"Дурочка с маком" - читать интересную книгу автора (Балашина Лана)Часть перваяВесна в этом году просто сумасшедшая. Еще только середина марта, а все сияет, тротуары уже совсем сухие, и почки на деревьях набухли. Жалко, что у меня нет дачи: очень хочется услышать запах нагретой солнцем садовой земли, увидеть пробивающуюся травку, и тогда можно поверить, что зима, в самом деле, закончилась. Про дачу – это я так, к слову. Какая уж из меня садовница? Я – типичная горожанка, да еще в четвертом поколении. Впрочем, может быть, скоро дача будет мне весьма кстати… Попрошу Виктора, может, он выберет время, и мы поедем вместе куда-нибудь на природу. Я мечтательно прищурилась: ужасно люблю с ним ездить за город. Там нас никто не знает, и можно не притворяться и не делать вид, что мы – посторонние. Завтра исполняется ровно год, как мы с ним познакомились. По совету своей однокурсницы, получив свой честно заработанный красный диплом, я пришла в офис страховой компании «Лада». Строгая дама в отделе кадров с уложенной в тяжелый пучок прической придирчиво расспросила меня, а потом неожиданно приветливо улыбнулась. Она сняла трубку телефона и сказала кому-то: – Лена, больше никого не присылайте, кажется, мы нашли то, что нужно. – Она поднялась в полный рост, оказавшись даже выше моих ста семидесяти сантиметров, и сделала приглашающий жест: – Пойдемте, я представлю вас управляющему. Мы поднялись с ней в приемную, поражавшую взгляд строгой простотой, которая дорогого стоила. Я потихоньку огляделась, придавленная величием. Все вокруг отдавало респектабельностью и надежностью На вопросительный взгляд дамы секретарь кивнула, и передо мной распахнулась дверь (черт, так и хочется сказать, в чертоги!) в кабинет, который не уступал приемной. От волнения я не сразу заметила хозяина кабинета. Я встретилась с ним взглядом и поняла, что он уже некоторое время довольно бесцеремонно рассматривает меня. Я смутилась. Он был не слишком молод, явно за сорок, но у него были голубые насмешливые глаза, явно немосковский загар, который оттеняла белоснежная рубашка, белоснежная улыбка. Я с отчаянием подумала, что пропала! В рекомендациях, которых я начиталась в Интернете, говорилось, что при первом знакомстве с потенциальным работодателем следует сказать что-нибудь умное. Я не могла сказать ничего, ни умного, ни глупого, только таращилась исподтишка на его запонки, переливавшиеся белым огнем (неужели бриллианты?), на ухоженные руки. Слава богу, от меня и не требовалось ничего говорить! Видимо, он знал, какое впечатление производит на девушек, потому что внимательно выслушал мою спутницу, но насмешливые искорки из его глаз не исчезли, их даже стало больше. Он кивнул: – Хорошо, я поручаю вам, Ирина Тимофеевна, ввести нашего нового экономиста в курс дел и ознакомить с перечнем обязанностей, до тех пор, пока вернется мой заместитель, который будет ее непосредственным начальником. – Видимо, пытаясь дать мне возможность прийти в себя, он пояснил: – Павел Андреевич укатил в Альпы, раскатывает там на горных склонах. Он воображает, что у него это здорово получается. Впрочем, местные жители его наверняка принимают за снежного человека. Во всяком случае, я заметил, что после его пребывания в Альпах в прессе учащаются сообщения о встрече с йети. Они с Ириной Тимофеевной засмеялись. Ободренная его тоном, я подняла на него глаза: – Может быть, имеет смысл дождаться его возвращения? Вдруг он сам захочет со мной побеседовать? Управляющий весело, по-мальчишески хмыкнул: – Еще бы! Конечно, захочет. Думаю, вы с ним поладите. Тут я с ужасом поняла, что краснею. О, господи, только этого не хватало! Кажется, он принимает меня за сексуально озабоченную идиотку, или за девицу, которая делает карьеру в чужих постелях! Ирина Тимофеевна была неплохим физиономистом. Она неодобрительно посмотрела на управляющего и сказала ему с интонациями кота Матроскина: – Виктор Иосифович, я вас попрошу молодых девушек не пугать! Пойдемте, милая. Телефон на столе ожил, и я с облегчением поняла, что аудиенция, наконец, закончена. На ослабевших ногах я вышла в приемную. Секретарь спросила мою спутницу: – Ну, как? Та кивнула: – Знакомься, наш новый экономист, Громова Ангелина Сергеевна. Я улыбнулась: – Можно просто Геля. – А я здесь секретарем работаю, можешь меня звать Леной. – Она улыбнулась мне: – Ты приходи в обед, пойдем в кафешку, тут есть рядом, я тебе обо всех наших делах расскажу. Как тебе наш начальник? Я неопределенно пожала плечами. Лена засмеялась: – Да ладно тебе! У нас все на него западают, сразу и надолго. Ты, я смотрю, еще ничего. А обычно я тут чаем и кофе всех отпаиваю, а которые послабее, тем и валерианку капаю, пока они в себя не придут. Во обаяние у мужика! Бронебойное! Ирина Тимофеевна засмеялась: – Геля, вы ее не особо слушайте! Виктор Иосифович давно и прочно женат, и не стоит принимать некоторые его слова… Я торопливо замотала головой: – Я не принимаю, честное слово! Обе недоверчиво на меня посмотрели, но промолчали. Комната, в которой меня устроили, была обставлена хотя и не с той роскошью, как приемная и кабинет управляющего, но тоже очень достойно. Здесь стояли два больших стола, один – с компьютером, а на втором в полном беспорядке громоздились папки, пачки газет и какие-то бумаги. Вторая дверь вела в смежный кабинет. А самое главное – здесь было огромное окно, выходившее в тихий московский переулок. Впрочем, через стеклопакет не проникало ни одного звука, в комнате было тепло и пахло чуть-чуть сигаретами и кофе, чуть-чуть каким-то приятным парфюмом. Через дорогу располагался красивый трехэтажный особняк, перед которым росли большие деревья, кажется, липы, и я подумала, что мне здесь нравится. Я просидела целый час, добросовестно изучая папки и инструкции, заботливо оставленные мне Ириной Тимофеевной, и уже начала было позевывать. Неожиданно дверь открылась, и влетело совершенно невозможное существо: короткая стрижка рваными прядями, полное отсутствие груди, пиджак, узкие джинсы и тяжеленные ботинки. Существо неожиданно низким голосом заискивающе спросило: – Павел Андреевич здесь? – Нет, он еще в отпуске. Существо рухнуло в кресло: – Убит, убит, ничего не вижу, одни свиные рыла вместо лиц! Я засмеялась: – У вас что, ревизия? Вы кто? Кажется, все-таки это девушка, уж больно чистое лицо. Я предложила: – Тут в шкафу есть чашки и чайник, можно выпить кофе. И заодно, если вы мне все расскажете толком, может, я чем-то смогу помочь. Пока я доставала чашки, мы познакомились. Алена, так звали мою новую знакомую, пришла с договором, в котором нужно было кое-что изменить. Алена сказала, что если через полчаса этот договор не будет лежать на столе у ее начальника, ей, Алене, не жить. Он и так ее терпеть не может, и сто раз грозился уволить. Если бы не заступничество душки Осмоловского, ей бы конец. Она уверяла, что черновик договора был в компьютере у моей предшественницы, скоропостижно выскочившей замуж за гражданина Бельгии и уже отряхнувшей прах родины с ног. Я включила компьютер, совместными усилиями мы нашли нужный документ. Алена даже взвизгнула от радости. Мы управились даже быстрее, чем за полчаса, и она схватила распечатанные листы, поцеловала меня куда-то в ухо и умчалась, крикнув на ходу: – Спасибо! С меня конфеты! Вот смешная! Почти сразу после ее ухода явился унылый очкарик, вместе с которым мы полчаса искали документ, который нашелся в одной из папок с дореволюционными тесемками. После того, как парень ушел, я оглянулась на заваленный документами стол и вздохнула. Нет, так жить нельзя. Я засучила рукава и принялась разбирать документы. Через некоторое время ко мне заглянула Лена. – Ого, ты тут уже обживаешься! – Она огляделась. – Да, Катька была девица довольно безалаберная. Только Павел Андреич ее мог терпеть так долго. И то, он, наверное, больше всех был рад, когда она от нас съехала. Мыс Леной прогулялись по улице, посидели в кафе. Ленка оказалась общительной девушкой, и я мигом узнала, что у меня будет самый лучший начальник в компании, что коллектив хороший, только в бухгалтерии работают завистливые мымры, что нормальных мужиков мало, а какие есть, все женаты, что она сама не замужем, но не отчаивается. Я хотела ее расспросить об управляющем, но постеснялась: тогда она точно решит, что я в него втюрилась. Погода тогда была совсем не такая теплая, как сейчас, и от ветра лицо у меня разрумянилось. Мы с трудом открыли тяжелую входную дверь офиса, но предательский порыв ветра захлопнул ее перед нашим носом. Неожиданно чья-то твердая рука отворила дверь и придержала ее. Я обернулась, чтобы поблагодарить за помощь, и поперхнулась: это был Осмоловский. Он улыбался и с удовольствием смотрел мне прямо в лицо. Ленка прервала наши переглядывания: – Вот, Виктор Иосифович, знакомлю Гелю с нашим бытом. В кафешку ходили, ту, что за углом. Он, наконец, отпустил меня взглядом: – Это хорошо. – Виктор Иосифович шагнул в сторону, но оглянулся, и, помедлив, сказал: – Красивое имя. Кто-то тронул его за плечо, и он пошел наверх, высокий, страшно красивый и стильный в своем развевающемся длинном пальто, на ходу стягивая шарф. Впрочем, у самой лестницы он оглянулся и нашел меня взглядом, слегка кивнув. Я надеялась, что Ленка этого не заметила, но, увидев выражение ее лица, поняла, что надежда была напрасной. Она восторженно выдохнула: – Йес, ты его все-таки сделала! – Она оглядела меня и засомневалась:– Ты скажи, чего мужикам надо? Нет, конечно, ты – девчонка, что надо, и фигурка, и мордочка, но только его такие феи очаровать пытались, знаешь, рост 180 и бюст пятый номер, но он твердо держался. Правило у него такое – на работе – ни-ни. А тут прямо растаял. Как он это сказал? Красивое имя? Ты радуйся, что только я это слышала, я в таких делах кремень. А вот если об этом узнают наши мымры из бухгалтерии… Мигом донесут Ладе. – Какой Ладе? – удивилась я. – Ну, Владиславе Николаевне. Это жена моего босса, а по совместительству – одна из владелиц фирмы. Ее папаша оставил ей наследство. Правда, поженились они раньше. Была там какая-то история. Ирина Тимофеевна, она у нас на фирме с первого дня работает, еще при родителе Владиславы, как-то проговорилась, что мой шеф был женат, когда к нам пришел. У него и дочь взрослая есть, от первого брака. Но кто ж от таких денег откажется? Я молчала, и Ленка, решив, что мне это не слишком интересно, пробормотала: – Впрочем, сама увидишь: она нас частенько балует визитами. Ладно, я побегу, а то вдруг ему что понадобится, а меня нет на месте. Часа два после обеда я возилась с папками. Заглянувшая ко мне Алена присвистнула: – Ого! Ну и беспорядок у Катьки в шкафах был. Пока я доставала чашки, она куда-то отлучилась и возвратилась не одна: хмурый высокий парень втащил огромную коробку всяких канцелярских прибамбасов: папки всех видов, степлеры, органайзеры, держатели для документов и еще всякая мелочевка. – А то ты у нас пока никого не знаешь, – пояснила Алена свое волшебное появление. – Кстати, знакомься: мой брат, его зовут Валера, он у нас верховный главнокомандующий по компьютерам. Валера кивнул, и, пока мы возились с кофейником, посмотрел мой компьютер. Удовлетворенно вздохнул: – Все в порядке. Я за этим сам всегда слежу. Так что, если понадоблюсь, звони. Он не отказался от кофе, и мы пересели за теперь уже свободный стол. Я открыла коробку конфет, принесенную Аленой, и мы с удовольствием угостились. Впрочем, в кармане Валеры запищал телефон, и он, сокрушенно вздохнув, умчался, напоследок слопав еще одну конфету. – Мне нужен ваш завхоз, или не знаю, как это называется. Где его можно найти? Алена засмеялась: – У нас целая хозяйственная служба. А ты чего хотела-то? Я показала на кофейный агрегат в углу: – Не работает. В принтере нужно сменить картридж и ксерокс надо заправить. Розетка вываливается, смотреть страшно, не то, что пользоваться. Алена кивнула: – Вот кофе допьем, и спустимся к ним. А насчет принтера и ксерокса Валерке скажу, пусть пришлет своих охламонов. Когда мы вернулись к кабинету, около него мялся давешний молодой человек из юридического отдела. Алена дипломатично проговорила: – Ну, вы тут работайте, а я потом загляну. Прослышав, что наш кабинет открыт, пришли две девицы из бухгалтерии. Они неодобрительно посмотрели на беспорядок в кабинете, и я смутилась. Мы не нашли папку с договорами, которую, якобы, мой начальник у них брал на время. Впрочем, у меня сложилось впечатление, что они просто хотели на меня посмотреть. Кажется, Лена права, действительно мымры. В общем, уборкой мне заняться не пришлось. Домой я брела, на ходу пережевывая впечатления дня. В универсаме купила свежий темный хлеб, сухую колбасу и сыр, овощи для салата. Дома, поужинав и забравшись с ногами в любимое кресло, я твердо решила, что, если я не полная дура, собираюсь работать и зарабатывать себе на жизнь, следует немедленно выкинуть из головы мысли о хозяине компании. Впрочем, это гораздо легче оказалось на словах. Мысли мои невольно возвращались к нему. Уже ложась спать, я зажмурилась, вспомнив насмешливый взгляд его синих глаз. Я рассердилась на себя всерьез, и решила, что дам ему отпор при первой попытке сблизиться. Следующие две недели усыпили мою бдительность, никакого отпора никому давать не понадобилось: с Виктором Иосифовичем я вообще не встречалась, а работой меня завалили так, что головы не поднять. В кабинете я навела порядок, наклеила этикетки и расставила папки, сменила прошлогодний календарь на стене, вынесла в архив с помощью Валеры коробки со старыми документами. Я попросила соседа, и он помог привезти из дома цветочные горшки и мою любимую пальму, и кабинет мне сразу стал нравится по-настоящему. Пальму мы когда-то купили с сестрой, и за эти годы она стала настоящей красавицей. Я принесла диски со своими любимыми записями, поставила на стол фотографию племянника Димки, за которым я ужасно скучаю, и зажила. Изредка забегали Алена и Ленка, мы выпивали по чашечке кофе. Электрик проникся моими проблемами и починил наш агрегат, так что кофе теперь получался первоклассный, почти как в моей любимой «Шоколаднице». Девчонки неодобрительно смотрели на моих посетителей: – Ну чего ты так упираешься? Тем более, начальника нет. Пошли ты их, куда подальше! Приедет Павел Андреич, тогда пусть и приходят. Я резонно возразила: – Алена, тебе самой тогда как влетело бы, если бы мы не нашли договор? Нет, уж, я как-нибудь и сама справлюсь. Выходные я, в отличие от других, не люблю. По субботам я занимаюсь уборкой, стиркой, глажкой, – в общем, любимыми женскими делами. А в воскресенье хожу за покупками, гуляю, читаю, смотрю телевизор. Шесть лет назад, когда я заканчивала школу, умерла мама, и мы с сестрой остались одни. Таня на восемь лет старше меня, а мама давно болела, так что ей, конечно, досталось. Впрочем, со мной особых проблем у нее не было: училась я хорошо, всегда старалась помочь ей с домашней работой, так что жили мы дружно. Сестра работала в журнале «Мужской клуб». Это рекламное издание, всякие дорогие марки часов, харизматические мотоциклы и авто, глянцевые фотографии мужиков с брутальной щетиной, клубная жизнь, – в общем, всего понемножку. Татьяна там пописывала статьи. Там же она и познакомилась со своим будущим мужем, заказавшим у них какие-то рекламные материалы. Она уже три года живет в Америке, мы с Алексом, ее мужем, едва уговорили ее, что я достаточно взрослая и могу пожить одна. У родителей Алекса там большое семейное дело, отцу нужна его помощь, и я сказала Татьяне, что она не должна быть такой эгоисткой и держать парня в России. В прошлом году я к ним ездила на все лето, и мне очень понравились родители Алекса. Они все – американцы русского происхождения. Теперь в моей электронной почте есть письма на корявом русском языке от Дэна, приятеля Алекса, который был очень огорчен моим отъездом. Он пишет мне на русском, а я ему – на английском. Мы оба довольны, так как каждый имеет практику в иностранном языке. За Татьяну я очень рада. На новом месте она не потерялась, сейчас работает редактором какого-то раскрученного русскоязычного литературного сайта, в курсе всех наших книжных новинок. Иногда я именно от нее слышу, к своему стыду, новые имена в российской литературе. В свое время с ее подачи я открыла для себя Улицкую, а этим летом она мне рекомендовала почитать Славникову, но увы! То ли у меня литературный вкус приземленный, а только я не осилила пятнадцатистрочные абзацы Славниковой, состоящие из одного предложения. Да и тематика оказалась далека от меня. Так что я дипломатично доложилась Татьяне, что книгу прочитала, а сама по-прежнему по воскресеньям хожу в книжный магазин. Там меня хорошо знают в отделе детективной литературы, и всегда оставляют новинки. В понедельник утром шел дождь со снегом, ветер противно забирался под полы моей короткой шубейки, бросал в лицо горсти холодных брызг. Я пробежала два квартала от метро и бегом поднялась по лестнице. Едва успела повесить шубку на плечики, как появился Антон Дарминов, из юридической службы. В руках у него была кипа папок и коробка конфет, которую он вручил мне. Он подсел к столу, и мы вплотную занялись редакцией документа. Появившаяся Алена включила кофейную машину и неодобрительно посмотрела на Антона, чей стул стоял слишком близко от моего кресла. Не стесняясь его присутствием, она громко сказала: – Геля, ты учти, что Антон у нас – известный бабник. От любви к нему у нас, что ни месяц, кто-нибудь попадает в число пострадавших. Дарминов нахмурил брови на красивом мужественном лице: – Алена Игоревна, надеюсь, себя вы к ним не причисляете? Алена фыркнула прямо в чашку с кофе. – Еще чего! Попробовал бы ты подкатиться. Антон засмеялся: – Ага, дурак я, что ли? Я еще не забыл, как ты меня тогда в ресторане отшила. Алена холодно на него посмотрела и сказала: – И правильно, что отшила. Ты ж тогда посмеяться хотел, или зачем я тебе понадобилась? Для полноты коллекции? Антон хмуро удивился: – Почему посмеяться? Я, между прочим, просто хотел отвезти тебя домой. Не обращая внимания на мои гримасы, Алена сердито спросила: – А с чего ты это придумал, ну, что меня отвезти некому? Я с Валеркой приехала, с ним и уехала, а провожатые мне ни к чему. Нет, точно, ни к чему. Она допила кофе и сказала: – Побегу, а то меня уж потеряли. Начальник так и бдит, куда и зачем я пошла. Она вышла из комнаты независимой походкой. Я посмотрела на расстроенное лицо Антона и сказала: – Ты извини, не знаю, что на нее нашло. Обычно она так на людей не бросается. Антон с горечью сказал: – Так то на людей. Меня она, видно, за человека не считает. Я уловила в его голосе странные интонации, и посмотрела ему в глаза. Он кивнул: – Знаешь, я, как пришел сюда на работу, вел себя, как полный кретин. Изображал Казанову. Помню, даже поспорили как-то, у кого за месяц девчонок больше будет. Я не удержалась и спросила: – Ну, и кто же выиграл? Антон махнул рукой и опустил голову. – Ты не думай, я не потому, что она меня отшила. Я ее, если честно, и не замечал раньше. А накануне этой вечеринки, ну, когда мы в ресторане вместе оказались, я с приятелем случайно на концерт авторской песни попал. Алена песни пишет, на свои стихи, и сама исполняет. Ну, в общем, услышал я, как она поет, и