"До белого каления" - читать интересную книгу автора (Квиннел А. Дж.)

Глава 6

После появления в их доме Кризи Рика поняла, что может снова путешествовать вместе с мужем. Одним из непредвиденных последствий ее решения забрать Пинту из школы было то, что она сама оказалась привязанной к дому. Рика не могла держать дочь на замке ради ее же безопасности, оставляя ее при этом на попечение слуг, и уезжать с мужем в командировки.

Они продолжались, как правило, от недели до десяти дней. Обычно Этторе посещал европейские столицы, реже бывал в Нью-Йорке и Торонто. Ей нравились эти путешествия, и она иногда очень помогала мужу. Обычно он ездил для заключения договоров о сбыте продукции. Неотразимый шарм жены, покорявшей всех его деловых партнеров, порой приносил переговорам больше успеха, чем все его дипломатические усилия.

Этторе забыл обсудить с Кризи вопрос о выходных. Безусловно, в их отсутствие Кризи должен оставаться с девочкой. Этторе попросил Рику сказать ему об этом. Кризи не очень волновал вопрос о выходных. Он сказал, что иногда хотел бы ездить в город поужинать с друзьями, но вполне мог бы это делать тогда, когда они дома. Рика поняла, что телохранитель, у которого практически не было ни родных, ни близких, имеет определенные преимущества, и со спокойным сердцем уехала с мужем в Париж, надеясь там немного развеяться.

Этторе должен был провести во Франции переговоры о закупке партии новых вязальных машин на общую сумму свыше четырехсот миллионов лир. Сделка стала бы возможной лишь в том случае, если бы французы согласились предоставить очень льготные условия погашения кредита. Однако в такого рода переговорах Этторе с его силой убеждения имел большой опыт, а присутствие на светских приемах Рики с ее удивительным шармом еще больше настраивало его на оптимистический лад.

Когда родители находились в отъезде, Пинта ела с прислугой на кухне. Кризи был вполне доволен тем, что между ними – с его точки зрения – установились разумные отношения. Попросту говоря, девочка его игнорировала. Она не позволяла себе с ним никакой грубости, не пыталась нарочито его задеть или оскорбить его чувство собственного достоинства. Пинта относилась к нему как к необходимому, но совсем не интересному обстоятельству своей жизни.

Во время еды девочка разговаривала только с Бруно и Марией. К пожилому садовнику она относилась уважительно и серьезно, а женщину немного поддразнивала, особенно когда речь заходила о каком-то ее поклоннике в Комо. Кризи видел, что они в девочке души не чают и очень довольны, когда она ест с ними за одним столом.

Как и ее мать, Пинта была прирожденной актрисой. Такое ее отношение к Кризи было искусственным и нарочитым.

Дети бывают очень упорными. Пинта решила добиться дружбы Кризи. Препятствия лишь усиливали ее желание. Когда мать сказала, что нельзя беспокоить Кризи, она согласилась, но потом, основательно обдумав ситуацию, выработала линию поведения.

Пинта была смышленым ребенком и, в отличие от матери, имела доброе сердце. Ее характер складывался под воздействием двух основных факторов. Во-первых, стиль жизни ее родителей и отсутствие братьев и сестер привели к тому, что по уровню развития она была гораздо старше своих одиннадцати лет, потому что привыкла к компании взрослых и старалась им подражать. Во-вторых, она была необычайно любознательна и жадно стремилась к новым открытиям. Огорчения и неудачи не могли отбить у нее охоту ко всему новому. Пинта была в чем-то похожа на любопытного щенка, который отскакивает назад, натыкаясь на что-то незнакомое, но потом шаг за шагом, принюхиваясь черным носиком, снова осторожно приближается к предмету, который вызвал его жгучий интерес.

Когда Кризи резко оборвал ее расспросы в машине, она наткнулась именно на такое препятствие. Теперь снова стала потихоньку, обдумывая каждый свой шаг, пытаться приблизиться к Кризи с той стороны, с которой он меньше всего ждал подвоха.

Девочка правильно рассчитала свои действия и верно рассудила, что лобовая атака ни к чему не приведет.

Поэтому Пинта решила терпеливо выжидать и выискивать слабые места в линии обороны Кризи. Она была совершенно уверена в том, что изъяны в ней есть, ведь не может же нормального человека совсем не волновать его собственная судьба и окружающий мир. Поэтому она спокойно выжидала, болтала о пустяках с Бруно и Марией и делала вид, что совсем не обращает внимания на Кризи.

Постепенно он начал свыкаться со своей новой жизнью и ее размеренным укладом. Обстановка мало-помалу поглощала его, притупляя реакцию на происходившее вокруг. Никаких решений принимать не надо, строить планы бессмысленно. Работа его совершенно не обременяла, условия жизни вполне устраивали. Над тем, сколько времени он так протянет, Кризи не задумывался. Он был вполне доволен своим положением, осознавая, что смущавшее и расстраивавшее его скатывание по наклонной если и не остановилось, то, по крайней мере, сильно замедлилось. Каждый день он воспринимал таким, каким он был, ничего не ожидая от него, но и не отвергая того, что он мог ему принести.

Пить он стал меньше. Болезнь продолжалась, опустошая его и высасывая соки из его тела, однако теперь по утрам иногда в бутылке оставалось недопитое виски. Пьянство из насущной потребности превратилось в затянувшуюся привычку. Он тем не менее понимал, что, если резко и быстро в самом ближайшем будущем не бросит пить, остановить процесс физической деградации уже будет невозможно.

