"Ангел" - читать интересную книгу автора (Килуэрт Гарри)

12

Сидя на кровати, Дэнни и Рита пили кофе. Их одежда была разбросана по всей комнате: валялась на полу, свисала со стульев, абажуров, спинки кровати. Ночью они пришли пьяные, и внезапно их охватила такая страсть, что Рита забыла, что она проститутка, и впервые за многие годы не упомянула о деньгах.

Теперь, прихлебывая кофе, Рита хмуро улыбнулась.

— Ты расскажешь на исповеди о сегодняшней ночи? — спросила она.

Дэнни надел очки (парни в участке не подозревали об их существовании) и взглянул на ее полноватое, но симпатичное лицо.

— Думаю, что да. Я не считаю, что эта ночь отличается от остальных. Это все же был грех. — Он помедлил, вспоминая их взаимное необузданное вожделение и те непристойности, которые оба они выкрикивали. Дэнни снова начал возбуждаться и предусмотрительно прикрылся одеялом. — Возможно, даже худший, чем все предыдущие.

— Я не хочу, чтобы ты на исповеди упоминал обо мне. Мне это неприятно. Думаю, неплохо бы учесть и мое мнение перед тем, как рассказывать Богу, чем мы сегодня занимались.

Поразмыслив, Дэнни признал, что Рита права.

— Если ты этого не хочешь, я не упомяну твоего имени, а только скажу, что спал с женщиной.

— Тебе не было приятно, Дэнни?

Прикрытый одеялом, он возбудился еще больше и был рад, что Рита ничего не заметила.

— Конечно, было, — смущенно ответил Дэнни.

— Так почему же ты хочешь обо мне кому-то рассказывать? Мы — двое молодых людей, любящие друг друга…

Он выпрямился.

— Мы кто?

— Ты сам сказал мне это ночью в момент откровения.

— А когда он был?

— Сам знаешь, Дэнни.

Он не помнил, чтобы говорил о любви, хотя вполне мог и сказать. В том состоянии, в каком Дэнни находился вчера, он мог наговорить все что угодно. Мог ли он обещать, что не расскажет о ней на исповеди? Ведь тогда он совершил бы большой грех, который ляжет еще одним пятном на его и так уже нечистую душу.

— Рита, — предложил он, — почему бы тебе не переехать ко мне? Нам пока необязательно жениться. Если переедешь, я смогу сказать священнику, что становлюсь добропорядочным человеком. Эта квартира невелика, но вдвоем в ней можно неплохо устроиться. Что скажешь?

Она обхватила его лицо руками и заглянула в глаза.

— Ты действительно хочешь, чтобы я у тебя поселилась?

— Да, да, конечно.

— И как я буду зарабатывать на жизнь?

— Ну, я ведь кое-что получаю. А чем ты занималась до того, как стала проституткой?

— Была официанткой, потом вела регистрацию имущества. Да, одно время я работала секретарем.

— Секретарем. Это хорошая работа. Со многими встречаешься, интересно проводишь время. Почему бы тебе снова не попробовать?

Рита уставилась в свою чашку.

— Наверно, я могла бы устроиться в какое-нибудь агентство.

Голос Риты от возбуждения дрожал. Дэнни понял, что задел ее за живое. Недавно она призналась, что устала от такой жизни. Сначала она пошла на улицу, чтобы заработать деньги и оплатить долги, потом это стало образом жизни. И наконец, она оказалась в ловушке — уже не могла заниматься ничем другим. К тому же сутенер забирал у нее большую часть выручки.

— А как же Спэн? — спросила Рита.

Дэнни знал ее сутенера — тот не входил ни в какую банду, работал в одиночку. Дэнни полагал, что справится с ним легко.

— Предоставь это мне. Я ему только скажу, что теперь ты со мной, и он сразу отстанет. Он просто в штаны наложит от страха. Он только над девчонками куражится, а я с ним живо разберусь.

— Крутой парень, — улыбнулась Рита.

— Конечно. — На лице Дэнни заиграла ответная улыбка.

Итак, решение было принято — Рита переедет к нему. Теперь идея казалась им превосходной — ведь им обоим будет лучше.

— Не довести ли нам до логического конца наше объединение? — спросил Дэнни.

— О чем ты?

