9.

Шли часы, а планы Дэйва то и дело менялись. Он проверял идею за идеей — и находил каждую из них неприменимой. Что до эмоций, то в его душе царил полный сумбур, и неудивительно, так как звезды в уцелевших осколках небосвода окончательно взбесились. Дэйв то погружался в пучину беспросветного отчаяния, то вдруг поднимался на гребень безудержного оптимизма.

Он чувствовал: где-то на рубеже между наукой, которую он изучал в своем собственном мире, и применяемой здесь практической магией, должен быть найден ответ.

Самой большой проблемой было множество факторов, которые требовалось учесть. Солнце, семь планет, три тысячи неподвижных звезд. Всем им нужно было задать должный курс. В математической модели неба не должно было быть ни одного изъяна.

Хэнсон учился своему ремеслу в мире, где в трудных случаях было принято добавлять к замысловатой конструкции еще одну схему. Теперь же от него требовалось создать как можно более простой компьютер-симулятор. Электроника, очевидно, была исключена. Он решил было сделать несколько механизмов-самописцев по образцу начальных вычислительных машин, чтобы они вычерчивали на бумаге подобие непрерывного гороскопа, но в конце концов отказался от этой идеи. Для создания такого механизма не было ни времени, ни возможностей.

Нужно было искать решение, исходя из наличных ресурсов, ибо магия могла снабдить его далеко не всем необходимым, а здешние обитатели вообще ничего не умели делать — слишком уж они зависели от волшебства. Сейчас, когда продолжала работать лишь самая примитивная магия, сатеры были бессильны. Имена еще действовали, резонансная магия — в своих пределах, конечно, — давала определенные результаты, да и основные принципы теории подобия пребывали в неизменности, но толку от этого не было. Сатеры находились в настоящей кабале у «второго величайшего принципа» (закона магического инфицирования), а он был тесно увязан со знаками Зодиака, Домами и движением планет.

Тут Дэйв сообразил, что оказался в порочном круге пустой суеты, и заставил себя вновь сосредоточиться на конкретной проблеме. Обычно от компьютера требовались мощность, гибкость, умение оперировать изменчивыми условиями. Но в данной ситуации Дэйва вполне устроил бы компьютер, способный управиться с одним-единственным набором факторов. Он должен был повторить траектории местных небесных тел и смоделировать общее состояние небесного купола. Все теоретически возможные курсы учитывать было необязательно — разобраться бы с нормальными орбитами…

И тут до Дэйва наконец-то дошло, что он заново изобрел модель — единственную вещь, которая по определению является идеальным аналогом своего прототипа.

Он вновь задумался о магии. Сделай куклу, похожую на какого-то человека. Проткни ее булавкой — и этот человек умрет. Сделай модель вселенной, заключенной в пределах данного небесного купола, и все изменения, которые ты в нее внесешь, преобразят реальность. Символ — это вещь, а модель — самый что ни на есть символ.

Он начал чертить модель о трех тысячах звезд, плывущих по своим орбитам, размышляя, каким бы простым способом заставить их двигаться. Остальные зачарованно наблюдали за ним. Вероятно, они считали, что он рисует какое-то графическое научное заклинание. Один лишь сир Перт решился подойти поближе и приглядеться к линиям чертежа. Внезапно он ткнул пальцем в вычисления:

– Здесь повсюду два числа — семь и три тысячи. Полагаю, семь — это планеты. Но что означают три тысячи?

– Звезды, — раздосадованно рявкнул Хэнсон. Сир Перт покачал головой:

– Ошибка. До того, как у нас начались неприятности, их было всего две тысячи семьсот восемьдесят одна.

– И, наверное, у вас зафиксированы орбиты каждой? — спросил Хэнсон, даже не надеясь, что точное количество звезд облегчит его задачу.

– Разумеется. Это неподвижные звезды — то есть они кружатся вместе с небом. В противном случае, разве звались бы они «неподвижными»? Толщу неба преодолевают лишь солнце и планеты. Звезды же являются частью купола и плывут над землей синхронно.