В его повседневной жизни установился порядок. Утром Кризи отвозил Пинту в школу, а в пять часов привозил ее обратно. Пока девочка сидела на уроках, он был свободен. Иногда оставался в Милане, покупал новые книги и кассеты, но чаще возвращался на это время домой. Там он помогал Бруно по хозяйству. Кризи всегда любил работать руками – чинить, ремонтировать, строить. Гвидо как-то пошутил, что в этом проявлялся его комплекс вины за то, что раньше он все только взрывал и разрушал.

Легион предоставлял возможность не только разрушать, но и созидать. Легионеры нередко принимали участие в строительстве гражданских объектов, прежде всего в прокладке дорог. В самом начале пребывания в Алжире они, как римляне в древности, тянули по стране дороги, чтобы потом использовать их для усмирения местного населения. Так же было и в других частях Африки, а также во Вьетнаме. К такого рода работе легионеры были привычны, и Кризи в этом отношении не составлял исключения – она доставляла ему удовольствие.

Бруно уже было трудно постоянно поддерживать дом и участок в порядке. Он ухаживал лишь за садом перед домом и лужайкой с газоном, которая тянулась до самой дороги. За домом до скалистого холма с редкими соснами почти неухоженная земля. Земля поросла сорняками и бурьяном. Вся территория имения Балетто была огорожена деревянным забором, но местами он почти развалился от ветхости. Бруно не раз просил у Этторе денег на стройматериалы и ремонт ограды, но хозяин каждый раз обещал подумать, и этим все кончалось. Кризи стал понемногу сам восстанавливать забор. Он съездил в Комо и на свои деньги купил доски. Он хотел сказать Этторе, что сделал это в целях обеспечения безопасности, хотя, конечно, даже новый забор не защитил бы от непрошеных гостей.

Каждый день Кризи работал по нескольку часов, но на весь ремонт требовалось еще несколько недель. Это занятие отвлекало его мысли, заставляло на время забыть о спиртном, которое вместе с потом выходило из организма, несмотря на то что стояла ранняя весна и на дворе было довольно прохладно.

По вечерам все рано ужинали, потом Кризи оставался на кухне часок-другой, читал или смотрел телевизор и вполуха слушал разговоры остальных.

Именно в один из таких вечеров, когда до приезда родителей оставалось еще несколько дней, Пинта впервые решила провести разведку боем. Если по телевизору не передавали ничего интересного, она, как правило, просматривала свежие газеты и журналы.

Ее неуемная любознательность постоянно озадачивала Марию и Бруно, которые не всегда знали ответ на тот или иной вопрос девочки.

Кризи специально не прислушивался к беседам, проходившим на кухне, голоса доносились до него как будто издалека, но в тот вечер слух его резануло слово «Вьетнам».

Пинта читала какую-то статью о массовом исходе беженцев, которые покидали родину на лодках. Она спросила Бруно, почему это происходило. Тот лишь недоуменно пожал плечами и стал говорить что-то неопределенное о коммунизме.

Кризи этот разговор заинтересовал, и впервые за все время, проведенное в доме, он принял участие в общей беседе. Девочка, вытаращив от удивления глаза, слушала его рассказ о том, что в основном уезжали из Вьетнама китайцы, которые во всех странах китайской диаспоры жили обособленными общинами. Вьетнамцы их не любили и всегда относились к ним с недоверием.

После окончания войны новые власти решили от них избавиться. Поскольку члены китайских общин, как правило, были весьма состоятельными, они могли позволить себе нанять перевозчиков – китайцев из Гонконга, которые и вывозили их из Вьетнама. Исход китайцев незаконным назвать было нельзя, поскольку вьетнамские власти попросту закрывали на это глаза, нередко даже поощряя китайцев к эмиграции. Таким образом, с коммунизмом эта проблема не имела ничего общего, она была обусловлена только глубоко укоренившимися национальными различиями.

Пинта очень неглупо провела параллель с миграцией рабочей силы в Европе из бедных стран в богатые. Недавно она читала о плохом отношении к итальянским рабочим в Швейцарии и Германии.

Сравнение, приведенное девочкой, было настолько уместным, что Кризи с удовольствием стал рассказывать дальше о той роли, которую играли китайские общины в Малайзии и Индонезии, где они контролировали большую часть экономики. Точно так же, как и во Вьетнаме, это вызывало недовольство местного населения. Он не забыл сказать девочке и о том, что после провала коммунистического путча в Индонезии там погибло более ста тысяч китайцев.

Пинта спросила, как там оказались китайцы, и он рассказал ей, что колониальные державы поначалу поощряли миграцию рабочей силы. Китайцы зарекомендовали себя как хорошие работники на плантациях при расчистке джунглей и строительстве дорог. Местное население подобным трудолюбием не отличалось.

Можно привести множество примеров такого рода политики перемещения рабочей силы, сказал Кризи. Азиатов ввозили в страны Восточной Африки для строительства железных дорог, и многие из них там оставались жить, постепенно налаживая и подчиняя себе оптовую и розничную торговлю; в Шри Ланку из Южной Индии ввозили тамилов для работы на чайных плантациях. Однако со временем из-за расовой и национальной розни происходили кровопролития между исконным населением и вновь прибывшим.

Внезапно он оборвал рассказ и снова взялся за книгу. Такой продолжительный монолог Кризи был большой редкостью. Девочка не просила его продолжать и, когда он остановился, не сказала ни слова. Наоборот, она завела разговор совсем на другую тему с Марией. Через несколько минут Кризи встал, пожелал всем спокойной ночи и поднялся к себе.

