Козловский ЕвгенийЧетыре листа фанеры

Евгений Козловский

Четыре листа фанеры

история одного частного расследования

1. 1. ПОЛКОВНИК В БЕЛОМ 2. 2. ДВА ТРУПА В АВТОМОБИЛЕ ЫМОСКВИЧы 3. 3. ГДЕ БЫ ВСТРЕТИТЬСЯ НЕНАРОКОМ? 4. 4. ПИФ-ПАФ, ОЙ-ОЙ-ОЙ! 5. 5. АНАЛИЗ НЕУДАЧИ ГЕНИЯ 6. 6. РАЗГОВОР ПОД РЕВ СИРЕНЫ 7. 7. ИНТЕР-РЕСНОЕ ОГРАБЛЕНИЕ 8. 8. НАЗАД -- НА МЕСТО ПРЕСТУПЛЕНИЯ 9. 9. ПОЧЕМУ НЕ ПОШЛА КРОВЬ?! 10. 10. ИСКУШЕНИЕ БРИЛЛИАНТАМИ 11. 11. МИЛИЦЕЙСКИЙ МАЙОР -- ПОКЛОННИК СОЛЖЕНИЦЫНА 12. 12. НАД ОБРЫВОМ 13. 13. КАК УБИВАЛИ КАПИТАНА МАЗЕПУ 14. 14. НЕГР ИЗ ЫИНТЕРПОЛАы 15. 15. СМОТРИНЫ 16. 16. GESCHWISTER 17. 17. ГАДЮЧНИК У ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГИ 18. 18. ШУХРАТ ИБРАГИМОВИЧ ВЫХОДИТ ИЗ-ЗА ПОРТЬЕРЫ 19. 19. ОБЪЕДИНЕННЫЙ ШВЕЙЦАРСКИЙ БАНК 20. 20. ГОЛИАФ И ДАВИД: СВЯЗЬ ЧЕРЕЗ УОКИ-ТОКИ 21. 21. ЧЕРНЫЙ ЗРАЧОК СМЕРТИ 22. 22. ПОСКОЛЬКУ ИЗЪЯТО БЕЗ ПОНЯТЫХ 23. 23. МИНУС ВОСЕМНАДЦАТЬ 24. 24. ЛЮБИТЕЛЬ СЛАДЕНЬКОГО 25. 25. СВАДЬБА В "ТРЕМБИТЕ" 26. 26. ЕРОПЛАН С ПРИЦЕПОМ Эпиграф:

-- Значит, товарышшы! Задосрочное завершение севарайком нахрадил наш колхоз прэмией! Похлопаем, товарышшы, похлопаем.

Товарышшы хлопают.

-- И мы собрались, шоб демократическим способом решить, как ее лучше потратить. Какие у кого будуть прэдложения?

После некоторое время продержавшейся вежливой паузы последние начинают из залапоступать.

-- Фермасовсем прохудилась, коровы по колено в воде: крышу бы починить!

-- Хорошее прэдложение, -- соглашается председатель. -- Замечательное прэдложение. Только прэмия всего тыща, так что боюсь, нам и налист шиферавряд ли хватит. А так -- хорошее прэдложение.

-- Дорогу сделать. Не то что машины -- тракторавязнут!

-- Хорошее прэдложение, -- сноване спорит председатель. -- Замечательное прэдложение. Правда, если от крыльцаправления начнем, как раз до улицы денег хватит. А так -- хорошее прэдложение.

Подав еще две-три подобные идеи и получив ответы, аналогичные предыдущим, зал замолкает.

-- Ну шо ж вы, товарышшы? -- удивляется председатель. -- Смелее, смелее!

И тогдас местаподнимается эдакий дед Щукарь и говорит:

-- А давайте-какупим четыре листафанеры!

-- Хорошее прэдложение, -- обескуражено помолчав и даже почесав в затылке, произносит председатель. -- Замечательное прэдложение. Главное -- денег может хватить. Только вот -- зачем?..

(Продолжение эпиграфа-- в свое время).

1. ПОЛКОВНИК В БЕЛОМ Эталеденящая душу история случилась в незапамятные времена: еще существовал СССР, газеты и журналы кое-что начали уже печатать, публикане успелаодуреть от обвалаправды, агерои абличительных публикаций покане вполне поняли, что действенность разоблачений попалав обратно пропорциональную зависимость от свободы последних, -- поэтому Алина, недавняя москвичка, почти закончившая юрфак и до сих пор публиковавшая эффектные юридические статьи и в "Огоньке", и в "Московских Новостях", и даже пару раз, кажется (онаи саматолком не знала, вышли отосланные заказные статьи или нет) заграницей, нисколько не удивилась уважительному приглашающему звонку из областного УВД.

Алинаприпарковала"Оку" прямо возле парадного и не успела, выйдя, щелкнуть ключиком, как лениво подвалил белобрысый мент:

-- Отхонытэ машину. Здэсь нэ положено.

Алинадемонстративно огляделась:

-- Не вижу знаков.

-- Ховорят: нэ положено, значит нэ положено! -- настаивал мент.

-- Меня, между прочим, пригласил ваш начальник, -- не удержалась Алинаи даже продемонстрировалаиздалека(потому что удостоверение было внештатное, хоть, честно сказать, и штатное не давало в этом смысле никаких привилегий) белобрысому огоньковское удостоверение.

-- Тем более нэ положено! -- заело мента, не очень-то поверившего насчет начальника, авсевозможных удостоверений навидавшегося заслужбу сверх головы: те дваили три, которые требовали к себе уважения, узнал бы и издалека. -Поставьте заугол и пройдитэсь пешочком.

-- Возьмите! -- швырнулаАлинабелобрысому ключи и правас техпаспортом. -- А ваш полковник пусть объяснит мне, накаком основании нэ положено, когданету знаков. Правовое государство они строят! -- поднялась Алинадо вершин сарказма.

Те двое: один в белой нарядной милицейской полковничьей форме, другой -- в импортном штатском, что наблюдали засценой у подъездачерез высокое окно верхнего этажа, конечно, не слышали диалога, но сценаи пластически былавыразительнадостаточно, чтобы вызвать их улыбки.

-- Строптивая, -- с тенью не то порицания, не то удовлетворения сказал штатский, человек среднеазиатской внешности.

Полковник кивнул, соглашаясь, отошел от окна(Алинауже скрылась в подъезде, оставив ментав некоторой растерянности разглядывать документы и ключи), нажал кнопку селектора:

-- Пилипенко у входадежурит?

-- Пылыпэнко, -- хрипло согласился селектор голосом неопределенной половой принадлежности.

-- Срочно ко мне!

Отпустив кнопку, полковник поднял глазанаштатского:

-- Хорошо, что строптивая. Если уж до чего докопаетсяю

-- Рисковый ты человек, Петро! -- восхитился штатский, но как-то, кажется, с иронией восхитился.

-- Был бы не рисковыйю -- вступил было Петро в полемику, но тут приотворилась, явив совсем дурную собой и очень немолодую секретаршу, кабинетная дверь.

-- К вам, товарышш полковнык, -- обнаружиласекретарша, что селекторный голос принадлежал ей. -- Журналысьтка. Ховорыть, прыхлашалы.

-- Ревнуешь, что ли? -- сомнительно пошутил полковник.

Секретаршазлобно скрипнулазубами и бросиланаштатского короткий, пронзительный взгляд исподлобья.

-- Так чего: пускать?

-- И кофе принеси натроих. С пирожными.

-- Дадэ ж я вам пырожныхь-то возьму? -- буркнуласекретарша.

-- С пирожными! -- значительно утвердил полковник.

-- Зря ты с ней, Петро, так! -- покачал головою восточный красавец.

-- Учи ученого, -- проворчал Петро. -- По рукам-ногам повязана: куданах.. денется?!

Восточный человек собрался возразить, но явилась Алина, и он вдруг сделался незаметен, скользнув ли в тень, сам ли в мгновение обернувшись теньюю

А полковник, выдержав в наигранном онемении, долженствующем выразить восторг и впрямь очень хорошенькой, даеще и нарумяненной гневом наментаАлиною, секундную паузу, уже шел, сияя, навстречу гостье, басил:

-- Вот вы, оказывается, какая, АлинаЕвгеньевна! Приятный, приятный сюрприз. Всегда, знаете, когдазаочно кто-нибудь понравится, ожидаешью мымру!

-- Не поняла! -- резко остановилась Алина. -- Я написалачто-нибудь не так? Кого-то огорчила? Так наэто есть Закон о печати. Обращайтесь в суд. Никто не давал вам праваю То, что я согласилась сюдаприйти, считайте моей личной любезностью и не делайте выводовю

-- Простите милосердно, -- перебил Алину полковник бархатным баритоном, приложив руку к ослепительному кителю где-то в районе души. -- Не умеешь, как говорится, делать дамам комплименты -- не берись.

-- Вот и прекрасно! -- отрезалаАлинанепонятно по какому поводу и решительно селак полковничьему столу. -- Прежде чем вы изложите причину вашего приглашения, я хотелабы принести жалобу.

Полковник балдел!

-- Кто же вас так обидел?! Если, не дай Бог, кто из наших!.. Дружбас прессой -- краеугольный, так сказать, каменью

-- Официальную жалобу, -- перебилаАлинажестко. -- Зарегистрированную. Видалая этию начальственные нагоняи в присутствии посетителя. -Протянулатребовательную руку: -- Двалистабумаги, пожалуйста. И копирку. Единственная, знаете, защитаот случайно затерявшихся бумагю

Аладдин, вызывая своего джинна, тер лампу -- полковник, вызывая своего, жал кнопку.

-- Дапослала, послалая запырожными завашими! -- сунуласекретаршаголову в дверной проем.

-- Принеситею барышне двалистабумаги. И один -- копирки.

-- Чего? -- сказаласекретаршатак презрительно, что полковник просто вынужден был прикрикнуть:

-- Того!

Секретаршапожалаплечами.

-- Там Пылыпэнко торчит.

-- Вот пусть Пилипенко бумагу с копиркой и захватит. Только бумаги -- четыре листа. Третий и четвертый -- мне.

Ждали Пилипенко недолго, но молчали при этом так упорно, что воздух, казалось, начал искрить, потрескивать.

-- Товарышш полковнык! По вашему приказаниюю -- явился, наконец, белобрысый, никак не умея распределить между двумя руками отдание чести, удержание алининых прав и ключей и бумаги с копиркою.

-- Садись, Пилипенко, садись. Этот?

Алинаопустилаглазане просто утвердительно, аи потому еще, что, непонятно отчего, стало ей чуть неловко.

-- Давайте начнем с его заявления, -- предложил белый полковник. -- Может, тогдав вашем и надобность отпадет. Сэкономим время. И нервы. Пиши, Пилипенко. Возьми вон ручкую Под копирку пиши. Начальнику Управления Внутренних Дел полковникую Ну, шапку ты знаешь. Рапорт. Написал? Ввиду полной моей неспособности осознать, что милиция служит гражданамю

Пилипенко попытался возмущенно-оправдательно приподняться из-застола, но полковник тоном тут же его и усадил обратно:

-- юмилиция служит гражданам, ане граждане предоставлены в распоряжение милиции в целях удовлетворения жажды власти работников последнейю

-- Но вы ж сами, товарышш полковнык!.. -- привстал-таки белобрысый мент, едваразобрался в смысле того, что ему издевательски надиктовали.

-- Пиши! -- прикрикнул хозяин кабинета. -- Прошу уволить меня из рядовю

-- Оставьте, оставьте его, полковник! -- чувство неловкости все нарастало в Алине и, наконец, дошло до предела. -- Пусть вернет праваи ключи. И велите там знак повеситью Я понимаю, только нельзя же без знака.

-- Слыхал, Пилипенко? Верни гражданке ключи и документы.

Пилипенко вернул.

-- И иди. И богу молись. И если там что в машине пропалою

-- Ды товарышш полковнык!..

-- Иди-иди, кому сказано?!

Пилипенко исчез с пошатнувшейся в душе верою в мировую справедливость.

-- Что ж вы? -- не скрывая иронии, поглядел полковник наАлину. -- Жалко стало? А я-то думал -- вы и вправду женщинатвердая и принципиальная.

-- Разве он виноват? -- отчего-то покраснела, что с ней случалось совсем не часто, Алина.

-- А кто? Может, я? Или капитан Мазепа? Или Пуго, Борис Карлович? -- Полковник насладился эффектной паузой и тяжко вздохнул: -- То-то и оно! Непростая ситуацияю Ох, непростая! Потому я и решился вас пригласитью Смиренно, так сказать, возопить о помощию

-- Давайте, полковник, договоримся раз-навсегда, -- попыталась Алиназажесткостью скрыть смущение. -- Каждый занимается исключительно своей работой. От добровольных помощниковю

-- Господи! -- вздохнул полковник. -- Как же вы против нас предубеждены! Всякое мое слово готовы толковать в худшем для меня смысле. Ладно-ладно, не стану покарассеивать. Давайте повернем вопрос так: вы окончили три курсаюридическогою

-- Когдаэто былою -- отмахнулась Алина.

-- Кокетничаете, да? -- с грузинским акцентом процитировал полковник побитый молью анекдот.

Алинавпервые запоследние полчасаулыбнулась.

-- Вы известный не только у нас в городе, -- продолжил полковник, -- но и в стране журналист. Вашапоследняя статья в "Огоньке"ю

-- Хорошо-хорошо! Вы уже зареклись делать дамам комплименты.

-- Словом, мы хотим дать вам возможность как угодно подробно ознакомиться с нашей работой, допустить вас до самых, так сказать, последних наших секретовю

-- Так уж и до последних? -- усомнилась Алина, хоть глазау нее несколько и разгорелись.

-- Последних, -- ответил полковник, честно глядя в разгоревшиеся эти глаза.

-- Бойтесь данайцев, дары приносящих! -- продекламировалажурналистка.

-- Хи-итраяю -- погрозил полковник пальчиком. -- Ничего от нее не скроешь. Ну есть, есть у нас в этом свой интерес! Который, впрочем, нимало не ущемит вашу независимость. У нас и впрямь массабездарностей, непрофессионалов. Мы и впрямь заслужили самые серьезные нарекания. Так вот: единственное условие, которое я хотел бы вам поставить: вы будете писать про работу самого талантливого, самого порядочного нашего сыщика. Это вовсе не показуха! Почему, скажем, литературоведы исследуют творчество Толстого или Блокачаще, чем творчество писателя Пупкина? А вы, журналисты, всё норовите наоборот!

-- И кто же у вас этот самыйю Толстой?

-- Напрасно иронизируете.

-- Талантливый, но, главное -- порядочный!

-- А вы не слыхали? Капитан Богдан Мазепа. Человек потрясающей интуиции! Блистательной памяти! Абсолютного знания криминального Львова, да, пожалуй, и Западной Украины в целомю Тончайшего нравственного слуха!

-- Пиф-паф ой-ой-ой, что ли? -- осведомилась Алина, еще усилив иронию. -Тончайшего нравственного слуха? Банальный бабник!

-- Оказывается, вы уже знакомы!

-- Он пытался склеить меня наопознании трупамоего мужа.

-- Да-да-да-да-даю -- закивал полковник, то ли вспомнив эту историю, то ли сделав вид, что вспомнил. -- Прямо, говорите, наопознании?

Алинакивнула, но кивнулаавтоматически, ибо, в сущности, не слышалауже вопроса: вольно -- невольно ли, полковник вернул ее в ранневесеннюю ночь три месяцаназад, ночь, когдаАлинастала, наконец, взрослой. 2. ДВА ТРУПА В АВТОМОБИЛЕ "МОСКВИЧ" Пошли уже четвертые сутки, как муж: молодой блистательный хирург, полуторагодами раньше в какую-то неделю очаровавший ее и увезший из Москвы в свой прекрасный, в свой запущенный Львов, -- исчез. Пару дней прождав его сравнительно хладнокровно, Алинаначаладействовать: обзвонилабольницы и морги, аназавтраи объездила, поднялананоги милицию и знакомых и, выкурив две пачки "Мальборо" (хоть зарплатау него быластандартно-мизерная, мужнины доходы непонятным каким-то образом позволяли ей позволять себе такую роскошь), выпив гору таблеток и почти полную бутылку коньяку, едваполузаснулапод утро в огромной трехспальной, типа"Ленин с нами", кровати, как заверещал телефон. Тяжелый полусон, впрочем, отлетел не вдруг, все цеплялся и цеплялся заверещание, придавая ему разные, но неизменно противные смыслы, которым и по тембру, и по форме, и по содержанию произнесенного вполне оказался в соответствии голос из трубки.

-- Что? -- переспросилаАлинаголос, обводя отупелым взглядом прокуренную комнату с пеплом напаласе, переполненными пепельницами, липкими немытыми рюмками, станиолевыми обертками от стандартов таблеток. -- При чем тут милиция? О, Господи! Нашелся, что ли? Живой? Давы человеческим языком разговаривать умеете?!

Голос, судя по тому, что хозяин его наполувозмущении Алины оборвал связь, человеческим языком разговаривать умел не очень. Алинин мозг уже работал, раздраженно и лихорадочно, -- тело же все не находило сил сбросить оцепенение и путалось в раскиданных тут и там одеждах. Алинавыглянулав окно: впритык к новенькой ее, сверкающей под фонарем "Оке" припарковался, не выключив света, не заглушив вонючего, тарахтящего мотора, желто-синий УАЗик; владелец голосас сержантскими погонами наплечах брел к нему, покуривая, от телефонной будки.

Лифт не работал. Алинаодолелачетырнадцать пролетов гулкой, пустой, грязной ночной лестницы с тусклыми лампочками, горящими через дваэтажанатретий; даже не кивнув ментам, вставилаключик в дверку "Оки", но не успелаусесться, как сержант, отщелкнув окурок в сторону урны, но в нее не попав, подвалил и взял Алину под локоток, чем вызвал у нее летучую брезгливую гримаску.

-- К нам в машину, пожалуйста.

-- Я что, арестована? Вы нашли его или нет?

-- Сами все и увидите! -- настойчиво влек Алину сержант.

Былаб ситуация чуть поординарнее, апредчувствия чуть менее скверными, Алинатак легко не сломалась, не поддалась бы сержантую

УАЗик трясло по ухабистым львовским улицам. Менты гробово молчали. В узком каком-то проулке -- Алина, хоть и шоферша, давно потерялаориентиры -- водитель включил дальний, и пятнасветазапрыгали-заплясали по каким-то подозрительным заборам, будкам, грудам кирпичных обломков.

Въехали, наконец, в узкую щель между двумя порядками кооперативных гаражей. Возле одного, справа, стоял другой УАЗик, тоже милицейский, уставясь выносным прожектором в двустворчатые гаражные воротца.

-- Прибыли, -- сообщил сержант Алине. -- Чего сидите?

Алинас не свойственной ей покорностью выбралась из машины: ясно было, что дело скверно, и скверность эту торопить совсем не хотелось, даи гордость свою испытывать, потому что эти менты в эту ночь совершенно очевидно имели твердую установку Алине хамить.

-- Понятые наместе? -- поинтересовался сержант у коллег, и две тени, мужская и женская, зябкие, немолодые, одетые черт-те во что, тут же привыступили из темноты.

Весенний ночной морозец пощипывал алинины уши, но ей даже не хватало энергии погреть, потеребить мочки пальцами. Лампочкаодинокого фонаря раскачивалась, двигая справаналево, слеванаправо грязные, подтаявшие сугробцы.

-- А Пиф-паф ой-ой-ой? -- продолжал сержант утолять любопытство.

-- Сообщили. Едет.

-- Будем дожидать или приступим?

Тот, кто отвечал сержанту, пожал плечами и пошел к освещенным прожектором воротцам, распахнул картинно, фокусник фокусником, фракаи чалмы только недоставало.

В гараже стояламашина: "Москвич" последней модели. Внутри, наразложенных сиденьях, застыли в объятиях обнаженные мужчинаи женщина. Закоченелию

-- Он? -- задал сержант вопрос. -- Муж?

Алинаодеревенела, вбиралаинформацию.

-- Вы меня? А! да-да, конечно.

-- Стало'ть, опознаёте?

-- Опознаю-опознаю, -- отозвалась Алинаоткуда-то издалекаи почему-то хихикнула: ей забавно показалось, что в один и тот же момент онапотеряламужасразу в двух смыслах: морально и фактически. Не то что бы онадержалаего засвятого, но ведь они поженились так сравнительно недавно! И потом: одно дело -- предполагать, подозревать, другое -- увидеть! То есть не труп увидеть -- трупы онавидела! аизменую

Еще один мент, испугавшись, услышав смешок, что придется одолевать алинину истерику, сказал робко-нейтрально, словно сумасшедшей:

-- Протокол подписать надо бю

Алинавтиснулась в прожекторный УАЗик насиденье рядом с водительским и завороженно наблюдала, как в узком свете переноски доцарапывает мент свой протокол.

-- Они замерзли?

-- Что? -- оторвался мент от бумаги. -- Кто?

Алинакивнула.

-- Угорели, -- отрицательно мотнул мент головою. -- CO отравились. Окисью углерода. Обычное дело. Мотор не выключили, чтоб печкагрела. Притомилисью -хмыкнул скабрезно, -- и вот: отдохнули. Преступление, как говорится, и одноврёменно -- наказание.

-- А ктою она?

-- Вам-то уже не все ли равно?