переклинило меня. И, самое главное, что я для нее – просто орангутанг какой-то, она даже поговорить со мной не хочет. Да ты сама видела. Я тихо сказала: – Хочешь, я попробую это ей рассказать? Ну, то, что ты ее видел на концерте? Он испугался: – Не надо, что ты! Она это от всех скрывает, а тут выяснится, что я сам ее подслушал, и тебе еще растрепал. Я пожала плечами: – Тогда могу тебе посоветовать только одно: терпение и такт. Или вот что: ты должен совершить героический поступок, даже подвиг. И посвятить его ей. Он недоверчиво посмотрел на меня: – Ты издеваешься? Я помотала головой. – Понимаешь, судя по страстности, с которой она на тебя нападала, Алена совсем не так равнодушна к тебе. – Еще бы! Она меня терпеть не может! Я спокойно возразила: – А это неправда. Подумай сам, и ты поймешь, что я права. Он вздохнул и сказал: – Ладно, давай делом заниматься. Через некоторое время я почувствовала смутное беспокойство, оторвалась от экрана и увидела, что за столом в смежной комнате с удобством устроился молодой светловолосый мужчина. Он с любопытством наблюдал за тем, как мы с Антоном работаем. Теперь мы уже оба подняли головы, и Антон невольно отодвинулся от меня. Я покраснела. – Павел Андреевич? – спросила я. Он засмеялся. – Не хотелось вас отвлекать. Как-то представляется, что рабочий процесс вас увлекает не на шутку. – Легко поднявшись, он подошел к нам и наклонился над столом, протянув мне огромную ручищу: – Шамрай, Павел. С Антоном я знаком, а вот с вами еще нет, милая девушка. Как вам удалось догадаться, что это именно я? – У вас загар свежий. В Москве-то солнца еще толком нет. – Я приподнялась и пожала его руку: – Ангелина Громова. Он приподнял брови: – О как! Ангелочков у нас еще не было. Я покосилась на него и попросила: – Если можно, называйте меня Гелей. Я привыкла, дома меня всегда так зовут. Павел Андреевич кивнул: – И в самом деле, без церемоний – оно как-то лучше. – Он повертел головой и, неожиданно перейдя на «ты», кивнул на шкафы: – Это ты тут порядки навела? Молодец! Я спросила: – Может быть, сварить кофе? Он уселся на широкий подоконник и кивнул: – Кофе – это вообще здорово. Мне без сахара. Пока я возилась с чашками, он довольно бесцеремонно сказал Антону: – Шустрые у вас в юридической службе ребята работают. Небось, уже на вечер куда-нибудь пригласил девушку? Парень улыбнулся: – А вот и нет. Даже и не пробовал. – Что так? – неподдельно изумился мой начальник. Антон пожал плечами, а я сердито заметила: – Может быть, хотя бы дождетесь, когда я выйду? Павел Андреевич отхлебнул кофе и довольно сощурился: – Ты и машинку починила? Кажется, мы сработаемся. Я засмеялась: – Я еще и крестиком вышивать умею. – Вынула из шкафа вазочку с домашней выпечкой, Алена ее обожает. – Печенье будете? Сама готовила. От печенья начальник отказался, на что Антон резонно заметил: – А вот это зря. Не знаю, как там с вышиванием, а печет Геля потрясающе. Мы с ним вернулись к договору, а Павел Андреевич уселся за свой стол. Через некоторое время он спросил: – А кто это кроссворд заполнил? Я подняла голову: – Мы с Аленой вчера на перерыве разгадывали. А что, нельзя? Он хмыкнул: – Да нет, отчего же. Не знал, что в наших широтах водятся молодые интеллектуалки. Но рад, откровенно рад за нашу молодежь. Мы с Антоном закончили работу, и он ушел. От двери он мне ободряюще улыбнулся, и, пользуясь тем, что Павлу Андреевичу его не видно, кивнул в его сторону и показал большой палец. Я подняла голову. Павел Андреевич внимательно изучал меня. – Расскажи-ка о себе, – попросил он. – Что вас интересует? – Все. Мне с тобой работать придется, значит, нужно лучше узнать друг друга. Ну, что любишь, что не любишь, как раньше жила. Я наморщила лоб. – Даже не знаю, с чего начать. Жила с мамой и сестрой, училась в школе, потом в институте. Закончила с красным дипломом. Мама умерла, и я, чтобы помочь сестре, подрабатывала в юридической конторе, так что практика, пусть и небольшая, у меня есть. Не замужем, после отъезда сестры живу одна. Впрочем, не совсем: мне остались две большие комнаты в центре, но квартира коммунальная, и мы в ней живем с соседкой, Кларой Ильиничной. Она за мной присматривает. Что еще? Люблю читать, читаю много и все подряд, но особенно уважаю детективы. Люблю стихи, только хорошие. Люблю готовить. Раньше с сестрой вечно выискивали новые рецепты, а теперь переписываемся по Интернету, типа виртуальной кухни получается. Не люблю, когда обманывают, даже из лучших побуждений. Еще не люблю, когда в квартире холодно, хочется сразу залезть под плед, закутаться с носом, и спать. Не люблю, когда что-то не получается. Не люблю, когда громко. Не умею сразу переходить на ты. Он спросил: – Это все? Я пожала плечами. – Ну, ладно, тогда остальное выясним в процессе. – Может быть, вы тоже о себе что-нибудь расскажете? – нахально спросила я. – Так, для знакомства. Он кивнул: – Не женат, и никогда не был. Институт закончил без красного диплома. Живу один. Читать люблю, но читаю только то, что мне лично интересно. Стихов не люблю. Готовить не умею, но всегда готов съесть что-нибудь вкусное. Когда-нибудь мне окончательно надоест ресторанная пища, и я женюсь, исключительно в кулинарных целях. Часто вру, особенно из лучших побуждений. Не люблю, когда жарко. Люблю громкую музыку. Терпеть не могу реверансы, и, если ты в ближайшее время не перестанешь мне выкать, уволю к чертовой матери. Я съехидничала: – Видите, как у нас много общего! – Ага. Прямо классический пример единства и борьбы противоположностей. Стихи и проза, лед и пламень, чего-то там и камень. Ну вот, а говорил, стихов не любит! Несмотря на все выкрутасы, начальником он оказался, на мой взгляд, превосходным: распоряжения отдавал четкие, не надоедал контролем, хвалил, если у меня что-то получалось лучше, чем предложил он. Еще он с удовольствием поедал мои плюшки, ко мне не приставал, хотя я не один раз ловила на себе его одобрительный мужской взгляд. Он никогда не интересовался тем, как я провожу свободное время, и я решила, что не слишком интересую его, как женщина. Меня это не огорчило. В свободную минуту он часто разгадывал кроссворды, и в вопросах литературы и искусства я стала для него авторитетом. Мы оба от общения друг с другом получали удовольствие, обсуждали прочитанные книги и фильмы. Мне нравилось слышать его мысли по поводу и без, хотя он всегда предупреждал, что это его «штучное мнение». Алена мне смертельно завидовала. У ее начальника лозунг «Бабы – дуры» был руководящим и определяющим, и ее, Алену, он ел поедом. Это притом, что Алена знала два языка, работником была, в отличие от большинства офисных барышень, толковым и грамотным. Она заедала обиды моим печеньем, и жаловалась: – Представляешь, вчера я в его тексте исправила кое-что, он там слово «в связи» написал слитно с предлогом и через два «и», так он прямо рассвирепел. А вы тут живете, как шерочка с машерочкой, даже завидно, честное слово. И ты еще не можешь человеку сделать приятное, и обращаться к нему по имени и на «ты». Действительно, я старалась избегать того, чтобы обращаться к Павлу Андреевичу вообще, так как хорошо помнила его предупреждение, но пересилить себя не могла. Кажется, его это и развлекало, и сердило одновременно. Меня выручил случай. Март сменил апрель, ознаменовавшийся холодными, злыми ветрами. Мелкий дождь упорно поливал землю, не оставляя своей монотонностью даже надежд на то, что когда-нибудь наступит весна. Все ходили хмурые, простуженные. Даже мой начальник загрустил, перестал подшучивать над нами с Аленой. Вечером, собираясь домой, он пожаловался на головную боль и ломоту в теле. – Знаешь, как будто меня избили. Даже кожа болит, когда к ней касаешься. И есть совершенно не хочется. Что за черт? Я подошла к нему, притянула за уши вниз, и потрогала губами лоб. Встревожено сказала: – Слушай, Павел, у тебя температура. Езжай домой, выпей на ночь Фервекс, мне обычно в самом начале болезни это помогает. Он со странным выражением продолжал стоять возле меня. Тихо сказал: – Вот видишь, и ничего страшного. Только тут я поняла, что легко прошла барьер своей стеснительности, и засмеялась. Влетела Алена, позвала меня: – Не копайся! Валерка нас вызвался отвезти по домам, но будет ругаться, если мы не выйдем сию минуту. Мне показалось, что Павел с неудовольствием посмотрел на нее. Утром он на работу не явился, и я позвонила ему на домашний номер. Трубку взяла женщина, и, на мою просьбу пригласить Павла Андреевича, ответила, что он болен, сейчас уснул. Сама она убирает в его квартире два раза в неделю, сегодня пришла, а он дома. Врача Павел вызвать не позволил, а сам никаких лекарств не пьет. – Ему так плохо? – только и спросила я. – Конечно, плохо. Он говорил, когда-то за границей работал, теперь его иногда трясет, просил, чтоб я не боялась, а укрыла его потеплее, все пройдет. – Женщина заколебалась, но потом спросила: – А вы ему кто будете? – Я сотрудница. Боевая подруга. Она обрадовалась: – Раз подруга, может, приедете сюда, а? Хотя бы после обеда? Совестно человека одного оставлять в таком состоянии. А я уберусь, и мне идти надо, у меня дома полный лазарет, муж с гриппом слег, и у свекрови давление. Я решилась в секунду. – Давайте адрес. Быстро растолкала все дела, предупредила Лену и Ирину Тимофеевну, что начальник заболел, и я еду его проведать. Обе ему посочувствовали, надавали мне кучу советов. В обед я пробежалась по магазинам, заскочила в аптеку, и через час вошла в подъезд его дома. Меня придирчиво допросил парень в камуфляжной форме, дежуривший внизу, и, только после того, как Мария Ивановна подтвердила по телефону мои полномочия, проводил к лифту, поднеся пакеты. Она встретила меня у лифта уже в пальто, помогла войти в квартиру, сунула запасные ключи и через пару секунд после того, как щелкнул замок закрывшейся за ней двери, я услышала шум работающего лифта. Я разулась у порога, повесила в шкаф пальто и занесла пакеты в кухню. На цыпочках прошлась по квартире, огляделась. Квартира Павла впечатляла. Дорогая мебель, удобные диваны, роскошные ковры и картины в тяжелых рамах. Правда, по отсутствию безделушек и дамской косметики в ванной заметно, что женщины в квартире отсутствуют. В кабинете на стене висел портрет молодой светловолосой женщины и Павла, он обнимал ее за плечи, она хохотала. Снимок делали где-то в горах, оба были в спортивных костюмах, белозубые, загорелые. Я подумала, что неизвестно еще, как Павел отнесется к моему вторжению в частную жизнь, а уж рассматривание портретов ему явно не понравится. Прошла дальше по коридору и наугад отворила одну дверь. Видимо, это была гостевая спальня, потому что там никого не было. В соседней комнате, с плотно задернутыми портьерами на окнах, на широченной кровати спал Павел. Я тихо прикрыла за собой дверь. Я догадалась захватить с собой джинсы и любимую майку, которые остались в шкафу на работе с тех времен, когда я наводила порядки в кабинете. Переодевшись в свободной спальне и аккуратно развесив офисный костюм, вернулась в кухню. Поставила вариться бульон из домашней курицы, приобретенной мной на рынке, приготовила клюквенный морс из мороженых ягод. Нарезала салат в стеклянную мисочку, но заправлять не стала. Хотела нажарить котлет, вдруг у Павла проснется аппетит, но потом подумала, что жареного ему точно есть не стоит, и приготовила кастрюльку тефтелей. Павел все еще спал, а за окном уже темнело. Сварила себе кофе и прошла в гостиную. На журнальном столике обнаружились сразу три пульта, и я с трудом, но разобралась с телевизором. Поразвлекавшись со множеством незнакомых мне каналов спутниковой тарелки, я выбрала старую отечественную комедию «Укротительница тигров». Утонув в удобных диванных подушках, я поджала под себя ноги, и, кажется, задремала. Открыв глаза, засмеялась. В дверях гостиной стоял весь всклокоченный и небритый Павел, с куриной ногой в руках. Он с изумлением смотрел на меня. – Ты? – только и спросил. Я кивнула, поднимаясь с дивана. – Конечно, я, – и отрапортовала:– Прибыла в составе спасательной экспедиции, приняла пост от твоей Марии Ивановны. Он пригладил волосы рукой, свободной от куриной ноги, и засмеялся: – Так это ей я обязан? – Ага. Пойдем, я тебя буду кормить и лечить. Он виновато глянул на свой трофей: – Да я, некоторым образом, уже нашел, что съесть. Это ты мне морс на тумбочку поставила? Я внимательно посмотрела на него и потрогала лоб. На мой взгляд, смерть ему не грозила, по крайней мере, в ближайшее время. – Тебе надо больше пить. Только не газировку, а вот морс, или чай с лимоном. Пойдем, я тебе налью бульон, мама меня всегда так кормила. В кухне он с удобством устроился, вытянув длинные ноги. Я заметила, что он босиком, и отругала его: – Ты ведь болен! Немедленно найди теплые носки. Павел неожиданно послушался меня, пошел в спальню. Он отсутствовал довольно долго. Появился чисто выбритый, в свежей майке. С одобрением посмотрел на накрытый стол, полез в морозилку. Увидев в его руках бутылку водки, покрытую изморозью, я запротестовала: – Павел, ну, ты как маленький! Она же холодная! – Не волнуйся. Я так всегда лечусь. Первое дело, при простуде-то. Я от водки отказалась. Он налил мне в бокал чилийского вина: – Попробуй, тебе понравится. Вино, в самом деле, оказалось терпким и вкусным. Мы поужинали. Я обрадовалась, что замечательный аппетит Павла не пострадал, потому что он съел почти все тефтели и половину курицы. Я поднялась, чтобы вымыть посуду. Павел с интересом рассмотрел мою майку и засмеялся. Майку мне подарила сестра. На ней крупными буквами написано по-английски: «Если хочешь кофе в постель, ты должен подняться, приготовить его и снова лечь». – Это твой девиз? – Нет. Но мне нравится. Он посмотрел мне в глаза и сказал: – Мне тоже. Я вытерла руки, посмотрела на часы и сказала: – Мне пора. Уже поздно, вызови мне такси. Павел нахмурился. – Оставайся здесь. Ты ведь говорила, тебя никто не ждет? У меня есть лишняя спальня, зубную щетку я тебе выдам. Надеюсь, ты не думаешь… Я улыбнулась и кивнула. – Решено. Только предупрежу Клару Ильиничну, а то она будет волноваться, а ей нельзя. Он с интересом посмотрел на меня: – Соседка и в самом деле за тобой присматривает? – Я выросла на ее глазах. Кроме меня, у нее есть сестра и племянник, но я его никогда не видела. Это сын сестры, он не то геолог, не то золотодобытчик, в общем, в Москве не появляется. Клара Ильинична – пожилой человек, часто болеет. Каждую весну ложится на ежегодное обследование в клинику, а потом на все лето переезжает вместе с сестрой на дачу, а поздней осенью возвращается. Скоро, наверное, опять засобирается. Мы всегда жили одной семьей, в комнатах даже нет замков. – Звони, раз такое дело, – разрешил он. Утром я поднялась рано, умылась, прислушалась: за дверью его спальни царила тишина. Приготовила Павлу на завтрак блюдо сырников, достала из холодильника джем и сметану, а то он и не догадается их поискать. Разложила таблетки на три кучки, написала на бумажке время, когда он должен их принять. Забрала запасные ключи и тихо закрыла за собой дверь. Охранник внизу еще не сменился, так что вопросов у него не возникло. Наверное, он решил, что я ночевала с Павлом. Впрочем, нравы сейчас широкие, да и какое мне дело до того, что подумает обо мне охранник? Зато вопросы возникли у Ленки и Алены. Сначала в меня вцепилась мертвой хваткой Ленка. – Ты с ним спала? Вот здорово! Гелька, да ты у нас просто роковая соблазнительница! И чего они в тебе находят? Будь человеком, расскажи все в подробностях! Несмотря на то, что мы с Осмоловским даже не виделись больше ни разу, она вбила себе в голову, что у него ко мне интерес. А теперь еще и Шамрай! Поскольку разубеждать ее в этом было бесполезно, я спокойно ответила ей: – Я спала в квартире Павла Андреевича, если тебя это интересует. Она сощурила кошачьи глаза: – Скажи еще, что между вами ничего не было. – И скажу. Она разочарованно вздохнула: – Ну, он тебе хоть предлагал выпить, то, да се? – Выпить предлагал. Чилийское вино. Ленка выдохнула: – Вау! – Она наклонилась ближе и решительно объявила: – Так, все: в обед ты мне все расскажешь, а я тебе объясню, как добиться с ним контакта и подтолкнуть его к решительным действиям. Я пришла в ужас: – Лен, ты чего?! Не хочу я никакого контакта, и решительного ничего не хочу! Она негодующе спросила: – А замуж ты хочешь?! – И замуж не хочу! – шепотом заорала я, потому что к нашему разговору уже прислушивались. – А вот этого не надо. Короче, придешь за инструкциями, а там как знаешь. Потом спасибо скажешь. Можешь поверить моему опыту. Опыт, действительно, был: Ленка дважды была замужем. Впрочем, все ее впечатления о предыдущих мужьях укладывались в два слова: «дерьмо собачье». Непонятно, зачем она с таким упорством лезла туда же еще раз. Перед самым обедом появилась Алена. Она ни о чем меня не спрашивала, но вздыхала и посматривала на меня укоризненно. Первой не выдержала я: – Ну, и чего ты вздыхаешь?! Не тронула я твоего любимого Павла Андреевича, даже пальчиком не прикоснулась. И что вам всем от меня надо? Она сгорбилась, заглянула в чашку и «мохнатым» голосом спросила: – Неужели он тебе совсем не нравится? Ни капельки? – Почему? Нравится. И еще мне нравятся десяток мужчин. Вот подумываю, может, в мормонки записаться? Она вздохнула: – У мормонов – многоженство, тебе лучше к амазонкам податься. А, впрочем, делай, что хочешь. – Вот и правильно. Со своим Антоном разберись лучше, а то парень уже похудел, без слез не глянешь. Алена ощетинилась: – С чего ты за него заступаешься? Ненавижу таких, как он, понимаешь, ненавижу! Я резонно возразила: – Послушай, Антон говорит, что ты с ним говорить не хочешь, откуда же такая страстная уверенность в том, что он плох? А мне он нравится. Умница, начитанный, любит стихи, довольно хорошо разбирается в музыке, даже школу окончил. И симпатичный, с таким не стыдно появиться в обществе. Алена поднялась со стула, сунула чашку на поднос и сердито сказала: – Вот и целуйся с ним. Мне и то кажется, что у вас завелись странные отношения. Не слишком я верю в дружбу с таким парнем, как Антон. Я поймала ее за свитер, обняла и притянула к себе: – А ты ревнивая. Это хорошо, только глупо. А по отношению ко мне – еще и смешно: мы с Антоном, если честно, часто о тебе разговариваем. Она затряслась от негодования: – Ты ему мои тайны выдаешь, что ли? Я засмеялась: – Ну, какие у тебя тайны? Ты, что, шпионка? Просто болтаем, он о тебе ни с кем больше говорить не может, вот и получается так. Я отпустила ее, подошла к окну. – Алена, серьезно тебя прошу: присмотрись к Антону, как бы потом локти не кусать. Хороший ведь парень! Алена подошла ко мне и молча, покусывая нижнюю губу, смотрела на улицу. К банку напротив нас прибыл целый кортеж: белый лимузин управляющего, два авто с охраной. Все засуетились, деловито забегали. Мы с Аленой прыснули: – Интересно, от кого они его так охраняют? Вот уж воистину, мания величия. Алена, обрадованная тем, что тему мы сменили, задумчиво сказала: – Я как-то читала одну книжку о театре. Мысль мне там одна понравилась: королеву на сцене играют ее партнеры. Ну, от их поведения зависит впечатление зрителей. Вот тебе и иллюстрация, – она кивнула вниз. Появившаяся в дверях Ленка