"Братья Витальеры" - читать интересную книгу автора (Бредель Вилли)

ПРЕСТУПЛЕНИЕ И МЯТЕЖ

Однажды октябрьским вечером, когда судно находилось близ берегов Швеции, Старик Хайн выглядывал из крюйт-камеры, намереваясь предложить своему другу, который вот-вот должен был заступить на вахту, стаканчик горячего вина — подкрепление в холодную ночь. Хайн заметил промелькнувшую позади Клауса тень. Он не шелохнулся. Ничего не подозревающий Клаус поднялся по маленькому крутому трапу наверх, на корму. Тёмная фигура застыла у подножия трапа. Вниз по трапу спускался Штуве, увидев человека, он метнулся к нему. Оружейник услышал шёпот. Всего несколько слов — и Штуве пошёл дальше. Некоторое время все было спокойно. Затем кто-то тихо скользнул по трапу вверх. Старик Хайн одним махом подскочил к ступенькам. Берндт Дрёзе поднимался на корму, он обернулся к неожиданному противнику. Оружейник увидел в руке Дрёзе увесистую железину.

— Ну, кого же ты хочешь прикончить?

— Убирайся к черту! — прохрипел Дрёзе, спускаясь на пару ступенек вниз.

— Послушай-ка, — примирительно зашептал оружейник, — не будь глупцом! Не стоит из-за оскорблённого самолюбия становиться убийцей.

Дрёзе остановился. И вдруг, обернувшись, он замахнулся железиной. Старик Хайн увернулся. Однако Дрёзе все же сумел схватить его; оружейник успел своей единственной рукой выхватить нож и всадить его нападающему пониже затылка.

Услышав шум, Клаус закричал.

— Вахта! Ва-а-ахта!

— Молчи, Клаус!.. Молчи! — крикнул Хайн.

Первым выскочил из своей каюты капитан. За ним появились рулевой и цирюльник.

— Что случилось? Кто это тут сбил с ног человека?

Два запыхавшихся матроса подоспели с носовой вахты. Подошёл и Штуве: он ещё не успел раздеться.

— Он мёртв, — произнёс цирюльник, опустившийся рядом с Дрёзе на колени.

— Оружейник, я арестовываю вас по подозрению в убийстве.

— Я только защищался, капитан, — сказал Хайн.

— В этом мы разберёмся завтра.

Оружейника связали, и одного из матросов поставили охранять его у крюйт-камеры. Убитого перенесли на фордек.

Клаус все это время не мог отойти от руля. Берндт Дрёзе убит. Старик Хайн арестован. Клаус больше не сомневался в том, что Дрёзе хотел напасть на него. Но кто может это подтвердить? Старик Хайн помешал негодяю и схвачен, закован в цепи. Над ним тяготеет обвинение в убийстве. «Он меня спас. Бог мой, я должен ему помочь! Но как? Как? Нет никакого сомнения, что он, однорукий, только защищался. Это же ясно, как божий день. И что нужно было Дрёзе ночью на корме? Нет, не могут они обвинить Старика Хайна в убийстве».

И тут он услышал, как кто-то опять подкрадывается к корме. Клаус стал смотреть вниз, но решил не подавать больше голоса, чтобы не поднимать снова суматохи. По фигуре и шаркающим шагам Клаус узнал Штуве. Тот, видимо, что-то искал. Потом он нагнулся. И Клаус услышал тихий всплеск; Штуве тут же исчез.

Мысли Клауса все время возвращались к Старику Хайну, а тому, закованному в цепи, наверное, было не до него. «Ты не один, Хайн, мы за тебя; мы спасём тебя. Берндт Дрёзе был порядочным мерзавцем».

Рулевой Свен пришёл сменить Клауса.

— Штурман, — сказал Клаус, — я знаю, Дрёзе хотел меня убить. Идиот, не мог перенести того, что и у меня нашлась силёнка. Совершенно ясно, что оружейник не виноват. У него только одна рука. А Дрёзе был самым сильным на борту, не так ли? Оружейник был вынужден защищаться. Мы должны спасти его, штурман.