Когда дверь за ним закрылась, Пинта сама себе улыбнулась.

– Первый шаг сделан, медведь Кризи, – тихо проговорила она.

На следующий день по дороге в школу и обратно девочка, как повелось, не сказала ему ни слова, а вечером после ужина уткнулась в телевизор. Кризи для нее снова не существовал. Он же почувствовал некоторое облегчение. Когда прошлым вечером он вернулся к себе в комнату, его что-то беспокоило, саднило душу, как всегда, когда он делал что-то для себя противоестественное. Однако, если бы он дал себе труд немного задуматься над стратегией девочки, беспокойство его могло бы значительно возрасти. Хотя вместе с тем он вынужден был бы признать, что с военной точки зрения маневр она провела безукоризненно: Пинта самым тщательным образом изучала противника, подмечала его слабые стороны, совершала ложные нападения, заставляя его открывать огонь и засвечивать огневые точки, а потом тихо и незаметно отступала на заранее подготовленные позиции, создавая ложное впечатление собственного поражения. Из Пинты наверняка мог бы получиться отличный предводитель партизанского движения.

Кризи пригласил Элио и Феличию на ужин в ресторан «Загон» в Милане. Это заведение ему рекомендовала Мария. Когда она только приехала с севера, то устроилась туда официанткой. Хозяин ресторана тоже был родом из Флоренции, и за качество блюд она ручалась. Хотя, сказала она так, будто просила прощения, поужинать там стоит недешево.

Для Феличии визит в ресторан был целым событием. Дома оставались двое малышей, но она заранее договорилась с соседкой, которую хорошо знала, что та посидит с ними вечерок и даст ей возможность отдохнуть и развеяться.

Мария заранее позвонила в ресторан и заказала им столик. Как оказалось, за время работы в ресторане она себя отлично зарекомендовала и там ее любили. Потому хозяин зарезервировал для них один из лучших столиков и лично уделил им внимание. Он сказал Кризи, что Мария была очень скромной – работая официанткой, она часто помогала на кухне и готовила, как заправский повар. В этом ресторане любили бывать Балетто. Именно здесь они с ней познакомились и предложили работать у них. Хозяин даже пошутил, что после блюд, приготовленных Марией, кухня их ресторана может показаться пресной.

Однако, как выяснилось, когда подали еду, он сказал это ради красного словца. Сначала они съели по небольшой порции фирменных спагетти, потом – барашка, тушенного в вине с горошком и розмарином. Все трое чувствовали себя прекрасно. По сути дела, с самого начала новой работы это был первый свободный вечер Кризи, а радость, которую визит в ресторан доставил Феличии, была просто заразительной.

Элио настроение Кризи немного удивило. Происшедшая с ним за месяц перемена казалась невероятной. Болтливым он, конечно, не стал и рот до ушей в улыбке не растягивал – тогда бы он перестал быть Кризи. Но добродушные подколки Феличии американец воспринимал с юмором и сам даже рассказал пару анекдотов. Феличия хотела как можно больше узнать о доме Балетто, особенно о Рике, которая славилась не только красотой, но и своими светскими приемами. Она что, действительно так красива, как о ней говорят? Кризи подтвердил слухи.

– А тебе она нравится? – с обезоруживающей улыбкой спросила Феличия.

Ни секунды не раздумывая, Кризи кивнул. Она не могла не понравиться любому нормальному мужчине. Двух мнений на этот счет просто быть не может. Он сделал жест в сторону тарелки Феличии, с которой очень быстро исчезали кусочки барашка.

– Это так же верно, как то, что любому нравится хорошая еда и изысканное вино.

– А девочка? Она похожа на мать?

Он задумался, и его друзьям стало ясно, что ответ на этот вопрос занимает его самого.

Кризи был уверен, что, когда девочка вырастет, красотой и изяществом она не будет уступать матери. Но характер у нее, как ему казалось, будет другим. Она гораздо более открыта, очень любознательна, впитывает как губка. Хотя – кто знает? – когда она достигнет поры расцвета, все может измениться. Нередко красота затмевает многое другое в женщине.

Кризи поймал себя на том, что постоянно думает о девочке. С того самого вечера, когда он рассказывал ей об исходе китайцев из Вьетнама, она задала ему только один или два вопроса. Как раз накануне, когда он вез ее в школу, Пинта, сидевшая на заднем сиденье, спросила, что такое права человека. Об этом в то время много писали в газетах.

Он ответил, что это выражение подразумевает свободу личности и право каждого члена общества на все необходимое для поддержания своего существования.

Девочка снова стала задавать толковые вопросы. Он не смог ограничиться одной фразой, и уже почти у школы они обсуждали специфические черты политических режимов правого и левого толка и смысл демократии.

Кризи думал, что они продолжат этот разговор по дороге домой, но девочка всю дорогу молчала.

Мысли его были прерваны подошедшим к столу мужчиной. Это был Вико Мансутти – в том же ресторане он ужинал с двумя друзьями.

– Мистер Кризи, если не ошибаюсь?

Кризи представил его Элио и Феличии, наблюдая, как тот, обнажив в улыбке ровные белые зубы под полоской черных усов, расточает свой шарм.

– У вас отменный вкус, – сказал он, обратившись к Кризи. – Это один из лучших миланских ресторанов. Как вам понравилась кухня?

Все согласились, что блюда великолепны, и Вико, еще раз блеснув на прощанье зубами, вернулся к своим приятелям.

