"Герой снов" - читать интересную книгу автора (Клейпас Лиза)

Глава 10

– Ник! Ник! Открой глаза!

Он невнятно забормотал, желая снова погрузиться в уютную темноту. Но голос, нетерпеливый и тревожный, тянул его на свет, извлекая из глубокого сна. Сморщившись, он протер глаза и, щурясь, приоткрыл их. Оказалось, что он лежит, распростершись на постели, а рядом, на краешке кровати, сидит его жена.

Он был жив… и она была здесь же, яркая и красивая, как всегда.

– Емелия, - выдохнул он, пытаясь приподняться и сесть. Множество вопросов теснилось у него в голове, и он скороговоркой начал было их задавать.

– Не так быстро! Передохни минутку. - Эмма склонилась над ним и, окинув странным взглядом, приложила к его губам тонкий палец. - Ты говоришь по-русски. Но ты же знаешь, что я едва понимаю одно-два слова.

Он озадаченно замолчал, пытаясь сообразить, как спросить по-английски то, что его интересовало.

– Я думал, что никогда больше не увижу тебя снова, - наконец хрипло произнес он.

– Я и сама начала сомневаться, - суховато откликнулась Эмма. - Поначалу я решила, что ты притворяешься… пока не брызнула тебе в лицо холодной водой. Но когда это тебя не оживило, мне пришлось послать за доктором. Он еще не приехал. - Она склонилась ближе и положила ему на лоб прохладную ладонь. - С тобой все в порядке? Голова не болит?

Николай ничего не мог ответить. Все его внимание было устремлено на нее. Его переполняли непривычные отчаянные порывы: он жаждал схватить ее в объятия и излить ей душу, но тогда она сочтет, что он сошел с ума.

Эмма медленно убрала руку с его лица.

– Почему ты на меня так уставился?

Николай оторвал от нее взгляд и осмотрел комнату.

Его спальня выглядела так же, как всегда: резная темная мебель, панели из красного дерева на стенах.

Неподалеку стоял Роберт Соме, худощавое лицо его было встревоженным. Он улыбнулся Николаю:

– Мы беспокоились о вас, ваша светлость.

Николай растерянно заморгал и вновь перевел глаза на Эмму:

– Что со мной случилось?

Эмма пожала плечами.

– Я знаю лишь, что ты рассматривал портрет, который реставрировал мистер Сомс… Тот, поразительно на тебя похожий. И вдруг ты ужасно побледнел и потерял сознание. Мистер Сомс был так любезен, что помог мне со слугами перенести тебя наверх. Ты был в беспамятстве не меньше часа.

– Одного часа? - ошеломленно повторил Николай. Опустив глаза, он увидел, что рубашка на нем расстегнута до пояса.

– Ты почти не дышал, - покраснев, объяснила Эмма.

Еще не вполне придя в себя, Николай провел ладонями по груди и ощутил под пальцами привычные рубцы. Он потер их, убеждаясь, что они существуют на самом деле. Роберт Соме отвернулся, явно испытывая неловкость при виде шрамов.

– Наверное, мне лучше оставить вас наедине, - сказал он, пятясь к двери.

– В этом нет нужды… - начала было Эмма и, когда Соме все-таки вышел, подняла глаза к небу. Горькая усмешка искривила ее губы. - Как будто нам может понадобиться интимная обстановка, - пробормотала она.

В голове Николая хороводом проносились, сменяя друг друга, образы и слова. Прошлое и настоящее смешались.

Переполненный любовью к Эмме, жаждой ее близости, он потянулся к ней. Она резко отпрянула.

– Не прикасайся ко мне, - низким голосом проговорила она вставая. - Теперь я вижу, что с тобой все хорошо и ты можешь сам дождаться врача. Я должна идти, у меня много дел. Налить тебе воды?

Она налила из фарфорового кувшина в хрустальный стакан воды и подала ему. Пальцы их на мгновение соприкоснулись, и Николай почувствовал, как по нему пробежала теплая дрожь. Он выпил, жадно захлебываясь, прохладную воду и вытер рот тыльной стороной ладони.

– Ты вроде не в своей тарелке, - заметила Эмма. - Возможно, это все из-за неумеренного возлияния? Рано или поздно такое должно было случиться. При том, сколько ты пьешь, удивляюсь, что это не произошло раньше… - Она замолчала, заметив, что Николай не сводит глаз с висевшей в углу иконы. - В чем дело? Что происходит?

Медленно отставив стакан, Николай поднялся с постели и, пошатываясь, направился к образу Ильи-пророка. С восемнадцатого века икона была покрыта окладом, усаженным драгоценными камнями.

Николай провел пальцами по открытой части иконы, подцепил ногтями одну из золотых пластин оклада и отогнул ее, не обращая внимания на растерянные возгласы Эммы. Зажав в кулаке пластину, он впился взглядом в изображение.

По краю алого облака шла резкая царапина… царапина, которую сделал он сто семьдесят лет назад! Николай провел по ней указательным пальцем и почувствовал, как по щеке его поползла горячая жгучая слеза.

– Это был не сон, - вдруг севшим голосом произнес он.

Эмма стала у него за спиной.

– Почему ты так странно себя ведешь? - требовательно спросила она. - Почему обдираешь икону? Почему?… - Она захлебнулась словами и смолкла, когда он повернулся к ней. - Господи, - прошептала она, попятившись. - Что с тобой происходит?

– Останься со мной. - Николай не глядя уронил на пол оторванную золотую пластину и направился к ней медленно-медленно, словно боясь, что быстрое движение ее спугнет и она бросится прочь. - Эмма… есть нечто, о чем я обязан тебе рассказать.

– Мне не интересны никакие твои рассказы, - резко оборвала она его. - После того что я сегодня выяснила… как ты загубил мои отношения с Адамом и разрушил всю мою жизнь…

– Мне очень жаль.

Эмма потрясла головой, как будто плохо его расслышала.

– Что?! Ну и ну! Впервые слышу, чтобы ты просил извинения. Такого еще не бывало. И ты считаешь, этого достаточно, чтобы уладить все, что ты со мной сотворил?

Он мучительно искал слова:

– Со мной кое-что произошло. Не знаю, как объяснить, чтобы ты поняла… Я никогда не говорил тебе правды о моих чувствах к тебе. Не хотел их признавать. А когда они стали слишком сильными, и я уже не мог с ними справиться, то постарался причинить тебе боль… чтобы ты держалась на расстоянии…

– Значит, ты именно поэтому спал с другими женщинами? - с язвительным презрением спросила она. - Потому, что твои чувства ко мне были чересчур сильными?

От глубокого стыда Николай не мог смотреть ей в глаза.

