"Охотник за мечтой" - читать интересную книгу автора (Кинсейл Лаура)

Глава 13

– Да благословит вас Господь и дарует вам мир ныне и во веки веков. Аминь.

– Аминь, – хором повторили собравшиеся.

Повернув вверх ладони, священник сделал знак, что все могут встать. Провожающие из передних рядов начали проходить мимо родственников покойного, одетых в черные накидки и вуали, и каждый коротко кланялся, выражая соболезнование. Засунув руки в соболью муфту, Зения ждала своей очереди, глядя на легкие облачка, образовывавшиеся в холодном воздухе от ее дыхания. Рядом с ней, молчаливая и неподвижная, стояла графиня Белмейн, с застывшим лицом наблюдая, как по очереди поднимается ряд за рядом.

– Видимо, нам суждено встречаться на похоронах, – прозвучал позади Зении бесстрастный голос.

Зения сразу же узнала лорда Уинтера. Еще две недели назад ей сказали, что он приедет, только она не знала, когда именно. У нее застучало в ушах, и она поднялась с церковной скамьи. Его мать, несомненно, тоже услышала слова сына, но графиня не выдала себя даже намеком на какие-либо чувства, а просто, подобрав юбки, встала и вышла из ложи, когда швейцар открыл для нее дверцу. Зения не смогла сохранять такую выдержанность: повернув голову, она посмотрела на него из-под черных страусовых перьев, свисавших с ее шляпы.

Лорд Уинтер, одетый в черное с подобающим к случаю черным крепом на рукаве и на шляпе, представлялся истинным джентльменом. Его кожа, темная от загара, выглядела свежей и ухоженной, а голубые глаза пронизывали насквозь – Зения никогда не забывала его глаз. Он холодно и пристально смотрел на нее, проявляя не больше эмоций, чем его мать.

– Миледи, – тихо обратился он к «жене» и, сняв шляпу, жестом предложил ей пойти впереди.

Миледи. Зения чувствовала, что он следует за ней, ощущала его присутствие рядом и тогда, когда пожимала руки членам семьи. Она видела их покрасневшие глаза и ошеломленные взгляды, направленные на лорда Уинтера. Правда, некоторые из родственников, охваченные горем, даже не заметили его. Усопший относился к потомкам графского рода, был членом парламента, опорой зерновых законов и дела тори, и в знак любезности леди Белмейн сама организовала доставку белых цветов от процветающих домов Суонмира. Недавно овдовевшая женщина, держа руку Зении, непроизвольно подала другую руку лорду Уинтеру.

– О, хвала Господу! – сказала она прерывающимся голосом, глядя на него сквозь вуаль. – Я слышала новость, но… О, какой радостью наполнилось мое сердце в тот момент, когда я увидела вас благополучно вернувшимся домой к вашей доброй, милой, очаровательной жене и маленькой дочери!

– Я рад, – не забирая у вдовы своей руки, сухо ответил лорд Уинтер в тот самый момент, когда Зения пробормотала:

– Я очень сожалею. – Она взглянула на него, смутилась, снова посмотрела на вдову и поспешно добавила: – Я имею в виду вашу потерю.

Но вдова уже смотрела на следующего подходившего выразить соболезнование, и лорд Уинтер, взяв Зению под руку, повел ее по проходу вслед за несгибаемой фигурой матери.

– Моя добрая, очаровательная жена и маленькая дочь? – натянуто спросил он.

Проходя через холл и потом выйдя на прохладный воздух, Зения ощущала у себя на локте его руку, но все происходящее казалось ей нереальным, весь мир вокруг нее стал серым: мрачный камень церкви, серебристо-серые облака, голые деревья.

– Да, у меня есть дочь. – Зения не смела взглянуть вбок на него из-под своей шляпы. – Ее отец – вы.

Лорд Уинтер взял руку Зении и крепко сжал ее. Его пожатие нельзя было назвать успокаивающим или ласковым, в него он вложил всю безмолвную яростную силу. Зения не могла понять, что он чувствовал, она только ясно ощутила причиненную ей физическую боль.

