"Кровные узы" - читать интересную книгу автора (Джеллис Роберта)

20

По всей Англии зарядили проливные дожди, ни пройти, ни проехать. Лошади и скот увязали в грязи. Крестьянам, которые везли свой товар на рынки, приходилось на собственных плечах вытаскивать телеги с провиантом. Дождевые потоки смывали с земли пыль и грязь, скопившуюся за три месяца засухи. Темза вышла из берегов. Люди с отчаянием смотрели на прибитые дождем посевы: чудесный урожай, который вызрел под жарким солнцем, умирал прямо на глазах. Мощные струи дождя вбивали зерно глубоко в землю, запасенное на зиму сено промокло насквозь.

Вернулся в Лондон молчаливый и удрученный Стефан, и с ним вся придворная знать, кроме Филиппа Глостера. С преданными ему людьми Филипп медленно отправился на восток. Филипп чувствовал — смерть близко, и хотел умереть там, где родился. Кейн, получив его последнее письмо, очень расстроился и даже хотел поехать к нему, но передумал. Из письма он понял: Филипп не хочет его видеть. Видимо, Филипп вообще не хотел встречаться с кем-либо. Реднор был в отчаяний и не мог сдержать слез, но, слава Богу, рядом оказалась Леа, и она поддержала его. Обняв его, как ребенка, она долго сидела с ним, утешая. Кейн понял — с потерей нужно смириться.

А двор тем временем пребывал в каком-то лихорадочном веселье — мужчины пили и устраивали игрища с оружием, женщины без конца меняли наряды. Все ждали Генриха Анжуйского.

Леа держалась в стороне от придворной жизни. Когда Мод предложила ей занять место Элизабет Честер, Леа ответила с деланной грустью, что муж вряд ли разрешит ей сделать это. Мод попыталась втолковать ей, что она может вертеть Реднором как хочет, но Леа старательно изображала глупышку. Она тяжко вздохнула и чуть ли не со слезами на глазах посмотрела на королеву.

— Ах, ваше величество, я была бы так рада, но… не решусь заговорить с мужем на эту тему. Может, вы попросите за меня — едва ли он вам откажет.

После своей попытки отправить Реднора на тот свет Мод побаивалась его. До тех пор, пока в руках Реднора находились подкупленные ею наемники убийцы, любая ссора с этим безумцем способна была обернуться грандиозным скандалом, который вполне мог перевернуть и без того шаткий трон ее мужа! Вот если бы она прибрала Леа к рукам, Кейн и пальцем не смог бы шевельнуть. Мод всеми силами пробовала внести раздор между супругами, следила за каждым шагом Леа. Все ее хитроумные планы разбивались о невероятную глупость девчонки и недюжинный ум ее мужа.

Кейн ни на минуту не выпускал жену из виду. Когда она разговаривала с придворными дамами, Реднор слонялся вокруг, навострив уши. Если она выходила из гостиной, даже на минуту, он шел следом и терпеливо дожидался, привалившись к стене, пока она поправляла волосы или платье. Его невозможно было занять ничем — ни разговором, ни игрой, ни выпивкой. Дом, где они жили, охранялся, словно осажденный. Иногда Леа выезжала на рынок — тогда ее сопровождали полсотни до зубов вооруженных солдат и сам Реднор. Охрану он предупредил — если с головы жены упадет хоть один волосок, смерть покажется им счастливым исходом. На душе у Реднора было неспокойно — отец и Пемброк словно растворились в предрассветном тумане. Из Певенси после снятия осады не приходило никаких известий, а из посланий его доверенных лиц в Уэльсе следовало, что Гонта там нет. Ко всему прочему, и жена вела себя как-то очень странно: она могла веселиться со слугами, но тут же приходила в дурное настроение и через мгновение уже плакала горючими слезами. Она то ластилась к нему, то недовольно отталкивала его. Когда Реднор находился в хорошем расположении духа, он на все смотрел сквозь пальцы, но иногда и его терпению приходил конец. Он срывался, начинал ругаться, и тогда Леа билась, чуть ли не в истерике, крича, что ей страшно, ужасно страшно, но чего она боялась, добиться от нее было невозможно.

