"Душеприказчик" - читать интересную книгу автора (Краснов Антон)

Глава 13 ПРЕДАНИЕ О ДАГГОНАХ

— Нет, не надо было норовить упасть, да еще так неудачно — носом в лужу. Нам совершенно необходимо поговорить, Олег Павлович. — Рэмон Ррай придержал экс-профессора Табачникова за локоть и чуть развернул, подкорректировав направление его движения. — Вас где поселили? В, двенадцатом номере? Меня во втором. Пройдемте лучше к вам, кажется, тут ближе по коридору.

— Что ж его так развезло? — риторически выдохнул Гендаль Эрккин. — Хотя они тут все веселые. Наши-то, гвелли, помрачнее будут, когда надерутся. А зачем он тебе сдался, Рэм? Может, пусть человек отдохнет, поспит? А то он вон какой бледный да тощий, еще субтильнее тебя, пожалуй. Дай-ка помогу… помогу, говорю, — что ты его подволакиваешь?

Соединенными усилиями молодого арранта и старого гвелля выдающийся ученый О.П.Табачников-Лодынский был препровожден в гостиничный номер. Здесь он растянулся прямо на полу. Гендаль Эрккин последовал его примеру, хотя вовсе не был пьян. Рэмон Ррай остался у дверей, не отпуская ручки рамка. Потом спросил отрывисто:

— Олег Павлович! Вы о чем тогда говорили?..

Вопрос был определенно не по существу: Олег Павлович говорил о сотне вешей, тогда как сам Рэмон Ррай держал в мозгу лишь одну-единственную. Табачников вытянул ноги, улегшись поудобнее, и отозвался:

— Мне кажется, что завтра будет жарко. Вы не находите, коллега?.. А что именно вы хотели бы узнать? Спрашивайте. Я с удовольствием вам отвечу. Я сведущ во многих областях знания, включая апокрифическое и эзотерическое… ик!.. и, таким образом, можно говорить о…

— Олег Павлович, что такое «асахи»?

— …говорить о существующей сфере познания, не ограничивая ее р-рамками, так сказать… Что? Простите… что вы скакали?

Олег Павлович Табачников медленно сел на полу. Его лицо чем-то походило на траченное молью белое шерстяное пальто.

— Почему вас интересует именно это? Вы… что… почему вы спросили меня о…

— Вы упомянули это понятие за столом у губернатора Лакхка, — заговорил Рэмон Ррай. — Примечательно, но впервые я услышал это слово тоже, можно сказать, за столом. Только на Аррантидо.

Табачников опустил голову и долго молчал, запустив пальцы правой руки в волосы и крепко уцепившись за них всей пятерней. Не поднимая глаз, он произнес:

— Если честно, не знаю, чего больше вызывает у меня ваш вопрос: радости или печали, страха или желания самому наконец разобраться до конца, что же это такое было с моими учебниками… и вообще… А в каком контексте я употребил это слово? Ну с чего это я вдруг?.. Да еще за столом у губернатора. Нет, я выпивши, но зачем же…

— Вы сказали что-то про Белую рощу и про то, что она считается священным местом у кого-то там… аррантопоклонников? — припомнил точное слово Рэмон Ррай. — Те, кто считает нас, аррантов… носителями какой-то высокой миссии, наверно. Хотя я мало что уяснил из ваших слов. Особенно после того, как услышал вот это: «асахи». А что такое Белая роща?

Тут уж Олег Павлович Табачников голову поднял, и глаза его вспыхнули тем огнем, какой, наверно, освещал путь фанатикам науки в дебрях Средневековья. Возможно, при отблесках того же священного огня их отправляли на костер и на плаху. Он подался вперед и, схватив за руку подступившего к нему Рэмона, заговорил:

— Вы ведь лицо, облеченное официальными полномочиями, посланец Аррантидо, и, быть может, способны достучаться до высших инстанций аррантской власти! Очень замкнутой и самодостаточной, не терпящей самоуправства и возражений. Я два раза бывал на вашей планете и даже однажды на Гвелльхаре, так что знаю, о чем говорю. Вы, я вижу, человек серьезный, и не будете спрашивать, как одна ученая дама: «Что это значит: до того, как изобрели антигравы? Они были всегда».

Рэмон Ррай не стал говорить, что он близок по этому вопросу к Асьоль. В самом деле, как может истинный аррант представить, что в его мире вообще когда-то могли обходиться без антигравов, следовательно, жить на поверхности планеты? Нонсенс, абсурд! Но Рэмон благоразумно не стал высказывать этих соображений Табачникову.

А тот все крепче сжимал пальцы на руке Рэмона:

