"Долг чести" - читать интересную книгу автора (Клэнси Том)

7. Катализатор

То, что все происходило ночью, затрудняло работу. Даже ослепительное сияние десятков прожекторов не заменяло бесплатный солнечный свет. Искусственное освещение создавало необычные тени, которые постоянно оказывались не там, где их ожидали, а вдобавок двигающиеся рабочие отбрасывали и собственные тени, что действовало отвлекающе.

Каждая ракета-носитель СС-19, или Н-11, находилась внутри специальной капсулы. Чертежи такой капсулы – здесь она называлась коконом – были получены вместе с чертежами самой ракеты и являлись чем-то вроде дополнения; в конце концов японская корпорация заплатила за полный комплект чертежей и спецификации

капсулы входили в него. Это следует считать удачей, подумал главный инженер, – почему-то, как ни странно, никому не пришло в голову поинтересоваться этим раньше.

СС– 19 проектировалась как межконтинентальная баллистическая ракета, средство ведения войны, и, поскольку ее проектировали русские конструкторы, она была способна выдержать грубое обращение плохо подготовленных новобранцев. Этим, был вынужден признать инженер, русские продемонстрировали подлинную гениальность, достойную подражания. Его соотечественники были склонны изготавливать все с максимальной тщательностью, что часто усложняло конструкцию, делая ее хрупкой, а это было лишним для предметов, предназначение которых было столь жестоким. Вынужденные создавать оружие, способное выдержать массу неблагоприятных человеческих и внешних факторов, русские конструкторы разработали для своих ракет транспортный контейнер, готовый защитить их практически от всего. Таким образом, на заводе могли присоединить к ракете всю арматуру, контакты и разъемы, поместить корпус ракеты в капсулу и отправить к месту назначения. Солдатам оставалось только поставить ракету в вертикальное положение и опустить в пусковую шахту. После того как ракета оказывалась в шахте, трое квалифицированных техников присоединяли к ней провода питания и телеметрии. Хотя такой метод был не столь простым, как ввод патрона в патронник винтовки, он являлся наиболее удачным способом установки межконтинентальной баллистической ракеты, когда-либо разработанным ранее, настолько удачным, что американцы скопировали его и применили для своих ракет MX, которые уже были теперь уничтожены. «Кокон» позволял без всякого риска обращаться с ракетой, потому что все точки сопряжения находились в контакте с внутренней поверхностью капсулы. Такая конструкция походила на наружный хитиновый скелет насекомых и являлась необходимой, поскольку ракета, хотя и казалась столь угрожающей, на самом деле была исключительно хрупкой. Арматура внутри пусковой шахты соприкасалась с основанием капсулы, что позволяло разворачивать ее в вертикальном положении и затем полностью опускать на дно. На всю процедуру, даже при плохом освещении, ушло девяносто минут -именно такое время, как ни странно, требовалось по советским инструкциям.

Сейчас в пусковой шахте находились пять техников. Они подсоединили три кабеля электропитания и четыре шланга, которые призваны поддерживать давление газов в баках, куда потом будет закачано топливо и окислитель – в настоящий момент ракета еще не была заправлена и в баках требовалось поддерживать повышенное давление для сохранения структурной прочности корпуса. В бункере управления пуском, который находился в шестистах метрах от шахты, в северо-восточной стене ущелья, группа из трех техников отметила, что системы управления, размещенные внутри ракеты, пришли в действие и встали «по нулям», как и надлежало. Это отнюдь не было неожиданным, но все равно служило обнадеживающим знаком. Затем из бункера последовала команда на телефон у кромки пусковой шахты, и группа обслуживания разрешила поезду отойти. Теперь маневровый локомотив поставит пустую платформу на запасной путь и подтащит к другой пусковой шахте платформу со следующей ракетой. Этой ночью будет завершена установка двух ракет, как и в четыре следующие ночи, пока все десять ракет не разместятся в десяти пусковых шахтах. Инженеры, руководившие операцией, удивлялись, как гладко все идет, хотя каждый из них втайне думал о том, почему это должно вызывать у него удивление, ведь, в конце концов, процедура была весьма простой. Строго говоря, она действительно являлась несложной, но инженеры понимали, что благодаря их действиям мир скоро станет совсем иным, и потому им казалось, будто небо должно менять свой цвет, а земля содрогаться при завершении каждого этапа проекта.

Ничего подобного не случилось, и теперь они не знали, радость или разочарование стоит испытывать от этого.

– По нашему мнению, вам следовало занять более жесткую позицию, – нарушил кабинетную тишину Гото.

– Но почему? – спросил премьер-министр, уже догадываясь, каким будет ответ.

– Они стараются сокрушить нас, подчинить себе, хотят наказать за эффективность нашей промышленности, за то, что мы работаем лучше их, достигли более высокого качества, – короче говоря, за все то, чего не в силах добиться их ленивые рабочие. – Лидер оппозиции сберегал свой вызывающий тон для публичных выступлений. При разговоре с глазу на глаз с руководителем правительства своей страны он неизменно соблюдал вежливость, хотя и обдумывал план свержения этого слабого и нерешительного политика.

– Это не совсем так, Гото-сан. Вы знаете не хуже меня, что в последнее время мы укрепили наши позиции в области экспорта риса, автомобилей и компьютерных чипов. Это мы добились уступок от американцев, а не наоборот. – Премьер-министр старался понять, чего добивается Гото. Кое о чем он, вполне естественно, догадывался. Гото со свойственной ему неуклюжестью пытался заручиться поддержкой различных фракций в японском парламенте – дайете. Там у премьер-министра было незначительное большинство депутатов, поддерживающих его политику, и по этой причине правительство заняло достаточно твердую позицию во время торговых переговоров с Соединенными Штатами, стараясь привлечь к себе тех, в чьей поддержке при голосовании премьер-министр не был уверен. Обычно к их числу относились представители небольших партий и блоков, чья поддержка означала для правительства так много и достигала такой точки, при которой создавалось впечатление, будто хвост начинает вилять собакой, потому что в руки «хвоста» попала возможность нарушить – или поддержать – баланс власти в стране. Таким образом премьер-министр оказался вовлеченным в опасный цирковой номер на высоко натянутом канате и без страховочной сетки. С одной стороны, от него требовалось удовлетворять интересы политических союзников, а с другой – он не мог позволить себе намеренно ухудшить отношения с самым крупным торговым партнером свой страны. Но еще хуже было то, что такой цирковой номер был утомительным, а снизу на него жадными глазами смотрели люди, подобные Гото, которые поднимали крик по малейшему поводу в надежде, что шум заставит его потерять равновесие и упасть.

Похоже, Гото сумеет справиться с ситуацией лучше меня, подумал премьер-министр, наполняя чашку гостя зеленым чаем и получая в ответ вежливый поклон.

