Котов Всеволод Сурнов ОлегЗорбэ

Всеволод Котов, Олег Сурнов

Зорбэ

- О, Андрей, я вижу облака !

- Сие не облака, - сие ваши гнусные мысли о солидаризме.

- Т, к ведь война ж, Кларо!

- Однако, хищный вы гусар!

- Фурнитура, да-с, -сказал подоспевший вовремя поручик Рыбов.

- А вы говорили- красные победят,- сказал некогда бывший зять, который был болен с детства и не выздоравливал.

- О боже, опять в эмиграцию, выдохнула графиня, разбив свою самую драгоценную вазу о крышу Антона в прошлом году.

- О, милочка, да вы сама респектабельность,- произнес с подобострастием лакей Гашек.

По наружности он был поляк, хотя на самом деле- Андрей.

Итак перрон закончился- Франция.

Зубовожатые гости, робко поторапливаясь, покидали вагон, лобызая друг другу и пытаясь всячески угостить...

И лишь Сыров был грустен. А за околицей проходили комиссары из военного комиссариата, и вежливо улыбались, скалив белоснежные на солнце зубы.

Ворона Пихтовна была занята своим неотложным делом, а именно вязала носки Павлу.

Павел Пыжов, будучи коммивояжером графини Зорбе, очень сильно смеялся рвотным смехом, когда графиню замечали. Ее беспристрастная участь к самцам нынешнего поколения была неотразима. И дети ее понимали.

Молодой профессор, воспитатель детского сада, и просто Гоша, грязно резвился в патологии своего сознания, издавая доселе весьма неприличные мучные звуки.

Эксперт был как всегда замешан во всем, и поэтому был всегда виновен или, по меньшей мере, первым подозреваемым.

На море бултыхались осипшие от прохожих жучки и вязко пели птицы. Вася Курочкин ковырялся в ноздре и чувствовал себя солнечно.

Сие благополучно приснилось всем пребывающим в вагоне - ресторане поезда "Брянск - Париж".

....................................................................................................................................................

И вот перед глазами замелькали орлы и маленькие ежики.

- Да это ж Копенгаген ! - заметил Трусцой (длинный и худой как вешалка революционер).

Да, сие действительно было не что иное как славный город Копенгаген с его окрестностями и незавидными достопримечательностями.

И все вышли в тамбур сблевнуть по родине.

В тамбуре стоял маленький прижимистый человечек, грязно куривший папиросу и похожий на войну.

- Вот оно! - воскликнули все хором. - Светлое будущее нашей демократии. И все кинулись бежать.

- Ниче, все там будем! - как бы подчеркивая ситуацию, Пьер Качковский завернул ремень к боку и вышел вовне. (Больше мы его не видали, поэтому о нем больше не будет)...

...А тем временем княжна Ольга Зорбэ сошла на станцию со своими спутниками и, дико высморкавшись, утонула в своих мыслях.

- Фу ты, ебтить, свобода однако, -протрещал сквозь кожу лакей.

- Nous sommes tres charmes vous d`avoir ici, - произнесли Джордж Денессанс и Франц Декадэнс, два деградирующих мещанина, в прошлом рантье и склочники, ныне отпетые поборники справедливости и прелюбодеи. Да-с. На их тусклых физиономиях было написано :"Ланч."

В ответ наши друзья улыбнулись им ровно на тринадцать копеек с мелочью.

- Устали-с, с дороги. Да-с, - подслюнявил лакей.

- Да-с, - пробасил многозначительно коммивояжер Павл Пыжов.

- Мон шергхр, - глупо улыбнулась госпожа, думая, что сказала нечто конкретное.

И все пошли в театр принимать "ланч" ...

Осмотрев город Василь Трусцой (революционер, убежденный атеист по бабушке),решил действовать незамедлительно, но размеряя.

- Где у вас дома терпимости?

- Не ките па, же ву при...

- Ого, - подумал Трусцой (революционер, раньше его звали Сергей, и непонятно к чему он это вспомнил, а мамочка все наровилась называть его Серж, но он противился этому, писал в кастрюлю и убегал на баррикады строить танки. Так он провел свое детство и стал незыблемым революционером).

И посетил. .....................................................................................................................................................

