"Орден Ассасинов" - читать интересную книгу автора (Уилсон Колин)

Глава третья. Порнография и закон уменьшающихся доходов

Порнография отражает фантазии эпохи и природу ее болезни. В данный момент с этой точки зрения необходимо рассмотреть некоторые изменения в природе порнографии, которые произошли за последний век.

«Червяк в бутоне» Роберта Пирсолла и «Другие Викторианцы» Стивена Маркуса могут быть взяты в качестве типичных исследований сексуальности викторианской эпохи. Обнаружено, что сексуальные фантазии викторианской эпохи были по большей части обусловлены чувством «запретности» секса. Поскольку женщина была с головы до ног покрыта слоями шерстяных и хлопковых материй, женское тело само по себе могло служить сосредоточением мужского желания. Для того чтобы продвинуться в область запретного, фантазии достаточно только предусмотреть снятие с нее всех этих одежд и позволить мужчине использовать ее тело. Дальнейшие уточнения вряд ли необходимы. Так в «Жемчужине», популярном викторианском «подпольном» журнале (1879-1880), едва ли превосходился уровень безнравственности школьников. Это являлось определенным результатом «порки» (что было неминуемо в стране, в которой существовала профессия, вынуждающая пороть школьников по голому заду), но, несмотря на это, секс был в высшей степени непосредственным, если не полностью нереалистичным. Герой в основном представлял собой состоятельного молодого человека, чьи амбиции требовали овладеть каждой девушкой на свете. Негодяи - или, по меньшей мере, те, кто портит людям настроение, - это жены и тещи, которые стоят у него на пути.

В их представлении излюбленное положение заключалось в том, что хорошо воспитанные молодые дамы, и даже школьницы с косичками были в тайне сладострастны и стремились потрогать «сахарную палочку». Викторианские девушки краснели от стыда и говорили «Фи, как стыдно», но не оказывали сопротивления, когда чья-то рука проскальзывала под их одежду. Фантазии были настолько непосредственными, что кажутся почти невинными. Молодой человек из города взял свою хорошенькую кузину Энни на прогулку. «Как бы я хотел посмотреть теперь на твои очаровательные икры, особенно после того мимолетного взгляда, который я уже бросил на божественную лодыжку». И несколькими предложениями позже: «Чувствуешь, вот копье любви, которое все с нетерпением ожидает того, чтобы войти в пушистую пещерку промеж твоих бедер?» И в течение следующих десяти минут или около того застенчивая викторианская девственница приняла участие в оргии, которая изнурила бы самого Фрэнка Харриса, испытав не менее четырех оргазмов. Все это окутано экстравертной и веселой атмосферой, так что кажется, что отсюда рукой подать до неприличных шуток комиков из мюзик-холла или неприличных открыток из Блэкпула.

Тот же самый стиль превалирует в книге «Моя Тайная Жизнь» (которая была написана приблизительно в 1884-1894 годах), анонимной автобиографии Казановы викторианской эпохи. «Уолтер» - охотник в современных секс-джунглях; его жертва - любая женщина от шести до шестидесяти. Его стремление - попробовать испытать любой сексуальный опыт, несмотря на то, что он допускает, что не способен развить вкус к содомии или гомосексуальности. Книга написана в доверительном, злорадном тоне, без всяких стилистических тонкостей, но этот тон, странным образом, действенен. Вот описание реакции деревенской девушки, которую только что совратили (она не подозревала о том, что Уолтер наблюдает за ней):

Она сидела совершенно спокойно так долго, что я подумал, что она никогда не шелохнется; затем она села на стул и положила голову на кровать, время от времени поглядывая вниз на соверены: затем положила их вниз, положила свою руку поверх нижней юбки, осторожно ощупывая свое влагалище, посмотрела на свои пальцы, расплакалась, проплакала сидя минуту или две, затем поставила чашу с водой на пол, и, нетвердо [Уолтер взял ее полупьяной], чуть не опрокинув ее, ухитрилась подмыться и вернуться на стул, оставив чашу там, где она была. Затем она потянула вверх перед своей сорочки и посмотрела на это, снова положила свои пальцы на влагалище, посмотрела на них, снова стала плакать и снова наклонила голову на кровать, проделав все это в ленивой, пьяной манере.

