"Прекрасная пленница" - читать интересную книгу автора (Этель Стивенс)

ГЛАВА IV

В одной из узких улиц тунисской Казбы, лет двадцать тому назад, стоял грязновато-желтый с зелеными ставнями дом, по фасаду которого черными, местами выцветшими от солнца буквами было выведено: «Гостиница «Солнце». Дом заклинился между мальтийской бакалейной лавкой и еврейской мясной и даже в этой улице, где все было ни с чем несообразно, имел вид какой-то деклассированный. Он был много выше соседей, и из окон верхнего этажа, поверх плоских крыш, открывался вид до самого Дарэль-бея, и можно было пересчитать все минареты квартала Медины. А снизу из узкой улички, такой узкой, что солнце проникало туда только в полдень, весь день неслись звонкие крики продавцов и шарканье ног в туфлях.

Над большой мечетью в верхней части города только что взвился флаг - знак, что пробил полдень, - и только что отзвучали голоса муэдзинов, призывавших на третью молитву, как на улице Казбы показался офицер в форме африканского стрелка; он вошел в гостиницу, кивнув мимоходом неопрятной итальянской хозяйке, пожилой, с усиками женщине, чистившей на пороге горох.

- Наверху? - спросил он, не останавливаясь.

Она кивнула головой - двойной подбородок задрожал.

- Они не выходили из дому?

- Старуха выходила вчера, да и молодая тоже - после захода солнца. Месье знает дорогу?

Она снова принялась за свой горох, а де Коломбель поднялся по скрипучей лестнице в верхний этаж. Остановившись у первой двери, он постучал. Раз, другой. Дверь приоткрылась. Выглянуло лицо старухи, желтое, как слоновая кость, и все в морщинах.

- Как дела, Неджма?

- Хорошо, сиди, хорошо.

Она неохотно отступила, и он быстро вошел, отстранив ее.

- Где Мабрука? - Он оглянулся в скудно обставленной комнате.

- Все еще больна, сиди. Маленькая луна болеет в чужой стране.

Де Коломбель остановил ее нетерпеливым движением.

- Довольно. Мне это надоело. Ей, очевидно, лучше, раз она выходила вчера.

- Выходила, сиди? Да она не вставала с постели.

- Она выходила, и даже под вечер, когда прохладно. Незачем лгать мне. Я хочу видеть Мабруку.

Лицо старухи перекосилось от страха. Не обращая на нее внимания, де Коломбель толкнул дверь в соседнюю комнату и вошел. Ставни были притворены, и по голому полу протянулись в разных направлениях светлые горячие полосы.

- Мабрука!

Она вызывающе взглянула на него. Глаза у нее были окаймлены темными кругами, но цвет лица совершенно здоровый. При виде него краска медленно прилила ей к щекам.

- Я не хочу вас видеть.

- А мне надо видеть тебя! - заговорил он на своем родном языке. - Я не знаю минуты покоя с тех пор, как ты убежала от меня в Батне. Думаешь, я выследил тебя здесь так… из любопытства? От скуки?

Она молчала, стояла неподвижно, порывисто дыша, - странная дикая фигурка в желто-пунцовом платье.

- И ты не можешь обойтись без меня, - уже спокойнее и мягче продолжал он. - Тебе невозможно оставаться здесь одной. Что знаешь ты о жизни? Что будешь делать? Какие могут быть у тебя причины отказываться видеть меня? Отказываться от единственного твоего друга? Поди сюда, не будь дурочкой!

Он подошел к ней вплотную и осторожно, опасаясь взрыва, обнял ее.

- Не прогоняй меня, - шептал он ей на ухо по-арабски. - Я не могу отпустить тебя. Ты мне как воздух нужна.

Она слушала, испуганная, упрямо сжав губы и нахмурив брови.

- Я изголодался по тебе, - продолжал он шептать, прибегая к языку арабов.

- Отпусти меня назад, - тихо, с трудом заговорила она, наконец.

- На смерть?

- Не все ли равно? Я умру, если останусь здесь.

- А что же свобода?

- Но я ведь несвободна! - крикнула она с рыданием в голосе. - Ты обманул меня. Я ненавижу тебя.

