"Бесы в Париже" - читать интересную книгу автора (Картун Дерек)

Глава 5

В четверть третьего из автобуса, остановившегося метрах в трехстах от клиники Божон, вышла блондинка и направилась к главному входу, внимательно приглядываясь к машинам, стоящим вдоль улицы. Она шагала легко, как и подобает спортивной молодой женщине, но при этом не выделялась из толпы: в Париже сколько угодно привлекательных длинноногих блондинок в тесно облегающих джинсах и майках.

В холле она направилась к справочному окну, за которым сидели двое мужчин в форменных халатах.

— Я хотела бы навестить одного человека, — обратилась она к тому, что помоложе.

— Имя, пожалуйста.

— Гвидо Ферри. — Она произнесла это очень внятно.

— А ваше имя?

— Адриенна Ферри. Сестра.

— Какая палата?

— Не знаю.

Служащий посмотрел списки. Потом поднял глаза на посетительницу. Его компаньон в это время рылся в ящике стола и, не находя того, что ищет, что-то ворчал сквозь зубы.

— Ферри в реанимации, — сообщил молодой человек. — Туда нужно специальное разрешение.

— Но я же его сестра, я только что узнала… Мы так беспокоились. Пожалуйста, помогите мне его повидать.

— Пойду возьму другой штемпель, черт бы его побрал. Побудь без меня, — сказал второй служащий и, встав из-за стола, вышел в холл. На полдороге он почесал правое ухо; человек с портфелем, ждавший кого-то у дверей, ответил незаметным кивком и вышел на улицу.

— Попробую помочь вам, мадемуазель, — сказал молодой служащий и взялся за телефонную трубку. — К Ферри сестра пришла. Нельзя? Она настаивает. Понимаю. Ладно, передам.

— Очень жаль. — повернулся он к блондинке. — Разрешение лечащего врача обязательно, а его сегодня уже не будет. Палатная сестра сказала, что завтра она с ним поговорит и если вы придете в это же время, то сможете пройти.

— Неужели другой врач не может дать разрешение? — Девушка явно встревожилась. — Это же просто бюрократизм! Если я наверняка могу повидать Гвидо завтра, так почему же сегодня не проявить гуманность? Хоть на минуту!

— Мне очень жаль, мадемуазель, — повторил молодой человек. — Это не в моей власти.

Уж очень она была хороша, он бы с радостью ей помог. Но правила есть правила, да, кстати, сегодня утром он получил дополнительные инструкции насчет этого Ферри. Интересно, с чего бы это? Он испытывал искушение рассказать об этом девушке, пусть знает, что он абсолютно ни при чем, но тут вернулся второй со своим штемпелем — его только час назад сюда посадили, интересно, откуда он взялся? И молодой человек передумал.

— Очень жаль, — еще раз повторил он. — Боюсь, что все-таки придется вам прийти завтра. Я уверен, что завтра вы повидаете брата. Но палатная сестра попросила, чтобы я записал ваше имя и адрес, потому что больше никто из родственников о нем не справлялся. — Он взял бланк и протянул ей: — Пожалуйста, заполните — вот здесь.

Посетительница, похоже, занервничала. Может быть, из-за того, что не удалось повидать брата. Странно: она начала оглядываться, будто искала кого-то. Потом достала из сумки шариковую ручку и быстро нацарапала на бланке адрес и имя, поставив в графе «телефон» прочерк.

— Благодарю вас, — сказал служащий. — Право, жаль, что так вышло.

Девушка, казалось, заколебалась, не попросить ли его еще раз, но, пожав плечами, круто повернулась и направилась к стеклянной двери. У входа стоял закрытый фургон. Как только она появилась на ступеньках, заработала автоматическая фотокамера, объектив был вмонтирован в боковую стенку.

— Поймал, — сказал оператор. — Блеск.

— Что блеск — снимки?

— Да нет, девчонка. И то, и другое.

