"Опьяненные страстью" - читать интересную книгу автора (Паркер Лаура)

Глава 19

– Добрый вечер, маркиза.

Даже теперь, спустя неделю, Мадлен вздрагивала, услышав такое обращение. Не помогло даже то, что на этот раз к ней обратился собственный муж. Она оторвалась от книги, которую старательно пыталась читать весь предыдущий час.

Себастьян, скрестив руки на груди, прислонился к дверному косяку гардеробной, разделяющей спальни супругов. Он уже успел облачиться в черные атласные панталоны, белые чулки и черные туфли и выглядел элегантно, уверенно и мужественно. Его небрежная поза невольно привлекала внимание к его чреслам, и оба супруга знали, в чем дело.

– Добрый вечер, месье. – Она хотела встать с парчовой кушетки-рекамье, на которую присела, чтобы не измять вечернее платье, но Себастьян жестом остановил ее.

– Не вставай ради меня, дорогая. Экипаж подадут только через четверть часа.

Он прошел в комнату и огляделся. Зрелище и вправду было достойным внимания: стены недавно заново обили розовым шелком и украсили зеркалами и картинами, кресла обтянули гобеленом с цветочным узором. Мебель в стиле чиппендейл украшали китайские безделушки, ноги утопали во фламандских коврах. Пляшущий в камине огонь наполнял комнату приятным теплом, на потолке поблескивала французская хрустальная люстра. Большую часть комнаты занимала кровать, застеленная розовым шелковым покрывалом, отделанным кремовым кружевом, с целой горой валиков и подушек с лентами, кружевом, вышивкой, рюшами, кисточками и бахромой.

Себастьян окинул постель придирчивым взглядом, словно перед ним был усовершенствованный воздушный шар, назначение которого он знал, но о принципах действия не догадывался.

«Пусть смотрит сколько угодно – это его право», – с раздражением думала Мадлен, наблюдая за мужем.

В первую брачную ночь после ошеломляющего дня, в течение которого она успела выйти замуж и познакомиться с доброй половиной представителей высшего света во время обильного и роскошного свадебного завтрака, Мадлен ожидала увидеть мужа в своей постели. Но он так и не пришел. Во вторую ночь она сама отправилась к нему в спальню. Дождавшись от жены этого проявления покорности, Себастьян ясно дал ей понять, что ее присутствие в его постели нежелательно.

Так продолжалось еще пять ночей. Лежа в одинокой постели, Мадлен ждала и гадала, переступит ли когда-нибудь нога Себастьяна порог ее спальни. Мысли мучили ее, пока она не проваливалась в беспокойный сон.

Каждый звонок в дверь заставлял ее боязливо вздрагивать. С тех пор как Мадлен стала маркизой, де Вальми дважды находил способ связаться с ней: в первый раз какой-то оборвыш на улице сунул ей в руку записку, а сегодня утром Мадлен обнаружила послание от де Вальми в конверте с письмом от тетушек. Де Вальми сообщал, что во Франции арестован очередной его осведомитель и что если к утру она не доставит требуемые сведения по указанному адресу, он прервет связь с Ундиной раз и навсегда.

Мадлен сожгла записку, но день был уже безнадежно испорчен – должно быть, как и вся предстоящая жизнь. Она пыталась убедить себя, что не обязана проявлять преданность по отношению к Себастьяну – ведь он даже не пытался исполнить свой супружеский долг. Но как она могла шпионить за ним и не чувствовать угрызений совести?

Внезапно их глаза встретились.

– Почему вы женились на мне? – вдруг выпалила Мадлен, не ожидавшая от себя подобного вопроса. Себастьян тоже оказался застигнутым врасплох.

– Что, дорогая?.. Потому, что ты хороша собой, молода и забавна.

Мадлен крепко сжала в руках книгу, решив положить конец недомолвкам – пусть даже ценой гнева Себастьяна.

– Все это и даже более вы могли бы получить, сделав меня своей любовницей.

Он ответил ей любезной и обаятельной улыбкой.

– Согласен. Но в таком случае я не мог бы рассчитывать на твою неизменную преданность, верно? – Он заметил, как Мадлен виновато вздрогнула и опустила веки. – А у тебя не было бы той защиты, которую обеспечивают мое имя и титул.

Мадлен настороженно наблюдала за тем, как он подходит ближе.

– Разве я в ней нуждалась? А как же ваша теория независимой женщины?

– Эта теория – всего лишь фикция. – Он вынул из рук Мадлен книгу, перевернул ее, прочел заглавие и улыбнулся. – Чистейший вымысел – вроде этого вздора. – Он положил книгу на колени Мадлен, задев кончиками пальцев ее бедро. Мадлен увидела, как его веки дрогнули. Себастьян отступил на шаг. – Пожалуй, тебе первой следовало бы согласиться с такой оценкой. Ты прожила в Лондоне более двух месяцев, но разве сумела достигнуть поставленных перед тобой высоких целей?

– Вы знаете, что этого не произошло. Но не из-за моего смущения или неуверенности в себе. Я просто набиралась опыта.

