"Дьявол в Лиге избранных" - читать интересную книгу автора (Ли Линда Фрэнсис)

Глава восьмая

Добравшись до дому, я решила сразу же позвонить скульптору и договориться о встрече – надо взглянуть на его работы. Увидев статую у Граутов в холле, я не сомневалась, что и другие его произведения окажутся впечатляющими. Но, как известно, одного таланта для успеха недостаточно. Мне нужно с ним встретиться, посмотреть, как он выглядит, что собой представляет и что вообще о себе думает.

Красавцем ему быть необязательно. Если окажется, что творения этого Сойера Джексона смогут привлечь внимание состоятельных жителей Уиллоу-Крика и вызвать желание что-нибудь приобрести, я вполне смогу работать с геем. Разумеется, слишком голубое поведение мне ни к чему, принимая во внимание, что галерея Хилдебранд должна начать приносить прибыль, но легкий налет голубизны будет уместен – ведь Сойер Джексон неуловим, а это так возбуждает воображение дам.

Я взяла телефон и набрала номер, который дала мне Никки. Раздались долгие гудки. Несколько секунд спустя я поняла, что жду напрасно – даже автоответчика не было. Я не большой любитель этих устройств, но у кого в наш век нет горничной, секретаря или хотя бы автоответчика, чтобы отвечать на телефонные звонки?

Я подумала, что ошиблась, и снова набрала номер. На этот раз быстро сработал автоответчик. У меня возникло четкое ощущение, что кто-то включил его, пока я повторно набирала номер. Записанный на пленку голос произнес: «Я работаю. Оставьте сообщение. Если смогу, я вам перезвоню».

Маловероятно, что он окажется приятным человеком. Если он сам так же груб, как его автоответчик, вряд ли мне удастся продать хоть одну его работу – по крайней мере на показе, на котором он будет присутствовать. Я не понимала, как Говарду Грауту могло прийти в голову, что этот человек вытащит из долгов галерею Хилдебранд. Конечно, Говард не обращал внимания на такие мелочи, как хорошие манеры или, наоборот, их отсутствие.

И все же я не могла забыть чувственные изгибы мраморной статуи, высеченной Сойером Джексоном.

Прозвучал сигнал автоответчика. «Это Фредерика Хилдебранд Уайер, галерея Хилдебранд. Мне сказали, что вы могли бы согласиться принять участие в показе, который я устраиваю в своей галерее. Я бы хотела поговорить с вами в любое удобное для вас время. Пожалуйста, перезвоните».

Я едва успела продиктовать свой номер, как автоответчик отключился.

Но это все были мелочи. Гораздо больше меня волновало приближающееся чаепитие. Членов Лиги, которые пожелают прийти к Никки, еще надо было поискать.

В первую очередь я позвонила матери, так как уже начала планировать дебют Никки – камерный ленч с несколькими моими близкими подругами. Честно говоря, действительно близких друзей я приглашать не собиралась – так, несколько дам, не самых важных, которым достанется роль подопытных кроликов. Мне предстоит совершить чудо, и для начала надо провести разведку и посмотреть, как наши дамы отреагируют на мою затею.

Мою мать совсем не просто уговорить, но она все же моя мать и, смею надеться, не откажется помочь мне. Кроме нее вряд ли кто сможет придать хотя бы видимость респектабельности всей этой истории.

Я набрала номер:

– Мама?

– Это ты, Фредерика?

– А кто еще называет тебя мамой?

– Сарказм не только не идет леди, но и абсолютно неуместен. Мирна укладывает мне волосы, и в тот момент, когда я подняла трубку, она как раз делала мне моментальный спрей, так что я тебя почти не слышала.

Это все вранье. В «моментальном спрее» не было ничего моментального – так моя мать называла процедуру, когда парикмахер заливал ее волосы лаком. Блайт Хилдебранд была одной из немногих женщин в Техасе, кто все еще делал прическу раз в неделю. Лак позволял сохранить укладку в порядке все семь дней. Лак, и еще «не вертеть головой во время сна». Я убеждена, что с тех пор как моя мать стала взрослой, она ни разу как следует не выспалась.

Услышав про планируемое чаепитие у Никки, моя мать заявила:

– Она не нашего круга, дорогая. Естественно, мы не можем ее принять. – Видимо, моя мать не верит во всеобщее равенство.

– Мама, ну перестань. Никки всегда была очень мила.

– В ЛИУК не нужны милашки. Нам нужно хорошее происхождение, которое может поспособствовать общему делу. Хорошие семьи, хорошие связи дают возможность изыскивать хорошие пожертвования, с помощью которых мы можем совершать добрые дела.

Я и сама это прекрасно знала, но это было не то, что мне хотелось услышать в данный момент.

