СМЕНА ВЛАСТИ

Он проснулся еще затемно от какого-то тихого шороха. Как будто мышь скреблась за дверью. Шорох повторился. К нему добавился тихий шепот: «Патрон! Патрон!». За дверью оказался шофер джипа, возивший Алексея, скромный и вежливый Ибрагим. Он выглядел поникшим и усталым, глаза смотрели в пол. Так же шепотом поздоровавшись, он достал из кармана рубашки скатанную в трубочку бумажку. Это был счет на какую-то покупку, на обороте которой было мелким разборчивым почерком написано: «Алексея и Виктор Викторовича арестовала полиция за драка в баре и оскорблению официального представителя правительства. Я остался здесь. Прятать деньги.»

– Спасибо. Иди отдыхай, – сказал он шоферу, а сам снова прилег, размышляя. Ясно, что прежде всего надо доложить в столицу. Непонятно, какие деньги остался прятать Кулибали, ну, это пока неважно.

Утром он вместе с Николаем прошел на рацию. Зная, что Дмитрий Алиевич часто включает ее намного раньше, для разогрева, он уже в полседьмого начал вызывать.

– Первый, первый, я второй, как слышите, прием.

Столица откликнулась сразу: «Второй, второй, слышу вас хорошо, что случилось?»

Андрей изложил ситуацию, прочел записку. В эфире наступило тяжелое молчание. Андрей добавил: «Возможно, мне нужно выехать в Кайен? Я готов».

– Ни в коем случае – сразу же ответил Алиевич. С Кайеном мы свяжемся сами. А вы немедленно, слышите, немедленно вскройте сейф Алексея. Он вам не оставил ключи? Прием.

– Нет, не оставил, прием.

– Как хотите, но вскройте. Денег там оставьте чуть-чуть. Остальное спрячьте так, чтобы никто не нашел. И чтобы вас никто не видел. Ясно? Прием.

– Ясно. Прием.

– Все. Конец связи. Немедленно выполняйте и спокойно, как обычно, работайте. Следующая связь в полдень.

Они прошли за угол, к вагончику Алексея. Быстро вынули кондиционер из оконного проема. Андрей нырнул внутрь, открыл изнутри дверь. Сейф был, к счастью, не сейф, а скорее несгораемый шкаф. Николай принес дрель и за пять минут просверлил толстым сверлом заднюю стенку у нижней полки, где хранились запасные ключи. Подцепил проволокой ключи, вытянул. Они изъяли из сейфа несколько увесистых пачек франков и долларов, упаковали в пластик. Прошли в мастерскую и засунули пачки денег в разобранный тракторный двигатель, над которым Николай сам возился, поставили на место крышку и затянули болты. Заперли мастерскую и вернулись в комнату, развели эпоксидный клей, заделали дыру в сейфе и все закрыли.. Вся операция заняла минут пятнадцать, и они нормально успели к завтраку и к утреннему разводу на работу.

События начались часов в одиннадцать. Оставляя за собой густой хвост пыли, на участок въехало два джипа. Из второго стремительно выскочили несколько полицейских. Держа руки на рукоятках пистолетов у пояса и бдительно глядя по сторонам, они окружили первый джип, как бы защищая его от нападения. Из него неторопливо вышел плотный, невысокий полицейский офицер, за ним еще офицер помладше, за ним Алексей и Кулибали. На Алексее буквально не было лица: он был бледен, с синяками, с отсутствующим выражением, несфокусированным взглядом, скованными движениями. Кулибали, такой же, как всегда, с блестящими глазами и задумчиво-хитрым выражением круглого лица, представил старшего офицера как начальника полиции Кайенского региона. Все прошли в вагончик Алексея, который младший офицер открыл ключом, и сели вокруг столика. Алексей по-прежнему держался с отсутствующим видом. Андрей вынул из холодильника несколько бутылок с кока-колой, открыл каждому – неизменный ритуал уважительного разговора в Африке.

Начальник полиции заговорил вежливо, любезно, спокойно, с доброжелательными жестами. В Африке, особенно среди людей с высоким положением, не принято повышать голос, тем более кричать и размахивать руками. Каким бы острым ни был предмет разговора, тон его остается неизменно любезным. Вся жесткость позиции передается не тоном произносимых слов, а их сутью.