громко спросила: – Сколько вас можно ждать?! Мы перекусили, и девчонки помогли мне с покупками. Нагруженные свертками, мы вернулись в офис. В связи с отсутствием Павла работы у меня ощутимо прибавилось, и до шести часов я провертелась, как белка в колесе. Ближе к концу рабочего дня подготовила пакет с документами, которые Павел должен был подписать, уложила пакеты с продуктами в объемистую сумку, которую мне выделила Ирина Тимофеевна. Ровно в шесть в дверях появился Антон. Я недоуменно посмотрела на него. – Меня Лена прислала. Говорит, нужно тебя подвезти с пакетами. – Вот еще! – Сгорая от стыда, я пообещала завтра убить Ленку. Не хватало, чтобы завтра весь офис знал, что я ночевала у своего начальника. – Сама прекрасно доберусь! Он молча подхватил мои вещи и спокойно сказал: – Жду тебя в машине. Я покидала в сумку телефон и косметику, заперла кабинет и скатилась по лестнице. В машине Антон молчал. На светофоре остановился, повернул ко мне голову и сказал: – Надеюсь, у тебя с ним серьезно. Он замечательный мужик, и будет нехорошо, если ты просто так. Я сердито сказала: – Антон, да что же это, в самом-то деле?! У меня с Павлом Андреевичем ничего нет, ни серьезного, ни просто так. Ясно? Он примирительно сказал: – Хорошая ты девчонка, Геля. Можно, я тебе… Я прервала его: – Вот только никаких советов мне не надо. Оставьте меня все, ладно? – Ладно. У подъезда он остановился: – Помочь? – Сама как-нибудь управлюсь, – пробурчала я. Охранник был другой, мне пришлось звонить в квартиру Павла, чтобы он подтвердил, что ждет меня в гости. Лифт спустился вниз, и из него вышел сам Павел. Выглядел он сегодня вполне прилично. Кивнув охраннику, он подхватил мои сумки и подтолкнул меня к лифту. – Чего такая сердитая? – спросил он. Я отмахнулась: – А, ты же знаешь нашу контору. Он хмыкнул: – Чувствую, что скоро мне придется, как честному человеку, жениться на тебе. Не обидно страдать зазря? Я покосилась на него. Что там Ленка говорила о решительных действиях? Я дала себе мысленно честное слово, что приготовлю ужин, подпишу бумаги и уеду домой. Антон прав, нечего мужику голову морочить. Павел расположился с бумагами в столовой, отделенной от кухни широкой аркой. Я сновала от стола к раковине, на ходу давая ему пояснения. Сделала целый противень отбивных, свернув каждую рулетом, с грибами, сыром и зеленью, поставила в жарочный шкаф. Нарезала миску салата с куриной грудкой, зеленым луком и свежими огурцами. – Павел, я для тебя креветок купила, ты их любишь? – спросила я. – Конечно. А кто же не любит? – Я и не люблю. Но приготовить могу. Я их отварю и запеку в горшочке. Тут у тебя очень симпатичные горшочки есть, вместо кокотниц. – Вместо чего? – изумился Павел, появляясь в проеме арки. Я махнула рукой: – Это такие штучки маленькие, их в ресторане завертывают в бумагу, чтобы не обжечься. В них запекают грибы, креветок. – А, типа жульена? – обрадовался Павел. – Давай! Это я знаю. А то придумала кокотниц, и название какое-то неприличное. Я прыснула. – Завтра можешь сам разогреть все в микроволновке, будет также вкусно. Павел сокрушенно вздохнул: – Вижу, тебе уже надоело сидеть у постели больного и держать его за руку? – Павел, иди подписывай бумаги, через десять минут ужин будет готов. В этот момент снизу Павлу позвонили, и он пошел к двери. Я сняла полотенце с плеча, пристроила его на крючок. Из прихожей послышались голоса, и на пороге появились Осмоловский и Павел, оба с пакетами в руках. Вид у меня был вполне домашний, в общем, ситуация совершенно недвусмысленная. Первым в себя пришел Павел: – Знакомься, это Геля. Осмоловский прервал его: – А мы знакомы. Только сегодня вернулся из Австрии, Лена сказала мне, что ты заболел, и я решил проведать друга. Извини, Павел, что без звонка, нарушил ваши планы. Я с таким отчаянием посмотрела на Павла, что он вмешался: – Да, собственно, никаких планов и не было. Геля привезла мне документы на подпись, и, заодно, приготовила ужин. Присаживайся, поужинаем вместе. Готовит она замечательно. Мужчины принялись доставать и рассматривать бутылки и коробки из пакетов, а я смогла прийти в себя. Виктор Иосифович рассказывал о каких-то общих знакомых, которые передавали Павлу привет. Я поставила еще один прибор, достала противень и горшочки из шкафа, смешала салат, уложила на тарелки зелень и фрукты. Выглянула в комнату, позвала мужчин. Павел достал из морозильника водку, разлил ее по рюмкам. – А Геле? – удивился Осмоловский. – Она пьет вино. – Он достал вчерашнюю бутылку, наполнил мой бокал. – Ну, за встречу! Виктор засмеялся: – Актуальнее был бы тост за здоровье, тебе не кажется? Неожиданно серьезно Павел сказал: – Иногда так приятно оказаться больным. Главное, чтобы рядом были друзья. Во время ужина ко мне вернулась способность говорить, которую я, казалось, окончательно утратила в присутствии Осмоловского. Он оказался превосходным рассказчиком. Мы очень мило поболтали, он расспрашивал меня о семье, о том, как мне нравится работа. В общем, опомнилась я, когда часы пробили полночь. Я торопливо поднялась: – Мне уже пора. Нет, нет, не беспокойтесь, я вызову такси. Собрав посуду и сгрузив ее в машинку, я убрала оставшиеся продукты в холодильник. Павел хмуро наблюдал за мной, но уговаривать остаться не стал. Я переоделась в спальне, собрала в пакет документы, которые привозила из офиса. Увидев объемистый пакет в моих руках, Осмоловский поднялся и сказал: – Я и сам уже собирался домой, так что Гелю завезу. Тем более, нам по пути. Я сдержанно попрощалась с Павлом, удержать меня он не пытался. Виктор Иосифович пропустил меня в лифт, я кивнула Павлу на прощание. Мне показалось, что Осмоловский что-то сказал ему, потом коротко засмеялся и шагнул ко мне. Около машины я заметила, что Осмоловский без водителя. Учитывая, что выпили они оба довольно прилично, я удивилась. Впрочем, демонстрировать своих чувств не стала. В моей собственной голове чуть шумело чилийское вино, рядом был мужчина, который давно и безуспешно мне нравился, и я решила, что сегодня могу дать себе поблажку, и просто получу удовольствие от поездки по ночной Москве с ним рядом. Тем более, что такая поездка может никогда больше не повториться. Он пристроил пакет с документами на заднее сидение, помог мне усесться впереди. Мы ехали молча. Ночная Москва, без пробок и скопища машин, сияла чистыми тротуарами. Я исподтишка таращилась на его руки на руле машины, и у меня почему-то покруживалась голова. Я задумалась и очнулась, только когда машина остановилась у моего подъезда. Я с недоумением посмотрела на Осмоловского: – Как вы узнали, где я живу? Он хмуро сказал: – Посмотрел в твоем личном деле. А как-то вечером, примерно через неделю, как увидел тебя первый раз, приехал сюда. Вот те два окна, угловые, ведь это твои? Я растерялась. Догадываясь, что спрашивать этого ни в коем случае не нужно, а нужно бежать со всех ног прямо до канадской границы, я все-таки спросила: – Зачем? И он повернулся ко мне и спокойно сказал, чуть пожав плечами: – Затем, что ты мне ужасно нравишься. – Он нашарил в карманах сигареты, закурил, чуть опустив стекло. – Я не хотел, чтобы ты об этом когда-нибудь узнала. Я, как бы это выразиться, мужик с обязательствами, а ты заслуживаешь лучшего, чем поездка в Испанию на две недели. Поскольку ничего другого я тебе предложить не мог и не могу, я дал себе клятву, что ты даже никогда не услышишь о моих, прости за высокий слог, чувствах. И мне это как-то удавалось, за исключением редких приступов странных желаний, вот увидеть твои окна, например. Но от этого ведь никому не было плохо? Никому, кроме меня. А днем я случайно услышал ваш с Леной разговор, и понял, что сегодня ты останешься с Павлом, и тогда уже ничего не переиграешь, ни-че-го! И я придумал повод, явился к нему домой, что, поверь, не в обычае у нас с ним, увез тебя. Уж и не знаю, что он обо всем этом думает. Я молчала, а он выбросил сигарету и вздохнул: – Это еще ничего. Я вот сидел и весь вечер думал, что я могу натворить и как далеко зайду, если ты скажешь, что решила остаться? О, Господи, почему канадская граница так далеко? А его руки, и губы, и нестерпимо синие глаза так близко ко мне? Под утро он выпустил меня из рук, поднялся и сел. Я открыла глаза: – Ты куда? Он потер лицо руками: – Я должен ехать. Извини. Когда-то давно я дал клятву человеку, ближе которого у меня никогда и никого не было, что обязательно буду утром просыпаться в своей постели, как бы поздно я не вернулся. Этот человек уже умер, и клятву, которую тогда дал, мне уже не вернуть. Я женат на его дочери. Я тоже уселась, накинула халатик. – Подожди. Вернулась через несколько минут, принесла чашку кофе. Виктор был уже полностью одет. Он сдержанно поблагодарил, выпил кофе, поцеловал меня в висок. Помедлив, спросил: – Ты не сердишься? Я потерлась носом о шершавую ткань его костюма, вдохнула запах его горьковатой туалетной воды. – Давай договоримся: никаких обязательств с твоей стороны, никакой ревности и требований с моей. Я буду счастлива, если смогу быть с тобой рядом хотя бы несколько мгновений, несколько минут. Тебе достаточно будет позвонить мне и назначить время и место. Я буду вовремя, если это окажется в моих силах. Я понимаю, что выходные и праздники всегда будут принадлежать твоей жене, и постараюсь не злиться. Я никогда и никому не расскажу о нас с тобой, я обману даже детектор лжи, если понадобится. Виктор повернулся ко мне, прикоснулся к моему лицу. Его голос дрогнул: – Ты сама не понимаешь, на что соглашаешься. Зря я тебя втянул во все это. Обещай, что, если тебе станет невмоготу терпеть, ты сама об этом мне скажешь. Хорошо? – Он глянул на часы и глухо сказал: – Прости, мне уже пора. Павел явился на работу позже обычного. Он вошел в кабинет, неся под мышкой объемистый пакет со вчерашними документами. Черт, я таки забыла его в машине Виктора! Я робко спросила его, как он себя чувствует. Павел посмотрел на меня долгим взглядом, потом спокойно сказал: – Все нормально. Проехали. С этой минуты он вел себя со мной так же, как раньше. Только я стала замечать, что иногда он подолгу смотрит на меня, когда думает, что я этого не вижу. Впрочем, с той ночи моя жизнь наполнилась такой любовью и такими переживаниями, что до чувств и мыслей других людей мне просто не было дела. Нет, я не стала равнодушна к их переживаниям, просто у меня как будто уши заложило, ну, как в самолете. Виктор звонил: – У меня есть два часа. И я больше уже ни о чем думать не могла, как только о минуте, когда мы останемся одни. О, Господи, как же я была тогда влюблена! Как-то, лежа на прохладных шелковых простынях и остывая от недавних объятий, я попросила его: – Виктор, ты не звони мне заранее, пожалуйста. Я потом ни о чем думать не могу, кроме как о том, как у нас с тобой все будет. Он провел ладонью по гладкой коже моего бедра, и в глазах его сверкнули довольные искорки: – Неужели ты так отчаянно влюблена? Я кивнула. Скрывать было бессмысленно: влюблена отчаянно и бесповоротно. Примерно через неделю после нашего первого свидания, он привез меня в квартиру, которую купил в новом доме для наших встреч. Жильцы друг друга не знали, и мы могли рассчитывать на сохранение тайны. Виктор приобрел место в подземном гараже, и, приезжая ко мне, оставлял машину там. Вскоре я и насовсем здесь поселилась, объяснив Кларе Ильиничне, что поживу у своего парня. Женщина она вполне современная, поняла меня. Периодически я навещала ее, со временем ограничившись звонками. Сестре я благоразумно не стала сообщать об изменениях в личной жизни, инстинктивно понимая, что она этого не одобрит. Зато теперь мы могли встречаться чаще. Иногда Виктор забегал буквально на полчаса, предупредив меня звонком, а иногда являясь, как снег на голову, без всякого предупреждения. Опасаясь, что он может столкнуться с кем-то из подруг, я жила почти затворницей. На работе мы не разговаривали и почти не встречались, чтобы приятельницы его жены не наболтали ей лишнего. Иногда, впрочем, довольно редко, я встречала Владиславу Николаевну в коридорах компании, а однажды столкнулась с ней в приемной. Это была еще молодая, и все еще очень красивая холодная и сдержанная женщина. Правда, Алена как-то сказала, что работала с ней, и предупредила меня, что та – стерва редкостная, и не дай мне Бог попасть ей в руки. Она носила изысканные наряды, и, надо признать это, представляла вместе с мужем очень гармоничную пару. По молчаливому уговору, ни с Леной, ни с Аленой я своими тайнами не делилась. Конечно, обе догадывались. Алена не одобряла этого, но в открытую осуждать меня не решалась, боясь причинить боль. А Ленка, всегда готовая поддержать чужую интригу, молчаливо покровительствовала своему начальнику. Компенсируя недостаток времени и внимания, Виктор буквально заваливал меня дорогими подарками, духами, украшениями. Ему доставляло чувственное удовольствие смотреть, как я примеряю дорогое белье, или красивую одежду и обувь. Каждый вечер я наряжалась, как если бы знала, что он непременно приедет. Мы почти никуда вместе не выходили, опасаясь лишних глаз. Впрочем, Виктор часто ездил в командировки, и иногда к нему присоединялась и я. Мы часто ездили за город, гуляли по уютным городкам Подмосковья. Так прошло лето, наступила осень с ее затяжными, занудными дождями. Я поняла, что имел в виду Виктор, говоря о том, что я не знаю, какую ношу принимаю, соглашаясь на связь с ним. Я пыталась занять свободное время, чем только можно. Я вязала и вышивала, читала книги и смотрела телевизор, но все это время мучительно ждала его звонка. Алена видела, что я чем-то расстроена, и молча сочувствовала. Кажется, Виктор тоже заметил это, потому что стал еще внимательней. Я не проработала и года, отпуск мне не полагался, но он велел мне написать заявление и подарил путевку в Испанию. Я сначала обрадовалась перемене мест, климата, а потом заскучала. Наверно, он понял все по моему голосу. Вернувшись в мадридскую гостиницу после экскурсии по какому-то дворцу сложной архитектуры, я вошла в вестибюль и около широкого окна увидела его. Я просто не помню, успели ли мы добраться до номера без приключений, так мучительно я хотела его рук и губ. Кажется, следующие сутки мы провели в постели. На другой день, раздав щедрые чаевые, мы улетели домой. А дома опять дожди и промозглая серость. Я записалась в элитный оздоровительный центр, чтобы хоть немного отвлечься. Занятия были довольно дорогими, но Виктор оплатил мой абонемент. На занятиях я познакомилась с молодой женщиной моих лет. Ее звали Мариной. Мы посещали одного тренера, и после занятий частенько посещали кафетерий на первом этаже здания. Марина говорила, что этот центр в два раза дороже, чем предыдущий, который она посещала раньше, но ровно в два раза ближе к ее работе. Выяснилось, что работает она в том банке, что расположен напротив здания нашей компании. Я обрадовалась этому, посчитав, что знакомство можно и поддержать. Пару раз мы пообедали вместе, когда Алена и Лена были заняты. У Марины была своя машина, и она частенько звонила мне, чтобы подвезти на занятия. Домой ни я, ни она друг друга не приглашали. Вскоре после возвращения из Испании произошло незначительное событие, которое повлияло на судьбы близких мне людей. Вечером, выходя из офиса, мы заметили на другой стороне улицы необычное оживление. Несколько человек стояли под высоким раскидистым деревом и смотрели вверх, задрав головы. Присмотревшись, мы увидели высоко на дереве крошечного котенка. Вцепившись в ветку, он дрожал и отчаянно мяукал. Стоявший внизу охранник банка жалостливо сказал: – Вот бедолага, полдня сидит. Слезть боится. И что с ним теперь делать, не ясно. Ленка спросила: – А как он туда залез? Охранник охотно пояснил: – Собака его туда загнала, здоровенная. Дог, что ли. Я хозяина попросил, чтобы он собаку придержал, да уж поздно было. И как его теперь снять, ума не приложу. Уже звонили спасателям, они сказали, что лестница занята где-то на объекте, и что подъедут завтра утром. Алена сердито сказала: – Что ж за люди такие? Он до утра не дотерпит, или замерзнет, или свалится. В это время к нашей компании присоединились Антон и Павел. Я заметила, что в последнее время они сдружились. Ленка ехидно заметила, что на почве несчастной любви, но, заметив, что мы с Аленой ее не поддержали, только хмыкнула. Антон остался внизу, а Павел исчез за тяжелой банковской дверью. Через пару минут открылось большое окно на балконе, и Павел появился там. Он деловито перелез через ограждение, что-то промерил и удовлетворенно крикнул: – Антон, давай. Ты его раскачаешь, а я притяну сюда. Антон кивнул, стянул куртку и пиджак, оглянувшись, увидел нас троих и сунул мне вещи. Он довольно ловко забрался на первое разветвление, потом перебрался выше и выше. Охранник вздохнул: – Напрасно лезет. Там, где сидит котенок, ветки совсем тонкие. Алена, зачарованно смотревшая вверх, тихо сказала: – Мамочка… Антон, перехватывая руками, повис на все еще довольно толстой ветви и раскачал дерево. Я встревожено крикнула: – Павел, осторожно! Ухватившись одной рукой за перила, он повис на высоте третьего этажа. Казалось, что все напрасно, но в какой-то миг ему удалось ухватить ветку, он притянул ее и через мгновение отпустил. Все радостно завопили: Павел сунул котенка себе за пазуху и спустился к нам как раз в тот момент, как Антон спрыгнул на асфальт. Я сунула вещи Антона растерявшейся Алене, Павел протянул мне котенка, тот дрожал, отчаянно растопырив лапки, и моргал огромными от страха глазами. Я спрятала его под куртку, малыш замолчал в тепле. Павел оглядел толпу и махнул рукой: – Цирк окончен, все по домам. Подвезти тебя? – спросил он. – Подвези, – согласилась я, неожиданно для самой себя. Махнула девчонкам рукой, отметив про себя растерянное выражение лица Алены, все еще стоящей с курткой в руках. По дороге мы молчали. Уже у самого дома я почувствовала какое-то шевеление, расстегнула замок и наружу высунулась забавная всклокоченная мордаха котенка. Он беззвучно мяукнул. Павел засмеялся: – Что, голос потерял? Будешь знать, как по деревьям лазать. Я виновато пояснила: – Его дог загнал, а потом он уже не мог сам спуститься. Сейчас я его накормлю теплым молочком, голос и вернется. Я посмотрела Павлу в лицо: – Зайдешь? – Нет. Домой поеду. Пока! Уставший от переживаний котенок наелся молока и уснул. Я устроила его в прихожей. Сама уселась в кресло рядом и жалостливо наблюдала за кошачьим детенышем. Грустные мысли прервала трель домофона. Искаженный мембраной голос Алены пробурчал: – Я это. Пусти. Я открыла дверь и испугалась: зареванное лицо, все в потеках туши. – Что случилось? – только и смогла спросить я. – Ничего, – пробормотала подруга замерзшими губами. – Хорошенькое дело. Ты в зеркало на себя смотрела? Она всхлипнула: – Нечего мне туда смотреть, чего я там не видела? Без лишних разговоров я сняла с нее куртку, стянула ботинки и отвела в ванную. Вздохнула об общей несправедливости жизни, и пошла включать чайник. Из ванной прибрела Алена. Вид у нее был гораздо лучше. – Я к тебе по делу. Можно, я заберу котенка себе? Он же не породистый, зачем тебе? Я удивилась. – Да я и не собиралась заводить котят, ни породистых, ни беспородных. Так получилось, что Павел отдал его