– Ну сделай это ради меня, мама.

Ее удивило, что я обратилась к ее чувствам.

– Пожалуйста, приди на ее прием, – уговаривала я. – Я не жду, что ты это одобришь, но было бы мило, если б ты оказала мне поддержку – ведь я же твоя дочь.

– Поддержать дочь в ее безумствах? – Мама тяжело вздохнула. – Зачем тебе все это?

Меня не так-то легко сбить с толку, и я не собиралась выкладывать матери всю правду.

– Я думаю, Лиге не помешает немного свежей крови.

Мать рассмеялась.

– В этом я как раз сомневаюсь, – сказала она. – Ну ладно, приду.

Насколько я знала свою мать, она никогда не стремилась узнать правду любой ценой, если чувствовала, что эта правда ей не понравится. Она руководствовалась в жизни девизом «Меньше знаешь – крепче спишь», что позволяло ей не чувствовать себя обязанной что-либо предпринимать в неприятной ситуации. У нее это получалось гораздо лучше, чем у военных.

– Во всяком случае, – продолжала она, – это хороший повод посмотреть на кошмар, который они зовут своим домом.

Моя мать была снобом, а точнее – снобом в превосходной степени. Почти все в городе полагали, что она происходила из почтенного старинного богатого семейства. Как бы не так. Это у моего отца были деньги старого доброго семейства. Вот вам яркий пример того, что в новоиспеченных аристократах снобизма гораздо больше, чем в потомственных.

Вот какой версии о встрече с моим отцом придерживается мама.

«Как только твой отец увидел меня, он понял, что жить без меня не может. Это произошло в университетском кафетерии (мама умалчивает о том, что работала там официанткой, а не была студенткой). Он сказал „Привет!“, и мы поняли, что это любовь с первого взгляда».

Когда ее спрашивают о знакомстве с семьей отца, она уверяет, что ужасно им понравилась. Его родители уже умерли, так что ее слова трудно опровергнуть. К несчастью для моей матери, сестра отца все еще жива и рассказывает совсем другую историю.

По словам тети Корделии, семья Хилдебрандов невзлюбила мою мать с первого взгляда. Они испробовали тысячи способов, давая ей понять, что не одобряют выбор сына. Как говорила тетя, это в одинаковой степени забавляло моего отца и выводило из себя мою мать.

В день знакомства с родителями отец привел свою будущую жену в их городской дом, который находился на площади к востоку от главной дороги на Уиллоу-Крик. Дом был выстроен в викторианском стиле и стоял посреди зеленой лужайки, окруженной ивами.

В тот день мама затратила немало усилий на свой туалет. Специально для такого случая она купила платье в «Джей си пеннейз». Это было облако яркой вздымающейся материи, перехваченное поясом по талии, с лихо закручивающейся юбкой-клеш, и все это было усеяно роскошными красными розами. Она купила красные перчатки (такие любят женщины из самых низов), красную сумочку и белую шляпу с искусственными красными розами на тулье.

Ее кричаще-безвкусный туалет был полной противоположностью простым элегантным платьям женщин семьи Хилдебранд, сшитым из хорошей материи. Платья дополняли скромный жемчуг, изысканные броши или камеи из слоновой кости. Цветастый наряд моей матери распространял вокруг себя волны яркой безвкусицы, как запах горелой яичницы, висящий в воздухе, когда сковороду уже унесли.

Тетушка понимала, что ей не следовало рассказывать мне эту историю, тем не менее она рассказывала и много других. Однако тетя не могла не признать способностей моей матери: она быстро усвоила все правила и никогда больше не носила безумно ярких платьев с цветами. С течением времени моя мать прославилась своими чопорными костюмами, туфлями на низком каблуке и дорогими, но при этом изящными украшениями – как и подобает представительнице старого богатого семейства.

Но я отвлеклась.

Моя бабушка Хилдебранд была крупной женщиной с железным характером. Она держала все семейство в ежовых рукавицах – за исключением моего папочки, единственного из Хилдебрандов, кто ее не боялся.

Когда мать пришла знакомиться со своими будущими родственниками – бабушка, конечно, считала ее всего лишь очередным увлечением своего сына, – она была немало удивлена их образом жизни. Тетя Корделия, дядя Робби и его жена присоединились к ним за чаем. Все собрались в элегантной комнате с высокими потолками, изящными драпировками и таким количеством мебели, которого было слишком много для любой комнаты. Вышколенная горничная принесла поднос. К удивлению моей мамы, Фелиция Хилдебранд сама разливала чай.

– Скажи нам, дорогая, – подав маленькую чашечку, которая, как клялась тетя Корделия, задрожала в руках матери, спросила бабушка, – где именно в Техасе ты жила?

– В Далласе.

