"Рыцарь без ордена" - читать интересную книгу автора (Легостаев Андрей)

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Граф Роберт не любил охоту — как забаву.

Точнее сказать, он не любил, когда сугубо мужское занятие, требующее напряжения всех знаний и сил воина, превращается в пустую потеху, когда бедного зверя травят своры гончих псов и множество ловчих, когда зверь лишен мало-мальских шансов на победу. Граф знал, что порой для особо пышных охот при некоторых королевских дворах, на специальных секретных заимках, загодя выращивают из пойманных детенышей будущих жертв подобных «охот».

Роберт предпочитал охоту, как дуэль, когда исход схватки непредсказуем, а цена победы в которой — жизнь. Когда все решает не количество загонщиков и подстраховывающих лучников, а лишь собственные сила, выучка, сноровка и мужество. Да, такая охота графу по нраву, а забавы… пусть для царедворцев, для которых в мече важнее драгоценные каменья на рукояти, а не качество и форма клинка.

Но как отказаться от представления, называемое «царской охоты», если дается оно в твою честь? Арситанский посланник, правда, предпринял попытки отвертеться, заранее бросая к случаю фразы, что охота ему порядком надоела, что ничего нового он не увидит, но вот если бы выследили знаменитого орнейского льва, то он уселся бы в седло даже в неурочный час, хоть посреди глубокой ночи. Однако, увы, орнейских львов давно не видели даже на Орнейских островах. А на него бы граф действительно поохотился с удовольствием и азартом: сколько слышал про этого зверя, а встречаться не доводилось.

Граф Роберт уже больше полумесяца провел на Орнейских островах и тяжелейшие переговоры провел успешно — вчера предложению арситанского короля было дано одобрение всех старейшин орнеев и заключен союз между государствами, с подписанием многочисленных грамот, над которыми, наверное, до сих пор трудились переписчики. Завтра торжественно скрепят их печатями и миссия графа Астурского, как королевского посланника, завершена. Пора прощаться и возвращаться на родину.

А к главной цели, ради которой он согласился выполнять несвойственные ему обязанности официального королевского посла, он не приблизился ни на полшажка.

Надежды, появившиеся поначалу, разбились в осколки, впереди — непроглядная белеса тумана и бессмысленно биться в эту иллюзорную стену со всего маха, неизбежно увязнешь и окажешься еще дальше, чем был в начале пути.

С этими невеселыми думами граф и направлялся к биваку, где скоро будут жарить на костре добычу, чтобы потребовать чарку доброго винца. То есть, он знал, что охотники пьют столь популярное здесь пиво, но предусмотрительно распорядился, чтобы слуги ожидали его там с вином. Граф знал, что ему предстояло — на охоте.

Если бы знать, что ожидает в будущем! Нет, это ничего не изменило бы, но…

Ждать и догонять — нет ничего хуже. Хотя и то, и другое граф умел, жизнь заставила научиться.

Везде весело трубили рога, возвещая всему миру о победе над оленем — красавец, что и говорить, слишком холеный и лощеный, для выросшего в не очень благодатных орнейских горных чащах.

Граф не спеша ехал среди редких деревьев, конь безошибочно выбирал дорогу — наверное, по запаху или руководствуясь каким-то своим, конским чутьем. За ним ехал лишь один оруженосец, да Тень, которому, собственно, на охоте делать нечего, но вдруг… У графа был старый, опытный Тень, добросовестно относящийся к своим обязанностям. Хотя и его обманывали.

Блекгарт со своим новым орнейским другом, наверное, уже у бивака. За последние дни граф встречался с сыном лишь на приемах и времени поговорить не о делах почти не выпадало. Да и ничего важного другу сказать они не могли, а сын уже вырос, чтобы постоянно его опекать.

За плечами раздался торопливый стук копыт, граф даже не обернулся.

— Роберт! — это его догонял старый сердечный друг Найжел. — Чего такой невеселый?

— А что веселиться-то? — усмехнулся Роберт, когда орней поравнялся с ним и перевел коня на неторопливый шаг. — Скоро мы с тобой расстаемся. И неизвестно — увидимся ли еще?

— Увидимся! — уверенно заявил Найжел. — Вот разродятся мои жены наследниками, и навещу-ка тебя в твоем замке!

— И что мы там будем делать? Охотиться да пировать? Стареем…

— Если ты намекаешь на сегодня… то, ты прав, какая это охота? Вот как мы с тобой в джунглях, помнишь, в развалинах древнего города, гонялись за волосатым орангутаном, что мальчонку похитил. Вот это, я понимаю, охота, когда уже запутался — то ли ты за ним гонишься, то ли он за тобой.

Граф Роберт блаженно улыбнулся, вспомнив.

— А взяли его все ж не силой, а хитростью, — заметил он.

— Не будет жадничать, — рассмеялся Найжел. — Какая разница как там все получилось, если мы вот тут с тобой едем, а его шкура… Впрочем, понятия не имею, где она сейчас. Роберт, все хотел вчера тебя спросить, да не пришлось.

Ловко ты совет старейшин уговорил — все «за» проголосовали. Я понимаю, ты не только боец, но и язык у тебя подвешен здорово — не раз убеждался. Но как ты умудрился уговорить Торнала, старого Трайгала да и других? Старики еще — ладно, они понятливы. Но этот баран из клана бобра? Он же вас, арситанцев, ненавидит!

— Да все проще, чем ты думаешь! — усмехнулся Роберт. — Со стариками как раз — самое сложное, одно неосторожно слово все сломает. А с этим Торналом…

Помнишь, когда мы встретились, на следующий день, я показывал тебе мечи короля Асидора.

— Конечно помню! Ты их старейшине подарил.

— Нет. Если ты обратил внимание, их было ровно семнадцать.

— Ну и что?

— По количеству кланов. Я просто предлагал выбрать меч каждому старейшине.

— Мне не предложил, — несколько обиженно сказал Найжел. И добавил: — Хотя у меня и так отличный меч.

— Это были не мои мечи, — сухо ответил граф, — я выполнял инструкции короля Асидора.

Тогда, на царской дороге, во время вечернего привала в графском шатре оруженосцы вытаскивали на свет и, вынимая из ножен, аккуратно выкладывали на крышку сундука мечи — каждый шедевр кузнечного и ювелирного искусства. Граф с удовольствием взирал как на оружие, так и на реакцию друга. Орней понимал это и старался сдерживать эмоции. Брал меч, иногда вытягивал руку в воображаемом выпаде, иногда делал взмах или, цокнув, качал головой, рассматривая прекрасно ограненные алмазы в золотой рукояти. Ему особо понравился один, почти без украшения, но знаток-то заметит почти неприметное клеймо у самого основания клинка, у кровозаборника:

клеймо знаменитого на весь мир мастера, умершего полтора века назад; каждый меч с его клеймом — неоценимое сокровище.

— И какой-же меч выбрал Торнал? — с некоторой ревностью спросил Найжел.

Граф Роберт расхохотался — громко, от души, так, как он никогда не позволил бы себе во дворце, или вообще при ком-либо, кроме самых близких друзей. Или врагов.

— Не волнуйся, Найжел, из семнадцати мечей остался один. И этот один — тот, который выбрал бы ты. Я видел, как ты к нему примерялся. Он — твой.

Найжел, несмотря на радостную весть, выругался.

— Хвастачи! — в сердцах вырвалось у него. — Только бы на парадах красоваться!

Поэтому-то мы тогда и проиграли вам войну, будь оно все проклято! Да, как подумаешь об этом, так хочется еще дюжину дюжин жен взять и от каждой, чтоб по дюжине сыновей — тогда орнеи вновь станут воинами, а не красавцами во дворцах.

— Царь Мира… — проговорил граф Роберт.

— Что? — не понял друг.

— Ты сейчас сказал то, что делал в свое время Царь Мира.

— А… Твои легенды и сказки… Может, я не прав, но когда видишь… Что это там за переполох впереди?

Шагах в трехстах от них, чуть левее, раздавались крики и призывно трубили рога.

Найжел привстал в стременах.

Прямо на них выскочил мощный зверь — о, красавец, а не зверь! — резко остановился, оскалился на двух всадников, развернулся и устремился в чащу.

— Что это? — быстро спросил граф. — Такого чуда я не видел!

— Я тоже лишь слышал, — ответил Найжел. В его голосе слышались удивление и восхищение одновременно.

— Орнейский лев?

— Похоже…

— Копье!!! — крикнул граф, протянув руку.

О том, что мгновение назад он мечтал, что б так же протянув руку назад получить вино, он забыл напрочь. О том, что жутко не хотел ехать на эту охоту — тоже.

Зверь действительно был достоин «царской охоты». Его называли «львом», поскольку другого аналога было не подобрать, а строением, если не брать в расчет грязно-серую окраску, он на самом деле походил на льва, даже грива такая же. Но орнейский лев превосходил размерами своих «собратьев».

Хищника заметили не только граф и его друг. Со всех сторон раздавались молодецкие кличи — убить орнейского льва почтет за честь любой. Еще бы!

«Он — мой! — думал граф, пришпоривая коня и сжимая копье. — Он — мой!»

Наверное, так думал каждый из тех, кто погнался за хищником. Графу было плевать на это. Он знал, что должен убить этого зверя. Должен — и убьет. В эти мгновения никакие другие мысли просто не могли придти ему в голову.

Скорость и адреналин в крови, ветки хлещут по лицу и где-то вдали за спиной захлебываются бессильной яростью собаки — что может быть прекраснее? Пьян без вина, вот она охота, когда действительно охотно!

Бывает, когда мгновение растягивается в вечность, а случается — часы летят, словно секунды. Если зверь удирает — ату его, ату! А все остальное — прочь, не до того!

Погоня — о-о! Удирающий — не противник, добыча. Как часто в процессе охоты забывают, что затравленный хищник опасней втройне! Лев не олень и, если убегает, знамо есть тому причины. Все это понимаешь, но уже не удержаться: «Догнать, догнать!»— бьет сердце в виски. И не думаешь выдержит ли конь под тобой.

Кажется, что если и упадет, да и пусть, ногами догоню. И не думаешь есть ли кто рядом — один, один справлюсь!

Но друг Найжел не отставал. Да и шагах в ста позади скакали еще охотники — куда им!

Кончился лес, пошла степь. Зверь мчал к высящимся вдали горам.

Достигнув опушки граф отметил: «Все, на открытом пространстве не уйдешь, не спрячешься, не затаишься!» Впрочем, лев бы не затаился и в самом густом лесу — Роберт и Найжел по запаху бы нашли.

Догнать, догнать пока он не успел добраться до гор!

Небесному светилу, зависнувшему над головами преследователей и беглеца, не было дел до начавшейся игры. Мгновение помедлив, оно начало путь в сторону снижения.

Конь резко перепрыгнул через какой-то ручеек, графа тряхнуло и он с трудом удержался в седле. Досадливо подумал, что не хватало только сломать голову в погоне, не для того сюда прибыл. Но пламя погони моментально сожгло подобные мысли — конь скакал за удирающим редким зверем. Графу было все равно, кому потом достанется в качестве трофея шкура орнейского льва, столь дорого ценимая.

Ему было необходимо помериться силами с могучим хищником, ибо он, в глубине души, верил, что победителю переливается сила побежденного.

Графу было безразлично, сколько времени прошло с начала погони, в его бурной жизни случалось, что он преследовал зверя сутками. Он не замечал, что из множества всадников, пустившихся вместе с ним в преследование, отстало, махнув рукой, не менее трех четвертей. Он даже не замечал, хотя чувствовал, что на расстоянии всего нескольких шагов за ним скачет верный Найжел. Он только заметил, что конь въехал в темную полосу, которую создавала тень горного массива.

Зверь словно дожидался его, стоя у входа в ущелье — шерсть дыбом, клыкастая пасть оскалена, пена стекает по морде.

Это было приближение развязки, хищник устал убегать и решил принять бой. Граф взял копье на изготовку.

Сзади раздавались какие-то крики, граф не обращал на них внимания. Он стремительно приближался к зверю. Лев, словно в насмешку над ним, юркнул в ущелье.

— Роберт, Роберт! — кричал позади Найжел. — Туда нельзя! Это запретные земли!

Там живут мертвые предки! Туда можно только жрецам!

Но граф, будто не слыша его слов, скрылся в священном ущелье, куда был воспрещен ход орнеям, не посвященным в жреческий сан. Остальные преследователи, надеявшиеся настигнуть зверя до родовых гор, остановили коней, разочарованно поворачивая обратно. Орнейские рыцари чуть ли не силой останавливали арситанцев, объясняя о вековом табу.

Да и сам Найжел придержал своего скакуна, лихорадочно соображая, что делать.

Роберт, не зная о запрете, скрылся в ущелье. Роберт — официальный посланник Арситании, и если с ним что-нибудь случится… Да Роберт просто — старый друг, брат по крови, нет сейчас в мире никого его ближе. А орнейский лев это орнейский лев, про него такое рассказывают… Эх, будь что будет, старейшины поймут, а предки не обидятся, он им потом знатные жертвы принесет.

Найжел погнал коня вслед за другом. Поравнялся с ним он довольно быстро — граф был грузен и его конь утомился больше, да и Роберт не слишком торопил животное, боясь за поворотом, которыми изобиловала расселина, нарваться на разъяренного зверя, мигом превратившись из охотника в добычу.

Граф быстро обернулся; увидев друга, кивнул. Вдвоем все лучше, хотя вряд ли он подумал в эти мгновения об этом. Просто когда рядом Найжел, и дело идет споро.

Природный тоннель раздваивался. Найжел уже хотел подсказать, в котором скрылся зверь, но граф сам уверенно свернул в нужный, определив направление погони по незначительным деталям, так много говорящим опытному человеку.

Расселина раздваивалась еще и еще, граф почти не терял времени на развилках, охотничья страсть гнала его вперед.

— Тут много выходов из этих гор? — крикнул граф Найжелу.

— Не знаю. Это — запретные горы. Кроме жрецов, сюда ходят очень редко, в самом крайнем случае, когда нужно поговорить с предками. Я здесь никогда не был.

Может, вернемся, пока не заблудились?

Граф не удостоил друга ответом. Да Найжел и не рассчитывал на него, задавая это вопрос, чтобы потом заявить старейшинам, что он отговаривал графа. Найжел ни мгновения не сомневался, что это «потом» будет. Что может произойти, когда он с Робертом? Пока они вдвоем — они непобедимы, как бы ни селен был орнейский лев.

Неожиданно Роберт придержал коня, словно прислушиваясь. Найжел тоже остановился:

— Что случилось?

Граф помолчал какое-то время, брови нахмурились.

— Слышишь? — наконец спросил он. — Кажется, начинается горный обвал.

— Бред! — воскликнул друг. — У тебя начались слуховые галлюцинации! Откуда здесь, в горах предков, обвалы? Здесь же кругом пещеры и за всем следят жрецы…

Но тут и он уловил неясный гул, точно дрожь гор передалась и ему.

— Вперед! — воскликнул Роберт. — Назад дороги нет!

О звере, занимавшем все помыслы совсем недавно, было забыто — жизнь дороже.

Быть бесславно погребенным под грудой камней им обоим не хотелось. К тому же граф знал, что друг с детства боится либо сорваться в пропасть, либо попасть под лавину. Но уж в своей-то родной стране Найжел никак не ожидал подобной напасти.

Оба погнали коней вперед, уже не думая о сохранности копыт коней, о хлещущих по лицу ветвях кустарника, облепившего одну из стен ущелья.

Развилок в расселине больше не встретилось и через несколько минут бешеной скачки друзья выехали на огромную поляну, больше напоминающую площадь какого-нибудь захолустного городка. Со всех сторон ее окружали неприступные, почти отвесные скалы с зевами пещер наверху, что только усиливало сходство с площадью, окруженной заброшенными дворцами. Выхода не было.

Орнейского льва, за которым совсем недавно они гнались, забыв обо всем на свете, тоже не было.

Они выбрались на открытое место вовремя — огромные валуны с жутким грохотом, поднимая тучи вековой пыли загромоздили туннель.

Граф осмотрелся. Выхода с этой горной котловины он не увидел.

— Похоже, мы оказались в ловушке, — произнес Роберт.

— Это предки наказывают нас за вторжение! — суеверно пробормотал Найжел; он смотрел на обломки скал, закупоривших дорогу обратно.

Его голос эхом отскочил от светло-коричневых гор.

— Нет! — перекрыл отзвук другой, звонкий, голос.

От мшистой стены отделились два совершенно голых человека, которых друзья сперва не заметили. У каждого из них висел на длинной тонкой цепочке какой-то круглый амулет из желтого металла, едва прикрывающий срам. Зрелище было и убогим, и смешным одновременно — никак не угрожающим.

— Нет, это наказываем вас мы! — стараясь говорить сурово, произнес один из них.

Были они оба очень молоды, почти мальчишки, один с рыжей редкой козлиноподобной бородкой, у другого даже пушок над губой не пробивался. Оба богатырским сложением не отличались.

— И кто же вы такие? — усмехнулся Роберт.

Обратился к ним не как к противникам, не как к равным, даже не как к слугам, а как к надоевшим базарным нищим, преградившим путь.