— Честно говоря, с тех пор как я попал в немилость, мало кто относится к моим словам и предостережениям всерьез. Я не биолог, чтобы изучать Белую рощу, точнее, тот участок, на котором произошло сие загадочное происшествие. Они присылали следственные комиссии! Они на полном серьезе рассматривали возможность того, что мои ученики, Слава Нефедов и Дима Нестеров, могли так изуродовать того арранта, Ловилля… точнее, то, что от него… от него осталось! Простите… — Бегающие глаза почтенного ученого за стеклами очков несколько успокоились, их лихорадочный блеск сменился суровой отрешенностью. Табачников вынул из кармана носовой платок и стал комкать его во влажных пальцах. — Простите меня, Олег Павлович, но я не понял, какое отношение имеет Белая роща к моему вопросу? — сказал Рэмон Ррай с легким оттенком недоумения; и вдруг, почти против своей воли, воссоздал в мозгу совсем другую рощу, священную погребальную рощу на склоне храмовой горы, где должны были зарыть в землю князя Гьелловера, Предвечного. — Хорошо. Я расскажу. Это очень просто. Асахи — это человек с двумя душами. Нет. Я неверно выразился. Асахи — это существо с двумя душами, потому что оно, наверно, уже не может считаться человеком. Асахи бесконечно выше человека, и в то же самое время он намного слабее и уязвимее. В силу своей редкости, своей необычности. Я сознаю, что вы не понимаете меня. Но я объясню. Это жизненно важно и для меня самого, — Табачников говорил, то ускоряя темп своей речи, то, напротив, цедя по слову, так, словно он дорожил каждой буквой, каждым звуком, в него входящим. — Я долго пытался понять, КАК это возможно, — продолжал он, закрыв глаза и, наверно, говоря уже больше для себя самого, нежели для недоумевающих слушателей. — Наверно, это просто нужно видеть, а я никогда не видел ни одного живого асахи.

— Ни одного живого? С двумя душами? А вот я, кажется, видел, — прервал его Рэмон Ррай, который даже присел от волнения, захлестнувшего его. — Вот так было однажды, когда из Плывущего города Галиматтео на склон храмовой горы сошла похоронная процессия, которая участвовала в погребении князя Гьелловера…

По мере того как Рэмон Ррай излагал события памятного дня, Олег Павлович несколько раз вскакивал, не обращая внимания на особенности своей витиеватой по известной причине походки, пробегал по комнате туда и обратно, натыкаясь то на стены, то на торшер, то на ноги Гендаля Эрккина, который продолжал лежать на ковре и выглядеть совершенно безмятежным. Несколько раз Табачников воздевал к беленому потолку обе (трясущиеся) руки и патетически восклицал:

— Это же подумать только! Это надо же! Редчайший, красивейший обряд, и вдруг такой маргинальный финал!..

Даже тут Олег Павлович, экс-профессор Табачников, предпочитал избегать простых человеческих выражений…

Рэмон Ррай закончил. Табачников некоторые время постоял у стены, опершись на нее длинной гибкой спиной бывалого археолога, и наконец, покрутив в воздухе пальцем, изрек:

— Наконец-то и мне повезло!.. А ведь меня никто не хотел слушать, а один аррантский чиновник даже пригрозил Антарктическим накопителем за то, что якобы я сею панику и распространяю дезинформацию! А ведь люди погибли, да!.. То есть погиб, конечно, один человек, но только Славу Нефедова теперь… эх, да что говорить! Я его пару раз в психушке навещал.

— Значит, так, — заговорил вдруг Гендаль Эрккин, — ты яснее говори, Палыч. А то ты нам какие-то загадки всовываешь, — гадай потом, что ты хочешь нам втолковать-то.

— Значит, так, — машинально повторил Табачников, — я сейчас немного посплю, а потом, рано утром, мы с вами поедем в область, и я покажу все… чтобы вы собственными глазами увидели. А сейчас дайте мне немного коньяку для сна, и я, пожалуй, лягу. И вам пусть лучше спится. От того, что вы внесли покой в м-мою… душу. Душу, — повторил он еще раз и, приняв от расторопного Пса полный бокал коньяка, направился в сторону кровати и немедленно выпил.

Упал тут же, без звука и лишнего жеста. Эрккин прикрыл его одеялом, и вместе с Рэмоном они вышли из номера восвояси.

Через полчаса спали оба — безмятежным, почти детским сном, обещающим легкое решение всех мучительных вопросов прямо там, в светлом тоннеле сновидения. Рэмон не ожидал, что он сумеет заснуть так легко.

…Чего нельзя было сказать о губернаторе Антонене Ы Лакхке. После разговора с прямым начальством Антон Иванович никак не мог успокоиться, мерял шагами огромный рабочий кабинет и даже хотел сгоряча созвать всех ключевых управленцев своей администрации. Только вмешательство жены положило конец его хождениям. Он вернулся домой, явился в спальню и растянулся на супружеском ложе, уткнувшись носом во внушительное плечо сопящей супруги. Тревожные, серые и пронырливые, как мыши, мысли лезли отовсюду. Антон Иванович даже не мог определиться с тем, что тревожит его более остального. Он перевернулся с боку на бок раз и другой, предчувствия ворочались в нем, пересыпались, как монеты в свинье-копилке. Зачем прибыл бретт-эмиссар? Ведь ответ так и не получен, и дай бог и все его аррантские наместники, чтобы удалось эти ответы нащупать. И не только… Так почему эти двое, эмиссар и его спутник-гвелль, прибыли таким странным манером? Антон Иванович не был паникером, но сейчас, перевернувшись с боку на бок еще раз, обнаружил, что близок к панике больше, чем когда бы то ни было… Он весь взмок. Пот струился по лбу, выступал на груди, на боках, как у загнанной лошади. Между тем в спальне вовсе не было жарко. Антон Иванович завздыхал, скрестил руки на груди и попытался отвлечься от этого сопляка-арранта. Сопляка ли?.. Они так мастерски корректируют внешность… Всё! Довольно! Подумать о чем-нибудь другом… другом! И мысли губернатора неожиданно для него самого перекинулись к дочери. Ну вот. Еще лучше. Час от часу!.. Самая мысль о том, где может сейчас находиться эта непутевая, отозвалась в рыхлом теле губернатора дрожью, мелкой трусливой судорогой. Он подтянул ноги и рывком сел на кровати. Уф!..