Существо проблемы он понимал лучше лидера парламентской оппозиции. Япония не являла собой демократическое государство в классическом смысле этого слова. Скорее она походила на Америку девятнадцатого века с правительством, которое фактически, если не юридически, было чем-то вроде официального щита, защищающего экономику страны. По сути дела страной управляла относительно маленькая горстка дельцов – их число не превышало тридцати, может быть, даже двадцати – в зависимости от подхода к методике подсчета, – и, несмотря на то что эти бизнесмены и их корпорации на первый взгляд, казалось, отчаянно конкурировали друг с другом, на практике все они являлись партнерами, связанными между собой самыми разными узами. Они состояли членами одних и тех же советов управляющих, владели контрольными пакетами банков, были объединены корпоративными соглашениями о сотрудничестве. Редко находился такой отважный член парламента, что не прислушивался самым внимательным образом к советам представителя одного из дзайбацу. И еще реже был парламентарий, на которого нисходила благодать личного общения с одним из действительных хозяев страны, этих капитанов японской экономики. В каждом таком случае народный избранник уходил после встречи потрясенный неслыханной удачей, поскольку именно экономические воротилы обладали тем, в чем нуждался каждый политический деятель: средствами финансирования. В результате их слово было законом. Таким образом, японский парламент был самым коррумпированным в мире. Впрочем, нет, «коррумпированный» – не то слово, подумал премьер-министр, скорее, раболепно повинующийся. Рядовые граждане страны нередко возмущались тем, что видели собственными глазами, или тем, о чем писали несколько смелых журналистов в выражениях, которые на Западе показались бы слабыми и нерешительными, однако на самом деле они с убийственной меткостью били в цель – как в свое время критика Эмиля Золя,.распространившаяся по всему Парижу. Но у рядового гражданина не было той реальной власти, которой обладали дзайбацу, и потому всякая попытка осуществить реформу политической системы в стране не достигала цели. Таким образом правительство одного из самых могущественных государств мира превратилось в не что иное, как в официального представителе и защитника интересов бизнесменов, которых никто не выбирал и которые не несли ответственности даже перед своими собственными акционерами. Они дали ему возможность занять пост премьер-министра, теперь он понимал это… Пронеслась мысль: может быть, это кость, брошенная народным массам? Неужели они рассчитывали на то, что он потерпит неудачу? Какова была заранее начертанная для него судьба? Значит, после того как его правительство рухнет, возвращение к прежней.ситуации будет воспринято с благодарностью теми, кто раньше надеялись на него?

Этот страх заставил премьер-министра занять более агрессивную позицию при переговорах с Америкой, несмотря на то что он понимал всю опасность такого шага. А теперь уже и этого оказалось недостаточно?

– Многие согласны с вами, – вежливо продолжил Гото. – И я сам восхищаюсь вашим мужеством. Увы, наша страна попала в тяжелое положение по ряду объективных причин. Так, изменение курса йены по отношению к доллару нанесло колоссальный ущерб нашим зарубежным инвестициям, а это могло оказаться только результатом намеренной политики той страны, которую мы считаем самым важным торговым партнером.

В его манере говорить проскальзывало что-то необычное, заметил премьер-министр. Создавалось впечатление, что Гото читает написанный текст. Написанный кем? Впрочем, ответ на этот вопрос очевиден. Премьер-министр подумал о том, понимает ли Гото, что находится в еще худшем положении, чем тот, кого он стремится заменить на посту главы правительства. Вряд ли, решил премьер-министр, хотя это было слабым утешением. Если Гото займет его пост, он в еще большей степени станет марионеткой в руках закулисных хозяев и будет вынужден осуществлять политику, которая вряд ли окажется разумной и обдуманной. И в отличие от меня, подумал премьер-министр, Гото может оказаться таким дураком, что действительно поверит, будто проводимая им политика является одновременно мудрой и придуманной им самим. И как долго у него продлится эта иллюзия?

Поступать так слишком часто – опасно, подумал Кристофер Кук. Что значит – слишком часто? Ну, скажем, ежемесячно. Это действительно часто? Кук был помощником заместителя государственного секретаря, он не принадлежал к числу сотрудников разведки и потому не был знаком с наставлениями спецслужб, даже если предположить, что такие наставления существуют.

Гостеприимство, как всегда, было впечатляющим – превосходно приготовленные блюда, отличное вино и изысканная обстановка, неторопливая смена тем разговора, начиная с вежливых и обязательных расспросов о семье, успехах в гольфе и мнения гостя относительно той или иной проблемы светской жизни. Да, погода удивительно теплая для этого времени года – постоянное замечание Сейджи, легко объяснимое, потому что весна и осень в Вашингтоне были достаточно приятными, зато лето обычно жарким и влажным, а зима – сырой, с пронизывающими ветрами. Такой разговор навевал скуку даже на профессионального дипломата, привыкшего к бесцельной болтовне. Нагумо прожил в Вашингтоне уже достаточно долго, чтобы исчерпать запас интересных замечаний, и за последние несколько месяцев темы разговора стали повторяться. Впрочем, почему он должен отличаться от других дипломатов? – спросил себя Кук, еще не зная, что в следующее мгновение будет удивлен.

– Мне стало известно, что вам удалось заключить важное соглашение с русскими, – произнес Сейджи Нагумо, когда ужин закончился и посуду унесли.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Кук, считая это продолжением светского разговора.

– Мы слышали, что вы ускорили демонтаж межконтинентальных баллистических ракет, – добавил японец и сделал глоток вина.

– У тебя отличные источники информации, – заметил Кук с нескрываемым удивлением. – Вообще-то мы предпочитаем не касаться этой темы.

– Несомненно, об этом не следует вести разговоры, но разве это не замечательно? – Он поднял свой бокал в дружеском тосте. Довольный американец ответил ему тем же.

– Да, конечно, такое событие весьма знаменательно, – согласился чиновник Госдепартамента. – Ты ведь знаешь, американская дипломатия стремилась много лет, с конца сороковых годов – если мне не изменяет память, еще со времен Бернарда Баруха, – добиться уничтожения оружия массового поражения, представляющего такую опасность для человечества. Как тебе хорошо известно…

К удивлению Кука, японец прервал его.

– Мне это понятно куда лучше, чем может тебе показаться, Кристофер. Мой дед жил в Нагасаки, работал механиком на военно-морской базе, находившейся там в то время. Он уцелел при взрыве атомной бомбы, а вот его жена – моя бабушка – погибла, о чем я очень сожалею. При последовавшем пожаре он сильно пострадал – я до сих пор помню следы ужасных ожогов на его теле. Боюсь, что пережитое тяжело сказалось на нем, и вскоре он умер. – Печальный рассказ звучал очень убедительно, в особенности потому, что был выдуман от начала до конца.

– Мне очень жаль, Сейджи. Я ничего об этом не знал, – сказал Кук, сочувствуя другу в его несчастье. В конце концов, главная цель дипломатии заключается в том, чтобы не допустить войны или, если она все-таки начнется, положить ей конец с минимальными потерями для обеих сторон.

– Теперь ты понимаешь, почему я проявляю такой интерес к окончательному избавлению от этого ужасного оружия, – заметил Нагумо, подливая гостю вино. Это было великолепное. столовое шабли, превосходно сочетавшееся с главным блюдом.

– Ну что ж, твоя информация соответствует действительности. Мне неизвестны детали, но кое-что я услышал в столовой за ланчем, – добавил Кук, давая понять своему другу, что обедает на седьмом этаже здания Государственного департамента, а не в общедоступном кафетерии.