Создается ощущение, что он осознает, что является гнусным негодяем, и отчасти наслаждается этим; подобно де Саду, он бросает вызов обществу, которое отвергло его. Его свобода от литературной манерности часто придает его прозе раблезианскую мощь: «Мой член был так возбужден, что проткнул бы доску...». «Я сорвал с нее платье... и обнажил запачканное белье, а чулки были настолько грязными, что если бы у моего члена были глаза, то он бы испугался». Недостаток эмоций приводит Уолтера к абсолютной искренности: «...с Мэри я думал о бедрах, ягодицах, влагалище и других частях ее тела, без особой симпатии к ней, кроме желания излиться в нее».

В девятой главе второй части (действие развивается на протяжении одиннадцати частей) Уолтер описывает ночь, проведенную со среднего возраста проституткой и десятилетней девочкой, с которой он сношался, стоя перед зеркалом. Этот образ схватывает нечто важное в викторианском сексе: полное мужское безразличие ко всему, кроме собственных желаний, и его потребность убедить себя в том, что это действительно происходит, наблюдая за этим в зеркало. Он живет в обществе, которое рассматривает секс как одну из низменных форм мужской деятельности, и он соглашается с этим - в столь сильной степени он сам является продуктом этого общества. Он соглашается; но так как он, кроме того, считает секс самой обворожительной вещью на свете, он с готовностью признает свою распущенность. Именно потому, что он согласен, ему необходимо наблюдать за этим в зеркало, и поэтому ему нужно просить молодых девушек в постели повторять непристойности: в противном случае, он не сможет по-настоящему поверить в то, что он овладел лучшим, чем эти пугающие незамужние тетки из общества. Еще раз, дух является «садистским» - выражением воли к власти, - но, фактически, не жестоким. Он бесчувственный, глупый, грубый, но в основе своей - неплохой парень.

Около двух десятилетий спустя поэт-символист Гийом Аполлинер создал два порнографических романа[18], которые можно рассмотреть как типичные для начала двадцатого века. «Воспоминания Распутника» - явно более ранний из двух, возможно, он написан более чем на десятилетие раньше. В этом произведении нет ничего того, чего не могло бы появиться в «Жемчужине» тридцатью годами раньше. Герой книги - молодой джентльмен, который описывает свое сексуальное пробуждение практически в стиле «Моей Тайной Жизни»: его взгляды украдкой под одежду сестер, ранние сексуальные исследования с одной из них, - вроде тех, какие Кандид предпринимает с Канегондой, - опыты со служанкой, и, в конце концов, с обеими сестрами и тетушкой. «Распутный Господарь», с другой стороны, является попыткой написать садовский роман, но в духе хорошего юмора «Савиджа»[19] и в приподнятом настроении (что напоминает нам о том, что Аполлинер изобрел термин «сюрреализм»). Вступительная глава, в которой описывается, как принц Мони Вибеску решил покинуть Бухарест и отправиться в Париж, является шедевром черного юмора:

«Однажды принц оделся соответствующе и направился в консульство. На улице все смотрели на него, а женщины таращились на него и говорили: «Что за парижский внешний вид у него!»

На самом деле принц Вибеску прогуливался так, как, по представлению коренного жителя Бухареста, должны были ходить парижане, проще говоря, маленькими торопливыми шажками, и покачивая ягодицами. Разве это не очаровательно! Когда мужчина шел подобным образом по Бухаресту, ни одна незамужняя женщина, будь она хоть женой премьер-министра, не могла устоять перед ним.

Подойдя к парадному входу консульства, Мони долго писал напротив двери, а затем позвонил в звонок...»

