Куин ЭллериТаинственный цилиндр

Эллери КУИН

ТАИНСТВЕННЫЙ ЦИЛИНДР

ПЕРЕЧЕНЬ ЛИЦ, ВОВЛЕЧЕННЫХ, В РАССЛЕДОВАНИЕ ДЕЛА

Предварительное замечание. Публикуемый нами подробный список особ мужского и женского пола, фигурирующих в романе об убийстве Монти Фильда, призван оказать практическую помощь читателю. Опыт свидетельствует, что в процессе чтения детектива, полного загадок, читатель имеет обыкновение упускать из внимания персонажи, как ему думается, незначительные, в итоге же оказывается, что они-то и играют решающую роль при раскрытии дела. Автор настоятельно рекомендует читателю периодически справляться с предлагаемым списком во время долгого путешествия по роману - во избежание криков "Так нечестно! Надувательство!", которыми часто разражаются невнимательные, дочитав книгу до конца. Э. К.

СПИСОК

Монти Фильд - поистине важная фигура в романе - жертва. Уильям Пьюзак - бухгалтер. Человек со своеобразной формой черепа. Доил - полицейский с головой на плечах. Луи Панцер - директор театра на Бродвее. Джеймс Пил - исполнитель роли Дон-Жуана в пьесе "Игры с оружием". Эва Эллис - дружба - это вам не игрушки. Стивен Барри - волнение юного героя легко понять. Люсиль Хортон - "уличная красотка", но только на сцене. Хильда Оранж - известная в английских театральных кругах исполнительница характерных ролей. Томас Велье - сержант-детектив, кое-что понимающий в преступлениях. Хессе, Пиготт, Флинт, Джонсон, Хагстрем, Риттер - господа из отдела расследования убийств. Доктор Сэмюэл Праути - полицейский врач-эксперт. Мадж О'Коннел - билетерша, которая стояла в тот вечер в злосчастном проходе. Доктор Статтгард - среди публики непременно найдется хоть один врач. Джесс Линч - парень, разносящий напитки и всегда готовый помочь. Джон Казанелли, он же "Пастор Джонни" - пришел поглядеть "Игры с оружием" уже из одного чисто профессионального интереса. Бенджамин Морган - интересно, что вы о нем думаете? Франсес Айвз-Поуп - это уже началось великосветское общество. Стэнфорд Айвз-Поуп - прожигатель жизни. Гарри Нельсон - находит удовольствие в соблазнений масс. Генри Сампсон - прокурор, как исключение - интеллигентный. Чарльз Майклз - муха. Или паук? Миссис Анжела Рассо - дама сомнительной репутации. Тимоти Кронин - ищейка закона. Артур Стоутс - еще одна. Оскар Луин - заправляет всем в конторе покойного. Миссис Айвз-Поуп - мнимая больная. Миссис Филипс - ангел среднего возраста, помощь которого неоценима. Доктор Таддиус Джонс - токсиколог на службе городу Нью-Йорку. Эдмунд Кру - эксперт по архитектурным вопросам в криминальной полиции. Джуна - прислуга за все в доме Квинов.

Главный вопрос таков: Кто убил Монти Фильда? А теперь познакомьтесь с пытливыми и прозорливыми джентльменами, чья задача - ответить на этот вопрос: Мистер Ричард Квин. Мистер Эллери Квин.

ПЛАН

Пояснения к плану театра в римском стиле: 1. Гримуборные актеров. 2. Место Франсес Айвз-Поуп. 3. Место Бенджамина Моргана. 4. Находящиеся у прохода места "Пастора" Джонни Казанелли и Мадж О'Коннел. 5. Место доктора Статтгарда. 6. Место, где стоял юноша, разносивший напитки (только во время антрактов). 7. Место преступления и пространство вокруг него; черным помечено кресло Монти Фильда. Белые квадраты справа от него и четыре белых квадрата перед ним обозначают пустовавшие кресла. 8. Кабинет ответственного за рекламу Гарри Нельсона. 9. Кабинет директора театра Луи Панцера. 10. Приемная кабинета директора театра. 11. Место работы билетера. 12. Единственная лестница, которая ведет на балкон. 13. Лестница, которая ведет вниз, в фойе театра. 14. Театральные кассы. 15. Помещение, где хранится реквизит. 16. Место, где сидел Уияьям Пьюзак. 17. Ложи для оркестра.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Как автор, так и издатель попросили меня написать краткое вступительное слово к книге об убийстве Монти Фильда, лежащей сейчас перед вами. Во избежание недоразумений поясню сразу же, что я не писатель и не криминалист. Потому не вижу для себя возможности компетентно судить о перипетиях уголовного дела и описании их в романе. Тем не менее есть веское основание, позволяющее мне выступить с предисловием к этой примечательной истории, в основе которой лежит, возможно, самое загадочное преступление последнего десятилетия... Не будь меня, "Таинственный цилиндр" никогда не вышел бы в свет. Моя заслуга в том, что роман предстал на суд читателя - но это все, что меня с ним связывает. В прошлую зиму я отряхнул со своих стоп пыль нью-йоркских улиц и подался в Европу. Странствия мои по Старому Свету были бесцельны - так, туда-сюда со скуки. Такое, как у известного литературного героя, накатывает на каждого, кто отправляется на поиски своей ушедшей юности. В один из дней августа я оказался в небольшой итальянской деревушке. Как я туда попал, где она расположена и как называется - не имеет значения. Данное слово надо держать, даже если это слово биржевого маклера. Я с трудом припомнил, что эта деревенька, лежащая высоко в горах, приютила двух моих старинных друзей, которых я не видел уже больше двух лет. Они бежали туда от шума и суеты большого города, чтобы сменить Нью-Йорк на светлый покой итальянской природы. И мое любопытство, требовавшее узнать, те раскаиваются ли они в принятом решении, побудило меня этот покой нарушить. Старый Ричард Квин и его сын Эллери приняли меня весьма и весьма сердечно. Были времена, когда мы были больше чем просто друзьями. Возможно, пьянящий воздух Италии освежил покрывшиеся пылью манхеттенские воспоминания. Во всяком случае мне показалось, что они очень счастливы видеть меня. Миссис Квин - а Эллери теперь являлся супругом чудесного создания и отцом наследника, невероятно похожего на деда, - была достойна своей фамилии. Даже Джуна, который уже не был тем бездельником, которого я знал когда-то, радостно приветствовал меня. Хотя Эллери в своих попытках заставить меня забыть Нью-Йорк отчаянно стремился продемонстрировать все красоты сельского ландшафта, я не вынес и нескольких дней на их крошечной вилле, не поддавшись дьявольским искушениям, и пристал к Эллери, словно банный лист. Если уж я чем и отличаюсь от остальных смертных, так это необычайным упорством. Кончилось тем, что он в отчаянии сдался - перед самым моим отъездом. Он взял меня с собой в свою библиотеку, запер дверь и полез в старый шкаф с бумагами. Он долго искал, останавливался в раздумьях, и нашел, наконец, то, о чем я давно догадывался. Речь шла о выцветшей рукописи, завернутой, как и следовало ожидать от Эллери, в какую-то синюю бумагу, столь любимую судейским племенем. Тут между нами завязался спор. Я желал покинуть этот благословенный край с рукописью в своем чемодане, тогда как он настаивал на возвращении ее в шкаф. Старый Ричард выбрался из-за своего письменного стола - он как раз писал для немецкого журнала статью "Американский уголовный мир и способы раскрытия его преступлений" - и присоединился к спору. Миссис Квин твердо приняла сторону мужа и удерживала его, когда он был близок к тому, чтобы закончить затянувшуюся полемику сокрушительным боксерским ударом. Джуна что-то бурчал себе под нос, и даже Эллери-младший соблаговолил вытащить изо рта пухлую ручонку, чтобы заметить что-то по этому поводу на своем языке. Кончилось дело тем, что "Таинственный цилиндр" оказался ври моем возвращении в Штаты у меня в багаже. Разумеется, не без целого ряда условий и оговорок - Эллери ведь человек особый. Так, меня заставили заклясться, что имена всех действующих лиц детективной истории, а также моих друзей будут изменены и никогда не станут достоянием читающей публики. Стало быть, "Ричард Каин" и "Эллери Квин" - не настоящие имена этих господ. Эллери сам выбрал псевдонимы, а я сразу же должен сказать, что читатели, которые попытаются усмотреть в них какую-то анаграмму и прочесть подлинные фамилии и имена, ошибутся. "Таинственный цилиндр" основывается на документах, которые действительно хранятся в архивах полиции Нью-Йорка. Эллери и его отец, как обычно, вместе расследовали это дело. К тому времени у Эллери уже сложилась репутация автора детективных романов, что не так уж и мало. Сообразуясь с известной пословицей, что действительность может далеко превзойти самый смелый вымысел, Эллери взял в привычку записывать обстоятельства интересных дел, чтобы при случае использовать их в своих детективах. Дело с цилиндром заинтересовало его настолько, что он сделал необычайно подробные записи. Затем он переработал их в роман, который хотел опубликовать. Но включился с головой в очередное расследование, не имея времени ни на что больше. А когда это последнее дело было завершено, отец Эллери, инспектор, исполнил, наконец, мечту своей жизни: отправился на покой и переселился со всем своим скарбом в Италию. Эллери, который в ходе расследования встретил женщину своей мечты, испытывал мучительное желание создать что-то "великое" в области литературы: "Италия" музыкой звучало в его ушах. С благословения отца он женился, и все трое, сопровождаемые Джуной, направились в Европу, на новое место жительства. Рукопись была совершенно позабыта - до того самого момента, когда я смог ее спасти. И еще об одном я позволю себе сказать несколько слов, прежде чем закончу это затянувшееся предисловие. Мне всегда было нелегко объяснять, почему между людьми, которых я принужден называть здесь Ричардом и Эллери Квином, существует столь прочная связь, почему они так близки. Ко всему, прочему, нельзя сказать, что оба просты характером. Ричард Квин, дослужившийся до почетных седин в полиции Нью-Йорка, отдавший ей тридцать два года, получил свое звание не столько благодаря рвению, сколько благодаря необычайному владению методом расследования преступлений. По поводу его блестящих криминалистических достижений, проявленных при расследовании ныне почти забытого дела об убийстве Барнэби Росса, в прессе писали, что "Ричард Квин снискал лавры и встал в один ряд с такими великими детективами, как Тамака Хиро, француз Брильон, Крис Оливер, Рено и Джеймс Редикс-младший". Квин, со свойственным ему недоверием к газетной лжи, первым посмеялся над этим из ряда вон выходящим комментарием. Правда, Эллери уверяет, что его отец тайно хранил эту газетную вырезку на протяжении многих лет. Как бы то ни было, а несмотря на все попытки изобретательных журналистов сделать из него легенду, Ричард Квин остался для меня человеком из плоти и крови. Нельзя не подчеркнуть при этом со всей определенностью, что многие из его служебных успехов в значительной степени зависели от мыслительных способностей его сына. Об этом знают далеко не все. Друзья до сих пор хранят кое-какие предметы в память о раскрытых ими делах; их маленькая холостяцкая квартира на 85-й улице сегодня превратилась в полуофициальный музей, где бережно собраны всякие примечательные вещи, связанные с их деятельностью. Здесь некогда висели действительно прекрасные портреты отца и сына, принадлежащие кисти Тиро. Ныне они перекочевали в картинную галерею, одного миллионера, пожелавшего сохранить инкогнито. Здесь есть табакерка для нюхательного табака, принадлежавшая Ричарду, - старинная драгоценная вещь из Флоренции, купленная им на аукционе и значившая для него много больше, чем все драгоценные камни в мире, пока он в конце концов не уступил искусству убеждения одной привлекательной дамы в возрасте, чье доброе имя он защитил от клеветы. Здесь же обширнейшая библиотека о связанных с насилием преступлениях, собранная Эллери, - может, одна из самых полных в мире. Ему пришлось оставить эти книги, к своему глубочайшему сожалению, когда его семья отправилась в Италию. Кроме того, существуют, естественно, и многочисленные рукописи, не опубликованные до сей поры; в них - записи о делах, расследованных Квинами. От глаз любопытствующих они надежно скрыты в полицейском архиве Нью-Йорка. Но вещи более интимного свойства - в частности, глубокая духовная связь между отцом и сыном - так и остались тайной для всех, кроме особенно близких к нам людей, к которым я, по счастью, вправе себя причислить. Отец, который был, возможно, самым известным из служащих криминальной полиции за последние пятьдесят лет, который славой своей затмил даже тех, кто еще недавно сидел в кресле шефа полиции - так вот, отец, простите за то, что повторяюсь, значительной частью своего авторитета был обязав гению своего сына. Если говорить об упорстве, с которым надо было идти по достаточно ясному следу, то здесь Ричарду Квину не было равных. У него был острый взгляд, умение замечать мельчайшие детали, хорошая память, позволявшая держать в голове самые сложные планы. Если препятствие казалось непреодолимым, он умел трезво оценить ситуацию. Вы могли предоставить ему сотню самых различных, никак не связанных между собой сведений по какому-нибудь делу, и он за короткое время мог составить общую картину. Он напоминал ищейку, которую нельзя было сбить с толку путаницей следов. Но что касается интуиции и дара воображения, то они больше приходилось на долю Эллери Квина, писателя-романиста. Они идеально дополняли друг друга, как гениальные близнецы, каждый из которых без другого был бы слаб и беспомощен, но вместе они составляли великую силу. Ричард Квин был весьма далек от того, чтобы тяготиться этими узами, которые превратились в залог его столь выдающихся успехов - как, вероятно, ими тяготилась бы на его месте натура менее благородная - и постоянно прилагал все старания, чтобы довести это до сведения своих друзей. Стройный седовласый отец, имя которого было ненавистно всем преступникам того времени, имел обыкновение совершать свои "признания", как он сам называл их, с таким простодушием, что объяснить это можно было только отцовской гордостью. И еще одно, самое последнее замечание. Вершиной всех расследований, проведенных обоими Квинами, стало - по причинам, которые весьма скоро станут ясны читателю, - именно описанное Эллери под названием "Таинственный цилиндр". Любители-криминологи, внимательные читатели детективных романов в процессе чтения доймут, почему Эллери счел необходимым столь подробно описать убийство Монти Фильда. Мотивы, которые движут заурядным убийцей, равно как и его поведение, не укроются от знатоков. Не так с убийством Монти Фильда. Здесь Квинам довелось столкнуться с личностью, которой не чужд точный расчет и незаурядная хитрость. Как подчеркнул Ричард уже вскоре по завершении расследования, это преступление и в самом деле было спланировано со всем совершенством, на какое только способен человеческий разум. Но, как оно бывает и при многих других "идеальных" преступлениях, случайный охотный промах в сочетании с блестящими умозаключениями Эллери предоставили в распоряжение Квинам ту зацепку, которая в конце концов и погубила преступника.

Дж. Дж. Мак-К. Нью-Йорк, 1 марта 1929 г.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

"Часто полицейский вынужден встать на путь "бакадори" - ему надо уподобиться этим птицам, знающим, что их уже дожидают на берегу вооруженные дубинками браконьера, но, глядя смерти в глаза, они все же идут вперед, чтобы отложить в песке свои яйца. Точно так же я вся Япония не должна смочь удержать полицейского, если он полон решимости высидеть яйцо основательности". Из "Тысячи листов" Тамаки Хиро

ГЛАВА ПЕРВАЯ, в которой читателю будут представлены театральная публика и труп

Театральный сезон 192.., года начался отнюдь не многообещающе. Юджин О'Нил не позаботился своевременно о том, чтобы написать новую пьесу и обеспечить, таким образом, финансовую поддержку со стороны интеллектуалов. Заурядная же публика, которая без особого интереса смотрела все подряд, уже давно предпочитала настоящему театру более утонченные наслаждения, предлагавшиеся роскошными кинозалами. А потому вечером в понедельник, 24 сентября, когда сияние неоновых реклам в театральном квартале на Бродвее казалось не таким ярким из-за моросящего дождя, все продюсеры и директора театров от 37-й улицы до Колумбова кольца хмуро взирали на жизнь. На взгляд этих властителей театрального мира, призывавших в свидетели своего неуспеха Господа и метеорологическую службу, весь репертуар надо было менять к чертям! Промозглая сырость приковала потенциальных зрителей к их радиоприемникам и столам для бриджа. Бродвейский театральный квартал являл собой поистине жалкое зрелище тем немногим прохожим, которые отваживались бродить по его пустынным улицам. Однако тротуар перед Римским театром на 47-й улице к западу от Уайтвей запрудила толпа, как будто был самый разгар сезона и прекрасная погода. Над входом яркими неоновыми буквами было начертано название пьесы - "Игры с оружием". Кассирам было некогда перевести дух, за билетами на вечерний спектакль выстроилась очередь. Портье, одетый в униформу желто-голубых тонов, производил впечатление своим невозмутимым видом и степенностью, с поклонами приглашая в зал зрителей во фраках и в мехах. Казалось, ему доставляло удовольствие сознавать, что разгул непогоды так и не смог повредить тем, кто создавал "Игры с оружием". По всему театру - одному из самых новых на Бродвее - публика спешила занять свои места, поскольку все уже были наслышаны о бурном начале пьесы. Вот уже последний любопытный отшуршал своей программкой, последний опоздавший споткнулся о ноги соседей, пробираясь к своему креслу, свет в зале погас, и занавес поднялся. Тишину разорвал выстрел, раздался мужской крик... Пьеса началась. . "Игры с оружием" представляли собой первую пьесу в сезоне, в которой использовался тот набор звуков, что связывается во всеобщем представлении с преступным миром. Налеты на ночные клубы, автоматные очереди, смертельная схватка между бандами - весь репертуар романтизированного уголовного мира был втиснут в три коротких акта. Пьеса была несколько утрированным изображением времени - чуть грубоватым, чуть безобразным, но по всем параметрам удовлетворяющим потребностям публики. Что в дождь, что в солнечную погоду, в театре царил аншлаг. И сегодняшний вечер доказывал популярность пьесы. Спектакль шел гладко. Публика - как ей и полагалось - пребывала под впечатлением шумной кульминации первого акта. Дождь перестал, и во время первого десятиминутного антракта люди вышли из театра подышать воздухом. Когда поднялся занавес и начался второй акт, шум и грохот на сцене усилились. У самой рампы затеялась перестрелка - пик второго акта. А потому небольшая суета в задних рядах осталась незамеченной - что неудивительно при таком шуме, да еще в темноте. Казалось, никто не замечает, что происходит нечто странное, и пьесу продолжали играть дальше. Однако волнение в зале все более возрастало. Некоторые зрители в последних рядах левой стороны партера стали поворачиваться, чтобы сердитым шепотом призвать к порядку. Их становилось все больше, и скоро на эту часть зрительного зала уже были устремлены все взоры. И вдруг раздался пронзительный крик. Теперь уже и те, кто до сих пор был захвачен происходящим на сцене, где события быстро сменяли друг друга, повернули головы в ту сторону, с жадным интересом ожидая, что еще за сюрприз им принесет замысел режиссера. Внезапно в зрительном зале вспыхнул свет, стали видны обескураженные, испуганные и полные ожидания лица зрителей. Слева, рядом с закрытым выходом из зала стоял внушительного вида полицейский и держал за локоть тщедушного взволнованного мужчину. Второй рукой он отодвигал в сторону любопытных и громко повторял зычным голосом: - Оставайтесь на своих местах, говорю! Оставайтесь там, где вы есть! Публика смеялась от всей души. Однако мало-помалу лица посерьезнели, поскольку все заметили странную растерянность среди актеров. Хотя те еще продолжали подавать свои реплики, но с недоумением смотрели на происходящее в зале. Зрители, заметив это, повернулись в своих креслах, глядя Туда, где они почувствовали что-то неладное. Зычный голос полицейского продолжал греметь: - Оставайтесь на своих местах, я говорю! Оставайтесь, где вы есть! Зрители вдруг поняли, что инцидент в зале не предусмотрен пьесой. Женщины завизжали и вцепились в своих, спутников: На балконе, откуда нельзя было видеть происходившее в зале, творилось что-то невообразимое. Какой-то сумасшедший дом. Полицейский с сердитым видом обратился к невысокому мужчине, по виду - иностранцу, который оказался рядом. - Вынужден просить вас немедленно закрыть все выходы из зала и позаботиться о том, чтобы их держали запертыми, мистер Панцер, - сказал он. - Поставьте у каждой двери билетеров и распорядитесь задерживать всякого, кто попытается выйти или войти. Пошлите также кого-нибудь охранять выходы на улицу, пока не приедет подкрепление из полицейского управления. Пошевеливайтесь, пошевеливайтесь, мистер Панцер, а то здесь начнется такое, что чертям будет тошно! Смуглый мужчина поспешно бросился вон, расталкивая тех, кто подступил к полицейскому с намерением расспросить, что, собственно, происходит. Полицейский в форме, широко расставив ноги, стоял рядом с выходом у последнего ряда левой стороны партера и массивной фигурой своей загораживал скорченное тело в вечернем костюме, лежащее на полу. Полицейский поднял взгляд и, продолжая сжимать, как тисками, руку перепуганного мужчины, посмотрел куда-то в конец зала. - Эй, Нельсон! - позвал он. Из небольшой каморки возле главного входа в зал появился высокий мужчина с волосами цвета соломы и стал протискиваться к полицейскому. Подойдя, он быстро взглянул на труп. - Что случилось. Доил? - Лучше спросите вот этого парня, - сердито отозвался полицейский, встряхнув руку мужчины, которого продолжал крепко держать. - Тут покойник и мистер... Он грозно поглядел на маленького мужчину, который еще больше сжался под его взглядом и пролепетал: - Пьюзак... У-уильям Пьюзак... - Этот мистер Пьюзак говорит, что слышал, как вот он прошептал перед смертью, что его прикончили. Нельсон ошеломленно уставился на труп. Полицейский закусил губу. - В хорошенькое положение я попал, Гарри, - хрипло сказал он вполголоса. - Один на всю эту толпу сумасшедших, и надо с ней справиться... Я попросил бы вас оказать мне услугу... - Пожалуйста, только скажите... Да тут просто адский гомон! Доил в ярости повернулся и крикнул мужчине, который сидел на три ряда ближе к сцене и теперь встал, чтобы наблюдать за происходящим: - Вот вы! Немедленно сядьте на место! И вы, что там столпились, сейчас же сдайте назад! Ну-ка, назад по своим местам, иначе я посажу под замок всех любопытных! Он снова повернулся к Нельсону и негромко проговорил: - Пойдите в свой кабинет, Гарри, и позвоните в управление полиции. Сообщите, что здесь у нас труп. Скажите, пусть пришлют сюда целый отряд, да побольше. Чем больше, тем лучше... Скажите, что тут целый театр народу - они поймут, что им делать. И вот еще что, Гарри. Возьмите-ка мой свисток, выйдите на улицу и посвистите, насколько хватит духу. Мне тут нужна помощь, и немедленно. Нельсон уже пробирался сквозь толпу к выходу, когда Доил крикнул ему вслед: - Скажите, пусть присылают сюда старого Квина, Гарри! Светловолосый мужчина исчез из виду, и несколько мгновений спустя с улицы донеслись отчаянные трели полицейского свистка. Смуглый директор театра, которому Доил велел поставить посты у всех выходов, торопливо возвращался, протискиваясь сквозь толпу. Сорочка у него под фраком была в беспорядке, он утирал пот со лба. Какая-то женщина остановила его, когда он пробирался мимо. Она пронзительно закричала: - Мистер Панцер, по какому праву этот полицейский удерживает нас здесь? Вы должны знать, что я вправе покинуть это место! Если тут произошел несчастный случай, то меня это не касается! Это - ваши проблемы. Скажите ему, пожалуйста, пусть прекратит командовать и держать под замком невинных людей! Невысокий директор, пытаясь освободиться, лепетал: - О, мадам, я прошу вас! Поверьте мне, полицейский знает, что делает. Здесь убили человека, дело серьезное. Поймите же! Как директор театра, я вынужден следовать его указаниям... Успокойтесь и потерпите немного... Он вырвался и ускользнул, прежде чем она успела что-либо возразить. Доил, дико жестикулируя, стоял на сиденье кресла и громогласно вещал: - Я же сказал, чтобы вы сели на свои места и сохраняли спокойствие, вот вы, которые здесь столпились. Мне без разницы, мэр города вы или не мэр... Вон вы, там, с моноклем! Оставайтесь сидеть на месте! Или вам помочь? Усадить? Вы что, не понимаете, что случилось? А ну-ка закройте рты, говорю! Он спрыгнул на пол и тихо выругался, вытирая пот со лба под форменной фуражкой. Во всем этом столпотворении, когда весь зал кипел, как огромный котел, когда с балкона, вытягивая шеи, люди тщетно пытались увидеть, что же происходит внизу, никто уже не обращал никакого внимания на сцену. Актеры машинально произнесли еще несколько реплик, но они совершенно лишились смысла перед лицом драмы, разыгрывающейся в зале. Занавес медленно опустился, прервав на полуслове вечернюю беседу героев пьесы. Актеры, бурно обмениваясь впечатлениями, поспешили к выходу со сцены. Как и зрители, они хотели быть поближе к месту происшествия. Полная дама в годах, одетая в платье кричащих цветов - одаренная актриса из Англии, Хильда Оранж, игравшая "содержательницу бара мадам Мерфи"; стройное грациозное существо, "уличная девица Нанетта" - актриса Эва Эллис, исполнявшая главную женскую роль в пьесе; Джеймс Пил, высокий и сильный - "главный герой" в "Играх с оружием", облаченный в грубый твидовый пиджак и кепку с козырьком; Стивен Барри, элегантный молодой мужчина во фраке - он изображал молодого человека из великосветских кругов, попавшего в лапы банды; Люсиль Хортон - за роль "королевы улицы" критики, которых едва ли что-то могло пронять в этом провальном сезоне, удостоили ее целого водопада хвалебных слов в превосходной степени; пожилой мужчина с острой бородкой, безукоризненный фрак и цилиндр которого свидетельствовали о незаурядном таланте мистера Л. Ле Брюна - специально ангажированного художника по костюмам для "Игр с оружием"; грузный "злодей", выражение лица которого, еще недавно столь устрашающее на сцене, сейчас выдавало растерянность, поскольку он наблюдал за вышедшей из-под, контроля толпой зрителей - короче, здесь был практически весь актерский ансамбль спектакля, в гриме, в париках, в пудре.. Впрочем, некоторые из актеров быстро достали носовые платки, удалили наскоро грим за занавесом; и спустились со сцены по лестнице в зал, чтобы по центральному проходу добраться до эпицентра волнения. Новая суматоха - теперь уже у главного входа в зал - привлекла к себе всеобщее внимание. Многие, несмотря на запреты Доила, встали, чтобы лучше видеть происходящее. В зале с дубинками наготове появился отряд полиции. У Доила вырвался вздох облегчения, когда он увидел высокого мужчину в штатском, который отдавал команды. - Что тут стряслось, Доил? - спросил тот, обводя недоверчивым взглядом зал. Полицейские, прибывшие с ним, оттесняли толпу зрителей в конец зала, за ряды кресел. Некоторые зрители, покинувшие свои места, попытались было вернуться на них, но их остановили и заставили присоединиться к негодующей компании за креслами. - Похоже на то, что этот человек был убит, сержант, - сказал Доил. - Так. - Мужчина в штатском без особого любопытства поглядел на единственного человека в театре, сохранявшего полное спокойствие, - тот лежал у их ног, лицо закрыто рукой в черном рукаве, ноги неестественно вытянуты под сиденья переднего ряда. Вся его поза была беспомощной и жалкой. - Положили из ствола? - спросил Доила вновь прибывший, продолжая между тем оглядывать зал. - Похоже, что нет, сэр, - ответил полицейский. - Первым делом я позаботился, чтобы его осмотрел врач-- тут один нашелся среди зрителей. Он полагает, что смерть наступила от яда. Сержант хмыкнул. - А это кто? - пробурчал он, указывая на дрожащего Пьюзака, который все еще стоял рядом с Дойлом. - Парень, который обнаружил труп, - ответил Доил. - С тех пор он не сходил с этого места. - Хорошо. Сержант обернулся к большой группе людей, которую оттеснили полицейские, и она стояла теперь в нескольких метрах сзади. - Кто здесь директор театра? Панцер сделал шаг вперед. - Я - Велье, сержант-детектив из управления полиции, - коротко представился человек в штатском. - Вы что же, так ничего и не предприняли, чтобы успокоить эту шумную толпу идиотов? - Я старался изо всех сил, сержант, - пробормотал директор театра, заламывая руки. - Но они, кажется, озлоблены. Их, возможно, как-то задело, как тут действовал офицер полиции. Он, как бы извиняясь, указал на Доила. - Я думаю, нельзя было ожидать от них, что они останутся на своих местах, как будто ничего не случилось. - Хорошо, мы позаботимся об этом, - прервал его Велье. Он отдал какой-то краткий приказ полицейскому, который стоял рядом с ним. - Ну ладно... - Он вновь повернулся к Дойлу. - А как обстоит дело с выходами? Вы что-нибудь предпринимали в этом направлении? - Разумеется, сэр, - улыбнулся довольно полицейский. - Я поручил мистеру Панцеру поставить у каждой двери билетера. Они так и так стояли там весь вечер. Но я решил просто убедиться наверняка. - Тут вы поступили правильно. И никто не пытался выйти из зала? - Думаю, что могу ручаться за это, - со скромным видом включился в разговор Панцер. - Сама пьеса такова, что требует присутствия билетера перед каждой дверью. Специально для создания атмосферы спектакля. Пьеса про преступников, со стрельбой, множество криков на сцене и тому подобных дел. И охранники в форме у всех выходов еще усиливают общее напряжение. Я легко мог бы выяснить для вас, пытался ли... - Мы сами позаботимся об этом, - сказал Велье. - Доил, кого вы просили вызвать сюда? - Инспектора Квина, - ответил Доил. - Я велел позвонить в управление полиции Нельсону, агенту по рекламе. Велье не преминул улыбнуться. - Ну вы просто обо всем подумали, правда? Ладно, а что там у нас с трупом? Кто-нибудь прикасался к нему с того момента, как этот парень его обнаружил? Человек, весь сжавшийся от железной хватки Доила, так и выпалил, всхлипывая: - Я.., я только нашел его, господин офицер. Богом клянусь, я... - Ну, ладно, ладно, - холодно сказал Велье. - Но держите язык за зубами, ясно? Что вы вообще расклеились? Возьмите себя в руки! Так что. Доил? - Трупа никто не касался, с тех пор, как я встал здесь, - ответил Доил не без гордости. - Разумеется, кроме доктора Статтгарда. Я вызвал его из публики, чтобы он установил смерть этого человека. Он сделал это, и с тех пор никто к телу не приближался. - Вы проявили служебное рвение, не так ли, Доил? Я позабочусь, чтобы вам не пришлось пожалеть об этом, - сказал Велье. Он резко повернулся к Панцеру - так резко, что тот испуганно отшатнулся. - Вам, господин директор, лучше пойти на сцену и обратиться к публике. Скажите, пусть вся компания остается там, где она есть, пока инспектор Квин не отпустит всех по домам, ясно? Скажите им, что жаловаться не имеет смысла. Жалобы только отнимают время. Они будут задерживать сами себя. Объясните им, кроме того, что все они должны оставаться на местах, и что каждый, кто сделает хотя бы одно подозрительное движение, пусть пеняет на себя. - Ладно.., ладно.. Бог мой, какая катастрофа! - простонал Панцер, направляясь к центральному проходу, чтобы выйти на сцену. В этот миг через дверь в конце зала быстро вошла небольшая группа людей и сомкнутым строем зашагала по ковру.

ГЛАВА ВТОРАЯ, в которой один Квин работает, тогда как другой предается созерцанию

Если судить по внешнему виду, инспектор Ричард Квин не представлял собой ровно ничего особенного. Это был невысокий пожилой мужчина, с приветливым лицом, изборожденным морщинами. При ходьбе он слегка наклонялся вперед и имел несколько задумчивый вид, которому вполне соответствовали пышная седая шевелюра, усы, слегка затуманенные серые глаза и худые, интеллигентные руки. Быстро шагая по ковру, инспектор Квин был весьма далек от желания произвести какое-то особенное впечатление на любопытных, которые так и пожирали его глазами. Тем не менее простота и достоинство, с какими он держался, возымели эффект, а еще больший - спокойная и приветливая улыбка - она была настолько неожиданной в данной ситуации, что по залу прошел легкий ропот, волною катившийся впереди инспектора Квина. При его появлении заметно изменилось и поведение подчиненных. Доил потихоньку стушевался и отступил в угол, к выходам из зала с левой стороны. Сержант-детектив Велье, который только что склонялся к трупу, цинично и холодно окидывал взором толпу и совершенно не обращал внимания на грозящую разразиться массовую истерику, сразу же слегка расслабился так, как будто был счастлив уступить место в самом центре сцены, в свете всех прожекторов и отойти на второй план. Полицейские в форме, которые охраняли выходы из зала, с подчеркнутым старанием отдали честь. Публика, буквально минуту назад полная возмущения, ропщущая и возбужденная, вдруг, сама не ведая почему, с облегчением опустилась в свои кресла. Инспектор Квин подошел к Велье и подал ему руку. - Честное слово, мне жаль, Томас, мальчик мой. Я слышал, ты уже совсем собрался домой, когда все это стряслось, - сказал он негромко, повернулся и наградил отеческой улыбкой Доила. Затем с некоторым состраданием поглядел на человека, лежавшего на полу. - Томас, все выходы охраняются? - спросил он. Белье кивнул. Квин с интересом оглядел весь зал - много времени ему на это не потребовалось. Затем тихо задал Велье какой-то вопрос, в ответ на который тот опять кивнул. После этого инспектор поманил к себе Доила. - Доил, где те люди, которые сидели вот на этих местах? Он указал на три кресла рядом с креслом покойного и на четыре пустых кресла прямо перед ним. Полицейский, кажется, растерялся. - Я тут никого не видел, инспектор... Квин постоял несколько секунд, затем отослал Доила; и негромко сказал Велье: - И все это в переполненном зале. Не стоит об этом забывать. Велье недоуменно поднял брови. - Я еще просто не вник в это дело по-настоящему, - дружелюбно продолжал инспектор. - Все, что я вижу пока - один мертвец и толпа потных людей, которые шумят изо всех сил. Распорядитесь, пусть Хессе и Пиготт наведут порядок. Велье передал приказ двум мужчинам в штатском, которые появились в театре вместе с инспектором. Те проложили себе дорогу в конец зала, раздвинув толпу в стороны. За детективами в штатском следовали полицейские. Актерам тоже пришлось отступить назад. В середине зала меж рядами протянули толстый шнур и в образовавшееся между ними пространство препроводили примерно пятьдесят мужчин и женщин. Люди инспектора встали рядом и велели каждому из зрителей предъявить билет, а затем пройти на место, в нем указанное. Спустя пять минут никто из публики уже не стоял на ногах. Актеров попросили временно оставаться за шнуром. Инспектор Квин опустил руку в карман пальто, осторожно Извлек оттуда коричневую украшенную резьбой табакерку и с явным наслаждением понюхал табаку. - Вот так-то лучше, Томас, - сказал он довольно. - Ты же знаешь, как меня раздражает этот шум... У тебя есть хоть малейшее представление, кто этот бедняга на Полу? Велье покачал головой. - Я за него еще не брался, инспектор, - сказал он. - Я тут появился всего на несколько минут раньше вас. Кто-то из участка на 47-й улице позвонил мне и сообщил о том, что Доил просит помощи. Кажется, Доил тут взял все дело в свои руки. Лейтенант сильно его нахваливал. - Ах, вот как, - сказал инспектор. - Доил! Подойдите, Доил! Полицейский подошел и отдал честь. - - Что здесь... - сказал невысокий седовласый человек, удобно располагаясь в кресле, - что здесь конкретно произошло, Доил? - Все, что я могу сказать, - начал Доил, - это то, что за несколько минут до конца второго акта вот этот человек... - он указал на Пьюзака, который с невыразимо жалобным видом стоял в углу, - ..вот этот человек подбежал ко мне сзади - к тому месту, откуда я смотрел спектакль, и сказал: "Офицер, убили человека!.. Убили!" Он чуть не плакал, прямо как ребенок, я даже подумал, что он пьян. Но быстро подошел сюда. Было темно, на сцене кричали и палили вовсю. Я увидел этого парня на полу. Я не стал его трогать, только пощупал пульс - там уж никакого пульса не было. Чтобы знать наверняка, что с ним закончено, я спросил, нет ли в зале врача, и отозвался некий доктор Статтгард. Инспектор Куш внимательно слушал, сдвинув, словно попугай, голову набок. - Отлично, - сказал ой. - Отлично, Дойл. Я допрошу доктора Статтгарда позже. Что случилось потом? - Потом, - продолжал полицейский, - потом я оная билетершу, которая стояла в проходе, в кабинет директора театра Пандора. Луи Панцер - вон там, прямо впереди. Он - директор. Квин поглядел на Панцера, который в нескольких метрах от них, в задней части зала разговаривал с Нельсоном, и кивнул. - Значит, это - Панцер. Хорошо,.. Хорошо... Эллери! Ты получил мое сообщение? Он рванулся вперед, отодвинул Панцера, скромно посторонился, и хлопнул по плечу высокого молодого человека, который незаметно вошел через главный вход и теперь не спеша оглядывал зад. Старший взял младшего под руку. - Я доставил тебе беспокойство, сын мой? Какой книжный магазин ты сегодня вечером обследовал? Нет, в самом деле, Эллери, я рад, что ты здесь! Он полез в карман, снова достал табакерку я взял понюшку табаку настолько изрядную, что даже чихнул. - Собственно говоря, - ответил Эллери, не переставая озираться, - я не могу вернуть тебе комплимент. Ты в самом деле вытащил меня сюда из настоящего книжного рая. Я даже уговорил хозяина продать мне бесценное первоиздание Фальконе - попросил отложить его, потому что у меня с собой не было нужней суммы, и собрался в управление - занять у тебя. Позвонил туда - и вот я здесь. Первоиздание Фальконе! Ну ладно. Оно от меня никуда не денется, думаю. Инспектор тихо усмехнулся. - Вот если бы речь шла о старинной табакерке, меня бы это, может, и заинтересовало. Пойдем-ка. Похоже на то, что мы нынче вечером будем заняты еще кое-чем. Он взял сана под руку, я они на нравились к небольшой труппе людей слева от них Эллери Квин был почти на голову выше отца. У него были широкие плечи и размашистая походка. Одет он был в темно-серый костюм, а в руках держал легкую тросточку. Очки без оправы, красовавшиеся у него на носу, казалось не очень соответствовали его атлетическому виду. Но лоботомные черты лица и ясные глаза выдавали в нем скорее человека духа, чем человека деда. Они присоединились к собравшимся вокруг тела. Велье уважительно приветствовал Эллери. Тот перегнулся через сшивку сиденья, добросовестно оглядел трость и отошел. - Итак, продолжайте. Доил, - живо сказал инспектор. - Вы, стало быть, осмотрели труп, задержали человека, который его обнаружил, к пригласили директора театра... Что потом? - По моему указанию Панцер немедленно запер все двери и установил наблюдение за тем, чтобы никто не входил, и не выходил, - ответил Дойд. Публика довольно-таки рассердилась, но больше ничего особенного те случилось. - Так-так, - сказал инспектор, шаря в кармане в поисках табакерки. Вы в самом деле славно поработали. А теперь займемся вон тем господином. Он указал рукой туда, где в углу стоял дрожащий маленький человек. Тот, заметив жест инспектора, шагнул неуверенно вперед и нервно облизнул губы. Потом беспомощно оглянулся до сторонам и замер в, молчании. - Как вас зовут? - дружелюбно спросил инспектор. - Пьюзак... Уильям Пьюзак, - сказал мужчина. - Я - бухгалтер. А как раз только... - Давайте все по порядку, Пьюзак. Где вы сидели? Пьюзак поспешил указать на шестое место от прохода, в последнем ряду. На пятом месте сидела и испуганно поглядывала на них девушка. - Вижу, вижу, - кивнул инспектор. - Эта юная дама-- с вами? - Да, сэр. Да. Это моя невеста, сэр. Ее зовут Эстер Джаблоу: Один из подчиненных инспектора, стоя чуть сзади, вел запись допроса. Эллери зашел за, спину отца и не спеша переводил взгляд с одного выхода из зала на другой. Потом достал из кармана пальто небольшую книжку к на обороте ее обложки принялся рисовать план театра. Инспектор внимательно поглядел на девушку, которая тут же отвела глаза. - Итак, Пьюзак, я бы хотел, чтобы вы рассказали мне, что произошло. - Я... Я не сделал ничего противозаконного, сэр. Инспектор ободряюще хлопнул его по руке. - Никто вас и не обвиняет, Пьюзак. Я просто хочу узнать от вас, что тут случилось. Можете не торопиться, время у нас есть. Расскажите мне все так, как хотите, совершенно свободно. Пьюзак удивленно поглядел на него. Потом снова облизнул сухие губы и начал: - Значит, так. Я сидел вон на том месте рядом со своей.., с мисс Джаблоу. Пьеса нам по-настоящему понравилась. Второй акт был просто захватывающий. На сцене все время шла стрельба, орали вовсю, постоянно держали в напряжении. Потом я встал и захотел выйти - вон в тот проход. Он, волнуясь, указал куда-то вниз, на ковер. Квин ободряюще кивнул. - Мне надо было пройти мимо моей.., мимо мисс Джаблоу. Между ней и проходом не было никого, сидел только один мужчина. Вот почему я решил выходить в эту сторону. Не так-то удобно... - Он замялся, как бы желая извиниться за свое поведение. - ..Пришлось мешать людям смотреть в самом захватывающем месте. - Это было весьма осмотрительно с вашей стороны, Пьюзак, - сказал, улыбаясь, инспектор. - Да, сэр. Я, значит, пошел по ряду, почти что ощупью - в зале была тьма кромешная.., и потом наткнулся на.., на этого человека. Он даже содрогнулся при этом воспоминании, но взял себя в руки и стал говорить чуть быстрее. - Странно он как-то сидит, подумал я. Колени его касались спинки кресла впереди, и я не мог пройти. Я сказал: "Извините" и попытался протиснуться, но его колени даже не шевельнулись. Я не знал, как мне поступить, сэр. Я не такой бесцеремонный, как многие сегодня, так что уже хотел было развернуться и идти обратно, но тут вдруг почувствовал, как тело мужчины сползает на пол - я ведь все еще стоял с ним совсем рядом. Само собой, я очень испугался, просто сердце оборвалось, но ведь это естественно. - Надо полагать! - с сочувствием сказал инспектор. - Вам не позавидуешь. И что произошло потом? - Ну, сэр... Пока я вообще успел понять, что происходит, он уже совсем сполз со своего кресла, и голова его ударилась о мои ноги. Я растерялся вконец. Я не мог позвать на помощь-- не знаю, почему, но просто не мог - и все. Я наклонился к нему, думал - он пьян или болен, или с ним еще что, и хотел поднять его. Что я буду делать с ним потом, я и представления не имел... - Понимаю, что вы пережили, Пьюзак. Продолжайте. - Затем произошло то, о чем я рассказал этому полицейскому. Я как раз подхватил его голову, и тут заметил, что его рука поднялась и ухватила мою так, как будто он отчаянно пытается удержаться, найти опору. Затем он застонал. Так тихо, еле слышно, но это было что-то невыразимо ужасное. Я вам просто описать не могу... - Ничего, пока все понятно, - сказал инспектор. - Что дальше? - Дальше он заговорил. Не то чтобы по-настоящему, больше было похоже на какое-то хрипение, как будто он задыхался. Он сказал так несколько слов, которые я не разобрал, но понял, что он не пьян и не болен. Я еще ниже склонился к нему и стал вслушиваться. И разобрал, как он прохрипел: "Это было убийство... Меня убили". Или что-то в этом роде. - Значит, он сказал: "Это было убийство?" - Инспектор пытливо поглядел на Пьюзака. - Ну, хорошо. У вас это, надо думать, вызвало шок. Он помолчал, и вдруг спросил: - А вы точно уверены, что этот человек сказал "убийство"? - Именно это я и услышал от него, сэр. Мои уши меня еще не подводили, - начиная сердиться, сказал Пьюзак. - Хорошо. - Квин снова улыбнулся, как будто испытал облегчение. - Я просто хотел убедиться наверняка. Что вы сделали потом? - Потом я почувствовал, что он снова пытается подняться и вдруг обмяк у меня на руках. Я испугался, что он умер. Тут уж не знаю как, но у меня провал в памяти. Следующее, что помню, - как я рассказывал все это полицейскому. Вот этому. Он показал на Доила, который с безучастным видом покачивался с носка на пятку. - И это все? - Да, сэр. Все. Это все, что мне известно, - сказал Пьюзак со вздохом облегчения. Квин вдруг схватил Пьюзака за лацкан и, приблизив его лицо к своему, сказал сердито: - Нет, не все, Пьюзак. Вы забыли сказать о самом главном - почему вы вдруг решили встать и выйти. Он не отводил взора, глядя Пьюзаку прямо в глаза. Тот кашлянул, помялся какое-то мгновение, как будто не знал, что ему сказать, потом подался к инспектору и что-то прошептал ему на ухо. - О! - По губам удивленного инспектора скользнуло некое подобие улыбки, но он сказал совершенно серьезно: - Понимаю, Пьюзак. Большое спасибо за то, что вы помогли нам. Теперь все в полном порядке. Вы можете вернуться на свое место, а потом вместе со всеми покинуть это здание. Инспектор жестом отпустил Пьюзака. Тот, бросив полный жалости взгляд на тело, быстро прошел за спинками последнего ряда и сел рядом с девушкой. Та немедленно вовлекла его в оживленную беседу, но шепотом. Когда инспектор, тихо улыбаясь, обернулся к Велье, Эллери, судя по его виду, так и подмывало что-то сказать, но он все же передумал, отошел куда-то назад и пропал из поля зрения. - Ну хорошо, Томас, - вздохнул инспектор. - Теперь давай примемся за этого парня. Он опустился на колени между креслами и склонился над мертвым мужчиной. Хотя под потолком ярко светили лампы, здесь, между рядами, было темновато. Велье включил фонарик и слегка навис над инспектором, чтобы посветить туда, где были руки Квина. Инспектор молча указал на отвратительное бурое пятно, которое расползлось по белоснежной сорочке. - Кровь? - пророкотал Велье. Инспектор обнюхал сорочку. - Всего лишь виски. Он прошелся руками по телу, ощупал область сердца и шею - воротничок был расстегнут - а затем поднял взгляд и посмотрел на Велье. - И в самом деле похоже на яд, Томас. Ты не мог бы привести мне сюда этого доктора Статтгарда? Я хочу послушать, что он скажет, пока не приехал Праути. Велье строгим голосом отдал приказ, и через несколько мгновений вслед за детективом появился человек среднего роста, в вечернем костюме, смуглый, с оливковой кожей и тонкими черными усиками. - Он здесь, инспектор, - доложил Велье. - Ах, да! - Квин прервал осмотр тела и поднял глаза. - Добрый вечер, доктор. Мне сказали, что вы обследовали труп сразу же после того, как он был обнаружен. Я не вижу никакой очевидной причины смерти. А каково ваше мнение? - Мое обследование по необходимости было весьма поверхностным, осторожно заметил доктор Статтгард, тогда как пальцы его стряхивали несуществующие пылинки с сатинового лацкана. - В полутьме, да еще при подобных обстоятельствах я не смог поначалу найти никаких признаков насильственной смерти. Из-за того, что мимические мышцы были искажены судорогой, я вначале предположил просто сердечную недостаточность, но присмотрелся и заметил цианоз, синюшный оттенок лица - даже при этом свете его можно заметить, правда? Это, в соединении с запахом алкоголя изо рта, может, вероятно, указывать на алкогольное отравление. Во всяком случае, я могу сказать вам точно одно: этот человек умер не от огнестрельной и не от колотой раны. Я, разумеется, определил это сразу же. Я внимательно обследовал его шею - видите, даже воротничок расстегнул - чтобы убедиться, что его не задушили. - Все ясно. - Инспектор улыбнулся. - Большое спасибо, доктор. О, пока я не забыл, - остановил он доктора Статтгарда, когда тот уже собрался уходить, - как вы считаете, этот человек не мог отравиться метанолом? Доктор Статтгард не задумываясь ответил: - Невозможно. Это было что-то значительно более сильное и быстродействующее. - А вы не могли бы назвать нам яд, которым убили этого человека? Врач поколебался было, но потом сухо сказал: - Сожалею, инспектор, но для вас было бы разумнее не требовать от меня в этих условиях большой точности. Он умолк и ретировался. Квин усмехнулся, снова принимаясь за осмотр тела. Распростертый на полу труп не представлял собой приятного зрелища. Инспектор осторожно отвел сжатую в кулак руку, закрывавшую лицо, и стал изучать черты, искаженные судорогой. Потом заглянул под кресло. Там ничего не было. На подлокотнике кресла висела черная накидка на шелковой подкладке. Квин вынул содержимое карманов фрака и накидки, а затем ощупал всю одежду. Из внутреннего кармана на груди он извлек несколько писем и какие-то бумаги. Затем обследовал карманы жилета и брюк. Сложил все, что обнаружил, в две кучки: в одну - ,письма и бумаги, в другую - монеты, ключи и прочие мелкие вещицы. В одном из боковых карманов нашел маленькую серебряную фляжку с инициалами "М. Ф.". С фляжкой инспектор обошелся крайне осторожно: взял за горлышко и внимательнейшим образом оглядел блестящую поверхность, отыскивая отпечатки пальцев. Потом покачал головой, с великой тщательностью завернул фляжку в чистый носовой платок и отложил в сторону. Билет с оторванным контролем и с надписью "ЛЛ 32, левая сторона" он опустил в кармашек собственного жилета. Он не стал тратить время на осмотр вещей покойного по отдельности, а только ощупал подкладку жилета и пиджака, а также брюки. Дойдя до заднего кармана брюк, он вдруг воскликнул: - Прекрасно, Томас! Кое-что славное я здесь нашел! С этими словами он извлек маленькую дамскую сумочку, задумчиво повертел ее в руках, расстегнул, оглядел содержимое - тушь, помаду и прочее. В маленьком боковом карманчике рядом с ними он нашел чехольчик для визитных карточек. Немного погодя он снова сложил в сумочку все ее содержимое и сунул к себе в карман. Затем инспектор поднял с пола бумаги и пробежал их взглядом. Он нахмурился, дойдя до последнего листка. -Там стояла личная печать. - Ты когда-нибудь слышал такое имя - Монти Фильд? - спросил он Томаса. Велье закусил губу. - Кажется, да. Это один из самых прожженных адвокатов. Из тех, что защищают всяких негодяев. Инспектор серьезно посмотрел на своего помощника. - Так вот, Томас, это - мистер Монти Фильд или, лучше сказать, его бренные останки. Велье хмыкнул. - Так начнешь сомневаться в полезности полиции, - донесся из-за плеча отца голос Эллери. - Если поразмыслить, с какой безжалостностью она преследует людей, освобождающих нас от таких язв общества, как мистер Монти Фильд. Инспектор выпрямился, стряхнул пыль с колен, взял понюшку табаку и сказал: - Эллери, мальчик мой, полицейского из тебя никогда бы не вышло. А я и не знал, что Фильд был тебе знаком, - Не могу сказать, что мы были на короткой ноге с этим господином, - ответил Эллери. - Но припоминаю, что встречал его как-то в клубе "Пантеон". После того, что мне довелось тогда про него услышать, я ничуть не удивляюсь, что кто-то убрал его с дороги. - Давай поговорим о достоинствах и недостатках мистера Фильда в более подходящий момент, - серьезно сказал инспектор. - Мне тоже известно про него достаточно много, и притом ничего особенно отрадного. Он повернулся, чтобы идти, но тут Эллери, который все это время рассматривал труп и кресло, спросил: - Отсюда уже что-нибудь уносили, папа? Что-нибудь из вещей покойного? Инспектор оглянулся на сына. - Как ты додумался до такого незаурядного вопроса, мой юный друг? - Если мне не изменяет зрение, - ответил Эллери, - цилиндра этого субъекта нет ни под сиденьем, ни вообще где-то поблизости. - Значит, тебе это тоже бросилось в глаза, Эллери? - с хмурым видом спросил инспектор. - Это было первое, что я заметил, склонившись над ним. Точнее, первое, что я не заметил. Он наморщил лоб, и усы его, кажется, даже встопорщились от досады. Окончательно впав в скверное настроение, он пожал плечами. - И никакой бирочки из гардероба на сданную шляпу в карманах... Флинт! Коренастый молодой человек в штатском поспешил к нему. - Флинт, небольшая разминка для вас: вставайте-ка на четвереньки и ищите под креслами цилиндр. Он должен быть где-нибудь поблизости. - Есть, инспектор - весело отозвался Флинт и принялся методично обследовать указанную ему часть зала. - Велье, - деловито сказал Квин, - распорядитесь прислать сюда Риттера, Хессе и.., нет, двоих, пожалуй, будет достаточно. Велье удалился. - Хагетрем! - подозвал инспектор другого детектива, который стоял неподалеку. - Да, шеф. - Позаботьтесь, чтобы весь этот хлам, - он указал на две небольшие кучки вещей, извлеченных из карманов Фильда, - оказался у меня в портфеле. Хагетрем опустился на колени рядом с трупам, а Эллери не спеша расстегнул карман своей куртки, достал ту же книжицу, на внутренней стороне обложки которой он уже рисовал план зрительного зала, и принялся что-то записывать. Закончив, он любовно погладил книгу и пробормотал: - Стендхаус, личная типография. В сопровождении Риттера и Хессе вернулся Белье. Инспектор был краток: - Ритгер, направляйтесь на квартиру этого субъекта. Его звали Монти Фильд, он был адвокатом. Адрес: Западный район, 75-я улица, дом № 113. Оставайтесь там, пока вас не сменят. Хватайте всех, кто явится. Риттер козырнул, отчеканил: "Есть, инспектор!" - и удалился. - Теперь вы, Хессе. С максимально возможной скоростью отправляйтесь на Чеймберс-стрит, 51, в контору этого господина, и дожидайтесь там моих приказаний. Попытайтесь войти внутрь. Если не получится, всю ночь стойте на посту у дверей. - Будет сделано, инспектор. Хессе исчез. Квин обернулся. По его губам пробежала улыбка, когда он увидел широкую спину Эллери, склонившегося над телом. - Что, Эллери, перестал доверять своему отцу? - сказал он с легкой укоризной. - Что ты там проверяешь и разыскиваешь? Эллери улыбнулся в ответ и выпрямился. - Я просто любопытен, вот и все. Есть кое-какие вещи, которые меня необычайно интересуют. К примеру, ты определял, какой был у него размер головы? Он протянул отцу кусок бечевки с узелком. Бечевкой он разжился, развязав сверток с книгами. Инспектор взял бечевку в руки, хмуро оглядел, подозвал полицейского, стоявшего поодаль и негромко отдал ему какой-то приказ. Полицейский взял бечевку и удалился. - Инспектор? Квин поднял глаза. Перед ним стоял Хагетрем со светящимся взором. - Вот, я нашел кое-что за креслом Монти Фильда, когда собирал его бумаги. Она стояла за самой спинкой. Он поднял в руке темно-зеленую бутылку, в каких обычно продают эль с джином. На пестрой этикетке было написано "Эль с джином высшего качества. Фирма Пейли". Бутылка была наполовину пуста. - Ну, Хагетрем, с уловом! Давайте сюда! - сказал инспектор. - Думаю, что это важная находка, сэр. Когда я нашел эту бутылку за сиденьем, мне стало ясно, что именно он, по всей видимости, пил из нее сегодня вечером. Утреннего спектакля сегодня не было, а уборщица прибирает в зале каждый день. Если бы убитый или кто-то, имевший к нему отношение, не поставил бы бутылку туда сегодня вечером, ее бы не было. Я подумал, что зацепил какую-то ниточку, и разыскал парня, который продает освежающие напитки в этой части зала. Разыскал и попросил продать мне бутылочку эля с джином. Но он сказал, - Хагетрем так и сиял, - что эль с джином у них в театре не продается. - В этот раз вы действительно хорошо пораскинули мозгами, - похвалил инспектор. - Тащите парня сюда. Едва Хагетрем ушел, перед инспектором появился маленький толстяк, разъяренный до крайности. Инспектор вздохнул. Вечерний гардероб толстяка был в беспорядке. Полицейский держал его за руку. - Вы отвечаете за все происходящее здесь? - - Толстяк в своем неистовстве казался очень грозным, несмотря на метр шестьдесят роста. - Да, отвечаю именно я, - с полной серьезностью произнес Квин. - Тогда вам следует знать, - взорвался мужчина, - что.., эй, вы, ну-ка отпустите мою руку! Вы что, не слышите?.. Вам следует знать, сэр... - Офицер, отпустите руку этого господина, - сказал инспектор полицейскому с еще большей серьезностью. - ..Вы должны знать, что я считаю все происходящее здесь сегодня неслыханным скандалом. С тех пор, как был прерван спектакль, я уже целый час сижу с женой и дочерью на своих местах, а ваши подчиненные даже не разрешают нам вставать. Это просто неслыханно, сэр! Уж не кажется ли вам, что вы вправе держать здесь людей столько, сколько вам заблагорассудится? Только не думайте, что мы не наблюдаем за вами! Вы топчетесь на одном месте, дело не продвигается, а нам приходится сидеть и терпеть все это. Вот что я скажу вам, сэр. Если вы не разрешите мне и моей семье покинуть наши кресла в зале, я обращусь лично к окружному прокурору Сампсону, моему большому другу, и подам на вас жалобу. Инспектор Квин некоторое время неприязненно рассматривал красное от злости лицо толстого маленького человека. Потом вздохнул и сказал строго: - Дорогой мой! А вам не приходило в голову, что в то самое время, когда вы возмущаетесь из-за такой мелочи, кто-то, совершивший убийство, может находиться здесь, в зале, может быть, рядом с вашей женой и дочерью? И он точно так же, как и вы, хочет выйти отсюда. Если вы намерены жаловаться окружному прокурору, вашему большому другу, то я не могу вам препятствовать. Жалуйтесь, как только выйдете из театра. Но до этого момента я вынужден просить вас вернуться на свое место в зале и потерпеть, пока мы не разрешим вам уйти. Надеюсь, что выразился достаточно ясно. Несколько зрителей на соседних креслах захихикали, явно радуясь посрамлению коротышки. Тот в бешенстве бросился прочь, по пятам преследуемый полицейским. - Глупец, - пробормотал инспектор и повернулся к Велье. - Пойдите вместе с Панцером в кассу театра и попытайтесь выяснить, остались ли там непроданные билеты на следующие места... Инспектор записал на обороте какого-то старого конверта номера кресел последнего и, предпоследнего рядов на левой стороне: ЛЛ 30, ЛЛ 28, ЛЛ 26, КК 32, КК 30, КК 28, КК 26. Конверт он отдал Велье. Тот ушел. Эллери, который все это время стоял в бездействии, прислонившись к спинкам последнего ряда, и наблюдал за отцом, за публикой, а иногда обводил взглядом весь зал театра, шепнул на ухо инспектору: - Я вот думаю - не странно ли, что во всем зале осталось нераспродано только семь мест, и все - в непосредственной близости от того, на котором сидел убитый. И это - при таком ажиотаже, который царит вокруг "Игр с оружием"? - Когда это пришло тебе в голову, сын мой? - спросил Квин. Эллери не ответил. Он в задумчивости постукивал по полу своей тросточкой. Инспектор позвал: - Пиготт! Детектив подошел. - Пригласите сюда билетершу, которая дежурила в этом проходе, И портье - того пожилого мужчину, который стоит у входа в театр. Пиготт ушел, а рядом с инспектором появился взмыленный молодой детектив. Он вытирал пот с лица носовым платком. - Ну что. Флинт? - нетерпеливо спросил Квин. - Я ползал по полу, как не ползает ни одна уборщица, и не нашел никакого цилиндра. Если вы думаете, что он где-то в этой части зала, то его чертовски хорошо спрятали. - Ладно, Флинт. Ждите распоряжений. Детектив отошел в сторону. - Папа, ты и в самом деле думал, что он, поползав по залу, найдет цилиндр? - спросил Эллери. Инспектор проворчал что-то неразборчивое и пошел к среднему выходу из зала. Он склонялся по очереди ко всем зрителям, которые сидели вдоль прохода, имевшего наклон к сцене, и задавал им вполголоса какие-то вопросы. Все головы в зале сразу повернулись к нему. Когда он с непроницаемым лицом вернулся к Эллери, ему откозырял полицейский, которого он куда-то посылал с куском бечевки. - Какой размер? - спросил его инспектор. - Продавец в магазине головных уборов сказал, что это размер 7/8. Инспектор кивнул, отпуская полицейского. Вернулся Велье с озабоченным Панцером в кильватере. Эллери с живейшим интересом подался вперед, чтобы услышать новости. Квин-старший не шелохнулся, но на лице его отразилось напряженное внимание. - Итак, Томас, - сказал он, - что тебе удалось выяснить в кассе? - Только то, что семь билетов на места, которые вы мне написали, проданы, - сообщил Велье без всякого выражения в голосе. - Продавали их из кассы театра. Мистеру Панцеру не удалось установить, когда именно. - Билеты, наверное, могли продать в кассах предварительной продажи, не так ли, Велье? - спросил Эллери. - Я проверил, мистер Квин, - ответил Велье. - В кассах предварительной продажи эти билеты не продавали. Я посмотрел по записям в книге. Они были проданы из театральной кассы здесь. Инспектор Квин, как кажется, сохранял полное спокойствие, только в глазах у него появился странный блеск. Он помолчал и сказал: - Другими словами, господа, дело обстоит так: было куплено семь билетов на соседние места, на пьесу, которая с самой премьеры идет при полном аншлаге. И все, кто их купил, как нарочно, забыли прийти на спектакль!