"Это, -- подумалаАлина, -- он сказал точно", -- хотя в глубине души чувствовала, что ей все-таки не вполне все равно; что будь, к примеру, рядом с мужем кто-нибудь из общих их семейных знакомых, то есть особа, которую Алине приходилось принимать дома, разговаривать о женском и об вообще, угощать чаем и ликером -- ей стало бы еще больнее. Смешною

Мягко покачиваясь нарытвинах, едване задевая гаражи черными лакированными бортами, вплылав узкий проезд, огромная легковая машина, американская, шестидесятых годов: "Паккард" не "Паккард", "Шевроле" не "Шевроле". Алинавстретилаее взглядом, довеладо остановки.

-- Ладно, где подписывать?

Из "Паккарда" не "Паккарда" вышел красивый, ладный мужик лет тридцати с небольшим.

-- Опознала, товарищ капитан, -- лениво подвалил к мужику сержант. -- Ловко вы ее вычислили.

Товарищ капитан направился к гаражу -- Алинауже выбралась из УАЗика, медленно наблюдала, -- и, наставив вроде стволапистолетауказательный палец сперванаодного, потом надругого несчастного любовника, сказал:

-- Пиф-паф ой-ой-ой.

Продул воображаемый ствол от воображаемых остатков воображаемого дыма.

-- Которые в этом году? -- спросил брезгливо-сочувственно.

-- Двенадцатые, -- отозвался сержант. -- Наверное, уж последние. Весна, как говорится, идет -- весне, как говорится, дорогу.

Капитан прошелся вокруг "Москвича", внимательно вглядываясь то в одну какую-то деталь -- открывальную, что ли, кнопочку, -- то в другую, и констатировал:

-- Несчастный случай. Экспертизу, конечно, проведите, но чувствую: толку не будет.

-- Чувствует он! -- буркнул сержант, с ночного звонкакоторого началось для Алины это мутное, это омерзительное утро, своему напарнику-водителю. -- Как будто без чувств не все ясно.

Капитан остановился наполпути к лимузину: слух у него оказался отменный.

-- Был бы ты, Гаврилюк, посообразительнее, я б тебе таких историй понарассказывал, в которых тоже все было ясно. А так -- смысланетю -- и пошел дальше.

-- Как я поняла, вы тут старший, -- заступилаАлинадорогу.

-- А вы, как я понял, -- вдова, -- полуулыбнулся капитан, и Алинарешила, что издевки в его интонации больше, чем сострадания.

-- А я -- вдова, -- подтвердилас вызовом. -- Я осозна, что достойнапрезрения заю затакого мужа. И все же вы мне, может, объясните, почему меня доставили, как преступницу? Накаком основании у меня отобрали право приехать насобственном автомобиле?..

Капитан взял в ладони обе алинины руки и повертел их не то рассматривая, не то ей же самой демонстрируя тоненькие, хрупкие ее запястья, апотом отпустил и достал из карманапару никелированных самозатягивающихся американских наручников, эффектно позвенел ими.

-- Преступников мы не так доставляем.

Кивнул наневозможные ухабы:

-- Еще и подвеску побили б: "Ока" -- машинанежная.

-- Как много вы обо мне знаете! -- сказалаАлина. -- Ладно. Спасибо зазаботу.

-- Ничего, -- сноваполуулыбнулся капитан.

-- Только вот, если подозрения с меня сняты, как я должнаотсюдавыбираться?

-- Вообще-то, -- вздохнул капитан непередаваемо тяжко, -- хлопцы б вас довезли, -- и кивнул наУАЗики. -- Но больно уж выю -- демонстративно скользнул по алининой фигурке взглядом уверенного в себе бабника. И двинулся приглашающе к пассажирской дверце своего "Кадиллака" не "Кадиллака".

-- Хам, -- сухо и коротко хлестнулаАлинакапитанапо щеке, не столько живому импульсу подчинясь, сколько чувствуя себя просто обязанной так сделать, и быстренько застучалакаблучками к выходу по межгаражному коридору.

Судорогаудовлетворенного чувствасправедливости сотряслаГаврилюка.

Капитан прыгнул в черный дредноут и ловко пустил его задним ходом между плотно обступающими гаражами. Особенно эффектно проходил он повороты, где, казалось, и мотоциклу-то одиночке не пробраться без ущерба.

Алинавсе поцокивалакаблучками в лунной раннемартовской ночи, дредноут полз сзади бесшумной тенью. Алинаобернулась раз, другой и вдруг взглянуланасебя со стороны, глазом, скажем, наглеца-капитана: деланно скорбную (муж как-то в мгновенье, напятой секунде после циркового открытия гаражной двери, стал посторонним; более того: тревогаэтих дней и ночей, изматывающий труд ожидания лопнули подобно нарыву, азвенящий морозец даже разогнал тошноту от созерцания излившегося кровавого гноя), неприступную ию улыбнулась.

Шестым что ли чувством уловил наглец эту улыбку? -- однако дредноут тут же подплыл, остановился, распахнул дверцу. Алинаскрылась внутри. С неожиданной прытью "Кадиллак" не "Кадиллак" развернулся и весело газанул вдалью 3. ГДЕ БЫ ВСТРЕТИТЬСЯ НЕНАРОКОМ? -- Что жю -- резюмировал блистательный полковник. -Тем лучше, если знакомы.

-- Мне показалось, -- вернулась Алинаиз странного, амбивалентного своего воспоминания в кабинет, -- что он не любит, когдависят у него нахвосте. Одинокий волк.

-- Кто ж любит?! -- риторически вопросил полковник. -- А вы что, уже пробовали?

-- Такю -- сделалаАлинанеопределенный жест.

-- Ну, этабеда -- не беда. Поможем. Вызовем. Поговорим. Прикажем. Дадим официальное предписание.

-- Не пойдет, -- отозвалась повеселевшая Алина.

-- Не пойдет?!

-- Если уж ваш Пиф-паф ой-ой-ой и впрямь независимый и талантливыйю Давдобавок еще ию порядочный -- предписание от начальствав смысле доверия будет мне худшей рекомендацией.

-- Ну, знаете!.. -- попробовал было возмутиться полковник, но Алинаперебила:

-- Подскажите лучше, где б я моглаего встретить случайно. А вот если мне впоследствии понадобится вашапомощью

-- Где встретить? -- задумался полковник (идея Алины ему понравилась). -Дагде угодно! Знаете, например, "Трембиту"? Кооперативный ресторанчик.

-- Еще б не знать, -- кривовато усмехнулась журналистка. -- Свадьбу справляла.

-- Тем более. Мазепаредкий вечер его не инспектирует. Там в прошлом году случилось убийство. Единственное нераскрытое преступление натерритории капитана. Автоматы, браунинг редчайшей марки "зауэр", пальбаю С тех пор он оттудаи не вылазит. Заело, наверное.

-- Только имейте в виду, -- поднялась Алинаиз-застола. -- Я вам ничего не обещала.

-- Какие могут быть обещания между свободными людьми?! -- поднялся из-застолаи полковник. -- Просто мы пытаемся повернуть взор прессы нанаиболее ярких наших работников. Вот и весь наш интерес. Даи сами посудите: человек, не имеющий заодиннадцать лет работы ни одного нераскрытого преступления!.. Ну вот, кроме этой "Трембиты".

-- Дадвух покушений нанего самого, -- донеслось из дальнего угла.

-- Ох, простите, -- сделал вид полковник, что опомнился. -- Не познакомил. Шухрат Ибрагимович, ваш коллегаи земляк. Из Москвы. Представитель пресс-центраМВД СССР.

Шухрат Ибрагимович вышел наковер, изящно склонясь, поцеловал алинину ручку.

-- Петро Никифорович насчет коллеги, конечно, польстил. Журналистика -- дарю -- повертел Шухрат Ибрагимович рукою в направлении эмпиреев. -- Так, сотрудничал кое с кем. Был, можно выразиться, соавтором. А перо -- тяжелое. Сам и страницы удобочитаемой написать не способен. И тем не менее, АлинаЕвгеньевна, позвольте совет полупрофессионала?

-- Вообще-то, -- отозвалась Алина, -- к бесплатным советам доверия у меняю

-- Понимаю, -- согласился Шухрат Ибрагимович. -- Сам таков. Но я с вас, если настаиваете, и пару рубликов могу взять.

-- С гонорара, договорились?

-- Э, нет! С гонорара -- коктейль! В "Трембите"! И четыре пирожных.

-- Шухрат Ибрагимович у нас -- редкий сластена! -- отрекомендовал полковник.

-- Ну, советуйте, советуйте! -- нетерпеливо подогналаАлина.

-- Хотел предложить вам такой вот парадоксальный взглядю парадоксальный поворот. Сам бы воспользовался, даталантом Бог обделил. У БогданаИвановичазаодиннадцать лет, как верно заметил Петро Никифорович -почти стопроцентная раскрываемость. Но -- почти! Анализ неудачи гения! Я имею в виду как раз "Трембиту". Каково, а?.. Пару рубликов заработал?

-- Посмотрим, -- сказалаАлина, которой почему-то плохо шутилось с Шухратом Ибрагимовичем, и, кивнув, пошлак дверям, где и столкнулась с секретаршею, едване выбив из ее рук поднос, нагруженный всякой всячиной, пирожных среди которой, правда, не было.

-- Засмертью тебя посылать! -- прокомментировал полковник. 4. ПИФ-ПАФ, ОЙ-ОЙ-ОЙ! Странное дело: почти двагодажизни, апосле смерти мужаАлину со Львовом не связывало почти ничего: несколько десятков приятных воспоминаний, которые, в сущности, полностью нейтрализовались впечатлениями той мартовской ночи меж гаражей, дадвухкомнатная квартирав хорошем районе, наследницею которой Алинаавтоматически оказалась, то есть давно порабыло возвращаться в Москву, к родителям, аАлинавсе медлила, медлилаю Конечно, не очень-то хотелось сноваоказываться в зависимом положении родительской жилички, но врастать и во львовскую жизнь, устраиваться куда-то наслужбу (деньги с книжки потихоньку проедались, сходили нанет) не прельщало тоже: одно дело -- писать для удовольствия статью-другую-третью в год, иное -- тянуть лямку. Во время беседы с не очень понравившимся ей полковником Алинасовсем уж решилаотказаться ото всякого с ним сотрудничества, замотивировав отказ именно возвращением домой, ауж замотивировав, как бы и взялаб насебя это обязательство, но, едвавсплыл в разговоре капитан Мазепа, как, самане дав себе отчета, от решения своего отказалась. И теперь вот третий уже вечер бессмысленно (капитан не являлся) торчалав "Трембите", с кооператорской широтою души и безвкусицей переделанной в ресторанчик из общепитовской пельменной.

Кавказской наружности немолодой юношаподсел к Алине застолик, достал из кожаных доспехов бутылку молдавского коньяку.

-- Саставьишь компанию, а? А то и вчерасиделаадна, и пазавчераю Вроде и не страшненькая!

Алинасмерилаюношу взглядом, досталаиз лаковой коробочки дорогую сигарету (кавказец тут же подал огня).

-- Составлю, -- ответила, выпустив дым. -- Только не приставай, ладно?

-- Что, неприятности?

-- Ага, -- кивнулаАлинас повышенной серьезностью, выдающей издевку. -Переживаю.

-- Я вот тоже пережьиваю, -- кивнул немолодой юношаи разлил коньяк по рюмкам. -- Будем здоровеньки. Или как там у вас говорится: здаравеньки булы?

Алинавыпила, пристально-невидяще посмотреланакавказца, который меж тем продолжал о чем-то болтать, и подумала:

"А что? взять и позвать! И -- здаравеньки булы! Сколько можно спать в одиночку в холодной, широченной, где что вдоль, что поперек, кровати?! Он, в конце концов, сам виноват!" и тут же, до этого "сам виноват" додумав, расхохоталась вслух, ибо сам, как ни крути, означало Мазепу.

-- Ти чего? -- приобиделся немолодой юноша. -- Я тыбе серьезные вещи рассказываю, атию

Хлопнуладверь, и Алинасновапоймаласебя натом, что обернулась, словно пятиклассницанапервом свидании, но и это был не капитан: странного видапожилой человек вошел в ресторан словно из американского боевикапро сороковые годы: в длинном свободном светло-сером макинтоше, в серой же широкополой шляпе, надвинутой наглаза. Пожилой и по походке, и потому что заприподнятым воротником угадывалась седая бородкаклинышком.

-- Хиппует, -- прокомментировал кавказец, отследив Алинин взгляд.

Странный человек пересек зал и скрылся задверью служебного входа.

-- Так явится, в конце концов, Мазепаили не явится никогда?! -- взбешенно сказалаАлинавслух.

-- Какой Мазепа? -- изумился кавказец. -- Гетман, что ли?

-- Гетман-гетман, -- согласилась Алина.

-- Вот ти гаваришь: не приставай, -- продолжил кавказец после довольно значительной паузы, во время которой безуспешно пытался осмыслить алинино восклицание по поводу легендарного гетмана, датак и бросил это занятие. -- А каково адинокому чилавеку в чужом городе. Ти падумала, а?

-- Ты бы знал, каково адинокому человеку в своем городею -протянула-передразнилаАлина.

-- Понял, -- сказал кавказец. -- С полнамека. Сплетен баишься. А ми как в детективе устроим! Штирлицавидела? Вот, например, я сейчас затибя расплачиваюсь и ухажу, атию

Дикий женский визг понесся откуда-то из служебных недр ресторанчика. Напороге внутренней двери появилась девица, одетая гуцулкою (ресторанная униформа), хватанулартом воздухаи издалаеще один визг.

-- Тамю -- показала, прокричавшись, куда-то заспину. -- Там!..

Алинавскочилапервая, рванулась в подсобку, кавказец вслед. Вслед кавказцу -еще кто-то и ещею

В небольшом кабинете сидел застолом упакованный мужик с упавшей нагрудь головою -- вроде как спал. Только свежепобеленная стеназаего спиною былав красных брызгах крови и желтых, жирных пятнышках мозга, разбросанных вокруг черной пулевой отметины. Алинаприселанакорточки, заглянулаупакованному в лицо: посреди лбарасположилась маленькая такая, изящная дырочка.

-- Спокойно! -- нервно закричалаАлина. -- Спокойно! -- и, заметив в толпе любопытных здоровенного местного бармена, приказала: -- Быстро навход! Никого не выпускать!

Бармен зачем-то послушался.

Алинаже, миновав подсобку, бросилась к черному ходу.

Дверной проем зиял пустотою. Старинный проходной двор -- несколькими арками.

-- Ищи ветрав поле, -- моглабы сказать Алина, если было б кому.

Онадосталаплаточек, аккуратненько, чтоб не повредить возможные отпечатки, прикрыладверь, сквозь платочек же задвинулаи щеколду. Ясно было, что стрелял пожилой ковбой из вестерна, выстрелил и давным-давно, покаАлинаразглядывалапокойника, исчез, так что перекрывать выход нужды не было. Мегрэ бы во всяком случае не перекрыл.

В дверях кабинетавсе еще толпились.

-- Трупов не видели? И не стыдно? -- укорилаАлинаи сновавспомнилакапитанаМазепу: всего однажды наблюдалаонаего заработой, но подсознательно копировала(пародировала?), безусловно, именно его стиль. "Пиф-паф ой-ой-ой" оставалось только добавить.

Люди как-то неволею дали Алине дорогу, анавопрос "милицию вызвали?" -- дружно смолчали. И тут старалась не повредить пальчиков, Алинамедленно, методично извлеклателефон из-под самого буквально трупа, набраланоль-два.

-- Дежурный? -- спросила. -- В "Трембите" убийство.

Натом конце проводапоинтересовались, кто говорит.

"А действительно, -- подумалаАлина, -- кто онатакая, чтобы чуть ли не расследование проводить? Беседас полковником придалаей, что ли, значимости в собственных глазах? Юридическое студенчество? Ожидание капитанаМазепы?"

-- Кто-кто! -- ответилараздраженно. -- Дед Пихто! Посетительница! -- и бросилатрубку, вернулась в зал.

А там, напороге, бармен уже отчитывался капитану Мазепе; черный лимузин поблескивал под фонарем застеклянными дверными вставками.

-- Здравствуйте, капитан, -- подошлаАлина(секунду назад принятое решение: доесть и домой, -- как ветром сдуло). -- Узнаёте?

-- Узнаю, -- ответил капитан и добавил не без злобы (обиды, быть может)? -Горе перемогаете?

Алинавспыхнула, хотелабыло повернуться, уйти, забыть об этом самовлюбленном хаме, но самовлюбленный хам отнесся к ней вдруг с такой товарищеской простотою, что от алининой обиды как-то вдруг не осталось и следа:

-- Пиф-паф ой-ой-ой, выходит?

-- У-гу, -- кивнулаАлинаи показаланаподсобную дверку.

-- Три дня не заглянешь -- черт-те что начинается! -- покачал капитан головою и пошел через зал, Алина -- заним.

Покакапитан осматривал место происшествия -- аделал он это недолго -Алинаиз-заспины все тараторилапро плащ, про бородку, про черный ход, про сохраненные ею отпечатки.

Взвыв сиреною, затормозилау ресторанчикаоперативная "Волга", вошли хлопцы в штатском. Капитан кивнул натруп, сновасказал:

-- Пиф-паф ой-ой-ой, -- и пошел из кафе.

Алина, провожаемая тоскливым взглядом немолодого кожаного мальчика, пошлазаМазепою.

-- Прокатиться хотите?

Алинакивнула.

Капитан распахнул дверцу "Шевроле не Шевроле", впустил Алину, уселся сам, завел мощный неслышный двигатель, тронул с меставроде незаметно, но Алину прижало к спинке.

-- Вижу, -- сказал Мазепа. -- Вижу в глазах осуждение: не опросил свидетелей, не поискал пулю. Так вот: пулю найдут хлопцы, и окажется, что онавыпущенаю

-- Из "зауэра", -- продолжила, воспользовавшись микропаузою, Алина. -Давдобавок из того самого, из которого убили барменав прошлом году. "Зауэр" -редкое оружие.

-- О-го! -- повернул капитан голову. -- Вот это информированность!

-- Профессия обязывает.

-- Не люблю журналистов.

-- Журналисток тоже?

-- Журналисток? Кюшать люблю, атак -- нэт, -- процитировал с кавказским акцентом анекдот позапрошлого сезона. -- А свидетелей опрашивать -- дохлый номер. Не такой же он кретин, чтобы еще раз воспользоваться этим костюмом.

Дальше ехали молча: только тресканье-бульканье служебных переговоров по рации, в которые капитан, впрочем, не вступал, нарушало тишину.

Наконец, "Шевроле не Шевроле" стал прямо перед подъездом.

-- Запомнили! -- иронически восхитилась Алина.

-- Профессия обязывает, -- отпарировал капитан и, некоторое время выждав, добавил. -- Ну?

-- Что -- ну? -- не двигаясь с места, со всею наивностью, накакую быласпособна, поинтересовалась Алина.

-- У вас ко мне еще какие-нибудь вопросы? Илию советы?

-- Просто жду, когдасновананочной кофе начнете напрашиваться. Сами сказали: кюшать люблю.

-- Во-первых, тогдауже было утро. Во-вторых, я -- потомок шляхтичей, -отозвался капитан. -- И потому до неприличия горд: навязываю свое общество не более одного раза.

-- А вы рискните -- в порядке исключения -- навторую попытку!

Капитан пристально поглядел Алине в глаза, потом склонился под приборную доску, стал чего-то там откручивать.

Рукаоб руку со своею женской гордостью Алинанаблюдала. Ей даже интересно стало, что онапочувствует, если капитан проигнорирует и так слишком уж откровенное приглашение.

Тот, наконец, извлек из гнездагромоздкую служебную рацию.

-- Я наработе, -- пояснил. -- Пошли, что ли?

Алинаулыбнулась. 5. АНАЛИЗ НЕУДАЧИ ГЕНИЯ Онаничего не сказалаМазепе ни про полковника, ни про три дня ожидания в "Трембите" -- утром, когдазавтракали, попросилась недельку-другую понаблюдать заего работой. Наверное, в любой другой ситуации капитан отказал бы, атут ограничился ворчанием, что начальство все равно не разрешит.

В Управление они ехали каждый в своем авто, где позволялаширинадороги -рядышком, и выглядело это, учитывая соотношение размеров, забавно.

Никакого знаканаплощадке у входатак и не появилось, правдаПилипенко, сноваоказавшийся натом же посту, предпочел не заметить ни "Оку", ни ее хозяйку, только капитану козырнул, но этого капитан не заметил, ане стесняясь ни Пилипенко, ни сослуживцев, косяком валящих к дверям, ни прохожих, нежно и крепко поцеловал ее в губы..

-- Ну ты, мать, сильна! Никогдатак не попадал! Со мной, -- кивнул наАлину часовому, миновав сени. -- Только имей в виду: я палец о палец не ударю. Уболтаешь полковника -- твое счастье, ане уболтаешью -- и развел руками.

-- Уболтаю, -- сказалаАлинаи совсем было не пошлак полковничьему кабинету, как решила, что лучше бы капитану не знать, что оназнает, где этот кабинет расположен. -- Мне куда?

-- Налево, -- кивнул Мазепа. -- Там лифты. Начетвертый этаж.

"Не так-то уж вы, капитан, и проницательны", -- подумала, нажимая лифтовую кнопочку, и, кажется, именно в этот момент у Алины и возниклабезумная честолюбивая мысль самостоятельно раскрыть то, давнее, прошлогоднее убийство в "Трембите".