– Как ты посмел выбрать такое время для своего появления? – бросив Ардену холодный взгляд, вполголоса спросила мать, ожидавшая на ступенях церкви.

– Я так счастлив видеть и вас тоже, мама, – произнес он мягко.

– Ради Бога, Арден! Похороны мистера Форбиса! Что подумают люди?

– Полагаю, – он чуть заметно улыбнулся, – они подумают, что я не совсем мертв, как он, бедняга.

– Оставь остроумие для своего клуба. Я поговорю с тобой, когда мы вернемся домой. – Леди Белмейн повернулась и пошла к экипажу.

– Удивляюсь, что при таком обращении со мной я снова не уехал, – буркнул лорд Уинтер, наблюдая, как его мать садится в карету.

Ничего не говоря, Зения смотрела вниз на свою муфту и темные юбки, которые раздувал холодный ветер. Все экипажи выстроились в линию позади экипажей семьи и наемных факельщиков с профессионально скорбными лицами и задрапированными черным факелами. Процессию возглавлял катафалк, запряженный четверкой неподвижно стоявших лоснящихся черных лошадей, украшенных черными плюмажами.

– Я приехал в собственном ландо, – сообщил лорд Уинтер. – Вы поедете со мной, леди Уинтер?

– Я уверена, леди Белмейн ожидает, что я… – в панике заговорила Зения, но его крепкая хватка пресекла ее попытку уйти.

– Не сомневаюсь, что леди Белмейн ожидает вас, но вам придется понять, что желания вашего мужа и вашей свекрови редко находятся в гармонии.

– Я… – Зения украдкой взглянула на него.

– Не здесь. – Лорд Уинтер потащил ее за собой, удостоив отрывистым кивком пару, явно собиравшуюся подслушать их разговор.

Он повел Зению вдоль длинной цепочки экипажей, вытянувшейся по всему церковному двору и по деревенскому лугу, к последней коляске. Зения вся дрожала. Лорд Уинтер помог ей подняться в ландо, занял место на сиденье напротив, и лакей в ливрее Белмейнов закрыл дверцу.

– Лорд Белмейн настоял, чтобы я жила… – начала Зения, но он перебил ее:

– Боже, сколько времени займет церемония, как по-вашему? – Он выглянул в окно. – Ненавижу похороны. Вы здесь несчастливы?

– Нет, – покачала головой Зения и сжала пальцы в муфте.

Она взглянула на его профиль, и ей показалось, что он сжал челюсти. Морщины вокруг глаз на выжженной солнцем коже, худые, как у бедуинов, щеки, ставшие еще более суровыми черты лица – вот образ отца ее ребенка.

– Так трудно поверить, что вы здесь, – вздохнула она.

– Правда? – Лорд Уинтер искоса взглянул на Зению. – Я здесь совершенно de trop?

Она не считала, что Элизабет полностью похожа на него, но ее сердце на долю секунды восстало против их сходства, когда Зения неожиданно ясно увидела в дочери не только его голубые глаза и черные волосы, высокие скулы и упрямый подбородок, но и его характер. И хотя перед ней сидел явно мужчина, притом загорелый и грубый, его пухленькая, темноглазая, розовощекая дочь была точной его копией.

– Я не… – Зения удержалась, чтобы не прикусить губу. – Что значит de trop?

– Лишний, – сухо пояснил он.

Лошади двинулись вперед, следуя за процессией медленным размеренным шагом.

– Нет, здесь ваш дом.

Лорд Уинтер горько усмехнулся. Видимо, он не хотел смотреть на нее, а предпочитал наблюдать за томительно-медленным продвижением погребального кортежа мимо церкви.

– Боже, сколько времени это займет? – снова спросил он, откинув голову на спинку сиденья.

– До нового кладбища четверть часа – оно за рекой, затем служба и потом ленч у Форбисов… Ваша мать не останется больше, чем на час. К трем часам все должно закончиться.

– Вы, как я вижу, специалист по похоронам. – Лорд Уинтер поднял брови, и их движение вызвало у Зении поток воспоминаний.