– Должен признаться, что мой интерес носит чисто личный характер. День, когда будет уничтожена последняя ракета, станет для меня торжественным праздником. Я вознесу молитвы духу дедушки и дам понять, что его смерть не была напрасной. Ты не знаешь, когда наступит этот знаменательный день, Кристофер?

– Точная дата мне неизвестна, нет. Ее хранят в тайне.

– Но почему? – удивился Нагумо. – Не понимаю.

– Думаю, президент собирается превратить этот день во всеобщее торжество. Роджер любит время от времени ошеломить средства массовой информации, особенно теперь, когда выборы не за горами.

– А-а, понятно, – кивнул Сейджи. – Значит, это не составляет государственной тайны, угрожающей национальной безопасности? – небрежно спросил он.

Кук задумался, прежде чем ответить.

– Нет, пожалуй. Просто мы будем чувствовать себя более уверенно, зато сам процесс протекает… в благожелательной атмосфере, скажем так.

– В таком случае могу я обратиться к тебе с просьбой?

– Ив чем она состоит? – спросил Кук, чувствуя умиротворение от вина, приятной компании и того обстоятельства, что уже в течение нескольких месяцев снабжал японца информацией относительно позиции США в торговых переговорах между их странами.

– Ты оказал бы лично мне большую услугу, если бы узнал точную дату уничтожения последней ракеты. Дело в том, – объяснил Нагумо, – что мне требуется время для подготовки к этой весьма важной церемонии.

Кук едва не произнес: Сейджи, извини, но это, строго говоря, все-таки затрагивает проблему национальной безопасности и я не давал согласия на разглашение подобной информации. Колебания, отразившиеся на его обычно непроницаемом лице, и эмоции, вызвавшие их, нарушили самообладание дипломата. Он попытался собраться с мыслями. Действительно, вот уже три с половиной года он говорит с Нагумо о проблемах, возникающих в торговых отношениях между их странами, иногда получает от него полезные сведения, что помогло ему подняться до ранга помощника заместителя госсекретаря, а временами сам снабжает японца информацией, потому что… почему? Да потому, что ему наскучила однообразная работа в Госдепартаменте с невысоким жалованьем федерального чиновника, а однажды бывший сослуживец дал ему понять, что с его опытом, накопленным за пятнадцать лет службы, он вполне может уйти и стать консультантом или лоббистом, защищающим интересы какой-нибудь частной корпорации. Ведь действительно, черт возьми, неужели кто-то думает, что он наносит ущерб своей стране? Нет, конечно, это всего лишь бизнес.

Разумеется, это не шпионаж, уверил себя Кук, верно? Ракеты никогда не были нацелены на Японию. Более того, если верить газетам, они вообще не нацелены никуда, разве что на середину Атлантического океана, и последствия их уничтожения никак не повлияют на международную обстановку. Никто не пострадает от этого. Впрочем, никому это не приносит и пользы, разве что уменьшит дефицит бюджета, да и то крайне незначительно. Таким образом, проблема национальной безопасности никак не затрагивается. Ведь так? Конечно. Следовательно, он может передать эту информацию и не нанесет ущерба своей стране.

– Хорошо, Сейджи, ради такого случая я попытаюсь узнать для тебя, когда наступит этот день.

– Спасибо, Кристофер. – На лице Нагумо появилась улыбка. – Мои предки будут тебе благодарны. Это будет великим днем для всего мира, мой друг, и он заслуживает того, чтобы его отметить должным образом. – В некоторых спортивных играх это называется «проводкой», завершаемой успешным ударом. В шпионаже не существует подобного термина.

– Знаешь, мне тоже так кажется, – согласился Кук, немного подумав. Ему и в голову не пришло удивиться тому, насколько простым окажется первый шаг за прочерченную им же невидимую линию.

– Это большая честь для меня. – Ямата склонил голову в подчеркнутом смирении. – Счастлив тот человек, у которого столько мудрых и преданных друзей.

– Это вы оказали нам такую честь, приняв нас, – вежливо отозвался один из банкиров.

– Разве мы не коллеги? Разве не служим одинаково преданно своей стране, своему народу, своей культуре? Вот вы, Ичики-сан, какие прекрасные храмы древности вы восстановили! – Ямата провел рукой над полированной поверхностью низкого стола. – Мы все слуги нации и ничего не просим взамен, кроме возможности служить своей стране, приложить усилия, чтобы снова сделать ее великой. И добиваемся успеха в этом благородном деле, – добавил он. – Итак, могу ли я оказаться полезным для моих друзей? – На лице промышленника появилось смиренное выражение. Ямата ждал, когда к нему обратятся с просьбой, о содержании которой он уже знал. Его единомышленники, сидящие напротив, за этим же столом, среди девятнадцати гостей, даже не подозревавших об этом, были, так же как и он, мастерами закулисных комбинаций. И все-таки в комнате ощущалось напряжение, атмосфера была настолько насыщена ожиданием, что его дух ощущали все, словно дух иноплеменника.

Взгляды присутствующих то и дело незаметно устремлялись в сторону Мацуды. Многие действительно думали, что известие о его финансовых затруднениях застанет врасплох Ямату, несмотря на то что просьба об этой встрече не могла не возбудить его любопытства и не пустить в дело огромную сеть агентуры, собирающей сведения обо всем, что представляло интерес. Глава одного из самых крупных в мире концернов заговорил спокойным, полным достоинства, хотя и печальным голосом. Он не спеша объяснил, что условия, которые привели к временным финансовым затруднениям, вызваны отнюдь не ошибками руководства его корпорации, начавшей с судостроения, затем занявшейся строительными работами и бытовой электроникой. В середине восьмидесятых, когда корпорация принесла своим акционерам прибыли, о которых они не могли даже мечтать, он занял пост председателя совета директоров. Мацуда-сан подробно излагал историю своей корпорации, и Ямата не проявлял ни малейшего нетерпения. В конце концов, будет лучше всего, если присутствующие услышат от самого Мацуды рассказ об успехах его корпорации, потому что, познакомившись с ее взлетом, похожим на расцвет их компаний, они испытают страх, связанный с вероятностью собственного разорения. Если этот кретин пожелал стать крупным собственником в Голливуде и выбросил на ветер колоссальные деньги, заплатив за восемьдесят акров на Мелроуз-булвар и клочок бумаги, гласящий, что он имеет право снимать кинофильмы, – ну что ж, разве это не его личное дело?

– Продажность и бесчестие американцев поистине поразительны, – продолжил Мацуда голосом, который обычно слышит католический священник на исповеди, не понимая, исповедуется ли грешник в своих грехах или просто оплакивает свою неудачу. В данном случае два миллиарда долларов улетучились с такой же легкостью, словно на них поджаривали сосиски.

Ямата мог бы сказать: «Я предупреждал вас», но промолчал, потому что ему и в голову не приходило высказать такое предупреждение, даже после того, как его собственные советники по инвестициям, американские юристы, внимательно изучили условия сделки и убедили его в самых категорических выражениях отказаться от нее. Вместо этого он понимающе кивнул.