— Иди спать, юноша. Завтра посмотрим, что делать.

Серым и неприветливым был октябрьский день. Падали первые лёгкие снежинки, тяжёлой мутно-серой пеленой нависло над морем небо. Медленно тащилась «Женевьева», плохо слушающаяся руля при слабом ветре.

На корме шёл суд. Перед капитаном лежало тело. Никто до сих пор не закрыл устремлённые в небо глаза. Никто не прикрыл труп. Берндт Дрёзе лежал в той же позе, как его обнаружили на палубе. Запёкшаяся кровь покрывала рану. На лице убитого застыло выражение ненависти и ярости. И мёртвый, Берндт Дрёзе оставался олицетворением тупости и злобы.

Перед трупом стоял оружейник, его взгляд был устремлён на капитана. Старик Хайн был бледен, и губы его были плотно сжаты. Клаус и Киндербас стояли в первом ряду матросов, которые полукругом обступили убитого и обвиняемого. Свен оставался у штурвала.

— Хайн Виттлин, ты утверждаешь, что Дрёзе хотел напасть на твоего друга Клауса, — сказал капитан. — Чем можешь ты это доказать?

— Он держал в руках железный штырь.

— Что ты хочешь сказать, оружейник? Если у человека в руках кусок железа, значит, он собирается убивать?

— С тех пор, как произошла злополучная проба сил, Дрёзе ни о чем другом и не помышлял, — ответил Старик Хайн.

— К тому же рядом с убитым не обнаружили никакого железа, — снова начал капитан.

— Стой! — закричал Клаус. — Капитан! Я стоял у штурвала и вскоре после случившегося видел, как олдермен Штуве вышел на среднюю палубу. Он что-то искал и нашёл; и выбросил за борт, должно быть, этот железный штырь. Спросите его.

— Парню привиделось, — вмешался Штуве, хотя его никто не спрашивал. — Я не был на средней палубе, я ничего не искал и ничего не бросал за борт.

— И ты, конечно, ничего не слышал о том, что Дрёзе, хотел отравить Клауса, но вместо него погубил беднягу Вентке? — крикнул Старик Хайн олдермену.

Тот только приподнял брови и ничего не ответил.

— Хайн Виттлин, ты убил Дрёзе, и матрос Клаус, который стоял у руля поднял, как и положено, тревогу. Почему же ты крикнул ему, чтобы он замолчал? — спросил капитан. — Если ты только защищался, то чего же тебе было бояться огласки?

Этого вопроса и опасался Хайн. Он побледнел, опустил голову и молчал.

— Признайся же, что своих ты был бы не прочь позвать на помощь? — допытывался капитан.

Рулевой Свен впервые обернулся и со страхом посмотрел на обвиняемого.

— Да!

Свен отвернулся, и весь вид его выражал совершённую безнадёжность. Он только бросил быстрый озабоченный взгляд на Клауса.

— Капитан, вы считаете меня убийцей?

— Я только придерживаюсь фактов.

— Я не виноват! — воскликнул Старик Хайн. — Я хотел только предотвратить нападение на Клауса… Если бы Дрёзе не бросился на меня, я бы и не защищался.

— Но нож ты все-таки предусмотрительно захватил с собой, не так ли? — громко крикнул ему в ответ капитан.

— У меня только одна рука.

— Но если у человека всего одна рука, это не значит, что ему позволено убивать. — Капитан усмехнулся. — И так, тебе больше нечего сказать, Хайн Виттлин?

Старик Хайн молчал.

— Хайн Виттлин, я признаю тебя виновным в убийстве!

— Нет, капитан! — закричал Клаус. — Вы не должны этого делать! Не должны! Он не убийца! Уверяю вас — нет!

— Дрёзе убийца! — крикнул Киндербас.

