"Блондинка в черном парике" - читать интересную книгу автора (Коултер Кэтрин)

Глава 3

Джеймс Рейли Квинлан почувствовал прилив сил, которого не было всего лишь минут двадцать назад. Его тело, буквально гудело от избытка энергии – все потому, что она здесь, теперь он был в этом уверен. Он почти ощущал ее присутствие. Ему всегда было присуще какое-то шестое чувство – нечто большее, чем интуиция. Оно снисходило на него внезапно, и он всегда, даже еще будучи ребенком, следовал его голосу. Пару раз он не послушался, и в результате оба раза оказывался в глубоком дерьме. А сейчас, когда он в крайне критическом положении, если ошибется, ему придется за это заплатить. Но он не ошибается. Он нутром чувствовал ее присутствие в этом маленьком, в высшей степени очаровательном и ухоженном городке.

Чертов городишко! До того безупречен, совершенен, словно голливудская декорация, точь-в-точь как родной город Терезы. Реакция знакомая. Квинлан вспомнил, что такую же смутную неприязнь он испытал, когда приехал в небольшой город в штате Огайо, чтобы жениться на Терезе Раглан, дочери местного судьи.

Он поставил свой серый «бьюик-регал» на размеченную стоянку автомобилей перед магазином «Лучшее в мире мороженое». Два широких окна с зеркальными стеклами были отделаны по всему периметру ярко-голубой полосой. Сквозь них был виден интерьер магазина: маленькие круглые столики и старомодные белые стулья из кованого железа. За прилавком стояла пожилая женщина. Зачерпывая из встроенной в прилавок емкости шоколадное мороженое, она одновременно беседовала с покупателем. Фасад магазина был выкрашен в безупречно белый цвет. Местечко прелестное, как раз под стать всему остальному городку, но по какой-то необъяснимой причине Квинлану не нравилось то, что он видел.

Он вышел из машины и огляделся. По соседству с магазином расположился небольшой универмаг. Вывеска на фасаде, буквы которой, казалось, попали сюда прямо из викторианской эпохи, гласила: «Пурн Дэвис: вам нужно – я продам!»

С другой стороны с магазином мороженого соседствовал маленький магазинчик одежды. На вид он казался дорогим и элегантным. Название «Интимные обманы» вызывало в воображении картины черных кружев на белых простынях или на белой коже.

Тротуары выглядели абсолютно новыми, а черный асфальт проезжей части – безупречно ровным, нигде ни единой впадинки, рытвинки, в которой могла бы скопиться дождевая вода. Должно быть, после дождя на этой дороге не будет ни одной лужи.

Все места для парковки были размечены на стоянке толстыми белыми линиями. Среди них не было ни одной стершейся! При въезде в город Квинлан заметил новые дома – похоже, они построены совсем недавно.

В городке была еще скобяная лавка, магазин «Сейфвэй»lt;Сеть универмагов в США.gt;, размеры которого едва позволяли разместить вывеску, химчистка, срочная фотография и «Макдональдс» с весьма скромной золотой аркой.

Своеобразный процветающий городок, в котором все безупречно. Квинлан опустил ключи в карман куртки. Первым делом надо найти, где остановиться.

Прямо через дорогу он заметил вывеску: «Гостиница Тельмы. Ночлег и завтрак». Никаких выкрутасов ни в названии, ни в вывеске. Квинлан достал с заднего сиденья черную дорожную сумку и направился к гостинице. Это было большое белое здание в вычурном викторианском стиле с широкой верандой, которая опоясывала весь дом. Хорошо бы получить комнату наверху, в одной из тех круглых башен!

Для старого здания гостиница была на удивление в хорошем состоянии. Доски сияли белизной, а бледно-голубая и розовая краска на филенках окон и карнизах казалась совсем свежей. Квинлан ступил на крыльцо – под тяжестью его веса белые половицы даже не скрипнули – доски были новыми, а перила – из прочного дуба.