– Мне совершенно ясно, что вы не могли предвидеть такого обмана, особенно после всяческих заверений со стороны американцев и предложенных вами взамен поразительно выгодных условий. Я думаю, друзья, элементарная деловая честность просто чужда американцам. – Он обвел взглядом сидящих за столом и заметил одобрительные кивки. – Мацуда-сан, разве найдется разумный человек, способный обвинить вас в ошибочности суждений?

– Многие выскажут такую точку зрения, – тихо проговорил Мацуда, и присутствующие отметили его мужество.

– Только не я, мой друг. Кто из нас обладает таким достоинством, такой мудростью? Кто еще руководил своей корпорацией с таким усердием? – Райзо Ямата печально покачал головой.

– Меня гораздо больше тревожит то, что такая судьба, мои друзья, может постигнуть всех нас, – негромко заметил один из банкиров, имея в виду, что у него в банке находятся закладные на недвижимое имущество Мацуды в Японии и в Америке и что крушение такой корпорации сократит до опасно низкого уровня его собственные резервы. Проблема заключалась в том, что, хотя банк способен устоять после подобного краха не только теоретически, но и на практике, достаточно одного лишь подозрения, что активы уменьшились и не столь значительны, как раньше, чтобы вызвать банкротство, а для такого подозрения достаточно какой-нибудь публикации не очень сведущего репортера. После появления подобной статьи или даже слухов начнется массовое изъятие вкладов из банка и наступит разорение даже вполне платежеспособного финансового учреждения. Разумеется, изъятые средства будут затем куда-то вложены – такие деньги слишком значительны, чтобы их можно было просто спрятать в чулок, – и попадут в другой банк, принадлежащий аналогичной банковской корпорации, что укрепит ее финансовую позицию, но повторный кризис такого рода, вполне возможный в создавшихся обстоятельствах, может стать началом всеобщего краха.

Никто не упомянул, а большей частью и не подумал, что присутствующие здесь необдуманными действиями сами навлекли на себя эту беду. Ни один из них не замечал собственной слепоты – или почти ни один, подумал Ямата.

– Основная проблема заключается в том, что экономика нашей страны покоится не на твердом фундаменте, а на песке, – философски начал Ямата. – Какими бы глупыми и слабыми ни были американцы, судьба дала им то, в чем отказала нам. В результате мы, несмотря на наш ум, всегда находимся в подчиненном положении. – Все это он говорил не в первый раз, однако только сейчас к его словам начали прислушиваться, и Ямате потребовалось все его самообладание, чтобы удержаться от презрительной усмешки. Он посмотрел на одного из присутствующих, того, кто упорно не соглашался с ним.

– Помните, как вы говорили, что наша сила заключается в прилежании японских рабочих и в искусстве инженеров? Вы были тогда совершенно правы, мой друг. Это действительно источник нашей силы, и, более того, он недоступен американцам. Однако судьба по каким-то собственным причинам оказалась снисходительной к ним, они сумели парализовать присущие нам сильные стороны и превратили случайную удачу в реальную мощь, а именно мощи нам и не хватает. – Ямата сделал паузу, стараясь проникнуть в настроение аудитории, прочесть, что в действительности скрывается за бесстрастными лицами присутствующих.

Несмотря на то что он сам был порождением этой культуры и лучше других знал правила, которым подчинялись ее представители, ему придется сейчас пойти на риск. Наступил решающий момент, в этом не приходится сомневаться. – Но и не в том главное. Они выбрали такой путь, тогда как мы отказались от него. И вот теперь нам приходится расплачиваться за эту ошибку. Однако у нас есть выход.

– В чем же он состоит? – не выдержал кто-то из слушателей.

– Сейчас, друзья мои, судьба улыбнулась нам и перед нами открылся путь к подлинному величию. На самом пороге катастрофы мы увидели сияющие вершины славного будущего.

Ямата напомнил себе, что пятнадцать лет ждал этого момента. Затем сосредоточился на том, как ему лучше сформулировать свою мысль. Внимательно наблюдая за лицами сидящих вокруг стола, он лишь теперь понял, что на самом деле ждал этого момента с тех самых пор, как ему исполнилось десять лет и в феврале 1944 года он один из всей семьи поднялся на борт корабля, который направлялся от Сайпана к берегам Японии. Он все еще помнил, как стоял у поручней, глядя на мать, отца, младших братьев и сестер, провожавших его на причале. Он старался тогда казаться мужественным, но с трудом сдерживал слезы, зная, как это знает ребенок, что увидит их снова, и в то же самое время понимая, что видит их в последний раз.

Американцы убили их, стерли его семью с лица земли, заставили покончить с собой, броситься с отвесных утесов в бушующее жадное море, потому что все граждане Японии, будь то военные или мирные жители, были для американцев всего лишь животными. Ямато помнил, как слушал по радио сообщения о том, как «дикие орлы» из Кидо Бутай сокрушили американский флот, как непобедимые солдаты императорской армии сбросили ненавистных американских морских пехотинцев в море, как они затем уничтожили множество их в горах острова Сайпан, который перешел в руки американцев после первой мировой войны. Но даже тогда он понимал всю бессмысленность таких сообщений, потому что все это было ложью, несмотря на утешительные слова дяди. Затем в радиосводках заговорили о других битвах, победах, одержанных над американцами, которые все ближе и ближе подбирались к японским островам, он помнил слепую ярость от мысли о том, что его огромная и могучая страна не в силах остановить этих варваров, ужас от налетов бомбардировщиков, появлявшихся сначала днем, потом ночью, которые сжигали его страну город за городом. Красный свет гигантских пожаров, освещавших небо иногда вблизи, иногда у самого горизонта, ложь дяди, пытавшегося успокоить мальчика, и, наконец, облегчение в его глазах, когда все кончилось. Вот только Райзо конец войны не принес облегчения – у него больше не было семьи, она исчезла, и когда он впервые увидел американца – огромного рыжеволосого солдата с веснушками, усыпавшими молочно-белую кожу лица, котбрый дружески погладил его по голове, словно собаку, – уже тогда он знал, как выглядит враг.

Ответил ему не Мацуда. Сейчас он не должен отвечать. Заговорил другой промышленник, тот, чья корпорация по-прежнему сохраняла свою мощь или по крайней мере казалась таковой. И это был тот, кто никогда раньше не соглашался с ним, пусть и не высказывая этого. И хотя присутствующие продолжали смотреть перед собой, их мысли обратились к нему. Нарушивший молчание посмотрел на стоящую перед ним полупустую чашку с чаем – встреча была слишком важной для алкоголя – и заговорил, не поднимая головы, боясь встретиться с взглядами остальных, чтобы не увидеть испуганных глаз.

– Каким образом, Ямата-сан, нам удастся осуществить ваше предложение?

– Без обмана? – удивился Чавез. Он говорил по-русски, потому что в Монтерее пользоваться английским не разрешалось, а овладеть этим выражением на японском языке Динг еще не успел.

– Совершенно точно, я сумел завербовать четырнадцать человек, – небрежно, стараясь скрыть гордость, ответил бывший майор КГБ Олег Юрьевич Лялин.

– И Москва не захотела воспользоваться твоей агентурной сетью? – недоверчиво спросил Кларк.

– Без меня никто не может сделать этого. – Лялин улыбнулся и постучал согнутым указательным пальцем по виску. – Они все здесь. И в результате «Чертополох» спас мне жизнь.