– На Хайлэнд-парк?

Увы! Хайлэнд-парк был старым престижным районом в большом городе и одним из немногих мест, которые Фелиция Хилдебранд рассматривала как подходящие для проживания.

– Нет, мэм. Я из Берсевилля – это маленький городок недалеко от Далласа.

По комнате прошелестел неодобрительный шепоток. Моя мать всегда была чувствительной, и могу себе представить, как сильно она смутилась. Уверена, что щеки ее стали красными, как розы на платье.

– Что ж, а кто твои родители, дорогая?

Я удивляюсь, что в этот момент моя мать не начала врать напропалую. Возможно, она бы так и сделала, если бы перед этой встречей мой отец не взял ее лицо в свои сильные руки и не поклялся, что его семья полюбит ее так же сильно, как любит он. И по сей день она твердо придерживается версии, что так и случилось.

Итак, моя мама рассказала Хилдебрандам о своей семье, о Дейзи Джейн и Вилмоте Прутте и их восьмерых детях. Рассказ напоминал плохой фильм о временах Великой депрессии, но был совершенно правдив.

Атмосфера за столом с каждой секундой становилась все более напряженной. Наконец чаепитие закончилось, и моя мать могла удалиться, думая, что знакомство прошло не так уж плохо, однако все было не так просто.

Я думаю, отец женился на моей матери только для того, чтобы досадить своей. Бабушка пыталась сопротивляться, но это было никому не под силу – Турмонда Хилдебранда понесло.

Казалось, Фелиция Хилдебранд ничуть не была встревожена новостью о том, что подруга ее сына работает официанткой. Она поднялась из-за стола и поблагодарила девушку за визит. Все стали расходиться. Тетя же случайно вернулась в гостиную и услышала, как ее мать сказала: «Ты ошибаешься, если думаешь, что сможешь окрутить моего сына». На этом месте тетя Корделия вспоминала, кому она все это рассказывает, и, спохватившись, сжимала мою руку и говорила: «Но Господь был благосклонен к нам в тот день, иначе у нас не было бы нашей прелестной малышки Фредерики».

Уверив меня в любви со стороны Хилдебрандов, которую моя строгая бабушка всегда питала ко мне, вне зависимости от ее чувств к моей матери, тетя подходила к самой драматической части истории – к рассказу о том, как Фелиция Хилдебранд вышла в холл, где ее ждал мой отец, и сказала, что на обеде, который она дает в эту субботу, он будет сидеть рядом с Розалин Линдси. Это прозвучало как само собой разумеющееся – бабушка не сомневалась, что сын в точности выполнит ее указание.

Тогда-то он и преподнес им важную новость:

– Мама, я не буду сидеть на обеде рядом с Розалин.

– Турмонд, вопрос решен, это не обсуждается.

Очевидно, вся ситуация вызвала у моей бабушки такой всплеск негодования, что все, кроме отца, отступили на шаг.

– Ты будешь сидеть рядом с Розалин.

– Мама, мама, – сказал отец с улыбкой, – видимо, он был очень доволен собой. – Я думал, ты из тех, кто любой ценой избегает конфликтов.

– Как это понимать?

– Мама, дорогуша, – бабушка ненавидела, когда сын так ее называл, – что скажут все твои правильные подружки в Лиге, если я буду сопровождать на твоем обеде одну женщину, будучи женатым на другой?

Тетя Корделия клялась, что ее мать чуть не хватил удар. Но слабость не была свойственна Фелиции Хилдебранд Она даже не придвинула себе стул. Она так и стояла, во всем своем величии, а потом перевела ледяной оценивающий взгляд на мать. Наконец она снова обернулась к отцу:

– Ты не католик и не бедняк. Или ты найдешь способ расторгнуть этот брак, унизительный не только для тебя, но и для всей нашей семьи, или ты больше не переступишь порог этого дома. Выбирай.

Тетя всегда заканчивала рассказ горестными всхлипами и добавляла, что мой отец сделал свой выбор, и его мать – святая, просто святая! – смирилась. По крайней мере, внешне. До конца жизни бабушка не ладила с матерью, несмотря на то что дочь Дейзи Джейн и Вилмота Прутта стала респектабельной дамой и заняла высокое положение в Лиге избранных.

Блайт Прутт Хилдебранд постепенно приобретала те же манеры и высокомерие, какими обладали бабушка и тетя, пока не стала изгоем в своей собственной семье в Берсевилле. На самом деле, моя мать стала настолько респектабельной, что порой я задавалась вопросом, не придумала ли она себе новую историю, в которую в итоге сама поверила.

Как бы то ни было, я надеялась, что мама окажет мне поддержку в операции по проведению Никки Граут в Лигу избранных Уиллоу-Крика и не станет моим главным противником.