Человек в синем комбинезоне с ящиком, в котором носят инструменты, вышел из здания и повернул налево вслед за девушкой, держась за нею метрах в пятидесяти. На противоположной стороне улицы мотоциклист вскочил в седло и медленно поехал в том же направлении. Как только она свернула за угол к автобусной остановке, стало ясно, что машины у нее нет. И тогда из автомобиля, стоящего поблизости, вышли двое мужчин и направились к той же остановке, громко обсуждая какие-то свои дела. Тот, в комбинезоне, уже ждал автобус. Все это выглядело абсолютно естественно, был послеобеденный час, когда народу на улице всегда порядочно, на девушку никто и не смотрел.

Через несколько минут подошел 73-й. Она не выказала никакого интереса. «Значит, ждет 192-й», — сказал себе молодой человек, недавно приехавший из Нанта, — это он был в комбинезоне, ящик у него был довольно тяжелый, к тому же проклятая жара. Но в тот момент, когда автобус тронулся, девушка вдруг метнулась ко входу и забарабанила в дверь. Водитель, конечно, никому бы не открыл, разве что очень красивой девушке, но это так именно и было. Дверь открылась, девушка поднялась в автобус. Молодому человеку из Нанта пришлось соображать быстрее, чем он привык. Если вскочить следом — ей сразу станет ясно, что за ней следят. Но ни при каких обстоятельствах преследуемый не должен об этом догадаться. Лучше уж пусть уйдет, чем что-нибудь заподозрит, — так предупредил Леон. С другой стороны, как он будет выглядеть, когда придется докладывать, что чертова девка перехитрила его и ушла из-под носа? У тех двоих, что с самым серьезным видом обсуждали на ходу свои дела, шансов не было никаких. Значит, он — и никто другой…

— Эй, — крикнул он водителю. — На Клиши этот номер идет? Или сто девяносто второй?

Водитель мотнул головой: садись, мол. Сыщик вскочил уже на ходу, надеясь, что девушка все слышала: вопрос ведь прозвучал вполне естественно. Он был горд собой и еще целые две минуты пребывал в этом приятном состоянии, пока до него вдруг не дошло: если девушка сойдет, не доезжая бульвара Клиши, то и ему придется как-нибудь незаметно сойти. А если она проедет дальше, и он тоже — это ее насторожит. Она вон какая хитрая. Ловко она вскочила в автобус в последнюю минуту — ясно, что избавляться от хвоста умеет. Гнетущее чувство неудачи навалилось на него, но тут сквозь заднее стекло он рассмотрел две знакомые машины: сопровождают автобус! Если он ее и упустит, то ребята перехватят…

Через две остановки она поднялась с места и встала у выхода. Он испугался, что сейчас она выйдет, а ему придется ехать дальше. Но в любом случае он же не может сойти раньше бульвара Клиши. Она тут же догадается! Ничего не поделаешь, руки у него связаны. Вот, ей-Богу, несчастье! Хорошо еще, что обе машины держатся неподалеку, по очереди то обгоняют автобус, то позволяют ему себя обогнать. Видно, переговариваются по рации…

— Бобер — Леопарду. Твоя очередь обгонять.

— Леопард — Бобру. Ухожу вперед, метров через триста уменьшу скорость.

— Бобер — Леопарду. Если она сейчас сойдет, Жако выходит из твоей машины, а Марк из этой, преследуют ее пешком. Повторяю инструкцию: лучше ее потерять, чем дать что-то заметить.

На следующей остановке девушка выпрыгнула из автобуса и поспешила через улицу к станции метро Луи Блан, лавируя между идущими автомобилями.

— Леопард — Бобру. Она сошла. Переходит улицу. Похоже, идет к метро. Жако пристроился вслед, Марк выходит из машины. В метро действуйте по инструкции.

Девушка подошла к выходу в метро и, не оглядываясь, побежала по ступенькам вниз. Марк замешкался с мелочью у билетной кассы, чтобы увидеть, на какую платформу она пойдет. Налево, к поездам, идущим в направлении Порт Итали. Он мгновенно оказался на той же платформе и встал рядом с ней. Но поезд подошел, а она сделала то, чего он опасался: не тронулась с места, потом уселась тут же на скамью. Выбора у него не было: пришлось войти в вагон. Ну и ловка! Но сейчас подойдет Жако и увидит ее.