мне, я и подумала, пусть живет. Но если ты считаешь, что у тебя ему будет лучше… Алена обреченно вздохнула: – Люблю я его. – Кого, котенка? – изумилась я. Лицо Алены опять исказилось: – Антона. Люблю, хоть и понимаю, что ничего хорошего из этого не получится. – Она опять всхлипнула. Я подсела к ней, погладила по плечу. – Почему же не получится, глупая? Я давно знаю, что вы любите друг друга, женитесь, нарожаете детей, будешь им песни петь собственного сочинения. Алена с ужасом посмотрела на меня: – А про песни ты откуда знаешь? – спросила она. – Я в конторе ни одной живой душе не проговорилась. Я вздохнула: – Антон мне и сказал. Говорит, что слышал тебя на концерте, и влюбился сразу. А ты его тогда же отшила. – А почему он мне не сказал, что слышал, как я пела? – Он боится, что ты окончательно на него разозлишься, и тогда он тебя насовсем потеряет. Алена прижала котенка к груди, и он недовольно пискнул. – Ох, и навертела я, Геля! Сегодня я твердо поняла, что просто не могу без него жить, и все. Стояла, как дура, посреди улицы с его курткой в руках, и все про себя поняла. Она снова завздыхала и подозрительно засопела носом. Домофон опять залился колокольчиками. Что же за вечер у меня сегодня? Гости один за другим. Услышав в трубке голос Антона, я сначала взволновалась, а потом подумала: чему быть, того не миновать. Я нажала кнопку и велела ему подниматься. Отворив дверь, я дождалась, когда он выйдет из лифта. В руках Антон держал какую-то забавную плетеную штуку. – Вот, – сказал он. – Это котенку. Я поняла, что это кошачья корзина. Антон помялся и спросил: – Слушай, давай я его заберу? А тебе породистого подарю, если захочешь. Я засмеялась: – Дались вам породистые коты! Сроду у меня их не было. А насчет этого котенка – нет, не могу. Я его уже отдала человеку, которому он очень нужен, даже больше, чем тебе. Раз ты с машиной, можешь их отвезти по месту прописки. Вместе с корзиной. Антон озадаченно посмотрел на меня. В этот момент в прихожей появилась Алена с котенком на руках. Антон молча топтался, ничего толком не понимая. Алена подняла голову и спросила: – Отвезешь нас? Он сглотнул, посмотрел на меня и кивнул ей. Котенка поместили в корзинку, Алена молча оделась. Я открыла дверь, и оба шагнули к лифту. Аленка быстро обернулась, поцеловала меня куда-то в ухо и вернулась к Антону, доверчиво подняв к нему глаза. Лицо у парня дрогнуло, он наклонился к ней, и взял ее за руку. Я закрыла дверь и уселась в кресло, беспричинно улыбаясь. Как-то чувствовалось, что котенок попал в хорошие руки. Неотвратимо приближались новогодние праздники, которые грозили растянуться на две недели. Виктор заранее предупредил меня, что каникулы проведет в Таиланде. – Не грусти, малыш. – Извиняющимся тоном сказал он. – Ты же все понимаешь. А хочешь, я куплю тебе путевку куда-нибудь в теплое местечко, на твой выбор? Позагораешь, поплаваешь? Или слетай к сестре? Я с ужасом вспомнила свой испанский вояж, и категорически отказалась. Виктор не настаивал, но в Таиланд, конечно, улетел. Ленка, кстати, тоже намеревалась отдохнуть в Таиланде, на каком-то волшебном острове. У нее, как и всегда к отпуску, имелся в запасе очередной кандидат в мужья. Именно в поездках она устраивала им решительные испытания. Не знаю, что она там вытворяла, но после этих поездок кандидат обычно переходил в категорию «Бывший». Ленка все свои рассказы начинала с этих слов: «Один мой бывший…» Мы с Аленой хохотали ужасно над ее рассказами. У Антона с Аленой все складывалось просто замечательно, на праздники он собирался свозить ее в Питер, познакомить с родителями. Так что передо мной маячила вполне серьезная перспектива провести праздники в одиночестве. Накануне нового года я простудилась, и Павел отправил меня лечиться домой. Работы под конец года было невпроворот, и я, как дисциплинированный работник, отказывалась, но он сам отвез меня. Может, ему надоело слушать мои чихание и простуженный голос. Я взяла с собой два документа, чтобы все-таки внести свою лепту в общий труд. Договорились, что созвонимся и на каникулах придем поработать. 31 декабря я убрала квартиру, нарядила небольшую елку, которую для меня привезли Антон с Аленой. Поставила тесто для пирога, сделала начинку из мяса с капустой, приготовила пару новых салатов, запекла буженину целым куском. Весь день по телевизору показывали старые комедии, я вспоминала, как мы всей семьей любили встречать новый год. Конечно, может, и стоило бы улететь на каникулы к сестре, но я не готова была к ее расспросам. Ближе к девяти я накрыла стол в гостиной на одну персону. Переоделась в новое платье, подаренное мне Виктором накануне отъезда. Платье было красивое, и я его сразу примерила. Виктор вздохнул: – Жаль, что я тебя не увижу. Непременно надень его, я буду думать о тебе в полночь. Я грустно засмеялась: – Да ведь у нас полночь в разное время. Я осторожно сняла платье, и он подошел сзади, спустил бретельки бюстгальтера и поцеловал в плечо: – Ровно в двенадцать по московскому времени я выпью вместе с тобой шампанского. Я постояла у зеркала, глядя на свое отражение. Платье было красивым и стоило, наверное, безумных денег. Подкрасилась, уложила волосы. Нашла на туалетном столике любимые духи, тронула запястье и за ухом. Пирог, сидящий в духовке, благоухал сдобой на весь дом, и я решила посмотреть, не пора ли его вытаскивать. В это время и раздался звонок домофона. На миг у меня мелькнула безумная надежда, но она тут же угасла. Это был Павел. – Впустишь? Я тебе привез подарок и кое-какие бумаги. Я нажала кнопку и оставила входную дверь открытой. Вернулась к пирогу, он оказался совершенно готов. Я вынула его, смочила верхнюю корочку молоком и закутала в полотенце. Из прихожей послышался голос Павла: – Ау, ты где? Я выглянула. Павел был одет в пуховую куртку и грубые теплые ботинки. В руках у него была коробка и пакет с документами. Он молча смотрел на меня, потом спросил: – Ты кого-то ждешь? Извини, я только на минуту. Я поняла, что он заметил и оценил мое нарядное платье, и махнула рукой. – Не обращай внимания. Я совершенно никого не жду, и очень рада тому, что ты заехал. Как вчера прошла корпоративная вечеринка? Он засмеялся: – Парад туалетов, дымовые завесы духов и лака, танцы, потом обжимания по всем углам – все, как обычно. Ничего интересного ты не пропустила, поверь. – Никому не удалось тебя заарканить? Судя по твоему виду, ты собираешься явно не в клуб и не в ресторан. – Еще чего! Я еду на дачу. Я задумчиво сказала: – Не знала, что у тебя есть дача. Он грустно вздохнул: – Ну, ты обо мне многого не знаешь. Есть у меня дача. В лесу, места красивенные, рядом озеро. Только сейчас оно замерзло, а весной и летом там здорово. Часа два дороги, но отдых замечательный. Я встревожилась: – Ты, наверное, торопишься? Тебя ждут там, на твоей даче? – Нет. Я и в прошлом году один встречал новый год. Я по натуре одиночка, и лишнее общество мне совсем не нужно. Раньше ко мне часто приезжала сестра. Потом она вышла замуж, и поселилась по соседству. – А, так у тебя есть сестра? – Три года назад она разбилась, попала с мужем в аварию и разбилась. – Извини. – Я схватила его за руку: – Подожди, я тебе пирогов заверну, с собой. Или, если хочешь, давай поужинаем, проводим старый год. Он с сомнением посмотрел на свои сапоги. – Да нет, я уж лучше поеду. В этот момент он увидел стол в гостиной, с единственным прибором, поднял на меня взгляд. Видно, что-то с моим лицом было не так, потому что он решительно и хмуро сказал: – Знаешь что, давай-ка собирайся, поедем ко мне, я покажу тебе свою дачу. Только быстро, а то к новому году не успеем. И документы забери, там и поработаем. Я робко возразила: – Павел, наверное, не стоит… И ты говорил, что предпочитаешь одиночество. Он сердито сказал: – На сборы тебе пятнадцать минут. И пироги не забудь, а то у меня от их запаха голова кружится! Уж не знаю, что на меня нашло, но в пятнадцать минут я уложилась. Павел помог мне уложить продукты в большую дорожную сумку, я взяла пакет с вещами, обулась. Сунула нарядные туфли в сумку и выключила свет. В лендровере Павел устроил меня на переднем сидении, снял теплую куртку, укутал пирог на заднем сидении и включил печку. – Ты же простужена. Сейчас согреешься. Он включил приемник, и мы почти всю дорогу молчали. Начиналась метель. В свете фар на лобовое стекло летели крупные хлопья снега. Кажется, я даже задремала. Проснулась, когда с трассы мы съехали на укатанную грунтовую дорогу, обсаженную с двух сторон деревьями. Я села ровнее, а Павел глянул на меня и миролюбиво сказал: – Приехали. Мы притормозили около шлагбаума, и Павел посигналил. Из небольшого дома вышел парень, прихрамывая, он подошел к Павлу, поздоровался и поднял шлагбаум, пропуская нас. Павел поздравил его, вручив здоровенный сверток, они пожали друг другу руки. – Замерзла? – заботливо спросил Павел, вернувшись в машину. Я помотала головой. – Что за парень? – Равиль. Сторожем работает. Тут пошаливали раньше, и мы с соседом по даче установили шлагбаум и построили сторожку. Наш начальник охраны этого парня порекомендовал, он раньше с ним в одной части в Узбекистане служил. Теперь тут безопасней, чем в Москве, поверь. Дача оказалась большой и просторной. Из огромной прихожей наверх шла лестница с кованым ограждением, пролет украшал высокий витраж. Я покрутила головой, а Павел пояснил: – Порядок тут поддерживает Ася, жена Равиля. – Он махнул рукой: – Располагайся. На втором этаже три спальни, выбирай любую. Я обычно сплю рядом с кабинетом. Там кухня и столовая, здесь гостиная. Сейчас растоплю камин, будет уютнее. Павел вернулся к машине, принес наши сумки и пакеты. Ненадолго вышел и вернулся с небольшой круглой елочкой. Пока я разбиралась в кухне, он установил елку и зажег дрова в камине. Пошарив в кладовке, Павел нашел коробку с елочными игрушками. Правда, там были только золотые шары, и я нацепила их на елку, использовав скрепки, снятые с документов. Елка получилась замечательная. – Жалко, гирлянды нет. Павел почесал голову: – Да, это я не додумал. – Ничего, и так сойдет. – Я с тревогой глянула на часы: – Где у тебя скатерть? Давай уже садиться, осталось полчаса! Я быстро накрыла стол в гостиной, поставила свечи. Пирог, закутанный в куртку Павла, был еще теплый, и я обрадовалась. Появился Павел при полном параде и с бутылками в руках. Мы подсели к столу, Павел налил мне красного вина. Я положила в его тарелку кусок пирога и буженину. Попробовав, он с недоверием посмотрел на меня: – Слушай, я такие пироги только у бабушки ел! И думал, что секрет приготовления утерян! – Ладно тебе, ты меня всегда так хвалишь! Давай уже выпьем, проводим год, как положено. Простуда давала о себе знать, и аппетита у меня не было вовсе. Я лениво ковырялась вилкой в тарелке с салатом. Павел удивился: – Слушай, гостей ты не ждала, сама, я вижу, тоже ничего не ешь, для кого же ты тогда это все наготовила? Я тихо сказала: – Привыкла так. Положено, понимаешь, в праздники пироги печь. Не беспокойся, не пропадут: если их разогреть, еще вкуснее получится. Он хмыкнул: – Я и не беспокоюсь, с чего ты взяла. Наевшись, он откинулся на стуле, нашарил сигареты и вопросительно посмотрел на меня. – Кури, пожалуйста. И вообще, прошу тебя: веди себя, как обычно, хорошо? А то мне неловко, что я тебе почти навязалась. Он посмотрел на меня и кивнул: – Хорошо. Я завтра днем с Равилем на подледную рыбалку договорился, а ты можешь почитать. В кабинете целый шкаф детективов. Или кино посмотри. Короче, тоже сама тут хозяйничай. Я постараюсь тебе не мешать и на глаза не лезть. Я взмолилась: – Да не мешаешь ты мне! Просто настроение у меня такое, паршивое настроение, понимаешь? – Чего уж не понимать? – он поднялся, взял два бокала и бутылку. – Выйдем на балкон, а то сейчас часы будут бить. Мы вышли на балкон. Президент говорил, торжественно стыли за его спиной кремлевские ели, зазвучали куранты, Павел с негромким хлопком открыл шампанское и наполнил бокалы, которые я держала в руках. Я хотела произнести что-нибудь, приличествующее случаю, но подумала о том, что Виктор так ужасно далеко от меня, что даже лететь туда больше десяти часов. Я подняла к Павлу глаза, предательски наполнившиеся влагой, и неожиданно услышала от него: – Ничего, Геля, все образуется. Давай пожелаем друг другу счастья. Я знаю, что ты его заслуживаешь больше всех. Просто жизнь – штука сложная. Ты верь, и все будет хорошо. С новым годом тебя! Я только благодарно кивнула ему. Терпкая ледяная влага обожгла небо. Уходить с балкона не хотелось. Метель прекратилась и вокруг была такая красота. Торжественным строем нас окружали заснеженные сосны. Я чувствовала себя такой маленькой и беззащитной. Павел принес шубку и накинул мне на плечи. Он достал сигареты и облокотился на перила ограждения, стряхнув с него рукой снег. Я попросила: – Дай мне сигарету, пожалуйста. Павел поднял брови: – Ты же, вроде, не куришь? Я пожала плечами. Щелкнув зажигалкой, он терпеливо смотрел, как я неумело прикуриваю. Сделав две-три затяжки, я закашлялась. Павел сердито отобрал у меня сигарету и выбросил. И вот тогда я заплакала. Так, как не плакала со дня смерти мамы. Слезы текли по моему лицу, попадали в рот, стыли на щеках и пальцах. Павел молча стоял рядом, опершись руками на перила, наклонив голову. Отбросил сигарету, завел меня в дом, усадил на диван у камина, подложил большую подушку, укрыл ноги шубкой и уселся на пол, вытянув длинные ноги к камину. Мы оба молча смотрели на огонь в камине. Я тронула его за плечо и тихо спросила: – Не жалеешь, что я притащилась сюда с тобой? Он улыбнулся невесело и, чуть повернув голову, потерся лицом о мою руку. Наверное, я все-таки заснула. Огонь в камине догорел, но угли еще пламенели. Где-то в доме слышались мужские голоса. Я тихо поднялась, умылась и привела лицо в порядок. Голоса доносились из кухни, и я пошла туда. За столом сидели Павел и мужчина, лицо которого показалось мне смутно знакомым. Между ними стояла большая квадратная бутылка виски и тяжелые стаканы. Пили хозяин и гость, не закусывая. И, кажется, довольно давно, потому что жидкости в бутылке оставалось на дне. – А вот и наша Спящая красавица! – обрадовано поднялся мне навстречу собеседник Павла. – Представляете, отказывается категорически знакомить нас. Не знал, что ты такой скрытный. Впрочем, обладай я таким сокровищем – не знаю, стал бы рисковать и знакомить с холостыми друзьями? Павел недовольно пробурчал: – Я ведь говорил тебе, что это совсем не то, что ты думаешь. – Он кивнул в сторону приятеля: – Илья, мой сосед. Знакомься, это Геля, мы вместе работаем. – И дружим, – добавила я. – Послушайте, Илья, мы где-то могли раньше видеться? Он засмеялся: – Вы всерьез полагаете, что, даже только один раз встретив, я смог бы забыть ваше лицо? Нет, раньше мы не встречались, это точно. Илья поднялся и шагнул к кухонной стойке за шампанским. Я заметила, что он слегка прихрамывает, и в моей памяти мгновенно всплыла сцена встречи руководства, подсмотренная нами с Аленой у дверей банка. – Послушайте, а ведь я вспомнила, где мы могли видеться. Это ведь вас привозит роскошный белый лимузин с охраной? Он покаянно кивнул. – Если честно, я, как и Павел, предпочитаю обычный джип, но положение обязывает. Впрочем, я нечасто разъезжаю на этом катафалке, только в представительских целях. Я вздохнула: – Не думала, что так много людей готовы встретить новый год в одиночестве на даче в лесу. Он улыбнулся: – Я и встретил его, как положено, среди людей, а потом мне вдруг так надоели ритуальные танцы, что я просто незаметно смылся. А охрану отпустил, чего ребятам со мной париться. Уже почти доехал до дома, но увидел свет в окнах Павла, и решил зайти, поболтать с другом. Он наполнил мой бокал шампанским: – Вот выпьем за знакомство, и я отбуду. Человек я с понятием, мешать не буду. Я покосилась на Павла, но промолчала. Илья и в самом деле надолго не задержался. Мы вышли проводить его, дождались, когда он усядется в джип. Ледяной ветер подхватил подол моего платья, я поскользнулась на ступенях крыльца, и Павел едва успел подхватить меня. В доме было тихо и тепло. Не выпуская меня из рук, Павел стянул мою шубку и начал целовать меня, прямо в полутемной прихожей. Шампанское шумело в голове, шелк платья оказался такой незначительной преградой, и мне не хотелось ни о чем думать и оказалось, что это так трудно, даже почти невозможно – оттолкнуть его руки. Под утро мне приснилось, что это с Виктором я стою на балконе, и высокие сосны окружают нас, угрожающе покачивая головами, как будто говорят: «Что же ты наделала?». А шампанское в бокалах становится алого цвета, превращается во что-то густое, тягучее, и пить ужасно хочется… На широкой кровати я лежала одна. В комнате никого не было. Мое нарядное платье висело на спинке стула, аккуратно расправленное. Здесь же, в комнате, стояла так и не разобранная мной вечером сумка с вещами. Я поднялась, босиком подошла к окну. От вчерашней метели не осталось и следа. Посмотрев на часы, я вяло удивилась: я думала, что уже полдень или что-то около того. Тем не менее было довольно рано, около девяти часов. Я порылась в сумке и нашла джинсы и плотную майку. Постояла в душе под горячими струями, потом закрутила краны, завернулась в полотенце и подошла к зеркалу. Не знаю, что я там ожидала увидеть, но только ничего нового не обнаружила. Самым лучшим выходом для меня было бы просто скончаться сию минуту, но, кажется, делать этого я не собиралась. Наверное, следовало придумать какой-нибудь благовидный предлог, и уехать домой. Я представила, что опять окажусь в своей квартире, наедине с молчащим телефоном, и передернулась. Одевшись, я посидела на кровати, еще хранившей следы бурно проведенной ночи, зажав руки между колен и медленно раскачиваясь. Впрочем, что-что, а трусихой я никогда не была. Я спустилась в кухню. Обнаружив, что Павла нет и там, я вяло подумала, что он еще спит. Сварила себе кофе. Потом подумала, что хочу увидеть озеро. Я нашла в шкафу теплую куртку Павла, сунула ноги в его же теплые меховые сапоги, почему-то напомнившие мне Север и оленей. Плотнее запахнув куртку, теряя на ходу сапоги-скороходы, или как назывался этот обувной эксклюзив, я поплелась к озеру. Грунтовая дорога вела к мосткам. Около берега были расположены какие-то странные сооружения, доходящие до самого льда. Я догадалась, что это лодочные сараи. Неожиданно я увидела Павла. Он сидел на мостках, опершись на стойку ограждения и спустив ноги вниз, и курил. Я хотела было повернуть назад, но снег скрипнул под ногами, и Павел оглянулся. Уйти теперь было просто невозможно. Я подошла ближе. Павел со спокойным любопытством смотрел на меня. Я схватилась за его плечо и уселась рядом с ним. Он не сделал мне навстречу ни одного движения. Мы сидели молча. Я попросила: – Дай, пожалуйста, сигарету и мне. Сегодня мне все удалось лучше, чем вчера: Я не закашлялась, а горький сухой дым оказался таким приятным. Я с удивлением обнаружила, что в голове стало яснее. Павел поднялся первым, подхватил меня и поставил на ноги: – Замерзнешь, а сама еще толком не выздоровела. Пойдем в дом. Он не сделал даже никаких попыток удержать меня, и это неожиданно оказалось обидным. Я поплелась за ним. У крыльца