– Хочешь, я открою тебе один секрет?

– Как вам будет угодно.

– Несмотря на все преимущества и достоверность моей теории, любая любовница, девушка или женщина ни о чем не мечтает так, как о замужестве со знатным и состоятельным человеком. Вот почему моя теория потерпела фиаско. Ты добилась своего, дорогая! Причем без лишних усилий!

Мадлен нахмурилась.

– Ошибаетесь. Я вышла за вас замуж не ради ваших денег и титулов.

– Вот как? – Себастьян смерил ее холодным взглядом.

Между бровей Мадлен залегла крохотная морщинка.

– По-моему, у вашей теории есть свои достоинства, месье. Уверена, когда-нибудь женщины будут такими же независимыми, как мужчины. Неверно был выбран лишь метод достижения цели.

Искренне заинтересованный, Себастьян уселся в кресло на расстоянии нескольких футов от Мадлен.

– Что ты имеешь в виду?

– Вы объясняли, что независимость требует целеустремленности и самодостаточности. Пока женщина вынуждена приобретать богатство с помощью мужчины – в замужестве или в постели, – она зависима от него. А он уверен, что она – его собственность, поскольку он дарует ей защиту, свое имя или же деньги. Я убеждена, что женщины способны составить себе состояние тем способом, который пока считается привилегией мужчин, – благодаря уму, предприимчивости и другим качествам, а не телу. Они могут стать контрабандистами, авантюристами и торговцами. Но это не относится к аристократкам: я повидала ваших женщин и убедилась, что они стремятся лишь к тому, что можно получить посредством брака. Но такие женщины, как я – а я всегда мечтала стать искусным поваром, – когда-нибудь добьются своего. Да, я твердо верю в это! Придет время, когда мужчины и женщины будут встречаться для того, чтобы испытать радость общения.

– Возможно, ты права, – пробормотал Себастьян, которого всегда поражал пытливый ум Мадлен. Впервые его осенило: эгоистично решив, какая жизнь наилучшим образом подойдет Мадлен, он отнял у нее нечто очень важное – ее мечты.

Он попытался перевести разговор на другую тему:

– Кстати, прими комплименты по поводу твоего выбора нового повара. Он просто чудо. Вы обмениваетесь с ним тайнами ремесла?

Мадлен покраснела.

– Да. Он виртуоз, но я знаю кое-что, о чем он и не подозревает.

Себастьян невольно улыбнулся: вряд ли в Англии нашлась бы еще одна маркиза, способная признаться, что каждое утро она проводит в кухне, перенимая опыт повара и делясь с ним секретами.

Исподтишка Себастьян наблюдал, как Мадлен неловко поводит плечами, избавляясь от напряжения. Подрагивание ее груди в низком вырезе вечернего платья он встретил с нескрываемым восхищением.

– Почему ты вышла за меня замуж?

– А вы почему женились на мне? – откликнулась она.

– Потому, что ничего не мог с собой поделать, – просто ответил он.

Впервые после встречи на террасе Локсли-Хаус Мадлен увидела в его глазах неприкрытое вожделение, но по твердо сжатым челюстям поняла: Себастьян борется с ним.

– Судя по голосу, вы несчастны. И я тоже.

– Чего же ты ожидала? – пожал плечами Себастьян, вспоминая собственное предсказание. – Я еще никогда не слышал о счастливом браке.

– Наверное, вы знакомы не с теми людьми.

– А сколько счастливых супружеских пар знаешь ты? Может, причисляешь к ним и своих родителей?

Мадлен поморщилась. Какая горечь сквозила в его голосе! Мадлен не знала, чем рассердила его. Пожалуй, лишь тем, что он чувствовал себя несчастным, как и она.

– По-моему, месье, они любили друг друга.

– Неужели? И даже после свадьбы? – Мадлен гневно нахмурилась, пытаясь пробудить в нем совесть, но Себастьян не собирался отступать из-за каких-то гримас. – Видимо, они были счастливы потому, что не вступили в брак? Я слышал, незаконная любовь – самая сладкая. Я согласен с этим мнением, а ты?

Мадлен потупилась, уставясь на свои колени. Она предаст его в любой момент, как только представится случай, лишь бы спасти мать. Но все ее существо восставало против такого шага.

– У нас все могло быть иначе.

– Зачем?

Мадлен сжалась от вспышки боли и гнева.

– Я могла бы стать вам настоящей женой.

– Ты и есть настоящая жена. – Он поторопился с ответом, и Мадлен заподозрила его во лжи. – И прошу тебя принять к сведению, что, хотя я наполовину француз, я намерен твердо следовать правилам английских мужей. В Англии женам не позволено обзаводиться любовниками. Я ясно выразился?

– Абсолютно, – бросила Мадлен.

– Тогда я вновь повторяю вопрос: почему ты вышла за меня замуж после того, как в Локсли-Хаус заявила, будто больше не желаешь меня видеть?

Мадлен закрыла глаза. Именно на этот вопрос она не могла ответить честно, поэтому погрузилась в молчание.

