"Прекрасная пленница" - читать интересную книгу автора (Этель Стивенс)ГЛАВА VУ французов офицеров, стоявших в Тунисе, вошло в обыкновение обедать в небольшом итальянском ресторанчике, помещавшемся в арабском квартале. Повар там был прекрасный, а в знойные дни большое преимущество представляла прохладная каменная веранда, на которой расставлялись столики. Не успел де Коломбель присесть к одному из таких столиков, как к нему подошел знакомый штатский. - Вы будете вечером у мадам Тресали? - спросил он. - Загляну, вероятно, ненадолго. - Это почему? Мадам Тресали будет разочарована. На последнем приеме вам выказана была особая благосклонность, все обратили на это внимание. - Все, кроме меня, очевидно. Собеседник расхохотался. Де Коломбель зевнул, проглядывая меню. - Сказать правду, Бурдон, дама, на мой вкус, чересчур стара, чересчур прославлена и чересчур набожна. На этом разговор оборвался. Час спустя де Коломбель раскланивался перед хозяйкой дома. Мадам Тресали играла видную роль в политических сферах Туниса. Говорили, что оккупация его французами совершилась мирным путем именно благодаря ее стараниям. Итальянка по происхождению, она действовала в интересах французского правительства и умело пользовалась для этой цели своими многочисленными дружескими и любовными связями, - она была исключительно красива, хотя и перешагнула уже за пятый десяток. Генерал Тресали, обходительный человек и большой любитель карт, занимал при бее высокий пост, но всеми давно было признано, что руководящая роль в их ассоциации принадлежит жене. - Мне надо поговорить с вами, - шепнула она де Коломбелю, когда он здоровался с ней. - Подойдите ко мне через час. Де Коломбель раскланялся. Он не любил м-м Тресали, несмотря на ее ум и красоту, не любил за склонность к интригам. Он прошел в зал, где танцевали, потом - в комнату, где играли в баккара. Шел как автомат. Душой он был далеко от этой толпы. За одним из карточных столов он заметил приятельницу м-м Тресали, красивую молодую сицилийку. Она встретилась с ним глазами, улыбнулась, сбросила свою последнюю карту. Де Коломбель с оттенком сожаления смотрел ей вслед, когда она с несколько скучающим видом направилась к мужу. Но вдруг при мысли о том, что через час он будет держать в своих объятьях Мабруку, огонь пробежал у него по жилам. Ее своеобразие, примитивность, ее мягкость зажгли его страстью, какую никогда не могла внушить ему ни одна женщина его расы, и страсть разгоралась все сильнее оттого, что Мабрука сопротивлялась. В ее лице он столкнулся с натурой гораздо более сложной, чем можно было предположить. В Батне, когда выяснилось, что планы у них совершенно разные, она, после бурной сцены, бежала от него, и он лишь с помощью Рашида выследил ее в Тунисе. Дорогой у нее украли деньги и драгоценности, так что она вынуждена была принять предложенную им помощь, но видеть его отказывалась, ссылаясь на нездоровье, до сегодняшнего дня. А сегодня… Тут чья- то рука тронула его за локоть, и он увидел м-м Тресали. - Выйдем на балкон, - сказала она вполголоса. - Нам там не помешают. Она увела де Коломбеля в самый дальний угол балкона и опустилась в кресло. Он последовал ее примеру. - Я слыхала, месье де Коломбель, что вы знакомы с Си-Измаилом бен-Алуи, что вы гостили у него недавно? - Только что приехал. - О нем-то я и хотела поговорить с вами. Мы с мужем собираемся на экскурсию в те края, и было бы очень мило, если бы вы дали нам рекомендательное письмо к нему. - С удовольствием. Но муж ваш так известен и настолько близок со многими видными арабами, что в письме нет надобности. - Все же лучше иметь письмо от его личного друга. Мне очень любопытно посмотреть на Си-Измаила. Расскажите, как он живет. Какой резкий переход - из Парижа в пустынную деревушку, на роль местного святого! В резиденции говорили на днях, что он наш главнейший оплот на юге - в смысле политическом, что он и сердцем и душой предан Франции. Каково ваше мнение? - Мы с ним политики не касаемся. - Ведь отец его поднял восстание семьдесят первого года. - Слыхал об этом. - Но отец… - Она колебалась. - Месье де Коломбель… - вдруг заговорила она другим тоном. - Признаюсь вам, что наш визит к нему имеет основания политического характера. И я хотела бы заручиться вашей помощью. - Сожалею, что ничего сделать не могу. Как я уже сказал, мы никогда не касались политики. - Но он ведь фанатичный магометанин? - Магометанин, разумеется, но он слишком широких взглядов человек, чтобы быть фанатиком. Он знал, что она мысленно честит его отъявленным дураком. Но ничего больше не прибавил. На этом разговор и прекратился. Час спустя он вернулся к себе в отель, достал из чемодана небольшой сверток, который положил туда днем, не переодеваясь спустился по лестнице и, минуя кланявшегося заспанного швейцара-араба, вышел на площадь. Ночь была не темная, хотя молодой месяц давал мало света. Знакомая улица Казбы была пустынна, но он шел осторожно, чтобы не поскользнуться на нечистотах, и прошло минут десять, пока он