ГЛАВА ТРЕТЬЯ, в которой "Пастор" испытывает затруднения

Наступила тишина. Четверо мужчин, постепенно представляя себе картину случившегося в целом, молча поглядели друг на друга. Панцер нервно кашлянул и шаркнул ногой. Лицо Велье выражало глубокую интеллектуальную сосредоточенность. Эллери отступил на шаг. Его отсутствующий взгляд поблуждал по комнате и остановился на серо-голубом галстуке отца. Инспектор Квин теребил кончик уса. Потом вдруг пожал плечами и повернулся к Велье. - У меня есть для тебя довольно неприятное поручение, Томас, - сказал он. - Я бы хотел, чтобы ты взял полдюжины полицейских и занялся каждым присутствующим в театре по отдельности. Записывайте фамилию и адрес каждого, и больше ничего. Это довольно большая работа, на которую потребуется время, но боюсь, что она совершенно необходима. Да, кстати, Томас, когда ты проводил первый опрос в зале, ты поговорил хотя бы с одним из билетеров, в ведении которых находится балкон? - Да, я даже нашел именно того, кто смог выдать мне всю информацию, ответил Велье. - Это паренек, который стоит в партере у лестницы, ведущей на балкон, и проверяет билеты у тех, кто идет наверх. Фамилия этого юноши - Миллер. Он клянется, что абсолютно никто не проходил из партера на балкон или с балкона в партер с того момента как поднялся занавес и начался второй акт. - Значит, часть работы с тебя снимается, Томас, - сказал инспектор, который внимательно слушал. - Пусть твои люди пройдут только по ложам и по партеру. Запомни: мне нужны фамилия и адрес каждого. Всех без исключения. И еще, Томас... - Да, инспектор, - обернулся Велье. - Везде просите показать билет на то место, на котором сидит человек. Фамилию каждого, кто скажет, что потерял билет, отмечайте в списке. И в том случае, если у кого-то билет не на то место, на котором он сидит, Томас, отмечайте особо. Хотя такое, конечно, маловероятно. Как думаешь, справишься, мальчик мой? - Разумеется, - ответил Велье, отправляясь выполнять задание. Инспектор погладил седые усы и взял понюшку табаку. - Эллери! - сказал он. - Вижу, тебе что-то не дает покоя. Давай, выкладывай" - Хм... - начал Эллери, снял очки, протер их и проговорил: - Мой высокоуважаемый отец, я мало-помалу прихожу к убеждению, что... Впрочем, не будем об этом. В этом мире нет и никогда не будет покоя для таких интеллектуалов, которые любят книги. Он присел на подлокотник кресла, с которого еще недавно смотрел спектакль покойный Монти Фильд, и меланхолически поглядел себе под ноги. Потом вдруг усмехнулся. - Смотри, как бы тебе не повторить ошибку того старого мясника, который со своими сорока подмастерьями перевернул весь дом в поисках любимого ножа, не замечая, что все это время держал его в руках. - Временами ты необыкновенно многословен, сын мой! - сказал инспектор в сердцах. - Флинт? Один из детективов подошел к инспектору. - Вот что. Флинт, - сказал Квин, - нынче вечером у вас уже была веселенькая работенка, и я придумал для вас еще одну. Как думаете, можно ее взвалить на ваши плечи? Припоминаю, вы как-то на спортивном фестивале полиции приняли участие в соревнованиях штангистов. - Верно, сэр, - ответил Флинт, широко улыбаясь. - Тяжести меня не пугают. - Вот и чудесно, - продолжал инспектор, засунув руки в карманы брюк. - Вам предстоит сделать следующее: возьмите себе в помощь людей - бог мой, надо было брать с собой из управления всех, кто свободен - и тщательно обследуйте каждый квадратный метр в театре и вокруг него. Ищите билеты с оторванным контролем. Ясно? Когда закончите, все, что хотя бы отдаленно напоминает театральный билет или его обрывок, должно быть у меня. В первую очередь обыщите весь пол в зале, внимательно посмотрите в задней его части, на лестнице, в фойе, у выходов из театра - из коридоров в переулки, за кулисами, в мужском и дамском туалетах. Стоп, отставить. Позвоните в ближайший полицейский участок, пусть пришлют женщину-полицейского, в женском туалете она сделает это сама. Ясно? Флинт кивнул и удалился. - Двинемся дальше. - Квин потер руки. - Мистер Панцер, не могли бы вы на минутку подойти ко мне? Очень любезно с вашей стороны, сэр. Боюсь, что сегодня вечером мы чересчур досаждаем вам, но тут уж ничего не поделаешь. Как я вижу, терпение у публики на пределе. Я был бы вам очень обязан, если бы вы вышли на сцену и попросили всех запастись терпением - ну и все такое прочее, что там еще можно сказать. Благодарю вас заранее! Панцер поспешил к сцене по среднему выходу. Зрители хватали его за фалды фрака, пытаясь остановить. Детектив Хагстрем в нескольких шагах от инспектора делал ему знаки. Рядом с ним стоял невысокий паренек лет девятнадцати, который изо всех сил жевал резинку и явно нервничал, предвидя ожидающие его мучения. Он был одет в черную, расшитую золотом униформу, совершенно шикарную, но безвкусно дополненную манишкой со стоячим воротничком. На голове его красовалась шапочка, похожая на те, какие обычно носят посыльные в отелях. - Это тот юноша, который сказал, что они в театре не продают эля с джином, - строго сказал Хагстрем, одновременно сжимая руку юноши, чтобы подбодрить его. - Стало быть, не продаете, мальчик мой? - благожелательно спросил Квин. - Как же так? Почему же? Юноша явно был перепуган до смерти. Глаза его так и бегали. Он то и дело, посматривал на Доила. Тот хлопнул его по плечу и сказал инспектору: - Он немного робеет, но парень хороший. Я знаю его с детства. Вырос в моем районе. Отвечай же инспектору, Джесси... - Ну, я не знаю, почему, сэр, - еле выдавил из себя парень, нервно переминаясь с, ноги на ногу. - Единственный напиток, который нам разрешается продавать в антрактах - это оранжад. У нас договор с фирмой... (и он назвал фамилию известного фабриканта, производившего прохладительные напитки). Он делает нам большую скидку, если мы торгуем только его продукцией. Так что... - Понимаю, - кивнул инспектор. - Напитки продают только в антрактах? - Да, сэр, - ответил парень, постепенно успокаиваясь. - Как только опустится занавес, открываются выходы из зала, а около них уже стоим мы с напарником. Заранее разворачиваем буфет и расставляем стаканы, в которые разливаем оранжад. - Стало быть, вас двое? - Нет, сэр, трое. Я забыл, в фойе торгует еще один парень. - Хм... - Инспектор поглядел на него ласково. - Ну, мальчик мой, коли в Римском театре продают только оранжад, то как ты объяснишь мне появление здесь бутылки эля с джином? Инспектор жестом фокусника достал откуда-то снизу, из-за спинок кресел темно-зеленую бутылку, обнаруженную в зале Хагстремом. Юноша побледнел и закусил губу. Глаза его снова беспокойно забегали, как будто он искал, куда бы ему спрятаться. В конце концов он засунул большой палец за воротник и закашлялся. - Ну, в общем... - Он явно мялся, не решаясь сказать. Инспектор поставил бутылку на пол и оперся на спинку кресла, скрестив руки на груди. - Как тебя зовут? - осведомился он. Цвет лица юноши резко изменился: только что он был бледным как мел, а теперь на глазах пожелтел. Он опасливо поглядывал на Хагстрема, который демонстративно достал блокнот и с грозным видом приготовился записывать. Юноша облизнул пересохшие губы. - Линч. Джесс Линч, - сказал он хрипло. - И где же ты разворачиваешь свой буфет в антрактах, Линч? - сурово спросил инспектор. - Я... Вот здесь, как раз здесь, в левом коридоре, сэр, - пролепетал юноша. - Ага! - нахмурился инспектор. - И сегодня вечером ты тоже продавал в левом коридоре напитки, Линч? - Ну, в общем, да, сэр. - Ив таком случае ты можешь нам сказать что-нибудь об этой бутылке эля с джином? Парень боязливо огляделся по сторонам, увидел далеко на сцене коренастую фигуру Луи Панцера, который как раз собирался сказать речь зрителям, наклонился к инспектору и прошептал: - Да, сэр, мне знакома эта бутылка. Я не хотел об этом говорить, потому что мистер Панцер очень строг к тем, кто нарушает его инструкции. Он мигом вышвырнет меня, если узнает, что я сделал. Вы ведь не расскажете ему, сэр? Инспектор, улыбаясь, ответил: - Смелее, смелее, выкладывай, мой мальчик. Облегчи душу признанием. Он откинулся на спинку кресла и сделал знак Хагстрему отойти. - Все было так, сэр, - горячо принялся рассказывать Джесс Линч. - Я развернул свой буфет в коридоре, против выхода из зала, - эдак, примерно, за пять минут до конца первого акта, как, собственно, нам и положено. Когда билетерша открыла после первого акта дверь, я начал , громко предлагать выходящим зрителям напитки, - мы все так делаем. Многие люди у меня покупали, и мне некогда было смотреть по сторонам. Прошло некоторое время, толпа поредела, и я смог перевести дух. Тут ко мне подошел мужчина и сказал: "Я хотел бы бутылочку эля с джином, парень". Я поднял на него глаза. Такой расфуфыренный тип во фраке, уже слегка навеселе, судя по походке. Улыбался неизвестно чему и, казалось, был совершенно счастлив. Я еще подумал про себя: "Ясно, теперь тебе еще и эля с джином!". Тут он хлопнул себя по карманам брюк и игриво подмигнул. Ну, и... - Минуточку, мальчик мой, - перебил его Квин, - тебе уже когда-нибудь доводилось видеть мертвых? - Нет, сэр. Но мне кажется, что я выдержу это зрелище, - волнуясь, сказал юноша. - Вот и прекрасно! Посмотри - это тот самый человек, который просил у тебя эль с джином? Инспектор взял юношу под руку, подвел к телу и заставил склониться над ним. Джесс Линч оглядел труп с каким-то благоговением, а потом энергично закивал. - Да, сэр, это тот господин. - Ты совершенно уверен в этом, Джесс? Юноша кивнул еще раз. - Вот что я хочу знать: он был так же одет, когда заговорил с тобой? - Да, сэр. - Может быть, все-таки чего-то не хватает, Джесс? Эллери, который стоял неподалеку в темной нише, даже шагнул вперед. Юноша недоуменно поглядел на инспектора, потом на труп, потом опять на Квина-старшего. Он молчал целую минуту, а оба Квина не спускали глаз с его губ. Затем лицо его просветлело и он воскликнул: - Ну, разумеется! Конечно, сэр! У него была еще шляпа, такой блестящий цилиндр, когда он разговаривал со мной. Инспектор Квин не скрывал своей радости. - Продолжай,. Джесс... О, доктор Праути! Наконец-то вы до нас добрались! Что вас так задержало? К ним подошел долговязый худой мужчина с черной сумкой в руках. Он курил устрашающих размеров сигару, совершенно игнорируя запреты пожарных, и вообще производил впечатление человека страшно занятого и делового. - Скажете тоже, инспектор, - ответил он, ставя сумку на пол и пожимая руки Эллери и инспектору Квину. - Задержало... Вы же знаете, что я недавно переехал, и телефон мне еще не поставили. Пришлось отправлять посыльного. Сегодня у меня был тяжелый день. Я рано лег. Но я собрался быстро, как только мог. Где жертва? Инспектор показал ему тело, распростертое на полу. Доктор опустился рядом на колени. Один из полицейских подошел, чтобы светить ему фонариком. Квин взял Джесса Линча за руку и отвел немного в сторону. - Ну и что было после того, как он попросил у тебя эль с джином, Джесс? Парень, который пребывал в некотором оцепенении, наблюдая за происходящим, сглотнул слюну и продолжал свое повествование: - Ну, в общем, сэр, я ему сказал, конечно, что мы не продаем эля с джином, только оранжад. Он подошел поближе. Я почувствовал, что от него попахивает спиртным. Он подмигнул мне со значением и сказал: "Заработаешь полдоллара, если принесешь мне бутылочку, парень! Я хочу выпить прямо сейчас". Ну, в общем, вы же знаете, что сегодня уже никто не дает чаевых... Короче, я ему сказал, что прямо сейчас не могу, но как только начнется второй акт, быстро сбегаю и куплю ему эту бутылочку: Он сказал, где сидит и пошел обратно в зал, я сам видел. Как только антракт кончился и билетерши закрыли двери, я рванул через улицу в кафе. - Ты обычно оставляешь в антракте свой буфет прямо в коридоре, Джесс? - Нет, сэр. Перед самым закрытием дверей я свертываю торговлю и убираю буфет из коридора. Но поскольку этот человек сказал, что эль с джином ему нужен немедленно, я подумал, что мне лучше вначале сбегать за бутылочкой, - выйдет быстрее. Вернувшись, я убрал бы свой буфет, и никто бы мне ничего не сказал. Короче, я оставил прилавок в коридоре и побежал к "Либби". Купил бутылку эля с джином и принес под полой этому человеку. Он дал мне доллар на чай. Я подумал еще, что это весьма достойно с его стороны, потому что обещал он всего полдоллара. - Ты очень хорошо все рассказал, Джесс, - с признательностью произнес инспектор. - Мне осталось выяснить только несколько частностей. Он сидел вот на этом кресле? Сюда тебе надо было прийти? - О да, сэр. Он сказал: "ЛЛ 32, левая сторона". Именно здесь он и сидел. - Прекрасно, прекрасно... - Инспектор помолчал, а потом быстро спросил: - Тебе не бросилось в глаза, Джесс, один он был или с кем-то? - Тут я точно уверен, сэр, - чуть ли не с радостью ответил юноша. Он сидел совсем один, тут с краю. Мне это сразу бросилось в глаза, потому что зал у нас всегда переполнен с самой премьеры. Я удивился, сколько свободных мест. - Это просто здорово, Джесс. Из тебя вышел бы хороший сыщик. А ты случайно не можешь мне сказать, сколько именно мест пустовало? - Ну, сэр, было довольно темно, да и меня это особенно не интересовало. Думаю, где-то с полдюжины, некоторые в том же ряду, некоторые перед ним. - Минуточку, Джесс. Юноша испуганно обернулся, услышав за спиной низкий голос Эллери, и опять облизнул пересохшие губы. - Когда ты отдавал ему бутылку, цилиндр был при нем? - спросил Эллери и коснулся тростью носка своего элегантного ботинка. - Ну да... Да, сэр, - запинаясь, проговорил юноша. - Когда я отдавал ему бутылку, он держал цилиндр у себя на коленях. И еще при мне положил под кресло. - Еще один вопрос, Джесс. Юноша вздохнул с облегчением, стоило ему услышать спокойный голос инспектора. - Как полагаешь, сколько времени тебе потребовалось, чтобы принести бутылку эля с джином? Хотя бы примерно? Как долго уже шел второй акт? Джесс Линч на какую-то секунду задумался, а потом твердо сказал: - Всего лишь десять минут, сэр. Нам всегда приходится следить за временем. Я знаю, что прошло десять минут, потому что как раз в этот момент, когда я вошел с бутылкой в зал, была сцена, когда гангстеры приводят девушку к себе и начинают пытать. - Что за внимательный юный Гермес! - пробормотал Эллери и вдруг улыбнулся. При виде этой улыбки у юноши улетучились остатки страха. Он улыбнулся в ответ. Эллери загнул один палец и наклонился к нему. - А скажи-ка мне, Джесс, во-первых, почему тебе понадобилось десять минут, чтобы перейти через улицу, купить бутылку эля с джином и вернуться назад? Ведь десять минут - это довольно долго, не так ли? Юноша покраснел, как рак, и умоляюще посмотрел на инспектора. - Ну, сэр, наверное, я просто задержался на несколько минут поболтать со своей подружкой. - С твоей подружкой? - в голосе инспектора прозвучало некоторое любопытство. - Да, сэр. С Элинор Либби. Ее отец - хозяин кафе напротив. Она.., она хотела, чтобы я постоял с ней за прилавком, когда я пришел покупать эль с джином. Я сказал ей, что мне нужно вернуться в театр, но она отпустила меня только тогда, когда я дал слово, что сразу вернусь. Мы поговорили всего несколько минут, а потом я вдруг вспомнил про свой буфет, оставленный в коридоре. - О буфете в коридоре? - с живым интересом спросил Эллери. - Ну конечно, Джесс, ведь твой переносный буфет остался в коридоре. Только не говори мне, что злая судьба заставила тебя туда вернуться, покинув подружку. Не поверю! - А как же иначе?! - удивленно воскликнул юноша. - То есть я хочу сказать, что мы пришли оба, вместе с Элинор. - Вот как? Вместе с Элинор, Джесс? - мягко, спросил Эллери. - И как долго вы оба были в театре? Услышав этот вопрос, инспектор оживился. Глаза его заблестели. Он пробормотал что-то с явным одобрением и стал слушать ответ юноши. - Ну, в общем, я хотел сразу забрать буфет, сэр. Но Элинор и я... В общем, мы разговаривали, и Элинор предложила не сворачивать буфет, а оставить в коридоре до следующего антракта... Я подумал, что это неплохая идея. Я бы тогда дождался до пяти минут одиннадцатого, когда кончается второй акт, разлил бы заранее по стаканам оранжад и был наготове, когда откроют двери на второй антракт. Таким образом мы так и остались в коридоре, сэр. Но никаких нарушений в этом не было, сэр. Я не хотел делать ничего, что не полагается. Эллери выпрямился во весь рост и внимательно посмотрел на юношу. - Джесс, я бы хотел, чтобы ты сейчас все вспомнил максимально точно. Скажи, сколько было времени, когда ты появился с Элинор в коридоре? - Ну... - Джесс почесал в затылке, - было примерно двадцать пять минут десятого, когда я отдал этому человеку его эль с джином, потом пошел в кафе к Элинор, оставался там несколько минут, а затем вернулся вместе с ней в театр. Было, должно быть, примерно девять тридцать пять, когда мы возвратились к моему буфету с напитками. - Очень хорошо... А сколько было времени, когда ты снова ушел из коридора? - Это было ровно в десять часов, сэр. Элинор посмотрела на свои часы, когда я спросил ее, не пора ли разлить по стаканам еще оранжаду. - И ты не подозревал, что происходило в зале? - Нет, сэр. Я ничего не слышал. Мы заговорились с Элинор. Я и понятия не имел, что там происходит, пока мы не подошли к выходу из зала и не увидели Джонни Чейза, билетера. Тот стоял там с таким видом, будто он часовой. Он сказал мне, что в зале произошел несчастный случай, и мистер Панцер поставил его на пост у входа в зал. - Понимаю... - Эллери в некотором волнении снял очки. - Теперь будь внимательным, Джесс. За все это время, которое ты провел вместе с Элинор, кто-нибудь входил в коридор или выходил из него? Юноша не задержался с ответом: - Нет, сэр, никто. - Спасибо, мальчик мой, - инспектор по-свойски хлопнул парня по плечу и отпустил жестом. Потом поглядел по сторонам, высмотрел, наконец, Панцера, чьи объяснения со сцены не возымели никакого действия на публику, и энергично помахал рукой, требуя подойти. - Мистер Панцер! - строго сказал он. - Мне нужен график спектакля... Во сколько поднимают занавес в начале второго акта? - Второй акт начинается ровно в 9.15 и кончается в 10.05 вечера, последовал немедленный ответ директора. - И сегодняшний спектакль тоже шел по этому расписанию? - Ну конечно. Мы должны строго придерживаться графика: ведь готовится смена освещения, выход актеров на сцену и так далее. Инспектор производил в уме какие-то вычисления. - Стало быть, в 9.25 юноша видел Фильда еще живым, - пробормотал он себе под нос. - Мертвым же его нашли в... Он стремительно повернулся и позвал полицейского Доила. Тот подбежал трусцой. - Доил, - спросил инспектор, - вспомните-ка, когда этот Пьюзак подошел к вам и рассказал про убийство? Полицейский почесал в затылке. - Так сразу точно и не вспомнить, инспектор, - сказал он. - Помню только, что второй акт уже кончался, когда он пришел. - Надо точнее, Доил, - раздраженно сказал Квин. - Где сейчас актеры? - Я их собрал там, в задней части зала, - отвечал Доил. - Мы не знаем, что с ними делать. - Приведите одного из них сюда, - распорядился инспектор. Доил отправился выполнять приказ. Квин-старший поманил детектива Пиготта, который стоял в нескольких шагах от него вместе с какими-то мужчиной и женщиной. - Это портье, Пиготт? - спросил Квин. Пиготт кивнул, и высокий тучный старик шагнул вперед, теребя в руках фуражку. Униформа сидела на нем несколько мешковато. - Вы постоянно дежурите перед входом в театр? - спросил инспектор. - Да, сэр, - ответил портье, продолжая терзать свой головной убор. - Очень хорошо. А сейчас хорошенько подумайте, прежде чем ответить на мои вопросы. Кто-нибудь - не важно кто - выходил из зала в фойе, пока шел второй акт? Инспектор напряженно ждал ответа, весь подавшись вперед. Прошла, наверное, минута, прежде чем старик ответил. Он сказал медленно, но твердо: - Нет, сэр. Из зала никто не выходил. То есть никто, кроме парня, который торгует напитками. - Вы все время были у входа? - спросил инспектор. - Да, сэр. - Ну, хорошо. Вспомните, а не входил ли кто-нибудь в зал во время второго акта? - Да, Джесси Линч, тот самый парень - торговец напитками - входил после того, как второй акт начался. - А еще кто-нибудь? Все затихли, чтобы не мешать старику сосредоточиться. Он подумал с минуту, а потом обвел всех беспомощным взглядом и пробормотал: - Не могу припомнить, сэр. Инспектор недовольно глянул на него. Казалось, этот человек и взаправду так разволновался. Он весь вспотел, а краем глаза то и дело поглядывал на Панцера, словно опасался, что забывчивость может стоить ему места. - Я действительно сожалею, сэр. Ужасно сожалею, - повторил портье. Может, кто и входил, но память у меня уже не та, что в молодости. Я.., я уже не могу припомнить точно. Лепет старика решительно прервал Эллери. - И как долго вы уже служите здесь портье? Растерянный взгляд старика обратился к Эллери. - Почти десять лет, сэр. Я не всегда работал портье. Только когда состарился и уже не мог делать ничего другого... - Понимаю, - примирительно сказал Эллери. Он поколебался немного, но все же решил продолжать свои расспросы. - Вы, человек, который так долго проработал портье, можете, наверное, упустить из вида что-то, что происходит во время первого акта. Знаете, суета, приезжают опоздавшие... Но ведь ко второму акту люди в театр приходят редко.; Я уверен - если вы хорошенько подумаете, то сможете так или иначе ответить на заданный вам вопрос. Старик уже весь измучился. - Я.., я уже не помню, сэр. Я мог бы утверждать, что никто не приходил, но может оказаться, что это и не так. Я просто не могу ответить. - Ладно, - инспектор положил руку старику на плечо, - забудьте об этом. Может быть, мы требуем слишком много. Пока у нас вопросов больше нет. Портье, шаркая ногами, ушел. Явился Доил, ведя за собой высокого красивого мужчину в костюме из грубого твида, с остатками грима на лице. - Инспектор, это мистер Пил, исполнитель главной роли в пьесе, отрапортовал Доил. Квин улыбнулся актеру и протянул ему руку. - Очень рад познакомиться с вами, мистер Пил. Может быть, вы поможете нам уточнить одно обстоятельство. - С удовольствием помогу, инспектор, - ответил сочным баритоном Пил. Он глянул на врача, который все еще занимался трупом, и брезгливо отвел взгляд. - Я полагаю, что вы находились на сцене, когда в зале начались крики и суматоха в связи с тем, что произошло, - начал инспектор. - О, да. Все актеры, занятые в спектакле, как раз были на сцене. Что именно вас интересует? - Вы можете назвать точное время, когда вы заметили, что в зрительном зале что-то не так? - Да, могу. Это случилось примерно за десять минут до окончания второго акта - как раз кульминация всей пьесы. По роли я должен был выстрелить из пистолета. На репетициях эта сцена вызывала много споров, а потому сам момент я ни с чем не спутаю. Инспектор кивнул. - Большое спасибо, мистер Пил. Именно это я и хотел узнать... Пользуясь случаем, я хотел бы извиниться за то, что мы обошлись столь бесцеремонно с вами, актерами. У нас просто было множество хлопот и не нашлось времени, чтобы организовать все более подобающим образом. Вы и все остальные актеры можете быть свободны и пройти к себе в гримуборные за сценой. Разумеется, вы не должны пытаться покинуть театр, пока вам это не будет разрешено. - Я все понимаю, инспектор. Меня радует, что я смог помочь вам. Пил поклонился и ушел. Инспектор, погрузившись в раздумье, оперся на спинку соседнего кресла. Эллери, который стоял с ним рядом, с отсутствующим видом протирал стекла пенсне. Отец многозначительно подмигнул ему. - Ну что, Эллери? - негромко спросил он. - Это элементарно, мой дорогой Ватсон, - отозвался Эллери. - Нашего достопочтенного покойника видели в последний раз живым в 9.25, а примерно в 9.55 он был при смерти. Вопрос: что произошло в этот промежуток времени? До смешного простой вопрос. - Язык у тебя без костей, - вздохнул инспектор Квин. - Пиготт! - Да, сэр. - Это что, билетерша? Надеюсь, она поможет сдвинуть дело с мертвой точки. Пиготт отпустил руку молодой дамы, стоявшей рядом с ним. Она была броско накрашена и улыбалась, демонстрируя ровные белые зубы. Будучи отпущена, она грациозно прошла вперед и с вызовом глянула на инспектора. - Вы билетерша, и постоянно дежурили в этом проходе, мисс... добродушным тоном начал инспектор. - Мисс О'Коннел. Мадж О'Коннел. Да, я билетерша! Инспектор галантно взял ее под руку. - Боюсь, что мне придется просить вас быть столь же любезной, сколь вы бойки, милая моя, - сказал он. - Пройдемте на минуточку сюда. Лицо девушки сделалось бледным, как мел, когда она дошла до ряда ЛЛ. - Прошу прощения, доктор. Не могли бы вы на минутку прерваться? Доктор Праути немного рассеянно взглянул на них. - Да, пожалуйста, инспектор, я почти закончил. Он встал и отступил в сторону, покусывая кончик сигары. Квин наблюдал за лицом девушки, когда та наклонилась над мертвым телом. Она затаила дыхание. - Вспомните, указывали ли вы сегодня этому мужчине его место, мисс О'Коннел? - Вероятно, да. Однако сегодня у меня, как обычно, была масса хлопот. Мне надо было рассадить двести зрителей, за которых я отвечаю. А потому конкретно его определенно припомнить не могу. - Но вы, по крайней мере, помните, были ли вот эти места, которые сейчас пустуют, незанятыми на протяжении всего первого и второго актов? Инспектор указал на семь свободных кресел. - Ну, мне кажется, я припоминаю... Они мне бросились в глаза, когда я ходила мимо... Нет, сэр. Мне кажется, что сегодня на этих местах никто не сидел. - А во время второго акта кто-нибудь проходил по этому проходу, мисс О'Коннел? Вспомните точно. Очень важно знать правду. Девушка снова поколебалась, но потом дерзко поглядела в каменное лицо инспектора. - Нет, я не видела, чтобы кто-то ходил по проходу. - И тут же поспешила добавить: - Едва ли я могу много сказать вам. Мне про всю эту историю ничего не известно. Я зарабатываю свои деньги в поте лица, и... - Ну ладно, ладно, милая моя, все это мы понимаем. Скажите, а где вы обычно стоите, когда всех рассадите? Девушка указала на начало прохода. - Вы находитесь там на протяжении всего второго акта, мисс О'Коннел? - вкрадчиво спросил инспектор. Та облизнула пересохшие губы, прежде чем дать ответ. - Ну... Да, была. В самом деле, за весь вечер я не заметила ничего необычного. - Очень хорошо. - Голос Квина зазвучал мягко, почти что нежно. - У меня все. Девушка удалилась мелкими и быстрыми шажками. Позади инспектора произошло какое-то движение. Квин обернулся и оказался лицом к лицу с доктором Праути, который выпрямился во весь рост и как раз закрывал свою сумку. Доктор невесело посвистывал. - Ну, док, я вижу, вы готовы. Каков будет вердикт? - Он будет краток, инспектор. Этот человек умер примерно два часа назад. Относительно причины смерти я некоторое время испытывал сомнения, но теперь уверен, что это - яд. Все признаки указывают на алкогольное отравление - вы, наверное, обратили внимание на синюшный цвет кожи. А понюхали, как от него пахнет? Несет самой отвратной сивухой, какую только приходилось мне нюхать в жизни. Пьян был, похоже, в стельку. Разумеется, это не обычное алкогольное отравление - если бы только оно, он бы не кончился так быстро. Вот и все, что я могу сказать в данный момент. Он принялся застегивать пальто. Квин извлек из своей сумки обернутую в носовой платок бутылку и передал доктору Праути. - Это - бутылка покойного, док. Исследуйте, пожалуйста, для меня ее содержимое. Но займитесь этим, пожалуйста, только после того, как Джимми внизу в лаборатории посмотрит отпечатки пальцев. И потом... Погодите-ка немного! Инспектор взял на ковре в углу еще одну полупустую бутылку эля с джином. - Исследуйте для меня и это, доктор! Доктор Праути аккуратно поставил в свою сумку обе бутылки, а потом надел шляпу. - Хорошо. Итак, я откланяюсь, инспектор, - сказал он неторопливо. Когда проведу вскрытие, напишу для вас подробный отчет. Тогда картина у вас будет пояснее. Впрочем, катафалк для перевозки тела, должно быть, уже ждет внизу. Я позвонил и вызвал его еще на пути сюда. Ну, пока. Стоило доктору Праути уйти, как тут же появились два санитара в белом с каталкой. По знаку Квина они взяли тело, подняли и уложили на каталку, накрыли простыней и быстро повезли к выходу. Детективы и полицейские, стоявшие у дверей, с облегчением наблюдали, как увозят зловещий груз. Главная часть работы на сегодняшний вечер для них уже была закончена. Публика, шурша программками и газетами, покашливая, вертя головами и судача, с интересом наблюдала, как без пышных церемоний из зала отбывает покойный. Едва усталый инспектор Квин обернулся к Эллери, как в правой части зала вдруг возникла легкая суматоха. Люди повскакивали со своих мест, чтобы увидеть, что происходит. Полицейские принялись призывать публику к порядку. Квин что-то коротко сказал полицейскому в форме, который стоял рядом с ним. Вскоре показались двое полицейских, которые вели под руки какого-то отчаянно вырывавшегося субъекта. Они доволокли его до конца левого прохода и насильно поставили по стойке "смирно". Человек, которого они держали, был невысок, и вообще походил на, небольшую: крысу. Он был одет в отвратительный костюм массового пошива. На голове у него красовалась черная шапочка - из тех, что носят некоторые сельские священники. Рот у мужчины безобразно искривлялся и непрерывно извергал чудовищные проклятия. Но стоило инспектору взглянуть на него, как он тут же перестал сопротивляться. - Мы задержали этого человека, когда он пытался ускользнуть через боковой выход на той стороне, инспектор, - запыхавшись, доложил один из полицейских, не переставая немилосердно встряхивать попавшую к нему в руки добычу. Инспектор хихикнул, извлек из кармана табакерку, взял свою обычную понюшку табаку и, весь сияя, поглядел на сжавшегося и стихшего мужчину. - Прекрасно, прекрасно. Пастор, - сказал он задушевно. Действительно мило с твоей стороны появиться в столь подходящий момент!

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ, в которой много званых, но лишь двое избранных

Многие люди слишком слабы, чтобы выносить вид скулящего и ноющего собрата. Он вызывает у них сострадание. Эллери был единственным из всего молчаливого круга собравшихся посмотреть спектакль, который разыгрывался типом по кличке "Пастор", кто относился к лицедею равнодушно, даже с отвращением. Услышав ехидное замечание старшего Квина, Пастор резко выпрямился, глянул ему в глаза и вновь принялся отчаянно вырываться из рук полицейских, которые крепко его держали. Он строил рожи, плевался, изрыгал проклятия, но в конце концов стих и даже, кажется, перестал дышать. Его бесчинства привлекли внимание еще нескольких полицейских. Они подошли и совместными усилиями уложили его на пол. Оказавшись на полу, Пастор вдруг весь обмяк и съежился, будто шарик, из которого выпустили воздух. Полицейские без лишних церемоний снова поставили его на ноги, и он спокойно стоял теперь, опустив глаза и держа в руках свою шапочку. - Вот что, Пастор, - сказал инспектор таким тоном, каким родители разговаривают с капризным ребенком, только что закатившим истерику, - ты же знаешь, что подобные штучки на меня не действуют. Ты что, забыл нашу последнюю встречу у реки? - Отвечая, когда тебя спрашивают! - прикрикнул на него полицейский и ткнул под ребро кулаком. - Я вообще ничего не знаю, а кроме того, и не обязан ничего говорить, - пробормотал себе под нос Пастор и переступил с ноги на ногу. - Ты удивляешь меня, Пастор, - отечески сказал Квин; - Я ведь и не спрашиваю у тебя, что ты знаешь, а что - нет. - Вы не имеете права задерживать невинного человека! - возмущенно воскликнул Пастор. - Что я, хуже всех остальных, здесь сидящих? Я купил себе билет и заплатил за него наличными. К чему тогда все это? Почему мне мешают идти домой? - Вот, значит, как. Стало быть, ты купил билет? - спросил инспектор, покачиваясь на каблуках. - Ну, хорошо. А как насчет того, чтобы достать его и показать папаше Квину? Рука Пастора с поразительной быстротой и ловкостью скользнула в боковой карман пиджака. Лицо его вдруг побледнело, и он медленно достал руку. Никакого билета в ней не было. Ворча, он принялся обшаривать все остальные карманы, чем только развеселил инспектора. - Черт подери! Что за напасть такая! Всю жизнь храню билеты при себе до конца - и надо же, именно в этот раз выбросил. Весьма сожалею, инспектор. - Вот и славно, - сказал Квин. Лицо его враз посуровело. - Бросай свои выходки, Казанелли. Что ты сегодня вечером делал здесь, в театре? И почему вдруг решил смыться? Отвечай же! Пастор огляделся. Его крепко держали двое полицейских. Вокруг стояло несколько мужчин, не настроенных шутить. Шансов убежать, считай, не было. Лицо Пастора в очередной раз изменило свое выражение. Теперь на нем были написаны совершенная невинность и благочестие, словно у настоящего пастора. Маленькие глазки его зажглись неземным светом, как будто он был христианский мученик в окружении злобных судей-язычников. Надо сказать, что Пастор уже не раз с успехом использовал подобный трюк. - Инспектор, - сказал он, - вы же знаете, что не имеете права хватать меня без всяких на то законных оснований, не так ли? У каждого, к тому же, есть право пригласить адвоката, или как? Уверен, что есть! И он гордо замолчал. Инспектор смерил его любопытным взглядом. - Когда ты в последний раз видел Фильда? - спросил он. - Фильда? Уж не имеете ли вы в виду Монти Фильда? Никогда в жизни не слыхал о нем, инспектор, - ответил Пастор довольно неуверенно. Интересно, что это вы мне хотите пришить... - Ничего, Пастор, ровным счетом ничего. Но пока ты не пожелаешь ответить, нам придется держать тебя и не пускать: а вдруг ты все-таки надумаешь сказать нам что-нибудь. И не забывай, Пастор, что по-прежнему существует одно небольшое дельце о краже шелка, которое можно копнуть и поглубже. - Он обратился к одному из полицейских. - Офицер, проводите нашего друга в приемную перед кабинетом директора и составьте ему там компанию на некоторое время. Эллери, задумчиво наблюдавший за тем, как уводят Пастора, был просто поражен, когда отец его проговорил вполголоса: - Не сильно-то он умен, этот Пастор. Допустить такой прокол! - Будь благодарен за такой подарок судьбы, - улыбаясь, сказал Эллери. - Одна ошибка потянет за собой двадцать. Инспектор повернулся к Велье, который как раз подошел с пачкой листков. - О, вот и Томас вернулся. - Инспектор, кажется, окончательно пришел в хорошее расположение духа. - И что же ты выяснил, Томас? - Ну, сэр, трудно сказать так сразу, - ответил сержант, поглаживая пальцами край бумажной пачки. - На этих листках только половина списка, вторая половина еще не готова. Но я думаю, что даже здесь вы найдете для себя кое-что интересное. Он передал Квину листки, на которых были наскоро записаны фамилии и адреса. Это был составленный по приказу инспектора список зрителей. Квин-старший и Эллери быстро пробежали его глазами. Они дошли уже до середины, когда инспектор запнулся на одной из фамилий. Он прочитал ее еще раз, а затем озадаченно поглядел на Велье. - Морган... - задумчиво повторил он. - Бенджамин Морган... Что-то очень знакомое. Томас, тебе о чем-нибудь говорит это имя? Велье только усмехнулся. - Я так и знал, что вы спросите, инспектор. Бенджамин Морган два года назад был партнером Монти Фильда: содержал вместе с ним адвокатскую контору. Квин покивал. Все трое обменялись многозначительными взглядами. Потом инспектор произнес: - Боюсь, что нам придется заняться мистером Морганом. Он вздохнул и снова принялся читать список. Прочитывал каждую фамилию по отдельности, задумчиво поднимал взгляд, покачивал головой и читал дальше. Велье, который знал, как славится Квин своей великолепной памятью на людей, наблюдал за ним с великим почтением. Наконец инспектор отдал ему все листки обратно. - Прежде чем ты закончишь вторую половину списка, Томас, попроси Моргана зайти в кабинет Панцера, - сказал Квин. - Не нагоняй на него страха и позаботься, чтобы он нашел свой билет еще до того, как будет в кабинете. Велье ушел. Инспектор знаком подозвал к себе Панцера, наблюдавшего за работой полицейских. Директор театра поспешил к нему. - Мистер Панцер, - спросил его Квин, - когда уборщицы обычно начинают свою работу? - Они уже давно пришли, инспектор, и ждут. В большинстве театров убирают рано утром, но я хочу, чтобы мой персонал приходил сразу же после вечернего спектакля. А что вы задумали? - Я хочу попросить вас вот о чем, мистер Панцер, - спокойно продолжал Квин. - Распорядитесь, пожалуйста, чтобы уборщицы сегодня вечером, когда все уйдут, поработали особенно тщательно. Пусть соберут и сохранят все, что найдут. Абсолютно все, даже то, что может им показаться совсем незначительным. А особо пусть обратят внимание на обрывки билетов. Как, вы можете им доверять? - О! Целиком и полностью! Они работают в этом театре с момента его открытия. Можете быть уверены, они ничего не проглядят. А что мне потом делать с этим мусором? - Аккуратно упаковать и прислать мне завтра в управление с надежным человеком. - Инспектор помолчал. - Мистер Панцер, мне бы хотелось, чтобы вы поняли, насколько важно это задание. Оно значительно важнее, чем может показаться. Вы понимаете это? - Конечно, конечно! - И Панцер бросился отдавать распоряжения. К инспектору подошел детектив с седыми висками. В руке у него была пачка бумаг. - Сержант Велье поручил мне отдать, вам этот список. Он говорит, что здесь имена и адреса остальных зрителей, инспектор. Квин взял листки с явным нетерпением. Он провел по столбцам фамилий пальцем. Дойдя почти до самого низа последнего листа, он улыбнулся, торжествующе глянул на Эллери, а потом дочитал фамилии на листке до конца. Повернулся и что-то прошептал на ухо сыну. Эллери кивнул, глаза его загорелись. Инспектор обратился к детективу, который ожидал рядом: - Джонсон, - сказал он, разглаживая страницы, - мне бы хотелось, чтобы вы нашли Велье и попросили его подойти ко мне. Потом найдите вот эту женщину, - инспектор указал пальцем на фамилию и номер кресла в списке, и проводите ее в кабинет директора. Вы застанете там некоего Моргана. Оставайтесь с ними, пока не получите дальнейших распоряжений. Если они станут разговаривать между собой, постарайтесь запомнить содержание их беседы. С женщиной обойдитесь предельно вежливо. - Есть, сэр. Велье еще поручил сообщить вам, что он отделил в особую группу тех зрителей, у которых не оказалось билетов. Он хочет знать, что ему с ними делать. - А их имена есть в этих двух списках, Джонсон? - спросил инспектор, протягивая детективу пачку листков для передачи Велье. - Да, сэр. - Тогда скажите Велье, пусть отпускает их, но лишь после того, как составит специальный список с их фамилиями. Мне вовсе не обязательно смотреть на них, или разговаривать с ними. Джонсон козырнул и исчез. Квин начал о чем-то вполголоса беседовать с Эллери, который явно был обеспокоен. Их прервал вернувшийся Панцер. - Инспектор... - директор театра вежливо кашлянул. - Ах, это вы, Панцер, - сказал инспектор, быстро оборачиваясь. - С уборщицами все в порядке? - Да, сэр. Есть ли еще что-нибудь, что я мог бы сделать для вас? Но.., впрочем, я надеюсь, вы простите мне этот вопрос... Сколько еще придется ждать публике? Многие люди настойчиво спрашивают. Надеюсь, все кончится спокойно, но... Смуглое лицо директора заливал пот. - О! Не берите в голову, Панцер. Скоро их ожидание кончится. Я как раз собирался отдать приказ своим людям отпустить публику. Но прежде чем зрители покинут театр, у них появится еще один повод для жалоб, - добавил инспектор с хмурой усмешкой. - Вот как? - Да, именно так. Им придется пройти обыск. Без сомнения, многие будут протестовать. Вам будут грозить судом, размахивать кулаками перед вашим носом, но это не должно вас особенно беспокоить. За все, что происходит здесь сегодня вечером, отвечаю я. Я же позабочусь о том, Чтобы спасти вас от их гнева... Нам теперь нужна женщина - помочь моим людям при обыске. Одна служащая полиции у меня есть, но она уже занята внизу. Вы не могли бы найти надежную женщину, лучше в возрасте, которая не возражали бы против участия в этом неблагодарном деле и держала бы язык за зубами? Директор немного подумал. - Полагаю, у меня есть подходящий человек для вас. Ее зовут миссис Филипс, она наша гардеробщица. Прекрасно подойдет для выполнения этой задачи. - Замечательно! - с облегчением сказал Квин. - Сейчас же приведите ее и поставьте у главного выхода. Сержант Велье даст ей необходимые указания. Велье подошел как раз в это время и услышал последние слова инспектора. Панцер поспешил вниз по проходу куда-то к ложам. - Ты нашел Моргана? - спросил Квин. - Да, инспектор. - Хорошо, тогда следующее поручение, и после этого ты свободен, Томас. Я хочу, чтобы ты наблюдал за тем, как будут проходить обыск люди, которые сидели в партере и в ложах. Выпускай их строго по одному. И пусть обыскивают основательно. Все должны выходить через главный вход. Чтобы это было наверняка, предупреди людей, которые дежурят у боковых выходов из зала. Заворачивайте всех, кто попытается выйти. Велье кивнул. - Теперь - что касается обыска. Пиготт! Детектив подошел. - Пиготт, ваша задача - сопровождать мистера Квина и сержанта Велье. Обыск проводите внимательно. Ищите все, что может быть подозрительным. Собирайте все билеты. И особенно обратите внимание, если у кого-нибудь окажется лишняя шляпа. Шляпа, которая нужна мне, - шелковый цилиндр. Но если у кого-нибудь будет два головных убора, даже другого фасона, позаботьтесь его задержать. Итак, принимайтесь за дело! Эллери последовал за Пиготтом. Когда к ним присоединился Велье, Квин-старший крикнул вслед: - Разрешите зрителям спускаться с балкона только тогда, когда в партере уже никого не останется. Пошлите туда кого-нибудь: пусть успокаивает и поддерживает порядок. Дав это последнее важное указание, инспектор повернулся к Дойлу, который стоял поблизости, и сказал: - Быстренько бегите в гардероб, Доил, мальчик мой, да смотрите там во все глаза, как люди будут получать свои вещи. Когда все уйдут, внимательнейшим образом все обыщите. Если что-нибудь останется невостребованным, принесите это мне. Оставшись в одиночестве, Квин прислонился к колонне, которая, словно мраморный страж, возвышалась возле того места, где произошло убийство. Он стоял с отсутствующим взором, держа руки за спиной, когда к нему подбежал широкоплечий Флинт с блестящими от волнения глазами. - Что-нибудь нашли, Флинт? - спросил инспектор, шаря в кармане в поисках своей табакерки. Детектив молча протянул ему билет с оторванным контролем. Билет был синего цвета, с надписью: "ЛЛ 30, левая сторона". - Отлично! - воскликнул Квин. - Где вы это нашли? - Прямо напротив главного входа в зал, - сказал Флинт. - Похоже, что владелец билета бросил его сразу же, как прошел контроль и оказался в зале. Квин достал из своего кармана билет, найденный им у Монти Фильда, и принялся сравнивать его с тем, что принес Флинт. Билеты на соседние места были одного цвета и с почти одинаковыми надписями. На одном - "ЛЛ 30, левая сторона", на другом - "ЛЛ 32, левая сторона". Квин пристально всматривался в эти билеты, которые, казалось, не представляли собой ничего особенного. Он сосредоточенно склонился над ними и приложил друг к другу обратными сторонами. Нахмурился. Попытался приложить лицевыми. Потом обратную сторону одного билета приложил к лицевой другого. Ни в одном из трех случаев линия, по которой был оторван контроль, у билетов не совпадала.

ГЛАВА ПЯТАЯ, в которой инспектор Квин проводит ряд серьезных бесед

Квин надвинул шляпу на глаза и пошел по широкому красному ковру, который покрывал за последним рядом кресел заднюю часть зала. На ходу он пытался отыскать в кармане брюк свою неизменную табакерку. В другой руке он все еще держал два синих театральных билета, а на лице его было написано все что угодно, только не удовлетворенность достигнутым. Прежде чем открыть дверь с зеленой обивкой, на которой красовалась табличка "Кабинет директора", он оглянулся и обвел взглядом зрительный зал. Здесь по-прежнему царила сутолока, но в ней уже чувствовался определенный порядок. Полицейские и детективы проходили между кресел, давали указания, отвечали на вопросы, поднимали людей с их кресел и выстраивали в очередь в центральном проходе. Очередь кончалась у массивных дверей главного входа в зал, где шел обыск. Инспектор мимоходом отметил, что он не вызвал у зрителей особо сильного протеста. Они, казалось, чересчур устали, чтобы возмущаться. Женщин - кого-то из них подобная неприятная процедура рассердила, а кого-то просто позабавила - быстро, но по-матерински заботливо обыскивала миссис Филипс, пожилая дама в черном. Квин посмотрел на детективов у центрального входа. Пиготт, обладавший многолетним опытом, стремительными легкими движениями ощупывал одежду мужчин. Велье, стоявший рядом, примечал, кто как реагирует на предстоящий обыск. Время от времени он сам обыскивал тех, кто вел себя неестественно. Эллери, находившийся немного поодаль, курил, засунув руки в карманы своего широкого пальто. Складывалось впечатление, что происходящее его совершенно не интересует, и он всецело поглощен размышлениями об упущенной возможности приобрести первое издание Фальконе. Инспектор вздохнул и открыл дверь с табличкой. Маленькая приемная перед директорским кабинетом была отделана дубом и бронзой. У стены, утопая в мягком кожаном кресле, с совершенно безучастным видом курил сигарету Пастор Джонни. Рядом с его креслом стоял полицейский, положив на плечо Пастору свою внушительную ручищу. - Следуй за мной, Пастор, - сказал инспектор, проходя мимо. Маленький гангстер ловким щелчком отправил окурок в урну и поспешил за Квином, неотступно преследуемый дюжим полицейским. Обстановка директорского кабинета говорила о незаурядном вкусе Луи Панцера. Светло-зеленая лампа освещала украшенный резьбой письменный стол. Стулья и клубные столики для курения, изящная вешалка, обтянутый шелком диван - все было изысканно и умело расставлено. В отличие от кабинетов большинства театральных директоров, здесь отсутствовали фотографии звезд сцены, известных менеджеров, режиссеров и меценатов. Зато стены украшали великолепные эстампы, большой гобелен и картина, принадлежащая кисти Констебля. Но инспектора, стоявшего на пороге, интересовало вовсе не художественное убранство директорского кабинета. Он рассматривал шестерых людей, ожидавших его здесь. Рядом с детективом Джонсоном сидел одетый в безупречно сшитый фрак склонный к полноте мужчина средних лет, с умным взглядом; вид у него был слегка растерянный. Чуть поодаль от них располагались еще четверо. Красивая девушка в простом вечернем платье и в накидке, подняв глаза? слушала симпатичного молодого человека в отличном фраке, который, склоняясь над спинкой ее кресла, что-то серьезно говорил ей. Две женщины рядом с девушкой тоже подались в своих креслах вперед, чтобы слышать, о чем идет речь. Полноватый мужчина не интересовался их беседой и вообще держался особняком. Едва вошел инспектор, как он встал и вопросительно посмотрел на него. Разговор тоже сразу прекратился. Все взоры устремились на Квина. Недовольно покашливая, Пастор Джонни, по-прежнему сопровождаемый полицейским, быстро пересек кабинет в сопровождении полицейского и уселся в противоположном углу. Похоже, великосветское общество, в котором он оказался, произвело на него угнетающее впечатление. Квин расположился за письменным столом так, чтобы видеть всех в кабинете. Затем знаком подозвал Джонсона. - Кто эти трое, которых вы привели сюда без моих указаний? - еле слышно спросил он детектива. - Вон тот, постарше - Морган, - так же тихо ответил Джонсон. Красавица рядом с ним - та дама, которую вы велели пригласить. Когда я нашел ее в зале, она была вместе с этим парнем и женщинами. Все четверо, сдается мне, приятели. Я передал ей вашу просьбу, она занервничала, но встала и пошла за мной. Остальные пошли тоже. Я не знал, как с ними поступить, а потом подумал - вдруг вам захочется поглядеть и на них, инспектор... Квин кивнул. - Удалось узнать что-нибудь интересное из разговоров? - продолжил он расспросы. - Ровным счетом ничего. Пожилой, кажется, никого здесь не знает. А другие только и делают, что удивляются, почему вам заблагорассудилось поговорить именно с этой юной дамой. Инспектор указал Джонсону на кресло в углу и обратился к собравшимся в кабинете. - Я пригласил двоих из вас для небольшой беседы, - сказал он приветливо. - Поскольку же остальные пришли сюда по своей воле, им придется ждать, не сетуя. А сейчас я вынужден просить всех вас выйти в приемную, пока я не разберу одно дельце с этим вот господином. Он кивнул на гангстера, явно задетого пренебрежительным тоном инспектора. Двое мужчин и трое женщин вышли, оживленно разговаривая. Джонсон закрыл за ними дверь. Квин стремительно повернулся к Джонни. - Тащи сюда эту крысу! - скомандовал он полицейскому. Тот без церемоний поднял Пастора Джонни и поставил на ковер перед письменным столом. - Вот ты мне и попался, Пастор. Давно я хотел до тебя добраться, - с угрозой проговорил Квин. - Наконец-то мы можем мило поговорить и никто нам не помешает. Ясно? Пастор не ответил. Глаза его злобно поблескивали. - Итак, ты ничего не скажешь, Джонни? И чего ты добьешься таким образом? Думаешь, долго сможешь играть в молчанку? - Я ведь уже сказал вам - ничего не знаю, а кроме того, ничего не стану говорить без своего адвоката, - упрямо заявил гангстер. - Твоего адвоката? Прошу прощения, Пастор. А кто же твой адвокат? смиренно осведомился инспектор. Пастор прикусил язык и замолчал. Квин повернулся к Джонсону. - Джонсон, мальчик мой, вы ведь работали над этим делом о нападении на "Вавилон"? - спросил он. - Было такое, шеф, - ответил детектив. - Работал. - За это нападение, - ласково пояснил Квин гангстеру, - ты схлопотал год. Припоминаешь, Пастор? По-прежнему ни слова в ответ. - Джонсон, - продолжил инспектор, откидываясь на спинку кресла, помогите-ка мне освежить память. Кто тогда был адвокатом Пастора? - Фильд! - воскликнул Джонсон и уставился на Пастора с некоторым удивлением. - То-то и оно. Тот милый господин, который сейчас лежит на холодном столе в морге. Что скажешь, Пастор, по этому поводу? Хватит ломать комедию! Надеюсь, ты не будешь врать, что не знаком с Монти Фильдом? Стоило мне назвать фамилию, как ты сразу же назвал имя. Говори же, наконец, все, что знаешь. Гангстер с наигранным отчаянием привалился к полицейскому, облизнул губы и сказал: - Ваша взяла, инспектор. Вы меня поймали. Но я... Я совершенно ничего не знаю про эту заварушку здесь, в театре. Честно. Я уже месяц как не видел Фильда. Не видел! Бог мой, уж не хотите ли вы повесить на меня это дело? Он с опаской поглядел на Квина. Полицейский встряхнул его и поставил прямо. - Эх, Пастор, Пастор, - сказал Квин. - Как ты любишь делать преждевременные выводы. Мне всего-то нужна от тебя маленькая информация. Нет, если ты, конечно, желаешь признаться в убийстве, то я приглашу своих людей, мы снимем твои показания и отправимся по домам спать. Звать? - Нет! - закричал гангстер и отчаянно махнул рукой. Полицейский умело поймал ее и заломил за спину, - Как это вам только в голову такое пришло? Мне вообще не в чем признаваться. Я ничего не знаю. Я не видел Фильда сегодня вечером, я даже не знал, что он здесь. Признаться.., как же! У меня есть несколько очень и очень влиятельных друзей. Вы ничего не сможете мне пришить, это я вам обещаю, инспектор! - Весьма сожалею, Джонни, - вздохнул инспектор, беря понюшку табаку. - Ну, хорошо. Ты не убивал Монти Фильда. Во сколько ты сегодня пришел сюда и где твой билет? Пастор повертел в руках шляпу. - Я до сих пор ничего не говорил, инспектор, потому что мне казалось, что вы под меня копаете. Я могу объяснить, как и когда я здесь появился, комар носа не подточит. Это было примерно в половине девятого. Я прошел по контрамарке. Вот она, надорванная билетершей. Квин взял протянутую Пастором синюю контрамарку и, бегло осмотрев, сунул к себе в карман. - А откуда вы взяли эту контрамарку, Джонни? - Я... Мне дала ее моя подруга, инспектор, - нервно ответил гангстер. - Ага! На сцене появляется женщина! - довольно сказал Квин. - И как же зовут эту юную Цирцею, Джонни? - Кого-кого? Ну, в общем, она... Эй, инспектор, послушайте! Ведь вы не устроите ей никаких неприятностей? Она - приличная девушка, а кроме того - тоже ничего не знает. Честное слово, я... - Ее имя? - перебил Пастора Квин. - Мадж О'Коннел, - жалобно произнес Джонни. - Она работает тут билетершей. Квин быстро обменялся взглядом с Джонсоном. Детектив вышел из кабинета. - Та-ак, - проговорил инспектор и снова откинулся на спинку кресла. Мой старинный друг Пастор Джонни, оказывается, ничего не знает про Монти Фильда. Знать не знает и ведать не ведает. Славно, славно. Поглядим, насколько это сойдется с рассказом твоей пассии. Говоря это, инспектор пристально смотрел на шляпу в руках у гангстера. Шляпа была дешевая, фетровая и очень подходила к скромному костюму Джонни - именно такие обычно носят настоящие пасторы. - А ну-ка, Пастор, - внезапно сказал инспектор, - дай сюда шляпу. Он почти выхватил ее у Пастора, несмотря на его нежелание отдавать, и принялся рассматривать шляпу. Оттянул вниз кожаную полоску внутри, критически осмотрел ее и, наконец, вернул шляпу владельцу. - Мы кое-что позабыли, Пастор, - сказал он. - Офицер, как насчет того, чтобы обыскать мистера Казанелли? - Оружия нет, - вскоре доложил полицейский. Продолжив обыск, он извлек из кармана брюк Пастора толстый бумажник. - Хотите взглянуть, инспектор? Квин взял бумажник, быстро пересчитал деньги и вернул полицейскому, а тот положил бумажник обратно в карман Пастора. - Сто двадцать два доллара, Джонни, - негромко сказал инспектор. Что-то попахивает от этих денег шелком "бономо", ох, попахивает! Ну, да ладно. Он усмехнулся и спросил полицейского: - Бутылки никакой у него нет? Полицейский покачал головой. - А где-нибудь под жилетом или под рубашкой? Снова отрицательный ответ. Обыск кончился, и Пастор Джонни вздохнул с облегчением. - Хорошо, Джонни, можешь считать, что у тебя сегодня удачный день. Входите! - крикнул инспектор, заслышав стук в дверь. На пороге появилась стройная девушка в форменной одежде билетерши - та, с которой он уже говорил сегодня. Следом за ней вошел Джонсон и закрыл за собой дверь. Мадж О'Коннел хмуро поглядела на своего любовника. Тот уставился в пол. Потом она удостоила кратким взглядом Квина. Складки вокруг ее рта стали жестче, и она бросила гангстеру: - Что, они тебя все-таки поймали, бестолочь! Я же тебе говорила - не пытайся бежать! В знак глубокого презрения она повернулась к Пастору спиной и принялась ожесточенно пудриться. - Почему вы не сказали мне прямо, дитя мое, - мягко спросил Квин, что вы позаботились о контрамарке для своего друга Казанелли? - Я никогда не рассказываю всего, что знаю, мистер коп, - ответила она. - Почему я должна все рассказывать? Джонни не имеет никакого отношения к этому делу. - А об этом и речь не идет, - сказал Квин, поигрывая табакеркой. Что я хотел бы сейчас узнать от вас, Мадж, - так это одно: не улучшилась ли ваша память со времени нашей прошлой беседы? - Что это должно означать? - осведомилась она. - Это означает следующее: вы сообщили мне, что находились на своем обычном месте перед началом спектакля, что указали множеству людей их места, что не можете припомнить, провожали ли вы Монти Фильда, то есть убитого, на его место или не провожали и, наконец, сказали, что на протяжении всего спектакля стояли у начала левого прохода. На протяжении всего спектакля, верно, Мадж? Девушка волновалась все больше и больше, но постаралась взять себя в руки. - О, Мадж, - вдруг взорвался Пастор. - Не стоит делать все еще хуже, чем оно есть. Рано или поздно он докопается, что мы были вместе, и тогда у него будет козырь против тебя. Ты не знаешь, что это за птица. Давай, выкладывай, Мадж. - Так, - сказал инспектор, приходя в хорошее настроение. - Пастор, с годами ты когда-нибудь и вправду поумнеешь. Я не ослышался, вы были вместе? Почему и как долго? Лицо Мадж О'Коннел то бледнело, то краснело. Она наградила своего дружка уничтожительный взглядом, а потом снова повернулась к Квину. - Ладно, лучше уж я сама расскажу, на что намекает этот глупец. Но уж это-то будет все, что мне известно, инспектор. И горе вам, если вы расскажете обо всем этому выродку-директору! Брови Квина удивленно полезли на лоб, но слушал он, не перебивая. - Да, я раздобыла контрамарку для Джонни, - с вызовом продолжала девушка, - потому что он любит такие страсти-мордасти со стрельбой, и в тот вечер он был свободен. Стало быть, контрамарку я для него достала. Она - на два лица, все контрамарки на два лица, и место рядом с Джонни все время оставалось свободным. Это было угловое место на левой стороне лучшее, что мне удалось устроить! Во время первого акта я была слишком занята, чтобы сидеть с ним рядом. Но после антракта, когда поднялся занавес, все шло своим чередом и без меня, так что я смогла присесть. Ладно, признаюсь, почти весь второй акт я просидела рядом с ним. А почему бы и нет, собственно? Могу я себе позволить время от времени небольшую передышку? - Понимаю. - Брови Квина вернулись на прежнее место. - Вам не пришлось бы тратить столько времени и нервов, юная дама, если бы вы откровенно рассказали мне об этом сразу. Вы не вставали во время второго акта? - Нет, вставала, и, кажется, даже несколько раз, - сказала она осторожно. - Но поскольку все было в порядке, а директор поблизости не появлялся, я возвращалась назад. - Вы обращали внимание на этого Фильда, когда проходили мимо? - Нет.., нет, сэр. - Не заметили, сидел ли кто рядом с ним? - Нет, сэр, я и представления не имела, что он в театре. Я, вероятно, даже ни разу не поглядела в его сторону. - Тогда я предполагаю, - холодно проговорил Квин, - что вы не можете вспомнить, не провожали ли вы кого-нибудь во время второго акта к угловому месту последнего ряда? - О, я знаю, что мне не следовало делать того, что я сделала. Но за весь вечер я не заметила ничего необычного. С каждым вопросом девушка нервничала все больше и больше. Украдкой она поглядывала на Пастора, но тот тупо смотрел в пол. - Вы очень помогли нам, юная дама, - сказал Квин, внезапно поднимаясь. - А сейчас марш отсюда! Когда девушка подошла к двери, гангстер с самым невинным видом направился следом. Квин сделал знак полицейскому. Пастор тут же оказался в исходной позиции. - Не спеши так, Джонни, - сказал Квин ледяным тоном. - О'Коннел! Девушка обернулась и попыталась придать лицу независимое выражение. - На сей раз я ничего не скажу мистеру Панцеру. Но советую впредь думать о своих поступках и быть более сдержанной, когда общаетесь с людьми выше себя по общественному положению. Идите. Но если случится что-нибудь еще, пеняйте только на себя. Девушка засмеялась, потом замерла в нерешительности, но в конце концов выскользнула из кабинета. Квин обратился к полицейскому: - Наденьте на него наручники, - сказал он, указывая пальцем на Пастора, - да посадите под замок. Полицейский мгновенно выполнил приказание. Не успел Пастор и рта раскрыть, как его уже выдворили из кабинета. Уже совершенно другим тоном Квин попросил Джонсона: - Джонсон, мальчик мой, мне бы хотелось, чтобы вы пригласили мистера Моргана. Бенджамин Морган вошел в кабинет твердой походкой, однако не мог полностью скрыть волнения. Он произнес звучным баритоном немного веселей, чем следовало бы: "Ну, сэр, вот и я!" и плюхнулся в кресло, как человек, пришедший в свой клуб после тяжкого дня. Квин никак не отреагировал на такое его поведение. Только посмотрел на Моргана долгим пристальным взглядом, под которым тот беспокойно заерзал. - Меня зовут Квин, мистер Морган, - сказал он приветливо, - инспектор Ричард Квин. - Я уже знаю, кто вы, - сказал Морган, вставая, чтобы пожать протянутую руку. - Полагаю, что тоже знаком вам, инспектор, вы могли не раз видеть меня в суде несколько лет тому назад. Помните, там было одно дело, по которому я защищал Мери Дулитл, обвинявшуюся в убийстве. - Точно! - воскликнул обрадованно инспектор. - А я-то думал, откуда же я вас знаю! Вы тогда еще добились ее оправдания, если не ошибаюсь. То была прекрасная работа, Морган. Очень, очень хорошо! Так, значит, это вы? Славно, славно! - Морган засмеялся. - Да, я тогда был неплох, - согласился он. - Но, боюсь, те времена давно прошли, инспектор. Знаете, Я больше не работаю адвокатом по уголовным делам. - Не работаете? - Квин взял понюшку табаку. - А я и не знал. Что-то, наверное... - он громко чихнул, - что-то, наверное, не заладилось? - На лице у инспектора было написано сочувствие. Морган ответил не сразу. Он поразмыслил секунду, потом положил ногу на ногу и сказал: - Не заладилось в нескольких местах сразу. Вам не помешает, если я закурю? - спросил он вдруг. Получив разрешение Квина, он запалил толстую сигару и с ног до головы окутался дымом. Некоторое время оба молчали. Морган чувствовал, что инспектор внимательно наблюдает за ним. Он принялся нервно качать ногой, избегая взгляда Квина. Инспектор, казалось, полностью ушел в свои мысли. Тишина становилась все более напряженной и неловкой. Ее нарушало только тиканье часов, стоящих в углу. Откуда-то из театра вдруг донесся шум множества негодующих голосов. Потом так же внезапно он прекратился. - Начинайте же, инспектор. - Морган закашлялся. Его хриплый голос выдавал внутреннее напряжение. - Что это - особо изощренный метод пытки? Квин обескураженно поднял глаза. - Как вы сказали?.. Прошу прощения, мистер Морган. Я, наверное, немного задумался. Где-то витал в эмпиреях. О, господи! Наверное, действительно, старею. Он встал и прошелся по кабинету, заложив руки за спину. Морган не переставал настороженно следить за ним. - Мистер Морган, знаете, почему я попросил вас остаться побеседовать со мной? - Ну, как сказать... Точно не знаю, инспектор. Догадываюсь, конечно, что это как-то связано с тем несчастьем, которое здесь произошло. Но, признаться, не представляю, какое я имею к нему отношение. - Морган жадно затянулся сигарой. - Вероятно, мистер Морган, вам это быстро станет ясно, - сказал Квин, опираясь на письменный стол. - Человека, которого убили сегодня вечером, а это не был несчастный случай, уверяю вас, - звали Монти Фильд. Сколь хладнокровно это было произнесено и сколь бурную реакцию это вызвало! Морган так и подскочил в кресле, вытаращив глаза. Руки его задрожали, сигара упала на пол. Квин недовольно глядел на него. - Монти Фильд! - Возглас Моргана прозвучал пугающе громко. - Поднимите свою сигару, мистер Морган. Мне не хотелось бы злоупотреблять гостеприимством мистера Панцера, - произнес Квин. А про себя подумал: "Э, дружище! Одно из двух: либо ты лучший лицедей на свете, либо ты только что испытал самый большой шок за всю свою жизнь". Адвокат чисто машинально пошарил по полу и поднял сигару. - Возьмите себя в руки, мистер Морган, - продолжал говорить Квин. Почему вас так потрясла смерть Фильда? - Но... Но как же так? Монти Фильд... О, Боже! - И он захохотал, как сумасшедший: у него явно начинался истерический припадок. Тело Моргана судорожно задергалось. Инспектору были знакомы все эти симптомы. Квин отвесил адвокату пощечину, схватил за воротник и поставил на ноги. - Вы забываетесь, Морган! - прикрикнул он. Строгий тон возымел свое действие - Морган прекратил смеяться. Он все еще дрожал, но припадок уже миновал. - Я сожалею о происшедшем, инспектор, - пробормотал он, достал носовой платок и вытер лицо. - Меня действительно потрясло это известие. - Да уж вижу, - сухо сказал Квин. - Мне кажется, вас меньше бы потрясло, разверзнись у вас под ногами земля. Ну, Морган, что подобное должно означать? Адвокат все еще вытирал пот с лица. На щеках его выступил густой румянец, не решаясь заговорить, он закусил губу. - Все в порядке, инспектор, - произнес он наконец. - Что вы хотите узнать? - Так-то будет лучше, - кивнул Квин, - начнем вот с чего: расскажите мне, когда вы в последний раз видели Монти Фильда? Адвокат нервно откашлялся. - Ну, я его не видел уже целую вечность, - сказал он тихо. - Я предполагаю, вам известно, что раньше мы были партнерами, и дела в нашей конторе шли просто прекрасно. Но после одного случая нам пришлось расстаться. Я.., я с тех пор больше его не видел. - И сколько прошло времени? - Добрых два года. - Прекрасно. - Квин подался вперед. - Мне бы также хотелось знать, почему именно вы расстались? Адвокат внимательно изучал узор на ковре и теребил свою сигару. - Я - ну, вы хорошо знаете, какой репутацией пользовался Фильд. У нас были разные взгляды на профессиональную этику. На этой почве вышел небольшой конфликт и нам пришлось расстаться. - А неслужебные отношения между вами тоже закончились? - Ну, судя по обстоятельствам, да. Квин забарабанил пальцами по столу. Морган беспокойно ерзал в кресле. Казалось, он все еще не может окончательно оправиться от шока. - Когда сегодня вечером вы пришли в театр, Морган? - спросил инспектор. - Так, примерно минут пятнадцать девятого, - ответил он, весьма удивленный подобным вопросом. - Вы не могли бы показать мне свой билет? Адвокат долго шарил по карманам, найдя билет, протянул его инспектору. Квин взял его, незаметно достал три других билета с оборванным контролем и опустил свои руки под стол. Секунду спустя он поднял на Моргана непроницаемый взгляд и положил все четыре билета себе в карман. - Значит, вы сидели на месте С4, в середине, не так ли? Очень хорошее место, Морган. А как вам вообще пришла мысль посмотреть сегодня вечером "Игры с оружием"? - Ну, это просто очень необычная пьеса, не так ли, инспектор? Морган, казалось, был смущен. - Я бы, вероятно, не додумался сам пойти я, знаете, не особо большой театрал, - но дирекция Римского театра была настолько любезна, что прислала мне персональное приглашение и билет на сегодняшний спектакль. - Это правда? - удивленно воскликнул Квин. - В самом деле, очень мило с их стороны. И когда же вы получили билет? - Я получил билет и письмо с приглашением в субботу у себя в конторе, инспектор. - О! Там было еще и письмо? У вас случайно нет его при себе? - Кажется, оно у меня с собой. Я даже уверен в этом, - пробормотал Морган, снова принимаясь шарить по карманам. - Да, вот оно. - Он протянул инспектору маленький прямоугольный лист белой бумаги, украшенный виньеткой. Квин осторожно взял его и посмотрел на просвет. Сквозь несколько строк, напечатанных на машинке, можно было ясно видеть водяные знаки. Затем инспектор открыл верхний ящик письменного стола Панцера и, порывшись, извлек оттуда лист писчей бумаги. Лист был большой, квадратный. Вверху на нем красовался тисненый герб театра. Квин положил лист и приглашение рядом, на секунду задумался. Потом вздохнул, взял в руки приглашение и прочел: "Дирекция Римского театра сердечно приглашает настоящим письмом мистера Бенджамина Моргана посетить спектакль "Игры с оружием" в понедельник, 24 сентября. Мы просим Вас, как одного из ведущих членов Нью-йоркской коллегии адвокатов, вынести свое суждение о пьесе с точки зрения социальной значимости и уголовного права. Однако просим Вас никоим образом не рассматривать это в качестве обязательного условия. Дирекция хотела бы заверить Вас, что, приняв наше приглашение, Вы не возлагаете на себя никаких обязательств. Римский театр". На последней букве красовалась жирная клякса. Квин поднял глаза и улыбнулся. - Действительно, очень мило со стороны театра, мистер Морган. Я вот только спрашиваю себя... - Он прервался, чтобы подать знак Джонсону, который все это время сидел в углу, молча наблюдая за ходом допроса. Приведите ко мне мистера Панцера, директора, и если где-нибудь тут еще вертится ответственный за рекламу, - фамилия его что-то вроде Биллсон или Пиллсон, - попросите его тоже зайти сюда. Когда Джонсон вышел из кабинета, инспектор снова повернулся к адвокату. - Можно попросить на минутку ваши перчатки, мистер Морган? Морган молча подал Квину перчатки - обычные перчатки из белого шелка, полагающиеся к фраку. Квин взял их и принялся с любопытством разглядывать. Он явно намеревался обследовать их со всей тщательностью: вывернул на левую сторону, долго изучал пятнышко на указательном пальце и даже попробовал его на язык, не преминув сделать какое-то шутливое замечание. Когда исследование было завершено, он торжественно вернул перчатки адвокату. - И еще одно, Морган. У вас просто прекрасный цилиндр. Можно взглянуть на него? Адвокат, по-прежнему не говоря ни слова, положил свой цилиндр на письменный стол. Квин, беззаботно насвистывая какой-то шлягер, повертел его в руках. Это был блестящий цилиндр отличного качества. На шелковом белом подкладе золотыми буквами значилось имя изготовителя: "Джеймс Чомси и К°", рядом таким же золотом на ленте были выведены два инициала: "Б. М.". Квин улыбнулся и примерил цилиндр - он оказался немного маловат. Квин тотчас же снял его и отдал Моргану. - Очень мило с вашей стороны, что вы позволяете мне такие вольности, - сказал он, что-то быстро записывая на листке бумаги, извлеченном из кармана. Дверь открылась, вошли Панцер, Джонсон и Гарри Нельсон. Панцер неуверенно сделал несколько шагов по направлению к инспектору, а Нельсон сразу плюхнулся в одно из кресел. - Чем мы можем быть вам полезны, инспектор? - спросил Панцер слегка дрожащим голосом. - Мистер Панцер, сколько сортов почтовой бумаги вы используете в своем театре? Директор удивленно поглядел на него. - Только один. Образец вы положили перед собой на письменный стол. - Хм... - Квин протянул Панцеру приглашение, которое ему дал Морган. - Я бы хотел, чтобы вы очень внимательно посмотрели на этот лист, мистер Панцер. Как вы полагаете, есть у вас в театре такая почтовая бумага? Директор удивленно посмотрел на листок с приглашением. - Нет, не думаю. Я даже уверен в этом. Что это еще такое? воскликнул он, пробежав взглядом первые строчки, напечатанные на машинке. - Нельсон! Я вас спрашиваю! Что это такое? Ваша последняя шутка ради привлечения внимания публики? - Он в ярости помахал приглашением перед носом Нельсона. Нельсон выхватил листок из рук директора. - Черт бы меня побрал, - пробормотал он, - это прямо находка сезона! - Он продолжал читать со все возрастающим удивлением. Затем отдал листок Панцеру и, чувствуя на себе укоризненные взгляды всех присутствующих, сказал: - Сожалею, но вынужден отказаться от высокой чести быть причастным к этой великолепной выдумке. Черт, почему она не пришла в голову мне? Директор в волнении повернулся к Квину. - Это в высшей степени странно, инспектор. Насколько я знаю, Римский театр никогда не пользовался такой почтовой бумагой, и могу заверить вас, что я никогда не позволил бы такой рекламной выходки. А если Нельсон заявляет, что он здесь ни при чем... Квин бережно положил приглашение к себе в карман. - У меня к вам все, господа. Благодарю вас. Он кивнул директору и агенту по рекламе, дав им понять, что они могут идти, и испытующе поглядел на адвоката, который покраснел до корней волос. Инспектор слегка хлопнул ладонью по столу. - Что вы теперь скажете, мистер Морган? Морган вскочил. - Это какая-то проклятая нечистая игра! - воскликнул он и погрозил Квину кулаком. - Я понимаю в ней не больше, чем.., чем вы, уж простите меня за резкость! Кроме того, если вы думаете, что можно таким образом взять меня на пушку, то ошибаетесь! Осматривать мою шляпу, перчатки... Бог ты мой, как вы еще не обследовали мои кальсоны, инспектор! Он смолк, чтобы перевести дух. - Но, мой дорогой Морган, - мягко сказал инспектор, - из-за чего вы так волнуетесь? Можно подумать, что я обвиняю вас в убийстве Монти Фильда. Садитесь и успокойтесь. Я всего-то задал вам один простой вопрос. Морган упал в кресло. Дрожащей рукой он вытер подбородок и произнес: - Прошу простить меня, инспектор. Я просто вышел из себя. Но от всех этих фокусов... - Он говорил все тише, а последние слова буквально пробормотал себе под нос. Квин насмешливо глядел на него. Джонсон осторожно кашлянул, деликатно разглядывая потолок. Издалека снова донесся шум и опять смолк, как по мановению волшебной палочки. Наконец, тишину нарушил Квин. - Это все, Морган. Можете идти. Адвокат тяжело поднялся, открыл было рот, намереваясь что-то сказать, но передумал, сжал губы и надел свой цилиндр. По знаку инспектора встал и Джонсон. Открыв адвокату дверь, он вышел за ним следом. Оставшись в кабинете один, Квин развил бурную деятельность. Он извлек из кармана четыре билета с оторванным контролем, письмо-приглашение, которое дал ему Морган, и дамскую сумочку, найденную в кармане покойного. Ее он открыл во второй раз за вечер и выложил все содержимое на стол перед собой. Несколько визитных карточек, на которых затейливо было выведено "Франсес Айвз-Поуп", два кружевных носовых платка, пудра, румяна, губная помада, маленький кошелек, где обнаружилось двадцать долларов купюрами и несколько монет, ключ от двери. Квин какое-то время самозабвенно занимался изучением всех этих вещей. Потом снова сложил их в сумочку, сунул ее в карман, в другой положил обрывки билетов и письмо, встал и не спеша огляделся. Подошел к вешалке, снял единственную висевшую там шляпу круглую, фетровую - и обследовал ее изнутри. Казалось, его заинтересовали инициалы "Л. П." и размер б3. Потом он повесил шляпу обратно и открыл дверь. Четыре человека, сидевшие в приемной, с видимым облегчением вскочили. Квин, улыбаясь, стоял на пороге, держа руки в карманах пальто. - Наконец-то дело дошло и до вас, - сказал он. - Вы не могли бы все зайти в кабинет? Он вежливо отступил в сторону и пропустил их - троих женщин и молодого человека. Женщины сели, причем молодой человек галантно подвинул кресло каждой из них. Теперь четыре пары глаз неотрывно следили за инспектором, который по-прежнему стоял в дверях. Он еще раз выглянул в приемную, закрыл дверь и солидной походкой прошел к своему креслу за письменным столом. - Ну вот, - сказал он, - должен извиниться за то, что заставил вас так долго ждать. Знаете ли, дела, дела, служба! Ну, а теперь поглядим. Хм. Да.., да, да. Я просто не могу иначе! Ну, ладно! Во-первых, уважаемые дамы и молодой человек, что за узы вас связывают? Он приветливо посмотрел на самую красивую из трех женщин: - Я полагаю, мисс, что вас зовут Франсес Айвз-Поуп, хотя еще не имел удовольствия быть вам представленным. Я не ошибся? Девушка удивленно подняла брови. - Совершенно верно, сэр, - сказала она звонким голосом. - Но я не понимаю, откуда вам известно мое имя. Она улыбнулась очаровательнейшей улыбкой, полной шарма и той таинственности, которая привлекает просто необыкновенно. Великолепная фигура, большие карие глаза, нежная кожа. Эта женщина в самом расцвете молодости, казалось, была воплощенное совершенство. Инспектор даже почувствовал себя моложе, глядя на нее. Он улыбнулся ей в ответ. - Ну, мисс Айвз-Поуп, - хихикнул он, - согласен, это большая загадка для вас. А тот факт, что я вдобавок еще и полицейский, который почему-то знает ваше имя, наводит на малоприятные мысли. Однако все объясняется довольно просто: вас не назовешь неизвестной юной дамой. Я только сегодня видел ваш портрет в газете, в колонке светской хроники. Девушка рассмеялась, но немножко нервно: - Так вот значит как! - сказала она. - А я-то уж начала побаиваться. Ну, а теперь скажите, что же вы от меня хотите? - А все профессия! Все моя профессия, - сокрушенно сказал инспектор. - Всегда стоит лишь мне заинтересоваться каким-то человеком, у меня начинается внутренний конфликт между моими желаниями и профессиональным долгом... Прежде, чем я начну свои расспросы, разрешите узнать, кто ваши друзья? Инспектор перевел свой взгляд на остальных троих, и они тут же принялись смущенно кашлять. Франсес голосом, полным шарма, заговорила: - Простите пожалуйста, инспектор. Позвольте представить мисс Хильду Оранж и мисс Эву Эллис, двух моих очень хороших подруг. А это мистер Стивен Барри, мой жених. Квин посмотрел на нее с немалым удивлением. - Если не ошибаюсь, они все актеры, которые были заняты сегодня в "Играх с оружием"? Все трое дружно кивнули. Квин повернулся к Франсес. - Мне не хотелось бы показаться навязчивым, мисс Айвз-Поуп, но я просил бы вас кое-что объяснить. Почему ваши друзья решили сопровождать вас? - спросил он с обескураживающей улыбкой. - Может быть, это прозвучит невежливо, но я точно помню, что просил пригласить вас одну. Трое актеров, не говоря ни слова, поднялись. Франсес умоляюще посмотрела сначала на своих спутников, потом на инспектора. - Я прошу вас простить меня, инспектор, - с жаром заговорила она, я.., меня еще никогда не допрашивала полиция. Я просто очень нервничала, ну и... В общем, попросила моего жениха и этих дам, самых надежных подруг, побыть со мной во время допроса, чтобы чувствовать себя уверенней. Я не знала, что это противоречит вашим распоряжениям... - Понимаю, - улыбнулся Квин, - понимаю прекрасно, но видите ли... Он развел руками. - Если ты пожелаешь, любимая, то я останусь с тобой, - с вызовом сказал Стивен Барри. - Но, Стивен, милый мой... - ответила Франсес, беспомощно и жалобно взглянув на Квина. Тот сидел с непреклонным видом. - Лучше.., лучше вам выйти. Но прошу вас, подождите меня. Это ведь не продлится долго, правда, инспектор? Квин кивнул. - Нет, не очень долго, - он постепенно перестал улыбаться и становился все серьезнее. Присутствующие почувствовали это изменение тона. В кабинете повеяло некоторым холодком. Хильда Оранж - крупная, полная женщина лет сорока, с лицом, сохранившим следы былой красоты, что было заметно даже сейчас, в холодном свете ламп кабинета, наклонилась к Франсес, сердито глядя на инспектора. - Мы подождем за дверью, милая, - сказала она. - И если ты почувствуешь себя плохо или еще что, только крикни, и ты увидишь, что здесь будет. Она ринулась вон из кабинета. Эва Эллис погладила Франсес по руке. - Не бойся, Франсес, - сказала она мягко, - ведь мы же с тобой. - И они с Барри последовали за Хильдой Оранж. Молодой человек остановился на пороге, еще раз обвел весь кабинет взглядом, в котором отражались гнев и беспокойство за невесту, испепелил взором Квина и, наконец, закрыл за собой дверь. Квин тотчас же вскочил на ноги. Тон его стал холодным и официальным. Он сказал, опершись ладонями на письменный стол и глядя на Франсес в упор: - А теперь, мисс Франсес Айвз-Поуп, уладим одно-единственное дело, которое, собственно, у меня и есть к вам... - Он скользнул рукой в карман и с ловкостью опытного карманника извлек оттуда маленькую дамскую сумочку. - Позвольте вернуть вам вашу вещь. Франсес привстала в кресле, вначале посмотрела на инспектора, затем на поблескивающую сумочку и побледнела как полотно. - Но ведь это.., это же моя сумочка, - пролепетала она. - Совершенно верно, мисс Айвз-Поуп. Она была найдена в театре сегодня вечером. - Ну, конечно, - девушка нервно рассмеялась и снова опустилась в кресло, - как это глупо с моей стороны. А ведь я до сих пор даже не заметила, что ее нет... - Но, мисс Айвз-Поуп, - осторожно продолжал инспектор, - сам факт обнаружения вашей сумочки далеко не так важен в сравнении с тем, где именно она была найдена. - Он помолчал несколько секунд. - Вы знаете, что сегодня вечером здесь убили человека? Она так и застыла с открытым ртом. Глаза ее расширились от страха. - Да, я слышала об этом, - сказала она почти беззвучно. - Так вот, ваша сумочка, мисс Айвз-Поуп, - неумолимо продолжал инспектор, - была обнаружена в одном из карманов убитого. В глазах у девушки мелькнул неприкрытый ужас. Она глухо вскрикнула и повалилась вперед с побледневшим и искаженным лицом. Квин подскочил к ней, испытывая и смущение и сострадание. Но не успел он дотронуться до девушки, как двери распахнулись и в кабинет ворвался Стивен Барри. Фалды его фрака развевались. За ним по пятам следовали Хильда Оранж, Эва Эллис и детектив Джонсон. - Ради всего на свете, что вы с ней сделали? Вы, ищейка! - воскликнул актер, отодвигая в сторону Квина. Он нежно привлек к себе Франсес, убрал с ее лица черные пряди волос и что-то горячо зашептал ей на ухо. Она застонала, открыла глаза и с удивлением посмотрела на молодого человека, не понимая, откуда он взялся. - Стив, я упала в обморок, - пробормотала она и обмякла у него в руках. - Пусть кто-нибудь принесет воды, - грозно распорядился молодой человек. Тут же Джонсон протянул ему полный стакан. Барри влил ей несколько капель в рот, она закашлялась и постепенно снова пришла в себя. Актрисы отстранили Барри и потребовали, чтобы мужчины покинули комнату. Квин послушно присоединился к детективу и актеру, который шумно выражал ему свое возмущение. - Вы просто грубый коп! Что вы ей сделали, вы, с вашими грубыми полицейскими штучками? - Ну-ну, молодой человек, - спокойно ответил Квин. - Не грубите, пожалуйста. Просто юная дама перенесла некоторое потрясение. Они стояли в приемной, храня напряженное молчание, пока не открылась дверь и не появились актрисы, держа Франсес под руки. Барри поспешил, к ней. - Ты в порядке, любимая? - Прошу тебя, Стив.., отведи меня домой, - всхлипнула она. Инспектор Квин чуть отступил в сторону, чтобы пропустить их. С глубокой печалью в глазах он смотрел, как они медленно движутся к выходу.

