"Высокие башни" - читать интересную книгу автора (Костейн Томас)

Глава 3

Фелисите вышла в сад и взглянула на небо. Оно было свинцовым и суровым. Птицы старались прятаться от ветра среди башен замка. Фелисите грустно покачала головой и подумала: «Сегодня он не придет».

Обычно ее дни проходили по-разному. Иногда Филиппу приходилось отправляться в замок, и это были чудесные дни, наполненные счастьем, возбуждением и даже некоторыми возможностями. Порой юноша останавливался и разговаривал с девочкой или даже по-дружески гладил ее по головке. Как-то он принес ей маленькую деревянную лошадку, которую вырезал специально для нее, и этот день стал для нее особым. Девочка поставила лошадку на подоконник, над своей складной кроватью. Как только она просыпалась, сразу видела лошадку с настороженными ушками и высоко поднятой головой, четко видной при солнечном свете.

Девочка просто чувствовала, когда должен был появиться Филипп, и всегда была у юго-западных ворот, когда он там проходил. Она спокойно стояла в сторонке и тихо говорила, не поднимая головы:

— Доброе утро, мсье Филипп.

Иногда Филипп торопился и только кивал ей головой. Девочка все понимала, старалась не грустить и вспоминала те счастливые мгновения, когда он не торопился и мог остановиться и поговорить с ней. Разговор оставался односторонним, потому что она не могла набраться смелости и кроме слов «Да, мсье Филипп» ничего не смела сказать. Но она помнила все его слова.

Но были другие, грустные дни, когда Филипп не появлялся. Они случались гораздо чаще, чем те, когда она видела Филиппа. Девочка старалась пережить подобные дни, но постоянно отвлекалась от уроков, и тетушка Сулетта больно била ее линейкой по костяшкам пальцев. Однажды, когда она совершила какую-то глупую ошибку и тетушка поинтересовалась, где же находятся ее мозги, девочка расслабилась и ответила, что думает о Филиппе.

— О ком? — поразилась тетушка.

— О Филиппе. Подмастерье плотника. Экономка презрительно фыркнула.

— Об этом ничтожестве? Почему, мадемуазель, ты о нем думаешь в то время, когда ты должна заниматься уроками?

— Он добр ко мне и вырезал для меня лошадку.

На следующее утро, когда девочка проснулась, лошадки не было на прежнем месте. Тетушка Сулетта выдумала невероятное объяснение пропажи.

— Одна из бездельниц-служанок украла ее.

Она даже начала расспрашивать служанок по поводу пропажи, но они все как одна возмущенно отрицали свою причастность к этому.

— Им, конечно, нельзя верить, заявила в конце концов тетушка.

Лошадка не нашлась, и Фелисите не посмела сказать Филиппу о пропаже. Она боялась, что он подумает, будто она не ценила его подарок.

Фелисите еще раз взглянула на небо. Оно не изменилось, и девочка с грустью отправилась в дом. Она неохотно шагала в комнату, которую они занимали вместе с тетушкой. Фелисите, к своему изумлению, обнаружила, что тетушка еще лежит в постели. Такого прежде никогда не случалось. Строгая экономка никогда не болела и была пунктуальнее любых часов в замке.

— Что случилось? — спросила девочка, подбегая к постели. — Вы заболели? Как вам помочь?

— Мне никак нельзя помочь, — сурово заявила тетушка. Красный фланелевый платок прикрывал ее лицо, и в комнате резко пахло настойкой мака. — Как я страдаю! Этот зуб сводит меня с ума!

Фелисите обладала практической жилкой и сказала:

— Надо звать зубодера. Я попрошу, чтобы за ним послали, подогрею воду и приготовлю полотенца к его приходу.

Тетушка Сулетта начала волноваться.

— Никаких зубодеров, не шуми и не приставай ко мне. У тебя сегодня не будет уроков. Вместо этого отправляйся в зал и начинай чистить вилки и ножи, чтобы не бездельничать. Полируй, пока все не заблестит!

Тетушка говорила это по привычке, потому что Фелисите все выполняла быстро и тщательно. Но боль продолжалась, и тетушка сказала:

— Рене сказала мне, что это лучшее в мире лекарство, но мне оно не помогает. Господи, какая сильная боль! Наверное, я умираю.

Фелисите испугалась:

— Если вы умираете, сюда нужно позвать святого отца де Франшевилля, — сказала девочка.

Экономка рывком поднялась в постели и начала грозить ей пальцем.

— У тебя слишком живое воображение! — закричала она. — Ты собираешься привести сюда доктора, а потом священника! Когда мне кто-то понадобиться, я сама скажу тебе об этом! Ты все поняла? Теперь отправляйся и делай, что тебе приказано.