Жако, грузный человек средних лет, был отнюдь не создан для преследования молодых женщин по всему Парижу в этакую жару. Он добрался вниз как раз в тот момент, когда отошел поезд в сторону Порт Итали, выбрал именно эту платформу случайно — ему показалось логичным, что девица поедет от центра. Выйдя на платформу, он обнаружил ее в дальнем конце: сидит себе на скамейке. Марка не видно, стало быть, вся ответственность теперь на нем, от остальных хитрая бестия сумела избавиться. Радоваться тут нечему: вон она какая долговязая, не угонишься. Хорошо хоть, он с платформой не промахнулся. Может, и дальше повезет…

Он поступил, как и Марк: остановился посреди платформы и стал ждать. Поезд подошел, девушка поднялась и вошла в вагон. Он бросился в соседний и, став поближе к дверям, взмолился об удаче.

Следующая станция — Шато Ландон. Двери отворились. Девушка не выходит, ему виден ее затылок, она сидит по движению. Следующая станция — Восточный вокзал. Там пересадка, всегда уйма народу. Паршиво, если она выйдет: в толпе он ее потеряет. Черт, если бы кто-нибудь его подстраховал! Может быть, Марк уже там, и они смогут снова действовать сообща? Ну, а если она не выйдет? В переполненном вагоне поди уследи…

Поезд остановился, девушка выскочила. Несколько шагов к выходу, вверх по лестнице через две ступеньки — все это стремительно, — и она скрылась в туннеле, который ведет на другую линию. Задыхаясь и уже не веря в удачу, Жако неуклюже спешил за ней по плохо освещенному пустому переходу, но на повороте он потерял ее из виду. К тому же за поворотом оказалась развилка, как тут угадаешь, куда она свернула? Он снова выбрал наудачу. Чертов Марк, куда он задевался?

На сей раз он не угадал, а, может, она просто скрылась в толпе — во всяком случае, через пять минут Жако понял, что дальше искать ее бессмысленно. Маленькая сучка смылась, оставив их всех в дураках. С несчастным видом он поплелся искать телефон.

А девушка между тем вышла из метро, пересекла площадь и теперь неторопливо шагала по улице Фобур Сен-Дени, то и дело проверяя по отражению в стеклах витрин, не следит ли кто за ней. Перед пассажем Сен-Дени она обернулась в последний раз и, свернув за угол, пробежала несколько метров до химчистки.

У двери она перевела дух. Это очень важно — всегда казаться спокойной. Моральное состояние — один из трех самых важных факторов в подпольной деятельности. Первый — это идеология, потом — моральное состояние и наконец — техника. Клаустрофобия действует на нервы. Когда постоянно рискуешь, когда проводишь все время с одними и теми же людьми, нервы напряжены, того и гляди сорвешься — отсюда раздражительность, дурацкое соперничество, паранойя. Часто накатывает тошнотворный страх. А лидер обязан подавать пример. Быть всегда спокойным. Всегда объективным. Подавлять в себе все личное ради общего дела. Вступать в контакт с такими товарищами, к которым в других обстоятельствах и близко бы не подошел. С такими, которые мало что смыслят, вроде Жан-Поля. Он ненадежен, распущен, неуправляем. Что-то надо с этим делать, и побыстрее.

Собравшись внутренне, она вошла в комнату.

— Ну? — спросил Серж. — Как прошло? Видела его?

Она покачала головой.

— Без проблем, но увижу его только завтра. Он в реанимации.

— Поправится?

— Не знаю. Завтра врач скажет.

— Господи, надо же так облажаться! — воскликнул Жан-Поль. — Такую простую операцию провалил!

— Вообще странно, — сказал Серж, — он такой осторожный ездок, никогда не рискует. Потому его, собственно, и послали.

Ингрид пожала плечами.

— Завтра посмотрю, у него ли конверт. Насколько можно судить, никто ничего не заподозрил. Я на обратном пути проверяла — хвоста не было. — Она посмотрела на часы. — Мне пора. Я переоденусь.