— Знаешь о чем.

— Неужели после такой ночи ты на что-то способен?

В тот день Дэнни нарядился в темный костюм, одноцветный галстук и полосатую рубашку. Он надел почти такие же черные туфли, какие носил еще его отец. Когда Дэнни приглашал даму на ленч, он одевался официально — в этом он был консерватором. У него было свидание с Ванессой. Дейва не позвали, так как они собирались говорить именно о нем. У каждого были на то свои причины.

Дейв всю смену удивлялся щеголеватому наряду своего напарника, но Дэнни объяснил, что пригласил на ленч свою тетушку и хочет выглядеть прилично. Дейв сказал, что хотел бы встретиться с ним попозже в баре.

Дэнни пошел в маленькое бистро, открытое Фокси после ухода из полиции. Некоторые полицейские водили сюда своих жен или подружек, но бара здесь не было, поэтому страждущие полицейские не жаловали бистро. Таково было намерение Фокси. В отличие от многих других, сняв полицейскую форму, он не искал общения со старыми дружками. Расставшись с пистолетом, он превратился в обычного гражданина с правом на защиту людьми в синей форме, но вовсе не был обязан поддерживать с ними приятельские отношения.

Кое-кого из своих старых приятелей он встречал с удовольствием, но не тех, с кем прежде напивался в баре Стоуки. Они бросались бы ему на грудь в два часа ночи, вспоминая старые времена и выпрашивая бесплатную выпивку, отпускали бы шуточки в адрес его жены на том универсальном языке пьяниц, который неизменен в его так называемом чувстве юмора, вызывающем такую же реакцию, как размокший окурок в писсуаре.

Из алкогольных напитков Фокси подавал только вино. Сменившиеся с дежурства полицейские предпочитали другие напитки.

Бистро называлось «Клементина» в честь его жены, и, похоже, их крабы из Мэриленда, ростбифы с кровью и суп из устриц пользовались успехом. Фокси готовил, а Клементина и еще одна женщина работали в зале. Меню было написано мелом на черной доске. Зал украшали цветы и свечи в винных бутылках. Французский хлеб в корзинках был бесплатным, а клетчатые скатерти всегда были усеяны крошками, как будто здесь собирались подкармливать птиц. Как в тысячах других бистро, все это создавало непринужденную атмосферу, которая, по мнению Клементины, и нужна была публике.

Дэнни пришел сюда точно в час, через несколько минут появилась Ванесса.

— Привет, Дэнни, как поживаешь?

В свободном черном платье она казалась более яркой блондинкой, чем обычно. Кружевные перчатки и чулки тоже были черными, а глаза сильно накрашены.

— У тебя траурный день? — усаживаясь, пошутил Дэнни.

Ванесса осмотрела свое платье, и уголки ее рта обиженно опустились. Дэнни тотчас пожалел о своих словах. Типичная ситуация в его общении с женщинами. Всегда он говорил что-нибудь несуразное в самое неподходящее время. Дэнни попытался исправить положение.

— Я пошутил, ты выглядишь великолепно.

— Нет, я выгляжу неважно, но лучше чем иногда бывает, — ответила она. — В этом мне помогает Дейв. Он мне нравится, и я не нуждаюсь в твоем одобрении.

Дэнни не понял, что она имеет в виду: то, как она одета, или ее отношения с Дейвом.

— Послушай, Ванесса, я не хочу с тобой ссориться. Не скажу, что мне все безразлично, наверно оттого, что я завидую Дейву. Все-таки я первый тебя встретил. Я знаю, что это не имеет сейчас значения. Мы не на сезонной распродаже. Просто я не могу сдерживать свои чувства. Мне больно. Я предложил тебе свою дружбу, думал, что за этим последует нечто большее, и вот я слышу, что ты прыгнула в постель к моему товарищу.

— Это было не так.

— Судя по тому, как мне рассказали, это было именно так. Нельзя же все валить на спиртное, хотя оно тоже сыграло свою роль. Но ты зря думаешь, что я буду только улыбаться и уверять, что все в порядке.

Дэнни разломил булочку, и на белую скатерть посыпались крошки. Масло только что вынули из морозилки, и оно было твердым как камень. Он попытался намазать его на хлеб — из этого ничего не получилось. Тогда он решил резать по кусочку величиной с ноготь и поочередно класть их на хлеб.