Через несколько минут к ним подошел хозяин и принес бутылку ликера, присланную синьором Мансутти.

– Он просто очарователен, – сказала Феличия после того, как они заказали коньяк.

Кризи взглянул на Элио, который пожал плечами с чисто итальянской экспрессией, и понял, что их мнения о Мансутти сходятся.

– Акула, – произнес Элио. – Но очень умная. Он создал себе отличную репутацию. У этого малого очень крепкие связи в правительстве и в деловых кругах. Ходят слухи и о том, что он свой человек в мафии. – На миг лицо его исказила выразительная гримаса. – Хотя ничего необычного в этом нет. В наше время бывает очень трудно провести границу между преступниками, правительством и дельцами. Кстати, поговаривают, что у него роман с женой твоего босса.

Кризи удивился. Не столько тому, что Рика может завести роман, сколько тому, что его героем может стать такой человек, как Мансутти. Отчасти объяснение этому содержалось в словах Элио.

– Он, по всей видимости, помогает сейчас Балетто получить банковские гарантии под заем, необходимый для переоборудования его основной фабрики. Говорят, Мансутти собирается дать свои личные гарантии. Он очень богат, а Балетто сейчас сильно не хватает наличности.

Не исключено, что разгадка кроется именно в этом, подумал Кризи. Он не был уверен в стойкости добродетели Рики, тем более когда что-то создает угрозу ее привычному образу жизни.

– Если у Балетто туго с деньгами, – сказал он, – не думаю, чтобы кто-то решил избрать его дочь в качестве потенциальной жертвы похищения.

Элио согласился и высказал соображение, что в данном случае телохранитель нужен лишь как некий атрибут социального положения и престижа.

– Многие приятели Рики нанимают сейчас детям телохранителей.

– Ты хочешь сказать, что я выполняю функцию показателя социального статуса? – сухо спросил Кризи, а Феличия даже громко рассмеялась от нелепости самой этой мысли.

Однако, вспомнив непродолжительный разговор с Этторе, американец решил, что в предположении Элио есть доля здравого смысла. Этторе вполне мог пойти на то, чтобы по дешевке исполнить светскую прихоть жены. Кроме того, это соображение объясняло и его нежелание тратить деньги на обеспечение безопасности собственного дома. Вернувшись из Парижа, Этторе очень обрадовался тому, что Кризи сам починил ограду, и тут же возместил ему небольшую сумму, потраченную на доски и другие стройматериалы. Однако когда Кризи предложил Этторе установить современную систему охранной сигнализации и принять другие необходимые меры, тот был явно не в восторге.

– Документацию его предприятий проверяет ваша фирма? – спросил Кризи.

Элио покачал головой.

– Нет, но кое-какие сведения доходят и до нас.

Феличия даже фыркнула от негодования.

– Сведения доходят, надо же! Да бухгалтеры – самые большие в мире сплетники. Они даже хуже домохозяек. – Женщина улыбнулась мужу. – Эти счетоводы мне иногда кажутся еще одной мафией, только вместо пистолетов они пользуются калькуляторами.

Элио без всякой обиды кивнул в знак согласия и сказал, обратившись к Кризи:

– Может быть, в чем-то Феличия и права. Мы, конечно, обмениваемся между собой информацией более вольно, чем было бы нужно, но делается это для нашей же собственной защиты. Итальянские дельцы очень скрытны, особенно когда речь идет об уплате налогов. Оружие бухгалтера – информация, поэтому мы стараемся с ее помощью прикрывать друг друга. Кроме того, это нас немного отвлекает от колонок цифр, которые мы подсчитываем с утра до вечера.

К ним снова подошел хозяин ресторана и предложил выпивку теперь уже за его счет. К тому времени, как они стали собираться, Феличия, непрочно стоявшая на ногах, шла между двух мужчин, держа их под руки.

У столика, за которым сидел Мансутти, они на минуту задержались. Все трое мужчин встали, и адвокат представил своих приятелей. Один из них был англичанин, одетый, как типичный британский банкир, в костюм с жилеткой из дорогого сукна в легкую полоску. Вико особенно напирал на тот факт, что Кризи был телохранителем девочки Балетто.

– У него огромный опыт, – сказал он с улыбкой.

Кризи почувствовал раздражение: визит в ресторан не имел ровным счетом ничего общего с его службой, и ему совсем не нравилось, что его обсуждают малознакомые люди.

Когда они вышли из ресторана, Феличия расцеловала Кризи в обе щеки, поблагодарила за отличный ужин и заставила пообещать, что в ближайшее воскресенье он придет к ним на обед.

– Да, он стал гораздо спокойнее, – сказал Элио в трубку. – Признаться, я был удивлен. По-моему, он начинает понемногу приходить в себя. Рассказал нам даже пару анекдотов.

Гвидо тоже удивился. Он не ожидал, что дело так быстро пойдет на лад. Брат его успокоил – последнее время проблемы Кризи не выходили у Гвидо из головы.

– С девочкой у него все в порядке?

– Говорит, она очень любознательная, – ответил Элио. – Мне кажется, он ее терпит, иначе Кризи там так долго не продержался бы.

Гвидо выразил сомнение:

– Никак не могу понять, как он ее терпит, если она все время докучает ему вопросами.

– Ну, дело, наверное, обстоит не совсем так, – задумчиво проговорил Элио. – Просто он сказал, что ее все интересует.

Гвидо поблагодарил брата за звонок и за помощь Кризи. Элио ответил, что ради старшего брата готов на все.

Гвидо был озадачен. Любознательный ребенок и спокойный Кризи – такое сочетание казалось явным противоречием.