Когда Фелисите подошла к гостиной, ей очень не хотелось туда входить. На окнах были плотно задернуты занавески, и там было темно, как ночью. Девочка отодвинула в сторону уголок одной занавески, чтобы ей были видны столовые приборы. Она заметила, что пол застлан черной материей, а над камином висит огромный бант из соболей. Фелисите задрожала, — ей было известно, что бант повесили в знак траура об умершем брате главы семейства. Вечером гонец пересек реку и принес грустные вести о смерти Габриэля, и все в замке начали рыдать и молиться за упокой его души.

Сначала девочка боялась одна оставаться в комнате, она нервно вздрагивала и оглядывалась при каждом звуке. Фелисите полировала столовые приборы и все время повторяла:

— Как бы я хотела, чтобы тут был Филипп. Тогда я бы ничего не боялась.

Через некоторое время она попривыкла и ловко продолжала свою работу. Но все время повторяла:

— Я не должна бояться! Иначе они станут надо мной смеяться и скажут, что я — глупая гусыня! Я не должна показывать, как я боюсь.

Девочка очень обрадовалась, когда услышала звуки колокольчиков, — к дому приближались сани. Звук послышался от Шамбли-роуд, и Фелисите поняла, что это значит.

— Дети поехали в школу, — вслух произнесла девочка. В закрытой комнате звук собственного голоса показался ей глухим, и она опять испугалась.

Отец де Франшевилль вел уроки в старой комнате для охраны. Это было длинное каменное помещение, где на стенах висели мушкеты, а в углу стояла огромная бочка с порохом, прикрытая тяжелым брезентом. Ребята из поместья обычно ходили на уроки в замок пешком, но когда стояла такая погода, за ними посылали сани. Фелисите часто наблюдала за ними. Красавчик Гиацинт Дессен погонял лошадей, на коленях у него лежал мушкет. На запятках стоял важный Дамасе с другим мушкетом. Каждый раз Фелисите вся в слезах спрашивала у старой экономки, почему она не может быть на уроках. Ответ всегда был один и тот же:

— Неблагодарная девчонка, разве я не учу тебя тому, что тебе следует знать?

Девочка не подошла к окну, зная, что оно выходит в закрытый двор с другой стороны, и она увидит, как подкатят сани с шумными ребятишками. Она даже подумала, не поспешить ли ей к воротам? В первый раз рядом не было тетушки Сулетты, которая не выпускала ее из поля зрения ни на минуту. «Если даже она ничего об этом не узнает, мне не стоит этого делать», — подумала девочка.

Потом она, покачав головкой, решила все-таки рискнуть заслужить неудовольствие своей наставницы. Фелисите вытерла руки и поставила чашку с полировкой на буфет, туда же положила кусочек замши. Она все делала очень аккуратно, но когда вышла из комнаты, сразу припустила бегом.

Ей не удалось отойти далеко. Бертран стоял в конце коридора, и как только он ее увидел, у него разгорелись глаза.

Мальчишка пошел к ней на цыпочках.

— Тихо! Не шуми! — шепнул он. — Не стоит его волновать! Фелисите застыла на месте. Ей хотелось спросить мальчишку, что он имел в виду, но она не могла промолвить ни слова.

— Это — привидение! — еще тише шептал мальчишка. — То самое привидение. Не шуми, если не хочешь, чтобы оно тут появилось.

Мальчишка радовался тому, как его слова подействовали на Фелисите.

— Ты боишься привидений и разных духов? Конечно, боишься. Ты — девчонка, а девчонки всего боятся. Я не боюсь привидений. Я вообще ничего не боюсь!

— Что… что это за привидение?

Фелисите боялась пошевелиться или поднять глаза от пола.

— Я его видел! — у мальчишки блестели глаза. — Я был наверху и прошел мимо комнаты, где на дверях висел бант из черной ленты. Это была его спальня, и я увидел, как оно глядело на меня.

Пока он говорил, от возбуждения он так закатывал глаза, что в полутьме сверкали белки.

— Тебе не нужно видеть привидений, потому что ты можешь умереть от страха. Оно взглянуло прямо на меня, оно походило на белый дым, но только с глазами. Но я не испугался, а повернулся и спустился сюда. Я не боюсь привидений!

Фелисите больше ничего не хотела слышать. Она помчалась прочь, добежала до зала и увидела, что на нее с удивлением смотрит человек у дверей. За ней бежал напуганный Бертран. Он настолько красочно рассказывал о привидениях, что сам перепугался.

Отец де Франшевилль был у ворот, когда к нему подбежала Фелисите. У святого отца были румяные щечки, он был очень добрым человеком. Святой отец был близоруким, он прищурился, чтобы разобрать, кто же стоит перед ним.

— Доброе утро, дитя мое, — сказал святой отец и улыбнулся.

— Доброе утро, святой отец, — она не собиралась ему ничего говорить, но ее интересовало, что делают дети поместья, поэтому девочка добавила: — Наверное, сегодня не будет уроков, отец? Снег такой глубокий.

— Ты не права, дочь моя. Снег не должен мешать детям заниматься, — он внимательно посмотрел на девочку. — Если дети не станут учиться, из них не вырастут полезные для общества люди. Меня волнуешь ты, дитя мое. Ты регулярно занимаешься?