Дэйв фыркнул, насмехаясь над собственной глупостью. Замечание сира Перта сильно упрощало дело — значит, для всех звезд и неба понадобится только один управляющий рычаг. Но над конструкцией агрегата, перемещающего солнце и планеты, все равно предстояло попотеть. Будь у него время для проб и ошибок… Но времени-то как раз и не оставалось.

Дэйв порвал чертеж и взялся за дело сызнова. Так, понадобится стеклянный шар с точками вместо звезд и рычажным механизмом, передвигающим планеты и солнце. Что-то типа планетария.

Вновь подошел сир Перт, окинул рисунок взглядом. Озадаченно нахмурился:

– Зачем тратить время на рисование этих движителей? Если тебе нужна модель для установления должных орбит, у нас здесь есть лучший из когда-либо созданных планетариев. Мы взяли его с собой из столицы, ведая, что он понадобится для ремонта неба, для коррекции темпа и положения небесных тел. Подожди!

И сир Перт убежал, прихватив с собой двоих мандрагоров. Спустя несколько минут послушные рабы вернулись, еле волоча нечто громадное в защитном пластиковом чехле. Сир Перт сорвал чехол — и перед Хэнсоном предстал планетарий. Точнее, модель планеты и неба.

То был настоящий шедевр прикладного искусства. Огромный полый шар из тонюсенького стекла почти в восемь футов диаметром изображал небо. Он был инкрустирован драгоценными камнями, обозначающими звезды. Внутри стеклянного шара Хэнсон увидел модель планеты. Часовой механизм имел алмазные шестеренки. Планеты и солнце описывали свои круги снаружи шара, двигаясь по паутине из проволочек. Вместо источника энергии использовались гири — как в старинных часах-ходиках. Очевидно, все это было создано ручным трудом: неслыханное для здешней культуры изделие.

– Сатер Фарет трудился над ним всю жизнь, — с гордостью сообщил сир Перт. — Гениальная конструкция, которая может показывать положение всех тел, каким небо было или будет, хоть тысячу веков тому назад, хоть тысячу веков спустя — надо лишь покрутить вот эти ручки. Она способна работать много лет, исходя из заданных позиций.

– Мастерски исполнено, — отметил Хэнсон. — Ничем не уступает лучшим творениям моего мира.

Сир Перт удалился, упиваясь похвалой, а Хэнсон застыл перед моделью. Он не солгал сиру Перту — изделие и вправду было великолепным. Но самим своим существованием оно вконец уничтожило все его теории и надежды. Ему ни за что не удалось бы создать модель, равную этой. А ведь, несмотря на ее точное подобие местной вселенной, небо продолжало рассыпаться вдребезги!

К Хэнсону подошли сатер Карф и Борк. Они выжидающе уставились на него, но Хэнсон молчал. У него просто опустились руки. Оказывается, все уже было перепробовано до него, но безуспешно.

Старик положил руку ему на плечо. Сатер сгибался под грузом прожитых веков, но эта усталость не могла побороть необыкновенной твердости духа.

– Что-то не в порядке с планетарием? — спросил он.

– Да все с ним в порядке, черт бы его подрал! — воскликнул Хэнсон. — Вам был нужен компьютер, так вот он! Вводите в него данные — час, день, месяц, год, крутите ручки, и планеты будут двигаться по своим законным траекториям, как положено реальным планетам. Даже графики расшифровывать не надо. Что еще нужно от аналогового компьютера? Но ведь на небо эта штуковина почему-то не влияет!

– Так ведь она для этого не предназначена, — удивленно отозвался сатер Карф. — Подобная сила…

Тут он осекся, вперив глаза в Хэнсона. На лице старика изобразилось что-то вроде благоговения.