Тем временем Зорбэ ни о чем не подозревая курила трубку и перекатывала из ладони в ладонь последнее золотишко, (которое Трусцой как раз собирался изымать для нужд партии).

Ольга об этом не знала, но на всякий случай у нее был коммивояжер. В нем то она и прятала свои женские шалости.

Хо-хо.

Но сейчас мы отдаляемся от образа княгини Зорбэ, так как она занималась как-раз своими шалостями с неким коммивояжером...,и нам бы лучше этого не знать.

На утро Василь Зубов открыл свой саквояж и громко ударил в барабан. Незабыв о наступающем дне, он сочувствовал всем пожилым и единорослым дамочкам, и тем был временами горд. Но теперь ему было не до этого - он теперь жил в часовне и питался отбросами со стола Графини и ее пса Полкана, который то и дело ласково щипал его за подбородок, оставляя многочисленные шрамы по всему его телу. Зачиналась заря, но Графиня уже не спала - она мусолила свою новенькую новогоднюю шкатулку и нервно грызла семечки, робко посматривая за заборы на проходивших мимо воров. И просто ротозеев.

Эксперт, позавтракав и прокашлявшись, незамедлительно вышел семимильными шагами из своей комнаты в узкий коридор, и не сшиб официантку, которая затем была очень благодарна ему за это всю ночь...

Борис Князев, так звали младшего подпорутчика на услужении у посла Графини, был чисто одет и грязно выбрит, в спешке покидая свои апартаменты уже одним ухом садился в трамвай, двигавшийся по шоссе в направлении Сажи Утраченной и Большого Желчного переулка имени Клюквы. Восьмиэтажный подполковник Сбруев жадно пожал руку товарищу Эксперту, тем сжав его до мякоти и до самых неприличных мест его недолгого пребывания на земле. Эксперт, едва стесняясь, корчась от боли, но всеми усилиями стараясь не показать этого, вежливо улыбнулся в сторону огромного подполковника, с одной стороны которого виднелся тонущий в мыслях город, а с другой - дорога, ведущая туда, куда бы больше всего не хотелось бы Эксперту попасть - в посольство Венгрии, от чего у него сугубо сводило колени к нижнему основанию позвоночника. А за подполковником уже, казалось, ничего существенного не могло быть видно, лишь конец всего пути и всех усилий этого маленького заурядного человечка, который уже часом вошел в землю на четверть сажени. И, стесняясь, продолжал пожимать плечами, и горбиться и узиться.

По утрам Трусцой занимался джоггингом, то есть чинно, открывая мизинцем дубовую дверку и выглядя джентельменом на все сто, входил не распахивая дверь и улыбался дамам, не давая тем даже тени сомнения. А потом хватал ящик пива и бежал, бежал, бежал, бежал... в Лувр, где он был знаком с местной сторожихой - милой пышечкой Мари Дэ Борже и громко улыбался. Вечером все повторялось. С утра было тоже самое. А в течении дня Василь тщетно пытался вспомнить цель своей жизни, от обиды гневался на Мари, сбрасывал ее с балкона, в результате чего та стала выглядеть помятой, разбитой, в длинных морщинах, ей становилось все дурнее и концу недели она подала на запчасти. До сих пор еще можно отыскать ее маленькую могилку на средней клумбе дома No13 среди обезвреженных воробушков и котов.

Тем временем, вышеописанная Графиня не на шутку сдружилась со здешней дамой Жаклин Гофре - агрессивной лесбиянкой, опасной девственницей по натуре и ключами. Не любила негров и мужчин.

Историческая справка о ее детстве :

В детстве ее изнасиловал Лев Александрович Штольц, грязный патриот своей страны. Кончил плохо - повесился в своей усадьбе от тоски и менингита. Проходящие мимо крестьяне норовили его вилами, потомучто графф...

Ночь. Будуар. Громкие чмоканья графиней.

- Ах, графиня, вы душка, право.

- До, - басом окликнула Гофрэ.

- Вот тут бы ключами, вот так, вот так...

- О, -басом окликнула Гофрэ.

- Да вы...

- Да, я... - с удовольствием, хрипло окликнула Гофрэ.