Черт побери! – едва не воскликнул Кларк. То, что Райан сумел выторговать у КГБ их резидента и вывезти его в США живым, было более чем чудом. Лялин предстал перед закрытым судом военного трибунала, который тут же вынес приговор – КГБ действовал в таких случаях без промедления, – оказался в камере смертников и уже ждал рокового часа. Он был отлично знаком с процедурой. Ему сообщили, что казнь состоится через неделю, отвели в кабинет начальника тюрьмы, поставили в известность о праве каждого советского гражданина обратиться к президенту

СССР с прошением о помиловании и предложили написать такое прошение. Более наивные люди могли бы счесть такой жест властей искренним, но Лялин знал, что это не так. Цель подобного предложения заключалась в том, чтобы успокоить приговоренного и упростить процедуру приведения приговора в исполнение. После того как прошение написано и уложено в конверт, приговоренного отведут обратно в камеру, исполнитель выскочит из-за открытой двери справа, приставит к его виску пистолет и выстрелит. Вот почему не было ничего удивительного в том, что рука Лялина, сжимавшая шариковую ручку, дрожала, а колени подгибались, словно ватные. После завершения ритуала его отвели обратно в подвал, и Лялин вспомнил свое изумление, когда ему предложили собрать вещи и следовать за охранником. Это изумление возросло еще больше, когда он снова оказался в кабинете начальника тюрьмы, где увидел человека, улыбка и отлично сшитый костюм которого обнаруживали в нем американца. Тот даже не подозревал о приговоре, только что объявленном офицеру, предавшему КГБ.

– Я напустил бы в штаны, – заметил Динг с дрожью в голосе, выслушав конец повествования.

– Мне повезло, – с улыбкой признался Лялин. – Я успел помочиться до того, как меня в первый раз вывели из камеры. Семья ждала в Шереметьево. Нас отправили одним из последних рейсов компании «Панамерикэн» незадолго до того, как она прекратила свое существование.

– Надо думать, ты здорово налег на бутылку во время перелета? – улыбнулся Кларк.

– Уж конечно, – согласился Олег, умолчав о том, какое потрясение испытал, как его рвало в самолете и как после прибытия в аэропорт Кеннеди он настоял, чтобы его провезли по Нью-Йорку на такси – ему хотелось убедиться, что невероятный дар свободы действительно реален.

Чавез наполнил стакан учителя. Лялин старался отвыкнуть от спиртного и теперь пил только пиво, предпочитая «Куэрс лайт».

– Мне приходилось бывать в опасных ситуациях, товарищ, – произнес Динг, – но на вашем месте я тоже чувствовал бы себя очень неуютно.

– Зато теперь, как видите, я на пенсии. Между прочим, Доминго Эстебанович, где вы научились так хорошо говорить по-русски?

– У парня удивительные способности к языкам, – заметил Кларк. – Особенно по части сленга.

– Видите ли, я просто люблю читать. И всякий раз, когда появляется такая возможность, смотрю передачи русского телевидения. А что тут особенного? – Последняя фраза выскользнула у Динга по-английски. Он не смог подобрать в русском языке точного перевода.

– Да, у вас на самом деле незаурядный лингвистический талант, мой молодой друг, – согласился майор Лялин, приподняв стакан.

Чавез признал справедливость комплимента. Когда он попал в армию США, у него даже не было свидетельства об окончании средней школы, и его приняли лишь потому, что он согласился быть простым солдатом и не претендовал на должность техника. Тем более он испытывал удовлетворение от того, что сумел экстерном закончить Университет Джорджа Мейсона, получив таким образом высшее образование, и теперь ему предстояла защита диссертации на звание магистра. Динг еще не пришел в себя от поразительного везения и думал о том, сколько других обитателей его баррио могли бы добиться успеха, представься им такая же благоприятная возможность.

– Значит, миссис Фоули знает, что ты оставил в Японии законсервированную агентурную сеть?

– Да, но, судя по всему, ее оперативники, говорящие по-японски, заняты где-то еще. Не думаю, что мои агенты начнут действовать, не поставив меня в известность. К тому же для этого требуется специальная кодовая фраза.

– Боже милостивый, – пробормотал Кларк по-английски, поскольку выражать подобные чувства можно только на родном языке. Такое положение стало естественным следствием политики ЦРУ, направленной на замену оперативной деятельности электронным дерьмом. Подобная политика приносит определенную пользу, но отнюдь не решает всех проблем, как это кажется чиновникам. Из более чем пятнадцати тысяч сотрудников Центрального разведывательного управления около четырехсот пятидесяти – всего четырехсот пятидесяти! – составляли оперативники, которые действовали за границей в городах или за их пределами, встречались с живыми людьми и старались узнать, о чем они думают, вместо того чтобы рассматривать спутниковые фотографии или читать статьи в иностранных газетах и журналах, собирая крохи полезной информации. – Знаешь, Олег, иногда я не могу понять, каким образом нам удалось одержать победу в той проклятой войне.

– Америка и впрямь не прилагала особых усилий, зато Советский Союз старался изо всех сил. – Лялин сделал паузу. -

«Чертополох» занимался главным образом сбором промышленной информации. Нам удалось украсть у японцев немало важных промышленных секретов, тогда как американское правительство не хочет использовать для этого разведывательные службы. – Он снова замолчал. – Вы не понимаете самых простых вещей.

– Каких именно? – поинтересовался Чавез, открывая банку пива.

– В Японии нет разницы между политикой и экономикой, Доминго. В течение нескольких месяцев я пытался объяснить это вашим людям. Бизнес – вот настоящее японское правительство. Их парламент и министерства представляют собой всего лишь «легенду», прикрытие, за которым скрываются интересы промышленных и банковских империй.

– В таком случае японское правительство единственное в мире сумело наладить производство приличных автомобилей, – ухмыльнулся Чавез. Он отказался от мысли купить «корвет» из-за слишком высокой цены и приобрел вместо него спортивный «датсун» модели "Z", который стоил вдвое дешевле, и к тому же обладал почти такими же характеристиками. А вот теперь придется его продавать, напомнил себе Динг. Нужно стать респектабельней и солидней, если хочешь обзавестись семьей.

– Нет, вы не понимаете ситуации. Она заключается в том, что вам противостоит не то, о чем думает американское правительство, иначе у вас не возникло бы таких проблем с торговыми переговорами. Я понял это сразу, и КГБ согласился со мной.

Еще бы, подумал Кларк и кивнул. Коммунистическая теория основывается именно на том, что западная демократия призвана защищать на практике принципы капиталистической экономики, ведь правда? Почему тогда японское правительство должно действовать по-иному? Черт побери, ну разве это не смешно?

– А работать там было трудно? – спросил он.

– Отнюдь! – заверил его Лялин. – Японская культура воспитывает у них исключительную восприимчивость к оскорблениям, но не позволяет отвечать тем же. Вот почему им свойственно скрывать в душе столько ярости. Таким образом, все, что от тебя требуется, чтобы привлечь их на свою сторону, – это проявить сочувствие.