В фойе за старинной стойкой орехового дерева стояла улыбающаяся женщина лет под шестьдесят. На ней был фартук, весь перепачканный мукой. Квинлан поздоровался, представился и объяснил, что хотел бы снять комнату, предпочтительно в башне. Услышав за спиной что-то вроде старческого покашливания, он оглянулся. В проеме двери, ведущей в просторную гостиную, в старинном кресле-качалке раскачивалась взад-вперед крепкого вида старуха. Прямо перед носом она держала нечто, напоминавшее по виду дневник, в другой руке у нее была авторучка. Каждые несколько секунд она смачивала конец ручки языком, отчего на его кончике уже образовалось большое черное пятно.

– Мадам, – поинтересовался Квинлан, кивая в сторону престарелой дамы в кресле, – вы уверены, что чернила не токсичны?

– Даже если и так, они ее не убьют, – ответила женщина за стойкой. – У нее наверняка давно уже выработался на них иммунитет. Еще в те в времена, когда Тельма с мужем впервые появились в Коуве – а было это году в сороковом, – у нее уже были этот дневник и черное пятно на языке.

Старушка снова хихикнула, а потом вдруг воскликнула:

– Вы ведь не женаты, молодой человек?

– Довольно нескромный вопрос, даже для пожилой леди.

Тельма пропустила замечание мимо ушей, – Итак, что вы делаете в Коуве? Приехали отведать лучшего в мире мороженого?

– Я видел вывеску. Обязательно попробую, но позже.

– Возьмите персиковое. Хелен только что его придумала, на прошлой неделе. Это просто класс! Значит, вы приехали не за мороженым. Тогда зачем же?

«Ну вот, – подумал Квинлан, – начинается».

– Я – частный детектив, мадам. Родители моего клиента пропали без вести где-то в этом районе три с половиной года назад, полиция их так и не нашла. Сын нанял меня, чтобы выяснить, что с ними произошло.

– Они были старые?

– Да. Они путешествовали по всей стране на своем «виннебаго». Машина была обнаружена на рынке подержанных автомобилей в Споукэне. Похоже на преступление, но никому так и не удалось ничего выяснить.

– Тогда зачем же вы здесь, в Коуве? У нас никогда ничего не случается, вообще ничего. Помнится, я как-то сказала своему мужу Бобби – он умер от пневмонии сразу после того, как Эйзенхауэра переизбрали на второй срок в 1956-м, – так вот, я сказала ему, что этот город никогда не знавал расцвета, но тем не менее каким-то образом он все еще существует. И знаете, что произошло потом? Что ж, я вам расскажу. Банкир из Портленда скупил уйму участков на побережье и понастроил коттеджей для отдыхающих. Он выстроил их в два ряда от сто первого шоссе до самого океана. – Тельма снова лизнула кончик ручки и вздохнула. – Потом, в шестидесятых, все стало разваливаться: люди снимались с места и уезжали, похоже, всем стало скучно в нашем городке. Так что вам, как видите, нет никакого смысла здесь задерживаться.

– Я собираюсь использовать город как своего рода базу, с которой буду отправляться на поиски. Может быть, мадам, вы помните, как эта пожилая пара проезжала через город...

– Я уже сказала вам, молодой человек, что меня зовут Тельма. «Мадам» на свете много, а я – только одна, и мое имя – Тельма Неттро. Доктор Спай-вер несколько лет назад объявил меня мертвой, но, как видите, ошибся. Боже правый, вы бы видели лицо Ральфа Китона, когда он уже приготовился обмывать меня, чтобы положить в эту свою покойницкую! Я его самого чуть не до смерти перепугала, когда вдруг села и спросила, какого черта он собирается делать. Да, доложу я вам, это было что-то! Он так напугался, что с воплем помчался к преподобному Гарольду Ворхизу, чтобы тот оградил его своими молитвами. Можете называть меня Тельмой, молодой человек.