ГЛАВА ШЕСТАЯ, в которой прокурор превращается в биографа

Все-таки инспектор Ричард Квин был уникальным человеком. Невысокий, сухощавый, седовласый, с лицом, на котором суровая жизнь оставила немало морщин, он вполне мог сойти и за бизнесмена, и за ночного сторожа, и вообще за кого угодно, стоило ему только подобрать соответствующий гардероб. Эту способность перевоплощаться, быстро вживаться в любую среду и чувствовать себя там как рыба в воде инспектор постоянно использовал на службе. Лишь немногие знали, каков он на самом деле. Для большинства же своих коллег, равно как и для всего того отребья, которое он предавал в руки суда, Квин-старший служил источником постоянного удивления. Если требовалось, он мог разыграть целый спектакль, стать мягким или надменным, изобразить редкого тупицу или просто отца родного. Но помимо этого у инспектора было - как однажды в порыве сентиментальных чувств выразился некто, имевший с ним дело, - "сердце из чистого золота". У него была ранимая душа. Он умел тонко переживать и любил выступать в роли миротворца. Жестокие нравы, которые он наблюдал вокруг, порой заставляли его сильно страдать. Верно было замечено, что он никогда не был одним и тем же: даже перед хорошо знакомым ему человеком он всякий раз представал иным, обращаясь к нему новой стороной своей личности. Инспектору казалось, что это дает ему немалые преимущества: ведь люди не могли к нему приспособиться. Он заставал их врасплох. Никогда нельзя было знать, что он скажет или сделает в следующий миг. Теперь, оставшись в одиночестве в кабинете Панцера и заперев дверь, чтобы никто не мешал, он ненадолго стал самим собой. Он сразу постарел, но это была именно та старость, которая именуется мудростью. Инцидент с девушкой сейчас занимал его мысли более всего другого. Франсес Айвз-Поуп была такой, какой любой мужчина в его возрасте страстно желал бы видеть собственную дочь. Сознание того, что он явился причиной ее страданий, было мучительным. А воспоминание о том, как яростно защищал от него девушку ее жених, заставило инспектора покраснеть от стыда. Но когда минуту спустя кто-то энергично постучал в дверь, Квин опять изменился, подобно хамелеону. Теперь в кабинете находился важный инспектор полиции, занятый, несомненно, размышлениями о вещах умных и значительных. Квин открыл дверь и впустил худощавого мужчину с ясными глазами, одетого не по сезону тепло. Шея мужчины была обмотана шерстяным шарфом. - Генри! Что ты тут делаешь, черт возьми? Разве врачи не прописали тебе строгий постельный режим? Прокурор Генри Сампсон подмигнул Квину и опустился в кресло. - Врачи-то и есть причина того, что у меня болит горло, - сказал он наставительным тоном. - Как обстоят дела? Он вдруг застонал и осторожно коснулся горла. Инспектор снова занял место за письменным столом. - Ты самый непослушный пациент из всех известных мне людей! Сущий ребенок! Смотри, схватишь воспаление легких! - Ну что же, - усмехнулся прокурор, - я, в конце концов, застрахован на случай смерти на довольно большую сумму, так что у меня все предусмотрено... Но ты так и не ответил на мой вопрос. - Ах, да, - проворчал Квин. - Как обстоят дела, ты спросил, кажется. В данный момент, дорогой мой Генри, нет ни малейшего просвета. Тебе достаточно? - Выражайся определенней, - сказал Сампсон. - Вспомни, пожалуйста, о том, что я болен, и у меня без того голова раскалывается. - Генри, я вынужден откровенно сказать тебе, что занимаюсь одним из самых сложных дел, какие только бывали в нашем управлении. Голова у тебя раскалывается? А моя, думаешь, не трещит? Сампсон мрачно поглядел на инспектора. - Если все действительно обстоит так, как ты говоришь - а я не вижу оснований тебе не верить, - то сейчас для этого чертовски неподходящий момент. На носу выборы, и нераскрытое убийство для наших противников такой козырь... - Что ж, можно смотреть и с этой стороны, - тихо заметил Квин. - О выборах я как-то не подумал, Генри. Совершено убийство, а я, признаюсь, не имею ни малейшего представления о том, кто и как его совершил. - Принимаю твой скрытый упрек, - сказал примирительно Сампсон. - Но если бы ты знал, что мне только что пришлось выслушать по телефону! - Секунду, мой дорогой Ватсон, как любит говорить Эллери, - улыбнулся Квин, у которого снова сменилось настроение, - держу пари, что знаю, как все произошло. Ты был дома, вероятно, лежал в постели. Зазвонил телефон. Ты снял трубку, и кто-то с места в карьер принялся брызгать слюной, выражать протесты, просто исходя злобой. Выглядело это примерно так: "Я не позволю, чтобы меня, словно обыкновенного преступника, задерживала полиция! Я хочу, чтобы этому Квину был объявлен строгий выговор! Он представляет собой угрозу правам личности и ее свободам". И так далее, и все такое прочее. - Мой дорогой друг! - смеясь, сказал Сампсон. - Этот джентльмен, который столь громко протестовал, - продолжал инспектор, - невысок ростом, довольно толст, носит очки в золотой оправе, обладает крайне неприятным визгливым голосом и проявляет трогательную заботу о своем семействе - жене и дочери. И все - по той причине, что в зале могут оказаться журналисты, которые напишут об этом. Периодически он ссылается на своего "очень хорошего друга прокурора Сампсона". Верно я говорю? Сампсон в изумлении глядел на инспектора. Затем острые черты его лица вдруг отразили лукавство. - Действительно непостижимо, мой дорогой Холмс, - сказал он хитро. Но если уж ты так много знаешь об этом моем друге, для тебя будет просто детской забавой назвать его по имени. - Ну.., я ведь правильно описал его тебе... Или нет? - покраснев, произнес Квин. - Я ведь... А, Эллери! Мальчик мой! Как я рад тебя видеть! Эллери вошел в кабинет и сердечно пожал Сампсону руку. Прокурор приветствовал его с радостью, свидетельствовавшей о давней дружбе. Эллери сделал какое-то замечание относительно постоянной опасности для жизни, которой имеет обыкновение подвергать себя прокурор, и быстро выставил на стол большой термос с кофе, а рядом положил кулек с пирожными. - Ну, господа, грандиозная розыскная операция подошла к концу, и усталые детективы могут съесть свой полуночный завтрак. Он засмеялся и любовно хлопнул по плечу отца. - Эллери! - воскликнул Квин. - Вот - настоящий сюрприз! Генри, не составишь ли ты нам компанию на этом утреннике? Он разлил кофе по картонным стаканчикам. - Я, правда, не знаю, по поводу чего утренник и есть ли для него подходящий повод, но я никогда не отстану от общества, - сказал Сампсон. Все трое дружно приступили к еде. - Что нового, Эллери? - спросил Старик, с удовольствием попивая кофе. - Все, что я могу поведать, - откликнулся Эллери, поглощая пирожное, - те немногие вещи, которые тебе еще неизвестны. Мистер Либби из кафе напротив, откуда, кстати, эти прекрасные пирожные и кофе, подтверждает все, рассказанное Джессом Линчем про эль с джином. Мисс Элинор Либби тоже вплоть до мелочей подтверждает его показания о том, что он делал после. Инспектор Квин достал огромный носовой платок и промокнул уголки рта. - Ну, Праути тем не менее должен разобраться с этим элем. Что же касается меня, то я допросил несколько человек и больше ничего не успел. - Спасибо, - сухо сказал Эллери. - Сообщение твое содержало исчерпывающую информацию. Ты уже познакомил прокурора со всеми событиями этого бурного вечера? - До сих пор мне известно только следующее, господа, - сказал Сампсон, отставляя стаканчик. - Примерно полчаса назад мне позвонил "один из моих очень хороших друзей", который пользуется влиянием за кулисами политической сцены - и это действительно так. Он достаточно путано сообщил мне, что во время сегодняшнего вечернего спектакля произошло убийство. Инспектор Ричард Квин, по его словам, подобно вихрю обрушился со своими людьми на бедную публику и заставил ее ждать больше часа, не отпуская. Непростительное и не имеющее оправданий поведение, как выразился мой друг. К этому он добавил, что поименованный инспектор зашел настолько далеко, что обвинил в преступлении персонально его, а также приказал бесстыжим полицейским обыскать его, его жену и дочь, прежде чем разрешил им покинуть театр. Такова версия, какой я располагаю. Остаток беседы отличался неразборчивостью в выражениях, и нет смысла его воспроизводить здесь. Единственное, что я узнал сверх того от Велье - и это показалось мне самым интересным - личность убитого. - Тогда ты знаешь о деле почти столько же, сколько и я, - проворчал Квин. - И даже больше: могу себе представить, как хорошо тебе известны делишки Фильда... Эллери, что там произошло во время обыска? Эллери удобно расположился в кресле, закинув ногу за ногу. - Как ты, вероятно, и ожидал, обыск публики был абсолютно безрезультатным. Ни одного заслуживающего внимания предмета. Никто не выдал себя подозрительной мимикой. Никто не раскаялся и не признался. Словом, полная неудача. - Конечно, конечно, - покивал инспектор. - За всем этим делом необычайно умная голова. Я полагаю, нет и следов загадочного цилиндра? - Чтобы найти его, папа, я удостоил своим личным присутствием фойе, заметил Эллери. - Но без толку. Ни одного лишнего головного убора не осталось. - А обыскали всех? - Они как раз заканчивали, когда я побежал за провиантом, - сказал Эллери. - Оставалось только дать разрешение разгневанной толпе спуститься с балкона и покинуть театр. Кстати, Велье распорядился, чтобы обыскали и тех пятерых, которые вышли отсюда, из кабинета. Юная дама была крайне недовольна. Мисс Айвз-Поуп, если я не ошибаюсь... Сейчас, видимо, уже всех выпустили - и зрителей сверху, и персонал театра, и актеров. Интересный они народ, эти актеры. Каждый вечер появляются у рампы, что твои бессмертные боги, а потом переоденутся в обычные костюмы и становятся как все простые смертные. И проблемы у них оказываются те же самые... - Итак, мы очутились в довольно сложном положении, - проворчал инспектор. - Давай я расскажу тебе все по порядку, Генри. И он вкратце поведал о всех событиях нынешнего вечера. Сампсон слушал молча и с хмурой миной. - Вот и все, что я могу тебе сообщить, - завершил свою речь инспектор, не забыв упомянуть и о случившемся в кабинете. - А сейчас ты непременно должен рассказать нам о Монти Фильде. Мы знаем, что он был продувной бестией, но - не больше. - Ну, это чересчур слабо сказано, - сердито отозвался Сампсон. Историю его жизни я успел выучить почти наизусть. Сдается мне, что задача перед вами нелегкая. Может, какое-нибудь дело из его прошлого и даст вам зацепку. В первый раз слежку за Фильдом установили еще при моем предшественнике. Подозревали, что он замешан в маклерских махинациях. Кронин, тогдашний помощник прокурора, не смог, правда, предъявить ему никаких обвинений. Фильд наилучшим образом обезопасил все свои затеи. У нас только и было на него, что сообщение осведомителя - может, правда, а может, нет. Осведомителя нашего вышвырнули из теплой компании, которая обделывала делишки Фильда. Разумеется, Кронин ни прямо, ни косвенно не давал знать Фильду, что тот на подозрении. Постепенно все забылось. Кронин был упорным малым, но всякий раз, когда он полагал, что у него есть какой-то материал на Фильда, снова оказывалось, что материалу этому грош цена. Да, Фильд был тертый калач. Когда я вступил в должность, мы по настоятельной рекомендации Кронина основательно занялись Фильдом. Разумеется, негласно. Выяснилось, что Монти Фильд происходит из действительно хорошей семьи, которая живет в Новой Англии и которой нет нужды то и дело ссылаться на то, что ее предки прибыли в Америку на "Мэйфлауэр". В детстве у него были домашние учителя. Потом он пошел в привилегированную среднюю школу, которую окончил с трудом, а затем папа предпринял последнюю отчаянную попытку и послал его в Гарвард. Кажется, Монти Фильд еще в те времена был порядочным фруктом. Не преступником, правда, но на грани. Больно уж неугомонный в своих затеях. С другой стороны, какое-то представление о чести у него, видать, еще оставалось - когда впервые по крупному прогорел, изменил фамилию. Вначале фамилия у него была Фильдинг. Он сделал из нее "Фильд". Эллери и инспектор одновременно кивнули. - Фильду, - продолжал между тем Сампсон, - в уме отказать было нельзя. Он с отличием окончил курс в Гарварде, где изучал право. Особенно он преуспел в произнесении речей, причем в этом ему очень помогало основательное знание юридической терминологии. Однако сразу же после выпускного экзамена, не успела его семья порадоваться сему событию, он впутался в историю с какой-то девицей. Отец отказался от него и лишил наследства. Он, дескать, втоптал в грязь честное имя семьи - ну и все такое прочее. Обычная история, словом. Тем не менее друг наш, кажется, вовсе не был убит горем. Он извлек наилучший урок, какой только можно извлечь из потери наследства, и решил зарабатывать деньги самостоятельно. Каким именно образом он делал это поначалу, нам докопаться, правда, не удалось. Самые ранние сведения таковы: он открыл совместное дело с одним типом по фамилии Коэн, самым прожженным адвокатом в городе. Репутация - пробы негде ставить. Они гребли немалые деньги, потому что у них постепенно сложилась постоянная клиентура из числа самых больших негодяев, какие только есть в преступном мире. Не мне вам говорить, как трудно припереть к стенке такого субчика, который знает лазейки в законах лучше, чем судьи в Верховном суде. Эта парочка обделывала все так, что комар носа не подточит. Наступили золотые времена для преступников. Все негодяи считали верхом удачи, если за их защиту брались Коэн и Фильд. А потом мистер Коэн - более опытный в этой связке, который знал все ходы и выходы, осуществлял контакты с клиентами, собирал с них дань и вообще устраивал все наилучшим образом, хотя и говорил по-английски с ошибками, - так вот, этот мистер Коэн нашел свой бесславный конец зимней ночью на берегу Норт Ривер. Его нашли с пулей в голове, и хотя с момента столь печального события прошло уже двенадцать лет, убийца до сих пор так и не найден. Не установлен официально, но у нас есть довольно сильное подозрение. Меня бы ничуть не удивила возможность присоединить дело об убийстве мистера Фильда к делу об убийстве мистера Коэна. - Вот, значит, каков мистер Фильд, - проговорил Эллери. - Даже у мертвого у него было крайне неприятное выражение лица. Да,.. Я искренне жалею, что из-за него могу упустить из рук первоиздание Фальконе. - Забудь об этом, книжный ты червь, - проворчал его отец. Рассказывай дальше, Генри. Сампсон взял последний кусочек пирожного и с удовольствием проглотил его. - Ну, а теперь мы подходим к светлому пятну в биографии мистера Фильда. После бесславного конца партнера он, похоже, решил вести новую жизнь. Он стал работать совершенно законно, без всяких темных дел. И у него, конечно, были способности, чтобы преуспеть на этом поприще. Отчасти ему даже удалось снискать признание у заносчивых господ из мира юстиции. Так прошло шесть лет. Потом он встретил Бена Моргана, человека в белом жилете и со столь же незапятнанной репутацией. Тому, видно, не хватало совсем немногого для процветания на адвокатском поприще. Каким-то образом Фильд убедил его сделаться своим партнером. И пошло-поехало. Вы наверняка помните, что именно в то время в Нью-Йорке одно за другим происходили весьма темные дела. Все они были результатом деятельности огромной преступной организации, объединявшей гангстеров, адвокатов и даже некоторых политиков. В предместьях расцвела подпольная торговля спиртным, последовала целая череда вооруженных налетов, в ходе которых было убито несколько человек. Наше ведомство просто лихорадило. Впрочем, что я вам рассказываю, вы все это знаете не хуже меня. Да, часть преступников мы обезвредили, но вырвать ядовитую траву с корнем так и не удалось - до тех, кто заправлял всем, мы добраться не смогли. У меня есть немало оснований предполагать, что мистер Монти Фильд держал в своих руках все нити. Подумайте, как это было просто для человека с его дарованиями. Хорошие отношения с заправилами преступного мира у него установились еще при первом партнере - Коэне. Когда Коэн стал бесполезным, он его устранил. А затем - я, конечно, высказываю только предположения, потому что у меня почти нет доказательств - Фильд начал создавать разветвленную преступную сеть, прикрываясь вполне благопристойной адвокатской практикой. Как именно он осуществил задуманное, мы, к сожалению, не знаем. Но он обеспечил таким образом прочные позиции и организовал большинство крупных преступлений, которые произошли за последние пять лет. - А какова была роль Моргана? - как-то вяло спросил Эллери. - Об этом я как раз и собирался сказать. Думаю, мы можем исходить из того, что Морган не имел абсолютно ничего общего с тайной деятельностью Фильда. Он - человек честный, он даже отказывался браться за дела, если у него возникало хотя бы малейшее сомнение в порядочности клиента. Должно быть, их отношения с Фильдом дали трещину, как только Морган стал догадываться, что происходит на самом деле. Так оно было или иначе, это ты легко сможешь узнать у самого Моргана. После разрыва Фильд перестал скрываться столь тщательно, но мы, как и прежде, не располагаем против него достаточно вескими уликами, убедительными для суда. - Прости, что перебиваю, Генри, - задумчиво сказал Квин, - но не мог бы ты рассказать чуть подробнее о том, как произошел разрыв между ними? Тогда я смогу лучше подготовиться к предстоящим разговорам с Морганом. - Хорошо, что ты мне напомнил, - ответил Сампсон. - Еще до того, как случился окончательный разрыв, между ними произошла ужасная ссора. В клубе "Уэбстер", где обычно обедали партнеры-адвокаты, многие слышали, как они ожесточенно ругались. Конфликт зашел так далеко, что некоторые его свидетели сочли нужным вмешаться. Морган был просто взбешен и даже грозился убить Фильда. По словам очевидцев, Фильд вел себя хладнокровно и ничего подобного не допускал. - Никто из свидетелей не знает, из-за чего именно произошла ссора? спросил Квин. - К сожалению, нет. Впрочем, она быстро утихла, и партнеры мирно ушли вместе. Вот и все, что известно об их отношениях. Было известно до сегодняшнего дня. После того, как прокурор закончил свой рассказ, наступило многозначительное молчание. Эллери просвистел в тишине несколько тактов из песни Шуберта, а Квин с хмурым выражением лица взял понюшку табаку. - Поначалу я подумал, что мистер Морган основательно влип, проговорил Эллери, глядя куда-то в пустоту. Отец его кивнул. Сампсон сказал серьезно: - Что ж, это уже ваше дело, джентльмены. Решайте сами. Что касается меня, то я знаю, что буду делать. Сейчас, когда Фильда убрали с дороги, я отдам приказ самым тщательным образом проверить все его дела, каждую его подпись. Я не теряю надежды, что его убийство приведет к полному развалу созданной им преступной организации. Завтра утром один из моих людей отправится к нему в контору. - Одного из своих людей я уже поставил там на пост, - сказал Квин, явно думая о другом. - Значит, ты полагаешь, что это Морган? - вдруг спросил он Эллери. - Мне кажется, что минуту назад я выразился всего лишь в том смысле, что поначалу подумал - мистер Морган основательно влип, - спокойно ответил Эллери. - Ничего большего я не утверждал. Хотя и признаю, что Морган вполне подходящая кандидатура на роль убийцы. Правда, только при условии, джентльмены, если мы не будем обращать внимания на одно обстоятельство... - На шляпу, - произнес инспектор Квин. - Нет, - сказал Эллери. - На другую шляпу.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ, в которой Квины подводят текущий баланс

- Давай поглядим, что у нас есть на данный момент, - продолжал Эллери. - Попробуем свести это дело к некоторым элементарным составляющим. Монти Фильд, человек с весьма сомнительной репутацией, не исключено, что главарь широко разветвленной преступной организации, имевший, без сомнения, множество врагов, был найден убитым в Римском театре за десять минут до конца второго акта. Ровно в 9.55 его обнаружил некто Уильям Пьюзак, весьма глуповатый конторский служащий, который сидел в том же ряду на пять кресел дальше. Он пытался выйти в проход и никак не мог миновать жертву преступления. Перед смертью Монти Фильд успел сказать ему: "Убийство! Меня убили!" Или что-то в этом роде. Пьюзак позвал полицейского, а тот, чтобы удостовериться в смерти, пригласил врача из публики. Врач объявил, что убитый стал жертвой отравления алкоголем. Позднее полицейский врач-эксперт подтвердил правильность такого допущения, но добавил, что его смущает одно: никто не умер бы от смертельной дозы алкоголя так быстро. Потому в данный момент вопрос о причине смерти продолжает существовать. Ответ на него может дать только вскрытие. Поскольку в театре находилась многочисленная публика, за которой следовало вести наблюдение, полицейский вызвал помощь. Вначале появились те полицейские, которые были поблизости, и взяли ситуацию под контроль. Затем приехали люди из управления полиции, чтобы начать расследование. Первый важный вопрос, который сразу встал перед ними: была ли у убийцы возможность покинуть место преступления до того, как обнаружили жертву. Доил, тот полицейский, который первым оказался на месте преступления, дал директору указание поставить дежурных у всех выходов, никого не впускать и не выпускать. Когда я прибыл в театр, то и сам прежде всего подумал об этом и провел небольшое расследование. Обойдя все выходы и опросив дежурных, я установил, что во время второго акта билетерши стояли у всех выходов - за исключением двух, о чем я вскоре скажу. Согласно показаниям свидетеля, юноши по имени Джесс Линч, убитый еще пребывал в добром здравии не только в антракте между первым и вторым актами, но и десять минут спустя после начала второго акта, когда свидетель принес ему бутылку эля с джином. Фильд сидел как раз на том месте, где позднее был найден в предсмертном состоянии. Билетер, который находился у лестницы, ведущей на балкон, поклялся, что во время второго акта по ней никто не поднимался из партера и не спускался в зрительный зал. Тем самым исключается возможность того, что убийца мог укрыться на балконе. Я сказал - "все двери зала, за исключением двух". Это две двери слева, около которых должна была стоять билетерша. Но - не стояла, поскольку Мадж О'Коннел предпочла сидеть в кресле рядом со своим кавалером. Коли так, напрашивается допущение - убийца мог ускользнуть через одну из этих дверей. Они очень удобны, потому что расположены поблизости. Но и эту возможность следует исключить, исходя из показаний самой Мадж О'Коннел, которой я занялся еще раз после того, как ее допросил инспектор. - Уж не разговаривал ли ты с ней втайне от меня? - грозно поинтересовался Квин. - Именно этим я и занимался, - с улыбкой ответил Эллери, - обнаружив один очень важный факт, который крайне необходим сейчас, чтобы направить наше расследование по верному пути. Эта О'Коннел поклялась, что она, прежде чем покинуть свой пост и сесть рядом с Пастором Джонни, заперла обе двери на щеколды изнутри. Когда в зале началась суматоха, она бросилась к своим дверям и обнаружила их по-прежнему запертыми, как и оставляла. Если она не лжет - а я не думаю, что она лжет, - то убийца через эти двери уйти не мог. Они все еще были заперты изнутри, когда труп был обнаружен. - Быть того не может! - в сердцах ругнулся Квин. - А ведь мне она ни словом не обмолвилась, черт ее дери! Ну, она у меня достукается! - Постарайся сохранять объективность, страж закона, - засмеялся Эллери. - Единственная причина, по которой она тебе ничего не сказала про запертые на задвижку двери, - - то, что ты не спросил ее об этом. А она понимала, что и без того попала в весьма неловкую ситуацию, чтобы добровольно признаваться в нарушении еще одной инструкции. Так или иначе, опираясь на эти показания, мы можем исключить и те два выхода из зала, которые были ближе всего к месту убийства. Надо, однако, признать, что существуют и другие возможности - ну, например, то, что Мадж О'Коннел была сообщницей убийцы. Я говорю об этом только как об абстрактной возможности, а не как о версии. Убийца, по-моему, не рискнул бы выходить из зала - слишком бы это бросилось в глаза. Зал в середине второго акта покидают очень немногие. И еще одно: убийца никак не мог знать заранее, что Мадж О'Коннел в этот вечер нарушит служебные предписания, - разве что в том случае, если она являлась его сообщницей. А поскольку преступление было тщательнейшим образом продумано и спланировано - судя по всему, так оно и есть, - убийца с самого начала не рассчитывал на боковые двери как на путь к отступлению. Теперь, когда мы исключили эту возможность, остается, на мой взгляд, только одно направление, в котором может двигаться расследование, - это главный выход из зала. Но и здесь тоже у нас есть недвусмысленные свидетельские показания билетного контролера и портье, который находился в фойе. Никто не покидал зал через главный выход во время второго акта. Выходил только юноша, который торгует напитками, а он - вне подозрений. Таким образом, все факты, установленные и перепроверенные мною, достопочтенные джентльмены, - с пафосом завершил свою речь Эллери, неумолимо подводят меня к заключению, что с момента обнаружения трупа и все последующее время, пока велось расследование, убийца находился в зале. Вывод Эллери был встречен молчанием. - Кстати, - невозмутимо продолжал он, - мне вдруг вспомнилось сейчас, что я спрашивал билетеров, не заметили ли они, не пересаживался ли кто-нибудь после начала второго акта. Они не могут припомнить, чтобы кто-нибудь менял место! Квин неспешно взял очередную понюшку табаку. - Славная работа. Очень чисто проведенное доказательство, сын мой. Но, тем не менее, в нем нет ничего, что поражало бы неожиданностью или убеждало бы однозначно. Допустим, все действительно было так, и убийца все это время находился в зале. Как, спрашивается, можно было определить, кто он, и взять его? - А он и не говорил, что ты мог определить убийцу и взять его, улыбаясь, вмешался Сампсон. - Не будь таким чувствительным, старина. Здесь никто не пытается обвинить тебя в промашках. После всего услышанного сегодня вечером, могу сказать, что ты пока справляешься с этим делом просто замечательно. - Признаюсь, что сержусь я, главным образом, на себя, - проворчал Квин. - Потому что не разобрался до конца в этой истории с дверями. Но даже если бы убийца имел возможность покинуть зал тотчас после совершения преступления, я все равно вынужден был бы вести расследование так же, как вел. Ведь у меня не было стопроцентной уверенности, что убийца не находится в зале. - Конечно же, папа! - серьезно сказал Эллери. - В конце концов, тебе пришлось заботиться о многих вещах одновременно, тогда как я стоял, поглядывал по сторонам и раздумывал. - А что это за люди, которых вы подвергли специальному предварительному допросу? - спросил с любопытством Сампсон. - А, эти-то? - подхватил упущенную было нить Эллери. - Пока рано делать какие-нибудь выводы из того, как они вели себя и что говорили. Во-первых, мы взяли в оборот Пастора Джонни, старого негодяя, который, по всей видимости, пришел насладиться пьесой в надежде, что она наведет его на ценные идеи в той сфере деятельности, где он подвизается. Во-вторых, мы обстоятельно побеседовали с Мадж О'Коннел, девушкой с весьма неоднозначным характером, и на данный момент у нас не сложилось о ней окончательного представления. Она могла быть сообщницей, она могла быть совершенно ни при чем, она могла просто пренебречь своими профессиональными обязанностями словом, здесь возможен любой вариант. В-третьих, у нас есть Уильям Пьюзак, тот самый, который обнаружил умирающего Фильда. Вы обратили внимание на форму его черепа, указывающую на легкое слабоумие? Далее, мы имели беседу с Бенджамином Морганом. И здесь мы тоже находимся целиком во власти чисто умозрительных допущений. Что мы знаем о его действиях сегодня вечером? Его история про письмо и присланный билет кажется весьма странной, потому что такое письмо мог написать кто угодно, включая самого Моргана. Кроме того, мы не вправе забывать о его публичной угрозе разделаться с Фильдом, а также о той вражде, которая уже два года как существовала между ними. И, наконец, на сладкое у нас остается мисс Франсес Айвз-Поуп. Я необыкновенно сожалею о том, что не присутствовал здесь во время беседы с ней. Но факт остается фактом - ее сумочка была найдена в одном из карманов убитого. Что небезынтересно. Вот пусть тот, кто сможет, и объясняет все это. - Эллери вздохнул. - Так обстоят дела на данный момент. Результат наших бесед слишком много подозрений и слишком мало фактов. - До сих пор, сын мой, - задумчиво произнес Квин, - ты не покидал достаточно твердой почвы. Но, к примеру, ты упустил из виду один важный момент - подозрительно пустовавшие места рядом с креслом убитого. А также тот обескураживающий факт, что билет Фильда с оторванным контролем и тот единственный обрывок билета, который мог принадлежать убийце, - я имею в виду билет на место ЛЛ 30, левая сторона, найденный Флином, - так вот, эти два билета не подходят друг к другу, как их ни прикладывай. А это означает, что билетер отрывал от них контроль в разное время. - Верно, - сказал Эллери. - Но давайте на минуту забудем об этом и займемся проблемой цилиндра, принадлежавшего Фильду. - А, ты об этой шляпе... Ну, и что же ты думаешь о ней? - с любопытством спросил Квин. - Я вижу все таким образом. Во-первых, мы однозначно установили, что цилиндр отсутствует рядом с убитым не случайно. Убитого Джесс Линч видел с цилиндром в руках, и было это через десять минут после начала второго акта. Отсутствие шляпы можно объяснить только тем, что убийца взял ее с собой. А теперь оставим на миг вопрос, куда делся цилиндр. Рассуждая логически, можно предположить, что шляпу унесли по одной из двух нижеследующих причин. Во-первых, сама шляпа бросала на убийцу какое-то подозрение, если бы она осталась на месте преступления. Каким именно образом она могла изобличить убийцу, мы в настоящий момент не в силах даже предположить. Во-вторых, в шляпе могло содержаться нечто такое, что убийца желал заполучить. Почему он не взял этот таинственный предмет и не оставил саму шляпу? Вероятно - разумеется, если это допущение верно, - он либо не имел достаточно времени, чтобы извлечь из шляпы этот предмет, либо не знал, где именно в шляпе он спрятан, а потому унес цилиндр с собой, чтобы выяснить это в спокойной обстановке. Верно я рассуждаю? Прокурор закивал, всем своим видом выражая бурное одобрение. Квин молча сидел и глядел себе под ноги. - Давайте немного пофантазируем, что могло содержаться в шляпе, продолжал Эллери, протирая свое пенсне. - Если принимать во внимание размеры шляпы и ее форму, возможности что-то спрятать в ней довольно ограничены. Все, что мне приходит в голову - это какие-нибудь бумаги, драгоценности, деньги или иные мелкие ценные предметы, которые не так-то просто сразу обнаружить-, если они спрятаны в цилиндре. Ясно, что искомый предмет вряд ли просто лежал в шляпе, потому что всякий раз выпадал бы при попытке снять и надеть ее. Потому мы просто не можем не предположить, что данный предмет, каков бы он ни был, спрятан за подкладкой шляпы. Это еще более ограничивает наш список. Из него исключаются твердые, сколько-нибудь крупные предметы. Спрятать можно было небольшую драгоценность, деньги или документы. Судя по тому, что мы знаем про Фильда, драгоценности исключаются. Если он и носил с собой что-то ценное, то оно наверняка было как-то связано с его родом занятий. И еще один момент следует принять во внимание при этом беглом анализе проблемы цилиндра. Причем, господа, обращаю ваше внимание на то, что это соображение в скором будущем может стать главной зацепкой во всем деле и привести к радикальному повороту расследования. Для нас крайне важно установить, знал ли убийца заранее, что ему придется взять цилиндр Монти Фильда с собой. Другими словами - предполагал ли убийца, какое значение имеет шляпа Фильда? Я утверждаю: если судить по фактам, которыми мы располагаем, - а они выстраиваются настолько логично, насколько вообще могут логично выстраиваться факты, - можно доказать, что убийца об этом заранее ровным счетом ничего не знал. Посмотрим на следующий факт. Поскольку цилиндр Монти Фильда отсутствует и поскольку рядом с телом не было найдено никакого другого цилиндра, мы имеем неоспоримое доказательство, что убийце было чрезвычайно важно унести его с собой. Вы согласитесь со мной, что - а я уже имел случай указать на это - весьма вероятен унос шляпы убийцей. Так вот, если отвлечься от вопроса, почему именно он ее унес, перед нами открываются две возможности: первая - убийца заранее знал, что ему придется ее унести; вторая - он не знал этого заранее. Давайте поглядим, что вытекает из первого допущения. Если бы он знал заранее, то, подсказывает нам здравый смысл, он предпочел бы принести с собой в театр какую-нибудь шляпу, какой-нибудь другой цилиндр, чтобы подменить им цилиндр Фильда - это лучше, чем оставлять столь явный след, как отсутствие головного убора. Принести с собой шляпу на замену - надежней всего. Ведь в таком случае убийца не имел бы никаких проблем с подлинной шляпой Фильда. Он вполне мог заблаговременно раздобыть достаточную информацию о размере цилиндра, об особенностях той модели, которую носил Фильд, и прочих мелких деталях - но все это только в том случае, если бы он знал заранее, какое значение имеет цилиндр. Но в наличии нет никакой подменной шляпы. При столь тщательно спланированном преступлении, каковым является это, мы вправе были рассчитывать на существование подменной шляпы. Поскольку же ее нет, нам остается только одно умозаключение: убийца ничего не знал о значении шляпы Фильда, иначе он наверняка догадался бы оставить другую шляпу. И полиции никогда бы не пришло в голову, что шляпа Фильда вообще имеет какое-то особое значение. Следующий пункт моего рассуждения, который может подтвердить его правильность: даже если бы убийца по каким-то причинам не желал оставлять подменной шляпы, он непременно подготовился бы к тому, чтобы вырезать то, что содержалось в шляпе. В таком случае ему бы пришлось заранее запастись каким-либо острым предметом, скажем, перочинным ножом. Шляпа со вспоротой подкладкой - даже наспех, неаккуратно - не создала бы и десятой доли тех сложностей, которые создает шляпа отсутствующая. Убийца, вне всякого сомнения, предпочел бы такой вариант развития событий, знай он о содержимом шляпы заранее. Но именно так он и не поступил. Как представляется, этой доказывает в значительной мере, что убийца до того, как прийти в Римский театр, не знал, что ему придется взять с собой шляпу, либо ее содержимое. Что и требовалось доказать. Прокурор, поджав губы, смотрел на Эллери. Инспектор Квин под действием этих логических рассуждений, казалось, впал в полную летаргию и совершенно оцепенел. Его рука так и застыла на полдороге от табакерки к носу. - О чем, собственно, ты рассуждаешь, Эллери? - осведомился Сампсон. Почему для тебя столь важно, что убийца не знал заранее о назначении цилиндра? Эллери улыбнулся. - Но ведь это так просто. Преступление произошло после начала второго акта. Я хотел прийти к убеждению, что убийца, поскольку он не догадывался о значении шляпы, не мог использовать первый перерыв, включив его каким-то образом в свой план... Разумеется, где-нибудь в здании театра шляпа Фильда тоже может обнаружиться, и тогда все мои логические рассуждения утратят свою ценность. Но... Я не верю, что это произойдет. - Твой анализ, возможно, мог быть немного проще, мальчик мой, но мне он представляется, бесспорно, логичным, - кивнул Сампсон. - Тебе следовало пойти в юристы. - Интеллект Квинов не знает поражений, - вдруг рассмеялся инспектор. - Но позволю себе обратить внимание еще на один след, который, возможно, как-то связан с загадкой цилиндра. Тебе не бросилась в глаза этикетка на пальто Фильда? Не вспомнишь, где оно было сшито? - Нет ничего легче, - ответил Эллери. Он достал один из небольших томиков, которые были рассованы у него по карманам, открыл его и показал запись на внутренней стороне обложки. - "Братья Браун". Не более и не менее. - Верно! И я рано утром пошлю Велье, чтобы проверить эту линию, сказал инспектор. - Ты, вероятно, обратил внимание, что одежда Фильда исключительно высокого качества. Его вечерний костюм стоит не менее трехсот долларов. А "Братья Браун" как раз та фирма, которая отлично шьет, но и заламывает соответствующие цены. В этой связи отмечу еще один пункт: вся одежда покойного была с этикетками той же фирмы. Для человека богатого в этом нет ничего удивительного: у "Браунов" клиента одевают с ног до головы. А если так, то напрашивается предположение, что... - Что Фильд покупал там и свою шляпу! - воскликнул Сампсон так, будто был необыкновенно горд своим открытием. - Верно, о великий Тацит, - сказал, ухмыляясь, Квин. - Велье займется проверкой этой версии с одеждой и, если возможно, закажет точную копию цилиндра Фильда. Мне уже просто не терпится взглянуть на него. Сампсон вдруг раскашлялся. - Наверное, мне лучше будет лечь в постель, - сказал он. - Я, собственно, явился сюда лишь затем, чтобы помешать тебе посадить в кутузку мэра города. Ох, старина, до чего же разозлился мой друг! Мне это еще не раз аукнется. Квин поглядел на него, как-то неуверенно улыбаясь. - Прежде чем ты уйдешь, Генри, я бы очень хотел услыхать твое мнение о том, как я действовал сегодня вечером. Наверное, я превысил полномочия, но ведь ты должен признать, что это было необходимо. Может, ты хочешь, чтобы за расследование взялся кто-то из твоих людей? Сампсон уставился на него. - С чего это ты решил, что я недоволен тем, как ты ведешь расследование, старина? - проворчал он. - Я никогда не давал тебе строгих предписаний и не собираюсь давать после стольких-то лет. Если уж ты не сможешь успешно завершить это дело, то я не знаю, кто сможет. Мой дорогой Квин, валяй в том же духе. Можешь арестовать хоть половину Нью-Йорка, если сочтешь нужным. Я тебя поддержу. - Спасибо, Генри, - сказал Квин. - Я просто хотел лишний раз убедиться. А теперь, раз уж тебе так нравится, как я веду дело, можешь полюбоваться на мой следующий шаг. Он быстро прошел по кабинету и, приоткрыв дверь приемной, крикнул: - Мистер Панцер! Зайдите на минутку! Когда директор театра появился в кабинете, Квин представил ему прокурора Сампсона. Мужчины пожали друг другу руки. - Ну, мистер Панцер, - продолжал Квин, - у меня есть еще одно поручение для вас. Я хочу, чтобы театр пока был закрыт. Заприте его так, чтобы и мышь не проскочила. Панцер побледнел. Сампсон пожал плечами, как бы говоря - я тут ни при чем. - Но... Но, инспектор! Именно сейчас, когда у нас каждый день полный аншлаг! - простонал директор. - Это так уж необходимо? - Это настолько необходимо, дорогой мой, - холодно ответил инспектор, - что я оставляю двух полицейских для непрерывного наблюдения за зданием. Панцер в отчаянии заломил руки и умоляюще поглядел на Сампсона. Но прокурор повернулся к ним спиной и погрузился в созерцание висевшей на стене картины. - Это ужасно, инспектор! - жалобно вскричал Панцер. - Я представляю, что будет с Гордоном Дэвисом, нашим продюсером... Но, разумеется, если вы распорядились, так все и будет. - Выше голову, не стоит впадать в уныние! - сказал Квин, смягчаясь. У вас в результате всего этого будет такая реклама, что можете накинуть цены, когда откроетесь снова. Я думаю, что театр останется закрытым всего несколько дней. Я дам своим людям все указания. Как только вы закончите сегодня вечером свою обычную работу, дайте им знать и идите домой. Я извещу вас, когда можно будет открывать театр снова. Панцер печально покачал головой, подал всем на прощание руку и вышел. Сампсон тотчас же бросился к Квину и воскликнул: - Бог мой! Квин, а не перегнул ли ты палку? Почему ты распорядился закрыть театр? Ты и так уже все поставил вверх дном! А? Как считаешь? - Верно, Генри, - задумчиво ответил Квин. - Но ведь цилиндр до сих пор не нашли. Людей обыскивали, когда выпускали из театра, и у каждого был только один головной убор. Разве это не означает, что шляпа, которую мы ищем, где-то здесь, поблизости? А если она здесь, то я никому не дам возможности прийти и забрать ее. И если кто-нибудь заполучит ее, то это буду я! Они вышли из кабинета в зал. Несколько полицейских обыскивали передние ложи. Сержант Велье стоял у главного входа в зал и о чем-то тихо беседовал с Пиготтом и Хагстремом. Детектив Флинт наблюдал за работой группы полицейских в передней части зала. Уборщицы толкали перед собой раскалившиеся от их усердия пылесосы. Чуть дальше, в углу, в задней части зала полная женщина в полицейской форме разговаривала с другой, пожилой той, которую Панцер назвал миссис Филипс. Все трое двинулись к главному выходу. Эллери и Сампсон созерцали слегка гнетущую обстановку опустевшего зала молча, а Квин на ходу вполголоса давал Велье какие-то инструкции. Потом он обернулся к своим спутникам и сказал: - Ну, а теперь, господа, можно сказать, что на сегодняшнюю ночь все закончено. Мы можем идти. Перед театром несколько полицейских обнесли веревкой довольно большое пространство. За ограждением скопилась толпа любопытных. - Даже в два часа ночи этих сов полон Бродвей, - проворчал Сампсон. Он помахал рукой на прощание и сел в свою машину, потому что Квины вежливо отказались от предложения подвезти их. Сквозь толпу прорвались несколько бойких репортеров и окружили инспектора с Эллери. - Ну! Ну! Что за дела, господа? - неласково спросил старший Квин. - Как насчет того, чтобы поделиться точными сведениями, инспектор? спросил в ответ самый назойливый из репортеров. - Всю информацию, которая вам нужна, парни, вы получите у сержанта-детектива Велье - там, внутри здания. Он улыбнулся, глядя, как они ринулись к стеклянным дверям театра. Эллери и Ричард молча стояли на краю тротуара и наблюдали за полицейскими, сдерживавшими напор любопытных. Затем и старший Квин, почувствовав внезапно накатившую усталость, сказал: - Пойдем, сын мой, пройдемся немного.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

"...Поясню свои слова на примере. В один прекрасный день мой молодой коллега Жан К, после месяца добросовестной работы над очень тяжелым делом пришел ко мне. Лицо его выражало отчаяние. Не говоря ни слова, он протянул мне рапорт по всей форме. Это было прошение об отставке. - Но, Жан! - вскричал я. - Как это понимать? - Я не справился, мсье Брильон, - сказал он тихо. - Месяц такой работы - и все впустую. Я шел по ложному следу. Это просто позор. - Жан, друг мой, - ответил я совершенно серьезно. - Вот что я думаю о твоей отставке. И я порвал рапорт на куски под его удивленным взглядом. - А теперь иди, - сказал я ему строго. - И начни еще раз все сначала. Никогда не забывай один принцип: знанию о том, что правильно, всегда предшествует знание о том, что было неправильно!" Из мемуаров префекта полиции Огюста Брильона

ГЛАВА ВОСЬМАЯ, в которой отец и сын Квины знакомятся с интимной подругой мистера Фильда

Квартира Квинов на 81-й Западной улице была всецело мужской обителью - начиная от стойки для трубок над камином и кончая сверкающими саблями на стене. Квины занимали верхний этаж дома, в котором жили еще две семьи. Это было коричневое здание из песчаника, построенное в поздневикторианском стиле. Попав в дом, посетитель должен был долго идти по коридорам, время от времени преодолевая ступеньки, покрытые тяжелыми толстыми коврами. Коридоры казались бесконечными и отличались бесхитростной прямолинейностью. Это удручало, и когда у посетителя уже начинала появляться мысль, что в подобном месте могут жить только душевно черствые люди, перед ним вдруг появлялась огромная дубовая дверь с изящной надписью в рамочке: "Квины". В ответ на стук эта дверь приоткрывалась, и в щелочку выглядывала ухмыляющаяся физиономия Джуны. Секунду спустя посетитель попадал в совершенно другой мир. Немалое количество весьма достойных людей проходило по этим малопривлекательным коридорам и лестницам, страстно желая оказаться наверху. И далеко не единожды Джуна чинно вносил в квартиру визитки с хорошо известными всей стране именами. Идея оформления прихожей принадлежала Эллери. Прихожая была такой маленькой и тесной, что стены ее казались необыкновенно высокими. С редким чувством юмора Эллери решил завесить одну из стен до самого потолка ковром, на котором была изображена сцена охоты. Прихожая сразу приобрела благородно-старинный вид. Надо сказать, что оба Квина от всего сердца презирали этот ковер и повесили его только по той причине, что он являл собой выражение благодарности князя Н., сына которого Ричарду Квину удалось уберечь от ужасного скандала при обстоятельствах, так и не сделавшихся достоянием широкой публики. У стены с ковром стоял тяжелый стол, некое подобие алтаря. На нем помещались лампа с абажуром из пергамента и бронзовая подставка для книг, поддерживающая трехтомное издание сказок "Тысячи и одной ночи". Обстановку прихожей завершали два церковных стула и половичок. Стоило посетителю миновать прихожую с ее мрачноватой атмосферой, как он оказывался в большой комнате, обставленной необыкновенно весело и живо. Такой контраст доставлял необычайное удовлетворение Эллери, старший же Квин, будь на то его воля, уже давно бы сдал всю меблировку прихожей в лавку какого-нибудь старьевщика. В гостиной три стены до самого потолка закрывали вплотную придвинутые друг к другу шкафы, из которых доносился стойкий запах кожаных переплетов. В четвертую стену был встроен самый настоящий камин, облицованный массивными дубовыми панелями и снабженный блестящей стальной решеткой. Над камином висели скрещенные сабли - подарок старого учителя фехтования из Нюрнберга, у которого Ричард жил в молодые годы, когда учился в Германии. Комната была щедро обставлена удобными креслами, мягкими стульями, низкими шезлонгами и скамеечками для ног. Кроме того, там находилось множество самых разнообразных светильников. Короче говоря, это была чрезвычайно уютная комната - настолько уютная, насколько могли создать уют два человека, всецело занятых напряженным интеллектуальным трудом. Если же посетителю по прошествии некоторого времени обстановка начинала казаться скучноватой - хотя бы из-за обилия вещей, собранных здесь, - то скуку быстро разгонял деловитый и расторопный Джуна - мальчик на побегушках, мажордом, слуга и добрый дух дома в одном лице. Джуну Ричард Квин взял в дом тогда, когда с отъездом Эллери на учебу в колледж он почувствовал себя одиноко. Джуна - невысокий и стройный молодой человек девятнадцати лет - постоянно пребывал в хорошем настроении, весь так и искрился весельем, но умел вести себя тихо, как мышь, если того требовала ситуация. Старшего Квина Джуна почитал так, как аборигены Аляски почитают свой тотемный столб. И с Эллери у него установились доверительные отношения - нечто вроде тайного сговора, который со стороны юноши выражался, правда, только в необычайном усердии при уборке кабинета Эллери. Спал Джуна в крошечной комнатке позади спален отца и сына. Как постоянно льстил ему Ричард Квин, он способен был проснуться от малейшего шороха. На следующее утро после столь богатой на события ночи Джуна как раз накрывал стол для завтрака, когда зазвонил телефон. Привыкший к ранним утренним звонкам Джуна снял трубку. - У аппарата Джуна, говорит квартира инспектора Квина. Кто на проводе? - Ах, вон оно что, - проворчал в трубке низкий голос. - А ну, сынок, марш будить инспектора. Да побыстрей! - Инспектора Квина не положено беспокоить до тех пор, пока его доверенное лицо Джуна не будет знать, кто это звонит! Говоря это, Джуна, который, разумеется, сразу узнал голос сержанта Белье, состроил гримасу и даже высунул язык. Но тут его за шиворот ухватила твердая рука, и в следующий миг он завертелся волчком по комнате. Инспектор, уже полностью одетый, сказал в трубку: - Не обращай внимания на дурачества Джуны, Томас. Что случилось? - А, это вы, инспектор. Я не хотел вас тревожить в такую рань, но мае только что позвонил из квартиры Монти Фильда Риттер. У него есть кое-что интересное. - Хорошо, хорошо, - довольно проговорил инспектор. - Стало быть, наш друг Риттер кого-то поймал в свои сети. И кто же это, Томас? - Вы угадали, сэр, - невозмутимо ответил Велье. - Он сообщает, что находится там в довольно сложной ситуации - в обществе легко одетой дамы-, и если это затянется, то его жена может подать на развод. Какие будут указания, сэр? Квин от души расхохотался. - Распоряжения будут такие, Томас. Немедленно отправь туда пару человек, пусть доглядят за ним. Я сам выеду сразу же, как удастся поднять с постели Эллери. Все еще усмехаясь, он повесил трубку. - Джуна! Голова юноши тут же появилась в дверях. - Поторопись с яйцами и кофе. Инспектор прошел в спальню Эллери и застал сына повязывающим галстук. - Можешь не беспокоиться, я уже встал и больше ложиться не намерен. Как только Джуна позаботится о моем желудке, я отправлюсь по своим делам. - Даже и думать не смей! Куда это ты, интересно, собрался? - весь кипя от возмущения, вскричал Квин. - В свой любимый книжный магазин, дорогой мой инспектор, - строптиво ответил Эллери. - Уж не полагаешь ли ты, что я упущу первоиздание Фальконе? Нет, в самом деле, мне обязательно нужно быть там. - Все это пустое, - хмуро сказал его отец. - Начал дело - так помоги мне довести его до конца. Эй, Джуна! Куда опять запропастился этот мальчишка? Джуна стремительно появился в гостиной с подносом в руках. В мгновение ока он накрыл стол, сварил кофе и поджарил хлебцы. Отец и сын в молчании проглотили свой завтрак. - Ну, а теперь, - сказал Эллери, отставляя пустую чашку, - когда наша благословенная трапеза подошла к концу, скажи мне, пожалуйста, что это за пожар, на который ты так спешишь. - Надевай пальто и шляпу, да прекрати свои бессмысленные расспросы, проворчал инспектор Квин. Спустя три минуты они уже ловили такси. Машина довезла их до импозантного дома с дорогими квартирами. По тротуару перед ним прогуливался с сигаретой в зубах детектив Пиготт. На пятом этаже Каинов приветствовал детектив Хагстрем. Он указал на дверь квартиры под номером 4 Д. В ответ на энергичный звонок инспектора дверь приоткрылась, и они увидели залитую краской смущения физиономию Риттера. - Доброе утро, инспектор, - сказал детектив, распахивая дверь. - Рад, что вы приехали, сэр. Квин и Эллери вошли в роскошно обставленную прихожую. Из прихожей через дверь гостиной они могли рассмотреть украшенные затейливым узором дамские сандалии и довольно изящные лодыжки их обладательницы. Инспектор направился было в гостиную, но передумал и, выглянув в подъезд, позвал Хагстрема. Детектив поспешил к нему. - Входите, - отрывисто бросил инспектор. - У меня есть дело для вас. Вместе с Эллери и обоими детективами, торжественно последовавшими за ним, инспектор вошел в гостиную. Женщина, облаченная в прозрачный пеньюар, при виде их вскочила. Она была красива, но зрелая ее красота уже несла печать увядания. Бледную, слегка дрябловатую кожу покрывал густой слой румян и пудры. Прическа в беспорядке. Явно нервничая, женщина бросила на пол недокуренную сигарету и растоптала ее. - Вы тут самая большая шишка? - со злостью спросила она Квина. - Что вы себе позволяете? Почему вы прислали сюда свою шестерку и держите меня под надзором всю ночь? Она решительно двинулась к Квину, как будто собиралась вцепиться ему в волосы. Риттер встал между ними и схватил ее за руку. - Попридержи язык, пока тебя не спросили, - проворчал он. Дама извернулась, как кошка, освободилась от его хватки и упала в кресло, продолжая глядеть на полицейских дикими глазами. Инспектор посмотрел на нее, не скрывая своего отвращения. Эллери, едва удостоив даму взглядом, принялся ходить по комнате, изучая драпировку стен и японские росписи по ткани. Взял со столика книгу, повертел в руках, сунул нос во все темные углы. Квин знаком подозвал Хагстрема. - Проводите даму в соседнюю комнату и составьте ей на некоторое время компанию, - сказал он. Детектив довольно бесцеремонно поставил женщину на ноги. Та, вскинув голову, вышла из гостиной. Хагстрем последовал за ней. - Ну, Риттер, мальчик мой, расскажите, что произошло, - сказал старший Квин, опускаясь в кресло. Риттер принялся рассказывать. Глаза у него слипались и были красными. - Эту ночь я провел, строго следуя вашим указаниям. Я приехал сюда на полицейской машине. Оставил ее на углу, потому что не знал, не наблюдает ли кто за улицей, и поднялся в квартиру. Все было тихо. Света я нигде не заметил, а перед тем как подняться, я обошел дом, чтобы посмотреть на окна, которые выходят на другую сторону. Я позвонил в дверь и стал ждать. Риттер с трудом удержал зевоту. - Никакого ответа. Я позвонил еще раз - на этот раз дольше и громче. Тогда за дверью послышалось какое-то движение. Я услышал, как открывается замок, и эта женщина нараспев говорит: "Ты, милый? А где же твой ключ?" Ага, подумал я, да это милашка мистера Фильда! Я сунул ногу между дверью и косяком, не успела она сообразить, что происходит. Ну и попал впросак, сэр. Я как-то ожидал, - Риттер глуповато усмехнулся, - что она будет одетая. А на ней был только пеньюар. Тут, понятно, покраснеешь. - Какая удача для доблестного рыцаря сыска, - пробормотал Эллери, разглядывая покрытую лаковой росписью вазу. - Во всяком случае, я ее схватил, - продолжал детектив. - Она, ясное дело, стала визжать. Я вывел ее в гостиную, там она включила свет и рассмотрела, кто я есть. От страха побледнела, как смерть, но вела себя, в общем, храбро. Давай на меня ругаться - кто я такой, что мне надо среди ночи от женщины в чужой квартире, ну, и все такое прочее. Я сразу достал свой полицейский жетон. Как только эта фурия его увидела, инспектор, так тут же закрыла рот и не ответила ни на один мой вопрос. - Почему? - спросил старший Квин. - Трудно сказать, инспектор, - ответил Риттер. - Вначале, как мне показалось, она была напугана, но как только увидела жетон, тут же пришла в себя. И чем дольше я здесь был, тем более бесстыдно она себя вела. - Вы ей сказали, что случилось с Фильдом? Риттер укоризненно поглядел на своего шефа. - Ни словечком не обмолвился, сэр, - сказал он. - Ну, а когда стало ясно, что мне из нее ничего не вытянуть, она только шипела: "Погоди, вот вернется домой Монти!" - я осмотрел спальню. Там никого не было. Я, короче, провел ее туда, оставил дверь открытой, не стал выключать свет и провел всю ночь, сидя в гостиной. Через некоторое время она легла в постель и, наверное, заснула. Сегодня утром в семь вскочила и опять принялась кричать. Наверное, думала, что Фильда взяла полиция. Требовала утреннюю газету. Я ей сказал, чтобы она сидела смирно и позвонил в управление. С тех пор больше ничего не происходило. - Послушай, папа! - вдруг воскликнул из угла гостиной Эллери. - Как ты думаешь, что читает наш приятель адвокат? Тебе ни за что не угадать. Книгу "Как по почерку определить характер человека"! Инспектор встал с кресла и проворчал: - Только и знаешь, что копаться в книгах. Пойдем со мной. Он распахнул дверь в спальню. Женщина, закинув ногу на ногу, сидела на кровати - богато украшенной, с претензией на французский стиль, с балдахином и пологом из тяжелой камки. Хагстрем с безучастным видом стоял у окна. Квин быстро оглядел комнату и повернулся к Риттеру. - Когда вы прошлой ночью вошли сюда, постель была расправлена? На ней спали или нет? - шепотом спросил он. Риттер кивнул. - Ну хорошо, Риттер, - с теплотой в голосе сказал Квин. Отправляйтесь домой и отдыхайте. Вы заслужили. Да попросите Пиготта подняться сюда. Детектив отдал честь и вышел. Квин подошел к кровати, сел рядом с женщиной и стал молча смотреть прямо ей в глаза. Она отвернулась и возмущенно закурила. - Я - инспектор полиции Квин, любовь моя, - сказал Старик со всей мягкостью. - Обращаю ваше внимание на то, что попытка и дальше упорно отмалчиваться, равно как и обманывать меня, доставит вам бездну неприятностей. Впрочем, о чем это я? Разумеется, вы все это понимаете сами. Она по-прежнему глядела в другую сторону. - Я не отвечу ни на один ваш вопрос, инспектор, пока не узнаю, какое у вас есть право вообще задавать мне вопросы. Я ничего противозаконного не сделала, на мне ничего нет. Можете зарубить это себе на носу. Инспектор позволил себе понюшку табаку и сказал примирительно: - Я вполне понимаю вас. Женщина одна, и вдруг среди ночи ее поднимают с постели... Вы ведь были в постели, не так ли? - Само собой, - тут же ответила она, а потом прикусила губу. - ..и она оказывается лицом к лицу с полицейским. Меня совсем не удивляет, что вы испугались, любовь моя. - Ни капельки не испугалась! - пронзительно воскликнула она. - Ну-ну, не будем спорить на эту тему, - благодушно сказал Старик. Но вы, наверняка, не против назвать мне свое имя. - Правда, я не знаю, почему это я обязана это делать, но, думаю, это никому не повредит, - ответила женщина. - Меня зовут Анжела Рассо.., миссис Рассо. Я - ну в общем, я обручена с мистером Фильдом. - Понимаю, - с серьезным видом кивнул Квин. - Миссис Рассо, обрученная с мистером Фильдом. Просто прекрасно! И что же вы делали здесь, в этой квартире, в прошлую ночь, миссис Рассо? - Это вас не касается! - нагло отрезала она. - Лучше отпустите меня сейчас же по-доброму. Ничего противозаконного я не сделала. У вас нет никакого права вешать тут мне лапшу на уши, старина! Эллери, который в это время смотрел в окно, не смог сдержать улыбку. Инспектор мягко взял женщину за руку. : - Моя дорогая миссис Рассо, - проникновенно сказал он. - Поверьте мне, у нас и в самом деле есть веские причины, по которым мы обязательно должны знать, что вы делали здесь прошлой ночью. Давайте, рассказывайте, не тяните. - Я и рта не открою до тех пор, пока не узнаю, что вы сделали с Монти! - вскричала она и вырвала руку. - Если вы упекли его, то зачем мучаете еще и меня? Я ничего не знаю. - Все! Терпение мое лопнуло. Только и слышно - "мистер Фильд, мистер Фильд!" - решительно сказал инспектор. - Мистер Фильд мертв. - Монти... Фильд.., мертв? Женщина произнесла эти слова будто во сне. Потом прижала ладонь ко рту и стала неотрывно смотреть на Квина. Наконец, засмеялась. - Валяйте дальше. Можете брать меня на пушку сколько угодно, проговорила она. - Я никогда не шучу, когда говорю о смерти, - ответил инспектор. Можете мне верить, Монти Фильд мертв. Она подняла глаза. Губы ее что-то беззвучно шептали. - Скажу больше, миссис Рассо. Его убили. Возможно, теперь вы будете отвечать на мои вопросы. Где вы были вчера вечером без четверти десять? Эти последние слова инспектор прошептал ей прямо в ухо. В огромных глазах женщины отразился ужас. Она поглядела на инспектора, но не нашла утешения в его взоре, а потому уткнулась в подушку и бурно зарыдала. Квин отошел и что-то тихо сказал Пигготу, который незадолго до этого появился в комнате. Рыдания на кровати внезапно прекратились. Женщина села и промокнула слезы кружевным платочком. Глаза ее блестели и были необыкновенно светлы. - Теперь я понимаю вас, - спокойно сказала она. - Вчера вечером без четверти десять я была здесь, в этой квартире. - Вы можете это доказать, миссис Рассо? - спросил Квин, шаря в кармане в поисках табакерки. - Я вообще могу ничего не доказывать. Я не нуждаюсь в этом, - упрямо повторила она. - Но если вы имеете в виду алиби, то портье внизу, должно быть, видел, как я примерно в половине десятого вошла в дом. - Это легко можно установить, - кивнул Квин. - Проверим. Скажите, а почему вы вообще пришли сюда вчера вечером? - Мы договорились здесь встретиться с Монти, - ответила она бесцветным голосом. - Вчера вечером он позвонил мне домой, и мы договорились увидеться. Он сказал, что будет занят по своим делам примерно до десяти и хочет, чтобы я дождалась его. Вот я и пришла сюда... Она запнулась было, но набралась храбрости и продолжала: - Да, я вообще приходила сюда запросто. Мы тут частенько уютно устраивались и проводили вечера вместе. Вы же знаете, как оно бывает, когда люди обручены. - Хм. Знаю... - Инспектор смущенно кашлянул. - А потом, когда он не пришел в назначенный час, я подумала, что он, видимо, задержится дольше, чем предполагал. Словом.., я устала и задремала. - Очень хорошо, - сказал Квин, - а он вам рассказал, куда именно пошел по делам? И что это за дела? - Нет. - Я был бы очень обязан вам, миссис Рассо, - осторожно проговорил инспектор, - если бы вы сказали мне, как мистер Фильд относился к театру. Женщина с любопытством посмотрела на него. Она постепенно приходила в себя. - Нельзя сказать, чтобы он часто ходил туда. А почему вы спросили? Инспектор улыбнулся. - Так, просто спросил, и все, - сказал инспектор, подавая знак Хагстрему. Тот вынул из кармана записную книжку. - Вы не могли бы назвать нам имена личных друзей мистера Фильда? продолжал свои расспросы Квин. - Может, вам что-то известно о его деловых связях? Хотя бы немного? Миссис Рассо кокетливо закинула руки за голову. - Говоря откровенно, - прощебетала она, - я не знаю ни единой фамилии. Мы познакомились с Монти примерно шесть месяцев назад на маскараде в Гринвич Вилидж. Нашу помолвку мы до некоторой степени держали в секрете, словом, вы понимаете. Я и в самом деле никогда не встречалась ни с одним из его друзей... Я, впрочем, и не думаю, - она доверительно наклонилась к Квину, - что у Монти было много друзей. И, разумеется, я и понятия не имею о его деловых связях. - А как у мистера Фильда обстояли дела с финансами, миссис Рассо? - И вы думаете, что можно верить хотя бы одной женщине, если она скажет, что знает об этом? - с вызовом ответила она, полностью вернувшись в обычное состояние духа. - Монти всегда был очень щедрым. И никогда не мелочился. Иногда наутро он оставлял мне пятьсот долларов. Таков уж был Монти - чертовски порядочный тип. Жаль его. Бедняга. Она вытерла слезы и несколько раз всхлипнула. - Но.., по крайней мере, каков его счет в банке? - продолжал свои настойчивые расспросы инспектор. Миссис Рассо улыбнулась. Казалось, у нее был совершенно неисчерпаемый запас самых разнообразных чувств, которые то и дело сменяли друг друга. - Я никогда не была любопытной, - сказала она. - Пока он обходился со мной как порядочный человек, меня это ни чуточки не трогало. Кроме того, он все равно бы не сказал, даже если бы я и спросила. - А где вы были вчера до половины десятого, миссис Рассо? безразличным тоном задал вопрос Эллери. Женщина удивленно обернулась на его голос. Они оценивающе поглядели друг на друга, и в глазах у них появилось нечто вроде интереса. - Я не знаю, кто вы, мистер, но если уж так хотите знать, можете расспросить тех влюбленных, которые обычно сидят в Центральном парке. Я немножечко погуляла там в полном одиночестве, примерно с половины восьмого, а потом пришла сюда. - Надо же, какая удача! - пробормотал Эллери. Инспектор решительно направился к двери и поманил за собой остальных мужчин. - Миссис Рассо, мы оставляем вас в одиночестве, чтобы вы могли одеться. Пока у нас все. Выйдя в гостиную, все четверо тут же приступили к быстрому и основательному обыску. По распоряжению инспектора Хагстрем и Пиготт перерыли ящики украшенного резьбой письменного стола в углу комнаты. Эллери с интересом перелистал страницы книги, посвященной определению черт характера по почерку. Квин с головой углубился в изучение довольно вместительной гардеробной, которая находилась прямо у входа в гостиную из прихожей. Там висели всевозможные пальто, накидки, плащи и тому подобное. Инспектор извлек из карманов все их содержимое. На свет божий явились самые разнообразные предметы - носовые платки, старые письма, ключи, бумажники. На верхней полке в гардеробной лежало несколько шляп. - Эллери! - позвал инспектор. Эллери поспешил к нему через всю комнату, на ходу засовывая в карман книжицу, которую перед этим листал. Отец его многозначительно указал на полку со шляпами. Оба принялись ее обследовать. Шляп было всего четыре: выцветшая панама, две мягкие фетровые - одна серая, другая коричневая, - и твердый котелок. Внутри всех шляп был фирменный знак - "Братья Браун". Квины по очереди оглядели все шляпы самым внимательным образом. Они сразу же отметили, что панама и обе фетровые шляпы вообще без подкладки. Котелок инспектор подверг особо тщательному обследованию. Он ощупал все за подкладкой, отогнул внутреннюю кожаную ленточку-ободок и покачал головой. - Если быть совсем уж откровенным, Эллери, - сказал он медленно, - я и сам точно не знаю, почему я ожидал чего-то от этих шляп. Мы знаем, что Фильд был вечером в цилиндре и, безусловно, совершенно исключено, чтобы этот цилиндр каким-то образом оказался здесь, в комнате. Как мы установили, убийца был еще в театре, когда мы прибыли туда. Риттер появился здесь в одиннадцать. Поэтому цилиндр вообще сюда никто принести не мог. И к тому же какая причина могла подвигнуть убийцу на такой поступок? Он ведь мог предполагать, что мы будем обыскивать квартиру Фильда. Кажется, мне просто не везет, и я делаю глупости, Эллери. Эти шляпы ровным счетом ничего нам не дадут. Инспектор сердито бросил котелок на полку. Эллери стоял и о чем-то размышлял с серьезным видом. - Ты совершенно прав, папа, - сказал он. - Эти шляпы никакого значения не имеют. Но у меня все же есть какое-то неопределенное чувство... Впрочем, вот что... Он снял свои очки. - Ты не обратил внимания прошлой ночью, что, кроме цилиндра, отсутствовала и еще одна вещь мистера Фильда? - Хотел бы я, чтобы на все вопросы можно было ответить так же легко, как на этот, - желчно сказал Квин-старший. - Разумеется, отсутствовала его трость. Но что я мог бы предпринять, зная это? Предположим даже, что Фильд был с тростью. Любой, кто явился в театр без трости, мог спокойно взять и унести с собой трость Фильда. Как, спрашивается, мы сумели бы задержать его или хотя бы опознать трость Фильда? Поэтому я сразу же выкинул все это из головы. Если трость все еще находится где-то в здании театра, пусть там и останется. Меня это нимало не волнует. Эллери усмехнулся. - Чтобы выразить свое восхищение твоими выдающимися умственными способностями, мне следовало бы сейчас процитировать подобающее место из Шелли или Вордсворта, - произнес он. - Но в данный момент мне что-то не приходит в голову никакого более поэтического выражения, чем простая сентенция: "Опять ты натянул мне нос!" Вплоть до этого момента я даже и мысли, в голове не держал про трость. Но самое главное вот в чем: в этой гардеробной нет ни одной трости вообще. А если кто-либо вроде Фильда заводит себе для вечернего костюма щегольскую трость, он наверняка приобретает и комплект различных тростей к другим своим костюмам. Если только мы не найдем трости в шкафу, который в спальне, а я в этом сильно сомневаюсь, ибо вся верхняя одежда, похоже, находится здесь, - это исключает возможность, что Фильд вчера вечером был в театре с тростью. Следовательно, мы можем забыть про все это напрочь, как будто и не вспоминали. - Не так плохо, Эллери, - рассеянно ответил инспектор. - Об этом я не подумал. Но пойдем поглядим, как там продвигается дело у ребят. Они подошли к Хагстрему и Пиготту, которые все еще рылись в письменном столе. На нем уже лежала небольшая стопка писем и каких-то бумаг. - Есть что-нибудь интересное? - спросил Квин. - Ничего особенного, насколько я могу судить, инспектор, - ответил Пиготт. - Только обычный хлам. Несколько писем, главным образом от этой Рассо - горячие, надо сказать, послания, а еще счета, квитанции и так далее. Не думаю, что вы найдете там что-нибудь интересное. Квин просмотрел бумаги. - Действительно, ничего особенного. Хорошо, можете продолжать. Пиготт и Хагстрем принялись рьяно обшаривать квартиру. Простукали всю мебель в гостиной, подняли подушки на диване, заглянули под ковер. Они действовали по всем правилам полицейского искусства и со всем тщанием. Квин и Эллери молча наблюдали за их работой, когда открылась дверь спальни и появилась миссис Рассо в элегантном коричневом костюме и в шляпе. Она остановилась на пороге и с удивлением посмотрела на происходящее. В глазах у нее была написана абсолютная невинность. - Что они делают, инспектор? - осведомилась миссис Рассо со скучающим видом. - Ищут драгоценности? Тем не менее во взгляде ее сквозил явный интерес. - Для женщины вы оделись просто необыкновенно быстро, миссис Рассо, сказал с восхищением инспектор. - Направляетесь домой? Она ответила: "Да, конечно", - и отвела глаза. - И живете по адресу... Она назвала инспектору адрес: Мак-Дугал-стрит в Гринвич Вилидж. - Большое спасибо, - вежливо сказал Квин и записал. Женщина направилась к выходу. - Ах, простите, миссис Рассо! Еще одно! Женщина обернулась. . - Прежде чем вы уйдете, не смогли бы вы рассказать нам что-нибудь о пристрастиях мистера Фильда к спиртному? Как полагаете, можно было назвать его человеком сильно пьющим? Вопрос, казалось, развеселил женщину. - Ну, если вас интересует только это, - сказала, смеясь, она. - И да, и нет. Мне доводилось видеть, как он полночи пьет рюмку за рюмкой, но кажется при этом трезвым, словно пастор. Зато в другой раз он становился совершенно пьяным после нескольких рюмок. Тут раз на раз не приходилось, понимаете? - Да, у многих из нас дело обстоит точно так же, - пробормотал инспектор. - Мне бы не хотелось утруждать вас своими вопросами, миссис Рассо, но, быть может, вы знаете, откуда он брал свое виски? Смех ее резко оборвался. На лице отразилось негодование. - За кого вы меня принимаете? - осведомилась она. - Я и понятия не имею, откуда, но даже если б и знала, не сказала бы вам. Поверьте мне, есть целый ряд действительно по крупному работающих подпольных торговцев алкоголем, которые на голову выше всех тех, кто пытается упечь их за решетку. - Такова уж жизнь, - примирительным тоном сказал Квин. - И все же, любовь моя, я уверен, что вы непременно рассказали бы мне, если бы я и в самом деле нуждался в этой информации. Правда? На какой-то миг в комнате воцарилось молчание. - Думаю, что пока это все, миссис Рассо. Пожалуйста, не уезжайте из города. Может статься, что нам вскоре потребуются ваши показания. - Ну, тогда пока! - сказала она и, гордо вскинув голову, вышла в прихожую. - Миссис Рассо! - вдруг окликнул ее Эллери. Женщина, которая уже взялась за ручку двери, резко обернулась. Улыбка сразу сошла с ее лица. - А вы не знаете, что поделывал Бен Морган с тех пор, как они распрощались с Фильдом? - А кто это? - спросила она после недолгого колебания, и на лбу у нее появились морщинки. - Это не так важно, - сказал Квин-старший. - Еще раз до свидания. И он с озабоченным видом повернулся к ней спиной, давая понять, что разговор окончен. Дверь за женщиной закрылась. Спустя некоторое время следом вышел Хагстрем. Пиготт, Квин и Эллери остались в квартире. Они разом, не сговариваясь, бросились в спальню. Там все осталось по-прежнему. Кровать была незаправленной. Пеньюар миссис Рассо валялся на полу. Квин открыл платяной шкаф. - Ух ты! А у Фильда был отменный вкус. Этакий нью-йоркский вариант английского денди. Они переворошили платяной шкаф без особого успеха. Эллери заглянул на верхнюю полку. - Никаких шляп, никаких тростей. Значит, это можно сказать теперь окончательно! - пробормотал он с удовлетворением. Пиготт, который исчез на кухне, вернулся с ящиком, наполовину заполненным бутылками виски. Эллери и его отец склонились над ящиком. Инспектор осторожно извлек пробки, понюхал содержимое и передал бутылки одну за другой Пиготту. Тот последовал примеру шефа. - Выглядит неплохо и пахнет тоже хорошо, - сказал он. - Но после того, что произошло вчера вечером, я бы не решился к ним приложиться. - Ваши опасения совершенно оправданны, - усмехнулся Эллери. - Но если вы вдруг измените свое мнение и отдадитесь во власть Бахуса, я предлагаю вам такую молитву: "О, вино, если у тебя еще нет имени, под которым бы тебя знали, то зовись - Смерть!" "По всей вероятности, Эллери здесь вольно цитирует Шекспира: "О ты, невидимый дух вина, если у тебя еще нет имени, под которым бы тебя знали, завись - Демон" (прим, автора).". - Я отнесу эту огненную воду на анализ, - проворчал Квин-старший. Это смесь на основе скоч-виски. Если судить по этикетке, вещь действительно стоящая. Но наверняка здесь не будет... Эллери вдруг схватил отца за руку и замер. Все трое затаили дыхание. Из прихожей раздался еле слышный шорох. - Кажется, кто-то пытается открыть дверь ключом, - шепнул Квин. Пиготт, потихоньку подойдите к двери и скрутите того, кто войдет. Пиготт на цыпочках пересек гостиную и затаился в прихожей. Квин и Эллери остались ждать в спальне, расположившись так, чтобы их не было видно из прихожей. Тишину нарушал только легкий скрежет ключа. Казалось, у пришельца были какие-то трудности с замком. Но они вскоре были преодолены. Дверь открылась, но тут же с силой захлопнулась. Раздался полузадушенный вскрик, затем глухое проклятие Пиготта и отчаянный шум борьбы. Эллери и его отец бросились в прихожую. Там Пиготт схватился с коренастым мужчиной, одетым в черное. Неподалеку от них валялся чемоданчик, выпавший во время борьбы. Лишь объединенными усилиями им удалось справиться с пришельцем. Его повалили на пол, и теперь Пиготт крепко удерживал его. Инспектор наклонился и с любопытством заглянул в лицо мужчины, красное от гнева. Затем вежливо осведомился: - Не могли бы вы представиться нам, достопочтенный господин?