КогдаАлинавернулась от полковника, разговаривать с нею по поводу происшествий в "Трембите" -- и давешнего, и прошлогоднего, Мазепаотказался категорически.

"Ну ничего, -- бодро решилаАлина, -- перебьюсь", -- и, едвакапитан, оставив ее засвоим столом, аключ от сейфа -- в дверце, исчез из кабинета, сбегалав архив запрошлогодними материалами по "Трембите".

Перевернув очередную страницу "дела", уперлась взглядом во вклеенный черно-белый снимок: осыпавшееся стекло витрин, осколки посуды; бледный человек у стойки; мертвое тело наполую

Алинаизвлекает из мазепиного столалупу, вглядывается в лицо бледного человека. Подходит к несгораемому шкафику, достает папку свежих фотографий давешнего трупа. Выбирает одну, кладет рядышком со вклеенной. Нечего и сомневаться: трупом давечастал именно тот бледный человек. А может, и не бледный вовсе? Может, просто такое освещение было, когдафотографировали? Вспышка? Почуяв след, Алиналихорадочно переворачивает несколько страниц и, наконец, находит изображение того, прошлогоднего, трупа. Лицатрупов, естественно, разные, иначе и быть не может -- зато одинаковыми: и по размеру, и по расположению, -оказываются дырочки во лбах. Совпадение? Но в совпадения Алинаверит плохо. Онаотлистывает "дело" назад, возвращается к прошлогоднему снимку, к общему плану разгромленного ресторана. Насоседней по развороту странице, под типографским грифом "Объяснение", от руки написан текст, который Алина, продираясь сквозь корявый почерк, принимается читать полувслух:

-- Последний посетитель ушел около одиннадцати. Я повесил табличку, но дверь почему-то не заперю

"Почему-тою Странное словцо, аособенно здесь, в столь серьезном контексте. Не бывает почему-то, не бывает! -- злится Алина. -- Накаждое почему всегдасуществует и потому!" -- и пытается перенестись туда, в прошлый год, в "Трембиту", ставит себя наместо Мазепы, слушающего среди осколков медленные, словно выдавливаемые между губ, показания человека, чьих показаний никто уже никогдабольше не услышитю

-- юАга, почему-то не запер. Володя, -- кивает ресторанный хозяин вниз, натруп, -- занимается своими бутылками, стаканы протирает, что ли. Я подбиваю бумаги, считаю бабки. Девочек мы отпустили раньшею

"Почему отпустили раньше?" -- забрасывает Алинав память, стараясь не прерывать воображаемой сцены.

-- юИ тут -- дикий визг тормозов. Ну точно, как в киною в американскомю

Запоследние двагодаАлинамного пересмотрелаамериканского кино по мужнину видику, и ей не представляет трудаперенестись воображением еще наполчасаназад: машинабез номеров, взвизгнув тормозами, замирает, как вкопанная, возле входав "Трембиту". Один остается зарулем, двое в джинсовых кепках (Алинавиделаэту парочку позавчеранарынке -- ее и подставиланаместо убийц), в носовых платках, оставляющих налицах открытыми только глаза, врываются в помещение, вскидывают: один -- "калашникова", другой -- "зауэр" -- и тут же открывают огонь. Директор, белый от страха, падает застойку. Бармен, получив в лоб шальную пулю, медленно оползает напол. Джинсовые кепки стреляют еще с полминуты, выходят вон, хлопают дверцами машины, и та, взвыв мотором, взвизгнув задними колесами, срывается с места, скрывается заугломю

"Рэкет? -- задает Алинасамасебе вопрос. -- Кто-то кому-то отказался платить?" -- и слышит прошлогодний голос Мазепы.

-- Словом: пиф-паф ой-ой-ой? И вы даже не догадываетесь, кто бы это мог быть? -- не столько спрашивает, сколько в ироничной своей манере утверждает капитан.

-- Рэкетиры, наверное, -- отвечает директор, и Алине не нравится, что их версии совпадаютю

-- Алиночка-Алина, наЛенина -- малина! -- голос Мазепы уже не воображенный -натуральный -- вырывает ее из ресторанчика. -- Интер-ресное ограбление. Пиф-паф ой-ой-ой!

Алинаподнимает голову от "дела", оборачивается надвери, в которых наполноге стоит капитан.

-- Я лучше почитаю, а, Богдан?

-- Даты не бойся! насчет малины -- пошутил: для рифмы понадобилась. Помнишь, как Незнайкастихи сочинял? Нанастоящую малину я б тебя и не взялю Ну-кану-каю -- вдруг осекает треп, заинтересовывается капитан, подходит к Алине. -Получиларазрешение залезть в архив! Впрочем, да! Забыл! У тебя ж безотказное средство, -- тон Мазепы вдруг меняется, становится холодным, желчно-презрительным, взгляд нарочито подробно скользит по Алине сверху донизу, словно по выставившей себя напродажу проститутке.

Алинаоценивает и интонацию, и взгляд, встает, лепит капитану пощечину.

-- Два-ноль, -- констатирует он. -- Это ты хочешь, значит, сказать, что спишь со мною исключительно из чувствалюбви? Интересное признание. Знаешь, ради него я готов получать по морде хоть трижды надню, -- и обнимает Алину, кружит ее по кабинету.

Алинаотбивается, но недолго.

С большой неохотою оторвавшись от алининых губ, капитан произносит:

-- А надело ты со мной все-таки поедешь. Бумаги не убегут. А уж если взялась изучать положительного героя даописыватью

-- Эгоист ты, ане положительный герой, -- вздыхает Алина, запирает, наученная горьким уроком ЖегловаШарапову, документы в сейф и идет вслед залюбовником. 6. РАЗГОВОР ПОД РЕВ СИРЕНЫ Пижон-Мазепавыставил накрышу "Шевроле не Шевроле" синюю мигалку, врубил сирену, спрятанную заникелированной решеткою радиатора, и выехал наосевую.

-- Что новенького? -- спросилаАлина.

-- Я тебя люблю, -- ответил Мазепа.

-- Этой новости, -- заметилаАлина, взглянув назапястье, -- уже тридцать девять часов. Несвежая новость. И не вполне достоверная. Я про убийство.

-- Как так -- не вполне достоверная?! -- возмутился капитан.

-- Ну, Богдан! -- сморщилаАлинаносик. -- Я, между прочим, серьезно.

-- А я, что ли, шучу?

Алинанадулась.

Минуты через три капитан не выдержал принципиапьного молчания.

-- А что там может быть новенького? Видели убийцу практически все, даже ты. А какой толк? Это, знаешь, не приметыю Единственный ход -- покопать, cui bono, -- (кому выгодно, -- перевел)ю

-- Знаю, -- отозвалась Алина. -- Училась.

-- ючто, если не в деталях, понятно и так, ав деталях -- все равно не докопаешься. Даи не важно, не интересно: свои. Вот сами пусть и разбираются, грызут глотки друг другу.

-- Рэкет?

-- Может, и рэкет.

Алине не понравилось, что капитан соглашается с версией рэкета.

-- Чего смотришь? -- заметил Мазепаалинино недовольство. -- Нарушается принцип неизбежности возмездия? А и хрен с ним, с принципом! Так у себя в блокнотике и запиши: капитан Мазепасчитает, что и хрен с ним, с принципом!

-- А пуля?

-- Что -- пуля?

-- Ную угадала? Тот же браунинг? "Зауэр"?

-- Тот же, тот жею -- отболтнулся капитан.

-- Значит, шансов, по-твоему, никаких?

-- Разве что с такою помощницею.

-- Расскажи, -- все пыталась Алинасбить капитанас несерьезного тона, -расскажи, ради Бога: почему прошлогоднее убийство зашло в тупик? Тоже потому что хрен с ним с принципом?

-- Убийство-то как раз удалось. Вот расследованиею

-- Шляхетский юмор? -- раздражилась Алина.

Капитан заметил раздражение.

-- Можно было, конечно, покопатью Но правдаведь: не интересно!

-- То есть пускай убивают друг друга?! -- возмутилась журналистка.

-- Ага, -- отозвался капитан и заложил крутой вираж во двор. -- СлаваБогу, приехали. 7. ИНТЕР-РЕСНОЕ ОГРАБЛЕНИЕ Таинственные грабители разорили очевидно богатую квартиру весьмаинтеллигентно: аккуратно выпилили замок, ценные вещи упаковали и вынесли не торопясь: все, что осталось, не было ни сдвинуто, ни взломано, ни поцарапано. Молодая женщинас туповато-упрямым, зареванным лицом гореваланадиване; суетились менты; хозяин, мужичок лет под пятьдесят, маленький, лысенький, деловито проверял опись украденного. Капитан склонился над его плечом.

-- Та-акю Телевизоров -- два. Видеомагнитофонов -- три. А видеомагнитофонов зачем -- три?

-- Один цифровой, -- сквозь слезы пояснилаженщинас дивана. -- Дигиталь. А те два -- чтоб фильмы переписывать. Не таскаться жю

У капитанавидеомагнитофонане было ни одного -- с тем более серьезным сочувствием кивнул он головою:

-- А-аю -- и продолжил чтение списка. -- Видеокамераэм-восемью Компьютер персональный ай би эм 386 дэ икс, в комплектею компьютер персональный "Макинтош"ю принтер лазерныйю принтер струйныйю принтер матричныйю ксероксю факсю радиотелефона -- трию картиныю антиквариатю В общем, тысяч такю напятьсот? -- спросил-подытожил.

-- Как считать, -- ответил хозяин. -- Цены плавают. И потом: одно дело купить, другое -- продать.

-- Как считать! -- злобно передразнилаженщина.

-- Отпечатки, пиф-паф ой-ой-ой! снимали? -- поинтересовался капитан у коллег.

-- Нет отпечатков, -- буркнул огненно-рыжий мент-эксперт, у которого всякий раз, когдане было отпечатков, сильно портилось настроение.

-- Естественно, -- отозвался капитан и пошел по квартире, заглядывая в шкафы. -- Норка? О! еще! А зачем столько шуб? Тоже одна -- цифровая, адве -переписывать.

-- Чо ж я, каждый день в одной ходить буду?

-- Каждый день -- конечно, -- сновасочувственно согласился капитан. -- И ни одну не тронули? Как-кие благородные воры! По-рыцарски относятся к дамам! Дубровские прямо!

Хозяйкавдруг встревожилась, встрепенулась, подскочилак шкафу, пересчиталабогатство:

-- Аж напугали!..

-- Откуда, -- отнесся Мазепак хозяину, -- не спрашиваю. Все, надо думать, нажито законно. Иначе б не обратились. Верно говорю?

-- Верно, -- отозвался хозяин. -- "Икар". Внедренческий кооператив.

-- Неплохие заработки, -- прокомментировал капитан. -- И что к солнцу подлетать слишком близко опасно -- знаете, -- и вернулся в прихожую, осмотрел входную дверь: быстро, но цепко. -- Недавно поменяли? Неужто еще худшая была?

-- Лучшая была, лучшая! Бронированная! -- подскочилазареванная хозяйка. -Замок ему, видите ли, из Парижапривезли. Электронный. Поставить приспичило! Будто наместе поставить было нельзя!

-- Галя! -- поморщился хозяин.

-- А ты наменя не хавкай! Я натебя сейчас так хавкну!

-- Давно женаты? -- осведомился капитан.

-- А какое это, интересно, играет значение? -- непонятно начто обидевшись, взвилась Галя.

-- Третий год, -- буркнул хозяин, и стало окончательно ясно, что каждый из двадцати четырех с чем-то там этих месяцев обошелся ему недешево.

-- Вдовец?

-- Развелся.

-- А родом-то вы откуда? -- поинтересовался вдруг капитан, оборотясь к хозяйке.

-- С Винницы, -- опешилата. -- А шо, нэможно?

-- Можно, можно, -- успокоил Мазепаи обратился к ментам. -- Ладно, хлопцы, пиф-паф ой-ой-ой, -- продул воображаемый ствол от воображаемого порохового дыма. -- Вы тут занимайтесь. А мы с Алиной Евгеньевной пойдем. Вечером домабудете? Я загляну, o'key?

Хозяин кивнул.

-- Пошли? -- и, взяв Алину под руку, капитан направился к лестнице.

-- У тебя что, дела?

-- Неотложные, -- согласился он. -- Еду обедать с любимой женщиной капитанаМазепы.

-- Обедать? -- удивилась Алина. -- Тебе что, не интересно? Или снова -- свои?

-- Насей раз мне не интересно, -- сказал капитан, -- потому что все ясно.

-- Поражаешь?

-- Отнюдь, -- сделал Богдан лягушачьи губы. -- Стиль работы.

-- Ну, и что тебе ясно?

-- Маленький секрет. Конан-Дойля читала? Надо тянуть интригу. Ты помнишь, чтобы Холмс хоть раз раскрыл свои секреты Ватсону прежде, чем довел дело до конца?

-- А я у тебя, выходит, заВатсона?

-- ЗаКонан-Дойля. Ну, расскажу я тебе -- и читатели твои надвенадцатой странице помрут со скуки. Станешь преднамеренной убийцею с отягчающими обстоятельствами. Статья сто вторая, пункт "е". Ты этого хочешь?

-- Положим, -- согласилась Алина.

-- Жесто-окая! А я отказываюсь быть в этом массовом убийстве соучастником! -припечатал Мазепастрастно.

Алинапожалаплечиками.

-- А кудаедем обедать? Тоже секрет?

-- Отнюдь, -- возразил капитан. -- В "Трембиту".

-- В "Тремби-и-ту"?!

-- А что? Кормят там вкусно. От потери, думаю, уже оклемались -- не государственное же заведение: бабки надо строгать!

-- Ненавижу, -- выплеснулаАлинаскопившееся раздражение, -- когдаменты употребляют жаргон!

-- А мне, -- отпарировал Мазепа, -- наоборот, дико нравится, когдажурналистки употребляют слово "менты".

Кормили в "Трембите" точно: вкусно. После горячего, в ожидании десерта, Алинарешилаподкрасить губы. В зеркальце отразилось, что портьера, скрывающая служебный ход, дрогнула.

-- Наблюдают, -- шепнулаАлинаБогдану.

-- Нехай, -- ответил тот.

-- А вдруг выстрелят?

-- У меня хорошая реакция.

-- А если -- в меня?

-- Нафиг ты им нужна?!.

-- А если?

-- Заслоню своим телом, -- произнес капитан торжественно. -- Как Александр Матросов -- Родину. Как Набоков -- Милюковаю 8. НАЗАД -- НА МЕСТО ПРЕСТУПЛЕНИЯ -- Нашли? -- с агрессивной надеждою встретилакапитанас Алиною давешняя потерпевшая.

-- Какая вы, Галя, скорая! -- изумился капитан. -- У вас в Виннице все такие? Пиф-паф ой-ой-ой -- и все, по-вашему? Так, Галя, только в кино бывает. Вы, кажется, забыли, в каком государстве живете.

-- Хоть надежда-то есть? -- помрачнелахозяйка.

-- Надежда, очаровательная Галочкаю Ничего, что я вас так? Надеждавсегдадолжнаумирать последней. Супруг дома?

-- Давы заходьте!

-- Летом, летом, -- отмахнулся капитан.

-- Так и так же ж лето ж! -- изумилась Галочка, но капитан уже кивал: выйдем, мол, -- появившемуся в прихожей хозяину.

Тот кивнул в свою очередь -- понимающе-согласительно -- и принялся надевать башмаки.

-- Кудаэто вы? -- встревожилась вдруг хозяйка.

-- Подышать свежим воздухом, -- ответил супруг с плохо скрытою ненавистью.

-- Я с вамию -- Галочкарешительно не собиралась спускать с мужаглаз.

-- Обчистят, -- сказал капитан очень серьезно. -- Шубы-то остались. Надо сторожить.

-- Верно, -- согласилась хозяйка, намгновенье задумавшись. -- Верно. Сторожить -- надо. Спасибо вам, -- и временная дверь закрылась занею.

-- Детей нету? -- спросил капитан у хозяина, когдаони втроем спускались по лестнице.

-- Даесли б детию -- вздохнул тот.

-- Наразвод уже подали?

-- Нет, -- ответил хозяин по инерции. -- Я ей еще и не говорилю А откудав знаете?! -- встрепенулся вдруг весь. -- Я никому не говорил!

Они вышли наулицу, в сиреневых тонов вечер. Две дамы гуляли вдалеке со внушительными собачками -- больше рядом не было никого.

-- Я много чего знаю, -- отозвался капитан и обнял Алину заплечи. -- Не первый год, славаБогу, наземле живу. В общем, так. Ворая, как вы понимаете, могу найти мгновенно. Заруку, так сказать, схватить. И -- все украденное. А могу, конечно, и не найти. Вы следите, следите замоей мыслью! Или найти, но не все. Часть. Наименее ценное. Где-нибудь, скажемю навокзалею в камере храненияю автоматическойю В ячейке, предположим, номер двести восемьдесят три. Онав закутке, практически всегдабывает свободна. А остальноею остальное спишем напервый же труп. Вот так. Пиф-паф ой-ой-ой!

-- Давы в своем уме?! Закого вы меня принимаете?! -- не вполне естественно возмутился несколько помертвевший хозяин.

-- Ах, вы про Алину?! -- сказал капитан. -- Алину вы не бойтесь: я ее люблю. Новость несвежая, но вполне достоверная.

Хозяин помолчал. Собачки тявкнули друг надругаи принялись носиться по газону.

-- Ну, и сколько я вам заэто будую должен? -- робко спросил хозяин.

-- Даром, -- ответил капитан. -- Это будет мой первый свадебный подарок невесте. Пойдешь заменя, Алина? А?

Тане то не понималаничего, не то как-то не решалась понимать.

-- Но ведь вы знаетею у меняю -- хозяин все косился опасливо нажурналистку. -Я ведь пятьдесят тысяч потеряю -- не замечую

-- Знаю-знаю, -- отозвался капитан. -- Догадываюсь. Только не надо. Запомнили? Двести восемьдесят три. Привет, -- и, взяв Алину под руку, резко пошел к "Шевроле не Шевроле".

-- Инсценировка, да? -- спросилаАлина. -- Сам у себя украл?

-- Видишь: и объяснять не пришлось, -- развел рукам Мазепа. -- Взялаи догадалась. Умненькая потому что.

Капитан запустил двигатель, откинулся насиденьи, сказал с какою-то вдруг тоской в голосе.

-- Женился черт знает наком! Онаведь все нараздел потребует. Глазенки-то виделакак горят? Я тоже, знаешь, однаждыю сдурую натакой жею свиннице!

Ревность, что ли, в Алине взыграла:

-- А меня зачем потащил? Поразить широтою души? Ну как стукну?

Капитан несколько мигов провел в мерзлой неподвижности, потом резко -- тадаже отшатнулась -- взял в ладони алинино лицо, заглянул в глазав свете неблизкого фонаря.

-- Знаешь, милая, -- сказал. -- Если я сноваошибся -- я просто пущу себе пулю в лоб. Если я сноваошибся -- значит я ошибся вообщею Понимаешь? В представлении об этом мире. Онтологически. А тогда -- фиг ли он мне нужен?!

И Алину поцеловал. 9. ПОЧЕМУ НЕ ПОШЛА КРОВЬ?! Засыпая, Алинавсе думалао прошлогоднем убийстве в кооперативном ресторанчике -- сегодняшний обед освежил впечатления о месте действия, -- неудивительно потому, что ей отчетливо, как наяву, приснилось нападение: сноваподкатилас визгом машина, сновадвое в платках и джинсовых кепках ворвались в зал, снованачали полосовать очередями и одиночными, -- только вот стеклабарасыпались как-то неестественно медленно, словно осенние листья. Еще медленнее полз по стене убитыйю

Алинаоткрылаглаза. Сильный, большой капитан спал рядом безмятежным младенческим сном. Этабезмятежность почему-то разозлилаАлину. ОнапотряслаБогданазаплечо.

-- Слушай! как же так получилось? Я отчетливо виделанафотографии. У него рукав был закатан. Голая рука, почти по локотью И осколком стекла -- до самой кости.

-- У кого у него? -- капитан возвращался из снас большой неохотою.

-- Как у кого?! -- возмутилась Алина. -- У бармена!

-- Ну? -- никак не мог сообразить капитан, чего онаот него хочет.

-- А крови -- не было! Понимаешь, да? Ведь его убили выстрелом в лоб? Не в сердце? Значит, кровь от порезадолжнабылапойти?! Стекло-то разбилось в те же секунды? Так, я спрашиваю?!

-- А черт его знает, -- ворчливо отозвался Мазепа. -- Какая тебе разница? Говорю ж -- свои дрались, -- и повернулся набок, закрыл глаза.

Закрылаглазаи Алинаи увидела, как директор ресторана, в котором покацелы все стеклаи вся посуда, тащит по полу труп бармена, укладывает под стойку, подправляет, чтоб было похоже наестественное сползание, вытирает кровавые следы по пути следования, говорит что-то в трубку телефонаи ждет, ждет, ждетю И только после этого с визгом останавливается возле ресторанаавтомобиль -нет, неверно, не с визгом: тихонечко, интеллигентно! -- и выпускает спокойного мужикас автоматом под полою: ни тебе никакого гангстерского платка, ни тебе рыночной джинсовой кепочки. Мужик оглядывается, встречается насередине залас подошедшим ему навстречу директором, негромко совещается с ним и только уже после этого вскидывает автомат, адиректор -- передергивает затвор браунинга, -- и они вдвоем начинают палить в стеклаи посудую

Под этот воображаемый стеклянный звон Алинаи заснула -- насей раз глубоко, без видений. 10. ИСКУШЕНИЕ БРИЛЛИАНТАМИ Двадня спустя Алинаполучилаизвещение набандероль и удивилась: из Москвы онане ждаланичего: родители из принципа (Алинаникогдане понималаэтого принципа) не дарили подарков не наНовый Год или день рождения, с Мазепою же Алинарасставалась разве что начас-другой в сутки. Оназаполнилабумажку паспортными реквизитами, поинтересовалась по обыкновению, не нужны ли отпечатки пальцев и получилаот обидевшейся девицы небольшой, кубического вида, сверток.