он оглянулся на меня, неожиданно засмеялся: – Хорошо выглядишь! Я вспыхнула. – Понимаешь, у меня дачи нет, и одежды соответствующей нет. Думаешь, я лучше выглядела бы на шпильках и в шубке? Извини, что без разрешения взяла твои вещи. Он внимательно посмотрел на меня: – Не злись, я же пошутил. Впрочем, можешь мне не верить, но ты и в моей куртке и унтах превосходно выглядишь. Поражаюсь умению некоторых людей выглядеть достойно наутро после праздников. Я сняла куртку, сунула ему в руки и хмуро сказала: – Не подлизывайся. Завтракать будешь? Я разогрела пироги, нарезала холодное мясо, поставила перед ним тарелку, выложила прибор и спросила: – Выпьешь что-нибудь? Он помотал головой: – Я и так вчера малость перебрал. Не знаю, что на меня нашло. А вот если бы кофейку, так не откажусь. После завтрака он объявил: – В общем, как договаривались: я с Равилем пойду на рыбалку, а ты уж тут сама хозяйничай. Заскучаешь – сходи погулять, или к Асе зайди. Она хорошая девчонка. Я кивнула. О произошедшем между нами Павел не поминал, а я тем более помалкивала. Может, мне все это почудилось? Пока Павел одевался, я приготовила ему свертки с продуктами, налила чай в термос. Он засмеялся: – О, Господи, никогда мне такие проводы не устраивали! Но так, конечно, гораздо лучше. У крыльца его уже ждал Равиль. При свете дня я его рассмотрела повнимательней: лет тридцати, высокие скулы, характерный разрез глаз. А вот улыбка у него оказалась замечательная. – Не обижаетесь, что одну вас оставляем? – спросил он. – Нет. Вы ведь ненадолго, надеюсь? Павел переглянулся с Равилем и обстоятельно ответил: – А это как пойдет. Думаю, ближе к вечеру и вернемся. Оба загрузились в джип, и я осталась одна. Привела в порядок дом, разобрала вещи. Уезжать я раздумала. В холодильнике нашелся целый склад продуктов. Я подумала и решила приготовить грибной суп и вареники с картошкой. С готовкой я уже почти разобралась, когда от двери раздался веселый молодой голос. Все-таки Павел предупредил Асю, что я здесь одна, и она пришла спросить, не нужна ли мне помощь. Мы с ней выпили целый чайник чаю и съели ужасно вкусное татарское печенье, со смешным названием «чак-чак». Ася рассказала, как его готовят, я все записала и решила, что обязательно попробую приготовить. Позже она ушла, а я уселась к телевизору. Стемнело рано, и вскоре я вышла, чтобы включить свет на крыльце. По дорожке к дому шел человек. Заметив меня, он приветственно помахал мне. Это был Илья. Я пригласила его: – Заходите. Скоро Павел вернется, будем обедать. – Так вы тут одна? Не заскучали? – Что вы, да тут после города, как в раю. Отряхнувшись от снега, он снял теплую куртку. Вынул из кармана огромное красивое яблоко и протянул его мне: – А вот и райское яблоко. Я засмеялась. Яблоко было таким красивым, что я впилась ему в бок с наслаждением. Илья с удовольствием смотрел на меня. Мы устроились перед камином. Илья принес дрова, и вскоре огонь пылал. – Вы хорошо знаете, где тут что. Часто ходите друг другу в гости? Он кивнул. Потом, спросив разрешения, достал сигарету и подсел поближе к камину. – Павел – очень близкий мне человек. Я был женат на его сестре, три года назад недалеко отсюда мы попали в аварию, ее спасти не удалось. Я виновато кивнула: – Павел мне рассказывал о сестре. Извините, если… – Да нет, сейчас я уже могу спокойно об этом рассказывать. Время, действительно, лучший лекарь. А Павел, в самом деле, замечательный парень, и я рад за него. Я дипломатично промолчала. Мы поболтали о работе, о соседстве наших офисов и невольно разговор коснулся Виктора. Илья сказал, что хорошо знает нашего руководителя, и что, в некотором роде, они родственники. Спросил, уехал ли он в Таиланд, как собирался. Я довольно сухо подтвердила этот факт. Впрочем, ничего удивительного в их знакомстве не было: часть наших активов, замечу, большая часть, была размещена в банке, которым руководил Илья. Конечно, в России это не делается без тесного личного контакта руководителей. Вскоре в прихожую ввалился Павел с обветренным, красным от мороза лицом. Мы вышли посмотреть на добычу, и я с удивлением увидела двух довольно крупных щук. Илья с завистью спросил: – И как вы их через лунку тащили? Павел засмеялся: – Я, как увидел ее морду, заорал так, что Равиль прибежал мне на помощь. Еле справились. Илья нахмурился: – А меня чего не позвали с собой? – Здрасьте, я ж тебе ночью говорил, что утром едем на рыбалку. Илья почесал переносицу: – Да я, если честно, думал, обычный треп. Опять же, гостья у тебя… – То-то ты и явился, развлекать ее. – Павел покосился в его сторону. – Чем занималась? – спросил он меня. Я добросовестно перечислила: – Убралась, готовила обед, потом с Асей чай пила, телек смотрела. Вот Илья недавно пришел. Павел обрадовался: – Обед? Это здорово. Чем будешь кормить? – Суп с грибами и вареники с луком и картошкой. Павел милостиво разрешил: – Подавай. Илья глянул ему вслед и с завистью сказал: – Я смотрю, нравы у вас патриархальные. Павел, оглянувшись на ходу, засмеялся: – У меня не забалуешь. Чуть что – на конюшню. А то завели моду скучать. Нам, деревенским, скучать некогда. К столу Павел спустился в домашних джинсах и тонком джемпере, с мокрой после душа головой. Он принюхался и сказал: – Пахнет здорово! Полез в морозилку за водкой. Они с Ильей накатили по паре рюмок. От горячей еды и водки Павла разморило, разговор он поддерживал вяло. Я не выдержала: – Шел бы ты в постель, сегодня ночью ведь почти не спал! Илья прищурился, но промолчал. Мы перешли к камину, там Павел уселся на диван, и через некоторое время я заметила, что в нашем разговоре он не участвует: откинувшись на подушки, он крепко спал. Я принесла тонкий плед, укрыла его. Он только устроился поудобнее, но не проснулся. Я принесла кофе, и мы с Ильей тихо разговаривали. Камин догорал, в комнате темнело. Илья поднялся: – Пойду. Ты ведь, наверное, тоже сегодня не выспалась. Я проводила его до двери, постояла на крыльце, вдыхая свежий, морозный воздух, пока была видна его темная удаляющаяся фигура. На повороте аллеи он повернулся и махнул мне рукой. Разбудили меня мерно повторяющиеся звуки. Я прислушивалась к ним несколько секунд, потом поднялась и подошла к окну. Раздетые до пояса, Равиль и Павел равномерно махали широкими деревянными лопатами, расчищая дорожки от снега. Около них с санками возились два смешных человечка и Ася. Я быстро оделась, умылась и спустилась вниз. Положила в карманы куртки Павла конфеты и мандарины, вышла на крыльцо. Завидев меня, Ася махнула рукой и направилась в мою сторону, дети увязались за ней. Я протянула им конфеты и фрукты, но оба мальчишки, прежде, чем взять угощение, посмотрели на мать, и только после ее разрешения оба умчались к отцу, хвастаться подарками. Мы с Асей подошли ближе, и Павел спросил меня: – Чего поднялась так рано? Я пригласила всех на завтрак, но Равиль отказался, не сдавшись на мои уговоры. Дорожки были расчищены, и дети помчались к домику у шлагбаума. Ася виновато пояснила мне: – Мы мусульмане, Равиль ест только то, что приготовила я, не сердись. После их ухода Павел подтвердил: – Я и в подарок ему привожу отовсюду чай и конфеты, другого он не примет. Я шла рядом с ним. Подняла лицо к яркому зимнему солнцу, сощурилась: – Знаешь, это здорово, когда твой муж ест только то, что приготовила ты. Павел покосился на меня, но ничего не сказал. После завтрака мы разошлись по комнатам: Павел уселся перед телевизором смотреть репортаж о каких-то соревнованиях, а я в кабинете устроилась с книгой. Детектив мне попался неинтересный, примерно на половине книги стало ясно, что все затеял сам пострадавший, к этому приплели еще и наши спецслужбы (ну, куда же без них!), а политику и политические детективы я не люблю вовсе, и книгу я отложила. Павел с интересом наблюдал за тем, как два здоровенных мужика колотят друг друга. Понаблюдав за ними некоторое время, я заметила, что они дерутся и ногами, и удивилась: – Разве можно так, ногами? Начали показывать рекламу, и Павел пояснил мне, что это такая борьба, называется панкратион. Как я поняла, борьба без особых правил. Я сурово сказала: – Не честно это. Во-первых, у негра рассечена бровь, а его соперник лупит его по лицу, норовя попасть именно с этой стороны. Павел сказал: – Понимаешь, бой идет за чемпионское звание, то есть за деньги и славу, и тут все разрешенные методы хороши. Кроме того, есть такое понятие, как азарт, это когда просто не можешь остановиться. После рекламы рефери остановил бой, объявив технический нокаут. Крупным планом показали расстроенное лицо молодого негра, около которого суетились врачи. Павел вздохнул: – Он сильнее, и дерется лучше, просто ему сегодня не повезло. Так в спорте бывает. В жизни, впрочем, тоже. Я позвала его обедать. За столом он уселся напротив меня, спросил: – Ну, как там твой детектив? Я вздохнула и поморщилась: – А, так себе. Все и так ясно, нет смысла читать до конца. Трупы появляются с такой скоростью, что не успеваешь переворачивать страницы. Павел задумчиво посмотрел на меня и сказал: – А ты сама не пробовала ничего написать? Например, роман или детектив? Кажется, именно этот жанр вы с Аленой предпочитаете всем другим? Я с подозрением посмотрела на него. Нет, он не издевался, а говорил вполне серьезно. Я задумалась: – Когда-то в детстве, еще до школы, я прочитала стихи Пушкина и влюбилась в них раз и навсегда. Обманутая той легкостью, с которой автор нанизывает на нить стихотворения бусины слов, я подумала, что стоит попробовать сочинить что-нибудь самой. – Я сморщила нос: – Гадость получилась несусветная! Так что сочинять я бросила, а вот поэзию до сих пор люблю. Павел сказал: – Знаешь, я тебе советую попробовать. Я уверен, что у тебя все получится. Слова Павла не давали мне покоя весь вечер. Я принесла из своей комнаты начатое еще дома вязание, и устроилась в кресле, рядом с камином. Павел смотрел какую-то передачу об автомобилях. Поскольку мне в наследство от репортерско-журналистского прошлого сестры осталась старенькая Рено, которая больше стояла в гараже, чем ездила, передача меня заинтересовала мало, и я погрузилась в свои мысли. В принципе, через час основная интрига будущего детектива была мной придумана, как и главные действующие лица. Оставалось попробовать воплотить свои мысли (чуть не сказала: на бумаге!) на экране монитора. Я решительно воткнула спицы в клубок, отложила рукоделие в сторону и поднялась. Павел проводил меня взглядом, но ничего не спросил. Устроившись перед экраном, я задумалась. Какой должна быть первая фраза? Совершенно случайно я как-то наткнулась в сети на статью редактора крупного издательства. Он писал о том, что половина романов, попадающих в его редакцию, начинаются с того, что главный герой просыпается от звона будильника. Я твердо решила: никаких будильников! «За окном сгущались синие сумерки. Александра отложила книгу. Главная героиня то и дело пила кофе, то одна, то с приятелем, и ей, Александре, нестерпимо захотелось вдохнуть запах свежесваренного напитка и отхлебнуть его из крошечной, с наперсток, чашечки. И уже вовсе с неудовольствием она вспомнила о том, что вчера забыла купить кофе, да и хлеба оставалась самая краюшка, то есть на завтрак решительно ничего нет, и надо идти в магазин. Идти было лень, а еще больше неохота было одеваться и приводить себя в порядок. Кое-как справившись с этой задачей, она вышла на плохо освещенную лестничную площадку. Повернулась, чтобы запереть за собой дверь. Каким-то шестым чувством не увидела, а почувствовала движение за спиной, и, обернувшись…» Писать от третьего лица не получалось. Почему-то текст походил на нечто, написанное любимой мной Татьяной Устиновой. Выяснилось, что гораздо легче мне пишется от первого лица, и при этом герои, от лица которых ведется повествование, почему-то все время меняются, от главы к главе. Поскольку часть из них, в смысле героев, были мужчинами, а мне не хотелось, чтобы они получились «из жизни голубей», у меня возникли определенные трудности. Все-таки неизвестно, что они, мужики, там, внутри себя, о нас думают. Единственное, что меня утешило, это то, что мужчины подобные книги не читают, а значит, их одобрение или неодобрение мне не грозит. Через некоторое время возникла еще одна трудность. Несмотря на то, что сюжетную линию я продумала, в ткань повествования все время вклинивались новые герои. Они появлялись сами, и начинали, независимо от моего желания, жить своей жизнью. Например, неожиданно возникала новая любовная линия (совершенно мне по замыслу ненужная!), но наполняющаяся диалогами и отношениями. Потом получалось так, что новых героев я бросить не могла, и они, уже на правах хозяев, требовали моего внимания. Павел, появившись в дверях, позвал меня пить чай. Я посмотрела на часы и удивилась: похоже, что я ровно три часа просидела за столом. А мне показалось, что прошло полчаса, не больше. Устыдившись, я приготовила бутерброды с красной рыбой, нарезала холодное мясо, сыр, достала зелень. Павел спросил меня: – Ну, как? Я пожала плечами. Не заметила, как съела здоровенный бутерброд, запила все чаем с лимоном. Павел с одобрением наблюдал за мной. – Слушай, потом покажешь, что у тебя получается? – с интересом сказал он. Я энергично помотала головой, и он засмеялся: – Так нечестно, это я натолкнул тебя на мысль о детективе, стало быть, я и должен быть первым читателем. – Ладно. Только, чур, не подглядывать, а только когда я разрешу, договорились? Я быстро вымыла посуду, уложила продукты в холодильник. Выходя из кухни, виновато сказала: – Я пойду, а? – приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку с отросшей за день щетиной. Павел тихо сказал: – Сто лет уже не видел тебя такой. Я оглянулась: – Какой? – Ну, сегодня ты похожа на себя, а не на вареную морковку. Наша дачная жизнь окончательно наладилась. Несколько раз вечерами захаживал Илья, удивлялся нашему домоседству. Они с Павлом устраивались в гостиной, то с нардами, то с пивом. С молчаливого согласия Павла, я при их разговорах не присутствовала. Пару раз ловила на себе внимательный, изучающий взгляд Ильи. Кажется, он начал подозревать, что наши с Павлом отношения отнюдь не так однозначны, как ему показалось. Я просиживала за компьютером большую часть дня и даже ночью, а Павел совершенно не мешал моим занятиям. Когда от экрана начинали болеть глаза, или сюжет начинал пробуксовывать, я гуляла, причем пару раз Павел сопровождал меня. Или принималась готовить, он при этом устраивался в кухне, уверяя, что на меня очень приятно смотреть, когда я вожусь у плиты. – Совместный труд, для моей пользы, объединяет! – уверял он меня, и я смеялась. Иногда он устраивался с книгой в кабинете на диване, но на меня не смотрел (я специально проверяла!) и никак не мешал. Кроме того, выяснилось, что у него можно узнать массу полезных вещей. Например, мне понадобилось по-быстрому испортить машину, в которой герои возвращаются домой. Павел внимательно расспросил меня, выяснил, что дело происходит в горах, и посоветовал подрезать тормозные шланги: – Понимаешь, ночью, да еще в горах, это именно то, что нужно. А однажды мне понадобилось узнать его мнение по поводу марки автомобиля, который моя героиня должна получить в виде премии. Павел дотошно выяснил у меня, что действие происходит в довольно большом городе, что героиня не приходится любовницей своему начальнику, что ей двадцать пять лет, – и уверенно назвал Шкоду Фабиа и Ниссан Микра, на мой выбор. Я собиралась премировать героиню 525-й БМВ, на что Павел категорически ответил: – Только если она – любовница своего шефа, или он имеет на нее виды. Я, хоть и слегка обиделась за свою героиню, но в виде премии послушно вручила ей Шкоду. Сложности возникли у меня и при изображении любовных сцен. Я мрачно подумала про себя, что нечего обижаться, вареная морковка и есть вареная морковка. Пара попыток описать страстную сцену закончилась тем, что я твердо решила: обойдемся без них. Тут я советов у Павла, по понятной причине, не спрашивала. Все когда-нибудь кончается. Павел помог мне донести сумку до лифта, я нажала кнопку и махнула рукой, хотела напоследок поблагодарить его, но дверь лифта закрылась. Он смотрел мне вслед со странным выражением лица. Квартира хранила следы моих поспешных сборов. В углу гостиной сверкала елочка, я пожала ее лапу и обнаружила на ладони несколько хвоинок. Я торопливо рассовала вещи по местам, на ходу включила компьютер. Прошла в кухню, сделала себе огромную чашку чаю с лимоном (отрезала неприлично толстым ломтем, ну, да ведь никто не видит!) и вернулась к компьютеру. В тишине квартиры мне хорошо думалось. Часов в двенадцать я отключила компьютер, пошла в душ. Мне на глаза попался телефон, и я с удивлением поняла, что за весь вечер даже не вспомнила о нем. Утро первого рабочего дня, как всегда после праздников, прошло сумбурно. Осмоловский еще не вернулся из поездки, и все ходили из кабинета в кабинет, обмениваясь каникулярными впечатлениями и продолжая праздничное ничегонеделание. Павел появился на несколько минут, забрал какие-то документы и отбыл в банк. Зато ближе к обеду появились Алена с Ленкой. Мы пошли перекусить в любимую кафешку. Хорошо, что у них было столько новостей! В общем, я получила передышку. Мы набросились на Алену с расспросами, и она рассказала, что родители Антона ей очень понравились, приняли их замечательно, и, самое главное, она торжествующе показала руку: на тоненьком пальчике сверкал бриллиант. – Решили, что свадьбу назначим на конец апреля. Мы так завопили, что посетители кафе с тревогой оглянулись, но, увидев, как мы бросились на Алену с поцелуями и объятиями, успокоились и заулыбались. Помешивая кофе, я спросила: – Ленка, а как там твой Таиланд? Готовиться нам к еще одной свадьбе, или нет? Обычно не лезущая за словом в карман Ленка неожиданно притихла. Она подняла на меня глаза: – Знаешь, мне с тобой надо поговорить. Кажется, серьезно. Я там встретила Осмоловского с Владой. Представь, они поселились в бунгало для новобрачных! Я опустила голову: – Я прошу тебя, ничего мне не рассказывай. Обе подруги переглянулись, и Лена спросила: – Ты так и просидела все праздники одна? Я вздохнула. Врать не хотелось, а правду рассказать было затруднительно. – Павел забрал меня с собой на дачу. Ленка недоверчиво спросила меня: – Так у тебя роман с Павлом, что ли? Алена внимательно на меня посмотрела и хмуро ей пояснила: – Ты ее не знаешь, что ли? Она – стойкий оловянный солдатик… Ленка перебила: – Я знаю Павла. Неужто не уговорил? Гелька, ты – святая! Алена все так же хмуро прокомментировала: – Не святая, а просто дура. Перерыв подходил к концу, так что им не удалось вытянуть из меня никаких подробностей. Мы вернулись в контору, и я поднялась к себе. Несмотря на то, что день уже начал прибавляться, темнело рано, и я вскоре включила освещение. Устроилась за компьютером, увлеклась работой. Услышав звук открывающейся двери, я решила, что это Павел. Знакомый смешок застал меня врасплох. В дверях стоял Виктор, и, невзирая на все наши договоренности и намерения, я бросилась к нему. Кажется, он тоже соскучился, потому что гладил мои волосы, жадно целовал меня, прижимаясь сухими нетерпеливыми губами, и неизвестно, до чего мы дошли бы, но в этот момент на мой компьютер пришло сообщение, и он мелодично звякнул. Я пришла в себя и отстранила его руки, прижалась лицом к груди. Дрожащей рукой он взял мою ладонь и молча поцеловал пальцы. Я отстранилась. Успокаивая дыхание, отошла к компьютеру и засмеялась. Это было сообщение от Ленки: «Пляши!» Виктор тоже прочитал его, хмыкнул. Он подошел ко мне сзади, наклонился и поцеловал в шею. Я закинула голову и хрипло попросила: – Виктор, подожди, не надо! Он отпустил меня, но не отошел. Глухо попросил: – Поедем? Я кивнула. – Только предупрежу Павла. – Не надо никого предупреждать, поедем и все. Если будет надо, я сам с ним объяснюсь. Когда через полчаса я влетела, запыхавшись, в нашу квартиру, Виктор уже ждал меня. – Тебя не было так долго, я даже решил, что ты передумала ехать! Я счастливо засмеялась, и, кокетливо увертываясь от его поцелуев, сказала: – Как назло, не могла поймать такси! Виктор вышел из душа, лег на покрывало рядом. Нашел сигареты, закурил, щелкнув зажигалкой. Я попросила: – Дай сигарету и мне. Я затянулась, и, наконец, меня отпустило. Виктор, наблюдавший за мной, тихо спросил: – Что, так скучала? Раньше ты не курила. Я прилегла с ним рядом, закрыла глаза. Он гладил мои волосы, потом зарылся в них лицом: – Прости. Видимо, чувствуя свою вину, он не расспрашивал меня о том, как я провела праздники. На следующий день, вернувшись с обеда, я нашла на своем столе запечатанный конверт с чем-то выпуклым. Вскрыв его, обнаружила ключи от машины и документы, выписанные на мое имя. Короткая записка, написанная рукой Виктора, гласила: «Не сердись. Машина на стоянке у дома.» Я внимательнее посмотрела документы и хмыкнула: 525-я БМВ. Я вспомнила слова Павла и про себя подивилась его правоте. Впрочем, радость от подарка была омрачена почти сразу. Позвонила Ленка и свистящим шепотом сообщила, что ее шеф подарил жене на новый год новенькую, круто укомплектованную Ауди под сто штук зеленью. Бухгалтерия (вот подлизы, прости господи!)