– Я присутствовала на нескольких, – смущенно ответила она. – С вашей матерью.

– Да, конечно. Какая послушная невестка.

– Мне нетрудно. Мне даже нравится.

– Вы сказали ужасную вещь, – он снова повернул голову к ней, – вам нравятся похороны?

– То, как происходят они у англичан. – Зения погладила муфту. – Конечно, для родственников процесс очень печальный, но… В общем, среди умерших я ни с кем не была знакома.

– Вот как? – Он поморщился. – Неужели я не удостоился даже поминальной службы?

– Поминовение было. – Зения все продолжала и продолжала гладить муфту.

– Ты пролил хоть слезинку, волчонок?

Его прежнее обращение к ней, казалось, повисло между ними в холодном воздухе. Она подняла взгляд, но лорд Уинтер снова резко отвернулся к окну, и серый свет осветил его скулы и резко очерченный профиль.

– Ты хорошо питался, – заметил лорд Уинтер.

Замечание напоминало беспристрастное наблюдение, Зения с таким же успехом могла сказать, что он долго пробыл под солнцем пустыни. И все же от его слов она вспыхнула. Зения четко осознавала, что ее фигура изменилась. Рождение Элизабет изменило ее тело, грудь и бедра. Она пополнела и округлилась, и ни одна из костей нигде не выпирала. Он сделал ей Элизабет, изменил ее тело и ее жизнь, но сейчас они сидели, как незнакомые – на самом деле, они и не были знакомы.

– Теперь все по-другому, – промолвила она.

– Безусловно, – саркастически усмехнулся он. – Вы носите платье. Аллах акбар!

– Я не буду говорить по-арабски, – глухо отозвалась она, – с ним покончено.

– Понятно. Прошу извинить меня, леди Уинтер.

Передняя карета, в которой ехала его мать с невесткой, уже скрылась из виду за поворотом. На поминальном ленче он позволил Зении исчезнуть или, возможно, позволил исчезнуть самому себе, не выразив протеста, когда она села в экипаж вместе с его матерью. Остановив ландо у ворот, лорд Уинтер вышел, и экипаж поехал дальше по дорожке без него.

Он стоял и смотрел на кованые ворота, украшенные гербом Белмейнов, не обращая внимания на сторожа. Мужчина отбросил со лба прядь волос, вошел в сторожку у ворот и, следя за лордом Уинтером, постарался спрятаться за шторой. Арден его не знал, да он никогда особо и не присматривался к слугам в Суонмире. При строгой требовательности его матери штат менялся постоянно, так что все слуги были известны в доме скорее по их месту службы, чем по именам. Наем и расчет прислуги относились к самым любимым развлечениям леди Белмейн.

Лорд Уинтер повернулся и зашагал по дорожке, пока не дошел до знакомого дерева. Рододендроны под ним стали гораздо выше, но сквозь их изогнутые ветви виднелась петляющая среди леса дорожка, и он раздвинул тростью покрытые зимней росой веточки. В воздухе стоял слабый запах дыма и сырой листвы, и, возможно, ночью будут первые заморозки. Арден стоял, пар от его дыхания повисал в холодном воздухе, а потом исчезал. Ардена ждало озеро, но он еще не совсем был готов выйти к нему, и к дому тоже. Он все сделает постепенно. Закрыв глаза, он вдохнул зимний воздух английского леса. «Если бы я мог всю свою жизнь прожить в лесу, как какой-нибудь отшельник или как лиса в норе, мне не нужно было бы покидать Англию», – подумал Арден.