– Погоди-ка… Пророчество и памятник не лгали! Ты выполнил невыполнимое! Ты, Дэйв Хэнсон, ничего не смысля в законах подобия и в магии, понял суть проблемы. Каким образом это стекло подобно небу: по принципу метафоры, по принципу инфици-рования или как истинный символ? Часть может быть символом целого. По волосу с твоей головы я могу смоделировать тебя и получить над тобой власть. Но свиная щетинка для этого не сгодится! Ибо она не есть истинный символ!

– А если мы заменим эти изображения кусочками настоящего вещества? — спросил Хэнсон. Борк задумчиво кивнул:

– А что, может получиться. Говорят, ты выяснил, что небесное вещество плавится. Ну, этого добра у нас по всему городку накидано… Любой, кто изучил начала алхимии, может выдуть из него шар того же размера, что находится в планетарии. Звезд тоже наберем, наколем кусочков. Отполируем и воткнем в нужные места на куполе. С солнцем, конечно, работать опасно, и все-таки давайте попробуем выточить из какой-нибудь крошки маленький шарик — вместо того, большого.

– А планеты? — спросил Хэнсон, чувствуя, что приободрился. — Осколок Марса добыть нетрудно, он упал недалеко. А остальные шесть?

– То, что длительное время ассоциируется с вещью, приобретает природу этой вещи, — наставительно проговорил сатер Карф, точно обращаясь к непонятливому ребенку. — Правильные цвета, металлы и драгоценные камни помогут нам создать подобия планет… Но их нельзя будет повесить снаружи неба, как в этом планетарии, они должны находится в толще купола, как в природе.

– Может, вставить в каждую из них по железке, а на проволочки-траектории поместить магниты? — подал идею Хэнсон. — Или холодное железо вредит вашим заклинаниям?

Сатер Карф недовольно фыркнул. Борк, напротив, широко ухмыльнулся.

– Железо? С чего вдруг? Ты, наверное, наслушался деревенских бабок. Правда, если траектории пересекутся — а это часто бывает, — у тебя появятся проблемы. Магниты подействуют на обе планеты сразу. Лучше сделать одинаковые планеты — всех по паре—и два одинаковых солнца. Одну планету вставляешь в небо, а другая пусть скользит по проволочке снаружи. Ведомая планета потянется за ведущей.

Хэнсон кивнул. Надо будет сделать несгораемые нити, чтобы солнечное вещество их не спалило. Он лениво задумался о том, какой получится эта новая вселенная — с проволочками снаружи неба, по которым будут скользить крохотные дубликаты планет… интересно, будет ли реальность слепо копировать модель? Впрочем, о чем он задумался? В любом случае за небесными дырами, в которых скрываются «воспарившие», таится кое-что похуже. Дэйв рассудил, что не готов мучиться метафизическими вопросами — с него хватает реальных.

Глобус в центре планетария наверняка был сделан из земных материалов (а то из чего же?), а также разрисован изображениями континентов и океанов. Его, разумеется, заменять не надо. С этим предположением Хэнсона все согласились, и он удовлетворенно кивнул: значит, можно сэкономить время. Правда, система осей и опор, поддерживающая глобус в центре планетария, вызвала у

Дэйва массу сомнений.

– Ну, а это? Как мы удержим земной шар посередине?

Борк пожал плечами:

– Вот придумал проблему!.. Выточим опоры из небесного вещества.

– А из полюсов реальной вселенной будут торчать самые реальные стержни? — ядовито поинтересовался Хэнсон.

– Почему бы и нет? — искренне изумился Борк. — Между планетой и небом всегда были такие колонны! Иначе мы давно бы упали к черту!

Хэнсон крепко выругался. Мог бы и сам догадаться! Еще диво, что опорами служили обыкновенные стержни, а не слоны с черепахами, И эти идиоты позволили Менесу замучить до смерти миллионы рабов, сооружая пирамиду до неба?! Кто им мешал воспользоваться уже существующими колоннами?