Она достала из шкафа бледно-желтую блузку, коричневую юбку и туфли на каблуках. Потом открыла тумбочку возле шкафа — там лежали парики. Выбрала темный, с локонами до плеч. Не стесняясь присутствием мужчин, скинула майку и джинсы. На ней оказались только трусики. Жан-Поль беззастенчиво разглядывал ее, остальные отвели глаза. Жан-Поль сказал себе, что эта сука нарочно дразнит мужиков, ни в грош их не ставит. Но ничего, он ей покажет…

Девушка оделась, перед зеркалом на стене надела парик, заправив под него свои короткие светлые волосы. Подвела глаза, накрасила губы — теперь узнать ее было невозможно. Потом переложила содержимое старой кожаной сумки в аккуратную маленькую, черную. Револьвер едва влез, сумка закрылась с трудом.

— Я пошла, — сказала она. — Буду в штабе. На сегодня намечены две операции в Париже и несколько в провинции. Счастливо!

И она вышла через мастерскую, кивнув на прощание человеку в халате.

В этот вечер, в понедельник, 10 августа, произошли следующие события. Где-то около половины десятого красивая элегантная женщина в темных очках подошла к справочному окошку в холле Национального центра радио и телевидения на площади Клеман Адер и сказала, что ей нужен Поль Моранж, телекомментатор. Его как раз не было в кабинете, и она попросила, чтобы его вызвали. Ей велели подождать, она села на один из стульев, стоявших вдоль стены. При себе у нее были сумочка и небольшой портфель.

Через несколько минут дежурная подозвала ее, и она подошла, оставив портфель возле стула в таком месте, что увидеть его мог только тот, кто сел бы на этот стул.

— Господина Моранжа не будет, он уже ушел.

— Спасибо, позвоню ему домой.

Женщина вышла из здания, завернула за угол на улицу Ренуар, там села в машину, сняла темные очки и уехала по направлению к центру.

В десять уборщица, осматривая, как обычно, помещение, обнаружила портфель и отдала его дежурной:

— Смотри, какой-то растяпа забыл. Спрячь его, Жанин.

Дежурная удивилась: надо же! Портфель оказался на удивление тяжелым.

— Похоже, там книги. Если только не…

В этот миг стрелка часового механизма, запрятанного в портфеле, коснулась заданной точки, замкнув простую электрическую схему и включив детонатор. Страшная начинка сработала: уборщица и дежурная были убиты на месте, буквально разорваны на куски. В холле, кроме них, никого не было, но пострадали четверо прохожих, когда рухнула стеклянная стена фасада здания со стороны улицы. В холле, полностью разрушенном, выключился свет.

…В 22.15 к дому № 18 на улице Жасмен подъехал «фольксваген». Двое в машине остались сидеть, будто не замечая на стене дома табличку «Стоянка запрещена». Здесь, в десяти минутах езды от телецентра, был отчетливо слышен истошный вой полицейских и пожарных машин, спешивших на площадь Клеман Адер.

В 22.28 какая-то машина заехала на улицу Жасмен, водитель намеревался свернуть во двор дома № 18, но, обнаружив, что дорога загорожена «фольксвагеном», включил фары. Однако тот не двинулся с места. Водитель нетерпеливо посигналил — никакой реакции. Тогда он вылез, не выключая мотор, и направился к чужой машине. Серж, выставив ствол «Калашникова» в открытое окно, прошил его очередью, целясь в грудь и в голову. Тот упал, «фольксваген» рванул с места и на полной скорости скрылся.

— Конец ублюдку, — проговорил Серж. Он улыбался в темноте, пока Виктор, сидевший за рулем, выкручивал руль на поворотах. — Мне понравилось.

Он слегка дрожал, и, как всегда, после акции ему срочно требовалось опорожниться. Хоть бы на этот раз не обделаться. Он старался переключиться мыслями на какую-нибудь постороннюю тему, но не получалось.

Миновав еще два перекрестка, «фольксваген» остановился на улице Базен, его пассажиры, пряча под локоть завернутые в тряпки автоматы, пересели в «рено», заблаговременно оставленный незапертым, и двинулись к реке. Было 22.30. Спустя несколько минут, когда соседи выбежали посмотреть, что случилось, человек на улице Жасмен умер: две пули в легком, одна в горле, еще одна — в голове.

