"Вампир — граф Дракула" - читать интересную книгу автора (Корелли Мария)

Глава XIII

20 сентября. Только сила привычки может заставить меня продолжать свой дневник. Я так убит, так уничтожен последними событиями, что если бы смерть теперь пришла, я бы приветствовал ее, как друга. Правда, последнее время она что-то зачастила: мать Луси, отец Артура, а теперь… Но я забегаю вперед…

Я сменил фон Гельсинга, как было условлено. Артур хотел остаться со мной, но профессор уговорил его отдохнуть.

— Пойдем, дитя мое, — ласково сказал он, — вы столько пережили за последние дни! Мы посидим в гостиной. Там же можно устроиться на ночь. Поверьте, отдохнув и выспавшись, вы почувствуете себя гораздо лучше!

Бросив тоскливый взгляд на бледное лицо Луси, Артур ушел. Я сел у изголовья ее постели и огляделся. Фон Гельсинг уже развесил здесь цветы; на шее Луси поверх шелкового платка красовался венок из них. Она дышала неровно, лицо было искажено гримасой, открытый рот обнажал бледные десны и острые зубы. Особенно меня поразили клыки: они стали длиннее остальных, как у собаки!

Около полуночи Луси слабо шевельнулась. И тут же раздался тихий стук в окно. Приблизившись, я поднял штору. Сад был освещен серебристым сиянием луны. Перед самым окном летала огромная летучая мышь. Это она задевала крыльями за стекло. Мне почему-то вспомнился Ренфильд, и сердце сжалось от неясного страха.

Вернувшись на прежнее место, я заметил, что венок на шее Луси сдвинулся от ее неловкого движения. Я осторожно поправил его.

Через некоторое время Луси проснулась. Я дал ей поесть, как предписал фон Гельсинг. Она безропотно проглотила пищу. Видно было, что организм уже не борется со смертью, как раньше. Луси покорно отдалась овладевавшей ею слабости. Мне показалось странным, что, проснувшись, Луси прижала к себе венок, будто ища в нем защиты, в то время как во сне она отталкивала его. Понаблюдав за ней, я убедился в этом. Больная то засыпала, то просыпалась, каждый раз повторяя одни и те же движения.

В шесть часов утра фон Гельсинг пришел сменить меня. Артур только что заснул, и профессор не посчитал нужным будить его. Увидев Луси, фон Гельсинг вскрикнул.

— Скорее поднимите штору, мне нужен свет! — приказал он.

Наклонившись к Луси, профессор осмотрел ее, отодвинул венок, снял шелковый платок… Я приблизился к постели. Ранки на шее Луси исчезли, не оставив никаких следов!

Фон Гельсинг долго смотрел на бедную девушку. Наконец он обернулся ко мне и тихо сказал:

— Она умирает… Но мы не знаем, придет ли она в сознание. Разбудите Артура, я обещал позвать его в случае надобности.

Я пошел в гостиную. Увидев солнце, пробивавшееся через открытые ставни, Артур ужаснулся, что так долго спал, и спросил про Луси. Я ответил, что она еще спит, но профессор считает, что конец близок. Артур закрыл лицо руками. Плечи его вздрагивали.

Я взял его за руку и заставил встать.

— Пойдем, милый друг, — сказал я, — мужайся! Когда мы вошли в комнату больной, я заметил, что фон Гельсинг расчесал волосы Луси, обрамлявшие ее исхудавшее лицо золотистыми волнами. Она открыла глаза и, увидев Артура, прошептала:

— Артур, дорогой, я так рада, что ты пришел!

Голмвуд нагнулся, чтобы поцеловать ее, но профессор помешал ему.

— Подождите, — сказал он, — подержите ее за руку, ей это будет приятно.

Артур опустился на колени у кровати и взял руку Луси. Лицо ее источало ангельскую доброту и кроткость. Через минуту глаза больной медленно закрылись, и она опять заснула.

Внезапно с Луси произошла та же перемена, которую я заметил ночью. Дыхание стало неровным, рот открылся, обнажив длинные острые зубы. Она открыла глаза, в которых горела злоба, и мягким, сладостным голосом прошептала:

— Артур, возлюбленный мой, поцелуй меня!