Он посмотрел в сторону окна. Занавески слабо колыхались. Губернатор любил спать с приоткрытыми окнами. Антон Иванович потянул носом воздух, и в этот момент занавеска заполоскала под порывом ветра, вздулась пузырем, а потом опала, притянувшись к окну…

…и облепила чей-то силуэт. Несомненно, человеческой фигуры. Губернатор в первое мгновение даже не среагировал, он просто смотрел завороженно, как стекают складки темно-красной занавеси по невидимому телу. Всполошенный мозг Антона Ивановича даже не успел определиться с тем, стоит ли ему испугаться, растеряться или, напротив, мобилизовать все силы и внимание. Убедить себя в том, что — померещилось. Не успел…

— Ты что, Антоша? — прозвучал сбоку недовольный голос жены. Машинально Лапшин отвернул голову, и тотчас же на его подрагивающее плечо обрушилась тяжелая рука.

Рука супруги.

— Спи уж!..

Антон Иванович клацнул зубами и нырнул под одеяло. Когда наконец рискнул выглянуть и бросить один быстрый, мимолетный взгляд на занавесь, она была спокойна. Конечно же там никого не было и быть не могло. Померещилось — факт. Наскоро убедив себя в этом и прокляв свою нервозность, а также бретт-эмиссара Рэмона и еще Генерального, ллерда Зайверра, губернатор Антонен Ы Лакхк наконец забылся долгожданным сном.

Утро следующего дня выдалось великолепным. Солнце, еще не подозревая, какие пакости ему предстоит сегодня освещать, выкатилось на небосвод и принялось жарить с той истовой непосредственностью и усердием, с которым партийные работники типа товарища Брызгалова распекают на ковре своего проштрафившегося (не очень сильно) подчиненного. Жарко стало уже к десяти утра. Рэмон Ррай проснулся в прекрасном настроении и, упав с кровати, тут же припомнил, что накануне был чем-то огорчен. Если не сказать больше. Из-за стенки тянулся мощный храп Гендаля Эрккина. Рэмон поворочался на полу, застеленном мягким ковром, и поднялся. Ноги по щиколотки утопали в ворсе, нежном, как шерсть маленького котенка. Кстати… Из угла выпростался кот Мех и длинным воем возвестил о том, что ему уже пора жрать.

Рэмон подошел к высоченному, от пола до потолка, трюмо и внимательно оглядел себя. Лицо было чуть припухлым, в углах миндалевидных глаз проступили болезненные красноватые жилки, веки потемнели. Неизвестно почему, но Ррай остался доволен увиденным. Наверно, по той причине, что так он казался старше своих лет, а это больше соответствовало званию бретт-эмиссара, так неожиданно свалившемуся на его голову.

Рэмон вынул идентификационный знак Класуса и приготовился произвести развертку информационного блока, встроенного в прибор. Того, что его подслушают и подсмотрят, Рэмон не боялся. Еще накануне, ложась спать, он просканировал с помощью все того же лейгумма стены — на предмет прослушивающих и подсматривающих устройств. Он уже успел услышать, что у землян есть такая практика в отношении важных гостей, о которых они хотят собрать нужную информацию[47]. Никаких устройств он не обнаружил. Так что мог быть совершенно спокоен.

Рэмон склонился над злополучным личным прибором Класуса и пробежался по нему кончиками длинных, чуть подрагивающих пальцев.

Когда в комнату совершенно бесшумно и без стука вошел Гендаль Эрккин, то застал следующую картину.

Идентификатор лежал на полу у ног Рэмона. Тут же на полкомнаты развернулась прекрасная панорама местности, какая открывается примерно с полукилометра высоты. Как живые, проецировались речки, холмы, поросшие лесом, группки домов, разбегались в стороны серые ленты дорог. Панорама была рассечена на несколько прямоугольников светящимися зелеными линиями. Над голографической картой висела голова на мощных плечах и вещала: «Главное — найти доступный портал, обозначенный на местности оранжевой точкой, и проникнуть внутрь… Таким образом…»

— Это еще что? — осведомился Эрккин.

Ррай вздрогнул всем телом и обернулся. Голографическая голова глупо замигала на Гендаля веками, лишенными ресниц, а потом гаркнула:

— Рекогносцировка незнакомой местности, чрезвычайно насыщенной непредвиденными сложностями ландшафта, не должна прерываться!

— Рэм, ну у него и фразочки!.. — протянул Эрккин. — Ты, как я понял, решил узнать, с какой целью Класус прибыл в Избавленные земли двенадцатого ОАЗИСа?

— Более того, он должен был прибыть как раз сюда, в Средне-волжскую губернию, если я еще не говорил… — откликнулся Ррай. — Хорошенькие совпадения! Впрочем, нет ничего более закономерного, чем случайность. Кажется, ты меня и научил этой зауми, верно? Ну, так терпи. Только в следующий раз, когда входишь к облеченному полномочиями лицу, топай погромче и спрашивай, можно ли войти.