– Хорошо, Тельма, может быть, вы помните этих людей? Мужчину звали Харви Дженсен, имя его жены – Мардж. Милая пожилая парочка, по словам их сына. Он сказал, что родители были настоящими любителями мороженого.

«А почему бы и нет, – подумал Квинлан. – Будь конкретным и будешь выглядеть более правдоподобно. Кроме того, мороженое любят все. Надо будет обязательно его попробовать».

– Харви и Мардж Дженсен, – повторила Тельма. Теперь она раскачивалась сильнее, ее старческие руки со вздутыми венами и темными пятнами сжимали и отпускали ручки кресла. – Не могу сказать, что помню кого-то в этом роде. Говорите, они путешествовали на «виннебаго»?.. Пойдите-ка, попробуйте рожок персикового мороженого Хелен.

– Скоро я так и сделаю. Мне понравился рекламный щит на развилке шоссе сто один и сто один А. Художник здорово схватил коричневый цвет – выглядит точь-в-точь как густое шоколадное мороженое. Да, они ехали на «виннебаго».

– Эта штука привлекает к нам массу народа. Государственные бюрократы хотели, чтобы мы опустили ее пониже, но один из наших горожан – Гас Эйснер – знаком с кузиной губернатора штата, и ему удалось отстоять нашу рекламу. Мы платим штату три сотни долларов в год только за то, чтобы она оставалась на прежнем месте. Каждый год, в июле, Амабель подновляет ее: в канун Дня Независимости мы отмечаем нечто вроде годовщины открытия. Пурн Дэвис, правда, заявил, что краска на рекламе слишком темная, но на него никто не обратил внимания. Он хотел жениться на Амабель после смерти ее мужа, но она не пожелала иметь с ним ничего общего. Вот с этим и не смирился. Ха, какой прилипала, правда?

– Да, пожалуй.

– Скажите Амабель, что считаете ее шоколадный цвет замечательным, ей будет приятно.

Амабель. Амабель Порди. Ее тетя.

Коренастая седовласая женщина за стойкой портье тихонько кашлянула, якобы прочищая горло. Квинлан обернулся, и она улыбнулась.

– Что ты сказала, Марта? Говори громче! Ты же знаешь, что я тебя не слышу.

«Черта с два, – подумал Квинлан. – Эта старая карга наверняка слышит все, что происходит в радиусе трех миль вокруг».

– И прекрати теребить этот жемчуг! Ты уже столько раз рассыпала свои бусы, что я сбилась со счета.

Жемчуга Марты действительно выглядели слегка потертыми.

– Марта, так что тебе нужно?

– Мне необходимо зарегистрировать мистера Квинлана, Тельма. И нужно еще успеть допечь шоколадный кекс до ленча с мистером Дрэппером. Но прежде всего я хочу устроить мистера Квинлана.

– Ну и займись этим! Хватит без толку стоять тут, сложа руки! И будь осторожна с Эдом Драп-пером, он парень шустрый! Я вчера заметила, Марта, что у тебя опять появились пигментные пятна. Прежде, я слышала, они появлялись у тебя, когда ты слишком много занималась сексом. Да, и не забудь положить орехи в шоколадный кекс! Я люблю орехи.

Джеймс повернулся к Марте – этакой даме, приятной во всех отношениях, полногрудой, с пышными седыми волосами и в очках, постоянно съезжавших на кончик носа. Она поспешно сунула руки в карманы, пряча пресловутые пятна.

Джеймс рассмеялся и, прекрасно зная, что Тельма их слышит, громко произнес:

– Старуха – жуткий тиран, правда?

– О, она не просто тиран, мистер Квинлан, – шепотом ответила Марта. – Она гораздо хуже: бедному Эду Дрэпперу уже шестьдесят три года! – Она повысила голос:

– Нет, Тельма, я не забуду про орехи.

– Ну да, просто знакомый. – Джеймс улыбнулся Марте. Глядя на нее, трудно было представить, что эта женщина вообще когда-нибудь в своей жизни занималась сексом. Марта снова принялась теребить свое жемчужное ожерелье.