— Да, святой отец.

— С тобой все в порядке? Ты счастлива? Девочка кивнула головой.

— Да, отец, у меня все в порядке и я счастлива.

Старый священник подумал: «Иногда бывает лучше ответить так, как сделала эта храбрая девочка, чем высказать то, что у тебя на душе. Она очень милая малышка, мне кажется, что эти слова говорят в ее пользу».

Прибыли сани, и детишки начали со смехом высаживаться из них. Они были укутаны до самого носа, но Фелисите всех их узнала. «У Антуанетты новый шарф», — подумала Фелисите. Ей очень понравился шарф, связанный из красной шерсти. Обычно шарфы были темно-синего цвета, и она решила, что красный шарф удивительно идет Антуанетте.

Ученики стройной цепочкой проходили через ворота, поскольку знали, что старый священник наблюдает за ними, и он любит, когда они прилично ведут себя. Но Антуанетта вдруг остановилась и задержала всю процессию. И, к великому изумлению всех детей, улыбнулась одинокой маленькой девочке и поздоровалась с ней. У нее была теплая дружеская улыбка и приятный голос.

Фелисите почувствовала, как сердце у нее разрывается от благодарности, счастья и гордости. Она так волновалась, что с трудом вымолвила:

— Привет!

На этом их общение закончилось, поскольку дети с большим оживлением обсуждали что-то, случившееся утром. Произошел несчастный случай — кто-то взобрался на крышу дома Карре, чтобы сбить лед и снег, поскользнулся и упал. Некоторые дети видели этот полет и были очень взволнованы.

Фелисите услышала имя жертвы и ужаснулась. Это был Филипп! У нее замерло сердце, девочка с ужасом подумала, что он может умереть. «Может, он уже умер, и я никогда его больше не увижу!»

Девочке вспомнились рассказы о людях, которые во время строительства замка падали со стен и умирали на месте. Девочку охватила паника, она бы начала рыдать, если бы не услышала, как один из детей сказал, что Филиппа отнесли домой и уложили в постель. Если это правда, то Филипп жив. Девочка немного успокоилась, она вспомнила, как тетушка Сулетта сказала: «Рене сказала, что это — самое лучшее лекарство».

Рене, одна из горничных, была женщиной весьма разумной, и если она говорила про лекарство, что оно самое лучшее, то так и было на самом деле. Надо дать Филиппу это лекарство, и его жизнь будет спасена! Она может его спасти!

Экономка крепко спала, когда в комнату проникла Фелисите. Голову тетушки высоко подпирали подушки, и она громко храпела, а щеки у нее пылали. Фелисите успокоилась, увидев спящую тетушку, и подумала, когда брала пузырек: «Ей лекарство не нужно, а Филипп в нем нуждается».

Девочка крепко зажала в руке пузырек с лекарством и на цыпочках покинула комнату. Она подошла к воротам. Там не было охранника, видно, он пошел выпить чего-то согревающего, и девочка пустилась бегом. «Я должна быть там вовремя, — повторяла девочка про себя. — Я должна! Я должна!»

Когда раздался стук в дверь, ее открыла Сесиль. Сначала она ничего не увидела. Начался сильный ветер, он нес от реки клубы острых обжигающих снежинок. Сесиль изо всех сил удерживала дверь, чтобы она не распахнулась настежь, и она только потом увидела, что там стоит девочка.

— Мать Богородица и все святые! — воскликнула Сесиль, глядя на маленькую девочку с белым лицом, стоящую у порога. Она не узнала девочку, но поняла, что нужно действовать очень быстро. Сесиль схватила Фелисите на руки и внесла ее в дом, громко захлопнув за собой дверь.

— Кто ты такая? И как ты одна пришла к нам? Фелисите настолько замерзла, что не могла говорить. У нее от холода болели руки, и она начала плакать.

— Господи! Я тебя узнала. Ты — малышка Фелисите из замка, — воскликнула Сесиль.

Фелисите слабо кивнула головой и прошептала:

— Да…

Сесиль придвинула стул и посадила на него девочку.

— Тебе нельзя находиться слишком близко у огня, — предупредила она. — Господи, как же тебе удалось одной добраться до нас? Сейчас я дам тебе супчик. Твои руки… Так я и думала, ты их обморозила. Малышка, что случилось?

Фелисите разрыдалась:

— Если бы я не принесла ему лекарство, он мог бы умереть. Это самое лучшее лекарство в мире. Так сказала тетушка Сулетта. Пожалуйста, мадам, он сильно поранился?

Женщина удивилась.

— Кто? Филипп? Нет, нет.

Она взглянула на девочку и покачала головой.

— Тебя прислали к нам с этим лекарством?

— Нет, мадам. Тетушка Сулетта спала, и я… отправилась сюда сама…

— Как ты не замерзла до смерти! — Сесиль улыбнулась. — Хотелось бы мне посмотреть в лицо тетушки Сулетты, когда ей станет все известно! Она жутко обозлится.