Наверное, Кризи стареет. Размяк он как-то. А может быть, это виски ему мозги размягчило. Как бы то ни было, что ни делается – все к лучшему.

Пинта не знала, что делать. Она прекрасно понимала: чтобы перейти к следующему этапу в установлении дружеских отношений с Кризи, нужно придумать что-нибудь новое. Задавать ему вопросы о том, в чем он разбирался и что его интересовало, было явно недостаточно – диалога здесь не получалось. Хотелось больше узнать о нем самом, о его жизни. Ей и так почти каждый день удавалось раскрутить его на разговор – о политике, о странах, где он побывал, о разных людях. Но сам он при этом всегда оставался в тени, а задавать ему вопросы личного характера девочка побаивалась.

Она уже замучила мать, расспрашивая о его прошлом, и выучила наизусть все сведения из его послужного списка. Сначала Рика не хотела говорить с дочерью о Кризи, справедливо полагая, что в его жизни было слишком много насилия. Однако девочка умела добиваться от родителей того, чего хотела. Кроме того, Рика сама гордилась телохранителем дочери и не раз повторяла Этторе, что ни у одного их знакомого нет охранника, который даже отдаленно мог бы сравниться с Кризи. Он ведь был награжден Боевым крестом, многими медалями за участие в сражениях, тело его покрыто шрамами, к тому же он служил в десантных войсках. Вне всякого сомнения, Кризи стал блестящим подтверждением их высокого социального статуса, и ей не стыдно рассказывать приятелям о его былых боевых заслугах.

Такого рода разговоры Вико обсуждал с Этторе во время их очередного обеда.

– Как тебе удалось его так дешево получить?

– Он пьет, почти спился.

Вико понимающе кивнул.

– Значит, здорово умеет это скрывать.

– Да. Он пьет только по ночам, но как-то сам мне признался, что пьянство сильно на него действует. Хотя машину он водит отлично и со стороны выглядит вполне компетентным в своем деле. – Этторе с довольным видом усмехнулся. – Это капиталовложение оказалось весьма удачным. Помимо прочего, он очень неплохо умеет работать руками – любит возиться с ремонтом и всякими починками.

Он рассказал Вико, что Кризи починил забор и кое-что еще в доме и в саду.

Вико усмехнулся.

– Да, плотнику ты точно заплатил бы больше, чем ему. Видишь, и Рика успокоилась. Мы на днях встречались с ней у Гранелли, а потом я пригласил ее на коктейль. Теперь она довольна жизнью гораздо больше, чем раньше.

– Да, – согласился Этторе, – это проявляется во всем. Она стала меньше тратить. Когда она не в духе, то способна на всякие глупости, чтобы исправить дурное настроение. Хоть Рика, как и раньше, часто ходит по магазинам, много она не покупает.

Вико с умным видом кивнул.

– Все больше витрины разглядывает.

Когда мужчины перешли к обсуждению деловых проблем, говорил в основном Вико.

Узнав о прошлом Кризи, Пинта стала пытаться разговорить его о том, что он пережил.

По вечерам она находила время заскочить на кухню даже тогда, когда родители были дома, и как-то раз спросила его об Иностранном легионе. В какой-то газете девочка прочла статью о том, что Легион был направлен в провинцию Шаба в Заире.

Кризи рассказал ей о создании Легиона и немного о его истории. Она решила пойти немного дальше.

– Ты ведь тоже раньше служил в Легионе?

Он мрачно взглянул на девочку.

– Откуда ты знаешь?

С невинным видом она ответила:

– Как-то сразу же после твоего приезда мама рассказывала об этом по телефону кому-то из своих знакомых – я слышала.

Бруно оторвал взгляд от телевизора.

– Во время войны я тоже служил в армии. Нашу часть, когда мы были в Северной Африке, взял в плен Монтгомери, – произнес он.

Это было сказано не без гордости, как будто его брал в плен лично американский генерал. Кризи уткнулся в газету.

– Если ты служил в Легионе, – продолжил садовник, – значит, мы оба – солдаты.

Кризи поднял на Бруно взгляд, и на губах его мелькнула легкая усмешка.

– Да, – в тон ему сказал Кризи, – получается, что мы оба старые вояки.

После этого он встал и пошел в свою комнату.

Позже, уже лежа в постели, Пинта решила, что впрямую заставить Кризи поделиться воспоминаниями не удастся. До нее доносились приглушенные звуки музыки с верхнего этажа, она знала, что скоро услышит мелодию, которую он всегда ставил перед сном. Теперь Пинта уже знала, как называется песня. Однажды днем, когда Кризи чинил забор, она зашла к нему в комнату и взглянула на кассету, вставленную в магнитофон. Он всегда слушал ее перед сном. Это был «Голубой залив» в исполнении Линды Ронстадт.

Их отношения изменились после самого настоящего несчастного случая. Родители Пинты уехали на неделю в Лондон. Девочка была в кухне, когда вошел Бруно и сказал, что в кустах за домом свил гнездо соловей. В гнезде вывелись два птенца. Уже почти стемнело, но Пинта попросила показать ей гнездо. Оно было расположено довольно высоко на крутом склоне холма. Пинта стала быстро карабкаться по крутому склону холма, но, неудачно поставив ногу на камень, подвернула ее и рухнула вниз, сильно ударившись о выступ скалы. Кризи, работавший неподалеку, уже собирал инструменты, когда услышал ее крик.

Пинта лежала на спине, прижимая руку к боку, лицо ее было перекошено от боли. Бруно подложил ей руку под голову.