уже сочинила ей стихи по этому случаю, а она им выставила торт и шампанское. Я вяло спросила: – Ты-то чем недовольна? – А почему она только бухгалтерию угощает? – Что ж, ей теперь поляну по этому случаю накрывать? – А могла бы и накрыть! Я только пожала плечами. Впрочем, Ленка этого по телефону видеть не могла. Теперь я спешила домой с работы, как безумная. Я наскоро перекусывала, садилась за клавиатуру, и мир вокруг меня переставал существовать. С Павлом долгих разговоров я не вела. Иногда он спрашивал: – Как продвигается роман? Но я только отмахивалась. Я стала рассеянной, то забывала, где оставила телефон, то искала свою сумку, которую зачем-то засунула в отделение с летними вещами. А на днях мне вдруг показалось, что я дважды встретила одного и того же мужчину: утром я столкнулась с ним около дома, а в обед заметила его сидящим за соседним столиком в нашей кафешке. Я встревожилась, но делиться ни с кем не стала, и правильно сделала: вчера я заметила, что он вышел из соседнего подъезда. Наш дом имеет сложную архитектуру, в нем две башни, вынесенные чуть вперед, и в каждую из башен ведет свой подъезд. Впрочем, подземный паркинг у нас общий, немудрено, что он показался мне знакомым, видимо, парень живет по соседству. Я похудела, спала мало, зато скучать по вечерам перестала совершенно. Алена только неодобрительно косилась на меня, но молчала и не тревожила расспросами. Впрочем, на моей внешности все это не отразилось, кажется, я даже похорошела. При общем похудении мне неожиданно стал тесен любимый бюстгальтер, и выглядела я неплохо. Вчера я с клиентом работала над текстом очередного договора, и неожиданно заметила, что он краснеет, бледнеет и отвечает невпопад, на что Павел из соседней комнаты ему отечески посоветовал хотя бы изредка отрываться от созерцания моего декольте и смотреть на экран, а то без штанов оставим. Чем окончательно смутил и парня, и меня. Я набросилась на Павла с упреками, как только удалось избавиться от посетителя. – Что ты себе позволяешь? Завтра подписываем договор, как я буду с ним разговаривать? Насмешливо посмотрев на мою пылающую от праведного гнева физиономию, Павел хладнокровно заявил: – А кто-то говорил, что не любит, когда обманывают. А сама вон как на правду-матку реагируешь. Что же, прикажешь мне сидеть и молча наблюдать, как он разглядывает тебя? Я невольно прижала вырез рукой, и он пожал плечами: – Поздно. Все, что можно, и я, и он рассмотрели. Причем в подробностях! Я поняла, что он дразнится, и, дрожа от гнева, ушла к себе. Впрочем, такие перепалки были у нас редкостью. Чаще мы оба молчали, лениво переговариваясь только по необходимости. Все это время с Виктором мы встречались редко. Он часто уезжал в командировки, возвращался всегда неожиданно, правда, сразу приезжал ко мне. Был он рассеян, иногда даже мрачен. Я пыталась выведать у Ленки, что с ним происходит, но она тоже ничего не знала. Как-то я застала его после обеда в кабинете Павла. Разговор, видно, был трудный, потому что лица у Павла и Виктора были озабоченными. Впрочем, когда я пришла, настроение Виктора улучшилось, он выпил предложенный кофе, улыбался почти по-человечески. Уходя, он наклонился и украдкой поцеловал меня в губы, вызвав у меня что-то вроде временного коллапса. Павел этого не видел, и решил, наверное, что я помешалась, потому что настроение в этот день у меня было приподнятое, и я беспричинно улыбалась. На восьмое марта снова выпали выходные, Виктор уехал с женой в Рим, а я опять осталась одна. Посмотрев в Интернете, я обнаружила, что в Риме всю неделю будут идти дожди, и мстительно улыбнулась. Перед отъездом Виктор вручил мне подарок, очаровательную легкую светлую шубку. Я поцеловала его с искренней благодарностью, при этом, правда, подумав, что жене он, наверно, тоже купил нечто в этом роде, что несколько уменьшило мой энтузиазм. Честно сказать, к шубкам я всегда была довольно равнодушна. Вся контора готовилась к корпоративному празднованию. Я идти в ресторан не собиралась, и Ленке объявила, что останусь дома. Алена с Антоном на выходные махнули к его родителям. Ленка рассердилась и побежала обзванивать своих знакомых, на предмет поиска спутника для похода в ресторан. После обеда все разбежались по парикмахерским и салонам, наряжаться и причесываться. В конторе стало тихо. Павел, уже в куртке, появился в дверях: – Я на дачу. Поедешь со мной? Я виновато сказала: – Павел, зачем я тебе там нужна? У меня такие проблемы, что я ни о чем все равно больше думать не смогу. Он удивился: – Какие проблемы? – Понимаешь, тот человек, про которого я думала, что именно он убийца, оказывается, имеет твердое алиби. А муж главной героини оказался вполне ничего, хотя и зануда, и мне жалко все сваливать на него. Павел внимательно посмотрел на меня и расхохотался: – Бери их всех с собой, и едем. А то ты уже зеленая стала без свежего воздуха. Меня мучает совесть, что это именно я подал тебе идею попробовать писать. Я еще колебалась, и Павел сказал: – Короче, через два часа я за тобой заеду. В этот раз я подготовилась к поездке основательней: уложила удобную обувь, два свитера, теплый и тоненький (вдруг начнется оттепель!), прихватила домашние джинсы, белье и пару маечек. По дороге домой я заехала на Тверскую и купила игрушки для Асиных мальчиков и красивую коробку дорогого чая, помня предупреждение Павла. Вынула из холодильника замаринованное еще вчера мясо, покидала в пакет приготовленные для праздничного стола продукты. Вспомнила и вернулась к компьютеру: сгрузила на флэшку свой роман. Поднявшийся в квартиру Павел одобрительно посмотрел на меня: – Вижу, ты научилась получать удовольствие от дачной жизни. Экипировалась, во всяком случае, основательно. Я вручила ему сумки и пакеты, позвонила на пульт, и мы отбыли. Спускаясь в лифте, Павел спросил: – Кажется, раньше ты не сдавала квартиру на охрану? Я вздохнула: – Знаешь, мне в последнее время мерещится всякое. То вдруг кажется, что за мной кто-то следит, то вещи оказываются не там, где я их оставила. Я даже стала закрывать плотные шторы, чего раньше никогда не делала. Мне вдруг показалось, что оттуда за мной наблюдают. А в последнее время у меня странно обострился нюх, и на днях я придумала, что банный халат пахнет чужой мужской туалетной водой. Знаешь, такой навязчивый, сильный запах. Никто из моих знакомых таким парфюмом не пользуется, а посторонних у меня дома не бывает. В общем, я посоветовалась с нашим начальником охраны, и он прислал мне знакомых ребят, которые установили охранную систему. Понимаешь, мне так спокойнее. Павел кивнул: – Конечно, так лучше. Хотя я думаю, что это – твои нервы. Правильно сделал, что уговорил тебя поехать на дачу – для расстроенных нервов нет ничего лучше лечения прогулками на свежем воздухе. Мы свернули на грунтовку, и я радостно завозилась на сидении. Павел внес наши вещи в дом. По сложившейся традиции, я устроилась в спальне на втором этаже, переоделась и спустилась вниз. Пока я готовила ужин, Павел поставил машину в гараж. Вернулся он не один, я узнала голос Ильи. Он поздоровался со мной, вручил мне огромный букет, явно приобретенный в дорогом цветочном магазине и коробочку, в которой оказалась великолепная шаль с длинной шелковой бахромой. Я удивилась: – Откуда вы узнали, что я буду здесь? Или это дежурный букет? Он улыбнулся: – Нет, нет, букет и подарок предназначались именно вам, Геля. Я с утра знал, что вечером мы увидимся. – Странно, но я сама решила ехать только во второй половине дня. – Значит, считайте это внезапно открывшимся даром предвидения. Особо не чинясь, Илья остался на ужин. Он принес из машины какое-то австралийское вино, и очень рекомендовал мне его. Вино, и в самом деле, оказалось замечательным, впрочем, пила его я одна: мужчины предпочли национальный отечественный напиток. Мы очень мило поболтали, причем пару раз мне показалось, что он как-то странно и слишком внимательно приглядывается то ко мне, то к Павлу. А про себя вздохнула: если уж мне наши отношения кажутся довольно странными, то что говорить о других. Через некоторое время мужчины перешли в гостиную, к камину, а я, убрав и сложив посуду в машинку, ушла в кабинет. Дверь оставалась открытой, и я невольно прислушивалась к тому, что говорят Павел и Илья. Они обсуждали неприятности, которые преследуют Виктора, начиная с нового года. – …Понимаешь, мы с ними сотрудничаем уже почти десять лет, и ни разу они не дали нам повод сомневаться! – горячился Павел. Илья лениво протянул: – Но и суммы страхового возмещения они никогда не старались сделать особо большими. А тут, только перезаключили договор, и на тебе. Немудрено, что тебе это показалось подозрительным. А то, что это давние наши партнеры, и еще отец привлек их в нашу компанию, это для тебя что-нибудь да значит? – Я не подозреваю их в прямой нечестности, но разобраться надо. – Павел вздохнул: – Насколько я знаю, сейчас там всем заворачивает не Одинцов, а его сын. Он мужик мутный. У всех еще свежо в памяти то, как он обанкротил свою кампанию, к полной выгоде. И плевать, что пятьсот человек остались без работы. Знаешь, как писал Маркс, «нет такого преступления, на которое не пойдет капиталист», а ведь здесь речь идет об очень больших суммах. Они помолчали. Илья после паузы спросил: – Тебе не кажется, что Виктор в последнее время странно ведет себя? Он нервничает, эти его бесконечные поездки. Вчера я напрямую спросил его, за каким чертом он едет в Италию. Он так и не смог мне внятно ничего объяснить. Что-то о том, что у Влады расшатались нервы, он собирается ей сделать подарок, показать Рим весной. Скажи, он в своем уме? Какой, к чертям, Рим, если такие дела вокруг творятся. И эта истеричка, уже сорок, а все изображает из себя романтическую героиню. И когда надоест, скажи? Павел устало сказал: – А вот это не твое дело. Тебе бы радоваться, что он так заботится о твоей сестре. – Как это не мое дело? Эти ребята оттяпали у нас два миллиона долларов, а Виктор ничего не сделал для того, чтобы хотя бы проверить, все ли там чисто. И я должен умиляться? Иногда я мечтаю бросить всю эту бодягу, забрать свои деньги и больше никогда не видеть ни его, ни свою сестрицу. Павел насмешливо спросил: – И что мешает? – Ты прекрасно знаешь, что. Это мой и твой отец начали все это дело, но досталось почти все Виктору. Формально, конечно, Влада держит пятьдесят процентов акций, но и ты, и я знаем, что на самом деле всем заправляет Виктор. И в собственном банке я не могу избавиться от его давления, потому что его папаша умер, не оставив завещания, и половина акций банка тоже принадлежит ему! Тебя не злит это? Кажется, Павел пожал плечами. Илья со странными интонациями в голосе медленно протянул: – Знаешь, Паша, а ведь ты тоже здорово изменился. Я помню, в каком ты был бешенстве, когда в той газете опубликовали фото Марины с той вечеринки. Странно, что сейчас ты так спокоен. Или я чего-то не знаю? Павел усмехнулся: – Если ты хочешь вызвать меня на откровенность, то ты выбрал не тот момент. И давай сменим тему. Они заговорили о каком-то ружье, предполагая сделать подарок общему знакомому, и я перестала прислушиваться. Тупо глядя на мерцающий экран, я мысленно перебирала те неприятные открытия, которые сделала из подслушанного разговора. В-первых, ясно, что Влада Николаевна – сестра Ильи, впрочем, большой любви к сестре я в нем не заметила. Во-вторых, я с горечью подумала о том, что Виктор обманул меня в самом начале нашего романа, и истинной причиной того, что он так тщательно скрывал связь со мной, скорее всего, было его нежелание упустить акции Влады. Если бы это было не так, он хотя бы раз упомянул об этом, но нет, он ни разу не заговорил о проблемах, которые встали бы перед ним, вздумай он решиться на развод и раздел имущества. Ну, то, что нашу компанию преследуют неприятности, я, конечно, знала. Виктор в последнее время был озабочен, часто нервничал. Виделись мы реже, чем обычно. Кое-что я узнавала из телефонных разговоров Павла. Для меня не было новостью то, что денежные дела банка, который возглавлял Илья, и нашей компании так тесно переплетены. Как раз Павел занимался размещением привлеченных средств, и действовали всегда именно через этот банк. Но вот о том, что Виктор является его главным акционером, я не знала. Впрочем, не думаю, что реестр акционеров является такой тайной, я просто и не стремилась это узнать. И даже себе я не решилась признаться, что меня странным образом задели слова Ильи о какой-то Марине. Значит, она была Павлу дорога, если ее поведение могло разозлить его. Илья даже упомянул, что он тогда был в бешенстве. Обычно Павел со всеми насмешливо вежлив, интересно было бы узнать, что его могло настолько вывести из равновесия. Растревоженная этими мыслями, работать я не стала, рано ушла к себе, решив, что непременно попробую выведать что-нибудь у Павла. Такой возможности мне на другой день не представилось: Павел и Равиль весь день возились с лодкой на причале. За обедом он был молчалив, спросил только, как идут мои дела. Ушел на причал, даже не дождавшись, пока я уберу со стола. Услышав под окном его шаги, мысленно пожала плечами: будь я немного самоуверенней, решила бы, что он меня избегает. Оставив на столе ужин под салфеткой, я уселась за работу. Вернувшись, Павел меня не беспокоил. Я слышала его шаги в доме, но в кабинет он ни разу не зашел. А мне, из чувства противоречия, вдруг ужасно захотелось, чтобы он улегся с книгой на диван, как раньше. К чему бы это? Я покачала головой. Окончательно рассердившись на себя, сварила чашку крепкого кофе, и просидела над романом часов до трех ночи. Поднялась поздно, почти в одиннадцать часов, с чугунной головой, и решила, что сегодня обязательно погуляю. Представила, как хорошо на озере, и усмехнулась: не ищу ли я повода посетить лодочный причал? Следовало признать, что мне не хотелось, чтобы Павел находился в непосредственной близости от меня, но, когда он не обращал на меня внимания и избегал – это ужасно раздражало, не давая работать. Кажется, в мировой литературе есть поучительные произведения на эту тему. Но, может быть, он их не читал? Выяснилось, что предмет моих размышлений еще утром отбыл с Равилем и Ильей на рыбалку, о чем меня известила небрежная записка на столе в кухне. Я нехотя выпила кофе, уселась за компьютер. В доме было тихо, отвлекающий фактор в лице Павла отсутствовал, и мне работалось спокойно. Выглянув в окно, я вдруг заметила Асю. Простоволосая (она всегда ходит с тонким шелковым платком на волосах!), с растерянным выражением лица, она торопливо бежала куда-то. Я выскочила на крыльцо. – Ася, что случилось? Задыхаясь, она на бегу крикнула: – Тимка пропал! Везде уже обегала, нигде нет! – Подожди, я с тобой! Едва натянув сапоги и куртку, я выскочила на крыльцо. – Когда он пропал? Ася закрыла лицо руками. – Не знаю. Я младшего укладывала, а он играл около дома со щенком, Павел ему недавно подарил, а потом я вышла – а их обоих нет. Я уж и на огород сбегала, и к дороге, думала, может, отца пошел встречать, только его нигде нет. Я уж и Равилю позвонила, не знаю, где и искать. Я оглянулась на дорогу, ведущую к озеру. Ася с тревогой посмотрела на меня: – Ты думаешь… – Мы, не сговариваясь, бегом бросились к озеру. Я далеко опередила Асю. Когда я вылетела к причалу, заметила барахтающегося Тимку в полынье с рваными краями, у самого края мостков. Я пробежала по шатающимся мосткам и прыгнула в ледяную воду. Здесь оказалось неглубоко, черная вода, злым холодом обжегшая меня, едва доходила мне до груди. Я подхватила мальчишку, подняла его на мостки. Щенок в его руках жалобно повизгивал, и я пыталась отодвинуть их подальше от края. Мне на помощь подоспела Ася. От волнения она схватила на руки Тимку и пыталась помочь мне выбраться. Потом догадалась, усадила Тимку на берегу, вернулась ко мне, легла на мостки и я смогла с ее помощью подтянуться. Тяжелая одежда сковывала движения. Странно, но холоднее мне не становилось. Мы выбрались на берег, схватили Тимку и щенка и заторопились к дому. Так как к ним нужно было бежать еще какое-то расстояние, метров сто, наверное, мы влетели в дом Павла. Раздеваясь на ходу, я включила воду в ванной, и мы посадили в нее пришедшего в себя и начавшего отчаянно орать Тимку. Ася, не слушая моих возражений, стянула с меня мокрые джинсы и свитер, и затолкала в ванну и меня. Ошеломленный происходящим щенок заливисто лаял. Ася поймала его и пыталась растереть сухим полотенцем, он скулил и вырывался. Кажется, Тимке все это потихоньку начало нравится, потому что он развеселился. Влетевшие с перекошенными лицами в дом мужики застали дивную картину, которую, я думаю, они не скоро забудут: грязные лужи от растаявшего снега, мокрая одежда на полу в прихожей, мы с Тимкой, голышом сидящие в ванне, взлохмаченный щенок, с визгом бросившийся к ним за спасением, растерянная, с растрепанными волосами, Ася. Первым пришел в себя Равиль. Он выпроводил всех из ванной, закрыл дверь. Через полчаса лужи были вытерты, я, в теплом банном халате, и Тимка, сияющий глазками-маслинами, как главные герои происшествия, пили чай в кухне. По случаю счастливого спасения, четырехлетнего Тимура даже не стали ругать. Как выяснилось, щенок побежал к озеру, а Тимур за