— Итак, — сказала Ванесса, — что ты собираешься предпринять?

Дэнни пожал плечами.

— Ничего. Я лишь хотел, чтобы мы встретились и выяснили наши отношения. Дело в том, что я теперь живу с девушкой; ее зовут Рита.

— С девушкой, которую зовут Рита? Она что, несовершеннолетняя? Если это так, я тебе яйца разможжу.

Дэнни обиделся.

— Пожалуйста, не употребляй здесь таких выражений. Это приличный ресторан. Нет, она совершеннолетняя. В сущности, это не твое дело. Я только хотел сказать тебе, что мое сердце отнюдь не разбито. И если я хочу называть ее девушкой, а она меня парнем, то мы, черт возьми, будем делать это, не спрашивая ни у кого разрешения. Следи лучше за собой, а Рита сама может о себе позаботиться.

— Так ли?

— Ты что, хочешь опекать ее, как ребенка?

— Нет, не хочу, но это неважно. Расскажи мне лучше о Дейве. Он любил жену и ребенка?

Дэнни кивнул.

— Очень сильно любил. Жил ради них. Когда они погибли, он совсем голову потерял. Будь с ним потактичней, он очень ранимый человек. Снаружи крепкий, как панцирный краб, а внутри очень деликатный, мягкий и сентиментальный.

— Я не хочу ранить его. Во всяком случае, он меня не любит. Я ему нравлюсь, ему приятно быть со мной, но в нем нет страсти.

— Возможно, это защитная реакция. Второй такой утраты он не перенес бы. Расскажи мне, как он себя ведет, когда вы остаетесь одни. Не смотри на меня так, я говорю не о сексе. Я хочу знать, спокоен ли он, не терзается ли, не… не плачет ли во сне? Он скорее откроется перед женщиной, с которой спит, а не перед мужчиной — неважно, что тот его лучший друг.

Принесли суп, и Ванесса принялась за еду. Дэнни сначала вытер свою ложку салфеткой, чем вызвал раздражение Клементины.

— Он не плачет во сне, он плачет у меня на плече, — ответила она, — и это вполне нормально. Его может расстроить музыка, эпизод из фильма или просто мимолетное воспоминание. Но это не значит, что он неуравновешен.

Она поднесла ложку ко рту, но Дэнни схватил ее за запястье.

— Что это?

Сжав губы, она попыталась вырваться.

— Шрам. Обожглась когда-то окурком.

— Чепуха, этот след явно не старый, — сказал он, показывая пальцем. — И этот тоже. Это свежие следы.

Ванесса наконец вырвала руку.

— В чем ты меня подозреваешь? Думаешь, я его постель поджигала?

Дэнни уставился на нее. Он знал ее историю и догадывался о том, что случилось. Работа детективом не прошла для него даром. Он был на улице с двенадцати лет и знал, как выглядит темная сторона жизни.

— Ты прижигаешь себя, — сказал Дэнни, как бы констатируя факт.

— Да.

— Когда?

— Я не думаю… — Ванесса пыталась держаться вызывающе, но он осадил ее.

— Когда?

Ванесса склонилась над столом и, казалось, внутренне сломалась.

— После того как мы занимаемся любовью. Так обычно делал мой отец. Он наказывал меня таким образом после того, как занимался со мной сексом. Теперь я делаю это сама. Я не знаю почему.

Дэнни поморщился.

— Ты наказываешь себя за распущенность?

— Думаю, что да. Самое забавное: мне это необходимо, чтобы очистить душу.

— В этом нет необходимости. Ванесса. Ты не совершаешь ничего дурного.

Она взглянула на Дэнни и улыбнулась.

— И это говорит человек, который каждый раз после секса идет исповедоваться.

Дэнни старался говорить спокойно.

— Это совсем другое дело. По крайней мере я себя не калечу. Если тебе действительно плохо, почему бы не пойти на исповедь вместе со мной?

— Для священника это был бы незабываемый день. Выслушивая наши скабрезности, бедняга метался бы от кабинки к кабинке и пытался бы скрыть возбуждение.

Шокированный Дэнни чуть не подавился супом.

— Нельзя так говорить о священниках.