Следующая сцена, в которой он пытается (безуспешно) разлучить двух лесбиянок и кончить, когда его содомируют под дулом пистолета, сохраняет то же качество литературной пародии. По ходу развития повествования юмор остается столь же гротескным; проститутка, которую заставили совершить акт фелляции грабителю, откусывает от возбуждения конец его члена; женщина случайно душит свою служанку бедрами, когда та делала ей куннилингус. Но Аполлинер поставил себе невыполнимую задачу: описать некрофилию, садистское убийство, скотоложство, изнасилование ребенка в стиле юмористической пародии. (Если, что кажется вероятным, он писал это произведение на заказ, то тогда он должен был согласиться включить в него все возможные виды извращений.) Юмор начинал буксовать; можно, в конце концов, прийти к заключению, что Аполлинер пытается провести эту несерьезность через все произведение. Де Сад тошнотворен; но в его произведениях присутствует тщательно выверенное отвращение и насилие, что позволяет воспринимать его всерьез. Аполлинер подобен второсортному комедианту, который настаивает на продолжении слабой шутки дурного вкуса, хотя никто не смеется. С точки зрения качества остальных его работ, трудно понять, почему он сделал это. Возможно, подобно Блейку, он предполагал, что «истинную суть приятного восхищения нельзя осквернить», - что настоящий поэт может дезинфицировать любую непристойность, обойдясь с ней отрешенно. Книга демонстрирует, что неверно представление о том, что кто-либо может участвовать в столь сомнительном деле, не испачкавшись.

Интересно то, что это еще раз демонстрирует, что садизм является не сексуальным извращением, а извращенной волей к власти. «Воспоминания Распутника» - вполне эротическое произведение, основанное на убеждении, что все привлекательные женщины являются законной добычей для здоровых мужчин, даже если они приходятся им сестрами или тетушками. «Распутный Господарь» начинается с обычного сексуального описания («Красная и возбужденная большая выпуклая свекла Мони уже попробовала горячую влажную канавку между ее ног»), но после смерти грабителя от потери крови начинаются убийства. В середине оргии на поезде слуга Мони выпотрошил актрису, пока гадил на ее лицо, а Мони совокуплялся с ней. Далее Русско-Японская война взята в качестве оправдания описаний садистских оргий с кровавыми бойнями и изнасилованиями. Сцена за сценой заканчивается тем, что все покрываются кровью, дерьмом и рвотными массами. В последней главе Мони, приговоренный к смерти, лишает девственности двенадцатилетшою девочку, когда душит ее, после чего он запорот до смерти японцами. Вы осознаете, что что-то странное случилось с книгой; она вышла из-под контроля. Аполлинер решил подтолкнуть секс к его пределам; но этот предел скоро был пройден, и воля к власти сменяла, его. Кажется, что он испытывает свифтовское отвращение к человеку, и слишком утомлен, чтобы достигнуть некого окончательного катарсиса через отвращение и насилие. И отпустив вожжи своей фантазии, он вернулся к противоречию, с которого начал: не должно быть никаких пределов для человеческой свободы. Неожиданно юмор становится горьким; жизненная сила становится вялой и отвратительной. Полностью вопреки намерениям автора произведение превращается в нравоучительный трактат на, тему того, что расплата за грех - смерть.

Когда в 1954 году «История О» стала бестселлером во Франции, озадаченные критики указали на то, что произведение было образцом садизма старой формы, опоздавшим приблизительно на два века. Это непонимание сути: де Сад, как и Джек Потрошитель, был уникальной и обособленной фигурой своей собственной эпохи, он был абсолютно нетипичным; в 1954 году он выступил гораздо более близким к «духу времени», как доказало издательство «Олимпия Пресс» продажей его книг. «История О» - садистская фантазия, в которой девушку О (даже отсутствие ее имени указывает на ее покорную роль) любовник привез в готический замок, где ее заставили отдаваться другому мужчине («Сэру Стивену») и смотреть, как ее любовник овладевает другими женщинами. Вот типичная фраза: «В тот вечер О впервые обедала обнаженной в компании Жаклин, Натали, Рене и Сэра Стивена, ее цепочка уходила назад между ее ног, поднималась вверх между ее ягодиц и оборачивалась вокруг ее талии...»