– Мы приехали сюда расследовать тяжелое преступление, совершенное российским гражданином господином Алексеем и господином Виктором. Вчера в баре они выпили большое количество алкоголя, что само по себе в нашей мусульманской стране крайне неуважительно. Затем господин Алексей совершал оскорбительные высказывания в адрес африканского народа, в адрес сонгайского народа и в адрес сонгайского правительства. Находившийся в ресторане господин Муса Закари не иначе, как вежливо и уважительно обратился к господину Алексею быть спокойнее. В ответ господин Алексей тяжело оскорбил господина Муса Закари, который является уважаемым человеком в городе и родственником господина губернатора региона. Хозяин бара пригласил полицию, и господин Алексей также оскорбил офицера полиции, находящегося во время службы. Он и господин Виктор произвели драку, принесли урон здоровью граждан, финансовый урон ресторану и нарушили общественный порядок. За все это они были арестованы, провели ночь в полиции и теперь будут судимы сонгайским уголовным судом для справедливого наказания. В настоящее время, – не допускающим возражения тоном добавил он, – мы должны произвести необходимые действия по расследованию.

Младший офицер достал из кармана связку ключей и показал ее Алексею. Тот еле заметно указал пальцем на сейфовый ключ, и Андрей заметил, что рука его дрожит. Офицер показал взглядом на стоявший здесь же сейф, и снова Алексей еле заметно кивнул. Начальник полиции подошел к сейфу, открыл его, первым делом вынул деньги – тысячи полторы долларов в местных франках, которые Андрей с Николаем решили оставить, потом внимательно осмотрел все остальное. В основном, в сейфе были документы на технику и паспорта рабочих. Начальник вынул из сейфа несколько случайных бумажек – какие-то списки , положил их на столик, положил сверху деньги и еще сверху опять бумажки. Затем, оставив ключи в скважине, сел в кресло и задумался, постукивая пальцами по столу.

Когда деньги появились из сейфа, взгляд Алексея на минуту приобрел осмысленность. Он взглянул на деньги, потом в сейф, потом на Андрея, и глаза его вновь потухли. Андрей решил попробовать перехватить инициативу. От имени компании и от имени российских граждан он принес извинения за инцидент, заверил, что все россияне горячо уважают сонгайский народ и его правительство, и выразил надежду, что инцидент может быть улажен.

Эту довольно короткую речь Кулибали переводил во много раз дольше, применяя длинные, выразительные, сложно построенные фразы. Слушая перевод, оба офицера несколько раз энергично кивали, выражая согласие, а лицо старшего слегка просветлело. Он ответил еще более длинной речью, которую пришлось переводить в несколько приемов. После нескольких комплиментов в адрес России и Андрея лично он сообщил, что случай настолько тяжелый, что избежать депортации виновных из страны не удастся ни при каких обстоятельствах, но можно попытаться избежать длительного срока тюремного заключения, удовлетворив всех пострадавших. К пострадавшим относились Муса Закари, губернатор, хозяин бара, полицейские, он сам, которому пришлось заниматься этим делом всю ночь и свой выходной день, и население Кайена, которое крайне возмущено и находится на грани антироссийских демонстраций. Придется также отправлять деньги в столицу, поскольку происшествие обязательно дойдет до правительства, а, возможно, и до президента страны. Но, поскольку он сам лично займется урегулированием этого дела, удастся ограничиться небольшой суммой в тридцать миллионов франков.

Про себя Андрей удивился точности попадания. Тридцать миллионов франков, примерно соответствующих пятидесяти тысячам долларов, было как раз столько, сколько они утром вынули из сейфа. Он не очень понимал, как поступить. После приезда полиции он послал шофера привезти Мамаду Трейта, и шофер только что вернулся и сообщил, что господин Мамаду уехал по делам в отдаленную деревню. К счастью, наступило время радиосеанса. Алиеич был настроен решительно:

– Сколько вы оставили в сейфе? Миллион? Вот это и отдайте. Больше у тебя нет. Тебя в тюрьму не сажают. А Алексею я сам помогу. Сколько я ему говорил: «Не хами. Не пей на людях. Будь аккуратнее с языком». Вот пусть теперь посидит, подумает.

– А кто приедет руководить участком?

– Тебя назначили, вот ты и руководи. У меня здесь полно дел.

– Когда можно начинать горные работы?

– В понедельник у нас последнее согласование компенсаций за сельхозугодья. Во вторник начинай.