Тут зажегся свет, и очам лакея предстала картина: две графини на карачках, в распахнутых навзничь халатах, занимались убийством трехлитровой бутылки самогона " От Ивана " и открыванием гнилого сейфа с документами, не имеющими никакого значения, оставшимися с войны двенадцатого года от прежнего графа.

Гашек был настолько встревожен виденным, что застрелил кого-то в коридоре (им был Джон Карцев, агент меньшевиков). И отбыл ко сну.

Уже две недели здесь пребывал майор в отставке Йозоф Железо, комдив из полка большевиков, борющихся за имя Красной Армии на суше и Военного морского флота южных и западных морей или просто Гоша. Но здесь он был член палаты Лордов, и очень важный заместитель самого Оре, тесно внедрившийся в сеть магазинов и супермаркетов Франции, агент Луи де Полотно, по батюшке Гена. Он был задержан по прибытии в силу случившихся неотложных обстоятельств, заставивших его задержаться на две недели... в одном положении, застрявшим своим неизмеримо большим Маузером, который нельзя было не то што спрятать в папахе, но, порой сам Луи прятался за ним, выслеживая важных политических деятелей, дабы не быть замеченным, одет он был в кожаную куртку с отворотом и красную повязку, низившуюся на его голове с плакатом: "долой буржуев, да взвинет небо красное! " - отпугивающую всех прохожих как слезоточивый газ, а дамочек с камелиями,... и без камелий - бросало в ужас наповал, так что никто из страха не мог посметь узнать в нем революционера, за дело правое - враг будет разбит...

Луи был послан в помощь к Василию Трусцому, который всвязи со своим умопомрачительным и напоминающим фонарный столб ростом не мог посещать важные политические заседания.

Йозоф был низок, плотен, один глаз был выбит на стройке, и очень опасен, даже для своих же агентов. Луи взял Трусцого за подбородок и подкинул так в небо, что тот прошибая башкой семиэтажное здание, ударился больно об луну и упал тут же на прежнее место, где был вновь атакован своим напарником по нелегкой борьбе с буржуазией и социал-демократией. Так продолжалось около трех суток, и два месяца..., после чего Майор снял его с фонарного столба, заметно преуменьшив в размерах, и положил в карман. Впереди у него был еще тяжелый день.

Узнав о смерти своего двоюродного брата Джона Карцева, он заметил что-то неладное. Он очень любил своего брата Мицкевича-Шукшина - так его звали на самом деле и даже часто, не скрывая, разделял с ним политические взгляды, несмотря на истинно меньшевистские заначки.

Далее, Йозоф вместе с Трусцым отправились в Диснейленд и по дороге внезапно для них обоих завернули к Графине Гофре, где их уже ждали баррикады и красные флаги.

- Вот это по нашему, - чуть было не подобрел Йозоф, но тут же, ощитинившись, принялся за дело: он раскидал все баррикады, убил всех подручных Графини и придворечных и прямиком направился на 968 этаж в комнату к Графине. Графиня же наняла двух адвокатов-профессоров, которые тут же пошли в расход при встрече с Луи, и двух телохранителей: Сэм Вудроуб (из Чикаго) и Гари Каминский (из Зальцбурга),которые неустанно хранили ее тело, в особенности по ночам, дабы враг не проник в священное место Графини, оно было постоянно занято и забито сильными мужчинами...................

Весь Париж наполнился слухами о предстоящей свадьбе Графини Гофрэ и мадам Шаршон, которая на самом-то деле была видным писателем эпохи сугубизма и старых, прозаик Онан Ойль (по сыну - Глеб, никто его не читал, потому что страшились).

Последний подарок Гофрэ бывшей подруге Зорбэ были билеты на теплоход "Кондрат и Яков".

Не замечая революционно настроенных граждан, рвущихся к княжне, мадам Гофрэ-Шаршон протянула своей русской подруге билеты и пропела:

Нема мого

Миленького

Що я полюбила....

- Ну, а теперь прощай до веку!

И спрыгнула с парашютом вниз, прямо на пол, задев графин и помяв половичок и выбив зубы швейцару (всем).