— Вживаешься в шкуру бретт-эмиссара? — скептически хмыкнул гвелль, и его низкий голос дал оттяжку в хрип. А изуродованная щека чуть потемнела от прихлынувшей крови. Нет, он вовсе не гневался. Напротив, был доволен тем, как держится Ррай перед предстоящими испытаниями.

А в том, что они будут, лично Гендаль Эрккин и не думал сомневаться.

— Вживаюсь, — пожал плечами Рэмон. — Ну, что я могу тебе сказать: если судить по карте, тут не так далеко ехать. Вот этот квадрат разметки — здесь расположено строение, которое, видимо, раньше было храмом одной из местных религий. Уменьшим масштаб!.. Храм Святого Дьоррья, — добавил он, читая вспыхнувшее у голографической проекции укрупнившегося храма название и всеми мыслимыми фонетическими способами уродуя имя Георгия Победоносца. — Небольшое такое здание. Насколько я понял, конечная цель — не сам храм, а какие-то подземные сооружения, имеющие к нему прямое отношение. А может, церковь рассматривается просто в качестве ориентира. Сейчас спросим у помощника. Кстати, — перебивая сам себя, понизил голос Рэмон Ррай, — на эти данные, которые мы сейчас начинаем просматривать, был наложен блок-код второго уровня. Почти высший уровень защиты, выше только у Предвечных!.. — воскликнул он, и его бледное лицо вспыхнуло желтоватым румянцем. — Если бы не мой лейгумм, ни за что не подобрал бы нужную комбинацию.

— Ты уже один раз подбирал… — проворчал Пес, — когда полез в блокированный ллердом Вейтарводдом канал межпланетной связи. Едва на части не развалился, нагадь на меня Троллоп…

Рэмон ничего не ответил. Он вернулся к занятию, от которого оторвал его приход Гендаля Эрккина. Лысая голоса помощника занудно распространялась: «Ориентировка на местности производится в точном соответствии с представленным трехмерным планом. Главная цель…»

— Ты знаешь, Рэм, по-моему, он просто указывает нам место, но ничего не говорит о том, зачем нам, точнее, Класусу, туда переться, — сказал Гендаль Эрккин.

Его молодой собеседник только фыркнул:

— Да это я и сам понимаю. Только тут так все скомпоновано, что пока не пройдешь один информационный пласт, к другому не подступишься. Так что нам придется слушать все, что этой виртуальной башке заблагорассудится сказать.

— Ну, он, кажись, первый пласт… этот… информационный… пробуравил, что ли, — не очень уверенно сказал Гендаль Эрккин.

И оказался прав.

Виртуальный помощник сделал паузу, детали ландшафта поплыли под ногами Рэмона Ррая, так что у него едва не закружилась голова, настолько зримым и реальным было ощущение того, что под тобой проплывает отделенная от тебя многометровой толщей воздуха земля; он даже вытянул руку, словно удерживая равновесие, и в следующее мгновение скрипучий голос зазвучал снова:

— Ориентировка по местности завершена, начинаю ориентировку по объекту. Справка: даггон — форма разумной жизни в формате силового поля… инкорпорированная инвариантность элиминирующего гравиконцентрата, которая… спиновый магнитный момент…

Дальше Рэмон Ррай заткнул уши, и теперь до него доносился только невнятный бубнеж, да изредка проскакивали, продирались некоторые из особенно свирепых терминов, описывающих природу и составляющие такого сложного понятия, как даггон. Гендаль Эрккин смотрел на него откровенно неодобрительно, а потом приказал виртуальному помощнику заткнуться.

— Нет, Рэм, я вот одного не могу понять, — шевеля тяжелыми плитами скул, произнес он, — ты что, на уроке этой… астрофизики в своей академии, Троллоп ведает какого уровня? Ты что уши затыкаешь? Парень распинается, объясняет, а ты не слушаешь! Может, ты лопнуть должен, но понять, о чем он говорит! Класус, поди, не стал бы харю воротить, а вбил себе в мозг, что к чему.

— Да я могу себе напрямую в мозг загрузить через лейгумм, — недовольно отозвался Рэмон Ррай, — прямо из Инфосферы закачать, ане запоминать всю эту ахинею. Закачаю, а потом переварю. Ну, башка поболит немного, а и ладно — все лучше, чем слушать эту кошмарную чушь.

Гендаль помедлил, а потом махнул рукой, решив, что, быть может, так было бы и лучше:

— А ну, попробуй.

Рэмон Ррай откинулся в кресле и, закрыв глаза, выключился из окружающего пространства. По золотистой нити лейгумма на обнаженной руке забегали быстрые, еле уловимые сполохи неяркого желтого пламени. Гендаль Эрккин по прозвищу Пес, хотя и был многоопытным старым гвеллем, все-таки редко видел в работе это чудо аррантской технологии. В глубине его существа все равно тлело всосанное с молоком матери, с первыми суровыми наставлениями отца почтительное чувство, почти преклонение перед техническим гением аррантов. Почтение было круто замешано на ненависти и страхе, но все-таки глубоко засевшее разве что не в спирали ДНК благоговение побеждало. Человеку, не подкованному в нейропрограммировании и нанохирургии, вроде Гендаля Эрккина, трудно уразуметь принципы действия лейгумма, трудно понять, какие практически неограниченные возможности дает этот прибор владельцу, так или иначе взаимодействующий со всеми важнейшими составляющими его организма! По сути, лейгумм — это третья нервная система знатного арранта, искусственная иннервация, которая… которая…

Размышления Эрккина (куда менее мудреные, конечно) прервал сам обладатель нанотехнологического чуда. Рэмон Ррай открыл замутненные глаза и, скосив взгляд на гвелля, пробормотал:

— Что за… в чем… дело?..