В тот же вечер взорвались бомбы в Бресте и Дуэ. Первый взрыв произошел в дорогом ресторане, где часто ужинали семьями местные богачи. Четырнадцать человек было убито и ранено…

Около полуночи президент республики позвонил домой префекту полиции. Не такое у него было расположение духа чтобы соблюдать протокол, — он действовал через голову премьер-министра и Ги Маллара.

— Новости слышали? — спросил он, не тратя времени на приветствия.

Префект весь вечер провел с женой, выполняя светские обязанности, по поводу которых у нее было множество амбиций, и вернулся только что. Дежурный из префектуры весь вечер безуспешно звонил ему и собирался набрать номер еще раз, но тут к префекту дозвонился президент.

— Какие новости вы имеете в виду, господин президент?

— В телецентре взрыв, Аристид Лаборд убит, а вы спрашиваете, какие новости!

— О Господи! Меня не было дома, я как раз…

— Не имеет значения. — Президент его не дослушал. — Немедленно приезжайте сюда, в Елисейский дворец. Жду от вас объяснений, почему мы не можем защитить парижан от этих маньяков.

— Еду.

Префект обернулся к жене:

— Это президент. Снова взрывы — чертовы эти обезьяны вышли на военную тропу.

Он позвонил дежурному, выслушал краткий отчет о происшествиях и спустился к своей машине.

Тем временем президент вызвал премьер-министра, который, явившись, застал его в отвратительном настроении. Он был убежден в полной, мягко выражаясь, некомпетентности министра внутренних дел и префекта полиции и решил возложить ответственность за случившееся на них. Для официальной версии это вполне сойдет и поможет объяснить обществу, почему столь слабо ведется борьба с террористами, которые держат в страхе и напряжении всю страну.

Те, кто нападал, будто задумали разрушить истеблишмент — бомбы взрывались в конторах предпринимателей, в банках, престижных ночных клубах, телевизионных центрах, в полицейских участках и даже однажды в дорогом парикмахерском салоне, услугами которого пользовалась жена президента. Правда, нынешнее убийство известного коммунистического деятеля вроде бы смазывало картину, но общая тенденция, без сомнения, прослеживалась. Похоже, что левые экстремисты с их презрением ко всему, что исходит от властей, вернулись к политике физического уничтожения, столь любимой их итальянскими и западногерманскими единомышленниками. Больше всего беспокоило президента не то, что разрозненные группы юнцов, чьи головы напичканы дурацкой идеологией, добьются успеха, а то, что их действия могут спровоцировать классическую реакцию: откат вправо, ужесточение власти, стремление любой ценой добиться порядка, усиление полиции, церкви — все эти силы только того и ждут.

Сам президент был истинным республиканцем — как всякий политик, он не был свободен от амбиций, от стремления блюсти собственную выгоду, но при этом всегда оставался республиканцем и французским патриотом. Он доказал это еще в молодости, во время нацистской оккупации. И он не отдаст страну во власть маньяков — будь то правые или левые. Сохранит нынешний — пусть шаткий, пусть нескладный, но все-таки разумный и цивилизованный центристский режим. Но пока против террористов не предпринято ничего, абсолютно ничего.

Когда префект полиции вошел в приемную Вэллата, там уже собрались министр внутренних дел, мэр Парижа и министр связи и информации. Все молчали, чувствуя себя нашкодившими юнцами, которым сейчас предстоит взбучка от учителя.

— Пройдите к президенту, господа. — Вэллат проводил их в соседнюю комнату. Президент уже сидел за столом. Он не поднимал глаз, будто ему неловко было находиться здесь. На чьей он все-таки стороне? Ветхая конституция Франции постоянно требовала ответа на этот вопрос.

— Полагаю, нет смысла спрашивать префекта полиции относительно сегодняшних событий, — начал президент недовольным голосом. — Он ничего не знал, пока я ему сам не рассказал по телефону.

Это было несправедливо, но префект счел за лучшее промолчать.

— Может, вы, Маллар, в курсе? Все-таки вы министр внутренних дел.

Ги Маллар был не просто в курсе: он прочел сводки о вечерних событиях, весь вечер пытался дозвониться префекту, разыскивал по телефону директора радио и телевидения и решил отложить все до утра. Звонок президента застал его за шахматной партией с приятелем. Он полагал, что префект уже занялся всем этим делом. И ошибся, выходит.