Сначала Кризи ощупал ее разбитую коленку. Прикосновения его сильных толстых пальцев оказались на удивление нежными. Коленка опухла, но он решил, что вывиха нет – девочка только потянула связки. Потом Кризи чуть приподнял ее майку. Чуть ниже ребер краснела ссадина. Кризи аккуратно коснулся пальцами ребер и слегка нажал. Пинта сморщилась.

– Очень сильно болит? – спросил он.

– Терпеть можно. Внизу болит сильнее. – Она сделала выразительный жест подбородком. – Я здесь ударилась о скалу. – По тому, как дрожал ее голос, чувствовалось, что она сдерживается из последних сил, чтобы не разреветься.

– Похоже, ты отделалась синяками да царапинами, – сказал он. – Ребра по крайней мере целы.

Прибежала до смерти перепуганная Мария и стала карабкаться по склону холма. Кризи сказал, чтобы она успокоилась, не суетилась и шла обратно. Он решил отвезти девочку в Комо, чтобы для полной уверенности сделать ей рентген. Мария должна остаться дома на случай, если позвонят родители. Бруно он тоже велел остаться: старик слишком нервничал, и это его состояние передавалось Пинте. Расставив все по своим местам, он осторожно поднял ее на руки и отнес в машину.

Позже Мария вспоминала, как Кризи был нежен с девочкой, с какой уверенностью действовал. Ведь он совсем не такой бесчувственный, каким хочет казаться, подумала Мария. Однако Кризи делал все чисто автоматически. В жизни ему много довелось общаться с ранеными, иногда смертельно. Первое, что требовалось в таких случаях, успокоить людей, ободрить и внушить веру в собственные силы.

Рентген подтвердил, что переломов нет. Врач забинтовал коленку и дал девочке обезболивающее. Он согласился с Кризи, что, скорее всего, у нее под ребрами произошло внутреннее кровоизлияние, но это не опасно.

Вернувшись домой, Кризи успокоил Бруно и Марию, отнес Пинту в спальню и оставил ее с Марией, чтобы та уложила девочку в постель. После этого Кризи решил позвонить в Лондон, в гостиницу «Савой». Если Рика или Этторе звонили в его отсутствие, Мария наверняка слишком сгустила краски.

Ответила Рика, и он ей рассказал, что произошло. Нет, тут же вылетать домой нет никакой нужды. У девочки только синяки и царапины. Утром в школу она, скорее всего, не пойдет. Конечно, он передаст ей их самые сердечные пожелания. Повесив трубку, он поднялся в спальню к Пинте, чтобы проверить, как она.

Все было в порядке – Пинта полусидела в постели, опираясь о две подушки. Рядом с ней лежал ее любимый коричневый медвежонок, набитый опилками. Кризи сел в ногах кровати.

– Ты нормально себя чувствуешь?

Она застенчиво кивнула.

Кризи взглянул на медвежонка.

– Ты с ним всегда вместе спишь?

Пинта снова кивнула.

– Как ты его зовешь?

– У него нет имени, – ответила девочка.

Ее иссиня-черные волосы разметались по подушке, личико было бледным, как наволочка. Огромные глаза смотрели на него в упор. Он резко поднялся.

– После этих таблеток ты скоро крепко уснешь. Если проснешься посреди ночи от боли, прими еще парочку.

Он пошел к двери, но, не дойдя до нее, обернулся.

– Я говорил по телефону с твоей мамой. Она просила передать, что они с папой тебя очень любят.

– Спасибо. Спокойной ночи, Кризи.

– Спокойной ночи, Пинта, – чуть хрипло сказал он.

Таблетки действительно подействовали, и она уже почти засыпала. Девочка выключила свет, прижала к себе медведя и очень скоро забылась сном. Она ему соврала – имя у медведя было.

Когда в Лондоне Этторе вернулся в гостиницу, Рика рассказала ему о звонке Кризи. Он очень торопился, чтобы не опоздать на ужин со своим агентом, и принимал душ, а жена стояла около двери в ванную комнату.

– Ты не хочешь вернуться домой? – спросил он. – Есть ночной рейс до Милана.

Она покачала головой.

– Кризи сказал, что с ней все в порядке.

Его рука на ощупь искала шампунь. Она вошла и подала ему флакон.

– Вообще-то это совсем неплохо, правда? – спросила Рика.

– Что – неплохо? – отозвался Этторе, намыливая шампунем волосы.

– Иметь в доме такого человека, пока мы в отъезде. Без него Мария ударилась бы в панику, и мне пришлось бы немедленно вылетать обратно. А если я правильно поняла, сегодняшний ужин имеет для тебя важное значение, или я не права?

Он подставил лицо под мощные струи воды, бившей из большого старомодного душа. Он любил «Савой» именно за консерватизм – ванные комнаты здесь были больше, чем спальни в некоторых ультрасовременных гостиницах, и все оборудование номеров соответствовало их внушительным размерам.

– Да, – согласился он, выходя из душа и обматываясь большой теплой махровой простыней. – Очень важное. Рой Хэйнз просто в восторге от открывающихся здесь перспектив, и, если он решит двигать на этом рынке наш товар, уже в этом сезоне мы сможем получить неплохую прибыль.

Этторе подошел к раковине и стал бриться. Рика приблизилась к нему сзади.

– Каким образом он собирается двигать наш товар?

– Через рекламу в прессе и по телевидению. Они здесь очень неплохо умеют это делать. Но стоит это недешево, и ему надо быть уверенным в том, что все затраты окупятся. За ужином попытаюсь на него надавить.