Двум таким закаленным прославленным бойцам, как они, к тому же вооруженным и на конях, нет причин опасаться голых тщедушных людей, наверняка не ведающих как правильно держать меч или копье. Пусть бы их было не двое, а два десятка.

— Мы — ваша смерть! — с пафосом выкрикнул второй, хватаясь рукой за амулет.

Найжел рассмеялся — грубо, зло, презрительно.

— Да ты хоть знаешь, кто перед тобой? Ты, макака шутовская!

— Знаем! — произнес тот, что с бородкой. Он полагал, что вещает громовым голосом, но со стороны это выглядело достаточно комично. — Вы, рыцарь Найжел Орнейский, из рода вепря, и граф Роберт Астурский. Вы хотите погубить мир, но мы этого не допустим. Если наш учитель Чевар не смог вас остановить, то мы остались и продолжим его правое дело!

— И мы отомстим за учителя! — взвизгнул второй. — Мы приговариваем вас обоих к смерти!

Они оба были возбуждены и граф подумал: а не накачались ли юнцы по самые уши какими-нибудь рассолом из дурманящих грибов или другим подобным зельем — для храбрости. Он прекрасно видел, что они его боялись. Иначе бы не разговаривали.

Иначе бы применяли сразу то, что у них заготовлено. Но — это уже не шутки. Это — магия, и Чевар достиг в ней серьезных высот. Что он мог оставить своим последователям, какой сюрприз приготовил после смерти? И почему, в конце концов, эти молокососы голые?! Что за ворожба требует такого странного вида?

— Вы такие же мокрицы, как и ваш Чев, — оскорбительно хмыкнул Найжел. — Я раздавлю вас, как муравьев, случайно подвернувшихся под сапог! Но я не хочу осквернять вашими гнусными потрохами это священное место! Прочь отсюда!

Странная парочка истерично засмеялась. Они, совершенно голые, с посиневшими от вечерний прохлады телами, тряслись мелким хохотом стоя перед двумя опытными вооруженными бойцами. Конечно, Роберт и Найжел были не в боевых доспехах, на охоту же отправлялись, не на битву. Но какое это имело значение, если в руках графа копье, а в ножнах обоих покоятся любимые и не раз выручавшие мечи?

— Здесь вы только двое, без вашей свиты! И вам никто не поможет! — крикнул, поперхнувшись собственным смехом один из них. — Никто вам не поможет! И никто не увидит вашей смерти! Потом найдут то, что от вас останется!

Разгневанный непочтительными речами (давненько никто не осмеливался говорить ему подобное) Найжел выхватил клинок и направил коня в сторону наглецов, намереваясь разом закончить эту невыносимо дурацкую сцену в жилище мертвых предков.

— Вы умрете! Умрете! — визжал тот, что с бородкой. — Молитесь своему богу, но ничто вам не поможет! Ни ваш бог, ни ваши прогнившие предки!

Найжел разогнал коня и замахнулся мечом, чтобы снести голову мерзавцу, осмелившемуся оскорблять самое святое для орнеев.

Но ученики Чевара юркнули в разные стороны и мимолетная заминка Найжела: за кем гнаться первым? — позволила каждому отбежать на десяток шагов.

— Все! — крикнул второй, едва переводя дух. — Хватит говоры вести! Смерть им!

Роберт, который перехватил на всякий случай копье поудобней, не трогал коня с места. Он ждал чего угодно — от выглянувших из черных зевов пещер сотен лучников или парализующего магического удара до любых самых непредставимых неожиданностей, к которым постарался, насколько возможно, подготовиться.

Но в этих двух голых мальчишках он, как ни странно, ни какой магической силы не ощущал. Они не сверхмастера, чтобы скрывать силу, значит всплески чар он бы ощутил. Но на что они рассчитывают?

И в следующее мгновение понял — на что.

Ему сразу стало неинтересно. Хотя, что значит «интересно», когда речь идет о собственной жизни и, как следствие, о срыве тайной миссии от которой зависят судьбы мира? Опасность хоть и стала явной, но от этого не менее грозной.

Пока Найжел решал кого рубить первого, оба юнца почти одновременно пали на четвереньки — могучая сила (не присущая им, чужая) стала раздувать их тела.

Эта же сила, невесть откуда взявшаяся, отбросила коня Найжела, который подскочил к ученику чародея, тому, что с рыжей бородкой.

Конь, словно на полном ходу врезавшись в невидимую стену, не удержался на ногах и с недоуменно-гневным хрипом рухнул на каменистую землю. Найжелу понадобилась вся его реакция, чтобы успеть соскочить с коня, чтобы тот его не подмял под себя, но нога запуталась в стремени.

На его глазах худосочный мальчишка превращался в нечто огромное, могучее, неодолимое, со смутно знакомыми очертаниями.

Горы усопших предков оглашали жуткие хрипы боли превращения, напоминавшие собой нечто среднее между рокотом водопада, тигриным рыком и хрюканьем опоросившейся свиноматки.

Еще несколько мгновений и противники, возжелавшие убить его и сердечного друга, завершат метаморфозу. О своих намерениях они заявили вполне недвусмысленно. К бою!

Найжел мечом перерезал стремя и вскочил на ноги. Быстро взглянул на графа и чуть ли не вздохнул с облегчением — Роберт не трогался с места, но по его позе, по спокойно-сосредоточенному лицу было ясно, что тот готов защищать жизнь, что он собран и чувствам не поддастся, что ни одно движение врага не ускользнет от его внимания.

Конь орнея так и валялся на земле; по его ржанию и поскольку тот сразу же не вскочил и не бросился с испугу прочь от страшного места, где преградой становится сам воздух, Найжел заключил, что животное, скорее всего, сломало при падении ногу и к бою теперь непригодно.

Не стыдясь показать врагу спину, он бросился к Роберту. Добежал и встал рядом, держа меч обеими руками готовый рубить и убивать.

— Они превращаются в гриадских драконов, — спокойно произнес Роберт. — Только не в четырехкрылых, а в змееглавых. И это странно.

— Почему? — усмехнулся Найжел, словно драконы угрожали не им.

— Да потому, что взлететь не смогут — слишком длинные крылья, а для разбега здесь места не хватит. А на земле крылья лишь будут мешать. Эти твари чрезвычайно опасны, когда налетают сверху.

— Справимся? — Найжел произнес обычную для них традиционную перед каждым опасным приключением фразу.

— В кипящем котле холодной воды не бывает, а в бою трусу делать нечего, — строго придерживался давнишнего ритуала и граф Роберт. — Вперед!

Он двинул коня к тому чудовищу, что на несколько шагов находилось ближе к нему.

И Найжел подумал, что действительно нечего терять время и давать врагам освоиться с новым обличьем. Поскольку эти несчастные пацаны не бойцы и сами их бояться, то уповают лишь на огромную физическую силу чудовищ, в которых превратились.

Что ж, раз в силе уступаем, возьмем ловкостью, быстротой и опытом.

— Погоняй второго! — зычно крикнул, не оборачиваясь, Роберт. — Чтобы не мешал мне с этим разбираться!

Найжел остановился и развернулся. Друг прав. Эти мальчишки сдуру разбежались в разные стороны и нельзя дать им соединиться. Спина к спине, вся надежда на удачу, силу рук и ног и на друга. Кровь бурлит, вспомнив знакомое состояние игры в чет на чет со смертью.

— Эй ты, гаденыш Чева! — закричал Найжел второму дракону. — Убить меня захотел?! Вот он я, ну, бери!

Жизненный путь Найжела не был простым и прямым (а может, именно самым простым и был, как прост путь перекати-поля), терний и резких поворотов на его долю досталось достаточно. Столько, сколько он, повидал, разве что такой же неутомимый странник Роберт. Скорее всего именно поэтому судьба и свела их вместе. Вернее, поначалу троих, но Чевар, избрал свой путь, за что в конечном итоге и поплатился. Странно, но как сложились судьбы их, когда-то казавшегося таким неразлучным, трио — полное неприятие Найжелом магии, на крайнем фланге Чев, а Роберт — посередине. И умрет Роберт (наверняка не в постели) точно последним. Середина не зря зовется золотой.

Впрочем, если суждено погибнуть сейчас и сегодня… Нет, об этом Найжел даже не подумал. Если б он умел так думать, сейчас бы не бежал к огромному грязно-коричневому монстру, у которого нет более искреннего желания, чем его, Найжела, смерть.

Сколько раз не сталкивала его судьба на извилистой дорожке с магией, терпеть он ее не мог — и правильно. Не красавец этот бородатый щенок и был, но в какого урода превратился чародейством! Раз Роберт говорит, что такие в природе существуют, значит так и есть, у природы все уместно, но смотреть на это чудище мерзостно. Здоровенное туловище, отвратительная голова на длинной и относительно тонкой для такого массивного чудища шее, огромные крылья, чересчур длинные, что, должно быть, позволяет развивать хорошую скорость, и цепкие передние лапы. Если эта лапа накроет — молись не молись, наследников не видать.

Как опытный боец Найжел понял, что такую шею, как у этого дракона, грех не перерубить — лишь бы достать, лишь бы увернуться от удара передних лап. И еще неизвестно: вдруг из пасти стрелой вырвется ядовитый язык, как у кобры, несущий мгновенную обездвиженность и смерть.

— Ну же! Я здесь! Вот он я! — кричал Найжел, поняв, что эти чеваровы придурки наконец-то сообразили о своей ошибке.

Либо об ошибках — воплотились они, конечно, в чудовищ могучих и сильных, да на земле неуклюжих, поскольку длинные крылья мешают. Вот и стремятся теперь к друг другу, чтобы фронт защиты был шире. Или это Найжел о них так лестно подумал, а тот мальчишка просто испугался один нападать на Найжела, бешено размахивающего мечом.

Однако Найжел, несмотря на яростный вид и лихо рассекающий воздух клинок, ни на мгновение не терял рассудка, лишь запугивая врага — он ни на один лишний шаг не приблизился к монстру, чтобы тот смог дотянуться до него в яростно-отчаянном прыжке.

Граф Роберт на полном скаку нанес удар копьем по выбранному им чудовищу — кажется, тому, в которого воплотился мальчишка с реденькой дурацкой бородкой.

Метил прямо в пасть, зная, что мастерский удар пробьет не слишком толстые кости черепа дракона и завершит дело мгновенно. Но промахнулся — острие копья скользнуло по коже шеи, рассекая, порвало тонкую цепочку, на которой висел магический амулет и тот звякнул о камни, покатился вдаль. Оба — и рыцарь, и перевоплощенный ученик Чевара повернули голову в сторону, куда покатился большой, с человеческую ладонь, золотистый кружок.

Роберт знал, что не зверь увернулся от его удара, а он не попал. Злись не злись на себя — ничего не кончилось. Да ничего и не началось-то толком, ну смазал удар, которым должен был убить. Будем считать, что это был пробный шар. А с чародейским амулетом после разберемся. Так даже лучше — этот юнец не перевоплотится в кого-либо еще, не юркнет мышью в щель, не будет потом болтаться под ногами со своей недозрелой ненавистью.

Граф, слыша за спиной крики Найжела, чувствовал — как и всегда, когда рядом друг, что тыл защищен надежно и беспокоиться об этом нечего. Главная задача — разобраться хоть с одним. Он быстро развернул коня и вновь поднял копье.

Сильный порыв чуть не сбил коня с ног. Чудовище взмахнуло огромными крылами и будто ураган налетел на графа. Он поморщился, сообразив, что совсем забыл предупредить друга: у этих тварей еще и жуткий свист, который может разорвать барабанные перепонки. Впрочем, этим-то их, бывалых бойцов, не проймешь, и не через такое проходили. Но приготовился. Нападающие еще только осваиваются в новых телах после метаморфозы — сейчас издадут эти звуки, от которых какой-нибудь крестьянин может просто-напросто повернуться разумом, граф слышал о таком.

Едва крылья сложились граф вновь направил копье, но, понимая, что в голову не попасть, метил прямо в грудь, вложив все силы, чтобы пробить нагрудные роговые пластины.

Копье воткнулось в прочный панцирь и хрустнуло, будто сухая ветка.

Граф отбросил прочь бесполезные обломки и выхватил из ножен меч.

Чудовище словно захохотало, увидев первую победу, стало разворачиваться всем телом, чтобы нанести по ненавистному арситанцу последний завершающий удар лапой.

И обиженно захрюкало — граф со всей силы рубанул по вновь поднявшемуся непроизвольно крылу, перебив кость. Брызнула ярко-алая кровь.

Дракон нелепо прижал поврежденное крыло к боку и отпрянул в бок на несколько шагов, грузно волоча по песку пузо. О нападении он словно перестал думать.

Как все просто в мечтах! Загоним арситанца и Найжела в ловушку, отрежем выход и превратимся с помощью амулета, оставленного учителем, в огромных монстров. И обращались в драконов для тренировки и радовались, что так ловко получается.

Один удар лапой и в крошки разлетается огромный пень — конец, им конец! Ан, нет! Не даются враги, не подставляются под удар лапой. Да еще кровь хлещет из раны и больно, ой как больно! Никто не говорил, что будет больно!

— Эй, да бери же меня! — кричал Найжел.

Но мальчишка, никогда не бывавший в настоящей драчке, похоже, просто испугался и забыл о своем могучем новом теле. Одно дело — скакать в образе орнейского льва, зная, что не догонят. Совсем другое — бросаться на меч, который в руках орнея кажется блестящей молнией.

Храбрость, похоже, не была основным достоинством учеников Чевара.

Со стороны, где Роберт сражался со своим драконом, раздался свистящий звук, враз заполнивший собой природный амфитеатр. Убегающий от орнея монстр тоже завторил собрату.

Найжел чуть не задохнулся от этого звука, в голове звенело, словно в нее водрузили чугунный колокол. Но он был битым волком и знал о таком явлении. Их тайное оружие не сработает. Он силой воли отключил слух, теперь придется надеяться только на глаза, не упустить бы чего.

Второй дракон неуклюжими с виду прыжками и не столь быстро приближался к графу.

Найжел выругался — сейчас эта образина нападет на друга со спины.

В злости он схватил с земли первую попавшуюся под руку каменюку и метнул — куда там, зверь даже не почувствовал удара. От отчаяния Найжел, повинуясь порыву, подбежал к повернувшемуся к нему задом монстру и по хвосту, по горбу хребта, в несколько мгновений вбежал вверх.

Конечно, самым разумным, пока монстр не дернулся и Найжел не слетел с шаткого пьедестала, было отсечь ему голову — ведь думал же об этом. Но в горячке он позабыл о прошлых мыслях и вонзил меч, двумя руками держа рукоять, в то место, где шея выползала из-под несокрушимой роговой пластины, прикрывающей спину. Он не знал — убьет таким образом монстра или нет. Да и некогда было размышлять об этом.

Словно землетрясение бухнуло под ногами Найжела и он, не удержав рукояти меча, полетел прочь, стараясь сгруппироваться и ничего не сломать при встрече с каменистой землей предков. В падении ему прямо в лицо ударило бешено дернувшееся крыло дракона и он резко изменил траектория, чувствуя, что из разбитого носа хлещет кровь. Он упал, и, не заботясь ни о чем прочем, покатился вбок, пока обезумевший от боли зверь не наступил на него задней лапой, способной раздавить троих таких Найжелов разом.

Оказавшись на относительно безопасном месте и подняв голову, Найжел первым делом увидел острие своего меча, торчавшее из шеи монстра — все-таки пробил насквозь.

Под ним болтался, отбрасывая солнечные блики, чародейский амулет. Зверь исполнял какую-то дикую пляску боли, словно лапами ударяя в такт о землю, которая служила ему вместо барабана, а из пасти рвалась визгливая ария смерти.

Сколь долго может продолжаться агония, во время которой чудовище не переставало быть смертельно опасным, ввиду своей безмозглой сокрушительной мощи, Найжел не знал. И как ускорить смерть дракона тоже не имел понятия. Оглянулся, выискивая подходящий булыжник, чтобы попробовать запустить в голову дракона. Не нашел.

— Ну что? Ты все еще жаждешь моей смерти? — закричал он, заодно сообщая Роберту, что у него все более-менее в порядке.

Кстати, как там друг? Найжел быстро оглянулся.

И только сейчас сообразил, что друг в этом безумном свисте ничего не услышит.

Граф сидел в седле и никакой силой его было не выбить из него. В этот момент Роберт ловко заставил коня отскочить, чтобы не попасть под молот огромной лапой и сам нанес удар мечом — но этот выпад, скользнув по толстой коже мог разве что разозлить монстра, чем нанести реальный вред. Бить нужно в уязвимую точку.

Монстр, раненый Найжелом, уже не помышлял ни о нападении, ни о помощи товарищу, ни о чем другом — боль захватила его целиком, он стал заваливаться на бок и толстой тушей уже начала овладевать пока что едва заметная глазу дрожь. С этой стороны больше проблем не будет.

Но другой враг уже освоился с телом дракона, оправился от первых неудач и рвался в бой, понимая, что обратного пути нет. Безумный страх порой оборачивается столь же безумной храбростью и мальчишка решил погибнуть, но утащить за собой в могилу хоть одного из заклятых врагов. И даже лучше, что перед ним именно убийца учителя, граф Роберт Астурский.