Он вспомнил, что когда-то в лесу вырыл нору под огромными корнями ильма, берлогу столь глубокую, что мог заползти внутрь и свернуться там, как сурок. Он застелил ее лошадиной попоной и, часами лежа там, изображал медведя или иногда крота, зажмуривался и пытался унюхать в темноте червяков. «Он весьма замкнутый мальчик, мадам, – как-то сказал один из его воспитателей. – Возможно, товарищ его возраста помог бы ему стать более общительным». В результате в имении появился отвратительный четвероюродный кузен, который все лето прыгал на берлоге Ардена, пока не осела кровля, и ябедничал на него, когда он попытался затащить обратно лошадиную попону. В то лето Арден научился, как бороться, и демонстративно убегал. Однажды ему удалось добраться только до местной таверны, но ему понравилось убегать, он получал от этого невероятное удовольствие. Когда ему исполнилось четырнадцать, он записался в армию, но ему не повезло: его узнал слуга, уволенный из Суонмира и только что получивший вознаграждение за вступление в армию как новобранец. Только его вмешательство не дало Ардену уехать с восемьдесят вторым пехотным полком.

Лорд Уинтер подошел к ильму. Нора давно исчезла, но корни дерева проглядывали сквозь опавшую листву и мягкую почву. Он тихо постоял на вершине крутой насыпи, а потом сел на толстый корень, образовывавший перемычку над канавой, снял шляпу и положил лицо на скрещенные руки.

Он смутно вспомнил Зению – хрупкую, опаленную солнцем, запыленную красавицу, теперь эта женщина стала необыкновенно прекрасной: в блестящем черном шелке, стянутом на талии, в пышных юбках, в шляпе с перьями, в ажурных перчатках и с собольей муфтой она выглядела невероятно элегантной. Темные глаза с пушистыми ресницами казались огромными, округлые щеки нежными, рот – верх совершенства, а лицо, холодное и белое, напоминало слоновую кость, вставленную в шикарное черное обрамление. Она олицетворяла богиню красоты и холода, никогда прежде в своей жизни лорд Уинтер не видел таких женщин. Между ней и видением в пустыне не существовало даже отдаленной связи. Не страдая избытком самомнения, он и представить себе не мог, что занимался любовью с такой умопомрачительной женщиной в черном. Арден ненавидел светских дам и непроизвольно подумал, что, несмотря на ее красоту, мог бы всей душой невзлюбить ее. Арден назвал ее именем, которое придумал для нее, а она лишь вопросительно посмотрела на него, как будто он сделал какой-то немного неуклюжий ложный шаг.

Если бы дело касалось только ее одной, лорд Уинтер сейчас встал бы, повернулся и уехал из Суонмира, ведь их «законный брак» – не больше, чем небылица. Безусловно, она актриса, решил лорд Уинтер. Она смогла превратиться из бедуинского мальчика в незащищенную женщину, а потом в леди Уинтер, но он не мог в одно мгновение разоблачить ее. И все же он не уехал.

Ему сказали, что у него дочь, но, увидев, какой далекой незнакомкой предстала эта женщина, он в данный момент не готов принять ее ребенка как своего собственного. Лорд Уинтер не отрицал такой возможности, он помнил, что они были близки, – просто он не мог в своем мозгу трансформировать случившийся факт в действительное появление ребенка от такой эфемерной связи.

Она оказалась девственницей – подобное обстоятельство сильнее всего отпечаталось в его памяти. Прежде он никогда не занимался сексом с девственницами, а с тех пор он вообще не имел женщин. Болезненная искра желания пробежала по его телу. Лорд Уинтер поднял голову и уставился в ствол дерева. После столь долгого воздержания в нем постоянно тлело желание, но чтобы оно вспыхнуло так внезапно и с такой силой при одной только мысли о ней – его собственная реакция удивила и раздосадовала Ардена.

С силой бросив гальку, он посмотрел, как она ударилась о ствол и отскочила обратно, а затем отряхнул грязь с рук и встал, решив, что невозможно отложить все навсегда.

Он шел, и постепенно за деревьями появлялся дом. Озеро отражало серое небо и серебряную дорожку буквой V, вытянутую до самой середины, где один из черных лебедей шлепал по воде крыльями. Позади озера над длинным зеленым склоном возвышалось величественное белое здание правильной формы с красивым фасадом, высокими окнами на фронтоне, пилястрами, вазами и прочими украшениями, выдержанными в строгом стиле.