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ, в которой появляется таинственный мистер Майклз

Пришелец неуклюже поднялся на ноги. Это был грузный мужчина с суровым лицом и невыразительными глазами. Ни в его облике, ни в повадках не было ровным счетом ничего особенного. Самое необыкновенное, что в нем было его абсолютная обыкновенность. Создавалось впечатление, что он специально старался избавиться от всех сколько-нибудь бросающихся в глаза черт. - Что это за насилие? - спросил он. Даже голос его был абсолютно заурядным и бесцветным. Квин повернулся к Пиготту. - Что случилось? - осведомился он, напуская на себя строгость. - Я стоял за дверью, инспектор, - ответил Пиготт, все еще переводя дух, - а когда этот тип вошел, я слегка тронул его за плечо. Он бросился на меня, словно тигр, ударил в лицо - хорошенький был ударчик, инспектор, - и попытался скрыться. Квин осуждающе поглядел на незнакомца. Тот сказал вкрадчиво: - Это ложь. Он напал на меня, а я защищался. - Ну-ну, - пробормотал Квин. - Этак мы далеко не уйдем. Дверь вдруг распахнулась, и в прихожую стремительно ворвался детектив Джонсон. - Велье послал меня сюда на тот случай, если Я вам понадоблюсь, инспектор... Я сразу же заметил этого человека. Он явно здесь что-то вынюхивал, и я решил отправиться за ним следом. Инспектор Квин кивнул. - Я рад, что ты пришел. Ты вполне мог понадобиться мне, - сказал он и сделал знак всем следовать в гостиную. - Ну, дорогой мой, - сурово обратился он к пришельцу, - представление окончено. Выкладывайте, кто вы, что вы и зачем. - Меня зовут Чарльз Майклз, сэр. Я слуга мистера Монти Фильда. Инспектор сощурился. Вся манера держаться у этого мужчины вдруг как-то неуловимо изменилась. Лицо его, как и раньше, ничего не выражало, и все вроде бы оставалось по-прежнему. И тем не менее инспектор почувствовал перемену. Он глянул на Эллери и прочел в его глазах подтверждение своей мысли. - И это правда? Слуга, стало быть? А откуда вы явились в столь ранний час с чемоданом? Он указал на чемоданчик - дешевый, черный, который принес Пиготт. Эллери тем временем вышел в прихожую и что-то поднял с пола. - Не понял, сэр. - Казалось, вопрос вывел Майклза из равновесия. Это мой чемодан, сэр. Я собирался сегодня ехать в отпуск и договорился с мистером Фильдом, что зайду перед отъездом получить свое жалованье. Глаза Старика сверкнули. Вот оно что! Поведение Майклза не изменилось, но существенно изменились его голос и манера выражаться. - Значит, вы хотели сегодня утром получить чек от мистера Фильда? пробормотал инспектор. - Странно, очень странно.., после всего, что произошло... Майклз позволил своей физиономии на какой-то момент изобразить удивление. На момент, не больше. - А что такое случилось? Где мистер Фильд? - О! лежит, лежит сей славный муж давно в земле сырой! - с усмешкой продекламировал Эллери, выходя из прихожей и размахивая газетой, которую выронил Майклз в борьбе с Пиготтом. - Старина, это уже чересчур, право. Вот утренняя газета, которая была у вас в руках. И первое, что я вижу, поднимая ее с пола, - громадный заголовок на первой полосе про неприятность, случившуюся с мистером Фильдом. Вот, жирными буквами, на половину страницы. Он, скажете, не попался вам на глаза? Майклз тупо уставился на Эллери и на газету. Затем отвел взгляд и произнес тихо: - У меня сегодня еще не выдалось минуты, чтобы прочитать газету, сэр. А что случилось с мистером Фильдом? - Фильд убит, Майклз, и вы давно знали об этом, - еле сдерживаясь, сказал инспектор. - Я не знал этого, поверьте мне, сэр, - респектабельно возразил слуга. - Прекратите лгать! - взорвался Квин. - Рассказывайте, почему вы здесь, иначе у вас будет достаточно времени, чтобы болтать всякую чушь, сидя за решеткой. - Я говорю вам чистую правду, сэр. Мистер Фильд велел мне вчера прийти нынче утром, чтобы получить от него чек. Вот и все, что я знаю. - Вы должны были встретиться здесь? - Да, сэр. - Тогда почему вы забыли позвонить? Вы открыли дверь ключом, как будто не ждали застать в квартире кого-то, милый мой! - Забыл позвонить? - Слуга с удивлением посмотрел на Квина. - Но я всегда открываю дверь своим ключом. Я никогда не утруждаю мистера Фильда без нужды. - А почему мистер Фильд не выписал вам чек еще вчера? - спросил инспектор. - Думаю, он не имел при себе чековой книжки, сэр. - У вас не очень-то развитое воображение, Майклз. Когда вы видели его вчера в последний раз? - Примерно в семь часов, сэр, - не раздумывая ответил Майклз. - Я не живу в этой квартире. Она чересчур маленькая, а Фильд любит.., любит свою личную жизнь. Я обычно прихожу в пять утра, чтобы сделать ему завтрак, приготовить ванну и платье. А когда он уходит на службу, я немного прибираю. Остаток дня до вечера - в моем распоряжении. Я возвращаюсь около пяти и готовлю ужин в том случае, если мистер Фильд не даст мне знать в течение дня, что будет ужинать вне дома. Я также готовлю для него вечерний гардероб. И на этом мой рабочий день заканчивается... Когда я приготовил вчера вечером его платье, он дал мне указания по поводу чека. - Не особенно утомительный распорядок дня, - заметил Эллери. - А какое именно платье вы подготовили ему вчера на вечер, Майклз? Слуга с уважением взглянул на Эллери. - Белье, сэр, носки, вечерние туфли, накрахмаленную сорочку, запонки, воротничок, белый галстук, фрак, накидку, шляпу... - Ах, да, по поводу шляпы, - перебил его Квин. - Что это была за шляпа, Майклз? - Его цилиндр, сэр, у него только один, но очень дорогой, благоговейно произнес он. - От "Братьев Браун", я думаю. Квин побарабанил пальцами по подлокотнику своего кресла. Он явно скучал. - Расскажите мне, Майклз, что вы делали вчера вечером после того, как справились здесь с работой. То есть после семи часов. - Я пошел домой, сэр. Мне надо было укладывать чемодан, да к тому же я порядком устал за день. Перекусил и сразу лег спать, должно быть, около половины десятого. - А где вы живете? Майклз назвал адрес - оказалось, что в доме на 146-й Восточной улице, в той ее части, где она проходит через Бронкс. - Ну, хорошо... Скажите, к Фильду кто-нибудь приходил сюда регулярно? - продолжал расспросы инспектор. Майклз с вежливым видом наморщил лоб. - Не знаю, сэр. Мистер Фильд - человек не особо общительный. Но так как я не бывал здесь вечерами, мне трудно сказать, кто приходил в мое отсутствие. Но... - Да-да? - Тут была одна дама, сэр... - Майклз замялся, причем явно наигранно. - Мне не хотелось бы называть ее имя при сложившихся обстоятельствах... - Как ее зовут? - сердито спросил Квин. - Фамилия у нее какая-то неподходящая, сэр. Рассо. Почти что Руссо. Ее звали миссис Рассо. - Как долго мистер Фильд был знаком с этой миссис Рассо? - Несколько месяцев, сэр. Я думаю, он познакомился с ней на какой-то вечеринке в Гринвич Виллидж. - Вот как? И что, они действительно обручены? Майклз, казалось, несколько смутился. - Можно выразиться и так, сэр, хотя это было не то чтобы официально... Воцарилось молчание. - А как долго вы находились на службе у Монти Фильда, Майклз? спросил инспектор. - В будущем месяце срок будет три года. Квин резко переменил тему разговора. Он стал задавать вопросы об отношении Фильда к театру, о его финансовом положении, пристрастии к спиртным напиткам. Майклз вплоть до мелочей подтвердил показания миссис Рассо. Ничего нового он не сообщил. - Вы сказали, что проработали у Фильда примерно три года, - сказал инспектор, поудобней устраиваясь в кресле. - А как вы нашли эту работу? Майклз с минуту помялся. - Я увидел объявление газете, сэр. - Хорошо... Но если вы три года работаете у Фильда, то наверняка должны знать и Бенджамина Моргана. Майклз вдруг широко улыбнулся. - Разумеется, я знаю мистера Моргана, - сказал он с теплотой в голосе. - По-настоящему приятный человек, сэр. Он был партнером мистера Фильда в адвокатской конторе. Но потом - примерно года два тому назад они разделились, и с тех пор я больше не видел мистера Моргана. - А перед тем, как они расстались, вы часто его видели? - Нет, сэр, - ответил с глубоким сожалением слуга. - Мистер Фильд был человеком совсем иного.., хм, типа, чем мистер Морган, и они вне службы не общались. Я припоминаю, что видел мистера Моргана в этой квартире три или четыре раза, не больше, и приходил он только тогда, когда того срочно требовали дела. Но даже и о тех визитах я мало что могу рассказать, потому что оставался в квартире не на весь вечер... Насколько мне известно, он не бывал здесь с тех пор, как они перестали подельнычать. Впервые за всю беседу Квин улыбнулся. - Благодарю вас за вашу откровенность, Майклз... И еще: вспомните для меня пару сплетен, пожалуйста, - не было ли между ними каких-то бурных сцен, когда они расставались? Что на этот счет говорили? - О, нет, сэр! Я ни разу не слышал, чтобы между ними были какие-то разборки или что-то в этом роде. Напротив, мистер Фильд говорил мне уже после того, как они прекратили сотрудничать, что он и мистер Морган остались друзьями. Так он сказал. Майклз обернулся, когда его кто-то крепко взял за руку. Это был Эллери. - Слушаю вас, сэр, - учтиво сказал слуга. - Майклз, дорогой мой, - строго поглядел на него Эллери, - я не очень люблю ворошить прошлое, но почему вы ничего не рассказали инспектору о своем пребывании в тюрьме? Это было попадание в самое яблочко. Майклз так и застыл, словно каменный истукан. В лице его не осталось ни кровинки. - Но.., но как вы докопались? - наконец пробормотал он, и вся его манера выражаться сразу стала значительно менее учтивой и респектабельной. Старший Квин наградил сына взглядом, равносильным аплодисментам. Пиготт и Джонсон сразу шагнули ближе к дрожащему слуге. Эллери закурил сигарету. - А я, собственно, и не знал об этом, - сказал он, приходя в хорошее настроение. - То есть не знал до тех пор, пока вы мне об этом не сказали сами. Вам, Майклз, стоит попробовать себя в роли нового Дельфийского оракула. Вы порой сами не понимаете, какие тайны выдаете миру. Лицо Майклза стало пепельно-серым, а ноги - ватными. Он неуклюже повернулся к инспектору: - Вы.., вы ведь не спрашивали меня об этом, - сказал он тихо, но голос его уже снова стал обычным - бесцветным и невыразительным. - Кроме того, полиции не очень-то приятно рассказывать о таких вещах... - Где вы отбывали свой срок, Майклз? - благодушно спросил инспектор. - В тюрьме "Эльмира", сэр. Это моя первая судимость. Я сидел на мели, голодал и украл немного денег... Срок был маленький, сэр. - Квин встал. - Ну, Майклз, вам понятно, наверное, что отныне свобода ваших передвижений несколько ограничивается. Идите домой, занимайтесь поисками другой работы, но оставайтесь все время в пределах нашей досягаемости - в любой момент вы можете понадобиться. И еще одно... Он подошел к черному чемоданчику и открыл его. Там в беспорядке лежала разная одежда - темный костюм, рубашки, галстуки, носки. Одни вещи - чистые, другие - грязные. Квин быстро обыскал чемодан, закрыл его и протянул Майклзу, который с озабоченным видом следил за его действиями. - Нельзя сказать, чтобы вы взяли с собой чересчур много барахла в отпуск, Майклз, - улыбаясь, заметил Эллери. - Жаль, конечно, что теперь он сорвется. Ну что ж! Таковы причуды жизни! Майклз тихо пробормотал: "До свидания", взял чемоданчик и вышел. Несколько мгновений спустя следом вышел Пиготт. Эллери от души расхохотался. - Что за респектабельный пройдоха! Врет, как сивый мерин... А как ты думаешь, папа, что ему здесь было нужно? - Он, конечно, пришел сюда что-то забрать, - ответил инспектор. Следовательно, здесь спрятано нечто важное и мы, видимо, это важное проглядели. Он задумался. Зазвонил телефон. - Инспектор? - раздался из трубки голос сержанта Велье. - Я позвонил в управление, они сказали, что вас там нет. Я подумал, что вы еще в квартире у Фильда... У меня есть интересные новости для вас от "Братьев Браун". Прикажете приехать к вам? - Нет, - ответил Квин. - Мы здесь все закончили. Я поеду к себе в кабинет, как только нанесу визит в контору Фильда на Чеймберз-стрит. В случае необходимости можно будет найти там. Где ты сейчас? - На Пятой авеню - как раз напротив магазина Браунов. - Тогда возвращайся в управление и жди меня. И вот что, Томас, сейчас же пришли сюда полицейского. Квин повесил трубку и повернулся к Джонсону. - Оставайтесь здесь до прибытия полицейского, - распорядился он. Оставьте его охранять квартиру и позаботьтесь, чтобы ему прислали смену. Затем явитесь в управление... Пошли, Эллери! У нас впереди тяжкий день! Эллери тщетно пытался что-то возразить. Отец в два счета вытолкал его на улицу, где его голос сразу потонул в реве проезжающих машин.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ, в которой цилиндры, мистера Фильда приобретают зримый образ

Ровно в десять утра инспектор Квин и его сын открыли дверь с окошком из матового стекла, на котором было написано: "Монти Фильд, адвокат". Большая приемная была обставлена изысканно, что, впрочем, не удивляло: о незаурядном вкусе Монти Фильда достаточно говорил его гардероб. В приемной не было ни души. Слегка удивленный этим, инспектор Квин в сопровождении Эллери прошел в бюро - длинную комнату со множеством письменных столов. Эта комната напоминала редакцию газеты - всем, вплоть до стеллажей вдоль стен, на которых здесь, правда, стояла всевозможная юридическая литература. В бюро царил великий беспорядок. Стенографистки, сбившись в кучки, что-то взволнованно обсуждали. Несколько сотрудников мужского пола шептались в углу, а в самой середине комнаты стоял детектив Хессе и с серьезным видом что-то внушал худому мужчине с седыми висками. Тот глядел хмуро. Смерть адвоката явно потрясла до основания всю его контору. Когда оба Квина вошли в бюро, служащие с опаской поглядели на них и поспешили разойтись по своим рабочим местам. Воцарилась неестественная тишина. Хессе поспешил навстречу начальнику. Глаза его были красны от бессонницы. - С добрым утром, Хессе, - сказал инспектор. - Где личный кабинет Фильда? Детектив повел их через всю комнату по диагонали к двери, за которой оказался маленький, с особой роскошью обставленный кабинет. - Да, этот субъект знал толк в том, как обставить свой офис, одобрительно сказал Эллери, падая в кожаное кресло. - Докладывайте, Хессе, - распорядился инспектор, следуя примеру Эллери. Хессе принялся споро докладывать. - Прибыл на место ночью и нашел здесь все двери запертыми. Света внутри не было. Я внимательно прислушался, но нигде не услышал ни звука, а потому решил, что внутри никого нет. Исходя из этого, провел ночь, стоя у входа в подъезде. Примерно без четверти девять пришел заведующий бюро. Я сразу взял его в оборот. Вон тот, худой, с которым я как раз говорил, когда вы вошли. Зовут Оскар Луин. - Заведующий бюро, говорите? - переспросил Старик, нюхая табак. - Да, шеф. Либо он туго соображает, либо умеет держать язык за зубами, - продолжал Хессе. - Разумеется, он уже читал утренние газеты и был совершенно потрясен известием об убийстве Фильда. С другой стороны, было заметно, что мои вопросы не слишком ему нравятся... Я ничего не мог из него вытянуть. Абсолютно ничего. Он сказал, что вчера вечером после работы пошел прямо домой. Фильд, по его словам, ушел из своего бюро уже в четыре часа и больше не возвращался. Об убийстве Фильда он якобы ничего не знал, пока не прочел в газетах. Словом, мы провели утро в ожидании вас. - Приведите мне Луина. Хессе вернулся с долговязым заведующим бюро. Внешность Оскара Луина была малопривлекательной. Черные глаза его хитро бегали. Он был просто необычайно тощим. Острый его нос и весь костлявый облик заставляли вспомнить рассказы о пиратах. Инспектор смерил его прохладным взглядом. - Значит, вы заведуете всей конторой, - сказал он. - И что же, Луин, вы обо всем этом думаете? - Это ужасно. Просто ужасно, - простонал Луин. - Я даже представить себе не могу, как это могло произойти и почему. Бог мой, вчера в четыре я еще разговаривал с ним! Казалось, он и в самом деле потрясен. - Мистер Фильд, когда вы с ним разговаривали, не показался он вам каким-то странным или беспокойным? Чем-то озабоченным? - Ничуть нет, сэр, - нервно ответил Луин. - У него даже было, можно сказать, необычайно хорошее настроение. Рассказал мне анекдот и сообщил, что идет вечером на чертовски хороший спектакль - "Игры с оружием". И вот я узнаю из газеты, что его там убили! - Вот как? Значит, он говорил вам про спектакль! - воскликнул инспектор. - Он, случайно, не упомянул, с кем он собирается идти в театр? - Нет, сэр. - Луин переступил с ноги на ногу. - Н-да. Понимаю. - Квин помолчал. - Луин, как заведующий бюро, вы, видимо, были ближе к Фильду, чем остальные его служащие. Что вы знали о его личной жизни? - Совсем ничего, сэр, совсем ничего, - заторопился с ответом Луин. Мистер Фильд - не тот человек, чтобы быть запанибрата со своими служащими. Время от времени он рассказывал кое-что о себе, но всегда как-то неконкретно и скорее в шутку. По отношению к нам он был внимательным, деликатным и щедрым шефом. Большего о нем я вам сказать не могу. - А какого рода, собственно, был тот бизнес, которым он руководил? Ведь вы должны кое-что знать об этом? - Бизнес? - Луин, казалось, был несколько сбит с толку таким вопросом. - Ну, я могу сказать, что у нас здесь - одна из лучших адвокатских контор из всех, что мне доводилось видеть в жизни. Я работал у Фильда всего лишь года два, не больше, но у него есть несколько очень важных и влиятельных клиентов, инспектор, я знаю. Я мог бы составить для вас список. - Сделайте и пришлите его мне, - сказал Квин. - Значит, у него была процветающая и респектабельная практика? А не могли бы вы вспомнить какие-то личные визиты к нему - прежде всего в последнее время? - Нет, не припоминаю, чтобы видел здесь кого-то, кроме клиентов. Он, конечно, мог общаться с некоторыми из них и по личным делам... Да, вспомнил! Сюда приходил его слуга, высокий парень такой, плечистый, по фамилии Майклз. - Майклз? Нужно будет запомнить фамилию, - задумчиво сказал инспектор. - Ладно, Луин. Пока это все. Можете отпускать всех по домам. Сами, пожалуйста, еще задержитесь на некоторое время. Должны подойти люди Сампсона. Им понадобится ваша помощь. Луин серьезно кивнул и удалился. Едва он закрыл за собой дверь, Квин так и подскочил. - Где у мистера Фильда тут умывальник, Хессе? Детектив указал на дверь в другом конце кабинета. Квин распахнул ее. Эллери уже стоял рядом с ним. Перед ними была крохотная комнатушка с умывальником, аптечкой и небольшим платяным шкафом. Квин вначале заглянул в аптечку. Там стояли бутылочка йода, флакон перекиси водорода, крем для бритья, тут же лежали помазок и бритва. - Это все ерунда, - быстро сказал Эллери. - А что в том шкафу? Старик с любопытством открыл дверку. В шкафу висели повседневный костюм, полдюжины галстуков и мягкая фетровая шляпа. Инспектор взял шляпу, вынес ее на свет, в кабинет, и тщательно ее обследовал. Протянул Эллери, а тот сразу же очень аккуратно повесил ее обратно в шкаф. - Черт бы побрал эти шляпы! - ругнулся инспектор. В дверь постучали, и Хессе впустил в кабинет застенчивого молодого человека. - Инспектор Квин? - вежливо осведомился тот. - Точно, - усмехнулся инспектор. - А если вы репортер, то можете написать, что мы планируем схватить убийцу Монти Фильда в течение ближайших двадцати четырех часов. На данный момент я вам больше ничего не скажу. Молодой человек робко улыбнулся. - Простите, инспектор, но я не репортер. Меня зовут Артур Стоутс. Я только что из прокуратуры, от Сампсона. Шеф разыскал меня только сегодня утром, а у меня еще были другие срочные дела, потому я и припозднился. Правда, необыкновенно жаль Фильда? Вы не находите? Молодой человек усмехнулся, складывая на кресло пальто и шляпу. - Жалеть его или не жалеть - дело вкуса, - пробормотал в ответ Квин-старший. - Во всяком случае, он задал нам работенки. Что велел передать Сампсон? Какие дал указания вам? - Ну, я, конечно, не так разбираюсь в делах Фильда, как следовало бы, а потому только временно заменяю Тима Кронина. У него сегодня дел невпроворот. По крайней мере, я должен начать разбираться здесь, а Тим придет после обеда. Как вам известно, Кронин уже несколько лет охотился за Фильдом. И у него просто руки чешутся. Так и не терпится добраться до этих папок с документами. - Хорошо. Пока все ясно. После всего, что Сампсон рассказывал мне о Кронине, я ему вполне доверяю. Может брать к себе все, что найдет здесь интересного. Хессе, проводите мистера Стоутса к мистеру Луину и представьте их друг другу. Луин - заведующий бюро, мистер Стоутс. Приглядывайте за ним, больно уж у него глаза хитрые. И помните, Стоутс, что вы ищете не папки с делами солидных клиентов, а следы темных махинации. Ну, пока. Стоутс улыбнулся инспектору и вышел вслед за Хессе. Эллери и отец, сидя в разных углах кабинета, переглянулись. - Что это у тебя в руках? - вдруг спросил Старик. - Еще один экземпляр книги по графологии. Характер - по почерку. Стояла здесь, на полке. Как это объяснить, интересно? - Я тоже начинаю об этом подумывать, Эл, - кивнул инспектор. - Тут что-то есть. Неспроста эти книги. В некоторой растерянности он покачал головой и встал. - Пошли, сын мой, здесь мы уже не найдем ничего интересного. Когда они уходили, в конторе остались только Хессе, Луин и Стоутс. Квин подозвал детектива. - Отправляйтесь домой, Хессе, - сказал он проникновенно, - я не хочу, чтобы вы разболелись гриппом. Хессе улыбнулся и тут же исчез за дверью. Несколько минут спустя Квин уже сидел в своем рабочем кабинете в полицейском управлении на Центр-стрит. Эллери называл этот кабинет "звездной обителью". Здесь было уютно, почти как дома у Квинов. Эллери упал в кресло и принялся штудировать книги о графологии, которые прихватил из квартиры и из рабочего кабинета Фильда. Инспектор нажал кнопку звонка на столе, и в дверях появилась мощная фигура Томаса Велье. - Доброе утро, Томас, - сказал Квин. - Давай, докладывай, что за волнующее известие ты принес мне из магазина "Братьев Браун". - Не знаю уж, насколько оно будет волнующим для вас, - невозмутимо ответил Велье, садясь в одно из кресел у стены, - но мне оно показалось достаточно важным. Прошлой ночью я получил от вас поручение - разузнать что-нибудь о цилиндре мистера Фильда. Так вот, сейчас на моем рабочем столе лежит точно такой же. Хотите взглянуть? - Странный вопрос, Томас. Тащи! Велье ненадолго вышел и вернулся с круглой картонной коробкой. Открыл ее и достал блестящий цилиндр великолепной работы. Инспектор с любопытством заглянул внутрь его и увидел размер - 7/8. - У "Браунов" я поговорил с продавцом, который работает там уже целую вечность, - продолжал докладывать Велье. - Он несколько лет обслуживал Фильда. Сдается, что Фильд покупал там абсолютно все, вплоть до последней пуговицы. И уже довольно давно. Он всегда требовал к себе именно этого продавца. Только с ним и имел дело. Разумеется, тот немало знает о вкусах Фильда и о том, что он покупал. Он сказал, что Фильд отличался крайней щепетильностью во всем, что касалось его гардероба. "Брауны" заказывали специально для него по мерке одежду в ателье. Как правило, костюмы и фраки он предпочитал обычного фасона, а белье и галстуки - по самому последнему крику моды. - А каков был его вкус в отношении шляп? - спросил Эллери, не поднимая глаз от книги, которую читал. - Я как раз собирался перейти к этому, сэр, - невозмутимо продолжал Велье. - Продавец, с которым я говорил, специально отметил, что у Фильда был насчет шляп какой-то пунктик. Когда я спросил про цилиндр, он ответил, что только за последние шесть месяцев Фильд купил себе целых три! Я, конечно, сразу взял это себе на карандаш и специально перепроверил по книге заказов и покупок. Точно. За последние полгода Фильд купил три шелковых цилиндра. Эллери и инспектор удивленно переглянулись. У них, казалось, возник один и тот же вопрос. - Три... - удивленно повторил Старик. - Вот-вот... Что, разве это не нонсенс? - взволнованно сказал Эллери и принялся протирать очки. - Господи! А где же тогда еще два? - обескураженно проговорил Квин. Эллери ничего не ответил. Квин нетерпеливо повернулся к Велье. - Что тебе еще удалось разузнать, Томас? - Больше ничего. Разве что еще одно: Фильд, кажется, был просто помешан на своем гардеробе. За последний год он купил пятнадцать костюмов и не меньше пятнадцати шляп, считая цилиндры! - Шляпы, шляпы, шляпы... Я с ума сойду от этих шляп, - простонал инспектор. - А он-то уж точно был сумасшедшим. Впрочем, ты не выяснил, не покупал ли Фильд у "Браунов" трости? Велье, казалось, был очень огорчен. - Как же так, инспектор... Надо же, какую я дал промашку. Теперь понимаю... Мне самому-то и в голову не пришло спросить. Ведь ночью вы мне не дали на этот счет никаких указаний... - Черт бы все побрал! Ну, ничего. Никто из нас от ошибок не застрахован. Попробуй, дозвонись до этого продавца сейчас и дай мне трубку. Велье взял со стола один из телефонных аппаратов и через некоторое время передал Старику трубку. - На проводе инспектор Квин! - сказал тот. - Насколько мне известно, вы обслуживали мистера Фильда на протяжении нескольких лет. Мне бы хотелось выяснить кое-какие мелочи. Покупал ли у вас Фильд когда-нибудь трости?.. Как вы сказали? О, я понимаю... Да. Еще один момент. Он не высказывал вам никаких особых пожеланий, когда заказывал одежду? Ну, какие-нибудь там потайные карманы или еще что-нибудь в этом роде?.. Ага. Значит, не припоминаете. Ну, ладно... Что-что? О, я понимаю. Большое вам спасибо. Он положил трубку и обернулся к Велье и Эллери. - Наш усопший приятель, - сказал он с явным отвращением, - похоже, настолько же ненавидел трости, насколько обожал шляпы. Продавец сказал, что уже несколько раз пытался продать Фильду тросточку, но тот всякий раз отказывался. Сказал в конце концов, что терпеть их не может. Продавец решительно исключает мысль о потайных карманах или тайниках в гардеробе Фильда. Короче, мы опять у разбитого корыта. - Как раз наоборот, - задумчиво сказал Эллери. - У нас, наоборот, появляется окончательное доказательство, что цилиндр - единственная часть гардероба Фильда, которую унес убийца. По-моему, это упрощает дело. - Наверное, я порядочный болван, - хмуро сказал его отец. - Но я не вижу, как именно. Мне это вообще ни о чем не говорит. - Кстати, инспектор, забыл доложить, - невесело глядя, проговорил Велье. - Джимми принес заключение экспертизы об отпечатках пальцев на бутылке Фильда. Их там обнаружено несколько, но, как утверждает Джимми, все они, несомненно, принадлежат Фильду. Джимми, разумеется, снял отпечатки пальцев у покойного в морге. - Ну что ж, - сказал инспектор, - вероятно, эта бутылка вообще не имеет ничего общего с преступлением. Но как бы там ни было, нам все равно надо дождаться заключения Праути. - Есть еще кое-что, инспектор, - продолжил Велье. - Несколько минут назад принесли мусор из театра. Панцер прислал, согласно вашему распоряжению. Хотите на него взглянуть? - Обязательно, Томас, - ответил инспектор. - А по пути захвати тот список, где помечены люди, у которых не было при себе билетов. Надеюсь, там проставлены номера мест, где они сидели, - в списке, я имею в виду. Велье кивнул и исчез. Квин задумчиво уставился на затылок сына. С объемистым пакетом в одной руке и отпечатанным на машинке списком в другой появился сержант. Они осторожно вытряхнули содержимое пакета прямо на письменный стол. По большей части там оказались мятые программки, фантики от конфет и несколько билетов без контроля, которые проглядели во время своих поисков Флинт и его помощники. Здесь же лежали две женские перчатки от разных пар, маленькая коричневая пуговка - видимо, от мужского пиджака, - колпачок от авторучки, дамский носовой платочек и разные другие предметы, которые обыкновенно теряют или выбрасывают в театрах. - Что-то непохоже, что мы найдем здесь много интересного, - хмыкнул инспектор. - Но, по крайней мере, мы теперь хоть в состоянии проверить эти билеты. Велье сложил стопкой билеты и стал читать вслух указанные на них номера мест и буквы. Квин делал пометки в списке зрителей, который принес сержант. Билетов оказалось не так много, так что вся процедура закончилась быстро. - Это все, Томас? - осведомился инспектор. - Да, это все, шеф. - Если верить списку, то отсутствуют билеты еще человек у пятидесяти. Где Флинт? - Где-то здесь, в здании, инспектор. Квин снял телефонную трубку и отдал краткий приказ. Не прошло и минуты, как появился Флинт. - Что вам удалось найти сегодня ночью? - тут же спросил его Квин. - Ну, инспектор, - как-то неуверенно начал Флинт, - мы внимательнейшим образом обследовали все. Нашли множество всякой ерунды, но по большей части - программки и такие вещи, которые мы даже не трогали, а оставляли уборщицам, которые действовали там вместе с нами. Однако мы там насобирали и целую кучу использованных билетов - главным образом, в проходах. Он достал из своего кармана пачку билетов с оторванным контролем, аккуратно перетянутую резиночкой. Велье взял ее и продолжал читать вслух номера и буквы. Когда он закончил, инспектор бросил список на письменный стол. - Ничего нового не обнаружилось? - спросил Эллери, отрываясь от книги. - Черт побери, теперь тут нашлись билеты на всех безбилетников! проворчал инспектор. - Не осталось ни одного билета лишнего и ни одного безбилетника в списке. Осталось сделать только одно. Он нашел в куче билетов на столе, справившись по списку, тот, который принадлежал Франсес Айвз-Поуп. Затем достал из кармана те четыре билета, которые взял к себе накануне вечером, и тщательно сравнил линии обрыва на билете девушки и на билете Фильда. Края билетов никак не сходились. - Меня утешает одно, - продолжал инспектор, засовывая все пять билетов в свой жилетный карман. - У нас нет никакого следа билетов на те шесть мест, которые расположены рядом с местом Фильда и впереди него. - Я как раз подумал об этом, - сказал Эллери, отложив книгу, и необычайно серьезно посмотрел на отца. - А ты не обратил внимания, папа, что мы даже не знаем, почему Фильд вчера вечером пришел в театр? Брови инспектора изумленно поднялись. - Именно об этом я сейчас и размышляю. От миссис Рассо и от Майклза мы знаем, что Фильд был совершенно равнодушен к театру. - Никогда не знаешь, какой каприз может прийти человеку в голову, сказал Эллери. - Есть множество вещей, которые вполне могли подвигнуть человека, чуждого театру, прийти на спектакль. Факт остается фактом - он там был. Вот я и хотел бы знать, почему он туда пришел. Старик с серьезным видом покачал головой. - Может, он договорился там с кем-то встретиться по какому-то делу? Вспомни, что сказала миссис Рассо: Фильд обещал ей вернуться около десяти. - Идея с деловым свиданием в театре мне очень нравится, одобрительно сказал Эллери, - однако стоит подумать, какие могут быть еще варианты. Эта Рассо вполне могла солгать, и на самом деле Фильд, может, ничего такого и не говорил. Или сказал, а на самом деле приходить в десять вовсе не собирался. - У меня сложилось достаточно твердое убеждение, что Фильд вчера вечером приходил в Римский театр не для того, чтобы смотреть спектакль. Он приходил туда, чтобы уладить какие-то свои дела. - Я думаю точно так же, - улыбаясь, сказал Эллери. - Но всегда следует тщательно рассмотреть все без исключения возможности, чтобы ничего не упустить. - Если же он был там по делу, то исключительно для того, чтобы встретиться с кем-то. Может быть, этот кто-то и стал его убийцей? - Ты ставишь чересчур много вопросов, Эллери, - вздохнул инспектор. Томас, давай-ка посмотрим еще раз содержимое пакета. Велье снова разложил перед инспектором те предметы, которые они уже видели. Перчатки, колпачок от авторучки, пуговицу и носовой платок Квин сразу же отложил в сторону. Остались только фантики от конфет и смятые программки. Поскольку конфетные обертки вряд ли могли дать что-либо интересное, Квин занялся программками. Проглядев примерно половину из них, он вдруг воскликнул: - Поглядите-ка, что я нашел, парни! Все трое склонились над столом, заглядывая через плечо инспектору. Квин разгладил программку: ее смяли и выбросили. На внутренней стороне, рядом с традиционной для Римского театра рекламной заметкой о мужской моде от руки было написано несколько цифр, а также красовались всякие каракули, которые люди обычно рисуют на бумаге, когда задумываются. - Инспектор, похоже на то, что вы нашли программку Монти Фильда! воскликнул Флинт. - Так точно, господа мои! Похоже именно на то! - коротко сказал Квин. - Флинт, поищите-ка в бумагах, которые мы нашли в карманах покойного, письмо с его личной подписью и принесите его ко мне. Флинт поспешил из кабинета. Эллери внимательно изучал каракули на программке. Вернулся с письмом в руках Флинт. Инспектор сравнил подписи. Они явно принадлежали одному и тому же человеку. - Отдадим их на экспертизу в лабораторию к Джимми, - пробормотал Старик, - но, кажется, все ясно и так. Это программка Фильда. Никаких сомнений тут быть не может. Что ты на это скажешь, Томас? - Не знаю, что могут означать первые два числа, но вот эти "50.000" могут обозначать только доллары. - Похоже, наш приятель вспомнил про свой банковский счет, проговорил Квин. - К тому же, кажется, он был безумно влюблен в свое имя и просто обожал расписываться. - Вряд ли это говорит о его самовлюбленности, - возразил Эллери. Когда сидишь и бездельничаешь в ожидании - например, в театре перед началом спектакля - часто черкаешься на первом попавшемся клочке бумаги или расписываешься на нем. В театре, естественно, для этого больше всего подходит программка... А желание написать свое имя - феномен, известный любому психологу. Оно присуще всем. Так что вряд ли этот Фильд был таким самовлюбленным, как кажется. - Впрочем, какое все это имеет значение! - вздохнул инспектор, который, нахмурив лоб, сосредоточенно изучал каракули. - Может быть, может быть, - задумчиво сказал Эллери. - Но если вернуться к вещам более важным, то я не могу согласиться, что эти "50.000" означают сумму на счету у Фильда. Больно уж круглая сумма-то. Таких круглых чисел на счету никогда не бывает. - А мы легко можем это проверить, - сказал инспектор, снимая телефонную трубку. Он попросил телефонистку на коммутаторе управления соединить его с конторой Фильда. Поговорил немного с Оскаром Луином и с несколько огорченным видом повернулся к Эллери. - Ты оказался прав, Эл. На личном счету у Фильда лежит поразительно маленькая сумма. Меньше шести тысяч долларов. И это при том, что он довольно часто оперировал суммами свыше десяти или пятнадцати тысяч долларов, когда расплачивался. Луин и сам поражен. Он сказал, что ничего не знал о финансовом положении Фильда, пока я вот сейчас не попросил справиться о нем.., держу пари, Фильд играл на бирже или был связан с букмекерами. - Меня не очень удивило это известие, - заметил Эллери. - Но оно подводит нас к одному возможному объяснению, почему в программке у Фильда написано "50.000". Это - не просто сумма денег, а сумма, которую можно заработать на какой-то затее. Затея на пятьдесят тысяч долларов. Неплохой заработок за один вечер - если бы Фильд остался жив. - А что означают два других числа? - спросил Квин-старший. - Тут мне надо немножко подумать, - ответил Эллери, снова с размаху плюхаясь в свое кресло. - Но мне бы очень хотелось знать, что это за затея, которая тянет на такую сумму. Он смолк и принялся протирать очки. - Какая бы это затея ни была, сын мой, - наставительно сказал инспектор, - ты можешь быть уверен в одном: дело это весьма нечистое. - Весьма нечистое? - с полной серьезностью переспросил Эллери. - Да. Деньги - вот корень всех зол на свете, - усмехнувшись, сказал инспектор. - Не только корень, папа, но и плод! - сказал Эллери, не меняя тона. - Опять цитата? - насмешливо спросил Старик. - Из Филдинга, - небрежно ответил Эллери.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ, в которой возникают тени прошлого

Зазвонил телефон. - Мистер К.? У аппарата Сампсон, - раздался из трубки голос прокурора. - С добрым утром, Генри, - сказал Квин. - Ты где? И как себя чувствуешь нынче утром? - Я - в своем рабочем кабинете. Чувствую себя, как побитая собака, с тихим смешком ответил Сампсон. - Доктор твердо убежден, что я долго не протяну, если буду продолжать в том же духе. На работе же у меня твердо убеждены, что город погибнет, если я не буду появляться на службе. Что тут поделаешь?.. Ну, да ладно. Перейдем к делу, мистер К.! Инспектор сделал Эллери выразительный знак - знаю, мол, что сейчас начнется! - Слушаю тебя, Генри! - Здесь у меня в кабинете сидит один господин, с которым тебе следовало бы познакомиться получше, - продолжал Сампсон, понизив голос. Он хочет видеть тебя, так что боюсь, тебе придется бросить все свои дела и мчаться сюда. Он... - Тут Сампсон вообще перешел на шепот. - Он - человек, с которым мне очень не хотелось бы поссориться. Вот так-то, Квин, старина. Инспектор наморщил лоб. - Я предполагаю, что этот господин - мистер Айвз-Поуп, - сказал он в трубку. - Он, видимо, гневается, что мы вчера вечером допросили его ненаглядную дочурку? - Нет, не гневается, - ответил Сампсон. - Он действительно очень достойный человек, только... Очень прошу тебя, мистер К., будь с ним приветливее. - Я специально надену белые перчатки, - хихикнул Старик. - И если это тебя успокоит, возьму с собой сына. Обыкновенно он у нас отвечает за связь с влиятельной общественностью. - Ну, это было бы просто прекрасно, - с благодарностью сказал Сампсон. Инспектор положил трубку и повернулся к Эллери. - Бедняга Генри действительно попал как кур в ощип, - язвительно заметил он. - Но мне его трудно винить: все потому, что он вечно пытается быть со всеми в хороших отношениях. Старается поладить со всеми, а политики, пользуясь этим, все больше на него давят. Теперь у него в кабинете обитает этот Крез. Поехали, сын мой, нам предстоит познакомиться со знаменитым Франклином Айвз-Поупом. Эллери застонал. - Если ты будешь продолжать в том же духе, тоже долго не протянешь, сказал он отцу, но тут же вскочил и надел шляпу. - Ладно, поедем, ублажим этого капитана индустрии. Квин усмехнулся и поглядел на Велье. - Кстати, Томас, пока я не забыл! Мне бы хотелось, чтобы ты сегодня поразнюхал кое-что. Ты должен выяснить, почему Монти Фильд, у которого была процветающая адвокатская контора, который жил на широкую ногу, имел на своем личном счете всего шесть тысяч долларов. Что было тому причиной? Игра на бирже? На скачках? Я желаю знать точно. Может, ему пришлось оплачивать какой-нибудь вексель. Луин уже в конторе Фильда и сможет тебе помочь. И коли уж ты этим займешься, восстанови заодно - это может быть очень важно, Томас - картину вчерашнего дня Фильда во всех подробностях. Что он делал - прямо по минутам. Старший и младший Квины направились к Сампсону. В прокуратуре все были заняты выше головы делами государственной важности, а потому появление какого-то полицейского инспектора в этом святилище не произвело ни на кого особого впечатления. Эллери сразу поскучнел, но его отец только улыбался. И вот, наконец, с недосягаемых высот, подобно громовержцу Зевсу, спустился прокурор собственной персоной, меча молнии в своих сотрудников за то, что они заставили ждать его дорогих гостей. - Не кипятись, молодой человек! - сказал ему Квин, когда прокурор вел их к себе в кабинет, продолжая сетовать на бестолковость своего персонала. - Лучше скажи вот что: я достаточно прилично одет для встречи с этим финансовым королем? Сампсон открыл им дверь. С порога оба Квина увидели человека, который, заложив руки за спину, глядел на улицу из окна, явно скучая. Когда прокурор закрыл дверь кабинета, он стремительно повернулся - просто поразительно для человека его комплекции. Франклин Айвз-Поуп являл собой осколок былых времен, более здоровых в экономическом отношении. Он был могущественным, уверенным в себе магнатом того типа, который, подобно старому Корнелиусу Вандербильту, покорял Уолл-стрит не только своими капиталами, но и силой своей личности. У Айвз-Поупа были ясные серые глаза, седоватые стального цвета волосы, борода с проседью, сильное, еще сохранившее молодую гибкость тело. Вид его сразу же внушал уважение. Когда он стоял на фоне окна, один силуэт его производил впечатление. Так что Квинам сразу стало ясно - перед ними человек, который хорошо знает, чего хочет в жизни. Сампсон как-то замялся и медлил с представлением. Финансист взял инициативу в свои руки и, не дожидаясь его, сказал приятным баритоном: - Полагаю, что вы - Квин, охотник на человека. Я уже давно хотел познакомиться с вами, инспектор. Он протянул большую, сильную руку, которую Квин с достоинством пожал. - Излишне говорить, что у меня было аналогичное желание, мистер Айвз-Поуп, - сказал он с легкой улыбкой. - Я как-то раз попробовал рискнуть и вложить деньги в акции на Уолл-стрит. Как мне кажется, известная часть этих денег в результате перешла к вам. Это, сэр, мой сын Эллери - гордость семьи. Статный банкир благосклонно поглядел на Эллери - сверху вниз. Потом пожал ему руку и сказал при этом: - У вас замечательный отец, мальчик мой. - Ну, слава богу! - с облегчением вздохнул прокурор, предлагая гостям садиться. - Рад, что все, наконец, устроилось. Вы даже представить себе не можете, мистер Айвз-Поуп, как я нервничал в ожидании этой встречи. Никогда не знаешь, что может выкинуть Квин, когда доходит до обмена любезностями. Меня бы ничуть не удивило, если бы он сразу же после взаимного приветствия надел на вас наручники! Финансист от души захохотал и окончательно разрядил напряженность. Прокурор сразу же перешел к делу. - Мистер Айвз-Поуп пришел сюда, мистер К., чтобы персонально выяснить, что можно сделать в сложившейся ситуации для его дочери. Квин понимающе кивнул. Сампсон повернулся к финансисту. - Как я уже говорил вам, сэр, мы полностью доверяем в отношении этого дела инспектору Квину. И доверяли всегда. В общем и целом, он работает под контролем и надзором прокуратуры. Думаю, что в сложившихся обстоятельствах надо подчеркнуть данный момент еще раз. - Это - разумная постановка дела, Сампсон, - кивая, сказал Айвз-Поуп. - И в собственном бизнесе я всегда работал, основываясь на том же принципе. Кроме того, после всего услышанного мною об инспекторе Квине я полагаю, что ваше доверие полностью оправдано. - Иногда, - сказал серьезно Квин, - мне приходится делать вещи, которые мне совершенно не по душе. Говорю откровенно, некоторые из тех дел, которые я вчера вечером должен был сделать в соответствии со своим служебным долгом, оказались крайне неприятными. Я полагаю, мистер Айвз-Поуп, что ваша дочь несколько взволнована из-за нашей небольшой беседы вчера вечером. Айвз-Поуп помолчал. Потом поднял голову и поглядел инспектору прямо в глаза. - Видите ли, инспектор, - сказал он, - как вам, так и мне по роду деятельности приходится общаться с самыми разными людьми, порой - весьма странными. И вам, и мне уже доводилось решать такие проблемы, которые могли необычайно осложнить положение других. Полагаю, что это дает нам основание говорить напрямую. Да, моя дочь вчера была потрясена "несколько взволнована" - просто не то слово. К несчастью, потрясена и ее мать, женщина и без того больная. Равно как и ее брат Стенфорд, мой сын, впрочем, не будем об этом... Франсес все рассказала мне вчера вечером, когда вернулась с друзьями домой. Я знаю свою дочь, инспектор, и готов дать руку на отсечение, что между ней и Фильдом не было совершенно никаких отношений. - Мой дорогой господин, - спокойно сказал инспектор, - я ни в малейшей степени не обвиняю ее. Никто не знает лучше меня, какие странные вещи могут порой происходить в ходе полицейского расследования, а потому я старался учесть абсолютно все. Я только попросил ее опознать сумочку. После того, как она это сделала, я сказал, где эта сумочка была найдена. Естественно, я ждал объяснений. Но их не последовало... Вы же понимаете, мистер Айвз-Поуп, что я как полицейский был просто обязан - раз убит человек и при нем найдена женская сумочка - выяснить, кто владелица сумочки и какое она имеет отношение к преступлению. Финансовый король забарабанил пальцами по подлокотнику кресла. - Я понимаю вашу позицию, инспектор, - сказал он. - Тут не может быть никаких сомнений: вы действовали сообразно своему долгу. Ваш долг состоял и состоит в том, чтобы докопаться до истины. Говоря строго, того же самого от вас ожидаю и я. Если вы хотите знать мое сугубо личное мнение, то моя дочь стала жертвой обстоятельств. Но мне не хотелось бы брать на себя роль ее адвоката. Я достаточно доверяю вам и готов положиться на то суждение, которое вы вынесете, когда тщательно расследуете все дело. Он сделал небольшую паузу. - Инспектор Квин, а что вы скажете, если я приглашу вас завтра утром к себе домой, чтобы вы задали все интересующие вас вопросы? Я бы не решился так затруднять вас, если бы Франсес не чувствовала себя так плохо и ее мать не настаивала бы, чтобы она не покидала дома. Можно рассчитывать на это? - Очень любезно с вашей стороны, мистер Айвз-Поуп, - с удовлетворением сказал Квин. - Мы непременно будем. Финансист, казалось, еще не был готов закончить разговор. Он тяжело покачивался в кресле. - Я всегда был человеком щепетильным, - сказал он. - У меня сейчас такое чувство, что меня могут обвинить в использовании своего общественного положения, чтобы добиться каких-то специальных привилегий. Поверьте, это не так. Потрясение, которое Франсес вчера вечером испытала от предпринятых вами действий, просто не позволило ей рассказать вам свою историю. Дома, в кругу своей семьи, она наверняка сможет дать исчерпывающие объяснения, которые смогут удовлетворить вас. Он с минуту поколебался, а потом добавил совсем другим тоном: - Ее жених тоже будет там, и, возможно, его присутствие будет ее успокаивать. Судя по тону, каким это было сказано, банкир отнюдь не разделял этого мнения. - Не могли бы мы тогда договориться с вами, скажем, на половину одиннадцатого? - спросил он инспектора. - Это очень даже удобно, - кивнул Квин, - я бы только хотел знать, кто еще будет присутствовать при нашем разговоре. - Я пойду навстречу вашим пожеланиям, инспектор, - ответил Айвз-Поуп. - Но пока предполагаю, что захочет присутствовать миссис Айвз-Поуп, и наверняка мистер Барри, мой будущий зять. Это было сказано сухо. - Кроме того, может быть, еще несколько друзей Франсес из числа актеров. Вероятно, нас удостоит своим присутствием также мой сын Стэнфорд - чрезвычайно занятой молодой человек, знаете ли, - добавил финансист с легкой горечью. Айвз-Поуп встал со вздохом со своего кресла. Эллери, инспектор и Сампсон тотчас же последовали его примеру. - Думаю, что это все, инспектор, - сказал финансист немного менее удрученно. - Может, я еще могу быть чем-то полезным для вас? - Нет, вы и так сделали более чем достаточно. - Тогда позвольте откланяться. Айвз-Поуп повернулся к Эллери и Сампсону. - Если у вас найдется свободное время, Сампсон, я буду рад видеть у себя и вас тоже. Как думаете, сможете выбраться завтра утром? Прокурор кивнул. - А вы, мистер Квин, тоже будете? - спросил финансист Эллери. - Как я понимаю, вы на протяжении всего расследования помогаете вашему отцу. Мы были бы очень рады пригласить вас. - Обязательно приду, - ответил Эллери. Айвз-Поуп откланялся. Дверь за ним закрылась. - Ну, что ты думаешь по этому поводу, мистер К.? - спросил инспектора Сампсон, беспокойно покачиваясь в своем вертящемся кресле. - Чрезвычайно интересный человек, - ответил инспектор. - Какая прямота и откровенность! - О, да, - кивнул Сампсон. - Но... Знаешь, мистер К., перед тем как ты пришел, он попросил меня пока не делать все происходящее достоянием широкой общественности. Своего рода личная просьба, знаешь ли. - А меня, выходит, он так и не решился попросить об этом? - сказал польщенный инспектор. - Что ж, это делает ему честь. Весьма достойно... Ну, Генри, я буду стараться изо всех сил сохранять конфиденциальность, но если окажется, что эта молодая дама серьезно замешана в этом деле, мне едва ли удастся уберечь ее от атак прессы. - Ладно, ладно, мистер К.! От тебя этого и не требуется! - сказал Сампсон. - Проклятое мое горло! Он вытащил из ящика письменного стола пульверизатор и с отвращением принялся что-то прыскать себе на гланды. - Если я не ошибаюсь, Айвз-Поуп недавно пожертвовал химическому научно-исследовательскому обществу сто тысяч долларов? - вдруг спросил Сампсона Эллери. - Кажется, припоминаю что-то такое, - сказал Сампсон, полоская горло. - А что? Эллери что-то пробормотал в объяснение, но из-за шипения пульверизатора Сампсона ничего не было слышно. Квин, задумчиво поглядев на сына, покачал головой, посмотрел на часы и сказал: - Ну, сын мой, пришло время обедать. Как, Генри, ты не желаешь с нами перекусить? Сампсон улыбнулся улыбкой мученика. - У меня, правда, по горло работы, но даже прокуроры время от времени должны есть, - сказал он. - Я пойду с вами при одном условии: если вы позволите мне пригласить вас и заплатить по счету. Я ведь у вас в некотором долгу. Пока Эллери и Сампсон надевали пальто, Квин успел позвонить по телефону. - Мистер Морган?.. А, приветствую вас, Морган. У вас не найдется сегодня после обеда времени для небольшой беседы?.. Ладно. В половине третьего мне подойдет. До встречи. - Учись! - сказал инспектор сыну, положив трубку. - Ничто не ценится так дорого, как вежливость, Эллери. Тебе следует взять это на заметку! Ровно в половине третьего инспектор и Эллери вошли в тихую адвокатскую контору Бенджамина Моргана. Сразу бросалось в глаза, насколько она отличалась от роскошно обставленной огромной конторы Фильда. Здесь не было ровно ничего лишнего: все благородно, но по-деловому просто. В кабинет их проводила улыбающаяся юная дама. Морган сдержанно поздоровался с ними и, когда они сели, предложил сигары. - Нет, спасибо, я уж лучше останусь при своем нюхательном табаке, со всей приветливостью сказал инспектор, а Эллери, которого отец представил Моргану, закурил сигарету и принялся пускать колечки. Морган запалил сигару. Руки его дрожали. - Я полагаю, вы пришли, чтобы продолжить наш разговор, который состоялся вчера вечером, инспектор? - спросил он. Квин с наслаждением чихнул, снова убрал в карман свою табакерку и откинулся на спинку своего кресла. - Видите ли, Морган, старина, - сказал он прямо. - Вчера вы не были вполне откровенны со мной. - Что вы хотите этим сказать? - нервно спросил Морган. - Вот вы вчера вечером говорили мне, - задумчиво проговорил инспектор, - да, говорили, что дела у вас в конторе с Фильдом шли просто прекрасно, что отношения у вас были, в общем, приятельскими, хотя вы и расстались два года назад. Говорили вы такое? - Говорил, - кивнул Морган. - Чем же тогда объяснить, дорогой мой, - спросил Квин, - маленький эпизод в клубе "Уэбстер"? Я бы никак не стал считать приятельскими отношения партнеров, если один из них угрожает убить другого. Морган некоторое время сидел молча, а Квин терпеливо ждал, не сводя с него глаз, Эллери вздохнул. Морган поднял взгляд и взволнованно заговорил: - Весьма сожалею о своей неискренности, инспектор. Но я и думать не мог, что кто-то может вспомнить про мою угрозу.., да, все это правда. Как-то раз мы с Фильдом, по его предложению, пошли отобедать в клуб "Уэбстер". Что до меня, то я предпочел бы вообще не общаться с ним по внеслужебным делам. Но он сказал, что во время этого обеда мы должны будем обсудить некоторые последние детали, касающиеся нашей совместной работы, прежде чем расстаться. У меня, естественно, не было выбора... Вероятно, он просто довел меня до белого каления. Я действительно грозил его убить, но это... Знаете, чего не скажешь в пылу ссоры. Я забыл о своих угрозах и про всю эту историю, не прошло и недели. Инспектор понимающе кивнул. - Да, такие вещи порой случаются в жизни. Но... Под взглядом инспектора Морган облизнул пересохшие губы. - Если один человек грозит убить другого, даже и не всерьез, значит, в их отношениях что-то сильно не ладится. Давайте, выкладывайте все начистоту. Что вы пытаетесь от меня скрыть? Морган весь сжался. Губы его стали пепельно-серыми. Он, как бы в поисках жалости, смотрел то на Эллери, то на инспектора. Но их взгляды были неумолимы. Эллери, взиравший на Моргана, словно исследователь - на подопытного кролика, первым нарушил молчание. - Мой дорогой Морган, - сказал он холодно. - У Фильда на руках, видимо, был какой-то козырь против вас, и он намеревался использовать его в подходящий момент. Яснее ясного! - Отчасти вы угадали, мистер Квин. Я стал одним из самых несчастных людей на свете. И все - этот дьявол Фильд. Кто бы его ни убил, он достоин за это награды за заслуги перед человечеством, Фильд был сущий монстр. Бездушное чудовище. Я даже выразить не могу, насколько счастлив, - да, да, счастлив! - что он убит. - Успокойтесь, Морган, - сказал Квин-старший. - Даже если наш общий друг, судя по всему, что я услышал, кажется порядочной вонючкой, ваши замечания могут дойти до ушей человека, менее понимающего. И что тогда? - Это - целая история, - негромко проговорил Морган, не отрывая глаз от письменного стола. - Конечно, история не слишком красивая... Когда я был еще совсем молодым студентом в колледже, я связался с одной девушкой официанткой в студенческом кафе. Она была вовсе не плохим человеком, только оказалась чересчур слабой по натуре, а я, кажется, слишком много себе позволил тогда. Как бы то ни было, мы сошлись, и она забеременела. Думаю, вам известно, что я происхожу из семьи, где весьма строгие нравы. А если еще не известно, то вы скоро выясните, когда будете расследовать дело. Семья моя связывала со мной очень большие надежды. У родителей были большие амбиции. Они надеялись, что я достигну высот в обществе. Короче говоря, я никак не мог жениться на этой девушке и ввести ее в дом своего отца. Я повел себя довольно низко... Он замолчал. - ..Но это произошло один-единственный раз, и вот я теперь расплачиваюсь всю жизнь. Я... Я всегда ее любил. Она оказалась достаточно разумной, чтобы согласиться на те условия, которые я ей предложил. Я стал платить ей деньги на содержание ребенка, благо, что отец был щедр и присылал мне достаточно. Никто - ни один человек во всем мире, кроме ее овдовевшей матери, милой старой женщины, ничего не знал об этой истории. Могу поклясться! И все же... Он сжал кулаки, вздохнул и продолжал: - В конце концов я женился на девушке, которую нашли для меня мои родители. В комнате опять повисло тягостное молчание. Морган откашлялся и продолжал: - Это был брак по расчету, - ни больше и ни меньше. Она происходила из древней аристократической семьи, а у меня были деньги. Жили мы достаточно счастливо... Потом я встретил Фильда. Будь проклят тот день, когда я согласился сотрудничать с ним. Но мои собственные дела шли не так, как следовало бы, а Фильд был адвокатом напористым и опытным. Инспектор взял понюшку табаку. - Поначалу все шло гладко, - тихо продолжал рассказывать Морган. - Но у меня снова и снова стали появляться подозрения, что мой деловой партнер - вовсе не тот человек, каким он мне казался. Весьма темные клиенты поверьте, действительно темные личности! - стали приходить к нему в кабинет после окончания рабочего дня. Когда я спрашивал про них, он уходил от ответа. Что-то было неладно. Кончилось тем, что я решил - моя собственная репутация пострадает, если я и дальше буду связан с этим человеком. Я завел речь о закрытии нашей совместной конторы. Фильд резко воспротивился, но я упорствовал, и в конце концов он был вынужден согласиться. Мы расстались. Эллери с отсутствующим видом постукивал пальцами по набалдашнику своей прогулочной трости. - А потом - это происшествие в клубе. Он настоял, чтобы мы пообедали вместе, чтобы уладить последние мелкие вопросы. Но, конечно, не это было настоящей причиной. Думаю, вы уже догадываетесь... Этаким дружеским тоном он начал говорить мне просто чудовищные вещи. Сказал, что знает, что я посылаю деньги на содержание моего внебрачного ребенка. Сказал, что у него есть несколько моих писем, чтобы доказать это документально, и квитанции переводов с указанием сумм... При всем при том он набрался наглости признаться, что просто украл их у меня. Конечно, я уже много лет и не заглядывал туда, где они хранились... А потом вежливо заявил, что намерен получить с меня деньги, если я хочу, чтобы все осталось в секрете. - Шантаж! - воскликнул Эллери. - Да, самый настоящий шантаж, - с горечью сказал Морган. - Именно! Он в деталях расписал, что произойдет, если эта история всплывет на поверхность. О, Фильд был законченный негодяй! Я живо представил себе, как все мое общественное положение, завоеванное с таким трудом, на протяжении многих лет, вдруг разом, в одночасье будет утрачено. Моя жена, ее семья, мои родители, весь круг знакомых... Я просто оказался бы по уши в грязи. А что касается бизнеса, то тут много не надо, чтобы самые ценные клиенты ушли к другим адвокатам. Я оказался в западне. Я это понимал, и он понимал тоже. - И сколько же он потребовал, Морган? - спросил Квин. - Более чем достаточно! Он запросил пятьдесят тысяч долларов - только за то, что будет молчать. Причем у меня не было никакой уверенности, что дело этим кончится. Я сидел на крючке, и сидел крепко! Ведь посудите сами - тут не какая-то пошлая история, которую можно еще простить. Я материально поддерживал бедную женщину и своего сына на протяжении многих лет и продолжаю это делать по сей день. И буду поддерживать всегда. Он уставился на свои ногти и некоторое время сосредоточенно разглядывал их. - Деньги я ему заплатил, - мрачно сказал он наконец. - Пришлось ограничить себя кое в чем, но - заплатил. Однако скандал все-таки тогда устроил. Просто вышел из себя в клубе. Ну, а остальное вы знаете. - И он все это время шантажировал вас, Морган? - спросил инспектор. - Да, сэр. Два года подряд. Этот человек был просто ненасытен, вот что я вам скажу! Я по сей день не могу этого понять. За свою адвокатскую деятельность он должен был получать огромные гонорары, и тем не менее, кажется, всегда был на мели. Всегда нуждался в деньгах. И деньги ему нужны были немалые! Я никогда не платил ему за один раз меньше десяти тысяч долларов. Квин-старший и Эллери переглянулись. Квин сказал: - Ну, Морган, вы рассказали нам хорошенькую историю. Чем больше я слышу о Фильде, тем меньше у меня желания сажать в кутузку парня, который отправил его на тот свет. И тем не менее - судя по тому, что вы нам поведали, ваши вчерашние показания явно ложны. Ведь вы сказали, что уже два года не видели Фильда. Когда вы видели его в последний раз? Морган с трудом принялся вспоминать. - О, примерно два месяца назад, - сказал он. Инспектор поерзал в кресле. - Понимаю.., жаль, что вы не рассказали все вчера вечером. Само собой разумеется, вы можете рассчитывать на то, что полиция не будет разглашать вашу историю. Все, что вы сообщили, было очень важно. Кстати, вам ничего не говорит имя Анжела Рассо? Морган мгновение подумал. - Нет, инспектор, она мне незнакома. - А господина по имени Пастор Джонни вы не знаете? - О нем, кажется, я могу что-то сказать. Я уверен, что во время нашей совместной деятельности Фильд использовал этого мелкого мошенника в каких-то грязных делах. Несколько раз я заставал его у нас в конторе уже после окончания рабочего дня, а когда требовал объяснений у Фильда, тот только ухмылялся и говорил: "О, это всего лишь Пастор Джонни, мой друг!" Вполне достаточно, чтобы я составил об этом человеке определенное представление. Что же касается отношений между ними, тут я ничего не могу вам сообщить, потому что не в курсе. - Спасибо, Морган, - сказал инспектор. - Рад, что вы мне все рассказали. И еще один, последний вопрос. Слышали ли вы когда-нибудь имя Чарльз Майклз? - Разумеется. - Морган мрачно усмехнулся. - Майклз был так называемый слуга Фильда. Вел он себя скорее как телохранитель, а по сути был плут и подлец, если я хотя бы немного разбираюсь в людях. То и дело приходил к нам в контору. Больше ничего о нем сказать не могу, инспектор. - Он вас, разумеется, знает? - спросил Квин. - Думаю, что да, - неуверенно ответил Морган. - Я никогда с ним не говорил, но он, конечно, видел меня, когда приходил в контору. - Ладно, Морган, - сказал Квин, вставая. - Беседа была очень ценной и содержательной. Не думаю, чтобы у меня еще оставались к вам вопросы. Во всяком случае, сейчас их нет. Возвращайтесь к своим делам, Морган, и оставайтесь в городе - можете еще нам понадобиться. Не забывайте об этом. Хорошо? - Да уж не забуду, - глухо ответил Морган. - А.., эта история о моем сыне, которую я рассказал... Она останется между нами? - Тут вы можете быть спокойны, Морган, - заверил его Квин. И вскоре они с Эллери уже были на улице. - Значит, речь идет о шантаже, папа, - пробормотал Эллери. - У меня в этой связи появилась идея... - Ну, сын мой, а уж у меня-то сколько их появилось! - хихикнул Квин. Они замолчали и, телепатически обмениваясь своими идеями, быстро зашагали к управлению полиции.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ, в которой инспектор и Эллери нарушают покой высшего общества