Нападки дракона становились все быстрее, ловчее и яростнее.

Роберт может и не выдержать усиливающегося натиска обезумевшего от вида гибели товарища монстра.

И, еще раз убедившись, что его бывший враг занят лишь предсмертными страданиями, Найжел бросился к графу, обегая его противника по широкой дуге. Он вознамерился повторить маневр, уже приведший к успеху. Но поскольку ушибленные места болели (не до них правда сейчас, чтобы это чувствовать) да и ошибки дважды не повторяют, он решил рубить голову. Шея дракона, конечно, толстовата, в полный его обхват руками, да ничего, он постарается отсечь с одного маха.

Когда первые успехи вбивают в душу кураж, убеждают, что ничего страшного, кроме разве что синяков да царапин, с тобой просто ничего случиться не может, получается все. Даже судьба уступает перед бесшабашно-веселым напором.

Словно на горку взбежал Найжел на спину гриадского дракона.

Роберт увидев его за головой чудовища замер с занесенным мечом.

Монстр, почувствовав что-то на спине, взбрыкнул, пытаясь избавиться от досадной помехи.

А Найжел, ожидавший этого, словно на коня уселся, свесив ноги с двух сторон шеи.

Усмехнулся, внутренне собирая силы. И могучим ударом наотмашь рубанул по столбу плоти, заканчивающемуся плоской змеиной головой, готовый вновь лететь на землю, в случае, если меч увязнет в шее.

Но остро отточенный клинок, прошел сквозь мясо и кости дракона, будто через толстую восковую свечу, что в храмах на континенте ставят.

Найжел заскользил вниз, не удержавшись, словно с горки съехал и спрыгнул, попав ногами прямо на отрубленную голову чудовища.

— Тебе бы в палачи идти, — усмехнулся Роберт, спешившись с коня и протянув другу руку, чтобы помочь подняться. — Больно уж ловко у тебя ловко получается.

За спиной Найжела с шумом ломались крылья, чудовище горой мяса обмякло, лишь дергалась от посмертной судороги передняя лапа.

Найжел провел рукой по лбу, потом по лицу — пальцы были в крови. Совсем забыл, что расшиб нос. Но вроде кости все целы.

— Бывало и хуже, — самодовольно сказал Найжел. — Сопляки!

Роберт кивнул и повернулся в сторону другого чудища.

Дракона там не было!

— А этот-то куда задевался? — удивленно спросил орней. — Не улетел же!

— Да вон он валяется, — пояснил Роберт. — Обратно в человека превратился.

— Пойдем, добьем!

— Не торопись, — удержал его за рукав граф. — Может, он жив, тогда я хочу с ним поговорить.

— Да что с ним рассуждать, все уже сказано!

— Как знать, — усмехнулся Роберт, тайный Блистательный Эксперт ордена, не имеющего имени. — Как знать…

Он уверенно направился корчившемуся в луже крови голому человеку.

Некрасивый черноволосый юноша, с искаженным от боли лицом, скорчившийся в три погибели, вызывал не жалость, а брезгливое презрение.

Окровавленный меч Найжела валялся рядом.

— Откуда ж с него столько крови? — подивился орней. — Столько в человеке и не будет.

— Это натекло, пока не метаморфировался обратно, — объяснил Роберт. — Магия — штука такая… Кровь его — и не его… Трудно объяснить.

— И не надо. Мне все это совершенно ни к чему. Был бы со мной перстень…

— Было б то же самое, можешь не сомневаться, — заверил Роберт и склонился над раненым.

Без всякой жалости перевернул его на спину. Тот посмотрел широко раскрытыми глазами, но в них не отразилось никакой мысли — только боль. Он жалобно прискуливал. Граф ударил его — резко, без излишней жестокости, в известную ему болевую точку, и тот, потеряв сознание, замолк.

— Странно, — сказал Найжел, — я попал точно в шею, а у этого разворочена ключица.

— При метаморфировании тело… — начал было Роберт.

— Да, ладно, не объясняй, — оборвал его друг.

— Если б он не превратился обратно в человека, то уже бы издох. А так — будет калекой, но рана для жизни опасности не представляет.

— Не будет он калекой, не беспокойся, — произнес Найжел, вынимая кинжал милосердия.

— Нет, — сказал Роберт.

— Что — нет? — удивился друг.

— Когда он придет в себя я поговорю с ним. — Он снял с бесчувственного тела чародейский амулет и внимательно всмотрелся в него. — У тебя веревка есть?

— Должна быть у седла привязана.

— Пожалуйста, принеси, — попросил граф. — Да заодно прикончи ты своего коня, надоело его ржанье! Неси веревку, свяжем его.

— Да что он нам сделает голый! Ты бы лучше подумал, что дальше делать будем.

— Я об этом и думаю, — ответил граф. — Они-то сами не собирались погибать, так ведь? И как-то, покончив с нами, намеревались уйти отсюда, чем угодно могу поклясться. Эти не отдадут свои жизни ради высокой цели или мести, насмотрелся я на таких. Но как они думали вернуться домой? Может, отсюда есть тайный выход?

Это я и хочу у него выяснить, когда он очнется.

— А если не скажет?

— Скажет! — усмехнулся Роберт. — А не захочет — поговоришь с ним ты. Как тогда, в княжестве Уралда. Помнишь молчаливого монаха, который не хотел говорить, куда отвели похищенных девушек?

— Да, упорный оказался. Пришлось отстричь ему все пальцы, — кивнул Найжел и направился к коню, чтобы прекратить страдания бедного животного и взять веревку.

Граф снова поднес поближе к глазам трофейный амулет. Уже смеркалось — как незаметно пролетело времени. И еще надо решить до полной темноты, как отсюда выбираться; ночь на орнейских островах наступает стремительно. В крайнем случае, хоть Найжел и бурчит недовольно, что мол не мальчик уже, на сырой земле спать, на крайний случай, ночь можно будет провести и здесь, а утром попробовать пробраться через завал или поискать другой выход.

Роберт выпрямился и свистом подозвал своего коня. Из седельной сумки вынул флакон с каким-то зельем.

— Опять магия? — спросил подошедший с мотком веревки в руках Найжел.

Роберт рассмеялся.

— Нет, настой целебных трав, хорошо выводит из обморока. Да и раны лечит.

Дай-ка я им твое лицо сперва оботру, а то смотреть страшно.

— Да уж, — согласился орней. — Находиться в священном запретном месте, да еще в таком виде. И это… — он кивнул в сторону огромного трупа дракона, — здесь тухнуть будут. Что я теперь скажу предкам?

— Успеешь еще придумать, — улыбнулся Роберт, обтирая другу кровь с лица. — До встречи с ними тебе еще очень далеко.

— Да ты что, не знаешь, где мы оказались?

— Что ты хочешь сказать, Найжел?

— Ты не слышал о том, что наши предки?.. Хотя да, это тайна нашего народа. Но ты — мой брат, мы клялись на верность кровью, тебя я скажу. Так или иначе мы отсюда до ночи уже уйти не успеем и ты все сам узнаешь.

Он помолчал, точно собираясь с мыслями; граф не торопил.

— Если орней умирает не на поле битвы, а в своей постели от старости, то жрецы приносят его сюда, в эти священные горы, и оживляют силой первопредка, — наконец произнес Найжел. — И умерший орней живет здесь, разум его чист и светел, он все помнит. Когда надо воспользоваться их мудростью, то жрецы спрашивают у мертвых предков совета. Другие орнеи сюда ходят очень-очень редко, в самых исключительных случаях — предки не любят, когда их тревожат. Им не нужно ни воды, ни пищи, только покой. Они не терпят света, но едва солнце скроется — они выйдут вдохнуть горного воздуха и поговорить с луной. Они увидят нас и вот это… И что я им скажу?

До наступления темноты оставалось совсем чуть-чуть.

Проснулся граф Роберт оттого, что кто-то потряс его за плечо. Он сразу открыл глаза и вспомнил где он и что произошло накануне.

Солнце уже высоко поднялось на небосклоне, окрашивая угрюмые священные горы предков в мягкие цвета, совсем не те, что были вчера. В небесной голубизне не было ни облачка; для полной идиллии не хватало лишь обычного щебетания птиц — над горами предков они почему-то не летали.

— Вставай, Роберт, — произнес Найжел. — Надо выбираться отсюда, если не хотим еще раз ночевать в горах.

Граф кивнул и встал, протирая глаза. Ночь он провел, как в былые времена походов — на расстеленном прямо по камням седле, прижавшись к спящему коню. Костер здесь разводить было нельзя, да и не из чего.

Почувствовав, что хозяин проснулся, конь поднялся на ноги, заржал и отправился к заваленному вчерашним камнепадом ущелью, где под рыжеватыми стенами пробивалась какая-то чахлая растительность.

— Я осмотрел завал, — деловито сообщил графу друг. — Я аж с рассветом проснулся и видел как ты укладывался на ночлег. Так что времени на разведку у меня было навалом. Роберт, тем путем, что мы пришли, больше не выйдешь. Видно, эти засранцы своей магией расстарались — рухнувшие валуны лежат друг на друге шатко, толком ни на что не обопрешься. Любое неосторожное движение — и все камни снова рухнут. Да, будь они прокляты, эти чеваровы недоумки, что посягнули на святыню!

— Как наш пленник?

— Я с ним не разговаривал.

— Но он жив?

— Жив. — Поморщившись, кивнул орней. — Поскуливает.

— Ты ему хоть напиться дал?

— Еще чего! — хмыкнул Найжел. — Самим об этом думать надо. Горы хоть и не большие, но неизвестно сколько мы теперь отсюда выбираться будем. А у нас всего одна фляга воды на двоих и жрать нечего.

— Вон — целая гора мяса, — кивнул Роберт на обезглавленного дракона.

Найжела аж передернуло от отвращения:

— Ну уж нет!

— Ах, какая цаца стал! — усмехнулся Роберт. — В свое время не брезговал и пищей шакалов, когда приперало.

— Да, я могу питаться падалью, — угрюмо произнес Найжел. — Чем угодно, но не магической дрянью. Ладно, забудем это. — Он посмотрел другу прямо в глаза. — Роберт, о чем с тобой говорили предки?

Вышедшие ночью мертвецы, выслушав сбивчивый рассказ Найжела, велели ему отдыхать. И почти до рассвета трое из них при свете полной луны о чем-то толковали с графом Астурским.

Роберт невесело усмехнулся и отвел взгляд в сторону.

— Извини, Найжел, об этом я тебе сказать не могу, — жестко произнес он.

Найжел знал, что настаивать бессмысленно. Если друг захочет, то сам расскажет.

Никто из них в душу друг другу сапогами не лез — таков закон, негласно установившийся между ними много лет назад. Правда, был и другой — заикнулся о чем-либо, рассказывай, за язык никто не тянул. В данном случае Найжел сам спрашивал, так что и обижаться нечего. Но все ж… Предки-то его, орнея по крови, главы клана вепря, а пожелали разговаривать с чужаком в этих краях, арситанцем.

— Они хоть сказали тебе — есть ли отсюда какой-нибудь другой, тайный выход? — спросил орней.

— Отсюда нет другого выхода, кроме того, что завален камнепадом, — ответил Роберт.

— И что же делать?

— Искать выход, — усмехнулся Роберт. — Пошли, поговорим с нашим пленником. И дай глоток воды, в горле все пересохло.

Вчерашний мститель лежал на боку, крепко опутанный веревкой, с закрытыми глазами. Он обмочился и от него воняло. Граф Роберт не обратил на такой пустяк внимания и сел перед ним на корточки.

— Смотри, мой бальзам подействовал, — заметил он другу, — рана почти совсем затянулась.

— Но в сознание он, похоже, так и не пришел, — язвительно заметил друг.

Граф хотел что-то ответить, но воздержался. Он сперва потряс ученика чародея за плечо, потом бесцеремонно перевернул на спину и пальцами приподнял ему веки.

Пленник установился на него совершенно пустым взором и захихикал. Почти сразу же кретинический смех перешел в плач, из глаз юнца потекли слезы.

— Да он от ужаса стал полным идиотом! — буркнул Найжел.

— Похоже, — кивнул Роберт. — Но у меня для такого случая есть одно средство.

— Магическое? — подозрительно спросил орнейский рыцарь.

Роберт рассмеялся, хотя смех получился несколько натяжным. Он подумал, что мог бы снова обмануть друга, сказав, что и другое средство из обычных трав, но зачем?

Разве магия не имеет то же естественное происхождение, что и все остальное?

Разве то, что трава ибрис-та великолепно исцеляет раны, само по себе не маленькое чудо?

— Да, — резко сказал граф и встал, их взгляды встретились, — магическое.

Давай поговорим откровенно, Найжел, раз уж так получается. Раньше мы это не обсуждали — повода не было. Да я и не подозревал до сих пор, что ты так уж сильно ненавидишь магию. Но я не хочу, чтобы между нами возникала стена, ты слишком мне дорог. Это средство, настолько же магическое, насколько магическое действие производит, например, настой травы ибрис-та.

— Сравнил, то же мне! — фыркнул Найжел. — Как чистый родник со зловонным болотом!

— То же самое, — с расстановкой повторил граф. — Вся магия — от природы, как любое дерево, камень, или облака над нами. Да разве не магия в том, что ты вчера разговаривал с давно умершим человеком?

— Это — мой предок. И он, пусть умер, но душой жив, пока я и другие орнеи помним о нем. Если я не погибну в бою — я тоже буду здесь, среди всех орнеев.

Так было испокон веков, так будет. Не мной заведено, не мне обсуждать, как не мне ругаться на солнце, что прячется за тучи. Магия здесь не при чем.

— Я не хотел никак задеть твоих чувств, — поспешил заверить Роберт. — Здесь ты прав, предки орнеев живут вашей памятью. Но ответь, Найжел, когда ты сражаешься с врагом и меч ломается, ты же не задумываясь пустишь в ход подвернувшуюся под руку палку или каменюку. Песок, наконец, чтобы запорошить врагу глаза. Так или нет?

— Ну, конечно… — согласился друг. — И что ты хочешь сказать?

— Магия — та же природа! — как можно убедительнее, произнес Роберт и взял руки орнея в свои. — Глупо отказываться от того, что может спасти тебе жизнь, какие бы ни были на то причины и принципы. Принцип не стоит жизни. То есть… не всегда. Это твое неприятие магии — точно не стоит, чтобы ради него умирать.

Ответь: если бы ты оказался на месте того же Дайлона, неужели ты из-за своей ненависти к магии позволил бы пиратам увести свой род и любимую девушку в рабство? Говори честно: ты поступил бы так же как он или нет?

— Ну, поступил бы! — после паузы ответил Найжел. — Если бы не оставалось другого выхода — то да! Но я не стал бы считать это подвигом и не гордился бы этим!

— Тебя никто не заставляет гордиться использованием магии. Вообще-то, глупо отказываться от полезных вещей. Но когда только магия может спасти, то неужели из-за дурацкой гордости отвергнуть ее и погибнуть? Да ты же сам себе противоречишь — помнишь, в Махриде, с нами был маг? Тогда ты, кажется, не возражал против его помощи…

— Магия — заразна! — с жаром парировал Найжел. — Поддавшийся магии один раз, не сможет отказаться от нее никогда. Он перестает быть воином. Вспомни Чева!

— Посмотри на меня, Найжел! — воскликнул граф Астурский. — Ты можешь сказать, что я перестал быть воином?

— Что за ерунду ты несешь, Роберт?! — опешил орнейский рыцарь.

— Так вот, когда это необходимо, я использую магию. Но если есть возможность обойтись без нее — справляюсь своими силами.

— Так я про это и говорю!

— Да, кстати, — ухмыльнулся граф, — твой перстень тоже был магическим.

— Вот уж нет! — с жаром возразил Найжел. — Он наоборот магию отгонял.

— А ты полагаешь, будто магию можно победить без магии?

— Да, я считаю — можно.

— Так мы ни до чего не договоримся. Скажи, ты веришь мне так же, как прежде?

— Да!

— Тогда верь мне сейчас и плюнь ты на магию. Ни ты, ни я в магов не превратимся, нам это не грозит. Главное — выжить!

— А для этого все средства хороши — как говорил князь Армугада, — рассмеялся Найжел. — Правда, прожил он недолго. Ну ладно, вот моя рука и сердце, поступай, как считаешь лучшим. Я действительно верю тебе — ты уже не станешь другим.

— Еще бы! — усмехнулся Роберт совпавшим с собственными мыслями словам друга.

Он извлек из седельной сумки, которую прихватил с собой, плотно закупоренный флакон из очень толстого и совершенно непрозрачного стекла, соскоблил воск и осторожно, хотя и пришлось приложить усилия, вытащил пробку. Взглянул на лежавшего ученика чародея, досадливо поморщился и, вновь сунув пробку на место, осторожно поставил склянку на землю рядом.

— Разожми ему зубы кинжалом, — попросил граф, распутывая веревку, которой был связан пленник.

Найжел, еще не совсем успокоившийся после состоящегося объяснения, без пререканий выполнил просьбу.