Потом она проводила его в комнату, как он и просил, в башне. Из окна открывался замечательный вид на океан. Джеймс подошел к окну и выглянул наружу. Но его интересовал вовсе не океан, искрившийся в лучах полуденного солнца, как драгоценный камень, а люди внизу. Через дорогу, прямо напротив магазина Пурна Дэвиса, четыре старика вытащили на улицу стулья. Джеймс увидел, как они расселись вокруг старой дубовой бочки, которая была, наверное, старше его деда. Один из них достал колоду карт. Джеймсу казалось, что он наблюдает за давно сложившимся ритуалом. Один раздал карты, потом сплюнул на тротуар, другой откинулся на спинку стула, засунув скрюченные старческие пальцы за подтяжки. Да, по всему видно, это многолетний ритуал. «Интересно, – подумал Квинлан, – нет ли среди них этого Пурна Дэвиса, который критиковал цвет шоколада на рекламном щите всего лишь потому, что Амабель когда-то отказалась выйти за него замуж. А преподобного Хэла Ворхиза? Нет, тот уж не стал бы, поплевывая, перекидываться в картишки на улице».

Впрочем, не важно. Скоро он все равно разберется, кто есть кто. Поскольку никому и в голову не придет усомниться, зачем он здесь, Джеймс и эту компанию расспросит об исчезнувших Харви и Мардж Дженсен. Он поговорит со всеми, кто встретится у него на пути, и никто ничего не заподозрит.

Квинлан готов был поспорить на предстоящую месячную зарплату, что эти старые хрычи знают обо всем, что происходит в их городе. Они наверняка видели все и всех, в том числе и сбежавшую женщину, которая оказалась дочкой шишки-юриста. Мало того, что этот юрист убит, он к тому же участвовал в кое-каких весьма неприглядных делишках. И так уж вышло, что эта женщина – племянница Амабель Порди.

Джеймс желал бы, чтобы Эймори Сент-Джон не дал себя убрать, во всяком случае, не раньше, чем ФБР в конце концов смогло бы прижать его к ногтю за продажу оружия террористическим режимам.

Квинлан отвернулся от окна и нахмурился. Он вдруг понял, что его нисколько не заботила судьба Харви и Мардж Дженсен – не заботила до того самого момента, пока древняя Тельма Неттро, объявленная когда-то доктором Спайвером мертвой, вдруг не стала ему врать.

Расследование участи Дженсенов было для Квинлана всего лишь прикрытием, которое случайно нашла для него одна из ассистенток. Она сообщила, что прикрытие весьма правдоподобно, поскольку эта пара действительно таинственным образом исчезла где-то на отрезке шоссе, включающем и Коув.

Но с какой стати старухе понадобилось лгать? Какие у нее мотивы? Теперь его стало разбирать любопытство. Плохо, что у него мало времени. Разгадывание загадок – его хлеб насущный. И в этом деле он был лучшим из лучших, по крайней мере именно так говорила ему в постели Тереза – до того как сбежала с бандитом, ограбившим почту. Он тогда лично выследил и арестовал этого типа, но она его защищала, и в результате он все равно вышел на свободу на основании каких-то юридических заковык.

Квинлан развесил в шкафу брюки и рубашки, сложил белье в верхний ящик превосходного старинного комода. Он направился в ванную, чтобы разложить туалетные принадлежности, и застыл па пороге, приятно удивленный. Ванная оказалась просторной, сплошь отделанной розовым мрамором и была полностью модернизирована, вплоть до того, что там стоял унитаз новейшей конструкции, сберегающей воду. Сама ванна тоже поражала размерами и была огорожена занавеской, так что при желании можно было принимать и душ.

Да, судя по всему, старая Тельма Неттро умеет ценить комфорт. Странно, однако, как она ухитрилась заработать в этой дыре столько денег, что их хватило на подобную модернизацию ванных комнат.