Шаг всего (чтоб не мешать очереди) от окошечкаотойдя, Алинас веселым любопытством принялась распаковывать бандерольку: приятно, знаете, все-таки получать сюрпризы! Под бумагою оказалась коробочкапод шагрень.

Алинанажалакнопочку. Крышкаоткинулась, обнаружив сияющее, переливающееся всеми цветами спектраусыпанное бриллиантами платиновое колечко. Замерлав восхищении. Покойный муж, как мы уже знаем, жил не бедно, однако, ничего подобного не мог позволить себе подарить жене. Если бы, предположим, даже и искренне захотел. Нищему же, несмотря наего "Шевроле не Шевроле", Мазепе и подавно подобные презенты были не по карману.

Алиначувствовала, что что-то с этим кольцом не так, какое-то тут недоразумение, но удержаться, не примерить, не смогла. Как назло оказалось точно впору налевый безымянный пальчик. Сняла, хоть и не хотелось расставаться с вещичкою, уложиланазад в коробочку, щелкнулакрышкой. Вернулась к окошечку.

-- Это точно мне, девушка?

Обиженная девушкатолько фыркнулаи прилепилак стеклу извещение: адрес был обозначен алинин, с точным индексом, и фамилия, и отчество. И никакого -обратного.

Алинапожалаплечами, вышланаулицу. Сновадосталакольцо, насадиланапальчик. Под солнцем бриллиантики переливались еще нестерпимее.

Едваповернулся в двери ключ, Алинавылетелав прихожую, сталав дверном проеме, перегораживая его, словно женаиз анекдотаили кинокомедии, поджидающая мужа-алкаша.

-- Что это такое? -- сунулапод нос капитану пальчик с колечком.

-- Это? -- замешательство в глазах Мазепы билось мгновенье, не дольше. -Очередной мой подарок. К свадьбе. Не подошло? Не беда, поменяем! Или не понравилось?

-- Врешь! -- отрезалаАлина. -- Откудау тебя такие деньги?

-- Ты еще спроси, откудау меня "Шевроле".

-- А правда, откудау тебя "Шевроле"?

Дверь квартиры напротив сталаэдак незаметненько, по миллиметру, приоткрываться: соседкане моглапропустить скандал.

-- В комиссионке купил. По случаю. Зачетыре с половиной тысячи.

-- Смешно, -- не рассмеялась Алина. -- А кольцо засколько?

-- Кольцо? -- переспросил капитан, словно был глуховат, повернулся, резко одолел четыре метрадо двери напротив, потянул заручку, но нос соседке прищемить, видимо, не успел: иначе Алинамогласебе представить, какие понеслись бы вопли.

-- Кольцо-кольцо!

-- Кольцо, -- вернулся капитан, -- в наследство досталось.

-- От фирмы "Икар"?

Капитан схватил Алину заруку, потащил по лестнице вниз, открыл зев мусоропровода.

-- А ты выбрось, выбрось его, -- посоветовал. -- Выбрось!

-- Жа-алко, -- улыбнулась Алинапосле паузы и поигралабриллиантиками под светом далекой пыльной лампочки.

-- Тогда -- носи! -- и капитан, бросив Алину возле мусоропровода, через две ступеньки натретью взлетел наплощадку, скрылся в алининой квартире. 11. МИЛИЦЕЙСКИЙ МАЙОР -- ПОКЛОННИК СОЛЖЕНИЦЫНА И сновасиделаАлинав кабинете Мазепы, и сновалисталато, прошлогоднее, "дело". Рука, посверкивая бриллиантиками, работалапо инерции, что изобличало неоднократность и почти бездумность процедуры, но вдруг получилаприказ от мозга, вернулась нанесколько бумажек назад, остановилась у фотографии убитого, помедлиламгновенье, пошланалист вперед: нафото общего плана. Сновадвинулась дальше, но уже медленно, внимательно: фотографии, тексты, документыю

Вот она, заноза! Нафото -- гильзаи рядышком -- сплющенная пуля, извлеченная из стойки бара.

Алинанесколько раз перевелавзгляд с пули нагильзу, с гильзы напулю, полезлав шкаф, извлеклакаталог оружия. Остановилась намаленьком, ладном "зауэре". Справилась для верности, хоть помнилаего наизусть, с заключением баллистической экспертизы.

Встала, вышлав коридор, зацокалакаблучками по лестницам, переходам, отвечая наприветствия встречных: ее тут уже почти все знали, -- и добралась, наконец, до двери с надписью "Криминалистический музей", толкнулаее.

-- Не моглаб я взглянуть на"зауэр"? Подержать в руке. Как он выглядит? -обратилась к немолодому толстому майору, читающему Солженицына.

Майор, кажется, был один из немногих, ради которых надо было три фразы назад вставить слово "почти".

-- Что-то я вас не припоминаю. У вас разрешение есть?

Алинавынулаиз сумочки измятую, полковником подписанную, секретаршею припечатанную бумажку. Майор внимательно изучал ее, сверял лицо предъявительницы с фотографией напредъявляемом.

-- Ну! -- нетерпеливо подогналаАлина: длинное путешествие по запутанным коридорам, атеперь вот еще этаидиотическая медлительная недоверчивость майорагрозили разрушить в сознании смутную догадку, которую Алинапокане сумелабы даже сформулировать.

-- Что -- ну? -- майор был более чем невозмутим и явно не спешил никуда -даже вернуться к прерванному чтению.

-- "Зауэр", "зауэр"! -- протянулаАлинатребовательную ладошку.

-- Ах, "зауэр"! -- обрадовался майор тому, что понял, наконец, чего от него ждут. -- Дачто вы, обворожительная гражданочка! "Зауэра" у нас нету! Что вы! Откуда?! У нас вообще импортного оружия не бывает. Самоделочки в основном: ножи, заточки. Есть один старый "ТТ". Просверленныей. Если хотитею -- и майор чуть было не скрылся в закутке.

-- Погодите! -- остановилаего изумленная Алина. -- А чего ж вы тогдаголову морочили, разрешение спрашивали?!

-- Разрешение? -- задумался майор снова.

Алинаповернулась накаблучках, вышла, хлопнуладверью.

Майор потянулся заотложенным Солженицыным, но, прежде чем открыть книгу, пробурчал.

-- А потому, барышня, что то, что у нас ничего нету -- это тоже секрет. Может, самый как раз главный!.. 12. НАД ОБРЫВОМ КогдаБогдан пригласил Алину съездить надачу, ей и в голову не могло прийти, что придется пилить добрых часаполтора: не дача, азагородное, что ли, именье; крохотное, но именье: уединенное, довольно высоко в горах, -- эхо выстрелов звучало здесь суховато и разносилось далеко.

Стрелял Мазепане по стандартной мишени, апо плакату застойных времен, изображающему бравого милиционера, поганой метлою выметающего всяческую нетипичную нечисть: воров, хулиганов, хапуг, расточителей народного добра. Плакат укреплен был надощатом щите, тот настолбе, астолб вбит в каменистую почву накраю запущенного огородика, над самым обрывом, идущим к полупересохшей речушке, надругом берегу которой торчали голые скалы. Алинав бинокль видела, как в ореоле мелкой щепы из дощатой подложки возникают с интервалом в полсекунды пулевые дырочки точно посреди лбов (как в "Трембите"!) всех нехороших этих выродков, апотом нимбом располагаются вокруг головы краснощекого милиционера.

-- Пиф-паф ой-ой-ой, -- сказал, наконец, капитан и выдул из стволапороховой дым.

-- А можно -- я? -- спросилаАлина.

-- Чего ж я тебя сюдатащил? Думаешь, только похвастаться собственной целкостью?

-- С тебя бы как раз сталось! Вильгельм Тель!

Капитан перезаряжал пистолет.

-- Только как запатроны отчитаешься?

-- Перед кем? -- с некоторым вызовом поинтересовался Мазепа.

-- Ную передю

-- Девочкаты моя милая, -- сказал Богдан наставительным, усталым тоном. -Натренировочные стрельбы нам в год выдается девять патронов. Девять! И те -- в тире, с рук наруки. Пиф-паф ой-ой-ой, как говорится. Так что если пользоваться только теми, закоторые следует отчитыватьсяю Вижу, вижу немой вопрос в твоих очаровательных глазках: агде ты их, Мазепаберешь?! Если скажу, что покупаю начерном рынке, ты, во-первых, конечно же спросишь, откудау меня деньги, и уже во-вторых -- уличишь в потакании преступности. Остается предположить воровство и коррупцию в недрах самого МинистерстваВнутренних Дел, не так ли? Ты права, моя маленькая: все это чрезвычайною крайне печально. Но согласись: кудапечальнее было бы, если б меня -- пиф-паф ой-ой-ой при исполнении из-затого, что я тренируюсь раз в год девятью патронами, аони -- когдазахотят и сколько захотят. Единственное, как сказал некогдаскучный, но великий Герцен, что охраняет нас от дурных российских законов -- это столь же дурное их исполнение. Да, и зафиксируй, пожалуйста, для будущего очеркавысокий образовательный статус рядового оперуполномоченного. Ну, стреляйю

-- А мишень?

-- Что -- мишень?

-- Не поменяешь?

Капитан пожал плечами.

-- Экономишь наневесте? -- осведомилась Алина.

-- Экономлю силы для невесты. В тех же самых недрах, дорогая, этих мишенейю Настоящих, кружочком -- таких дефицит, аэтихю Вот наднях pyeryestroyka, -последнее слово капитан произнес с утрированным иностранным акцентом, английским, что ли, -- пиф-паф ой-ой-ой! -- новую пачку притащу. Со очередным сюжетом.

-- В чем же тогдапроблема?

-- Давай пари: если хоть однапробоинапосле твоей стрельбы там добавится, -кивнул капитан наизодранный плакат, -- выполняю три любые твои желанияю

-- Любые?!

-- Чтоб мне птички в рот накакали, -- поклялся Богдан.

-- И даже расскажешь про убийствав "Трембите"?

-- О, Господи! -- шлепнул капитан ладонью по лбу в не столь уж и шутливом отчаянии. -- И далась тебе этапаршивая "Трембита"!

-- Расскажешь или нет?

-- Расскажу, расскажу!

-- Честно?

-- Ты попади сначала!

-- А если не попаду?

-- Не попадешь -- не расскажу.

-- Это весь мой проигрыш?

-- Не весь! -- раздраженный разговорами о "Трембите", капитан только сейчас вспомнил, что предложил пари. -- Пойдешь со мной в погреб.

-- Зачем это, интересно? -- дурашливо закокетничалаАлина.

-- Не затем, не затем, размечталась!

-- Бурбон! -- шлепнулаАлинаМазепу ладошкою по плечу.

-- Мамавелелапривезти грибков, -- пояснил он. -- И маринованных помидорчиков. Собирается знакомиться с невестою сына, устраивает большой парадный ужин. Старенькая совсем стала. Первое лето надаче не живет. А я смерть не люблю разбираться в этих банкахю

Алинаизготовилась. Капитан согнал с лицатень грусти, возникшую, едваон заговорил о маме.

-- Погоди, не такю -- и обнял Алину, показывая позицию для стрельбы, но несколько переувлекся телом невесты.

-- Ну Богдан, ну чего ты! Я же еще не проигралаю И вообще -- мы же только чтою Мальчишка!.. 13. КАК УБИВАЛИ КАПИТАНА МАЗЕПУ -- Расскажи, как тебя убивалию -они ехали с дачи в вечерней фиолетовой мгле, особенно располагавшей к интимной доверительности, что, впрочем, не помешало Алине, едваонапроизнесланепроизвольно эту фразу, подумать:

"Если в один прекрасный день я напишу детектив, так его и назову: ёРасскажи, как тебя убивалию"" -- вернее, подумать, что, имея такое название, грех не написать как-нибудь детектив в стиле Чандлера.

-- Убивали? -- переспросил капитан.

-- Н-ную -- Алинастаралась не спугнуть Богдана, подбиралась накошачьих лапках интонации, -- юдвапокушения.

-- Ты и про покушения знаешь? Кто донес?

-- Я журналистка, миленький! Хорошая журналистка!

-- Это-то и печально, -- констатировал Мазепапосле паузы-вздоха.

-- Лучше расскажи, чем печалиться, -- погладилаАлинаего по щеке.

Капитан почти что поплыл.

-- Ну, как убивали?!. Обыкновенно. Пиф-паф ой-ой-ойю

Алинавкрадчиво прервалавосстановившуюся было паузу наводящим, как говорят в школе, вопросом:

-- Стреляли?

Капитан мотнул головой.

-- Кирпичом в подворотне.

-- А как же твои хваленые реакция, интуиция?

"Вот уж это-то я, кажется, зря", -- подумала, еще не закончив ехидную фразу.

Богдан, однако, наехидство, славаБогу, не отреагировал.

-- Не реакция с интуицией, -- ответил, -- так и убили бю

-- Не поймал?

Мазепапромолчал.

-- И не догадываешься, кто?

-- Ну, при моей работе!.. Кандидатов -- пруд пруди. Себе дороже высчитывать. Я же сыщик, любимая. Отличный сыщик.

-- Выходит, ты не со всеми преступниками остаешься в друзьях? -- взбесилась Алина, чувствуя, что атмосфераатмосферою, аБогдан по обыкновению ничего, в сущности, так и не расскажет.

Он взглянул наАлину: странно как-то, недобро.

-- Извини, -- отреагировалаона, злясь самане зная накого больше: насебя, нанего.

Он, кажется, извинил. Помолчав, Алинарешилась продолжить расспросы.

-- Аю второй раз?

-- Второй? -- переспросил Мазепа, и лицо его стало жестким, холодным. -Второй эти с-сукию Мамапопросиласвозить надачу: весна, нагрядках покопаться. Как раз накануне нашего с тобоюю первогою знакомства. Засиделись дотемна, вот почти как сейчас. Помнишь? -- у нас прямо от дачи дорогаидет немножечко вверх и все по прямой. Потом перевал, крутой спуск и сразу -- резкий поворот. Ну вот, -- кивнул назад,, -- минут пять как проехали. Наспуске я обычно машину не держу и к повороту подхожу милях напятидесятию

Голос капитаназвучал ровно, безэмоционально, как бы приглашая Алину вообразить себя наместе богдановой мамы (даже банку помидоров та, наверное, держалаточно так же, наколенях)ю

юСтрелкаспидометраподрагивает возле отметки "50".

"Это примерно восемьдесят километров в час", -- пересчитывает Алина.

Капитан ведет машину наавтопилоте, руки-ноги делают свое дело рефлекторно.

И вдруг что-то меняется в Мазепе. Алина(мама) скашивает взгляд: правая ногаБогданавместо ожиданной упругости тормозной педали встречает полную, до упора, до полаее податливость: поэтому машинане снижает скорости -- только разгоняется под уклон.

Поворот приближается. Капитан пробует включить низшую передачу -- в коробке хрупает, скрежещет, и рычаг переключения начинает болтаться в гнезде так же легко, как гуляет тормозная педаль.

Каменная стена, дорогаот которой уходит резким изломом, надвигается накапот. Столкновение кажется неизбежнымю

юАлинадаже зажмурилась, забыв намгновенье, что не машина, авоображение ее несет, что машина-то как раз идет ровно и безопасно, даи та, весенняя, накануне их первой с Мазепою встречи, поездказакончись благополучно -- иначе некому и не начем было б сейчас везти Алину из именья во Львов и онаб даже не жалелаоб этом, потому что и не зналаб, что существует насвете хвастливый этот, легкий, очаровательный милицейский капитан, рассказ которого так гипнотически вовлек Алину в то, давнее приключение, в котором он как разю

юрезко закладывает руль, от чего невыносимо скрипит, взвизгивает резина, и машиначудом вписывается в кривую, то есть не вполне вписывается: едваудержавшись надвух колесах, вылетает навстречную полосу, прямо к краю обочины.

Алинапритискивает к себе банку с помидорами -- вот-вот хрупнет стекло и польется наюбку маринад -- как, наверное, притискивалаее к себе в тот момент богдановамама; только у той, надо думать, глазабыли расширены от ужаса, потому чтою

юнавстречу, естественно, несется грузовик, и выворачивать насвою полосу уже поздно. Богдан поневоле берет еще левее, хоть, в сущности, левее уже некуда, и чудом разминается-таки с вонючей махиною, оглушительно чиркнув бортом "Шевроле не Шевроле" по стальной подножке.

Однако, расслабляться -- как бы того ни хотелось, как ни просили бы перенапряженные нервы -- не время: спуск продолжается, все такой же извилистый, даже, кажется, становится круче, и, словно в издевку, мелькают, пролетают мимо автомобиля ГАИшные предупреждающие зигзаги, треугольники, восклицательные знаки.

Алина(мама) тем не менее ослабляет хватку настекле банки и даже чуть приулыбается, поймав себя насудорожном этом зажиме.

Капитан закладывает рулем невероятные виражи. Стрелкаспидометрабьется уже завосьмидесятимильной отметкой -- Алине не хватает соображения пересчитать в километры в час; резинадымится, в салон проникает резкий, противный запах гари.

Навстречу же, плавно, самоуверенно покачиваясь, идет огромный трайлер, груженный стоящим поперек платформы тракторомю

-- А что, -- сновавыпалаиз воображения в существенность Алина. -- Грузовик, трайлер -- это все тоже у них было подстроено? Как у Чейза? Такая тонкая разработка?

Капитан, обиженный недоверием, готовый замолчать, замкнуться, взглянул-таки навсякий случай наневесту: точно ли издевается? и увидел по ее побледневшему, нахмуренному, сосредоточенному лицу, что нет: серьезна, какою он ее и не видел еще никогда.

-- Вряд ли. Когдау машины в горах отказывают тормоза, можно, в общем-то, ничего больше и не городить: жизнь -- драматург крутой! Даоно и не так важно: подстроено, не подстроеною

-- Странный ты человек, Мазепа, -- отозвалась Алина, помолчав. -- Все-то тебе не так важно! Ну, так что дальше?

-- Дальше? -- переспросил капитан, притормозил и насовершенно невероятном для такого маневрапятачке лихо, в три движения развернул "Шевроле не Шевроле".

-- Куда? -- встревожилась Алина.

-- Тудаю Лучше один раз увидетью

Минут пять, покаехали туда, молчали. Наконец, капитан развернулся снова.

-- Вот, смотри: вот из-заэтого поворотаон и возник.

Тут и вправду появился навстречной полосе грузовик, который они недавно обогнали -- не трейлер, конечно, но тем нагляднее продемонстрировал, какую надо проявить осторожность при разъезде.

Мазепапроявил и спросил:

-- Теперь понимаешь? Если сотня наспидометре.

-- Теперь понимаю.

-- Ну авот оно: мое счастье, мое спасение, -- кивнул капитан наневероятной навзгляд Алины крутизны гладкий склон. -- Пиф-паф ой-ой-ой! -- и резко заложил руль.

"Шевроле не Шевроле" встал почти напопа.

-- Чего ты делаешь?! -- взвизгнулаАлина, рефлекторно прижав к себе изо всех сил банку с помидорами.

-- Вот так, -- ответил капитан, медленно съезжая назад. -- До того аж камня донесло.

-- До того аж камня?!

-- А-га. Мамапомидоры разбилаю

Алинаподождала, покабешеный грохот сердцасделается хоть вполовину тише.

-- И что дальше?

-- Дальше? -- эхом откликнулся Мазепа. -- Дальше, согласно закону всемирного тяготения, поехали назад. А тут как раз "жигуленок". Ну, и вышло -- наперерез ему. "Жигуленок", конечно, не трайлер, даи скорость уже не та, однако, все равно, как самапонимаешь, неприятно. Особенно тем, кто в "жигуленке".

-- Ну адальше-то, дальше? -- миг назад бледные, щеки Алины все более разгорались.

-- Онаж у меня напередаче была! -- объяснил капитан. -- Рычаг обломился, аее ж напередаче заклинило. Напрямой. Ну, я и бросил сцеплениею

Алинавообразиласебе, как все быстрее несется "Шевроле" вниз по склону, практически падаетю

юкак бешено вертит капитан руль, чтоб миновать расселины и каменные глыбы, практически и не видные в почти уже полной тьмею

юкак беззаботно мчит наперерез "жигуленок", водителю которого и в голову не приходит смотреть не надорогу, анакрутой, к автомобильному движению невозможный склоню

юкак бросает вдруг капитан педаль сцепления и взвывает моторю

юбешено крутятся колесав направлении, обратном движениюю

юизвергают белый дым, выбрасывают, пробуксовывая, мелкие камешки, ате -высекают искрыю

юкак "Шевроле не Шевроле" намгновенье как бы задумывается ию успевает пропустить "жигуленка"ю

юкак из машины, которая снова, теперь задом, принялась уже ползти по шоссе, набирая энергию огромной своей массою, вылетает Мазепаи, обогнав, обогнув багажник, упирается в его металл с почти невозможной для человекасилоюю

юасам тем временем лихорадочно шарит ногою в поисках камняю

юкак находится, наконец, этот камень и, подброшенный под левое колесо, останавливает неостановимое, казалось, движение автомобиляю

-- И удержал? -- спросилаАлина.