— А что такое?

— Просто… да просто в том, что формулировки понятия «даггон» НЕТ В ИНФОСФЕРЕ!

— Да ну?!

— Точно говорю! И… и понятия «асахи» тоже нет!

У Рэмона были совершенно круглые глаза. Знакомому с анатомией аррантов человеку это показалось бы, мягко говоря, невозможным. Но так оно и было.

«Нет в Инфосфере!» Это звучало примерно так же, как «в океане нет воды» или «в пустыне кончился песок». В Инфосфере есть ВСЁ, начиная от сортов маилового сока и заканчивая трех- и четырехмерными чертежами аннигиляционной бомбы-ловушки — самого сложного объекта, когда-либо созданного пытливым техническим гением аррантов. Самого сложного и — уже запрещенного. Понятие же «даггон», которое, как полагал Рэмон Ррай, не должно было выходить за рамки обычного астрофизического глоссария, — в Инфосфере отсутствовало.

— Ничего не понимаю, — сказал Рэмон и медленно поднялся. Его рот перекосила сардоническая улыбка, но все равно он выглядел растерянным. В этот момент в дверь постучали, и Ррай крикнул:

— Кто там?

— Доброго утра! Это Табачников беспокоит.

— Сейчас открою!

— А там открыто, — выговорил Эрккин, — ты на ночь не запирал, наверно. Я ведь без стука вошел. И без затруднений.

— Эге.

— Ну да… — машинально подтвердил Рэмон Ррай. — Входите, Олег Павлович! Там не… не заперто. — Одновременно он свернул голографическую проекцию…

Громко топоча огромными сапогами, доходящими едва ли не до середины бедра, вошел Олег Павлович Табачников. Он словно бы подслушал рекомендации Рэмона по вопросу того, как следует приходить в гости: грохотал подошвами и не обошелся без стука в дверь.

— Куда я собираюсь ехать — там болото, сущая трясина, — без предисловий сообщил он. — Вы простите, что я к вам так врываюсь, но мне показалось, что накануне мы говорили о чем-то чрезвычайно важном. Вот я и пришел отметиться: о чем и что?..

Рэмон Ррай еще находился под впечатлением того, что в Инфосфере отсутствует понятие «даггон», как тут же ему пришлось припомнить еще и то, что накануне Табачников употреблял слово «асахи», сыгравшее в жизни Рэмона такую жестокую и неоднозначную роль. Аррант сделал быстрое движение головой, не имеющее эквивалента в земной системе знаков, и сказал:

— Совершенно верно, Олег Павлович.

— У меня мало времени, — повторил Табачников, — я должен ехать на исследования… в Белую рощу, да. Понимаю, у вас свои заботы. Вам некогда наблюдать за работой бывшего профессора, который теперь в одиночку пытается понять, что же на самом деле произошло в Белой роще. Или — глазеть на секту аррантопоклонников, которые расположились на бывшем армейском складе, еще ранее бывшим храмом Святого Георгия. И потому…

— Как вы сказали? Храм святого…

Остановленный голосом и тоном, каким были произнесены эти слова, Олег Павлович удивленно посмотрел на арранта и проговорил:

— Храм Святого Георгия. А что?

Рэмон Ррай сорвался с места и, подкинув в ладони идентификационный знак Высшего Надзора, одним касанием развернул проекцию объемной карты. Он ткнул пальцем в маленькую, отчетливо виднеющуюся церковь и быстро спросил:

— Это он? Сюда вы едете?

— Д-да, — несколько озадаченно ответил Табачников. — Совершенно верно. Хорошая у вас карта, а мне вот по старинке приходится пользоваться бумажной, одномасштабной. Да вот, пожалуйста. Это храм, здесь идут лесополосы, среди которых, вот тут, расположена Белая роща. К северо-западу от церкви, порядка двухсот метров. Здесь крайне интересные в плане археологических раскопок слои почвы… А вот, кстати, и болото, — добавил Олег Павлович, показывая на просторную низину, расположенную к северу от церкви и совсем недалеко от Белой рощи. Низина представляла собой несколько ярко-зеленых лужаек, перемежавшихся низкими холмами, поросшими серовато-бурой, похожей на подшерсток животного растительностью. — Болото, — повторил Табачников, — внешне и не отличишь от местности с нормальным грунтом, правда?…

— Нужно карту на режим почв переключать, наверно, — Рэмон Ррай помолчал. — Хотя не скажу наверняка, я в этом деле мало разбираюсь. Так вы обещали рассказать нам об асахи и о том, что произошло в этой самой Белой роще. Вчера вы начали интригующе, а потом… утомились и попросили коньяк, вот.