Леа удивлялась себе, пыталась сдерживаться, но ей это удавалось все хуже и хуже. Она прекрасно знала причину своих страхов, сомнений у нее почти не осталось — она носила в себе ребенка. Леа окончательно в этом уверилась, когда по утрам ее стали преследовать приступы легкой тошноты и головокружения. Мысль о родах приводила ее в ужас, она боялась, что не разродится и умрет, погубив ребенка. Хотя мать ей многое рассказывала, и она знала, как рождаются дети, это не утешало ее. Страх перед родами усиливался мыслями о том, что она может перестать быть желанной для Кейна.

Женщины при дворе вились вокруг него, как пчелы, и в их числе — Джоанна Шрусбери. Возможно, узнав о ребенке, он перестанет заглядываться на придворных дам. А может, и наоборот, утратит к ней интерес, как только она станет толстой и некрасивой. Леа слышала немало рассказов о том, что беременной жене не так-то легко удовлетворить прихоти своего мужа. Кто знает, не сочтет ли он это достаточным поводом для того, чтобы открыто искать на стороне возможности удовлетворить свою похоть?

Леа напрасно думала, что никто ни о чем не догадывается. Уже многие заметили, что она не играет в шумные игры, перестала ездить на охоту, а больше слушает разговоры о детях — как кормить, чем лечить. Женщины постарше понимали, что происходит, и украдкой улыбались, но по-доброму. А вот Джоанна Шрусбери отпускала колкости пуще прежнего, она в последнее время просто не давала Леа проходу. Мод тоже не оставляла попыток заполучить Леа.

Как-то раз в конце сентября Кейн вернулся с королевской охоты. Он был так грязен, что Леа наотрез отказалась пускать его на порог, приказав слугам принести воды прямо во двор. Реднор основательно разозлился. Впрочем, он был расстроен еще с утра из-за Херефорда. Роджер вместе с Джайлсом ехали на восток с письмами короля и пленниками, взятыми на турнире. Реднор отлично знал — за каждым шагом Херефорда следят, и хотя он постарался обезопасить своих посланцев, но всего предусмотреть не мог, а в дороге случалось всякое. Копившееся напряжение искало выхода и находило его в гневе, без особых причин изливавшемся на окружающих. Когда Леа задала ему какой-то пустяковый вопрос, он огрызнулся, и она поняла, что мужа сегодня лучше не тревожить. Она отошла в сторону и тихо отдала приказания слугам насчет ванны и кубка горячего вина, сдобренного специями. Задумавшись о своем, Леа пропустила мимо ушей вопросы Кейна.

— Были еще какие-нибудь новости? — в третий раз раздраженно спросил он.

— Я тебе уже дважды сказала — только то, что Херефорд выехал из города, — нервно ответила Леа. — Прошло еще слишком мало времени.

Кейн зашагал по комнате.

— Проклятие! Терпеть не могу сидеть и ждать! Леа поджала губы, понимая, что надо промолчать. Кейн стукнул кулаком по шкафу и подошел к жене. Легонько дернув ее за косу, он спросил:

— Ты что-то очень тихая. Из-за дождика грустно? Или это я на тебя тоску навожу?

Леа едва сдержалась, чтобы не огрызнуться: в последнее время сдерживать себя ей становилось все труднее, однако она понимала, что причина раздражительности — в ее состоянии. Поэтому она изо всех сил старалась держать себя в руках и не позволять эмоциям брать верх над разумом.

— Нет, — покорно ответила она, — мне с тобой никогда не грустно. Я… наверное, это действительно из-за погоды. Тяжелый год нам предстоит…

Он словно взвесил на ладонях тяжелые золотые косы.