- Это ты нарушаешь наш уговор.

- Как я могла знать, что у меня украдут драгоценности, - прерывающимся голосом ответила она.

- Разве я требую денег, Мабрука? Я люблю тебя.

- Мы сговорились, что я расплачусь деньгами.

- Я не сговаривался.

- Ненавижу, ненавижу тебя! - страстно выкрикнула она.

- Я предлагал купить тебе новые драгоценности…

- На что они мне? Собака! Собака!

Пот выступил у него на лбу. Он долго смотрел ей в глаза, метавшие молнии, потом вдруг встряхнул головой, коротко рассмеялся - он овладел собой. Опустившись на край широкого дивана, покрытого красным ковром, он попросил пить.

Она отошла в угол и вернулась с полным стаканом какого-то питья. Он залпом выпил его и, вернув Мабруке стакан, притянул ее на диван рядом с собой. Стакан выпал из рук девушки и разлетелся на мельчайшие куски. К величайшему изумлению де Коломбеля, Мабрука на этот раз не сопротивлялась, и он душил ее поцелуями, шепча слова любви.

Наконец она высвободилась. Зрачки, у нее сузились, как у хищного зверя.

- Ты сказал, что подаришь мне драгоценности?

Он снова обнял ее.

- Мабрука, бога ради, мне надо идти.

- Ты сказал… - начала она опять.

- Да, да… - нетерпеливо оборвал ее де Коломбель.

- Сегодня вечером подаришь? - медленно, с удареньем спросила она.

- Сегодня вечером.

- И деньги тоже?

- Принесу и деньги. Но к чему это, сердце мое? Тебе не нужны здесь деньги.

- Так… хочется… в руках подержать… вообразить, что я богата… - Окрашенные охрой до первого сустава пальцы зашевелились, будто перебирая монеты. - Приятно трогать деньги и драгоценности тоже. Я надену их и буду плясать для тебя и думать, что я пляшу перед великим шейхом.

Кровь бросилась ему в лицо.

- Ты получишь их.

- Это правда?

- Правда, Мабрука.

Он двумя руками взял ее за лицо и испытующе заглянул ей в глаза. Лицо было бесстрастно, как высеченное в камне египетское изображение, и таких же совершенных линий.

- Я буду допущен сегодня вечером?

- Ты будешь допущен.

Он поднялся.

- Сердце мое, помни, я друг тебе!

- Я знаю.

Он снова с сомнением заглянул ей в глаза. Она ответила улыбкой, бесконечно печальной улыбкой женщин ее расы.

- Иди пока, Помпом.

Он нагнулся и перецеловал кончики ее пальцев, один за другим. Потом поцеловал ее в губы.

Когда он вышел, она несколько мгновений сидела неподвижно.

Доносившийся с улицы гам заглушал шум его шагов на скрипучей лестнице.

Она не шевелилась. Наконец, нагнувшись, хладнокровно плюнула на то место, где он только что стоял. Плюнула второй, третий раз, а затем, подойдя к дверям, позвала Неджму.

Старуха вошла, боязливо поглядывая на свою госпожу.

- Неджма, я хочу надеть твои серьги.

Старуха с трудом вытащила большие ободки из сморщенных ушных мочек, сильно оттянутых книзу тяжелыми серьгами. Серьги были кабильские, туземной работы: золотые, искусно вычеканенные, украшенные янтарями и кораллами, - предмет гордости Неджмы.

Госпожа ее взяла их, подержала на руке, затем, подойдя к висевшему на стене треснувшему зеркалу, продела их себе в уши.

- Теперь давай браслеты.

Неджме удалось снять лишь полдюжины с запястьев. Остальные были надеты ей на руки, когда руки были тоньше и стройнее, и снять их не было никакой возможности. За запястьями последовала серебряная цепочка с амулетами, - словом, весь скромный запас драгоценностей Неджмы.

Мабрука рассматривала себя в мутное стекло, поворачивая голову из стороны в сторону, как красивый пестрый попугай.

- Мои были красивей…

- Но эти тоже идут тебе, друг мой, - сказала старуха. - Если бы Измаил видел тебя…

Мабрука вдруг опустилась на пол к ее ногам и разразилась рыданиями.