Руки у Фелисите так сильно ломило, что она с трудом достала бутылочку из внутреннего кармана пальтишка.

— Мадам, это — лекарство, — настойчиво повторила девочка. — Чтобы лекарство помогло, его следует сразу принять.

Сесиль взяла пузырек и начала его разглядывать. Потом она его встряхнула, вытащила пробку и понюхала.

— Кто тебе посоветовал это лекарство? — спросила Сесиль.

— Его принимает тетушка Сулетта. Сесиль громко захохотала.

— Господи, как забавно! — она продолжала хохотать, а потом сказала: — Боже мой, какие дети выдумщики! Это может быть лучшим лекарством в мире, но… только против зубной боли! Когда Проспер придет домой, я ему все расскажу! Вот он посмеется!

На щеки Фелисите закапали слезы. Неужели ее страшная прогулка по снегу, когда ей в лицо дул холодный злой ветер, была напрасной? Неужели Филиппу не поможет это лекарство? Она попыталась сдержаться от рыданий и пробормотала тихо:

— Мадам, я думала, это лекарство вам пригодится. Сесиль ей ответила:

— Наш великий альпинист не страдает от зубной боли. Он испугался, на его теле множество синяков, но вся маковая настойка, которая имеется у врачей в Монреале, не поможет тому, чтобы он побыстрее занялся работой.

Сесиль увидела, как опечалилась девочка, и заговорила более мягко:

— Ну-ну, малышка, тебе не стоит так расстраиваться. Филипп будет как новенький через несколько дней. Ты очень добрая девочка, потому что ты пыталась ему помочь. Тебе уже получше?

— Да, мадам.

— А руки еще болят?

— Да, мадам, болят.

Из задней комнаты послышался злобный голос.

— Сесиль! Сесиль! Что за шум? Почему открыта дверь, ведь на улице дует ужасный морозный ветер!

— Отец, дверь закрыта.

— Кругом сквозняки. Они меня доведут до могилы! Дверь открыта! Я тебе говорю! Почему ты со мной споришь? И почему мои дрова используют, чтобы обогреть весь берег Святого Лаврентия?

— Дверь открывали всего на несколько секунд. К нам пожаловал посетитель.

Старик завопил еще громче и злее:

— Посетитель? Почему люди не сидят дома и не жгут собственные дрова? Почему я должен согревать все население Лонгея?

— Отец, успокойся! К нам пришел ребенок. Она единственная, кто к нам пришел за три недели!

— Это место мне напоминает Лувр, куда сходятся все люди Парижа в дурную погоду, чтобы согреться и погостить, — продолжал вопить свирепый старик Киркинхед.

Сесиль взмахнула руками и с мрачным выражением лица пошла к столу у очага, на котором она готовила обед. Фелисите понимала, что ее приход разозлил старика, поэтому она тихонько оставалась на прежнем месте, готовая сквозь землю провалиться. Потом она услышала голос Филиппа:

— Подойди сюда, Фелисите!

Девочка только сейчас посмотрела в его сторону, хотя с момента прихода она постоянно чувствовала его присутствие в комнате.

Фелисите увидела, что он сидит, подпертый подушками в грубо сколоченном кресле, а колени у него укутаны одеялом. В руках у Филиппа брусок дерева, и он осторожно что-то вырезал ножом с коротким лезвием. Он, видимо, давно этим занимался, потому что вокруг него скопилось много стружек. Девочка пошла к нему. Она шагала на цыпочках, так как боялась, что из другой комнаты опять начнутся дикие вопли. Филипп взял ее руки и стал нежно их растирать.

— Скоро твои ручки перестанут ныть. Ты — очень добрая и храбрая девочка, спасибо тебе за то, что в такую погоду ты мне принесла лекарство. Я знаю, что оно мне здорово поможет.

Фелисите была настолько рада тому, что Филипп находится вне опасности, что молчала и пристально смотрела на него, но потом вымолвила:

— Мсье Филипп, я рада, что вы так думаете.

— Наверно, мне больше всего было нужно именно это лекарство. Присядь, пожалуйста. Боюсь, что тебе придется присесть на пол. Я понимаю, что должен был бы уступить тебе кресло, но в данный момент я не могу двигаться.

Фелисите села, не сводя с Филиппа глаз. Он был очень бледным, но девочка поняла, что он не сильно пострадал. Малышка до того этому обрадовалась, что позабыла, как у нее болят руки. Сесиль внимательно поглядывала на открытую дверь. Она подошла к ним, держа в руках тарелку с дымящимся супом. Сесиль положила туда кусочек баранины. В другой руке она несла толстый ломоть хлеба.

— Поешь, малышка, — шепнула Сесиль Фелисите. — После ходьбы по такому холоду тебе не помешает отведать горячего супа.

Девочка с восхищением вздохнула, почувствовав аромат горячего супа. Она вдруг поняла, что страшно голодна.