– Я больше никогда так не поступлю, Эмма. Никогда…

– Мне все равно, что ты будешь делать и как себя вести. Хоть каждую ночь спи с разными женщинами. Мне наплевать! Только оставь меня в покое.

– Мне не нужны никакие другие!… - Николай схватил ее в объятия, прежде чем она успела увернуться.

Поразительная яростная радость овладела им, когда он вновь с невольной свирепостью сжал ее податливое тело. Эмма застыла, словно одеревенев, отвергая его своей безучастностью.

– Я заставлю тебя забыть все плохое, что я натворил, - произнес Николай. - Клянусь, я сделаю тебя счастливой… Только дай мне попытаться. Я хочу лишь одного - любить тебя! Тебе даже не надо отвечать мне любовью.

Эмма оцепенела: слова его отдались в ней эхом чего-то далекого и забытого.

– Что ты сказал? - слабым голосом переспросила она, начиная дрожать.

Отбросив всякую гордость и осторожность, он положил свое сердце к ее ногам.

– Тебе надо узнать правду. Я давно люблю тебя, Эмма. Я сделаю для тебя все, даже отдам за тебя жизнь…

Эмма вырвалась из его рук, дрожащая и разгневанная.

– Что, ради Господа Бога, ты пытаешься мне внушить? Хочешь свести меня с ума?… На протяжении многих дней и ночей ты доказывал мне, какой ты бессердечный негодяй… И вдруг падаешь в обморок перед картиной, а придя в себя, объявляешь, что я - любовь всей твоей жизни!… Что за извращенную игру ты затеял?

– Это не игра.

– Ты не способен на любовь. Ты всегда заботился только о себе…

– В прошлом так и было. Но теперь все иначе. Теперь я наконец понял, что…

– Не смей лгать, что вдруг изменился! Только глупец поверит подобным словам из уст человека, отвергшего собственного ребенка.

Николай дернулся как от удара.

– Я собираюсь стать Джейкобу настоящим отцом, - мрачно заявил он, - хорошим отцом. Он будет жить счастливо и благополучно до конца своих дней…

– Хватит! - Лицо Эммы пылало от ярости. - Я и помыслить не могла, что в тебе столько мерзости. Одно дело - обманывать пустыми обещаниями меня, но лгать маленькому мальчику, внушать ему, что ты его любишь… Ты искалечишь ему душу!

– Я действительно его люблю.

– Ты бросил его на произвол судьбы так же, как всегда поступал со всеми. А я потом не смогу ничем ему помочь! О, мужчины - такие бессовестные, трусливые лгуны! Сначала вы заставляете поверить, что на вас можно положиться, а потом без оглядки бросаете поверивших. Нет, я не дам тебе возможности предать таким образом меня и Джейка… Я этого не допущу.

– Отныне ты можешь на меня положиться. Я докажу это тебе тысячу раз. - Николай поднес к губам ее напрягшуюся руку и прижался к стиснутому кулачку. - Я никогда больше не причиню тебе горя. Поверь мне!

Эмма пристально вглядывалась в его глаза, и от того, что она в них увидела, у нее перехватило дыхание. Вывернувшись из его рук, она отбежала в другой конец спальни.

– Будь ты проклят, - простонала она и, хлопнув дверью, выскочила из комнаты.

В своей маленькой гостиной Эмма сжалась на кушетке, обхватив руками колени. От набежавших вопросов голова ее шла кругом. Да, у Николая нельзя было отнять способности снова и снова удивлять. Но такого… такой насмешки, такой издевки он еще себе не позволял! Сейчас он пытается убедить ее в том, что любит. Но не пройдет и дня, как он в очередной раз обидит и унизит. Что за гадкий характер!

Но глаза!… В его глазах была такая странная… уязвимость. Что, ради всего святого, с ним произошло? Она вновь вызвала в памяти сцену в библиотеке: только что Николай надменно стоял посреди комнаты, а в следующее мгновение, увидев портрет своего предка, упал, потеряв сознание.

– Похоже на апоплексический удар, - сказал Роберт Соме, опустившись вместе с Эммой около него на колени.

– Но он еще так молод!… - воскликнула она, кладя голову Николая к себе на колени. - О Боже, может быть, это вызвано его привычкой выпивать. Пожалуйста, пошлите за доктором! - Она бережно пристроила поудобнее его голову и пригладила словно выгоревшие на солнце волосы.

Слуги помогли перенести князя в спальню. Эмма не оставляла его ни на минуту. Она себя не понимала, не была уверена, из-за чего так испугалась. В конце концов нельзя было назвать их брак настоящим. Они не любили друг друга. И все же, когда он наконец открыл глаза, она испытала огромное облегчение.

Во время этого "мертвого" сна произошло нечто необъяснимое. Придя в сознание, Николай повел себя весьма странно. Он заявил, что любит ее. Она засмеялась недоверчиво и почувствовала, что еще секунда - и она зарыдает.

"Клянусь, я сделаю тебя счастливой… Только дай мне попытаться. Я хочу лишь одного - любить тебя! Тебе даже не надо отвечать мне любовью". Эти слова невероятно потрясли ее. У Николая был особый дар - проникать сквозь любую защиту. Особенно это касалось ее.

– А ведь Тася меня предупреждала, каков ты, - тихо промолвила Эмма. - Она говорила, что ты станешь лгать, и манипулировать мной, и изменять мне. Она была права. Что ж, я положу конец твоим играм, Ник. Ради Джейкоба и ради себя самой.

Она направилась в спальню Николая и, расправив плечи, вошла в приоткрытую дверь. Доктор Уэйд, задумчивый седой человечек в очках, убирал инструменты в медицинский саквояж.

– Как он? - коротко поинтересовалась Эмма прямо с порога.

– Видите ли, ваша светлость, - негромко ответил доктор, с улыбкой подходя поцеловать ей руку, - по тому, с какой спешкой меня сюда вызвали, я ожидал увидеть князя на смертном одре. Однако ваш супруг выглядит отлично и здоровье его вроде бы в полном порядке. Я ничего плохого не обнаружил.

– Что же могло стать причиной его обморока? - нахмурилась она. - Он ведь был без сознания около часа.

Доктор покачал головой:

– Я не смог найти никакой видимой физической причины этого.

– Но он не разыгрывает болезнь! - настаивала Эмма. - Я делала все возможное, только что булавками не колола, чтобы привести его в чувство.

– Есть много непонятного в деятельности мозга, - ответил доктор Уэйд. - Как я понял, обморок князя Николая был вызван видом некоего портрета. Можно предположить, что этот портрет напомнил ему какие-то мучительные события его прошлого.

Эмма оценивающе посмотрела на мужа. Его лицо было замкнутым, бесстрастным и, пожалуй, загадочным. Она почувствовала его нетерпеливое желание, чтобы врач поскорее удалился.