Артур стремительно нагнулся, но фон Гельсинг пораженный, как и я, ее странным голосом, бросился к Голмвуду и оттолкнул с такой силой, что тот отлетел на середину комнаты.

— Ни за что! — закричал профессор. — Не смейте целовать ее, если вы хоть немного дорожите спасением ваших душ!

Артур был так поражен, что совершенно растерялся. На лице Луси появилось выражение бессильной злобы, острые зубы стиснулись. Она закрыла глаза, с трудом переводя дыхание.

Мы внимательно наблюдали за ней. Через некоторое время Луси снова открыла глаза, но теперь в них светилась прежняя доброта и бесконечная грусть. Она протянула бледную худую руку и, взяв руку профессора, нежно поцеловала ее.

— Мой верный друг… — сказала Луси чуть слышно, — наш верный друг, — прибавила она, глядя на Артура, — берегите моего жениха, умоляю вас! О, дайте мне покой!

— Клянусь вам в этом! — торжественно воскликнул фон Гельсинг и обернулся к Артуру: — Поцелуйте свою невесту в лоб…

Артур подошел, они простились. Луси закрыла глаза и спустя несколько минут скончалась.

Я увел Артура вниз. Он рыдал как ребенок. С трудом удерживая слезы, я уложил его на диван, укрыл пледом и вернулся. Фон Гельсинг стоял на прежнем месте и смотрел на Луси. Смерть вернула ей прежнюю красоту, щеки как будто пополнели, губы слегка порозовели. Она была удивительно хороша.

— Бедная девушка, — прошептал я. — Наконец-то она обрела покой. Смерть — конец всему.

Профессор обернулся ко мне и грустно заметил:

— К несчастью, вы не правы, мой друг, это только начало!

Когда я спросил его, что он хочет этим сказать, фон Гельсинг покачал головой.

— Мы пока ничего не можем сделать. Подождите, и увидите сами.

21 сентября. Похороны Луси и ее матери состоятся через день. Родных у них нет, Артур уехал на похороны отца. Ввиду этих обстоятельств мы с фон Гельсингом решили заняться бумагами миссис Вестенра. Профессор настоял на том, чтобы самому просмотреть бумаги, принадлежавшие Луси.

— Не беспокойтесь, — сказал он в ответ на мой недоуменный взгляд, — я просто не хочу, чтобы письма, вроде последней записки мисс Луси, попали в руки полиции. Итак, вы занимаетесь бумагами миссис Вестенра, а я отправляюсь в комнату Луси. Может быть, что-нибудь и отыщу. Кстати, если вам попадется адрес поверенного миссис Вестенра, напишите ему.

Все документы миссис Вестенра были в порядке. Она даже указала, где и как ее похоронить. Адрес ее поверенного тоже был здесь.

Я не успел запечатать письма, когда фон Гельсинг вернулся.

— Что-нибудь нашли? — спросил я его.

— Ничего особенного, если не считать нескольких писем и недавно начатого дневника. Я оставлю бумаги при себе, а потом, с разрешения бедного Артура, извлеку из них некоторую пользу. Теперь пойдем спать, друг мой. Мы оба нуждаемся в отдыхе. Завтра предстоит немало хлопот.

Раньше чем лечь, мы зашли посмотреть на Луси. Она лежала, окруженная чудными белыми цветами. Профессор приоткрыл покрывало и отшатнулся. Я подошел ближе. Луси лежала в гробу, как живая. Никаких признаков смерти! Яркий румянец играл на ее щеках, алые губы улыбались. Я с трудом верил, что передо мной не спящая красавица, а безжизненный труп.

Профессор угрюмо смотрел на нее.

— Подождите, пока я вернусь, — шепнул он после продолжительного молчания и вышел.

Вернувшись с цветами, которыми в изобилии снабжал Луси, фон Гельсинг разложил их вокруг лица умершей. Потом, сняв с себя маленькое распятие, прикрыл им ей рот. Я был изумлен, но ничего не сказал. Мы молча вышли из комнаты.

Я уже раздевался, когда профессор постучался ко мне.

— Пожалуйста, привезите мне завтра операционные ножи, — попросил он.

