака.

Подошли двое остальных членов группы. Самый старший, Энтони Полански, коренастый лысоватый мужчина средних лет, был руководителем их лазерной команды. Второй — Брюс Хопкинс, был для Эвелин на этой работе той самой неизбежной ложкой дегтя в бочке меда. Именно Брюс, высокий, привлекательный разведенный мужчина, решительно воспротивился тому, чтобы Эвелин включили в состав команды. Когда она только начала работать в фирме, Хопкинс попытался приударить за ней и до сих пор не мог забыть и простить Эвелин того сокрушительного отпора, который получил. Но он был прекрасным специалистом, поэтому ей приходилось терпеть его в качестве коллеги, стараясь не обращать внимания на постоянные едкие насмешки и язвительные уколы.

Вот и сейчас Брюс, не здороваясь, прошел мимо нее, а Энтони на секунду задержался возле ее стола.

— Хорошо устроилась?

— Да, спасибо. Даже успела познакомиться с Уитлоу.

Энтони усмехнулся:

— Ну и что ты о нем думаешь?

— Я уже сказала Филу — слишком суров.

— Постарайся не наделать ошибок, в противном случае ты узнаешь, насколько он суров.

— Он придирчив даже к пустякам?

— Ко всему, что касается его самолетов и его персонала.

Энтони прошел к кофейнику, а Эвелин подумала, что ее страх перед полковником, похоже, был вполне оправдан. Энтони работает над оборонными заказами уже больше двадцати лет, так что уж если Уиклоу и на него производит впечатление, значит, он действительно явление весьма неординарное.

В назначенный час они вышли на летное поле, где должны были проводиться испытания. Перед входом в контрольный отсек у них тщательно проверили удостоверения. Везде была охрана, и Эвелин подумала о том, что «Дальний прицел», наверное, не единственная новая модель, а одна из нескольких, разрабатываемых параллельно.

В Розуэлле работало много гражданских лиц, и все они были тщательно подобраны и всесторонне проверены. Уже сам факт, что она, Эвелин Лоусон, оказалась здесь, означал, что в ее прошлом не осталось ни одного белого пятна. Возможно, разведывательному управлению известно даже, какие хлопья она предпочитала в детстве на завтрак.

Контрольный отсек оказался шумным оживленным местом, комната была полностью заставлена рядами мониторов. Перед экранами сидело человек десять. Практически каждая часть «Дальнего прицела» претерпела существенные изменения по сравнению с первоначальным проектом, множество различных компаний и оборонных подрядчиков работали сообща, чтобы улучшить качество модели.

Тут же присутствовала группа пилотов, одни и летных комбинезонах, другие — в обычной военной форме. Когда Эвелин вошла в комнату, послышался восторженный гул, а один не в меру веселый пилот театрально прижал руку к сердцу.

— Я погиб! — громко объявил он собравшимся.

— Не обращайте на него внимания, мисс, — успокоил ее другой пилот, — это с ним уже третий раз за последнюю неделю, а ведь сейчас только вторник. Он такой любвеобильный — настоящий донжуан.

— Зато весьма симпатичный, — возразил веселый пилот. — Итак, что скажете, красавица? Как насчет законного брака? Мы поселимся в маленьком домике среди розовых кустов и заведем кучу очаровательных ребятишек.

— У меня аллергия на розы, — сухо ответила Эвелин.

— И на мужчин, — шепнул Брюс Хопкинс достаточно громко, чтобы она его услышала, но Эвелин сделала вид, что она глухая.

— Забудьте о розах, — великодушно разрешил шутник. Карточка на его груди гласила, что Эвелин имеет дело с майором Остином Дилом.

— Я уживчивый. И веселый. Неужели я не убедил вас, что нам будет хорошо вдвоем?

Глубокий голос прозвучал из динамика, и пилоты моментально прекратили болтовню, повернулись к мониторам. Эвелин сообразила, что камера — в кабине самолета позволяет видеть на экране все, что делает и видит пилот.