— Из Пейнкастла плохие новости, там совсем нечего есть. Нужно охотиться, чтобы добыть мяса, иначе слуги умрут с голоду.

— Слуги могут умереть с голоду?! — с ужасом переспросила Леа. — И ты будешь сам добывать им еду?

Реднор вздохнул. Откуда об этом знать девочке, которая всю жизнь провела в замке, среди достатка и сытости.

— Леа, они не могут охотиться сами, у них нет такого права, и я им его не дам — одному Богу известно, во что может обернуться такая свобода. Но им нечем кормить скот, у них нет зерна, чтобы выменять на рыбу или мясо. Они умрут, если не помочь им сейчас…

— Даже если так, что из того?

— Особенного ничего, только кому тогда сеять хлеб в следующем году?

— Но они же не все вымрут!

— Хорошо, попробуй посмотреть на это с другой стороны. Их предки, так или иначе, присягнули нам на верность. Мы должны заботиться о них, защищать от врагов.

— Бог тебе судья, Кейн. Своим усердием сохранить мир ты уже всех вокруг распугал…

— Может, все и так, но разве голод не враг? Я кормлю моих лошадей и собак, забочусь о них, и они платят мне преданностью. Если я позабочусь о моих подданных, они отплатят мне тем же. Они знают это и идут ко мне со своими бедами, жалуются. И еще… возможно, это слабость, но я не могу видеть плачущих от голода детей.

— Я тоже, — пробормотала Леа. — Ладно, Кейн, поступай, как знаешь.

Реднор вздохнул и улыбнулся — похоже, у жены настроение улучшилось.

— В конце концов, я убедил тебя… Знаешь, мне бы хоть какую-нибудь весточку от отца. Не могу поверить… — Леа метнула на него взгляд, и он осекся. Как-то в голове не укладывалось, что Пемброк мог сделать что-то плохое с отцом. С другой стороны, будь все хорошо, Гонт обязательно дал бы о себе знать. — Он уже такой старый, — вздохнул Реднор.

Леа промолчала. В последние дни они как-то не очень хорошо ладили. Кейн угрюмо поглядывал на жену, не зная, что делать — то ли не замечать, как она дуется, то ли проучить ее разок, чтобы знала, как вести себя, когда муж не в духе. Вдруг раздался стук в дверь.

— Войдите! — сказал Реднор.

Дверь распахнулась — на пороге стоял Бофор.

— Внизу вас ждет человек. Он просил передать вам вот это, — Гарри протянул Реднору перстень. Кейн сразу узнал его — это был перстень Гонта.

— Сейчас спущусь, — побледнев, тихо ответил он.

От посыльного, который оказался монахом, Реднор ничего не добился. Тот лишь скачал, что старый граф остановился в гостинице при их монастыре и попросил аббата послать кого-нибудь к Реднору в Лондон. Кейн нервно защипал шрамы. Если Гонт жив, то этот перстень ни у кого больше оказаться не мог. Если мертв…

— Бофор!

— Да, милорд!

— Половина отряда едет со мной. Скажи, чтобы собирались. Ты и остальные остаетесь охранять ее светлость. Если на вас нападут, продержитесь до темноты. Я могу не вернуться к ночи, тогда постарайтесь выбраться к Херефорду и Джайлсу. Жене я ничего говорить не буду — пусть не тревожится понапрасну. Возникнет необходимость — увозите ее силком, я разрешаю. — Он бросился наверх и столкнулся с Леа в коридоре. Она что-то втолковывала служанке. Реднор оттащил Леа в сторону. — Мне нужно уехать.

— Уехать? Там дождь и темно! Куда? А мне нельзя поехать с тобой?

— Нет, тебе со мной нельзя, — через силу проговорил Реднор. — Я тебя умоляю, не создавай мне лишних проблем. Я получил сообщение от отца: он здесь недалеко, в монастыре…

— Ты будешь спать не дома? Но я боюсь остаться ночью без тебя!

