Крэйн РобертПурпурные поля

Роберт Крэйн

Пурпурные поля

- Выглядишь ты просто отлично, - сказала Роз, провожая его к двери. - Такой молодой, красивый... Я страшно горжусь тобой.

Он ласково взял ее за подбородок и поцеловал.

- Скотт, - прошептала она и отстранилась, чтобы лучше видеть его лицо. - Желаю, чтобы тебе повезло у мистера Пэйнтера.

- Не беспокойся, - ответил он. - Все уладится как нельзя лучше. - И, уловив в ее глазах тревогу, добавил: - Пэйнтер славный малый. Пользуется огромным влиянием.

Она легонько хлопнула его по плечу.

- Беги же, не то опоздаешь на поезд.

Он улыбнулся. Она по-прежнему называет это поездами.

- Моновагон, - поправил он.

- Поезд, моновагон - какая разница? Это ведь одно и то же, не так ли? - Она чуть-чуть надула губы: ей не по душе были все эти новомодные выдумки. - Возвращайся пораньше, к обеду.

- Постараюсь.

- Желаю удачи! - пылко сказала она. - Желаю удачи, мой родной!

Ведь я всего-навсего ищу работу, подумал он. Так ли уж трудно найти работу?

... Он вошел в гараж, залез в маленький гиромобиль и съехал под уклон, чтобы завелся мотор. Аккумуляторы садились он хотел их поберечь. С аккумуляторами теперь творится что-то неладное: их хватает всего на месяц-другой. Было время, когда один аккумулятор служил два или три года, но это еще до войны, двадцать лет назад. До Программы.

Он оставил гиромобиль на привокзальной стоянке и вышел на платформу - высокий, порывистый, безупречно сложенный, покрытый бронзовым загаром. Моновагон запаздывал на девять минут, и Скотту стало смешно. Он вспомнил французскую пословицу насчет того, что все меняется, но чем больше перемен, тем больше все остается по-старому; правда, это не совсем верно, - вот, например, Францию последняя война почти стерла с лица земли, да и здесь Программа многое изменила, в том числе Конституцию. А вот железнодорожная компания "Лонг-Айленд", как упорно величает ее Роз, по-прежнему не соблюдает графиков, хоть и называется теперь корпорацией "Юниверсал Монорелс".

Когда прибыл маленький моновагон. Скотт прошел в головное купе, чтобы покурить, и задымил сигаретой, как только застегнул предохранительный пояс. Не так давно на линии произошло несколько крушений, и по указу Программы были введены предохранительные пояса. Скотт вспомнил, как молодой диктор телерамы комментировал этот указ: спокойно и доходчиво объяснил, что такое предохранительные ремни, как они защищают тело пассажира от ушибов при внезапных остановках, и так далее, и тому подобное. А затем молодой диктор стал распространяться о том, как плохо жилось до войны, когда всем заправляли старикашки, когда за общественный транспорт отвечали пятидесятилетние и даже шестидесятилетние. Программа все это изменила, гордо заявил молодой диктор. Все моноинженеры моложе тридцати, у всех у них великолепное здоровье и высоченные коэффициенты сообразительности.

Вот потому-то, думал Скотт, и нужны предохранительные пояса.

Роз быстро убрала в доме, приняла ванну и очень старательно оделась. Долго водила щеткой по волосам, пока они не заблестели, потом наложила на щеки слой румян и хорошенько втерла их в кожу. Сегодня надо выглядеть как можно лучше, быть молодой и полной жизни. Она не сказала Скотту, куда идет.

Не хотела его тревожить. Бедный Скотт, подумала она. Бедняжка мой родной! У него и так забот хватает.

Откинувшийся на спинку кресла Скотт ощущал прилив самонадеянности. Сегодняшний день будет для него счастливым. Нет никого, кто сказал бы дурное слово о Пэйнтере, - такой это чуткий и отзывчивый человек Пэйнтер работает помощником директора корпорации "Консолидейтед Комьюникейшенз" - ведает там штатами; а ведь на службе у этой корпорации семьдесят тысяч человек. Пэйнтер всегда найдет место для надежного и опытного работника. Пэйнтер все устроит, думал Скотт.