Но, возможно, в самом характерном эпизоде романа О не участвует; ее подруга Марион рассказывает, как однажды она мастурбировала в офисе, когда вошел ее начальник; он заставил ее снять трусики, затем передвинуться в позицию, в которой ему было лучше видно, пока она продолжала ласкать себя.

Вновь здесь присутствует мотив вуайеризма, уже замеченный в случае «Уолтера». Его так же можно увидеть в «L'Image», произведении, которое является чем-то вроде продолжения «Истории О». Здесь предлагается серия вариаций на ту же самую тему. Мужчина-повествователь вовлекается в историю с лесбиянкой Клэр и ее «рабыней», прекрасной молодой моделью по имени Анне. Анне заковывают в цепи, бьют, заставляют мочиться на лицо рассказчика, и все в таком духе. В «величественной чайной комнате» ее заставляют встать у стола и облокотиться, нагнувшись вперед, пока Клэр, приподняв ее платье сзади, поглаживает ее гениталии:

Официант, очень молодой человек, подошел для того, чтобы принять заказ. Я был вынужден убрать руку. Клэр, наоборот, оттолкнула свой стул назад к стене, чтобы ее поза казалась более естественной, пока она продолжала свои постыдные домогательства. Маленькая Анне, охваченная паникой, попыталась выпрямиться. Но у нее не хватило смелости для того, чтобы полностью отклонить ласки своей подруги. Так что она стояла там, обреченно держась за стол, в оцепенении глядя на ошарашенного молодого человека.

Я вносил детали в наш заказ так долго, как только возможно. Официант, могу добавить, казалось, не слышал меня вообще, потому что не мог оторвать взгляда от привлекательной девушки со смущенным лицом, широко распахнутыми глазами, полуоткрытым ртом, извивающейся прямо перед ним так, как будто ее схватила некая невидимая сила.

Анне было приказано стать служанкой и рассказчика тоже; в характерном эпизоде она стоит на коленях перед ним, в то время как Клэр сечет ее по ягодицам и исполняет акт фелляции, пока рассказчик направляет ее голову. В критической сцене романа Анне высечена до потери сознания Клэр и рассказчиком (который затем содомировал ее). В этой сцене Клэр сама начала склоняться к мазохистским соблазнам; в последней главе она зовет рассказчика и получает приказ раздеться, а затем, пока он проникает в нее, говорит ему, что любит его. Вряд ли требуются доказательства того, что этот роман - о власти и доминировании.

В то же время также ясно, что фантазии, подобные этим, основаны на неудовлетворенности. Мужчина мечтает о весьма женственных девушках, которые полностью признавали бы его мужское превосходство и почитали себя его собственностью. Если он действительно найдет такую девушку, то, возможно, больше никогда не почувствует необходимость причинять ей боль. К сожалению, он женат на женщине, которая себе на уме, которая относится к нему с налетом презрения. Поэтому в своих мечтах он порет свою идеальную девушку и публично ее унижает...

Отношения между Анне и ее «хозяевами» - нормальные сексуальные отношения, увиденные через увеличительное стекло. Эмоции, которые были бы малой составной частью отношений, увеличены в десять крат относительно своего исходного размера. Это можно очень ясно увидеть в пассаже из «120-ти дней» де Сада, в котором Софи раздета и держит свои ноги разведенными; каждый элемент в этой сцене преувеличен. В нормальном половом акте мужчина и женщина в темноте сплетены друг с другом, и, когда женщина достигает оргазма, мужчина может лишь гадать о том, он овладевает ей или она овладевает им. Детали размыты. Его предельно ограниченное поле восприятия акта - крупный план - растворяет его значение. Внезапно брошенный взгляд под мини-юбку девушки, когда она наклонилась вниз на улице, произведет более чистое ощущение всеобъемлющего смысла, желание немедленно снять с нее одежду; но в кровати с девушкой, которая больше не незнакомка, часть его принимает ее как само собой разумеющееся. Робот пришел на смену. Его воображаемый образ выгорает, поскольку он зависит от прямого смысла.