Арден остановился, дыхание замерло у него в груди, губы и челюсти сжались.

Прошло столько лет, столько долгих лет, и тем не менее ничто не изменилось, все осталось тем же самым – огромным, холодным и безупречным. Он закрыл глаза и грустно усмехнулся – ильм и разрушенная берлога казались ему больше похожими на дом.

Когда лорд Уинтер шел по тропинке вокруг озера, на мгновение у него появилось нелепое желание, чтобы рядом с ним находился Селим. «Селим!» – иронически фыркнул он и оперся на трость, так что ее конец глубоко воткнулся в сырую землю.

Зения торопилась поскорее увидеть Элизабет и, не задерживаясь в гостиной, сразу же пошла переодеться, предоставив свекрови самой сообщить лорду Белмейну, что его сын наконец-то прибыл.

Она прервала игру дочери с ложками, которые та старалась ухватить крошечными пальчиками, и отпустила няню. Взяв ребенка на руки, Зения прижалась лицом к животику Элизабет, на которой был надет белый с голубым детский фартук, и пофыркала в него, а Элизабет, рассмеявшись, потянулась к перьям на шляпе матери.

Зения не могла долго оставаться без дочери, поэтому Элизабет не жила в детской. Ночью они спали вместе в постели Зении, а в смежной комнате стояла детская кровать и кушетка для няни, лежали игрушки. Зения понимала, что леди Белмейн не одобряет такого распорядка, но ни леди, ни лорда Белмейн их внучка, видимо, не очень интересовала. С самого рождения Элизабет леди Белмейн невзлюбила ее, потому что родился не мальчик, а единственное замечание лорда Белмейна сводилось к тому, что он не очень разбирается в детях, но считает ее очаровательным ребенком. В его высказывании содержался скрытый намек, что он взглянет на Элизабет еще раз, когда она вырастет, но, вероятно, никак не раньше.

Зения не возражала и радовалась, что у нее родился не мальчик, потому что так ее ребенок принадлежал только ей. Она отлично понимала, что лорд и леди Белмейн проявили бы всю свою власть и ни за что не допустили бы, чтобы мальчик жил вместе с ней, не позволили бы ей ласкать его, нежить и баловать. Но они не мешали Зении обращаться с Элизабет, как ей хочется, пока она не увозила девочку из Суонмира. В день рождения Элизабет, когда ей исполнился год, граф пригласил Зению к себе в кабинет и показал документы, по которым Элизабет становилась единственной наследницей, не считая леди Белмейн и Зении, получавших огромное состояние.

– Разумеется, титул она пока не получит, – объявил граф, сидя за большим письменным столом и не отрывая глаз от разложенных перед ним бумаг, – но я устроил так, что родовое имение перейдет к ней. Когда она выйдет замуж, ее муж должен будет взять имя Мэнсфилд, и только при таком условии ее мужское потомство унаследует титул. Я не стану посвящать вас в юридические детали, так как они довольно скучны, но вы можете не сомневаться, что девочка будет иметь все.

Он оставался холоден и официален, когда Зения поблагодарила его.

– Вам не за что благодарить меня. – Он наконец взглянул на нее светлыми голубыми глазами. – Честно говоря, мадам, я ждал так долго, чтобы окончательно убедиться, что ваша дочь – ребенок моего сына. Но сходство неоспоримо. Во всяком случае, я постарался все расставить по своим местам.

Временами Зения не признавала, что существует вообще какое-либо сходство, хотя никогда не осмелилась бы возражать. И только теперь она поняла, что имел в виду граф, и, как ни странно, его слова немного напугали и расстроили ее. Он вернулся – человек, который является отцом Элизабет, и каким-то образом оказалось, что вопреки разнице в чертах и цвете кожи Элизабет похожа на него.

Зения отнесла Элизабет к себе в комнату и опустила на кровать.

– Ты моя, – произнесла она, играя ножками дочери. – Моя, моя, моя! Разве не так?