— Не будь наивным, Дэнни, они ведь тоже мужчины, не так ли? Тем не менее я постараюсь с этим покончить — ненавижу находиться в зависимости от чего бы то ни было. Но это будет непросто. Я не всегда могу контролировать свои действия. Пожалуйста, не говори ничего Дейву.

Дэнни подумал, что про подожженную кровать Дейв уже знает, а то, что она мазохистка, со временем сам обнаружит. Но Дейв точно не потерпит, если он начнет вмешиваться в его дела. И Дэнни решил ничего не говорить.

— Мой рот на замке.

Ванесса улыбнулась.

— Спасибо, Дэнни.

Они еще поговорили о Дейве, о себе и создавшемся положении и в конце концов пришли к выводу, что все сложилось как нельзя лучше. Суповые тарелки были убраны, и на столе появились вторые блюда. Дэнни занялся телятиной, не задумываясь о молочных телятах, из мяса которых было приготовлено его блюдо. Он не любил глубоко проникать в суть вещей. Ванесса ела форель, гадая, сколько времени прошло с тех пор, как эта рыба резвилась в чистых струях канадского ручья. Она была из тех женщин, которые всегда любят заглянуть за сцену.

— Ты католичка? — спросил Дэнни.

— Бывшая.

— Чур меня, адский пламень, — машинально пробормотал он и сразу же пожалел об этом. Снова, в который раз, он допустил оплошность и пытался исправить ситуацию. Дэнни был рад, когда пришло время попросить счет.

Они уже уходили, когда из кухни вышел Фокси и стал выговаривать Дэнни за то, что тот не зашел к нему. Дэнни сказал, что думал, будто Фокси не нравится, когда полицейские посещают его заведение, на что Фокси возразил, что некоторых он всегда рад видеть, если, конечно, они называют его Рэем. Фокси повел их к Клементине, но та была очень занята и только бросила через плечо: «Заходите почаще, всегда рада вас видеть».

Фокси заставил их выпить с ним бренди, и они разошлись только через полчаса. Разговор с Фокси привел Дэнни в хорошее расположение духа. Совсем не важно, что некоторые полицейские, как Фокси, ненавидят свою профессию: оставив службу, они по ней скучают.

Люди, думал Дэнни, — самые противоречивые создания на Земле. Ты даешь им одно, а они хотят другого. Приезжают в Огайо и сразу же начинают думать о Калифорнии. Перебираются, наконец, в Калифорнию и постоянно вспоминают Огайо. Вы принимаете их в клуб, а они хотят попасть в другой. Когда вы их исключаете, они только и помышляют, как бы вернуться. Дэнни вспомнил слова знаменитого альпиниста: «Когда я, холодный и голодный, взбираюсь на гору, мне хочется быть дома с женой, рядом с пылающим камином. Когда же я дома, то тоскую по горам…»

Рост Спэна был шесть футов и два дюйма. Великолепное, развитое за годы тренировок туловище и неказистые тощие ноги со стопами, размеру которых позавидовали бы многие женщины. Беда в том, что упражнения для ног он находил слишком скучными и все внимание концентрировал на развитии рук и торса, и потому стал похож на восклицательный знак. Когда его фотографировали, он требовал, чтобы ног не было видно.

Он пас семь девушек, одной из которых была Рита. Опекая их, он оставлял им не больше десяти процентов выручки. Следил за тем, чтобы к ним не приставали всякие уроды и извращенцы, хулиганы и бандиты. Он платил полицейским, патрулировавшим его участок, и много лет был осведомителем у лейтенанта, в свою очередь спасавшего его от внезапных облав. К тому же Спэну приходилось отстегивать часть денег местной мафии, гарантируя себе таким образом личную безопасность. С честными полицейскими он не мог договориться и только жаловался им, что подвергается расовой дискриминации из-за черного цвета кожи. В действительности африканских корней у него не было. Родители Спэна приехали с острова Святого Маврикия, но благодаря годам, проведенным под кварцевой лампой, он вполне сходил за черного. На вопрос о странном оттенке кожи он отвечал, что кто-то из его предков был белым.

Как и все сутенеры, Спэн больше всего заботился о своей репутации. Он изучал походку, одежду и манеры своих коллег с основательностью, которая, занимайся он наукой, принесла бы ему славу. Все, что грозило испортить его репутацию, вызывало у него страх и ненависть.