Ресторан в Коуве был всего один – претенциозное маленькое кафе под названием «Хинтерландз», подоконники которого украшали ящики с великолепными красными и белыми тюльпанами. В отличие от других зданий, выстроившихся вдоль главной улицы Мэйн-стрит, «Хинтерландз» был немного смещен относительно общего ряда в сторону океана. Со своими фронтонами, которые наверняка были пристроены исключительно для украшения, и кирпичными дорожками, он выглядел бесподобно.

В кафе подавали блюда из трески и хека, и ничего больше. Только треску и хека во всех видах – жареными, вареными на пару, просто отварными, печеными... Джеймс чернеть не мог рыбы, поэтому ему пришлось довольствоваться лишь тем, что мог предложить маленький салатный бар. Он понял, что, пока будет жить в Коуве, ему придется продержаться на деликатесах из «Сейфвэя». Но, черт возьми, здешний «Сейфвэй» так мал, что вряд ли там вообще есть отдел деликатесов.

Подошла официантка – немолодая женщина, наряженная в шведский народный костюм со шнуровкой на шее и такой длинный, что подол его подметал пол.

– На этой неделе у нас только рыбные блюда. Зик не способен делать больше одного дела одновременно. Он говорит, что это ему затруднительно. Если вы придете в следующий понедельник, у нас будет что-то другое. А пока, может быть, возьмете картофельное пюре с зеленью?

Джеймс покосился на Марту и Эда Дрэппера, которые с явным удовольствием поглощали жареную треску, капустный салат с майонезом и картофельное пюре. Марта одарила его сияющей улыбкой. Теперь она была без очков, и Джеймс сомневался, что она его узнала. Левая рука ее опять играла жемчугом.

После ленча Квинлан направился к старикам, все еще сидевшим вокруг старой бочки и игравшим в карты. По дороге он заметил, что возле магазина «Лучшее в мире мороженое» припарковано не менее полудюжины автомобилей. Популярное местечко! Интересно, существовал ли магазин в то время, когда здесь проезжали Харви и Мардж? Наверняка. Как раз когда он об этом упомянул, у Тельмы задергалось веко, а руки сильнее вцепились в подлокотники. Пожалуй, стоит получше познакомиться с местными еще до того, как он выследит Сьюзен Сент-Джон Брэйнерд.

Он и сам пока толком не представлял, что именно намерен с ней делать, когда найдет ее. Все, что' ему от нее нужно, – это правда. Потом, возможно, он займется другой тайной, если эта другая тайна действительно существует.

Спустя десять минут Джеймс Квинлан входил в магазин «Лучшее в мире мороженое», размышляя о том, что эти старики, как ни странно, врут ничуть не лучше, чем Тельма Неттро. В отличие от Тельмы, они просто не сказали ни слова – лишь, печально покачали головами, глядя друг на друга. Один сплюнул, повторив имя Харви. Как выяснилось, это и был Пурн Дэвис. Тот, который сидел, откинувшись на спинку стула, сказал что-то вроде того, что ему всегда хотелось иметь «виннебаго». Этого звали Гас Эйснер. Еще один из них сообщил, что Гас способен что угодно поставить на колеса и заставить ездить.

Да, их поведение весьма показательно. Что бы там ни случилось с Харви и Мардж Дженсен, ясно, что об этом знали все, кого ему пока что довелось встретить.

И сейчас он собирался наконец отведать знаменитое мороженое. Та же самая пожилая женщина, которую он видел в окно, когда приехал в город, взвешивала нечто, что, наверное, и было персиковым мороженым, для семейства туристов, которые, вероятно, заметили рекламный щит и свернули на запад.

Дети прыгали и вопили. Мальчик требовал шоколадного мороженого, а девочка – французского ванильного.

– У вас всего шесть видов мороженого? – удивилась мать семейства.

– Да, шесть. Мы меняем их в зависимости от сезона. У нас здесь не массовое производство.