– Мучительные события, - пробормотала она. - Что ж, их в твоей жизни хватало… Не так ли?

Николай сосредоточенно застегивал рубашку.

– Больше это не повторится.

– Пожалуйста, сообщите мне, если все-таки это случится вновь, - сказал доктор Уэйд. - А до тех пор примите мои наилучшие пожелания.

– Я провожу вас, - вежливо наклонила голову Эмма. Доктор покачал головой.

– Пожалуйста, останьтесь с супругом, ваша светлость. Я, кажется, хорошо знаю дорогу в этом доме. - И он, подмигнув ей, удалился.

Скрестив руки на груди, Эмма посмотрела на мужа.

– Как ты себя чувствуешь?

– Отлично. Вовсе не было нужды вызывать врача.

– Небольшой медицинский осмотр еще никому не вредил.

Николай фыркнул:

– Подожди, пока тебя не начнут тыкать то в живот, то под ребра.

Он поднялся, заправляя в брюки рубашку.

Эмма переступила с ноги на ногу, испытывая неловкость от того, что присутствует при его одевании.

– Я пришла, чтобы предупредить тебя, - сухо проговорила она. - Вероятно, я вскоре уеду отсюда и заберу с собой Джейка.

Он вскинул глаза, взгляд его внезапно стал пронзительным. Хотя он не произнес ни слова, но выражение лица и вся его фигура выражали резкое неприятие ее намерения.

– Я еще не приняла окончательного решения, - твердо, но сдержанно продолжала Эмма. - Однако в первую же секунду, как только почувствую, что ты вредишь Джейку, я увезу его отсюда.

– Только попробуй, - негромко произнес Николай. - Увидишь, что произойдет. - Он говорил небрежным тоном, но так, что у нее мурашки побежали по коже. - Вы останетесь здесь. Джейк - мой сын. А ты - моя жена.

– Ну конечно… Всемогущий князь Николай так сказал! - с издевкой почти пропела она. - Может, кто-то тебя и боится, но не я. Я - не беспомощное, бессловесное существо, которое можно запугать и заставить выполнять твои приказы. Ты не можешь принудить меня оставаться здесь с тобой.

– Я могу принудить тебя захотеть этого.

Столько было в нем надменной, властной силы, упрямой и цельной, что у Эммы захватило дух. Она ничего не ответила, хотя он явно этого ждал, не стала спрашивать, зачем ему это, не попыталась вступить в пререкания. Она предпочла отступить, пробормотав:

– Я сообщила тебе свои намерения.

После такой заключительной фразы ей следовало быстро удалиться, но Николай приблизился и навис над ней, пугая своей мощью. Для женщины, привыкшей играть с тиграми и другими дикими зверями, ощущение физического страха было крайне непривычным.

– Прежде чем ты уйдешь, - продолжал Николай, - позволь сообщить тебе о моих намерениях. Я собираюсь вскоре вернуться в твою постель. Собираюсь стать тебе таким мужем, каким обязывался быть перед Богом.

– И не надейся!

– Я не позволю тебе покинуть меня. Ты слишком мне нужна.

Он никогда раньше не был таким - прямым, ошеломляюще искренним, откровенно выражающим свои чувства. И этим он пугал ее гораздо больше, чем прежней равнодушной небрежностью.

– Тебе не нужен никто, - с трудом произнесла она.

– Это не правда. Посмотри внимательнее, Эмма. Посмотри на меня и скажи, что ты видишь.

У нее не было сил повиноваться. Она слишком боялась того, что может прочесть в его глазах. Нагнув голову, она бочком протиснулась мимо него к двери и бросилась опрометью прочь. Слава Богу, он не стал ее задерживать, хотя она ощущала на себе его жаркий взгляд, пока не завернула за угол, скрывшись из виду.

Несколько минут Николай оставался один. Ему хотелось выпить чего-нибудь крепкого и бодрящего, но он сдержался. Больше он не будет затуманивать голову алкоголем, не будет заглушать спиртным свои эмоции и наслаждаться приятной пьяной дремотой. Ему нужно сохранять ясность мысли. Он ненавидел мрачное одиночество, на которое сам себя обрек. А еще ему было невыносимо видеть враждебность на лице Эммы. О, если бы она могла вернуть ему прежнее понимание и доверие! Он должен найти способ заставить ее вновь полюбить его.

– Емелия! - с тоской прошептал он, отчаянно желая узнать, что сталось с ней. Что довелось ей испытать после его смерти? Страдала ли она? Нашла ли в чем-то утешение? Был ли в ее жизни другой мужчина? Мысль об этом наполнила его душу жгучей ревностью. Ему необходимо все это узнать! Иначе вопросы без ответов сведут его с ума.

Он отправился в библиотеку и начал рыться в старинных книгах и рукописях, разыскивая хоть какие-то обрывки сведений. Но в них ничего не было о судьбе Емелии Васильевны и крайне мало - об их сыне Алексее.

В одной из семейных хроник упоминалось, что в Москве внезапно объявился молодой человек Алексей Ангеловский, который провел детство в какой-то далекой, затерянной деревне. Судя по всему, он прожил благополучную жизнь, приумножая богатства и земельные владения семьи. В этом ему помогла продолжительная связь с императрицей Елизаветой. Князь Алексей Ангеловский прославился как человек образованный и обаятельный, покровитель искусств, сам игравший на скрипке. Со временем он женился и произвел на свет двоих детей, которые дожили до совершеннолетия. Но как же обстояло дело с его матерью? Что стало с Емелией?

С проклятием Николай оттолкнул от себя книги. Он наймет историка, пошлет его в Россию! с кучей переводчиков, если нужно, чтобы тот провел разыскания. Опершись локтями на письменный стол, он запустил пальцы в густые волосы и застонал. Наверное, он сошел с ума, если отчаянно стремится узнать историю женщины, жившей полтораста лет назад. Неужели все это случилось на самом деле? Может ли царапина на иконе Ильи-пророка быть простым совпадением? Возможно, это фантазии воспаленного мозга, стремящегося отвлечь его от крушения нынешней жизни?

Внезапно Николай вскочил и стремительно направился в детскую. Ему необходимо было увидеть Джейкоба, наладить отношения с сыном. Бог даст, мальчик простит, что он его бросил. Чем выше Николай поднимался по ступенькам, тем медленнее становились его шаги. Он должен был признаться себе со всей откровенностью, что испытывал страх перед собственным сыном. Он не имел ни малейшего представления, что значит быть отцом. Его отец был мерзким, злобным чудовищем. Воспоминания о детстве были мучительны и ужасны. Страшила возможность увидеть даже намек на нечто подобное в глазах сына. Он не хотел причинять боли Джейкобу и все же причинил.