И все «сексуальные извращения» - это просто попытка вернуться к общей перспективе, к «виду с птичьего полета», к прямому видению цели; чтобы возбудить импульс, который будет поддерживать мужчину от начала акта до конца. Он может просто захотеть, чтобы девушка надела черное нижнее белье и разделась перед ним. Он может (подобно Уолтеру) захотеть, чтобы она говорила непристойности. Он может захотеть, чтобы она оделась как школьница или медсестра. Или он может захотеть, чтобы ее выпороли или заковали в цепи до сношения. Все эти выдуманные ситуации являются эквивалентом зеркала Мачадо, которое неожиданно восстановило поврежденный и неполный воображаемый образ. Когда Герцог де Бланже приказывает Софи раздеться, он неожиданно становится всемогущественным мужчиной в присущей ему роли сексуального агрессора.

Необходимо принять во внимание, что в «L'Image» не изображено ничего в основе своей неправильного в отношениях между мужчиной и женщиной, и не важно, что борцы за женское равноправие могут сказать обратное. Это нормальные отношения между мужчиной и женщиной; именно по этому выражение «сделать» девушку является синонимом обладания ей; мужчина - творец, женщина - «творение». Несостоявшиеся мужские фантазии о сексе потому и стали фантазиями, что им необходимо быть «сильнее», чем реальность: покорность девушки должна быть преувеличена; чем больше он нафантазирует, тем сильнее он станет привыкать к этому; и более явные элементы будут «увеличены». Сексуальные перверсии, подобные Садовским, указывают не на мужскую жестокость, а на слабость его фантазии, его неспособность поддерживать явный воображаемый образ.

Все это - выражение «закона неудовлетворенности», который утверждает, что чем дольше продолжается фрустрация, тем выше становится ее настойчивое требование. При нормальных обстоятельствах сексуальные желания стабилизируются, как только они встречают адекватное удовлетворение. В книге «Демоны» писатель Хеимито Вон Додерер описал случай молодого человека, который фантазировал о том, чтобы сковать женщину и избить ее; его секретарша сильно привлекала его, поскольку она принадлежала к группе «жертв». Она была слишком интеллигентна для того, чтобы догадаться о его фантазиях; в результате возникли устойчивые и не особенно садистские отношения. Фрейд описал случай, в котором муж с женой достигли исключительного уровня перверсии до того, как встретились (у них наблюдалась чуть ли не любая перверсия, описанная в этой ; книге); это был абсолютно счастливый брак, который закончился только после того, как муж был арестован за убийство богатой американки.

«Закон неудовлетворенности» объясняет рост случаев садистского изнасилования, при котором женщин не только насилуют, но и избивают. Джерри Брадос из города Салем, штат Орегон, является примером подобного случая. Брадос, тридцатилетний фотограф, признался в убийстве четырех девушек в своей темной комнате для проявления фотографий. Полиция, которая обнаружила фотографа, установила, что он раздевал и подвешивал жертв на балку для того, чтобы связать их перед изнасилованием. Его брак с абсолютно «нормальной» девушкой не имел успеха, не удовлетворив его. Если бы он женился на девушке с мазохистскими наклонностями, возможно, никаких убийств не было бы.