Граф, поддерживая голову мальчишки левой рукой, аккуратно влил ему в рот четыре капли темно-багровой жидкости.

— И что теперь? — спросил после некоторой паузы друг.

— Подождем, — ответил Роберт. — Редко какое снадобье действует сразу. Тем более, такое сильное.

— Ты хочешь его спасти? — удивился Найжел.

— Четыре капли, — сказал граф. — Он больше не жилец.

Орней не стал спрашивать о действии одной-двух капель неизвестной жидкости. Ему это было ни к чему.

Несколько минут длилось напряженное ожидание.

Найжел встал с корточек, потянулся, разминая мышцы.

Роберт ждал, все так же придерживая рукой голову пленника и вглядываясь в его пустые глаза, словно надеялся найти там ответы на свои незаданные вопросы.

Он уже задумчиво посмотрел на пузырек с магической жидкостью, когда тело мальчишки выгнулось дугой, словно его пожирал внутренний огонь и граф отпустил руку.

Несколько мгновений пленник корчился на земле, затем утих, но его тело уже не было безжизненно расслабленным.

Роберт выпрямился и приказал лежавшему ученику Чевара:

— Встань и отвечай на мои вопросы.

И хотя Найжел ожидал чего-то подобного, все равно удивился насколько шустро ученик Чевара (вернее его тело) подчинился распоряжению друга.

В глазах пленника появился какой-то отблеск разума, он сосредоточенно смотрел в одну точку — на графа. Как преданный пес на хозяина.

— Кто ты? — задал для затравки первый вопрос Роберт. — Как тебя зовут?

Его это совершенно не интересовало, но он знал, что не следует слишком напрягать допрашиваемого, находящегося под действием магического настоя. Человек может не выдержать резкого потрясения и разум покинет его окончательно. Тогда будет бесполезна любая магия.

Пленник представился, назвав совершенно непроизносимое имя, какие дают в южных княжествах. Да и внешне он был похож на южанина, не то, что его рыжебородый дружок.

Монотонным голосом без каких-либо эмоций, зачарованный юноша поведал о грустной и невеселой истории своего детства: как он остался без родителей, как скитался по дорогам и попрошайничал на площадях городов, имен которых не знал, как бывал неоднократно бит, как прибился на какой-то купеческий корабль в надежде стать юнгой, а его всю дорогу тошнило, как, прекратив его бродяжничество, учитель Чевар приветил несчастного мальчишку, и, хоть на его долю выпадало достаточно грязной работы и оплеух, он любит учителя и хочет отомстить за его гибель.

При этих словах Найжел презрительно хмыкнул. Граф, не обратив на восклик друга никакого внимания, продолжил допрос:

— Сколько было учеников у Чевара? — сменил он тему, подходя к интересующим его, жизненно важным в теперешней ситуации, вопросам.

— Не знаю, — ответил пленник бесцветным голосом. — Те, кто постарше, давно ушли. Иногда они навещали учителя, показывали нам разные магические фокусы и уходили гулять с учителем, чтобы мы не слышали их разговоров. Сколько у него было учеников вообще, я не знаю.

— Сколько их было когда… Когда Чевар погиб? Кроме тебя и твоего дружка, кто еще был?

— Двое, старше нас троих, и четверо малышей.

— Где они сейчас?

— Мы поссорились и двое старших ушли вместе, забрав из мастерской все ценное, что мы не успели припрятать.

— А что вы успели припрятать? — с нескрываемым интересом спросил граф.

— Немного денег, целый ворох старых чародейских причиндалов, назначения которых мы не знали — учитель не объяснял. Скорее всего, они потеряли свою силу. Лишь два амулета, с помощью которых можно было перевоплощаться в различных животных, оказались действующими, да еще мы знали о бочонке взрывной жидкости.

— Чевар говорил откуда у него амулеты, о которых ты сказал? Он учил вас ими пользоваться?

— Нет, мы сами разобрались.

— Эти?

Граф показал пленнику два металлических кружка, на солнце казавшихся золотыми, но это явно было не золото, со странными рисунками и вставленными мелкими камешками, возможно, драгоценными. Эти магические украшения были вчера на голых мстителях. Найжел подивился — он и не заметил когда друг разыскал второй амулет.

— Да. Это Лайкер догадался, что при их помощи можно обращаться в тех животных, что там нарисованы — стоит лишь надеть и пожелать. Это очень просто. И заклинаний никаких не надо.

— Точно? — суровым тоном переспросил Роберт.

— Да, — без всякого выражения ответил чародей-недоучка.

Сомневаться в его правдивости (под действием магического средства-то!) причин не было.

— Хорошо, — кивнул граф. — Что еще осталось в мастерской Чевара из магических предметов?

— Я не знаю, что из них магическое, а что оказалось там случайно.

— Перечисляй, я сам разберусь, — легкомысленно повелел граф.

— В мастерскую ведут две двери из спальни учителя и из столовой. Между ними стоит шкаф, полный древних рукописей и книг, некоторые на незнакомых языках. Там же стоят: подсвечник медный тройной, ларец инкрустированный костью, в котором хранятся древние полустертые монеты, вышедшие из хождения, и валяется множество других мелких предметом, может и талисманы или амулеты, многие на цепочках или имеют крепление для нее. Там мы нашли и эти два магических амулета. Напротив шкафа стол и огромный стеллаж. На стеллаже — верхний ряд: мазь морского барсука для…

— Стой-стой, — поняв о своей ошибке, воскликнул Роберт. — Не надо перечислять. Где находится мастерская Чевара?

Мальчишка молчал.

— Я жду, — поторопил граф.

Безрезультатно.

Найжел усмехнулся:

— Твое хваленое средство перестало действовать?

— Нет. Наверное, Чевар наложил на своих учеников заклятье молчания о том, где находится его жилище, — предположил Роберт.

— Ты узнал у него все, что хотел?

— В общем-то — да. У тебя к нему есть вопросы?

— Хм. Я бы спросил, почему он говорил о троих, когда мы сражались с двумя? Не третий ли забрался в горы и устроил обвал…

— Да, я тоже думал об этом спросить, да из головы вылетело, — хлопнул ладонью по лбу граф. — Молодец, Найжел. — Он вновь повернулся к ученику Чевара: — Говори, откуда ты узнал о том, что именно вчера я поеду на охоту?

— Об охоте было объявлено заранее. Мы ждали, что она будет — Лайкер все придумал. Он подружился с одной девушкой из дворцовой поварни, она ему и сказала на какой день назначена охота. И еще мы оборачивались в букашек и летали сами во дворец.

— Вас было трое?

— Да — Кар, Лайкер и я.

— Что должен был сделать третий?

— Я с утра облачился в дракона и на спине доставил Кар на плато, наверху. Мы поручили Кар добраться до ущелья и устроить камнепад при помощи взрывчатой магической жидкости, которого у учителя была целая бочка. Мы рассчитывали убить графа Астурского и Найжела Вепря камнями, а если не получится — то задавить их, обратившись в драконов.

— Значит, этот Кар еще в горах? — заметил Найжел. — Так просто он оттуда не выбрался. И сейчас может целиться в нас из лука или запустить еще какой-нибудь магической дрянью.

Граф пожал плечами:

— Все может быть… Остальные ученики тоже горят желанием отомстить за смерть своего учителя? — спросил он у находящегося в магическом дурмане откровения пленника.

— Нет. Старшие сказали, что это не их дело. Чевар их обучил всему, чему мог и они собирались покинуть эту страну, отправиться на малый континент. После смерти учителя мы их больше не видели. А малыши еще толком ничему и не научились, разбежались кто куда. Один, как я знаю, прибился к воровской шайке на базаре.

Граф помолчал, раздумывая о чем бы спросить еще, разглядывая в руках чародейские амулеты.

— Все, — наконец махнул он рукой.

Пленник упал, словно жизненные силы покинули его; голова стукнулась о твердую землю.

— Что будем с ним делать? — спросил Найжел. — Не в горы же тащить…

— Прикончим, — равнодушно сказал граф. — Пока пусть полежит, вдруг я еще чего-нибудь захочу спросить. Да, надо решать как выбираться отсюда.

— Как-как — по стене, цепляясь за травинки и трещинки…

— Это может занять несколько дней. Да и я уже не тот, что был прежде… Обрюзг, обленился…

— А у тебя есть другое предложение? — ехидно спросил Найжел, не ожидая ответа.

— Есть, — спокойно ответил Роберт.

— Какое же?

Граф многозначительно показал другу амулеты, что он взял у поверженных учеников Чевара.

— Ну ты даешь! — не удержался Найжел. — Да чтобы я?!.

— Лучше умереть здесь от голода или сорваться со скалы и разбиться в смерть?

Найжел промолчал.

— Дай еще воды хлебнуть, — попросил граф.

Друг протянул флягу и уселся прямо на землю, понимая, что предложение друга разумно. Но решится на такое?! Да и Роберт размышляет — наверное, тоже не особо хочет связываться с магией. Впрочем, другого выхода, похоже, действительно нет.

Наконец Роберт тряхнул головой и принялся снимать сапоги.

— Ты что надумал?

— Хочу попробовать как этот амулет действует, — буркнул граф.

Он не желал снова вступать в бесплодные споры.

Найжел молчал. Он сорвал одинокую травинку, смело пробившуюся в глинистой земле, взял в рот и покусал, не отводя взгляда от друга.

Роберт разделся догола, аккуратно сложил одежду. На нее положил меч и кинжал.

Сверху положил второй амулет. Подумал. Протянул чародейскую вещицу другу.

— На, почини пока цепочку. Сам ни в коем случае не одевай. Я сперва попробую — мало ли что.

— И в кого ты хочешь обратиться? — как можно более лениво-равнодушным тоном спросил Найжел.

Он взял протянутый амулет и принялся всматриваться в крохотные фигурки, искусно высеченные по кругу; в центре амулета блеснул крохотный камешек, почти мутный, но в котором сквозь муть пробивалась какая-то искра. Фигурок было тринадцать:

человек, медведь, лев, конь, заяц, какая-то букашка, ласточка, орел, рыбина (разве разберешь на маленькой фигурке, что за порода — скорее всего лосось, а может и вообще что-то неизвестное — сколько их в морях плавает), акула, змея, черепаха и дракон.

— Так в кого? — рассеянно переспросил он.

— Догадайся с трех раз, — усмехнулся Роберт. И тут же серьезно добавил: — В орла. Посмотрю, что к чему, над горами полетаю и вернусь. Не одевай без меня амулет.

— Я и с тобой-то дюжину раз подумаю — стоит ли? — проворчал орней, все так же рассматривая диковинную вещицу.

Он поднял голову. Друг перевоплощался. Странно было наблюдать за этим со стороны. Да и опасно, наверное, — он до сих пор не забыл как неведомая сила отбросила его коня, когда он напал на этого юнца (лежавшего сейчас без чувств неподалеку) еще не закончившего перевоплощения.

Пальцы Роберта превратились в перья, а нос вытянулся в острый клюв.

Наконец, перед Найжелом оказался коричневый орел — красивый и могучий, такой в лапах не очень тяжелого человека сможет унести.

Орел издал клекочущий звук — говорить по-человечьи граф сейчас не мог. Сделал несколько пробных шагов, широко расставив крылья и взметнулся вверх. Заложил большой круг над похожей на арену площадью в горах и скрылся из глаз.

Найжел вздохнул, а потом усмехнулся. Конечно, его друг смелый человек, да и он ему не уступит. Может сейчас запросто нацепить этот амулет и тоже устремится в облака — только зачем? Да и не мальчишка он, Роберт сказал — ждать, значит будет ждать.

Найжел принялся ремонтировать порвавшуюся цепочку. Одна мысль не давала ему покоя — о чем могли беседовать с Робертом предки, почему выбрали именно его? Он понимал, что Роберт не скажет, а самому ломать голову совершенно бесполезно.

Собственно — да какое ему до всего этого дело? Но все же чуть-чуть, самую малость, обидно.

Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, Найжел постарался думать о другом.

Все-таки не глуп тот чародей, что создавал этот амулет. Медведю нет равных в лесу, в степях же либо пустыне — лев всегда добудет пищу, а уж раз орнейский лев, то и в горах. Обратившись в коня, можно легко довезти на спине раненого, или стащить груз не в пример более того, чем в человечьих силах; заяц способен в кратчайшие сроки домчать на значительное расстояние, а уж если все ж пришла пора удирать, то и это не плохо. Впрочем, если надо удирать, то лучше обратиться в букашку и спрятаться в листве или камнях — попробуй найти. Да и если надо узнать, что делается в стане врага — лучше не придумаешь: обернулся букашкой-сикарашкой и залетай в шатер главнокомандующего войск противника, слушай спокойно диспозицию предстоящей битвы, узнавай секреты и резервы. То же — ласточка. Или там через горы-озеро перелететь. Орел — птица боевая, да и скорость у орла, побольше, и пропитание, опять же, добыть легко. Для преодоления моря — рыба, а если встретишь в воде опасность — оборачивайся в акулу. Кажется все создатель чудной вещицы предусмотрел. Даже для нанесения подлого удара в спину есть возможность — обращайся в змею, проскальзывай в спальню и жаль спящего врага.

Только не для рыцаря все эти возможности — мерзко и подло. То есть, если сейчас обратиться в орла и выбраться из ловушки — это одно. А шпионить, убивать из-под тишка — увольте.

Но какие эти сопляки чеваровы полудурки — красиво хотели: «Мы — ваша смерть!»

Нет, чтоб в столице змеею обернуться, раз так уж возжаждалось отомстить.

Впрочем, Роберт тоже не прост, магию запросто мог почувствовать. Да и змею бы наверняка увидел, а реакция у него мгновенная — разрубил бы в пополам, та даже яд бы выпрыснуть не успела…

А теперь труп одного давно остыл, а другой вон, лежит, и недолго ему осталось.

Но где Роберт? Что-то долго он примеряется к амулету, не случилось ли чего?

Чтобы заглушить тревогу, Найжел снова принялся рассматривать магическую вещицу, в которой была заключена столь удивительная сила. Со всеми животными более-менее ясно, но для чего создателю потребовалась черепаха? Это-та неуклюжая тварь чем может быть полезна?

Граф Астурский еще вчера догадался о предназначении амулета, но у него не было полной уверенности, да и некогда было об этом подумать. Разговор с мертвыми предками орнеев, тяжелый, с постоянными многозначительными паузами и недоговоренностями, отобрал почти все душевные силы. Намеки, метафоры… Он так и не понял, знают ли они, что он Блистательный Эксперт ордена, не имеющего имени? Очень похоже, что знают и возлагают на него какие-то свои надежды. Хорошо бы еще знать — какие? А вот то, что в его жилах течет орнейская кровь, да еще рода вепря, для него было неожиданностью. Выходит, они с Найжелом дальние родственники? Но почему предки запретили говорить об этом другу? Впрочем, здесь догадаться несложно. И хоть бы словом, взглядом, невинным жестом намекнули — приближается он к своей цели или, наоборот, движется в противоположную сторону?

А теперь ломай голову, что означает этот странный ночной разговор.

Граф в обличье орла парил над горами. Романтика полета не слишком вдохновляла его. Трезвый расчетливый ум мгновенно просчитал многочисленные преимущества такого неожиданного подарка — зачастую, находишь то, что и не чаял, но что многократно ценнее искомого. Но сейчас не тот случай. Амулет бесценен — спору нет, его наставники и сподвижники в ордене и не ведали о подобном чародействе.

Значит, теперь он просто обязан выжить, чтобы доставить драгоценные игрушки в орден — никакому гонцу подобное сокровище не доверишь, даже родному сыну. К тому же, если он ничего так и не добьется, этот трофей будет хоть слабым, но утешением.

По виду и не скажешь, сколько магическим предметам лет, может они созданы аж во времена Царя Мира каким-нибудь ныне забытым великим чародеем. А, может, созданы и пришельцами, вызвавшими катастрофу, кто знает — раз уж такой могущественный орден, объединивший серьезных магов, понятия не имел о подобном. Откуда эти амулеты у Чевара, почему колдун не воспользовался ими сам?

Граф давно привык отметать вопросы, ответы на которые не существенны для дела.

Да и не ответишь на них, не зная всех подробностей.

Найжел оказался прав: вызванная магией учеников Чевара лавина закупорила ущелье наглухо. Пробовать пробраться по шатко громоздившимся валунам — чистое безумие.

Хотя с такими амулетами, как у них сейчас, это не преграда. Можно полностью отдаться волнующим впечатлениям свободного полета в небесах. Хоть до солнца взлетай, лишь бы крылья не опалить.

Но острый тренированный взор графа не пропускал ни единой детали.

Вчера, в пылу погоню, когда охотничий азарт полностью овладел разумом и гнал вперед, ущелье показалось ему намного короче. С высоты птичьего полета он сразу заметил обширное плато: точно какой-то великан огненным мечом смахнул вершины и острые пики.

Почти у самого края лежал человек, сверху казавшийся крохотным, будто муравей.

Роберт спланировал вниз. Разговаривать с третьим учеником Чевара было не о чем, но и оставлять в живых яростного мстителя — тоже неразумно.

Человек заметил в пустом, почти безоблачном, небе коричневатого орла, вскочил на ноги и призывно замахал руками.