-- Как видишь, -- продемонстрировал Мазепаи себя, живого-невредимого, и "Шевроле не Шевроле".

-- По крайней мере, безработицатебе не грозит. Будешь в цирке цепи рвать и гнуть подковы, -- накопившееся в Алине напряжение требовало разрядки.

-- Кудатамю -- махнул капитан рукою. -- Знаешь, я потом что подумал? -- если б в машине не было мамы, я бы всех этих чудес не произвел. Смирился бы с собственной гибелью. Подсознательною

Алинавообразила, как капитан, остановив "Шевроле не Шевроле", открывает правую дверцу, улыбается одними губами старушке, залитой маринадом.

-- Кк, мама? Неплохо вожу, а? Пиф-паф ой-ой-ой? -- и принимается собирать осколки стекла, кидать из машины.

Богданову маму Алинаеще не видела, но ей почему-то представляется, что татоже находит в себе силы улыбнуться и сказать:

-- Хвастунишкаю

Подобрав один из разбежавшихся по всему салону помидоров, капитан ловко посылает его в рот.

-- Богдан! -- ужасается мама. -- Грязными руками!..

-- Вот и все, -- резюмировал капитан наиболее остросюжетную часть своего повествования и включил передачу, тронулся и стал дорассказывать уже в пути. -- Достал переноску, залез под машину: шланги тормозные так чистенько подрезаны. И ведь знали же, с-суки, что я не один!

-- Откудазнали? -- спросилаАлина.

-- Они ж не во Львове это сделали: я б тогдаи до дачи не доехал, -- уже там, наместе.

-- Здравствуйте-пожалуйте! -- возмутилась Алина. -- Такое безлюдье! Неужели не мог опросить-выяснить, кто тут ошивался?

-- Во-первых, кого ж опросить, когдасамаговоришь: безлюдьею

-- А во-вторых?

-- А во-вторыхю я, может, и без выяснений знал.

-- Знал?!

-- Все! -- отрезал капитан. -- Вопрос снят, темазакрыта! Как меня убивали, я рассказал. А кто убивал -- это другой вопрос, обсуждению не подлежащий!

Алинауже в курсе была, что, если он тк говорит, лучше к нему не приставать, но очередная смутная догадкамелькнулав ее голове. 14. НЕГР ИЗ "ИНТЕРПОЛА" Летом Алина, когдабываладомаодна, любилаходить в чем родиламама, сейчас же это имело добавочный смысл: приняв душ, благоухая шампунем, она, словно богатая покупательницав роскошном каком-нибудь магазине, капризно-внимательно окидывалавзором разложенные вокруг наряды и украшения: и впрямь ведь -проблема: в каком виде показаться впервые родителям жениха, людям непростым, отставным артистам, некогдазнаменитым во Львове; какой создать имидж. Проблема, впрочем, вроде бы легкая, приятная, апо Алине не всякий миг можно было это сказать: тень какая-то покрывалавдруг ее лицо, задумчивость нападала, которую сбросить стоило усилияю

Такую вот как раз, оцепенелую, прижавшую перед зеркалом к телу платье, но отражения не видящую, и застал ее поворот дверного ключа. Некому было быть, кроме Мазепы, о котором онакак раз и думала, и Алинаспросила, не сдвинувшись с места:

-- А ты знаешь? Я не верю тебе, что ты простил им эту историю с тормозами.

Капитан появился в дверях: с огромным букетом, с тортовой коробкою, перевязанной лентою.

-- Мне даже кажется, что тыю уже успел с ними рассчитаться. Иначе бы ты не былю таким.

-- Каким? -- поинтересовался капитан, подойдя к так и не обернувшейся ему навстречу невесте и нежно, легко провел пальцем по покрытой пушком позвоночной ее ложбинке -- сладкая судорогапередернулаАлину.

-- Влюбленным и беззаботным, -- ответилаонаи отбросилаплатье. -- Не трогай меня, Мазепа, не трогай. Поздно уже! -- заметилавпроброс, надевая халат, и продолжила. -- И не только что не повел бы меня к маме -- сам постеснялся бы наглазаей показываться.

Мазепаотстал от Алины, упал в мягкое кресло.

-- Ты меня как-то спрашивала, зачто же я, собственно, не люблю журналистов. Так вот: заэти вотю психологические реконструкции.

-- Зачто зачто?!

-- Видишь ли, все в жизни совсем не так!

-- Проще? -- спросилаАлинас иронией.

-- Чаще всего -- проще, -- ответил он, и позой, и интонацией демонстрируя, что банальности, наего взгляд, обычно и заключают в себе правду. -- Иногда -сложнее. И всегда -- не так! Но чтоб доставить тебе удовольствие оправданием твоей тонкой догадки о глубинных тайнах моего подсознанияю

-- Значит, рассчитался все-таки! -- не удержалась Алинапоторжествовать.

-- Не так, не так поняла, -- помотал капитан головою.

-- А как надо было?

-- Так, -- ответил капитан: -- Уж коли не рассчитался, то, идя навстречу пожеланиям трудящихся пераи машинки, к маме я не поеду. Постесняюсь, так сказать, показаться наглаза.

-- Ну, Мазепа, -- приластилась Алина. -- Ну ты чего, обиделся, что ли? Вроде бы не обидчивыйю Ладно, подожди, я сейчас, -- и, подхватив первое попавшее под руку платье, чуть было не скрылась задверью.

-- Постой-постой! -- догнал ее Мазепаголосом. -- Инструкции выслушай. Меня там внизу ждут.

-- Мы что, правдане едем? -- остановилась Алина. -- А чего ж я тогдавсе этою -- обвеларукою следы приготовлений.

-- Чего уши зря вымыла? -- спросил капитан. -- Не зря, не зря, не волнуйся. К маме поедешь сама. Мне действительно надо срочно линять. Пиф-паф ой-ой-ой! Оч-чень нехорошее убийство.

-- Как -- сама?! Дамы ж с ней дажею

-- Все! -- Мазепавстал и вмиг сделался жестким (парадоксально, но Алина, самасебе в этом, возможно, не признаваясь, больше всего любилаего именно таким). -- Разговоры окончены. Не девочкаю Вот адрес. Вот торт. Вот цветы. Постараюсь тебя там еще застать. Целую. И не опаздывай: мамапереволнуется, -и капитан был таков.

-- Мазепа! -- крикнулабыло Алинавдогонку, но тут же и улыбнулась.

Постояламгновенье, потом решительно оделась, взялакарточку с адресом, торт, цветы, пошлак выходу.

И встретилась со звонком в дверь.

-- Кто там? -- не то, что бы Алинабылаособенно опасливою, но, кажется, рассказ Богданао кирпиче в подворотне и перерезанных тормозных шлангах так или иначе нанее повлиял.

-- Извиняйт, пожалюйст. Мне говорийлю -- донесся из-заполотнаголос с сильным заграничным акцентом, -- что капитан Мазепаможно находийт здейс.

Алинанакинулацепочку, осторожно приоткрыладверь нащелочку. Наплощадке стоял здоровенный негр.

-- Не есть вольновайт! -- улыбался ослепительно.

-- А я и не волнуюсь, -- совралавзволнованная, встревоженная Алина.

-- Интерпол, -- пояснил негр и протянул сквозь щель ламинированную карточку с цветной его, негра, фотографией в верхнем левом углу.

Впрочем, Алине все негры казались наодно лицо.

-- Заходите, -- скинулацепочку, распахнуладверь.

-- Где йейст Мазепа?

-- Оню он наработею

-- А, тшортт! -- как-то не вполне по-американски выругался негр.

-- У него что: неприятности? -- этамысль не давалаАлине покоя с того самого момента, как впервые прозвучало слово "интерпол".

-- О, как можно?! Он нам, напротив, очень помогайл! Мы сегодня летайтю домойю из Киева. Я специально вырвайтс начасокю Делайт гуд бай. Сказать тенк ю. Передавайт приглашениею И вот: маленький презент, -- негр достал из карманаладную коробочку.

Алинаоткрыла: поблескивая вороненым металлом, в коробочке устроился револьвер: не то "кольт", не то "смитт-и-вессон" -- Алинамало в них понимала, понялатолько, что оружие серьезное, не игрушка-"зауэр"ю

-- Патроны, -- доставал из бездонных карманов негр коробочку закоробочкою. -Кобураю Вы ему, надейяйтс, передайт? Сказайт -- Джон. Вы йейст жена?

Изменяя обычной своей, награни наглости, невозмутимости, Алиназакраснелась:

-- Невестаю

-- Не-фест? -- переспросил негр. -- Что это? Ах, нефест!.. Хорошо! оч-чень хорошо! -- разулыбался. -- О'кей! Извиняйт. Самолет. Рад был делайтю Тшортт! Знакомстфф, -- нашел слово и убежал, через три ступени начетвертую перескакивая непомерными ногами.

Алинасноваоткрылакоробочку, погляделазавороженно насодержимое.

-- И чего они сегодня все так торопятся?.. 15. СМОТРИНЫ -- Я, наверное, пойду, -- встала, наконец, Алинаиз-застола, заставленного останками парадного ужинаи вечернего чая. -- Поздно уже. Вряд ли он сегодня появится.

-- Что, Алиночка? замучили мы вас стариковскими байками? -- всталав свою очередь мамаБогдана -- совсем, оказывается, не такая, какою представляласебе ее Алина(надо думать, и банку с помидорами особенно к себе не прижималадаже в самый критический момент): светская, ироничная, красивая в свои сильно зашестьдесят (сединаказалась специально напудренными буклями по моде пятнадцатого Людовика) -- и обвелакомнату, которую и впрямь было разглядывать даразглядывать: десятки афиш, начиная еще с сильно довоенных, еще с польских лет; фотографии из спектаклей; макеты декораций, спрятанные от пыли под стеклянные параллелепипеды; костюмы наманекенах вроде портновских: что-то давнее, манкое и недосягаемоею

-- Ой, что вы! -- не покривилаАлинадушою. -- Я и не ждала, что мне еще может быть так интересно!

-- Еще? -- изумилась богдановамама. -- Эх, мне бы ваше еще! Двадцать восемь -это ж даже еще не молодость! А мы вот с отцом все! Прожили, так сказать, жизнь в чужих обличьях. Но этим, может, только и спаслись: век-то нам надолю выпалю людоедский. -- Согналас лицагрусть, улыбнулась. -- А то давай еще чайку, а? И наливочки.

-- Я ж зарулем, Олеся Викторовна! -- не то жалея и извиняясь, не то укоряя возразилаАлина. Но застол вернулась.

-- Домашнее производствою -- не очень принялавсерьез Олеся Викторовнаалинино возражение. -- Специальная вишня. Сериз. Можно сказать -- шерри-брендию

Алинаи самапринималасвои возражения не очень всерьез:

-- Я понимаю, ною Ладно, одну рюмочку -- в чайю

-- А вот, Алиночка, вот что вам, наверное, будет не так скучно, как прочие стариковские реликвиию -- налив чаю, Олеся Викторовнаполезлакуда-то в угол, досталас нижней полки этажерки толстый, в парче, альбом. -- Богдашины фотографии.

Прежде чем поднять тяжелую обложку, Алинаглазами и пальцами полюбовалась ее фактурою: где, когда, кто выпускал такие вещи?! Напервой страничке голенький мальчик лежал наживоте и, являя характер, изо всех сил удерживал головку. Алинаподумала, что вот таким же, наверное, будет у них с Мазепою сын, и осталась довольна. От странички к страничке мальчик мало-помалу рос, обряжался сначалав короткие штанишки налямочках (шея повязанаогромным пышным бантом), потом в школьную форму, стрелял в пневматическом тире, обнимал заплечи двоих друзей: эдакие три мушкетераиз пятого "б", красовался в первом взрослом костюме, -- ну, словом, все как везде, как в почти любом нормальном доме, и, если б не ее суженый был запечатлен в альбоме, Алинапролистнулаб его быстро, с вежливо скрываемой скукою. Здесь же обнаруживалось столько интересного!

Вот, например (даже легкий укол ревности почувствовала, хоть саманад собою и улыбнулась заэто иронически): фотография хорошенькой девушки с очень гордым выражением лицаи надпись по полю: "Будущей знаменитости -- от меняю" М-даю Не больше не меньше: от меня! Во всяком случае, у былой соперницы тогдасуществовало преимущество в возрасте перед Алиной сегодняшнею!

Олеся Викторовна, глянув нафотографию, кажется, понялаалинины переживания и улыбнулась тоже: чуть-чуть, одними глазами, вокруг которых тут же образовалась сеточкаморщин-лучиков, впрочем, не старивших ее, скорее наоборот.

-- Никак не могу понять, Олеся: и кудаж он запропастился! И борода: помнишь, в которой я играл Нушича?..

Алинаоторвалась от лицезрения давней соперницы: в комнату вкатился наинвалидной коляске парализованный ниже поясаотец Богдана, судя по афишам и фотографиям -- в прошлом статный, неотразимый красавец, покруче Богдана.

-- Господи! -- если и с раздражением, то шутливым и добрым, сказалабогдановамама. -- Дачего тебе этот макинтош дался?! Надаче, может, оставилию

-- Но интересно все-таки!.. -- болезнь погрузилабылого красавцав свой замкнутый мир с непонятной посторонним иерархией ценностей: поиски какой-нибудь напрочь не нужной вещи могли занимать внимание старикаи день, и неделю, и месяц, -- все же остальное отходило навторой план.

-- Успокойся, уймись, -- бросив наАлину извиняющийся, что ли, взгляд, Олеся Викторовнаподошлак мужу, обняла, поцеловалав лоб. -- Не пугай Алиночку. Все найдется, все в свое время обнаружитсяю -- и повлекла, покатилаколяску с ворчащим под нос мужем из комнаты.

-- Все в свое время обнаружится, -- тихонько, но все-таки вслух повторилаАлинапоследнюю фразу будущей свекрови и сновавзялась заальбом, но, задумчивая, листалаего уже механически: мысль, смутная, неуловимая поначалу, наконец, прорезалась, обрелаконкретность, заставилавернуться к фото юной надменной красавицы.

-- Нервный какой-то стал, суетливыйю Макинтош вспомнил сорокового годаю -появилась хозяйкав гостиной и как бы ненароком заглянуланевесте сыначерез плечо, издали заметив, что тасновасмотрит надевичью фотографию.

-- Что это вы, Алиночка? Неужто ревнуете? Увы, увы, былалюбовь, была! И не одна. Но и то сказать -- Богдаше ведь уже не восемнадцать!

-- Расскажите, -- попросилаАлина.

-- Жениться собирался, -- началаОлеся Викторовнаи улыбнулась. -- В девятом классе! Я ему говорю: ты школу хоть окончи, паспорт получи. А он -- ничего, окончу. Онадождется. Он, знаете, и тогдабыл упрямый. А вокруг нее какие-то ребятакружили, постарше. Однажды встретили, избили. Очень сильно избили. Так после этогою уже прямо демонстративно стал с нею ходить! Хороша, правда? Хозяйкажизни! А недавно в молочной встретила -- глазам не поверила. Пьет, опустиласью навид -- не меньше пятидесятию По помойкам бутылок набрала -сдавалаю

Отец сновавкатился в комнату.

-- Если б надаче, -- сказал, развивая навязчивую свою идею, -- я б знал. Мы ведь недавно ездили! Ладно-ладно, молчую -- увидел недовольство налице супруги.

Алинавсталарешительно.

-- Извините. Спасибо. Мне было очень приятно!

-- Вот видишь! -- бросилаОлеся Викторовнамужу упрек.

-- Дачто вы, что вы! -- подошлаАлинак старику, ласково погладилаему пясть. -Просто -- пора.

-- Ную -- развелаОлеся Викторовнаруками, -- дорогу, как говорится, знаете. Мы вам всегдарады. Заходите наогонек -- со стариками поскучать. А то Богдан у нас такой занятойю

Отец почему-то вдруг расплакался.

-- Ну чего ты, чего! -- подскочилак нему мать. -- Перестанью все отличною -- и повезлаиз комнаты.

Алиназамерланамгновенье, потом быстро, крадучись подбежалак альбому, раскрылабезошибочно, вырвалапортрет дерзкой красавицы, спряталаи едвауспелавернуться в двапрыжкак двери -- показалась Олеся Викторовна.

-- Спасибою -- покраснелаАлина, едване пойманная с поличным, -- очень все было вкусною и -- теплою До свиданья.

Олеся ВикторовнапроводилаАлину до дверей, заперла, вернулась в гостиную, раскрылаальбом столь же безошибочно и увиделато, что, в общем-то, и ожидалаувидеть: пустой прямоугольник вместо фотографии.

-- Какая все же глупенькая, -- прокомментировалаи сновапроявилавокруг глаз морщинки-лучики.

Алинина"Ока" тем временем фыркнуламотором, мигнулафарами и резко взялас места.

Навстречу ей показался "Шевроле не Шевроле", скрипнул, притормаживая, возникло даже ощущение, что улыбнулся. "Ока", однако, наулыбку отнюдь не ответила, амрачно прибавилагазу и, объехав изумленный "Шевроле не Шевроле", скрылась в перспективе, напрощанье как бы даже показав язык.

Ошарашенный "Шевроле не Шевроле" ткнулся вперед-назад, раздраженно разворачиваясь в тесноте улочки, но, когдаему это, наконец, удалось, -маленькой беглянки и след простыл: "Шевроле не Шевроле" заглядывал во дворы и переулки, налево и направо, вертелся наперекресткахю

А Алинас украденною фотографией в руке вжалась в сиденье "Оки", припаркованной в темной глубине арки-подворотни, и без тепласмотрела, как проносится спервав одну сторону, потом в другую обезумевший автомобиль капитанаМазепы. 16. GESCHWISTER Том "дела" лежал, раскрытый наснимке убитого практически при ней директора"Трембиты", арукодельницаАлинавыстригалаканцелярскими ножницами с обломанными концами замысловатую фигуру из черной фотопакетной бумаги. Закончив, досталаиз сумочки украденную накануне красавицу и наложилананее получившийся трафарет: ушли, скрылись под маскою роскошные девичьи волосы, спрятался кокетливый воротничок кокетливого платья -- лицаубитого и богдановой подружки юности приобрели убедительное сходство.

Дверь отворилась: вошел капитан.

Алиназахлопнулапапочку, попыталась прикрыть ее непринужденным эдаким поворотцем фигуры и, как давечаперед Олесей Викторовной, -- сделалаперед капитаном невинное лицо. Но как не прошел нехитрый алинин номер с мамой, так не прошел он и с сыном, только тот меньше деликатничал: подошел, отстранил невесту, взял том, полисталю

Фотография подруги юности выпаланапол вместе с черным трафаретом. Капитан поднял ее, аккуратно спрятал в карман.

-- Копаешь, значит? -- это были первые обращенные к Алине капитановы словазасегодня.

Алинасиделамолча, подавленная, но упрямая.

-- Ну, сестраего, сестра! Угадала. Адресок написать?

Мазепаподождал десяток-другой секунд, чтобы дать Алине возможность ответить, а, когдапонял, что возможность эту использовать онане собирается, пододвинул чистый лист бумаги, достал ручку и, не присаживаясь, настрочил адрес, фамилию, имя и отчество.

-- Пиф-паф ой-ой-ой, -- произнес, продул воображаемый ствол от воображаемого дымаи вышел, аккуратненько, бесшумно прикрыв дверь.

-- Ты мне друг, Платон, но истинадороже, -- сказалаАлинавслух, оторвавшись от созерцания пустого пространства, которое только что занимал капитан Мазепа, и спряталаадрес в нагрудный кармашек. Она, в общем-то, уже зналаразгадку, но покачто это было интуитивное знание, нечестно подсмотренный в конце задачникаответ, поэтому просто необходимо было пройти шаг зашагом весь процесс собственно решения. Кроме того, и в задачниках -- редко, конечно -встречаются опечатки.

Первый шаг решения, однако, кажется, относился в глубину времени надобрые двадесяткалет. Алинасамавырославо дворе, так что оставалось только сделать поправку наразницу между Москвой и провинцией и навоздух, так сказать, эпохи. Алине показалось, что онасделала, и вот: юный, еще не шестнадцати= даже =летний Мазепашагает по пустынной весенней полуночной улице, обняв заплечи красавицу с фотографии. Алинаувиделафонарь и почувствовала, что именно под ним поцелует ее возлюбленный свою возлюбленную: пускай, дескать, знает весь мир! -- и нет нужды, что весь мир спитю

Сколько ни затягивай обратную дорогу, как ни кружи переулками, как ни пропускай без поцелуя ни один фонарь, рано или поздно расставаться приходится, и парасворачивает в подворотню.

И тут же -- как им только не скучно, не лень было дожидаться, даеще тихо, не выдавая себя! -- несколько теней перекрывают арку и с той и с другой стороны. Зачем? убегать бы Мазепане стал, -- впрочем, где им понять гордую душу молодого шляхтича!? -- меряют исключительно по себе. Ну, дальше тексты, приколыю как там это бываетю мат. Девочку отсылают, онасопротивляется.

-- Иди! -- кричит Мазепа. -- Иди! Ничего со мной не сделается! Они -- трусы! Я первому же глазавыткну!.. -- и принимает стойку, растопыривает рогасреднего-указательного.