— Я не в курсе, — признался он. — Был занят весь вечер.

— Я тоже, — язвительно сказал президент. — Но все же сообщу вам, господа, то, что должен был бы услышать от вас.

Перед ним уже лежали сведения из префектуры, пожарного управления Парижа и из отдела новостей телевидения, которые собрал по телефону неутомимый Вэллат.

— В телецентре двое убитых, четверо раненых. Через десять минут после этого взрыва возле своего дома застрелен Аристид Лаборд, убийцы скрылись. В двух кварталах от его дома обнаружена брошенная машина, — возможно, они приехали на ней. Больше никаких следов. Эти сведения я получил из вашего ведомства, господин префект, хотя можно и усомниться в их достоверности. Мне кажется очевидным, что эти события связаны между собой. Согласитесь, устроить взрыв за десять минут до тщательно спланированного убийства — неплохой способ отвлечь внимание полиции и предоставить убийцам шанс благополучно скрыться.

Он обвел глазами сидящих за столом. Наступило долгое молчание.

— Не собираюсь сейчас обсуждать то, что случилось в других местах, — я убежден, что все события носят политический характер, что это изощренная и хорошо продуманная кампания. Заняться этим должно все правительство. В данный момент мы говорим только о Париже — тут жить стало опасно, положение невыносимо, господа!

Президент грохнул по столу тяжелым кулаком и обвел присутствующих тем тяжелым взглядом, который, благодаря телевидению, был знаком не только членам правительства, но и всей стране.

— Полиция показала свою полную беспомощность, — продолжал он. — Министерство внутренних дел тоже. Правительству придется принять самые серьезные меры.

При слове «правительство» премьер-министр почувствовал, что пора ему что-то сказать. Свой пост он получил не без помощи президента республики, подразумевалось, что он станет его правой рукой, не претендуя при этом на самостоятельный образ мыслей, потому теперь он спешил поддержать президента. Но одновременно ему соте-лось сохранить видимость порядка и согласия в кабинете. Это было отнюдь не просто и не особенно удавалось раньше. Он с нетерпением ждал окончания срока своих полномочий, оставалось всего три месяца. Но жизнь продолжалась…

— Дорогие коллеги, невозможно не согласиться с оценкой событий, данной господином президентом, — вступил он. — Если бы я сегодня вечером не был на приеме у президента Габона, я счел бы своим долгом заняться этим делом сам. И однако…

Никто не перебивал его, президент не выказал никакого интереса к тому, что у премьер-министра имеется алиби… Он умолк.

— Я не идиот, чтобы предполагать, будто подобная встреча может чему-либо способствовать, да еще ночью, без надлежащей информации и подготовки. Но премьер-министр и я — мы созвали вас сейчас, чтобы провести утром, в девять, совещание, куда, я рассчитываю, вы придете с четкими, продуманными предложениями относительно того, как оживить борьбу с террористами, которая до сих пор велась кое-как. Разве не так, господин префект?

— Я бы этого не сказал, господин президент. — Вид у префекта был чрезвычайно расстроенный.

— Значит, меня неправильно информировали, — сказал президент. — И многих удалось арестовать?

— Нескольких. Но, правда, это ни к чему не привело.

— Вот я и говорю — кое-как.

Префект пожал плечами:

— Утром я представлю полный отчет.

— Я бы хотел получить также сведения о моральном состоянии общества в связи с происходящим.

Это относилось к министру информации и мэру. Премьер-министр сделал вид, будто записывает что-то на случай, если ему вдруг изменит память. Министр внутренних дел не присоединился ни к кому, как бы не желая петь с ними в унисон. Ни к чему поднимать волну. Грязь прилипчива, чуть двинулся — и испачкался.

— И следует принять незамедлительные меры для охраны наиболее уязвимых объектов, хотя, признаться, никогда бы не подумал, что в группе риска окажется Аристид Лаборд.

Остальные снова молча согласились, президент встал и вышел, оставив премьер-министра на растерзание.

— Итак, до завтра, господа, — произнес Вэллат.