Кларк снова кивнул. Этот парень – настоящий профессионал, подумал он. Четырнадцать агентов, занимающих ключевые должности, а у него в памяти по-прежнему сохранились их имена, адреса и номера телефонов. Нет, впрочем, ничего удивительного в том, что никто в Лэнгли даже не подумал о том, чтобы заставить японцев, завербованных майором КГБ, работать на себя, и все из-за идиотских этических соображений, навязанных ЦРУ юристами – эта порода государственных чиновников появляется повсюду, словно сорная трава. Можно подумать, что дела, которыми занимается управление, и впрямь подчиняются этическим законам. Черт возьми, ведь они с Дингом похитили Корпа, верно? В интересах правосудия, разумеется, но если бы они переправили его в Америку для предания суду, какой-нибудь высокооплачиваемый и этически мыслящий адвокат, возможно даже действующий pro bono, то есть без вознаграждения, бесплатно мешающий отправлению правосудия, сказал себе Кларк, мог бы поднять невероятный шум перед телевизионными камерами, а затем в присутствии двенадцати женщин и мужчин, представляющих независимый суд присяжных, настаивать на том, что этот мнимый патриот всего лишь защищал свою страну от оккупантов и так далее, и так далее.

– Любопытная слабость, – рассудительно заметил Чавез. – Действительно, люди во всех странах мира походят друг на друга, не правда ли?

– Разные внешне, они мало чем отличаются внутренне, – произнес Лялин менторским тоном, снова превращаясь в учителя. Сделанное им походя замечание превратилось в лучший урок дня.

Из всех сетований, свойственных человеку, самым распространенным несомненно является фраза «Если бы я только знал». Однако мы не обладаем даром предвидения, и потому дни пожаров, смертей и катастроф так же неожиданны, как дни любви, нежности и тепла. Пирс Дентон подготовил автомобиль для поездки в Нашвилл. Это было совеем не просто. Для девочек-двойняшек он установил на заднем сиденье «кресты» травмобезопасные креслица, а между ними специальное креслице поменьше для их недавно родившегося братика Мэтью. Девочкам – Джессике и Дженни – исполнилось три с половиной года, они успешно пережили возраст «ужасных двухлеток» (вернее сказать, его пережили их родители), возраст, полный приключений, когда обе учились ходить и говорить. Теперь, одетые в одинаковые пурпурные платьица и белые колготки, они позволили маме с папой усадить их в кресла. За ними последовал Мэтью, беспокойный и плачущий, однако девочки знали, что он скоро уснет от покачивания автомобиля, да и вообще он почти всегда спит, если не считать времени, когда мама кормит его грудью. Предстояла интересная поездка на весь уик-энд, который они проведут в доме у бабушки.

Двадцатисемилетний Пирс Дентон служил в небольшом участке муниципальной полиции Гринвилла, штат Теннисси, и по вечерам посещал курсы, заканчивая колледж. У него не было особых устремлений, кроме как растить семью, охотиться и ловить рыбу с друзьями, посещать церковь и вообще вести безмятежную жизнь среди поросших лесом гор. Служба полицейского в Гринвилле была намного спокойнее, чем в других городах, и Дентон ничуть не жалел о выбранной им профессии. В общем-то здесь тоже случались неприятности, как и повсюду в Америке, но далеко не такого рода, как он видел по телевидению или читал в специальных полицейских журналах, что лежали на столе в участке.

В четверть девятого Дентон выехал на тихую улицу и отправился в путь, направляясь сначала к шоссе номер НЕ. Он хорошо отдохнул и чувствовал, как две чашки утреннего кофе уже прогоняют остатки сна – вернее, отдохнул настолько хорошо, насколько это возможно, когда рядом, в одной спальне с ним и его женой Кандейси, спит грудной ребенок. Через пятнадцать минут он оказался на автомагистрали номер 81 и поехал на юг в лучах восходящего за спиной солнца.

Этим субботним утром на шоссе было еще мало машин. Дентон в отличие от многих полицейских не превышал скорости, по крайней мере не с семьей. Вот и теперь он спокойно ехал со скоростью чуть меньше семидесяти миль в час, немного превышающей разрешенный предел в шестьдесят пять, и ощущал легкое удовлетворение от столь незначительного нарушения закона. Шоссе номер 81 было типичной федеральной магистралью, широкой и ровной, плавными извивами оно вело на юго-запад через горную гряду, когда-то остановившую первый поток переселенцев из Европы. В Ньюмаркете шоссе слилось с хайвеем I-40, и «креста» Дентона присоединилась к транспортному потоку, направляющемуся из Северной Каролины на запад. Скоро они приедут в Ноксвилл. Посмотрев в зеркало, он убедился, что обе дочери уснули и, судя по тишине на заднем сиденье, Мэтью тоже спит. Справа дремала жена Пирса, Канди Дентон. Их маленький сын еще не овладел искусством спать всю ночь, и это сказывалось на его жене, которой не удавалось проспать шесть часов кряду… да, пожалуй, еще и до рождения Мэтью, вспомнил он. У Канди хрупкое телосложение, и она тяжело переносила последние месяцы беременности. Канди уперлась головой в стекло правой дверцы, она старалась выспаться при малейшей возможности, пока не проснется Мэтью и не заявит громко, что он голоден, но сегодня, если повезет, этого может и не случиться до приезда в Нашвилл.

Единственным трудным участком их пути, если так можно выразиться, будет Ноксвилл. расположенный главным образом на северном берегу реки Теннесси. Ноксвилл был достаточно крупным городом, и его огибала кольцевая автодорога 1-640, но Дентон не собирался сворачивать на нее, предпочитая короткий путь на запад прямо через центр города.

Сегодня достаточно тепло, подумал он. В течение предыдущих шести недель один снегопад следовал за другим, и Гринвилл уже использовал все деньги, выделенные на расчистку улиц, соль и песок и на оплату сверхурочных водителям снегоуборочных машин. Дентону пришлось не менее полусотни раз выезжать на место мелких транспортных происшествий и заниматься двумя серьезными авариями, и он очень жалел, что не удалось вчера вечером вымыть новенькую «кресту». Сверкающая краска покрылась дорожной солью, и Дентон с удовлетворением подумал о том, что в этой машине имеется стандартное антикоррозийное покрытие нижней части кузова. У его старого пикапа такое покрытие отсутствовало, и от коррозии он мигом превращался в металлолом, даже стоя рядом с домом. Вдобавок ко всему новый автомобиль казался Дентону удобным и надежным. Несколько дополнительных дюймов перед креслом водителя сделали бы его еще удобнее, но машина предназначалась жене, которой это лишнее пространство не требовалось. Автомобиль был легче его патрульной машины, правда, мощностью уступал вдвое. В результате вибрация казалась несколько повышенной, и, хотя ее гасили резиновые амортизаторы двигателя, она все-таки ощущалась. Может, оно и к лучшему, подумал Дентон, по крайней мере дети сразу уснули.

Он увидел, что снегопады здесь были еще сильнее, чем в городе. Дорожная соль покрывала асфальт. Жаль, что приходится прибегать к соли, это так плохо для автомобилей, подумал Дентон. Впрочем, это не относится к его машине, ведь он внимательно ознакомился со всеми ее техническими характеристиками, прежде чем решил преподнести жене в подарок этот красный автомобиль.