Он ощутил ее боль и сжался от стыда, желая положить конец разговору. По десять раз на дню ему хотелось попросить у нее прощения за то, что случилось в поместье Локсли, но унижение, которому он подверг Мадлен, не относилось к тем преступлениям, которые легко загладить с помощью раскаяния и извинений. Себастьян не мог без содрогания вспомнить о том, что натворил.

Наконец Мадлен вскинула голову, с вызовом встретив его взгляд. Себастьян вытащил из-под жилета стилет с украшенной драгоценными камнями рукояткой. Наклонившись, он протянул его жене, держа за лезвие.

– Ты вправе обратить это оружие против меня, если у тебя есть на то причины.

Мадлен в ужасе раскрыла глаза, глядя, как пальцы Себастьяна сжались на опасном, тонком, как игла, лезвии. Помедлив, она твердо взялась за рукоятку стилета.

– Если вы когда-нибудь вновь причините мне боль, я отвечу вам тем же.

Себастьян не сомневался в ее искренности: ведь она до сих пор не забыла об унижении и боли. Даже если он больше ни разу не унизит ее, она будет держаться настороже. Что и говорить, счастливый брак!

Снизу донесся шум подъехавшего экипажа.

Себастьян встал.

– Пора ехать в Холланд-Хаус.[28] Поскольку ты готова, а мне еще предстоит завершить туалет, прошу тебя об одном одолжении. Я оставил пакет в библиотеке, в письменном столе. Сегодня он мне понадобится. Не могла бы ты принести его?

– Разумеется. – Мадлен радовалась любому предлогу, лишь бы оказаться подальше от мужа.

Он вытащил ключ из жилетного кармана. Мадлен заметила, что он полез в карман левой рукой – очевидно, правая по-прежнему болела. Себастьян никогда не упоминал о своей ране.

– Тебе понадобится ключ. Пакет помечен эмблемой конногвардейского полка. Спутать его с каким-нибудь другим пакетом невозможно.

На ужасную секунду в голове Мадлен мелькнуло: «Он знает! Он все знает!» Разумеется, Себастьян ничего не мог знать.

Она взяла у него ключ, стараясь не дотронуться до пальцев.

– Я уже говорил тебе, как прелестно ты сегодня выглядишь? – Голос Себастьяна стал хрипловатым.

Мадлен отвернулась.

– Мерси.

Себастьян дождался, когда Мадлен исчезнет за дверью, направляясь к парадной лестнице, а затем проскользнул к лестнице черного хода, которой пользовались слуги. По пути он надевал вечерний сюртук, морщась от боли. Он испытывал ее постоянно, с тех пор как отказался от надоевшей перевязи.

Насчет собственных планов он не обманывался: он затеял рискованную игру. Проиграв, он сам может оказаться предателем. Уайтхолл не поверит его объяснениям, что им якобы руководило желание разоблачить жену. Он поставил на карту все – ради чувства, которое не надеялся испытать. Он любит женщину, которая ненавидит его и не верит, что он способен на искренние чувства. Как забавно, нелепо и… справедливо!

Покончив с де Вальми, Себастьян намеревался загладить свою вину перед Мадлен, а в случае неудачи разрешить ей вернуться во Францию и назначить щедрое содержание.

Он встал за потайной дверью, ведущей в библиотеку, и наблюдал в глазок, как Мадлен роется в его столе. Он видел, как она заколебалась, прежде чем открыть пакет, затаил дыхание, пока она листала бумаги. Наконец Мадлен покачала головой и снова положила их в сумку. В чем дело? Неужели в ней вдруг проснулась щепетильность – свойство, которое Себастьян уже счел чуждым для жены? В конце концов она француженка, а Англия воюет с ее родиной.

Всю прошедшую неделю, лежа один в постели, он размышлял о поступках Мадлен. Вероятно, она уверена, что не совершает ничего противозаконного, занимаясь тем же, чем и Себастьян во Франции: слушает чужие разговоры, вставляет слово-другое, вызывая собеседников на откровенность, собирает, обдумывает сведения, которые могут оказаться полезными. И вправду, чем она хуже его самого? Ее невозможно обвинить в недостатке патриотизма. Значит, вся беда в том, что они, будучи врагами, стали жертвами любви? Тогда задача Себастьяна, как более опытного шпиона, – перехитрить и обезвредить ее.

Сестры Фокан упорно молчали, когда через день после свадьбы он попытался расспросить их о де Вальми. Они не объяснили, почему Мадлен оказалась у него в поместье, не признались и в том, где находится Ундина. Себастьян всерьез опасался, что все они состоят в заговоре и теперь их прелестным шейкам грозит петля. Зато сестры рассказали ему, как рыдала Мадлен, после того как он бросил ее в Локсли-Хаус. По словам Анриетты и Жюстины, Мадлен ни в чем не призналась, рассказала только, что между ней и Себастьяном произошла ссора и теперь она опасается, что они расстались навсегда.

Узнав о свадьбе, сестры Фокан обезумели от счастья. Жюстина заливалась слезами, вознося благодарности доброму Господу, Анриетта улыбалась и удовлетворенно кивала головой. Женщины рода Фокан редко выходили замуж.