— Зачем? Вы хотите ее вскрывать?

— И да и нет, — ответил фон Гельсинг. — Я скажу вам, в чем дело, только, пожалуйста, никому ни слова! Я хочу вынуть ее сердце… Вы будете мне ассистировать. Можно было бы сделать это сегодня, но Артур завтра пожелает увидеть ее. Когда он простится с Луси и все разойдутся, мы вернемся, отвинтим крышку гроба и сделаем то, что следует, и никто об этом и знать не будет!

— Но разве это необходимо? Луси умерла! Зачем кромсать ее тело? Вы сами говорите, что вскрывать ее нет необходимости, так зачем же, зачем?…

Положив руку мне на плечо, профессор сказал:

— Джон, я знаю, вы любили мисс Луси. Если бы я мог, то избавил бы вас от этого испытания. Но есть вещи, о которых вы не знаете. Когда я расскажу вам обо всем, вы будете благодарны мне, хотя ваша душа содрогнется от ужаса. Вы знаете меня давно, но… Неужели вы сомневаетесь в благонамеренности моих действий? Вы были поражены, неприятно поражены, когда я не позволил Артуру поцеловать невесту и оттолкнул его от постели. Но заметили ли вы, какой благодарностью светились ее глаза, как она поцеловала мне руку? Слышали ли вы, как я поклялся, что дам ей покой? Верьте, все, что я делаю, я делаю с определенными намерениями… Я все вам расскажу, но не торопите меня.

Помолчав немного, фон Гельсинг продолжал:

— Мой друг, нам предстоит пережить еще много страшных минут. Но я убежден, что наши усилия увенчаются успехом. Скажите, могу ли я рассчитывать на ваше доверие и помощь?

Я пожал руку профессору и обещал во всем ему повиноваться. Он грустно улыбнулся, пожелал мне спокойной ночи и вышел. Закрывая за ним дверь, я заметил служанку, направлявшуюся в комнату Луси. Сам не знаю, почему это растрогало меня.

Я спал крепко и долго. Солнце уже ярко светило, когда меня разбудил фон Гельсинг.

— Не беспокойтесь насчет ножей, — хмуро бросил он. — Они не понадобятся.

— Почему? — удивился я.

— Потому что теперь слишком поздно или слишком рано! Посмотрите, — профессор показал маленькое распятие, — оно было украдено вчера ночью.

— Как украдено? Оно же у вас в руках!

— Я забрал его у подлой женщины, решившейся обокрасть покойницу. Полиции я сообщать не стану, она будет наказана без меня, хотя пока и не подозревает об ужасных последствиях своего гнусного поступка.

Профессор ушел, породив в моей душе тягостные предчувствия.

В двенадцать часов приехал поверенный. За завтраком он подтвердил, что бумаги миссис Вестенра в совершенном порядке. Она завещала свое состояние Артуру Голмвуду. Несмотря на все доводы поверенного о непрактичности такого шага, старушка была так уверена в своем будущем зяте, что пожелала оставить все на его имя. Поверенный оставался с нами недолго, сказав, что вернется с мистером Голмвудом пятичасовым поездом…

Несчастный Артур! Я встретил его на вокзале. Он страшно переживает. Смерть отца и невесты потрясли его до глубины души. Хотя он был ласков со мной и изысканно вежлив с фон Гельсингом, я чувствовал, что он чего-то недоговаривает.

Мы поднялись в комнату Луси. Я хотел остаться за дверью, но Артур, взяв меня за руку, заставил войти.

— Ты любил ее, мой друг, — сказал он хриплым от волнения голосом, — она мне говорила. Ты был ее другом. Не знаю, как благодарить тебя за все, что ты сделал…

Положив голову мне на плечо, Артур зарыдал.

— Джон, Джон, — всхлипывал он. — Что я буду делать? Вся моя жизнь рухнула. Все, что было мне дорого, исчезло, я совсем один!

Когда Артур немного успокоился, я подвел его к гробу и откинул покрывало с лица Луси. Бог мой, как она была хороша!

Артур, взглянув на нее, затрясся как в лихорадке.

— Ты уверен, что она умерла? — чуть слышным шепотом обратился он ко мне.