ним. Сначала они поискали папу, потом поиграли в лодке, а потом щенок свалился в воду, а Тимур его спасал. Щенку налили в миску молока и выдали котлету, так что он себя пострадавшим уже не считал. Ася вздохнула, пощупав лоб Тимура: – Надеюсь, обойдется. Все-таки ты его быстро вытащила. Илья нахмурился: – Вам сильно повезло. В озере бьют ключи, лед там всегда ненадежный, а мелководье только в одном месте и есть, как раз, где вы надумали купаться. Павел и Равиль переглянулись и кивнули. Павел принес какой-то бальзам, и мне налили в чай две полные столовые ложки. От горячего чая я раскраснелась, глаза у меня стали слипаться. Равиль принес сухую одежду, и Тимку переодели. Ася собрала мою куртку, свитер и джинсы и, несмотря на мои возражения, забрала, чтобы постирать. Равиль выпустил щенка, и он с веселым лаем выскочил из дома. Чувствовалось, что ему наша беспокойная компания поднадоела. Я открыла глаза. В комнате было тихо, догорал огонь в камине. На ковре, привалившись спиной к дивану, сидел Павел, вытянув к огню длинные ноги. Почувствовав мой взгляд, он повернулся. – Ты так и просидел на полу все время, что я спала? – спросила я. Он не ответил. Повернувшись, провел пальцем по моей щеке. Я невольно замерла, закрыла глаза. Понимала, что делать этого ни в коем случае нельзя, но так захотелось оказаться с ним рядом, так близко, чтобы услышать стук его сердца, его дыхание… Внезапно он убрал руку, посмотрел на меня и задумчиво не то спросил, не то сказал: – И ведь странно: человек ты вроде хороший. Послушай, тебе нравится держать меня на поводке? Я от неожиданности села на диване, и махровый халат распахнулся от неловкого движения. Я торопливо поправила полы. Павел уперся взглядом в мою грудь и холодно спросил: – Наверное, тебе нравится, когда я, как собака Павлова, демонстрирую ожидаемую реакцию? Кто-то хотел узнать, можно ли его вывести из равновесия? Вот тебе и ответ. Он поднялся и пересел в кресло, потер лицо руками. С холодным бешенством в голосе сказал: – Я – взрослый мужик, мне эти игры неинтересны, понимаешь? Ну, не умею я дружить с женщиной, которая мне безумно нравится, и одноразовый секс с тобой мне тоже не нужен. Когда ты видишь, что я уже дышать не могу в твоем присутствии, как будто отпускаешь меня. Но, стоит мне научиться жить и дышать без тебя, все снова. Да я после той новогодней ночи два месяца приходил в себя, ты хоть знаешь, чего мне это стоило? А теперь все мои старания прахом. Не знаю, что там у вас с Виктором, но скажу тебе одно: я взял два билета, во вторник вылетаю в Австрию. Если хочешь, летим со мной, и тогда будет все. Если нет, я не в претензии, только делать из себя подопытного кролика не позволю. Ясно? Он поднялся, обошел меня и так хлопнул дверью спальни, что в шкафу зазвенела посуда. Что он себе вообразил?! Что он себе позволяет?! Конечно, я – полная идиотка, что поперлась к нему в гости, на дачу, но он-то, хорош! И чем, скажите, плоха дружба? Да я без его дружбы давно бы умерла от тоски. Ну, если не всем дан дар любви, что ж тогда, повеситься? Я мстительно подумала, что сделаю его героем следующего романа, и убью при первой же возможности. Потом вспомнила, что именно он и подал мне идею писать детективы, и решила, что лучше отомщу ему как-нибудь по-другому. Я металась по комнате, забрасывая в сумку свои вещи. Потом вспомнила, что куртку и джинсы забрала Ася, уселась на постель. А с чего он-то решил, что мне нужен одноразовый секс?! Хорошего же он мнения обо мне! Стало ужасно обидно, и я тихо поплакала, свернувшись на покрывале. За завтраком мы оба молчали. Ближе к обеду Ася принесла высушенные вещи. – Тимка совершенно здоров, щенок тоже. Спасибо тебе, – она обняла меня за шею, – сама-то как? Я махнула рукой. – Все в порядке. Со вчерашнего вечера у меня сильно болел низ живота, кажется, все-таки купание в ледяной воде не прошло бесследно, но рассказывать об этом в присутствии Павла не хотелось. – Мы сегодня уезжаем, – дипломатично объявила я. – Решили ехать пораньше: завтра на работу, а на въезде в город пробки сумасшедшие. Ася попрощалась со мной: – Ну, тогда до скорого! Я вздохнула, про себя подумав, что при сложившихся между мной и Павлом отношениях, скорая встреча представляется весьма проблематичной, но промолчала. Павел высадил меня у подъезда, вынул сумку с вещами и вместе со мной подошел к лифту. Он нажал кнопку, и, ожидая, пока кабинка спустится, спокойно напомнил: – Завтра к вечеру я хотел бы знать, какое решение ты приняла. Я хотела, было, спросить, почему именно завтра к вечеру, но он так глянул на меня, что у меня отпала охота задавать вопросы. Павел подтолкнул меня в лифт, поставил сумку и строго сказал: – И без бабских штучек, пожалуйста! Не дожидаясь, пока створки лифта сойдутся, он развернулся и сбежал вниз по ступеням. В квартире было тихо. Я позвонила на пульт, сняла квартиру с охраны. Розы, подаренные мне Виктором перед отъездом, осыпали лепестки на стол. Я сунула их в пакет и решила выбросить в мусоропровод, чтобы не оставлять на ночь. Тихо отперла дверь, вышла на площадку. Уже почти завернула за угол, но что-то меня внезапно остановило. Я услышала шорох, а потом чей-то мужской голос отчетливо произнес: – Она уже дома. Да, одна. Сменишь меня через час. Я вернулась в квартиру, прикрыла за собой дверь, осторожно закрыла замок. В ушах шумело, и сердце билось где-то в горле. Конечно, этот разговор мог не иметь ко мне никакого отношения, но я почему-то сразу поняла, что речь шла обо мне. Значит, мне не показалось, и раньше за мной тоже следили. Кому это могло понадобиться? А вдруг это жена Виктора? Да нет, она с мужем в Риме, зачем ей следить за мной в его отсутствие? Я хотела позвонить Павлу, и уже протянула руку к телефону, но опомнилась. Не такие у нас сейчас отношения, чтобы я звонила ему с просьбой приехать, на ночь глядя. Тишину комнаты взорвал телефонный звонок. Я судорожно схватила трубку. Звонили с пульта охраны. Черт, как же я забыла, что нужно было набрать код! Я извинилась, а потом, подумав, сказала, что на лестничной площадке слышала шум и шаги. Охранник удивился: – Кроме вас, никто за последний час не входил и не выходил. Я промямлила, что, наверное, мне послышалось. На всякий случай я придвинула к входной двери кресло. Конечно, это никого не остановило бы, но я просто хотела услышать, если кто-то попытается войти в дверь. В темноте спальни я лежала без сна и думала, что влюбись я тогда в Павла, насколько моя жизнь была бы чище, проще и яснее. Умом я понимала, что связь с Виктором мне не принесет ничего, кроме боли и разочарований, что наши встречи со временем станут еще более редкими. Я подумала и о том, что, возможно, он все это время обманывал меня, может быть, даже и бессознательно, скрывая то, что не хочет расстаться с женой из денежных соображений. Последняя мысль была особенно горькой и обидной. Я вспомнила, что завтра мне предстоит объясниться с Павлом. Конечно, будь у меня в голове хоть капля мозгов, я улетела бы с ним в Австрию, и дело с концом. Он хороший парень, замечательный друг, и одноразовый секс у нас с ним получился просто великолепный, но в его присутствии голова у меня не кружилась, вот в чем беда. Вообще с моей головой в последнее время творилось что-то неладное. Спала я плохо, просыпалась и таращилась в темноту. В результате утром проспала, еще и пришлось оттаскивать тяжеленное кресло, отчего опять появилась противная тянущая боль в низу живота. Скрючившись, я посидела в кресле, ожидая, когда боль пройдет. Конечно, на работу я опоздала. Павла в кабинете не было, и я смогла перевести дух. Забежала Алена, хорошенькая от счастья и полная весеннего ликования. Я налила ей кофе, предложила сигарету. Алена жалостливо посмотрела на меня: – Слушай, ты совсем зеленая. Я с неохотой рассказала ей о дачном происшествии. Она всплеснула руками: – Конечно, ты застудилась. Попей чего-нибудь, отлежись дома. Неужели Павел тебя не отпустит? – Не суетись. Я в обед загляну в нашу поликлинику, покажусь врачу. А то мне и так показалось, что у меня все протекает не так, как обычно. Последние два раза вместо месячных так, какая-то мазня. Алена встревожилась: – Слушай, подруга, а ты не залетела? Я пожала плечами: – Я пью таблетки. Фирма регулярно оплачивает наше медобслуживание, и, судя по всему, деньги платятся хорошие. Встретили меня по высшему разряду. Немолодая женщина-врач внимательно выслушала меня, осмотрела и продиктовала сестре: – Беременность, 10–11 недель. – Она наклонилась ко мне и буднично спросила: – Будем оставлять? Я резко поднялась, села и прикусила губу, пытаясь унять головокружение. Врач подсела к столу, прочитала мою карту, сочувственно посмотрела на меня и сказала: – Должна вас предупредить: у вас отрицательный резус, поэтому первый аборт крайне нежелателен. Срок уже большой, и времени на принятие решения у вас мало. Посоветуйтесь в семье, и завтра приходите. Если решитесь оставить ребенка, мы возьмем у вас все необходимые анализы, и вы уйдете домой. Поставим вас на учет, обязательно будем наблюдать, в вашем случае это просто необходимо. Если же решите по-другому, я помогу все оформить за один день, и вам придется остаться у нас. Договорились? Поликлиника находилась всего в паре кварталов от нашего офиса, поэтому машину я не брала. Выйдя на улицу, я вдохнула свежий весенний воздух. Шубку не застегнула, и так и шла по улице, щурясь от яркого весеннего солнца. Весна в этом году просто сумасшедшая. Еще только середина марта, а все сияет, тротуары уже совсем сухие, и почки на деревьях набухли. Жалко, что у меня нет дачи: очень хочется услышать запах нагретой солнцем садовой земли, увидеть пробивающуюся травку, и тогда можно поверить, что зима, в самом деле, закончилась. Про дачу – это так, к слову. Какая уж из меня садовница? Я – типичная горожанка, да еще в четвертом поколении. Впрочем, может быть, скоро дача будет мне весьма кстати… Попрошу Виктора, может, он выберет время, и мы поедем вместе куда-нибудь на природу. Я мечтательно прищурилась: ужасно люблю с ним ездить за город. Там нас никто не знает, и можно не притворяться и не делать вид, что мы – посторонние. Завтра исполняется ровно год, как мы с ним познакомились. Днем он прилетит из Рима, и можно будет удрать с работы пораньше. Я накрою стол, приготовлю что-нибудь вкусное. А потом скажу ему мою новость, мою невероятную новость! Уже подходя к офису, я вспомнила о том, что собиралась сказать Павлу что-то важное, но что именно, так и не вспомнила. Впрочем, теперь этого говорить вовсе не стоило. Вихрем влетела к себе, столкнувшись в дверях с Аленой. Едва войдя в комнату, сбросила шубку на спинку стула, закружила ее по комнате: – У меня будет ребенок, понимаешь? Алена уселась на стул и молча смотрела, как я порхаю. – Послушай, ты всерьез считаешь, что Осмоловский обрадуется? Я присела и, улыбаясь, сказала ей: – А чего ему не обрадоваться? Я ведь не прошу, чтобы он на мне женился. Все будет, как раньше, только я уже никогда, никогда не буду одна. Ты просто не представляешь, как я провела эту ночь, б-р-р! В моей жизни теперь наступит полная ясность. А если Виктор не захочет этого ребенка, что же, я и сама его воспитаю, мне для этого никто не нужен. Алена обняла меня, погладила волосы. Вошедший в комнату Павел внимательно посмотрел на нас, покачал головой, но ничего не сказал. Понятливая Алена смылась, а я уселась за стол, сложила папки в две аккуратные стопки, подняла глаза на Павла. – Павел… – нерешительно начала я. Он криво улыбнулся: – Просил же, без бабских штучек! Мне неинтересно слушать, что я – хороший парень. Я и так это знаю, просто мне не повезло. Ладно, проехали! Научимся жить и с этим. Я тихо спросила: – Ты сердишься? Он сказал: – Пожалуй, нет. Спасибо тебе, что не стала обманывать. Раз уж сразу не сложилось, не стоит и начинать. Наш разговор прервал телефонный звонок. Я обрадовалась, что получила передышку. Звонила женщина по имени Ирина, Павел ей явно обрадовался. Я слышала только куски разговора, но поняла, что это хозяйка какого-то агентства по оказанию услуг. Павел попросил ее прислать завтра к самолету девушку. Видимо, Ирина спросила, которую, потому что Павел сказал: – Мне все равно, полагаюсь на твой вкус. Да, на три недели. Наша секретарь свяжется с тобой через час, продиктуешь ей фамилию и паспортные данные, нужно оформить визу и билеты. Все, ты меня очень выручила, буду обязан. Я мрачно подумала, что все мужики – свиньи. Впрочем, даже это не смогло испортить моего настроения. Вечером я заехала в гастроном на Тверской, накупила корзину деликатесов, готовясь к завтрашней встрече. На углу, у гастронома, бабушка торговала букетиками фиалок, и я купила все оставшиеся у нее цветы. Тщательно убрала квартиру, накрыла стол белой скатертью и поставила приборы и подсвечник. Нашла широкую вазу, наполнила ее водой, устроила фиалки. Комната сразу наполнилась их тревожным запахом. Мне хотелось, чтобы завтрашний день стал праздником не только для меня. Я заранее присмотрела Виктору подарок, изящную золотую зажигалку, и попросила выгравировать его монограмму, переплетенные буквы «В» и «О». Я полюбовалась на тонкую вязь, и положила замшевый футляр рядом с цветами. Я все утро промаялась, ожидая звонка Виктора. Конечно, я волновалась от мысли, как он отреагирует на новость о том, что я жду ребенка. В сотый раз я репетировала свою речь, прокручивая в уме то, что я должна ему сказать. Мне не хотелось сообщать ему это по телефону или на бегу. Пусть все произойдет в нашей квартире. После обеда пришло сообщение от Ленки: «Юстас – Алексу. Прибыл шеф. Привез очень миленький сувенир. Душка!» Прошло полчаса, но телефон молчал. Вернее, он непрерывно звонил, но это были рабочие звонки. Я переживала, что Виктор не может мне дозвониться. Стало тревожно на душе, но я подумала, что, возможно, он просто занят важным разговором. Я подошла к окну, наблюдая за резко похорошевшими и приодевшимися с началом весны прохожими, за воробьями, оккупировавшими ветки дерева. Неожиданно мое внимание привлекла машина Виктора, она резко отъехала от нашей стоянки. Окончательно встревожившись, я позвонила Ленке. – Приехал! – лаконично доложила она. – С час пробыл в кабинете, никого не вызывал, по городскому не звонил. Потом выскочил с перекошенным лицом, куда-то отъехал. И что могло его так всполошить, не знаешь? – Откуда? – удивилась я. – Я и не виделась с ним еще. – Что, и не позвонил тебе? – искренне изумилась Ленка. Я подняла голову и сощурилась: яркий солнечный зайчик мазнул световой вспышкой по глазам. В здании напротив кто-то открыл зеркальное фасадное окно. Рабочий день закончился, а Виктор все не звонил. Заглянула Аленка: – Домой собираешься? Я кивнула: – Раскидаю документы по папкам, и пойду. Вы меня не ждите. – Ну, тогда мы едем. Чао! Я разложила документы по местам, выключила компьютер. В кабинете Павла было непривычно чисто и тихо. Я заметила открытую фрамугу окна, и подошла к нему. В этот момент в коридоре раздались шаги. Я узнала бы их из тысячи. С сильно бьющимся сердцем я повернулась к вошедшему Виктору. Улыбка сползла с моего лица. Он был бледен, только на скулах горели яркие пятна. – Что-то случилось? – помертвевшими губами спросила я. – Тебе лучше знать, – отрывисто сказал он, вынул из внутреннего кармана пакет, бросил его на мой стол. По полированной поверхности стола разлетелись глянцевые фотографии. Я машинально взяла их в руки, просмотрела. Часть фотографий была, без всякого сомнения, сделана в нашей квартире. В первую минуту я не поняла, а, приглядевшись, внутренне ахнула: почти на всех снимках была изображена я, да еще с каким-то парнем. На одной из фотографий он полулежал на моей постели в шелковом халате Виктора, и я подумала, что тогда мне не померещилось, и я действительно слышала запах чужой туалетной воды. Я присмотрелась внимательней: гладкая кожа, накачанная фигура, белозубая улыбка, – парень был красив завораживающей мужской красотой. На всех фото он был снят рядом со мной, и, несмотря на это, видела я его в первый раз. Я подняла глаза: – О, Господи, Виктор, но это же совершенная неправда! Я не знаю этого человека! Я его первый раз вижу! Виктор в бешенстве глянул на меня: – Дрянь, какая же ты дрянь! Ты даже сейчас не хочешь ни в чем признаться. Неужели ты рассчитываешь на какое-то продолжение наших отношений? Как подумаю, что даже в такой день ты не смогла удержаться от встречи с любовником! Я попыталась прервать его: – Почему ты мне не веришь? Повторяю: я не знаю этого человека, и никогда не видела его раньше! Если ты не хочешь выслушать меня, давай поедем, расспросим охранников, они-то ведь должны были видеть его? Он заорал: – А чем я, по-твоему, занимался последние два часа?! Один из ребят подтвердил, что парень посещал тебя. Нечасто, но за последний месяц он видел его раза четыре, не меньше. У него есть свои ключи, пару раз он приходил в твое отсутствие. Он показал мне видеосъемку, на которой хорошо видно, как вы утром вместе спускаетесь в паркинг. Конечно, ты осторожничала, и делала вид, что незнакома с ним, но его выражение лица выдает вас с головой! Я насторожилась: – Может быть, он в сговоре с этим парнем? Нужно еще раз расспросить его, возможно, он поймается на подробностях. Он посмотрел на меня, презрительно сощурившись: – Я сам поднялся в квартиру. Там полный бардак, остатки вашего романтического ужина, неубранная постель. Я так понимаю, ты рассчитывала, что успеешь привести все в порядок. У тебя это вполне получилось бы, если бы я не обнаружил эти снимки на столе. Так что больше никаких подробностей мне узнавать не хочется. Я твердо сказала: – Виктор, я не собираюсь с тобой разговаривать подобным образом. Я ни в чем не виновата! Он рванул оконную створку. В комнату ворвался весенний ветер. Виктор повернулся ко мне и с горечью сказал: – Я понимаю, что не мог уделять тебе много времени, но я просил тебя, просил с самого начала, никогда меня не обманывать. Или тебе уже тогда были нужны только мои деньги? При всем своем внешнем благополучии, я не очень счастлив в личной жизни, и, когда я встретил тебя, мне показалось… В общем, жаль, что ты оказалась просто пустой и расчетливой стервой. Он собрал фотографии, сунул их в карман, и вышел за дверь. Его шаги стихли в коридоре, а мне все еще казалось, что ничего этого не было. Я немного посидела за своим столом, потом достала из принтера чистый листок бумаги и аккуратно написала заявление об отпуске с последующим увольнением по собственному желанию. Хмыкнула про себя. Это была неправда, никаких собственных желаний у меня не осталось. Заявление я положила на стол Павла, с тем расчетом, чтобы он нашел его сразу по возвращении. Вернувшись, подняла с пола одну из фотографий. Видимо, в пылу спора, Виктор не заметил, что она упала на пол. Я сунула ее в сумку. Нашла коробку от бумаги для факса, сложила туда мелочи из ящиков стола: расческу, запасные колготки, начатую упаковку «Олвэйз», диски и симпатичную подставку для ручек, память о моей поездке в Испанию. Набралась почти полная коробка, я повесила на плечо сумочку, взяла в одну руку коробку, в другую – горшок с пальмой. Выходя, положила ключи от кабинета на стол, спустила язычок замка, и захлопнула за собой дверь. На стоянке