Сэм Вудроуб из Манчестера был небезопасным юношей ростом в три этажа или маленький Дом Союзов, носил с собой брюки и обходился без почтальона, был гладко выбрит, неподвижен и сугуб. За деньги мог даже..., но в тайне был сентиментальным - в сумерках, когда никто не видит, он пробирался в курятник и кормил птичек маленькими слонами, подвергшимися коррозии, он их похищал из цирка и откармливал их так, что они уменьшались и худели и помещались во внутренний карман Вудроуба (хотя они и так туда залезали, но так вмещалось больше).

Гари Камински - член масонской ложи с 1897 года, весь в оспинах, весьма неприятен, неженат, характер зависит от количества выпитого виски, ростом со среднюю трость, но с пистолетом, бывший поляк, кличка "Дождь".

Оба они отошли, так как кончилось оплачиваемое время, и удушающие газы, и цели...

Революционеры беспрепятственно вошли к Графине. Коммивояжер кого-то лихо бил по морде, чтобы быть злее к пришествию врага. Битым вероятно был Гашек, хотя теперь это точно не установить, да и не имеет значения. (После, на могиле его будет написано "убит прямым", и внизу "скорбим" и список акционеров.)

Уставший коммивояжер отправился отдыхать, и княгиня приготовилась к самолету...

-Я глубоко извиняюсь, - вышел из кармана Трусцой, - у вас не будет холодного пива, или хотя бы горячего, или хотя бы не будет!?

- Не будет! - поправил его Майор и легким жестом передвинул друга к Норд - Осту.

- Где у вас тут незаконноскрываемые (статья 88), - из под мышки добавил Трусцой и был опять поправлен начальником, - от революционных сил партии, так сказать народа коммунистической державы, во имя прогресса и процветания всего... Где золото? - и он достал орудие пристрастия - маленький точильный аппарат фирмы "Феникс".

Но тут внезапно вылезшая из печи рука подполковника Сбруева, стоявшего у парохода, насосно вытянула Графиню, перепугавшуюся до слез, с 968 этажа и поместила на 13-е место в 6 кабину самолета Москва-Иссыккуль. На этом самолете она прилетела через день к теплоходу у которого ее ждал Сбруев. Он шикарно улыбнулся и проводил Графиню в салон-ресторан. Но по пути пароход захватила группа негров из североафриканского поселка "Чумы" и пригрозив Сбруеву недолгой пенсией, повели теплоход через Ла-Манш в северо-восточную Якутию и затем через море Ягозыло в Африку к террористической ассоциации пигмеев "Шумилов и повстанцы" близ пролива Сукэ, ну там где пальмы, вы знаете, правда, там везде пальмы.

Этот адрес был написан на маленькой бутылочке, стоявшей неподалеку от одной лохматой, симпатичной пальмы, которую оставил там, в свою очередь, Сбруев.

-Я - Себастьян Нигеро по прозвищу Дикий Шумилов - и я торговец черными ящиками с навозом и сыром, я продам вас за шестьдесят семь динаров и куплю себе говорящего попугая, который оповестит обо мне весь мир, и каждый житель Нигерии, не говоря уже о других странах, будет жить в страхе и просыпаться утром, вспоминая мое имя. Все будут дрожать и молчать, ползая по колючей соломе для моих старых навозных коров. Но тут к повелителю подлетела, непонятно откуда взявшаяся муха ЗБ и укусила его в шею, - так и закончилось правление великого императора.

Мухой ЗБ был замаскировавшийся тайный поклонник ума Графини и сердцеед сэр Эксперт 96-й, во время вылетевший из кармана Сбруева и ужаливший рукоплескателя.

Cбруева после этого сильно зауважали, даже Эксперт, сам особо не зная за что, но боялся и постоянно старался как-нибудь угодить Cбруеву, который был не по вечерам всегда зол, а по вечерам спал, и будить его никто никак не решался.

Время пребывания Сбруева с Экспертом, а также коммивояжера с Графиней не заставило себя ждать, их спокойствие длилось не более трех часов. Ослепительной вспышкой, прорвав небо и сломав две пальмы, на территорию Африки, подобно молнии и ветру, плавно вошел вертолет Йозофа Железо с подофицером Трусцым, заведовавшим всей операцией, но, видимо этого не показывающим, вероятно из-за отсутствия возможности. Луи больше не скрывал своего подлинного революционного имени и вождем продвигался по отсталой от революционной жизни Африке. Мирные люди незадумчиво ели овес и глину. Били птиц и детей. Ловили рыбу и скармливали старому, но чрезвычайно злому слону, чтобы тот не трогал население.