— Да, конечно, — ответил я и, желая убедить его, прибавил: — После смерти лица часто меняются самым неожиданным образом.

Артур успокоился и, став на колени перед гробом, оставался довольно долго без движения. Я тронул его за плечо.

— Простись с ней, мой друг.

Он встал, приложился к ее холодной руке и бледному лбу и со слезами на глазах вышел из комнаты.

Я встретил фон Гельсинга в коридоре и повторил ему вопрос Артура.

— Я нисколько не удивляюсь этому, — ответил он. — Я сам время от времени сомневаюсь в действительности ее смерти.

За обедом Артур с трудом скрывал волнение. Фон Гельсинг ел молча, погруженный в свои мысли. Наконец после кофе он обратился к Артуру:

— Мистер Голмвуд…

— Ради Бога, не называйте меня так! — перебил его Артур. — Я смею считать вас своим другом. Вы так много сделали для моей несчастной невесты! Я знаю, что она ценила вашу доброту даже больше, чем я, и если я оскорбил вас, высказав удивление, когда вы оттолкнули меня от постели Луси, то прошу прощения!

Профессор кивнул.

— Я знаю, что вы не могли не удивиться моей резкости, не догадываясь о ее причинах. Да и теперь вам еще трудно доверять мне, так как то, что происходит вокруг, вам непонятно. Но придет время, когда вы все узнаете и будете благодарить меня за себя и за нашу дорогую покойницу, которой я поклялся дать покой.

— Уверяю вас, милый профессор, что доверяю вам вполне, — поспешил сказать Артур. — Я знаю, у вас честное сердце, вы друг Джона и были другом Луси. Действуйте, как считаете нужным.

Фон Гельсинг немного помолчал.

— Вы знаете, что миссис Вестенра оставила вам все свое состояние?

— Нет! — удивленно воскликнул Артур.

— Теперь, поскольку вы это знаете, я прошу у вас разрешения прочитать все письма и бумаги, принадлежавшие мисс Луси. Поверьте, я действую не из простого любопытства. У меня есть идея, которую она бы одобрила, я в этом убежден. Бумаги все при мне. Я взял их, когда мы с Джоном еще не знали, что все переходит к вам, не желая, чтобы они попали в чужие руки. Если вы позволите, я сохраню их и никому, даже вам, не покажу. Будьте уверены, они останутся в сохранности и со временем я верну их. Вам, пожалуй, трудно дать мне такое разрешение, но вы это сделаете для блага Луси, не правда ли?

— Профессор, действуйте, как считаете нужным, — повторил Артур. — Я убежден, что Луси сама дала бы вам полную свободу. Когда придет время, вы расскажете мне все.

Фон Гельсинг встал.

— Благодарю вас, Артур, — сказал он серьезно. — Но впереди еще много страданий. Надо вооружиться терпением и мужеством.

Я провел ночь на диване в одной комнате с Артуром. Фон Гельсинг не ложился. Он бродил по дому, беспрестанно возвращаясь к гробу Луси.

22 сентября, в вагоне. Андрей спит. Кажется, так мало времени прошло с тех пор, что я писала в дневнике, а как много всего произошло! И моя свадьба, и возвращение в Англию, и смерть мистера Гаукинса… Он оставил Андрею все свое состояние… Похороны были скромные, по желанию старика, народу мало. Стоя у его могилы, мы, мой муж и я, чувствовали, что потеряли лучшего друга, и возвращались с кладбища в крайне удрученном состоянии духа.

Проезжая мимо парка, Андрей решил, что мне будет приятно побыть на свежем воздухе. Мы остановились, вылезли из коляски и побрели по безлюдным аллеям. Почти у самых ворот перед магазином я обратила внимание на молодую девушку поразительной красоты в большой модной шляпе. Я загляделась на нее и вдруг почувствовала острую боль в руке. Это Андрей так сильно стиснул мне руку. Я удивленно подняла на него глаза.

— Боже мой! — прошептал он испуганно.

Я всегда беспокоюсь за Андрея, его нервы еще очень расшатаны.

— В чем дело? — спросила я.