– Алиевич имел в виду несколько огородов и рисовых полей, разбросанных между отвалами на полигоне, за уничтожение которых по закону полагалось платить компенсацию.

После длительной пустопорожней дискуссии типа: я не оспариваю сумму в тридцать миллионов, но у нас на участке есть только один, начальник полиции, наконец, засунул «заработанный» миллион в карман и, пообедав в столовой участка, уехал, забрав с собой узника. Андрей сам собрал вещи Алексея, сунул ему в руки чемодан. Алексей так и не пришел в себя. Только, когда Андрей сказал ему, что Алиевич обещал его вытащить, кивнул в ответ. О судьбе Виктор Викторовича речь отдельно не заходила. Из спасенных денег Андрей счел нужным щедро наградить верного Кулибали. Тот воспринял награду как должное, но было видно, что он доволен.

Наутро, согласовав по рации вопрос с Алиевичем, Андрей объявил выходной день и провел общее собрание российских специалистов. Николая он посадил в президиум. Под мертвое молчание слушателей он в подробностях поведал о судьбе Алексея и Виктор Викторовича, затем предоставил слово доктору. Доктор зачитал свою докладную записку руководству компании, которую Андрей вчера ему продиктовал. В записке сообщалось, что ряду работников компании угрожает приобретение малярии в хронической форме, что в дальнейшем может привести к инвалидности и даже смерти, что он, доктор, не может принять на себя ответственности за дальнейшее пребывание в Сонгае специалистов имярек (список) и рекомендует руководству компании немедленно отправить их в Россию, пока они еще живы и здоровы. Затем Андрей зачитал приказ по компании о том, что на основании докладной записки врача компании в целях сохранения здоровья и жизни специалистов имярек (список) данные специалисты подлежат немедленной отправке в Россию с выплатой окончательного расчета в городе Сонгвиле.

Собрание вновь молчало. Список, куда попали все пьяницы и все малярийщики (в основном, одни и те же лица) возглавляли личные знакомые Алексея. Осознав, что они остались без всякой защиты, они даже не пикнули. Краснолицый Илья, борец за народные права, тоже никак не высказался. Казалось, он выглядел даже слегка довольным. Андрей тут же отправил всех собираться и сдавать имущество. С ними ушел и Николай – проследить, чтобы никто не прихватил набор ключей или электродрель на память.

Оставшихся ждал новый удар. Вновь выступил доктор, теперь он своими словами популярно объяснил связь между пьянством и малярией. Затем Андрей добавил:

– Поскольку мы находимся за границей, пьянство и нарушение дисциплины, даже совершенные в нерабочее время, ведут к тяжелым последствиям. Как это происходит, вы только что видели. Поэтому компания включает в контракты дополнения об ответственности в равной степени за нарушения в рабочее и нерабочее время. Дополнение лежит на столе. Прошу всех подписать. Кто не согласен, тоже уезжает сегодня.

Хотя ошарашенный народ снова без звука все подписал, Андрей хорошо знал, что русское пьянство не такая вещь, которую можно истребить одним ударом. Однако случай помог ему добить врага окончательно. На следующий день после отъезда больных к нему пришел посетитель – владелец бара, расположенного в ближайшей деревне в полукилометре от участка. Предприимчивый городской житель открыл этот бар, поняв, что в лице русских рабочих будет иметь постоянную клиентуру. Он состоял из обычной круглой крестьянской хижины, где хранились запасы пива и дешевого джина, и двора с несколькими грубо вырубленными столиками и стульями. Хозяин явно наладил подпольный канал связи с участковым поваром (сонгайцем) для снабжения бара льдом, поскольку электричество и холодильники были только на участке. Это заведение давно уже сидело в печенках у Николая, обоснованно полагавшего, что расплата здесь велась не только деньгами, но и канистрами с бензином, аккумуляторами и другими полезными в хозяйстве вещами.

Хозяин, выглядевший чрезвычайно взволнованно, привел с собой для солидности полицейского из городка, молодого парня, по-видимому, родственника. Тот, впрочем, вел себя равнодушно и в разговор не вмешивался. Неизменный Кулибали начал переводить речь, которую хозяин произносил дрожащим голосом.