В среду утром Джуна сервировал стол, за которым сидел молчаливый инспектор и настроенный поболтать Эллери. Он как раз наливал им кофе, когда зазвонил телефон. Оба Квина разом вскочили. - Стой, куда! - закричал инспектор. - Это мне! - Позвольте, позвольте, господин хороший! Что же это делается, а? Скромному книголюбу уже не дают воспользоваться собственным телефоном! Я уверен, это звонят из книжной лавки по поводу редкого издания Фальконе. - Хватит, Эллери! Опять ты начинаешь... Пока отец и сын спорили, у трубки уже оказался Джуна. - Инспектора? Какого такого инспектора? Инспектор... - Джуна, ухмыляясь, зажал трубку ладонью, - это вас. Эллери снова уселся за стол, а Квин с торжествующим видом схватил телефон. - Слушаю вас! - Говорит Стоутс из конторы Фильда, - отчеканил молодой голос, - с вами желает побеседовать мистер Кронин. Инспектор замер в ожидании, наморщив лоб. Эллери навострил уши. И даже Джуна, на физиономии которого отразилось лукавое любопытство, замер в углу, как будто тоже ожидал крайне важного для себя известия. В этот миг он напоминал уморительную обезьянку - и выражением лица, и позой. Наконец, из трубки послышался высокий мужской голос. - Говорит Тим Кронин, инспектор. Как у вас дела? Я не видел вас уже целую вечность. - Дела? Дела - как обычно. Стареем только, а в остальном не меняемся, Тим, - ответил Квин. - Что там у вас? Нашли что-нибудь? - В том-то и главная закавыка, инспектор, - воскликнул Кронин. - Как вам известно, я уже несколько лет охочусь за этой птицей Фильдом. Сколько я себя помню, его зловещий призрак всегда действовал мне на нервы. Это мое личное привидение. Прокурор мне сказал, что уже поведал вам всю историю наших с ним отношений, так что мне остается добавить только некоторые детали. За все эти годы постоянного наблюдения, выжидания и подстерегания мне ни разу не удалось найти ни одной улики против этого негодяя, достаточной, чтобы он предстал перед судом. А он был негодяем, инспектор. Голову готов прозакладывать, что был... Ну, дела прошлые. Насколько я знал Фильда, от него и нельзя было ждать иного. И все же в глубине души я питал надежду: когда-нибудь он даст промашку, и тогда мне удастся его умучить, особенно если ко мне в руки попадет документация по его адвокатским делам. Но - увы. Должен признаться, инспектор, что пока тут нет ни одной серьезной зацепки. На лице у Квина отразилось легкое разочарование. Эллери, заметив это, вздохнул, встал и принялся расхаживать по комнате из угла в угол. - Ну что ж, Тим, здесь ничего не попишешь, - сказал Квин, изо всех сил стараясь изобразить бодрость. - Ничего, не расстраивайтесь. Не у вас, так у нас что-нибудь против него да отыщется. - Инспектор, - пылко заговорил Кронин, - у вас будет с ним хлопот! Фильд - действительно тертый калач. И вот что мне сдается: тот, кому удалось его перехитрить, еще более хитер. Я вам не завидую. Впрочем, мы просмотрели пока только половину всех его дел. Может, что-то и проглядели. Нет, тут можно, конечно, понять, что многие из них - довольно сомнительны, но вся проблема в том, что действительно веских доказательств их противозаконности найти невозможно. Что ж, будем искать дальше. Может, найдем. - Хорошо, Тим. Продолжайте в том же духе. И сразу же дайте мне знать, если что-нибудь обнаружится. Луин там? - - Вы имеете в виду заведующего конторой? - Кронин понизил голос. Где-то здесь, поблизости. А что? - За ним нужен глаз да глаз, - сказал инспектор. - У меня есть подозрение, что он далеко не так глуп, как пытается казаться. Не подпускайте его без надзора к тем документам, которые есть в конторе. Я вполне могу себе представить, что он замешан в каком-нибудь левом дельце Фильда. - Хорошо, инспектор. Перезвоню вам позднее. В трубке щелкнуло Кронин дал отбой. Ровно в половине одиннадцатого Квин и Эллери открыли высокую калитку имения Айвз-Поупов на Ривер-сайд-Драйв. Эллери не удержался от замечания, что около домов такого стиля просто безнравственно появляться одетым иначе, кроме как в визитку с фалдами и в полосатые брюки. Он также заметил, что будет крайне несчастен, если они появятся в этом благословенном месте только один раз - сегодня. И в самом деле - весь вид усадьбы Айвз-Поупов вызывал почтительное благоговение у человека, не искушенного, подобно Квинам, в архитектуре. Это был огромный, просторный старинный дом, расположенный в парке, вдали от шумных улиц. - Должно быть, такой домина стоит кучу денег, - проворчал инспектор, окидывая взглядом обширные газоны справа от здания. Большой сад с беседками, аллеями для прогулок, тенистыми полянками - здесь казалось, что ты далеко-далеко от города, хотя его шум раздавался где-то за высокой чугунной решеткой, окружавшей владения семьи Айвз-Поуп. Семья эта была сказочно богата - помимо этой усадьбы, подобные которой, возможно, и существовали где-то, она имела родословную, уходящую далеко к смутным временам колонизации Америки. Дверь Квинам открыл чопорный дворецкий с бакенбардами. У него была такая прямая спина, словно он проглотил ломик. Нос дворецкого был вздернут к самому что ни на есть потолку. Эллери непринужденно миновал это чудо в ливрее, подивившись на него мимоходом, зато инспектор Квин принялся лихорадочно искать по карманам свою визитную карточку. Это потребовало известного времени, на протяжении которого дворецкий стоял, словно каменное изваяние. Уже покраснев до корней волос, инспектор нашел, наконец, помятую визитку и положил ее на услужливо подставленный серебряный поднос. Дворецкий, провожаемый взглядом инспектора, степенно удалился куда-то в свое царство. Эллери даже усмехнулся, когда его отец так и вытянулся, завидев издали коренастую фигуру Франклина Айвз-Поупа - в дверях, косяки которых украшала богатая резьба. Финансист поспешил к ним. - Инспектор! Мистер Квин! - воскликнул он с искренней радостью. Входите же! Вам пришлось долго ждать? Инспектор сбивчиво пробормотал что-то, подобающее случаю. Они пошли по коридору. Здесь были высокие потолки и натертый до блеска паркет. Вдоль стен стояла старинная мебель - довольно простая. - Вы пунктуальны, вплоть до минуты, - сказал Айвз-Поуп и отступил, пропуская их в большую комнату. - Здесь ждут еще несколько участников предстоящего нам великого заседания. Думаю, что все присутствующие уже знакомы между собой. Инспектор и Эллери огляделись. - Я знаю здесь всех, сэр, кроме вон того господина, хотя предполагаю, что это - мистер Стэнфорд Айвз-Поуп, - сказал Квин-старший. - Но, боюсь, моего сына придется кое-кому представлять. Мистер Эллери Квин - мистер Пил, мистер Барри и, разумеется, мистер Айвз-Поуп. Процедура представления прошла в несколько натянутой атмосфере. - А, мистер К.! - воскликнул, завидев инспектора, прокурор Сампсон, и поспешил к нему из противоположного угла огромной комнаты. - Вот к чему я, видимо, так и не смогу привыкнуть, - шепнул он Квину, подойдя поближе. Впрочем, мне в первый раз выпала возможность разом познакомиться почти со всеми, кто будет участвовать в предстоящем судебном процессе. - А что делает здесь этот Пил? - тихо спросил прокурора Квин-старший, тогда как Эллери пересек комнату, чтобы завязать разговор с тремя молодыми людьми в другом ее конце. Сам Айвз-Поуп извинился перед гостями и куда-то исчез. - Пил - друг молодого Айвз-Поупа, - ответил прокурор, - и, естественно, большой приятель Барри. Слушая перед вашим приходом их светскую болтовню, я понял, что Стэнфорд, сын Анвз-Поупа, познакомился с этой театральной братией еще раньше, чем сестра. Благодаря брату она и познакомилась с Барри, а затем полюбила его. Пил, кажется, тоже на дружеской ноге с юной дамой. - Уж не знаю, одобряют ли Айвз-Поуп и его аристократка-супруга такое, окружение своих детей, - сказал инспектор, с интересом наблюдая за компанией на другом конце комнаты. - А это ты скоро узнаешь, - усмехнулся Сампсон. - Тебе будет достаточно разок увидеть, какими сосульками покрываются брови миссис Айвз-Поуп, стоит кому-то из актеров попасться ей на глаза. Полагаю, что хозяева этого дома так же радуются им, как орде большевиков. Квин скрестил руки на груди и окинул любопытным взглядом комнату. У стен ее в застекленных шкафах помещалась великолепно подобранная библиотека, полная ценных и редких книг. Посреди комнаты стоял письменный стол. Инспектор снова с одобрением подумал, что для рабочего кабинета миллионера комната обставлена довольно скромно. - Впрочем, - продолжал тем временем Сампсон, - Эва Эллис, девушка, которая, по твоим словам, была в понедельник вечером в Римском театре вместе с мисс Айвз-Поуп и ее женихом, тоже здесь. Она сейчас наверху и составляет компанию богатой наследнице, как я полагаю. Не думаю, что это тоже сильно нравится хозяйке дома. Но должен сказать, что обе девушки весьма симпатичны. - Представляю себе, как здесь, видать, уютно и покойно, когда сойдется вся семейка Айвз-Поупов и богемная братия, - хмыкнул Квин. Молодые люди подошли к ним с другого конца комнаты. Стэнфорд Айвз-Поуп был строен, хорошо ухожен и модно одет. Под глазами, правда, у него были тени, довольно заметные. Вид младший Айвз-Поуп имел недовольный и скучающий, что сразу же отметил про себя Квин. Пил и Барри, два актера, были одеты просто безукоризненно. - Мистер Квин рассказал мне, что вам выпало весьма нелегкое дельце, инспектор, - сказал, явно рисуясь, Стэнфорд Айвз-Поуп. - И всем нам весьма больно видеть, что в это дело оказалась замешанной бедная сестричка. Как ни ломаю глупую свою голову, не могу представить, как ее сумочка оказалась в кармане этого типа. Поверьте мне - Барри уже которую ночь не может спать. Переживает, что Франсес оказалась в неловком положении. - Дорогой мой молодой человек, - сказал инспектор, - если бы я знал, как сумочка мисс Айвз-Поуп оказалась в кармане Монти Фильда, я бы не пришел сюда сегодня утром. Это - лишь один из множества фактов, которые делают все это дело чертовски интересным. - Что ж, желаю вам получить удовольствие при расследовании, инспектор. Но не можете же вы и в самом деле предполагать, что есть хотя бы малейшая связь между Франсес и всем этим? Квин улыбнулся. - Я еще вообще ничего не могу предполагать, молодой человек, потому что не слышал объяснений вашей сестры. - Она способна все объяснить наилучшим образом, - сказал Стивен Барри, на красивом лице которого оставили свой отпечаток бессонные ночи. Это уж можете быть спокойны. Что меня привело в такой гнев - так это ваши отвратительные подозрения на ее счет, а сам инцидент с сумочкой яйца выеденного не стоит! - Я понимаю ваши чувства, мистер Барри, - примирительно сказал инспектор. - И хотел при случае просить извинения за свое поведение той ночью. Вероятно, я был немного чересчур.., груб. - Считаю, что тоже должен принести извинения, - слабо улыбнулся Барри. - Кажется, я сказал в кабинете у директора кое-что, чего на самом деле не думаю. Сказал сгоряча, когда увидел Франсес.., мисс Айвз-Поуп без чувств... Он смутился и смолк. Пил, настоящий великан со здоровым цветом лица и приятной наружностью, дружески обнял Барри. - Стив, старина, я уверен, что инспектор понимает все, - сказал он жизнерадостно. - Не принимай все так близко к сердцу. Все наверняка уладится. - В этом отношении вы вполне можете доверять инспектору Квину, сказал довольный Сампсон и толкнул исподтишка своего друга кулаком под ребра. - Он - единственный из всех известных мне сыщиков, у которого есть не только служебный значок, но и что-то, отдаленно напоминающее сердце. И если мисс Айвз-Поуп сумеет объяснить этот случай так, что он останется удовлетворен, - а он удовольствуется даже минимально приемлемым объяснением - то весь инцидент будет исчерпан. - Не знаю, не знаю, - задумчиво сказал Эллери. - Отец всегда был щедр на всяческие сюрпризы. Что же касается мисс Айвз-Поуп, - Эллери с грустной улыбкой отвесил поклон актеру, - то вы имеете все основания считать себя счастливейшим из смертных, мистер Барри. - Вы бы держались иного мнения, если бы увидели ее матушку, продолжая рисоваться, сказал Стэнфорд Айвз-Поуп. - Если я еще что-то понимаю в этом доме, она как раз топает сюда. Мужчины разом повернулись к дверям. В комнате появилась необычайно полная женщина, которая при ходьбе переваливалась, словно утка. Ее заботливо поддерживала медицинская сестра, в руке у которой была большая зеленая бутыль. За ними бодро следовал финансист, рядом с ним шел седовласый, моложавого вида мужчина в темной куртке с черной сумкой в руках. - Кэтрин, милая моя, - сказал Айвз-Поуп своей бесформенной жене, которая растянулась в широком кресле, - это господа, о которых я тебе рассказывал, - инспектор Ричард Квин и мистер Эллери Квин. Отец и сын поклонились. Близорукая миссис Айвз-Поуп бросила на них холодный взгляд. - Польщена! - сказала она визгливым голосом. - О, где же сестра? Сестра! У меня слабость! Я плохо себя чувствую! Девушка в халате поспешила к ней, держа наготове бутыль. Миссис Айвз-Поуп прикрыла глаза, глубоко вздохнула и замерла. На лице ее было написано облегчение. Финансист поспешил представить седовласого мужчину Квинам - как доктора Винсента Корниша, семейного врача. Врач пробормотал слова извинения и вслед за дворецким вышел из комнаты. - Славный парень этот Корниш, - шепнул Сампсон Квину. - Здесь, на Драйв, считается шиком держать домашнего врача. Но он не просто врач, он еще и хороший ученый! Инспектор удивленно поднял брови, но ничего не сказал. - Мать - главная причина, что я никогда не испытывал желания стать врачом, - сказал Стэнфорд Айвз-Поуп Эллери, даже не потрудившись понизить голос. - Ах! Франсес, милая моя! Айвз-Поуп бросился к двери; Барри - следом за ним. Миссис Айвз-Поуп метнула ему в спину взгляд, полный явного осуждения. Джеймс Пил смущенно кашлянул и что-то тихо сказал Сампсону. Франсес, с бледным и искаженным лицом, в тонком домашнем платье вошла в комнату. Она тяжело опиралась на руку Эвы Эллис, актрисы. Тихо поздоровавшись с инспектором, она принужденно улыбнулась. Пил представил Эву Эллис, и девушки сели рядом с миссис Айвз-Поуп. Старая дама расселась в своем кресле, будто на троне, и обводила комнату взглядом львицы, детенышу которой угрожает опасность. Молча вошли двое слуг и подвинули кресла мужчинам. Откликаясь на настоятельную просьбу Айвз-Поупа, Квин-старший занял место за большим письменным столом. Эллери вежливо отказался от предложенного ему кресла и отошел в угол комнаты, где встал, прислонившись к книжному шкафу. После того, как разговоры понемногу стихли, инспектор откашлялся и посмотрел на Франсес. Та поначалу несколько раз беспокойно моргнула, но потом выдержала его взгляд, встретившись с ним глазами. - Прежде всего, мисс Франсес, - видимо, вы позволите мне называть вас так, - начал отеческим тоном Квин, - разрешите объяснить вам мое поведение в понедельник вечером и принести извинения за те мои действия, которые должны были показаться вам совершенно неоправданной жестокостью с моей стороны. Как мне сообщил мистер Айвз-Поуп, вы способны объяснить свое поведение в тот вечер, когда был убит Монти Фильд. Исходя из этого, я полагаю, что нашей небольшой беседы сегодня будет достаточно, чтобы полностью исключить вас из сферы дальнейших расследований по делу. И еще одно, чтобы упредить некоторые возможные упреки. Пожалуйста, поверьте мне, в понедельник вечером вы были для меня всего лишь одной из многих подозреваемых. Я действовал в соответствии с моими должностными инструкциями, как заведено в подобных ситуациях. Теперь же мне ясно, что для женщины вашего воспитания и вашего общественного положения строгий допрос в таких обстоятельствах может означать потрясение, которым и вызвано ваше нынешнее состояние. Франсес мило улыбнулась. - Да простится вам это, инспектор, - сказала она тихо, но довольно внятно. - Я сама повинна в тех глупостях, которые натворила. Я готова ответить на все вопросы, которые вы сочтете важными. - Еще один момент, милая моя, - инспектор чуть изменил позу - так, чтобы видеть всех остальных в комнате. - Я хотел бы еще подчеркнуть один аспект, дамы и господа. Мы собрались здесь, чтобы выяснить, почему сумочка мисс Айвз-Поуп была найдена в кармане убитого и почему она оказалась не в состоянии объяснить, как ее сумочка туда попала. Независимо от того, добьемся мы нынче утром успеха в прояснении этих вопросов или нет, я вынужден просить вас хранить молчание обо всем, что здесь будет говориться. Как известно прокурору Сампсону, я вообще-то не привык проводить расследования публично. Сегодня я делаю исключение, потому что верю - вы все весьма озабочены происшедшим с юной дамой, которая оказалась каким-то образом связана с этим преступлением. Во всяком случае, я заявляю, что буду считать себя свободным от каких бы то ни было обязательств, если хотя бы одно слово из всей нашей сегодняшней беседы выйдет за эти стены. Думаю, мы понимаем друг друга. - Должен заметить только одно, инспектор, - проговорил молодой Айвз-Поуп. - Не кажется ли вам, что ваши меры предосторожности чересчур основательны? Ведь мы все уже знаем эту историю. - Вероятно, мистер Айвз-Поуп, это и есть та причина, по которой я согласился на ваше присутствие здесь, - с мрачноватой улыбкой сказал инспектор. По комнате пробежал легкий ропот, и миссис Айвз-Поуп уже открыла было рот, собираясь сделать какое-то сердитое замечание. Но под строгим взглядом мужа осеклась, так и не выразив своего недовольства. Ограничилась тем, что перевела взор на актрису, сидевшую рядом с Франсес. Эва Эллис покраснела, медсестра, словно легавая собака, застыла в стойке подле миссис Айвз-Поуп с нюхательной солью наготове. - Итак, мисс Франсес, - со всей приветливостью продолжал Квин, - дело обстояло следующим образом. Я обследовал труп мужчины, которого звали Монти Фильд, Это был известный адвокат, который, судя по всему, наслаждался интересной пьесой, когда его столь бесцеремонно призвали на тот свет. В заднем кармане его фрака я нашел сумочку. Поскольку в ней было несколько визитных карточек и бумаг личного свойства, я определил, что сумочка - ваша. Я сказал себе: "Ага! В деле появляется дама!" Ход моей мысли, думаю, вам вполне понятен. Я послал своего человека пригласить вас, чтобы дать вам возможность объяснить это крайне подозрительное обстоятельство. Вы явились - и упали в обморок, когда вам была предъявлена сумочка и было сообщено, где именно она найдена. И тогда я сказал себе: "Эта юная дама что-то знает". Логика моих рассуждений тоже понятна. Итак, можете ли вы убедить нас, что вы ни о чем не знаете, а обморок ваш вызван исключительно обстоятельствами, не имеющими прямого отношения к убийству? И помните, когда будете отвечать, - я обсуждаю с вами это дело не как частное лицо, не как Ричард Квин лично, а как простой полицейский, который хочет выяснить истину. - История, которую я вам расскажу, будет, вероятно, вовсе не так интересна для вас, как вы того ожидаете, инспектор, - прозвучал в полной тишине спокойный ответ Франсес. - Мне даже непонятно, какую пользу вы вообще сможете из нее извлечь. Но, возможно, некоторые вещи, представляющиеся мне малозначительными, на ваш профессиональный взгляд покажутся важными... Итак, вкратце моя история такова. В том, что я пришла вечером в понедельник в Римский театр, не было ничего необычного. С момента нашей помолвки с мистером Барри, хотя это произошло в большей или меньшей степени тайно... В этом месте миссис Айвз-Поуп засопела, а супруг ее, не шелохнувшись, продолжал неотрывно смотреть в какую-то точку на стене прямо над головой у дочери. - ..Я частенько заходила в театр, чтобы - мы ввели это в привычку встретить своего жениха после спектакля. В подобных случаях он обыкновенно провожал меня домой либо приглашал поужинать где-нибудь ,в ресторане поблизости. Как правило, мы договаривались обо всем еще до моего прихода в театр. Но иногда, если выдавалась возможность, я приходила без предупреждения. Так и в тот понедельник вечером... Я пришла в театр всего за несколько минут до конца первого акта, потому что, естественно, уже не раз видела этот спектакль. У меня было свое постоянное место - мистер Барри еще за несколько недель до этого забронировал его через мистера Панцера. Не успела я сесть, чтобы посмотреть спектакль, как занавес опустился. Начался первый антракт. Мне стало немного жарко. Стояла какая-то духота... Я вначале спустилась из фойе по лестнице в дамский туалет, чтобы умыться. Потом снова поднялась и вышла из театра через боковой коридор. Там стояло множество людей, которые вышли подышать свежим воздухом. Она на какое-то мгновение смолкла. Эллери, который по-прежнему стоял, прислонившись к шкафу, внимательно, наблюдал за лицами слушавших. Миссис Айвз-Поуп грозно вертела головой, словно сказочное страшилище. Айвз-Поуп все так же не сводил взгляда со стены над головой Франсес. Стэнфорд грыз ноготь. Пил и Барри явно переживали за Франсес и тайком поглядывали на инспектора, как будто хотели понять, какое действие на него оказывает рассказ девушки. Эва Эллис протянула руку и крепко сжимала запястье Франсес. Инспектор снова откашлялся. - А какой именно это был выход, мисс Франсес, - с левой или с правой стороны? - спросил он. - С левой, инспектор, - ответила она, не раздумывая. - Как вам известно, я сидела на месте С8, левая сторона. А потому, полагаю, мне было вполне логично выйти в коридор именно на левую сторону. - Разумеется, - улыбнулся Квин. - Прошу вас, продолжайте. - Итак, я вышла через боковой выход, - продолжала она, чуть успокаиваясь. - А так как абсолютно никого не знала из тех, кто вышел на улицу тоже, встала у кирпичной стены театра, чуть дальше приоткрытой железной двери. Свежий ночной воздух после дождя был просто прекрасен. Я не простояла и двух минут, как вдруг почувствовала, что кто-то меня коснулся. Я сделала шаг в сторону, потому что решила - это вышло случайно. Но когда этот человек - мужчина, мне совсем не знакомый - снова дотронулся до меня, я немного испугалась и решила уйти. Он... Он схватил меня за запястье и потянул к себе. Мы стояли так, что нас почти скрывала от всех полуоткрытая железная дверь, так что я сомневаюсь, чтобы кто-то из зрителей видел происходившее. - М-да... Вот так да... - участливо пробормотал инспектор. - Мне кажется, что для человека, совсем не знакомого вам, такой поступок, да еще почти что на людях, достаточно необычен. - Похоже было на то, инспектор, что он хотел меня поцеловать. Он наклонился ко мне и прошептал: "Добрый вечер, моя сладкая!" Потому я так и решила. Я отстранилась и сказала спокойно, как только могла: "Отпустите меня, или я позову на помощь". Он только засмеялся и подступил еще ближе. От него невыносимо воняло виски. Мне стало дурно. Она содрогнулась. Эва Эллис принялась поглаживать ее по руке, стараясь успокоить. Барри хотел было запротестовать и даже привстал, но Пил чувствительно ткнул его кулаком в бок. - Мисс Франсес, я задам вам несколько странный вопрос, - сказал инспектор, откидываясь на спинку кресла. - От него пахло хорошим или плохим виски?.. Ну, вот видите! Я так и знал, что вы будете улыбаться. Глядя на несколько обиженное лицо Квина, все общество начало похихикивать. - Ну, инспектор, это трудно сказать, - чистосердечно ответила девушка. - Боюсь, что не слишком разбираюсь в спиртном. Но, если постараться и припомнить, это был запах довольно хорошего виски. Хорошего, но в лошадиной дозе! Она сердито вскинула голову. - Жаль, что меня там не было. Я определил бы по запаху даже год разлива, - пробормотал Стэнфорд Айвз-Поуп. Губы его отца сжались, но уже в следующий миг по ним пробежала легкая улыбка. Он только покачал головой, глядя на сына. - Дальше, мисс Франсес, - сказал инспектор. - Я была ужасно напугана, - призналась девушка, и ее тубы при этом задрожали. - Я вырвалась, содрогаясь от отвращения, и бросилась, не разбирая дороги, в театр. Когда немного пришла в себя, оказалось, что я сижу на своем месте в зале и слышу звонок к началу второго акта. Какой-то провал в памяти! Я и в самом деле не помню, как дошла, как села на место. Сердце колотилось у меня где-то в горле. Сейчас я точно припоминаю: подумала тогда, что ничего не буду рассказывать про этот случай Стивену.., мистеру Барри, потому что испугалась, как бы он не нашел этого человека и не разделался с ним. Знаете, мистер Барри ужасно ревнив. Она одарила жениха нежной улыбкой. Тот не замедлил улыбнуться в ответ. - Вот и все, инспектор, что я знаю о событиях того вечера. Вы наверняка спросите меня, когда же я дойду в своем повествовании до сумочки. Вынуждена вас огорчить, инспектор, - я не дойду до нее вообще. Потому что, честное слово, ничего про нее не помню. Квин беспокойно зашевелился в кресле. - Как же так, мисс Франсес? - До того момента, как вы показали мне сумочку в кабинете у директора театра, я даже не подозревала, что потеряла ее, - решительно заявила она. - Припоминаю только, что сумочка была еще при мне, когда я встала после первого акта и пошла умыться. И помню, что в туалете открывала ее, чтобы достать пудреницу. Но вот дальше - не помню, хоть убейте. То ли я оставила ее там, то ли потеряла где-то еще... - А вы не допускаете, мисс Франсес, - спросил Квин, который взялся было за свою табакерку, но тут же виновато отдернул руку, поймав на себе ледяной взгляд миссис Айвз-Поуп, - что могли потерять сумочку у бокового выхода из театра, когда этот мужчина приставал к вам? На лице Франсес Айвз-Поуп отразилось нечто, похожее на облегчение. Она даже оживилась. - Ну конечно же, инспектор! Именно об этом я и думала все время. Но такое объяснение казалось мне настолько неубедительным и притянутым за уши, что я ужасно боялась попасться в какие-то сети. Я просто не решалась сказать вам об этом. Пусть я ничего не могу припомнить. Но ведь это вполне логично - предположить, что я выронила сумочку именно тогда, когда он схватил меня за запястье, а потом совершенно забыла о ней. Инспектор улыбнулся. - Милая моя, зря вы сомневались. Это не только самое логичное, но и вообще, кажется, единственное объяснение, которое соответствует действительности, - сказал он. - По всей вероятности, этот человек подобрал вашу сумочку там, у бокового выхода, и в порыве влюбленности, возникшей во многом под воздействием алкогольных паров, сунул себе в карман - видимо, с намерением вернуть ее вам. Таким образом, у него появлялся повод встретиться с вами снова. Вы, кажется, порядком вскружили ему голову - что, впрочем, неудивительно, милая моя. Инспектор отвесил юной даме церемонный поклон, а та поблагодарила его за комплимент сияющей улыбкой. Она уже совершенно пришла в себя, даже щеки порозовели. - И еще несколько завершающих вопросов, мисс Франсес, чтобы покончить с нашим расследованием, - продолжал Квин. - Вы можете описать этого мужчину? - О, да! - быстро ответила Франсес. - Как вы понимаете, он произвел на меня довольно сильное впечатление, так что я его хорошо запомнила. Ростом он был немного выше меня - то есть чуть больше метра семидесяти, склонен к полноте. Лицо одутловатое, большие синеватые мешки под глазами. Я еще не видела человека, на котором лежал бы столь явный отпечаток порочной жизни. Он был чисто выбрит. Черты лица - самые заурядные. Разве что нос был длинный и вздернутый. - Судя по всему, это Монти Фильд, - кивнул инспектор. - А сейчас будьте особенно внимательны. Мне нужны точные ответы, мисс Франсес. Вы когда-нибудь встречали этого человека раньше? Девушка ответила без малейшего промедления: - Тут и раздумывать нечего, инспектор. Могу вас заверить, что никогда раньше не видела этого человека. Тишину, которая наступила после этих слов, нарушил спокойный голос Эллери. Все головы сразу же повернулись к нему. - Простите, мисс Айвз-Поуп, что я прерываю вас, но мне бы очень хотелось знать - не обратили ли вы внимание, как был одет человек, досаждавший вам? Теперь Франсес улыбнулась Эллери, приведя его в некоторое смущение. - Я особенно не разглядывала его гардероб, - сказала она, демонстрируя белоснежные зубы. - Но помню, что он был во фраке - на сорочке несколько пятен от виски - и в цилиндре. Одет он был с большим вкусом - разумеется, если не брать во внимание пятен на сорочке. Очарованный Эллери поблагодарил за ответ и снова прислонился к шкафу с книгами. Инспектор бросил на сына проницательный взгляд и встал. - Похоже, на этом все, дамы и господа. Думаю, мы можем считать инцидент исчерпанным. Раздались всеобщие аплодисменты, все бросились к Франсес, которая так и сияла от счастья. Она двинулась к выходу, а Барри, Пил и Эва Эллис, примкнув к ней, составили нечто вроде триумфального шествия. Стэнфорд с улыбкой великомученика заботливо предложил матери руку. - Итак, первое заседание подошло к концу, - с совершенно серьезным видом объявил он. - Обопрись на мою руку, матушка, пока тебя не поразил обморок! Негодующая на что-то миссис Айвз-Поуп, тяжело опираясь на руку сына, покинула комнату. Финансист крепко пожал руку инспектору, а потом - Эллери. - Значит, вы полагаете, что все уже позади, и больше не надо будет тревожить мою маленькую девочку? - спросил он. - Я исхожу из этого, мистер Айвз-Поуп, - ответил Квин. - Итак, сэр, я благодарю вас за вашу любезность. Мы вынуждены откланяться - нас еще ждет множество работы. Ты с нами. Генри? Спустя пять минут Квин, Эллери и прокурор Сампсон уже спускались по Риверсайд Драйв по направлению к 72-й улице, подробно обсуждая на ходу события сегодняшнего утра. - Я рад, что эта часть расследования оказалась безрезультатной, - с воодушевлением сказал Сампсон. - Боже правый! Я просто восхищен самообладанием этой девочки, мистер К. - Да, славный ребенок. И что же ты думаешь, Эллери? - Инспектор повернулся к сыну, который рассеянно созерцал речной пейзаж, - О, она просто восхитительна, - сказал тот, не раздумывая ни секунды. Его отсутствующий взгляд сразу засветился. - Я имею в виду не девушку, - раздраженно сказал отец. - Я имею в виду общее положение после проведенной нынче утром работы. - Ах, вон ты о чем! Эллери улыбнулся. - Ты не рассердишься, если я отвечу тебе словами из басни Эзопа? - Давай! - вздохнул отец. - "И льву, бывает, есть за что благодарить простую мышь".

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ, в которой все разговоры ведутся у Квинов дома

Вечером того же дня в семь часов в дверь квартиры Квинов позвонили. Джуна как раз убрал со стола посуду после ужина и намеревался подавать кофе. Он поправил свой галстук, одернул куртку - причем инспекторы Эллери искренне развлекались, наблюдая за его приготовлениями, весело перемигиваясь, - после чего торжественно прошествовал в прихожую. Вскоре он вернулся с серебряным подносом, на котором лежали две визитные карточки. Инспектор взял их. - Вот так дела, Джуна! - проворчал он. - Славно, славно! Выходит, доктор Праути привел с собой гостя. Приглашай их скорей, малыш! Джуна удалился снова и вернулся в сопровождении полицейского врача и высокого, до невозможности тощего человека, который был совершенно лыс, зато имел коротко подстриженную бородку. Квин и Эллери встали. - А я уже ждал от вас новостей, док! - Квин улыбнулся Праути. - И, если мне не изменяет зрение, передо мною профессор Джонс собственной персоной! Добро пожаловать в наш дом! Тощий человек поклонился. - Это мой сын и ближайший друг, - представил Квин-старший. - Эллери доктор Таддиус Джонс. -Доктор Джонс протянул Эллери длинную вялую руку. - Значит, вы и есть тот мальчуган, о котором то и дело говорят мне Квин и Сампсон! - прогудел он на удивление низким голосом. - Чрезвычайно рад познакомиться с вами, сэр. - А меня уже давно обуревает желание быть представленным нью-йоркскому Парацельсу и широко известному токсикологу, - улыбнулся Эллери. - В вашу честь все скелеты этого города, должно быть, бьют в свои костлявые ладоши. Представив себе эту картину, он сам содрогнулся и стал предлагать гостям кресла. Все четверо сели. - Выпейте с нами кофе, господа! - предложил Квин и подозвал Джуну, который с сияющим видом подглядывал сквозь окошечко в кухонной двери. - Джуна! Негодник! Кофе на четверых! Джуна расплылся в улыбке и исчез, чтобы тотчас же появиться с четырьмя чашечками, полными дымящегося кофе, словно чертик из коробочки. Праути, напоминающий своим обликом Мефистофеля, извлек из кармана одну из своих черных, устрашающего вида сигар и окутался густыми клубами дыма. - Ваша великосветская болтовня, господа мои, возможно, приятна для людей пустых и бездельников, - сказал он между двумя решительными затяжками, - но я, к примеру, целый день работал, как зверь, занимаясь анализом содержимого желудка убитого, и теперь мне просто не терпится пойти домой и лечь спать. - Слушайте, слушайте! - закричал Эллери, подражая депутатам британского парламента, ожидающим услышать важное сообщение. - Из того факта, что вы привели с собой подкрепление в лице профессора Джонса, я умозаключаю, что при анализе бренных останков мистера Фильда вам пришлось столкнуться с определенными трудностями. Выкладывайте все начистоту, эскулап! - Я и выкладываю, - хмуро сказал Праути. - Вы совершенно правы: я натолкнулся на определенные сложности. Хотя у меня есть некоторый опыт в исследовании внутренних органов - позволю себе такое скромное замечание, я должен признаться, что никогда еще не видел их в столь плачевном состоянии, как у этого Фильда. По крайней мере, Джонс не даст мне соврать. Весь его пищевод, к примеру, равно как и область трахеи, выглядят так, будто по ним кто-то прошелся паяльной лампой. - Что же это было? Какое-то ртутное соединение? А, док? - спросил в нетерпении Эллери, который обыкновенно хвастался своим полным невежеством в области точных наук. - Вряд ли, - проворчал Праути. - Впрочем, дайте мне рассказать все по порядку. Я провел пробы на все известные яды. Хотя данное вещество некоторыми свойствами напоминало керосин, я не смог точно классифицировать его. Да, друзья мои, я сел в калошу! И доверю вам еще одну служебную тайну: мой шеф, который решил, что я просто переутомился, взял проведение опытов в свои чуткие итальянские руки, но и в этом случае результат оказался нулевым. По сей причине мы передали решение загадки главному авторитету в данной области. Но предоставляю ему самому рассказать о своих успехах. Доктор Таддиус Джонс грозно откашлялся. - Благодарю вас, друг мой, за предисловие, в высшей степени драматическое. Да, инспектор, труп был передан мне, и я сразу должен заявить здесь со всей определенностью, что сделанное мною открытие представляет собой самую большую сенсацию в токсикологическом институте за последние пятнадцать лет! - Вот так новость! - пробормотал Квин, беря понюшку табаку. Постепенно я начинаю испытывать настоящее благоговение перед умом этого нашего убийцы. Сколько открытий за последние дни! Но что же открыли вы? - Я имел все основания надеяться, что все обычные пробы Праути и его шеф провели с великим тщанием, - начал доктор Джонс, закинув одну костлявую ногу на другую. - Они это делают всегда. Поэтому я начал с того, что провел пробы на неизвестные яды. Я говорю "неизвестные", подразумевая, что они не пользуются широкой известностью в преступном мире. Дабы вы могли представить, сколь основательно я подошел к делу, приведу только один пример: я подумал даже о столь любимом у наших друзей - детективных писателей - средстве, как яд кураре, происходящий из Южной Америки. Сей яд фигурирует в четырех из пяти детективных романов. Но увы, должен сообщить, что даже этот достойный представитель семейства ядов, которым столь прискорбно злоупотребляют авторы детективов, разочаровал меня. Эллери откинулся на спинку кресла и захохотал. - Если уж вы позволили себе слегка поиронизировать над моей профессией, доктор Джонс, то я могу заверить вас, что ни в одной из моих книг яд кураре не упоминается. Токсиколог хитро подмигнул. - Экий сюрприз! Выходит, вы тоже детективный писатель? Затем он повернулся к инспектору, который рассеянно грыз пирожное, и печально сказал: - Позвольте мне выразить вам самое глубокое сочувствие, старина... Как бы то ни было, господа мои, могу заверить вас, что в случаях отравления редкими ядами мы без особых трудностей приходим к достаточно ясным результатам. Я имею в виду, однако, те редкие яды, которые известны медицине. Разумеется, есть бесчисленное множество редких ядов, о которых медицина европейская вообще не имеет никаких познаний, - это, прежде всего, наркотики Дальнего Востока. Короче говоря, я был вынужден, к своему сожалению, признаться, что зашел в совершеннейший тупик. Доктор Джонс тихо засмеялся при этом воспоминании. - Приятного в такой констатации для меня было мало. Яд, который я исследовал, имел некоторые знакомые свойства, как это уже имел честь заметить доктор Праути. Но у него были и другие свойства, которые абсолютно не позволяли его идентифицировать. Я провел почти весь вчерашний вечер в размышлениях над своими колбами и пробирками, и лишь поздно ночью нашел разгадку. Эллери и инспектор так и застыли в ожидании, а доктор Праути со вздохом облегчения откинулся на спинку кресла и налил себе вторую чашку кофе. Токсиколог вытянул ноги, и голос его стал еще более гулким и жутким, чем был до этого. - Яд, которым была убита жертва, инспектор, известен как тетраэтилсвинец! Если бы эту фразу, произнесенную доктором Джонсом столь драматическим тоном, услышал ученый-химик, он, возможно, был бы потрясен до глубины души. Но инспектору она ровным счетом ни о чем не сказала. А Эллери только пробормотал: - Тетраэтилсвииец... Для меня это звучит, словно имя какого-нибудь мифологического чудовища... Доктор Джонс, улыбаясь, продолжал: - Похоже, мое заявление не очень-то вас впечатлило? Но позвольте мне немного рассказать вам про тетраэтилсвинец, и вы поймете, в чем дело. Это почти бесцветная жидкость. Говоря точнее, по своим физическим характеристикам она напоминает хлороформ. Таков пункт первый. Пункт второй: она пахнет, пусть слабо, но вполне определенно - пахнет эфиром. Пункт третий - просто архиважный. Настолько важный, что... Впрочем, позвольте мне объяснить на примере воздействия на живые клетки, как действует эта чертовски сильная химическая субстанция. Небольшая аудитория внимала токсикологу, совершенно затаив дыхание. - Я взял здорового кролика - какие обычно используются для экспериментов, - и намазал чувствительную зону за ухом животного неразведенной дозой данного вещества. Не забывайте - речь шла не об инъекции! Я всего лишь намазал кожу. Значит, вещество должно было вначале абсорбироваться эпидермисом, и только потом попасть в кровь. Я наблюдал за кроликом в течение часа - дальнейшие наблюдения просто не понадобились. Кролик был так мертв, как только может быть мертв кролик. - Кажется, яд не особенно силен, - сказал инспектор. - Вы не поражены? Поверьте мне, эффект просто необычаен. После простого мазка по невредимой, совершенно здоровой коже! Я был просто потрясен. Если бы там был хотя бы какой-нибудь порез, царапина, или яд был принят внутрь - тогда, конечно, другое дело. А теперь, вероятно, вы можете себе представить, что сталось с внутренностями Фильда, если он проглотил это вещество! А проглотил он его немало! Эллери задумчиво наморщил лоб и принялся протирать стекла пенсне. - У меня еще не все, - сказал доктор Джонс. - Насколько мне известно - а я работаю экспертом для этого города уже один Бог знает сколько лет и тем не менее постоянно слежу за достижениями в своей сфере деятельности по всему миру - так вот, насколько мне известно, тетраэтилсвинец еще ни разу до сих пор не использовался в преступных целях! - Инспектор был так потрясен этим известием, что даже вскочил. - Это что-нибудь да значит, доктор! - воскликнул он. - Вы уверены? - На все сто процентов. Потому-то я так и заинтересовался! - И сколько же времени нужно, чтобы этот яд убил человека, доктор? медленно проговорил Эллери. Лицо доктора Джонса вытянулось. - Точно я вам сказать не могу, уже по той простой причине, что до сих пор ни одно человеческое существо, кроме Фильда, от этого яда не умирало. Однако с некоторой вероятностью можно утверждать: Фильд жил не больше пятнадцати, от силы - двадцати минут после того, как принял яд. Молчание, которое воцарилось после этих слов, было прервано покашливанием инспектора Квина. - - Если это такой редкий яд, то, наверное, нам легче будет выйти на отравителя? Допустим, мы выясним, каким путем можно раздобыть этот яд. Откуда он взялся? Как бы, к примеру, действовал я, если бы пытался добыть этот яд для преступных целей, не особенно привлекая к себе внимание? На губах токсиколога появилась усмешка. - Ну, знаете, это уже ваша работа, инспектор. Препоручаю вам искать, откуда взялась эта штука. Насколько я могу судить, тетраэтилсвинец доныне - не станем, однако, забывать, что перед нами совершенно необычный случай - встречался главным образом в составе продуктов нефтеперегонки. Я хорошенько попотел, прежде чем нашел простейший способ получать это вещество в больших количествах. Его можно получить из обыкновеннейшего бензина! Оба Квина издали возгласы изумления. - Бензин! - вскричал инспектор. - Интересно, каким же образом тут можно что-то проследить? - В том-то все и дело! - ответил токсиколог. - Мне достаточно поехать на ближайшую бензоколонку, залить полный бак, вернуться домой, слить из бака немного бензина, пойти к себе в лабораторию и в поразительно короткое время, с поразительно малыми усилиями получить из него путем дистилляции тетраэтилсвинец! - Но разве это не означает, - с надеждой спросил Эллери, - что убийца Фильда должен иметь, как минимум, лабораторию и некоторые навыки работы в ней? Ну, скажем, уметь производить химические анализы и все такое прочее? - Нет, вовсе не означает. Любой, кто дома гонит самогон "Действие романа происходит во времена "сухого закона" в Америке.", мог бы при помощи аппарата дистиллировать и этот яд, не привлекая ничьего внимания. Самое распрекрасное - то, что тетраэтилсвинец в бензине имеет более высокую точку кипения, чем все прочие составные части. А потому нужно всего лишь довести бензин до определенной температуры; все, что останется, - и будет наш яд. Инспектор дрожащими пальцами взял понюшку табаку. - Я могу сказать только одно - шляпу долой перед убийцей! Скажите, доктор, а тот, кто это сделал, - разве он не должен понимать толк в ядах? Как он смог без особых познаний и навыков в этой сфере осуществить такую штуку? Доктор Джонс хмыкнул. - Инспектор, вы меня удивляете. Ведь на ваш вопрос ответ уже дан. - Что вы имеете в виду? - Разве я только что не рассказал вам, как это делается? И если бы вы узнали от токсиколога о таком яде, неужели не смогли бы в случае нужды изготовить его - при условии, что у вас есть аппарат для дистилляции? Кроме температуры кипения тетраэтилсвянца, вам не требуется никаких других познаний. Бросьте, Квин! У вас нет ни малейшего шанса выйти на след убийцы, используя как зацепку яд. Возможно, он случайно, услышал разговор между двумя токсикологами или между двумя медиками, которые обсуждали свойства данного вещества. Остальное было элементарно. Я не хочу утверждать однозначно, что все происходило именно так. Конечно, убийца мог быть и химиком. Но я просто говорю о возможных вариантах. - Я полагаю, яд был разведен виски, не правда ли, доктор? - спросил инспектор. Его явно не оставляла какая-то мысль. - Тут нет никаких сомнений, - ответил токсиколог. - В желудке оказалось огромное количество виски. Незаметно дать яд было для убийцы проще простого: сегодня виски в большинстве случаев так и так попахивает эфиром. Кроме того, Фильд уже проглотил яд, прежде чем заметил, что у виски какой-то привкус. Если вообще заметил. - Он что, не мог разобрать на вкус? - устало спросил Эллери. - Я еще ни разу не попробовал этот яд на вкус, молодой человек, а потому не могу утверждать с уверенностью, - ответил доктор Джонс уже с некоторым раздражением. - Но я сомневаюсь, что Фильд мог почувствовать привкус - во всяком случае, не настолько, чтобы встревожиться. А если он хотя бы раз проглотил виски с ядом, то больше уже не смог бы что-то разбирать на вкус. Достаточно одного глотка, чтобы все обожгло внутри. Квин повернулся к Праути, сигара которого погасла. Его сморил здоровый сон. - Эй, док, послушайте! Праути с трудом открыл глаза. - Где мои домашние туфли? Вечно куда-то задевают мои шлепанцы! Черт! Хотя атмосфера стала несколько напряженной, все разразились дружным хохотом. Когда Праути настолько пришел в себя, что осознал смысл своих слов, он присоединился к общему веселью и сказал: - Все происшедшее со мной свидетельствует только о том, что мне лучше отправиться домой, Квин. Что вас интересует еще? - Расскажите мне, - сказал Квин, все еще трясясь от смеха, - что показал анализ виски. - О! - Казалось, Праути снова был совершенно бодр и готов ко всему. Виски в маленькой бутылке был настолько хорош, насколько только может быть хорош виски вообще. Ведь я уже несколько лет только и делаю, что провожу химический анализ спиртного да беру пробы на алкоголь. У Фильда так отвратительно пахло изо рта, потому что к запаху виски примешивался запах яда. Потому-то я поначалу и решил, что он пил отвратительную самогонку. Виски, который вы прислали мне из квартиры Фильда, тоже отменного качества. Вероятно, это была одна и та же партия виски. Я бы даже решился на утверждение, что она - импортная. Со времен войны я не встречал отечественного виски в таких бутылках. Разве что остался довоенный продукт, который пролежал все это время на складе... Я полагаю, Велье уже сообщил вам, что джин с элем тоже в полном порядке. Квин кивнул. - Ну, теперь наши вопросы, кажется, исчерпаны, - сказал он невесело. - Похоже, мы обречены на полное неведение относительно всего, что касается этого тетраэтилсвинца. Чтобы знать наверняка, док, продолжайте работать вместе с профессором и попытайтесь найти хотя бы какую-нибудь зацепочку. Вы, специалисты, все равно понимаете в этом яде больше, чем любой из моих людей, которому я мог бы поручить расследование всего, с ним связанного. Разумеется, я сознаю, что из этого блуждания ощупью в потемках вряд ли что-нибудь выйдет. И все-таки... - Это, безусловно, правильно, - пробормотал Эллери. - А писатель пусть занимается собственными делами. Так оно будет лучше... - Схожу-ка я, наконец, в книжную лавку, - решительно заявил Эллери, когда Праути и Джонс удалились, - да поговорю насчет издания Фальконе. Он вскочил и стал искать пальто. - Не смей никуда уходить! - Инспектор силой усадил Эллери в кресло. Нечего тебе там делать! Твоя проклятая книжка от тебя никуда не уйдет. Я хочу, чтобы ты посидел здесь и вместе со мной поломал голову. Эллери со вздохом расположился на кресле поудобнее. - Вот так всегда! Как только я понимаю окончательно, что все изыскания в области поведения преступника бессмысленны и являются пустой тратой времени, мой дорогой отец взваливает на мои плечи тяжкий груз мышления. Ладно, так тому и быть. Что там у нас в программе? - Запомни, что я вообще не взваливаю на тебя никакого груза, проворчал Квин-старший. - И давай прекрати тут употреблять такие выраженьица. Я и без того вконец расстроен. Голова совершенно идет кругом. Ты должен только помочь мне разобраться в этой чертовой путанице и увидеть.., ну, одним словом, увидеть то, что можно увидеть. - Представляю себе... - сказал скептически Эллери. - Так с чего же мне начинать? - Тебе вообще не надо ни с чего начинать, - проворчал его отец. Говорить сегодня буду я, а ты станешь слушать. И если тебя не затруднит, кое-что запишешь. Давай начнем с Фильда. Я думаю, мы можем исходить из того, что наш друг Фильд в понедельник вечером направился в Римский театр вовсе не развлечения ради, а по каким-то делам. Верно? - В этом у меня нет никаких сомнений, - сказал Эллери. - А что сообщает Велье о прочих занятиях Фильда в тот понедельник? - Фильд, как обычно, пришел в контору в половине десятого. Работал до полудня. В двенадцать пошел обедать. Обедал один в клубе "Уэбстер". В половине второго вернулся к себе в кабинет. Работал без перерывов до четырех - и видимо, сразу после этого пошел домой. Как портье, так и мальчик-лифтер свидетельствуют в один голос, что в половине пятого он поднялся к себе в квартиру. Большего Велье выяснить не удалось - кроме того, что в пять приходил Майклз, а в шесть ушел снова. Фильд ушел из своей квартиры вечером в половине восьмого, одетый так, как мы его нашли в театре. У меня есть список клиентов, с которыми он встречался в тот день, но ничего особенного из этого списка извлечь не представляется возможным. - А почему у него была такая маленькая сумма на личном счете? спросил Эллери. - Именно по той причине, что я и думал, - ответил Квин. - Фильд с завидным постоянством проигрывался на бирже. И проигрывал немалые суммы. Белье также дали понять, что Фильд регулярно бывал на бегах и тоже проигрывал большие деньги. Кажется, он был легкой добычей для ипподромных жучков, хотя и был таким тертым калачом в своей сфере. Во всяком случае, это объясняет, почему у него было так мало на личном счете. Больше того становится понятным и число "50 000", написанное на программке. Это деньги, наличными, причем они имели какое-то отношение к той персоне, с которой он намеревался встретиться в театре. Я руку готов дать на отсечение, что все именно так. Кроме того, я думаю, что можно без колебаний сделать вывод: Фильд был хорошо знаком со своим убийцей. Во-первых, он принял от него виски, содержавший яд, и, кажется, ни в чем не заподозрил при этом. Во-вторых, о встрече в театре - о секретной встрече! - надо было договариваться заранее. Ведь театр был выбран именно ради секретности, зачем же еще! - Ну, хорошо. Я хочу задать тебе этот же вопрос, - перебил его Эллери, надув губы. - Почему именно театр надо было выбрать для секретной встречи? Ясно, что секретная встреча была задумана ради какого-то постыдного дела, которое надо скрывать. Не лучше ли было выбрать для такой встречи парк? Коридор отеля? Объясни мне, почему театр? - К несчастью, сын мой, - мягко сказал инспектор, - мистер Фильд не мог заранее знать, что будет убит. Его заботило одно - удобно ли это место встречи для него. Выбрать театр мог и сам Фильд. Может, он хотел на всякий случай иметь алиби на этот вечер. Мы просто не можем знать, какие у него были намерения. Если взять коридор отеля - там его могли заметить, узнать и запомнить. В театре гораздо легче затеряться в толпе. Он, вероятно, не хотел рисковать, отправляясь в такое безлюдное место, как парк. И, наконец, у него была, вероятно, особая причина, чтобы его не видели в обществе той персоны, с которой он встречался. Вспомни: билеты, которые мы нашли, показывают - эта другая персона вошла в зал не вместе с Фильдом. Но это все бессмысленные умствования и предположения... Эллери задумчиво улыбнулся, но ничего не сказал. Он подумал, что отец так и не дал удовлетворительного ответа на его вопрос и что это весьма странно для столь прямолинейно мыслящего человека, как инспектор Квин... А Квин уже продолжал свои размышления вслух. - Ну, положим. Мы, конечно, должны всегда учитывать и такую возможность, что особа, с которой Фильд проворачивал свое темное дело, не была его убийцей. К тому же преступление кажется чересчур хорошо спланированным. Но может статься, что среди публики, присутствовавшей в зале в понедельник вечером, нам надо искать не одного, а двух человек, непосредственно причастных к смерти Фильда. - Морган? - спросил вяло Эллери. Инспектор пожал плечами. - Быть может. Почему он ничего не сказал нам о встрече с Фильдом, запланированной в этот вечер в театре? Ведь вчера он откровенно выложил нам все остальное. Вероятно, понимал: очень уж невыгодно для него признание, что в тот вечер он собирался вручить убитому деньги, выманенные шантажом. - А давай поглядим на дело так, - сказал Эллери. - Мы, значит, находим убитого, на программке которого написано число "50 000", означающее, видимо, сумму денег. Мы знаем от Сампсона и от Кронина, что Фильд был человеком по характеру беззастенчивым и, вероятно, обладавшим преступными наклонностями. От Моргана мы знаем, что он занимался шантажом. Я полагаю, что на этом основании можно смело сделать вывод: он пришел в понедельник вечером в Римский театр, чтобы получить или потребовать от некой неизвестной нам персоны данную сумму денег. Верно я рассуждаю? - Давай дальше! - проворчал инспектор уклончиво. - Хорошо. Если мы исходим из допущения, что шантажируемая особа и убийца - одно и то же лицо, нам не нужно искать повода для убийства. Повод налицо - избавиться от шантажиста. Если же мы, напротив, исходим из той версии, что убийца и шантажируемая особа - не одно и то же лицо, а два совершенно разных человека, нам придется снова мучиться, отыскивая повод для преступления. По моему сугубо личному мнению, это вовсе не обязательно, потому что убийца и шантажируемая особа - одно и то же лицо. Как считаешь? - Я склонен согласиться с тобой, Эллери, - сказал инспектор. - Я просто допустил такую возможность чисто абстрактно, а вовсе не потому, что действительно так думаю. Значит, давай пока строить наши рассуждения, исходя из того, что жертва шантажа Фильда и его убийца - одно и то же лицо... Теперь я хотел бы выяснить, куда делись билеты, которых мы не можем найти. - Ах, да! - пробормотал Эллери. - Вот и я все время спрашиваю себя, куда ты их мог задевать... - Брось свои шуточки, шалопай. Я делаю из этого такой вывод. Нас интересует в общем и целом восемь мест. Билет на место, на котором сидел Фильд, мы нашли при нем. Билет на место, на котором сидел убийца, нашел Флинт. Остается шесть незанятых мест, на которые, правда, были куплены билеты, как мы выяснили в кассе. Но этих билетов нигде - ни в театре, ни в кассе - мы не нашли. Ни с контролем, ни без контроля. По крайней мере, существует возможность, что все шесть билетов в понедельник вечером находились где-то в театре и кто-то их из театра вынес. Вспомни: личный обыск по необходимости был не таким основательным, чтобы можно было найти такую мелочь, как билеты, если они были специально спрятаны. Да, в общем, это было и маловероятно. Объяснение таково: либо Фильд, либо его убийца купил разом все восемь билетов, намереваясь использовать два, а остальные места оставить пустыми - чтобы задуманной его операции в театре абсолютно ничего не помешало. В таком случае разумнее всего было бы уничтожить эти шесть билетов сразу же после покупки. Видимо, так и поступил Фильд либо его убийца - в зависимости от того, кто все это организовал. Потому мы смело можем выбросить данные шесть билетов из головы - их нет, и мы никогда их уже не найдем. Далее: мы знаем, что Фильд и жертва его шантажа вошли в зрительный зал порознь. Это с уверенностью можно вывести из факта, что линия обрыва контроля у их билетов не совпадает, как их ни прикладывай друг к другу. Если два человека приходят вместе, они и билеты свои подают вместе. И контроль у билетов тоже обрывается разом - это неизбежно. Но ведь так, в сущности, и не должно было быть! Ведь они пришли в разное время. А входить в зал им непременно надо было порознь, чтобы обеспечить секретность встречи: они вообще делали вид, что незнакомы. Теперь: Мадж О'Коннел утверждает, что во время первого акта никто не сидел на месте ЛЛ 30. И юноша, который торгует напитками, Джесс Линч свидетельствует, что десять минут спустя после начала второго акта на месте ЛЛ 30 еще никого не было. Это означает, что убийца либо еще не вошел в зал, либо уже вошел, но сидел на каком-то другом месте в партере, причем с билетом на это место. Эллери скептически покачал головой. - Я так же мало верю в такую возможность, сын мой, как и ты, раздраженно сказал Старик. - Я только пытаюсь окинуть взглядом целое, не упуская никаких возможностей. Просто я хочу подчеркнуть одно: маловероятно, что убийца вошел в зал в то же самое время. Многое говорит за то, что он вошел в зал только десять минут спустя после начала второго акта. - Я даже могу доказать это, - небрежно сказал Эллери. Инспектор взял понюшку табаку. - Я знаю. Ты имеешь в виду эти таинственные числа на программке. Что там было написано? 930 815 50 000 Мы знаем, что означает "50000". А две другие цифры обозначают, видимо, не доллары, а время! Погляди. Вот возьмем "815". Спектакль начинается в 8.25. По всей вероятности, Фильд пришел в зал в 8.15 или, если пришел раньше, именно в это время по какой-то причине посмотрел на часы. Если у него была назначена встреча с кем-то, кто, предположим, должен был прийти много позднее, просто напрашивается предположение, что он от скуки вначале написал "50000". Это означало, что он думает о предстоящей операции, которая должна была принести ему 50000 долларов. Затем он написал "930" - 9.30 - время, когда он ожидал жертву своего шантажа. Для Фильда, как и для любого другого человека, который привык в минуты безделья или ожидания черкаться на бумаге, написать все это на программке было естественнее естественного. Для нас же это просто везение, потому что мы, во-первых, знаем теперь время встречи Фильда с убийцей - 9.30. Во-вторых, подтверждаются наши предположения о том, когда убийство произошло. В 9.25, судя по написанному на программке, Фильд ожидал появления того, с кем он договорился встретиться. Мы предполагаем, что этот человек пришел. По словам доктора Джонса, смерть Фильда от яда наступила через пятнадцать - двадцать минут. И если мы знаем, что Пьюзак нашел труп в 9.55, то можно сказать, что яд Фильд выпил где-то в 9.35. Разумеется, убийца задолго до 9.55 покинул место преступления. Подумай вот о чем: он не мог предполагать, что наш друг Пьюзак вдруг захочет встать и выйти, так что рассчитывал, что труп Фильда будет найден не ранее антракта - в 10.05 вечера. Он полагал, что времени будет достаточно, чтобы Фильд умер и никому ничего не успел сказать. По счастью для убийцы, Пьюзак наткнулся на Фильда слишком поздно - тот смог лишь прохрипеть, что убит. Но встань Пьюзак со своего места на пять минут раньше, неведомый наш преступник уже сидел бы за решеткой! - Браво! - воскликнул Эллери и с любовью поглядел на отца. Великолепный доклад! Мои поздравления! - А, иди ты к черту! - отмахнулся отец. - А сейчас я хотел бы специально повторить то, что ты сказал в кабинете Панцера еще в понедельник вечером: убийца, хотя он ушел с места преступления между 9.30 и 9.55 вечера, все-таки остался в театре и находился там, пока мы не отпустили всех по домам. В пользу такого вывода говорят показания дежурных у выходов, портье, Мадж О'Коннел, Джесса Линча, который стоял в коридоре. Все, все говорит за то... Он был там, все время был в театре. И тем не менее на данный момент мы зашли в тупик. Нам не остается ничего иного, кроме как снова взять в оборот некоторых лиц, на которых мы вышли в ходе расследования, - вздохнул инспектор. - Во-первых, надо выяснить, правду ли сказала Мадж О'Коннел, когда сообщила, что не видела, чтобы кто-то во время второго акта проходил по среднему проходу. И что она вообще ни разу за весь вечер не заметила того человека, о котором мы знаем, что он с половины десятого вечера сидел на месте ЛЛ 30 и ушел с него за десять или пятнадцать минут до того, как был обнаружен умирающий Фильд. - Это скользкий вопрос, папа, - серьезно заметил Эллери. - Ведь если она солгала тут, ей нет веры и во всем другом, а тогда у нас теряется важнейший источник информации. Но если она и в самом деле солгала - Боже правый! - то, значит, она могла тогда описать убийцу, опознать его и, может, даже назвать по имени! Но вся ее нервозность и странное поведение точно так же могут объясняться тем обстоятельством, что в театре находился Пастор Джонни, а туда совершенно неожиданно ворвалась целая толпа полицейских, которые сцапали бы его с превеликой охотой. - Да уж, положеньице, - проворчал Квин. - Ну, ладно. А что же Пастор Джонни? Какова его роль во всей истории? И была ли она, эта роль? Мы не вправе забывать, что Казанелли - судя по показаниям Моргана - был связан по каким-то делам с Фильдом. Фильд был его адвокатом и, вероятно, пользовался его услугами в каких-то сомнительных предприятиях, на след которых напал Кронин. И если Пастор оказался там, в театре, не случайно, ради кого он пришел - ради Фильда или ради Мадж О'Коннел, как они утверждают с ней в один голос? Инспектор подергал себя за ус и вдруг сказал: - Вот что, сын мой. Всыплю-ка я Пастору Джонни по первое число шкура у него толстая, ему не повредит. А эта дерзкая малышка О'Коннел - ей тоже пойдет на пользу, если поубавить у нее наглости. Он взял большую щепоть табака и, понюхав, от души чихнул под смех Эллери. Судя по всему, тот был полностью согласен с решением отца. - Перейдем к славному старине Бенджамину Моргану, - продолжал инспектор. - Вопрос: правду ли он сказал про анонимное письмо-приглашение, которое якобы ему было прислано вместе с билетом? Хорошее объяснение, почему он пришел в театр! Потом - эта безмерно интересная дама, миссис Анжела Рассо... Ах, женщины, женщины, черт бы их побрал! Вечно они сводят мужчин с ума. Что она нам сказала? Что пришла в 9.30 вечера в квартиру Фильда? Так ли уж надежно это ее алиби? Конечно, портье дома, в котором жил Фильд, подтвердил ее показания. Но ведь ей было достаточно несложно "повлиять" на портье... Может, она и в самом деле знает много больше про дела Фильда - в особенности, про частные? И солгала ли она, когда сказала, что Фильд обещал ей вернуться в десять? Ведь мы же знаем, что у Фильда в половине десятого была назначена встреча в Римском театре. Что, он и в самом деле рассчитывал, что успеет вернуться домой к десяти после этой встречи? Если взять такси, от театра до него при таком движении, как в десять часов, можно доехать минут за пятнадцать - двадцать. Значит, на саму встречу оставалось бы только десять. Если ехать на метро, быстрее тоже не доберешься. Да... Но эта женщина в театре вечером в понедельник не появлялась ни на минуту. - У тебя еще будет немало хлопот с этой милой дочерью Евы, - заметил Эллери. - Ведь ребенку ясно - она что-то скрывает. Ты ведь заметил, как она себя ведет. Наглое, откровенное упрямство. Это не просто вызов. Она что-то знает, папа. Я бы ни за что не спускал с нее глаз. Рано или поздно она себя выдаст. - Хагстрем занимается ею, - рассеянно сказал Квин. - Ну, а что ты скажешь про Майклза? Сколько-нибудь убедительного алиби на понедельник у него нет. Но, вероятно, это ничего не меняет. В театре его не было. Однако с этим парнем все же что-то нечисто. Вопрос: он и в самом деле хотел что-то забрать, когда явился во вторник утром в квартиру Фильда? Мы основательно обыскали там все. Может, что-то проглядели? Ясно, что он соврал, когда заявил про чек, который хочет получить от Фильда, и сделал вид, что ничего не знает про его смерть. И подумай вот о чем: ведь он не мог не сознавать, что подвергает себя опасности, когда идет на квартиру Фильда. Он прочел про убийство и не мог, конечно, рассчитывать, что полиция не заглянет к убитому на квартиру. Значит, знал, но все же предпринял отчаянную попытку. Ради чего пошел на такой риск? Ты мне не можешь сказать? - Вероятно, это как-то связано с его отсидкой в тюрьме. Помнишь, как он захлопал глазами, когда я его огорошил? - усмехнулся Эллери. - Может быть, может быть, - покивал инспектор. - Я припоминаю, что Велье докладывал мне про отсидку Майклза в "Эльмире". Томас сказал, что его дело было спущено на тормозах. Вначале оно было значительно серьезнее, чем может показаться, если судить по сроку, который дали. Майклз обвинялся в подделке документов, и срок ему светил гораздо больший. Но благодаря тому, что адвокат Фильд добился обвинения по другой статье - что-то там связанное с мелкой кражей, - мистер Майклз дешево отделался. Про подделку документов больше никто никогда не упоминал - историю замяли. Этот Майклз кажется мне весьма перспективным. Прищемлю-ка я ему хвост! - У меня насчет Майклза есть собственная задумка, - проговорил Эллери. - Но не будем пока об этом. Квин, казалось, пропустил эти слова мимо ушей. Он, не отрываясь, смотрел на огонь в камине. - Еще у нас есть Луин, - сказал он. - Невозможно поверить, что человек, который пользовался таким доверием у своего шефа и занимал в его конторе такую должность, действительно знал так мало, как пытается изобразить. Что-то скрывает? Если так, то упаси его Бог - Кронин с ним живо разделается. - Сказать по правде, мне симпатичен этот Кронин, - вздохнул Эллери. Как, интересно, человек может всю жизнь быть одержимым одной идеей... Ты никогда не размышлял над этим? И вот еще о чем я подумал - знает ли Морган Анжелу Рассо? Хотя оба и отрицают, что знакомы... Было бы чертовски интересно, если бы они оказались знакомы. Правда? - Сын мой, - вздохнул Квин в ответ, - не запутывай все еще больше. И без того дело - сложнее некуда. А ты еще добавляешь... В комнате наступила тишина. В камине пылал огонь. Инспектор вытянул к нему ноги. Эллери смаковал пирожное. В самом дальнем углу посверкивали глаза Джуны - он незаметно пробрался туда, чтобы послушать разговор... Вдруг, словно повинуясь законам телепатии, взгляды отца и сына встретились: они подумали об одном и том же. - Цилиндр... - пробормотал Квин-старший. - Как ни крути, а мы все время возвращаемся к цилиндру. Эллери невесело поглядел на отца. - И не так плохо, что возвращаемся, папа. Цилиндр... Цилиндр... Цилиндр... Какую же роль он играет в деле? И что мы про него знаем? Инспектор поерзал в кресле, закинул ногу на ногу, взял понюшку табаку и с прежним пылом принялся излагать: - Ладно! Этот проклятый цилиндр тоже нельзя упускать из внимания. Что мы знаем на данный момент про эту чертову шляпу? Во-первых, цилиндр не покидал театра. Это странно, не правда ли? Проведен тщательный обыск, а никаких следов его не обнаружено... В гардеробе не осталось ничего, когда вышла публика. Среди мусора мы тоже ничего не нашли - ни обрывков ткани от него, ни пепла, если его, к примеру, сожгли. Вообще никаких следов. Никакой зацепки! Основываясь на этом, Эллери, можно сделать только один вывод - мы искали цилиндр не там, где его надо искать! Во-вторых, благодаря принятым нами мерам, цилиндр все еще находится в театре - ведь здание закрыто и охраняется. Эллери, завтра с самого утра мы должны отправиться в театр и перевернуть там все вверх дном. Я не смогу спать спокойно, пока в этом деле не забрезжит какой-то свет. Эллери помолчал, а потом сказал негромко: - Все это мне ни капельки не нравится, папа. Цилиндр... Что-то с ним не увязывается, и все! Он снова погрузился в молчание. - Нет, все-таки все дело - в цилиндре! Надо начинать с него, и мы не промахнемся, папа. В нем вся разгадка, и ты найдешь таким образом решающую ниточку, которая приведет к убийце. Я настолько убежден в этом, что поверю в правильность выбранного нами пути только тогда, когда мы найдем эту шляпу и решительно продвинемся вперед. Старший Квин кивнул. - Со вчерашнего утра, когда у меня выдалось время поразмыслить об этой шляпе, я не могу отделаться от ощущения, что мы где-то сбились с верного пути. Сейчас у нас уже вечер среды - и впереди никакого просвета. Мы предприняли все необходимые шаги - и они ни к чему не привели. Инспектор загляделся на огонь. - Все запутано просто до безобразия. Все концы у меня в руках, но по какой-то проклятой причине я не могу их свести воедино, чтобы объяснить хоть что-нибудь... Без сомнения, сын мой, главное, чего нам недостает это решения загадки цилиндра. Зазвонил телефон. Инспектор вскочил и бросился к нему. Долго и внимательно слушал, что ему говорят, сказал два слова в ответ и положил трубку. - Кто же этот полуночный болтун, от которого ты только что узнал столько тайн? - усмехнулся Эллери. - Это был Эдмунд Кру, - ответил Квин. - Ты помнишь, я вчера утром послал его в Римский театр. Он провел там весь вчерашний день и весь сегодняшний. И докладывает, что в помещении театра нет никаких потайных комнат и помещений. Если Эдди Кру, величайший спец по архитектуре и строительству из всех, кто только служил экспертами в полиции, говорит, что тайников в здании нет, на его слова можно твердо положиться. Он вскочил и обнаружил в углу сидящего на корточках Джуну. - Джуна! Давай-ка расправляй мою добрую старую кровать! - грозно скомандовал он. Джуна, состроив уморительную гримасу, шмыгнул вон из комнаты. Квин повернулся к Эллери, который уже снял куртку и принялся развязывать галстук. - Первым делом пойдем завтра в Римский театр и начнем весь обыск сначала! - решительно сказал инспектор. - И обещаю тебе одно, сын мой: я не позволю и дальше водить себя за нос! Завтра кое-кому не поздоровится! Эллери с любовью обнял отца за плечи.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

"Хорошим детективом нельзя сделаться. Им надо родиться. Как и всякий гений, он - не порождение вышколенной полиции, а выходец из самой гущи народа. Самым замечательным детективом, которого я когда-либо встречал в жизни, был жалкий старый медик, не покидавший южноафриканского захолустья. Вот что составляет суть детектива, действительно великого - разумеется, помимо умения неумолимо следовать правилам логики: недюжинный дар наблюдения, основательное знание принципов работы человеческого ума и умение вчувствоваться в человеческую душу". Из "Руководства для охотника за преступниками" Джеймса Редикса-младшего.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ, в которой все вертится вокруг цилиндра