Этторе поймал в зеркале ее задорный взгляд и лукавую улыбку.

– Предоставь эту задачу мне. Надеюсь, у меня это получится лучше, чем у тебя, и с большим эффектом.

Продолжая бриться, он улыбнулся жене в ответ. Да, Кризи, несомненно, стоит потраченных денег.

Ужинали они в ресторане «Паркиз» на площади Бошам. В Лондоне Этторе из принципа не ходил в итальянские рестораны. Делал он это вовсе не потому, что в английской столице не было хорошей итальянской кухни, – во время путешествий он привык разнообразить свой стол местными блюдами.

Рой Хэйнз, крупный грубовато-добродушный мужчина, относился к тому типу англичан, который очень нравился Рике. Ей было совсем не трудно проявить в отношениях с ним всю силу убеждения, которой она обладала. Англичанин сидел за столиком напротив них, ел и улыбался – побудительные мотивы женщины были ему вполне понятны. Он уже принял решение оказать Этторе максимальную поддержку в установке новой производственной линии, а завтра хотел дать Этторе большой заказ на его продукцию, который почти в два раза превышал закупки прошлого сезона.

Он оживленно поддерживал застольную беседу, позволяя восхитительно красивой женщине, сидевшей напротив, говорить ему комплименты и очаровывать его. После ужина он собирался пригласить их в один из самых престижных лондонских клубов, известных своим казино. А прежде чем рано утром они уедут обратно в гостиницу, Рой, выиграв у Этторе приличную сумму, сообщит им хорошую новость.

Такие вечера были для Рики смыслом жизни. Она чувствовала себя нужной и оцененной по достоинству.

Когда рано утром она наконец нырнула в постель, уютно устроившись между хрустящими белоснежными полотняными простынями, она вспомнила вчерашний день. Утром она делала покупки у Хэррода, после обеда – на Бонд-стрит. Потом у Сассуна она сделала прическу, на полдник выпила в гостинице чай со смехотворно тонким бутербродом с огурцом. После этого позвонил Кризи, рассказал о случившемся с Пинтой и заверил ее, что в присутствии родителей нет никакой нужды. После восхитительного ужина в приятной компании они поехали в казино. Даже там ей везло, когда в рулетку она ставила на свои любимые номера – 17 и 20. Когда уже под утро они прощались с Роем Хэйнзом, он как бы невзначай сказал Этторе, что на очередной встрече, которая должна состояться сегодня после обеда, он значительно увеличит свой заказ на этот сезон и сделает все возможное, чтобы решительно поддержать Этторе в его намерении переоборудовать фабрику.

Пытаясь расслабить уставшее тело, Рика слегка потянулась. Да, что и говорить, день прошел удачно. Единственным облачком, омрачившим ее воспоминания, было то, что Этторе выпил немного больше, чем ему было положено, и, только что закончив заниматься любовью, так и не смог ее удовлетворить. Страшного, конечно, в этом ничего нет. Как только они проснутся, он исправит свою оплошность. Подумав о том, что предстояло сделать завтра, точнее, уже сегодня, она внезапно вспомнила одну мелочь, которая после звонка Кризи и всего остального совершенно вылетела у нее из головы. Она повернулась к Этторе, который уже почти заснул, и потрясла его за плечо.

– Дорогой, я забыла тебе сказать, что звонил один человек по поводу завтрашней встречи. Он сказал, что вы должны увидеться у него в кабинете в одиннадцать часов. – Она прижалась к нему теснее. – О чем вы собираетесь с ним говорить?

– Да так, ерунда, финансовые проблемы, – сонно пробурчал он. – Это один приятель Вико.

– Значит, встреча эта важная?

Этторе пробормотал что-то нечленораздельное и тут же снова заснул.

Пинта, прихрамывая, спустилась по ступеням к машине. Кризи открыл ей заднюю дверцу. Она остановилась в нерешительности и сказала:

– Мне, наверное, лучше сесть сегодня впереди – там больше места, и я со своей ногой смогу там устроиться поудобнее.

Когда они выехали за ворота, Кризи спросил:

– Ты сегодня хорошо спала?

– Да, я только один раз просыпалась, когда на другой бок надо было перевернуться.

– Нога болит? Ты можешь на нее опираться?

– Побаливает, но вполне терпимо, – ответила она. – А когда у меня все совсем заживет? Через месяц у нас в школе будут ежегодные спортивные соревнования, и я хочу хорошо пробежать стометровку.

– Времени хватит, – ответил он. – Только больную ногу надо все время разрабатывать, поблажки ей давать нельзя. Опирайся на нее всем телом. Через неделю-две ты и думать о ней забудешь.

Когда они выехали на автостраду, ведущую в Милан, Кризи спросил:

– Ты быстро бегаешь?

Девочка кивнула.

– Только я никак не могу вовремя научиться стартовать – всегда последней со старта убегаю.

– Тебе надо больше тренироваться.

Она кивнула.

– Придется.

Кризи понятия не имел о технике тренировок в беге на спринтерские дистанции, но знал, как отрабатывать координацию движений и добиваться мгновенной реакции. Он бы, конечно, мог ее немного потренировать, но, поймав себя на этой мысли, решил, что все хорошо в меру.

– Ну а пока тебе нужно побольше тренировать больную ногу. Даже если будет чуть-чуть больно.

На этом разговор закончился.