Скотт окинул взглядом открытый моновагон с низенькими стенками, увидел головы и плечи юнцов, едущих на работу, и невольно подивился новому миру, новому поколению. Казалось, все эти молодые люди вылупились из яиц в один и тот же летний день. Все они были мускулисты, у всех на толстых шеях сидели несуразно маленькие головки, у всех одинаково неулыбчивые глаза, одинаково прямые носы, одинаково сжатые чувственные губы. Роз вечно восхищалась этими юнцами - они словно сошли с давнишних рекламных картинок, которые призывали курить только сигареты "Зани" или мыться только Охотничьим Мылом. Но вот теперь они стали типичны для всей страны. Чиновники Программы. Все в чистеньких синих костюмах с черными галстуками и в черных полуботинках; все выдающиеся, фантастически выдающиеся, энергия в них бьет через край. Теперь они правят страной - это власть, на которой зиждется Программа. Скотт вспомнил Тридцать Девятую Поправку к Конституции:

"Лица, достигшие тридцати пяти лет, не подлежат принятию на правительственную службу..."

Роз перешла через дорогу - навестить Энн Питерс. Дверь открыла сама Энн, прехорошенькая точно картинка. Двадцатипятилетняя Энн была замужем за чиновником Программы.

Роз весело сказала:

- Здравствуй, милочка Энн. Опять хочу попросить у тебя гиромобиль.

Питерсы жили припеваючи. На жалованье Программы они позволяли себе держать два гиромобиля, и им хоть сейчас разрешили бы двоих, даже троих детей.

Энн широко раскрыла глаза.

- В клинику?

- Да, - с улыбкой подтвердила Роз.

- Ты ведь туда второй раз, - сказала Энн. Она в ужасе посмотрела на старшую приятельницу.

- Не бойся, милочка. Все будет очень хорошо.

- Господи, - пробормотала Энн. - Господи!

- Не будь такой глупышкой.

- Схожу за ключами, - сказала Энн. Вернулась она смертельно бледная, словно ее только что рвало.

- Спасибо, - поблагодарила Роз. - Ты ужасно добрая.

Энн залилась слезами.

Строят тот еще мир, думал Скотт, подходя к зданию "Консолидейтед Комьюникейшенз". Программа. Молодые люди вытеснили старикашек и принялись за всеобщую реорганизацию в свете собственных представлений. Безжалостные, неумолимые, неутомимые молодые люди, чей взор устремлен к звездам.

В необъятном холле Скотту улыбнулась красивая молоденькая блондинка, дежурная по приему:

- Чем могу служить? Скотт радостно сказал:

- Здравствуйте. Я записан на прием к помощнику директора по кадрам, мистеру Пэйнтеру.

С точеным лицом девушки произошло что-то странное: оно окаменело. Миндалевидные голубые глаза стали холодными и неприветливыми. Девушка ответила:

- Очень жаль, но мистер Пэйнтер здесь больше не работает.

- Нет! - воскликнул Скотт. - Не может быть!

Она отвернулась.

Скотт быстро проговорил:

- Я записан на девять тридцать. Мне кажется, новый помощник директора примет меня.

- Подождите, пожалуйста. - Она вышла с безучастным видом и почти мгновенно вернулась. - Можете подняться. Лифтом на шестьдесят восьмой этаж, по коридору направо... - Девушка отошла, словно ее раздражало присутствие Скотта:

В приемной помощника по штатам уже было человек пять-шесть. Скотт не мог заставить себя, взглянуть на них. Блондинка, восседающая в отгороженном углу, томно произнесла:

- Да?

- Мне назначен прием на девять тридцать.

- Разрешите ваше свидетельство о годности Программе.

Скотт вручил ей маленький пластмассовый прямоугольник.

Она бросила беглый взгляд и сказала:

- Присядьте, пожалуйста.

Он сел спиной к остальным. И так он уже знал о них слишком многое. Все они - его двойники, люди лет под сорок; наверное, все они пришли к Пэйнтеру, полные надежд, и всем им теперь одинаково страшно.

Регистраторша в клинике - прелесть, подумала Роз, тоненькая фигурка, белокурые жесткие волосы, огромные голубые глаза. Одно у нее плохо, она, как видно, разучилась улыбаться. Отчего это современные девушки такие серьезные? Что с ними стряслось?