— Сегодня в воздухе четыре самолета, — пояснил подполковник Патрик Фернандес. — Два «Дальних прицела» и два R-26. R-26 — единственная машина, которая обладает достаточной скоростью, чтобы тягаться с «Крошками», которые должны были провести несколько стрессовых маневров, а за тем проверить систему наводки на цель.

Из динамика снова донесся голос, спокойный и внушительный, словно говорящий находился в соседней комнате, а не летел высоко над пустыней на сверхзвуковой скорости:

— Идите на предельной мощности!

Эвелин вздрогнула и руки ее покрылись мурашками.

— Иду на предельной мощности, — ответил другой голос.

— Это все и даже больше того, что можно выжать из двигателя, — шепнул ей Фил.

Она рассеянно кивнула, все ее внимание было приковано к монитору. На экране ей были видны только руки Уиклоу в длинных летных перчатках и его ноги с зажатым между ними штурвалом. Она точно знала, что это именно Уиклоу, а не пилот второго «Прицела» — было что-то совершенно особенное во всех его движениях.

Пилоты подвергли машину ряду маневров, датчики показали, что нагрузка на корпус достигла стрессового уровня.

Следующее испытание было на перегрузки. В динамиках раздались судорожные вздохи — это пилоты пытались набрать побольше кислорода, чтобы не потерять сознание. Окружающие обменивались безжалостными комментариями и шутками по поводу этого «хрюканья». Тренированные пилоты обычно выдерживают перегрузки до шести условных единиц, однако специальная тренировка дыхания иногда позволяет доходить и до девяти.

Том Уиклоу выдержал до десяти.

— Он потеряет управление, он теряет высоту! — задохнулся капитан.

Крупные капли пота выступили на лбу майора Дила.

— Не делай этого, ну ради меня! — бормотал он. — Хватит! Не надо!

— Выравниваюсь, — прозвучал невозмутимый голос, и Эвелин услышала, как по комнате пронесся вздох облегчения.

— Этот сукин сын прирожденный фокусник, — покачал головой капитан, — никто не может выдержать таких перегрузок. Сколько ему потребовалось?

— Нисколько, — ответил лейтенант, сидящий возле монитора. — Он прошел десять за четыре десятых секунды. Он проделывал это и раньше.

— Я могу выдержать только девять.

— Черт возьми, представляю, каким он был лет десять назад!

— Приблизительно таким же, как и сейчас, — ответил Дил.

Пилоты приступили к испытаниям лазерной системы, и Эвелин подошла ближе к мониторам. Она была явно взволнована и пыталась разобраться в своих чувствах. Когда ей предложили заменить Барни Гудмена, она ознакомилась со всем, что касалось реактивных самолетов, и эти сведения, дополненные общетехническими познаниями, не оставляли сомнений в том, насколько опасны проведенные маневры. Пилот может потерять управление самолетом на таких экстремальных углах атаки или потерять сознание от перегрузок и не успеть прийти в себя, чтобы избежать мгновенного сокрушительного удара о твердую землю. О том, что она нисколько не преувеличивает опасность, говорила и реакция присутствовавших в контрольном отсеке.

Брюс Хопкинс шагнул вперед, загородив Эвелин весь экран. Совершенно ясно, что он сделал это нарочно и если она сейчас спустит ему эту выходку, то в следующий раз он зайдет еще дальше.

— Извини, Брюс, — вежливо попросила Эвелин, — но поскольку ты выше меня, то давай я встану впереди, чтобы нам обоим было видно.

Энтони взглянул на нее и улыбнулся, не заметив или сознательно проигнорировав кислое выражение на лице Брюса.

— Ну что ж. Иди вперед, Эвелин.

Испытания лазерной наводки прошли отлично.

Отрабатывали нацеливание на стационарные объекты — все было в норме. Цифры бежали по экрану, каждый пункт быстро проверяли и заносили в блокноты.