— Молчать! — прикрикнул на них капитан.

— Капитан, — обратился к нему Свен, — могу я поговорить с вами с глазу на глаз?

— Нет, никто не может сейчас говорить со мной с глазу на глаз. Сам черт не может! И что это значит? Кроме того, штурман, вы на вахте, не так ли? — И он повернулся к обвиняемому. — По морскому закону убийца вместе с убитым будет сброшен в море.

— Нет, нет! — закричал Клаус. — Капитан, вы не сделаете этого! Это убийство! — Он бросился к пристеру Бенедикту, который молча стоял позади капитана. — Скажите же, патер! Он не убийца! Спасите его!

— Бог ему судья, сын мой, не я.

— Я заклинаю вас, патер, он не виноват, это же всем ясно. Спасите его!

— Я спасу его душу, — мрачно ответил священник.

— Все вы убийцы! — не в силах сдержаться крикнул Клаус.

— Вон стоит мой убийца, Клаус, — произнёс Старик Хайн. — И показал на олдермена, который облокотился о борт. — Капитан вынес приговор, он так и должен был сделать после того, что тут было сказано.

— Я не позволю, чтобы они тебя убили! — закричал Клаус. — Капитан, я…

Свен громко перебил его:

— Капитан, прикажите увести юнца, он уже не соображает, что говорит.

При этих словах Клаус замолчал и уставился на рулевого. Он почувствовал себя преданным. И предал его он, Свен. Свен предал Старика Хайна и предал его, Клауса.

— Зачем же! — крикнул кок, который стоял рядом со Штуве. — Пусть поговорит, горячая голова!

— Вы правы, штурман! В цепи его! В крюйт-камеру! — приказал капитан.

Никто из матросов не пошевельнулся. Вышел Штуве, указал на двоих, те схватили Клауса, который в отчаянии повис на шее у Старика Хайна, сопротивлялся и клял всех на чем свет стоит, стащили его вниз по лестнице.

Корабельный священник подошёл к приговорённому.

— Что вам нужно? — грубо бросил Старик Хайн.

— Сын мой, я несу тебе последнее утешение!

У Хайна едва не сорвалось с языка крепкое словцо, но он удержался; с опущенной головой стоял он, пока священник читал над ним по-латыни «Отче наш».

Штуве, который заковал и запер Клауса, теперь стал палачом. Старик Хайн был положен на убитого лицом к лицу и привязан к нему.

Киндербас упал перед ним на колени и не отпускал его единственную руку, по щекам юноши текли слезы.

— Прощай, парень! Привет Клаусу! — громко произнёс Старик Хайн, заглушая латинские слова молитвы.

И в этот момент Штуве накинул петлю на шею осуждённого.

— А ты… будь проклят ты, подлейший олдермен! — закричал Хайн. — Твоё молчание убило меня! Ты убийца!

— Готово? — спросил капитан.

— Cui bono! — ответил олдермен.

— Пусть исполнится приговор!

Один из матросов оттащил плачущего Киндербаса, четверо других подняли связанных. Штуве придерживал оружейника за ноги.

— Я не виновен! — крикнул тот в последний раз.

Вместе с мертвецом его сбросили в море.

Все смотрели вниз. Священник совершил крёстное знамение. Два тела показались ещё раз из воды и вновь исчезли, чтобы никогда больше не появиться на поверхности.

— Уходи отсюда, юнга! — крикнул рулевой.

Киндербас не слышал. Потом, уходя, он обернулся и бросил на старика полный ненависти взгляд. Свен с горькой усмешкой посмотрел ему вслед.

…В Стокгольме моряки узнали, что их «Санта Женевьева» принадлежит уже не купцу Хозангу, а Вульфламу. Герман Хозанг был мёртв. Восстание горожан было жестоко подавлено. Матросы опустили головы и молчали.