— Да, да, — определенно волнуясь, сказал Олег Павлович, и его длинное лицо заметно пошло красными пятнами, — конечно. Это произошло, в общем-то, совсем недавно. Около двух месяцев тому назад, и я все время пытаюсь добиться расследования. Несчастный случай, они говорят о каком-то несчастном случае, а вот свидетели этого кошмара утверждают совершенно другое!.. Например, Дима Нестеров, Саша Климова и… еще Нефедов. Он описал мне, что видел. Морозный дым, вставшая на дыбы плита замороженного грунта, гибель Лекха Ловилля…

И Олег Павлович Табачников, перемежая слова экспансивными междометиями и обильно жестикулируя, рассказал арранту и гвеллю то, что произошло в мае этого года в окрестностях областного центра. О том, как обесцветились и стали светло-серыми, как плохая поваренная соль, все деревья и почвы в радиусе полусотни метров от места гибели арранта Лекха Ловилля. О том, что это светлое пятно, прекрасно видное с воздуха и резко выделяющееся на фоне зеленых холмов, и получило название Белой рощи. Люди боятся туда ходить, приборы зашкаливают, а официальное следствие преступно оперирует понятиями «несчастный случай» и «непредвиденные обстоятельства».

— Так, — сказал Рэмон Ррай, — мне кажется, у нас с вами могут обнаружиться сходные… гм… фронты работы. А что вы…

— Видите ли, — снова заговорил Табачников, — в свое время, будучи в командировках на Аррантидо, я много занимался историей вашей цивилизации. Исторические данные полностью отданы на откуп вашему Храму, светские власти архивируют только текущие дела. Вообще Аколиты очень ревностно относятся к своим архивным фондам…

— Аколиты, — вздрогнув, повторил Рэмон Ррай, а у Пса еле заметно дернулась изуродованная щека.

— Не знаю, может, их подозрительность дала сбой или еще что, возможно, меня просто не посчитали за человека, который может найти в архивах что-то важное… — продолжал Олег Павлович. — Подумаешь, какой-то неотесанный кровожадный зиймаллец, как, верно, сочли в Храме. Словом, меня допустили к фондам, ценность которых не поддается описанию и тем паче — оценке. Вы знаете, что такое архивное хранилище Храма? Громадные подземные лабиринты размером с целый город, миллионы единиц хранения, и всей жизни всех без исключения ученых Земли не хватит, чтобы изучить эти древние документы! Вот что такое архивное хранилище Храма. Но вы, конечно, этого не знаете. Это мало кого интересует — в силу аррантской традиции забывать прошлое. Да и не жалуют братья-Аколиты тех, кто хочет ознакомиться с архивами. В моем случае, наверно, они решили проявить этакую политкорректность: дескать, изучай историю великого Аррантидо, ничтожество, а как вернешься на свою Избавленную планету, расскажи неотесанным соплеменникам об открытости, гостеприимстве и радушии аррантов!.. Уф!.. Простите, — поняв, что немного зарвался, и что бретт-эмиссар Высшего Надзора не самый лучший адресат для низких истин, пробормотал Табачников. — Я, наверно, немного не…

— Продолжайте, прошу вас, — сухо сказал Рэмон Ррай, сжимая кулаки. «Интересно, что сможет рассказать о даггонах этот зиймалльский копатель могильных холмов, раз формулировки нет даже в Инфосфере!»

Олег Павлович продолжал… Он поведал о том, как в процессе работы с аррантскими архивами наткнулся на древние тексты, датируемые какими-то совершенно немыслимыми тысячелетиями. Среди прочего он прочитал красивое предание об АСАХИ и ДАГГОНАХ, именуемое «свитком Халлиома». Носитель информации, с которого Табачников считал предание, датировался приблизительно третьим тысячелетием до начала Эры Близнецов. Когда он подсчитал и сопоставил, волосы встали дыбом. По аррантскому летоисчислению идет XVI тысячелетие Эры Близнецов, а исторический документ датируется III тысячелетием ДО нее. Следовательно, между теми, кто записал предание, и Табачниковым, изучающим его, пролегло около восемнадцати тысячелетий!!!

Мозг ученого, привыкшего к существенно меньшим временным отрезкам, первоначально отказывался воспринимать этот факт. Но Олег Павлович взял себя в руки. Тем более то, что ему удалось прочитать, было потрясающим. Там повествовалось о том, что предки аррантов пришли в свой нынешний мир с планеты желтого светила на окраине Галактики. Межпланетное путешествие носило вынужденный характер: на своей родной планете предки аррантов подверглись страшному нападению существ по имени даггоны. Их красиво именовали «демонами судьбы». Даггоны, насколько понял Табачников, были представителями иной, не белково-молекулярной, а полевой формы жизни. Проще говоря, даггон был разумным (электромагнитным, гравитационным, иным ли?) силовым полем. Поразить его оружием, направленным на разрушение молекулярных конструкций, нельзя. Впрочем, предки аррантов и не пытались. У них были иные средства борьбы. «Только тот, кто уже пал однажды, может убить даггона», — прочитал Олег Павлович и ему припомнилось изречение его собственной, земной, цивилизации, где речь шла о других, более осязаемых и понятных, но все-таки — чудовищах: «Чтобы победить дракона, нужно стать драконом». Интересно, что может означать: «…уже пал однажды»? Мертвые, конечно, сраму не имут, но и с бойцовскими показателями у них как-то не очень… Вот тут-то Олег Павлович и наткнулся на упоминание об асахи. Статус «асахи» нельзя приобрести, им нужно родиться. Асахи — существо с двумя душами, двумя информационными системами самоидентифицирования. Насколько смог понять Табачников, каждый асахи существует на двух ментальных уровнях. Один уровень позволяет ему быть человеком — общаться, говорить, думать, плакать, сознавать себя как единицу общества. Второй подводит его к осознанию себя как части Мировой Души, частицей Вселенной. На втором уровне асахи уже не чувствует себя отдельной личностью, он растворяется в Мировом Астрале. Табачников находил ранее сходные толкования в религиях Земли, например в буддизме… Но в буддизме не дают практических, совершенно конкретных и научно описанных возможностей примыкания второй души к Астралу. Это — возможность черпать громадную энергию, которая вполне может материализоваться. Если возможно освободить потенциал, заключенный в одном маленьком, примитивном и сугубо материальном атоме, отчего же нельзя активизировать куда более мощную ментальную энергию, способную обрушивать пространство и колебать основы мироздания?..