Йозоф собрался с жесткими мыслями, протекавшими по его красно-ржавому лицу в виде гусениц и громко запел: "Свободу неграм и темнокожему населению Нигерии вообще!" На его лозунг негры лениво повернулись в сторону лозунгатора, почесываясь от укусов различных насекомых и с абсолютно безразличным взглядом. Заметив некоторое оживление в слоях темнокожего населения Нигерии, Йозоф незамедлительно продолжил речь:

- Т'к вот, революция, господа товарищи, э...., грядет! - Как бы подыскивая подходящее, наиболее революционное по смыслу слово, добавил Йозоф. Тут из кармана Йозофа вылез слегка помятый Трусцой и тонким голосом пропищал: "Свободу демократии и гласности!", но тут же был погребен внезапно ошарашившей его улыбкой невесть откуда подошедшего Сбруева.

- Так вот вы где! - от радости завопил Йозоф и схватил Сбруева за щеки что есть мочи, как бы пытаясь оторвать их или просто что-то сказать.

Сбруев, не замечая усилий майора, продолжал улыбаться в сторону Трусцого, затем повернулся в сторону Графини и широким жестом предложил даме присесть на одного престарелого полуседого с обвисшей кожей как у носорога, негра. К тому времени улыбка с лица Сбруева уже спала, и бедный Йозоф вынужден был отпасть в канаву, где очень дурно и совсем не по революционному воняло.

Весь в саже и в перьях, грязный как не на параде Йозоф выбрался из канавы и потребовал немедленной амнистии и адвоката. Его предложение было незамедлителено рассмотрено с высоты стоящим и подпирающим небо Сбруевым, который лаского, как лягушку, взял его в руки и поцеловал в правую щеку, а затем плюнул, чуть не утопив Майора, и протер его как матрешку, и строго, но справедливо взглянул в его невинные глаза, тем самым как бы показывая, что готов выслушать его идеи по поводу революции.

Слегка обрадовавшийся Йозоф было начал рассказывать о том, как совершить революцию в Нигерии, а затем во всем мире, но Графиня позвала всех пить чай, и подполковник, ненароком забыв о Йозофе, случайно обронил его в тот же самый ров, чем Йозоф был по всей видимости чрезвычайно недоволен.

На этот раз Йозоф твердо и никогда как чрезвычайно решил cовершить свои планы, и тут же почленно стал принимать всех негров в партию, а недоросших до 18 лет по виду, то есть, которые еще не способны были сдвигать полуторатонные мешки с дегтем - в октябрята. Набравшись смелости, он, незамедлительно разрубая на ходу тростник и сшибая довольно толстые пальмы, подошел к Графине и потребовал незамедлительно и неизбежно вернуть золото в интересах всего мирового пролетариата, и от имени никому не известного moncier Дзержинского. Графиня была очень растрогана кратким рассказом Йозофа о грядущей победе пролетариата, и готова была на все, только не на золото.

Но тут сильная мужская рука легла на ее плечи и медленно опустилась до пояса и чуть ниже, и тогда Графиня на утро отдала Йозофу все свое золото и Коммивояжера впридачу. Народные средства сразу же вместе с Майором Йозофом были направлены через границу, но по дороге заглянули в Париж, в корчму для русских революционеров, где до копейки были истрачены на пиво. И допившись до степени мягкого и вялого верблюда, герои революции попали в карцер, где зимой сгнили от мороза и недостатка в жилье...

В тот момент подполковник Сбруев копнул своей бесконечной рукой богатые земли Африки и достал оттуда восемь кладов и маленького барана, который скончался на месте от разрыва бычьей жилы в области ягодиц. На эти деньги они купили себе часть Австралии и выращивали на ней коноплю и антоновские яблоки. Коноплю затем пересылали никому не известному Борису Зайцеву на абонентский ящик, даже толком не зная, где он живет, который от чрезмерных пожитков капитализма вскоре тоже умер.