– Я содержу бар, где отдыхают ваши работники. Всем очень хорошо, все очень довольны. Я тоже имею мою коммерцию.Русские мне очень нравятся. Очень добрые и хорошие люди. Особенно господин Илья. Очень добрый и хороший человек. Часто всех угощает. Так и говорит: «Угощаю пивом всех, кто здесь есть.» И всегда платит. Всегда. Иногда бывает немножко сердитый. Немножко громко говорит. Бьет бутылки. Но потом всегда-всегда платит. И другие тоже. Я слышал, что господин Илья уехал и другие тоже?

– Да, – подтвердил Андрей, – уехал.

– И они не вернутся?

– Нет, они не вернутся.

Казалось, он нанес почтенному человеку удар ножом. Тот, схватившись за живот,со стоном скорчился в кресле. Потом поднял голову и вдруг перешел на французский: «Се импосибль! Это невозможно! А кто мне заплатит мои деньги? Я должен платить за пиво, в Кайене, мой кредит.»

– Какие деньги? – не понял Андрей.

Хозяин вынул из подмышки здоровенную книгу в коленкоровом переплете, что-то вроде гроссбуха. Таковым она в действительности и оказалась, в раскрытом виде заняв полстола. На разлинованных страницах было что-то написано по –арабски и почему-то красными чернилами. Против каждой строчки стояла подпись Ильи, так что его подписи образовывали на страницах целые столбики. Были здесь и другие русские подписи, но поменьше.

Только теперь Андрей понял, что добрый Илья угощал своих друзей в кредит. Хозяин с готовностью представил ему полный список долгов, опять-таки по арабски. Добрый Илья был должен эдак дысячи две с половиной долларов, примерно половину заработанного тяжким трудом за пять месяцев, остальные поменьше – кто сотню, кто две. Андрей понял, что этой плодотворной ситуацией следует воспользоваться. Он посоветовался по рации с Алиевичем. Тот ответил:

– Суммы, конечно, завышены, но этот Илья с компанией меня уже достал. Только утром явились с поезда и уже пьяные, и уже хамят. Это они зря со мной. Я им скажу, что поступило заявление из полиции. Расчета они не получат, пока вопрос не решится. Кто хочет, напишет заявление о вычете из зарплаты, кто не согласен, поедет назад за свой счет разбираться. А ты потом этому духанщику заплатишь.

Через пару дней Андрей в присутствии специально приглашенного сына вождя деревни (сам вождь был абсолютно дряхлый старик, а всеми делами деревни заправлял его крепкий сын) продиктовал хозяину бара свои условия: Долги будут выплачены. Бар будет немедленно закрыт и не будет возникать вновь в пределах досягаемости от участка. Любая подпольная продажа алкоголя русским рабочим будет навсегда прекращена.

Было видно, что хозяин никак не ожидал такого счастливого исхода. Все условия были с готовностью приняты. Бар немедленно исчез, и алкогольные проблемы перестали быть актуальными на участке.

Оставалось еще разобраться с непонятной группой геологов. Чувствуя ситуацию, они сами проявили инициативу. К Андрею пришел их неформальный лидер, Евгений Петрович, специалист по золотым россыпям, проведший большую часть из своих пятидесяти лет в экспедициях в Сибири. Он был типичным геологом-шестидесятником: носил бороду под Хемингуэя, играл на гитаре, резал из дерева африканские маски, по общему мнению, не хуже тех, что продавались на рынке в Сонгвиле. Он единственный слегка освоил язык мандинго и составил «Карманный сонгайско-русский геологический словарь». Еще он с коллегами возвел на участке русскую баню и парился там в самую жару, что вызывало ужас у местных рабочих. Вскоре, однако, выяснилось, что в ночной прохладе в прогретую баню неудержимо стремятся кобры, и охотников париться не стало. Евгений Петрович поведал ему следующую историю:

Местный богач и магнат Муса Бубакар официально владел одной из здешних золотых россыпей. Владение имело статус «народного рудника» – местной юридической формы, позволяющей обойтись минимумом формальностей и налогов. Авторитета хозяина хватало, чтобы неорганизованные старатели держались от россыпи в стороне. Свое состояние Муса сколотил на торговле золотом – скупке его у старателей и перепродаже в Сонгвиле – и еще на транспортировке грузов из Верхней Гвинеи. У него имелся парк из нескольких здоровенных грузовиков, и, по мнению Евгения, он был очень не чужд контробандных операций.