Тот же самый рост насилия может быть подмечен и в самой современной порнографии. Некоторая степень садизма допустима в нашем обществе (что демонстрируют романы о Джеймсе Бонде); следовательно, порнография, если она стремится к достижению эффекта, должна увеличить дозировку. Повторяющаяся реклама «порнографических фильмов» показывает рост озабоченности изнасилованием: «Пленник», «Изнасилованные школьницы», «Всевозможные (анальные) изнасилования». Ниже следует описание последнего фильма:

Невинная черноволосая служанка убирала дом и не справилась с двумя сильными взломщиками, которые вопреки неистовому сопротивлению положили се на стол и связали. Оставшись без одежды, несчастная девушка была вынуждена сосать громадный белый член, а затем еще и другой массивный черный. Когда она сосала черный член, большой белый орган с силой вошел в ее влагалище. Затем черный мужчина в свою очередь взобрался на нее. В завершение девушку развернули, и белый член ткнулся ей в задницу. Растянув ее зад почти до разрыва, исполинский орган вошел в нее. Удовлетворившись изнасилованием, двое мужчин закончили унижение, когда белое горячее семя выплеснулось на нее.

Это порнографический роман в миниатюре; в нем есть все основные части. Сексуальный объект должен быть «невинным», она должна думать о других вещах, так что ничто не бросит вызов мужской роли чистого сексуального агрессора: поэтому она «унижена». Такое отношение приводит на ум Патрика Бирна, совершившего убийство в Молодежной Женской Христианской Организации в Бирмингеме (он изнасиловал и обезглавил девушку в сочельник 1959 года), который сказал полиции, что сделал это для того, «чтобы вернуть мою собственную [женщину], вызвав у себя нервное напряжение с помощью секса». Это также можно сравнить с радикальной левизной в политике: политические революционеры чувствуют, что капиталисты не имеют прав на материальные ценности, которые необходимы таким людям, как они. Сексуально разочарованный мужчина чувствует, что ему нужны все девушки; большую часть времени они не извлекают пользы из своих вагин, которые столь крайне необходимы мужчинам во всем мире; их следует взять силой...

«Уолтер», возможно, счел бы фантазию об изнасиловании служанки слегка отвратительной. Его сексуальность настолько нормальна и беззастенчива, что он просто был бы счастлив с толстой шлюхой средних лет так же, как и с девственницей-подростком. Он считает всех женщин столь интересными и очаровательными, что его чувство насилия полностью удовлетворено, когда ему разрешают исследовать их гениталии. Предел его извращенности - наблюдать за их мочеиспусканием или слышать, как они непристойно ругаются (знак их полной капитуляции перед его мужской точкой зрения). Это интересная степень различия между Англией в 1870 и в 1970 годах.

Даже сегодня большая часть порнографии, предназначенной для основного рынка, напоминает строгую «сексуальность»: что говорить, она предназначена в качестве цели для мастурбации, а не для того, чтобы шокировать или внушить отвращение, подобно де Саду. Но викторианское правило оргий, когда наслаждается каждый, открывает путь чему-то в большей степени одностороннему - так сказать, садистскому. Книги, в которых нормальный секс описан недвусмысленно, можно купить в любом вокзальном книжном киоске; так что подпольные магазины отступили на шаг назад.