Но кудатам!.. Это только у Бельмондо в кино получается нараз раскидать десяток-другой шпаны. ПокаМазепаизготавливается вперед, нанего набрасываются сзади, валят, берут в кольцо -- и какие уж глазавыткнуть? -- свои б уберечь: парни даже не наклоняются к нему, колотят ногами по чему ни попало!..

Красавицас пронзительным визгом бежит через ночной двор, который и виду не подает, что слышит визг, колотит в окно первого этажафлигелькав глубине.

В комнате зажигается свет. Парень, похожий накрасавицу, как брат бывает похож насестру, и напокойного директора"Трембиты", как сын бывает похож наотца, появляется -- неглиже: черные трусы, синяя майка, -- в перекрещенной раме окна, толкает еею

-- Убивают! Богданаубивают!

Брат одним махом перелетает подоконник, несется вместе с сестрою к арке, под сводами которой бьют уже не Мазепу, абесчувственное мазепино телою

-- Что же дальше? -- самау себя спрашивает Алина. -- Неужели как кино-Бельмондо? Или повылазили-таки из квартир сонные бугаи-работяги, пришли навыручку? Нет, это вот -- вряд лию Что же все-таки дальше?.. 17. ГАДЮЧНИК У ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГИ -- Д-дальше? -- нетвердо, заплетающимся языком переспрашивает опустившаяся алкоголичкалет пятидесяти, в которой только весьмаизвращенное воображение способно узнать ту юную гордую красавицу: "Будущей знаменитости -от меня"! -- Д-дальше -- К-коляня свистнулю

-- Свистнул? -- не очень соображает Алина.

-- А-га, -- подтверждает бывшая красотка. -- Вот так, -- и, оперев локти о грязную, в пивных лужицах, в рыбной чешуе пластиковую столешницу, вставляет в рот двапальцаи шипит. -- В общем, не важно, -- резюмирует, удостоверившись, что свиставсе равно не получится.

-- И что же? Они послушались? -- позволяет себе Алинаусомниться.

-- Они-то? Как миленькие! Стоят -- прям' школьники, головы опустили. Один только залупнуться попытался, молоденький такой. Ты ж сам, говорит, сказал! А Коляня ему: заткнись, мол, и матом, матом. Вот так вот приблизительною

-- Не надо, -- поморщилась Алина. -- Ради Бога -- не надо!

-- А-а-аю -- протянулаженщинаи высунулаязык. -- Не н-нравится?! Брезгуешь?

-- Не нравится, -- твердо согласилась Алинаи невнимательным взглядом в который ужараз обвелажуткую эту пивную забегаловку назадворках.

-- А что Богдан?

-- Что Богдан, спрашиваешь? Ты мне пивкаеще принеси пару кружечек, ато совсем что-то память отшибает.

Алинабрезгливо взялазанечистые ручки порожнюю посуду, пошлак стойке.

-- Б-богдан?.. А что -- Богдан?.. -- бормоталамеж тем алкоголичка.

-- Ну да, -- соображалаАлина, стоя в очереди к крану, которым управлял молодой крепкий парень, сам явно непьющий. -- Богдан был без сознания. Богдану потом впарили, что это Коляня его спас. -- Алинаи не заметила, как сама -- мысленно, во всяком случае, принялась употреблять жаргонные словечки. -- Навсю жизнь впарили! Привили чувство неистребимой благодарности. А как спас, как у него получилосью -- мелочами Мазепане интересуется. Верит в сильного человекаи считает, что все тому по плечу. И подружка, конечно, ничего не рассказала. Коляня отговорил. Припугнул. Хорошаподружкаю Не-ет, так запросто люди не спиваются!

Пива, наконец, налили. Алина, оберегая ношу, славироваламежду пошатывающимися мужиками. Былая красавицахватанулаполкружки сразу, вытерларукавом губы.

-- И ничего у нас после этого с ним не склеилосью Богдан ходил, конечно. Гордый былю Сам себе доказывал, что не боится. Коляня вокруг него и так вился, и эдак. Только все равно -- ничего у нас с Богданом не склеилосью А и чего могло быть? Мне -- семнадцать, ему -- пятнадцать. И семьи, можно сказать, разные. Воспитание. Красотакрасотою, авоспитаниею -- и алкоголичказначительно поднялауказательный палец. -- Потом родители увезли его куда-то. Налетою

Первая любовь допилапиво и добавила, следуя своей логике:

-- Я всегдазнала, что его убьютю

-- Кого? -- испуганно спросилаАлина. -- Богдана?

-- Коляню, Колянюю -- усмехнулась первая любовь. -- Богдан -- непотопляемый. Заговоренный, -- и отхлебнулаиз другой кружки. -- Даже странно, что так поздно убилию Нарывалсяю Наглый был чересчурю

-- Так вы, выходит, сейчас совсем одна? -- Алинаникак понять не могла, жалко ей эту несчастную или не жалко.

-- А я и всегдасовсем однабыла, -- равнодушно сообщиланесчастная. -- Ну, подкинет он мне тыщу. Ну, прогуляем еею

-- А кто убил, не догадываетесь?

-- Я? -- изумилась алкоголичкаи ткнуласебя в грудь. -- Догадываюсь? -- после чего пьяно, истерично, надолго расхохоталась. -- Даесли б всех, кто Коляню с удовольствием убил бы, собрать -- они в эту ресторацию не вместились быю

-- А, может, этот? -- с нелогичной надеждой спросилаАлина. -- Ну, которыйю Ты же, который, говорит, сам сказалю А?

-- Этот? -- сноварасхохоталась женщина. -- А чего? Может, и этотю Только навряд. Его и самого уже давно в живых нетую -- хохотала, хохотала, хохоталаю

(Алина, впрочем, еще прежде чем спрашивала, прекрасно понимала, что не этот).

Хохот первой любви перешел в истерику, в припадок. Алинатронулаженщину заплечо, тане отреагировала, и Алинапоняла, что, кажется, не жалко. Ей самой даже как-то грустно стало от того, что не жалко, но поделать онане могланичего, разве что перед самой собою притвориться -- Алинаи притворилась.

-- Я пойду, ладно? -- спросилавиновато, робко и, не дожидаясь окончания истерики первой любви, со всех ног побежалаиз гадючника -- мимо каких-то облупленных железобетонных заборов, мимо железнодорожной насыпи, мимо, мимо, мимою

Впрыгнулав "Оку". Спряталалицо в ладони рук, опертых о колени.

юЮная красавицасклонилась над недвижимым Мазепою: жив ли?

юМолоденький парнишечкаглядел нарасходившегося Коляню не с укором даже -- с изумлением: ты же сам, понял, сказал!

юсам сказал!

юсамю

"Нет! -- встряхнулась Алина, включиламотор. -- Не такой Мазепачеловек, чтоб таиться, чтоб двадцать лет выжидать!"

Тронулась, миноваладвасветофораи, остановившись у третьего, самасебе возразила:

"Но что-то в этом все равно есть!" 18. ШУХРАТ ИБРАГИМОВИЧ ВЫХОДИТ ИЗ-ЗА ПОРТЬЕРЫ Автор вполне готов предположить, что Алина, увлеченная одновременно своей любовью и своим расследованием, не умея отдать предпочтение ни тому, ни другому, причем, следует заметить, один предмет с другим входил понемногу во все более острый конфликт, подобный тем, что разрабатывали французские экзистенциалисты семнадцатого века: Корнель и Расин, -- автор готов предположить, что Алинаи думать забылапро полковникав белом, и запустившего -в соавторстве с судьбою -- в ход всю эту историю (сам автор, во всяком случае, практически забыл) -- полковник же в белом про Алину помнил всегда, ав один прекрасный день прямо-таки пригласил ее в свой обширный комфортабельный кабинет.

-- Черная неблагодарность, АлинаЕвгеньевна, черная неблагодарность, -- начал, едваАлинапоявилась в дверях. -- Я предоставил вам столь уникальную для журналиставозможность, авы только пару раз ко мне и заглянули. И то все как-то в суете, в суете, заразрешениями, запозволениями. Дачто вы по стойке смирно-то стоите? Присаживайтесь, присаживайтесь! Помните, как вольно вы себя вели, когдавпервые оказались в этом кабинете? М-да-аю удивительный все-таки феномен -- советский человек. Даже такой сравнительно независимый, как вы. Вроде бы и не служите у меня, такая же вроде свободная, как и раньше. А вот походили к нам месячишко-другой -- и пожалуйте: по стойке смирною Шучу, шучу! Не делайте губкую Хотя, как известно, во всякой шутке, ха-ха, есть доля шутки. Ну, как продвигается сбор материала?

Вошласекретаршас подносиком.

-- Знаете, АлинаЕвгеньевна, вы когдаеще в первый раз должны были сюдаприйти, послал ее, -- кивнул белый полковник в секретаршину сторону, -- запирожными. До сих пор искала.

Секретаршазакраснелась и бросилазлой взгляд исподлобья.

-- Ну так что, понравился вам наш герой? Или как он теперь? -- ваш герой? -продолжил полковник, когдасекретаршавышла. -- Профессионализмю чутьею интуицияю -- это все вы, разумеется, ухватили с полвзгляда.

Алинапотупилась.

-- Позволю себе особо обратить ваше внимание натакие качествакапитанаМазепы, как нравственная чистота, неподкупность, бескомпромиссность в борьбе с преступностью, -- пел полковник.

"И далась ему этанравственная чистота!" -- молчалаАлина.

-- А то, видите ли, всё у нас в прессе: сращивание правоохранительных органов с мафиозными структурамию коррупцияю А я вот вам -- наживом примерею

Полковник сделал значительную паузу. Алинаподнялаглаза, но, наткнувшись натвердый, немигающий взгляд, тут же сноваи опустила.

-- Вы, кажется, хотели что-то сказать? Вам показалось, что в реальном облике капитананечто не соответствует набросанному мною несколькими штрихами идеальному портрету советского милиционера? Или нет? Все соответствует? Верю-верю. Вашапрофессиональная наблюдательность не пропустилаб ни одной подозрительной детальки. А вашабезупречная честность не позволилабы их скрыть, несмотря даже наличную симпатию или, возможно, и более глубокое чувство. Давы пирожные-то ешьте. А то Валечкаобидится: двамесяцабегала, доставалаю

Алиначерез силу откусиламаленький кусочек.

-- Ладно, вижу, что не расположены к разговору. От важного, должно быть, оторвал. Свободны, свободны. Если что вдруг -- обращайтесь в любое время. Хоть ночью, хоть прямо домой, -- и полковник протянул карточку с телефоном.

Алинавсталаи, так словаи не сказав и не прожевав угощения, вышлаиз кабинета.

Отодвинулась внутренняя какая-то портьерочка -- бесшумно возник Шухрат Ибрагимович. Подошел к столу, запихал в рот пирожное, аппетитно задвигал челюстями.

-- Прижать, -- взглянул полковник в глазамосковского гостя, -- нараз расколетсяю

Шухрат Ибрагимович, не прекращая жевать, выразил сомнение головным качанием, ачуть позже, освободив артикуляционный аппарат, произнес:

-- Такую пожалуй что не очень-то и прижмешь. Выбор делает. Понаблюдаем со вниманием. Может, и нам подскажет, как лучше себя повести. Выгоднеею -- и засунул в рот очередной образец искусствальвовских кондитеров. 19. ОБЪЕДИНЕННЫЙ ШВЕЙЦАРСКИЙ БАНК Чистенькие, словно пылесосом прососанные, апотом мыльной губкою промытые мостовые и тротуары; аккуратненькие домики -- эдакие пряничные, из детских сказок; ухоженные, листик к листику, кусты и деревья; даже горы какие-то особенные, похожие нахорошо придуманную художником и великолепно выполненную в мастерской очень богатого театрадекорацию, -Швейцария и наслайдах производиланаАлину впечатление сильное, -- новое, так сказать, время еще только-только, как мы уже упомянули, стучало в дверь, заграницаеще оставалась покрытой флером недоступности и загадочности. Нет, Алинаоднажды ездилазарубеж, девочкою-подростком, с отцом, но то заграницабылакакая-то ненастоящая, менее даже настоящая, чем Прибалтика -Румыния: бедность, грязь, портретыю

Иван, богданов приятель, до сих пор не мог прийти в себя от недавней поездки и, тягая туда-назад рамку дешевенького диапроектора, пытался вернуться из обрыдлого отечественного бытав тот прекрасный эпизод жизни.

-- Видите?! Видите?! Я как-то раз прямо не удержался: носовой платок накрутил напалец и по тротуару провел!

-- Платок-то сохранил? -- с легкой, незлой иронией поинтересовался Мазепа. -Не стираешь?

-- Зря смеешься. Ты не способен такое даже представить! Вот клянусь -- не способен. Не потому, что воображение бедное, апросто ни один совок, там не побывавший, представить себе не может, что и такая, оказывается, бывает жизнь. К бензоколонке подъезжаешь -- хоть бы запах какой! Для смеха! Случайная капелькаупаланабрюки -- найти не смог куда! Фантастика!

-- А я, значит, по-твоему, совок? -- задумчиво произнес Мазепа, в обнимку с Алиною устроившийся в низком, мягком, глубоком кресле, и, взяв с посверкивающего в неверных разноцветных отблесках диапроекции сервировочного столикачетырехгранную бутылку, плеснул в стакан.

-- Ты ж зарулем, Богдаша! -- по-супружески укорилаАлина.

-- Думаешь, мою тачку кто-нибудь в этом городе посмеет остановить?

-- А в высшем смысле?

-- В высшем? -- не понял Мазепа.

-- Ну, -- пояснилаАлина, -- в смысле уважения к закону, как таковому? В смысле dura lexю

Капитан взял алинину руку в свою и демонстративно повертел наизящном пальчике бриллиантовое колечко.

-- Правы вы, Иван, правы! -- вздохнулаАлина. -- Все мы тут -- совки! Типичныею

То ли положение хозяинаобязывало отвлекать гостей от неприятных разговоров, то ли просто ни зачто не хотелось ему возвращаться в окружающую реальность, только Иван пропустил перепалку мимо ушей и привлек внимание гостей к очередному изображению, придав голосу некоторую таинственность, афразе -интонацию намека:

-- А вот это вот как раз -- Объединенный Швейцарский Банк.

-- Тот самый, в котором у меня не лежит ни франка, ты это имеешь в виду?

-- Богдан! -- зашипел Иван и, повертев у вискауказательным, скосился наАлину, добавил громко и выразительно. -- Тот самый, в котором ни у кого из нас не лежит ни франка!

-- Ой! -- изобразил капитан налице, что крупно вляпался, и прикрыл рот обеими ладонями сразу, -- изобразил так натурально, что, не лукавый мгновенный взгляд наАлину, -- можно было и поверить. -- Ладно, пора, -- встал из кресла. -Насвадьбу-то придешь?

-- Чего это вы? -- зажег свет хозяин. -- Не интересно? -- кивнул наэкран. -Или обиделись? У меня еще две коробкию

-- Сам же сказал: нам там не жить! Не выделывайтесь, девушки: слушайте полонез Огинского, -- отозвался Мазепаи, обняв Алину, направился к выходу. -- Даи некогда, -- развел руками у самой двери. -- Пиф-паф ой-ой-ой!.. 20. ГОЛИАФ И ДАВИД: СВЯЗЬ ЧЕРЕЗ УОКИ-ТОКИ "Шевроле не Шевроле" едвауспел остановить отъезжающую "Оку" тревожным сосом мигающих фар. Алиназатормозила, высунулась в окошко.

-- Опять коробка, -- пояснил капитан, подойдя. -- Пиф-паф ой-ой-ой!

-- И опять -- покушение? -- ехидно поинтересовалась Алина.

-- Это вряд ли. Больше вроде некомую Набуксире тянуть умеешь?

-- Вот откажусь -- будешь знать! Сам все время ноешь: что это, мол, я -- такая чересчур самостоятельная: насвоем транспорте!

-- Откажешься -- ноль-двапозвоню. Еще раз, как типичный совок, использую служебное положение в личных целях. А виноватабудешь ты.

-- Постой, -- сменилавдруг тон Алина. -- А в каком это смысле: больше некому?

-- Что -- больше некому? -- удивился капитан.

-- То! -- отозвалась журналистка. -- Я спросила: не покушение ли? аты ответил: больше некому!

-- Я так ответил?! -- изумился Мазепа.

-- А то кто же?!

-- Странно! С чего это я взял?

-- Это уж точно: странно.

-- Отличное место для выяснения отношений, -- сказал капитан несколько уже раздраженно. -- И время!

-- Я не отношения выясняюю -- началаАлина, аМазепазанее закончил:

-- юаистину! Истина, Алиночка -- исключительно в вине. Еще древние это знали. Ты тянуть будешь? Подавай задом, сюда, поближею -- и, не дав невесте ответить, пошел к "Шевроле не Шевроле", склонился над багажником, извлек из бездонных недр буксировочный трос, приладил-прицепил к своей машине, к алининой, которая к тому моменту стоялауже рядышком. -- Таскалакогда-нибудь?

-- Попробую.

-- Главное -- взять с места. Сцеплением подбуксовывай! Поняла? Или, может, лучше поменяемся?

-- Ну не-ет, -- протянулаАлина, взвесив вариант. -- Затвою колымагую Разобью -- не рассчитаюсь до смерти.

Они совсем было разошлись по своим автомобилям, как:

-- Постой! -- вспомнил капитан и сноваскрылся в недрах, извлек две коробочки с антеннами. -- Уоки-токи! Вот здесь нажмешь -- передача. Отпустишь -- прием. Ну, в случае чего. Усекла?

Алинакивнула.

Капитан уселся заруль, сказал в коробочку:

-- Проверкасвязи. Как слышно?

-- Отлично, -- отозвалась Алина.

-- Что? Не понял? -- переспросил капитан.

Алинаотложилакоробочку, высунулась в окно, крикнула:

-- Отлично слышно, говорю!

-- С Богом! -- тоже высунулся капитан в окно.

Алинасосредоточилась, мало-помалу отпуская сцепление. "Ока" напряглась и заглохла. Трос провис.

-- Спокойненько. Еще попытка, -- произнес Мазепав уоки-токи. -- Ты подбуксовывай, подбуксовывай! С одного разанебось не спалишь.

Алинапопробовалаеще раз. Теперь -- получилось, хоть в салончике и запахло подгоревшим асбестом выжимного диска, -- и вот: связанные тросом машины поехали потихоньку по вечернему городу: Давид тащил Голиафа.

Алинавнимательно вела"Оку", поглядывая в зеркало заднего вида. Протянуларуку насоседнее сиденье, взялауоки-токи, нажалапередающую кнопочку.

-- Слушайю -- сказала. -- А этотю убитыйю из "Трембиты". Ну, Николай, кажетсяю Почему он тогда, в детстве, сам натравил натебя шпану, апотом сам же тебя и спас? Не мог ведь он заранее знать, что ты ментом станешь! Что ваши дорожки пересекутсяю Ты, надеюсь, уже в курсе, что это н их тогданатебя натравил?

-- Властью -- донесся из дурного динамикаискаженный голос Мазепы.

-- Как ты сказал? -- задумчиво переспросилаАлина.

-- Тихонько, тихонько! -- крикнул капитан. -- Сейчас там накрасный переключитсяю

Алинасталапритормаживать, акапитан добавил:

-- Власть. Показать: что хчет, мол, -- то и сделает!

-- Замысловато, -- ответилаАлина, остановив машину точно перед стоп-линией.

-- Нормально, -- отозвался Богдан то ли по поводу ее маневра, то ли по поводу ее оценки предложенного им мотива.

Сейчас Алина, едвакрасный сменился зеленым, тронулась уверенно, нараз.

-- Отличная обучаемость! -- похвалил капитан.

-- Ладно, -- ответилаАлина. -- Предположимю я повторяю: предположим, у тебя был мотив его убить. Один из пяти, самый благородный: защита. Даже не самозащитаю

-- А мамозащита, -- скаламбурил капитан в уоки-токи, что журналистка, впрочем, пропустиламимо ушей.

-- Предположим, ты точно узнал, что шланги перерезал он. Хотя, откудауж так точно?..

-- Ну, предполагай, предполагай дальше, -- отозвался Мазепапосле паузы. -Почему я должен как-то реагировать натвои предположения?

-- Я просто хотелаузнать, -- сказалаАлинадовольно жестко, неожиданно для себя жестко, -- при чем тут бармен?! Его-то -- зачто?! Ведь это же было еще до всяких тормозных шлангов!

-- Какой бармен? -- удивился Мазепатак раздраженно, что Алинаповерилав искренность этого удивления, несколько опешиладаже:

-- Но ведь из одного оружияю "Зауэр". Трассологическая экспертиза, баллистическаяю -- и как-то выдохлась.

-- Алина, -- твердо, ровно ответил капитан после довольно длинной паузы, -- ты свои домыслы оставь, пожалуйста, для детектива. Для "Расскажи, как тебя убивали". Ладно? Не сойдется твоя версия, поняла? Никак, никогдане сойдется! Объективно!

Алинапереезжалакак раз неширокую улочку, когдапо ней, выскочив из-заугла, как черт из коробочки, понесся милицейский УАЗик с включенными сиреною и мигалками. Алинапритормозилаот неожиданности -- даонаи все равно не успелабы перетащить через улочку капитанов "Шевроле не Шевроле" -- и УАЗик с разлету врезался в трос.