подошел к «гостинице». На его стук дверь открыла итальянка - еще более обыкновенного растрепанная, в кое-как застегнутой кофте и измятой юбке. - Думала, месье уж не придет, - проворчала она. - Полночь миновала. - Можете ложиться. Будьте спокойны, я не забуду, что помешал вам спать. Он быстро, с бьющимся сердцем, взбежал по лестнице. В дверях его встретила Неджма. Вид у нее был встревоженный. Он вошел. Комната имела праздничный вид. Женщины раздобыли сласти с подозрительного вида липкими украшениями, пирожные и леденцы, разложили их по тарелкам, расставленным на полу, зажгли свечи. Пестрое постельное покрывало и два одеяла манчестерского происхождения играли роль скатерти и ковров. Мабрука стояла посреди комнаты. В колеблющемся свете свечей ее желтые и красные одежды горели как лепестки роз или как огненно-красные жилки в темном опале. У него перехватило горло, такая она была особенная, - совсем живое пламя. Он сразу заметил большие серьги у нее в ушах и амулеты, покрытые незнакомыми письменами, на шее. - Мир вам, - сказала она на своем родном языке. Он подошел и поцеловал ее. - Как ты хороша, боже! Как ты хороша, маленькая дикарка! Она, как и поутру, покорно сносила его объятия, не отвечая на них, но и не отталкивая его. - Правда? Я красивей тех женщин, что были на балу? Сравнение было настолько неуместное, что он рассмеялся, опускаясь на приготовленную для него низенькую скамеечку. Она села на пол, подле свечей. - А мои драгоценности? - спросила она. - Я принес. Она внимательно, со странным выражением взглянула на него. - Поедим сначала. Неджма внесла кофе на медном подносе и, поставив его перед своей госпожой, села у стены. Де Коломбель не мог ни есть, ни пить. Неджма беззубыми деснами грызла пирожное. Мабрука отломила кусочек и тотчас отложила его в сторону. - Нет, я хочу сначала посмотреть, что ты принес мне. Он молча вытащил из кармана сверток, который захватил, уходя из отеля. Он принес ей золотую цепочку, бирюзовый, оправленный в изумруды подвесок туземной работы, который он купил для нее днем, и браслет французского изделия. Она брала вещи одну за другой, взвешивала их на руке и подносила к свету, как бы оценивая. Потом заставила его назвать цену каждой из вещей. Неджма молчала, но блестевшими из-под морщинистых век глазами следила за каждым движением своей госпожи. - Довольна ты? - спросил де Коломбель. - Довольна, да. Но я надеялась… - Она указала на бриллиантовые запонки в его манишке. - Надеялась получить бриллианты? - Его забавляла ее алчность. - Ничего не поделаешь, я не миллионер, а этих отдать тебе не мог бы: они подарок моей тетки и стоят очень дорого. Он вынул одну из запонок, и Мабрука двумя пальцами поднесла ее к свету. - Сверкает! - воскликнула она. - Как лезвия маленьких кинжалов. Кажется, будто что-то живое заключено в нем и старается выбраться. Вот почему мне нравится. Она вернула ему запонку и в то же время мягким движением прижалась к нему. Потеряв самообладание, он обнял ее - запонка упала на пол. С неожиданной для него покорностью отдавалась Мабрука поцелуям, которыми он осыпал ее рот, шею, и де Коломбель не замечал ненависти, таившейся в сузившихся глазах. - Пусти, - шепнула она, как только он дал ей возможность говорить, - камешек упал… - Неважно… - Нет, давай поищем. Она начала шарить руками между тарелками со сластями и подсвечниками. Он опустился на колени подле нее. - Не закатился ли под ковер? Она поднялась на ноги. - Я подержу свечу. Он продолжал искать между складками. Не хотелось терять ценную вещь. Неджма не пыталась помочь им. Она сидела у противоположной стены. И вдруг рассмеялась коротким истерическим смешком. И в это самое мгновенье де Коломбель почувствовал толчок и жгучую боль… Он пошатнулся. - Боже! Ты заколола… Он не договорил. Стальной клинок вонзился снова, на этот раз в горло. Де Коломбель упал навзничь. Струя крови хлынула у него изо рта. Неджма опять рассмеялась. Она дрожала всем телом, но не двигалась с места. - Помоги мне, - сказала Мабрука низким голосом. - Бриллианты пригодятся нам. Но Неджма не шевельнулась. Тогда Мабрука нагнулась и, бледная, но с твердо сжатыми губами, вынула две запонки из окровавленной манишки убитого. Третья была у нее в руке. Потом она собрала полученные от него подарки, завязала их в узелок, который спрятала на груди, и вынула из ящика расшатанного итальянского бюро два темных хаика. - Идем! Нам надо спешить! Живо! Она подняла старуху на ноги и накинула на нее хаик. Оделась сама. - Теперь ступай вперед и открой дверь. Я запру эту за нами. Старуха повиновалась, дрожа с головы до ног. Мабрука на мгновенье остановилась на пороге и оглянулась. Одна из свечей упала. Пламя уже лизало волосы убитого. Мабрука вернулась и, нагнувшись, затушила огонь. Постояла немного, потом плюнула в лицо убитому, как плюнула утром на то место, где он перед тем стоял, и, низко надвинув на самые глаза свой хаик, неслышно притворила за собой дверь, заперла ее на ключ и скользнула вниз по темной лестнице. |
|
|