Себастьян строго-настрого запретил сестрам сообщать об этом разговоре Мадлен, пригрозив в случае непослушания лишить их содержания. Вероятно, сестры все же нарушили обещание. Должно быть, Мадлен обо всем знала и теперь старалась помешать его планам заманить в ловушку де Вальми. Если француза первыми обнаружат солдаты, Мадлен и ее родным грозит смерть.

Себастьян вздохнул с облегчением, когда Мадлен вдруг взяла бумаги и сунула их под свой плащ. Наконец-то, мысленно возликовал он, и его сердце заколотилось в азарте погони. Маскарад окончен, начинается охота.

Он поспешил в свою комнату и встретил на пороге вернувшуюся из библиотеки Мадлен.

Прижав жену к себе, он приник к ней в страстном и продолжительном поцелуе. Подняв голову, он заметил на лице Мадлен странное выражение: скорбь, боль, глубокое сожаление. И страсть. «Поздно, дорогая! Слишком поздно!»

Обняв ее еще раз, он предложил ей руку.

С робким трепетом Мадлен смотрела на него как на помешанного.

– Что случилось? – наконец прошептала она.

– Ничего непоправимого! – Он улыбнулся прежней сияющей улыбкой. – Идем, дорогая. Вспомни, мы дали клятву друг другу. Наступает Новый год, а мы влюблены.

Новогоднее сборище оказалось шумным и многолюдным. Мадлен и Себастьяну пришлось просидеть полчаса в холодной карете, ожидая своей очереди, чтобы подъехать к крыльцу особняка. Себастьян боролся с желанием обнять жену и согреть, но довольствовался лишь тем, что наблюдал, как она кутается в меховой палантин – свадебный подарок. Мадлен удивилась, увидев, что им подали тяжелый дорожный экипаж, – в городе было принято пользоваться более легкими, богато отделанными каретами. Себастьян объяснил, что в дорожном экипаже будет теплее, его меньше продувает ветер. К счастью, Мадлен не заметила привязанного к карете сзади сундука.

Когда лакей наконец открыл дверцу кареты и они миновали толпу зевак, собравшихся поглазеть на роскошные платья дам и видных политических и прочих деятелей, Себастьян увидел, что Мадлен бледна как полотно.

– Тебе дурно, дорогая?

Мадлен покачала головой, подыскивая достойный ответ.

– Я не питаю особой привязанности к вашим друзьям, а они недолюбливают меня. Я выскочка без имени и приданого, и они недоумевают, почему вы женились на мне.

– Пусть недоумевают сколько угодно, – с довольной улыбкой отозвался Себастьян. – Я женился на той женщине, которую выбрал. А если через восемь месяцев у нас не появится ребенок, они окончательно растеряются. А теперь идемте, миледи, – сказал Себастьян, увлекая жену в толпу, вливающуюся в ярко освещенные двери. – Заставим их теряться в догадках и ломать голову!

Оказавшись во дворце, супруги на миг застыли в удивлении. Места для стульев не осталось, зал и лестница были запружены гостями. Сияние множества свечей слепило глаза, на шеях, в ушах и на запястьях дам сверкали драгоценности. Мороз сменился влажной духотой и облаком ароматов над морем человеческих тел.

Этим оплотом вигов властно правила леди Холланд, жена третьего барона Холланда. Известные сторонники Наполеона, Холланды славились своим пристрастием к политике. Ни в Англии, ни во Франции не нашлось бы салона, способного составить конкуренцию Холланд-Хаус. Себастьян считал, что если той ночью где-то и плелись интриги, то именно здесь, в стенах твердыни якобинцев.

Представившись хозяевам дома, Себастьян повернулся к Мадлен и сообщил:

– Боюсь, мне придется оставить тебя на несколько минут. – Он похлопал по пакету, который Мадлен принесла ему из библиотеки. – Если я не вернусь через четверть часа, ступай к двери и вели лакею подать наш экипаж. Встретимся дома.

– Подождите! – в тревоге воскликнула Мадлен, но толпа элегантно разодетых, взбудораженных гостей оттеснила ее от Себастьяна.

На миг Мадлен застыла на месте, несчастная и растерянная. Она чувствовала себя брошенной, отверженной, никому не нужной, хотя Себастьян только что представил ее хозяевам как маркизу, свою супругу. Она поплотнее запахнулась в плащ. Несмотря на духоту, она холодела от беспокойства. Как же быть с украденными бумагами? Сколько времени пройдет, прежде чем Себастьян выяснит, что они исчезли? И самое важное – как передать бумаги де Вальми?

– Маркиза, неужели это вы?

Услышав знакомый голос, Мадлен обернулась. К ней направлялась миловидная молодая особа с золотистыми волосами.

– Оделия!

Подруги с жаром обнялись, привлекая любопытные и подозрительные взгляды окружающих. Молодая маркиза знакома с содержанкой! Зрелище предвещало пикантные сплетни, которыми всегда изобиловали шумные сборища.