"Оку" и "Шевроле не Шевроле" потащило назад, они даже боками слегкахлопнулись; УАЗик замер в тросе коренником эдакой русской тройки.

Капитан выскочил из машины навстречу выскочившим из своей ментам, и даже присутствие Алины не смогло удержать его от лексического набора, диктуемого ситуацией.

Не говоря уже о ментахю 21. ЧЕРНЫЙ ЗРАЧОК СМЕРТИ Из почтового ящикав парадной Алинавытащилаяркий, плотный, заграничный конверт и заграничную же плоскую бандероль; не удержалась, тут же налестнице вскрыла; капитан подоспел, заглянул через плечо. В пакете оказался совершенно (насовковую привычку) невероятный по интенсивности цветов, по качеству бумаги журнал, в котором, листнув, обнаружилаАлинамаленькое свое фото и большую, наиностранном языке набранную, статью. В конверте -- ксерокопия чекаи письмецо, тоже по иностранному.

-- Поздравляю, -- сказал капитан и поцеловал Алину в висок. -- Постепенно становишься богатенькой. Сколько ж это по черному курсу? -- повертел чек. -Приглашают?

-- Ты ж журналистов не любишь, -- ответилаАлина, отпирая дверь.

-- Я отечественных не люблю. Неконвертируемых, -- пояснил Мазепа.

-- Господи, как усталаю -- едване упалаАлинанадиванчик в прихожей, ногу об ногу снялатуфли.

-- Я прямо в душ, ладно, -- скорее констатировал, чем спросил капитан и, сбросив находу свитер, рубаху, брюки, скрылся задверью ванной.

Алинаеще раз взглянуланастатью, накопию чека, наприглашение, прикрылаглаза.

"Может, и впрямь -- дернуть? Но без Мазепы онане согласна, аон?.."

Алинапоймаласебя наэтом вот "без Мазепы не согласна" и подумала:

"А, собственно, почему? Ведь происшествие в "Трембите", которому онасталаполуслучайной свидетельницей, не в первый раз уже мерещится ей в эдаком вот странном ракурсе, и хоть капитан и предостерегает от реконструкций, что ему, с другой стороны, остается делать, как не предостерегать?.."

юБесшумной тенью, с погашенными фарами, скользит по узким каким-то задворкам капитанов "Шевроле не Шевроле", словно дредноут в ночном тумане посреди грузового порта; ищет местечко поукромнее и, отыскав, припарковываетсяю

юМазепаберет из бардачкакартонную коробку от шампуня, открывает, вынимает пучок седых волос наячейчатой капроновой подложке, бутылочку с клеем (кисточкав пробке). Профессионально, двумя-тремя быстрыми мазками обрабатывает подбородок, лепит к нему пучок, глядится в зеркальце заднего видаю

(Алине показалось даже, что онапомнит, будто от капитанав тот вечер, в вечер второй их встречи, чуть попахивало спиртовой основою клея: тогдаонапринялаэто заалкоголь, теперь жею А что теперь? "Показалосью" "Будтою" Даодни эти словаговорят сами засебя! Нельзя, нельзя строить даже смутные подозрения на"будто" и "показалось"!.. Хорошо, посомневаться времени еще достанет, онаи так тем только и занята, что сомневается. Вперед, вперед, вперед! En avant!)

юСедобородый, Мазепаперегибается назад, извлекает не то из-за, не то из-под сиденья серый макинтош, о пропаже которого так неожиданно и постоянно будет убиваться бедный его отец, широкополую шляпу; находу облачаясь, идет проходными дворами. Перед тем, как вынырнуть наосвещенную улицу -- в десятке метров от "Трембиты" -- снимает с предохранителя "зауэр". Резко входит, коротким взглядом окинув публику, мазнув и по Алине с восточным ее приставальщиком (интересно: узнал он ее в тот миг?), и скрывается заслужебною дверью. Отстраняет в стремительном движении девушку-подавальщицу, распахивает дверь директорского кабинета.

Директор, склонившийся над бумагами, приподнимает голову, и в глазах его мгновенное недоумение сменяется узнаванием, замешанном насильном, награни ужаса, страхе, -- директор, однако, пытается страх преодолеть: из скольких переделок вышел -- неужто тут не подфартит?!

-- Сюда-то ты мог бы не приходить? -- говорит Мазепе озабоченно-беззлобно. -Ну как засечет кто? Этот твой маскарад -- он только для школьного балагодится.

-- Не рассчитал, Коляня? -- заботливо осведомляется капитан. -- Отпустил шестерок? Решил: народу много -- кудаэтот мудак сунется?

-- Слушай, Богдан, ачего ты наменя тянешь? -- переходит директор Коляня в наступление, но в наступление, конечно же, липовое: он явно накручивает время в расчете наслучайность какую-нибудь счастливую, -- и точно: под легким напором снаружи дергается дверь.

-- Нина! -- кричит Коляня. -- Ниночю -- но договорить не успевает: малой секунды хватает капитану достать оружие и выстрелить, дане просто выстрелить, а, как пишут в кодексе, "с особым цинизмом": дырочка: маленькая такая, изящная возникает в том точно месте, в каком возниклагод назад во лбу бармена. А с той стороны, с затылка, образуется огромная пробоина, и брызги мозга, крошево кости летят веером над головою, заляпывая свежие обои.

Капитан прячет "зауэр", спокойно отпирает дверь и, потеснив плечом встревоженную Ниночку, углубляется в подсобные коридоры, толкает дверь черного хода, срывая находу бородку, макинтош скидывая, но не бегом вовсе -- просто энергичным, обычным для себя шагом -- пересекает двор, скрывается в подворотне, проныривает сквозь нее, сквозь следующую, тенью проскальзывает в тень-"Шевроле", запускает мощный неслышный мотор -- и сновабесшумно -- по тем же задворкам -- назад. Перед выездом наосвещенную улицу включает подфарники, ближний, дальний и рвет с места, как настарте "Формулы-1", возле дверей "Трембиты" бьет по тормозам и, надо полагать, успевает поймать себя намысли, что сегодня-то тормозные шланги выдержат любое давление. Входит в "Трембиту" ию

Алинапочувствовала, что ей что-то мешает, приподнялаголову, открылаглаза: мешал уставившийся прямо нанее черный зрачок револьвера, и это было так похоже накусочек только что воображенной сцены, что Алинапочувствовалахолодок мистического ужаса.

Насамом деле все объяснилось просто: капитан с мокрыми волосами, в коротком купальном халате, держал револьвер наладони, спрашивая:

-- Откудапушка? -- и Алине просто следовало ответить, что это, мол, негр из "Интерпола", Джон, оставил, в подарок тебе передал, она, собственно, и ответила, но ощущение, что черный зрачок глядел нанее какое-то мгновенье вполне осмысленно, так Алину и не покинуло.

-- Чего ж не отдаласразу? -- поинтересовался капитан. -- Еще и зарядила! Только знаешь: в ванной оружие лучше не хранить, даже американское. Ржавеет.

-- Что ж не отдала -- что ж не отдала! -- агрессивно сказалаАлина, компенсируя и скрывая агрессивностью собственный испуг. -- Забыла!

-- Интересное кино, -- улыбнулся Мазепакривой улыбочкою. -- Спрятать не забыла, аотдать -- забыла?

-- А ты меньше обыскивай, покаордер не получил. В гостях все-таки!

Капитан бросил револьвер Алине наколени (хоть жест был точен, баскетболен, отшатнувшаяся Алинаедвауспелаудержать оружие от падения), асам стал одеваться, приговаривая:

-- Ну даю конечною штукапонятнаяю Когдаимеешь дело с преступником, всегдакак-то спокойнеею Особенно, когдаэто преступник-полицейский и, стало быть, защиты искать не у когою

Алину забиланервная дрожь: тут все смешалось: и реакция наоружейный зрачок, и обидакапитана, который вот-вот, казалось, уйдет навсегдаиз ее квартиры, из ее жизни, закончит одеваться -- и уйдет, и главное, что он заговорил о невысказанных алининых подозрениях прямым текстом.

-- Ну, не сердись, слышишью я не хотелаю -- поднялась Алина, оставив револьвер надиванчике, нежным пальцем провелапо капитановой руке.

Как ни странно, этого пустякадостало Мазепе, чтобы размякнуть: видать, и самому не хотелось покидать уютную квартирку, уютную эту женщину, и он продолжал ворчать по инерции, авернее -- скрывая, как мало ему надо, чтобы размякнуть.

-- Данет, пожалуйста. Каждый человек, я считаю, имеет право носить оружие. Но только с одним условием: уметь им пользоваться. Я даже готов подарить его тебею насвадьбу. Хоть и очень уж он хорошю

Капитан взял револьвер с диванчикаи по-мальчишески погладил его, крутанул барабан.

-- Люблю оружие, -- признался уже вполне беззаботно. -- Так что завтрас утра -- стрельбы. Надаче. О'кей?

-- Пиф-паф ой-ой-ой? -- улыбнулась Алина. -- И опять, наверное, приставать будешью 22. юПОСКОЛЬКУ ИЗЪЯТО БЕЗ ПОНЯТЫХ Едвали не зажмуривая глаза, Алинавыпустилавесь барабан из негрова"смитт-и-вессона".

Капитан прищурился.

-- По-моему, очень не густо. Погоди-ка, сниму мишенью -- и пошел к обрыву, к мишенному столбу. -- Парадырочек все же есть, -- крикнул, удаляясь от Алины, которая как раз перезаряжалабарабан, привстал нацыпочки, отковыривая кнопки.

Алинавскинулаоружие и зафиксировалакапитанав прорези целика: так точно, наверное, фиксировал ее Богдан в той же прорези вчерапод вечер.

Капитан оглянулся, как почувствовал, увидел направленный насебя черный зрачок смерти, вполне оценил его выражение и по видимости равнодушно отвернулся, продолжил возню с кнопками.

Алинаопустиластвол. Капитан с улыбочкою шел к ней.

-- Не так уж и дурно для начала, -- продемонстрировал пробоины. -- Ладно, постреляй тут сама, -- передал ей коробку патронов. -- Мамапросилаприбраться в погребе, -- и побрел по направлению к дому не оглядываясь, неожиданно тяжело.

Алинаприцелилась в поменянный капитаном плакат. Сейчас онастреляласпокойнее, с небольшими перерывами, от выстрелак выстрелу как бы набирая хладнокровия.

Когдапатроны закончилась, Алинаоткинулабарабан, опорожнила, принялась загонять очередную порцию. Смертоносный островерхий цилиндрик выскользнул из-под наманикюренного пальчика. Алинаприселанакорточки.

Точно драконьи зубы, землю вокруг усыпали гильзы. Однаиз них, полувтоптанная, слегкауже позеленевшая, былаочевидно меньше других. Алинаоглянулась воровато и зажалаэту, маленькую, в ладошке, потом так же воровато покралась к столбу со щитом, сорвалаплакат, сталаисследовать раны подложки. Поднялас земли ржавый гвоздь, не без трудавыцарапалаодну сплющенную пулю, другуюю

Мазепаподнялся из погреба. Взглянул в сторону Алины. Та, застигнутая наместе преступления, подчеркнуто громко и свободно доложила:

-- Успехи растут. Шесть из восьмию

Капитан молчаприближался. Остановился совсем рядом, лицо в лицо, глазав глаза, с силой разжал алинину ладонь.

-- Можешь долго не мучиться. Не тыкаться наэкспертизу. С разрешения полковника. Который, впрочем, даст его более чем охотно. Ты уж поверь моему слову: экспертизавсе подтвердит: и пули прошли тот самый ствол, и насечкаот бойкасовпадает с той самой насечкою. Так что -- если, конечно, не собираешься подключить к своему частному расследованию органы МВД -- можешь наэкспертизу время не тратить. Дадаже если и подключишь: изъято-то без понятых, доказательной силы не имеетю -- и капитан легонько ударил снизу по алининой руке: и гильза, и сплющенная пуля подскочили, упали, покатились с обрывавниз, в реку. -- Я тебе больше даже покажу: вот, -- и капитан достал из карманамаленький "зауэр".

Алинаглядела, как зачарованная.

-- Все дело в том, дорогаяю -- добавил Мазепа. -- Впрочем, я тебе, кажется, уже это говорилю Все дело в том, что я ужасно люблю хорошее оружиею

-- И все равно ничего не расскажешь? -- спросилаАлина.

-- И все равно, -- ответил Богдан, -- ничего не расскажу! 23. МИНУС ВОСЕМНАДЦАТЬ Как же там все-таки происходило дело?

Алинаполагала, что она -- девочканравственная, то есть онапостоянно ощущалав себе присутствие того самого категорического императива, про который писал двести лет назад умный и, главное, чуткий Кант, и если случалось ей когдапоступить как-нибудь не особенно хорошо, онавсем организмом знала, что поступиланехорошо, и не то что бы переживалаи мучилась, но очень ей было некомфортно, и онастремилась исправить нехороший поступок, а, если было это невозможно, никогдао нем не забывала, -- даже о самых ранних, детских, помниладо сих пор. А, коли так, то не может же оналюбить капитанаМазепу, любить, в общем-то, радостно и безоглядно, без этого ощущения мухомораво рту, если он убийца, мерзавец и двойной человек! А Алина-то -- любит!

Алинався измучилась этими вопросами и сомнениями, они мало-помалу начали уже отравлять и ее любовь, но Алинасписывалаотраву не накантов императив, аисключительно насобственную глупость, которая не позволяет разгадать, как же все-таки там происходило делою

Устав от бессмысленного, до дыр, проглядывания содержимого папок по двум убийствам: нынешнему и прошлогоднему, -- Алинарешилась еще раз зайти в "Трембиту".

Онасиделазастоликом, потягиваласквозь полиэтиленовую соломинку сок в ожидании жаркого (заказ принял и передал накухню бармен, он же и соку налил), исподлобья, цепко поглядывалапо сторонам.

Наконец, появилась с подносом официанткав гуцульском костюмчике.

-- Скажите, пожалуйста, -- отнеслась к ней Алинапо возможности конфиденциально. -- Вы ведью Нина? Ниночка?

-- Ну? -- спросилаофицианткав смысле: что дальше?

-- Это ведь вы тогдаю ну, увидели?

-- Что я увидела? -- в интонации Ниночки звучалаоткровенная неприязнь.

-- Вашего директора. Когдаего застрелили. Помните: это было при мне.

-- Опять из милиции, что ли? -- выдавилаофицианткачерез нижнюю губу. -- Не надоело?

-- Из какой из такой милиции?! -- сказалаАлинасо столь тоскливою страстью, словно всю жизнь смертью лютою ненавиделаментов. -- Я журналистка!

-- А-аю -- протянулаофициантка.

-- Вы вообщею давно здесь работаете?

-- Некогдамне с вами, -- подвелачерту Ниночка. -- У меня во вас вон еще сколькою -- обвеларукою зал, вовсе, надо заметить, не переполненный. -- Всем давать -- не успеешь трусы надевать.

-- Что? -- не понялаАлина. -- Какие трусы?

-- С каждым, говорю, разговариватью

-- Может, попозже? -- не желалапризнавать Алинапоражение. -- Или завтра?..

-- Еще чего! А завтрау меня вообще -- выходной, -- нагрубилаНиночкаи отошла.

Алинаткнулавилкой в бифштекс. Как ни аппетитно тот выглядел, есть не хотелось. И тут к столику подвалил давешний кавказец. Откудаон взялся? Алинаточно помнила, что тремя минутами раньше его в ресторане не было. Ладно: предположим: только что появился.

-- А я сюдакаждый вэчер хажу, -- уселся кавказец в такой манере, словно его только здесь и не доставало, словно радостный подарок собственной персоною делая. -- Чтобы тибя встретить.

-- Жениться решил? -- осведомилась Алина: хоть появление приставалы вызвало в ней легкую тревогу, болтовня с ним моглахоть навремя выбить из отвратительного настроения, развлечь, устроить, в конце концов, тайм-аут в матче с "Трембитою", ибо считать его проигранным Алинапокане собиралась.

-- Даты чиво!? -- испугался немолодой мальчик. -- Тоже скажешь: жиница! Я жинат. Влюбился просто.

-- Ну и? -- спросилаАлина.

-- Что -- ну и? -- не понял кавказец.

-- Что дальше? -- расшифровалаАлина.

-- А!.. Дальше -- вот что, -- и кожаный ухажер извлек, как в прошлый раз, молдавский коньяк из внутреннего кармана, замычал, пальцами защелкал, требуя посуды.

Бармен принес рюмки, поставил, но не ушел почему-то.

-- Чиво ти? -- спросил барменакожаный кавалер. -- Так и будэш тарчать? А если у нас -- разговор сикрэтный? Или тибе налить?

-- Вообще-то у нас со своим не полагается, -- объяснил бармен свое у столаожидание.

-- А! -- понял кавказец. -- Так би сразу и гаварил, -- и, вытащив ее из другого кармана, сунул бармену пятидесятирублевую.

Тот спрятал бумажку, буркнул:

-- Разве в порядке исключения, -- и отошел застойку.

Юношаоткупорил бутылку, разлил коньячок.

-- Будэм здаровеньки? -- спросил, подняв рюмку науровень носа. -- Звать-то хоть тибя как?

Алинаулыбнулась и приподняласвою рюмку тоже.

-- Мисс Марпл.

-- Как-как, говоришь?

Алинарешила, что сначалавыпьет, апотом объяснит как-как, но и выпить не успела: заметила, что в разрезе служебной портьеры стоит Ниночкаи манит пальцем.

-- Меня? -- ткнуласебя в грудь несколько удивившаяся Алина.

-- Тебя-тебя, -- закивалаНиночка.

-- Извини, -- бросилаАлинакавказцу и быстро пошлак служебному входу, скрылась запортьерою.

-- Вирнешса? -- вопросил кавказец вдогон.

-- Т-с-сю -- приложилаНиночкапалец к губам и кивнулаАлине, приглашая следовать засобою. -- Я же там вся навиду, дура!

Они прошли какими-то тесными коридорами, спустились в подвал. Ниночкаприоткрылатяжелую бронированную дверь и кивнуласекретно и приглашающе, оглянулась даже воровато. Чувство опасности, беспокойства, которое несколько минут назад поселилось в Алине, онаотносилаисключительно насчет кавказца, поэтому, хоть тоже оглянулась и даже мгновенье помедлила, -- внутрь шагнула.

Дверь заалининою спиною тут же и затворилась. Небольшая комнаткабыламорозильником: с крюков из-под потолкасвешивались бараньи туши, окорока, битая птица; настеллажах лежали продукты, стояли какие-то ящики; коробки занимали углы. Алинадернулась к выходу: дверь, естественно, не поддалась. Стукнулав нее кулачкомю потом -- с разбегу -- плечомю Потом -заорала:

-- Э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-эй! -- но, еще не закончив орать, отчетливо поняла, что и это -- зря.

Остановилась посреди камеры. Было холодно. Обхватиларуками плечи. Потащилаиз углабольшой фанерный ящик. Что-то обрушилось заним с металлическим лязгом, упало. Алиназаглянула: наполу валялась раскрывшаяся в падении жестянка, из которой рассыпались новенькие патроны. Алинапошевелилаих ногою, плюнулаи выдвинулаящик насередину, селасверху, поджаланоги.

-- Ну, идиотка! -- сказалавслух по собственному поводу. -- Хоть коньяку бы выпила -- все теплей сейчас было бы! Нет! -- как скаженная понеслась!

Теперь, когдапричинатревоги сделалась очевидной, Алинас некоторой надеждою подумалао кавказце:

"Приставуч ведь, неужто смирится с новой потерей дэвушки, если ради нее каждый вечер ходит в этот кабак. Насчет ради нее привирает, конечно, даи насчет каждого вечера, но все-таки"ю

Алинапожалеладаже, что не далакавказцу некоторых авансов, но, как говорят в Одессе, быть бы мне таким умным, как моя женапотом.

Кавказец, впрочем, и в самом деле, выждав минут десять и переполовинив бутылку, отправился нарозыски пропажи.

-- Какая дэвушка?! какая дэвушка?! -- передразнивая его интонацию, могучим торсом выталкивал бармен-вышибаланемолодого юношу из служебного коридорчика. -- Уехалатвоя дэвушка. С мужемю Понял, да?

-- Оначто, точно замужэм?ю -- сник кожаный.

Тут уж и впрямь оставалось только смиритьсяю

К тому времени, скорчившись насоставленных рядом четырех ящиках, Алинадрожалане метафорической, анатуральной крупной дрожью: зуб буквально не попадал назуб.

Итак, уже можно было сказать со всей очевидностью, что, по той, по иной ли причине, но приставалаее не спасет. Последняя надеждаоставалась: нелогичная, иррациональная, но последняя: наМазепу. Что, как в кино про Бельмондо, ворвется он вот сейчас, вот через секундочку, освободит ее из преступных тенет, прижмет к сердцу, отогреетю

Но секундочкашлазасекундочкою, Мазепане являлся, и в уже отключающемся мозгу Алины мелькнуло даже страшное подозрение: уж не сам ли Мазепаее сюдаи заточил?.. 24. ЛЮБИТЕЛЬ СЛАДЕНЬКОГО Вся беда, все мучения состояли в том, что Алинаоглохла: онанапрягалапоследние силы мозга, но услышать не могланичего -ни слов, ни шумапроезжающих заокнами "Трембиты" автомобилей, ни уж тем более поскрипывания тряпки о стекло: бармен, убитый больше годаназад, спокойненько стоял застойкою, протирая бокалы, покав служебном кабинетике, том самом, где три месяцатому увиделаАлинамертвого Коляню, Коляня живехонький орал наМазепу, жалкого, понурого, даже не пытающегося возражать. Это было ужасно обидно: видеть, как тот орет, и не слышать, чт орет, не понимать!