Трое вооружённых людей Вульфлама прибыли на корабль, чтобы сопровождать его до Штральзунда. Они разместились в каюте капитана и вели себя, как хозяева. Единственный, кому они поспешили засвидетельствовать своё почтение, был Штуве. Стражники заверили олдермена, что он станет капитаном этой когги. Во всяком случае, они поговорят об этом с Вульфламом.

Постепенно стали известны подробности печальных событий в Штральзунде. Из-за бесчестного сговора Герман Хозанг, единственный представитель ремесленников в магистрате, был вынужден не покидать своего дома. Когда по истечении более чем трех недель не было предпринято никакого расследования по его делу, он явился в магистрат и заколол второго бургомистра Николауса Зигфрида. При аресте он объяснил, что имел намерение убить бургомистра Бертрама Вульфлама. Хозанг был приговорён к смерти и колесован. Восстание горожан, которые хотели его освободить, было жестоко подавлено Вульфом Вульфламом с помощью Карстена Сарнова. Сарнов поддержал ложное обвинение, предъявленное Хозангу, и был избран вторым бургомистром вместо Зигфрида. Вот так купил Бертрам Вульфлам «Санта Женевьеву», во всяком случае, она теперь принадлежала ему, и он с нетерпением ожидал её прибытия в Штральзунд.

Вечером капитан Хенрик явился в каюту рулевого с бутылкой бренди. Было заметно, что он уже изрядно выпил.

— Штурман, выпьешь со мной?

— А почему бы и нет, капитан? — ответил тот.

— Я тоже так думаю. — Он наполнил два стакана. Патер Бенедикт, который услышал голос капитана в каюте рулевого, тотчас явился.

— Хо-хо, святой дух тоже пожаловал? — воскликнул капитан. — Милости просим! Ещё стакан, штурман!

Они подняли стаканы, и капитан провозгласил:

— За правосудие! Выпьем за правосудие. Ведь без правосудия погибнет мир!

Они выпили за правосудие.

— Я потерял двух матросов, — сказал капитан, отставляя стакан. — Одного хорошего и одного плохого. Хорошего я бы охотно помиловал. Но правосудие… Как только мы прибудем в Штральзунд, я и ещё кое-кого потеряю и хороших, и не слишком хороших. Но правосудие!

— «Думкёне» осиротела, — сказал рулевой.

— Скоро и «Женевьева» осиротеет, — заметил капитан. — Но правосудие!

— Бог покарает виновных и спасёт невинных! — пробормотал патер.

И они опять выпили.

— Капитан, — сказал рулевой Свен, — я представлю доказательства, что Штуве негодяй.

— Только ли Штуве? — возразил капитан и сказал: — Выпьем за правосудие!

И они выпили.

— Мальчишка, пожалуй, наговорит на свою голову.

— Это лучший парень, который мне когда-либо встречался, — возразил рулевой.

— Они завтра им займутся, — проронил капитан.

— Он потребует правосудия!

— Замечательное слово, штурман! — воскликнул капитан. — Выпьем за правосудие!

Ночью Свен потихоньку пробрался в крюйт-камеру к Клаусу. Оказалось, что в момент опасности старый рулевой может неплохо объясняться. Торопливо рассказал он о том, что произошло в Штральзунде.

— Это дело рук Вульфлама! — воскликнул Клаус. — Он убил Хозанга, чтобы завладеть коггой.

— Речь идёт о большем — об их господстве, об их власти в Штральзунде, — ответил Свен. — И они жестоко расправятся с нами, об этом уж позаботится Штуве, который так и крутится возле стражников Вульфлама. Я ничего хорошего не жду.

Клаус задумался: «Настоящие волки. Хозанг колесован. Восстание потоплено в крови. Что с Гердом? Наверное, они его тоже убили. Можно ли оставить безнаказанными эти преступления? Неужели нет справедливости? Неужели все должны безропотно покоряться тиранам?..» Клаус схватил старого Свена за плечо и глухо зашептал:

— Мы не пойдём в Штральзунд, Свен. Мы не должны идти на верную смерть!