— Благодарю вас, мадам. Я сильно хочу есть, — сказала девочка и начала быстро поглощать суп.

Со стороны двери послышался злой голос:

— Что это такое? Моя дочь считает, что может кормить всех детей в Новой Франции? Неужели она собирается скормить славный супчик, ради которого я работаю и экономлю, нищим Монреаля?

Старик Киркинхед поверх ночной рубашки накинул грязный халат и такие же потрепанные брюки. Они с трудом держались на теле с помощью единственной лямки. Но чтобы сохранить достоинство, он напялил на голову бархатную шапочку.

— Я уже стар, и кровь меня плохо греет, — продолжал вопить он, притоптывая от ярости и возмущения. — Но разве моя дочь, моя кровь предложила мне суп, который требуется для поддержания здоровья? Нет, она лишает меня еды и отдает ее незнакомой девчонке.

Сесиль потеряла терпение.

— Девочка нам известна и ее зовут Фелисите. Отец, если ты хочешь отведать суп, то его у нас достаточно.

— Много супа, да? — старик не желал успокаиваться. — Сколько раз я тебе повторял, что не следует слишком много готовить. Следует вставать из-за стола, только приглушив голод. И это правило для всех хороших хозяек! Никто не должен наедаться досыта.

— У нас всегда имеются в достатке отвратительные, злобные слова и разная низость, — не выдержала Сесиль. — Но могу еще тебе сказать, что кое-кто запрятал множество золота! Вот так!

Старик застыл, как пораженный громом. В пустых глазах появился страх.

— Я знал, что за мной следят! Я не доверяю больше моей собственной дочери, — и старик начал шептать: — Мне все ясно — они хотят от меня избавиться. Что ж, я не стану этого ждать.

Сесиль повернулась к нему спиной.

— Отец, ты опять собираешься повеситься? Ты это проделывал уже пять раз. Наверное, стоит довести счет до полдюжины, — она повернулась к отцу, уперев руки в бока. — Над тобой смеются и говорят, что ты совсем свихнулся… Я тоже теперь так думаю.

Старик Киркинхед помолчал, открыв рот. Он уставился на дочь, не желая верить собственным ушам. Потом у него на глазах выступили слезы.

— Ты меня не жалеешь, — дрожащим голосом заговорил он. Старик хотел еще что-то добавить, но передумал и отправился в комнату, всхлипывая на ходу и что-то бормоча.

Сесиль принялась за стряпню. Она стучала сковородками и гремела ложками, а потом с шумом швырнула полешко в огонь.

— Мой отец совсем лишился разума, — громко сказала Сесиль.

Из комнаты старика Киркинхеда они услышали, как ложка стукнула обо что-то стеклянное. Сесиль с удивлением взглянула на Филиппа, он сбросил с колен одеяло и с трудом поднялся с кресла. Он быстро метнулся в комнату старика и было слышно, как он кричал:

— Нет, нет, хозяин!

— Что на сей раз? — спросила Сесиль.

— Наверно, это — яд. Но я вовремя успел его отобрать. Потом юноша засомневался и резко ударил старика по спине. Тот закашлялся, из глаз у него покатились слезы.

— Вы не успели его проглотить?

— Нет, — прохрипел старик, — ты появился вовремя. Сесиль впорхнула в комнату и стояла над отцом с видом карающей десницы. Она взяла в руки пузырек и начала его разглядывать.

— Где ты это взял? — строго спросила она старика.

— В Монреале, — дрожащим голосом ответил старик. Но по его виду можно было понять, что ему нравится то положение, в котором они все оказались. Глазки у него бегали, и на его лице застыло выражение удовольствия, как будто он говорил: «Вам все ясно? Я буду продолжать держать вас всех в напряжении и буду изыскивать для этого разные способы. Я буду пугать вас снова, снова и снова…»

— Ты купил его у аптекаря?

— Да. У Лахойя на рю Сен Поля.

— И ты заплатил за это деньги? — продолжала возмущаться дочь.

Старику Киркинхенду стало стыдно. Ему было неприятно признаваться в лишней трате. Ему пришлось потратить деньги, чтобы время от времени запугивать своих домашних!

Сесиль схватила пузырек, подошла к очагу, где еле-еле тлел огонек, и вылила содержание пузырька в огонь.

— Вот так! — сурово сказала она. — Единственный раз в жизни, папаша, вы зря потратили денежки! И вам не помогла эта жидкость. Вам лучше пользоваться веревкой — она ничего вам не будет стоить!

Несмотря на унижение, старик уселся в кресло с довольным видом. Еще одна попытка самоубийства благополучно закончилась, все пока было в порядке. Но потом он снова начал волноваться: Филипп сидел дома и ничего не делал по хозяйству.

— Почему ты торчишь дома и ничего не делаешь? — возмутился старик. — Тебе нужно учить наизусть тангенсы и котангенсы, как я тебе приказал. Скажи мне, если тебе нужно выбрать из двух деревьев — дуба и ели, чтобы изготовить стеллажи для большого веса грузов, что ты выберешь?