Так вот, каким-то образом Муса Бубакар встретился с Виктором Викторовичем и они подписали контракт, согласно которому «Аура» за весьма значительную сумму денег производит разведку бубакаровской россыпи. Под эту работу Виктор Викторович вызвал из России группу специалистов, в основном, своих давних знакомых, пообещав каждому щедрую зарплату. Разведка действительно подтвердила существование промышленной россыпи, хотя и не баснословно богатой, работы в настоящий момент были практически выполнены, оставалось написать окончательный отчет. Теперь, потеряв своего хозяина, коллектив исполнителей обратился к оставшемуся начальству для подтверждения своего статуса и, главным образом, своей зарплаты. Подписанные Виктор Викторовичем привлекательные оклады были начислены, но не выплачены, если не считать небольших авансов. Таким образом, дело прояснилось. Непонятно было только, зачем Виктор Викторович напускал вокруг столько тумана. Андрей для порядка доложил обо всем в столицу, однако реакция Алиевича оказалась на удивление резкой: «Какой такой контракт? Какой Мусабакар? Все специалисты прибыли для разведки нашей россыпи! Где Виктор Викторович? Ты с этим делом разберись.»

Прямо назавтра на участок прибыл сам Муса Бубакар. Он был большой, толстый, бородатый, в просторном дорогом бубу и круглой шапочке вроде фески, добродушный, любезный и улыбающийся. Как первый богач здешнего округа, он прибыл на неплохом джипе с шофером и несколькими слугами, которые внесли за ним сумку с напитками и какой-то снедью, вроде орешков и восточного печенья. После пинг-понга приветствий Муса деликатно поинтересовался, где Виктор Викторович. Увы – Андрей этого и сам не знал. Из тюрьмы он освободился самостоятельно

– С моей помощью, – с достоинством подтвердил Муса, – но ни в столицу, ни на участок больше не явился. Кулибали сообщал, что местные жители видели его едущим на автобусе в сторону границы с Верхней Гвинеей. «Да, – печально подтвердил Бубакар, – у меня тоже есть такие сведения.»

По просьбе Андрея, гость с готовностью показал ему контракт, в котором содержались обязательства разведать месторождение с промышленными запасами не менее трех тонн, с одной стороны, и выплатить за эту работу сумму, эквивалентную шестистам тысячам долларов, с другой стороны. С российской стороны, однако, фигурировала вовсе не «Аура», а неведомая «Русско-Африканская геологоразведочная компания», зарегистрированная в Кайене, с Виктор Викторовичем в должности президента, чья подпись и находилась под контрактом. Более того, из предъявленных банковских документов следовало, что тысяч пятьсот Бубакаром в общей сложности уже переведено.

На вопрос Андрея, понимает ли Бубакар, что у него контракт вовсе не с «Аурой», куда он сейчас пришел в гости, Бубакар ответил, что да, понимает, и добавил, что Виктор Викторович его глубоко разочаровал. На вопрос, не знает ли он о судьбе денег в банке, Муса ответил, что в банке у него есть друзья, сообщившие ему, что деньги частично сняты наличными, а частично переведены в другую страну. Затем Муса поведал ему всю историю со своей стороны. Он познакомился с Виктор Викторовичем полгода назад и предложил ему посмотреть площадь, которую мог бы приобрести. Тот посмотрел и сказал, что здесь, по всей видимости, лежит хорошая россыпь с запасами до пяти тонн, то есть до пятидесяти миллионов долларов, и что он мог бы ее разведать. Он добавил, что сам бы мог найти в России деньги, спроектировать и организовать добычу, и все это всего лишь за шестьдесят процентов, тогда у Мусы останется сорок. Только, добавил Виктор Викторович, у него есть условие: он зарегистрирует свою собственную компанию, куда и нужно будет переводить деньги. С «Аурой» он расплатится сам. Как раз в это время на участок «Ауры» стало приходить оборудование – баснословное богатство по африканским понятиям – что подтверждало серьезность предложения. Бубакар подумал-подумал и решил рискнуть.

Теперь ситуация была простой и ясной. Запинаясь и смущаясь (он стеснялся всякий раз, когда ему в жизни приходилось кого-то разоблачать), Андрей должил ситуацию по радио. Через два дня на заброшенную взлетную полосу, оставшуюся возле Кундугу от канадской концессии, сел четырехместный самолетик с надписью на борту «Эйр Кайен», и из него вылез Алиевич. Он снова расспросил Андрея, встретился с Мусой Бубакаром, поговорил с геологами. Все подтвердилось. Андрей за это время познакомился с материалами честно выполненной разведки и убедился, что пятью тоннами здесь и не пахло. Было килограмм семьсот и то надо было очень постараться, чтобы добыть их с прибылью.