– Что вы здесь делаете? – спросила Мадлен, когда с приветствиями было покончено.

– Приехала взглянуть на Ричарда. – Лицо Оделии омрачилось. – Я узнала, что он будет здесь вместе с женой. Вы их не видели?

– Нет. Мне так жаль, – мягко добавила Мадлен. – Я искала вас, но выяснила, что вы теперь живете в деревне.

Лицо Оделии озарила улыбка.

– Так и было. Я недурно развлеклась и кое с кем познакомилась. – Но ее глаза остались грустными. Прежде ее взгляд не был столь пронизывающим, начисто лишенным наивности. – Да, о большем нельзя и мечтать. – Она протянула руку, показывая новый золотой браслет. – А как живете вы, молодая маркиза Брекон? Я не поверила своим глазам, увидев объявление в газете. Как вам это удалось?

– Сама не знаю, – честно ответила Мадлен. – Но не думаю, что это надолго.

– Конечно, надолго! – Оделия рассмеялась новым, несвойственным ей гортанным смешком, встревожившим Мадлен. – Думаете, маркизу было легко принять такое решение? Кроме того, чтобы расторгнуть брак, ему придется обращаться в парламент. Нет, считайте, ваш брак продлится вечно. Ну, рассказывайте! Маркиз и вправду невероятно богат? Должно быть, он завалил вас драгоценностями и нарядами? Какой у него дом?

Раздраженная и отчасти встревоженная алчным любопытством Оделии, Мадлен перебила ее:

– Вы приехали в собственном экипаже?

– Да, а в чем дело?

– Не могли бы вы одолжить его мне?

Оделия изумленно вытаращила глаза.

– Только не говорите, что вы спешите на тайное свидание! Вы замужем всего неделю!

– Нет, что вы! В этой толпе мне стало дурно, а беспокоить маркиза мне бы не хотелось. Как только я приеду домой, я отправлю ваш экипаж обратно.

– Разумеется, берите его и примите мои поздравления. – Оделия взяла Мадлен под руку. – Спасибо за то, что вы не забыли о нашей дружбе. – Ее воодушевленное лицо отразило неподдельную благодарность. – Вы настоящая подруга, не то что остальные.

Об «остальных» Мадлен размышляла, усаживаясь в экипаж Оделии и поеживаясь от ночного морозца. Она подозревала, что Оделия имела в виду одного Ричарда Болтри.

Теперь молодой дворянин женат и недоступен для Оделии. Вероятно, семья жены и родные вынудили его соблюдать приличия, пока его супруга не забеременеет. Себастьян часто сообщал ей подробности и нюансы светских обычаев, но Мадлен догадывалась, что вопреки им Ричард жаждет свободы. Вновь получив ее, он, несомненно, найдет себе юную и свежую подругу, какой была Оделия во время их встречи. А Оделия, как и следовало ожидать, нашла себе нового покровителя. И так она будет переходить от любовника к любовнику, пока не найдет покорного мужчину, согласного стать ее мужем, или не утратит молодость и красоту.

Как бы часто Мадлен ни спорила с тетей Анриеттой, теперь она понимала, почему тетя сожалеет о том, что английские обычаи и законы не предусматривают обязательной выплаты содержания отпрыскам любовниц. По словам Себастьяна, принятые во Франции формальности в любовных делах англичане считали недопустимой меркантильностью. Мадлен с горечью понимала: если Оделия откажется от redingotes d’Angleterre, ее дети будут нищими.

Следовательно, любовь ничего не значит без брака, гордиться можно лишь светским супругом. Неудивительно, что гости в Холланд-Хаус во все глаза таращились на молодую маркизу Брекон.

Мадлен печально смотрела в заиндевевшее окно экипажа. Улицы были темными и пустынными, их тишина казалась зловещей. Охваченная беспокойством, Мадлен постучала в переднее окно, приказывая кучеру хлестнуть лошадей. Как только бумаги будут доставлены по адресу и отданы де Вальми, она вернется домой, к мужу.

К мужу… Впервые мысль о нем вызвала у Мадлен улыбку. Несмотря на грустные размышления о судьбе Оделии, что-то в ее словах вселило в Мадлен надежду.

Себастьян не сможет развестись с ней без разрешения парламента. Он не из тех мужчин, которые с легкостью забывают о своих обязанностях. Он верит в науку и ее методы. В жены выбрал ее, несмотря на отсутствие титула, приданого и даже честного имени, – следовательно, всем этим достоинствам он не придает значения. Но какие требования он предъявляет к жене?

Прагматичная Мадлен понимала: вовсе не близость с ней и не испытанное наслаждение подвигло Себастьяна на женитьбу. Ведь она читала его мемуары. Но насчет его мотивов она не могла всецело заблуждаться. Даже сегодня во взгляде Себастьяна сквозила страсть. При этом воспоминании в душе Мадлен пробудилась надежда.

Вероятно, де Вальми сумеет спасти ее мать, а Себастьян никогда не узнает о предательстве. Хорошо бы их жизнь вошла в обычное русло. Тогда она подумает о том, как завоевать любовь и уважение мужа.