Малышка агукнула и немедленно поползла к краю кровати. Она росла своенравным, настойчивым ребенком и начинала сердиться, если ей мешали что-то сделать. Зения успела подхватить дочь, не дав ей упасть с высокой постели, и перекатила ее к спинке кровати. Очень быстро сообразив, как спуститься вниз, Элизабет сразу же отправилась за своими ложками и довольно засмеялась, когда ей удалось увернуться и не попасть в руки матери.

Оставив дочь в покое, Зения принялась отвязывать со шляпы черную ленту. Ее пальцы почти не дрожали, но они до сих пор не слушались ее. Он вернулся. Он вернулся живым, стучало у нее в мозгу. Бросив шляпу на кровать, она позвонила горничной.

Приставленная к Зении девушка отличалась молчаливостью, на ее короткий вопрос: «Что мадам хочет надеть?» – Зения окинула взглядом свой гардероб. Все ее платья имели черный, серый или сиреневый цвет – в конце года леди Белмейн своим спокойным тоном высказала предположение, что вдове лорда Уинтера не следует торопиться отказываться от траура. Сначала Зения не возражала, но позднее она с тоской стала думать о разноцветной одежде, которую носили другие дамы.

Свой совет леди Белмейн дала еще до того, как они узнали, что Зения на самом деле не вдова и даже не фиктивная вдова. За две недели Зения вроде бы свыклась с этой новостью, но все еще чувствовала себя так, словно что-то сдавливает ее сердце и мешает ему нормально биться. Она несказанно удивилась, что, услышав в церкви знакомый голос, не рассыпалась на тысячу трепещущих кусочков.

Лорд Уинтер приехал на неделю позже, чем его ожидали. Для всех неделя превратилась в вереницу мучительных размышлений о том, как он будет выглядеть, что скажет, объявит ли ее перед всеми обманщицей. Лорд Белмейн ничего не сказал Зении по поводу полученной новости; он просто кивнул ей и немного язвительно буркнул, что они все рады известию о возвращении лорда Уинтера, который все же не встретил свой безвременный конец и вспомнил о доме. Видимо, его нисколько не заботил приезд сына, потому что он не придумал ничего лучшего, чем внезапно начать ремонт и перестройку в большей части огромного дома, закрыв боковые помещения и отдав спальни малярам и плотникам, которые сейчас громыхали в спальне, расположенной по соседству с комнатой Зении.

Выбрав наименее мрачное платье цвета пыльной лаванды, маленький кружевной чепец и собрав сзади волосы, чтобы завитки локонов спадали у нее за ушами, Зения обняла Элизабет. Она осыпала лицо дочери отчаянными поцелуями, несмотря на попытки увернуться и протесты малышки, и опустила ее вниз. Пока ноги не подвели ее, Зения вышла из комнаты и спустилась по лестнице.

Она полагала, что ее величественная мать леди Стенхоп, вероятно, воспитывалась в доме, похожем на Суонмир, с огромными фресками, изображавшими богов и богинь, которые украшали стены и потолок парадной лестницы. У основания лестницы рядом с нарисованным спаниелем Зению ожидал неулыбающийся лакей, чтобы проводить ее в гостиную, которую называли «комнатой короля Пруссии» в честь какого-то визита царственной особы в прошлом веке. Лакей открыл перед Зенией высокую дверь, поклонился и закрыл ее за ней.

Леди Белмейн, что-то говорившая своим ровным низким голосом, тем тоном, который мог замучить своей строгой, безошибочной четкостью, замолчала и посмотрела на Зению.

– А, вот и твоя жена, – любезно произнес лорд Белмейн.

Комната показалась Зении длиной в сотню миль. Неслышно ступая по ковру, Зения пошла вперед мимо позолоченной мебели и золотистых драпировок, туда, где в противоположном конце стоял лорд Уинтер, небрежно прислонившись к одной из белых колонн, обрамлявших окна. Она остановилась, осмелилась на мгновение поднять взгляд до края его гладкого темного жилета и присела в реверансе.

– Формальности ни к чему, – сухо проговорил он. – Мы уже встречались. Я хочу видеть свою дочь, – непреклонно объявил он.