— Что ты предлагаешь? — спросил старый рулевой.

— Матросы с нами, Свен. Стражников Вульфлама мы выбросим за борт. Пусть плывут в Штральзунд. если смогут. Мы выступим против Вульфламов и таких, как они, патрициев. Мы отомстим за Хозанга. Мы принесём смерть и проклятье убийцам из Штралъзунда.

— Ты хочешь стать пиратом, Клаус? — спросил старый рулевой. — Я всю жизнь был честным моряком.

— Честный моряк на службе у таких негодяев и убийц, как эти Вульфламы, так, что ли? Нет, Свен, лучше быть пиратом. Мы будем охотиться за волками на море, Свен. Мы сделаем хорошее дело. Поможем горожанам Штральзунда. Объявим Вульфламу войну. Разве это бесчестно, Свен? Бесчестно было бы оставлять их поступки безнаказанными. Бесчестно было бы подчиняться им, как этот Штуве!

— Ну, а что же делать со Штуве? — спросил Свен, уже почти соглашаясь.

— Мы сразу же отомстим за Старика Хайна: Штуве будет вынесен приговор по морскому обычаю и закону. — И так как Свен молчал, Клаус убеждал его все настойчивее и горячее. — Лучше уж я умру, чем пойду в Штральзунд, чтобы Вульфлам ослепил меня и выбросил вон.

— Матросы должны быть с нами, — сказал Свен. — Все ненавидят Штуве. Никто не ждёт добра от стражников, которых к нам подослал Вульфлам.

— Не будем терять времени, Свен, — подгонял Клаус. — Ах, если бы Старик Хайн был жив! Если бы он был сейчас вместе с нами!

Они оставили гавань Стокгольма, вышли в открытое море и взяли курс на Готланд. Киндербас познакомил с их замыслом надёжных матросов и встретил полное одобрение. Свен, который хотел привлечь на свою сторону капитана, не достиг успеха: Хенрик не хотел становиться пиратом. У него в Штральзунде были жена и ребёнок, и он опасался, что они могут за это поплатиться. Нет, он ничего и слышать не хочет о бунте и надеется на милость Вульфлама. Свен опасался, что Хенрик попытается предупредить стражников и те закуют его в цепи. Он посоветовался с Клаусом, и оба решили, что времени терять больше нельзя.

Была тихая ночь. Море как будто спало. Безжизненно висели паруса. Когга едва двигалась. Свен заступил на вахту, но тотчас же, как было заранее решено, его заменил у руля Киндербас. Двадцать матросов получили оружие. Свен взял на себя руководство. Они бросились в каюту капитана и, против ожидания, наткнулись на бодрствующих стражников.

— В чем дело? — крикнул один из них и схватился за меч.

Свен и Клаус надеялись без борьбы справиться со стражниками, но разговоры были уже ни к чему: в тесном помещении завязалась жестокая схватка. Свен был ранен мечом в шею. Ударом алебарды Клаус сразил нападающего. Сопротивление двух других стражников после яростной борьбы было сломлено, их связали, но и четверо матросов лежали окровавленные на полу каюты. Капитан Хенрик выскочил на палубу и потребовал прекратить насилие, но был сбит с ног одним из матросов. Патер Бенедикт с поднятыми руками бросился между сражающимися, но был схвачен и заперт в свою каюту. Киндербас стоял у руля и с лихорадочным возбуждением следил за исходом схватки. Вдруг он крикнул:

— Олдермен! Вон идёт олдермен!

Все обернулись. Медленными шагами с носовой палубы к ним направлялся Штуве. В один миг он оценил события, смертельно побледнел, но сохранил самообладание. Восставшие позволили ему подойти. Стало совершенно тихо. Все смотрели на олдермена. Тот начал говорить. Он одобрил свершившееся и сказал, что готов выполнить все, что ему будет предложено.

— Связать его, — приказал Клаус.