Юноша не знал ответа на этот вопрос.

— Ель? — попробовал он угадать.

— Дуб! — возмутился старик Киркинхед. — У тебя в голове вместо мозгов опилки. Тебе бы только лазать по крышам и падать оттуда, чтобы потом бездельничать дома и вырезать из хорошего дерева никому не нужные фигурки. Из тебя никогда не выйдет хороший строитель. Я только зря трачу на тебя время!

Старик обратился к дочери удивительно вежливым тоном.

— Если можно, я хотел бы тарелку супа! Если только тебя это не затруднит!

Сесиль не собиралась сдаваться.

— Суп? Нет, ты получишь не суп. Тебе следует получить огромную клизму и слабительное, чтобы тебя прочистило с двух концов! Отец, на этот раз тебя придется проучить!

Фелисите лежала в санях, укутанная меховыми полостями, и когда они были у замка, ее еле разбудили. Солнце светило не так ярко, но совершенно не грело. По этому неяркому свету можно было понять, что надвигается еще более сильный холод, и в эту ночь холод скует землю, и всем живым существам нужно будет спрятаться, а замерзшая земля будет трескаться с резкими звуками. Фелисите услышала, что ее зовет Красавчик Гиацинт Дессен, и встала в санях.

— Так, вот она наша красавица, — сказал Дессен. — Надеюсь, мне больше не нужно будет никуда ехать. Если в такую погоду убежит один ребенок, это более чем достаточно. Но двое… это уже перебор!

Как только они оказались за стенами замка и за ними с грохотом захлопнулись ворота, из конюшни прибежал грум. Он ласково погладил лошадь.

— Бедняжка, такой холод, а тебя во двор вывели. Так нельзя обращаться с животными, тем более со старой лошадью, — продолжал ворчать он. — Сейчас поставлю тебя в стойло и дам овса. И тебе тоже, Роланд. Лучше вместо вас запрягли бы ленивых бездельников, чтобы они на своей шкуре испытали этот жуткий холод!

— Ты уверен, что их следует распрячь? — сомневался Дессен. — Я привез девочку целой и невредимой, а как насчет другого?

Грум волновался только о лошадях, но потом сказал:

— Все в порядке, дружище. Второй тоже отыскался.

— Хорошо! — воскликнул Дессен с облегчением. — Я рад это слышать. Этот Бертран — невозможный парень, но мне нравятся его выдумки и храбрость.

Грум взглянул на красавчика Дессена и пробормотал:

— Не торопись. Новости у нас не самые хорошие! Пошли, Байярд и Роланд. Двигайтесь.

Караульный у ворот закрепил цепи и подошел к Дессену:

— Гиацинт, отведи девчонку в замок. Там горит огонь, пусть отогреется, прежде чем идти домой. Это приказ мсье Шарля.

Дессен был поражен.

— Мсье Шарль? Когда он приехал?

— Час назад. Он приехал к нам в такой день! И кроме того, он привез с собой жену, и они собираются сегодня же возвратиться назад! Караульный покачал головой, будто не мог понять, зачем так спешить обратно в город.

— Возвращайся сюда, и я тебе все расскажу.

Справа от входа была небольшая служебная комната. Там в очаге бушевал огонь. Дессен помог Фелисите снять верхнюю одежду, и она села рядом у очага.

— Малышка, побудь тут немного. Мне нужно выйти, но потом я вернусь.

— Мсье, что там с Бертраном? — волновалась девочка.

— Не знаю.

Дессен кивал головой и делал вид, что все в порядке, но это ему плохо удавалось. Потом он взглянул на маленькую фигурку у очага.

— Ты очень храбрая девочка, потому что хотела помочь Филиппу. Все надолго запомнят, как ты одна отправилась к нему в такой ужасный морозный день. Но, Господи, как же мы все переволновались из-за тебя!

Караульный зажег фонарь и повесил его на крюк у ворот. Он прыгал на месте, чтобы согреться, когда вернулся Дессен.

— Теперь расскажи мне, что с Бертраном? — спросил у караульного Дессен.

Караульный грустно покачал головой.

— Они нашли его… Час назад сюда принесли его тело.

— Тело! — воскликнул Дессен. Он удивленно уставился на караульного, не в силах поверить в трагический исход. — Он мертв?

— Конечно. Ты помнишь историю о мальчишке, который отправился из Монреаля, чтобы навестить дядюшку Жана Пти здесь, в Лонгее? Ему было столько же лет, как и Бертрану, и он переправлялся через реку в такой же день, как сегодня…

— Мне известна история Пьера Шесна. Мне было столько же лет, когда это все случилось. Но почему ты мне напоминаешь об этом? Что случилось с Бертраном?