В четверг, 27 сентября, на третий день после преступления в Римском театре, инспектор и Эллери встали ни свет, ни заря и торопливо оделись. Под укоризненным взглядом Джуны, который был вытряхнут из теплой постели и засунут в скромный, но солидный костюм мажордома, они поглощали основательный завтрак. Когда они принялись за анемичные блинчики, Старик поручил Джуне дозвониться до Луи Панцера. Спустя некоторое время инспектор уже говорил в трубку: - С добрым утрем, Панцер. Пожалуйста, простите, что поднял вас с постели в столь безбожное время... Мы напали на один важный след и нуждаемся в вашей помощи. Заспанный Панцер вяло заверил в своей полной готовности оказывать всяческое содействие. - Вы не могли бы прямо сейчас прийти в Римский театр и открыть его? Я ведь обещал вам, что долго держать театр закрытым не придется. Похоже, вы уже скоро сможете извлечь немалую выгоду из того шума, который поднялся вокруг этого дела. Теперь к вашему театру привлечено всеобщее внимание вот вам и реклама. Поймите меня правильно - я еще не знаю точно, когда мы разрешим открыть театр снова, но вполне может получиться и так, что мы сможем разрешить вам играть вашу пьесу уже сегодня вечером. Могу я на вас рассчитывать? - Это просто отлично! - В голосе Панцера чувствовался неподдельный энтузиазм. - Вы хотите, чтобы я немедленно приехал в театр? Я буду там через полчаса, потому что еще не одет. - Вот и хорошо, что приедете, - ответил Квин. - Разумеется, входить в здание пока никому нельзя, Панцер. Погодите отпирать, пока мы не приедем. И никому ничего не говорите. Все прочее будет сказано уже в театре, при встрече. Погодите-ка секундочку. Инспектор зажал трубку рукой и вопросительно поглядел на Эллери, который делал ему какие-то отчаянные знаки. Эллери одними губами неслышно произнес какое-то имя, и Старик согласно кивнул. Он снова поднес трубку к уху. - И еще одно, что я очень попросил бы вас для меня сделать, Панцер. Вы не могли бы пригласить ту любезную пожилую даму - миссис Филипс? Я бы хотел, чтобы мы встретились с ней в театре как можно быстрее. - Конечно, могу, инспектор. Если, конечно, она дома, - сказал Панцер. Квин повесил трубку. - Вот и хорошо, - проговорил он, потирая руки. Потом полез в карман за табакеркой. - Ап-чхи! Да будет земля пухом сэру Уолтеру Рали и прочим, кто приохотил нас к этой ужасной траве! Он еще раз с удовольствием чихнул. - Еще одна минута, Эллери, и мы сможем идти. Он снова взял телефонную трубку и позвонил в управление полиции. Пребывая в отменном расположении духа, отдал несколько распоряжений, с грохотом снова поставил аппарат на столик и велел Эллери надевать пальто. Джуна грустно наблюдал, как они уходят из дому. Он уже не раз просил инспектора о позволении сопровождать их во время спорадических вылазок на пестрые улицы Нью-Йорка. Однако инспектор, руководствуясь своими представлениями о воспитании молодежи, постоянно отказывал. И Джуна, который почитал своего благодетеля примерно так же, как пещерные жители свои амулеты, смирился с неизбежным, утешаясь надеждой на лучшее будущее. На улице было сыро и холодно. Эллери и его отец подняли воротники своих пальто и направились в сторону Бродвея. Оба были необычайно молчаливы, однако выражение на их лицах - одинаково озабоченное, несмотря на все различие их характеров - сулило напряженный день. Бродвей, с его переулками и ущельями, выглядел покинутым и безлюдным на холодном утреннем ветру, когда оба Квина бодрым шагом спускались по Сорок седьмой улице, приближаясь к Римскому театру. Перед его подъездом прогуливался человек в пальто из грубой шерсти. Второй удобно прислонился к высокой железной решетке, которая отделяла от улицы левый боковой выход. У главного входа в театр была видна издали коренастая фигура Луи Панцера, беседовавшего с Флинтом. Панцер в крайнем возбуждении пожал руку Квина. - Хорошо! Просто прекрасно! - воскликнул он. - Значит, запрет будет окончательно снят! Меня необыкновенно радует это известие, инспектор. - Ну, пока он еще снят не окончательно, Панцер. У вас при себе ключ? С добрым утром, Флинт! Отдохнули немного с понедельника? Панцер достал тяжелую связку ключей и отпер главный подъезд театра. Все четверо вошли. Директор принялся открывать замок двери зала. Его длительные манипуляции увенчались успехом. В темноте перед ними лежал зрительный зал. Эллери содрогнулся. - За исключением "Метрополитен-Опера" и мавзолея Тита, это самое мрачное место, которое мне довелось видеть в жизни. Весьма подходящий склеп для безвременно усопших... - Не городи ерунды! Ты нас только нервируешь! - проворчал инспектор и подтолкнул сына, заставляя его шагнуть в темный провал зрительного зала. Панцер, который уже давно прошел вперед, включил главный рубильник. Зажглись большие люстры и остальные светильники. Зал сделался чуть более уютным. Однако странное сравнение Эллери было вовсе не столь уж безосновательным. Длинные ряды кресел были закрыты грязноватыми брезентовыми полотнищами. На ковре, успевшем запылиться, лежали темные тени. Голая белая стена - задник пустой сцены - казалась отвратительным пятном в море красного плюша. - Досадно, что здесь все заложили полотнищами, - пробормотал Квин, поворачиваясь к Панцеру. - Теперь придется все это снимать. Мы намерены произвести небольшой обыск в зрительном зале. Флинт, пригласите-ка этих двоих, которые слоняются снаружи. За те деньги, которые им платит город, они должны выполнять хоть немного работы. Флинт ненадолго вышел и тут же вернулся с двумя полицейскими, охранявшими театр. Под предводительством инспектора они начали убирать огромные полотнища, открывая ряд за рядом. Эллери, который стоял в сторонке неподалеку от крайнего левого прохода, извлек из кармана маленькую книжицу, в которой вечером в понедельник вел записи, а также нарисовал небольшой план театра. Покусывая нижнюю губу, он углубился в созерцание; время от времени он поднимал взор, будто проверял придирчиво, соответствует ли театр начертанному им плану. Квин снова поспешил к Панцеру, который нервно расхаживал туда-сюда в задней части зрительного зала. - Панцер, мы будем здесь довольно долго заняты обыском. Видимо, он продлится не один час. Я, к сожалению, не проявил достаточной предусмотрительности и не прихватил с собой еще парочки людей. Не знаю, смею ли обременять вас такой просьбой... У меня тут есть одно дело, которое надо сделать весьма срочно. Я хотел бы просить вас уделить мне небольшую часть вашего времени. - Само собой, инспектор, - ответил Панцер. - Рад быть вам чем-то полезен. Инспектор деликатно откашлялся. - Пожалуйста, только не думайте, что я хочу вас использовать в роли мальчика на посылках. Но вот эти двое моих людей нужны мне здесь. Они специально обучены для такого рода обысков. И в то же время мне срочно надо получить несколько крайне важных документов от двух сотрудников прокурора, которые разматывают это дело с другого конца. Они работают в конторе убитого. Не составило бы вам труда передать одному из них - его фамилия Кронин - записку от меня, а затем вернуться с пакетиком, который он мне пришлет? Поверьте, Панцер, я прошу вас об этом с крайней неохотой, но дело настолько важное, что тут нельзя посылать простого посыльного. Иными словами, я просто в безвыходном положении... Обычная легкая улыбка пробежала по губам Панцера. - Ни слова больше, инспектор. Я в полном вашем распоряжении. Если вы хотите написать записку прямо сейчас - у меня в кабинете есть все, что вам потребуется. Они прошли в кабинет Панцера и спустя пять минут снова появились в зрительном зале. Панцер с запечатанным конвертом в руках поспешил к выходу. Квин поглядел ему вслед и со вздохом повернулся к Эллери. Тот сидел на подлокотнике кресла, в котором умер Фильд, и все еще сравнивал зал со своим карандашным рисунком. Инспектор шепнул сыну несколько слов. Тот улыбнулся и хлопнул отца в знак одобрения по плечу. - Сын мой, как насчет того, чтобы немного поразмяться? - спросил Квин. - Я забыл спросить Панцера, разыскал он эту миссис Филипс или нет. Вероятно, разыскал, иначе сказал бы, что не может. Но где же она тогда, черт побери? Он поманил Флинта, который помогал двум полицейским в их утомительных трудах по удалению брезента. - Сегодня утром я хочу предложить вам снова заняться вашими любимыми упражнениями - наклонами. Отправляйтесь на балкон, Флинт, и принимайтесь там за поиски. - И что же мне предстоит искать сегодня, инспектор? - усмехнулся широкоплечий детектив. - Я ведь надеюсь, что мне сегодня повезет больше, чем в понедельник ночью. - Вы будете искать шляпу, - этакий чудной блестящий цилиндр, какие носят господа из высшего света, - заявил инспектор. - Но если вдруг случайно наткнетесь на что-нибудь другое, немедленно зовите нас. Флинт затопал по широкой мраморной лестнице на балкон. Квин проводил его взглядом и покачал головой. - Боюсь, что беднягу снова ждет разочарование, - заметил он Эллери. Но я должен быть абсолютно уверен, что там, наверху, ничего нет, и что Миллер - тот билетер, который в понедельник вечером наблюдал за лестницей на балкон - сказал правду. Ну, давай, пошли. Да пошевеливайся живей, ленивец! Эллери нехотя снял пальто и сунул в карман книгу. Инспектор тоже снял пальто и пошел впереди сына по проходу меж креслами. Они подошли к оркестровой яме и принялись ее тщательно обыскивать. Не найдя ничего; снова выбрались в зрительный зал, чтобы медленно и основательно прочесать весь театр. При этом Эллери двигался справа, а отец - слева. Они поднимали сиденья кресел, протыкали мягкую плюшевую обивку длинными иглами, которые инспектор достал из своего нагрудного кармана, и опускались на колени, чтобы при свете карманных фонариков обследовать каждый сантиметр ковра. Оба полицейских, которые тем временем кончили снимать брезентовые полотнища, стали обыскивать ложи: один - с одной стороны зала, другой - с другой. Довольно долго все четверо занимались обыском в совершенном молчании. В тишине раздавалось только слегка учащенное дыхание инспектора Квина. Эллери работал быстро и эффективно. Он двигался значительно быстрее отца. Когда они, начав с двух концов ряда, сходились в центре, то глядели друг на друга со значением, кивали головами и принимались за новый ряд. Примерно двадцать минут спустя после ухода Панцера инспектор и Эллери, с головой погрузившиеся в поиски, вздрогнули от телефонного звонка, который в тишине пустого зрительного зала показался просто оглушительным. А вздрогнув, растерянно поглядели друг на друга, после чего Старик направился по проходу к кабинету Панцера. Вскоре он вернулся, улыбаясь. - Звонил Панцер, сказал, что пришел в контору Фильда и никого не застал. Что неудивительно - ведь сейчас только без четверти девять. Но я ему сказал, чтобы он подождал там, пока не придет Кронин. А ждать ему осталось недолго. Эллери засмеялся, и они снова принялись за работу. Спустя пятнадцать минут, когда они уже заканчивали, дверь в зрительный зал открылась. Небольшая ростом пожилая женщина, одетая во все черное, вошла и зажмурилась от яркого света в зале. Инспектор поспешил к ней. - Вы миссис Филипс, не так ли? - воскликнул он. - Это действительно очень любезно с вашей стороны, уважаемая миссис Филипс, что вы пришли так быстро. Полагаю, что вы уже знакомы с мистером Эллери Квином. Эллери подошел, продемонстрировал столь редкую для него широкую улыбку и галантно поклонился. Миссис Филипс являла собой просто образец милой пожилой дамы. Она вся была какой-то округлой, мягкой, настоящей бабушкой. Белоснежные ее волосы и добросердечие во взгляде сразу же обеспечили ей симпатии инспектора Квина, который питал сентиментальную слабость к дамам в возрасте. - Я, разумеется, уже знакома с мистером Эллери Квином, - сказала она-, протягивая Эллери руку. - В понедельник вечером он был очень любезен с одной пожилой женщиной... Простите, пожалуйста, что доставила вам столько забот - наверное, вам пришлось меня ждать? Мистер Панцер сегодня утром послал за мной человека, сэр. Ведь у меня нет телефона.... Раньше-то телефон был, когда я еще сама играла на сцене. Словом, я приехала так быстро, как только смогла. Инспектор так и просиял. - Для дамы вы собрались просто необыкновенно быстро! В самом деле, миссис Филипс! - Миссис Филипс, мой отец - старый льстец, - серьезно сказал Эллери. - А потому не верьте ни одному его комплименту. Я думаю, что будет лучше, папа, если я предоставлю тебе самостоятельно осмотреть оставшуюся часть зала. А я хотел бы с удовольствием поболтать с миссис Филипс. Ты как - еще достаточно крепок, чтобы довести столь тяжкое дело до конца в одиночку? - Достаточно ли я крепок?! - негодующе воскликнул инспектор. - Хватит говорить мне дерзости, отправляйся и принимайся за дело! Как-нибудь обойдусь без тебя! Миссис Филипс, я был бы вам весьма признателен, если бы вы могли в рамках возможного для вас помочь мистеру Эллери Квину. Седовласая дама улыбнулась. Эллери взял ее под руку и повел к сцене. Инспектор Квин задумчиво поглядел им вслед, пожал плечами и принялся за поиски снова. Когда он разогнул спину несколько минут спустя, то увидел, что Эллери и миссис Филипс сидят на сцене и ведут какой-то оживленный разговор. Они были похожи на репетирующих актеров. Инспектор продолжил свои поиски - обследовал ряд за рядом, нагибался к каждому креслу и все чаще грустно покачивал головой по мере приближения к последнему креслу. Когда он снова поднял глаза, оба стула на сцене уже были пусты. Эллери и пожилая дама исчезли. Последним Квин осмотрел место ЛЛ 32 - то самое, на котором умер Монти Фильд. Он тщательно обследовал обивку кресла, хотя на лице его уже было написано разочарование. Потом что-то тихо пробормотал, отошел в заднюю часть зрительного зала и вошел в кабинет Панцера. Чуть позже появился снова, чтобы сразу же исчезнуть в маленькой комнатке, которая служила кабинетом рекламному агенту театра Гарри Нельсону. Там инспектор на некоторое время задержался, затем вышел и удостоил своим посещением обе театральные кассы. Закончив там свои дела, закрыл за собой дверь и направился к лестнице, которая вела из правой части зала вниз, в фойе, которое лежало этажом ниже. Здесь он задержался надолго, чтобы внимательно обшарить каждый угол, каждую нишу в стене, каждую урну для мусора. Везде было пусто. Инспектор задумчиво оглядел небольшой бассейн с фонтанчиком, сейчас не бившим, и снова ничего не обнаружил. С тяжким вздохом открыл дверь, на которой золотом было начертано "Дамы". Вошел, немного спустя появился снова и решительно толкнул дверь с надписью "Господа". Когда он закончил самый скрупулезный осмотр нижнего этажа, тяжело поднялся по лестнице. В зрительном зале его уже поджидал Луи Панцер. Он слегка покраснел от затраченных усилий, но торжествующе улыбался. В руках коротышка-директор держал небольшой пакет из коричневой бумаги. - Значит, вы все-таки встретили Кронина, Панцер? - сказал инспектор, спеша к нему. - Это просто необычайно мило с вашей стороны. Я даже не знаю, как вас и благодарить. Это тот пакет, который дал вам Кронин? - Да, это он. Весьма милый человек ваш Кронин. Я недолго ждал после того, как позвонил вам. Они пришли втроем, со Стоутсом и Луином. Я ждал не более десяти минут. Надеюсь, то, что я принес, очень важно для вас, инспектор? - добавил Панцер, улыбнувшись. - Знаете, так приятно было бы сознавать, что ты внес свой скромный вклад в разрешение этой загадки. - Важно ли то, что вы принесли? - Инспектор взял пакет из рук директора. - Да вы и представления не имеете, насколько это важно! Придет день, когда я смогу рассказать вам об этом подробнее... А сейчас вынужден просить у вас прощения, Панцер. Мне придется ненадолго оставить вас. Коротышка разочарованно кивнул, глядя, как инспектор уходит в дальний угол зала. Он исчез у себя в кабинете, а когда появился вновь без пальто и шляпы, инспектор уже засовывал содержимое пакетика в карман. - Ну как, есть там то, чего вы хотели? - осведомился Панцер. - О, конечно! - сказал Квин, потирая руки. - Как я погляжу, Эллери еще нет. Может, пойдем пока к вам в кабинет и подождем его там? Они сели в кабинете Панцера. Менеджер закурил длинную турецкую сигарету. Инспектор взялся за табакерку. - Не хотелось бы показаться вам навязчивым, - инспектор, - сказал как бы невзначай Панцер, закидывая одну толстенькую ножку на другую и разглядывая облако дыма, выпущенное им самим, - но каково состояние дела на данный момент? Квин грустно покачал головой. - Плохо. Довольно плохо. Кажется, мы еще не нащупали ключевые моменты. Фактическое положение на данный момент таково - и я могу признать это перед вами совершенно откровенно, - что мы будем топтаться на месте до тех пор, пока не найдем одного важного предмета... Мне неловко признаваться в этом, но еще никогда в моей жизни не было дела более головоломного. С озабоченным видом инспектор снова взялся за табакерку. - Просто беда, инспектор, просто беда, - сказал Панцер с чересчур большим сочувствием, чтобы оно было искренним. - Но я все же надеюсь... Впрочем, видимо, нельзя ставить собственные интересы выше требований уголовного права. И все-таки скажите мне, инспектор, если не секрет, конечно, - что именно вы ищете? Я, конечно, человек со стороны... Квин просиял. - Нет, что вы! Ведь вы так много сделали для нас сегодня утром!.. Гром и молния! Как глупо с моей стороны, что я раньше не догадался сделать это! Снедаемый любопытством Панцер так и подался вперед. - Как давно вы уже работаете директором Римского театра, Панцер? осведомился инспектор. Директор удивленно поднял брови. - С того момента, как он был построен. До этого я руководил старым театром "Электра" на Сорок третьей улице. Он тоже принадлежал Гордону Дэвису. - О! - Казалось, инспектор о чем-то напряженно раздумывает. - Тогда, значит, вы должны знать все закоулки здания от подвала до чердака. Наверное, не хуже архитектора, а? - Я знаю театр довольно хорошо, - кивнул Панцер, откидываясь на спинку кресла. - Так ведь это просто отлично! Я поставлю перед вами одну небольшую проблему, Панцер... Представьте себе, что вы хотите где-то в этом здании спрятать нечто - предположим, шляпу, - причем так, что даже основательный обыск не позволит его обнаружить. Куда бы вы ее спрятали? Панцер задумчиво посмотрел на кончик своей сигареты. - Весьма необычный вопрос, инспектор, - сказал он наконец. - И ответить на него не так-то легко. Я очень хорошо знаю проект этого здания. Прежде чем началось его строительство, меня приглашали на совещание с архитекторами. Я должен был высказать свои пожелания. Так вот, уверяю вас, что проект театра не предусматривал никаких таких средневековых затей, как потайные ходы или секретные комнаты. Я мог бы перечислить несколько мест, где можно было бы спрятать относительно небольшой предмет типа шляпы, но ни одно из них не осталось бы незамеченным при действительно основательном обыске. - Понимаю. - Инспектор с явно разочарованным видом разглядывал свои ногти. - Значит, и это нам не поможет. Как вам известно, мы уже обыскали все здание и ничего не смогли найти... Тут дверь открылась и вошел Эллери - правда, слегка испачканный, но с довольной улыбкой. Инспектор поглядел на него, распираемый любопытством. Панцер неуверенно поднялся, по-видимому, намереваясь оставить отца и сына одних. Инспектор и Эллери поняли друг друга с полувзгляда. - Все в порядке... Можете спокойно оставаться здесь, - решительно сказал инспектор Панцеру. - У нас нет от вас никаких секретов. Садитесь! Панцер сел. - Не полагаешь ли ты, папа, - начал Эллери, усевшись на край письменного стола и взявшись за свое пенсне, - что сейчас самый подходящий момент, чтобы сообщить мистеру Панцеру о сегодняшнем открытии театра? Как ты помнишь, разумеется, в его отсутствие мы решили с сегодняшнего вечера снова разрешить доступ публики в театр и регулярные спектакли. - Интересно, как бы я мог забыть? - отозвался инспектор, не моргнув и глазом, хотя в первый раз слышал об этом. - Думаю, Панцер, мы все-таки продвинулись в своих поисках так далеко, что можно отменить распоряжение о закрытии театра. Мы пришли к выводу, что большего мы здесь не добьемся. Значит, у нас больше нет оснований не допускать сюда публику. Можете назначать спектакль прямо на сегодняшний вечер. И нам даже было бы очень приятно, если бы он состоялся. Правда, Эллери? - "Приятно" - не то слово, - сказал Эллери, закуривая сигарету. - Я бы даже сказал, что мы просто настаиваем на этом. - Вот именно, - - строго сказал инспектор. - Мы просто настаиваем на этом, Панцер. Сияющий директор вскочил. - Да ведь это просто прекрасно, джентльмены! - воскликнул он. - Я сейчас же позвоню мистеру Дэвису, чтобы сообщить ему такую хорошую новость. Конечно, уже чертовски поздно... - Тут его лицо вытянулось. Аншлага сегодня не будет - публика не оповещена. - Об этом можете не заботиться, Панцер, - ответил инспектор. - Я распорядился закрыть театр, значит, я должен позаботиться о смягчении ущерба. Я позвоню в газеты и очень попрошу, чтобы прямо в утреннем выпуске крупно было дано объявление об открытии театра. Публика будет оповещена, и такая бесплатная реклама в сочетании с естественным любопытством обеспечит вам полный зал. - Это в высшей степени достойный поступок с вашей стороны, инспектор, - сказал Панцер и потер руки. - Есть ли еще что-нибудь, что бы я мог сейчас сделать для вас? - Ты забыл сказать еще об одном, папа, - вставил Эллери, поворачиваясь к директору театра. - Не могли бы вы позаботиться, чтобы места ЛЛ 32 и ЛЛ 30 сегодня вечером были забронированы? Инспектор и я с удовольствием посмотрим спектакль. До сих пор мы были лишены этого удовольствия. Само собой разумеется, мы хотели бы, чтобы об этом никто не знал - ни сном, ни духом. Мы вовсе не хотим стать объектом всеобщего внимания. Сохраните все в тайне. - Как скажете, мистер Квин. Я дам распоряжение кассиру, чтобы он отложил эти два билета, - радостно откликнулся Панцер. - И потом, инспектор: верно я понял, что вы сами дадите объявления в газеты? - Да, конечно. - Квин снял трубку и строго побеседовал с редакторами нескольких городских газет. Едва он закончил, Панцер поспешил попрощаться и тут же принялся непрерывно звонить по телефону. Инспектор Квин и Эллери не спеша вышли в зрительный зал. Там их ожидали Флинт и двое полицейских, которые закончили обыскивать ложи. - Вы останетесь на посту перед театром, - распорядился инспектор. Будьте особенно внимательны после полудня. Кто-нибудь из вас что-нибудь нашел? Флинт хмуро взглянул на него. - Лучше бы я пошел на берег искать ракушки с жемчугом, - сердито сказал он. - В понедельник я был неудачником, и сегодня тоже. Не нашел ровным счетом ничего. Там, наверху, все чисто - все подмели до последней пылинки. Наверное, надо бросать эту работу и снова заняться поднятием тяжестей. Квин похлопал здоровяка-детектива по плечу. - Что это вы так расклеились? Не будьте ребенком, Флинт. Интересно, как это вы могли там что-нибудь найти, если там этого не было? А вы нашли что-нибудь? Двое полицейских покачали головами. Некоторое время спустя инспектор и Эллери уже ехали в управление полиции, удобно расположившись на сиденье таксомотора. Инспектор поднял стекло, отделяющее водителя от пассажиров. - А теперь, сын мой, - сурово сказал он Эллери, который с задумчивым видом полез в карман за сигаретами, - ты, быть может, скажешь своему отцу, что за представление ты устроил в кабинете у Панцера? Эллери поджал губы. Он некоторое время смотрел в окно машины, прежде чем ответить. - Я бы начал свои объяснения так, - сказал он. - Ты сегодня обыскал все и ничего не нашел. Твои люди - тоже. И даже я сам тоже не достиг успеха. Отсюда просто напрашивается вывод: цилиндр, который был на Монти Фильде в понедельник вечером, когда он пришел смотреть "Игры с оружием"; цилиндр, с которым его видели еще в начале второго акта; цилиндр, который убийца, предположительно, унес с места преступления, - так вот, этот самый цилиндр уже больше не находится в Римском театре и не находился там уже с вечера понедельника. Вот и все. Инспектор Квин поглядел на него язвительно, но ничего не сказал. - По всей вероятности, цилиндр Фильда вообще больше не существует, продолжал Эллери. - Готов поставить своего Фальконе против твоей табакерки, что он прекратил свое бренное существование и возродился в качестве пепла на городской мусорной свалке. Таков пункт первый. - Дальше, - потребовал инспектор. - Пункт второй может угадать любой ребенок. Правда, я не смею тебя заставлять, дабы не нанести оскорбления твоим умственным способностям. Если шляпа Фильда в данный момент отсутствует в Римском театре и если ее не было там с вечера понедельника, значит, с необходимостью следует вывод: кто-то вынес ее из театра именно в этот вечер. Эллери сделал паузу и стал задумчиво смотреть в окно машины, как на перекрестке Сорок второй улицы и Бродвея полицейский регулирует уличное движение. - Итак, у нас есть фундамент для решения проблемы, - вновь заговорил он небрежно, - фундамент, созданный на основе фактов. Фундамент для решения проблемы, которая мучает нас уже три дня. Исчезла ли шляпа, которую мы ищем, из театра? По всем правилам риторики, должен последовать ответ: "Да, исчезла". Она пропала из театра поздним вечером после убийства. В таком случае перед нами встает еще большая проблема: как именно она могла исчезнуть и когда именно это произошло? Он закурил сигарету и стал пристально смотреть на тлеющий ее конец. - Мы знаем, что в понедельник вечером никто не покидал Римский театр с двумя шляпами или вообще без шляпы. Точно так же мы знаем, что в одежде лиц, его покидавших, не было никаких несообразностей. То есть никто не выходил из театра, скажем, во фраке и в фетровой шляпе. И наоборот, никто не выходил в цилиндре и обычном костюме. Заметим: ни у кого не было замечено странностей подобного рода, ни узкого! На мой извращенный взгляд, это неизбежно подводит нас к выводу номер три: цилиндр Монти Фильда покинул театр самым естественным образом. Естественней не бывает! Он покинул театр на голове человека, который был в подобающем этому цилиндру фраке! Инспектор, кажется, все более заинтересовывался этими рассуждениями. Некоторое время он молча раздумывал над ними, а потом сказал: - Это уже продвигает нас на шаг дальше, сын мой. Итак; ты говоришь, что некто, на ком была шляпа Фильда, покинул театр. Это очень важная и многое проясняющая констатация. Но ответь мне, пожалуйста, вот на какой вопрос. Куда этот некто дел свою собственную шляпу? Ведь никто не выходил с двумя? Эллери улыбнулся. - Ты уже вплотную приблизился к решению нашей маленькой загадки, папа. Но давай еще чуточку подпустим драматизма. Усложним ее. Введем дополнительные мыслимые варианты. Так, к примеру, констатируем, что тот, кто вышел с цилиндром Фильда на голове, мог быть либо убийцей, либо сообщником убийцы. - Понимаю, куда ты клонишь, - пробормотал отец. - Продолжай. - Если он был убийцей, то мы определенно знаем пол убийцы - мужской, а также то, что он был во фраке. Не очень ценная для нас информация, потому что во фраках были очень многие мужчины. Но если же он был просто сообщником убийцы, то остаются только две возможности: либо убийца был мужчиной в обычном костюме, и он привлек бы к себе подозрение, если бы выходил из театра с цилиндром, либо убийца - женщина, которая, естественно, не могла иметь при себе никакого цилиндра, не вызывая подозрений. Инспектор с досадой откинулся на кожаную спинку автомобильного дивана. - Опять ты со своей логикой! - в сердцах сказал он. - Я уже чуть было не начал испытывать за тебя гордость, сын мой. И начал бы, если бы ты не был таким невероятным воображалой. Пусть существуют какие угодно логически возможные варианты - мне на них совершенно наплевать. Я добиваюсь от тебя одного - чтобы ты объяснил свое поведение в кабинете Панцера! Эллери склонился к отцу, и они стали говорить вполголоса. Так что никто не услышал бы, о чем они говорили, даже если бы захотел. Такси остановилось у полицейского управления. Инспектор с довольным видом прошествовал по коридорам в сопровождении Эллери. Не успел он войти в свой маленький кабинет, как следом явился сержант Велье. - Я уж думал, вы окончательно пропали, инспектор! - воскликнул он. Этот парнишка Стоутс не так давно был здесь - вид у него довольно жалкий. Сказал, что Кронин в конторе у Фильда рвет на себе волосы. Они так и не смогли найти в бумагах никакого криминала. - Ах, оставь меня со всеми этими глупостями, Томас, - отмахнулся от него инспектор. - Поиски, за что бы упечь мертвеца за решетку. Эллери и я... Зазвонил телефон. Квин вскочил и схватил трубку. По мере того, как он слушал, его впалые щеки делались все бледнее, а на лбу снова собрались морщины. Эллери внимательно наблюдал за ним. - Инспектор! - доносился из трубки разгоряченный мужской голос. Говорит Хагстрем! Времени у меня в обрез, потому говорить долго не могу. Целое утро сижу на хвосте у Анжелы Рассо. Тяжкий денек, скажу я вам... Кажется, она знает, что я за ней слежу... Полчаса назад подумала, что смогла, наконец, от меня оторваться. Прыгнула в такси и умчалась... И послушайте-ка, инспектор, ровно три минуты назад я видел, как она вошла в контору Моргана! - Хватайте ее, как только выйдет оттуда! - крикнул инспектор и бросил трубку на рычаг. Потом медленно повернулся к Эллери и к Велье и передал, что сообщил Хагстрем. На хмуром лице Эллери отразилось удивление. Зато Велье был явно обрадован. Старик опустился на вертящееся кресло за столом, вздохнул и сказал озабоченно: - Что это еще за новости? Не пойму...

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ, в которой кое-кого обвиняют

Детектив Хагстрем был по натуре флегматиком. Свою родословную он прослеживал вплоть до норвежских горцев, у которых невозмутимость была главной добродетелью, а хладнокровие почиталось и того больше. Но когда он прислонился спиной к мраморной стене на двадцатом этаже Маддерн-Билдинга, в тридцати футах от сработанной из стекла и бронзы двери, на которой красовалась табличка "Бенджамин Морган, адвокат", сердце его стучало несколько чаще, чем обычно. Он беспокойно переминался с ноги на ногу, ожесточенно жуя табак. Говоря по правде, детективу Хагстрему, уже попадавшему в разные переделки во время службы в полиции, еще ни разу не доводилось класть руку на плечо женщины с намерением ее задержать. А потому он слегка побаивался возложенного на него поручения, припоминая к тому же горячий темперамент дамы, которую сейчас поджидал. Опасения его были небезосновательными. После того, как он примерно двадцать минут простоял в коридоре и уже начал подумывать, не ускользнула ли его дичь через какой-нибудь черный ход, дверь в контору Бенджамина Моргана вдруг распахнулась, и на пороге появилась крупная фигура миссис Анжелы Рассо. Она была одета в модный костюм из твида. Ее лицо с тщательно подобранным макияжем было искажено гримасой гнева. Она грозно размахивала сумочкой, энергичною походкой направляясь к лифту. Хагстрем взглянул на часы. Было без десяти двенадцать. Через несколько минут служащие дружно пойдут на обед, а у Хагстрема было твердое намерение провести задержание без помех и в спокойной обстановке. Потому он выпрямился, поправил галстук - голубой с оранжевым - и с наигранным хладнокровием сделал шаг навстречу приближающейся женщине. Та, увидев его, заметно замедлила шаг. Детектив Хагстрем, опасаясь, что она попытается убежать, ринулся к ней. Но миссис Анжела Рассо была личностью иного полета. Она гордо вскинула голову и шагнула навстречу детективу. Хагстрем положил свою шершавую большую ладонь на ее предплечье. - Полагаю, что вам известно, какие у меня намерения относительно вас, - сказал он сурово. - Пройдемте со мной и не вздумайте устраивать сцен, иначе придется надеть на вас наручники. Миссис Рассо с трудом освободилась от его руки. - Господи Боже ты мой! Да вы, оказывается, такой сильный коп! пробормотала она. - И что же у вас на уме? Хагстрем угрюмо поглядел на нее. - Бросьте-ка эти свои разговорчики. - Он энергично надавил на кнопку вызова лифта. - Помалкивайте и следуйте за мной. Она одарила его сладчайшей улыбкой и проворковала: - Уж не попытаетесь ли вы меня арестовать? Ведь вы же знаете, такой сильный коп, что для этого требуется ордер на арест! - Ах, помалкивайте, пожалуйста! - отмахнулся он. - Я вовсе вас не арестовываю. Просто предлагаю прогуляться со мной в управление полиции, чтобы немного поболтать с инспектором Квином. Пойдете сами или придется вызывать машину, чтобы вас отвезти? Лифт остановился и открыл двери. Мальчик-лифтер крикнул: "Вниз!" Анжела Рассо какое-то мгновение поколебалась, нерешительно поглядела на кабину лифта, украдкой глянула на Хагстрема и, наконец, вошла в лифт, тогда как детектив крепко придерживал ее все это время за локоть. Они поехали вниз под любопытными взглядами всех остальных пассажиров. Хагстрем чувствовал некоторую неуверенность, но старался действовать решительно. Он ощущал, как женщина, по-прежнему спокойно шагавшая рядом с ним, постепенно закипает внутри. А потому решил не рисковать и не ослаблял своей хватки до тех пор, пока они не сели рядышком в такси и не поехали в управление полиции. Несмотря на бесстрашную улыбку, которая так и играла на губах у миссис Рассо, она была бледна, и этого не могла скрыть даже яркая косметика. Вдруг она повернулась и прильнула к детективу, который казался таким твердокаменным и неприступным. - Мистер коп, миленький, - прошептала она жарко, - может, тебе понадобились бы сто долларов? И со значением поиграла сумочкой. Хагстрем совершенно вышел из себя. - Это что же - подкуп? - издевательски спросил он. - Так и запишем. И непременно сообщим инспектору. Улыбка на лице у женщины сразу же пропала. До конца поездки она не проронила ни слова, уставившись в затылок водителя. Только тогда, когда она, словно солдат на параде, прошла по темным коридорам управления полиции, самообладание вернулось к ней. А когда Хагстрем распахнул перед ней двери кабинета Квина, она вошла туда с радостной улыбкой, приветливая и сияющая. А в кабинете у инспектора все было залито солнечным светом. Яркие краски делали его похожим на комнату в каком-нибудь клубе. Эллери сидел, невольно вытянув свои ноги по толстому ковру и совершенно погрузившись в чтение брошюрки в дешевом переплете. Брошюрка называлась "Руководство по графологии. Искусство разбираться в почерке". В руке у него дымилась сигарета. В дальнем углу праздно восседал на кресле Велье, который, казалось, весь ушел в созерцание табакерки инспектора Квина, - шеф вертел ее любовно между указательным и большим пальцами, улыбаясь каким-то своим мыслям. - А! Миссис Рассо! Какими судьбами? Входите, входите, дорогая! воскликнул инспектор и вскочил. - Томас, пожалуйста, стул для миссис Рассо. Сержант, не говоря ни слова, приставил к письменному столу инспектора простой деревянный стул и молча вернулся в свой угол. Эллери так и не оторвал взгляда от книжки. Инспектор галантнейшим образом склонился к миссис Рассо. Та, казалось, была совершенно обескуражена таким приемом, потому что настраивалась на разговор жесткий и пристрастный. Домашняя атмосфера в кабинете инспектора совершенно выбила ее из колеи. Тем не менее она села и снова, после недолгого колебания, продемонстрировала все ту же победительную улыбку и повадки обольстительницы. Хагстрем остался стоять в дверях и поглядывал с выражением оскорбленного достоинства на сидящую женщину. - Она пыталась сунуть мне сотенную! - сказал он возмущенно. Пыталась меня подкупить, шеф. Квин, словно не веря услышанному, поднял брови. - Милая моя миссис Рассо! - воскликнул он озабоченно. - Не может быть! Неужели вы и в самом деле пытались склонить этого выдающегося полицейского к тому, чтобы он позабыл о своем долге на службе городу Нью-Йорку? Возможно ли? Ну конечно же нет! Хагстрем, дорогой мой мальчик, вы наверняка что-то неправильно поняли. Сто долларов... Он сокрушенно покачал головой и опустился в свое кожаное вертящееся кресло. Миссис Рассо улыбнулась. - Ну разве не странно, как легко у полицейских складывается превратное представление? - сказала она самым нежным голосом, на какой была способна. - Могу заверить вас, инспектор, я только хотела немного пошутить. - Вот, значит, как, - с облегчением сказал инспектор и снова улыбнулся, как будто ее объяснение восстановило его покачнувшуюся было уверенность в своем умении разбираться в людях. - Хагстрем, можете быть свободны. Детектив, который, разинув рот, переводил недоумевающий взгляд со своего шефа на улыбающуюся женщину и обратно, уже настолько пришел в себя, что заметил, как Велье и Квин незаметно переглянулись. Что-то проворчав себе под нос, он повернулся и вышел. - Ну, миссис Рассо, - по-деловому начал инспектор. - Чем мы можем быть вам сегодня полезны? Та обескураженно уставилась на Старика. - Но.., но... Я думаю, это вы хотели меня видеть, - сказала она, а потом поджала губы и выпалила: - Послушайте, давайте не будем ломать комедию! По доброй воле я никогда бы к вам не пришла, господин инспектор, вы ведь отлично знаете. Инспектор протестующе замахал руками. - Что вы, что вы, дорогая моя! Наверняка есть что-то, что вы хотите мне рассказать. Ведь раз вы здесь, значит, на то есть своя причина. А вы здесь, это факт. Даже если я и признаю, что вы никогда бы не пришли по доброй воле. Все равно вас привезли потому, что у вас есть, что мне рассказать. Разве неясно? Миссис Рассо посмотрела ему прямо в глаза. - Что, к черту... Послушайте, инспектор, куда вы, собственно, клоните? На что намекаете, говоря, что у меня есть какие-то сведения для вас? Разве я не ответила уже на все вопросы, которые вы задавали мне во вторник? - Ну, ладно, - сердито сказал Старик. - Начнем с того, что во вторник вы далеко не на все вопросы отвечали достаточно искренне. Ну, к примеру, на вопрос: знаете ли вы Бенджамина Моргана? Женщина и глазом не моргнула. - Что ж! Тут вы попали в самое яблочко. Ваш сыскной пес застукал меня, когда я как раз выходила из конторы Моргана. И что с того? Она с независимым видом открыла сумочку и принялась пудрить нос. Пока она занималась этим, успела несколько раз украдкой глянуть на Эллери. Тот все еще сидел, уткнувшись в книгу, и не обращал ровно никакого внимания на ее присутствие. Она гордо вскинула голову и снова повернулась к инспектору. Квин-старший озабоченно посмотрел на нее. - Милая моя миссис Рассо! Вы не совсем честны со старым человеком. Я только хочу сказать, что вы - как бы это выразиться-то - слукавили, когда мы беседовали последний раз. Это очень опасная затея - лукавить с инспектором полиции. Даже очень опасная! - Ну, хватит! - вдруг воскликнула женщина. - Вы ничего от меня не добьетесь, даже если будете мягко стелить. Да, я солгала вам во вторник. Потому что не верила, что у вас есть кто-нибудь, кто способен долго сидеть у меня на хвосте. Это чистое везение, что он меня выследил. Я сама дала промашку. Ладно, вы поняли, что я солгала, и теперь хотите знать, по какой причине. Я вам скажу. А может быть, и нет... - Ого! - удивленно воскликнул Квин. - Да вы, похоже, чувствуете себя настолько уверенно, что собираетесь диктовать мне свои условия? Поверьте мне, миссис Рассо, именно сейчас вы надеваете на свою в высшей степени восхитительную шею роковую петлю. - Что? - Маска самоуверенности чуть было не спала с нее. Она явно была в замешательстве. - Ведь у вас против меня совершенно ничего нет, и вы сами об этом знаете. Положим, я вам солгала. Ну и что это вам дает? Вот я возьму и открыто признаюсь сейчас: да, солгала. И даже расскажу вам, что делала в конторе у этого Моргана, если это каким-то образом вам поможет. Я честный человек, господин инспектор! - Дорогая моя миссис Рассо, - сказал инспектор со слегка презрительной усмешкой, - мы уже знаем и без того, что вы делали утром в конторе мистера Моргана. Так что не думайте, что делаете нам такое уж большое одолжение. Единственное, что меня поражает до глубины души, - ваше намерение рассказать мне об этом, миссис Рассо. Почему вы вдруг решили признаться в столь тяжких грехах? Ведь шантаж - это очень большой грех! Женщина побледнела как мел. Она даже привстала в кресле, вцепившись в подлокотники. - Значит, Морган все-таки разболтал, сволочь! - прошипела она. - Я-то считала, что он хитрее... Ну, я его уделаю! Это я ему обещаю! - Постепенно мы начинаем находить общий язык, - проворчал инспектор. - И что же вы знаете про нашего общего друга Моргана? - Да уж кое-что знаю! И могу дать вам, инспектор, очень хорошую наколку. А вы не будете выдвигать против бедной одинокой женщины обвинение в шантаже? Правда? Лицо инспектора вытянулось. - Что вы, миссис Рассо! Как у вас язык-то поворачивается говорить такое. Я, конечно, не вправе давать вам никаких обещаний... Он вдруг встал и угрожающе навис над ней - так, что она даже отпрянула в испуге. - Итак, вы расскажете мне, - сказал он, словно бы размышляя вслух, что там у вас на сердце, миссис Рассо. И расскажете только потому, что у вас есть маленький шанс - вдруг да я выражу свою благодарность за это обычным в таких случаях образом. Давайте, начинайте. Но только правду. Договорились? - О, я слишком хорошо знаю, какой вы крутой, инспектор, промурлыкала она. - Но я полагаю, что вы честно держите свои обещания. Итак, что же вы хотите знать? - Все. - Ну, что же, где наша не пропадала, - сказала она, снова понемногу приходя в себя. Наступила пауза, в протяжение которой Квин выжидательно смотрел на нее. Когда он обвинил Анжелу Рассо в том, что она шантажировала Моргана, то удачно взял ее на пушку. Сейчас же его все более одолевали сомнения. Суля что-то рассказать, Анжела Рассо вела себя чересчур самоуверенно, чтобы речь шла о каких-то моментах жизни Моргана в прошлом, как поначалу предполагал инспектор. Он поглядел на Эллери и увидел, что сын уже не читает, а во все глаза смотрит на миссис Рассо. - Инспектор, - торжествующим тоном сказала миссис Рассо, - я знаю, кто убил Монти Фильда! - Как это понимать? - Инспектор так и подскочил в кресле, а его бледные щеки порозовели. Эллери замер, не сводя внимательного взгляда с лица женщины. Книга, которую он читал, выскользнула у него из рук и с глухим стуком упала на пол. - Я сказала, что знаю, кто убил Монти Фильда, - повторила миссис Рассо, явно наслаждаясь тем впечатлением, которое ей удалось произвести. Это Бенджамин Морган, и я лично слышала, как он угрожал Монти вечером накануне убийства. - О! - только и сказал инспектор. Вздохнул и снова сел со скучающим видом. Эллери поднял с пола книжку и продолжил прерванное чтение. В кабинете снова воцарились тишина и спокойствие. Велье, который все это время с удивлением наблюдал за отцом и сыном, кажется, так и не понял, почему так резко изменилось их поведение. Миссис Рассо явно пришла в бешенство. - Вы, наверное, думаете, что я опять лгу. Но я не лгу! - закричала она. - Говорю вам, я собственными ушами слышала, как Бен Морган пригрозил в воскресенье вечером, что убьет Монти. Инспектор слушал с серьезным, но спокойным видом. - Я ни в малейшей степени не сомневаюсь в ваших словах, миссис Рассо. Вы уверены, что это было именно в воскресенье вечером? - Уверена ли я? - завопила она. - Да я точно вам говорю! - И где же это было? - В собственной квартире Монти Фильда это было, вот где! Я была весь воскресный вечер вместе с Монти. Насколько я знаю, он никого не ждал, потому что мы обычно не приглашали никаких гостей, когда проводили вечер вместе. Монти даже вздрогнул слегка, когда примерно в одиннадцать вечера раздался звонок. Он сказал встревоженно: "Кто это, черт возьми, может быть?" Мы в это время сидели в гостиной. Он встал, подошел к двери, и я услышала снаружи мужской голос. Я подумала, что Монти, наверное, не хочет, чтобы этот человек меня видел. Поэтому я ушла в спальню и прикрыла дверь, оставив только щелочку. Мне было слышно, как Монти пытается спровадить этого человека. Но у него не вышло, и они вместе вошли в гостиную. Через щелочку в двери я отлично видела этого Моргана. Правда, в тот момент я не знала, кто он, но потом поняла по разговору. А после мне и Монти рассказал. На какой-то момент она замолкла. Инспектор слушал ее без особого интереса. Эллери вообще не уделял ее словам ни малейшего внимания. Тем не менее она решила продолжать, проявляя недюжинное упорство. - Они говорили примерно полчаса, и я чуть было не взвыла. Морган казался человеком хладнокровным и выдержанным. Только в конце занервничал. Насколько я поняла суть разговора, Монти незадолго до этого потребовал от Моргана целую кучу зелененьких в обмен на какие-то бумаги. Морган сказал, что денег у него нет и собрать он их не может. Он сказал еще, что пришел, чтобы положить всему этому конец раз и навсегда. Монти говорил с ним довольно саркастично и грубо. Он мог быть ужасно грубым, если хотел. Морган злился все больше и больше. Я видела, он уже едва владел собой. Инспектор прервал ее. - А на основании чего Фильд требовал деньги? - Это я тоже очень хотела бы знать, инспектор, - сердито ответила она. - Но оба были достаточно осмотрительны, чтобы не упоминать об этом. Во всяком случае, тут все было как-то связано с теми бумагами, которые Монти хотел продать Моргану. Не так трудно догадаться, что у Монти было что-то на руках против Моргана, и он пытался загнать Моргана в угол. При упоминании слова "бумаги" интерес Эллери к истории, излагаемой миссис Рассо, проснулся снова. Он отложил книгу в сторону и принялся внимательно слушать. Инспектор со значением глянул на него, а потом снова повернулся к женщине. - И какую же сумму требовал Фильд, миссис Рассо? - Вы мне не поверите, - сказала она со смешком, - но Монти не мелочился. Он хотел получить.., пятьдесят тысяч долларов. Инспектор, казалось, ничуть не удивился. - Продолжайте, - сказал он равнодушно. - Ну, там у них и пошло. Слово за слово. Причем, Монти делался все более хладнокровным, а Морган злился все больше и больше. Наконец, Морган схватил свою шляпу и закричал: "Будь я проклят, если я не отделаюсь от вас в самое ближайшее время. Можете делать со мной, что хотите, я сыт вами по горло, поняли?" Он стал бледный, как смерть. А Монти даже не поднялся со своего кресла. Только сказал: "Вы тоже можете делать со мной, что хотите, мой дорогой Бенджамин, но у вас остается ровно три дня времени, чтобы отдать мне деньги. И не вздумайте торговаться, ясно? Пятьдесят тысяч или... Впрочем, мне не надо вам напоминать, к чему приведет отказ заплатить". - Да, Монти был дока в таких делах, - восхищенно сказала она, помолчав. - Он мог выдержать нужный тон! Морган теребил свою шляпу, как будто не знал, чем занять руки. А потом вдруг взорвался и заорал: "Я уже сказал вам прямо, что вы за птица, Фильд. Могу повторить это тысячу раз. Если вы сделаете эти бумаги достоянием гласности - что меня погубит наверняка, - я позабочусь, чтобы вы не смогли больше никого шантажировать!" Он сунул под нос Монти свой кулак и, казалось, был готов убить его на месте. Затем понемногу успокоился и, не сказав больше ни слова, ушел. - Это все, миссис Рассо? - А что, вам мало? - возмутилась она. - Чего вы, собственно, еще хотите? Хотите взять под защиту этого труса и убийцу? Впрочем, я действительно еще не все сказала. После того, как Морган ушел, Монти сказал мне: "Ты слышала, что говорил тут мой друг?" Я сделала вид, что не слышала, но Монти был не такой дурак. Он усадил меня к себе на колени и сказал весело: "Он еще пожалеет о своем поведении, ангел мой!" Он всегда называл меня "ангел мой", - добавила она скромно. - Понимаю, - рассеянно сказал инспектор. - И что же такого сказал мистер Морган, что вы поняли как угрозу убить Фильда? Она, не веря своим ушам, так и уставилась на Старика. - Бог мой! Да вы что, глупы? Или еще что? Ведь Морган сказал: "Я позабочусь, чтобы вы не смогли больше никого шантажировать!" А когда мой любимый Монти вечером был убит... - Ваше умозаключение легко понять, - улыбаясь, сказал Квин. - Если я не ошибаюсь, вы будете добиваться, чтобы против Моргана было выдвинуто обвинение в убийстве? - Я вообще ничего не собираюсь добиваться. Я хочу только одного покоя. Я рассказала вам всю историю - можете делать теперь все, что угодно. Она пожала плечами и хотела было встать, чтобы уйти. - Еще минуточку, миссис Рассо. - Инспектор жестом удержал ее на месте. - Вы в своем рассказе упоминали про какие-то "бумаги", обнародовать которые угрожал Фильд. Он доставал в какой-то момент ссоры эти бумаги? Миссис Рассо холодно поглядела на инспектора. - Нет, сэр, он этого не делал. И поверьте мне, я ни капельки не жалею, что он их не доставал. - Восхитительное признание, миссис Рассо. В один прекрасный день... Надеюсь, вы понимаете, что в этом деле ваши крылышки не вполне чисты, как принято выражаться, - заметил инспектор. - Поэтому лучше хорошо подумайте, прежде чем отвечать на мой следующий вопрос. Итак: где Монти Фильд хранил свои личные бумаги? - Здесь мне не о чем долго раздумывать, инспектор, - холодно сказала она. - Я не знаю. Если бы у меня была возможность узнать, я бы узнала. Это уж будьте покойны. - Может, вы сами пробовали поискать в квартире Фильда, когда его не было дома? - игриво спросил инспектор. - Может, и так, - сказала она с легкой улыбкой. - Но безуспешно. Могу поклясться, что в этих комнатах ничего не найти. Что, инспектор, будут еще вопросы? - Не стало ли вам известно в результате длительного и, без сомнения, доверительного общения с вашим Ромео, сколько у него цилиндров? - ледяным тоном осведомился Эллери. Казалось, неожиданный вопрос, а больше того интонация, с которой он был задан, сбили женщину с толку. Но она все же кокетливо поправила прическу и хихикнула. - Я полагаю, вы здесь специализируетесь на загадках. Насколько я знаю, мистер, у него был всего один. А сколько же их требуется вам, мужчинам? Разве больше? - Вы совершенно уверены в том, что говорите? - спросил Эллери. - Настолько же уверена, насколько и в том, что вы тут сидите передо мной, мистер... Квин. Она настолько справилась со своим волнением, что опять придала голосу самое нежное звучание. Эллери воззрился на нее так, как естествоиспытатель рассматривает животное какого-нибудь редкого вида. Она слегка надула губы, а затем обвела всех присутствующих дерзким взглядом. - Кажется, меня здесь не особенно любят, а потому я лучше исчезну отсюда... Ведь не запрете же вы меня, инспектор, в камеру? Я могу быть свободна? Или, может... Инспектор кивнул. - О, да, можете идти, миссис Рассо. Но прошу вас оставаться в городе. Поймите нас, мы в самом ближайшем будущем будем нуждаться в вашем восхитительном обществе. Никуда не уедете? - С превеликим наслаждением останусь! - засмеялась она и удалилась. Велье, едва дождавшись ее ухода, вскочил и выпалил: - Ну, инспектор, полагаю, теперь все ясно! Инспектор устало опустился в кресло. - Уж не хочешь ли ты этим сказать, Томас, что Моргана следует арестовать по обвинению в убийстве Монти Фильда? Совсем как один из тех глупых сержантов, которые обычно действуют в романах Эллери и с которыми ты, разумеется, не имеешь ничего общего. - Ну... А как же тогда? - спросил смущенно Велье. - Будет видно. Нам потребуется еще немного времени, - невесело ответил Старик.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ, в которой Квины, идут в театр

Эллери и его отец переглянулись. Велье, который так ничего и не понял, снова сел на место. Какое-то время он тоже сидел молча, потом вдруг, кажется, принял какое-то решение и попросил позволения удалиться. Когда он ушел, инспектор лукаво улыбнулся и открыл крышку своей табакерки. - Надеюсь, она не нагнала на тебя чересчур большого страха, Эллери? Сын его, однако, не был склонен шутить на эту тему. - От этой женщины у меня просто мороз по коже, - сказал он, содрогнувшись. - "Нагнала страху" - это еще чересчур мягко сказано. - Я какое-то мгновение просто не мог понять, почему она так себя ведет, - задумчиво проговорил инспектор Квин. - Ты только представь себе она знала все, а мы топтались в темноте... Вот что сбило меня с толку. - Я мог бы сказать, что беседа между вами протекала в высшей степени успешно, - заметил Эллери. - Главный ее результат - то, что я наткнулся на некоторые интересные моменты вот в этом труде по графологии. Но должен заметить, что миссис Анжела Рассо в самом деление отвечает моим представлениям об идеальной женщине. - Если хочешь знать мое мнение, - ухмыльнулся инспектор, - то наша прелестница по уши влюбилась в тебя. Представь себе только, какие у тебя открываются шансы! На лице у Эллери появилась гримаса глубочайшего отвращения. - Ну, хорошо. - Инспектор взялся за телефон у себя на письменном столе. - Как ты полагаешь, Эллери, следует дать Бенджамину Моргану еще одну, вторую, возможность объяснить все? - Он, черт возьми, не заслужил еще одного раза, - проворчал Эллери. Но обычно так принято. - Ты забываешь про бумаги, сын мой! Про те самые бумаги! - подмигнул ему Старик. Он приветливо поговорил с телефонисткой, и через некоторое время телефон зазвонил. - Добрый день, мистер Морган, - сказал Квин. - Как у вас дела сегодня? - Инспектор Квин? - спросил Морган, слегка поколебавшись. - Желаю вам тоже доброго дня. Как продвигается расследование дела? - Вот это я называю вопрос напрямую, мистер Морган, - засмеялся инспектор. - Я, однако, не решаюсь вам так же прямо ответить на него, а то вы, чего доброго, обвините меня в служебном несоответствии... Мистер Морган, сегодня вечером у вас случайно не найдется для нас времени? - Ну как сказать... - Неуверенный голос адвоката стал еле слышным. Меня, собственно, вечером ждут дома. Жена, кажется, организует сегодня вечер бриджа. А почему вы спрашиваете, инспектор? - Я подумывал о том, чтобы пригласить вас отужинать с моим сыном и со мной, - сказал с сожалением инспектор. - Может, мы тогда вместе пообедаем? - Это что, так уж необходимо, инспектор? - Ну, я не стал бы прибегать к таким выражениям, мистер Морган... Но я бы оценил, если бы вы приняли наше приглашение. - О! - Голос Моргана зазвучал чуть уверенней. - Раз так, то я - в вашем распоряжении, инспектор. Когда мы встретимся? - Вот и прекрасно! В самом деле, просто прекрасно! - сказал Квин. Как насчет шести часов у "Карлоса"? - Очень хорошо, инспектор, - спокойно ответил адвокат и повесил трубку. - Ничего не могу с собой поделать, - пробормотал инспектор. - Жаль мне старину Моргана - и все тут! Эллери что-то проворчал себе под нос. Ему было не до выражения каких-то симпатий. От визита миссис Анжелы Рассо у него осталось гадливое чувство. Ровно в шесть утра инспектор Квин и Эллери вошли в уютное фойе ресторана "Карлос" и увидели Бенджамина Моргана. Тот сидел как в воду опущенный. Лицо его было печальным, и даже поза - согнутая спина и широко расставленные колени - выражала какую-то подавленность. Когда Квины подошли к нему, он героически попытался встретить их улыбкой и поднялся с такой решительностью, что наблюдательным отцу и сыну стало ясно - он уже выбрал роль, какую намерен играть. Инспектора просто переполняли положительные эмоции: отчасти потому, что он чувствовал к полному адвокату искреннюю симпатию, отчасти потому, что он считал эту встречу своим долгом, который был рад исполнить. Эллери, как обычно, был невозмутим. Все трое поздоровались, словно старые приятели. - Рад, что вы смогли прийти, Морган, - сказал инспектор. - Я действительно должен извиниться перед вами за то, что ставлю под угрозу ваш домашний покой, в частности, сегодняшний вечер. Но, знаете, бывают моменты... Он вздохнул. Все трое сели за столик. - Вам не стоит извиняться, - сказал Морган со слабой улыбкой. - Вы, вероятно, знаете, что каждый женатый человек время от времени бывает рад, если ему приходится провести вечер вне дома... Ну, инспектор, так о чем же вы хотите поговорить со мной? Старик предостерегающе поднял палец. - С разговорами давайте-ка чуточку погодим, - сказал он. - Полагаю, что Луи вначале обеспечит нам первоклассный обед. Правда, Луи? И в самом деле, обед был вершиной поварского искусства. Инспектор, который был равнодушен к кулинарным изыскам, предоставил выбор блюд сыну. Интерес же, который питал ко вкусной еде и ее приготовлению Эллери, можно было бы, не колеблясь, назвать фанатическим. Излишне говорить, что они пообедали просто отлично. Морган, который, видимо, поначалу вовсе не собирался прикасаться к еде, постепенно соблазнился изысканными блюдами, которые ему подавали, и в конце концов полностью забыл о своих бедах разговорился и даже начал смеяться. Подали кофе и отборные сигары. Инспектор воздержался. Эллери осторожно попробовал, а Морган стал курить взатяжку. Квин перешел, наконец, к делу. - Морган, я вовсе не собираюсь ходить вокруг да около, словно кошка вокруг горячей каши. Полагаю, что вы знаете, почему мы пригласили вас прийти. Хочу быть с вами полностью откровенным. Мне бы хотелось получить от вас честный ответ - почему вы умолчали о том, что произошло вечером в воскресенье двадцать третьего сентября. При этих словах инспектора Морган тотчас посерьезнел. Он положил сигару на пепельницу и поглядел на Старика с выражением безмерной усталости на лице. - Что ж, рано или поздно до этого непременно должно было дойти, сказал он. - Я знал, что дойдет. Полагаю, что обо всем рассказала по злобе миссис Рассо. - Она, - откровенно признал Квин. - Как частное лицо, я мог бы наплевать на ее рассказы и не обращать внимания на всякие сплетни. Но, будучи полицейским, я обязан проверять любые показания и давать им ход. Итак, почему же вы умолчали об этом, Морган? Морган чертил по скатерти ложкой какие-то замысловатые линии. - Ну, потому.., потому что человек остается сущим глупцом до тех пор, пока ему не покажут, насколько он глуп, наглядно, - сказал он спокойно и поднял взгляд. - Я надеялся и втайне молил Бога - полагаю, что это чересчур по-человечески, как говорил Ницше, - чтобы эта наша ссора с Фильдом так и осталась нашей тайной. И вдруг узнаю, что эта шлюха пряталась у него в спальне и слышала каждое мое слово! Тут у меня, конечно, опустились руки. Он залпом выпил стакан воды и продолжал: - Богом клянусь, инспектор, это чистая правда. Я думал, что меня заманили в ловушку, и мне уже никак не выбраться. Ведь я находился там, в театре, совсем неподалеку от места, где был убит мой злейший враг. Мог ли я объяснить свое присутствие в театре? Как? Объяснение у меня было весьма неубедительное, даже сумасбродное. А потом меня как громом ударило - ведь даже накануне вечером у меня была ссора с убитым. Я оказался просто в безвыходном положении, поверьте мне, инспектор. Квин-старший ничего" не ответил. Эллери откинулся на спинку кресла и угрюмо разглядывал Моргана. Тот с трудом справился с волнением и продолжил: - Потому-то я ничего и не сказал. Разве можно поставить в вину человеку, что он молчит, коли весь его юридический опыт решительно предостерегает от того, чтобы добавлять еще одно звено л цепь подозрений против себя? Квин секунду помолчал, а потом сказал: - Хорошо, давайте пока оставим это. Почему вы отправились в воскресенье вечером на квартиру к Фильду? - У меня была на то очень хорошая причина. Лучше не бывает, - с горечью ответил адвокат. - В четверг на прошлой неделе Фильд позвонил ко мне в контору и сообщил, что ему требуется немедленно для важного делового предприятия пятьдесят тысяч долларов. Пятьдесят тысяч долларов! - Морган нервно рассмеялся. - После того, как он меня столь основательно выдоил, у меня почти совсем не осталось денег! "Деловое предприятие"! Если бы вы знали Фильда так же хорошо, как я, у вас бы не было ни малейших сомнений, что он намеревался играть на бирже или на бегах... Впрочем, может, на этот раз я и ошибаюсь. Возможно, он просто решил в последний раз капитально меня потрясти. Так или иначе, а он хотел пятьдесят тысяч долларов - причем за эту сумму предлагал даже отдать оригиналы документов, на которых строил свой шантаж. Он в первый раз заикнулся об этом. До сих пор лишь нагло обещал молчать, если я принесу деньги. На сей же раз решил выставить против денег товар. - Это очень интересный аспект, - заметил Эллери. - Какие-то его слова действительно привели вас к предположению, что он решил вас капитально потрясти в последний раз, как вы выразились? - Да. Потому я и ответил согласием. Мне показалось, что у него большие денежные трудности. Он собирался поехать немного отдохнуть. "Немного отдохнуть" - это для него значило трехлетнее, не меньше, турне по Европе. Вот он и решил ради такого дела "потрясти" всех своих друзей. Я до сих пор не знал, что он занимается шантажом с таким размахом. Но уж как узнал, только ахнул... Эллери и инспектор переглянулись. Морган между тем невозмутимо продолжал: - Я сказал ему правду. Сказал, что мои финансы пришли в упадок, и в первую очередь - по его вине. Сказал, что мне абсолютно невозможно собрать ту безумную сумму, которую он требует. Но он только расхохотался в ответ и продолжал вымогать деньги. Я, конечно, страстно желал вернуть эти бумаги... - Вы проверили, действительно ли пропали какие-то из ваших квитанций на переводы? - спросил инспектор. - Проверки тут не требовалось, - ответил Морган, скрипнув зубами. Он еще два года назад в клубе "Уэбстер" продемонстрировал мне похищенные квитанции и письма - как раз тогда, когда мы там поссорились. Нет, сомнений здесь быть не могло. Фильд был негодяем высокого класса. - И что же дальше? - Он закончил наш разговор по телефону в четверг откровенными угрозами. Все время, пока мы говорили, я отчаянно пытался заставить его поверить, что изо всех сил стараюсь удовлетворить его требования. Ведь я сознавал, что он ни секунды не будет раздумывать, а предаст без зазрения совести огласке бумаги, как только поймет, что вытянул из меня все, что мог. - А вы не спросили его, можно ли взглянуть еще раз на эти документы? - Кажется, спрашивал. Но он только рассмеялся в ответ и заявил, что квитанции и бумаги я увижу только тогда, когда он получит всю сумму вплоть до последнего доллара. Этот мошенник прошел огонь, воду и медные трубы. Он не стал рисковать - боялся, что я могу прикончить его, когда он достанет документы и будет их показывать мне... Хочу быть совершенно откровенным с вами. Иногда мне действительно приходило в голову прибегнуть к насилию. А кто не подумал бы об этом в таких условиях? Но все же я никогда не допускал мысли об убийстве по очень веской причине... Он запнулся и умолк. - Убийство было совершенно бесполезным для вас, - мягко сказал Эллери. - Ведь вы не знали, где находятся документы. - Верно, - ответил Морган с нервной улыбкой. - Этого я не знал. Если бы смерть Фильда принесла мне какие-то преимущества! Ведь по-прежнему существовала бы опасность, что бумаги снова появятся на свет и попадут в руки другому шантажисту. Я бы попал из огня да в полымя... Я три дня пытался собрать сумму, которую он требовал, и безрезультатно. Тогда я пришел к выводу, что в воскресенье вечером надо еще раз - последний! попробовать договориться с ним. Я пошел к нему домой. Он открыл мне в халате. Я застал его врасплох. В гостиной было не убрано. В тот момент я еще не знал, что миссис Рассо прячется в соседней комнате. Его рука подрагивала, когда он раскуривал потухшую сигару. - Мы поскандалили. Говоря точнее, я кричал на него, а он только насмешливо улыбался. Он больше не желал слушать никаких возражений и просьб. Он хотел получить пятьдесят тысяч долларов - хоть ты тресни, а в противном случае грозил обнародовать все - с документальным подтверждением. Я все больше приходил в бешенство. Но я ушел прежде, чем окончательно потерял самообладание. И это все, инспектор. Честное слово. Он отвел глаза и стал смотреть куда-то в сторону. Инспектор Квин кашлянул и положил сигару Моргана, упавшую на стол, в пепельницу. Потом порылся в кармане, нашел табакерку и взял понюшку табаку. Эллери невозмутимо налил Моргану стакан воды. Тот залпом выпил. - Благодарю вас, Морган, - сказал Квин. - Раз уж вы сегодня так откровенны с нами, скажите: высказывали ли вы во время этой ссоры в квартире Фильда угрозу убить его? Давайте играть в открытую: мне следовало еще раньше сообщить вам, что миссис Рассо обвиняет вас в убийстве Фильда, основываясь на том, что в ссоре вы угрожали сделать это. Морган побледнел. Веко его задергалось. Он испуганно уставился на инспектора. Теперь он вызывал откровенное сострадание. - Она лжет! - воскликнул он. Несколько посетителей за соседними столиками с любопытством стали поглядывать на них. Инспектор коснулся руки Моргана. Тот спохватился и продолжил значительно тише. - Я ему не угрожал! Ведь я только что откровенно вам признался, инспектор, что иногда мысль убить его мне приходила. Но это была глупая идея. Я никогда не набрался бы смелости кого-то убить. Даже в клубе "Уэбстер", когда я совершенно вышел из себя и выкрикнул такую угрозу, я вовсе не собирался его убивать. Тем более вечером в воскресенье. Пожалуйста, инспектор, верьте, мне, а не этой беззастенчивой, жадной до денег шлюхе! Инспектор! Вы должны мне поверить! - Я бы только хотел, чтобы вы объяснили мне, что именно вы сказали. Как бы вам это ни показалось странным, я полагаю, что фраза, о которой говорит эта женщина, действительно была сказана. - Какая фраза? Моргана прошиб пот. - "Если вы сделаете эти бумаги достоянием гласности - что меня погубит наверняка, - я позабочусь, чтобы вы не смогли больше никого шантажировать!" Вы говорили такое, мистер Морган? Адвокат ошарашенно поглядел на Квина, а потом с облегчением рассмеялся. - Боже милостивый! - сказал он, наконец, когда смог перевести дух. Это вся "угроза", которую я высказал? Ну, инспектор, единственное, что я подразумевал, - так это то, что если я не смогу удовлетворить требования Фильда и он предаст огласке документы, я расскажу все про него в полиции и, погибая сам, потяну его вместе с собой. Вот что я имел в виду! А она-то думала, что я угрожаю его убить! Он нервно потер руки. Эллери улыбнулся и поманил официанта, заплатил по счету, прикурил сигарету и поглядел на отца, который смотрел на Моргана с симпатией, хотя был явно расстроен услышанным. - Ладно, мистер Морган, - сказал инспектор, отодвигая кресло. - Это все, что мы хотели от вас узнать. Он вежливо отступил, пропуская все еще смятенного и дрожащего адвоката к гардеробу. Когда оба Квина свернули с Бродвея на Сорок седьмую улицу, на тротуаре около Римского театра уже бурлила толпа. Людей было так много, что полиции пришлось выставлять оцепление. Улица была узкая, движение на ней полностью застопорилось. Светящиеся буквы над входом в театр так и выкрикивали название спектакля - "Игры с оружием". Под этой крупной светящейся надписью красовалась другая, поменьше: "В главных ролях Джеймс Пил и Эва Эллис с ансамблем звезд театра". Женщины и мужчины, с одинаковым ожесточением работая локтями, пытались продраться сквозь колышущуюся толпу. Полицейские, раскрасневшиеся от крика, требовали показывать билеты у всех, кто пытался пройти через оцепление. Инспектор показал свой значок. Толпа внесла его и Эллери в небольшое фойе театра. Здесь, у окошечка кассы, стоял Панцер. По лицу директора так и гуляла широкая улыбка. Он очень вежливо, но твердо пытался ускорить движение очереди от кассы к зрительному залу. С другой стороны стоял взмокший от напряжения дородный портье и затравленно озирался по сторонам. Кассиры трудились из последних сил. Зажатый в угол фойе Гарри Нельсон вел серьезную беседу с тремя молодыми людьми, явно представляющими прессу. Панцер заметил Квинов и двинулся было к ним, но инспектор жестом остановил его. Директор понимающе кивнул и вернулся к своему месту у кассы. Эллери скромно встал в очередь, чтобы взять оставленные им с инспектором два билета. Затесавшись в толпу, они вошли в зрительный зал. Мадж О'Коннел чуть не упала от страха, когда Эллери предъявил ей билеты на места ЛЛ 32 и ЛЛ 30. Инспектор невольно улыбнулся, глядя, как она неловко обходится с их билетами, то и дело испуганно поглядывая на них. Она проводила Квинов по толстому ковру к проходу, молча указав на два самых крайних места в последнем ряду, повернулась и ушла. Эллери и инспектор сели и положили свои шляпы на специальные проволочные полочки под сиденьями. Потом стали устраиваться поудобнее - ни дать, ни взять два заядлых театрала в ожидании долгожданного зрелища. В зрительном зале яблоку негде было упасть. Последние группки зрителей еще пробивались между рядами, занимая свои места. Взгляды всех, кто сидел вокруг, были устремлены на Квинов, которые невольно стали центром всеобщего интереса, что было совсем ни к чему. - Черт возьми! - в сердцах выругался Старик. - Надо было сесть на эти места уже после начала спектакля! - Ты и в самом деле чересчур нервно реагируешь на мирскую славу, жрец мой, - рассмеялся Эллери. - Вот мне так не доставляет никаких неудобств внимание широкой публики. Он глянул на часы. Отец и сын многозначительно переглянулись: было ровно 8.25 вечера. Свет в зале медленно погас. Шум и разговоры сменились полной ожидания тишиной. Когда настала полная темнота, открылся занавес. Взору зрителей открылась полутемная сцена, производившая какое-то неуютное впечатление. В тишине вдруг раздался выстрел. Полузадушенный мужской крик заставил многих в зале нервно перевести дух. Пьеса "Игры с оружием" пошла своим чередом. Несмотря на предвзятое отношение отца к этому боевику, Эллери, совершенно расслабившись, наслаждался той легкостью, с которой игрался спектакль, и закрученностью интриги, сидя на том кресле, где три вечера назад был найден умирающий Монти Фильд. Его приводил в восхищение прекрасный звучный голос Джеймса Пила, которому приходилось действовать на сцене во все более острых ситуациях. Эва Эллис тоже жила своей ролью: она как раз говорила, исполненная нежности и волнения, со Стивеном Барри, симпатичная физиономия которого явно произвела неизгладимое впечатление на девушку, сидящую от инспектора справа. Хильда Оранж стояла в углу, облаченная, как того требовала роль, в платье самых кричащих цветов. Актриса в амплуа комической старухи ковыляла по сцене. Эллери наклонился к уху отца. - Довольно приличная постановка, - шепнул он. - Посмотри только на мисс Оранж! Спектакль на полных парах несся дальше. Оглушительным всплеском голосов и звуков завершился первый акт. Инспектор посмотрел на часы, когда зажглись светильники. Было 9.05 вечера. Он встал. Эллери лениво последовал его примеру. Мадж О'Коннел, которая все время делала вид, будто не замечает их, открыла тяжелые железные двери, и публика стала выходить в слабо освещенные боковые проходы. Эллери и отец, смешавшись с толпой, вышли тоже. Юноша в ливрее, расставив на изящной переносной стойке бумажные стаканчики с оранжадом, подчеркнуто негромко предлагал свой товар. Это был Джесс Линч, тот самый юноша, которому Монти Фильд заказал эль с джином. Эллери прошел по боковому коридору и оказался у большой железной двери. За ней было нечто вроде внутреннего дворика. От улицы этот дворик отделяла глухая стена соседнего дома - как прикинул Эллери, не менее чем в шесть этажей высотой. В ней не было ни окон, ни даже малейших щелей. Железная дверь, открытая во дворик, вплотную прилегала к кирпичной стене, так что зайти за нее и спрятаться было совершенно невозможно. Инспектор купил себе оранжад. Джесс Линч испуганно вздрогнул, когда узнал его; инспектор Квин дружески его поприветствовал. Зрители вышли во дворик и дышали свежим воздухом. Было видно, что их разбирает любопытство. Они тщательно разглядывали все вокруг. Инспектор услышал, как одна женщина с благоговейным страхом сказала: "Где-то здесь, наверное, он и стоял в понедельник вечером вот так же, как мы. Может, покупал себе оранжад..." Внутри здания прозвучал звонок к началу второго акта. Все, кто выходил во дворик, снова заторопились на свои места. Инспектор, прежде чем сесть в кресло, бросил быстрый взгляд на заднюю часть зала - в особенности на лестницу, ведущую на балкон. На первой ее ступеньке стоял, внимательно оглядывая все кругом, высокий билетер в ливрее. Второй акт начался бурно. Публика так и замерла, затаив дыхание, глядя, какой фейерверк и канонаду устроили на сцене актеры. Казалось, оба Квина совершенно поглощены развитием действия. И отец, и сын напряженно подались вперед в своих креслах и наблюдали за происходящим в зале и на сцене. В 9.30 Эллери снова посмотрел на свои часы. Оба Квина сразу расслабились и откинулись на спинки кресел, хотя спектакль продолжался с тем же шумом и грохотом. Ровно в 9.50 вечера Эллери и отец встали, взяли пальто и шляпы и потихоньку прошли в заднюю часть зала. Там стояло несколько человек, которым инспектор приветливо улыбнулся, втайне проклиная могущество вездесущей прессы. Мадж О'Коннел, бледная как смерть, по-прежнему стояла, словно статуя, прислонившись к колонне и устремив прямо перед собой пустой взгляд. Вместе с сыном инспектор подошел к Панцеру. Тот стоял в дверях своего кабинета и с удовольствием поглядывал на зал, в котором не было ни одного свободного места. Инспектор дал ему знак войти в кабинет и вместе с Эллери последовал за ним. Лицо Панцера сразу сделалось озабоченным. - Надеюсь, вечер прошел для вас не впустую? - спросил он беспокойно. - Не впустую? Как сказать... Все зависит от того, какой смысл вы вкладываете в этот вопрос. Инспектор прошел еще дальше в кабинет Панцера. Эллери и директор последовали за ним из приемной. - Вот что, Панцер, - сказал Старик, расхаживая по маленькой комнатке. - У вас есть план зрительного зала, на котором обозначены все места с их номерами и все выходы? Панцер удивленно поглядел на него. - Кажется, есть. Минуточку. Он подошел к шкафу, порылся в папках и, наконец, достал большой план театра в двух частях. Первая часть изображала первый этаж, вторая - балкон. Инспектор нетерпеливо отодвинул вторую часть в сторону и склонился вместе с Эллери над планом партера. С минуту они внимательно разглядывали его. Затем Квин-старший взглянул на Панцера, который нервно переминался с ноги на ногу и ждал, что от него потребуется еще. - Можно мне взять этот план с собой, Панцер? - спросил инспектор. Через несколько дней я верну его вам в целости и сохранности. - Ну разумеется! - живо откликнулся тот. - Может быть, я еще что-то могу сделать для вас, инспектор? Я бы хотел еще раз поблагодарить вас за содействие в рекламе сегодняшнего спектакля. Гордон Дэвис чрезвычайно доволен, что сегодня вечером - аншлаг. Он попросил меня передать вам свою благодарность. - Ей-богу, не за что! - проворчал инспектор, аккуратно сворачивая план и пряча в нагрудный карман. - Все это мне не стоило особых трудов... А теперь, Эллери, пойдем-ка со мной. Приятного вам вечера, Панцер. И ни слова не говорите про то, что мы были в театре. Помните! Отец и сын повернулись и пошли из кабинета, сопровождаемые заверениями Панцера, что он будет нем, как могила. Они еще раз прошли через заднюю часть зала, направляясь к левому боковому выходу. Инспектор знаком подозвал Мадж О'Коннел. - Что вы хотите? - спросила она, обмирая. Лицо ее стало белее мела. - Приоткройте-ка нам на секундочку дверь, чтобы мы могли выйти, О'Коннел, и после этого забудьте обо всем. Поняли? - сурово сказал инспектор. Она что-то неразборчиво прошептала, приоткрывая большие железные двери по левой стороне совсем неподалеку от последнего ряда. Еще раз погрозив ей напоследок, инспектор выскользнул сквозь них. Эллери - следом. Дверь снова бесшумно закрылась. В одиннадцать часов вечера, когда широко раскрытые двери театра выпускали после окончания спектакля первые группы зрителей, Ричард и Эллери Квин снова вошли через главный вход в зал Римского театра.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ, в которой обнаруживаются остальные цилиндры