— Леа, я постараюсь вернуться. Не тревожься — Бофор присмотрит за тобой. Ты его слушайся… А на ночь возьми к себе кого-нибудь из служанок. Я не могу тащить тебя в бой…

— Ты уезжаешь воевать?! — закричала она.

— Нет, нет… успокойся. Извини, у меня нет больше времени.

Реднор торопился уйти — жена расстроила его. И так нелегко на душе, а тут еще она со своими причитаниями. С другой стороны, оставить ее в слезах он тоже не мог — кто знает, вдруг они видятся последний раз. Она не успела и слова сказать, как он вдруг страстно поцеловал ее и бросился за дверь. Леа осталась стоять в недоумении. Непредсказуемость мужа обескураживала ее. Тут в комнату вошел Бофор и спросил, не нужно ли ей чего.

Она улыбнулась и потребовала, чтобы он попробовал развеселить ее.

— Хорошо выглядишь, Кейн, — бесцветным голосом проговорил Гонт, окинув взглядом фигуру сына.

— Что ты здесь делаешь?! — рассерженно спросил Реднор. — Почему ты отправил посыльного без письма? Я чуть с ума не сошел — так волновался…

— Из-за меня? — последовал ядовитый вопрос.

— Наши планы могли провалиться! Что я должен был думать — ты столько времени молчал? Что с Херефордом, я тоже не знаю, и потом этот дурацкий приказ явиться сюда… Я ехал и не знал, к чему быть готовым.

— Херефорд в безопасности, я виделся с ним. Я специально приехал сюда — мне нужно сказать тебе кое-что очень важное, и я не мог доверить этого бумаге. Пемброк мертв.

Перед глазами у Кейна все поплыло. Он зажмурился. Реднор очень часто не одобрял поступков Гонта, но в одном он никогда не сомневался: отец — человек чести. Будь прокляты эти кровные узы, из-за них его отец стал убийцей, а сам он — рабом женщины!

— Как ты убил его?

Гонт нервно зашагал по комнате, потом вдруг резко развернулся, словно хотел отвесить сыну пощечину.

— Неужели твои мозги такие же увечные, как твое тело?

— Ты хочешь сказать, он умер своей смертью? — на радостях Кейн был готов расцеловать отца. Нет, он не убийца! Реднор с облегчением вздохнул. — Позволь своему колченогому дьяволенку присесть и успокоиться, — чуть ли не смеясь, взмолился Реднор. — Папа, я три месяца при дворе. Я слышу и думаю только о заговорах и убийствах.

— Что ты сказал? — проревел Гонт.

— Что Пемброк умер… да ты сам сказал… Почему он умер?

— Не то, — злобно затряс головой Гонт. Кейн недоумевал. Он неуверенно повторил.

— Я три месяца при дворе и, кроме как о заговорах и убийствах, ни о чем больше не слышу. Что в этом удивительного?

— Нет, еще раньше.

— Раньше? Ах, ну да — что я твой дьяволенок? Что я колченогий? — Лорд Реднор твердо встретил негодующий взгляд отца. — А что, разве это не так? Ты удивляешься тому, что говорил сам? Я уже тридцать лет твой сын, за это время можно бы и привыкнуть к моему несовершенству… Ты что, хочешь еще раз убедиться в том, какой я есть?

— Своими достоинствами похвастаешься в другой раз, сейчас не время. Слушай меня внимательно: когда мы добрались до Певенси, Пемброк выглядел смертельно уставшим. Он и в седле толком сидеть не мог, не говоря уже о том, чтобы как-то передвигаться самому. Но я не решился оставить его. За ним нужен был присмотр. Я видел, ему очень плохо… Клянусь, я не убивал его, но я и не помог ему. Тем не менее, нам надо сейчас поторопиться…

— Почему? — устало спросил Кейн.