– Я отрекся от него, пренебрегал им, - пробормотал Николай себе под нос. - Видит Бог, хуже родителя найти трудно.

О чем станет он разговаривать с малышом? Сумеет ли объяснить Джейкобу, что отныне тот может положиться на него как на отца? Теперь ему казалось невероятным, что он на самом деле собирался отослать мальчика прочь. Тогда он не позволял себе полюбить ребенка, но теперь ему хотелось заботиться о Джейкобе, дать ему все, что мальчик только пожелает. В мире столько удовольствий, которые он с радостью предоставит сыну. Он повезет его в обширное поместье на юге, где они будут собирать ракушки на берегу и строить замки из песка. Или покажет ему свой замок в Ирландии, где они смогут скакать по пустошам, устраивать пикники, удить рыбу и плавать в речках. Или возьмет Джейкоба на одну из своих яхт и научит его ходить под парусом. Или поведет на охоту в одном из своих дальних поместий…

"Я мог давно сделать для него все это, - горестно подумал Николай. - Мог дать ему счастливое детство, а вместо этого отвернулся от него".

Он медленно поднялся по лестнице и подошел к детской. Нерешительно помедлив у полуотворенной двери, он, прежде чем войти, постучался.

Джейкоб сидел прямо на голом полу, окруженный какими-то обломками и дребеденью: небольшой кухонный горшочек, разные камешки, ветка дерева, деревяшка, обточенная в виде медведя… Николай угадал в фигурке изделие кучера, который любил в свободное время резать по дереву. Мысль о том, что кто-то из слуг позаботился об игрушке для малыша, в то время как он сам ничего ему не дал, заставила сердце Николая сжаться. Он окинул детскую внимательным взглядом. Комнатой давно не пользовались, и она была обставлена скудно: кроме маленькой кроватки, старого сундука и облупившейся лошадки-качалки, в ней ничего не было.

Джейкоб с любопытством посмотрел на князя точно такими же, как у него, глазами.

"Как он напоминает мне Мишу", - подумал Николай, и его пронзила мучительная боль. Однако каким-то образом ему удалось улыбнуться.

– Привет, Джейк, - спокойно произнес он. - Я решил навестить тебя. Не помешал?

Мальчик кивнул и продолжал играть с деревянным медвежонком.

– Ты знаешь, что медведь у русских любимый зверь? - заметил Николай, садясь по-турецки на пол рядом с сыном. - В древности мы поклонялись медведю, как божеству. У нас есть суеверие, что присутствие медведя отгоняет злых духов.

Джейкоб с интересом посмотрел на резную игрушку, а затем подтолкнул к Николаю горшочек.

– А как насчет лягушек?

Приподняв краешек кисеи, накрывавшей горшочек, Николай увидел, что в него на полдюйма налита водой и на дне крупный плоский камень для удобства блестящей оливковой лягушки. Николай улыбнулся и ловко подхватил ее так, что она быстро задергала лапками.

– Прекрасный экземпляр, - кивнул он, окидывая ее одобрительным взглядом. - Где ты ее отловил?

– Вчера в пруду. Эмма мне помогала.

– Меня это не удивляет, - усмехнулся уголком рта Николай и вернул лягушку на место. Он с удовольствием полюбовался бы на то, как его жена, вздымая брызги, прыгает за лягушкой в безукоризненной формы пруд его регулярного французского парка.

– Эмма говорит, что я должен сегодня вечером выпустить ее обратно.

– Ты очень любишь Эмму, правда?

Джейкоб кивнул, аккуратно прикрывая кисеей горшочек, чтобы лягушка не выпрыгнула, и тревожно поглядел на Николая.

– Вы сегодня заболели? Я видел, как вы упали на пол.

– Со мной теперь все в порядке, - твердо ответил Николай. - Я чувствую себя лучше, чем когда-либо. - В молчании он прошелся по комнате и недовольно покачал головой. - Тебе, Джейк, нужны игрушки… Книжки, игры, не говоря уж о мебели.

Он подошел к сундучку и приподнял скрипучую крышку. Там лежали несколько выцветших книжек на русском, коробочка с игральными картами и старая деревянная шкатулка, вся в царапинах и зарубках. Слабая улыбка изогнула его губы, когда он вытащил тяжелую гремящую шкатулку из сундучка.

– Я не видел ее, наверное, с твоих лет.

Под заинтересованным взглядом Джейка Николай распутал кожаный шнурок, обмотанный вокруг шкатулки. Внутри лежали две полные армии раскрашенных оловянных солдатиков и складная лакированная доска. В разложенном виде она представляла собой поле сражения. Это был полный набор солдатиков для разыгрывания Крымской войны - с пушками, лошадьми, провиантскими фурами и крохотным мостом.

– Вот это англичане, - объяснил Николай, беря в руки фигурку в красном мундире, - а в синем - русские. Мы играли в солдатиков с братом Мишей. На самом деле эту войну выиграли англичане, но в наших с Мишей играх всегда побеждали русские. - Он передал солдатика Джейкобу. - Теперь они твои.

Джейкоб внимательно разглядывал фигурку за фигуркой.

– Вы сыграете со мной? - попросил он. - Можете быть англичанином.

Николай заулыбался и помог сыну расставить на поле битвы солдат и артиллерию. Он часто посматривал на ребенка, гордясь, что такой красивый и крепкий малыш - его сын. У него тонкие черты лица, пушистые ресницы и густые брови вразлет. Внешность его была несколько экзотической: сказывалась примесь татарской крови, от которой Ангеловские получили в наследство и свое упрямство, и железную волю.

– Джейк, - тихо проговорил Николай, - есть нечто важное, о чем я хочу тебе сказать.

Мальчик поднял на него глаза, слишком крепко стиснув в руке игрушечного коня, словно страшась того, что скажет ему Николай.

– Я очень сожалею о смерти твоей матери, - медленно продолжал князь. - Мне следовало сказать тебе это раньше. Я понимаю, как трудно тебе пришлось. Но теперь ты здесь, со мной, и я хочу, чтобы мы вместе проводили время и лучше узнали друг друга. А еще… больше всего на свете я хочу, чтобы ты с этих пор жил со мной.

– Всегда?

– Всегда.

– Значит, вы не станете никуда меня отсылать?

Николай с трудом сглотнул.

– Нет, Джейк. Ты - мой сын.

– Значит, я больше не буду ублюдком?

Гадкое слово потрясло Николая, вызвало в нем жгучее раскаяние… и ярость.

– Кто тебя так назвал?

– Люди в деревне.

Николай на миг замолк, затем протянул руку и чуть подрагивающими пальцами пригладил взъерошенные черные волосики сына.