Роз весело Сказала:

- Добрый день, сестра.

- Добрый день.

- Знаете, мне назначен прием у того симпатичного молодого доктора.

- Разрешите ваше брачное свидетельство, - ответила сестра.

Роз протянула ей документ.

- Доктор сейчас освободится, миссис Дьюар, - сказала сестра. - Присядьте, пожалуйста.

Роз быстро проговорила:

- Скажите, сестра, вы не знаете...

- Очень жаль, но у нас не принято отвечать на вопросы, касающиеся обследования.

Роз со вздохом села.

Новый помощник по штатам был типичным чиновником Программы - смуглый, с фигурой футболиста, с маленькой красивой головкой на неимоверно мощной шее. Его огромный письменный стол был совершенно пуст, если не считать свидетельства о годности Скотта - оно лежало как раз в центре белоснежного листа промокашки. Кабинет был просторен, гигиеничен, удобен: механизм, созданный для того, чтобы в нем работали.

Новый помощник вежливо спросил:

- Есть у вас копии для сводки, сэр?

- Я выслал мистеру Пэйнтеру восемнадцать копий, как полагается.

- Мистер Пэйнтер здесь больше не работает.

Какого черта, что там случилось с Пэйнтером? - мысленно рассвирепел Скотт. На лбу у него проступила испарина.

Молодой человек вышел из кабинета и вернулся с розовой папкой в руках. Он сел и углубился в чтение бумаг, подшитых в папку; при этом лицо его оставалось непроницаемым. Наконец он бесстрастно произнес:

- Понятно. Так чем я могу быть вам полезен, сэр?

Разве это не ясно любому дураку? - злобно подумал Скотт. Вслух он сказал:

- Я ищу работы. Как видите, я специалист по микротранзисторам...

- У нас уже укомплектована научно-исследовательская группа по микротранзисторам, - прервал его помощник по штатам. - Там нет вакансий.

- По сигмоклистронам... - начал было Скотт.

- Сигмоклистроны сняты с производства.

Помощник по кадрам в упор посмотрел на Скотта. Несколько мгновений оба молчали.

- У меня хороший послужной список, - заговорил Скотт. Не может быть, чтобы я нигде не пригодился.

Голос молодого чиновника зазвучал сухо и официально:

- Скажите, вам приходилось иметь дело со спектром Голсмена?

- Нет, - ответил Скотт. Он даже не знал, что такое спектр Голсмена. Программа не очень-то поощряла публикацию научных работ в печати.

- Есть у вас допуск к П-электронике?

- Нет, - ответил Скотт. - Я был на год-другой старше, чем нужно, чтобы принять участие в создании П-электроники...

Молодой человек не дослушал.

- Судя по вашему свидетельству, вам сорок один год.

- Да, - подтвердил Скотт и осекся. - Да.

- Очень жаль, но мы связаны возрастным лимитом. - Взгляд помощника по штатам помрачнел, стал враждебным, будто помощник отстаивал жизненно важное дело. Новый мир, мир Программы, мир, где старикашки не нужны. Но сюда примешивалось кое-что еще: гнев, озлобленность, охватывающие всех чиновников Программы, когда они видят людей старшего поколения. "Старикашки едва не погубили весь мир, - поучала Программа. - На них лежит ответственность за все войны в истории человечества, они преграждали путь прогрессу. Мы никогда не допустим, чтобы старикашки вновь пришли к власти".

Скотт сказал:

- Я думал, мой послужной список...

- У вас прекрасный послужной список, сэр. Просто в настоящее время у нас нет вакансий для специалистов вашего профиля.

- Вот что, - гневно сказал Скотт. Он отвернул лацкан пиджака и показал маленький золотой значок с изображением поднятой руки. - Сто первый ракетный полк. Слыхали о Сто первом ракетном?

Это был последний козырь. Во время третьей мировой войны Сто первый ракетный полк спас Нью-Йорк. В его честь в Центральном Парке воздвигли обелиск высотою в сто один фут.

- Конечно, мистер Дьюар, - подхватил молодой человек. Сто первому ракетному полку мы обязаны решительно всем.

- В таком случае...