Это был первый проблеск надежды за последние две недели, а молодость и влюбленность превратили его в праздничный фейерверк в душе Мадлен.

Кучер спустился с козел и постучал в дверь дома, адрес которого ему назвала Мадлен. Прошло несколько минут, прежде чем дверь открылась и высокая, зловещая фигура в черном плаще приблизилась к экипажу.

Мадлен отперла дверцу и впустила ненавистного шантажиста.

– Месье де Вальми, – бесстрастным тоном начала она, не глядя на маркиза, – вот ваши бумаги. – Она резким движением протянула руку. – А теперь оставьте меня в покое!

Мадлен не услышала звука приближающихся шагов. Вдруг де Вальми вскрикнул и вывалился в приоткрытую дверцу экипажа. В следующее мгновение кто-то потащил из экипажа и Мадлен, зажав ей рот рукой в перчатке. Она отбивалась и пыталась укусить противника, но он набросил ей на голову плащ, сведя на нет все ее усилия. Второй неизвестный схватил ее за ноги и без труда выволок из экипажа.

Мадлен наугад нанесла удар головой и услышала стон: удар пришелся в грудь одному из мужчин. Кто-то прорычал ей на ухо:

– Прекрати отбиваться! Тебя никто не тронет!

Мадлен оказалась совершенно беспомощной: один крепко держал ее за щиколотки, а второй прижал ее руки к бокам. Пока Мадлен лежала неподвижно в коконе собственного плаща, в ее голове вихрем крутились страшные мысли. Что нужно этим людям? Кто они – шантажисты, насильники или грабители, польстившиеся на ее драгоценности? Себастьян придет в ярость, узнав, что у нее украли браслет его матери. А что он почувствует, узнав о ее гибели?

Кто-то поднял Мадлен и посадил – судя по ощущениям, на кожаное сиденье. Второй экипаж? Спустя мгновение с ее головы сдернули плащ. Мадлен инстинктивно прижала кулаки к груди, готовясь к борьбе.

– Вы?

Себастьян усмехнулся ей в открытую дверцу собственного экипажа.

– Они мне пригодятся. – Он выхватил из руки Мадлен бумаги, которые она собиралась передать де Вальми, и отступил. Вскоре он вместе с кучером втащил в карету что-то огромное и черное и положил у ног Мадлен. Она с ужасом поняла, что перед ней лежит де Вальми – связанный и с кляпом во рту.

Себастьян уселся напротив Мадлен и закрыл за собой дверцу.

Карета тронулась, и внутренняя лампа, загоревшись, бросила зловещие тени на лица пассажиров. Несколько долгих минут они смотрели друг на друга с гневом и досадой.

– Как вы узнали? – со стыдом прошептала Мадлен.

– Не только ты умеешь подслушивать и подглядывать в замочные скважины.

Мадлен вспыхнула.

– И давно вам обо всем известно?

– Я слышал, как ты предупредила его! – Себастьян кипел негодованием. Он толкнул де Вальми в бок ногой. – В ту ночь, когда я намеревался увезти тебя из Локсли-Хаус, ты посоветовала де Вальми не возвращаться в Лондон. Ты помогла ему бежать!

Мадлен растерялась под шквалом обрушившихся на нее обвинений. Значит, внезапный гнев Себастьяна в ту ночь был вызван отнюдь не ревностью! Его возмутили не объятия де Вальми, а ее предательство – ведь она предупредила врага о ловушке. Понимание не принесло успокоения: она повинна в гораздо более тяжком преступлении. Мадлен потупилась.

– У меня не было выбора.

– Неужели? – Себастьян рассеянно потер ноющее плечо. – Почему ты не обратилась ко мне? Ты подумала, что я откажу тебе в помощи?

– Я не… – Мадлен осеклась. – Я думала, что долг велит вам передать де Вальми властям. Если бы вам это удалось, я бы никогда не увиделась с мамой.

Он перестал потирать плечо.

– Объясни все по порядку.

Мадлен подчинилась. Пока карета катилась по пустынным улицам, Мадлен рассказала мужу обо всем, что произошло с тех пор, как в августе она получила последнее письмо от матери. Время от времени Себастьян останавливал ее, задавал вопросы, но в остальном слушал с вниманием, изумившим Мадлен.

– Как видите, у меня были причины думать, что вы подведете не только меня, но и всех нас, – заключила она, беспомощно разведя руками.

– Плохо же ты меня знаешь! – Он надолго погрузился в молчание. – Де Вальми – шпион, хитрый, коварный и безнравственный шантажист. Я не могу отпустить его на свободу.

Мадлен перевела взгляд на человека, лежащего у ее ног. Себастьян не без удовольствия пнул его, вложив в удар всю силу.

– Вы передадите месье де Вальми властям… – Она помрачнела. – Этот поступок будет стоить моей матери жизни.

– У меня иные планы. Не хочешь ли узнать о них подробнее?

Сердце Мадлен заколотилось.

– Что за планы?

Себастьян скрестил руки на груди и улыбнулся.