— Я тебе передаю голые факты, — казалось, караульный здорово обиделся. — Я здесь дежурил целый день. Когда спохватились, что исчезла девочка, все бегали взад и вперед, а тетушка Сулетта рыдала. Клянусь, я такое видел первый раз в жизни. Ко мне пришел Бертран, и я сразу насторожился, потому что он всегда выдумывает разные шуточки и проказы. Но не в этот раз. Он был здорово испуган! Он спросил у меня, где эта девчонка. И я ему ответил, что она пропала, но не проходила через эти ворота. «Она хорошая девочка, мне она нравится», — сказал Бертран. Он ушел, вскоре начался страшный шум, его мать прибежала сюда и начала заламывать руки. Она хотела знать, не проходил ли ее сынок через эти ворота.

— Ты его выпустил?

— Я? Гиацинт, я клянусь, что я не видел мальчишку с тех пор, как он мне задавал вопросы… А потом пожаловала его мамаша.

— Может, ты ходил, чтобы немного погреться, и ворота в тот момент никто не охранял?

— Клянусь, я не отходил ни на минуту! Мальчишка сам каким-то образом выбрался отсюда.

Они помолчали, а потом Дессен сказал:

— Он отправился искать девочку. Мне все ясно. Этот маленький Бертран был не таким плохим, каким он казался. Он проказничал и иногда нам всем здорово надоедал, но я всегда знал, что у него доброе сердце. Каким хорошим солдатом он мог бы стать, если бы ему удалось подрасти! — Дессен грустно покачал головой. — Где нашли тело?

— На реке. Ты мне не повершить, но оно находилось на том месте, где нашли Пьера Шесне. Как странно, не правда ли? Возможно, тут приложил руку злой дух.

— Не дай Бог, отец де Франшевилль услышит тебя, — Дессен сильно волновался. — Если бы я был на твоем месте и не был бы уверен, что не отходил с поста, чтобы выпить чего-то горячительного, я бы почувствовал себя виноватым в том, что случилось.

Он собирался сказать еще кое-что, но в этот момент отец де Франшевилль спустился по лестнице из семейных покоев, с ним шел хозяин и его жена. Дессен быстро поклонился и исчез.

Шарль ле Мойн и его жена были в глубоком трауре по поводу смерти Габриэля. Баронесса надела черную повязку на голову, которая подчеркивала ее красоту.

— Смелость взрослых людей проявляется так часто, что все считают это обычной вещью, — говорил барон, — детей воспитывают так, чтобы они тоже не боялись опасности, но зря собой не рисковали. Мальчики могут прибежать к матери с ревом из-за пустяковой ранки, а позже они становятся смелыми и выдержанными мужчинами. Нам не следует удивляться тому, что сделали эти двое детей — девочка отправилась в мороз, чтобы отнести другу лекарство, а мальчик последовал за ней! Святой отец, какие люди у нас подрастают!

Отец де Франшевилль утвердительно кивнул головой. Ветер на улице не успокоился, а еще сильнее завывал за стенами замка и вздувал вверх оставшиеся седые волосы святого отца. Он дрожащей рукой пригладил локоны и сказал:

— Господь дал нам в жизни цель и все время за нами присматривает и придает нам смелости. Да, мсье Шарль, мы можем гордиться нашими людьми в Канаде, но должны за это благодарить нашего Небесного Отца!

— Я только что разговаривал с отцом мальчика, — сказал барон, — это сильный для него удар. В его возрасте уже не может быть другого сына. Боюсь, что мать мальчика может лишиться разума. — Он взглянул на суровое серое небо. — Нам предстоит тяжелая поездка, но мадам баронесса желает отдохнуть в тепле собственной спальни, поэтому мы не станем здесь задерживаться. Святой отец, я вернусь на похороны.

Барон вошел в комнатку, где была Фелисите, девочка сидела перед огнем и изо всех сил боролась с дремой. Когда она услышала его шаги, то вздрогнула и быстро вскочила. Барон давно не видел девочку, сначала ему показалось, что она чем-то напоминает мать. Фелисите смутилась, увидев перед собой «солнце», вокруг которого вращалась жизнь поместья, и быстро опустила глаза вниз. Девочка несколько раз подглядывала за бароном из укромных уголков. Ей очень хотелось увидеть его поближе, когда барон проходил через анфиладу комнат замка. Мимолетные взгляды убедили девочку, что барон — красивое и удивительное существо, и сейчас она утвердилась в этом мнении.

Барон достал часы из кармашка жилета и взглянул на циферблат. Часы были удивительными. Они были величиной с блюдце, и на них был изображен герб барона. Фелисите никогда прежде не видела часов и внимательно смотрела на это чудо, о котором она прежде только слышала.

— Уже слишком поздно, — волнуясь сказал ле Мойн. Он захлопнул крышку часов и положил их в карман. — Фелисите, ты отправляешься в Монреаль со мной, будешь жить у меня и ходить в школу.

Если бы он ей сказал, что она станет жить с королем Франции, ее это не так сильно удивило бы. Глаза у малышки широко раскрылись, не менее широко она раскрыла рот, будто собиралась ему что-то сказать, но потеряла дар речи.