- Молодой человек улыбнулся.

- Страна не забыла вас, сэр. Вам совершенно не о чем тревожиться, право же. Не сомневайтесь, о вас позаботится Программа.

В виски Скотту ударила кровь. Он взял с незапятнанной белой промокашки свидетельство о годности и поспешно вышел.

Какой красивый доктор! - думала Роз. До чего обаятелен, и внешность у него романтическая. Они с сестрой были бы чудесной парочкой если бы только хоть изредка улыбались. Улыбались и смеялись.

- А, это вы, миссис Дьюар Обследование закончено. - Он порылся в стопке бумажек.

- Вот как? - прошептала Роз.

Он подал ей красную карточку.

- Смотрите не потеряйте.

На карточке стоял типографский штамп: Программа, обследование способности к Материнству. Пониже были выведены имя и фамилия Роз, дата, а в самом низу размашистым почерком одно слово. Отрицательная.

- Нет, - простонала Роз. - Нет, умоляю вас...

- Обследование окончательное, - непреклонно ответил доктор.

- Но ведь у меня уже есть двое детей, доктор. Они на Юноне, изумительные, умные, на редкость удачные дети. Прошу вас выслушайте меня. Я уже родила двоих, я еще молода...

- Тридцать семь лет, - напомнил ей доктор. Он делал над собой усилие, чтобы оставаться в рамках вежливости. - Вы исполнили свой долг, миссис Дьюар. Страна благодарна вам. И ни о чем не надо беспокоиться, о вас позаботится Программа.

Он перехватил ее взгляд - взгляд загнанного зверя и отвернулся с профессиональной безапелляционностью:

- Сестра! Дайте миссис Дьюар успокоительного.

- Нет, - твердила Роз. - Нет. Нет.

Не отступлюсь, думал Скотт. - Моя возьмет, я еще покажу этим молокососам, что меня не так легко одолеть.

Только нельзя терять время, думал он. Они-то времени не теряют.

Выйдя из "Консолидейтед Комьюникейшенз", он подозвал тримобиль. Сказал водителю: "Вспомогательная Служба Программы Да поживее". Тот ответил: "Есть, сэр", странно улыбнулся и странно вздохнул. Они покатили солнечными улицами, миновали несколько кварталов, и лишь тогда водитель спросил:

- Работу ищете?

Скотт подавил ярость.

- Ну да.

- Мне и самому через неделю на покой, - сказал шеф. - На днях срезали потолок для шоферов. Тридцать четыре. А мне тридцать шесть.

- Скверно, - отозвался Скотт.

- Говорят, власти позаботятся, - продолжал водитель. Не дадут помереть с голоду, как бывало в старое время.

- Ну конечно, конечно, - буркнул Скотт.

Доехав до Вспомогательной Службы, он проворно вбежал в отдел найма государственных служащих - и тотчас же пал духом Огромную комнату перегораживал барьер из нержавеющей стали, и в каждом конце его дежурили молодые охранники. За барьером стояли письменные столы дежурных по приему. Перед барьером - четыре ряда скамей, сплошь занятых людьми. В очереди было человек семьдесят- восемьдесят, не меньше.

Один из охранников вразвалочку подошел к Скотту, записал его фамилию и адрес.

- Ладно, - сказал охранник. - Присаживайтесь. Вас вызовут.

Скотт примостился на краешке последней скамьи. Немного погодя он успокоился и стал смиренно разглядывать дежурных и посетителей - молодых людей и своих ровесников. Он заметил, что деятели Программы необычайно вежливы. Они внимательно выслушивают, задают учтивые вопросы, заглядывав в личные дела и в справочники, часто хватаются за видеофон. Но никогда не улыбаются. Холодное выражение их красивых лиц неизменно. Словно Гарнизон крепости: вооруженные, обученные, самоуверенные.

Не уйду в отставку, подумал Скотт. Богом клянусь, не уйду.

Вдруг он узнал одного из тех, кто уже побывал на приеме, - высокого, плотного человека, начинающего лысеть. Он встал и окликнул знакомого:

- Клем!

- Эй, там, - буркнул охранник. - Потише!