Мальчик заныл: теперь ему захотелось черничного мороженого, шоколадное показалось слишком темным. Женщина за стойкой невозмутимо улыбнулась и сказала:

– Сейчас его нет. Или выбери другой аромат, или закрой рот.

Мать возмущенно уставилась на продавщицу:

– Вы не имеете права разговаривать так с моим сыном! Он...

Пожилая женщина улыбнулась в ответ, расправляя белый кружевной колпак на голове.

– Он – что, мадам?

– Он – просто обормот, – вступил в разговор отец. – Так что ты хочешь, Микки? Перед тобой шесть сортов, или ты выберешь один сию же минуту, или не получишь ни одного.

– Я лично хочу французского ванильного, – канючила девочка, – а он пусть ест червей.

– Хватит, Джулия, – одернула ее мать и лизнула мороженое в рожке, которое протянула ей продавщица. – О Боже, какая прелесть! Свежие персики, Рик, просто как будто ешь свежие персики. Потрясающе!

Женщина за стойкой только молча улыбалась. Мальчик в конце концов заказал рожок с тройной порцией шоколадного мороженого.

Джеймс проводил глазами семейство, которое наконец удалилось.

– Что желаете?

– Я бы хотел рожок персикового, мадам.

– Вы – новый человек в нашем городе, – отметила продавщица, зачерпывая тем временем мороженое из большой емкости. – Вы здесь проездом?

– Нет. – Джеймс принял у нее рожок. – Я проведу здесь некоторое время – пытаюсь разыскать Мардж и Харви Дженсен.

– Никогда о них не слышала.

Джеймс лизнул мороженое. У него тоже было такое ощущение, словно он проглотил сладкую мякоть свежего персика. Эта женщина неплохо врет.

– Леди была права. Оно восхитительно! Эти Мардж и Харви... – и он повторил историю, уже рассказанную им Тельме, Марте и четырем старикам. Закончив, он протянул руку и представился:

– Меня зовут Джеймс Квинлан. Я – частный детектив из Лос-Анджелеса.

– А я – Шерри Ворхиз. Я работаю в магазине по четыре часа в день. А мой муж – местный проповедник, преподобный Гарольд Ворхиз.

– Очень приятно, мадам. Можно угостить вас мороженым?

– О нет, не стоит. У меня есть чай со льдом. – Она сделала глоток из большого пластикового стакана. Это был довольно-таки бледный чай.

– А знаете, я бы тоже не отказался от чая со льдом, если можно.

Шерри Ворхиз поморщилась:

– Мне очень жаль, сэр, но такой чай, как у меня, вам придется не по вкусу, а другого у нас нет.

– Что ж, тогда пусть будет только мороженое. Так вы не слыхали об этих Харви и Мардж? Они проезжали через город года три назад? Они еще ехали на «виннебаго»?

«А он привлекателен, – подумала Шерри, – прямо как тот англичанин, который в двух фильмах играл Джеймса Бонда, но этот – американец, и будет повыше. Да, он гораздо выше. А какая у него симпатичная ямочка на подбородке!» Ей всегда было интересно, как мужчины ухитряются брить эти маленькие ямочки. И вот теперь этот красивый мужчина интересуется той пожилой парочкой. Стоит прямо перед ней и слизывает мороженое с рожка.

– В Коув приезжает много народу – все едут в магазин «Лучшее...», – ответила она, все еще улыбаясь Джеймсу. – Слишком много, чтобы запомнить кого-то в отдельности. К тому же три года назад... в моем возрасте я с трудом вспоминаю, что готовила Хэлу на обед в прошлый вторник.

– Ладно, но, пожалуйста, подумайте об этом на досуге, миссис Ворхиз. Я остановился в гостинице у Тельмы.

На двери звякнул колокольчик, и Квинлан обернулся. В магазин вошла дама средних лет, одетая как цыганка: вокруг головы повязан красный шарф, на ногах толстые шерстяные носки и ботинки на толстой подошве, отделанные рогожкой; длинная юбка, судя по виду, из тех, 'что производятся без применения химикатов, и темно-красный шерстяной жакет. У нее были очень красивые темные глаза. Должно быть, это самая молодая жительница.