– Так говорят потому, что я не был женат на твоей матери. Ты в этом не виноват, Джейк. Я должен был о тебе позаботиться. Если кто-то еще раз обзовет тебя ублюдком, скажешь, что ты - Ангеловский, русский князь. У тебя будет все самое лучшее: образование, дом, чистокровные лошади… И будь прокляты те, кто скажет, что я тебя балую.

Внимательно слушая эту пылкую речь, мальчик всматривался в князя пронзительными янтарными глазами.

– Почему ты не приехал за мной? - наконец спросил он тихим голоском. - Почему мама ничего мне о тебе не рассказывала?

– Я… - Николаю потребовалось собрать всю силу воли, чтобы прямо встретить взгляд ребенка и честно ответить ему:

– Я в своей жизни допустил много ошибок, Джейк. Был злым и себялюбивым, доставил много страданий всем окружающим. Но обещаю, что постараюсь быть хорошим отцом. Я отдам тебе все лучшее, что есть во мне!

Как- то утром Эмма отправилась на верховую прогулку. Она промчалась по деревне, не обращая внимания на ошеломленные взгляды ее обитателей. Прекрасно понимая, что представляет собой странное зрелище: рыжая ведьма, амазонка на бешеном коне, несущаяся так, словно дьявол гонится за ней по пятам, она тем не менее не огорчалась. Это был для нее единственный способ снять напряжение.

Она скакала, пока конь не притомился, а потом повернула назад, в поместье Ангеловских. Скачка помогла, но это было временное утешение. По сути дела, она сейчас жила с незнакомцем. Он выглядел, как Николай, двигался и разговаривал, как он, но никто не мог бы отрицать, что он совершенно изменился. Она не знала, почему или из-за чего произошла эта перемена, и тайна происшедшего несказанно ее раздражала. Две недели прошло с его обморока, а он все еще не проявлял никаких признаков возврата к прежнему Николаю. Слуги едва могли выполнять свою работу, так сильно их изумляло преображение хозяина.

Начать с того, что Николай стал меньше заниматься своими делами и все больше времени проводил с Джейком. Под его любящим вниманием мальчик расцветал на глазах. Николай брал сына с собой повсюду - на прогулки по Лондону и его паркам, на лесопилку; они вместе посещали конюшни и другие места, которые интересовали Джейка. Мальчик ел теперь не в одиночестве, а вместе с Николаем и Эммой в главной столовой. Когда Николай работал за письменным столом в библиотеке, Джейк сидел поблизости с кучей игрушек. Самым же удивительным было то, что князь перестал пить, за исключением разве что редкого стакана вина после обеда.

Он каждый раз приглашал Эмму участвовать в их экскурсиях, но та большей частью отказывалась. Ее озадачивало происходящее, но она старалась, как могла, справиться с новыми порядками, которые завел Николай в их доме. Он купил для Джейка черного пони с лоснящейся шерстью и назвал его Русланом по имени любимого героя сказки Пушкина. К пони он прикупил лакированный детский экипаж, а детскую заполнил всевозможными игрушками, не говоря уж о новой мебели. Каждый вечер в гостиной он играл с сыном в карты или настольные игры.

Эмма сердито наблюдала, как быстро Джейкоб привязался к Николаю. Дети так легковерны. Между отцом и сыном установилась особая связь, пока еще хрупкая, основанная на их внутреннем сходстве. Оба были независимы, проницательны, настороженны по отношению к внешнему миру. Оба страстно хотели неизменности их нынешней жизни и уверенности в завтрашнем дне. И казалось, они нашли все это друг в друге.

Последнее время Николай начал подыскивать мальчику няньку и гувернера, советуясь при этом с Джейком, что всех причастных лиц оскорбляло или забавляло. Взрослые никогда не интересовались мнением детей, разве что по самым незначительным вопросам, но Николай подобных воззрений не разделял. Джейк купался в радостях новой жизни, смеялся, орал, с каждым днем становясь все более непослушным. Но он был так мил, что никто на него не жаловался. Наконец Эмма решила призвать Джейка к порядку.

После того как его в десять вечера уложили спать, она обратилась к Николаю.

– Я хочу обратить твое внимание на то, что детям в жизни нужен определенный распорядок, - начала она, остановившись на пороге спальни мужа. - Джейку будет полезнее ложиться спать в одно и то же время. Вчера вечером он лег в постель в девять часов, сегодня - в десять… И не только это. Сегодня днем за чаем ты позволил ему съесть три порции пирожного, и после этого ему не хотелось ужинать…

– У него в жизни хватало лишений. Пусть какое-то время побалуется.

– Ты думаешь только о своей больной совести и чувстве вины, а не о благополучии Джейка, - оборвала она его. - Этим ты оказываешь плохую услугу и ему, и окружающим. Ты не должен потакать ему во всем!

– Но ведь мне больше некому потакать, некого баловать, - с грустью проговорил он, и в глазах его вспыхнули теплые огоньки, почему-то вдруг ее обескуражившие. - Если только ты не согласишься добровольно занять это место.

– Не будь смешным.

Николай слегка улыбнулся при виде ее смущения и сделал приглашающий жест в сторону уютно стоящих у камина обитых бархатом кресел.

– Заходи, Рыжик, давай посидим, выпьем…

– Нет, - проговорила она, стараясь смотреть куда угодно, только не на мужа. На нем был бархатный халат глубокого коричневого, соболиного цвета. Волосы с выгоревшими светлыми прядками небрежно взъерошены. Пусть мужем он оказался никудышным, но все равно она считала его одним из самых привлекательных мужчин на свете. - Я устала и иду спать.

Он приблизился к ней вплотную и приподнял пальцем длинный рыжий локон, упавший на плечо.

– Не тревожься о Джейке, - пробормотал он, играя локоном. - С ним все будет хорошо.

Эмма нервно облизнула губы. У нее было такое чувство, будто прядь ее волос ожила и стала проводником ощущений. Она представила себе его руки на своем теле, его ласковые пальцы, и сердце ее бешено забилось.

– Не могу не тревожиться, - прошептала она. - Я теряюсь, наблюдая, как ты проводишь с ним столько времени после того, что видеть его не мог.