Алинамучительно трет лоб ладошкойю Чье-то незнакомое расплывающееся лицо склонилось над неюю какая-то белая тень маячит вдалию Алинасновасмыкает воспаленные веки в надежде, что, перекрыв один канал поступления информации, зрительный, онаактивизирует другой, слуховой, -- но ни слуховой не активизируется, ни зрительный не перекрывается:

юКоляня, закончив разнос, что-то приказывает Мазепе, вот именно приказывает, и это особенно странно, потому что Алине до самого этого моментатрудно даже вообразить было, что Мазепе кто-нибудь может приказывать, особенно -- Коляня. Но факт есть факт: Мазепапокорно выслушивает, разве что позою пытаясь сохранить иллюзию собственного достоинства, после чего Коляня открывает ящик стола, передает капитану -- рукояткою вперед -- маленький "зауэр".

И Мазепапистолет принимает!!!

-- Все дело в том, что я ужасно люблю хорошее оружие! -- эту фразу Алинавдруг слышит отчетливо, но зато зыблется, размывается, исчезает зрительный ряд, и не разобрать никак, где и кому, собственно, признаётся капитан в странной своей любви к орудиям смерти: Алине ли в ее прихожей или Коляне в "Трембите"ю

Алинауж и самане знает, что лучше: видеть, но не слышать или наоборот; лучше всего, конечно, и то, и другое, но так не выходит, не выходит даже по своей воле переключаться из одного режимав другой; сейчас вот -- сновапропадает звук, но изображение становится четким:

ю"Трембита", главный зал, и капитан с веселой дружелюбной улыбочкою подходит к бармену, и уж тут абсолютно не важно, что звук пропал: Мазепаявно несет шутливо-легкомысленную чушь и суть, разумеется, не в ней, ав том, что, спустя некоторое совсем недолгое время, мгновенно, профессионально выхватывает из кармана"зауэр", но до выстреладело не доходит:

юкакой-то сбой, трещинкавозникает в видении, и оно, натыкаясь нанее, соскальзывает назад, сновак тому моменту, когдамгновенно, профессионально выхватывает Мазепа"зауэр" из кармана, и еще раз выхватывает, и еще, и ещею Алинапытается сдвинуться с мертвой точки, разрушить дурной этот цикл, дурную бесконечность, кольцо Мёбиуса, змею, кусающую себя захвостю

юно вместо этого возвращается почему-то назад, в директорский кабинет, и видит Коляню с телефонной трубкою в руке, прислушивающегося к двери.

Судя по его реакции, кольцо разомкнулось, выстрел прозвучал-таки: Коляня набирает короткий номер -- Алине удается даже разгадать его: ноль-дваю

юудается и вернуться в ресторанный зал, где бармен с пробитым лбом уже валяется наполу, аМазепасо странной улыбочкою палит по бутылкам, по панелям, по витринным стеклам, покане кончаются патроны.

-- Господи! -- шепчет Алинав бреду. -- Какая чушь! Какая неимоверная чушь, -и открывает глаза, видит перед собою незнакомое лицо человекас трубочками стетоскопав ушах, поясняет ему. -- Смысла, главное, ни найоту! Витрины-то были побиты автоматом! -- и сноваоткидывается наподушку в беспамятстве.

юКоляня, расплачиваясь завыполненную работу, бросает настол тугие пачки купюр, Мазепаже, краем глазаотслеживая-пересчитывая их, поигрывает маленьким "зауэром": перепасовывает из одной своей сильной широкой ладони в другую.

"Наслужбе у уголовника?! Заденьги?!"

-- Нет! -- мотается по подушке алининаголова. -- Нет!..

-- Да, -- мягко, но очень уверенно, с большой силою убеждения произносит Шухрат Ибрагимович и сжимает своей рукою алинину.

Алинасноваоткрывает глаза.

-- Мужчина, принесший торт, не может сделать зладаме, -- улыбается Шухрат Ибрагимович, скосом глазапоказывая насервировочный столик возле алининой кровати, накотором расположился огромный, великолепный торт, произведение кулинарного не ремесла, но искусства. -- Вы, надеюсь, уже поняли, что находитесь домаю что все -- хорошою И не спрашивайте, ради Бога: "как, мол, вы сюдапопали?.." Помните анекдот про таксистас топором. Где взял -- где взял?! -- купил! И с капитаном, с женихом вашим, все в порядке: захватил банду под Ужгородом, первые допросы ведет прямо там, по свежим, как говорится, следам. Полагаю, что к его приезду вы полностью и оправитесь: славаБогу, обморожений не оказалось. Свадьба, так сказать, состоится в срок. И как это, -- хлопает с размахаШухрат Ибрагимович себя по жирным ляжкам, -- как это только мне в голову пришло?! -- попросить у знакомого из "Трембиты" колбаски; знаете, украинской, с печенкой и салом -- детишкам в гостинчик. Ниночкапошлас вами поконфиденциальничать, и что-то ее отвлеклою И онапопростую забылапро вас. Женское легкомыслие. Если б не колбаскадля детишекю

С кухни донесся свист.

-- О! -- обрадовался Шухрат Ибрагимович. -- Как раз и чайник поспел. Ничего, что я взял эти чашечки? Извините, сейчас, -- и скрылся в сторону кухни.

Алинавскочилас постели, схватилахалатик, набросила(кто же ее раздевал? У! г-гады!), сталазастегивать -- появился Шухрат Ибрагимович с чайниками: большим и заварным.

-- Встали? Прелестно! Все-таки очень дешево отделались, оч-чень! От души рад! Тогдауж присаживайтесь, коль встали, -- и пододвинул к сервировочному столику еще один стул. -- Чтобы не вышло картины: Белинский у постели умирающего Некрасова. Или как там? -- наоборот?

Шухрат Ибрагимович разрезал торт насекторы, один положил натарелку Алине, другой -- прямо себе в рот, сжевал с аппетитом, запил чаем. Алина, уже несколько в себя пришедшая, дерзко погляделананезваного гостя и тоже отправилав рот кусочек кусочка, отрезанный ложечкою.

-- Ого! даже аппетит проснулся, -- восхитился представитель пресс-центраМВД. -- Я-то, честно говоря, рассчитывал все это великолепие, -- окинул торт широким жестом, -- один. Шучу, шучу, конечно. Но вообще -- одолел бы запросто. Ладно, АлинаЕвгеньевна, шутки в сторону: утолив первый голод, перейдем к беседе. Дело в том, что ваш очаровательныйю нет, не то! видите -- не кокетничал: плохо, плохо дается мне стиль, неточное словечко, ая все же беседую с мастерицею пераю Ваш блестящий женихю так вернее, правда? -- вел какие-то свои игры, минуя нас. Он, видите ли, индивидуалист, одинокий волк, как вы сами изволили при нашей первой встрече гениально заметить. А в нынешнее времяю даеще в таком государствею Мы вот и возмечтали, что выю нет-нет! сами того не подозревая! ничего дурного мы о вас и не думалию -- возмечтали, значит, что вы поможете нам разобраться в некоторых деталяхю

-- Не помогу! -- отрезалаАлина. -- Вам-то уж точно -- не помогу!

-- А кому поможете? Органам прокуратуры? Комитету государственной безопасности?! Ах да, я и забыл: у вас есть орган повыше: демократическая общественность. Но если вы обратитесь к ней -- через столь в последнее время свободную, что даже мы не всегдаможем ее контролировать, нашу прессу -дело-то все равно кончится либо прокуратурою, либо -- вышепоименованным Комитетом.

-- Никому я не помогу! -- заполнилаАлинапаузу со всем возможным презрением в голосе.

-- Вот и мне так в последний раз показалось, -- согласился Шухрат Ибрагимович.

-- И, вероятно, Ниночке? -- поинтересовалась Алина.

-- Это уж я не в курсе, -- улыбнулся гость. -- А мне лично, повторяю, так показалось и очень понравилось.

-- Даже понравилось?

-- А вы как думали? Мы тоже, так сказать, умеем ценитью Может, даже и в особенности умеем! Ну, расследование-то мы провели своими средствами. Параллельно с вами. Как поняли, что не поможете -- сразу же и начали проводить. И знаете, что выяснили? Что нашего директоразастрелил капитан. Мазепа. Ну, из "Трембиты", не делайте больших глаз, у вас плохо получается. Слишком вы девушкапо натуре искренняя, редкая для нашего фальшивого времени! -- и как бы в скобках добавил. -- Комплимент.

-- Спасибо, -- отозвалась Алина.

-- Но застрелил, продолжу, -- продолжил Шухрат Ибрагимович, -- совершенно нанаш взгляд справедливо. То есть, даже повышенно справедливо: зато же точно преступление директор сам, собственноручно, наказал своего барменаточно таким же образом. То есть, внутренне, так сказать, собственную гибель утвердил, одобрил, резолюцию в уголке наложил. Вы извините: до смешного люблю сладенькое, -- и гость-хозяин отправил в рот очередной сладенький кусок.

-- Так все-таки барменаубил директор?

-- Али-и-инаЕвгеньевна, -- неразборчиво из-зазабившего весь артикуляционный аппарат сладенького месива, но явно укоризненно пропел Шухрат Ибрагимович и округлил глаза. -- А вы что, сомневались?! Хорошаневеста: так скверно думать о собственном возлюбленном!

Шухрат Ибрагимович проглотил, наконец, содержимое рта, запил мелкими, громкими глоточками и пояснил:

-- Бармен не перевел причитающиеся директору бабки. Зажал. Замылилю

-- Вы вот сказали, -- перебилаАлина, -- зато же точно преступление.

-- Сказал, -- согласился Шухрат Ибрагимович.

-- То есть, по-вашему, насей раз директор не перевел бабки, -- интонационно выделилаАлинасловцо, -- Богдану?

-- Не по-моему, атак оно и было! Бедная АлинаЕвгеньевна! -- сокрушился гость. -- Может, еще тортику?

-- Директор -- Богдану?

-- Ну, разумеется. Он обещал ему десять тысячю

-- Сколько-сколько? -- переспросилаАлинас сильным и даже отчасти ироническим недоверием.

-- Полагаете, АлинаЕвгеньевна, что из-затакой мелочи Мазепане стал бы марать рук? Ну, это как для кого. Для нас это, может, и впрямь мелочь, адля капитанаМазепыю да, возможно, и для васю Долларов, долларов!

-- Долларов? -- изумилась Алина.

-- Само собой. Кому ж сейчас нужны деревянные? Обещал открыть счет в Швейцарии. Мало что обещал -- соврал, что уже открылю

-- Во-он в чем делою -- протянулаАлина, вспомнив капитанову веселую фразу, там, навечеринке у Ивана, когдатот демонстрировал наэкране слайд с изображением здания Объединенного швейцарского банка: "Тот самый, в котором у меня нету ни франка?.."

-- Именно в этом дело, АлинаЕвгеньевна, именно в этом!

-- Не-ве-ро-ят-но! -- выдохнулаАлина.

-- Дачто ж тут невероятного?! -- кажется даже разволновался Шухрат Ибрагимович. -- Что ж тут невероятного?! Невероятно, что существует еще справедливость? А вы знаете: в любом обществе должны быть структуры, в которых справедливость существует. Несмотря ни начто! Называйте эти структуры, как вам заблагорассудится, хоть мафиями, -- суть не в названиях. А ведь и любое государство, заметим в скобочках, всегдане что иное как мафия. Но если порою из-заего громоздкости государству не всегдаудается обеспечить справедливость в каждом отдельном случаею

-- Постойте-постойте! -- сноваперебилаАлина. -- Аю зачтою Богдану должны были заплатить?

-- Как, то есть, зачто? Зато, что он дал возможность директору выйти сухим из воды. В случае с убийством бармена. Мазепас директором, оказывается, друзья юности были. Ну вот, столковались по-приятельски.

-- А покушенияю покушения -- были?

-- Покушения? Накого?

-- Как накого? НаМазепу, конечно!

-- Вы так говорите, АлинаЕвгеньевна, будто ни накого другого и покушаться нельзя, -- обиделся Шухрат Ибрагимович.

-- Так были или нет?!

-- Ну, одно, во всяком случае, зарегистрировано. А были ли?.. Право-слово, разочаровываете, АлинаЕвгеньевна. Я, честно говоря, такого количествавопросов от вас не ожидал. Ну, разве детали какие-нибудь, думал, захотите для себя прояснить, мелочию Уверен был: вы давно уж догадались. Обо всем. Это, наверное, потому, знаете, что комплексую в отношении журналистикию с большой буквыю Вот и считаю: раз журналисткахорошая -- так и все остальное должнаделать натом же уровне. А это претензии, разумеется, непомерные. Несправедливые. Так что беру свои слованазад. Не все, разумеется -- только обидные. Извиняюсь, как говоритсяю

-- А "зауэр" Мазепапросто обнаружил и изъял, -- как бы самасебе отвечая, негромко пробормоталаАлина.

-- Зажилил, -- поправил Шухрат Ибрагимович, прожевывая очередной кусок. -Заныкал. Зажал.

-- Ну ию -- после долгой паузы, которою Шухрат Ибрагимович с удовольствием воспользовался, чтоб налакомиться едвали не вдоволь, протянулаАлина.

-- Что: ну и? -- спросил он.

-- Зачем вы мне все это рассказали?

-- А-а! Господи! Действительно -- совсем позабыл. Заболтался. Вы обаятельны. Торт великолепен. Теневой торт. Мафиозный. Вот и позабыл. А заглянул я к вам -- кроме, разумеется, заботы о вашем здоровье, -- в сущности, по пустяку: передайте капитану Мазепе, что: А: наказал он директора"Трембиты" справедливо, и никто к нему не в претензии, пусть не нервничает.

-- А оню нервничает?

-- Вам виднее. По-нашему -- должен бы. Я б, например, наего месте нервничал. Бэ: деньги ему переведены в тот самый банк, и не десять тысяч, апятьдесят: пять -- проценты запросрочку вдобавок к тем десяти, остальные тридцать пять -в качестве приглашения работать в структурею

-- Шантаж? -- поинтересовалась Алина.

-- Помилуй Бог! -- категорически не согласился гость. -- Талантливые люди должны работать только по собственному искреннему желаниюю только -- свободно. Иначе -- нет смысла. Капэдэ падает.

-- Как-кие вы, однако!.. -- едвали не восхитилась Алина.

-- Дауж! Так-кие! -- передразнил Шухрат Ибрагимович ее интонацию. -- И потому капитан Мазепаможет от сотрудничествас нами отказаться. Совершенно безопасно для себя отказаться. И для вас. Деньги в этом случае будут простою подарком.

-- Хорошие подарочки! -- попыталась Алинаубить ШухратаИбрагимовичапрезрением.

-- Правы, правы! Опять -- неудачное слово. Деньги будут -- премия восхищения! Что-то вроде Ленинской. Но в одиночку работать пусть больше не суется. Занашей спиною. Такие вещи проходят только один раз. Убьем. И вас тоже. Причем вас -сначалаи при нем. Да, чтоб не было ощущения очередного надувательства -- вотю Можно проверить хоть завтра, в "Березке", -- и представитель пресс-центравыложил насервировочный столик пластмассовый прямоугольник кредитной карточки.

Алинахмыкнулакак-то странно, потом еще разю ещею Хмыканья слились в веселый хохот.

Шухрат Ибрагимович глянул озабоченно.

-- Не бойтесь! -- давилась от смеха, махалаладошкою Алина. -- Не поехалая! Не шизанулась! Просто -- смешно!.. Смеш-но-ою

Шухрат Ибрагимович впервые завсе наше с ним знакомство несколько смутился, переспросил даже:

-- Смешно?

-- Ну да, -- пояснилаАлина, так и не в силах прервать хохот. -- Сколько уж я слышала, сколько читалаю писаладажею про этию про мафиозные структурыю И знаете: до самого сегодняшнего вечера -- не верила! Не-ве-ри-ла!

И продолжилахохотать. 25. СВАДЬБА В "ТРЕМБИТЕ" Новый бармен протирал стаканы, новый директор приветливо улыбался в служебных дверях, разлюбезная гуцулкаНиночкаприслуживалазастолом, -- капитан Мазепаиграл свадьбу в "Трембите". В той самой "Трембите", где Алинауже однажды играласвою свадьбу, в той самой "Трембите", где полторагоданазадю ну, словом: в той самой "Трембите"!

Народу застолом было скромно: родители, человек десять друзей-подружек с обеих сторон, в числе которых Иван и Гаврилюк с загипсованной рукою наперевязи, даполковник в белом кителе рядышком с Шухратом Ибрагимовичем.

Свадьбане то что б катилась к концу, но явно былауже навторой трети. Очередной тост вызвал очередное "горько!". Капитан с Алиною поглядели друг надруга, встали и, хоть "горько" -- по всему ясно -- звучало не в первый и даже не в пятый раз, поцеловались протяжно и с большим удовольствием. Гости считали:

-- Разю дваю трию -- и досчитали, кажется, до тринадцати.

Полковник встал говорить тост.

-- Дорогие друзья. В каком-то смысле именно я считаю себя виновником происходящего здесь торжества: ведь если бы мне не пришло в голову пригласить три месяцаназад Алину Евгеньевну в Управление с цельюю

Полковник говорил долго, аАлинас Богданом тем временем шептались.

-- Неужто просто из-заденег? Ну, признайся: ты ведь его боялся? С детства. Ну, в подсознании, разумеется.

-- Кого?

-- Не валяй дурака, -- кивнулаАлинав сторону нового директора. -- Коляню. Или в знак благодарности, что он тебя тогдаспас? Или это ты мстил замаму? Мама-то -- была?

-- Как это? -- изумился капитан. -- Как это -- былали мама? Вон она, мама -сидит. И папа, -- но Алину уже поглотилапоразившая ее свежая идея.

-- Илию платил заразбитую жизнь тойю женщины?

-- Хочешь все-таки меня оправдать? -- усмехнулся Мазепав недавно отросшие шляхетские пшеничные усы. -- А если так и не получится? "Любовь Яровую" читала? Или лучше нет -- "Сида"! Трагичнее. А, ч-черт! едване забыл, -хлопнул себя по лбу. -- Подарок! -- и, вытащив из кармана"смитт-и-вессон", передал под столом жене. -- Отличная идея: стреляешь в меня, потом -застреливаешься сама. Пиф-паф ой-ой-ой! Трагическое разрешение конфликтамежду долгом и чувством. Обоймазаряжена. И предпочтительней -- не оттягивать: самые эффектные и времяю и местою

-- Думаешь -- струшу? -- вполне серьезно спросилаАлина, потом отстранилась от капитанаи медленно взвелакурок.

Положилауказательный палец наспусковую скобую

Обещанное продолжение эпиграфа:

-- Как -- зачем? -- отвечает старик. -- Построим ероплан и улетим все отсюдак е..ней матери! -- И для полной ясности повторяет во весь голос:

(Окончание эпиграфа-- в свое время). 26. ЕРОПЛАН С ПРИЦЕПОМ Перед одним из контрольно-пропускных пунктов западной границы СССР выстроилась неимоверной длины вереницаавтомобилей, километране меньше чем натри. Очередь давно превратилась в лагерь: люди здесь живут: где-то раскинуты тенты, где-то поставлены палатки, малые дети ползают в пыли, еще теплой под ясным, несмотря наначало октября, солнышком. Прыгая по ухабам, капитанов "Шевроле не Шевроле", работающий насей раз локомотивом (ибо тянет засобою прицеп, где устроилась прикрепленная к бортам растяжками алинина"Ока"), лихо объезжает многодневную эту очередь. Накрыше "Шевроле не Шевроле" -- багажник, накотором покачивается привязанная бельевой веревкою инвалидная коляскаотца, салон полностью забит разнообразным барахлом, едваоставляя место для самого водителя, Алины и папы с мамою. Возмущенный совок ревет тысячеголосым клаксоном и высылает делегатов под колеса"Шевроле не Шевроле": остановить сукинасына, который хотит быть умней других. Алинавзвизгивает, хватает мужазаруку, когдатот или иной делегат возникает прямо перед капотом; держится засердце отец и строит трагическую мину невинного страдальца; мамазакусилагубу, побелела, как тогда, в горах. Эти реакции близких переполняют, наконец, чашу мазепиного терпения, он наминутку останавливает автомобиль, достает из бардачкасинюю проблесковую мигалку, шлепает -- намагнитной присоске -- накрышу "Шевроле не Шевроле", провод сует в прикуриватель, щелкнув попутно тумблерком, включающим скрытую зарадиаторной решеткою сирену, которая спервазаглушает, апотом и вполне затыкает клаксоны. Синие сполохи пунктирно мертвят лицанаиболее ярых борцов засправедливость.

Растолкав передних очередников, которые, трепещаеще перед атрибутами власти, пятятся и расползаются, словно раки, вываленные из ведра, "Шевроле не Шевроле" выруливает прямо к шлагбауму.

-- Тю-у! Бохдан! -- узнаёт капитанакапитан-пограничник. -- С усим симийством! В отпуск, шо ли, собрався?

-- Нет, -- отрицательно мотает Мазепаголовою.

Обещанное окончание эпиграфа:

-- К е..ней матери!

Словом: пиф-паф ой-ой-ой!