— Мне кажется, живой Пемброк в наших руках очень пугает Мод! Она боится, что мы захотим разговорить его, ее же методами. Тебе как можно скорее нужно увидеться с королевой, — отец говорил совершенно спокойно, сохраняя равнодушное выражение лица, но Реднор сидел как на иголках, нервно ерзая в кресле.

— Ну, хорошо, а от кого ты здесь прячешься?

— Может, королеву заинтересует, что у нас в руках находятся еще и пленники с турнира? — не замечая вопроса, продолжил старик. — А вдруг она что-нибудь придумала и уже не так боится нас? Когда ты к ней поедешь? Лучше всего завтра вечером… я с моими людьми пригляжу за дверями Тауэра. Если ты к ночи не вернешься, мы зайдем и спросим про тебя.

Кейн рассматривал покрытые шрамами руки. Почему отец не поехал домой? В Уэльсе все еще неспокойно. Он приехал сюда, чтобы сказать о мертвом Пемброке? Приглядеть за воротами Уайт-Тауэра? Почему он вообще уехал из Уэльса? Он вовремя предупредил его накануне турнира. И сейчас снова появился, чтобы защитить его от королевы. А эта история с Пемброком? Он явно оберегал сына. Ради наследника? Возможно. А может, ему стыдно за то, что все эти годы он обижал его?

— Что тревожит тебя, глупец?

Резкий вопрос вывел Кейна из задумчивости.

— Ничего… Просто я очень устал от заверений и полуправды.

— Я тоже, сын. Если твоя жена родит мальчика… — Он внезапно замолчал, заметив страх в глазах Реднора. — Наследник должен появиться обязательно, — заговорил он жестче. — Честера и Фиц-Ричарда надо освободить, а из Мод вытрясти деньги, чтобы было, на что отправить обратно Генриха Анжуйского. Да ты носом клюешь. Если бы ты хоть раз в сутки использовал кровать для сна, у тебя голова лучше бы варила. Ступай, ступай в постель.

Вечные издевки. Реднор вдруг разозлился.

— И ради этого ты заставил меня проехать три мили в темноте и под дождем?!

— Нет, — рявкнул Гонт, — не ради этого, а ради того, чтобы позлить тебя и посмотреть, на кого ты станешь похож, когда промокнешь до нитки!

«Глупый вопрос — глупый ответ», — подумал Реднор. Однако отец дорожил им. Конечно, может, только из-за наследника, но, как бы то ни было, дорожил. Это было приятно чувствовать, хотя в душе у Кейна жила обида. Почему отец ни разу не спросил про раны? Почему ни разу не приехал навестить во время болезни? По губам Реднора скользнула легкая улыбка — отец слишком горд, чтобы пойти на такие уступки.

Реднор вернулся домой насквозь мокрым и жутко грязным. Слава Богу, Леа уже спала. Она свернулась уютным клубочком как раз на той стороне, на которой обычно располагался он сам. Раздеваясь, он старался не шуметь, чтобы не разбудить ее, однако едва он сел на кровать, как был заключен в страстные объятия. Ему стало неприятно: во-первых, он устал, а во-вторых, Кейн считал, что такое поведение женщину не украшает — проявлять желание в любом случае должен мужчина.

— Леа, подожди, — отстранил он жену. — У меня есть для тебя новости. Я должен тебе сказать… Твоего отца больше нет. Он умер от болезни, я к этому руки не приложил.

— Господь милосерден, — равнодушно обронила Леа, но, к удивлению Реднора, объятий не разжала.

Кейн понимал — такой отец, как Пемброк, не мог рассчитывать на большую любовь своей дочери. И все-таки вести себя так после известия о смерти — по меньшей мере, странно.

— Дай я сниму ботинки. Я сейчас вернусь, — Реднор отвел руку Леа.

— Нет, нет! Пожалуйста, не надо!

— О чем ты?

— Пожалуйста, не делай этого.