Горы, пересекающие по диагонали эту часть Америки, носят название Грейт-Смоки-Маунтинз – так их назвал, согласно легенде, сам Дэниэл Бун – и представляют собой по сути дела отроги хребта, протянувшегося от Джорджии до Мэна, меняя свое название почти в каждом штате. В этом регионе высокая влажность благодаря многочисленным озерам и рекам, вместе с атмосферными условиями это приводит к образованию туманов в любое время года.

Уилл Снайдер из транспортной фирмы «Пайлот лайнз», занятой грузовыми перевозками, работал в сверхурочное время – выгодное дело для водителя, состоящего в профсоюзе. Трейлер «Фрухоф», присоединенный к его дизельному тягачу «Кенуорт», был нагружен коврами текстильной фабрики в Северной Каролине и вез их на крупную распродажу в Мемфис. Снайдер, опытный водитель-"дальнобойщик", был доволен тем, что ему предоставилась возможность совершить такую поездку в субботу, поскольку в выходные плата намного выше, футбольный сезон кончился, а трава на лужайке перед домом еще не пошла в рост. Он не сомневался, что успеет вернуться домой к ужину. А лучше всего то, что в этот зимний уик-энд дороги не перегружены и он приедет вовремя, сказал себе водитель, вписываясь в правый поворот шоссе, уходящего, вниз в долину.

– О-о… – предостерегающе пробормотал он, увидев впереди стену тумана. Здесь, недалеко от съезда на автомагистраль 95 в северном направлении, которая ведет к заводу по производству оружейного урана в Ок-Ридже, туман не был таким уж необычным явлением. На кольцевой автостраде I-40 на некоторых участках это случалось часто, и сейчас Снайдер приближался к одному из таких опасных мест. – Проклятый туман, – проворчал он.

Водители обычно поступали в этом случае двояко. Чаще всего они чуть притормаживали, чтобы экономить горючее или просто от отвращения к медленной езде. Но Снайдер не принадлежал к их числу. Профессиональный водитель, видевший каждую неделю по обочинам шоссе искареженные машины – последствия автокатастроф, он тут же сбавил скорость, еще до того как видимость ухудшилась до сотни ярдов. Огромной машине требовалось время, чтобы остановиться. Снайдер был знаком с водителем, превратившим какую-то японскую консервную банку на колесах в расплющенный лист жести вместе с пожилым автомобилистом внутри. Даже при полуторной оплате за сверхурочные он не хотел рисковать, вы уж извините. Плавно переключая передачу, Снайдер начал привычно сбрасывать скорость и, чтобы обезопасить себя, включил габаритные огни.

Пирс Дентон раздраженно повернул голову. Его обгоняла другая «креста», спортивная модель С-99, изготавливаемая только в

Японии, черная с красной полосой вдоль борта, которая мчалась со скоростью больше восьмидесяти миль в час, оценил он опытным взглядом. В Гринвилле ее водителя ждал бы штраф в сотню долларов и строгое назидание от судьи Тома Андерса. Откуда взялись эти две девицы? Дентон даже не увидел в зеркале их приближения. На машине временный номерной знак. Не иначе, девушка за рулем только получила водительские права и поехала в подаренном папочкой автомобиле, чтобы продемонстрировать подруге, что такое подлинная свобода в Америке, подумал полицейский, – право вести себя на шоссе как последняя дура и заработать штраф за превышение скорости в первый же день. Но это уже выходило за пределы его юрисдикции, здесь дороги контролирует транспортная полиция штата. Как типично для женщин, покачал головой Дентон. Болтают между собой, почти не смотрят на дорогу. Впрочем, лучше, когда они едут впереди, чем сзади.

– Боже мой, – выдохнул Снайдер. Местные водители, по слухам, винили в этом «сумасшедших» с атомного завода в Ок-Ридже. Так это было или иначе, видимость почти внезапно упала до тридцати футов. Вот это опасно. Он переключил габаритные огни на аварийный режим и еще сбавил скорость. Снайдеру никогда не приходило в голову заниматься расчетами, но его тягачу при такой загрузке и при скорости тридцать миль в час для полной остановки требовалось больше шестидесяти футов и к тому же на сухой дороге, тогда как шоссе под колесами было скользким. С другой стороны, подумал он… впрочем, нет, нельзя рисковать. Снайдер сбросил скорость до двадцати миль. Пусть лишние полчаса до приезда к месту назначения. Фирма знала про этот участок автодороги I-40, и там всегда говорили, что лучше заплатить больше сверхурочных, чем получать страховку. Убедившись в своей безопасности, Снайдер включил радиотелефон, чтобы предупредить остальных водителей. Чувствуешь себя так, словно сидишь внутри мячика для пинг-понга, сообщил он водителям по 19-му каналу. Снайдер был настороже, глядя вперед, в гущу водяных паров, в то время как опасность приближалась сзади.

Туман застал их врасплох. Догадка Дентона оказалась правильной. Прошло ровно восемь дней с того момента, как Hope Данн исполнилось шестнадцать лет, и три дня после получения временных водительских прав, а на одометре ее новенькой спортивной «кресты» С-99 было сорок девять миль. Девушка начала с того, что выбрала широкий ровный участок дороги, чтобы проверить, с какой скоростью может ехать эта машина, потому что она была совсем юной, и еще потому, что ее попросила подруга Эйми Райс. В салоне гремела на полную мощь музыка от проигрывателя компакт-дисков, девушки болтали об одноклассниках, и Нора почти не смотрела вперед. В конце концов, разве трудно удерживать машину между сплошной белой полосой справа и скоростной слева, в зеркале никого не видно, так что нет оснований для беспокойства, а сидеть за рулем намного лучше, чем рядом с новым парнем, потому что все они почему-то всегда сами управляют машиной, словно не веря, что взрослая женщина способна справиться с этим не хуже их.

На ее лице появилось удивленное выражение, когда видимость немного ухудшилась – Нора не умела оценивать расстояние, – и она сняла ногу с педали газа, чтобы сбавить скорость, которая была восемьдесят четыре мили в час. Позади на шоссе никого не было, и девушка не сомневалась, что впереди точно так же. Учителя, дававшие ей уроки вождения, объяснили все необходимое, но, как обычно случалось со всеми уроками, что-то она восприняла, а что-то нет. Самое важное придет с опытом. Однако опыт был тем самым учителем, с которым она еще не успела познакомиться и чьи требования были слишком суровыми для решения возникшей сейчас проблемы.

Нора сумела заметить желтые габаритные огни на огромном. трейлере, но, не зная дорожных условий, приняла их за дорожное освещение. Из-за недостатка опыта она и не подозревала, что на большинстве федеральных автомагистралей освещение отсутствует. В любом случае у нее оставалось очень мало времени. Когда она заметила серую прямоугольную громаду перед собой, было слишком поздно, а скорость машины уменьшилась только до. шестидесяти пяти миль в час.

Звук столкновения всегда отвратителен. Уиллу Снайдеру приходилось слышать его и раньше – он напоминал треск сминаемых алюминиевых банок из-под пива, глухой звук разбивающегося корпуса машины, сокрушенного скоростью, массой и законами физики, с которыми он познакомился не в школе, а на личном опыте.