– Знаю. - Он навил ее локон на палец и крепко зажал в ладони. - Когда Джейк впервые здесь появился, я увидел только одно - его поразительное сходство с Мишей. Мне было мучительно больно смотреть на него и вспоминать убитого брата. - Взгляд его потемнел, густые золотые ресницы опустились, скрывая переживания. - Ты помнишь, я тебе рассказывал о том, как отец избивал нас? Самое худшее доставалось на долю Миши, возможно, потому, что он был беспомощнее меня. Сколько раз я пытался утешить брата, плачущего после издевательств отца! Ты не можешь себе представить мою злость и чувство вины при виде несчастного, беззащитного ребенка… - Он замолчал и криво усмехнулся. - И я ничем не мог помочь Мише: я был слишком мал, чтобы противостоять отцу. Но о своем сыне я могу позаботиться и дать ему все, что нужно для счастья. Мне словно дан второй шанс…

Эмма стояла, не шевелясь, зачарованная напряженным молчанием, повисшим между ними. Оно перерастало в тяжкое, жаркое томление. Николай всегда знал, как вызвать в ней отклик. Она ненавидела его за эти игры и в то же время отчаянно хотела, чтобы это не было игрой. Он притворялся человеком, которого она с легкостью могла бы полюбить, человеком, о котором она когда-то мечтала. Он великолепно разыгрывал эту роль, и она снова и снова ловила себя на том, что верит ему, пусть на одно-два мгновения. Сердце ее ныло от желания любить этого человека, недостойного любви, который из каприза унизит и предаст в любую минуту.

– Почему ты так со мной поступаешь? - жалобным шепотом спросила она, не в силах скрыть предательские слезы.

– Эмма, - нежно произнес он, отпуская ее локон.

Она отпрянула и в упор посмотрела на него, качая головой. Прежде чем он успел произнести хоть слово, она быстро пошла прочь.

После полуночи, когда Эмма уже спала глубоким сном, Николай тихонько вошел в ее гостиную. Он поглядел на приотворенную дверь спальни, и ему показалось, что он слышит ее сонное дыхание. Медленно опустившись в кресло, он взял со столика резную фигурку из подаренного ей когда-то маленького каменного зверинца. Янтарный тигр потеплел в его руках, сияя в полумраке. Водя пальцем по гладкой спинке зверя, он вглядывался в темноту спальни. Его терзали вожделение, одиночество, волновала близость жены. Но он не станет овладевать ею, пока она не призовет его, не полюбит так, как любила Емелия.

– Емелия, что стало с тобой? - прошептал он по-русски, сжимая в кулаке тигра.

Он расспросил своих слуг, особенно сестер Сударевых, пытаясь выяснить, известно ли им что о Емелии, но, кроме старых легенд, им нечего было рассказать. В конце концов он нанял одного из сотрудников Британского музея, сэра Винсента Олмэя, чтобы тот поехал в Россию и провел изыскания в частных и государственных архивах для выяснения судьбы княгини Емелии Васильевны. Николай не сомневался, что его семья не станет препятствовать сэру Ол-мэю в розысках. Возможно, даже кто-то из сестер ему поможет. До тех пор пока Николай не узнает, что случилось с его прошлой женой, покоя душе не будет. Если бы только он тогда мог что-то сделать для Емелии, как-то защитить ее…

Он заставил себя неподвижно сидеть в кресле, хотя все тело его ныло от безумного желания пойти к Эмме и заключить ее в объятия.

– Ты же обещала, что вспомнишь меня, - яростно шептал он, вглядываясь в темноту ее спальни. - Ты сказала, что узнаешь меня!

На следующий день к Эмме явился нежданный гость.

Николай с Джейком уехали на очередную прогулку по Лондону, а она наслаждалась утренним чаем, когда вошел дворецкий Станислав и подал ей серебряный поднос с лежащей точно посредине визитной карточкой. Эмма удивленно раскрыла глаза, увидев имя лорда Адама Милбэнка.

– Отослать его прочь, ваша светлость? - осведомился Станислав.

– Нет, - рассеянно проговорила она, - проводите лорда Милбэнка в гостиную.

Лицо дворецкого осталось бесстрастным, но черные брови чуть поднялись вверх.

– Хорошо.

Эмма пригладила кудри, подвязанные зелеными лентами и сколотые на затылке в узел. Одернув темно-зеленое бархатное платье, поправив турнюр и шелковые оборки на груди, она поспешила в гостиную. Странно, что Адам приехал к ней с визитом, особенно если учесть неприязнь, которую он питает к ее мужу. Может быть, он хочет поговорить с ней о прошлом или даже наладить заново дружбу… Но для какой цели? Ей это было непонятно. Впрочем, не важно: появление Адама отлично подходило для ее целей.

Николай узнает об этом визите и будет взбешен. Она хотела, чтобы муж испытал хотя бы долю тех страданий и мук уязвленной гордости, которые заставил пережить ее. Может быть, ей не стоило использовать для этого Адама, но в конце концов это значения не имело. Они оба ее использовали, и Адам, и Николай, так что пора было им отведать собственной похлебки.

Станислав провел Адама Милбэнка в гостиную и осведомился, не требуется ли Эмме чего-нибудь.

– Подайте, пожалуйста, чаю, - распорядилась она.

– Сию минуту, - тихо произнес дворецкий и удалился. Эмма протянула руки навстречу Адаму, человеку, которого всегда считала истинной любовью всей своей жизни.

– Адам, - улыбнулась она ему, - я собиралась пригласить вас на чашку чая. Как мило, что вы пришли!

Явно удивленный столь радушным приемом, он взял ее руки в свои и слегка пожал. Его мальчишеское лицо было встревоженным, но карие глаза светились надеждой.

– Я собирался всего-навсего оставить визитную карточку…

– Нет, останьтесь и выпейте со мной чаю, - настаивала она. - Разумеется, если у вас есть время.

– Это самое лучшее занятие, которое я мог бы придумать. - Адам прошел в комнату, держа в руках шляпу и хлыстик. Окинув взглядом обстановку гостиной, он изумленно покачал головой. - Такая роскошь, а вы смотритесь среди нее естественно и непринужденно, как дома.

– Но это и есть мой дом, - звонко засмеялась Эмма. - Однако я почти не изменилась. Я по-прежнему большую часть времени провожу в зверинце со своими старыми любимцами - Маньчжуром, Клео и Престо…

– Как поживают ваши животные?

– О, они быстро освоились на новом месте.

– А вы?

Улыбка ее погасла, и она, старательно расправляя юбки, стала медленно усаживаться в кресло с вышитыми подушками.

– Я все еще приспосабливаюсь, - честно ответила она. - Николай… он человек непростой… неровный. Его нелегко понимать… С ним нелегко жить.

– Но, Эмма, вы с ним счастливы?

Разговор выходил за рамки светской беседы, становился слишком интимным. Однако прошлые их взаимоотношения облегчили Эмме беседу. Она, пожалуй, даже чересчур просто соскользнула на привычно душевную доверительность общения с Адамом.

– Нет… но и нельзя сказать, что несчастлива.