Орел подлетел к нему.

— Чего вы так долго? Уже мелькнули мысли, что вы меня бросили здесь, негодники!

Когти орла коснулись поверхности плато. Да, все предусмотрели, негодяи — и сверху видно как они в ущелье проехали и лавину можно вовремя вызвать. Только того, что происходило у жилищ предков орнея третий мститель видеть никак не мог.

Ученик Чевара бежал к орлу.

Граф лишь подумал о перевоплощении обратно в человека, как почувствовал тепло амулета и магическая сила наполнила тело. Странно, но метаморфоза, вопреки всем ожиданиям, не была болезненной, скорее ее можно назвать приятной, хотя ощущения крайне непривычные, незнакомые.

Бежавший человек остановился на расстоянии нескольких шагов, ожидая окончания магической процедуры — наверняка знал, что его может отбросить магической силой.

Потом ученик Чевара отступил назад, увидев, что преобразовывающийся из птицы человек ни ростом, ни фигурой не напоминает товарищей.

— Граф…

Голосок у третьего мстителя чем-то показался странным. Роберт всмотрелся внимательнее — перед ним была молодая женщина, почти девчушка, в мужской одежде. Чернявая, из под шапочки выбился кончик припрятанной косы.

— Граф Роберт? А где Чижик и Лайкер?

— Их больше нет, — усмехнулся граф, не особо покривив душой.

Черноволосый юнец еще жив, но можно считать, что он вычеркнут из списков живущих так или иначе — после того как отведал варево из черной склянки больше трех-четырех дней не продержишься.

— И кто же ты, красавица? — зачем-то спросил граф. — Не та ли, кого называют Кар?

— Да, я, — она отступила на шаг, лихорадочно соображая что делать.

Справиться с появившимся вместо товарища гигантом, от которого пощады ждать нечего, ей было не по плечу. Даже если бы у нее в руках было оружие — все равно. А никакой магической мощи в ней не чувствовалась — просто напуганная до смерти девчонка. Но она нашла в себе силы горько улыбнуться:

— Вы убьете меня? Как Чижика с Лайкером?

Граф мрачно кивнул. С врагом разговор короток, но все равно не по душе поднимать руку на женщину.

— Тогда… — она с трудом выдавливала слова. — Можно я сама спрыгну? С обрыва.

При других обстоятельствах Роберт с интересом бы следил за выражением ее лица, за борьбой противоречивых чувств: жаждой жизни и гордости. Проклятье, откуда у этой соплячки, ученицы Чевара, может быть гордость?!

— Можно?.. — повторила девушка.

Роберт лишь неопределенно пожал плечами. В душе от того, что не придется самому убивать женщину, не стало радостнее. Способы разные — результат один. Хотя, если сброситься сама — все легче. Может, она убивается по учителю и товарищам, а он тут не при чем. Да при чем, при чем, ведь себя-то не обманешь.

Больше всего ему хотелось обернуться обратно в орла и лететь к Найжелу, вернуться в столицу и залезть в бассейн с горячей водой, столь горячей, какую только можно выдержать, и смыть с себя всю душевную мерзость, против воли приставшую к нему за многие годы.

А ведь не все чувства погибли, не зачерствел еще окончательно, как был уверен.

Шевелится в ущелье души вредный червячок. Да, собственно, иначе и быть не могло — лишь любовь к людям могла подвигнуть его на то, к чему он стремится. Любовь к людям, но не к отдельному человеку.

Да, скорее ж ты, раз решилась. Чего тянуть? Граф стоял, не сводя с нее глаз, и в то же время словно и не видя ее, думая о своем. Все о том же — главном, проклятом, нерешаемом.

— Везде… — столь же нерешительно произнесла девушка, — осужденному на смерть выполняют последнее желание. Ведь правда, это везде?

— Я тебя не осуждал… — невпопад ответил граф.

— Но ведь вы хотите меня убить?! — воскликнула девушка с непонимаем и вдруг проснувшейся робкой надеждой.

— Убить — да. Устранить. Но я тебя не осудил. Ты хотела отомстить за учителя.

На твоем месте я поступил бы так же.

— Но почему вы тогда хотите убить меня?

— Чтоб не болталась под ногами. В следующий раз ведь может повезти тебе и другим твоим дружкам.

— У меня нет никаких друзей! — это был крик последней надежды.

Граф не знал, как он сейчас выглядит со стороны, но судя по реакции девушки, ничего хорошего на его лице не отразилось.

— Хорошо, — она склонила голову, длинные волосы упали на глаза, полускрыв лицо. — Но хоть выполните мою последнюю просьбу…

— Говори, — нехотя согласился он.

Она-то не знала, но не было случая, чтобы Роберт Астурский не сдержал своего слова. Он взваливал на себя еще один обет и раздраженно гадал о чем она может попросить и какие новые хлопоты вызовет его одно-единственное слово.

— Я не боюсь смерти, — она подняла на него глаза и в них отразились правдивость ее слов и дерзкий вызов. — Не боюсь! Я ведь и не жила никогда.

Роберт встрепенулся — оживленный мертвец всегда интересен Блистательному Эксперту ордена без имени. Может, она сама захотела сброситься со скалы потому, что потом оклемается?

— Да, не жила! — вскричала девушка и без сил опустилась на камни. — Разве это жизнь? Где та страна, о которой рассказывала в детстве няня? Нету ее, нет! И Царя Мира никогда не существовало! Нет мужчин, способных согреть и защитить — одни самцы! Все хотят лишь помять, поклевать мое тело… точно шакалы… Учитель смазливо улыбался, все хотел в свою вонючую постель затащить — да он не мылся сто лет, и спал не раздеваясь! Ученики его — то ущипнут, то на занятиях словно случайно руку на бедро положат. И шепчут о любви… а гримасы — бр-р. И дрались из-за меня. Шайтар Копре даже руку сломал… А я… я думала — вот научусь магии лучше всех и найду Царя Мира, он сразу поймет, что я не такая как все…

Не такая…

Она расплакалась.

Не было резона затягивать неприятную сцену, но Роберт почему-то не останавливал сбивчивый монолог. Воспользовавшись паузой, он пробурчал:

— Говори свое желание.

Он подумал, что неплохо бы выяснить: откуда она знает о Царе Мира и что именно?

Но махнул рукой. Вряд ли она скажет что-то новое, кое-где сказки о нем до сих пор ходят в народе, глухие отголоски действительных событий. И добавил как можно суше:

— Мне некогда.

Она вскочила на ноги.

— Нет, не подумайте, что я пытаюсь вас разжалобить — я готова к смерти. Только я очень хочу, чтобы сейчас… Перед тем, как я умру, вы выполнили мое желание!

Роберту хотелось закричать на нее, но эта девчушка чем-то вызывала уважение. И если самому отпетому негодяю перед казнью позволяют последнее желание, почему он должен отказывать ей? Он — не судья и не палач. Он — воин. Он не наказывает, а лишь устраняет возможную в будущем опасность.

Очень захотелось вина. И, в принципе, всего-то делов — вернуться за Найжелом и мчаться в столицу, где этого добра вдоволь.

Но он стоял, не зная какой у него вид — мрачный, или сурово-равнодушный. Что должно быть сделано — будет. Так или иначе.

— Говори! — оборвал он паузу, почувствовав, что сейчас у девушки начнется истерика.

Вот что он от всей души боялся и ненавидел, так это женских слез, когда самые красивые лица становятся обезображенными. Может поэтому, искренне любив свою единственную, он большую часть жизни провел вдали от нее.

— Граф Роберт!.. — ей, видно, тяжело давались слова. — Граф Роберт, я не хочу предстать перед лицом своих предков девственницей.

Граф не понял.

— Граф Роберт, я умоляю вас!

Он чуть не озверел от этой просьбы — перевоплощаться в дракона и везти ее к тому, кого она там захочет!.. Даже преступнику откажут в выполнении подобного желания.

Но девушка вдруг начала быстро сбрасывать с себя одежды.

— Граф Роберт! — недоверчиво вскричала она. — Неужели вам не хочется меня?!

Тут до него дошло. Он даже зубами скрипнул от злости.

— Неужели… вам… и вправду… не хочется меня?..

— Нет, — едва не рыча, отрезал он.

— Но ведь я красивая!

— Наверное… — нехотя кивнул головой граф.

— А все говорили, что вы известный на всю Арситанию дамский соблазнитель!

Граф уже, наверное, после этих слов не удивился бы ничему. От неожиданности и нелепости ее обвинения он расхохотался.

— Неужели ты всерьез считаешь, что все мужчины, как твой Чев, увидев красотку, думают только о случке? — спросил Роберт.

Она потрясенно смотрела на него, по инерции продолжая развязывать шнуровку на одеждах.

— О, нет, не подумайте, что я хочу обмануть вас! — не к месту проговорила она.

— У меня даже оружия нет!

Она резко сорвала с себя все остававшееся на ней и сделала шаг в сторону от одежды, словно показывая, что у нее ничего нет опасного для жизни графа.

Не сказать, чтобы девушка была красива, но соблазнительна — точно. Другой бы не отказался получить удовольствие. Найжел, например.

— Тебе это нужно? — насупившись спросил граф.

— Да, — сказала она, молитвенно скрестив пальцы. — Я не родила и мои предки не примут меня после смерти. В моем племени это считается бесчестьем. Но ведь никто не знает… если я сейчас с вами… ведь семя будет во мне… Значит… Я не могу иначе умереть…

Да, это серьезно. Граф прекрасно понял ее чувства. И вдруг, глядя на обнаженную девушку, покорно опустившую руки вдоль тела, ему, наверное, первому, открывшему для созерцания свои прелести, он осознал, что и сам совершенно гол.

Проклятье, ну и ситуация! Как бы еще не подвело естество, нагло выдавая его…

Впрочем, раз сообразил, то уж телом-то он своим владеет. Телом, но не душой, которая протестовала против того, что его просили сделать. Любимая женщина, давно ушедшая в могилу, встала перед глазами.

Но главной причиной все ж было другое. По уставу ордена, имени не имеющего, у него больше никогда не могло быть женщины. Ни при каких обстоятельствах. Иначе он потеряет себя, иначе он погибнет. Он давным-давно свыкся с этой мыслью и отучил себя от самого желания плотских утех, хотя первое время после клятвы и потом, после потери жены, это было совсем нелегко.

О, небо, а ведь в умершей жене и этой Кар есть что-то похожее, похожее до удивления. Наверное, во взгляде. В независимости и в то же время покорности…

Он не мог не сдержать слова. Но он не мог и выполнить ее просьбу.

— Оденься! — приняв решение, приказал граф.

— Вы отказываетесь выполнить мое предсмертное желание?! — в ужасе воскликнула она.

— Я сейчас обернусь драконом. Разговаривать не смогу, так что слушай. Сядешь мне на спину. В долине слезешь. Дойдешь до столицы за несколько дней. Или куда ты там захочешь… Отправляйся на все четыре стороны, ищи своего Царя Мира. Но если я еще раз встречу тебя на своем пути — убью без разговоров.

— Граф Роберт!.. Я…

Не слушая ее выкриков, он отступил на несколько шагов назад, чтобы не повредить ей, и начал перевоплощаться в уродливого дракона, с каким сражался накануне.

Площадка для взлета вполне подходящая.

— Граф Роберт, граф Роберт… — только и лепетала потрясенная девушка.

Переход от ожидания неизбежной смерти к чудесному спасению пережить не так просто — кому, как не старому скитальцу и искателю приключений это знать.

Он закончил перевоплощение и безобразной головой на длинной шее кивнул за спину.

Девушка, словно выйдя из столбняка, послушно бросилась к нему. Граф поднял переднюю лапу. Она в ужасе остановилась. Он указал ей на ворох одежды. Ему, конечно, все равно, как она будет добираться до ближайшего поселка, но все же…

Она поняла и проворно стала одеваться.

Драконьи глаза видели так же, как и обычно его собственные. Ничто в графе не изменилось, после переоблаченья, кроме внешнего вида. Он внимательно следил за ее движениями — на всякий случай по привычке, чтобы не выкинула чего-нибудь непредвиденного.

Она натягивала грубую мужскую одежду, повернувшись к нему спиной. И граф вдруг подумал, что может быть зря посчитал для себя прелести любви ненужными и пустяшными. И даже порадовался, что в драконьем облике и не может изменить своего решения. В любом случае — любовь на обрыве священных орнейских гор…

нет. Он слишком стар.

Она привела себя в полный порядок, даже надела шапочку и запрятала туда полурасплетшуюся черную косу. Граф еще раз мотнул головой, чтобы быстрее усаживалась.

Он проклинал себя, Чевара, его учеников, амулеты и всех женщин в мире. Неужели он чувствует к ней какое-нибудь влечение? Полная ерунда. Но если б ему захотелось вспомнить молодость, то быстрее его соблазнила бы эта гордая девчушка, чем изнеженная принцесса Гермонда с роскошными формами…

И еще, уже взлетев и заложив резкий вираж, направляясь в сторону выхода из заваленного ущелья, он подумал, что может уронить ее и надо быть осторожным.

— Ну и как? — с интересом спросил Найжел, когда коричневый орел на его глазах превратился в друга.

Орней все так же сидел на камнях, теребя в руках трофейный амулет с давно починенной цепочкой.

— Попробуй сам, — усмехнулся в ответ Роберт. — Никогда в детстве не мечтал полетать?

— Люди — не птицы.

— Ты прав, — кивнул арситанец. — Но все равно — попробуй.

— Ты нашел третьего ученика Чева? — равнодушно поинтересовался Найжел.

— О нем можешь позабыть, — отмахнулся граф.

Найжел кивнул — чего об этом говорить. Раз друг сказал, что все сделал, значит, так он и есть, он не любитель кровавых подробностей.

Роберт с хрустом потянулся.

— Руки устали с непривычки, — посетовал он. — Словно целый день мечом махал.

Помнишь, как мы с тобой прорубали туннель в лианах? В Каламуртских княжествах.

— Разве забудешь, — улыбнулся орней. — Даже твой Тень помогал.

Граф неожиданно рассмеялся.

— Ты что?

— Да просто подумал, что это наше с тобой приключение останется неизвестно потомкам. А вернее — писарям из скрипториев Теней. Надо же как он опростоволосился! Не часто с ним такое бывало.

— Да, — согласился Найжел. — Я еще вчера обратил внимание, что как-то непривычно — мы сражаемся, а его рядом нет. Постарел он, что ли?

— Так ведь и мы ж не помолодели, Най. У других моих ровесников по несколько Теней сменилось, а у меня до сих пор — первый. Тот самый, что был приставлен ко мне при посвящении в рыцари… Он тоже был тогда совсем молод, а ведь почти не изменился, лишь морщин прибавилось… Знаешь, если он уйдет, мне будет его не хватать.

— Какая разница? Приставят другого. Он выучит все, что знает этот и всегда расскажет. Ты ж сам объяснял.

— Рассказать-то расскажет, — усмехнулся граф с оттенком грусти. — Только этот — вспоминает.

Роберт натянул штаны и накинул куртку. Сел рядом с орнеем и тут же лег, вытянув руки.

— Что очень устал? — заботливо спросил друг.

— Да нет, не особо, — ответил граф, уставившись в бездонное небо. — Я ж говорю, что с непривычки. Знаешь, я тут полежу, подумаю, а ты перевоплощайся в орла и полетай над горами. Пообвыкни, лететь-то до столицы неблизко придется. Но сейчас далеко не улетай. И обязательно возвращайся.

— Роберт, я…

— Конечно, — лениво перебил его граф, — если тебе претит, то я превращусь в дракона и на спине доставлю тебя, будто в карете, к твоему дворцу. Только это ж все равно будет при помощи магии. Да и дракон отсюда не взлетит…

— Я не о том хотел сказать, Роб. А, впрочем, ладно…

Найжел стал быстро снимать с себя одежду. Утренняя прохлада уже сменялась полуденным зноем, но даже если бы мела метель, это ничего б не изменило, раз он принял решение.

— Ты не очень-то резвись в небесах, — посоветовал граф, потягиваясь. — Сделай кружок-другой над горами и возвращайся. Потом попробуем вместе в других тварей обернуться. Да надо одежду как-то связать — не оставлять же здесь.

— Плевать на одежду, — напоследок сказал орней, укладывая поверх стопки оружие, — но меч предков я не оставлю.

— Ну, об этом-то беспокоиться нечего, — улыбнулся Роберт. — Здесь есть кому присмотреть за ним.

— Не шути так, — попросил Найжел.

— А я и не думаю шутить, — серьезно ответил граф и закрыл глаза. — Здесь твоему мечу ничего не угрожает. И вообще, эту историю надо всем рассказать, чтобы ни один мерзавец больше не осмеливался вступить в священный проход, когда ваши жрецы расчистят завалы. Почему-то у твоих мертвых предков нет никаких сомнений, что камни будут убраны за несколько десятков дней.

— Я то же не сомневаюсь в этом, Роб. Наверняка, жрецы уже узнали о несчастье и ломают голову над тем, как пройти в Священные горы…

Граф посмотрел на голого друга, не решающего воспользоваться магическим амулетом и цепляющимся за разговор, дающий хоть какую, но отсрочку.