– Но есть одна существенная деталь, — сообщил сатер Карф после минутного размышления. — Чтобы сделать символ конгруэнтным вещи, нужно заклясть его истинным и тайным именем вселенной.

Внезапно Хэнсон вспомнил легенды о тетраграмматоне и сказки, в которых всегда все шло прахом из-за отсутствия одного-единственного элемента.

– Правильно ли я понимаю, что этого имени никто не знает, а если знает, боится произносить? Старик оскорбленно надулся.

– Нет, Дэйв Хэнсон! Неправильно! С тех самых пор, как наш мир выкарабкался из Двойственности, эту тайну знал один — сатер Карф! Ты мне сделай машину, а о заклятьях я уж как-нибудь сам позабочусь!

Хэнсон впервые обнаружил, что при всей своей лени маги способны работать — когда нет другого выхода. И если речь идет об их собственной специализации, они проявляют себя отличными мастерами. Под руководством сатера Карфа городок мгновенно ожил, превратился в очаг нервной, но осмысленной деятельности.

Кусочек солнца был добыт (попутно спалив нескольких мандрагоров) и обточен до шарообразной формы — что погубило еще нескольких зомби. Но заодно маги разжились источником жара и расплавили небесное вещество. Хэнсон не мог не признать, что стеклодувы здесь отменные. Правда, это было ясно и по замысловатому алхимическому оборудованию, которое валялось тут и там. Как только с планетария сняли стеклянный шар, расколов его надвое, явился какой-то толстощекий сир с длинной трубкой в зубах и принялся практиковаться на жидком небесном веществе. С невозмутимостью настоящего мастера он создавал совершенно невероятные штуки — Хэнсон немного разбирался в работе стеклодувов. В небосводе с оглушительным грохотом появилась еще одна трещина, но и тут стеклодув даже бровью не повел. Не отрывая губ от трубки, он выдул шар и опоры вокруг глобуса. Все это хозяйство отлично вписалось в паутину проволок, по которым скользили планеты. Наконец сир отколол хвостик жидкого неба от кончика своей трубки. Образовалась крохотная дырка, которую стеклодув аккуратно заделал при помощи солнечной крошки, насаженной на железный прут.

– Интересный материал, — заключил он, точно все его профессиональные проблемы сводились лишь к свойствам незнакомого сырья.

Крохотные, старательно начищенные сколки звезд были уже готовы. Маги начали осторожно лепить их к стенкам шара. Звездочки немедленно погрузились в небо и весело замерцали. Планеты тоже были готовы. Их поместили в толщу купола. К каждой прилагался двойник, насаженный на веревочку. И тут пришла очередь миниатюрного солнца. Наблюдая за его погружением в небесное вещество, Хэнсон весь дрожал — ведь все расплавится! Но страхи оказались напрасными. Очевидно, реальное солнце не должно было плавить небо, когда находилось на положенном месте, так и маленькое солнце планетария не причиняло вреда куполу. Удостоверившись в этом, Хэнсон проложил дополнительный ломтик неба между этим солнцем и его копией на проволоке, которая управляла своим дубликатом благодаря симпатической магии. Дэйв осторожно повернул рукоятку, и два маленьких солнца послушно заскользили по своему курсу.

Хэнсон отметил про себя, что гири были на месте. Надо будет приставить к ним человека, чтобы тот вовремя заводил механизм, а потом приспособить какой-нибудь моторчик. Но это уже проблемы будущего. Он наклонился к регуляторам. Сатера Карфа уже позвали, чтобы он установил точное расположение планет для этого момента, но Хэнсон и сам примерно знал, как их расставить. Он начал крутить одну из ручек. В этот момент подошел сатер.

Что-то сдвинулось. Но тут ручку заело. Послышалось жужжание свободно проворачивающихся шестеренок. Похоже, безголовые мандрагоры, перенося планетарий, растрясли механизм. Хэнсон наклонился к крохотным алмазным шестеренкам. Цепь передачи съехала со своего места!