Адам сел рядом, устремив на нее полные меланхолии карие глаза. Глубоко вздохнув, он сказал:

– Я много думал о вас после нашего последнего разговора. Есть еще кое-что, о чем я хотел бы вам рассказать, но в то время это было не к месту. Тогда я мог думать лишь о том, чтобы вы узнали правду о своем муже. О том, как он встал между нами Однако я не решался увидеть вас, прежде чем вы успеете поразмыслить обо всем.

– О, я много размышляла о том, что вы мне рассказали, - мрачно подтвердила Эмма. - Я высказала Николаю все, что думаю о его пристрастии управлять людскими судьбами.

– Он погубил наши с вами жизни, Эм. Я женат на нелюбимой женщине. Казалось, мне тогда оставалось только это. Я знал, что вас мне не получить, слишком велико было противодействие вашей семьи и Николая. Поэтому, когда я встретил Шарлотту…

– Пожалуйста… - перебила его Эмма. Она подняла руку, чтобы остановить его, испытывая неловкость от подобной откровенности. - Я не хочу о ней говорить.

– Разумеется. Но позвольте по крайней мере сказать вам, что мы несчастливы оба, Шарлотта и я. Мы не подходим друг другу. Совсем не так, как было у нас с вами. - Взволнованный Адам нетерпеливо запустил пальцы в свои шелковистые темные локоны, растрепав безупречную прическу. Голос его почти срывался на крик, глаза блестели лихорадочным блеском, весь вид его был совершенно непривычен для Эммы. - Я не перестаю думать о том, что могло быть у нас, - без обиняков заключил он. - Вы когда-нибудь представляли себе, как бы все было, если бы мы поженились с вами?

– Раньше я часто думала об этом, - призналась она. - Но в последнее время… Нет, по-моему, я не могу позволять себе подобные мысли.

– А я не могу не думать о том, чего меня лишили. Ваш муж проник в нашу жизнь и отнял у меня все, чего я хотел. Я воображал себе чудовищные муки и унижения, на которые мечтал его обречь… - Он ошеломленно смолк, так как Эмма расхохоталась.

– Извините. - Она попыталась сдержать свое неуместное веселье. - Просто… вы не первый и не единственный, поверьте! Полагаю, что почти все, кто знаком с Николаем, чувствуют то же.

– Я не нахожу это забавным, - с достоинством проговорил Адам, и на скулах у него вспыхнули алые пятна. Эмма посерьезнела, но смех еще рвался из ее груди.

– Вы правы, - с трудом удалось ей выговорить. - Николай - абсолютный негодяй.

– Для меня пытка представлять вас с ним… Как, должно быть, он издевается над вами! Как, например, он вас унизил, навязав вам своего внебрачного сына…

– Нет, - быстро отозвалась она. - Это я захотела, чтобы Джейк жил здесь, с нами. Я люблю этого мальчика… и Николай тоже. - Она приумолкла, вдруг осознав до глубины души правду своих слов. - Я считала, что Николай не способен любить кого бы то ни было, - продолжала она с удивлением в голосе, - но он обожает своего сына. Или Николай переменился, или… в нем есть что-то, чего я ранее не замечала. В любом случае - он самый заботливый отец, какого я когда-либо видела… за исключением собственного.

– Ваш отец?! - возмутился Адам. - Вы сейчас говорите о двух людях, которые приложили все силы, чтобы нас разлучить! Властные и хитрые, они стремятся всех вокруг себя держать под контролем! - Он схватил ее руку и отчаянно стиснул. - Эм, дорогая, разве вы не помните, как все было между нами? Мы так сильно любили друг друга, и нас разлучили эти двое ради своей эгоистической привязанности к вам. И сделали это с такой бездумной легкостью… - С раздраженным вздохом он оборвал себя на полуслове.

– Да, - согласилась Эмма. - Но почему это оказалось так легко? Если бы мы в самом деле любили друг друга, разве им это удалось бы?

Они замолчали, вспоминая те дни.

Эмма, говоря о прошлом, не испытала ожидаемой боли. Ни сердечных мук, ни тоски. К ее удивлению, эти воспоминания даже помогли ей избавиться от чувства горечи и обиды. Еще более удивительным представлялось то, что Адам утратил волшебный блеск и очарование, какими был окутан в ее памяти. Он выглядел совсем не таким красивым и не таким безупречным, как ей казалось. По правде говоря, он был в некотором роде довольно средним, обычным… Это открытие очень ее озадачило. Адам больше не заставлял ее сердце трепетать от радости, не наполнял душу пьянящим восторгом.

"Я больше не хочу его так, как хотела когда-то", - подумала она.

– Вы стали такой красивой, - пробормотал он, разглядывая ее, - такой царственной и элегантной.

– Я ничуть не изменилась, - смущенно откликнулась она.

– Нет, изменились. В вас была трогательная застенчивость, такое выражение глаз, словно вы хотите спрятаться от остального мира. Теперь этот взгляд исчез. Вы стали такой… лощеной… уверенной в себе… неприступной.

Эмма сморщила нос и засмеялась:

– Неприступной? Такое определение скорее подошло бы горной вершине или военному кораблю!

Адам ответил ей улыбкой.

– Вы - как расцветшая роза. Такое определение больше вам нравится?

– Гораздо больше.

Он, казалось, наслаждался каждой проведенной с ней минутой.

– Боже мой, как нам хорошо вместе! Мы смеемся, беседуем, - рассуждал он, - так, как бывало раньше. Вы помните, как это было? Сколько радости приносили нам наши встречи! Я никогда, не чувствовал себя таким счастливым, как тогда.

– Давайте взглянем на прошлое честно и открыто, - твердо произнесла Эмма, глядя ему в глаза. - Если бы за мной не давали большого приданого, вы никогда бы мной не заинтересовались.

– Прежде всего мне были нужны вы! Если к тому же у вас оказывалось большое приданое, тем лучше. Разве это так уж плохо - желать денег и тех преимуществ, которые они несут с собой: комфорта и уверенности в будущем?

– Теперь у вас есть деньги. Вы женились на очень неплохом состоянии.

Выражение его глаз странным образом изменилось. В них появился болезненный, жесткий блеск.

– Никакое состояние не возместит потери любимой.

Эмма попыталась придумать ответ, чтобы смягчить возникшую напряженность, но тут услышала, что кто-то вошел в гостиную. Она с облегчением обернулась к двери, подумав, что это служанка принесла наконец чай, но увидела в дверях мужа.

Ей следовало бы обрадоваться такому везению. Она никогда не сумела бы так удачно подгадать время, чтобы Николай застал ее в разгар милой беседы со старым поклонником. Но вместо этого ее охватил тихий ужас. Она собиралась возмутить спокойствие, но, добившись цели, усомнилась, что хотела именно этого.