— Ты довольна? Девочке удалось ответить:

— Да, конечно, мсье Шарль!

— Ты — смелая девочка, — барон внимательно взглянул на нее. Он видел, что она подросла, но сильно отличается от матери. И он подумал, что это очень хорошо. — Я уже договорился, что тебя пошлют в школу к монашкам. У них сейчас много постоянно живущих там учениц, и мать настоятельница согласилась, чтобы ты стала приходящей ученицей. Так что все уладилось. Пока ты учишься, ты станешь жить в моем доме, и у тебя будет возможность получить недурное образование.

Фелисите слышала об этой школе, которая находилась в большом деловом городе, расположенном за рекой. Школу организовала святая Маргарита Буржуа, а учились там дочери самых знатных семейств. Девочке даже не приходило в голову, что она, кому не позволяли даже посещать занятия отца де Франшевилля, когда-нибудь сможет учиться в этой школе. Она посмотрела на барона сияющими глазами.

— Среди других предметов, — улыбнулся ей барон, — ты сможешь получить там кое-какие знания о медицине и сможешь их применять, когда это будет необходимо. Тогда тебе не придется совершать опасные путешествия вроде того, что ты совершила сегодня.

— Мсье Шарль, я поеду с вами прямо сегодня?

— Да, дитя мое. Мы отправляемся через несколько минут.

— Но мсье, — малышка запнулась, — мне нужно взять с собой мою одежду. Мсье Шарль, у меня есть книга и кукла… и мой кот Дофин.

— Обо всем уже позаботились. Одежда и книга упакованы и с котом все в порядке. Мы можем отправляться.

Фелисите все еще колебалась.

— А тетушка Сулетта поедет со мной?

— Нет, — быстро сказал барон. — Она должна работать тут. Я с ней обо всем договорился.

— Тогда я должна с ней попрощаться. Он покачал головой.

— Тетушка Сулетта плохо себя чувствует, — объяснил барон, — она заперла дверь и отправилась спать.

— Но мсье Шарль, тетушка Сулетта никогда не запирает дверь, когда ложится спать. Она хочет все слышать, чтобы сразу принять меры, если что-либо случится.

— Сегодня она решила запереть дверь. Наверное, потому что она плохо себя чувствует.

— И я не могу с ней поговорить даже через дверь?

— Нет, дитя мое. Ты с ней поговоришь, когда приедешь сюда погостить, или она приедет в Монреаль. Она не хочет говорить с тобой сегодня.

Фелисите подумала, что концы с концами не сходятся, но она больше не задавала вопросов. Если бы она слышала разговор между бароном и его женой по дороге в Монреаль, она бы многое поняла.

Девочку закутали до носа, и когда она села в сани с котом на руках, она сразу задремала.

— Никогда прежде, — сказала баронесса, — мне не приходилось выдерживать подобных нападок, как это случилось с этой ужасной женщиной. Она вела себя так, будто мы настоящие воры и мы у нее украли единственную принадлежащую ей ценность. Шарль, эта женщина — сумасшедшая! Она меня перепугала, я до сих пор дрожу!

Он коснулся ее руки под тяжелой меховой полостью и ласково погладил.

— Но ты не показала, что боишься ее. Дорогая, ты ей сопротивлялась, как львица! Я горжусь тобой, Клодин.

Баронесса грустно усмехнулась.

— Шарль, я очень слабое создание. В данный момент мы одержали победу, ты будешь надо мной смеяться, я знаю, но дело в том, что… я стала ее бояться еще сильнее, — она глубоко вздохнула и сунула руки в маленькую муфту из черного меха, висевшую у нее на шее на шелковой ленточке. — Шарль, я напоминаю себе ребенка, — продолжала баронесса. — Я больше никогда не хочу возвращаться в это темное место. Я не чувствую себя там в безопасности, даже если замок окружен высокими стенами и башнями и у ворот стоят караульные. Я знаю, что больше никогда не посмею посмотреть в лицо этой старухе!

— Тебе не обязательно туда возвращаться. Клодин, мне дороже всего на свете твое счастье!

Далее они ехали молча. Ветер утих, на небе высыпали звезды. В морозном воздухе раздавался стук копыт и чудесная музыка колокольчиков. Баронесса немного успокоилась.

— Какая великолепная ночь, я так рада, что мы решили вернуться! Иногда мне тут очень нравится, и я совсем не хочу уезжать во Францию…

Чувствовалось, что барон был очень доволен.

— Ты еще станешь настоящей канадкой. Все происходит не так скоро, но я предвосхищаю твое будущее. — Потом спросил: — Что ты думаешь о девочке?

— Она очень изменилась в лучшую сторону. Я ее видела год назад, она была дурнушкой, а теперь можно сказать, она — весьма привлекательна.

— Мне кажется, — начал барон, не замечая, что цитирует слова матери Фелисите, — что она будет очень милой.