Наконец все четыре самолета благополучно приземлились — и тут напряжение спало и атмосфера в комнате стала веселой, легкомысленной. Лазерная группа окружила подполковника Фернандеса и начала обсуждение результатов испытаний. Эвелин поразилась глубине познаний подполковника и почувствовала, что сама знает гораздо меньше. Что ж, он, как и все остальные, уже давно работает над моделью.

— У полковника Уиклоу всегда много вопросов, — закончил Фернандес, — но теперь, кажется, уже можно переходить к наводке на движущиеся объекты.

Эвелин почувствовала вдруг, как чья-то рука бесцеремонно обвила ее талию — внутри у нее все сжалось. Майор Дил одарил ее ослепительной белозубой улыбкой и еще крепче привлек к себе. Сзади него стояли остальные пилоты — и тоже улыбались. Ну просто реклама какой-нибудь новой зубной пасты!

Ей стало не по себе. Господи, вот и началось…

— Итак, красотка, где мы сегодня ужинаем? — спросил майор.

— Руки прочь, Даффи, — голос за их спиной был обманчиво-ласков, — Док Лоусон сегодня ужинает со мной.

Нельзя было ошибиться в том, кому принадлежит этот голос. Даже если бы Эвелин не узнала эти низкие бархатные нотки, она бы все поняла уже по тому, как бешено забилось ее сердце, как перехватило дыхание.

Все обернулись. Уиклоу был все еще в комбинезоне, с зажатым под мышкой шлемом. Черные волосы, влажные от пота, прилипли ко лбу, а глаза были красными от перегрузок, но взгляд полковника излучал спокойствие и холодность, как всегда.

— Но я первый увидел ее! — запротестовал Дил, однако сразу убрал руку. — Черт возьми, Отец, ты же не можешь вот так просто прийти, увидеть и…

— Конечно, могу, — спокойно перебил его Уиклоу и отвернулся к Фернандесу, давая понять, что вопрос исчерпан.

Майор оглядел Эвелин, будто увидел ее впервые. Возможно, так оно и было. До этого он видел только хорошенькую мордашку, теперь в его взгляде читался более глубокий интерес.

— Отец Племени никогда еще не вел себя так, — задумчиво произнес он. — А я знаю его вот уже скоро пятнадцать лет.

— А я вообще не знаю его, — резко ответила Эвелин. — Впервые увидела вчера вечером. Он всегда такой властный?

— Отец? Властный? — Майор недовольно поджал губы.

— Деспотичный, — уточнила Эвелин. — Безапелляционный. С замашками диктатора…

— А, в этом смысле. Вы хотите спросить, всегда ли он приказывает женщинам сопровождать его на ужин?

— Вы прекрасно формулируете, майор.

— Нет. Это в первый раз. Обычно он бьет своих женщин хлыстом. А они все равно любят его до смерти. Все дело в обаянии его профессии, это своего рода приманка. Женщины обожают форму, им и невдомек, что король-то—голый…

— Даффи, — на этот раз в знакомом мягком голосе послышалось терпеливое предупреждение.

Майор выглянул из-за плеча Эвелин и расплылся в улыбке.

— Я только пел тебе дифирамбы, Уиклоу!

— Я слышал.

Полковник был теперь совсем рядом, но Эвелин не смела поднять глаза. Вчера она определенно заявила ему, что у него нет никаких шансов на ее внимание, а сегодня он только что не вешает ей на грудь табличку «Женщина Уиклоу!» Ей потребовалась вся ее выдержка, чтобы не двинуть ему кулаком в живот… Она не сделала этого по двум причинам: во-первых, гнев еще никогда не помогал в решении любых вопросов, во-вторых, полковник как-никак был руководителем испытаний и подобный поступок вряд ли способствовал бы дальнейшей карьере Эвелин… Кроме того, этот Уиклоу выглядит сделанным из прочнейшей стали, пожалуй, она только отобьет себе руку… Эвелин решила быть благоразумной и сосредоточилась на майоре Диле.

— Даффи — это что? — невинно переспросила она. — Из мультика? Из утиного семейства?