Лицо Николая пылало. Странно! Обычно он умело скрывал свои чувства, но сейчас выглядел просто свирепым. Казалось, в нем бурлит бешеная ярость, готовая в любую секунду выплеснуться наружу. Адам Милбэнк встал и сжал кулаки, всем видом выражая не смущение и вину, но такую же ярость. Ненависть наполняла комнату, пульсируя как живая. Эмма была потрясена повисшей в воздухе взрывчатой угрозой. Когда-то она с огромным удовольствием вызвала бы между ними драку и полюбовалась бы ею, но теперь постаралась разрядить ситуацию.

– Ник, - с легкой улыбкой обратилась она к мужу, - ты сегодня рано вернулся. А я как раз беседую с лордом Милбэнком в ожидании чая…

– Боюсь, у меня нет времени для чая, - прервал ее Адам, не сводя глаз с князя. - Я вспомнил, что должен побывать еще в одном месте. Мне необходимо ехать сию минуту.

– О, как жаль, - тут же откликнулась Эмма и попыталась поскорее проводить его к двери. - Было приятно с вами повидаться. Пожалуйста, передайте наши наилучшие пожелания и поклон леди Милбэнк.

И тут раздался воинственный голос Николая:

– В последний раз, Милбэнк, вы крутитесь у юбок моей жены. Не пытайтесь проделать это снова, или я разорву вас на части.

Но вместо страха эта речь вызвала в Адаме вспышку злорадства.

– Вы видите меня не в последний раз, - прошипел он с вызовом. - Однажды вам удалось разбить вдребезги мои мечты, потому что я испугался. Но теперь я вас больше не боюсь. Я сведу с вами счеты и обещаю: ждать этого вам долго не придется. Это мой долг перед Эммой и самим собой.

Рука Эммы, лежавшая на руке Адама, упала, и она удивленно воззрилась на него. Ей никогда ранее не доводилось слышать из его уст ничего подобного.

Быстрыми шагами он вышел из гостиной, оставив ее лицом к лицу с мужем, наблюдавшим за его уходом с презрительной усмешкой на губах.

– Где Джейк? - поинтересовалась она, пытаясь держаться непринужденно, хотя внутри у нее все сжалось в дрожащий комок.

– Когда Станислав сообщил мне, что здесь Милбэнк, я отослал Джейка наверх. - Он окинул ее быстрым взглядом. - Ты пригласила его приехать?

– Нет, он приехал сам со светским визитом… Хотя я стану приглашать его или кого мне вздумается, не спрашивая у тебя разрешения.

С потемневшим лицом Николай шагнул к ней.

– Я не потерплю его присутствия в моем доме.

– После всего, что ты сделал со мной, ты утратил право предъявлять мне претензии по поводу выбора друзей или того, как я с ними себя веду.

– Я не предъявляю претензий. Я приказываю тебе держаться от него подальше.

– Ах ты, надменный, самовлюбленный… Можешь тиранствовать над кем угодно, но не надо мной! И прекрати обращаться со мной как с дурочкой. Нечего притворяться, будто ревнуешь, когда я прекрасно знаю, что тебе на меня плевать.

– Я люблю тебя! - прорычал он. - Будь ты проклята, что не веришь этому!

Она резко рассмеялась:

– Ты так мило выражаешь свою любовь!

– Я в самом деле тебя люблю, - произнес Николай сквозь зубы. - Так сильно, что готов разорваться. Ты не представляешь, как нужна мне! Каждую ночь я с ума схожу, зная, что ты так близко… в своей постели…

Он оборвал себя и заключил ее в объятия, такие крепкие, что у нее не было возможности вырваться.

– Эмма, - бормотал он у нее над ухом, прижимая к себе так сильно, что она ощущала пробегавшую по его телу дрожь, трепет зажатой в узде мощи, рвущейся на свободу. Он был дико возбужден: вздыбившийся под панталонами гребень его плоти жарко упирался в соединение ее бедер. Эмма почувствовала отклик собственного тела. Кровь стучала у нее в висках в такт его пульсу. Внезапно она поняла, что хочет, чтобы он так сжимал ее… что жаждет этого уже много дней и ночей.

Она ощутила его губы на своих, жадные, жесткие и сладостные, ощутила крепость его рук, тянувших ее вверх по его телу. Грудь его содрогнулась вздохом облегчения, губы алчно исследовали теплую влажность ее рта. Она почувствовала принесенный с улицы морозный запах его одежды и смесь уютных запахов гостиной: чая, крахмала и полировочного воска. Они сливались в приятной привычной гармонии. Эмма приникла к нему, обвив руками и ногами, чтобы удержать поближе. От возбуждения дыхание ее стало частым и прерывистым. Николай никогда раньше не целовал ее с такой самозабвенностью - не с умелой сексуальностью опыта, а с грубой непосредственностью страсти. Ощущения нарастали быстро и бурно… слишком быстро, и она с испуганным рыданием оторвалась от него.

Николай отпустил ее без борьбы, но продолжал глядеть ей в глаза жаркими золотыми очами.

Эмма с трудом перевела дыхание и обхватила себя руками. Никогда еще не чувствовала она себя такой беззащитной, такой до ужаса ранимой. В этот миг она отбросила всякие планы борьбы с ним, все свои намерения поставить его на место. Она должна держаться от него подальше, если хочет сберечь себя, остаться неуязвимой.

– Не приставай ко мне подобным образом, - дрожащим голосом выговорила она. - Если тебе так сильно нужна женщина, пойди и найди себе любую другую. Я тебя не хочу! Если даже я получила бы от этого удовольствие, то возненавидела бы себя потом.

У нее перехватило горло, и, не в силах больше выдавить ни звука, она стремительно выбежала из гостиной.

Николай решительно отправился вслед за ней. Он хотел узнать в точности, о чем говорила она с Милбэнком и какие чувства испытывала к прежнему поклоннику.

Эмма выскочила из дома и направилась к зверинцу. Ее зеленые юбки мели мерзлую землю, вздувались на ветру.

– Эмма! - рявкнул он, и она яростно сверкнула на него глазами через плечо.

– Поди прочь! Я не хочу с тобой говорить!

– Почему Милбэнк вдруг решил тебя навестить? Чего он хотел?

– Он хочет, чтобы мы оставались друзьями, и ничего больше, - презрительно ответила она.

– Черта с два! - пробурчал Николай, заходя за ней в зверинец.

– Не входи сюда, Ник! - донесся до него от клетки с тигром голос Эммы. - Я хочу провести несколько минут в мире и спокойствии со своим…

Внезапно наступила гробовая тишина.

– Эмма! - окликнул ее Николай и, нахмурившись, осторожно прошел дальше. И тут он понял, почему Эмма вдруг затихла. Он увидел клетку с Маньчжуром, и у него остановилось сердце.

В клетке рядом с тигром находился Джейк.