у конторы оставалась только моя машина. Я поставила на капот пальму и коробку, сняла шубку, сложила ее на заднее сидение, бросила на переднее сидение связку ключей от квартиры и машины, опустила флажки и захлопнула дверь. Подхватив коробку и пальму, шагнула на проезжую часть, чтобы остановить такси. К вечеру подмораживало, и не стоило торчать на улице в тонком джемпере. Вместо такси рядом со мной остановился джип. Я с неудовольствием посторонилась, пропуская его, но джип не уезжал. Я злобно глянула на водителя, и обогнула джип сзади. Немедленно водительская дверь приоткрылась, и оттуда вышел Илья. – Да садись же, в конце концов! Вот же достанется кому-нибудь такое сокровище! Я попыталась сопротивляться, но он отнял у меня коробку и пальму, сунул их на заднее сидение и буквально затолкал меня в машину. Усевшись, он неодобрительно посмотрел на меня: – Мало тебе купания в ледяной воде, так теперь разгуливаешь раздетая по улицам. Что у тебя произошло? Я перевела дух. В самом деле, он-то тут при чем? Уже спокойно попросила: – Отвези меня домой, пожалуйста. Илья кивнул: – Это само собой. Куда едем? Я назвала адрес моей старой квартиры. Несмотря на пробки, доехали мы довольно быстро. Илья вручил мне коробку, с сомнением посмотрел на пальму и сказал: – Подожди, я помогу. Мы загрузились в старенький лифт и поднялись к квартире. Уже на лестничной площадке мне кое-что показалось странным. Где-то очень громко звучала музыка, причем из репертуара «Радио шансон». Я сказала: – Поставь пальму, теперь я сама. Илья нахмурился: – Ищи ключи. Я нашарила ключи, вставила их в замочную скважину, но дверь и не думала открываться. Илья нажал на кнопку звонка, потом еще раз. За дверью послышались незнакомые шаги. На пороге стоял здоровенный парень лет тридцати, одетый в старые джинсы и довольно грязную майку. На его предплечье была довольно затейливая татуировка. Он с веселым одобрением смотрел на меня. Перевел взгляд на Илью и, дыша перегаром, спросил: – Мы кто? Илья посмотрел на меня и тоже спросил: – Мы кто? В этот момент в прихожую вышел еще один парень. Он тоже был нетрезв, но соображал, видно, все-таки чуть лучше. – Вы – Геля? – спросил он. Я кивнула: – А вы – племянник Клары Ильиничны? – Ага. Тетка переехала к моей матери, а мы пока тут живем. Вы проходите, – доброжелательно предложил он. – Тетка сто раз предупреждала, что вы непременно появитесь. Я спросила: – А ключи от двери зачем сменили? Племянник пьяно нахмурился. – Понимаешь, сестренка, тебя не было, а тетка нам дала только одни ключи. А нас тут четверо. – Он сделал неопределенный жест в сторону кухни. – Игорь и Иван пошли в магазин, скоро будут, так что вы как раз вовремя. И действительно, дверь лифта распахнулась, оттуда вывалились два бугая со здоровыми пакетами в руках. Судя по звукам, там были бутылки. Они обрадовались: – А ты не говорил, что у тебя такая симпатичная соседка. Это очень хорошо, а то мы без женского общества тут немного одичали. Мы с Ильей прошли в прихожую. Везде было натоптано, из кухни тянуло чем-то горелым, запах перегара мешался с вонью от переполненных пепельниц. Меня замутило. Я шагнула в свою комнату. Здесь было тихо и пахло просто нежилым помещением. Я попросила Илью, все еще державшего пальму в руках: – Ставь ее на стол. Спасибо тебе. Он кивнул, но, вместо того, чтобы уйти, уселся на диван. – Ты всерьез собираешься здесь остаться? Он пошарил по карманам, вынул сигарету и сунул ее в рот, но закуривать не стал. Я пожала плечами: – Это мой дом. Илья оглянулся на дверь, мрачно сказал: – Оставить тебя в такой веселой компании я не могу. У тебя даже нет замка в двери! Я тебе предоставляю на выбор: либо я привезу слесаря, и он врежет замок, либо я останусь с тобой. Второе предпочтительней, потому что родственники твоей соседки, на мой взгляд, собираются в ближайшее время пропить последние мозги, и что им после этого придет в голову, не ясно. Я постояла около стола, погладила гофрированный лист пальмы. Конечно, Илья был прав, оставаться здесь не стоило, по крайней мере, сегодня. Я повернулась к нему: – Я позвоню подруге, поживу временно у нее. Ты подождешь, пока я соберу кое-какие вещи и созвонюсь с ней? Илья кивнул. Очень не хотелось мешать личной жизни Алены и Антона, но выхода у меня не было. Я подумала, что завтра с утра займусь этим вопросом основательно. Звонила дважды, но телефоны у обоих были отключены, и я вспомнила, что Алена говорила мне, что они собираются на какой-то модный спектакль. Неожиданно Илья предложил: – Если тебя это устроит, можешь пожить в квартире моих приятелей. Они давно живут в Женеве, а квартира пустует. Кажется, они даже собираются продавать ее. Мебель они не забирали, Любовь Андреевна, у меня она тоже работает, раз в неделю убирает там. И, поверь, ты никому не помешаешь. Я виновато посмотрела на него: – Вот видишь, ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Не взялся бы меня провожать, сидел бы дома, пил чай. А теперь тебе приходится возиться со мной. Илья поднялся: – Я так понял, ты принимаешь мое предложение. Думаю, задерживаться долее не имеет смысла. Если ты все забрала, можно ехать. Он подхватил пальму и сумку с вещами. Веселье у соседей шло по нарастающей, поэтому прощаться мы не стали, я просто захлопнула за собой дверь. Илья завез меня в тихий московский переулок, мы спустились в подземный гараж. Кабина лифта остановилась, Илья выпустил меня. На лестничную площадку, больше напоминавшую зимний сад обилием зелени и плетеной мебелью, выходили две двери. Илья уверенно открыл одну из них, пошарил в каких-то ящиках, и вышел ко мне с ключами. Он повозился с замком, щелкнул выключателем, при этом свет загорелся во всех комнатах, видных из холла и сделал приглашающий жест: – Прошу. Квартира оказалась просто замечательная: уютная, теплая. Солидная мебель, удобные кресла, большой экран плазменного телевизора. В гостиной стоял рояль, настоящий концертный рояль. На мой вопросительный взгляд Илья пояснил: – Инесса периодически любила побренчать на нем. Имелся и кабинет. Я с радостью убедилась, что на столе стоит компьютер, и спросила Илью: – Как ты думаешь, это будет удобно, если я воспользуюсь хозяйским компьютером? – Конечно. Если тебя это так волнует, я особо оговорю этот вопрос с ними. В общем, устраивайся, располагайся. Я робко спросила: – А та квартира, куда ты заходил за ключами, она чья? Илья удивленно сказал: – Конечно, моя. Разве я тебе не сказал, что это мои соседи? Я подумала, что он об этом точно не говорил. Не знаю, решилась бы я воспользоваться гостеприимством Ильи, знай я, что он будет жить по соседству? Похоже, что все мои мысли были написаны на лице, потому что Илья довольно сердито сказал: – Я не собираюсь вмешиваться в твою личную жизнь и, тем более, не собираюсь надоедать тебе. Почувствовав себя виноватой, я схватила его за руку: – Не обижайся! У меня просто сейчас сложный период в жизни. Спасибо тебе, и просто не знаю, что бы я без тебя делала! Илья оставил меня. Я прошлась по квартире, осмотрелась и решила, что лучшего просто и не могла бы найти. В ящиках кухонного стола нашелся сахар и кофе. Я сварила себе чашечку и удивилась: хозяева, по словам Ильи, здесь давно не жили, а кофе был ароматным, не хуже того, что я всегда беру в гастрономе на Тверской. Я выбрала себе спальню, разложила немногочисленные вещи, переоделась в старенькие джинсы, которые забрала в своей квартире, и уселась в кресло. Теперь можно было подумать, как я буду жить дальше. На первое время деньги у меня есть. Тратила я немного, а платили у нас прилично, так что у меня на карточке собралась кругленькая сумма. Коли так получилось, что с квартирой мне неожиданно повезло, на первое время воспользуюсь любезным разрешением Ильи и поживу здесь. Впрочем, в ближайшее время нужно будет разыскать адрес сестры Клары Ильиничны и решить вопрос с собственной квартирой. Нам много раз предлагали разъехаться, но раньше такой необходимости не возникало. Я твердо решила, что компания племянника и его друзей мне не подходит. Нужно найти риэлтера и заняться обменом или продажей квартиры. Тянуть с этим нельзя, потому что через полгода у меня будет ребенок. Прежде всего, следовало решить вопрос с работой. Завтра же займусь поисками. И надо поговорить с сестрой, но это я решила отложить на потом, когда у меня самой наступит какая-нибудь ясность. Для начала я решила позвонить Кларе Ильиничне, узнать, как надолго ее племянник приехал в Москву. Я вышла в прихожую, и обнаружила, что моя сумочка лежит на банкетке, замок ее расстегнут, и содержимое выпало на пол. Я подняла откатившуюся в сторону губную помаду, раскрыла сумочку и с удивлением убедилась, что телефона в ней нет. Я точно помнила, что, позвонив Алене, я убрала трубку на место, однако сейчас его тут не оказалось. Я лихорадочно порылась: слава богу, флэшка с почти законченным романом была на месте! Наверно, сумка расстегнулась еще в машине, и телефон вылетел из нее. В лучшем случае, завтра его найдет Илья, а в худшем случае я уронила его на улице. Почти без всякой надежды, я сняла трубку квартирного телефона и набрала свой номер. Чуда не случилось. Механический женский голос известил меня о том, что телефон вызываемого абонента отключен. Конечно, жалко было и аппарат, он у меня новенький и симпатичный, но еще жальче было телефонную книжку: к своему стыду, ни одного номера из нее я на память не помнила. Решив, что завтра дозвонюсь в приемную к Ленке, я пошла в кабинет, включила компьютер, и на некоторое время потеряла всякую связь с внешним миром, уйдя в дебри своего любовно-детективного романа. Услышав мелодичный звонок, сначала даже не поняла, что это может значить. Потом спохватилась, пошла в прихожую. Конечно, это был Илья. Он виновато спросил: – Слушай, я не хотел тебе мешать, но потом вспомнил, что мы совсем не подумали о продуктах. Можно пригласить тебя на ужин? – А ты умеешь готовить? Со стороны ты производишь впечатление человека, питающегося исключительно в изысканных ресторанах. Он почесал переносицу и засмеялся: – Если честно, я позвонил в ресторан, и мне все доставили на дом. Я заказал на свой вкус, свиные ребрышки в кисло-сладком соусе, бамбук, креветки, ну и по мелочи. У него было забавное выражение лица, и я улыбнулась: – Обожаю китайскую кухню, и принимаю твое приглашение с радостью. Мы очень мило поужинали. Илья предложил мне вина, но я отказалась. Он несколько удивленно посмотрел на меня, но ничего не спросил. На другой день с утра я съездила в клинику, сдала все необходимые анализы, выслушала кучу советов и наставлений, и дала обещание регулярно являться на осмотр. Я спустилась с крыльца и машинально направилась в сторону конторы. Шла, задумавшись, и не сразу услышала сигнал автомобиля. Рядом со мной притормозил джип Ильи. – Как ты тут оказался? – удивилась я. Он засмеялся: – Если ты еще помнишь, банк расположен в паре кварталов отсюда. Я как раз собирался где-нибудь пообедать. Не составишь мне компанию? Я кивнула. Заняться мне было решительно нечем, а роман мог и подождать. В ресторане было сумрачно и тихо. Я с испугом посмотрела на нарядно одетую даму за соседним столиком, которая в два часа дня сияла бриллиантами и хорошо сделанными зубами. Я укоризненно сказала Илье: – Ты бы хоть предупредил, что идем в приличное место, а то я в куртке и джинсах. Чувствую себя, как Джулия Робертс. Илья прижал мою руку к столу и тихо сказал: – Ты замечательно выглядишь. – Он скосил смеющиеся глаза и кивнул в сторону столика, за которым устроились четверо молодых мужчин. – Мужики уже шеи себе свернули. К моему ужасу и смущению Илья негромко спросил у них: – Ребята, может, нам пересесть, чтобы вам было удобнее рассматривать мою спутницу? Они засмеялись, и тот, что сидел напротив меня, прижал руку к сердцу. В конце обеда, вместе с десертом, мне принесли букет роз и коробку конфет. Я посмотрела на Илью, но он улыбался, и я приняла подарок, поблагодарив ребят за внимание. После обеда Илья, никуда не торопясь, завез меня в магазин, и я купила кое-какие продукты и пригласила его на ужин. Приготовила отбивные с луком и грибами, смешала пару салатов, сделала целое блюдо закусочных бутербродов на поджаренном белом хлебе: с икрой, семгой, бужениной. Часов в восемь в дверь позвонили. На пороге стоял улыбающийся Илья. В руках он держал бутылку вина и коробку пирожных из французской кондитерской «Леди Мармелад». Я накрыла стол в просторной кухне. Илья спросил, наблюдая за моими передвижениями: – Позвонила подружкам? Я виновато сказала: – Знаешь, можешь считать меня совершенной растрепой, но телефон я вчера где-то потеряла. Он удивился: – Ты вчера его, вроде, сунула в сумку, когда мы уходили? Да ладно, не огорчайся, я подарю тебе новый. Мне недавно его презентовали клиенты банка, а я все равно не люблю дареные телефоны. Считаю, что мужчина всегда должен сам выбирать часы, телефон и автомобиль. Я порадовалась, что он не поставил в один ряд с этими достижениями цивилизации и женщин, и оценила его деликатность. Мы поужинали. Илья ел мало, поглядывал на меня. Я убрала тарелки со стола, переложила пирожные на блюдо и принесла кофе. Мой гость от сладкого отказался, а я любовно выбрала себе пирожное и, не удержавшись, облизала палец. Он потер лицо руками и спросил без всякого перехода: – Вы с Павлом поссорились, и он уехал в Австрию один? Я удивилась: – Нет, мы вовсе не ссорились. С чего ты взял? Он уклончиво пожал плечами: – У вас довольно близкие отношения. Одно время я даже думал, что…В общем, я удивился, что ты ему не позвонила. – А у меня нет его номера. – Если надо, я тебе его подскажу. – Нет, не надо. Пока не надо. Мне не хотелось бы просить его о помощи, по крайней мере, сейчас. Илья внимательно посмотрел на меня и тихо сказал: – Ты ведь не будешь отрицать, что в твоей жизни что-то произошло? Ты уже убедилась, что я твой друг. Я никогда и никому не расскажу о том, что узнал от тебя. Ну же, попробуй произнести вслух то, что тебя тревожит, и тебе станет легче. А потом, вдвоем мы, может быть, придумаем решение твоей проблемы. – А ты не боишься, что я, как в старом анекдоте, на твой вопрос «Как дела?» подробно расскажу тебе, как действительно обстоят мои дела? – И вовсе тут не при чем твой анекдот. Я закрыла глаза и тихо сказала: – За последние два дня я сделала несколько открытий, которые перевернули мою жизнь. Человек, которого я любила, поверил, что я – предательница и холодная расчетливая стерва; друг, о котором я думала, что он влюблен в меня, уехал в отпуск, предварительно наняв себе за деньги подружку; я пренебрегла основным правилом работающей женщины и завела роман на работе, в результате одновременно с любовью потеряла и работу; в моей квартире резвится шумная компания со стойкими уголовно-алкогольными традициями; и самое главное – я беременна. Он молча смотрел на меня, и я торопливо продолжила: – Нет, нет, последнее можно смело вычеркнуть из списка неприятностей. Я ужасно хочу этого ребенка. Я сама узнала о его существовании два дня назад, но уже успела привыкнуть к тому, что он со мной. Илья задумчиво сказал: – Как-то я разговаривал с одним психологом. И он сказал, что самый первый шаг, который надо сделать, это подумать о том, что положительного принесут в твою жизнь изменения, связанные со случившимися неприятностями. Иногда оказывается, что польза бывает ощутимей вреда. Давай попробуем? Ты так сильно любила этого человека? – Мне казалось, что да, сильно. – А всегда ли он относился к тебе хорошо? Не было ли у тебя ощущения, что он использует тебя? Я закрыла лицо руками: – Мне было хорошо с ним. И он дарил мне подарки и был внимателен к моим желаниям. – Понимаешь, ты молодая и очень красивая женщина. Понятно, что это могло быть твоей ответной реакцией на его сильное мужское чувство. А подарки… Мужчина, который влюблен в женщину и не делает ей подарков – на мой взгляд, просто дурак какой-то. Давай попробуем по-другому. Ты хотела чего-то определенного от этой любви? Ну, ты рассчитывала, что вы поженитесь, что любовь будет длиться вечно? – Нет. – Я смахнула слезинку, вспомнив, как всегда боялась, что наша связь с Виктором ненадолго. – Так не стоит ли тебе отнестись к вашему разрыву, как к естественному процессу? Уже не сдерживаясь, я заплакала. – Да, но он оскорбил меня, он считает, что мне всегда были нужны только его деньги! – Но ты ведь о себе точно знаешь, что это не так. Кроме того, на память о вашей любви у тебя останется ребенок. Или вот с другом. Чего в ваших отношениях было больше, дружбы или неразделенной любви? Почему ты так странно реагируешь на то, что он пригласил в поездку девушку, пусть даже и за деньги? – Да ведь он звал меня! Значит, я для него такая же, как и эта девушка! Илья с юмором посмотрел на меня и сказал: – Ну, то, что он хотел сэкономить, мы можем смело отбросить? Я невольно засмеялась. Он вздохнул и сказал: – Не знаю, как ты, а я в его поступке вижу оскорбленное мужское самолюбие и ревность. Сильные мужики обычно стесняются своих чувств, тем более неразделенных. Почему ты считаешь его своим другом? – Он всегда был рядом, даже зная, что я люблю другого. И это именно он подал мне одну очень важную для меня мысль, он поверил в то, что я справлюсь. – Ты отпустила его на словах, отпусти и сердцем. И тебе самой станет легче. Я засмеялась: – Илья, да ты сам – настоящий психолог! Где ты этому научился? – Это просто жизненный опыт, девочка. Просто я прожил на свете гораздо больше, чем ты. И я знаю, что такое настоящее несчастье. Я вспомнила о его погибшей жене, и устыдилась. Попыталась перевести разговор: – Ч то там у нас по списку дальше? Квартира и подгулявшие соседи? Видимо, недовольный тем, что приоткрыл мне свои чувства, он поднялся: – А это вообще не несчастье, а так, чепуха. Сегодня я поговорил с одним парнем, он держит риэлтерскую контору. Он обещал помочь. Дашь завтра мне ключи и объяснишь, где лежат документы. – Да я и сама могу проехать! – Нет, – отрезал он. – В твоем состоянии эти визиты не нужны. – Да я же беременна, а не больна! Он повернулся ко мне и сказал: – Кстати, о твоей беременности. Завтра я договорюсь с заведующей ЗАГСа, и она зарегистрирует наш брак. Так что на вторую половину дня ничего не планируй. Спокойной ночи! Он направился к входной двери, прихрамывая чуть больше обычного. В этот момент легкое помутнение рассудка, вызванное его словами, прошло, и я бросилась за ним: – Подожди! Я ничего не поняла! Какая заведующая? С ума ты сошел, что ли? Он повернулся ко мне: – Не годится ребенку думать, что у него не было отца, или, того лучше, что отец его бросил. Ты будешь жить так, как жила до этого. Если встретишь и полюбишь другого – я не в претензии. Получишь развод, и выходи замуж снова. Я завопила: – Нет, ты все-таки ненормальный! Зачем тебе взваливать на себя заботы о чужом ребенке? Он пожал плечами: – Когда Алла разбилась, она была беременна на третьем месяце. После этой аварии у меня своих детей не будет. С некоторых пор в нашей стране, в связи с появлением собственности, снова стали популярны вопросы наследования, должен же я передать кому-то свои капиталы? Видя, что я вовсе остолбенела, он наклонился ко мне, коснулся губами волос на виске и сказал: – Иди спать, уже поздно. |
|
|