— Да что за дьявол вселился в тебя? Это новая игра? — Кейн чувствовал, как в нем нарастает раздражение: меньше всего на свете ему хотелось сейчас предаваться любовным утехам.

— Обними меня. — Леа продолжала жаться к нему, однако вела она себя не так, как если бы хотела приласкаться к нему и возбудить в нем желание.

«Боже милостивый, — подумал Реднор, — мне дадут хоть ночью остаться наедине со своими мыслями?» Он чувствовал, что Леа вся дрожит, и попробовал последний раз выяснить, что к чему:

— Что такое, Леа? Почему ты плачешь? Из-за отца?

— Мне страшно, — рыдала она.

— Родная моя, чего ты боишься?

— Я тебе обязательно скажу.

— Ну, хорошо. Подожди, я зажгу свечи — не люблю разговаривать в темноте.

«Ну почему все всегда обсуждается в середине, ночи? Неужели никто, кроме меня, спать не хочет?» Кейн страшно устал, и единственное, о чем он был сейчас в состоянии думать, — это подушка и одеяло. Но странное поведение Леа заставляло его прислушаться к ее словам.

— В чем дело? — спросил он.

Глаза у Леа покраснели от слез. Она начала ластиться к нему, прежде чем ответить.

— Когда мы поедем в Пейнкастл?

— Я тебе сто раз уже говорил, — сказал он, но, увидев, что она плачет, сменил гнев на милость: — Скоро поедем, не беспокойся. Завтра я встречаюсь с королевой, нам еще нужно вытащить из тюрьмы Честера, потом можно ехать домой. Еще неделя или две. Скоро. — Он погладил ее по голове.

— Скажи, а можно там со мной кто-нибудь будет?

— Кто? Я сделаю все, чтобы тебе было удобно.

— Может, одна или две дамы постарше меня… — Леа снова расплакалась.

— Тебе одиноко, милая моя. Ты скучаешь по маме. — Порыв ревности угас, и Кейну даже стало неловко. — Бедный ребенок. Ты всегда держишься так по-взрослому, что я забываю — ты ведь еще совсем дитя. Не плачь. Если хочешь, я отвезу тебя в твой замок, к матери. Или, может, она приедет в Пейнкастл, посмотрит, как ты устроилась.

— Я не хочу домой. Я очень хочу увидеть маму, но плачу не потому, что скучаю. Я счастлива с тобой, больше мне никто не нужен.

— Тогда к чему эти слезы?

— Скажи, а Бофор будет жить вместе с нами в Пейнкастле? — вдруг спросила она. — Ты ведь говорил, что хочешь назначить его кастеляном. Ты думаешь, ему можно доверять? — совершенно неожиданно сменила тему Леа.

Реднор не ожидал такого перехода. Он с трудом понимал, о чем идет речь.

— Ну, конечно, можно. А почему ты спрашиваешь?

— Дай-ка я встану. — Леа сползла с постели и ушла в тень. Вскоре она вернулась и встала у кровати, тяжело вздыхая и поглядывая на мужа. — Ему нельзя доверять! — Реднор рванулся из постели, но она бросилась ему в ноги. — Нет, милорд, нет! Не убивайте его! Я спрятала ваши ботинки — вам не в чем идти. Успокойтесь, он не сделал мне ничего дурного. Так, какие-то пустяковые слова… Он даже рук мне не целовал!

Последнее было неправдой: сэр Гарри целовал ее в губы, но, узнай об атом Реднор — Бофору не жить. Леа хотела защитить Гарри, потому что понимала — она сама его подтолкнула. Реднор наотмашь ударил ее по лицу. Он бил в такой ярости, что не ощущал своей силы. Пощечина сшибла Леа с ног. Она ползком добралась до Кейна, и вцепились ему в ноги. Он пинком отбросил ее, но она снова подползла.

— Чего он добивался? Что он сказал? — рявкнул Кейн, грубо отбрасывая ее руку.