— Ладно, — Роберт снова закрыл глаза. — Полетай немного, мне необходимо подумать.

Найжел еще хотел что-то сказать, но махнул рукой, схватился за амулет и закрыл глаза, словно это как-то поможет перевоплощению.

По звукам Роберт догадался, что метаморфоза началась. Через несколько мгновений граф остался один. Он пожалел, что не попросил еще глотка воды из фляги, но вставать было лениво, да и ковыряться в вещах друга в его отсутствие не очень хотелось.

От магической бляхи на груди исходила приятная прохлада и думать, на самом деле, ни о чем не хотелось. А надо. Например, о самом ближайшем будущем — как вытащить отсюда коня, к которому привык. Не взлететь отсюда дракону, да и как привязать животное к спине, ведь он даже мертвого монстра на дальнем расстоянии обходит… Если решение не пришло в голову сразу, значит поиски выхода будут трудны и мучительны. Правда, эта задача не жизненно важная. Сколько он коней сменил за долгие годы, разве сочтешь? Если только Тень скажет — он все помнит, а что не помнит, то записывает.

Ерундовыми мыслями Роберт пытался отогнать от себя взгляд Кар. Прощальный взгляд. Он надеялся, что больше ее никогда не встретит. Зачем? Он призван свершить великое дело, все остальное должно сметаться с пути. Всё и все, даже родной сын, если до этого дойдет.

Граф помотал головой. Лучше тогда уж думать о черноволосой Кар.

Заржал конь и Роберт открыл глаза, рывком сел. К нему стремительно пикировал коричневатый орел.

— Не перевоплощайся лишний раз, если не устал от полета, — крикнул ему граф.

— Сейчас я завяжу одежды и оружие, чтобы взять когтями можно было, и поле…

Орел все же перевоплотился в друга.

— Что-то случилось? — осторожно спросил Роберт.

— Нет, — перевел дыхание Найжел. — Просто там, в горах… уже не священных, простых… там нет могил… Я нашел кое-что. Мне кажется, тебе будет интересно.

— Что именно? — спросил граф.

Ничто в его душе даже не шелохнулось.

— Перевоплощайся, сам увидишь. — Найжел встал с четверенек и подпрыгнул, разминаясь. — Чего я тебе буду рассказывать?

— Как ощущения от полета? — поинтересовался Роберт, догадываясь, что друг хочет устроить ему сюрприз, и, скорее всего, приятный. В противном случае об опасности было бы сказано сразу и без обиняков. — В воздухе-то парить не то, что пешим ходом по горам лазить?

— Я даже сейчас не могу сказать толком, что чувствовал, — ответил орней. — А вообще, на первый взгляд, это как… как с женщиной. Только, наверное, полет быстро приестся, а девушки — никогда! Дух захватывает когда подумаешь, что можно с этими амулетами сделать. Но Чевар-то ничего не смог! Кто связывает жизнь с магией, тот глупеет. Как Чев. Давай, превращайся, к вечеру надо домой успеть, а то старейшина может волноваться за меня. Впрочем, огонь в Пещере Предков горит — значит, они поймут, что я жив.

Он заканчивал свой монолог, не требующий комментариев, а Роберт уже обернулся орлом.

— Вообще-то теперь мне хочется попробовать превратиться и в других животных, да успеется, — сказал орлу Найжел. — Никто эти амулеты у нас же не отнимает!

Граф в обличье орла ждал. Найжел снова превратился в величавую птицу и направился на север, в сторону, почти противоположную той, над которой недавно летал Роберт.

Внизу простирались коричневатые скалы и тянулись на сколько хватало глаз. Но граф ничуть не удивлялся словам друга, что священные орнейские горы не самые большие. Уж они-то повидали горы, когда месяцами идешь с перевала на перевал, спускаешься в ущелья и вновь подымаешься вверх, и кажется, что равнин в мире больше нет…

Найжел вдруг повернул и сделал большой круг; Роберт повторил его движение.

Было такое впечатление, что Найжел не может найти того, что ищет — он пошел уже на второй, более широкий круг.

Наконец раздался радостный клекот и орел стремительно полетел вниз, в глубокое ущелье, со всех сторон окруженное поистине неприступными громадами отвесных скал. Безотчетный страх на всей скорости врезаться в угрюмую стену и рухнуть камнем вниз охватил графа; он пикировал вниз с беспокойством поглядывая на лихой полет друга.

Наконец он увидел, куда влечет его Найжел. Увидел сразу и вдруг. Сверху б он это, пожалуй, и не заметил бы.

Достигнув дна ущелья, оба дружно обернулись в привычные обличья — чтобы можно было нормально поговорить.

— Вот, — гордо указал Найжел. — Сколько ты видел на своем веку, а такое — вряд ли.

— Хм, ты прав. — Роберт почесал подбородок, на котором пробилась жесткая щетина. — И что в нем интересного?

— Ты же сам расспрашивал меня сказания предков о том камне с глазами, что на дороге из столице к морю, — несколько разочарованным тоном протянул друг. — Таких как тот мы с тобой много повидали в наших путешествиях, а вот, чтобы такое… Я даже не слышал никогда.

Они стояли у черной скалы, на которой были глаза, как на том старом идоле, что находится у дороги с побережья в столицу. Только этот был куда как грандиознее и, в отличие от тех, что Роберт видел раньше, напоминал голову: под глазами располагался рот — огромный, распахнутый настежь. В это отверстие свободно мог пройти рослый человек не сгибаясь, да еще рукой бы до верха не достал. В сочетании с печальными глазами и огромным, уходящим к небесам, лбом, этот рот придавал лицу (если, конечно, можно было назвать безносую морду лицом)

жутковато-идиотское выражение.

Найжел подошел к распахнутой пасти и вгляделся, но ничего, кроме непроглядного мрака не увидел.

— Это вход, — спокойным голосом сказал Роберт, но на последним звуке кашлянул, что выдало огромное волнение. — Пойдем, посмотрим, что там внутри.

— А зубов не боишься? — насмешливо спросил Найжел.

Колоссальные размеры идола на орнея не произвели впечатления — и не такое видывали. А вот то, что Роберт не очень-то заинтересовался, его обескуражило.

Стало немного досадно: зачем говорил, показывал? Летели бы сейчас во дворец Найжела, отмылись бы, а потом выпили вина и рассказали о происшедшем в Пещере Предков. Он, рыцарь Найжел, говорил с предками! Не часто это удается сделать не жрецу, а воину и остаться в живых. Он постарался отогнать прочь мысль, что Роберт разговаривал с ними целую ночь.

— Да, — прервал невеселые мысли орнея граф, — тьма кромешная… И факел не из чего сделать… А вот насчет зубов, так я не боюсь. Посмотри, какой вековой слой пыли — здесь даже никакие твари не проползали. Да и птиц я не видел в этих горах, если не считать твой гордый орлиный профиль…

Найжел рассмеялся. Он знал, что они оба туда спустятся и сейчас оглядывался по сторонам, высматривая, из чего можно сделать факел. Хотя даже искру выбить будет нечем.

— Может в букашек превратимся, чтобы понезаметнее быть?

— Тогда уж — в черепах, — усмехнулся граф. — Если что-то сверху обрушится, так хоть панцирь спасет.

— А ведь верно! — согласился Найжел, порадовавшись, что хоть какое-то применение нашлось и этому обличью чудесного амулета. Он уже не думал, что магия совсем неприемлема для рыцаря.

Роберт скрылся в темноте и сразу вышел назад.

— Там — ступеньки, — пояснил он другу. — Довольно крутые. Это — вход в подземелье.

— И что там может быть?

— Понятия не имею.

— А зачем нам туда идти? — спросил Найжел, зная, что ему возразят. — Если это чудище — ровесник всех прочих идолов, а скорее всего так и есть, то ему просто непредставимая уйма лет. Что там может быть интересного?

— А зачем ты меня сюда притащил?

— Ну, ты же всегда интересовался древними загадками.

— Вот и идем. Может, найдем древние сокровища…

— От которых не становятся счастливее, Роб. Опять ловушки какие-нибудь, как в том храме мертвых провидцев…

— Дай мне руку и, чтобы ни случилось, будем держаться вместе, — сказал граф серьезно, отбросив в сторону традиционные шуточки.

— Вот что, Роберт, — принял решение орней, — если это уж так необходимо и именно сейчас, то я слетаю к твоему коню за веревкой. А если осматривать подземелье, то действительно сейчас, вряд ли я еще когда решусь нарушить обет и вступить в святые горы.

— Ты говорил, что эти скалы уже не относятся к святым.

— Может оно и так, — неуверенно кивнул Найжел. — Сказать-то я сказал, а на самом деле это решать жрецам. Ладно, жди, я скоро прилечу.

Не дожидаясь дальнейших возражений, он отступил на несколько шагов и начал превращение. В их дуэте всегда было так, что Роберт больше думал о том надо или не надо что-либо предпринимать, а Найжел заботился о максимальной безопасности.

И Роберт даже не думал возражать на предложение друга — обвязаться веревкой было бы совсем не плохо.

— Возьми мою седельную сумку, — крикнул граф взлетающему орлу. — Там огниво.

Всю сумку бери. А я поищу здесь веток.

Обращаться в орла и летать по ущелью не было никакого желания, да и наверняка бесполезно. Граф отошел к самому краю когда-то ровной площадки, на которую века набросали обломков скал, и уставился на идола. Хотелось осмотреть подземелье одному и немедленно, но разум и опыт подсказывал, что делать это следует вдвоем.

Даже если и придется ввести Найжела в курс его тайной деятельности — ничего страшного. Вариант, что придется рассказать орнею об ордене без имени, был обговорен с остальными Блистательными Экспертами еще семь лет назад, когда он с Найжелом отправился в крайне опасное путешествие в пески Брундии, чтобы снять копии настенных надписей в разрушенном дворце черного мага. Тогда это не понадобилось…

А сейчас?

Тоже попробует обойтись без этого.

Роберт представить не мог, что обнаружил Найжел, но то, что об идоле чужинцев с пастью-входом даже слыхом не слыхивали в ордене — это правда. И магическая мощь так и выпирала из входа, только такой толстокожий рыцарь как Найжел мог ее не почувствовать. Хищников и ядовитых тварей там, конечно, нет, они от магии пуще чем от огня бегут, но вот чародейские ловушки могут быть в изобилии.

Вернулся Найжел, неся в клюве огромный узел. Граф с удовольствием взял в руку свой меч — вероятнее всего в подземелье он не пригодится, но с ним чувствуешь себя привычнее и увереннее.

— Я, как всегда, пойду первым, — сказал Найжел, обвязывая другу веревку на поясе.

— Нет.

— Почему? — спросил орней.

Не возмутился, не обиделся, просто попросил объяснений.

— Из всех свойств, что бывают у чародеев, я обладаю лишь одним — я умею чувствовать магию, — со вздохом произнес Роберт. — Не то, чтобы я знал, что она из себя представляет, просто чувствую ее силу, мощь, враждебно она настроена или нет… Так вот, в подземелье — полным-полно магии. Я хотя бы почувствую что к чему. Ты — нет. Поэтому первым пойду я.

— Хорошо, — спокойно согласился Найжел. И добавил: — Это магическое умение, пожалуй, не помешало бы любому рыцарю, что б знать приближение всякой дряни. Я тебе даже завидовать начал. Ладно, я иду на расстоянии пяти шагов от тебя. И все время переговариваемся… Хоть «да-да, нет-нет», как там, в лабиринте снов на Брадлее. Факел, конечно, сделать не из чего?

Роберт достал из сумки еще один флакон.

— Да сколько у тебя там всякой жидкой гадости? — поразился орней.

Пузырек был совсем маленький. Граф откупорил его понюхал и капнул на ладонь.

Затем с ладони влил жидкость сперва в один глаз, потом другой.

— Для чего это? — подивился друг.

— На, — протянул ему Роберт склянку. — Капни в глаза и проморгайся как следует. В темноте можно будет видеть. Не так, чтобы очень хорошо, но все ж лучше, чем вообще ничего. Да не магия это, не магия. Настой коры каштановых кустов и некоторых редких трав.

— Почему же ты раньше не предлагал? Ведь сколько было случаев, когда такое снадобье пригодилось бы!

— Да я сам о нем недавно узнал. Еще не опробовал толком…

Им не надо было предупреждать друг друга о крайней осторожности, жизнь научила.

Каждый верил друг другу и знал: случись с ним что, то товарищ вытащит. Или погибнут оба. Роберт, например, и представить себе не мог, чтобы он ушел, оставив Найжела умирать. А если бы это было необходимо для достижения его великой цели? Он не смог бы ответить на этот вопрос. И не желает отвечать. Но зачем нужен спасенный мир, если в нем не будет Найжела?

Ступеньки были непривычно широкие, примерно в полтора-два нормальных человеческих шага, и необычайно высокие. Спускаться по этой странной лестнице, да еще в темноте и в неизвестности — чего ожидать при следующем шаге, было чрезвычайно трудно.

Ясно, что не под человека делалась лестница, под пришельцев, о которых и памяти-то на земле почти не осталось.

Идти приходилось медленно, нащупывая ногой окончание ступеньки, держась за шершавую стену.

— Не очень-то твоя хваленая настойка помогла, — заметил Найжел. — Все равно ничего не вижу.

— Пока и видеть нечего, — чтобы что-то ответить и друг услышал его голос, произнес граф. — Подожди, пообвыкнешь маленько.

Лестница казалось бесконечной; через определенные равные промежутки она поворачивала вправо и на полный оборот назад, так что они спускались словно по огромной шахте, прорубленной неведомой силой в толще скалы. Найжел прикинул, что высота от площадки до площадки, метров примерно семь. А поворотов он насчитал уже девять.

— Стой! — вдруг раздался окрик графа.

— Что случилось? — донесся в ответ совершенно спокойный голос.

— Ничего, просто ступеней дальше нет. Ощупываю площадку. Приближайся.

Найжел коснулся плеча друга.

— Кажется, я что-то уже различаю, — почему-то шепотом произнес орней. — Два коридора?

— Один — продолжение лестницы, — пояснил Роберт. — Что ж, посмотрим, что здесь.

Вытянув перед собой левую руку с растопыренными пальцами, точно слепой, Роберт двинулся вперед. Он чувствовал на плече дыхание друга. Они почти не производили шума, хотя перед кем здесь таиться? Если и поджидала угроза, то не из плоти и костей, а магическая, которая пострашнее зубов любого грозного хищника.

На спертый воздух подземелья не обращали внимания. Глаза действительно привыкли к темноте и что-то различали — во всяком случае на крупные предметы исследователи древних тайн не наталкивались. Под ногами противно хрустело, распадаясь в прах, может, кости бывших обитателей подземной цитадели.

Они ходили по лабиринту помещений довольно долго, переходя из комнаты без окон в следующую или боковую — настоящий лабиринт. Но опытный Роберт знал действенное средство не заблудиться в подобных хитросплетениях — он все время держался стены и поворачивал только в право.

Наконец, Роберт сказал:

— Пойдем отсюда, Най. Здесь жили. На этом этаже нет никакой магии — пустота.

Сила не здесь, ниже.

— Да и там, наверное, то же самое, — сказал Найжел. — Ясно, что здесь был укрепленный пункт… Но против кого? В горах? И сколько всему этому сотен лет?

— Тысяч лет, — усмехнулся Роберт. — Но нам ведь не впервые исследовать древние руины? Не так ли?

— В общем-то, да. Только до сих пор мы всегда что-то искали. А сейчас…

— А сейчас тебе хочется поскорее к женам?

— Они никуда не денутся, — отмахнулся друг. — А вот перед старейшинами встать придется. И чем быстрее это произойдет — тем лучше.

— Хм, посмотри-ка что там…

— Здорово сказал — посмотри! Да глаз как будто и нет почти… О, да это оружие. И сколько его здесь — целый склад. Послушай, Роберт, ты хоть знаешь, чей это замок… ну чье подземелье? Я думал — мага какого-нибудь, а теперь…

Слишком уж серьезно для мага. Здесь жили люди, без всякого сомнения. Но что они защищали в этих горах и от кого?

Граф вздохнул и принялся рассказывать другу историю нашествия.

Все время рассказа оба, напрягая глаза, рассматривали оружие, целый арсенал, когда-то хранившегося аккуратно и бережно, наверное на стеллажах или в стойках.

Сталь клинков и щитов странная, не здешними мастерами кованная, сохранилась.

Кое-что пришло в негодность за столько времени, но некоторые клинки вполне можно было использовать. Если бы не одно но.

— Понятно теперь, почему оружие такое неудобное, — констатировал Найжел, когда Роберт закончил рассказ о вторжении пришельцев. — Не для человека эти шлемы и топоры — удерживаешь в руках и то с трудом… А почему ты никогда раньше о них не рассказывал, Роб?

— Потому, что ты не спрашивал, — пожал плечами граф. — К тому же вы, орнеи, считаете, что эти… пришельцы — ваши первопредки. Этого, конечно, не может быть, но спорить я не хочу. Поэтому и не говорил ничего. Ладно, пойдем спустимся ниже, может завоеватели оставили здесь совсем что-то страшное…

— И что тогда? — спросил Найжел.