Отношение к нему девочки изменилось. Теперь дружба Кризи уже не была для нее блажью, которую она во что бы то ни стало хотела удовлетворить. Добиться его дружбы стало для нее жизненной потребностью. Она чувствовала что в душе Кризи таятся бездонные глубины. Ей хотелось, чтобы он немного раскрыл перед ней свой внутренний мир, и была готова поделиться с ним тем, что имела сама.

Пинта ни разу не видела, чтобы Кризи улыбался, он всегда был мрачен и погружен в себя. Ей казалось, что стоит ему рассказать ей о своих переживаниях, как произойдет что-то чудесное. Теперь ею двигало отнюдь не праздное любопытство. Девочка чувствовала внутреннюю связь с этим человеком – неуловимую, но в то же время вполне определенную, и ей страшно хотелось, чтобы эта связь укрепилась.

В их отношениях произошел явный сдвиг. Кризи уже не сопротивлялся их сближению, сам ощущая эту тонкую, едва уловимую духовную связь. Она его немного беспокоила, потому что понять, как она возникла, Кризи не мог. Мысль о том, чтобы подружиться с одиннадцатилетней девочкой, он воспринимал примерно так же, как идею о дружбе волка с ягненком. И, поскольку такие отношения никак не укладывались у него в голове, он старался об этом вообще не думать. Но заставить себя забыть о девочке он не мог, да и не хотел.

В тот день, когда они ехали из школы домой. Пинта расспрашивала его об открытии Америки. Им рассказывали на уроке об этом историческом событии, и девочка пришла в полный восторг от того, что Новый мир был открыт итальянцем.

– Ну, это еще бабушка надвое сказала, – сказал ей Кризи. – По некоторым источникам Америку первыми открыли викинги, а кое-кто считает, что один ирландский монах.

Так завязался разговор о первооткрывателях и землепроходцах, и Кризи поведал Пинте о путешествиях Марко Поло в Китай. Девочка уже краем уха слышала об этом, но ей очень хотелось узнать больше, и, вынудив телохранителя рассказывать о Марко Поло, она добилась от замкнутого, неразговорчивого человека того, что было совершенно противоестественно его натуре.

Пару дней спустя, когда Кризи пришел на ужин, в руках у него был сверток, а в нем – книга о путешествиях Марко Поло.

– Она попалась мне на глаза в одной книжной лавке в Милане, – сказал американец.

На самом деле он ее искал целый час.

– Это мне? В подарок? – в глазах Пинты светился восторг.

– Да, это тебе. – Он чувствовал себя неловко, и это было заметно. – Мне показалось, что эта история тебя заинтересовала. Марко Поло – самый известный путешественник Италии эпохи Великих географических открытий. Тебе нужно о нем знать.

– Спасибо, Кризи, – расчувствовавшись, сказала девочка. Она поняла, что лед сломан.

Но окончательно она убедилась в этом только в следующее воскресенье.

– Он привел ее к нам на обед.

– Что он сделал?

– Привел девочку на обед. Сегодня, к нам домой. Они только что ушли.

Гвидо отнял трубку от уха, взглянул на Пьетро, стоявшего в другом конце кухни, и недоверчиво покачал головой.

– В чем дело? – спросил паренек, рассмеявшийся при виде полной растерянности на лице хозяина.

Гвидо пропустил его вопрос мимо ушей и произнес в трубку:

– Что, вот так просто взял и привел ее на обед?

На другом конце провода Элио тоже рассмеялся.

– Нет, мы заранее пригласили его к нам в воскресенье на обед. Но сегодня утром он позвонил и сказал, что родители девочки задерживаются в Лондоне, поэтому он не сможет прийти. Тогда Феличия предложила привезти девочку с собой, и он согласился. С женой чуть плохо не стало.

– Ну и что она собой представляет? – с интересом спросил Гвидо.

Телефон какое-то время молчал, и Гвидо понял, что Элио размышляет над ответом.

– Она полна жизни, – ответил он, – очаровательная, вежливая и смышленая. Она просто души не чает в этом твоем огромном, покрытом шрамами неуклюжем друге.

– А он – как он с ней себя ведет?

Снова воцарилось молчание, потом Элио проговорил:

– Знаешь, мне это показалось странным – он с ней грубоват и строг. Чувства свои он проявлять не привык – ты ведь его хорошо знаешь, – но я бы не сказал, что он ее только терпит. А Феличии показалось, что Кризи видит в ней ребенка, которого у него самого никогда не было.

– Он с ней разговаривает? – сгорая от любопытства, спросил Гвидо.

Элио опять рассмеялся.

– Конечно, он ей объясняет массу разных вещей. Она его буквально обо всем расспрашивает. Девочка смотрит на него как на какого-то оракула. Подожди секунду, с тобой Феличия хочет поговорить, она только что уложила детей.

Женщина долго говорила с Гвидо.

Кризи изменился, сказала она. Конечно, он привязался к девочке. Это его смущает, он, скорее всего, сам не понимает, что с ним творится, но, как ей показалось, Пинта ему очень нравится. Как бы то ни было, девчушка просто очаровательная. Ее любой полюбил бы, но что такое случилось с Кризи, немного странно.

Гвидо с ней согласился. Такой поворот событий был совершенно неожиданным. После всех лет, что они провели с Кризи вместе, ему с трудом верилось, что ребенку удалось пробить панцирь его одиночества. Раньше он такое и представить бы себе не мог. Может, Кризи просто позволил себе немного расслабиться?

Неаполитанец был счастлив за своего друга, но думал он и о том, чем все может закончиться. Интересно, сколько продлится такое состояние Кризи.