– Мы переплывем пролив, попадем во Францию, отыщем твою мать и доставим пса его хозяевам.

Мадлен уставилась на него, едва сдерживая слезы от внезапного порыва надежды и любви.

– И вы готовы сделать это ради меня?

Нежная улыбка приподняла уголки его губ и заставила засиять ярко-синие глаза.

– Неужели ты еще не поняла, что ради тебя я готов на все?

Боже, доводилось ли кому-нибудь слышать признание в любви над телом поверженного врага? Мадлен перевела взгляд на глухо застонавшего де Вальми.

– Он знает, где находится мама, и сказал, что только он может помочь ей. Если бы я отказалась шпионить за вами или с ним бы что-нибудь случилось, мама пропала бы навсегда.

– Для сторонника роялистов он поразительно хорошо осведомлен о действиях шпионов Наполеона. Каким образом он мог спасти твою мать от его же врагов?

– Не знаю…

– Зато я знаю. – Он склонился, приподнял связанного де Вальми и усадил его рядом с Мадлен. Глаза де Вальми горели бешеной ненавистью.

Улыбнувшись, Себастьян сел напротив и положил ногу между де Вальми и Мадлен, чтобы они не прикасались друг к другу.

– Итак, месье, или гражданин, или как вас там, пришло время поговорить. Впрочем, вам говорить не обязательно – только слушайте и кивайте. Возможно, сегодня ночью я спас вам жизнь. Я говорю «возможно», потому что мне еще предстоит увидеть, достойны ли вы таких усилий. Итак, я предлагаю вам выбор: вы можете отправиться с нами во Францию или попытать удачи и попробовать спастись в первом же английском гарнизоне, через который мы будем проезжать. Что вы выбираете? Францию?

Де Вальми резко кивнул.

Себастьян с улыбкой подхватил Мадлен и посадил ее рядом с собой. Он обнял ее, морщась от боли в руке.

– Стилет при тебе, дорогая? Вот и хорошо. Умеешь обращаться с ним? Тогда попрошу тебя сыграть роль стражника, а мне необходимо вздремнуть.

Вскоре после полуночи они достигли побережья Англии. К тому времени стало очевидно, что Себастьян нуждается не только в сне. В схватке с де Вальми, а затем с Мадлен его рана открылась. Когда он помогал Мадлен выйти из кареты, его рука дрогнула.

Мадлен молчала, когда они приблизились к судну контрабандистов, ждущему их у берега, но, слушая, как мужчины обсуждают предстоящее плавание, вдруг кое-что поняла. Она успела переодеться в захваченную Себастьяном теплую одежду: толстые шерстяные бриджи, чулки, рыбацкий свитер и красный плащ с меховой отделкой.

– До берега придется плыть в лодке, – прошептала она на ухо Себастьяну несколько часов спустя, вблизи от побережья Франции. – Но вы не сможете грести с раненой рукой.

– У нас нет выбора. Капитан не в состоянии пожертвовать своими матросами, чтобы доставить нас на берег. – В тусклом свете фонаря, льющемся из рубки, лицо Себастьяна казалось непривычно бледным, на лбу выступил пот. У него начиналась лихорадка.

– Грести мог бы кто-нибудь другой.

Себастьян вдруг расплылся в прежней беспечной улыбке светского красавца, которого Мадлен любила всей душой.

– Что же ты предлагаешь?

Она хитро улыбнулась:

– Я возьмусь за эту работу. Я умею.

Час спустя Мадлен упрямо налегала на весла, которые волны пытались вырвать у нее из рук. Корабль, доставивший их к французским берегам, растворился в ночи. Капитан увел его в уединенную бухту, где намеревался встать на якорь.

С палубы корабля Мадлен видела очертания берега – там слабо фосфоресцировали в темноте барашки на гребнях волн. Расстояние от корабля до берега не превышало ста пятидесяти ярдов, только и всего. Даже в лодке, среди черной воды, задача, вставшая перед Мадлен, казалась ей легко осуществимой.

Вероятно, ей придали смелости ухмыляющиеся лица матросов, обступивших ее, перед тем как она перебралась через борт корабля и спустилась в шлюпку.

– Постарайся довезти свой груз до берега без шума, малютка! Иначе французы пустят вас на корм рыбам!

Дружеский шепот капитана звучал у нее в ушах, пока шлюпка уплывала в непроглядную тьму. А теперь, борясь с волнами, Мадлен думала, что, должно быть, вступила в сделку с самим дьяволом. Ее пальцы давно озябли и онемели, их сводило судорогой, а прилив норовил утащить шлюпку от берега. Мадлен казалось, что лодка совсем не движется. Черные соленые брызги, невидимые в темноте, ливнем окатывали ее лицо и руки, и вскоре вся ее одежда промокла.

В заливе, врезавшемся в скалистый берег под непрестанным воздействием волн Атлантики, прилив был особенно силен. Капитан предупредил Мадлен, что необходимо поспешить, чтобы достичь берега вовремя. Мадлен не терпелось услышать голос Себастьяна, но она знала, что над водой голоса разносятся во все стороны. Обращаясь к Себастьяну, лежащему на дне лодки рядом со связанным де Вальми, она могла привлечь внимание французских солдат, патрулирующих берег.