От удара в левый задний угол трейлера передок грузовика развернулся вправо, но, к счастью, скорость была небольшой, Снайдер справился с управлением и быстро остановился. Оглянувшись назад и налево, он увидел разбитый японский автомобиль, так нравившийся его брату, и первой его мыслью почему-то было, что такие машины слишком малы для безопасности пассажиров, словно теперь это имело какое-то значение. Передняя часть автомобиля смялась в гармошку, а корпус изогнулся. Снайдер поспешил к машине и тут же заметил, что еще недавно прозрачное ветровое стекло залито теперь красным…

– Боже милостивый…

Эйми Райс была уже мертва, несмотря на то что воздушная подушка безопасности перед креслом пассажира мгновенно надулась и сработала безупречно. От скорости при столкновении правая сторона автомобиля, где сидела девушка, оказалась под трейлером, и мощный бампер, предназначенный для защиты кузова при погрузке с платформ, разорвал тонкую сталь легковой машины, словно цепной пилой. Нора Данн еще жила, но находилась в бессознательном состоянии. Ее новая «креста» С-99 погибла безвозвратно, алюминиевый блок цилиндров треснул, рама погнулась на шестнадцать дюймов, и, хуже всего, топливный бак, и без того ослабленный коррозией, был раздавлен, и из него сочился бензин.

Снайдер заметил, что из бака течет бензин. Он еще не выключил двигатель, поэтому тут же отвел тягач с трейлером на обочину шоссе и выпрыгнул из кабины, держа в руках свой красный огнетушитель с углекислотой. То, что он не успел быстро подбежать к раздавленной машине, спасло ему жизнь.

– В чем дело, Дженина?

– Я – Джессика! – заявила маленькая девочка, удивляясь, что даже отец не видит, что они с сестрой отличаются одна от другой.

– В чем дело, Джессика? – переспросил отец с терпеливой улыбкой.

– Он воняет! – Девочка хихикнула.

– Ну хорошо, – вздохнул Пирс Дентон и повернулся к жене, чтобы потрясти ее за плечо. В это мгновение он увидел стену тумана и снял ногу с педали газа.

– Что случилось, милый?

– Мэт наделал в пеленки.

– Понятно… – Кандис расстегнула пристежной ремень и повернулась к заднему сиденью.

– Я. ведь говорил тебе, Канди, что нельзя отстегивать ремень на ходу. – Он тоже посмотрел назад в самый неподходящий момент. Машина начала немного забирать вправо, и Дентон попытался одновременно следить за дорогой и за тем, что происходит внутри нового автомобиля жены.

– Черт! – Он инстинктивно попробовал отвернуть влево, но машина находилась слишком близко к правой обочине, и Пирс понял это еще до того, как его левая рука успела крутануть руль. Резкое торможение тоже не помогло – задние колеса заклинило, и они поехали по скользкой дороге, из-за чего машину занесло, и тут он заметил, что они мчатся боком на другую «кресту». Его последней мыслью было: неужели это та самая…

Несмотря на ярко-красный цвет машины, Снайдер не заметил ее до того самого момента, когда столкновение стало неизбежным. Водитель грузовика был все еще в двадцати футах и бежал с огнетушителем в руках, держа его перед собой словно футбольный мяч.

Боже мой! – не успел произнести Дентон. Сначала ему показалось, что столкновение не такое уж страшное. За годы службы в полиции ему доводилось видеть и худшее. Жену отбросило силой удара на смятый правый борт, это опасно, но дети сидят в травмобезопасных креслицах и закреплены пристежными ремнями, так что они, слава Богу…

Решающим фактором в смерти пяти человек оказалась химическая коррозия. Топливный бак, похожий по конструкции на тот, что находился на С-99, не прошел полной гальванизации, подвергся воздействию морской соли во время плавания через Тихий океан и не стал лучше на крутых дорогах восточного Теннесси. Сварочные швы крепления бака пострадали особенно сильно, и при столкновении он оторвался от точек крепления. Смятый корпус машины продолжал ползти, бак протащило по неровной бетонной поверхности дороги, антикоррозийное покрытие, не имевшее надежного сцепления с металлом на днище бака, тут же отслоилось, бак лопнул еще в одном слабом месте, и возникшая от трения стали о мостовую искра воспламенила хлынувший бензин.

Обжигающий огненный шар взрыва на мгновение разогнал туман. Вспышка была настолько яркой, что автомобили, ехавшие по шоссе в обе стороны, начали в панике тормозить. В результате на той половине автомагистрали, что вела на восток, в сотне ярдов от места катастрофы столкнулись три машины, но повреждения оказались незначительными. Люди выпрыгивали из автомобилей и бежали к пылающим машинам. От языков пламени вспыхнул бензин, сочившийся из бака машины Норы Данн, пламя охватило спортивный автомобиль и девушку, которая, к счастью так и не придя в сознание, приняла огненную смерть.

Уилл Снайдер находился достаточно близко, чтобы видеть лица всех пятерых в приближающейся красной «кресте». Он на всю жизнь запомнит мать и грудного ребенка, в его память навсегда врежется образ женщины, склонившейся через спинку переднего кресла к младенцу, мгновенное движение головы, когда она повернулась лицом к надвигающейся смерти и посмотрела прямо на него. Огненная вспышка ослепила Снайдера, однако он, хотя и чуть медленнее, но продолжал бежать к горящей машине. При столкновении задняя дверца «кресты» распахнулась, позволив ему прийти на помощь, так как пламя успело охватить пока только левую сторону автомобиля. Он бросился вперед, словно оружие сжимая в руках огнетушитель. На считанные мгновения ему представилась возможность схватить хотя бы одного ребенка из трех, все еще живых в огненном аду, от пламени которого уже пылала его одежда и вздувались пузыри на лице. Руки, защищенные шоферскими перчатками, направили струю спасительного газа на заднее сиденье машины. В какой-то миг он понял, что углекислота спасет его и позволит спасти еще одну жизнь. Он успел заглянуть внутрь автомобиля, пытаясь среди желтых языков пламени и белых паров углекислоты разглядеть младенца. Прямо перед ним от боли и страха кричала маленькая девочка. Он бросил огнетушитель, руками в перчатках нащупал и открыл хромированную защелку на поясе и выхватил ее из детского креслица, сломав ей при этом руку. Отчаянным прыжком он отскочил от пылающего автомобиля. Рядом, у ограждения на обочине шоссе, еще оставался сугроб, и Снайдер нырнул прямо в него. Погасив свою горящую одежду, он стал бросать пригоршни тающего снега с солью на одежду девочки. Боль от обожженного лица служила первым напоминанием о том, что ему еще предстоит испытать. Чудовищным усилием воли Снайдер заставил себя не оборачиваться. Он слышал ужасные крики людей, гибнущих в пламени, но возвращение к пылающей машине означало верное самоубийство. Он понимал, что если обернется, то бросится на помощь и погибнет вместе с ними. Снайдер посмотрел на спасенную им Джессику Дентон. Девочка неровно дышала, личико ее было обожжено, и он надеялся, что вот-вот появятся полицейские, а вместе с ними и машины «скорой помощи». Когда через пятнадцать минут они прибыли, и он и ребенок лежали без сознания в глубоком шоке.