— Нет, — с мрачным удовольствием пояснил Уиклоу. — Это из семейства крестоцветных. Нечто маленькое и хорошенькое — вроде петуньи.

— Цветочный бутончик! — добавил капитан, не отрываясь от монитора.

— Да нет, кретин в полном расцвете! — подхватило еще несколько радостных голосов.

— Цветочек, — повторила Эвелин. — Петунья?.. Даффи… Дафния!

Майор злобно посмотрел на Уиклоу.

— Вообще-то я предпочитаю внушительные прозвища. Они должны быть краткими. Возбуждающими. Например, «Большой». Хорошее прозвище, не так ли? Большой Дил. Оно заставляет женщин задуматься: что это, просто прозвище или намек на что-то другое?.. Но вот эти… эти придурки придумали имя Даффи, петунья… и эта пакость намертво приклеилась ко мне.

Уиклоу улыбнулся. Заметив это краешком глаза, Эвелин вновь почувствовала искушение как следует наподдать ему. Ее бросало то в жар, то в холод. Мурашки пробежали по спине, лицо вспыхнуло и зарделось.

— Вы не могли бы заглянуть ко мне в офис в половине первого, доктор Лоусон? — обратился к ней полковник.

Что за отвратительная манера — отдавать приказы под видом вежливой просьбы, подумала она. Обернувшись, Эвелин ослепительно улыбнулась.

— Конечно, раз вы настаиваете, полковник!

По его глазам она увидела, что Уиклоу прекрасно понял ее намек, но это нисколько его не смутило.

— Да, настаиваю.

— Значит, в половине первого.

Когда все стали расходиться, Брюс задержался возле Эвелин.

— Ловкий ход, — в его голосе звучала откровенная враждебность. — Конечно, лучше ласково прижаться к полковнику, чем заниматься работой!

— Я занимаюсь работой.

Она не собиралась ничего объяснять этому злобному типу: ее отношения с Уиклоу его совершенно не касаются.

Это было ужасно глупо, но Эвелин поймала себя на том, что все время с волнением думает о предстоящей встрече наедине с Уиклоу в его офисе. Черт его возьми, ну уж теперь она найдет, что ему сказать! В назначенный час Эвелин направилась к главному зданию — и с каждым шагом чувствовала все возрастающую злость на этого солдафона.

За столом в приемной сидел сержант Ковач, полный розовощекий молодой человек венгерского происхождения, который гораздо естественнее смотрелся бы на футбольном поле, чем за канцелярским столом. Он любезно приветствовал Эвелин и проводил ее в кабинет полковника.

Уиклоу уже успел принять душ и переоделся в летнюю форму: легкая синяя рубашка эффектно подчеркивала светлую голубизну его глаз. Откинувшись в кресле, он спокойно рассматривал Эвелин, как будто приглашал ее первой начать поединок.

Она вдруг раздумала нападать, несмотря на явное ожидание этого со стороны полковника. Это избавляло ее от напряжения. Хотя и давало дополнительные преимущества Уиклоу: он мог подумать, что ей не под силу до конца выдержать характер. Несмотря на то, что приглашения сесть не последовало, Эвелин решительно уселась и положила ногу на ногу, демонстрируя этим, что оставляет первый ход за противником.

— Я просмотрел ваше личное дело, — неторопливо начал полковник. — Ваши характеристики производят впечатление. Вы всегда были самой младшей — и в школе, и в колледже, куда поступили в шестнадцать лет… Первая ученая степень в восемнадцать, вторая — в девятнадцать, а докторская — в двадцать один. Ваша фирма характеризует вас как лучшего физика страны…

Эвелин не знала, чего конкретно она ждала от этой встречи, но уж точно не перечисления своих заслуг. На всякий случай она постаралась выглядеть как можно воинственней.

— У вас, конечно же, не было времени на романы, — бесстрастно продолжал Уиклоу, и тут Эвелин насторожилась. Она села прямо и вся обратилась в слух, пытаясь понять, к чему клонит противник.