Двух примеров будет достаточно; оба случая произошли в Америке. «Человек, который изнасиловал Сан-Франциско» Нормана Сингера (без даты выхода и указания издательства) просто описывает случаи изнасилований, совершенных мужчиной, чей пенис был настолько огромным, что у него не могло быть нормальных сношений со своей женой. Книга довольно хорошо написана с точки зрения порнографии, и после «Кэнди» и «Миры Брекинридж» удивляет, что она была выпущена подпольным издателем. Ее основная тема - обновленная версия «Философии в Будуаре»: в здоровом обществе должна быть полная сексуальная свобода; все мужчины и женщины должны быть готовы к тому, чтобы заняться сексом без колебаний. Так что герой, Пит Джаззивик, изображен с симпатией. Он никогда не злоупотребляет силой во время совершения изнасилования (женщины обычно падают в обморок при взгляде на его член), и подразумевается, что он фактически оказывал им добрую услугу. Детектив, который пытался его поймать, обладает пенисом длиной всего в три дюйма - присутствующий здесь символизм - общество против «настоящего мужчины» - довольно очевиден. К концу книги его пример вызвал сексуальную революцию; тысячи людей совокуплялись в парке Золотые Ворота, но когда была вызвана национальная гвардия, чтобы их разогнать, гвардейцы скинули свои штаны и присоединились к толпе. Пуританская леди - жена мэра и губернатор штата заморозили себя в холодном хранилище морга, надеясь проснуться в более целомудренную эпоху, а Пит уплыл прочь из Сан-Франциско, словно отступающий спаситель. Настоящий Мужчина победил репрессивное общество. Одни предполагали, что автор был последователем Вильгельма Райха, который был уверен в том, что в мире все не так из-за сексуальной неудовлетворенности.

«Новая девушка» Алекса Айерса была близка по тошнотворности к «Джульетте». Вполне очевидно вдохновленная «Коллекционером» Джона Фаулза, это история повествует о мужчине, который похищает девушек и плохо с ними обращается. Плохое обращение включает в себя ампутацию сосков (которые он хранит в шкатулке), нанесение увечий половым органам и принуждение их к сношению с животными. Он также вырывал им все зубы, чтобы обезопасить себя во время фелляции. Основная и общая почти для всех мечта - иметь полный контроль над женщиной (как доказала популярность книги «Нет орхидей для мисс Блэндиш»). Что здесь столь поражает - так это писательское признание глубины своих фантазий. Это не обычная порнография; произведение ближе к материалам из психиатрического журнала наблюдений. Неудовлетворенность настолько вросла и достигла такой степени застоя, что мечтатель больше не контактирует с другими людьми; он подобен мужчине, который так сильно хочет помочиться, что боль доводит его до помешательства. Желание обладать женщиной - красивой, здоровой, хорошо одетой девушкой - испортилось до полного поражения. Он - голодное животное, окруженное едой, которую закон запрещает трогать. Было бы легче поверить в то, что книга написана Мэлвином Рисом или каким-нибудь другим больным насильником и убийцей.

Но воля к здоровью не была полностью подавлена. Вот описание порнографического фильма, в котором трое мужчин насилуют шестилетнюю девочку, но рассказчик добавляет, что девочка, несомненно, - актриса. В середине книги две гиены нападают на насильника, и у девочки появляется возможность справиться с ним. Затем она намеревается отомстить, заставляя мужчин стать ее рабами. В этом, безусловно, есть поэтическая справедливость, даже несмотря на то что эта часть книги так же тошнотворна, как и начало.

Самое поразительное в «Новой девушке» заключается в том, что, подобно де Саду, она вызывает отвращение; автор наслаждается описанием неприятных запахов и гноящихся нарывов. Это описание своего рода преисподней. Сознание настолько загнано в ловушку разочарований, словно оно в крохотной комнатке без окон. Ни одно из обычных удовольствий жизни не может произвести впечатления на выжженные чувства: солнечный свет, природа, путешествия, музыка, пища - ничто из этого не может доставить удовольствие; сознание загнано в отдельную колею.

Что становится более ясным - это несоответствие между желанием и его объектом. Девочка - это всего лишь девочка; в анатомическом смысле она такая же, как все остальные девушки, и, во многих отношениях, такая же, как и все остальные люди. Ее сексуальные возможности ограничены. Что-то почти комично-абсурдное есть в мечтаниях такого рода, это похоже на намерение человека совершить прогулку длиной в несколько миль в своем собственном дворе. Книги Аполлинера коротки, потому что невозможно быть слишком изобретательным, когда речь идет о сексе, который является по существу крайне непосредственной деятельностью, такой же простой, как сбор яблок с деревьев. Лучшие эротические произведения – не о сексуальном акте самом по себе, а о пути, который привел к нему. «Красное и черное» Стендаля использует основную технику порнографии: мужское решение соблазнить женщину, планирование интриги, окончательное совращение... Но это не порнография, потому что она не основана на предположении, что секс - единственная интересная вещь в мире.