Сатер Карф также уставился на механизм, бормоча непонятные фразы, которые явно не имели никакого отношения к заклинаниям. Затем старик выпрямился, не переставая сыпать проклятиями.

– Исправь! — потребовал он.

– Попробую, — с сомнением в голосе отозвался Хэнсон. — Но вам лучше отыскать человека, который делал планетарий. Он лучше меня…

– Его убило осколком солнца после первой же трещины. Исправь это, Дэйв Хэнсон! Ты утверждал, что можешь ремонтировать

такие машины.

Хэнсон вновь наклонился к механизму. Один из магов дал ему алмазную лупу, которая увеличивала примерно в сто раз и к тому же не требовала фокусировки. Дэйв уставился на горку изломанных шестеренок, затем покосился на небо, благо в «шалаше», где он находился, вместо фасада было открытое пространство. От купола оставалось еще меньше, чем казалось Дэйву. Тут уже речь шла не о дырах — но о почти сплошной пустоте. В прогалах смутно виднелись какие-то тени… Дэйв торопливо отвел глаза. Его била дрожь.

– Мне нужны подходящие инструменты, — заявил он.

– Потерялись при переезде, — обескуражил его сир Перт. — Вот все, что мы могли собрать.

И показал Дэйву кучу инструментов, которые явно принадлежали механикам сельхозтехники. Правда, среди этого разнокалиберного металла имелись довольно маленькие плоскогубцы и шило. Дэйв в отчаянии замотал головой.

– Чини! — вновь вскричал сатер Карф, глядя на небо. — У тебя десять минут — не больше!

Пальцы Хэнсона перестали трястись, как только он дал им работу: он пытался сделать импровизированные инструменты из проволочек. Механизм планетария — подлинный шедевр ремесленного труда — сам по себе проработал бы хоть миллион лет, но его создатель никак не предполагал, что творение однажды уронят. А так, по всей видимости, и случилось. Подобраться к механизму было сложно: очень уж компактным был планетарий. По-настоящему его бы следовало осторожно разобрать на части, а затем вновь собрать, но время поджимало.

Вновь раздался грохот падающего неба. Земля под ногами заходила ходуном.

– Землетрясение! — прошептал сатер Карф. — Конец близок!

Внезапно раздались громкие крики. Отвлекшись от шестеренок, Хэнсон увидел, что на окраине лагеря приземляется целый косяк птиц рух. Стоило птицам ступить хоть одной ногой на землю, с их спин торопливо сыпались люди в темных рясах, с замысловатыми масками на лицах. Впереди, размахивая своим ножом, бежал Мейлок — главарь Сынов Яйца.

Его звучный голос разносился над всей округой:

– Час вылупления близок! К планетарию! Разбейте бесовскую машину! Это ее тень я видел в воде! Сломайте ее, пока Дэйв Хэнсон не успел свершить свою магию!

Сторонники Мейлока издали боевой клич, а окружавшие Хэнсона маги испуганно завизжали. И вдруг старый сатер Карф выбежал из здания навстречу атакующим, размахивая железным прутом, на который была наколота крошка солнца. Его властный голос перекрыл панические вопли толпы.

Дэйв потянулся за увесистым молотком, чтобы последовать за сатером. Старик, не оглядываясь, почувствовал его намерение и приказал:

– Исправь механизм, Дэйв Хэнсон!

Дэйв признал его правоту. Обороняться мог любой, но опыт обращения с такими механизмами был лишь у Дэйва. Он вернулся к работе. Маги толпой повалили за сатером Карфом, потрясая всем, что могло сойти за оружие. Волшебство уже не действовало, а потому в ход пошли палки, камни, молотки, столовые ножи — все, что не утратило эффективности в час упавшего неба.