— Ни в школе, что еще как-то понятно, учитывая ваш возраст и увлечение науками, но и в колледже тоже. Короче говоря, доктор Лоусон, у вас нет никакого опыта, чтобы вы сумели самостоятельно справиться с компанией моих головорезов. Я понял это по тому, как вы испугались, когда майор Дил обнял вас.

Замерев, Эвелин завороженно смотрела на него.

— Нам приходится работать вместе, потому что нам нужно сделать очень многое и в короткий срок. Я не хочу вражды в команде и не хочу, чтобы вы страдали от поведения моих людей. Они мужчины, живут особой жизнью — каждый день на грани катастрофы. Они дерзкие и необузданные, им нужна разрядка — выпивка, женщины. Какой же выход мне видится из этого положения? Первый — вы будете сами защищать себя и наша база скоро превратится в поле битвы, все будут ненавидеть вас и в конце концов откажутся с вами работать. В итоге пострадает наше общее дело. Второй путь — дать им понять, что вы уже заняты, что вы принадлежите мне…

Эвелин совсем не понравилось, как он это сказал, она не выдержала:

— Бог мой! Да это просто какой-то каменный век! Волосы встают дыбом от подобной дикости.

— Только тогда они отстанут от вас, — продолжал полковник, пропустив мимо ушей ее восклицание. — Вы будете в полной безопасности.

Эвелин вскочила и принялась нервно расхаживать по комнате.

— Я хочу лишь одного, чтобы меня оставили в покое и дали возможность спокойно работать. Неужели я прошу слишком многого? С какой стати я должна ради этого разыгрывать какой-то дурацкий спектакль?!

— По одной простой причине — никто даже не подозревает, что вы до сих пор не имели естественных для своего возраста отношений с мужчинами.

Она сердито нахмурилась при столь бестактном замечании. Ее возраст! Он сказал это так, как будто ей уже пора на пенсию!

— Моим парням не приходит в голову, что их поступки могут просто-напросто испугать вас, — объяснил Уиклоу. — Кроме того, существует вероятность, что не все их шутки будут столь же безобидны, как сегодняшняя. Я ничуть не сомневаюсь, что парочка этих орлов предпримет куда более серьезные шаги. И они будут весьма раздражены, когда вы отвергнете их. Я не могу позволить себе подобных инцидентов — наложение дисциплинарного взыскания на любого из моих людей вызовет неизбежный раскол в команде. Я дорожу своими парнями, но я дорожу и вами. Даже если они узнают о вашей неопытности, это нисколько не помешает им попытаться задрать вам юбку. Более того, заподозрив вас в невинности, они лишь утроят свои старания. Единственный выход — дать им понять, что вы заняты, а я единственный человек, права которого никто не посмеет оспаривать.

Уиклоу помолчал, давая возможность ей усвоить сказанное, затем продолжил:

— Итак, с сегодняшнего дня — вы моя. От вас требуется лишь быть чуть-чуть полюбезнее со мной на людях, вместо того, чтобы пытаться испепелить меня взглядом. Сегодня, например, вы смотрели на меня, как Саломея на Иоанна Крестителя, можно было подумать, что вы спите и видете, как заполучить мою голову на блюде.

— И чтобы рот ваш при этом был бы забит яблоком! — пробормотала Эвелин.

Только сейчас она до конца поняла, что он посмел сказать ей, и расширенными глазами уставилась на Уиклоу. Щеки ее вспыхнули. Господи, ну почему она не расхохоталась ему в лицо, когда он заявил, что она девственница! Теперь отрицать это было уже поздно.

Том продолжал спокойно и холодно разглядывать ее, и только в его сузившихся голубых глазах таилось какое-то странное напряжение.

Эвелин не посмела встретиться с этим проницательным взглядом. Ее смущение было невыносимым. Собрав остатки самообладания, она выдавила из себя:

— Договорились!

И уже второй раз за последние сутки не смогла справиться с безотчетным желанием броситься прочь от этого человека.