– Значит, так – подвел итог Алиевич. – Знал Алексей или не знал – неважно. Теймураз его в Москве найдет, сам спросит. Расходы несла одна компания, доход получала другая. Отчет, ты говоришь, почти готов? Значит, надо закончить и передать заказчику. Не хватало нам еще иметь Бубакара врагом. Последние сто тысяч с него требовать нет смысла – он их все равно не отдаст, получив семьсот кило вместо пяти тонн. Расходы уже списаны, солярка сожжена, зарплата сонгайским рабочим отдана. Об этом придется забыть. А вот зарплата русских специалистов еще не выплачена, и это вопрос. Больше ста тысяч долларов. Кстати, кто из них тебе здесь будет нужен? Забирай.

– Для окончания отчета достаточно одного геолога. Он же будет и полигоном заниматься.

Вечером созвали собрание специалисов. Речь держал Алиевич:

– Ваш бывший начальник, господин (прозвучала фамилия Виктор Викторовича) совершил служебное преступление. Он провел за счет компании подрядные работы, которые скрыл от руководства компании. С вами, исполнителями этих работ, он заключил контракты, не имея на это полномочий. Полученные деньги он похитил и с ними скрылся. Вам он не заплатил. Фактически, он скрылся с вашей зарплатой. Если компании с вами расплачиваться, то непонятно, из каких средств, с учетом еще выплаты сонгайских налогов на вашу зарплату. Что будем делать?

В отличие от молчаливых рабочих несколько дней назад, реакция технической интеллигенции была бурной, истеричной и многословной. Проклинали начальника, обвиняли друг друга в легкомыслии, поминутно отклоняясь от темы. Помалкивал только Евгений Петрович, уже получивший предложение остаться на участке и получивший подтверждение начисленной зарплаты. Постепенно в шуме и криках выработалась позиция, которую озвучил топограф, невысокий блондин с тихим голосом:

– То, что совершил Виктор Викторович, это прискорбно, и мы всей душой желаем компании его найти и вернуть свои деньги. Но мы здесь совершенно ни при чем. Мы были вызваны на работу в компанию. Мы заключили контракты с компанией. Мы живем на базе компании. Мы выполняем работу, которую нам поручила компания. Кстати, всю разведку на полигоне сделали тоже мы. Откуда нам знать, что в руководстве компании кто-то что-то украл? Для нас Виктор Викторович был начальником, для вас – подчиненным. Вы и должны были его контролировать. Мы свою работу сделали, мы требуем свою зарплату. Пока не получим, с участка не уедем.

– Теперь я сообщу вам позицию хозяина компании Теймураза Магомедовича, – снова взял слово Алиевич. – Он понимает, что вы не виноваты. Так же, как и он не виноват. Мы все оказались жертвой одного и того же жулика. Будет справедливо, если каждый возьмет на себя часть потерь. Формально ваши контракты недействительны. Их подписал человек, на то не уполномоченный. На них стоит печать не компании, а участка Кундугу, то есть это все фикция. Но он по-человечески вас понимает. Он вам предлагает половину того, что вам было обещано. Не полторы тысячи в месяц, например, а семьсот пятьдесят. Для сегодняшней России это все равно очень хорошо, плюс питание и авибилеты. Кто согласен, завтра едет в Сонгвиль, получает деньги и улетает домой. Кто не согласен – найдите вашего бывшего начальника и требуйте с него.

После еще множества разговоров на повышенных тонах всем стало ясно, что это еще не самый плохой из возможных исходов. Собрание еще шумело, но уже выдыхалось, и было ясно, что предложение будет с проклятиями, но принято. Алиевич уехал, сказав Андрею, что работы на полигоне можно начинать и что Теймураз крепко на него надеется.