— Если обнаружим что-то серьезное, достойное внимания или, тем более, угрожающее островам — первым делом сообщим вашим жрецам. Или старейшине, как лучше? А уж он пусть отдает приказ жрецам все обезвредить.

— Да, — задумчиво кивнул Найжел. — Так или иначе все придется сообщить старейшине. А откуда ты все это знаешь? Ты уверен, что твои рассказы — правда?

— Нет, — с легким сердцем соврал граф, — не уверен. Может быть все это — сказки чистой воды, кто знает? Ни одного чужака, во всяком случае, мне лично встречать не приходилось. Да сними ты этот дурацкий шлем!

— Может, в этом шлеме ходил мой первопредок! — заметил Найжел.

Роберт вздохнул и повернулся к выходу, ничего не сказав. Орней снял шлем, который был в два раза больше его головы, и из груды отобранного оружия взял два тяжеленных предмета с собой.

— Зачем тебе это? У тебя же свой меч!

— Хочу при свете рассмотреть, для чего они служили и как устроены, — ответил Найжел. — Вроде шеста с набалдашниками с двух сторон, как весло. Вдруг идея неплоха и можно будет полегче для человека подобную сделать?

Граф согласно кивнул. Оружие — всегда оружие. Все, чем можно защитить жизнь лучше и надежней, должно быть использовано. В том числе чужие идеи и придумки.

Более быстрым шагом, чем шли сюда, они возвратились на лестницу.

— Оставь пока тяжесть здесь, — посоветовал Роберт. — Никто их здесь не украдет, не беспокойся.

Найжел подумал, что под шутливым тоном друг прячет тревогу. Не страх, нет, но — опасение. А ведь действительно: какие мрачные тайны тысячелетиями хранит это подземелье в священных горах, о котором не знали даже жрецы? Впрочем, может они-то как раз и знали… Да нет, вряд ли — иначе это оружие давно бы занимало свое место в священном храме и не было бы в помещениях такого нагромождения окаменевших предметов — в лесу после бурелома ходить легче, чем пробираться через некоторые завалы, заставлявшие друзей поворачивать в другую сторону. А ведь за этими баррикадами могло бы и быть что-нибудь достойное внимания — например, сокровища пришельцев. До золота Роберт равнодушен, а что имеет магическую сущность, он исследует. Может и правильно. Золото — лишь средство для жизни, не самоцель и таковой быть не может. Жизнь — вот что есть главное. И с появлением на Орнейских островах Роберта жизнь снова перестала быть пьяно-гулящей, вновь необходимо все, что есть внутри, чтобы выжить. А без этого нет жизни, да. Философ доморощенный, опять на этой неудобной ступеньке оступился! Внимательнее надо.

— Найжел! — сказал Роберт спокойным голосом. — Там — свет! Солнечный!

— Да откуда он здесь? — не сдержал удивления орней. — Сколько спускались! Да и так на дне глубокого ущелья, куда и лучи-то почти не проникают!

— Смотри сам!

В глубине длинного туннеля, у входа в которой они оказались, действительно пробивался свет — и очень похожий на дневной, явно не от очага или даже от какого-нибудь хитрого магического приспособления.

— Пойдем посмотрим? — предложил орней.

— Не подниматься же обратно, — с усмешкой кивнул граф. И добавил серьезно: — Слушайся меня во всем, сам ни до чего не дотрагивайся. Понятно?

— Да предупреждал уже, что я юнец несмышленый? — поморщился Найжел. — Знаю.

Не беспокойся, Роб.

Они вошли в странный коридор. Лестница позади все так же убегала вниз — не к центру же земли она ведет в конце концов?!

Найжел зачем-то держал меч наготове. И если бы навстречу им в коридоре показался гневно ревущий монстр, они бы не удивились. В глухой тишине жутко резал слух хруст вековой дряни под босыми ногами.

Друзья готовы были не удивляться ничему. Но даже они были поражены.

Туннель вывел их в огромный очень длинный зал, уходящий влево так далеко, что невозможно было бы и при солнечном свете рассмотреть, что находится в торце. И первое, что они увидели: зелень джунглей и беспечное порханье птах, средь зарослей высокой травы и раскидистых деревьев, куда выводил огромный — около трех человеческих ростов в высоту и примерно с полторы дюжины шагов — идеально прямоугольный проем.

— Как это? — спросил Найжел.

Роберт не ответил. Он подошел к границе, где каменный пол кончался и вставала буйная, до пояса трава. Он уперся в невидимую стену. Стукнул по ней кулаком.

Ничего не было — но неодолимая преграда не пускала дальше.

— Дай-ка я мечом пробью, — предложил орней. — Вот здорово — были на орнеях и вдруг сейчас окажемся в лесу. Это где-то на малом континенте, да?

— Похоже, — односложно отозвался Роберт.

Он был в задумчивости и не принял слова друга всерьез.

А Найжел размахнулся мечом и вложил всю свою могучую силу в удар.

Сияние солнца, пробивающегося сквозь листву вмиг исчезло, на друзей брызнули мириады мелких камешков — словно обрушился водопад.

— Ты, что?! — от неожиданности заорал Роберт. — Одурел совсем! Просил же ничего не трогать.

Они стояли перед скучной стеной. Но дальше, и справа и слева, было огромное количество еще таких же окон в другие места. Или другие миры.

— Кретин, — не выдержал Роберт.

— Согласен, — почему-то не обиделся Найжел. — Но ты ударил кулаком, а я… Но почему все так получилось? Ты понимаешь?

— Кажется, начинаю понимать…

— Так объясни и не морочь голову! — прорычал орней, которому было обидно за свою оплошность.

А вдруг действительно от его удара камни с потолка обрушились бы им на голову?

Обидно быть похороненным в этом подземелье.

— Идем, — только и сказал Роберт и двинулся вдаль странного зала, стараясь ни обо что не споткнуться.

Посередине зала на равном расстоянии от чудесных окон и друг от друга стояли странные сооружения и только вспомнив о размере ступеней лестницы, по которой они пришли сюда, можно было сообразить, что это скорее всего скамьи. Тут и там валялись какие-то окаменевшие обломки, потерявшие первоначальные очертания.

Веревка, которой они были связаны, натянулась и Найжел вышел из гневного оцепенения.

По стенам перед ними открывались разнообразные картины. Все они вели в различные места, непредставимо далекие от Орнеев, но все ж похожие на те, где друзья уже бывали в своих странствиях.

Суровая заснеженная равнина с какими-то развалинами вдали, наверное, это север Большого континента, на востоке, за Черной рекой. Ручей, сбегающий с холма и живописный вид, деревенька вдали и даже дымок вьется над трубой — это вполне может быть и Арситания. Ущербная луна над едва проглядывающими вдали холмами; морской берег с бьющими будто под под ноги волнами в свете заходящего солнца.

Некоторые окна в другие места, где должно быть что-то видно, были просто глухими, черными — собственно, не некоторые, таких было подавляющее большинство, но друзья проходили мимо них, не задерживаясь.

Роберт шел быстро, словно желая проверить какую-то догадку, проходя, едва взглянув, мимо многих открывающихся ему видов.

— Вот, — наконец остановился граф Астурский.

— И что это? — туповато уставился Найжел на открывшийся ему вид безрадостной дороги, окруженной горами.

— Неужели не узнаешь? — ехидно спросил друг.

— Ну, таких дорог на Орнеях полно.

— Это дорога из столицы к морю, по которой я привез принцессу Гермонду, — терпеливо пояснил граф. — Узнаешь это место?

— Да. Ну, и к чему ты клонишь?

— Вспомни это место и что здесь находится — сам все поймешь.

— Черный валун с глазами, древний идол! — воскликнул обрадованно орней. — Как же я сразу не догадался! Но… но зачем все это кому-то понадобилось?

Как раз в это мгновенье на дороге показались три всадника. Найжел аж вздрогнул, когда они придержали коней и взглянули ему прямо в глаза. По одежде и внешнему виду, все трое были орнеями.

— Ты их знаешь? — с интересом спросил Роберт, не упустивший движение друга. — Это твои враги?

— Нет, — ответил друг и провел рукой по лицу, словно смахивая наваждение. — Но такое впечатление, что они меня видят.

— Вряд ли.

Всадники продолжили свой путь.

— Теперь я понимаю… — протянул Найжел. — Если б я находился здесь, например, во время прошлой войны, я увидел бы всю вашу армию, проходящую мимо…

Да… А если б еще и мог бы пройти сквозь эту невидимую стену…

— Ты же сам понял, что это просто картинка… — с каким-то сожалением вздохнул Роберт. — Даже самые великие чародеи не умеют мгновенно перемещаться на большие расстояния. Во всяком случае, я об этом ничего не слышал.

— Что ж, тогда в этом подземелье, наверное, ничего интересного больше нет.

Пошли обратно? Чего таращиться на то, куда не попасть?.. Что мы других стран не видели?

Впереди еще на многие сотни шагов простирался зал со светящимися прямоугольниками изображений других мест. За столько веков они не прекратили функционировать, эти магические глаза. И их оказалось гораздо больше, чем полагал Роберт и магистры ордена, имени не имеющего.

— Пойдем, досмотрим до конца, — попросил граф таким голосом, что друг перечить не стал.

Зал впереди заметно расширялся и вдали громоздилось что-то невероятно сложное, едва различимое в неверном свете, изливающимся от изображений.

Сердце Роберта бешено стучало, хотя внешне его волнение никак не проявлялось.

Неужели он дошел туда, куда стремился? Неужели ОНО оказалось совсем не там, где предполагали? Да, в ордене знали, что все пути к нему ведут с Орнейских островов. Но чтобы ЭТО находилось в самом сердце архипелага?

И какая странная цепочка случайностей привела его сюда? К тому, куда ноги неумолимо несут его, а разум не может до конца поверить в реальность случившегося.

И готов ли он сейчас, именно в данную минуту, нагой и с одним мечом в руке, встать перед выходом в иномирье, чтобы свершить миссию, огромной важности для всего мира и, может быть, не только для его родного, но и для множества других.

Готов ли он?

Готов ли он погибнуть, вот прямо сейчас, если потребуется? Ради того, чтобы жили другие: его сын, принцесса Гермонда, эта Кар, неизвестные ему рыцари и нищие, красавицы и бродяги, возвышенные мечтатели и злодеи. Чтобы жили люди, которые никогда не узнают, какая опасность им угрожала. У каждого из них своя судьба, каждый из них несет в мир плохое и хорошее, до этого графу Роберту нет дела. У него свое предназначение в жизни. Но готов ли он?

Да.

Иначе не было смысла браться за это поручение и отправляться на Орнеи. Он должен был быть готов в любой момент, и он готов. Но не предполагал, что приблизится к цели так быстро и неожиданно.

Вот, значит, о чем сегодня ночью туманно напекали мертвые предки орнеев…

Глаза вглядывались в полумрак, огромным усилием воли он заставлял себя не ускорять шаг.

Неужели он сейчас увидит то, к чему так долго стремился орден? На пути к чему погиб уже не один опытный маг и боец?

Пальцы непроизвольно крепче сжали рукоять меча; левой рукой он поправил волосы сбившиеся на лоб и лезущие в глаза.

По описанию в древней рукописи, не обязательно и достоверной, он помнил, как выглядело магическое приспособление для пробоя выхода в иномирье; неизвестным историком была даже начертана на пергаменте изящная миниатюра, впрочем, противоречащая собственно описанию магического устройства. Похоже, летописец видел это устройство лично, хотя и не знал имени мага создавшего чудо-конструкцию, столь много горя принесшего в их мир. По словам неизвестного автора оно представляло из себя конический набор магических разноцветных прозрачных пластин — самого маленького диаметра внизу и наверху и самого большого в центре. Внутри огромного сооружения из двух соединенных основаниями конусов, по центральной оси двигался по воле создателя маленький алмазный шарик и луч из него, ударяясь в стену, пробивал вход в тот мир, соответствующий цветной пластине, через плоскость которой проходил луч. Если верить легенде, Царь Мира по каким-то своим соображениям не сломал магическое устройство, но ни войти через уже созданный проход в мир чужинцев, ни создать новый сейчас невозможно. И ему, графу Роберту Астурскому, предстоит либо открыть проход в новый безопасный мир, для выплеска чрезмерно скопившейся энергии, либо, если не получится, навсегда уничтожить сложнейшее устройство, созданного забытым ныне безумным гением.

Но кто мог предполагать, что замок Царя Мира находится в орнейских горах, а не на далеком острове в северном море, где погибли предшественники Роберта? Или это совсем не то? Но что-то в сердце подсказывало — то. Очень хотелось верить, что сейчас свершиться, вернее завершиться, дело, которому он посвятил больше половины своей жизни.

Не доходя двух десятков шагов до огромного монумента, граф понял, что это не то, что он искал. Уж во всяком случае, не соответствует описанию древнего очевидца.

Что, впрочем, еще ничего не означало.

Огромная магическая мощь была закована внутри сооружения, к которому они подходили, и мощь эта, потерявшая хозяина, была бы страшна в своей слепой ярости, если выпустить ее наружу.

Перед друзьями возвышался гигантский монумент, полутьма скрадывала детали.

Они увидели высеченное из камня изображение невообразимого многорукого существа с четырьмя тяжелыми женскими грудями, сидящего на скрещенных ногах. В каждой руке у каменного истукана было зажато по маленькому человеку — собственно, люди, извивающиеся в предчувствии смерти, были высечены в натуральную величину, просто казались маленькими. А у ног чудовища сидели восемь чужинцев, как живые, и каждый держал какой-либо предмет, наверное, символы чего-то, важного для чужинцев; у одного из них в руках было оружие, похожее на то, что заинтересовало Найжела.

— Вот они, пришельцы из иномирья, когда-то захватившие наш мир, — кивнул граф другу. — О них я и рассказывал.

— А кто над ними? — Найжел не скрывал удивления от увиденного.

— Откуда мне знать? — пожал плечами Роберт. — Может, какое их божество, кто теперь разберет?

— А ни одного из этих… чужинцев, сейчас в нашем мире не осталось?

— Не должно.

— Да, они никак не могли быть предками орнеев. Уроды какие-то… О, какие камни красивые!

На огромной плите, стоявшей перед монументом, в пазах были вставлены крупные, с кулак взрослого мужчины, прозрачные каменные шары, неизвестных пород. Казалось, они светились изнутри. Пазы были чуть больше камней и те там покоились, как птичьи яйца в гнездах, каждое в своем. Гнезда были расположены в строгом порядке и у каждого паза были выбиты надписи теми странными знаками, что Роберту уже доводилось видеть в библиотеке ордена без имени.

Граф хотел разглядеть странную конструкцию у монумента, но случайно взгляд его скосил вправо, он вновь посмотрел на непонятные шары, но тут его словно молния пронзила от головы до пят. Он медленно повернулся..

За памятником ничего не было, возле него стояли последние изображение.

Там, на самом крайнем, за призрачно-прозрачной стеной, непреодолимо отделявшей его, граф увидел то самое магическое устройство, к которому стремился.

Именно такое, каким описал древний летописец, каким в мечтах представлял его себе Роберт.

В помещении, а это было именно закрытое помещение, на стенах плясал отблеск огня, полыхавшего в огромном очаге. У самого края видимого пространства стояло кресло и по тени (наверное, отбрасываемого от стоявшего с другой стороны кресла светильника) ясно было, что в нем сидел человек. Тень шевелилась, словно человек перебирал четки или делал что-либо подобное.

Граф словно забыл, где он находится — он видел цель, конечную цель, своего путешествия. Он молил всех богов, чтобы человек встал из кресла и он смог бы увидеть его.

На мгновение у самого края прямоугольника, в поле зрения показалась кисть руки.

Холеная, изящная кисть; на среднем пальце небольшой перстенек. За считанные мгновения Роберт запомнил все — и цвет ногтей и эмблему в виде глаза, помещенного в многогранник, на перстне.

Он непроизвольно приблизился к чудесной картинке, словно мог лучше видеть, чуть ли не подошел вплотную.

Роберт уже справился с первой, безумной, надеждой, что он — хотя бы — дошел до цели. Это как ребенка подразнить засахаренным орешком и не дать. Но он желал знать, раз уж так все получилось, кто находится рядом с целью, кто ему будет (так или иначе — будет) противостоять. Лишь увидеть: вот все, что он сейчас хотел.

И, словно услышав его призывы, человек встал с кресла. Но не появился в проклятом прямоугольнике, исчез за краем видимого изображения — наверно, там был выход из комнаты где стояло то, к чему Роберту нужно было добраться любой ценой. Вот он — магический артефакт, смотри и запоминай. Ведь больше сейчас ничего не можешь сделать. Близок, как говорится, локоть…

Роберт стоял перед опустевшей картинкой, все на что-то надеясь.