– Привет, Шерри. Теперь ты можешь быть свободна.

– Спасибо, Амабель. Ой, познакомьтесь, пожалуйста. Это Джеймс Квинлан. – Она кивнула Джеймсу. – Это Амабель Порди. Знаешь, Амабель, он настоящий частный детектив из Лос-Анджелеса. Приехал, чтобы попытаться выяснить, что случилось с одной пожилой супружеской парой. Возможно, они приезжали в Коув за мороженым. Как, вы говорите, их звали? Ах да, Харви и Мардж.

Амабель вскинула темные цыганские брови и посмотрела на Джеймса. Она была очень спокойна и естественна и просто смотрела на него, не произнося ни слова.

Итак, это ее тетя. Какая удача, что она здесь, а не у себя дома, где он рассчитывал встретить Салли Брэйнерд! Амабель Порди – художница, когда-то была хиппи, потом учительницей начальных классов. Джеймс знал, что она вдова. Ее муж тоже был художником, с которым она когда-то давно познакомилась в Сохо. Умер он около семнадцати лет назад. Теперь Джеймс знает также и то, что она отвергла ухаживания Пурна Дэвиса. Интересно, что тетя не имеет ни малейшего внешнего сходства с племянницей.

– Что-то я не припоминаю никаких пожилых супругов по имени Харви и Мардж, – сказала Амабель. – Пойду в подсобку, переоденусь, Шерри. Позвони в колокольчик, когда будешь уходить, хорошо?

Да, эта врет лучше всех! Джеймса разбирало любопытство, но усилием воли он постарался его подавить. Сейчас не это главное. Сейчас имеет значение только то, что связано с Салли Брэйнерд.

– Как поживает твоя маленькая племянница, Амабель?

Амабель мысленно пожелала, чтобы Шерри поменьше увлекалась «чаем со льдом» – уж слишком он развязывает ей язык. Но вслух доброжелательно произнесла:

– Ей лучше. Она просто слишком переутомилась во время поездки.

– Да, конечно. – Шерри Ворхиз, улыбаясь Джеймсу, продолжала потягивать питье все из того же пластикового стакана. Вспомнила: того английского актера зовут Тимоти Далтон. Красивый мужчина! Но, пожалуй, Джеймс Квинлан нравится ей даже больше.

– У нас в Коуве совершенно нечем заняться. Уж не знаю, выдержите ли вы здесь целую неделю.

– Как знать? – Джеймс швырнул использованную салфетку в мусорное ведро из белого пластика и вышел из магазина. Следующая остановка – дом Амабель Порди, небольшое белое строение на углу Мэйн-стрит и Конрой-стрит. Настало время заняться этим пунктом его плана. Джеймс постучал в белую филенчатую дверь и в тот же момент услыхал внутри какой-то грохот. Судя по звуку, можно было предположить, что опрокинули что-то из мебели. Он постучал громче. Где-то в доме раздался женский вопль, полный ужаса.

Джеймс повернул ручку – дверь оказалась заперта. Черт, этого еще не хватало! Тогда он уперся в дверь плечом и как следует поднажал. Дверь распахнулась, и он с размаху влетел внутрь.

На полу на коленях стояла Сьюзен Сент-Джон Брэйнерд, рядом с ней валялся телефон. Квинлан слышал прерывистый гудок в трубке. Девушка зажимала себе рот собственным кулаком. Наверное, она сама испугалась своего визга или, может быть, боялась, что кто-то ее услышит. Что ж, он услышал, и вот он здесь.

Глядя расширившимися от ужаса глазами, как Джеймс влетает в маленькую гостиную и прижимается спиной к стене в такой позе, словно собирается в нее выстрелить, она отняла кулак от рта и завизжала снова. Теперь по-настоящему громко.