Она подбадривала себя лишь мыслями о матери, с которой мечтала встретиться.

Мадлен вызвала в памяти одно из ранних и самых счастливых воспоминаний. Ей шесть лет, она идет рядом с прекрасной темноволосой дамой в белом муслиновом платье с широким розовым поясом и широкополой шляпе. Ее повезли в гости к матери, которая – о чудо из чудес! – летом 1789 года жила в Версале.

Самым ярким воспоминанием этого дня стало катание на лодке по одному из спокойных искусственных прудов Версаля. Миниатюрный весельный скиф был выкрашен в королевский голубой цвет и украшен золотыми лилиями, эмблемой короля Франции. На сиденьях лежали подушки из золотистого шелка, весла были ярко-красными.

Мадлен отчетливо помнила тепло летнего солнца, его горячие лучи на плечах и руках, запах водяных лилий, растущих у берегов. В ее ушах зазвучал незабвенный голос, ободряющий ее:

– Опусти весла, подтяни их к себе и подними, детка!

Высокий привлекательный мужчина в белом парике и полосатом шелковом сюртуке улыбался ей, махал рукой и хвалил звучным баритоном. Больше Мадлен никогда не видела этого человека, но его голос был так свеж в ее памяти, словно она слышала его лишь вчера.

Неужели это был ее отец, размышляла Мадлен, тот самый человек, ради которого мать рисковала жизнью? Почему же прежде она не вспоминала о нем?

Внезапно волна перехлестнула через борт лодки, и от обжигающего холода Мадлен стиснула зубы. Мужчины на дне зашевелились, и лодка закачалась из стороны в сторону.

С испуганным возгласом она опустила весла в воду, но правое зацепилось за что-то и треснуло, а руку Мадлен пронзила острая боль. Казалось, лодку вдруг подхватила и повлекла незримая рука Нептуна.

За какую-нибудь долю секунды Мадлен успела понять: ей не хочется тонуть! Она слышала об этой ужасной смерти, о постепенном погружении, о том, как вода вытесняет воздух из легких, врывается в нос и в рот. Мадлен судорожно вздохнула, словно уже тонула.

Неожиданно лодка остановилась, скребнув днищем по песку. У Мадлен вырвались слова благодарности небесам. Волны вынесли лодку на песчаную отмель у самого берега!

Внезапно со всех сторон послышался шум. Хриплые мужские голоса сыпали проклятиями, от которых родной французский язык показался Мадлен чужим и грубым. В борт лодки вцепилось сразу несколько пар рук.

– Не двигайся, парень! – прошипел чей-то голос, едва Мадлен попыталась подняться.

– Черт, да это женщина! – воскликнул второй, коснулся плеч Мадлен, ощупал грудь.

– Тихо! – вновь послышался зловещий шепот. – Возьмем ее с собой. Нельзя терять время.

Мадлен выволокли из лодки, перекинули через плечо. Ледяная вода плескала ей в лицо, пока неизвестный шлепал к берегу, крепко держа ее за колени. Мадлен предупредили, что на берегу их встретят друзья. В темноте она не могла разглядеть их лица, неизвестные молчали. Очевидно, это не солдаты. Так или иначе, Мадлен уже сомневалась в том, что берег – безопасное место по сравнению с пустынной и бескрайней равниной моря.

Вдруг в темноте послышался приглушенный голос Себастьяна и сдавленные смешки.

Неизвестный, несущий Мадлен, начал карабкаться вверх по утесу. Мадлен ухватилась обеими руками за его широкий пояс, боясь упасть. Впрочем, ей было за что благодарить судьбу: в конце концов она оказалась на твердой земле, во Франции.

Подъем продолжался несколько минут, молчание и деловитость контрабандистов придавали происходящему зловещий оттенок. Наконец земля под ногами выровнялась, и Мадлен поняла, что они добрались до вершины утеса.

Ее поставили на ноги так порывисто, что кровь мгновенно отхлынула от головы, вызвав головокружение. С фамильярной небрежностью кто-то поддержал ее и посветил в лицо фонарем. Только теперь Мадлен увидела человек десять, оборванных, грязных, с заросшими щетиной и покрытыми копотью лицами. Их глаза свирепо поблескивали, зловонный перегар выдавал их пристрастие к спиртному и грубость натуры, но к Мадлен никто не прикасался.

– Ей-богу, а она недурна! – прошептал один.

Себастьян, неизвестно как очутившийся рядом, улыбнулся.

– И стоит каждого потраченного на нее франка.

– Что вы сказали им? – подозрительно прошептала Мадлен по пути к убежищу.

– Только правду: что ты моя любовница – опытная, привыкшая к роскоши и знатная куртизанка.

– Ох уж эти мне мужчины! – фыркнула Мадлен.

Себастьян рассмеялся и обнял ее здоровой рукой.

– Они восхищены твоей отвагой, дорогая. Ты была великолепна!