Скотт продолжал стоять. Знакомый улыбнулся ему, закивал и ткнул рукой в сторону выхода. Скотт пожертвовал местом на скамье и направился к двери. В коридоре Клем сказал:

- И ты тут, Скотт. Здравствуй.

- Здравствуй, Клем.

- Зря теряешь время, дружище.

- Да, - согласился Скотт. - Я и сам так думаю.

- Я-то хотел еще попытать счастья в Общественном Водопроводе, - сказал Клем, - но теперь придумал кое-что получше. Пойдем выпьем.

- Отчего бы и нет? - ответил Скотт. Ждать здесь было бессмысленно.

Они вышли на солнечный свет, и тримобиль подвез их к какому-то дому в районе Семидесятой стрит. На третьем этаже, в уютно обставленной комнате, человек десять тихо сидели над рюмками.

- Мое прибежище, - пояснил Клем. - Здесь я забываю о Программе.

Из-за стойки маленького бара однорукий бармен улыбнулся сначала Клему, потом Скотту.

Клем сказал:

- Джо, познакомься со Скоттом Дьюаром.

- Здравствуй, Скотт. - Джо с улыбкой стиснул его руку.

- Джо служил на "Наутилусе-12", - продолжал Клем. Помнишь старый добрый "Наутилус-12", Скотт?

- Еще бы, - ответил Скотт. - Заслуженная посудина. Вся изрешеченная осколками.

Джо гордо посмеивался.

Клем отвернул лацкан на пиджаке Скотта, и блеснул золотой значок с изображением поднятой руки - символ мощи и вызова на бой.

- Сто первый! - оживился Джо.

- Этот малый командовал нашим отделением, - сказал ему Клем. - Двадцать лет назад.

Джо покачал головой в восхищении.

- Ну и дела! Мы вам обязаны решительно всем. - Так по традиции приветствовали оставшихся в живых воинов Сто первого ракетного - спасителей Нью-Йорка.

- Расскажи это своей Программе, - мрачно пошутил Клем. Но прежде всего, Джо, приготовь два мартини. Они нам необходимы как никогда.

В ожидании коктейля Клем спросил:

- У тебя есть что-нибудь новое, Скотт?

- Нет.

- У меня тоже ничего хорошего. Ты, кажется, собирался на прием в "Консолидейтед Комьюникейшенз"?

- Точно, - ответил Скотт. - Сегодня утром меня должен был принять Пэйнтер, но он там уже не работает. Я говорил с его преемником. Ничего не вышло.

- До меня дошли слухи о Пэйнтере, - мягко сказал Клем. Это очень любопытно.

- Что именно?

- Пэйнтер был хороший человек. Помогал людям. Для нашей возрастной группы делал все, что мог. Ему самому было тридцать пять.

- И что же?

- Отправили его на отдых, - докончил Клем. - Сейчас тридцатипятилетних уже не считают надежными. Судя по всем признакам, надо ждать нового возрастного лимита.

- Боже правый! - вскричал Скотт. - Чем же это кончится? Не могут же младенцы править миром. У них нет опыта.

- Потребность в рабочей силе все уменьшается, - пояснил Клем. - Автоматов и вычислительных машин становится все больше, а людей все меньше.

- Значит, будет все больше и больше крушений на монорельсовых дорогах, - загремел Скотт, - все больше и больше ракет будет взрываться при старте, все больше и больше жизней...

- Спокойно, - предостерег его Клем.

Джо осторожно пододвинул им мартини через стойку.

- По крайней мере, - улыбнулся Клем, - о нас-то Программа позаботится. Заслуженные ветераны, и так далее, и тому подобное. Нам совершенно не о чем тревожиться. - Он поднял бокал. - Предлагаю тост, командир, за Пурпурные Поля.

Дрожащим голосом Скотт повторил:

- За Пурпурные Поля.

- Вот ключи, милочка, - сказала Роз своей приятельнице Энн Питере. - Большое тебе спасибо за гиромобиль.

- Как... как сошло?

- Как сошло что, Энн?

- Ну, в... в клинике.

- Ах, там все было очаровательно, милочка, совершенно очаровательно. Такая приятная молодежь. Милее не бывает. Право же, они так внима...