«Асахи» переводится как «умирающий дважды». Значит, вот о ком идет речь: ТОЛЬКО ТОТ, КТО УЖЕ ПАЛ ОДНАЖДЫ, МОЖЕТ УБИТЬ ДАГГОНА!.. Люди, сопричастные космосу, люди, отчасти сами сродни бесплотным даггонам, — вот кто может победить «демонов судьбы»! Олег Павлович Табачников прочитал красочное описание битвы между даггонами и асахи, населявшими планету, подвергшуюся нападению: «…горы падали с неба, в черных провалах бездн тонули прекраснейшие и гибельные песни, и на теле земли выступала предсмертная соль…» Он прочитал описание того, как асахи убивали друг друга в первый раз, чтобы, пробудившись снова, беспрепятственно черпать энергию космоса. Люди осознанно разрушали свою земную оболочку. Это вызвало у Табачникова смутные ассоциации со стадиями развития некоторых насекомых, от менее совершенных к более развитым.

— По этому историческому документу выходит, что мы, нынешние люди, неважно, арранты или земляне, — сказал он, глядя прямо на Рэмона Ррая, — застыли на первой стадии развития и уже не можем резко сменить свой уровень. В этом смысле наши предшественники были иными.

— То есть вы хотите сказать, что для борьбы с мифическими даггонами эти асахи убивали друг друга? — недоверчиво спросил Рэмон Ррай. — Чтобы высвободить… гм… чтобы перейти на новый уровень? И это — люди?!

— Люди — всего лишь наше современное представление о том, какими они должны быть, — сказал Табачников. — Ведь мы до сих пор не можем объяснить, чем люди отличаются от животных. Как же понять, чем нынешние люди отличаются от тех асахи! Кстати, я начинаю понимать, почему арранты так не любят животных…

— Мы отошли в сторону, — проворчал новоиспеченный бретт-эмиссар. — Лично я люблю животных. У меня даже кот есть… Мех, Мех!

— Сейчас дам пожрать, скотина, — добродушно сказал Гендаль Эрккин мгновенно явившемуся на зов животному.

Табачников поднял брови:

— У вас — кот?! Помилуйте, ведь арранты относятся к домашним котам примерно так же, как к слизням или мокрицам? Ну ладно. Мы в самом деле отклонились от темы. Самое главное еще впереди. Времени не так много, поэтому я не буду живописать подробности битвы людей-асахи с даггонами. Это неделю рассказывать придется, если вкратце. Словом, асахи победили. Но уничтожить всех вторгнувшихся даггонов не удалось, так что пришлось пойти на полумеры: тех полевых демонов, которых не удалось отправить в полное небытие, заточили в своеобразные темницы. КАК это делалось, я сам не понял: там, в предании, описан сложнейший астральный ритуал с привлечением энергии ближнего космоса. Разобраться в нем — полжизни потратить! — наконец-то перешел на нормальную разговорную речь Олег Павлович. — Короче, нескольких даггонов заточили глубоко под землей, там, где до них никто бы не смог добраться. Однако победа далась огромной ценой… Одним словом, победители были вынуждены оставить свою планету. Хотя бы на время. На несколько десятков или сотен поколений. Они пересели на корабли и… Там приводится красивейшая и очень печальная баллада, перевод которой я сделал и когда-нибудь вам прочту.

закатив глаза, процитировал Табачников и тут же оборвал себя: — Нет, не так, какой-то набор слов… Да… В другой раз. Я изрядно подзабыл… Ведь сколько лет прошло… Да. Словом, у тех, кто записывал предание, был удивительный сплав поэтичности со статистически точными, математически выверенными данными. Протокол в стихах, сага о теореме Пифагора. Если коротко…

— Да уж, пожалуйста, — машинально пробормотал Рэмон Ррай.