Он был страшно бледен. Растерянными, почти обезумевшими глазами Андрей смотрел на высокого худого мужчину с черными усами и острой бородкой, который тоже наблюдал за красивой девушкой. У него было странное лицо — жестокое и сладострастное одновременно, большие белые зубы, острые, как у хищника, полные ярко-красные губы.

Андрей не спускал с него глаз. Я спросила, почему он так волнуется. Мой муж ответил, как бы предполагая, что я знаю столько же, сколько и он:

— Разве ты не видишь, кто это?

— Нет, я не знаю его. Кто это?

Ответ Андрея поразил меня:

— Это он!

Андрей казался чем-то очень напуганным, он был близок к обмороку. Я не знала, что делать. Но в этот момент из магазина вышел рассыльный и передал девушке пакет. Она, сев в коляску, тут же уехала. Незнакомец кликнул извозчика и отправился следом за ней.

Андрей прошептал:

— Я убежден, что это граф, но как он помолодел! Бог мой, если это он… Это ужасно, ужасно!

Он был так расстроен, что я не решалась ни о чем расспрашивать. Взяв мужа под руку, я подвела его к скамейке и усадила. Он положил голову мне на плечо и сразу заснул. Я была очень рада этому: сон действует на него лучше всякого лекарства.

Минут через двадцать Андрей проснулся и удивленно на меня посмотрел.

— Неужели я спал, Минна? — спросил он. — Пожалуйста, прости меня! Не знаю, как это случилось! Пойдем, выпьем где-нибудь чаю.

Мой муж, очевидно, забыл про встречу с незнакомцем. Мне очень не нравится эта забывчивость, она свидетельствует о том, что болезнь еще не отступила. Однако расспрашивать его я не стану. Но время пришло, надо открыть запечатанную тетрадку и ознакомиться с ее содержанием. Я знаю, дорогой Андрей, что ты не будешь сердиться. Я это делаю для тебя!

Позже. Грустное возвращение домой, грустное во всех отношениях. Андрей нездоров, я боюсь обострения его болезни. Кроме того, я получила ужаснейшую телеграмму от профессора фон Гельсинга:

«Объявляю вам скорбное известие о кончине миссис Вестенра и Луси. Похороны состоялись сегодня».

Что за ужасные непредвиденные несчастья! Бедная, бедная Луси! Артур, как он перенес эту тяжкую потерю? Да помоги нам Бог!

22 сентября. Все кончено. Артур вернулся к себе и увез Мориса. Что за чудный тип этот Морис! Я убежден, что в душе он столько же горевал о Луси, как и мы. Но он сдержан до крайности и не показывает своих чувств.

Фон Гельсинг уезжает сегодня, но завтра обещал вернуться. Он сказал мне, что едет в Амстердам, чтобы сделать некоторые распоряжения, так как ему придется пробыть в Лондоне довольно долго. Профессор будет жить у меня. Бедный! Я думаю, что события последней недели повлияли даже на его железный организм.

Я проводил его на вокзал и усадил в вагон. Опять остаюсь в одиночестве. Луси покоится в фамильном склепе на кладбище, далеко от угрюмого дымного Лондона…

«Таинственные происшествия в Гиллингаме.

Жители Гиллингама взволнованы странными происшествиями последних дней. Уже не первый раз то один, то другой ребенок не возвращается домой после игр на горе. Их находят лишь на следующее утро спящими под кустом. Все дети маленькие, и потому не могут объяснить, что случилось с ними. Однако их показания хотя неясные, но тождественные. Каждый из них уверяет, что встретил очень красивую даму, которая взяла его за руку и увела с собой. Это все, что малютки помнят.

Настораживает, что у всех пропадавших детей имеются на шее маленькие ранки. По мнению медиков, они напоминают следы укусов крысы или маленькой собаки. Странно только, что это животное действует удивительно осторожно.

Полицейские осмотрели окрестности, но пока ничего не обнаружили. Дети находятся под строгим надзором врачей».

«Ребенок-мученик.

Мы только что получили известие, что прошлой ночью еще один ребенок пропал. Его нашли утром в молодняке. На шее у малютки ранка со следами чьих-то зубов… Ребенок очень слаб, почти умирает. Когда его стали расспрашивать, он рассказал то же, что и другие: его увела красивая дама».