— Кейн, он еще очень молод и по-своему несчастный человек. Он… — Леа лихорадочно пыталась выразить свою мысль.

— Может, тебе захотелось чего-то нового? — Гнев и ревность неузнаваемо исказили черты лица Кейна, шрамы из белых стали багровыми. Так он выглядел только в решающие минуты схватки. Леа в ужасе попыталась схватить его за руку.

— О Господи, Кейн…

— Он ведь моложе меня, и шрамов на нем поменьше. Он красивее! Почему ты защищаешь его? Почему? — Он рывком поднял ее с пола, схватил за плечи и затряс. Затем Кейн прикусил себе губу и отпустил Леа, оставив, однако, на ее плечах багровые пятна. — Не надо ничего говорить, по твоим глазам и так все видно. Ты просто труслива, а иначе вела бы себя, как обычная шлюха. Будь ты проклята!

Он замахнулся для удара, но она бросилась в угол комнаты, достала откуда-то его ботинки и с грохотом бросила их посередине комнаты, стараясь держаться подальше от разбушевавшегося мужа.

— На, держи! Иди, убивай. Я хотела защитить его, потому что знала: если ты убьешь его, то будешь мучиться до последних дней своей жизни. Он не сделал тебе ничего плохого. Не любить человек не может! — Едва ли Реднор слышал ее. Он торопливо одевался. — Мы не можем управлять любовью, иногда нам даже не хочется, но мы все равно любим! — плакала она. — Я полюбила тебя с того первого раза, когда ты поцеловал меня, хотя я знала — эта любовь принесет мне боль и горе. Я не хочу мучиться, но ничего не могу с собой поделать. Кейн, не позорь имя, которое ты носишь, не убивай человека, который трижды спас тебе жизнь. Отправь его куда-нибудь, подари ему замок, найди жену. Ты думаешь, мне не больно от случившегося?

— Судьба Бофора в моих руках. А тебя я хочу проучить раз и навсегда, потому что твои желания никогда не должны идти наперекор моим. Я отучу тебя защищать тех, кто позорит меня! Я отучу тебя похотливо смотреть на других мужчин! Я отучу тебя издеваться надо мной! Я научу тебя бояться меня по-настоящему!

Щелкнула пряжка, в руках у Реднора оказался ремень. Удар — и Леа взвизгнула, второй удар, и она упала. Кричать она не могла, только беззвучно открывала и закрывала рот. Она поползла под кровать, онемев от ужаса и боли. Следующий удар заставил ее принять решение.

— Остановись! Пожалей меня, не бей! — Она встала на колени. Ремень Кейна прошелся еще раз по ее телу. Пусть он выместит злобу на ней — тогда Бофор останется жив, но… — Реднор, перестань! Я беременна!

Рука его безвольно опустилась. Леа заметила у него на лице страх и легла на бок, хныча, словно побитый зверек. В комнату вдруг ворвался ветер, и некоторое время было слышно только шуршание листвы за окнами.

— От кого?

Более гнусного и грязного вопроса Реднор придумать не мог. Он отлично знал — это его ребенок. Теперь ему стали понятны взгляды и смешки на спиной придворной публики, когда его жена отговаривалась недомоганием от тех или иных шумных развлечений. Вот в чем, оказывается, дело.

Леа с трудом поднялась на ноги. Кейн посмотрел на нее — он еще никогда не видел ее такой бледной; затем развернулся и вышел из комнаты. Спускаясь вниз, он натолкнулся на Бофора. Тот ждал его, понимая, что должен быть наказан. Коротким ударом сбив Гарри с ног, Реднор прошел мимо и вышел из дома. На улице накрапывало. Он спешно оседлал лошадь и поехал от дома прочь, не взяв с собой ничего — ни меча, ни щита, ни даже кинжала. Вскоре он добрался до монастырской гостиницы — той, где остановился отец. Реднор тихо прошел к нему в комнату и лег на пол рядом с постелью Гонта.