Это приводит к моему основному выводу о порнографии, - что она основана на некой разновидности логической ошибки. Она предполагает, что секс - это вещь в себе, которой можно наслаждаться отдельно ото всего, как поеданием персика. Мужчина видит симпатичную девушку; он затаскивает ее в постель, проникает в нее... и еще одного персика нет; он отбрасывает косточку. Но секс не похож на еду; начать с того, что человеческое существо может жить без секса сколь угодно долго без особого вреда. Женщина более тонко чувствует обманчивость, нежели мужчина, потому что, хотя она и может наслаждаться сексом, она осознает, что это нечто большее, чем просто проникновение члена. Ее наслаждение сексом тесно связано с личностью мужчины, а также -менее непосредственно - с мыслями о доме и детях. Это все неотъемлемая часть ее сексуальной реакции, никаких случайных добавлений. Люди обладают многими уровнями ценностного отклика, возможного осуществления; люди хотят иметь дом, защиту, любовь, уважение и широкий круг интересных переживаний. Самым привлекательным сексуальным объектом, как для мужчин, так и для женщин, является персона, которая, кажется, символизирует максимальное число этих ценностей. Мужчина, который мечтает о том, чтобы заняться любовью с Мэрилин Монро, не просто беспокоится о гарантированном оргазме; то, что он выбрал ее, символизирует, то, кем он хочет быть: успешным, обаятельным, реализовавшим потенциальные возможности, абсолютно мужественным.

Даже признательность за еду требует правильного состояния сознания. Если твои мысли находятся где угодно, когда ты ешь вкусную пищу, ты не наслаждаешься ей. Но, в крайнем случае, это почувствует твой желудок. Секс всецело является «умственной способностью». Если твои мысли где-нибудь абсолютно в другом месте, ты не сможешь осуществить сексуальное сношение. И нет никакой разницы, что в кровати с тобой обнаженная девушка; для всех практических намерений она может и не быть здесь. И если ты наполовину думаешь о чем-то другом, она наполовину здесь, и секс принесет только половину удовлетворения. Секс требует тренировки сознания для того, чтобы полностью сосредоточиться на его объекте; это требует воображения и дисциплины. С другой стороны, это скоро надоест. Казанова, и Фрэнк Харрис, и «Уолтер» провели свою жизнь в погоне за желанием, улетучивающимся словно дымка, поскольку они совершили те же самые ошибки, что и писатсли-порнографы: секс - это вещь в себе, которая лишь зависит от наличия голого женского тела в твоей постели. Распутники, которые обнаружили, что это неправда, были склонны к тому, чтобы стать пессимистами, чувствуя, что секс основан на иллюзии. Порнографы, которые следовали своей теории сексуальной свободы до ее пределов, считали, что книга разочаровывает их; жизнь распространяется за эти пределы. С другой стороны, Казанова, который обладал бы достаточным количеством интеллекта и воображением, в конечном счете, отказался бы от обольщения и увлекся бы более интересными занятиями.

Порнография в основном интересна со «структуралистской» точки зрения; это так, в ней обнаруживаются ритуальные образцы, которые лежат в основе сексуального поведения. Секс по природе ритуален, это символический акт, чье значение простирается за его пределами. Сексуальные драмы, описанные де Садом, имеют такое же отношение к сексу, какое мораль имеет к религии: драма предполагает воссоздание эмоций, исполняя роль напоминания. Цель -перехитрить робота и восстановить «свежесть» опыта. Ритуальную природу ситуации можно увидеть в «L’Image», когда Анне, «рабыня», явно наслаждается игрой так же, как ее «хозяева», хотя она протестует и молит о пощаде; они подобны греческим актерам, надевшим маски.