Эти первые дни после вхождения во власть принесли Андрею множество разнообразных проблем и разнообразных посетителей, ссылающихся на какие-то договоренности с прежним начальством. Часто единственным свидетелем, который мог опровергнуть или подтвердить претензии просителей был Кулибали, в результате ставший среди местного населения влиятельной личностью. Явилось, например, два умельца, заявившие, что они по поручению Виктор Викторовича уже четыре месяца ремонтируют бульдозер и нуждаются в своей законной зарплате и в оплате расходов на инструменты. Действительно, в саванне со времен канадской концессии валялся железный остов с которого было снято все, что возможно было унести. Местные кузнецы любили прекрасную легированную сталь , из которой получались замечательные лемехи для плугов. Запрошенный Николай заявил, что все это чушь, что он эти обломки прекрасно знает и восстанавливать там нечего. Умельцы, которых попросили показать результаты их огромной работы, указали на несколько бессмысленных следов напильника на шестеренках, что было даже не смешно. Умельцам было решительно отказано, и они отправились восвояси, туманно угрожая полицией и трудовой инспекцией.

Внезапно прибыл с визитом один из самых могущественных людей в Кайене – начальник кайенской таможни (Кайенский округ граничил сразу с тремя соседними странами), молодой человек с печальной биографией. Омар Сегу, сын одного из высокопоставленных чиновников Сонгвиля, был предназначен судьбой к блестящей правительственной карьере. Он закончил факультет управления и администрации в Сорбонне и вернулся на родину, чтобы принять подходящий пост. Но, к ужасу его семьи, оказалось, что в Париже он приобрел пагубную привычку употреблять алкоголь, точнее пиво (во Франции пьют не только вино). По российским понятиям, он вообще числился бы трезвенником, но в Сонгае пьяница – это тот, кто пьет пиво, а употребление вина или, не дай Бог, водки вообще находится за гранью добра и зла. Семья отправила его в Кайен, подальше от позора, на должность начальника таможни, позволяющую, по крайней мере, обеспечить себя на всю жизнь. Сейчас он явился на участок с печальным и озабоченным видом и объявил, что прибыл по чрезвычайному делу, доставая из сделанного из крокодиловой кожи портфеля папку с этим самым делом. Когда обмен приветствиями закончился, он заговорил суровым внушительным голосом:

– Ваша компания имеет право на свободный от налогов ввоз оборудования для рудника без права продажи. Однако, нарушая сонгайские законы, вы ввезли товары для продажи. Так ваш директор господин Алексей продал в Кайене в нарушение закона алюминиевую посуду на сумму в сто миллионов франков и не уплатил положенных таможенных налогов. Поэтому ваша компания должна уплатить кайенской таможне пошлину в размере сто миллионов франков и заплатить штраф за нарушение закона в размере сто миллионов франков. Всего вы должны немедленно заплатить двести миллионов франков или имущество вашей компании будет арестовано и продано.

Историю с алюминиевой посудой Андрей знал. О возможности скандала его предупредил Алиевич, а подробности он слышал еще в Сонгвиле от Леонтия:

– Когда Алексей впервые приехал знакомиться с Сонгаем, – рассказывал Леонтий – еще до всего, он зашел на рынок и спросил, сколько стоит алюминиевая миска. Он получил ответ, по сравнению с которым цена на алюминий в России в тот момент равнялась просто нулю, и в то же мгновение в его голове сложился полный бизнес-план. Впоследствии при завозе оборудования он загнал сюда целый контейнер этой посуды. Он не учел только нескольких обстоятельств. Если бы он на рынке поторговался, как сделал бы любой местный покупатель, цена упала бы вдвое. Оптовая цена в стране еще как минимум вдвое ниже, поскольку торговцы не работают меньше, чем за сто процентов. Весь товар завозится в страну беспошлинно, за взятки таможне, однако при условии, что завозят сами сонгайцы. И последнее – рынок в стране очень бедный и малоемкий. Один лишний грузовик посуды нарушает рыночное равновесие и обрушивает цены. Так что доход может оказаться примерно в десять раз ниже предварительных подсчетов. Так у Алексея и получилось. В какой-то момент финансовых трудностей он продал товар и даже не покрыл затраченных денег, зато приобрел массу неприятностей.

Сейчас Андрей не стал вникать в сложности сонгайских таможенных законов. Он накрыл стол у себя в кабинете (пиво к тому времени уже стало холодным), распорядился накормить шофера. Через несколько часов захмелевший добродушный Омар согласился, что да, этот вопрос следует решать не на участке, а подождать приезда директора из столицы, да, он подождет. Кулибали тоже очень хорошо набрался, почти как в Киеве.