Все детали интерьера, казалось, навечно врезались ему в память. И зеленоватый от времени камень стола, где было установлено ЭТО, и стена напротив ЭТОГО, с вмурованным в нее нечеловеческим скелетом, и вся мрачность и одновременно торжественность обстановки. В этом помещении нельзя было бы спать, отдыхать, принимать пищу. Здесь надо было именно НАХОДИТЬСЯ, для того чтобы… Если бы Роберт не знал, для чего нужно уничтожить Это, и будь у него такая возможность, он бы каждый день на четверть часа приходил сюда и просто сидел бы в кресле, слушая треск поленьев в очаге. Он даже сам бы смахивал пыль с мебели, не позволяя никому из слуг входить в святилище — слишком необычным было это помещение, со столь многим оно было связано…

Неожиданно, он буквально кожей почувствовал какую-то слабую дрожь, исходящую откуда-то сверху. Граф резко обернулся.

Найжел стоял, тупо уставившись на огромный красный, будто кровь, круглый камень в руке.

— Где ты это взял? — сурово спросил Роберт.

— Вот… — показал друг.

— Я же просил ничего не трогать! — сам не понимая, что возбудило его ярость, заорал граф.

На самом деле, он просто сорвал свою досаду, что не может дотянуться до цели своей великой миссии.

— Да их вон сколько здесь, больше сотни, небось, — попытался оправдаться Найжел.

Он был столь искренен в своем непонимании, что почему-то, хотя он безусловно был прав, Роберту стало стыдно за свою внезапную вспышку, причиной которой, явно был не друг. («Как отделить повод от причины?»— вот один из каверзных вопросов, которые задают неофитам, которых решили принять в орден без имени.)

— Ты ничего не чувствуешь? — стараясь говорить спокойно и пытаясь взять себя в руки, спросил Роберт.

— О чем ты спрашиваешь? — не понял Найжел. — Да я положу я эту ерунду на место, чего ты так распсиховался-то?

— Прислушайся, — только и сказал граф.

Этого было достаточно: орней прекрасно знал своего друга, чтобы понимать, что тот напрасно пугать не станет.

Далекий гул, исходящий сверху усиливался. Теперь и Найжел услышал. Непонятный странный гул. Может и не несущий никакой угрозы… Только вряд ли. Друзья до сих пор были живы исключительно потому, что не никогда не верили в это «может».

— Уходим, — приказал граф. — Вернее, бежим к лестнице со всех ног.

— А с этим что? — спросил Найжел, показывая странный круглый камень.

— Да запихни себе в задницу! — в сердцах выпалил граф.

Роберт поспешил назад. К лестнице, откуда они пришли. В зале, где находились чародейские изображения различных уголков мира и исполинский монумент неизвестному божеству, графа больше ничего не интересовало. Все равно многочисленные надписи у пазов с камнями на языке чужинцев он расшифровать не сумел бы, а кожей почувствованная опасность могла быть вполне реальной.

Вдруг случайно началось землетрясение или проснулись веками дремлющие магические силы, некогда подвластные пришельцам из иномирья? Нельзя погибать теперь, обладая такими знаниями, не поделившись ими с товарищами по ордену. Любой ценой он должен добраться до Иркэна и попытаться наладить экстренную связь с Блистательными Экспертами ордена.

Роберт бежал как никогда быстро. Найжел старался не отставать. Странный гул нарастал, но угрожающим не казался. Но мало ли что кажется…

Они добрались до лестницы. Роберт остановился, прислушиваясь.

— Вроде ничего? — виноватым голосом спросил Найжел. — Это все от того, что я взял проклятый шар?

— Не знаю, — честно признался граф, восстановив дыхание. — Может и просто от того, что мы здесь блуждаем. А, может и из-за того, что мечом разбили первое изображение, то, где джунгли… К тому же ведь ничего еще и не произошло. Идем наверх. Все, что я хочу сейчас — это выбраться к солнцу. Да не бери ты с собой эти железяки!

— Я и сам уже сообразил. — Найжел с сожалением положил странное оружие древних завоевателей на пол. — Ничего, если все обойдется, позже вернусь.

— Вперед!

Они стали быстро взбираться по неудобной лестнице, Найжел держал меч наготове, стараясь не оставать больше чем на шаг; в левой руке он все-таки держал странный камень из монумента чужинцев.

Очень скоро оба поняли, что ничего не обойдется.

Сверху по лестнице побежали ручьи воды, пока еще робкие, лишь размазывающие вековую пыль в грязь. Но они были предвестники всесокрушающего потока.

— Стой! — приказал Роберт. — Наверх пути нет. Назад!

— Но куда?! Там, где эти… картинки… там тоже не спрячешься!

— Лестница вела еще ниже! Наверху точно спасения нет! Я чувствую, Най! Вниз!

Они развернулись и, рискуя оступиться на чересчур широких ступеней и переломать все кости, ринулись вниз. Дорого было каждое мгновение, оба это понимали, поскольку не раз оказывались в ситуациях, когда миг был ценнее горы золота, ибо стоил ни много ни мало — жизнь.

Найжел даже не особо удивился странному решению друга, казалось бы противоречащему здравому смыслу. В первый раз, много лет назад, когда Роберт предложил что-то, прямо ведущее в горнило смерти, он удивился, да. Но с тех пор знал, что в Роберте есть прямо-таки инстинкт, который заменяет разум, когда речь идет о выживании.

За плечами нарастал еще далекий, но стремительно настигающий их рокот потока.

«Откуда здесь столько воды?»— у графа еще оставались мгновения размышлять и об этом, а не только о том, чтобы не сломать на бегу ноги-руки на такой лестнице.

Не иначе, как рухнули плотины, сдерживающие какое-то подземное озеро. Но почему именно сейчас, ведь столько веков оно стояло спокойно? Или действительно всему виной тот злосчастный камешек, что взял Найжел? И что означали многочисленные надписи вокруг пазов, где лежали эти странные разноцветные шары. Что это, для чего служило?

Не время, не время сейчас для подобных мыслей, позже все можно обдумать! Если оно будет, это «позже»…

Найжел споткнулся о брошенное им же древнее оружие чужинцев и едва не упал.

— Да осторожнее ты! — прорычал Роберт, помогая другу восстановить равновесие.

— Бежим, пока не поздно.

Некогда было задавать вопрос — «куда?». Чисто на инстинкте Роберт чувствовал, что спасение только внизу.

Ту часть лестницы, что они преодолели в следующую минуту при других обстоятельствах они миновали бы лишь за четверть часа.

Наконец, как и все под голубым небом имеет свое завершение, лестница вывела друзей в гигантскую пещеру. Как ни странно, графский глазной настой в конце концов подействовал и они неплохо видели — не так как днем, разумеется, а вроде как в сумерки.

— И что теперь? — на мгновение остановившись, спросил Найжел.

— Бежим прочь от лестницы, здесь нас потоком просто раздавит в лепешку.

— Утонуть тоже мало приятно, — буркнул Найжел, но побежал вслед за другом.

В сотне шагов от выхода с лестницы в пещере разлилось озеро, настоящее подземное озеро — не менее полутысячи шагов до противоположного берега.

Граф наклонился, зачерпнул в ладонь воды и попробовал на вкус.

— Чистая, здесь наверное бьет источник….

— Нашел время исследовать! Сейчас здесь все будет одним большим озером.

— Вон, посмотри, там какая-то горка. Взберемся на нее! Там хоть волной с ног не собьет!

— Ты прав, Роб, поспешим.

Они побежали к высящемуся неподалеку холму, который оказался рукотворной каменной пятигранной пирамидой, ярусы очень напоминали ступени лестницы, которую они только что покинули. Друзья взобрались вверх на десяток ярусов вовремя — промедли еще какие-то секунды и были бы сбиты с ног потоком, который, стукнувшись, о пирамиду, обогнул ее и понесся дальше.

На самой вершине лежал совершенно белый череп.

— Какой странный, — сказал Найжел взяв его в руку. — Драконий, что ли?

— А сам не догадываешься чей здесь может быть череп? — несмотря на ситуацию, граф еще мог иронизировать.

Бешеный поток бурлящей воды, выбиваясь с лестницы, не слишком быстро, но неуклонно подбирался до вершины пирамиды.

— Пещеру может и не затопить полностью, тогда — выплывем, — заметил Роберт.

— А если ее зальет до самого свода?

Вода стремительно прибывала и накатившая волна уже ударила им по щиколоткам.

— Что ты такой спокойный? — не выдержал Найжел. — И о чем задумался? Надо что-то делать, Роберт!

— Я вот думаю, например, что вода в озере была пресная… — он наклонился, смочил пальцы и коснулся ими губ. — И эта — тоже.

— Ну и что? — непонимающе уставился на друга орней.

— А то, что я решаю, какая из рыб на амулете — морская, а какая речная?

Найжел ударил себя ладонью по голове:

— О! Ну как же я забыл об этом.

— Отвязывайся от меня, — приказал Роберт. — Свяжем мечи и сумку, зубами вцепимся в веревку и вытащим, когда все утихомирится…

— Ясно, — кивнул орней и без лишних разговоров принялся развязывать узел.

Красный прозрачный шар, величиной с кулак, с брызгами шлепнулся в воду, которая была уже почти до колен. Шарик не утонул, против ожиданий, а поплыл прочь, увлекаемый потоком.

Роберт быстро поймал его и сунул в сумку.

— Раз уж он у нас, то глупо терять его.

— Знаешь, что мне больше всего во всем этом не нравится, — сказал Найжел, когда вода достигла ему до пояса, а мечи были накрепко привязаны друг к другу и к вместительной сумке графа.

— И что же?

— Что потом придется рассказывать об этом бесчисленное количество раз, — усмехнулся Найжел. — А твоего Теня с нами нет.

— Вот уж верно, — усмехнулся граф, собираясь метаморфироваться в большую рыбину. — Впрочем, амулета для него так и так не оказалось бы, и сейчас он все равно не присутствовал бы при этом приключении. Придется ему впервые поверить мне на слово…

Не впервые. Даже Тень не знал, что граф Астурский — Блистательный Эксперт ордена, имени не имеющего. Роберт догадывался, каких трудов стоило старшим братьям ордена по полгода внушать Теню воспоминания о скучных пирушках и пустых забавах. Но об ордене не должны знать даже Тени. Впрочем, может быть именно-то они и не должны знать — слишком уж велики стали их силы, знания и влияние за последние десятилетия. И уж точно Тень не узнает все, что граф видел сегодня — незачем. Большую часть правды — да. Но не всю правду. И уж, разумеется, без капли лжи. Ну, если самую малость приукрасить под кубок доброго вина, тут уж как водиться.

По давней привычке Найжел перед смертельной опасностью говорил о будущем так, словно эта опасность уже позади. И граф с удовольствием поддерживал его тон.

— Готов?

— Готов.

— Разговаривать мы не сможем. Хватай пастью край веревки и старайся не упускать меня из виду. Когда вода утихомирится и не будет так сносить, плывем наверх по лестнице. Все понял?

Найжел кивнул и нырнул с головой в холодную воду, словно там ему превратиться в рыбину будет проще. А может он и прав. Роберт на всякий случай тоже, прежде чем начать метаморфозу, сел на корточки и вода скрыла его с головой.

В воде превращение в рыбу произошло так же просто, как на воздухе в орла.

Какое-то время, совсем краткое, друзья привыкали к новому облику, потом дружно подхватили плавающие по верху концы веревки, к которой были привязаны мечи.

Попробовали потащить — получилось. Роберт повлек груз с пирамиды ко дну, там было спокойнее. Ему пришла в голову мысль, что из подземного озера, где вода не была стоячей и тухлой, вполне может выходить на поверхность или в море подземная река и пожалел, что не обсудил этот вариант с Найжелом. Сейчас же они были лишены возможности общаться.

И тут Роберт с ужасом подумал, что с гладкого скользкого рыбьего туловища запросто может соскользнуть цепочка с чудесным амулетом.

Он сделал сложный кульбит, словно головой собирался нырнуть под брюхо и завертел головой, намереваясь поймать соскользнувшую цепочку с амулетом. Не знаем, можно ли в данной ситуации применить выражение «вздохнул свободно», но то, что граф иcпытал невероятное облегчение — точно. Цепочка с чародейским причиндалом словно приросла к чешуйкам рыбьего тела, в чьем добровольном плену находился разум Роберта. Более того — он заметил, что она будто чуть уменьшилась в размерах, пропорционально перевоплощению. Собственно, так и должно быть — иначе как с такой золоченой дурой на груди летала бы птаха или букашка-сикорашка?

Ничего не скажешь — толковую вещь выдумал неведомый маг; интересно сколько лет он шел к своему созданию?

Роберт вновь подхватил конец веревки с мечами и посмотрел на друга, словно хотел подбодрить его. Найжел плыл, вернее его влекло, к центру пещеры, где совсем недавно было озеро. Роберт подумал, что если их вынесет в русло подземной реки и дальше — в море, либо наземное озеро, то это тоже неплохо. То, что эти скалы будут объектом пристального изучения адептов ордена без имени, у него никаких сомнений не вызывало. Чем больше он узнает сейчас, тем легче будет тем, кто пойдет по его следам.

Они плыли ближе ко дну, надеясь, что там не будет так нести неизвестно куда неумолимый поток, в котором кружился тысячелетний сор.

И через какое-то время, не такое, чтобы чересчур продолжительное, внутренне движение воды прекратилось.

Найжел потянул было свой конец веревки в ту сторону, где располагался выход, но что-то заинтересовало Роберта на самом дне бывшего озера. Оно было белым. И только подплыв ближе он понял, что все дно устилали кости — останки чужинцев.

Вот почему изыскатели ордена так и не нашли ни одной могилы чужинцев. Другой народ — другие обычаи. Впрочем, и в их мире есть племена, которые хоронят своих мертвых отпуская в море…

Надо было выбираться на воздух, и возвращаться в столицу, хватит с них приключений на сегодня. Разве Найжел, например, мог предположить, что получит столько волнующих событий, разгоняющих скуку жизни, в такой близи от столицы?

Вот уж действительно: незачем далеко ехать за приключениями, они сами тебя найдут.

Плыли они довольно долго и быть в теле рыбы Роберту порядком надоело. Он догадывался, что и Найжел испытывает те же чувства.

Наконец черную толщу воды в опостылевшем серпантине лестницы пробил дневной свет.

Граф прикинул, чтобы вода доходила ему примерно до пояса и начал метаморфозу.

Превратившись обратно в человека, он с удовольствием потянулся и вдохнул горный воздух полной грудью.

— А я думал, что теперь у меня даже из ушей вода польется! — усмехнулся он и обернулся. — Ты чего, Най, давай метаморфируйся. Лучше в человека, а не сразу в орла, поговорим чуть чуть.

Глуповатое лицо рыбины, с нелепым ртом и выпученными глазами тупо смотрело на него из воды.

— Хватит придуриваться, Най, солнце скоро сядет!

Ответом было молчание. Если не считать почти беззвучно лопающихся на поверхности пузырьков.

Роберт вновь вошел в воду и вытащил из воды огромную рыбу. Он в ихних породах плохо разбирался, но таких в свое время пробовал — мясо у них сочное, розовое…

Рыбина смотрела на него понимающими глазами — грустно и вроде осуждающе. Граф попытался снять с нее амулет — не получилось, он словно прирос к чешуе. Силы оторвать, может быть и хватило бы, но кто предскажет последствия? Очень сомнительно, что окажись Найжел без амулета, вновь к нему вернется его облик, это вам не бабьи сказки о зачарованных принцессах…

Роберт вынес друга на свет, внимательно всмотрелся в амулет. Его поразила полная матовость камешка в центре — граф четко помнил, что раньше видел в нем искру.

Он левой рукой схватил свой, поднес чуть ли не к самым глазам. И со стоном выпустил друга-рыбу в воду.

В его собственном амулете искра чуть блеснула — не матовым оставалось совсем крошечное пятнышко, былинка в вечности. Что это означало, он не знал. Но догадался — сила амулета не бесконечна. Сколь долго пользовались им те, кто владел чудесной вещицей до них, сколь безрассудно израсходовали магический запас силы? Да и сам он хорош…

Граф поморщился, словно от живота по грудной клетке разлилась боль — осознание, что и он мог бы сейчас плавать, как Найжел… Насколько еще времени хватил силы в его талисмане: на минуту, на час? Может и на день, но кто ж станет рисковать…

Роберт стащил свой амулет — все ж искра в нем не погасла, натянул на рыбину.

— Ну давай, Найжел, перевоплощайся, в моем-то силы еще остались.

Рыбина чуть ли не задрожала, стараясь, растопырив плавники. Бесполезно.

Это был конец. Роберт устало уселся на ступеньку, залитую водой. Лосось дружелюбно ткнулся мордой ему в колено.

— Найжел, ты помнишь, чтобы я хоть раз сдавался? Нет? И я не помню. Но в такой пропасти я еще не был никогда.

В эти минуты он совершенно забыл и об ордене и о своей великой миссии. Он даже не особо задумывался, что пропасть, которую он помянул, не только фигуральная — он в глубоком ущелье средь хоть и не обширных, но труднопроходимых гор. Он думал об одном — Найжел должен быть спасен.

И будет.

Сейчас для него нет ничего важнее и священней. А если орден без имени считает иначе, то пусть валится в тартарары вместе с этим миром, который так пуст без Найжела!

Но до чего нелепо все получилось. Как всегда и бывает.

И, самое дурацкое, он не знал, чем кормить рыбину.