Известие о том, что одна из девушек собирается оставить его, чтобы жить с полицейским, привело его в ярость. Он отдавал этим девкам лучшие годы жизни не затем, чтобы они уходили от него. Спэн пытался подольститься к Рите, убеждал ее и, наконец, пообещал вырезать на ее лице свое имя. Это, казалось, подействовало.

Вечером он, как обычно, пришел в спортзал и с мрачным видом стал ворочать тяжести. Выше пояса он выглядел как Арнольд Шварценеггер, а ниже — как Стэн Лорел, что не мешало ему пользоваться уважением среди себе подобных — он считался человеком, с которым можно иметь дело. Чтобы поддержать свою репутацию среди мелких торговцев наркотиками, сутенеров, мошенников и прочих подонков, Спэн был готов страдать, даже умереть. Его репутация вместе с привычкой широко тратить деньги составляла смысл его жизни.

Закончив тренировку, Спэн принял душ и зашел в свой любимый туалет. Он мирно сидел, напевая песенки из мюзикла «Целуй меня, Кэт», когда от сильного удара дверь в кабинку слетела с петель.

— Какого черта?.. — заорал Спэн и потянулся рукой вниз, где в кармане спущенных штанов лежал нож.

— Не двигайся, Спэн.

Полицейский (Спэн узнал его, это был Брат Тук) стоял перед ним с пистолетом в одной руке и фотоаппаратом в другой.

— Застрелить меня собрался? — вскинулся Спэн.

— Нет, если будешь делать все, что я тебе скажу. Медленно подними руку и спусти воду.

Туалет был почти музейным экспонатом: с бачком, подвешенным над головой, и свисающей цепочкой. Спэн попробовал встать, но Брат Тук махнул рукой.

— Сидя.

— Что, черт возьми, это значит?

— Делай, что говорят, иначе я пристрелю тебя и со спущенными штанами и грязной задницей выволоку в зал.

— Ты этого не сделаешь!

— А ты попробуй.

Спэн уставился на дуло пистолета — маленькую черную дырку, торчащую, казалось, в самом центре Вселенной. Он ненавидел этого полицейского, но умереть с голой задницей не хотел. С этими неподкупными полицейскими невозможно договориться, они сразу психуют и надевают на тебя наручники. Он поднял руку и взялся за цепочку.

— Тяни, — приказал Брат Тук.

— Слушай, если там бомба, мы оба взлетим на воздух…

— Делай, что тебе говорят.

Спэн вздохнул и дернул за цепочку. Раздался скрежет, проржавевшая опора сломалась, и тяжелый металлический бачок пошел вниз. Спэн с визгом бросился вперед, успев уклониться от бачка, который обрушился на фаянсовый унитаз. Падая, он успел заметить вспышки.

Когда пыль немного осела, он поднял глаза.

— Ты, ублюдок… — начала было Спэн, но Брат Тук ударом ноги заставил его замолчать.

— Слушай ты, урод, — сказал лысый полицейский, — я сфотографировал тебя, со штанами вокруг ножек-палочек, как ты позорно спасаешься от падающего бачка. Когда я проявлю пленку, получится на удивление благородный портрет. Я напечатаю его в натуральную величину и оклею все стены в окрестности. Твоя репутация превратится в дерьмо, если только…

Спэн вздохнул.

— Если только я не отстану от Риты.

— Умный мальчик. Ну что, договорились?

— Я так понял, что у меня нет выбора.

— Я знал, что ты пойдешь мне навстречу. Я так и сказал моему напарнику Дейву: «Спэн — разумный человек. Он проявит понимание, когда я разъясню ему все преимущества нашей сделки».

— Забавные вы ребята.

— Вовсе нет. Просто у нас своя дорога. Я имею в виду, что мы — честные люди, а ты — подонок, так что в конечном счете мы всегда одерживаем верх. Но не переживай. И не надейся, что я за тебя заступлюсь, когда мафия до тебя доберется, а когда-нибудь это непременно произойдет.

— Буду помнить, что ты не на моей стороне.

— Хорошо. Не принимай это близко к сердцу, Спэн. Довольствуйся тем, что у тебя осталось.