Матросы не решались. Штуве не проявлял враждебных намерений, стоит ли его связывать?

— Связать его! — ещё раз крикнул Клаус и выхватил у стоящего рядом матроса меч, принадлежавший раньше стражнику.

Штуве не сопротивлялся и позволил себя связать.

Тяжело раненный, умер Свен. Когда мёртвые были преданы морю, Клаус вернулся в каюту капитана. Смерть Свена была самой тяжёлой утратой. Клаус остался теперь совсем один. Ему так будет не хватать отеческой дружбы этого умудрённого жизнью, знающего мир и море человека. Рулевой Свен и оружейник Хайн мертвы. Клаус словно во второй раз осиротел. И это в то время, когда он хочет поднять пиратский флаг и на свой страх и риск вступить в борьбу против могущественных патрициев. Матросы собрались на корме. Когда Клаус вышел к ним, его решение созрело, и он скорее бы решился умереть, чем отказаться от своего выбора. Он рассказал матросам, что за время их отсутствия произошло в Штральзунде:

— Вы все знаете Вульфламов. Насколько они могущественны, настолько они и ненасытны, как волки. Отныне моя жизнь имеет только один смысл: смерть Вульфламам!

— Смерть Вульфламам! — закричали матросы.

— Привести пленника! — приказал Клаус. — По морскому обычаю мы вынесем ему приговор.

Со скованными за спиной руками, бледный, но сохраняющий свой невозмутимый вид, поднялся Штуве по трапу. Он встал в круг матросов. В его спокойном взгляде, обращённом к Клаусу, не было страха.

— Олдермен Иоганн Штуве, — начал Клаус допрос, — ты видел Дрёзе во время смены вахты на кормовом трапе?

— Cui bono! — ответил Штуве.

— Ты видел у Дрёзе в руках железный штырь и ты знал или, по крайней мере, догадывался, что он задумал?

— Cui bono!

— Ты умолчал об этом, когда судили Хайна.

— Cui bono!

— Потом ты ещё раз потихоньку вернулся на среднюю палубу и выбросил за борт штырь, который оставался там как свидетельство злодейского намерения Дрёзе.

— Cui bono!

Обвиняемый явно издевался над Клаусом, не поддавался ему, показывая, что не страшится смерти.

— И так как ты умолчал об этом, ты виновен в вынесении несправедливого приговора Хайну Виттлину, который, как это тебе точно известно, только защищался.

— Cui bono!

— Тебе представляется последнее слово, что ты можешь ещё сказать?

На лице Иоганна Штуве появилась гримаса, он спокойно смотрел на окружающих и молчал.

Клаус ещё раз предложил ему говорить.

К олдермену подошёл патер Бенедикт, но тот, предупреждая его, произнёс:

— Cui bono!

Совершенно прямо, не сгибаясь, стоял он, хотя у него уже не могло быть никаких сомнений в том, что его ожидаёт. И это мужественное поведение произвело впечатление на некоторых матросов. Вокруг Клауса поднялся шумок. Он заметил это и громко крикнул:

— Ты убийца Хайна Виттлина!

— Cui bono! — прокричал в ответ так же громко Штуве.

Не Штуве, а Клаус побледнел, но твёрдым голосом объявил:

— Я приговариваю тебя к смерти за то, что по твоей вине пострадал невинный Хайн Виттлин!

— Cui bono! — ответил Штуве, и это прозвучало как согласие.

Патер Венедикт подошёл к Клаусу.

— Я уважаю ваши чувства к несчастному другу, но будьте же милосердны!

— Бог судья, не я! — возразил Клаус.

— Именно так, — воодушевился святой отец. — Поэтому и будьте милосердны!

— Спасай же его душу! — отрезал Клаус и отвернулся.

Патер понял намёк, замолчал и сложил руки.

Штуве привязали к доске и сбросили в море.

Его последним словом было дикое, наполненное ненавистью, угрожающее:

— Cui bono!