— Если коротко, то там были указаны координаты точек, где восемнадцать тысячелетий назад были законсервированы УЦЕЛЕВШИЕ ДАГГОНЫ. Сначала я не придал этому значения. Мало ли с какой планеты бежали предки аррантов… Характерно, что в документе с той же завидной пунктуальностью были проставлены точные галактические координаты светила и планеты, с которой они пришли. Позже я с ужасом и восторгом убедился, что они совпадают с галактическими координатами Солнца и Земли в аррантской системе координат. Я, конечно, тогда воспринимал все это как красивую легенду, — продолжал ученый, — и ради забавы определил координаты законсервированных даггонов. Сориентировал и спроецировал на современный ландшафт, насколько это возможно. Даже не столько я, сколько один мой коллега, археолог с мировым именем, разработавший собственный метод… гм… Ну, в общем, одно такое «захоронение» совпало с нынешними координатами Белой рощи, понимаете? Ребята наткнулись на это существо, выдравшееся из ослабленной то ли временем, то ли еще чем — ловушки… Я долго размышлял, — вздохнул Табачников, — и пришел к выводу, что мои бывшие ученики в самом деле наткнулись на даггона. Нефедов сказал, то Ловилль сам пошел туда, как будто его кто-то звал. Потом — этот морозный дым, холод собачий… Идеальная среда обитания даггонов — космическое пространство, мировой эфир. То есть среда при температуре абсолютного нуля по шкале Кельвина[48]… Я не говорю, что они замораживают все вокруг себя. Чтобы это утверждать, нужно знать о них больше, чем я. Просто… — Он сжал кулаки, потряс ими в воздухе, а потом выдохнул: — Просто я убежден, что уцелевшие даггоны до сих пор дремлют в теле нашей планеты, а один… тот самый… уже вырвался на свободу и взял жизнь арранта Лекха Ловилля и рассудок моего ученика Славы Нефедова, который стал этому свидетелем. Я понимаю, — с жаром продолжал ученый, смахивая рукавом выступивший на лбу пот, — я понимаю, что у меня нет доказательной базы… что я… Но я бы, наверное, давно бросил это дело, когда б не одна могущественная персона, оказавшая мне честь… и частично разделив мои убеждения!

— Что за персона?

— Когда-то он работал здесь, на Зиймалле, — понизив голос, сказал Табачников, — но еще до моей встречи с ним его повысили и перевели с Земли…

Рэмон Ррай выпрямился и замер, как обожженный ударом кнута. Он понял, о ком идет речь. Он бы сам назвал имя, но Олег Павлович опередил его:

— Это сам ллерд Вейтарволд, нынешний глава Совета Эмиссаров, командующий Звездным флотом! И он имеет прямое отношение к тому, что сказано в свитке Халлиома!

Гендаль Эрккин взъерошил свои жесткие космы и произнес:

— Вы были знакомы с Предвечным?

— Д-да… представьте. Я познакомился с ним уже на Аррантидо. Когда у меня все-таки возникли серьезные проблемы с Аколитами, он вмешался… Словом, помог мне. Я рассказал ему то, о чем прочел. Он заинтересовался… То есть нет, он ни в какой форме не выразил этого напрямую, но я увидел, что его это заинтересовало. Тем более что речь шла… о его… гм. Конечно, это необыкновенный человек!.. — вырвалось у Табачникова. — Нет, я говорю об этом не потому, что вы…

— Что — я?..

— …бретт-эмиссар Высшего Надзора, а просто я на самом деле так думаю. Необыкновенный человек, великий!

— О Предвечных не следует говорить понапрасну, — скупо уронил Рэмон Ррай и отвернулся.

— Да, да… конечно.

— Мне кажется, что мы сможем помочь друг другу, — выговорил Рэмон Ррай. — Значит, когда асахи умирал, он… он… возрождался в новом качестве, и… Олег Павлович, выйдите, пожалуйста!.. Гьелловер, Гьелловер!..

Последнее он выкрикнул тогда, когда Табачников, легонько подталкиваемый в спину расторопным Гендалем Эрккином, уже ретировался. Ррай пробежал вдоль стены, едва не наступив на кота Меха, произвел вторую пробежку, уже в обратном направлении. Ллерд Вейтарволд! А что он, Рэмон, хочет? Ведь с самого начала было понятно, что причины, по которым отец выдворил его с Аррантидо после этих злополучных похорон князя Гьелловера, слишком серьезны. Получается, Гьелловер — асахи, и он, Рэмон, случайно открыл это всем?..

А бывший профессор Табачников между тем вернулся в свой номер и стал припоминать свой единственный разговор с ллердом Вейтарволдом, Предвечным, тогдашним владыкой Зиймалля. Тогда он внимательно выслушал Табачникова, произнеся за все время два или три слова, ничего не обещал, а просить Олег Павлович не посмел. Вейтарволд снял проблемы с аррантским Храмом, но прозвучала вполне ясная рекомендация: не соваться больше в архивы, а по возможности избегать и поездок на Аррантидо. Собственно, тогда Табачникова и лишили визы.

Пожизненно.

Лишили визы из-за истории, имевшей место быть восемнадцать тысячелетий тому назад!.. Да, с точки зрения аррантской религии это — ересь, но ведь Табачников не исповедует веру в Неназываемого, не пропагандирует взглядов, эту веру подрывающих!.. Но вера верой, а виза — визой… Лишили, и все тут.

Но более всего его поразило не это. Не предания о существах, сведения о которых отсутствуют в Инфосфере. Не потрясающие сведения о том, что предки аррантов жили на Земле. Не последствия его, Табачникова, архивной работы. Более всего его поразило то, что НИКТО из семимиллиардного населения Аррантидо-дес-Лини так и не удосужился ознакомиться с архивами Храма. Какое равнодушие!.. Впрочем, такова заложенная веками традиция. Хотя, говорят, были какие-то пытливые гвелли, рвавшиеся к знаниям, но их не пустили. Принято считать, что гвелли спекулятивно относятся к истории народов, входящих в Содружество Близнецов. Так что гвеллей — ни в коем случае…

— В Белую рощу! — сказал самому себе Олег Павлович и вышел из своего номера.