- Садитесь, Тим. Не желаете чашечку кофе? Тимоти Кронин, среднего роста человек с внимательными глазами и пышной огненно-рыжей шевелюрой, расположился в одном из кресел и немного застенчиво принял предложение инспектора выпить кофе. Было утро пятницы. Инспектор и Эллери, романтически облаченные в длинные халаты, находились в наилучшем расположении духа. Накануне вечером они легли необычно рано - если учесть обстоятельства расследования дела и спали всю ночь сном праведников. Теперь Джуна принес кофейник с дымящимся кофе того самого сорта, который он смешивал собственноручно. Без сомнения, отец и сын были довольны самими собой и всем окружающим миром. Кронин вторгся в столь мирное жилище Квинов в неподходящее для себя время - возбужденный, мрачный и бесстыдно изрыгающий проклятия. Поток гневных тирад, то и дело срывающихся 6 его уст, не смог остановить даже мягкий протест инспектора. Эллери слушал Кронина с таким видом, с которым дилетант внимает подлинному мастеру своего дела. Мало-помалу Кронин осознал, где он находится. Он покраснел от смущения, сел, наконец, вняв настойчивым приглашениям, и уставился на спину Джуны, тогда как шустрый мажордом Квинов продолжал заниматься приготовлением завтрака. - Я полагаю, что вы не в том настроении, чтобы извиняться за свои выражения, - сказал инспектор, сложив руки на животе. - Мне остается только спросить для начала о причине такого скверного настроения. - Что спрашивать! - проворчал Кронин, закидывая ногу на ногу с сердитым видом. - Нетрудно и догадаться... Куда же подевались эти бумаги Фильда - вот загадка, которая меня мучает. Будь проклята эта черная душа! - Она уже проклята, Тим, можешь на этот счет не беспокоиться, сказал озабоченно Квин-старший. - Бедняга Фильд, вероятно, уже поджаривается в преисподней на милом маленьком костерке и плевать хочет на все твои проклятия. Вопрос в другом - как продвигается расследование? Кронин схватил чашку с дымящимся кофе, которую Джуна поставил перед ним, и залпом опустошил ее. - Как оно продвигается? - воскликнул он и грохнул чашкой об стол. Оно вообще никак не продвигается! Результат - нуль! Пустое место! Я просто свихнусь, если не заполучу в руки в самое ближайшее время хотя бы некоторые документы, которые доказывают, что Фильд был преступником. У него в конторе уже крысы боятся выглянуть из своих нор - до такой степени Стоутс и я перевернули все вверх дном. И - ничего! Ровным счетом ничего! Послушайте, это просто невообразимо! Я готов спорить на что угодно, бумаги Фильда лежат преспокойно в каком-нибудь тайнике и ждут, чтобы кто-то протянул руку и взял их. - Эта идея про спрятанные бумаги у вас, Кронин, уже становится маниакальной, - мягко заметил Эллери. - Можно подумать, что мы живем во времена Карла I. Тайников в стенах в нынешние времена не существует. Просто надо знать, где искать. Кронин желчно усмехнулся в ответ. - Благодарю вас, мистер Квин, за дружескую подсказку. У меня есть предложение - назовите мне, если вас не затруднит, место, где следует искать бумаги мистера Монти Фильда. Эллери закурил сигарету. - Ладно, принимаю ваш вызов... Вы утверждаете, и я ни в малой степени не сомневаюсь в ваших словах, что документы, которые вы рассчитываете найти, не находятся в конторе у Фильда... При этом мне бросается в глаза вот что: как видно, у вас особые основания полагать, что какие-то документы разоблачают принадлежность Фильда к той разветвленной преступной организации, о которой вы нам рассказывали. Что это за основания? - Они просто должны быть у него, эти документы - вот и все, - ответил Кронин. - Признаю, это несколько странная логика. Тем не менее в данном случае она вполне годится. Все сведения, которые у меня есть, позволяют однозначно предположить, что у Фильда были письма и проекты, изложенные на бумаге. Эти письма и проекты определенно доказывают его связь с ведущими гангстерами страны. Мы постоянно искали такую связь, но документальных подтверждений у нас не было. Можете поверить мне на слово: вся эта история чересчур долгая и запутанная, чтобы пересказывать ее сейчас во всех подробностях. Вы еще убедитесь, что я прав, мистер Квин. У Фильда были бумаги, которые он просто не мог, просто не смел уничтожить. Вот эти бумага я и ищу. - Согласен с вами, - сказал Эллери. - Мне только хотелось знать, что у вас есть за факты. Итак, позвольте мне повторить: эти бумаги находятся не в конторе. Следовательно, нам следует искать их в каком-то другом месте. Они могут быть спрятаны, к примеру, где-нибудь в абонентском ящике банка. - Но, Эл, - заметил инспектор, которого развлекала перепалка между Кронином и Эллери, - разве я не говорил тебе еще сегодня утром, что Томас проверял эту версию? У Фильда не было абонентского ящика в банке. Это установлено точно. У него не было и абонентского ящика на почте - ни под своим, ни под чужим именем. Заодно Томас проверил, не состоял ли Фильд членом какого-нибудь клуба - вдруг он хранил бумаги там. Оказалось, не состоял. Выяснилось также, что у адвоката не было никаких других квартир ни постоянных, ни временных. Томас в своих поисках не нашел ни малейшего намека на существование какого-то тайного хранилища. Он допускал, что Фильд мог отдать бумаги, уложив их в какую-нибудь папку или сумку, скажем, владельцу одного из магазинов, постоянным клиентом которых являлся, чтобы тот их хранил. Или что-нибудь в том же духе. Но и здесь Томас не нашел никаких следов... Поверь, Велье отрабатывает такие следы очень хорошо, Эллери. И если ты готов держать пари, что твое предположение про абонентский ящик верно, у тебя есть риск проспорить последний доллар. - Я просто неясно выразился, потому что допустил такую возможность только потому, что хотел показать Кронину ход логических рассуждений, сказал Эллери. Он скрестил пальцы, положил руки на стол и прикрыл на секунду глаза. Затем продолжал: - Все дело заключается в том, чтобы постепенно сузить область наших поисков настолько, что мы сможем, наконец, сказать однозначно: "Бумаги должны быть здесь". В наших рассуждениях мы пришли к выводу: контору, сейф, абонентский ящик и что-то в этом роде можно исключить. Мы знаем, однако, что Фильд не мог позволить себе хранить бумаги в каком-то труднодоступном месте. Не могу, правда, поручиться в этом отношении за те бумаги, которые разыскиваете вы, Кронин. Но те бумаги, которые ищем мы, совсем другое дело. Нет, Фильд держал их постоянно под рукой... Скажу еще одно, чтобы мы продвинулись еще на шаг: вполне разумно было бы исходить из того, что он сохранял все свои секретные бумаги в одном месте. Кронин почесал в затылке и кивнул. - Нам следует сейчас выяснить некоторые принципиальные моменты, уважаемые господа. - Эллери сделал паузу, как будто желая придать особый вес своим последующим словам. - Итак, мы сузили сферу наших поисков, исключив все возможные места для тайника, кроме одного. А коли так, бумаги должны непременно находиться в этом самом месте. По-моему, сомнений тут быть не может. - Я подумал об этом, - заметил инспектор, хорошее настроение у которого сменилось озабоченностью. - Я прихожу к выводу, что мы искали не так тщательно, как следовало бы. - Мы на верном пути, - твердо сказал Эллери. - Я так же уверен в этом, как в том, что сегодня пятница и в тридцати миллионах семей на ужин подают рыбу. Кронин недоуменно поглядел на него. - Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду, когда говорите, что есть только одно место, где могут быть бумаги. - Квартира Фильда, Кронин, - небрежно ответил Эллери. - Бумаги там. - Но ведь еще вчера я говорил на эту тему с прокурором, и тот сказал, что вы перевернули квартиру Фильда вверх дном, но ничего не нашли. - Это правда, - сказал Эллери. - Мы обыскали всю квартиру Фильда и ничего не нашли. Суть в том, что мы искали не там, где надо, Кронин. - Но если вы знаете теперь, где надо было искать, какого черта мы все еще сидим здесь? - воскликнул Кронин и вскочил. Инспектор усадил рыжеволосого помощника прокурора обратно в кресло. - Остыньте, Тим. Просто Эллери снова затеял свою любимую игру в логику. Он точно так же, как мы, не знает, где находятся бумаги. Он только строит предположения. Инспектор печально улыбнулся и добавил: - В детективной литературе это называется "искусство дедукции". - Мне кажется, - проворчал Эллери, окутавшись облаком табачного дыма, - что мне здесь снова бросают вызов. Что же, я говорю совершенно определенно: хотя я не был со времени прошлого обыска в квартире Фильда, с дружеского разрешения инспектора Квина готов поехать сейчас туда и найти документы. - Что касается этих бумаг... - начал было Старик, но его прервал звонок в дверь. Джуна пошел открывать и вернулся с сержантом Велье, за которым следовал щуплый молодой человек. Этот последний дрожал от страха и украдкой озирался по сторонам. Инспектор вскочил и бросился в прихожую, воскликнув на ходу, к удивлению Кронина: - Это что, тот самый парень, Томас?! Детектив с мрачноватой ухмылкой ответил: - Он самый. В натуральную величину, как живой. - И что же, молодой человек, говорите, что можете проникнуть в квартиру так, что вас не поймают? - дружеским тоном спросил инспектор и взял пришельца под руку. - Вас-то мне и надо! - Послушайте, инспектор! Вы что, хотите пришить мне дело? Или что? заикаясь, проговорил парень. Инспектор успокоил его улыбкой и вывел в коридор. Там они говорили о чем-то шепотом. В продолжение этого разговора говорил в основном инспектор, а незнакомец только поддакивал. Сидевшие в гостиной Кронин и Эллери лишь мельком увидели некий бумажный конверт, который перекочевал из рук инспектора в руки молодого человека, который сразу же ушел. Инспектор бодрым шагом вернулся в гостиную. - Все в порядке, Томас. Тебе остается позаботиться только обо всем остальном. В первую очередь о том, чтобы у нашего друга не было неприятностей... Ну, господа мои... - Инспектор снова сел в свое кресло. Прежде чем мы снова примемся за квартиру Фильда, я бы хотел прояснить еще некоторые вещи. Как нам сообщил Бенджамин Морган, Фильд, хотя и занимался адвокатской практикой, имел громадные доходы от шантажа. Вы знаете об этом, Тим? Монти Фильд раскручивал десятки весьма уважаемых людей на суммы, вероятно, в несколько сотен тысяч долларов. Честно говоря, Тим, мы убеждены, что мотив убийства следует искать в этой сфере. Фильда убил, без сомнения, кто-то из тех, у кого он выманил много денег и кто не смог дольше выносить его вымогательство. Вы, Тим, знаете так же хорошо, как и я, что шантаж может быть успешен только тогда, когда бумаги, которые использует шантажист, у него под руками. Потому мы так и уверены, что они спрятаны где-то неподалеку. А Эллери утверждает, что они - в квартире у Фильда. Что ж, поедем, поглядим. И если мы найдем те бумаги, которые были нужны Фильду для шантажа, то документы, которые вы ищете, тоже, вероятно, появятся на свет божий, как уже имел случай заметить Эллери. Инспектор умолк и некоторое время о чем-то напряженно раздумывал. Потом сказал: - Я даже объяснить вам не могу, Тим, насколько мне необходимы бумаги Фильда. Они могли бы пролить свет на множество вопросов, из-за которых мы до сих пор тычемся носом вслепую, как новорожденные котята... - Так поехали же! - воскликнул Кронин и снова вскочил. - Вы же знаете, я охотился за Фильдом много лет! Если мы найдем его бумаги, это будет счастливейшим днем в моей жизни! Едем быстрей, инспектор! Однако ни Эллери, ни его отец не проявляли особой спешки. Они вразвалочку отправились по своим спальням переодеваться, а Кронина оставили беспокойно метаться из угла в угол гостиной. Если бы Кронин не был столь погружен в свои мысли, он мог бы легко заметить, что хорошее настроение, в котором он застал обоих Квинов, растаяло у них, словно дым, сменившись озабоченностью. Особенно мрачным казался инспектор. Он явно нервничал и медлил приступать к дальнейшему расследованию, чего раньше с ним никогда не бывало. Наконец, оба Квина появились готовыми к выходу. Они вышли в сопровождении Кронина на улицу и взяли такси. Садясь в машину, Эллери вздохнул. - Что, боишься оконфузиться, сын мой? - проворчал Старик и уткнулся носом в поднятый воротник пальто. - Что? А.., нет, об этом я совсем не думаю, - ответил Эллери. - Я размышляю о другом... А бумаги найдем, не беспокойся. - Ваши бы слова - да Богу в уши! - воскликнул Кронин. Больше в такси не было сказано ни слова, пока оно не остановилось перед красивым домом на Семьдесят пятой улице. Они вызвали лифт и поднялись на этаж, на котором была квартира Фильда. В коридорах здесь было безлюдно. Инспектор быстро огляделся по сторонам и позвонил в дверь. За ней вначале было тихо, а потом раздался какой-то шорох. Тем не менее никто не открывал. Вдруг дверь распахнулась, и на пороге появился заспанный полицейский. Рука его потянулась к кобуре. - Не бойтесь, дружок, мы не кусаемся! - недовольно бросил инспектор, который вдруг разозлился не на шутку. Полицейский отдал честь. - Я не открывал, потому что думал - вдруг кто-то хочет взломать замок... - пробормотал он сбивчиво. Квины и Кронин вошли в прихожую. Инспектор закрыл за собой дверь. - Что-то происходило? - коротко спросил он, подходя к двери гостиной и заглядывая внутрь. - Абсолютно ничего, сэр, - сказал полицейский. - Мы здесь сменяемся по очереди с Кэссиди каждые четыре часа, а иногда заходит проверить нас детектив Риттер. - О! В самом деле? Проверяет вас? - иронически переспросил инспектор. - И что же? Никто не пытался проникнуть в квартиру? - За время моего дежурства - нет, сэр. И пока дежурил Кэссиди - тоже, - ответил полицейский, тоже начиная нервничать. - Мы дежурим тут непрерывно, со вторника, с утра. Кроме нас, в этой квартире не было ни души. Исключая, конечно, Риттера. - В ближайшие час-два возьмите стул, офицер, поставьте его в прихожей, и подремлите, если хотите, - распорядился инспектор. - Но если кто-то появится у дверей - немедленно дайте нам знать. Полицейский взял в гостиной стул, вынес в прихожую, прислонил его спинкой к двери, сел, скрестил на груди руки и прикрыл глаза. Остальные трое служителей закона хмуро огляделись. Прихожая была невелика, но вся заставлена мебелью и полна всяческих безделушек. Здесь были полки с книгами, которые, судя по их виду, никто не читал, фигурной резьбы столик, на нем лампа с претензией на стиль "модерн", несколько пепельниц из слоновой кости. Тут же стояли два стула в стиле "ампир", нечто странное - с виду не то секретер, не то кухонный столик. Несколько пуфиков и небольших ковриков. Инспектор взглядом, полным муки, обвел всю эту эклектику. - Так, сын мой... Мне кажется, нам всем троим следует действовать так: будем осматривать все по очереди и при этом контролировать друг друга, чтобы никто ничего не упускал. Но скажу тебе сразу - больших надежд на успех я не питаю. - Сущий рыцарь Печального Образа... - вздохнул Эллери. - Великая скорбь начертана на его благородном челе. Вот мы с вами, Кронин, мы же не такие пессимисты, а? - При всем уважении к вашим небольшим семейным разногласиям я могу сказать только одно, - проворчал Кронин, - меньше надо говорить и больше делать. Эллери озадаченно поглядел на него. - Надо же! Вам лишь бы начать побыстрее... Вы просто муравей какой-то, а не человек. И это несмотря на то, что бедняга Фильд уже лежит в морге... Что ж, вперед, сыны Отечества! Инспектор Квин кивнул им, разрешая действовать, и все трое принялись за работу. Они почти не разговаривали. На лице у Эллери была написана надежда. На лице инспектора - раздражение. На лице у Кронина нескрываемая злость. Они снимали с полок одну книжку за другой и тщательно их осматривали: перелистывали, внимательно изучали переплеты и даже прокалывали их иглами в подозрительных местах. Поскольку книг было более двухсот, все это заняло немало времени. Эллери, казалось, быстро наскучило это нудное занятие, и он, предоставив его отцу и Кронину, стал обращать внимание главным образом на названия книг. Прошло несколько минут, и он вдруг издал радостный крик, поднимая над головой тоненькую книжечку в дешевом переплете. Кронин тотчас же уставился на нее горящими глазами, инспектор тоже выказал сдержанный интерес. Но, как оказалось, Эллери нашел всего лишь еще одну книжку по графологии. Инспектор смотрел на сына со все возрастающим любопытством, задумчиво поджав губы. Кронин, тяжко вздохнув, опять повернулся к полке с книгами. Эллери быстро перелистывал страницы найденной им книжечки и вдруг издал еще один торжествующий крик. Инспектор и Кронин подошли к нему и заглянули в книжку. На полях очень многих страниц карандашом были по несколько раз написаны разные имена и фамилии - "Генри Джонс", "Джон Смит", "Джордж Браун". Создавалось такое впечатление, что тот, кто писал, пробовал менять почерк. - Что? Скажете теперь, что у Фильда не было детской привычки черкаться, где ни попадя? - проговорил Эллери, глядя, как завороженный, на имена и фамилии, разбросанные по полям книги. - Ты опять за свою идею, сын мой! - устало сказал инспектор. - Я знаю, что ты хочешь сказать, но пока не пойму, каким образом это может помочь нам в расследовании. Разве что... Черт возьми, а ведь это и в самом деле идея! Он с новым интересом склонился над книжечкой. Эллери, улыбаясь, поглядывал на него. Кронин переводил взгляд с отца на сына, совершенно ничего не понимая. Потом грустно сказал: - У меня есть такое предложение: давайте объясним мне, что именно вы имеете в виду. Инспектор поднял глаза. - Эллери обнаружил здесь кое-что, и это кое-что может стать для нас сущим подарком судьбы, поскольку проливает дополнительный свет на личность Фильда. Это сущий негодяй, пробы негде ставить! Глядите, Тим: если человек шантажист по натуре и если вы находите все новые и новые свидетельства его занятий графологией, какой напрашивается вывод? - Вы хотите сказать, что он еще и подделывал документы? - озадаченно сказал Кронин. - Все эти годы, что я следил за ним, ничто не наталкивало меня на такую мысль. - Он подделывал документы, но не в том смысле, который обычно вкладывают в это выражение, - усмехнулся Эллери. - Не думаю, чтобы такой стреляный воробей, как Монти Фильд, взялся бы за подделку подписи на чеке или учинил бы еще что-нибудь в этом роде. Он понимал, что такое дело чересчур большой риск. Гораздо вероятнее другое - он подделывал документы, которые компрометировали ту или иную персону, подлинники оставлял у себя для дальнейшего использования, а копии продавал шантажируемому, выдавая их за настоящие документы. - А если это все именно так, Тим, - многозначительно сказал инспектор, - и если мы где-нибудь найдем его хранилище документов, - в чем я, однако, сильно сомневаюсь, - то возникнет очень большая вероятность найти в этом хранилище и те подлинные документы, из-за которых Фильд был убит! Кронин разочарованно поглядел на Квинов и покачал головой. - Мне кажется, здесь чересчур много "если". Все трое снова молча принялись за поиски. После часовой утомительной работы им пришлось признать, что в прихожей ничего не спрятано. Они обшарили все, миллиметр за миллиметром: светильники, книжные полки, резной столик, секретер, подушечки. Инспектор простучал даже стены. Тогда они занялись гостиной. Начали с большого гардероба возле входа. Инспектор и Эллери во второй раз обследовали накидки, плащи и пальто, висевшие там. Ничего. На полочке сверху по-прежнему лежали четыре шляпы, которые они уже осматривали во вторник утром: старая панама, твердая фетровая и две из мягкого фетра. Снова никакого результата. Кронин опустился на колени, чтобы заглянуть в самые темные углы, простучал стенки и внимательно обследовал шкаф - не пытался ли кто-нибудь сделать тайник в его деревянных стенках. По-прежнему ничего. Инспектор принес стул, влез на сиденье и принялся обследовать темные углы на полке для шляп. Потом спустился и покачал головой. - С гардеробом, похоже, все, парни, - проворчал он. Тогда они дружно взялись за комнату. Большой письменный стол, тоже украшенный резьбой, который уже обыскивали за три дня до этого Хагстрем и Пиготт, привлек их внимание. Внутри обнаружилась кипа бумаг, счета и письма - Старик уже все это просматривал. Тем не менее он еще раз оглядел их со всех сторон самым пристальным взглядом, будто пытался найти что-то, написанное невидимыми чернилами. Потом пожал плечами и снова бросил на прежнее место. - Черт меня подери еще раз! Ведь надо же - уже пожилой человек, а дал себя увлечь фантазиями этого мальчишки, - в сердцах выругался он. - Все он, все он, чертов писака! Отведя душу, он машинально принялся перебирать те предметы, которые сам нашел во вторник в карманах пальто Фильда. Эллери хмуро глядел прямо перед собой. На лице Кронина отражалась все большая и большая меланхолия. Инспектор еще немного перебирал в рассеянности ключи и старые письма, а потом повернулся к Эллери и Кронину. - В письменном столе ничего нет, - устало констатировал он. Сомневаюсь, чтобы такой закоренелый и многоопытный негодяй выбрал бы для тайника столь простое место, как письменный стол. Мысль искать в письменном столе напрашивается сразу же. - Да уж конечно, не выбрал бы, если читал Эдгара Аллана По, пробормотал Эллери. - Давай продолжать. А вы уверены, что в мебели нет никаких потайных ящиков? - спросил он Кронина. Тот грустно покачал головой. Они обыскали всю мебель, ковры, светильники, подставки для книг и гардины. С каждой неудачей выражение на их лицах становилось все более безнадежным. Когда обыск гостиной был окончен, картина была такой, будто по комнате прошел смерч. Результат оказался столь же неутешительным, что и раньше. - Остаются только спальня, кухня и ванная, - сказал инспектор Кронину, и все трое направились туда, где провела ночь с понедельника на вторник очаровательная миссис Анжела Рассо. Вся обстановка спальни Фильда однозначно говорила о том, что к ней приложила руку женщина, - Эллери не без оснований предполагал, что этой женщиной была дама из Гринвич Вилидж. Они еще раз обследовали всю комнату, причем их бдительные глаза и чуткие руки не упустили ни миллиметра. Они сняли с кровати абсолютно все и внимательно обследовали матрацы. Потом заправили постель снова и принялись за платяной шкаф. Все, что было в нем, вплоть до мелочей, было извлечено и тщательно ощупано на предмет обнаружения скрытых бумаг - халаты, пижамы, ботинки, галстуки. Кронин, скрепя сердце, вновь обследовал стены и карнизы. Они заглянули под ковры и подняли все кресла, чтобы поглядеть на них снизу. Они перелистали телефонный справочник, который лежал на прикроватном столике. Инспектор даже снял металлическое ограждение с батареи отопления. Осмотрев спальню, они принялись за небольшую кухоньку. Она была настолько заполнена кастрюлями и кухонными приборами, что там было просто негде повернуться. Они перерыли все в кладовой для продуктов, причем Кронин с сердитым видом совал свой указательный палец в горшочки с мукой и с сахаром. Методично была обследована печь, шкафы с посудой, каждый горшочек и каждая кастрюля. Даже мраморный столик у мойки. В углу комнаты, на полу, стоял наполовину пустой ящик с бутылками виски, на которые Кронин поглядывал с нескрываемым вожделением и отводил глаза, вспоминая о своем служебном долге, только под строгим взглядом инспектора. - А теперь ванная комната, - пробормотал Эллери. В тягостном молчании они прошествовали в ванную, сплошь облицованную кафелем. Спустя три минуты вышли и направились в гостиную, где уселись в кресла. Инспектор достал табакерку и взял изрядную понюшку табаку. Кронин и Эллери закурили сигареты. - Я сказал бы, сын мой... - начал сурово инспектор после недолгого мучительного молчания, нарушаемого только похрапыванием полицейского в прихожей, - я бы сказал, что дедуктивный метод, который принес такую славу Шерлоку Холмсу и его последователям, в данном случае не сработал. Пойми меня правильно, я вовсе не обвиняю тебя. Эллери нервно провел рукой по гладко выбритому подбородку. - Я, пожалуй, действительно сел в калошу, - признал он. - И все же эти бумажки где-то здесь. Что? Скажете, странное утверждение с моей стороны? Но оно просто диктуется логикой. Если всего есть десять, и от этих десяти отнять два, три и еще четыре, то останется только один... Сожалею, что я столь старомоден. Но я по-прежнему полагаю, что бумаги здесь. Кронин что-то проворчал и выпустил целое облако сигаретного дыма. - Я знаю, вы станете возражать, - продолжал Эллери, откидываясь на спинку кресла. - Но давайте-ка пройдемся по квартире еще разочек... Нет, нет! - поспешил пояснить он, увидев испуг на лице Кронина. - Пройдемся мысленно... Квартира мистера Фильда состоит из прихожей, гостиной, маленькой кухоньки, спальни и ванной. Мы без успеха обыскали прихожую, гостиную, маленькую кухоньку, спальню и ванную. Следуя логике рассуждений, к которой прибегал еще Евклид, нужно, как это ни печально, прийти к неутешительному выводу. Он некоторое время помолчал, думая. - Как мы обыскивали эти комнаты? - вдруг спросил он. - Мы осматривали все предметы, находившиеся в поле зрения. Видимые предметы. Мебель, лампы, ковры... Повторяю: видимые предметы. Стены и карнизы. И решили, что от нашего внимания не укрылось ничего. Он смолк, и глаза его загорелись. Инспектор, заметив это, тоже приободрился. Он хорошо знал, что Эллери редко приводили в волнение вещи неважные. - И тем не менее, - с расстановкой проговорил Эллери, глядя на отца, словно завороженный', - я клянусь золотыми крышами Сенеки, мы кое-что упустили. Мы в самом деле кое-что упустили! - Что?! Что?! - рявкнул Кронин. - Вы просто издеваетесь над нами. - О, вовсе нет, - тихим смехом ответил Эллери и с некоторой ленцой поднялся. - Мы обыскали полы и стены. Но занимались ли мы потолками? Он произнес это столь драматическим голосом, что инспектор и Кронин с удивлением уставились на него. - Куда ты клонишь, Эллери? - спросил его отец. Эллери невозмутимо раздавил сигарету в пепельнице. - Дело обстоит так, - сказал он. - Законы элементарной логики подсказывают, что если исчерпаны все возможности, за исключением одной, то эта единственная возможность, какой бы она ни казалась невероятной или смешной, должна быть верной. Этот вывод можно сделать примерно по той же логической схеме, по которой я сделал вывод, что бумаги находятся здесь, в квартире. - Но, мистер Квин! Черт меня подери! Потолки! Какие еще потолки?! взорвался Кронин. Инспектор не прореагировал. Он с виноватым видом оглядывал потолок гостиной. Эллери поймал его взгляд, засмеялся и покачал головой. - Нет, я вовсе не хочу сказать, что нам надо звать сюда строителей, которые уронят все эти чудные потолки на пол, - сказал он. - Но я твердо знаю, о чем говорю. Что в комнатах крепится к потолку? - Люстры, - в отчаянии сказал Кронин и бросил взгляд на тяжелый бронзовый светильник в гостиной, прямо у них над головами. - К черту люстры! Балдахин над кроватью! - воскликнул инспектор. Он вскочил и выбежал в спальню. Кронин затопал следом. Эллери тоже направился в спальню и стал следить за происходящим с неослабевающим интересом. Все трое остановились перед кроватью, глядя на балдахин. В отличие от традиционных для Америки балдахинов, этот, богато разукрашенный, не представлял собой составной части кровати, возвышающейся над нею на четырех стойках типа колонн. Тяжелые коричневые занавеси из камчатной ткани доходили до самого пола, начинаясь от потолка. Они ниспадали складками, будучи укрепленными под потолком на гардинах с колечками. - Если где-то и есть, то только здесь, наверху! - проворчал инспектор, пододвигая один из обтянутых тканью стульев. - Ну-ка, помогите мне! Он встал на стул, не обращая ни малейшего внимания на следы, оставляемые на сиденье его ботинками. Однако обнаружилось, что инспектору до потолка не дотянуться, даже если он встанет на цыпочки. Он снова спустился на пол. - Не думаю, что даже ты, Эллери, дотянешься до потолка, - проворчал он. - А поскольку Фильд был ничуть не выше тебя ростом, где-то должна быть стремянка. Эллери кивнул в сторону кухни, и Кронин, увидев его жест, бросился туда, чтобы тут же вернуться со стремянкой о шести ступеньках. Инспектор поднялся на самую верхнюю и определил, что все равно не достает до гардины. Тогда дело решительно взял в свои руки Эллери. Он велел отцу спускаться и поднялся по лестнице сам. Стоя на верхней ступеньке, он достал до самого верха балдахина. Взявшись за камку, он сильно потянул. Материя подалась, а потом упала вниз. Открылись доски, прикрепленные к потолку, - рама высотой сантиметров двадцать, снизу тоже затянутая материей. На этой раме и висел весь балдахин. Пальцы Эллери прошлись по доскам, простукивая их и ощупывая в поисках отверстий или дверцы. Кронин с инспектором следили за ним, и выражение их лиц то и дело менялось. Эллери, не найдя ничего, нагнулся и стал осматривать материю, которой рама была затянута снизу. - Срывай ее к черту! - распорядился инспектор. , Эллери дернул изо всех сил. Ткань упала на кровать. Оказалось, что снизу под тканью были тоже тонкие доски. Теперь к потолку был прикреплен своеобразный дощатый ящик. Эллери взялся выстукивать его дно. - Похоже, внутри пусто, - констатировал он. - Это нам еще ни о чем не говорит, - сказал Кронин. - Ясно, что там пусто. Дерево, конечно, не сплошное. Может, поискать отверстие с другой стороны кровати? А, мистер Квин? Но Эллери, который снова занялся передней стороной рамы, вдруг издал торжествующий крик. Он-то искал хитроумную потайную дверцу, а все оказалось гораздо проще: часть доски отодвигалась в сторону. Правда, край этой части был тщательно замаскирован, но все же опытный криминалист никак не назвал бы такой тайник верхом искусства. - Кажется, я все-таки был прав, - с тихим смехом сказал Эллери, шаря внутри этого своеобразного ящика под потолком. Инспектор и Кронин, затаив дыхание, наблюдали за ним.

1 - Потолок. 2 - Дверь в гостиную. 3 - Зеркало. 4 - Туалетный столик. 5 - Занавеси камчатного полотна, от потолка до пола; штрихами показаны доски, за которыми были спрятаны цилиндры.

- Клянусь всеми языческими богами сразу! - вдруг воскликнул Эллери. Помнишь, что я говорил, папа? Где же еще быть этим бумагам, как не в цилиндрах? Он вытащил из отверстия руку - рукав был весь в пыли - и продемонстрировал отцу и Кронину шелковый цилиндр. Кронин пустился в пляс, когда Эллери бросил шляпу на кровать и снова запустил руку в отверстие. На свет был извлечен еще один цилиндр, потом третий и наконец, четвертый! Все четыре цилиндра лежали теперь на кровати. - Возьми фонарик, - сказал инспектор. - Погляди, не осталось ли там чего? Эллери взял фонарик и посветил в отверстие. Через секунду он уже спустился вниз и покачал головой. - Это все, - сказал он, отряхивая пыль с рукавов. - Но я бы сказал, что и этого более чем достаточно. Инспектор взял все четыре цилиндра и вынес в гостиную, где положил на софу. Все трое сели в кресла и с самым серьезным видом уставились на них. - Мне просто не терпится посмотреть, что там внутри, - сказал в конце концов Кронин. - А я боюсь смотреть, - ответил инспектор. - Мене, текел, упарсин! - засмеялся Эллери. - Увидев сию огненную надпись на стене, все они оцепенели. Хватит сидеть! За дело. Он сам схватил один из цилиндров. На шикарной подкладке из сатина был фирменный знак "Братьев Браун". Эллери оторвал подкладку, ничего под ней не обнаружил и принялся отдирать внутренний кожаный ободок. Но тот не поддавался его усилиям. Тогда Эллери попросил у Кронина перочинный нож и с трудом отделил ободок от цилиндра. - Эта шляпа, господа почтеннейшая публика, - сказал он весело, - не содержит ничего такого, чего не содержала бы любая другая шляпа. Желаете сами убедиться в этом? Кронин испустил дикий крик, вырвал цилиндр из рук инспектора, который взял его посмотреть, и растерзал на кусочки. - Черт! - воскликнул он в гневе, бросая жалкие останки цилиндра на пол. - Объясните же такому глупцу, как я, почему там ничего нет, инспектор! Квин улыбнулся, взял следующий цилиндр и с любопытством осмотрел его. - Дело в том, что вы просто не в курсе дела, Тим, - сказал он. - А мы уже знаем, почему одна из этих шляп пуста. Правда, Эллери? - Из-за Майклза, - негромко сказал Эллери. - Верно, из-за Майклза, - кивнул инспектор. - Из-за Чарли Майклза?! - воскликнул изумленно Кронин. - Из-за телохранителя Фильда? Боже правый! А он-то здесь при чем? - В точности ответа на этот вопрос я еще не знаю. Может, вы знаете о Майклзе больше? - Ничего особенного мне не известно, кроме того, что он все последнее время был тенью Фильда. Он сидел. Вам известно об этом? - Да, - рассеянно ответил инспектор. - Как-нибудь в следующий раз нам надо будет поговорить об этом периоде в жизни Майклза. Непременно надо! Но позвольте мне объяснить, почему в цилиндре ничего нет. По собственным показаниям Майклза, он вечером накануне убийства Фильда приготовил ему вечерний гардероб для театра, включая шелковый цилиндр. Майклз клянется и божится, что у Фильда, насколько он знает, есть только один цилиндр. Если же мы исходим сейчас из того, что Фильд использовал цилиндры, чтобы прятать в них документы, а, стало быть, собирался в тот вечер идти в Римский театр в одном из таких цилиндров, то он непременно должен был оставить обычный цилиндр - без всяких секретов - дома. Тот самый, который приготовил для него Майклз. Фильд, разумеется, понимал, что он не мог оставить этот цилиндр просто в платяном шкафу, не навлекая на себя подозрений Майклза. А потому Фильд достал из тайника цилиндр с документами и положил туда цилиндр без начинки. Это совершенно естественное предположение, которое просто не может не напрашиваться при сколько-нибудь внимательном взгляде на вещи. Обычный цилиндр Фильда мы с вами сейчас и препарировали. - Я просто сойду с ума от всего этого! - возопил Кронин. - Мы можем также смело исходить из допущения, - невозмутимо продолжал инспектор, - что Фильд, который необычайно осторожно обходился со своими головными уборами, был намерен по возвращении домой снова извлечь обычный цилиндр из тайника, а в тайник положить тот, в котором были спрятаны бумаги. Шляпу, которую вы только что изорвали в клочья, он, таким образом, положил бы в гардероб... Но продолжим, однако. Инспектор оторвал кожаный ободок внутри второго цилиндра. На нем тоже красовался фирменный знак "Братьев Браун". - Поглядите-ка! - воскликнул он. Эллери и Кронин склонились над цилиндром и увидели, что на внутренней стороне кожаного ободка красными чернилами четко написано "Бенджамин Морган". - Прошу вас не предавать это огласке, Тим, - сказал инспектор помощнику прокурора. - Никогда и никому не говорите, что вам известно о существовании документов, которые связывают с этим делом имя Бенджамина Моргана. - Кем вы меня считаете, инспектор? - ругнулся Кронин. - Можете мне верить: я буду нем, как рыба. - Тогда мы, значит, все выяснили раз и навсегда. Квин ощупал подкладку цилиндра. Послышался явственный шорох бумаги... - Уже сейчас можно, наконец, сказать точно, почему убийца непременно должен был унести с собой цилиндр, в котором пришел в театр Фильд, заметил Эллери. - Имя убийцы наверняка было написано на внутреннем кожаном ободке такими же несмываемыми чернилами. Убийца просто не мог оставить на месте преступления цилиндр, внутри которого написано его имя. - Черт! Если бы мы сейчас держали в руках эту шляпу, мы бы уже знали, кто убийца, - с досадой сказал Кронин. - Боюсь, Тим, что той шляпы нам уже не видать, - разочаровал его инспектор. Он показал Эллери и Кронину аккуратные стежки, которыми подкладка цилиндра была зашита у нижнего края внутреннего кожаного ободка. Нитка без особого труда выдернулась. Инспектор засунул за подкладку пальцы и, не говоря ни слова, извлек оттуда небольшую пачку бумаг, перехваченную тонкой резинкой. - Вот если бы я действительно был такой противный и нудный, как полагают некоторые здесь присутствующие, - задумчиво проговорил Эллери, то я сейчас с полным основанием заявил бы: "А что я вам говорил?" - Признаем, признаем, что ты утер нам нос, - довольно сказал инспектор. - Можешь не напоминать. Он снял резинку, быстро пробежал бумаги глазами и с улыбкой удовлетворения сунул в нагрудный карман. - Письма Моргана, - кратко пояснил он и взял в руки очередной цилиндр. На внутренней стороне кожаного ободка было начертано "X". Инспектор нашел такие же стежки на подкладке и выдернул ниточку. Достал бумаги связка была побольше - и бегло просмотрел их. Потом передал Кронину. У того дрожали руки, когда он брал бумаги. - Вам повезло, Тим, - проговорил инспектор. - Человек, до которого вы мечтали добраться всю жизнь, мертв, но здесь вы найдете немало имен. Важных имен. Могу заранее поздравить вас с успехом. Кронин схватил связку бумаг и, как пьяный, не веря глазам своим, стал разворачивать их одну за другой. - Это они! Они! - воскликнул он. - Мне надо бежать, инспектор. Наконец-то я могу действовать! В конце концов, то, что вы найдете в четвертом цилиндре, меня уже не будет касаться. Я просто не нахожу слов, чтобы выразить всю свою благодарность вам и мистеру Квину. До скорого! Он бросился к двери. Храп полицейского в прихожей прекратился. Дверь за Кронином с грохотом захлопнулась. Эллери и инспектор переглянулись. - Не знаю, куда заведет нас весь этот вновь найденный материал, проворчал инспектор, отрывая кожаный ободок последнего цилиндра. Искали-искали, рассуждали-рассуждали, а теперь все опять может перевернуться вверх дном. Ну что же... Он вздохнул и поднес к свету оторванный ободок. На нем было написано: "Разн.".

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ, в которой все достигает мертвой точки

В полдень пятницы, когда инспектор Квин, Эллери и Тимоти Кронин еще были заняты обыском квартиры Фильда, сержант Велье в невеселом настроении прошел привычным маршрутом - вниз по Восемьдесят седьмой улице от Бродвея, - поднялся на крыльцо из песчаника и вошел в дом, где жили Квины. Ему открыл Джуна, который так и рассыпался в приглашениях заходить. - Правда, инспектора нету дома, - ехидно добавил он. На Джуне был огромный фартук. В воздухе витал приятный запах жаркого с луком. - Ты у меня дождешься! Однажды я тебе всыплю по первое число! проворчал Велье и достал из нагрудного кармана толстый запечатанный пакет. Протянув его Джуне, он сказал: - Отдашь инспектору сразу же, как он вернется. А забудешь, так я сброшу тебя в Йст-Ривер. - И чего вы этим добьетесь? - шепотом спросил Джуна, хотя кончики его губ заметно подрагивали. - Есть, сэр! - тут же добавил он громким голосом. - Ну, вот и хорошо, - задумчиво сказал Белье, повернулся и вышел. Усмехающийся Джуна посмотрел ему вслед из окна. Только в начале седьмого вечера, когда Квины вернулись усталые домой, бдительный взгляд инспектора сразу упал на конверт. Он разорвал его и извлек несколько листочков, напечатанных на машинке в управлении криминальной полиции. - Вот и прекрасно, - пробормотал он, снимая пальто. - Все собрано вместе. Он упал в кресло и, даже не сняв шляпу, стал читать вслух донесения. Первое из них гласило: Донесение об освобождении 28 сентября 192.., г. Джон Казанелли, он же Пастор Джонни, он же Питер Доминик, был сегодня выпущен на свободу согласно полученному распоряжению. Негласное расследование, касающееся соучастия Д. К, в разбойном нападении на фабрику "Бономо", производящую шелк (2 июня 192.., г.), не дало результата. Мы ищем "Динки" Морхауза, информатора полиции. В настоящее время найти его, чтобы получить нужную информацию, не представляется возможным. Д. К, освобожден по распоряжению прокурора Сампсона. Д. К, находится под наблюдением полиции и может быть доставлен в любой момент в случае необходимости. Т. В. Второе донесение, которое взял в руки инспектор, отложив с задумчивым видом первое, гласило: Донесение об Уильяме Пьюзаке 28 сентября 192.., г. Справки, наведенные об Уильяме Пьюзаке, дали следующее: тридцать два года, родился в Бруклине, штат Нью-Йорк, в семье иммигранта. Холост, но не одинок, три-четыре вечера в неделю встречается с женщинами. Верующий. Работает бухгалтером в магазине готового платья "Стайн энд Раух", 1076, Бродвей. В азартные игры не играет, не пьет. В дурном обществе не вращается. Кажется, его единственным пороком являются многочисленные связи с женщинами. С вечера понедельника ведет обычный для себя образ жизни. Не отправлял никаких писем, не снимал денег со счета в банке. На работе соблюдает тот же распорядок дня. Нет ничего, что могло бы вызвать подозрения. Девушка - Эстер Джаблоу - является, похоже, главной фавориткой Пьюзака на данный момент. Он встречался с Э. Дж, с понедельника два раза: во вторник, когда приглашал ее обедать, и вечером в среду, когда они ходили в кино и в китайский ресторан. Детектив, служебный номер 4. Принято: Т. В. Инспектор, ворча, отбросил листок. Третье донесение гласило: Донесение о Мадж О'Коннел По пятницу 28 сентября 192.., г. О'Коннел живет в доме на Десятой авеню, № 1436. Снимает квартиру на пятом этаже. Внебрачный ребенок. Из-за закрытия Римского театра с вечера понедельника без работы. В упомянутый вечер вышла из театра вместе со зрителями. Направилась домой, но по дороге имела телефонный разговор из закусочной на углу Восьмой авеню и Сорок восьмой улицы. С кем - не установлено. Смог услышать только, что в разговоре упоминался Пастор Джонни. Похоже, она была очень взволнована. Во вторник до часу дня не выходила из своей квартиры. Не предпринимала никаких попыток связаться с Пастором Джонни в тюрьме по телефону. Наводила справки в некоторых театральных агентствах по найму, чтобы найти место билетерши, когда узнала, что Римский театр закрыт на неопределенный срок. Вплоть до четверга - ничего, заслуживающего внимания. После звонка директора вернулась на работу в четверг вечером. Не предпринимала попыток добиться свидания с Пастором Джонни или поговорить с ним по телефону. Никому не звонила, не принимала никаких посетителей, не получала никаких писем. Вела себя так, будто подозревала, что за ней следят. Детектив, служебный номер 11. Принято: Т. В. Инспектор хмыкнул и взял следующий листок. - Поглядим, что здесь. Донесение о Франсес Айвз-Поуп 28 сентября 192.., г. Ф. А. - П, покинула Римский театр в понедельник вечером сразу же после того, как была отпущена из кабинета директора инспектором Квином. Как и все другие зрители, подверглась обыску у главного входа в зал. Из театра ушла вместе с актерами труппы - Эвой Эллис, Стивеном Барри и Хильдой Оранж. Они взяли такси и доехали до дома семьи Айвз-Поуп на Риверсайд-Драйв. В дом ее ввели в полуобморочном состоянии. Вскоре после этого все трое актеров покинули дом. Во вторник не выходила. От садовника удалось узнать, что провела весь день в постели, однако в течение дня ей неоднократно звонили. До утра среды, когда у нее была назначена встреча с инспектором Квином в ее собственном доме, она не появлялась в поле зрения. После встречи она покинула дом в сопровождении Стивена Барри, Эвы Эллис, Джеймса Пила и своего брата Стэнфорда. На автомобиле, принадлежащем семье Айвз-Поуп, они поехали в Уэстчестер. По всей видимости, после этой автомобильной прогулки Ф. А. - П, снова вернулась к жизни. Вечер она провела со Стивеном Барри дома, играя в карты. В четверг она отправилась на Пятую авеню за покупками. Там встретилась со Стивеном Барри в маленьком кафе. Они провели там вторую половину дня. Около пяти С. Б, проводил ее домой. С. Б, остался обедать и после этого направился в Римский театр, поскольку его вызвал по телефону директор. Ф. А. - П, провела вечер дома в кругу семьи. Утро пятницы - ничего, заслуживающего внимания. На протяжении всей недели не было ничего подозрительного в действиях. Не встречалась ни с кем незнакомым. Никаких контактов с Бенджамином Морганом. Детектив, служебный номер, 39. Принято: Т. В. - Так-так, - вздохнул инспектор. Следующее донесение было предельно кратким. Донесение об Оскаре Луине 28 сентября 192.., г. Со вторника по пятницу О. Луин провел в конторе Монти Фильда, где работал вместе с господами Стоутсом и Кронином. Все трое каждый день ходили обедать вместе. Луин женат и живет в районе Бронкса, Сто пятьдесят шестая улица, дом № 211. Все вечера проводил дома. Никакой подозрительной почты, никаких подозрительных телефонных звонков. Вредные привычки отсутствуют. Ведет незаметную и безупречную жизнь. Пользуется хорошей репутацией. Детектив, служебный номер 16. Примечание: Полные данные о прошлом Оскара Луина, его привычках и т.п. можно при необходимости получить у Тимоти Кронина, помощника прокурора. Т. В. Инспектор вздохнул, встал, снял шляпу и вместе с пальто отдал ее в руки Джуны, который уже давно стоял наготове. Снова сел в кресло, взял последнее донесение, оставшееся в конверте, - лист несколько большего размера, к которому был пришпилен небольшой листок с надписью "Примечания для Р. К.". На листочке поменьше было написано:

"Доктор Праути сегодня утром передал мне прилагаемое сообщение для вас. Выразил свое сожаление, что не может переговорить лично. Но сказал, что почти все его время сейчас занимает исследование отравления в Барбидже".

Данный текст был подписан инициалами Велье. На большом листе с грифом Института судебной медицины было запечатано, явно в спешке:

"Дорогой мистер К! Еще кое-что относительно тетраэтилсвинца. Джонс и я провели основательные исследования, пытаясь выяснить его происхождение. Без успеха. Полагаю, тебе придется смириться с судьбой. Невозможно выяснить, как был получен яд, которым был убит Монти Фильд. Таково мнение не только вашего покорного слуги, но и мнение моего шефа, а также Джонса. Мы сходимся в том, что он, вероятнее всего, был получен из обычного бензина. Попробуй пойти по этому следу, Шерлок!"

Внизу доктор Праути приписал от руки:

"Если вдруг что получится еще, дам, разумеется, знать. Сохраняйте трезвость!"

- Все это меня никоим образом не радует, - пробормотал инспектор. Эллери, не проронив ни слова, принялся за еду, приготовленную бесценным Джуной. Инспектор в самом скверном настроении потыкал вилкой в овощной салат. Вид у него был совершенно убитый. Он что-то пробормотал себе под нос, бросил тоскливый взгляд на донесения, поглядел на невозмутимую физиономию Эллери, который вовсю работал челюстями, и, наконец, отложил вилку и нож. - Никогда еще в жизни мне не приходилось разом читать такой груды никчемной макулатуры! - с чувством сказал он. Эллери улыбнулся. - Вспомни о Периандре, папа... Что-что? Попрошу быть повежливей, сэр... Периандр из Коринфа, да будет вам известно, некогда мудро заметил: "Для прилежного и упорного ничего невозможного нет!" Огонь в камине ярко пылал. Джуна, верный своим привычкам, свернулся калачиком в углу на ковре. Эллери покуривал сигарету и глядел на пламя. Квин-старший, все еще кипя от гнева, нюхал табак. Оба молчали, готовясь к серьезному разговору. Вернее, к нему готовился инспектор - именно он хотел придать предстоящему разговору абсолютную серьезность, тогда как Эллери впал в поэтическое настроение и в мечтах своих унесся очень далеко от вещей столь низменных, как преступления и грехи людские. Инспектор что было силы ударил по подлокотнику кресла. - Эллери! Ты можешь припомнить дело, которое стоило бы нам стольких же нервов, сколько это? - Вот и напрасно, - сказал Эллери, который прикрыл глаза и поглядывал сквозь ресницы на пламя в камине. - Твои нервы тебя подводят. Напрасно ты позволяешь себе волноваться сверх всякой меры из-за таких пустяков, как необходимость ловить убийц. Ты уж прости меня за столь легкомысленное и гедонистическое отношение к жизни... Кстати, вспомни, сколь мало оказалось проблем с поимкой преступника у лихих детективов из моей книги "Тайна черного океана". А все почему? Все потому, что они всегда сохраняли холодный рассудок. Вывод: при любых обстоятельствах сохраняй спокойствие... Посмотри на меня: вот я уже думаю о том, что будет завтра. Как прекрасно ехать в отпуск! - Для интеллигентного молодого человека, сын мой, - проворчал инспектор, - ты и в самом деле выражаешься довольно путано. Порой ты говоришь такие вещи, которые не значат ровным счетом ничего, а при этом имеешь в виду что-то одному тебе ведомое. Нет, я и в самом деле расстроен вконец. Эллери только рассмеялся в ответ. - Ты только представь себе леса в штате Мэн. Все краски осени... Хижина Шовена на озере. Удочка. Чудный воздух. О, господи, когда же настанет завтра и я уеду? Инспектор Квин поглядел на сына с сочувствием. - Ладно. Я вот только хотел бы знать одно... Ну, да тебе, наверное, все равно... - Он вздохнул. - Но тем не менее скажу тебе: если у моего маленького взломщика ничего не получится, мы с тобой будем просто смешаны с грязью. - К чертовой матери всех взломщиков на свете! - воскликнул Эллери. Я уже чувствую себя богом Паном, а потому бесконечно далек от суетной жизни. Я уже почти придумал, о чем будет моя следующая книга. - Ты, плут, наверняка снова черпаешь свое вдохновение из реальной жизни, - проворчал Старик. - Если захочешь положить в основу очередного романа дело об убийстве Фильда, убедительно прошу побыстрее показать мне последнюю главу. - Бедный папа! - покачал головой Эллери. - Ну, стоит ли относиться к жизни столь серьезно. Там, где ты ничего не можешь поделать, там действительно ничего не поделаешь. Утешься. Столь презренная личность, как Монти Фильд, не заслуживает таких переживаний по ее поводу. - Речь вовсе не о том, - сказал Старик. - Просто я не привык терпеть поражения... Но в этом деле все переплетено так, что не найти концов! Такого крепкого орешка мне еще не попадалось! Он меня с ума сведет! Я знаю, кто убил. Я знаю, почему убил. Я даже знаю, как он убил. И что толку? Он сделал паузу и с сердитым видом взял понюшку табаку. - До конца дела так же далеко, как и прежде. - Да, ситуация действительно странная, - пробормотал Эллери. - Но не беда: бывали дела потяжелее, и все-таки ты их довел до конца. 0-хо-хо! Я просто жду не дождусь, когда пойду купаться на озеро. Над водой туман... - Наверняка заработаешь воспаление легких, - с беспокойством сказал инспектор. - Не сходя с этого места обещай мне, что не будешь изо всех сил стремиться к возвращению в лоно девственной природы. Не хватало мне еще устраивать твои похороны. Я и без того уже... Эллери вдруг посмотрел на отца каким-то новым взглядом. При свете камина инспектор показался ему очень постаревшим. Лицо его было печально. Он откинул со лба седую прядь, и рука его, как почудилось Эллери, была чересчур слабой и хрупкой. Эллери встал, помялся немного, даже покраснел, но все же нагнулся и положил на плечо отцу руку. - Выше голову, папа! И нос тоже! - сказал он ласково. - Если бы я не поклялся Шовену... Поверь, в этом деле все скоро прояснится. Если б я только мог тебе в чем-то помочь, непременно остался бы... Но, к сожалению, ничем тебе помочь не могу. Просто это твоя работа, папа. И нет ни одного человека на свете, который мог бы сделать ее лучше, чем ты. Инспектор явно был тронут до глубины. Он как-то странно поглядел на сына. Эллери быстро отстранился. - Ну, ладно, - сказал он. - Пора укладываться, если я хочу поспеть завтра на 7.45 утра на поезд с Центрального вокзала. Он исчез в спальне. Джуна, который сидел в своем углу в позе деревенского портного, тихо встал и подошел к Старику, опустился на пол и прильнул затылком к коленям инспектора. Наступила тишина. Только потрескивали в камине поленья да раздавались в соседней комнате шаги Эллери. Инспектор очень устал. Узкое лицо его было бледно и в красном свете камина напоминало гипсовую маску. Он погладил Джуну по голове. - Джуна, мальчик мой, - сказал он негромко, - прошу тебя об одном: не ходи работать в полицию, когда вырастешь. Джуна повернул голову и серьезно посмотрел на Старика. - Я хотел бы быть точно таким же, как вы. Зазвонил телефон. Инспектор схватил трубку. Лицо его было пепельно-серым. - Квин слушает. Ну что? Выслушав ответ, он положил трубку, с трудом поднялся и побрел в спальню Эллери. Остановился в дверях, тяжело опершись о косяк. Эллери, который упаковывал чемодан, поднял на него глаза и тут же бросился к нему. - Папа! - воскликнул он. - Что случилось? Инспектор попытался улыбнуться. - Просто устал немного, сын мой, - ответил он дрожащим голосом. - Мне только что сообщили про нашего взломщика... - И что же? - Он абсолютно ничего не нашел. Эллери подхватил отца под руку и повел его к креслу около кровати. Старик без сил опустился на него. В глазах его была неописуемая усталость. - Эллери, сын мой, - сказал он с трудом, - теперь у нас нет даже тени доказательств. Ну как не сойти с ума? Ни одного, ни одного доказательства, которое можно было бы предъявить суду, чтобы изобличить убийцу. Чем мы располагаем? Серией умозаключений, которые для постороннего уха звучат достаточно дико. Вот и все. Если у преступника окажется мало-мальски приличный адвокат, он понаделает в наших построениях столько же дырок, сколько их в швейцарском сыре... Но мы еще поглядим! - вдруг сказал он, поднимаясь с кресла. Казалось, энергия снова вернулась к нему. Он хлопнул сына по плечу. - Последнее слово еще не сказано. Отправляйся в постель, сын. Тебе завтра рано вставать. Я еще немного посижу и подумаю.

ОТСТУПЛЕНИЕ, в котором благорасположенный читатель призывается к особому напряжению ума

Среди писателей, работающих в жанре детективного романа, сегодня стало модным заставлять читателя видеть происходящее глазами героев. По этой причине я смог убедить мистера Эллери Квина, чтобы он разрешил мне в этом месте "Таинственного цилиндра" сделать отступление, дабы испытать читателя... Кто убил Монти Фильда? Как именно произошло убийство? Мистер Квин согласился со мной, что читатель, знающий все важные факты данного дела и достаточно внимательный, к этому моменту уже наверняка пришел к однозначному ответу на оба вопроса. Ответить на них, или, по крайней мере, однозначно определить, кто убийца, можно, если прибегнуть к последовательным логическим рассуждениям и соображениям из области человеческой психологии. Напоминая о себе в последний раз, я бы хотел, перефразируя латинскую поговорку, сказать:

"Да будет читатель бдителен !" Дж. Дж. Мак-К.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

"Идеальный преступник - это супермен. Исполняя свой замысел, он должен быть необыкновенно точен. Его никто не должен замечать. Он должен быть невидимкой. Он должен быть одинок: ни друзей, ни родных. Он должен избегать ошибок, заранее предвидя их. Он должен мыслить и действовать молниеносно... Но и это еще не все. Людей, обладающих названными качествами, не так мало. Кроме них, идеальный преступник должен быть баловнем судьбы. Ведь множество обстоятельств, на которые он никак не может влиять, может стать причиной его неудачи. Заслужить благосклонность судьбы очень тяжело. Но тяжелее всего последнее: он не имеет права повторять свое преступление, не имеет права использовать то же оружие, не имеет права руководствоваться тем же мотивом... Вот почему за сорок лет своей службы в полиции я ни разу не встречал идеального преступника и не расследовал ни одного идеального преступления".

Из статьи "Американский уголовный мир и методы раскрытия его преступлений" Ричарда Квина

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ, в которой инспектор Квин ведет дальнейшие немаловажные беседы

Прокурор Сампсон первым заметил, что в эту субботу инспектор Квин чувствует себя не в своей тарелке. Старик нервничал, язвил. С ним трудно было разговаривать. Он с хмурым видом прохаживался по ковру в кабинете директора Римского театра Луи Панцера, покусывал нижнюю губу и что-то ворчал себе под нос. Казалось, он совершенно позабыл о существовании Панцера, Сампсона и еще одной персоны, хотя все трое сидели тут же и, вытаращив от изумления глаза, наблюдали за ним. Третьей персоной был Джуна, счастливый от того, что ему выпала редкая честь сопровождать своего седовласого кумира в Римский театр. Квин и в самом деле пал духом, хотя в прошлом ему не раз приходилось по службе сталкиваться с делами, которые казались совершенно неразрешимыми. Так же часто предпринятые им шаги, по видимости ошибочные, впоследствии оказывались ключом к успеху. Сампсон, который знал Старика много лет, не мог припомнить, чтобы он был настолько выбит из колеи, и терялся в догадках, чем это вызвано. Плохое настроение Старика объяснялось, однако, не столько трудностями в расследовании дела Фильда, как озабоченно полагал Сампсон. Худенький Джуна, который сидел в углу и взирал на происходящее с открытым ртом, был единственным, кто знал подлинную причину мрачного расположения духа инспектора. Джуна, обладавший крестьянской сметкой и прирожденной наблюдательностью, легко читал в душе Квина, потому что очень любил его. Он-то знал, что плохое настроение вызвано исключительно и единственно отъездом Эллери. А тот отбыл из Нью-Йорка утром, экспрессом на 7.45. Инспектор проводил его на вокзал с хмурым видом. В самый последний момент Эллери заколебался и уже хотел было отказаться от поездки в Мэн, чтобы остаться с отцом и помогать в расследовании. Но отец не пожелал и слышать об этом. Он слишком хорошо знал своего сына и чувствовал, как тот ждал отпуска - больше года. Он не хотел лишать Эллери этой поездки, хотя просто представить себе не мог, как будет без него обходиться. А потому инспектор отверг предложение Эллери остаться, собственноручно подсадил его на подножку вагона, шлепнул на прощанье и устало улыбнулся. Когда поезд уже выезжал из-под крыши вокзала, Эллери крикнул: - Я ни на минуту не буду забывать о тебе, отец. Я дам о себе знать раньше, чем ты думаешь! Но полностью инспектор осознал разлуку лишь тогда, когда ступил на ковер в кабинете Панцера. Он ощутил в голове совершенную пустоту, слабость в ногах и неприятный холодок где-то под ложечкой. Глаза его смотрели на мир с грустью. Он был совершенно расстроен и даже не пытался этого скрыть. - Наверное, уже можно идти, Панцер, - обратился он к директору. Сколько же времени требуется этой чертовой публике, чтобы выйти из зала? - Еще минуточку, инспектор, еще минуточку, - поспешил успокоить его Панцер. Прокурор в это время боролся с последствиями простуды, а Джуна все так же завороженно созерцал своего кумира. В дверь постучали. Все разом повернули головы. Заглянул Гарри Нельсон, агент по рекламе. - Вы ничего не будете иметь против, если я присоединюсь к вашей вечеринке, инспектор? - весело осведомился он. - Знаете, я присутствовал, когда эта история начиналась, а потому хочу досмотреть до конца. Если, конечно, позволите. Инспектор желчно поглядел на него. Он стоял в любимой позе Наполеона, и абсолютно все в нем говорило о его скверном настроении. Да, сегодня инспектор Квин демонстрировал неожиданную сторону своего характера. - Мне без разницы! - фыркнул он. - Одним больше, одним меньше.., здесь и без того уже собрался целый легион. Нельсон покраснел и собрался было ретироваться, но инспектор, настроение которого вдруг улучшилось без видимых на то причин, подмигнул ему. - Входите, садитесь, Нельсон, - сказал он уже без раздражения. - Не обращайте внимания на ворчание всяких старых хрычей, вроде меня. Я просто немного устал. Наверное, вы мне еще понадобитесь сегодня вечером. - Я рад, что могу присутствовать, инспектор, - сказал Нельсон, усмехнувшись. - Что это у вас тут будет? Святая инквизиция, как в Испании? - Да, что-то в этом роде. - Инспектор о чем-то задумался. Погодите-ка... В этот момент дверь открылась, и стремительно вошел сержант Велье. У него в руках был листок бумаги, который он протянул инспектору. - Все в сборе, сэр, - доложил он. - Все ждут? - переспросил инспектор. - Да, сэр. Я велел уборщицам пока спуститься вниз, в фойе, и ждать, пока мы не закончим. Кассиры пошли домой, билетерши - тоже. Актерская труппа - в гримуборных за сценой, переодевается. - Ладно, пойдем, господа. Инспектор вышел из кабинета в сопровождении Джуны, который за вечер так и не вымолвил ни слова, только с изумлением наблюдал за инспектором. Прокурор, которого это немало развлекало, так и не понял причины такого поведения. За ними к выходу двинулись Велье, Панцер, Сампсон и Нельсон. Их взору снова открылся пустой зрительный зал, который казался таким неуютным и холодным. Было включено полное освещение. Во всем зале не оставалось ни одного темного уголка. Когда процессия, возглавляемая Квином, направилась к левой части партера, оказалось, что зал не совсем, пуст. Инспектор тяжело прошагал по центральному проходу и встал перед одной из лож на левой стороне, так, чтобы его было видно всем присутствующим. Панцер и Сампсон расположились в конце прохода, около них - Джуна, самый внимательный наблюдатель за происходящим. Люди, ожидавшие инспектора, были расположены в зале весьма своеобразно. Они занимали только крайние от прохода места. Здесь собралось довольно пестрое общество: мужчины, женщины, молодежь, старики. Это были те люди, которые в вечер, когда произошло убийство, сидели именно на этих местах и смотрели спектакль. Всех их уже опрашивал инспектор - тем же вечером. Там, где был убит Монти Фильд, и на соседних местах - впереди и рядом - сейчас сидели Уильям Пьюзак, Эстер Джаблоу, Мадж О'Коннел, Джесс Линч и Пастор Джонни. Пастор украдкой озирался и время от времени что-то беспокойно шептал на ухо билетерше, прикрываясь рукой. Пальцы его были коричневыми от никотина. Инспектор подал знак, и тут же установилась полная тишина. У Сампсона, который обводил взглядом ярко светившие люстры и софиты, покинутый публикой зал и опущенный занавес, возникло странное чувство как будто он присутствует на сцене, где вот-вот начнется спектакль, полный неожиданных разоблачений. Он с интересом ждал дальнейшего развития событий. Панцер и Нельсон были спокойны и внимательны. Джуна не сводил со Старика глаз. - Дамы и господа! - сказал Квин строго, обводя взглядом все собравшееся в зале общество. - Я попросил вас присутствовать здесь по совершенно определенной причине. Я не стану задерживать вас ни на минуту больше, чем это необходимо. Но определять, что необходимо, а что нет, буду только я - и никто другой. Если у меня возникнет впечатление, что я не получаю на свои вопросы честных и прямых ответов, все вы будете оставаться здесь до тех пор, пока я не буду доволен вами. Я бы хотел, чтобы вы осознали это в полной мере, прежде чем мы продолжим нашу беседу. Он сделал паузу и еще раз обвел взглядом собравшихся. Те, до сего момента внимательно слушавшие, несколько отвлеклись и стали переговариваться. Но быстро прекратили и снова были готовы внимать словам инспектора. - Вечером в понедельник, - ледяным тоном продолжал Каин, - вы все были на спектакле в этом зале и сидели, за исключением некоторых присутствующих здесь сотрудников театра и прочих лиц, на тех же местах, что и сейчас. Сампсон невольно усмехнулся, заметив, как при этих словах инспектора у каждого из сидевших в зале сразу выпрямилась спина и каждый заерзал так, будто сиденье под ним стало раскаляться. - -Я бы хотел, чтобы вы представили себе, что сегодня - вечер того понедельника. Я бы хотел, чтобы вы мысленно перенеслись в тот вечер и попытались вспомнить все, что тогда происходило. Я имею в виду - все детали и частности, которые остались с того вечера в вашей памяти, какими бы банальными и несущественными они вам ни казались. Инспектор как раз собирался перейти к опросу, когда в задней части партера появилась группа людей. Сампсон шепотом поздоровался с ними. Это пришли актеры - Эва Эллис, Хильда Оранж, Стивен Барри, Джеймс Пил и еще три-четыре, занятых в "Играх с оружием". Они уже переоделись. Пил шепотом пояснил, что они шли из гардеробных и заглянули в зал, потому что услышали голоса. - Это инспектор Квин устроил тут маленькое собрание, - негромко пояснил Сампсон. - Как вы думаете, инспектор будет против, если мы немножко поприсутствуем и послушаем? - потихоньку спросил Барри, внимательно глядя на Квина, который смолк и ледяным взглядом обвел актеров. - Не знаю, почему бы... - начал было Сампсон, но Эва Эллис шикнула на него, и все умолкли. - Вот... - продолжал инспектор, когда разговоры в задней части зала стихли. - Вот.., так, собственно, и обстоят дела... Представьте, что сегодня - вечер понедельника. Поднимается занавес, начинается второй акт. На сцене - темно, в зале - тоже. Раздается стрельба, крик, вы с напряженным вниманием следите за событиями, разворачивающимися там. Кто-нибудь из вас - в первую очередь я обращаюсь к тем, кто сидел на угловых местах, - не заметил ли чего странного? Необычного? Что-нибудь, быть может, мешало вам смотреть спектакль? Ничего такого не происходило поблизости? Он замер в ожидании ответов. Но сидевшие в зале только покачали головами - кто растерянно, кто с опаской. Никто не ответил. - Припоминайте получше, - проворчал инспектор. - Вы, вероятно, помните, что я в понедельник уже проходил по этому проходу и задавал вам те же вопросы. Конечно, я не хочу сейчас слышать от вас какие-то выдумки и вовсе не ожидаю никаких сенсационных заявлений - после того, как в понедельник вы все мне сказали, что ни о чем таком не можете вспомнить. Но поймите: мы оказались в очень трудном положении. Здесь был убит человек, а мы, откровенно признаться, зашли при расследовании в тупик. Это одно из самых трудных дел, которые мне когда-либо в жизни доводилось расследовать. В такой ситуации, когда мы приперты к стене и просто не знаем, что делать дальше, - видите, насколько я откровенен с вами, и жду от вас ответной откровенности - я просто вынужден обратиться к той части публики, которая в понедельник вечером только и могла что-либо заметить, если, конечно, вообще было что замечать... Насколько я знаю по своему опыту, сплошь и рядом бывает, что кто-нибудь, когда волнуется, когда нервничает, забывает важные детали и частности. А потом, когда пройдет несколько часов, дней или недель, он возвращается в нормальное состояние и вспоминает их снова. Я надеюсь, что с вами случится нечто подобное... Пока инспектор говорил эти горькие слова, нервозность у его слушателей сменилась напряженным вниманием. Когда он закончил, присутствующие в зале повернулись друг к другу и принялись взволнованно перешептываться. Время от времени они отрицательно покачивали головами, хотя некоторые и начинали после этого что-то горячо втолковывать соседу. Инспектор терпеливо ждал. - Поднимите руку, если у вас есть что сказать, - попросил он. Одна из женщин робко подняла свою белую вялую руку. - Да, я слушаю вас! - воскликнул Квин и указал на нее пальцем. - Вы вспомнили что-то необычное? Пожилая дама скромно встала и пролепетала писклявым голоском: - Я не знаю, важно это или нет, сэр, но припоминаю, что в какой-то момент второго акта женщина - да, вроде бы женщина - прошла по проходу, а несколько секунд спустя вернулась. - В самом деле? Очень интересно, милостивая государыня, - откликнулся инспектор. - Вы не помните, когда примерно это было? - В точности не смогу припомнить, сэр, - сказала она. - Но примерно минут десять после начала второго акта. - Понимаю... И вы можете описать, как эта женщина выглядела? Молодая или в возрасте? Что она намеревалась делать, по-вашему? Пожилая дама поглядела на инспектора, и во взгляде у нее отразилась мука. - Ничего этого я не могу припомнить, сэр, - пролепетала она. - Мне нечего добавить... Вдруг откуда-то сзади донесся звонкий голос, и все головы разом повернулись. Мадж О'Коннел вскочила со своего места. - Можете не затягивать этот спектакль, инспектор, - дерзко выкрикнула она. - Дама видела в проходе меня. Это было перед тем, как я.., ну, да вы знаете... Она бесстыдно подмигнула инспектору. Все присутствующие разом перевели дух. Пожилая дама, вид которой не мог не вызвать сострадания, обескураженно поглядела на билетершу, затем на инспектора, а потом села на свое место. - Что ж, тогда для меня это не новость, - спокойно сказал инспектор. - Ну, кто-то что-нибудь добавит? Никто не ответил. Так как инспектору стало ясно, что многие просто стесняются говорить на публике, он пошел по рядам и стал опрашивать всех порознь - негромко, чтобы не слышали остальные. Обойдя всех, он не спеша вернулся на прежнее место. - - Как вижу, дамы и господа, мне придется отпустить вас к домашним очагам. Большое спасибо вам за помощь... Свободны! Последнее слово прозвучало чуть ли не грубо. Все обескураженно замерли, потом стали вставать, собираться в группки, шептаться. Наконец, взяли пальто и шляпы и под пристальным взором Велье направились к выходу. Хильда Оранж, которая вместе с остальными актерами все еще стояла за последним рядом партера, вздохнула. - Да... Бедный старик так расстроен, что на него просто жалко смотреть, - прошептала она. - Пойдем, ребята. Что задерживаться? Актеры и актрисы покинули театр вместе с остальными. Когда ушли все, кого отпустил инспектор, он хмуро поглядел на тех немногих, кто еще оставался в зале. Они, кажется, поняли, что происходит в душе Квина, и невольно помрачнели тоже. Но у инспектора внезапно изменилось настроение. Он сел в одно из кресел, скрестил на груди руки, оперся локтями о подлокотники и стал спокойно разглядывать Мадж О'Коннел, Пастора Джонни и остальных. - Все идет наилучшим образом, друзья мои, - сказал он. - Как у тебя дела, Пастор? Ты - свободный человек. Тебе теперь нечего переживать из-за той истории со взломом, и ты, как и всякий уважаемый гражданин, можешь свободно высказаться. Как, поможешь нам в расследовании этого дела? - Нет, - проворчал маленький гангстер. - Я сказал все, что знаю. Добавить мне нечего. - Понимаю... А знаешь ли ты, Пастор, что мы заинтересовались твоими делишками с Фильдом? Гангстер ошарашенно уставился на инспектора. - Да! Заинтересовались! - повторил тот. - И хотим, чтобы ты как-нибудь рассказал нам о своих прежних затеях с Фильдом. Не забывай об этом... Ладно? - Инспектор помолчал и вдруг спросил в лоб: - Пастор! Кто убил Монти Фильда? Кто имел на него зуб? Если знаешь выкладывай! - Ах, инспектор, - запричитал Пастор, - вы, наверное, опять хотите повесить на меня какое-то дело... Откуда же мне знать? Фильд был парень крутой - он со своими врагами не церемонился. Нет, сэр. Я ничего не знаю... Ко мне он всегда был добр, несколько раз помог вытащить голову из петли. Но я, черт возьми, действительно не знал, что он в понедельник вечером был в театре. Инспектор повернулся к Мадж О'Коннел. - А вы, Мадж? - спросил он со всей приветливостью. - Мой сын, мистер Квин, сообщил мне о том признании, которое вы сделали вечером в понедельник - про выходы из зала, которые вы заперли в антракте. Что ж вы не сказали об этом мне? Что известно вам? Девушка хладнокровно выдержала его взгляд. - Я уже один раз вам обо всем рассказала, инспектор. Больше я ничего не знаю. - А вы, Уильям Пьюзак? - обратился Квин к маленькому сухощавому бухгалтеру. - Можете вспомнить что-то, о чем забыли в понедельник вечером? Пьюзак беспокойно заерзал в кресле. - Я уже давно хотел вам сказать, инспектор, - проговорил он неуверенно. - Когда я обо всем этом читал в газете, мне опять вспомнилось... Когда в понедельник вечером я наклонился над мистером Фильдом, от него сильно пахло виски. Не помню, сказал я вам об этом или нет. - Большое спасибо, - сухо сказал инспектор. - Вы внесли крайне важный вклад в наше небольшое расследование. Теперь можете идти. Все... Кажется, Джесс Линч выглядел весьма разочарованным. - А со мной вы не хотите поговорить, инспектор? - обеспокоенно спросил он. Инспектор улыбнулся, хотя было видно, что он уже думал о чем-то своем. - Ах, да... Это ты, всегда готовый прийти на помощь торговец прохладительными напитками? И что же ты имеешь сказать нам, Джесс? - Ну, сэр... Прежде чем этот самый Фильд подошел к моему буфету, чтобы спросить эль с джином, я увидел, как он что-то поднял с пола, сказал юноша, преисполненный рвения. - Что-то такое блестящее, но я точно не разглядел, что именно. Он сразу же сунул это в карман брюк. Последние слова Джесс Линч произнес торжествующим тоном и огляделся по сторонам так, будто ждал овации. Инспектора, кажется, его сообщение и в самом деле заинтересовало. - И что же это был за блестящий предмет, Джесс? - осведомился он. Не иначе как пистолет? - Пистолет? Нет, не думаю, - нерешительно проговорил юноша. - Оно было такое квадратное, как... - Может, это была просто дамская сумочка? - перебил его инспектор. Лицо юноши просветлело. - Да, именно сумочка! - воскликнул он. - Готов спорить, именно она это и была. Вся такая блестящая - как будто усеянная разноцветными сверкающими камешками. Квин вздохнул. - Очень хорошо, Линч, - сказал он. - Ну, а теперь будь паинькой и иди домой. Гангстер, билетерша, Пьюзак со своей дамой и юный торговец напитками встали. Велье проводил их к выходу. Сампсон подождал, когда они уйдут, а потом взял инспектора за локоть. - Что стряслось, мистер К.? - спросил он. - Что-то идет не так, как задумано? - Генри, старина, - улыбнулся инспектор, - мы сделали все, что было в человеческих силах. Теперь остается только ждать. Нужно еще немного времени. Я хотел бы... Он так и не сказал, чего бы хотел. Взял под руку Джуну, пожелал Панцеру, Нельсону, Велье и прокурору спокойной ночи и покинул театр. Когда инспектор открыл дверь своей квартиры, Джуна так и бросился к желтому конверту, который лежал на полу. Его подсунули под дверь, когда их не было. Джуна помахал конвертом перед самым инспекторским носом. - Спорим, что это от Эллери! - закричал он. - Я же знал, что он там нас не забывает! В этот момент он, кажется, даже перестал напоминать обезьянку. Инспектор выхватил у Джуны конверт, включил свет и, даже не расстегнув пальто и не сняв шляпы, извлек из конверта телеграмму на желтом листе бумаги. Джуна был прав.