Дэйв Хэнсон корпел над шестеренками, подбадривая себя руганью. Сверху раздался новый грохот — еще кусочек неба отвалился. Заметно стемнело, облака, отражавшие солнечный свет, как-то разом потускнели. Земля нервно затряслась. Еще одна цепь выскочила из своих пазов. Хэнсон подцепил шилом капельку солнца и поднес ее к механизму. Он едва не обжег руки, но зато проверил свою прискорбную догадку. Механизм окончательно вышел из строя — отремонтировать его Дэйв уже не успеет.

Дэйв закрыл корпус, в котором таился часовой механизм, и установил шило с солнцем на кончике так, чтобы оно более или менее освещало планетарий. Как всегда, умения, которые он вынес из своего мира, не принесли ему удачи. Раз так, долой их — в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Попробуем местный «устав».

Он хотел было позвать сира Перта или сатера Карфа, но времени было в обрез. Да и вряд ли бы они услышали его оклик в грохоте битвы.

Наклонившись к полу, он разыскал капельку небесного вещества, которую стеклодув отломил с трубки перед тем, как запаять последнее отверстие. Затем Дэйв разжился стружками звездных осколков и отходами, полученными при работе над планетами. К этому месиву Дэйв подмешал немножко грязи с того места, где упала капелька солнца — грязь эта до сих пор слабо светилась. Он абсолютно не был уверен в правильности своих выводов из текста «Прикладной семантики», но знал, что ему нужен знак силы. В данном случае — символ символа. Возможно, эта сляпанная наспех поделка все же послужит заменой планетария.

Крепко зажав получившийся комок в пальцах, он коснулся планетария и попытался припомнить формулу наречения истинным именем. Сбиваясь и импровизируя, Дэйв все же произнес эту формулу до конца:

– Я, создатель твой, нарекаю тебя… (Боже, как эту штуку обозвать?)… нарекаю тебя Румпельштильсхен и приказываю тебе повиноваться мне, когда я зову тебя именем твоим.

Стиснув в руке комок, он попытался сформулировать приказ, который не обернулся бы еще худшими несчастьями: сказки, читанные Дэйвом в детстве, научили его быть осторожным с волшебными просьбами. Наконец, губы Дэйва прошептали самый простой приказ, который он мог придумать:

– Румпельштильсхен, отремонтируй сам себя!

Из недр механизма послышались жужжание и скрежет. Хэнсон издал торжествующий вопль. Не успел он хорошенько рассмотреть шестеренки, чудесным образом вернувшиеся на свои места, как сатер Карф оттеснил его и начал спешно крутить рукоятки.

– Осталось меньше минуты! — прохрипел старик. Пальцы сатера скакали от регулятора к регулятору. Затем он распрямился и начал делать над планетарием пассы столь быстрые, что за ними невозможно было уследить. Зазвучали таинственные фразы — несомненно, ритуальные приказания на священном языке магов. И вместо кода одно-единственное слово: цепочка звуков, неподвластных голосовым связкам нормального человека. Хэнсон ощутил, что каждый атом в его теле рвут с корнем и завязывают узлом. Буквально вся вселенная издала дикий крик. Огромный пылающий диск, вынырнув из-за горизонта, пулей взлетел в небо — это солнце вернулось на положенное ему место. Невидимые обломки неба, валявшиеся вокруг, тоже устремились вверх — доказательством тому были воздушные волны от их взлета и дырки в потолке. Хэнсон схватился за свой карман, но комок из небесных и земных веществ никуда не собирался отбывать. И крохотная капля солнца по-прежнему сияла на острие шила.

С помощью алмазной лупы Хэнсон смог рассмотреть, что глобус в центре планетария меняется. Некоторые места нежданно украсились нарисованными облаками. Зеленые пятна лесов и синие просторы океанов чуть-чуть задрожали — казалось, ветер раскачивает деревья, и волны набегают на берег.

Задрав голову, Хэнсон удостоверился, что в небе царил полный порядок. Солнечные лучи мирно озаряли землю. Интенсивно синий купол небосвода стал абсолютно гладким — последние трещины затянулись прямо на глазах Дэйва.