Она была не в силах продолжать, хотя ей очень не хотелось пугать приятельницу. С годами Энн не становится моложе, и в свое время с нею случится то же самое; но пока незачем ей об этом знать, как незачем сообщать кое-какие факты ребенку. Роз повернулась и нетвердой походкой перешла улицу, направляясь к своему дому.

Энн все смотрела ей вслед - смотрела даже после того, как Роз захлопнула за собой дверь.

Скотт успел на обратный моновагон в 5.30, но на этот раз он был пьян и не стал застегивать предохранительный пояс. Какой-то юнец - деятель Программы - вежливо подсказал ему: "Ваш пояс, сэр", - а Скотт повторил: "Мой пояс", и юнец отпрянул, словно ужаленный скорпионом.

Но, как ни странно, будущее рисовалось" Скотту в розовом свете. Завтра, думал он, завтра возьмусь за дело по-настоящему. Он стал прикидывать - надо зайти в Общественный Водопровод, Электро-Вычислители, Эй-Эм-Кей, Грейторекс, быть может, даже в Монорелс. И есть десяток других вариантов. Конечно, думал он. Что- нибудь да найду. При такой биографии, как моя, что-нибудь непременно отыщется. Найду! в нём бил ключом новый источник мужества и оптимизма.

Когда он пришел домой, Роз смотрела телераму; она приветствовала мужа веселым голосом, как обычно:

- Милый! Здравствуй, милый! Здравствуй, мой родной!

Он склонился над нею, поцеловал, а она втянула носом воздух и сказала:

- Гм-м... Где ты был, дружок?

- Я встретил Клема.

- Клем славный. Что же ты не пригласил его к обеду, глупыш? - Она заглянула ему в глаза. - Как провел день, Скотт?

- Хвастать нечем, - ответил он. - Но завтра... ты знаешь, у меня предчувствие, что завтра все переменится. Он сел рядом с нею и обнял ее за плечи. Хмель еще не прошел, и Скотт все больше воодушевлялся. - У меня сотня идей. Завтра расскажу...

Она потерлась щекой о его ладонь.

- Я в этом уверена, милый. Просто убеждена.

Он хотел было поцеловать ее еще раз, но тут экраны; телерамы погасли, и трижды громко прозвучал гудок - сигнал местного вещания.

- Выключи, - грубовато сказал Скотт.

- Нет! - испугалась Роз. - Скотт! Ты ведь знаешь, за это штрафуют! - Она удержала его за руку.

Экраны снова осветились, и появился деятель Программы. Он был очень красив и разговаривал мягким, бархатистым голосом.

- Добрый вечер, - произнес он. - На мою долю выпала честь передать особое сообщение Пятого отделения Программы на имя мистера и миссис Скотт Дьюар. Вы меня слышите?

- Да, - прошептала Роз.

- За особые заслуги, - без запинки продолжал Молодой человек, - вы сегодня были избраны на Пурпурные Поля...

- Вот как... - прошептала Роз. - Вот как.

Скотт стиснул ее пальцы.

Голос продолжал, тепло, ласково:

- Прекрасная местность... вечное лето... все удобства. Крайне желательно, чтобы ваша жизнь вступила в эту завидную новую фазу без промедления. Транспорт будет вам подан сегодня в двадцать три тридцать, и каждый из вас должен взять с собой смену белья. Власти позаботятся о вашем имуществе, и, разумеется, мы распорядимся им со всей возможной заботой. Будете ли вы готовы в указанный срок, мистер и миссис Дьюар?

- Да, - ответил Скотт.

- Прекрасно. Разрешите вас поздравить. Счастливого, счастливого пути!

Скотт выключил телераму.

- Что ж, пора обедать, - сказала Роз. - Поможешь мне накрыть на стол, милый?

Скотт пошел на кухню вместе с Роз, и она сказала:

- Знаешь, милый, у нас еще осталась бутылка старого бургундского из Калифорнии. Сейчас откупорим или возьмем с собой?

- Давай сейчас, - ответил Скотт.

Роз радостно защебетала:

- Как интересно! Разве это не увлекательно? Избраны на Пурпурные Поля!.. А где они, Пурпурные Поля, милый?

Он тяжело посмотрел на нее, она заколебалась, а потом подбежала к мужу и обняла его крепко-крепко.