"Доехали хорошо тчк Шовен и я страстные рыбаки надеемся на хороший клев тчк думаю что решил нашу маленькую проблему тчк причисли меня к изысканному обществу Рабле Чосера Шекспира и Драйдена которые любили говорить сделай из нужды добродетель тчк почему бы самому не побыть в шкуре шантажиста тчк не ворчи много на Джуну с любовью Эллери".

Инспектор застыл, глядя на желтый листок бумаги. Лицо его вдруг просветлело. Он понял, что предлагает Эллери. Резко повернувшись к Джуне, он нахлобучил на его лохматую голову шапку и решительно потянул за собой. - Джуна, старик! - радостно сказал он. - Пойдем, позволим себе в честь завершения дня по порции мороженого!

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ, в которой мистер Майклз пишет письмо

В первый раз за все прошедшие семь дней инспектор Квин снова напоминал себя прежнего. Он с довольным видом прошел по своему небольшому кабинету в управлении полиции, бросив на кресло пальто. Было утро понедельника. Инспектор потирал руки и даже негромко напевал какую-то мелодию. Потом сел за письменный стол и принялся быстро просматривать почту и донесения. Полчаса ушло на то, чтобы дать распоряжения подчиненным в самых различных местах. Затем он прочитал протоколы, которые положила перед ним стенографистка. Наконец, нажал одну из кнопок у себя на столе. Тотчас же появился Белье. - Привет, Томас! - задушевно сказал инспектор. - Как ты поживаешь в это славное осеннее утро? Велье позволил себе улыбнуться. - Достаточно хорошо, инспектор. А вы? В субботу вечером вы казались немного усталым. Инспектор усмехнулся. - Что было - то прошло, Томас. Вчера я вместе с Джуной был в зоопарке и провел там с нашими меньшими братьями не один по-настоящему прекрасный час. - Готов спорить, что ваш маленький плут чувствовал себя как на седьмом небе, - проворчал Велье. - Особенно ему, должно быть, понравилось у вольера с обезьянами. Он почувствовал родство душ. - Ну-ну, Томас, - с упреком сказал инспектор, - ты несправедлив к Джуне. Он - умный парнишка. Когда-нибудь из него наверняка выйдет толк. - Из Джуны-то? Выйдет! - абсолютно серьезно ответил Велье. - Готов положить руку в огонь... Что там у нас сегодня на повестке дня? - Дел по горло, Томас, - загадочно ответил Квин. - Ты смог найти Майклза, как я тебе велел вчера утром? - Конечно. Как только вы позвонили. Он уже час ждет у вас под дверью, явился ни свет, ни заря. Привел на хвосте Пиготта. Тот вел все это время постоянное наблюдение за ним и в результате схватил насморк. - Ну что ж, я ведь всегда говорил - надо быть порядочным дураком, чтобы идти служить в полицию, - усмехнулся Квин. - Веди этого невинного агнца сюда. Велье вышел и вскоре вернулся с Майклзом. Широкоплечий слуга Фильда был в темном костюме. Казалось, он нервничает и настроен неприязненно. - Вот что, Томас, - сказал инспектор, указав Майклзу на стул рядом с письменным столом. - Сейчас ты выйдешь, закроешь нашу дверь на замок и не пустишь сюда никого, даже самого начальника полиции. Ясно? Велье удивленно поглядел на инспектора, но только молча кивнул и вышел. Контуры его массивной фигуры обрисовались на матовом стекле в дверях кабинета. Прошло полчаса, и Велье по телефону был приглашен войти в кабинет инспектора. Он отпер дверь. На письменном столе инспектора лежал простой незаклеенный конверт. Оттуда выглядывал лист обычной почтовой бумаги. У стола стоял бледный и дрожащий Майклз, терзая в могучих руках собственную шляпу. От внимательного взгляда Велье не укрылись чернильные пятна на пальцах его левой руки. - Препоручаю твоей заботе мистера Майклза, Томас. Позаботься о нем хорошо. Очень хорошо! - сказал инспектор, прибираясь на столе. - Я бы хотел, чтобы ты сегодня взял на себя заботу о его развлечениях. Уверен, можно найти что-нибудь интересное. Может, вам пойти в кино? А почему бы и нет? Во всяком случае, возьми на себя заботу об этом господине вплоть до моих очередных указаний... Вы не должны вступать в контакт ни с кем, Майклз. Понятно? - строго добавил он, поворачиваясь к Майклзу. - Будете просто ходить с сержантом туда, куда он вас поведет, и ни в коем случае не сердите его. - Вы же знаете, инспектор, я - человек честный, - удрученно пробормотал Майклз. - Это все совершенно ни к чему... - Простая мера предосторожности, Майклз. Всего лишь простая предосторожность, - перебил его инспектор. - Желаю вам от души поразвлечься, парни. Майклз и Велье вышли. Квин немного отъехал от стола в своем вертящемся кресле на колесиках, взял в задумчивости конверт со стола, достал из него лист дешевой почтовой бумаги и с легкой улыбкой пробежал глазами написанный на нем текст. В письме не было ни обращения, ни даты. Начиналось оно прямо с сути дела, без околичностей. "Полагаю, что вы знаете автора этого письма. Меня зовут Чарльз Майклз. Более двух лет я был правой рукой Монти Фильда. Не буду долго ходить вокруг да около. В прошлый понедельник вы убили Монти Фильда в Римском театре. Монти Фильд рассказал мне в воскресенье, что договорился встретиться с вами в театре. Я - единственный, кто знает об этом. И еще одно. Я знаю также, почему вы убили его. Вы убрали его с дороги, чтобы заполучить те бумаги, которые были в его цилиндре. Но вы не знаете, что бумаги, которые вы взяли, - не подлинники. Чтобы доказать вам это, прилагаю одну страничку из бумаг по делу Нелли Джонсон, которые хранились у Монти Фильда. Если те бумаги, которые вы взяли из цилиндра Фильда, еще сохранились, сравните их с этой страничкой. Вы убедитесь, что я говорю правду. Остальные подлинники я спрятал в таком месте, где вы их никогда не найдете.. Вероятно, будет уместно напомнить, что полиция тоже лихорадочно разыскивает их. Как бы вы посмотрели на то, если бы я с этими документами и со своим рассказом сходил в кабинет к инспектору Квину? Но я дам вам шанс выкупить у меня эти бумаги. Если вы принесете 25000 долларов наличными туда, куда я скажу, я отдам их вам из рук в руки. Мне нужны деньги - вам нужны бумаги и мое молчание. Давайте встретимся завтра, во вторник, в двенадцать часов ночи на седьмой скамейке по правую руку от входа в Центральный парк, на мощеной аллее, которая начинается на северо-западе, от угла 59-й улицы и Пятой авеню. Я буду в сером пальто и мягкой фетровой шляпе серого цвета. Скажите мне только одно слово - "Бумаги". Это - единственная возможность для вас получить эти документы. Не пытайтесь разыскивать меня до назначенного времени. Если вы не будете в условленном месте, я знаю, как поступить". Под письмом, нацарапанным мелким почерком и с явным трудом, стояла подпись - "Чарльз Майклз". Инспектор Квин вздохнул, провел языком по краю конверта и заклеил его. Потом спокойно поглядел на фамилию, на адрес, написанные на конверте тем же самым почерком, и не спеша приклеил на конверт почтовую марку. После этого нажал другую кнопку на своем столе. В дверях появился детектив Риттер. - С добрым утром, инспектор. - С добрым утром, Риттер. - Инспектор, задумавшись о чем-то, взвесил письмо на ладони. - Чем вы занимаетесь сегодня? Детектив замялся. - Ничем особенным, инспектор. До субботы помогал сержанту Велье. Но сегодня утром за дело Фильда еще не принимался. - Что ж, тогда у меня есть милое маленькое поручение для вас. Инспектор усмехнулся, протягивая детективу письмо. - Отнесете это и бросите в почтовый ящик где-нибудь неподалеку от угла Сто сорок девятой улицы и Третьей авеню. Риттер удивленно поглядел на него, почесал в затылке, сунул конверт в карман и вышел. Инспектор откинулся в кресле и с наслаждением понюхал табак.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ, в которой инспектор Квин оказывается с уловом

Во вторник, второго октября, в половине двенадцатого ночи из холла небольшого отеля на Пятьдесят третьей улице вышел высокий мужчина. Он быстро зашагал к Центральному парку. На нем были мягкая черная шляпа и черное пальто, воротник которого он поднял - ночью похолодало. Дойдя до Пятьдесят девятой улицы, он свернул на восток и продолжал свой путь по направлению к Пятой авеню по обочине безлюдной проезжей дороги. У входа в парк с Пятой авеню, сразу за небольшой круглой площадью, он ненадолго остановился в тени одной из больших бетонных колонн и прислонился к ней спиной. Когда он прикуривал сигарету, огонек спички осветил его лицо лицо человека пожилого, сплошь изрезанное морщинами. Над верхней губой красовались пышные седые усы. Из-под шляпы выглядывали седые волосы. Спичка потухла. Человек постоял, прислонившись к колонне, держа руки в карманах и пуская дым кольцами. Не будь темноты, внимательный наблюдатель заметил бы, что пальцы его слегка подрагивают. Он беспокойно переминался с ноги на ногу. Когда сигарета была докурена, он щелчком отбросил ее и поглядел на свои часы. Было без десяти двенадцать. Он недовольно ругнулся и зашагал в парк. Фонари светили здесь слабее, чем на улице. Мужчина остановился, как будто в раздумье, огляделся по сторонам, подошел к первой скамье и тяжело опустился на нее. Он напоминал человека, который очень устал за день и теперь намерен провести несколько минут в тишине и полумраке парка, чтобы отдохнуть. Мало-помалу голова его поникла. Тело расслабилось. Казалось, мужчина задремал. Прошло несколько минут. Никто не прошел по аллее. С Пятой авеню доносился шум машин. На круглой площади у входа в парк с равными интервалами свистел в свой свисток полицейский-регулировщик. Холодный ветерок пошевеливал кроны деревьев. Где-то в темноте парка засмеялась девушка - далеко и негромко, но слышно было на удивление хорошо. Прошло еще несколько минут. Человек, казалось, крепко спал. Но когда колокол церкви неподалеку стал отбивать полночь, он поднял голову, посидел еще несколько мгновений, а затем решительно встал. Но пошел не к выходу, а дальше в парк. Глаза его внимательно смотрели по сторонам. Лицо было почти совсем скрыто низко надвинутой шляпой и поднятым воротником. По всей видимости, он считал скамьи на аллее, двигаясь степенно и не спеша. Вторая. Третья. Четвертая. Пятая. Он остановился, увидев вдалеке на скамье темную фигуру. Мужчина постоял недолго и двинулся дальше. Шестая скамейка. Седьмая. Он ничуть не замедлил шага. Восьмая. Девятая. Десятая. Лишь около нее он повернулся и пошел обратно. Походка его стала тверже и решительнее. Он быстро приближался к седьмой скамье. На полпути остановился, замер, и вдруг, как будто решившись, двинулся к скамье, на которой смутно виднелась фигура человека, и сел на нее. Тот, кто сидел на скамье, что-то проворчал; и отодвинулся подальше. Некоторое время они сидели в молчании. Человек в черном достал из кармана пальто пачку сигарет. Он закурил и еще некоторое время подержал горящую спичку, незаметно разглядывая в ее неверном свете человека, спокойно сидевшего рядом. Но за то краткое время, пока она горела, ему удалось разглядеть совсем немного - человек, сидевший на скамье рядом, точно так надвинул на глаза шляпу и поднял воротник, как и он сам. Человек в черном, видимо, сделал выбор. Он наклонился к соседу по скамье, коснулся его колена и жарким шепотом сказал единственное слово: - Бумаги! Человек, которому это было сказано, тут же вышел из оцепенения. Он немного отклонился в сторону, поглядел на пришельца, что-то довольно буркнул себе под нос. Настороженно отодвинулся от человека в черном и сунул в карман пальто правую руку. Его сосед по скамье, весь в напряжении, с горящими глазами, так и подался вперед. Когда рука вновь появилась из кармана, в ней что-то было крепко сжато. Но не бумаги. Человек, сидевший рядом с пришельцем, повел себя странно. Он вдруг вскочил со скамьи и сделал два быстрых шага назад, вытянув правую руку в сторону пришельца. В свете далекого фонаря можно было разглядеть, что именно он держал в руке - револьвер. Человек в черном закричал и тоже вскочил на ноги по-кошачьи легко. Его рука скользнула в карман пальто. Не обращая внимания на оружие, направленное ему прямо в грудь, он бросился на своего противника. Но тут вдруг столь тихая и мирная картина ночного парка разом преобразилась. Райское место превратилось в сущий ад - со всех сторон раздались крики и шум. Из кустов позади скамьи выскочило сразу несколько вооруженных людей. Еще одна группа в тот же миг появилась из кустов на противоположной стороне аллеи. От входа в парк и из его глубины бежали полицейские в форме с оружием наготове. Все четыре группы сошлись почти одновременно. Однако человек, вытащивший револьвер из кармана, вовсе не собирался ждать подкрепления. Как только его противник сунул руку в карман, он тщательно прицелился и выстрелил. Эхо далеко разнеслось по парку. Человек в черном пошатнулся и схватился за плечо. Колени его подогнулись, и он упал. Рука его по-прежнему оставалась в кармане. Но что бы он ни замышлял, подоспевшие полицейские без особых церемоний пресекли его замыслы. Его прижали к земле и лишили возможности двигаться. Вытащить руку из кармана он просто не мог. В таком положении его и держали до тех пор, пока не раздался звучный голос: - Осторожно, парни! Следите за его руками! Инспектор Ричард Квин подошел к тяжело дышащим полицейским и оглядел того, кто был распростерт под ними. - Вытягивайте из кармана его руку, только не спешите! И держите ее крепко. Крепко, я сказал! Иначе он может уколоть! Сержант Томас Велье, сжимавший, как клещами, руку человека в черном, осторожно вытащил ее из кармана, как ни дергался при этом схваченный. В руке ничего не было - в последний момент тот, видимо, разжал пальцы. Тотчас же двое полицейских крепко захватили его руку. Велье собрался было посмотреть, что же в кармане, но инспектор окриком остановил его. Он сам склонился к карману. Очень осторожно, как будто там таилась гремучая змея, он проник рукою в карман, нащупал там что-то и так же осторожно вытащил, чтобы поднести к свету. Все увидели шприц с бесцветной жидкостью. Инспектор Квин усмехнулся и опустился рядом с раненым на колени, чтобы снять с его головы черную шляпу. - Все сплошь - камуфляж! - проворчал он, срывая приклеенные седые усы и размазывая на лице грим пальцем. Мужчина в черном неотрывно глядел на него. Глаза его лихорадочно поблескивали. - Вот и хорошо, вот и славно, - спокойно сказал инспектор. - Рад снова видеть вас, мистер Стивен Барри. Вас и вашего дружка - мистера Тетраэтилсвинца!

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ, в которой инспектор объясняет все

Инспектор сидел за своим столом в гостиной и прилежно писал на листе почтовой бумаги с грифом: "Квины". Было утро среды - утро ясное и солнечное. Сквозь окна мансарды в комнату проникали солнечные лучи. Снизу глухо доносился шум автомобилей, сплошным потоком двигавшихся по Восемьдесят седьмой улице. Инспектор был в домашнем халате и в шлепанцах. Джуна убирал стол после завтрака. Инспектор писал: "Милый мой сын, как я уже сообщал тебе телеграфом, дело закончено. Мы схватили Стивена Барри, используя в качестве наживки имя Майклза и его почерк. В самом деле, я должен поздравить себя самого с тем, как хорошо и психологически тонко был продуман этот план. Барри находился в отчаянном положении. И, как многие другие преступники, он тоже думал, что может повторить преступление и не попасться при этом. Излишне говорить, насколько усталым я себя чувствую и насколько мало удовлетворяют меня результаты этой охоты за человеком. Достаточно, например, вспомнить только о Франсес, которая теперь предстанет перед всем светом как невеста преступника, убийцы... Что ж, Эл, в этом мире очень мало справедливости и совсем нет милосердия. И, разумеется, в ее позоре более или менее повинен я... Все же Айвз-Поуп был настолько любезен, что позвонил мне, узнав новость. Полагаю, что я в некотором смысле оказал ему и Франсес определенную услугу, разоблачив Барри. Мы..." Тут в дверь позвонили. Джуна быстро вытер руки кухонным полотенцем и побежал открывать. Вошли прокурор Сампсон и Тимоти Кронин. Они наперебой разговаривали и казались счастливыми. Квин встал, прикрыв промокательной бумагой написанное. - Мистер К., старина! - воскликнул Сампсон, протягивая обе руки для рукопожатия. - Прими мои поздравления! Ты уже читал сегодня утренние газеты? - Честь и слава великому сыщику! - усмехнулся Кронин, помахивая над головой газетой. На первой полосе ее огромные буквы извещали Нью-Йорк о поимке Стивена Барри. В глаза сразу бросалось фото инспектора. Статья на две колонки была озаглавлена: "Квин пожинает новые лавры". Как ни странно, все это не произвело на инспектора никакого впечатления. Он пригласил гостей садиться, велел Джуне приготовить кофе и принялся обсуждать предстоящие плановые кадровые перестановки в управлении так, будто дело Фильда его уже совершенно не, интересует. - Ничего не пойму, - озадаченно сказал Сампсон. Что это с тобой происходит? Собственно, сейчас тебе надлежит сидеть и с гордостью надувать щеки. А ты ведешь себя так, как будто вытянул пустой билет в лотерее. Но ведь у тебя есть все основания быть довольным! - В том-то и дело, что не все. Генри, - вздохнув, сказал инспектор. Я просто не могу радоваться по-настоящему, когда рядом со мной нет Эллери. Черт меня подери, я хочу, чтобы он был здесь, а не в каких-то анафемских лесах штата Мэн! Оба гостя засмеялись. Джуна подал кофе, и некоторое время инспектор слишком много внимания уделял пирожным, чтобы предаваться невеселым мыслям. Закурив сигарету, Кронин сказал: - Я, собственно, заглянул только затем, чтобы выразить вам свою признательность, инспектор. Однако есть в этом деле некоторые аспекты, которые вызывают у меня любопытство... О том, как протекало расследование, я знаю лишь со слов Сампсона: он кое-что рассказал мне по дороге сюда. - Сказать по правде, я и сам далеко не все понял, мистер К., - сказал прокурор. - Надеюсь, ты расскажешь нам все в деталях. Давай, выкладывай! Инспектор Квин грустно улыбнулся. - Чтобы сохранить свою репутацию, мне придется излагать все так, будто большее число заслуг в расследовании этого дела принадлежит мне. А ведь головой-то поработал главным образом Эллери. Он хитрый парень, мой сын! Сампсон и Кронин поудобнее расположились в креслах. Инспектор взял понюшку табаку. Джуна сел в уголке и навострил уши. - Когда я буду говорить о деле Фильда, - начал инспектор, - мне все время придется упоминать Бенджамина Моргана, который является поистине самой невинной жертвой во всей этой истории. Я прошу, чтобы все, касающееся его, не выходило за пределы этой комнаты - ни по службе, ни в дружеской беседе, Генри. Тим уже заверил меня, что будет молчать. Оба гостя молча кивнули. Инспектор продолжил: - Собственно говоря, мне нет нужды напоминать, что расследование убийства почти всегда начинается с поисков мотива. Если знаешь причину, по которой произошло убийство, можно исключать одного подозреваемого за другим. В этом деле мотив убийства долгое время был не ясен. Правда, были две зацепки - например, история с Бенджамином Морганом - но они не особенно убеждали. Фильд шантажировал Моргана много лет. Несмотря на то, что вы долгое время следили за его деятельностью, вам об этом было ничего не известно. Шантаж, возможно, и был мотивом для преступления. Но с таким же успехом причиной убийства могло стать и все, что угодно, - к примеру, месть преступника, который по вине Фильда оказался за решеткой. Его мог убить и кто-то из членов его преступной организации. У Фильда было множество врагов и, без сомнения, множество таких "друзей", которые были друзьями только потому, что Фильд держал их на крючке. Словом, мотив для преступления мог быть у множества людей - и у мужчин, и у женщин. А потому мы, прибыв в тот вечер в Римский театр и занявшись многими другими более срочными и прозаическими вещами, не особенно задумывались о мотиве. Он оставался на заднем плане до поры до времени. Но тем не менее остановимся на этом вопросе чуть подробнее. Если мотивом для убийства был шантаж, - а мы с Эллери исходили из этого, потому что такая возможность казалась наиболее вероятной, - то где-то у Фильда должны были оставаться документы, которые - как бы это поделикатнее выразиться - могли нам помочь. Мы точно знали, что документы Моргана, по крайней мере, существуют реально. Кронин настаивал, что должны быть и другие документы, интересные ему. В результате мы все время были настороже и вели поиск каких-либо бумаг, которые могли стать доказательством вины и которые, возможно - а, возможно, и нет, - могли бы объяснить столь странные обстоятельства убийства. Когда мы искали документы, интерес Эллери привлекли книги по графологии. Их у Фильда было несколько. Из этого мы сделали такой вывод: человек вроде Фильда, который в одном случае наверняка выступал в роли шантажиста (по отношению к Моргану), а в других случаях, вероятно, тоже, и при этом проявлял такой интерес к науке о почерках, вполне мог заниматься к тому же и изготовлением поддельных документов. Если это соответствовало истине - а такое объяснение просто напрашивалось, - то Фильд должен был заниматься подделкой тех бумаг, которые использовал при шантаже. Единственная причина, которая могла заставить его заниматься этим, продажа подделок, чтобы оставить у себя оригиналы. Его связи с преступным миром, без сомнения, позволяли ему заниматься этим бизнесом с достаточным коварством. Позднее выяснилось, что наша версия оказалась правильной. К этому моменту мы уже однозначно установили, что мотивом для преступления был шантаж. Однако дальше мы продвинуться не могли, потому что каждый из подозреваемых нами мог шантажироваться Фильдом, а мы тогда не имели возможности выяснить, так оно на самом деле или нет. Инспектор наморщил лоб и удобнее устроился в кресле. - Но я подхожу к изложению дела не с той стороны. Это и вправду доказывает, насколько сильны наши привычки. Я ведь так привык начинать с мотива... С самого начала следствия в глаза бросалось одно важнейшее обстоятельство. Просто поразительная и обескураживающая зацепка присутствовала в этом деле или, вернее, отсутствовала. Я имею в виду цилиндр, который пропал... На нашу беду, мы в тот понедельник слишком увлеклись непосредственными розыскными мероприятиями в Римском театре, чтобы понять все значение пропажи цилиндра. Не то чтобы мы не заметили его отсутствия напротив, Эллери сразу же обратил на это внимание, едва появился в театре и осмотрел место преступления. Но что мы тогда могли поделать? Надо было проверить сотню прочих частных моментов - расспросить зрителей, дать указания, выяснить подозрительные обстоятельства и несоответствия в показаниях, - так что мы, должен признаться, упустили свой большой шанс. Если бы мы уже тогда поняли, что означает исчезновение этой шляпы, то закрыли бы дело уже в тот же вечер. - Ладно, ворчун, - смеясь, сказал Сампсон, - и без того нельзя сказать, что расследование длилось слишком долго. Сегодня среда, убийство было совершено в понедельник на прошлой неделе. Всего девять дней - что же тебе еще надо? Инспектор пожал плечами. - Разница все-таки ощутимая! Стоило нам только хорошо подумать сразу... Ну, да ладно! Когда мы, наконец, решили основательно разобраться в этой истории со шляпой, мы поставили перед собою вопрос: почему ее унесли? На этот вопрос могло быть только два ответа: либо шляпа была уликой сама по себе, либо в ней содержалось нечто такое, что хотел заполучить убийца и ради этого пошел на преступление. Как оказалось позже, было верно и то, и другое предположение. Шляпа была уликой сама по себе, потому что на кожаной ленте внутри ее водостойкими чернилами было написано имя Стивена Барри. Кроме того, в ней было спрятано нечто, что любой ценой хотел заполучить убийца, - бумаги, которыми его шантажировали. В тот момент он, естественно, полагал, что там находятся подлинники. Сделав такой вывод, мы, конечно, продвинулись не слишком далеко. Но все же это было начало. Несмотря на самые тщательные поиски, мы не нашли шляпы в понедельник и были вынуждены закрыть театр вплоть до дальнейших распоряжений. Но мы и представления не имели, вынесли каким-то таинственным образом этот злополучный цилиндр из театра или он все еще находится там, где-то спрятанный. Когда мы в четверг утром еще раз побывали в театре с обыском, нам удалось окончательно ответить на этот вопрос - цилиндра Монти Фильда в театре нет. Мы уверились в этом. А поскольку театр был заперт и опечатан с понедельника, напрашивался вывод цилиндр должен был пропасть из театра в тот же вечер, когда произошло убийство! Мы стали рассуждать дальше. Все, кто выходил из театра, имели при себе по одной шляпе. Значит, после второго обыска мы должны были предположить, что кто-то, покидая театр, имел в руках или на голове шляпу Фильда, а потому неизбежно должен был оставить свою в театре. Выйти со шляпой этот некто мог только тогда, когда выпускали всю публику. До этого момента все выходы из зала были под наблюдением или заперты. В левом боковом коридоре стояли вначале Джесс Линч и Элинор Либби, затем билетер Джонни Чейз, а потом один из моих полицейских. Выйти через правый коридор тоже было невозможно. Все выходы постоянно были под наблюдением. Продолжим теперь ход наших рассуждений. Поскольку у Фильда была не простая шляпа, а цилиндр, и поскольку никто не мог, не возбудив подозрений, выйти из театра в обычном костюме и в цилиндре - а мы специально следили за этим! - постольку тот, кто унес цилиндр, должен был быть в театре во фраке и с цилиндром на голове. На это можно было бы возразить, что кто-нибудь, заранее планируя преступление, мог прийти в театр во фраке, но без цилиндра, чтобы таким образом избежать необходимости его прятать. Но если хорошенько подумать, то придется признать такое допущение невероятным. Прежде всего, при входе в театр бросилось бы в глаза, что ты пришел без цилиндра. Разумеется, была и такая возможность, и мы принимали ее во внимание. Но мы полагали, что некто, спланировавший столь совершенное убийство, не стал бы идти на ненужный риск и вести себя так, чтобы привлекать ненужное внимание. К тому же Эллери был убежден, что убийца заранее не знал, какое значение имеет цилиндр. А это делает еще более невероятным допущение, что убийца пришел в театр без цилиндра на голове. Мы думали, что он мог избавиться от своего собственного цилиндра во время первого антракта - то есть до совершения преступления. Но умозаключение Эллери, что убийца заранее ничего не знал про то, какую роль играет цилиндр Фильда, позволило исключить это. Ведь во время первого антракта еще не существовало необходимости избавляться от шляпы. Как бы то ни было, а мне показалось оправданным допущение, что разыскиваемый нами человек должен был оставить свою собственную шляпу в театре и что эта шляпа могла быть только цилиндром. Ясно я излагаю? - Звучит довольно логично, - кивнул Сампсон, - хотя все очень сложно. - Ты и представить себе не можешь, как это было сложно на самом деле, - хмуро заметил инспектор. - Ведь мы должны были принимать во внимание и другие возможности. К примеру, ту, что некто, вышедший из театра со шляпой Фильда, был вовсе не преступником, а его сообщником. Но давайте продолжим. Следующий вопрос, который мы поставили перед собой, был таким: что же случилось с тем цилиндром, который преступник оставил в театре? Что он сделал с ним? Куда дел его? Где спрятал? Могу вам сказать, что это была очень тяжкая проблема. Мы обыскали все здание сверху донизу. Конечно, мы нашли несколько шляп в комнатах за сценой. Миссис Филипс, гардеробщица, сообщила нам, что они принадлежат актерам. Но ни одна из этих шляп не была цилиндром. Где же был, спрашивается, цилиндр, который убийца оставил в театре? И вот тут Эллери с его тонким умом попал в самую точку. Он сказал себе: "Цилиндр убийцы должен находиться где-то здесь. Мы не нашли ни одного цилиндра, наличие которого не объяснялось бы естественными причинами и который бросался бы в глаза. Значит, тот цилиндр, который мы ищем, должен быть там, где он совершенно не бросается в глаза - на его естественном месте". До смешного просто, правда? Но я сам до этого не додумался. Что же за цилиндры были в театре - такие, что их наличие было совершенно естественным и они никоим образом не бросались в глаза? Ответ был прост: те цилиндры, которые используются в качестве театрального гардероба, а гардероб Римский театр заказывает только у фирмы "Ле Брюн". Где же находятся обычно те цилиндры, которые надеваются со сценическим костюмом? Либо в гримуборных актеров, либо в общей гардеробной позади сцены. Когда Эллери пришел к этому выводу, он взял миссис Филипс, прошел с ней за сцену и проверил все цилиндры в гримуборных и в гардеробе. Каждый из цилиндров там - а они все были на месте, в наличии, - принадлежал к театральному гардеробу и каждый имел на подкладке фирменный знак "Ле Брюн". Шляпа же Фильда имела на подкладке фирменный знак "Братья Браун". Ее в гардеробной не было, и нигде за сценой ее тоже найти не удалось. Поскольку в тот понедельник никто не выходил из театра более чем с одним цилиндром и так как цилиндр Монти Фильда был, без сомнения, в тот же вечер вынесен из театра, из этого вытекает, что собственный цилиндр убийцы должен был находиться в Римском театре все то время, пока он был закрыт и, разумеется, находился там, когда мы пришли проводить второй обыск. Все цилиндры, которые находились в театре, принадлежали к сценическому гардеробу. Из этого следует, что цилиндр убийцы, который тот должен был оставить, потому что вышел с цилиндром Фильда, непременно должен был быть одним из тех, что принадлежат к театральному гардеробу. Другой возможности просто не существовало. Другими словами, один из тех цилиндров, которые мы нашли в гардеробе, принадлежал человеку, покинувшему в понедельник Римский театр во фраке и с шелковым цилиндром Фильда на голове. Если этот человек был убийцей - а кем же он мог быть еще! - то мы должны были сконцентрировать наши поиски на значительно более узком поле. Убийцей мог быть только кто-то из актеров труппы - непременно мужчина, покинувший театр в полном вечернем облачении. Или же - тоже вышедший в полном вечернем облачении, - кто-то из тех, кто в театре свой человек. Если допускать вторую возможность, то этот свой человек с самого начала должен был носить цилиндр из театрального гардероба, чтобы затем оставить его там. Это - первое. Во-вторых, у него должен был быть свободный доступ в гримуборные и в гардеробную за сценой. В-третьих, у него должна была иметься возможность вернуть цилиндр из гардеробной на место. Давайте рассмотрим вторую возможность - то, что убийцей был не актер, но человек из театра, - более подробно. Инспектор сделал паузу, чтобы взять из столь любимой им табакерки изрядную понюшку табаку. - Рабочие сцены отпадают сразу, так как никто из них не носит соответствующей одежды, которая необходима, чтобы выйти со шляпой Фильда. Кассиры, билетеры, дежурные и прочие служащие театра отпадают по той же самой причине. Гарри Нельсон, агент по рекламе, тоже ходит в обычном костюме, а не во фраке. Правда, Панцер ходит в театр во фраке, но я не поленился определить размер его цилиндра. Он необычайно мал. Практически невозможно, чтобы Панцер вышел с цилиндром Фильда на голове. Правда, мы покинули театр раньше, чем он, но я отдал Велье совершенно определенный приказ - не делать исключения и для Панцера, обыскать его точно так же, как и всех остальных. Велье доложил, что Панцер вышел в своей шляпе, другой у него в руках не было. Если, следовательно, Панцер - это тот, кого мы ищем, то он никак не мог взять с собой цилиндра Фильда, потому что театр сразу же после его ухода был закрыт и опечатан и никто, в самом деле никто - мои люди следили за этим! - не мог войти в здание вплоть до четверга. Если бы Панцеру или еще кому-то из персонала театра удалось спрятать цилиндр Фильда в каком-то тайнике, то спрятавший мог бы быть убийцей. Однако последнюю возможность следует отвергнуть, потому что Эдмунд Кру, полицейский эксперт по строительным вопросам, однозначно утверждает, что нигде в здании Римского театра нет никаких тайников. После того, как Панцер, Нельсон и прочие служащие театра исключены, у нас остаются только актеры из труппы. Мы затягивали нашу петлю все туже и туже, пока не вышли на Стивена Барри. Как именно вышли - не так важно. Дело техники, что называется. Действительно интересным аспектом этого дела является именно поразительный и замысловатый ряд умозаключений. Мы пришли к истине благодаря чисто логическим рассуждениям. Я сказал "мы", хотя должен был бы сказать - "Эллери"... - Для полицейского инспектора это звучит чересчур скромно, усмехнулся Кронин. - Все, что я слышу, почище любого детективного романа. Мне, собственно, пора на службу, но мой непосредственный начальник тоже сгорает от любопытства, как и я сам. Так что - продолжайте, инспектор! Квин улыбнулся и продолжал свое повествование: - Тот факт, что круг подозреваемых можно было сузить, и в нем остались только актеры, объяснял кое-что, уже приходившее, видимо, на ум и вам тоже: некоторые из загадок, которые поначалу поставили нас в тупик. Мы поначалу не могли понять, почему именно театр был выбран как место встречи, что бы, заняться такими делами. Ведь если подумать хорошенько, неизбежно придешь к выводу, что театр при нормальных обстоятельствах имеет множество недостатков. Например, если называть только некоторые, надо покупать дополнительные билеты, чтобы вокруг были пустые места и никто не мешал. К чему такие ненужные расходы? Проще выбрать место более подходящее. В театре по большей части темно, а тишина, которая там стоит в зале, скорее мешает, если надо поговорить. Каждый шорох, каждое сказанное слово привлекает внимание. Там очень много людей, и всегда существует опасность, что тебя узнают. Однако загадка разъясняется сама собой, если оказывается, что Барри - актер труппы театра. С его точки зрения, театр идеальное место встречи. Ведь кому придет в голову подозревать в убийстве актера, если жертва была найдена в зрительном зале во время спектакля? Фильд согласился на это место встречи, потому что не подозревал о намерениях Барри, и, тем самым, облегчил ему задачу. Даже если он и подозревал что-то - а ведь ему доводилось иметь дело с опасными людьми, и он привык подозревать всех, - то считал, что способен позаботиться о собственной безопасности. Видимо, переоценил свои силы. Сейчас поздно об этом думать. Уже не выяснишь. Но я хочу опять вернуться к своей любимой теме - к Эллери, - с довольным видом сказал инспектор. - Даже если совершенно отвлечься от умозаключений, о которых я говорил - задолго до того, как они были доведены до конца, - у Эллери появилось первое подозрение во время встречи в доме Айвз-Поупов. Напрашивалась мысль, что Фильд заговорил с Франсес Айвз-Поуп не только по амурным соображениям в театре, во время антракта. Эллери показалось, что между этими двумя людьми есть какая-то связь. Не имеет значения, что Франсес ничего не знала про эту связь. Она была искренне убеждена, что никогда раньше не видела Фильда и не слышала о нем. У нас нет никакого повода сомневаться в этом, напротив, есть все основания поверить ей. Однако связь вполне могла быть, и связующим звеном выступал Стивен Барри - при условии, что Стивен Барри и Фильд были знакомы, хотя Франсес об этом и не знала. Если, к примеру, Фильд договорился в понедельник вечером встретиться с актером и увидел Франсес, он в своем полупьяном виде мог отважиться заговорить с ней прежде всего потому, что дело, связывавшее его с Барри, сильно затрагивало и ее тоже. Узнать ее в толпе было легче легкого. Тысячи людей, читающих газеты, хорошо знают Франсес по портретам - из светских дам ее фотографируют едва ли не чаще всего. А уж Фильд с его основательностью наверняка изучил ее внешность и ее привычки... Но, возвращаясь к этому треугольнику - Фильд, Франсес, Барри, - к треугольнику, о котором я еще скажу подробнее впоследствии, вам теперь ясно, что в связи с вопросом: "Почему Фильд заговорил с Франсес?" под подозрение из всей труппы мог попасть только Барри, обрученный с этой девушкой, сфотографированный с нею по этому поводу, окруженный журналистскими сплетнями, хорошо известный в роли ее жениха но светской хронике. Еще одно неясное обстоятельство, касающееся Франсес - то, что ее сумочка оказалась в кармане у Фильда, - было объяснено ею достаточно убедительно. Она уронила сумочку, когда находилась в состоянии крайнего волнения по вполне понятной причине - к ней пристал подвыпивший адвокат. Позднее ее показания подтвердил Джесс Линч, который видел, как Фильд поднял с пола сумочку Франсес. Бедная девушка. Мне ее жаль. Инспектор вздохнул. - Ну, а теперь еще раз вернемся к шляпе - как видите, мы то и дело возвращаемся к этому проклятому цилиндру. Я еще не встречал дела, где один-единственный фактор оказывал бы столь определяющее влияние на весь ход расследования... Смотрите внимательно: Барри был единственным из всей труппы, кто покинул Римский театр в понедельник вечером во фраке и в цилиндре. Эллери, который стоял у главного входа в тот день и наблюдал, как выходила публика, это сразу бросилось в глаза. Все актеры, кроме Барри, покинули зал в обычных костюмах. Эллери даже упомянул об этом позднее, когда мы сидели с ним и с Сампсоном в кабинете у Панцера, но никто из нас в тот момент не осознал в должной мере значения этого факта... Следовательно, Барри был единственным из актеров, кто мог унести с собой цилиндр Фильда. Стоит вам поразмыслить об этом, и вы поймете, что мы - исходя из размышлений Эллери по поводу шляпы - без малейших сомнений могли указать на Барри как на преступника. Следующий шаг: мы решили внимательно просмотреть спектакль. Что и было сделано вечером того дня, когда Эллери пришел к решающему умозаключению - вечером в четверг. Вы наверняка понимаете, зачем нам это было нужно. Мы хотели подтвердить наши умозаключения, убедившись, что у Барри во время второго акта было время, чтобы совершить убийство. И поразительно: единственным, у кого было время отлучиться во втором акте, из всей труппы оказался Барри. Он отсутствовал на сцене с 9.20 вечера, когда он появлялся там по роли в ходе второго акта, и до 9.50, когда он, исчезнув в 9.20, появлялся там снова и был занят до конца второго акта. Это не изменяется ни на одном из спектаклей - график их протекания достаточно жесткий. Все остальные актеры либо все время были на сцене, либо покидали ее лишь на несколько минут. Это означало, что мы решили нашу загадку уже на шестой день расследования, а все дело потребовало девять дней. Но выяснить, кто убийца, - еще далеко не означает отдать его под суд. Вы скоро увидите, что это было далеко не так просто. Тот факт, что убийца не мог войти в зал раньше 9.30 вечера, объясняет, почему не совпадают оборванные края билетов на соседние места ЛЛ 32 и ЛЛ 30. Надо было, чтобы Фильд и Барри пришли в зал порознь. Фильд не мог войти в зал вместе с Барри, не мог и войти в зал после начала второго акта, чтобы не броситься в глаза зрителям. Встречу с Барри следовало держать в секрете. Это было важно для Барри, а Фильд понимал или, по крайней мере, ему так казалось - зачем вся эта секретность. Когда мы в четверг вечером убедились в виновности Барри, то решили негласно опросить других актеров труппы и рабочих сцены. Мы, разумеется, хотели выяснить, не видел ли кто, как Барри уходил или возвращался. Но все впустую - никто ничего не видел. Впрочем, это понятно: все были слишком заняты ожиданием выхода на сцену, переодеваниями или своей работой. Мы провели этот опрос после окончания спектакля в тот же вечер, когда Барри уже ушел из театра. Но все было впустую. Мы раздобыли план театра у Панцера. Этот план, равно как и детальный осмотр левого бокового коридора, а также гримуборных за сценой, проведенный нами после второго акта в четверг, позволили нам понять, как было осуществлено убийство. Сампсон зашевелился в кресле. - Я об этом все время ломал голову, - признался он. - Ведь Фильда, в конце концов, никак нельзя назвать доверчивой овечкой. Что, этот Барри волшебник? Мистер К., как он все устроил? - Каждая загадка кажется простой, когда ты знаешь ответ, - сказал инспектор. - Барри, который освободился в 9.20 вечера, сразу же вернулся в свою грим-уборную, быстро, но очень искусно сменил грим, надел цилиндр и накидку, которые принадлежали к его сценическому костюму - вспомните, что он играл во втором акте во фраке, - и выскользнул из гримуборной в коридор. Конечно, вы не можете точно знать, как устроен Римский театр. По левой стороне, за боковым проходом-коридором, в несколько этажей идут гримуборные - одна над другой. Гримуборная Барри - в самом низу, дверь ее выходит прямо в коридор, надо только чуть спуститься по железной лестнице. Итак, он вышел из гримуборной и прошел по темному коридору. Двери из коридора в театральный зал во время второго акта были закрыты. Он мог спокойно выйти на улицу, так как в тот момент - как он точно знал - в коридоре никто не дежурил. Ему просто повезло, что до этого момента туда еще не пришли Джесс Линч и его подружка. Пройдя по улице, он вошел в зал через передний вход так, будто он просто опоздавший зритель. Закутанный в накидку и, разумеется, загримированный так, чтобы его никто не мог узнать, он показал свой билет на место ЛЛ 30 при входе. Войдя, он намеренно бросил билет на пол. Ему казалось, что это хитрый ход: когда там найдут билет с оборванным контролем, будут думать, что убийца кто-то из зрителей, а не из театра. Кроме того, он не мог оставить билет у себя - если бы его план не удался, при основательном обыске его могли обнаружить, и это была бы бесспорная улика. Короче, он полагал, что трюк с билетом не только запутает нас, но и отведет подозрения от него. - Но как, интересно, он собирался дойти до своего места? Ведь его должна была сопровождать билетерша, которая непременно обратила бы на него внимание? - спросил Кронин. - Он, конечно, не мог рассчитывать на то, что его не увидит билетерша, - ответил инспектор. - Разумеется, он надеялся, что успеет дойти до последнего ряда, который ближе всего ко входу в зал, раньше, чем его встретит билетерша. Но, даже если она и встретила бы его, чтобы проводить на место, он был так хорошо загримирован, что в темноте театра она бы его не узнала. Самое худшее, что ему грозило, - кто-нибудь вспомнил бы, что какой-то незнакомый мужчина, описать которого можно только приблизительно, вошел в зал после начала второго акта. Но случай распорядился так, что ему никто не вышел навстречу в зале, так как Мадж О'Коннел ворковала со своим возлюбленным, сидя рядом с ним. Стало быть, ему удалось занять место рядом с Фильдом, оставшись незамеченным. Инспектор откашлялся и продолжал: - Все, что я рассказал вам сейчас, основывается не на наших умозаключениях и расследованиях. Мы бы никогда не докопались до таких деталей. Барри вчера вечером признался во всем и пояснил все в деталях... Хотя, зная, что Барри - преступник, мы бы могли мысленно реконструировать весь ход его действий. Когда знаешь преступника, это получается как-то само собой. Ну, да теперь этого не требуется. Получается, что это какая-то отговорка, оправдание для меня и для Эллери. Инспектор слабо улыбнулся. - Уже когда он сел рядом с Фильдом, все его действия были тщательно спланированы наперед. Вы не должны забывать, что он зависел от строгого графика выхода на сцену и не мог позволить себе терять время. С другой стороны, и Фильд знал, что Барри должен быстро вернуться на сцену, стало быть, он тоже не собирался тянуть волынку. Барри, по его собственному признанию, имел с Фильдом значительно меньше проблем, чем ожидал. Фильд легко принимал все его предложения - вероятно потому, что был изрядно выпившим и ожидал получения крупной суммы. Барри вначале потребовал бумаги. Фильд из предосторожности потребовал показать вначале деньги. Барри продемонстрировал ему бумажник, якобы полный настоящих банкнот. В театре было темно, и Барри не стал разворачивать эти банкноты. На самом деле это были "деньги" из театрального реквизита. Барри показал их и сделал то, чего и ожидал Фильд, - отказался отдавать деньги, пока не проверит документы. Помните, что Барри - актер, и в столь сложной ситуации сумел сыграть полное хладнокровие... Тогда Фильд полез под сиденье и к безмерному удивлению Барри вытащил оттуда свой цилиндр. Барри сказал, что Фильд при этом заявил: "Что, не ожидали, что я храню в нем бумаги? Эта шляпа целиком и полностью посвящена вашему прошлому. Видите - тут внутри, на ленточке, стоит ваше имя". С этими словами он повернул цилиндр, отогнул кожаную ленту внутри и продемонстрировал Барри его имя и фамилию, написанные несмываемыми чернилами. Можете представить себе, что в этот момент происходило в душе у Барри. Увиденное им нарушало весь план, продуманный с такой тщательностью. Ведь Барри понимал: когда будут осматривать цилиндр Фильда - а его непременно будут осматривать, когда найдут тело, - имя Стивена Барри окажется самой серьезной уликой против него... У Барри не оставалось времени, чтобы отделить кожаный ободок от цилиндра. К тому же у него - вот беда - не было при себе перочинного ножа. Ободок был прочный и пришит был крепко. Прикинув, сколько у него остается времени, Барри сразу понял, что ему придется забрать цилиндр, когда он убьет Фильда. Поскольку Фильд был примерно такого же телосложения, что и Барри, и размер его цилиндра был достаточно обычным, средним - 7/8, - Барри сразу же решил, что выйдет из театра со шляпой Фильда на голове или в руках. Ему придется оставить свой собственный цилиндр в гардеробе за сценой, где он никому не бросится в глаза. Цилиндр Фильда он решил уничтожить сразу же, как придет домой. Кроме того, Барри подумал, что даже если начнут обыскивать всех, его собственное имя на цилиндре избавит его от подозрений. Возможно, именно это обстоятельство и послужило окончательным толчком. Он решил, что избежит таким образом значительно большего риска, хотя, конечно, не мог предвидеть неожиданного развития событий, которое тоже было возможным. - Хитрый лис! - пробормотал Сампсон. - Сам себя перехитрил, Генри, сам себя перехитрил, - совершенно серьезно сказал Квин. - Излишняя хитрость уже не одного привела на виселицу... Когда он молниеносно решил взять с собой цилиндр Фильда, ему тут же стало ясно, что подменить его своим собственным нельзя. Во-первых, это был цилиндр специально для сцены - шапокляк. Но еще важнее, во-вторых, было то, что внутри его стоял фирменный знак "Ле Брюн" - знак фирмы, производящей театральный реквизит. Ясно, что этот цилиндр сразу же указывал бы на то, что преступник - кто-то из актеров. Допускать такого было никак нельзя. Барри рассказал мне к тому же, что полиция, обнаружив отсутствие цилиндра, в крайнем случае решит, что в нем были какие-то ценности. И он не мог даже представить, что такое предположение как-то могло навести подозрение на него. Когда я изложил ему все умозаключения, которые Эллери сделал на основании отсутствия цилиндра, Барри был просто поражен. Ему стало ясно, что единственный слабый пункт в его преступлении являлся не упущением или промахом с его стороны, а фактором, который он просто не мог предвидеть. Это заставило его действовать. События начали разворачиваться по своей неумолимой логике. Если бы имя Барри не было написано на кожаном ободке цилиндра Фильда, он до сих пор оставался бы на свободе и никаких подозрений ни у кого не вызывал до сих пор. А в архивах полиции было бы одним нераскрытым делом больше. Мне нет нужды говорить вам, что все эти мысли пронеслись в его голове значительно быстрее, чем я их здесь пересказываю вам. Он понял, что следует делать: придется приспосабливать первоначальный план к неожиданным обстоятельствам... Когда Фильд достал из цилиндра документы, Барри бегло просмотрел их при свете крошечного фонарика, свет от которого они полностью загораживали своими телами. Бумаги, как показалось Барри, были в порядке, в полном комплекте. Но в тот момент Барри некогда было долго рассматривать их. Он неловко улыбнулся и сказал: "Черт бы вас побрал, если они здесь не все". Это прозвучало вполне естественно - вроде как между ними устанавливалось перемирие, а Барри оказывался человеком, который умел проигрывать с честью. Фильд отреагировал на эту реплику именно так, как и ожидал Барри. А тот сунул руку в карман - фонарик он к этому моменту уже выключил, - достал маленькую бутылочку виски и сделал из нее порядочный глоток, как будто сильно нервничал. Потом он как будто вспомнил о правилах хорошего тона и довольно дружелюбно спросил Фильда, не желает ли он тоже приложиться к бутылочке, чтобы тем самым закрепить сделку. Так как Фильд видел, что Барри пил из бутылки, у него не возникло никакого подозрения. Он, вероятно, и в мыслях не держал, что Барри попытается его убить. Барри протянул ему бутылочку... Но это была уже не та бутылочка. Воспользовавшись темнотой, Барри подменил ее. У него было с собой две маленьких бутылочки: одна в левом кармане, из нее он пил сам, а другая - в правом. Ее-то он и дал Фильду. Подменить бутылочку удалось легко, потому что было темно, а Фильд был навеселе... Итак, трюк удался. Но Барри хотел избежать всякого риска и действовать наверняка. В кармане у него лежал шприц с ядом. Если бы Фильд отказался выпить, Барри был готов воткнуть ему в руку или в ногу иглу. Этот шприц ему раздобыл какой-то врач много лет назад. Тогда Барри страдал нервной болезнью и не мог долго находиться под опекой врача, потому что приходилось то и дело ездить на гастроли. Это было так давно, что шприц едва ли связали бы с ним. Таким образом, он был подготовлен и на тот случай, если бы Фильд отказался выпить. Как видите, план был абсолютно надежен во всех деталях... Бутылочка, из которой сделал глоток Фильд, содержала хороший виски, в который, однако, было подмешано достаточно много тетраэтилсвинца. Легкий запах эфира, которым отличается последний, потерялся в запахе виски. Фильд тут же сделал огромный глоток и не сразу заметил, что виски отравлен. Даже почувствовав неладное, он автоматически отдал бутылочку Барри. Тот заткнул ее пробкой и сказал: "Думаю, мне следует получше поглядеть на бумаги. Действительно, почему я должен доверять вам, Фильд? Для этого нет никаких оснований!" Фильд, которому к этому моменту было уже все едино, кивнул, ничего не понимая, и осел в кресле. Барри и в самом деле стал смотреть бумаги, но краем глаза поглядывал на Фильда. Прошло минут пять, и он понял, что Фильд практически готов. Он еще, правда, не потерял сознания, но был близок к тому. Лицо его исказилось. Он судорожно глотал воздух. Казалось, он уже не в состоянии ни двинуться, ни закричать. В своей борьбе со смертью он уже забыл о существовании Барри. Можно было предположить, что он недолго будет оставаться в сознании. Те несколько слов, которые он попытался сказать Пьюзаку, дались ему ценой нечеловеческого напряжения. Он был уже практически мертв... Барри поглядел на часы. Было 9.40 вечера. Он провел рядом с Фильдом всего десять минут. В 9.50 он должен был вернуться на сцену. Так как ему потребовалось меньше времени, чем он предполагал, он решил подождать еще три минуты, чтобы убедиться, что Фильд не сможет поднять шум и привлечь к себе внимание. Ровно в 9.43, когда Фильд уже невероятно ослаб от жгучей боли внутри, Барри взял его цилиндр, сложил свой шапокляк, спрятал его под накидкой и встал. Он точно знал, куда ему идти. Осторожно, стараясь никому не бросаться в глаза, он прошел вдоль левой стены и, никем не замеченный, оказался позади лож около сцены. В это время был самый напряженный момент в пьесе. Все не отрываясь смотрели только на сцену. Зайдя за ложи, Барри снял парик, отклеил накладные усы, ликвидировал лишний грим и прошел к выходу на сцену. Там есть дверь, за ней узкий проход, который выходит в коридор, по которому можно попасть в различные помещения за сценой. Его гримуборная находилась как раз у начала этого коридора. Он проскользнул туда, бросил складной цилиндр из реквизита среди других вещей, слил остатки отравленного виски из бутылочки в умывальник, сполоснул бутылочку и протер ее. Потом он таким же образом поступил с содержимым шприца и, промыв его, отложил в сторону. Даже если бы этот шприц нашли - что с того? Он вполне мог объяснить, откуда у него шприц. И вообще, убийство произошло не с помощью шприца... Барри постарался взять себя в руки и принять беззаботный, даже скучающий вид. Ему это удалось. Тут пришла пора в 9.50 выходить на сцену. Он не пропустил свой выход и находился на сцене вплоть до того момента, когда в 9.55 в зале началась великая суматоха... - До чего же сложный план! - вырвалось у Сампсона. - Он далеко не так сложен, каким был поначалу, - ответил инспектор. Не забывай, что Барри - хороший импровизатор, а кроме того - отличный актер. Только отличный актер мог осуществить такой план. Выполнить его, впрочем, было не так сложно. Самое трудное - выдерживать намеченный график. Остальное - пустяки. Если бы даже его кто-то и увидел, он был загримирован до неузнаваемости. Единственно опасный участок пути - от места убийства, по проходу на сцену через дверь позади лож. Он, конечно, подумал о билетерах еще когда сидел рядом с Фильдом. Он знал, что им положено стоять в проходах на протяжении всей пьесы, но рассчитывал, во-первых, на свой грим и парик, а в самом крайнем случае - на шприц с ядом. Однако Мадж О'Конпел пренебрегла своими должностными обязанностями, что ее, возможно, спасло. Ведь он мне говорил вчера не без гордости, что был готов к любым неожиданностям... Что же касается выхода к сцене, то он отлично знал: в этот момент практически все актеры были заняты на сцене. У технического персонала тоже было работы невпроворот. Таким образом, планируя преступление, он с самого начала точно представлял себе условия, в которых придется действовать. И все же дело было крайне опасным. "Смело я все провернул, правда?" - спросил он меня вчера вечером и улыбнулся. Не могу не признаться, что его смелость впечатляет. Инспектор помолчал секунду, а потом заговорил снова. - Вот так Барри и убил. Что же касается нашего расследования.., несмотря на все наши умозаключения относительно цилиндра, несмотря на то, что мы знали, кто убийца, у нас все еще не было ни малейшего представления, как именно убийство произошло. Если вы припомните, какие доказательства, нам удалось собрать до четверга, то согласитесь: не было ни одной хорошей зацепки. Единственное, на что мы могли рассчитывать, какие-то сведения в бумагах, которые мы искали. Какие-то сведения, компрометирующие Барри. Но даже этого было еще недостаточно для суда... Инспектор вздохнул. - Затем мы обнаружили документы, спрятанные Фильдом в его милом тайнике над кроватью. Это было исключительно заслугой Эллери. Мы установили, что у Фильда не было абонентского ящика - ни в банке, ни на почте. У него не было и другой квартиры, ни надежных друзей по соседству, у которых он мог хранить документы. Их не было и у него в конторе. Поскольку мы могли исключить все прочие возможности, Эллери настоял на повторном обыске в квартире Фильда. Вам известно, как происходил этот обыск, - Эллери опять показал себя блестяще. Мы нашли бумаги Моргана. Мы нашли и те документы, за которыми охотился Кронин. Они доказывали, что Фильд был связан с главарями преступных организаций. Тим, я жду дальнейшего развития событий просто с нетерпением. Трудно даже представить, что будет, когда мы арестуем всех, кого эти документы разоблачают! Наконец, мы нашли еще одну пачку бумаг в последнем из цилиндров - среди них те, которые касались Майклза и Барри. Ты наверняка знаешь, что Эллери, узнав о занятиях Фильда графологией, предположил, что мы найдем подлинники документов, из-за которых свершилось убийство. Дело Майклза было в высшей степени интересным. То, что на суде он обвинялся только в краже, объясняется исключительно хитрыми адвокатскими маневрами Фильда. Но сам-то Фильд располагал материалом о гораздо более серьезных прегрешениях Майклза. В своем любимом тайнике он сохранил письменные доказательства его вины на тот случай, если еще придется ими воспользоваться. Он был весьма предусмотрительным, этот Фильд... Когда Майклза выпустили из тюрьмы, Фильд беззастенчиво вовлек его в свои грязные дела, шантажируя компрометирующими материалами. Майклз уже давно пытался их отыскать. При малейшей возможности он тщательно обыскивал всю квартиру. Но его каждый раз ждала неудача, и он все более впадал в отчаяние. Фильд был циником и любителем поиздеваться. Его, видимо, забавляло, что Майклз изо дня в день безуспешно обыскивает его квартиру... Вечером в понедельник Майклз поступил именно так, как он нам сообщил, - пошел домой и лег спать. Когда же он прочел в утренней газете, что Фильд убит, решил в последний раз поискать бумаги. Если бы их нашел не он, а полиция, у него возникли бы крупные неприятности. Поэтому он решил рискнуть и попал прямо к нам в руки, когда во вторник утром пришел на квартиру к Фильду. Вся история про зарплату - про чек, который ему должен выписать Фильд, - была, конечно, выдуманной. Но перейдем к Барри. Подлинники документов, которые мы нашли в цилиндре с надписью "Разн.", говорили, что Фильд затеял грязное дело. Оказывается, в жилах Стивена Барри была примесь негритянской крови. Он происходил из бедной семьи с юга. Бумаги неопровержимо свидетельствовали, что среди его предков была чернокожая красавица. Там были письма, выписки из регистрационной книги, где записывались данные о родителях и все такое прочее. Как вам известно, Фильд специализировался на раскапывании такого рода материалов. Непонятно, как, но он их нашел. Сколько они у него хранились - неизвестно. Но какое-то время хранились. Фильд знал, что Барри небогат, как и большинство актеров, хотя и делал отчаянные попытки пробиться наверх. Но они ему не слишком-то удавались. Фильд решил до поры до времени не трогать парня. Но если Барри когда-нибудь было суждено заработать деньги или обрести славу, Фильд оказался бы тут как тут и принялся бы его шантажировать... Однако даже в самых смелых своих мечтах Фильд не мог предполагать, что Барри обручится с Франсес Айвз-Поуп, дочерью мультимиллионера, дамой голубых кровей из самого высшего света. Наверно не надо вам объяснять, что произошло бы, если бы эти Айвз-Поупы узнали о его происхождении. Ко всему прочему, - что тоже имело немаловажное значение, - Барри был страстным игроком, и ему постоянно не хватало денег. Все, что он зарабатывал, оседало в карманах букмекеров на ипподроме. Кроме того, у него были огромные долги: он никогда бы не расплатился с ними, если бы не состоялась его женитьба на Франсес. Ему так срочно нужны были деньги, что он сам - вольно или невольно - торопил женитьбу. Я спрашивал себя, какие чувства он питал к Франсес. Если честно, я не верю, что он хотел жениться только из-за денег. Вероятно, он и в самом деле любил ее. Но что тут удивительного? Кто бы в нее не влюбился? Инспектор улыбнулся, думая о чем-то своем, а потом вернулся с небес на землю и продолжал: - С некоторого времени Фильд стал шантажировать Барри. Тот платил, сколько мог, но этого было до смешного мало. Ненасытный вымогатель, разумеется, не мог удовольствоваться этим. Барри кормил его обещаниями, пытаясь отделаться. Но Фильд сам оказался в трудном положении и вынужден был срочно требовать денег ото всех своих "должников". Барри, припертый к стенке, понял, что все пропало, если Фильд не замолчит навеки. Так он задумал убийство. Ведь ему было ясно: даже если удастся собрать 50 000 долларов, которые требовал Фильд, - допущение совершенно невероятное, - и выкупить подлинники документов, Фильд все равно сможет расстроить его брак, просто распустив слухи о его негритянском происхождении. Ему не оставалось иного выхода, кроме как убить Фильда. Что он и сделал. - Негритянская кровь, - пробормотал Кронин. - Бедняга. - По его виду это совсем не скажешь, - заметил прокурор. - Он ничуть не чернее, чем мы. - Барри, разумеется, не стопроцентный негр, - сказал инспектор. Негритянской крови в нем какая-то капля. Но для Айвз-Поупов этого более чем достаточно... Однако пойдем дальше. Когда мы нашли документы и прочли их, мы узнали все. Мы узнали, кто убил, как и по какой причине. Тогда мы решили посмотреть, какие у нас есть доказательства и насколько они убедительны... И что же выяснилось? Да никаких доказательств у нас просто нет! Что можно было использовать в качестве доказательств? Сумочка юной дамы? Она не давала ровно ничего... Происхождение яда? Тоже нуль. Барри, кстати говоря, поступил именно так, как говорил токсиколог, доктор Джонс. Он купил обыкновенный бензин и получил из него тетраэтилсвинец. Никаких следов после этого он не оставил... Еще одна возможная зацепка - цилиндр Монти Фильда. Но он исчез. Билеты, купленные на те шесть мест, которые оставались пустыми. Но мы их и в глаза не видели. Больше того, у нас не было ни малейшего шанса когда-либо их увидеть. Единственный реальный материал, которым мы располагали, - это документы из цилиндров. Они объясняли, почему могло произойти убийство, но ровно ничего не доказывали. Ведь преступление с таким же успехом мог совершить и Морган или кто-то из организации Фильда. У нас осталась одна надежда изобличить Барри - провести тайный обыск у него на квартире. Мы надеялись найти там либо цилиндр, либо лишние билеты, либо яд или, по крайней мере, аппарат, при помощи которого такой яд можно было бы изготовить. Белье нашел профессионального взломщика-домушника, который должен был проникнуть в квартиру Барри в пятницу вечером, когда тот играл в театре. Но никакого результата! Никаких улик! Цилиндр, билеты, яд - все было уничтожено. Конечно, надо было ожидать, что Барри это сделает, мы просто убедились в этом. В полном отчаянии я пригласил в театр еще раз некоторых зрителей, присутствовавших на спектакле в понедельник вечером. Я надеялся, что кто-нибудь из них вспомнит, что видел в тот вечер Барри. Вам наверняка известно, что порой бывает так: люди от волнения забывают многие детали, а потом, некоторое время спустя, вспоминают и о них. Но и здесь меня ждала неудача. Единственно ценное, что я услышал, - слова юноши, торговавшего оранжадом, что он видел, как Фильд поднял в боковом коридоре сумочку с пола. Про Барри никто не сказал ни слова. Вам известно, что опрос труппы театра в четверг вечером тоже ничего не дал. Итак, мы обладали цепью блестящих логических умозаключений, но у нас не было ни одного осязаемого доказательства вины Барри. Если бы мы представили в суд дело в таком виде, любой мало-мальски приличный адвокат разнес бы его в пух и прах. Камня на камне бы не оставил. А дальше... Дальше мои трудности сделались просто непереносимыми, потому что Эллери уехал в отпуск. Квин хмуро поглядел на пустую кофейную чашку. - Я ломал себе голову, что делать. Все виделось в совершенно безнадежном свете. Как, спрашивается, я могу доказать вину, не имея улик! Было от чего сойти с ума. Но тут Эллери в последний раз пришел мне на помощь. Он прислал телеграмму, где высказывалась ценная идея. - И что же это была за идея? - спросил Кронин. - Самому немного заняться шантажом. - Ты в роли шантажиста? - Сампсон удивленно поднял глаза. - Не знаю, не знаю, до чего бы ты дошел в этой роли. - Когда Эллери что-то предлагает, к этому стоит прислушаться, даже если, поначалу это и звучит весьма сомнительно, - ответил инспектор. - Я понял сразу: единственный выход - сфабриковать улики. Сделать их! Оба слушателя инспектора недоуменно наморщили лбы. - Все очень просто, - сказал Квин. - Фильд был убит необычным ядом. Он был убит, потому что шантажировал Барри. Разве нельзя было предположить, что Барри попытается снова использовать тот же яд, если его опять будут шантажировать? Нужно ли напоминать вам поговорку: "Единожды отравивший будет отравителем всегда". Если бы мне удалось спровоцировать Барри на новую попытку отравить кого-нибудь тетраэтилсвинцом, он был бы у меня в руках. Этот яд почти никому не известен. Тут и доказывать больше ничего бы не пришлось. Одного этого было бы вполне достаточно. Но как, спрашивается, можно было заставить его пойти на такое? И вот тут-то идея с шантажом пришлась весьма кстати. У меня и в самом деле были подлинные документы о происхождении Барри. Барри полагал, что уничтожил их, у него и мысли не возникало, что документы, взятые им у Фильда, были хорошо выполненными подделками. И если бы я начал шантажировать его, он понял бы, что ситуация не изменилась, - он по-прежнему в западне. Следовательно, он попытался бы сделать то же самое. И тогда я воспользовался услугами нашего милого друга Чарли Майклза. Единственная причина, заставившая меня это сделать, - допущение, что Барри легче всего будет поверить, что подлинники документов остались у Майклза, постоянно сопутствовавшего Фильду, его сообщника. Я велел Майклзу написать под мою диктовку письмо. Я хотел, чтобы его написал именно Майклз, потому что могло статься, что Барри знаком с Майклзом и с его почерком - ведь он имел дела с Фильдом. Конечно, вы можете сказать, что это перестраховка, но я не хотел идти даже на малейший риск. Стоило сделать малейшую ошибку - и Барри раскусил бы меня, все пошло бы насмарку. Я приложил к письму один лист из подлинных документов, чтобы доказать, что я не блефую. Я указал в письме, что Барри взял у Фильда только копии. Прилагаемый листок свидетельствовал, что я не лгу. У Барри не было ни малейших оснований сомневаться, что Майклз не отвяжется от него, точно так же, как раньше не отвязывался его босс. Я определил место, время встречи и.., короче, наш план исполнился... Это надо было видеть, господа мои! Барри пришел. У него с собой был маленький надежный шприц с тетраэтилсвинцом. Кроме того, у него была с собой и бутылочка с отравленным виски. Словом, он решил полностью повторить то преступление, которое совершил, но в другом месте. Я дал указание своему человеку - это был Риттер - чтобы он излишне не рисковал. Как только он узнал Барри, он достал оружие и поднял тревогу. По счастью, мы ждали совсем поблизости. Барри был в полном отчаянии. Он мог убить и себя, и Риттера. Воцарилось многозначительное молчание. Инспектор вздохнул и потянулся за табакеркой. Первым вышел из оцепенения Сампсон. - Просто авантюрный роман какой-то, мистер К., - сказал он с восхищением. - Но некоторые моменты мне все еще не вполне ясны. Если, например, этот тетраэтилсвинец так уж неизвестен, откуда Барри узнал о нем и как смог его получить? - А, вон ты о чем! - Инспектор улыбнулся. - Я и сам постоянно думал об этом с тех пор, как Джонс описал мне этот яд. Даже после ареста Барри мне еще не было ясно, каким образом он обзавелся тетраэтилсвинцом. А ответ лежал на поверхности! Это только доказывает, насколько я был слеп. Ты ведь наверняка помнишь, что во время встречи у Айвз-Поупов нам представляли некоего доктора Корниша. Этот Корниш - личный друг старого финансиста, и оба весьма интересуются новейшими исследованиями в сфере медицины. Я вдруг вспомнил, как Эллери однажды спросил меня, правда ли, что Айвз-Поуп недавно пожертвовал 100 000 долларов в фонд химических исследований. Это оказалось правдой. Несколько месяцев назад в доме Айвз-Поупов Барри случайно услышал разговор о тетраэтилсвинце. При посредничестве доктора Корниша депутация ученых пришла к Айвз-Поупу, чтобы просить финансовой поддержки фонда. Естественно, зашла речь о последних открытиях в области медицины. Естественно, стали говорить токсикологи - и Барри услышал, как один из директоров фонда рассказал о новом яде - Барри сам признался мне в этом. В тот момент Барри, конечно, даже и предполагать не мог, что это знание ему когда-нибудь пригодится. И только когда он задумал убить Фильда, он понял сразу все преимущества этого яда - ведь нельзя было проследить, откуда он взялся. - Ну, хорошо. А что означал, ради всего святого, визит Луи Панцера утром в четверг? - с любопытством спросил Кронин. - Вы припоминаете? Вы еще попросили меня в письме понаблюдать за встречей Луина и Панцера - не знакомы ли они. Как я уже сообщил вам, я позже спрашивал Луина. Он решительно отрицает знакомство с Панцером. Что за всем этим стоит? - Панцер... - тихо повторил инспектор. - Панцер никогда не вызывал у меня полного доверия, Тим. К тому моменту мы еще не могли исключить его из числа подозреваемых на основании анализа его шляпы... Я послал его к вам из чистого любопытства. Если бы Луин узнал его, думал я, то это означало бы, что между Фильдом и Панцером существовали какие-то отношения. Но подозрения не подтвердились. Впрочем, я особо и не рассчитывал, что они подтвердятся. Панцер вполне мог быть знаком с Фильдом, а Луин мог об этом не знать. С другой стороны, мне вовсе не хотелось бы, чтобы Панцер в то утро был в театре, и я таким образом удалил его, отослав с поручением. - Надеюсь, что вы остались довольны, получив пачку газет в пакете от меня, которую я послал вам согласно вашему указанию? - усмехнулся Кронин. - А что это было за анонимное письмо, которое получил Морган? Это был просто отвлекающий маневр? Или как? - спросил Сампсон. - Это была действительно милая маленькая интрижка, - ответил Квин. Барри объяснил мне все вчера вечером. Он знал, что Морган грозился убить Фильда. Правда, он не знал, что Фильд шантажирует и Моргана. Но все равно подумал, что сможет направить нас на ложный след, если сможет устроить так, что Морган будет в тот вечер в театре. Если Морган не придет, не беда. А придет... Поступил он так - пошел в магазин, торгующий пишущими машинками, взяв с собой лист обычной серой почтовой бумаги, и напечатал приглашение, не снимая перчаток. Ему повезло - Морган клюнул на наживку. Его смехотворные объяснения были крайне неубедительны. Это могло бы навлечь на него подозрения, но не навлекло, потому что он предельно откровенно рассказал нам о деятельности Фильда на поприще шантажиста. Этого Барри предвидеть не мог. Сампсон кивнул. - Еще одно мне интересно - кто купил лишние билеты? Барри? - Барри смог убедить Фильда, что по соображениям секретности лучше будет, если билеты купит сам Фильд. Тот легко дал себя убедить и купил восемь билетов в кассе театра. Он понимал, что шесть лишних понадобится для того, чтобы никто им не мешал. Он послал семь билетов Барри. А тот уничтожил шесть из них, оставив только один - на место ЛЛ 30. Инспектор устало поднялся. - Джуна! Еще кофе! Сампсон тоже встал. - Нет, спасибо, мистер К. Я должен идти. У меня и у Кронина масса работы - занимаемся преступной организацией. Но я все равно не успокоился бы, пока не услышал от тебя всю историю. Мистер К., старина, ты совершил просто невероятное! - Никогда не слышал ничего подобного, - сказал Кронин. - Что за загадочное дело! И какие безупречно выстроенные доказательства! - В самом деле? - спокойно спросил инспектор. - Меня это радует. Но вся честь принадлежит Эллери. Я очень горд за моего мальчика... Когда Сампсон и Кронин ушли, а Джуна отправился на кухню мыть посуду, инспектор сел за письменный стол и стал заканчивать свое письмо.

"Забудь о том, что я написал тебе раньше. Прошел час с лишним. Были Сампсон и Тим Кронин, я рассказал им подробно обо всей нашей работе. Более внимательных слушателей мне не доводилось видеть в жизни. Оба восхищались, как дети. Пока я рассказывал, я все больше понимал, к ужасу своему, насколько мал мой вклад в расследование этого дела. Ты, ты сделал все. Я молю Бога, чтобы ты побыстрее нашел милую девушку, и мы всей семьей переехали бы в Италию, чтобы я, наконец, отошел от дел... Ну, Эл, мне пора идти в полицейское управление. Текущая работа - сколько ее накопилось за это время... Когда же ты вернешься? Не думай, что я хочу заставить тебя, сын мой. Просто здесь очень уж одиноко без тебя. Нет, такой уж я, видимо, эгоист. И слишком устал. Смешной старик... Но ведь ты скоро приедешь, правда? Джуна передает тебе привет. Он сведет меня в гроб, этот плут, если будет держать кухню в таком же беспорядке. Твой любящий папа".