Как только взошло солнце, бой в стройгородке прекратился. Добрая половина магов недвижно лежала на земле. Уцелевшие сгрудились в кучу у здания, где стояли Дэйв и сатер Карф. Сыны Яйца благодаря своей большой численности понесли меньше потерь, но внезапный рассвет и исцеление неба совершенно сбили их с толку. И тут раздался хриплый голос Мейлока: — Еще не все потеряно! Ломайте машину! Яйцо должно треснуть!

Он рванулся вперед, размахивая ножом. Сыны Яйца последовали за ним. Маги, смыкаясь все теснее, начали отступать под нависающую крышу здания, чтобы защитить планетарий. Среди них Дэйв увидел Борка и сира Перта, израненных, но настроенных решительно.

Едва взглянув в лицо сатера Карфа, Хэнсон уверился, что Мейлок был прав: все свершения Дэйва находятся под угрозой. Было очевидно, что магам не выстоять под натиском Сынов. Слишком много людей уже пало, а воскрешать их было некогда.

Сатер Карф ринулся в самую гущу схватки, но Хэнсон остался на месте. Он вставил в глаз алмазную лупу и схватил пальцами солнечную каплю с шила. Пришлось держать ее у самого сияющего кончика. Кожу заметно припекало. Подчинив себе свои дрожащие пальцы, Дэйв медленно ввел руку в шар из небесного вещества, целясь солнечным угольком в точку на глобусе, которую уже присмотрел при помощи линзы. Его большой и указательный пальцы двигались бережно, с ювелирной размеренностью — сказывался опыт работы с практически невидимыми проволочками хрупких приборов.

Тут Дэйв перевел взгляд с модели на действительность. В пяти милях от лагеря в воздухе зависло нечто пылающее и горячее. Дэйв осторожно повел рукой, опираясь для верности на проволоку — траекторию какой-то планеты. Воздушный костер придвинулся еще на одну милю — потом еще на одну. Теперь стало видно, что костер зажат между чудовищным кончиком пальца и высоченной стекловидной горой — ногтем.

Маги подались внутрь здания. Сыны Яйца разразились паническими воплями. Нелепо дергаясь, кошмарный огонь вновь придвинулся. На долю секунды завис над пустынным лагерем… и исчез.

Хэнсон начал осторожно протаскивать руку сквозь скорлупу модели, тихо подвывая. Другая его рука крепко сжимала комок-символ в кармане. До Дэйва внезапно дошло, каких ужасов теперь может натворить любой, кто додумается воспользоваться планетарием. — Румпельштильсхен, приказываю тебе не впускать ни одну Руку, кроме моей, и не повиноваться прикосновениям к регуляторам, если это делаю не я.

Дэйв надеялся, что эта защитная уловка окажется достаточно эффективной.

Высвободив руку, он швырнул капельку солнца в угол. Пальцы ныли от напряжения — очень уж сложную задачу он им задал. Большой и указательный почернели от ожога, но уже начинали подживать.

Снаружи валялись Сыны Яйца — точнее, их обгорелые трупы. Крыша «шалаша» загорелась, но маги уже стали ее тушить. Над своей головой Дэйв услышал шаркающе-журчащие шаги. Неужто ундина? Значит, магия опять действует?

Борк отвернулся, чтобы не смотреть на своих бывших товарищей. Его явно мутило — и все же он ухмыльнулся Хэнсону.

– Дэйв Хэнсон, для которого нет ничего невыполнимого! — проговорил он нараспев.

Хэнсон нашел глазами Ниму. Она подбежала к нему, и Дэйв взял ее за руку, а затем дружески сжал плечо Борка. Они дрожали от усталости и волнения.

– Пошли отсюда, — распорядился Борк. — Найдем укромное местечко и дадим тебе еще одно невыполнимое задание. Посмотрим, не наколдуешь ли ты нам нормальный обед и бутылку такого забористого пойла, чтоб даже сильфы попадали с ног.

Дэйв справился и с этой задачей.