"Сын звездного человека" - читать интересную книгу автора (Нортон Андрэ Мэри)

8. ТАМ, ГДЕ НЕКОГДА ЛЮДИ ЛЕТАЛИ…

Ночью они прекрасно выспались на кучах истлевшей ткани, которую они натаскали, и, поднявшись, снова подкрепились запасами со склада. Затем они снова двинулись вверх по лестнице, пока та не закончилась платформой, некогда окруженной огромными застекленными окнами. Под ней во всей своей увядшей славе раскинулся город. Форс узнал дорогу, по которой он первый раз въехал в город, и указал на нее. Эрскин тоже показал свою дорогу — она была на востоке.

— Теперь нам надо отправиться на юг — прямо на юг…

Форс, услышав это, коротко рассмеялся.

— Мы же еще не выбрались из этого здания, — возразил он. Но на это у Эрскина уже был готов ответ.

— Идем! — Одна из его огромных рук охватила плечо горца, и он потащил Форса к пустому окну, выходящему на восток. Далеко внизу была широкая крыша соседнего здания, ее край почти касался наружной стороны башни, где они находились.

— У тебя есть это, — Эрскин дернул конец горной веревки, опоясывающей Форса.

— Мы должны спуститься к тем окнам, прямо над крышей того здания и перемахнуть на нее. Видишь, по крышам ведет дорога на юг, и по ней мы сможем некоторое время передвигаться. Эти Чудища, может быть, и хитрые, но они не следят за этим путем бегства. Он проходит над теми дорогами, которые они, кажется, больше всего любят. На мой взгляд, они предпочитают держаться земли…

— Говорят, что они больше всего любят лазать по норам, — подтвердил Форс. — И предполагается, что они не очень-то любят солнечный свет…

Эрскин указательным и большим пальцами прищемил свою губу.

— Ночные бойцы, а? Ну, тогда, значит, день — самое подходящее для нас время. И свет солнца нам на руку.

Они с облегчением проделали долгий путь вниз. Этажом выше крыши соседнего здания они нашли в центре коридора окно, открывавшееся в нужном направлении, вытащили несколько осколков стекла, торчащих в раме, как кинжалы, и высунулись, чтобы разведать путь.

— Веревка может нам и не понадобиться, — заметил Эрскин. — Это легкий спуск. — Он покрепче ухватился за оконную раму и напряг мускулы.

Форс перешел к следующему окну и вставил стрелу в тетиву лука. Но, насколько он мог видеть, молчаливые пустые окна им ничем не угрожали. Только он не мог взять под прицел их все. А смерть могла вылететь из любой из сотен черных дыр выше, ниже…

Но это был их самый лучший и, может быть, единственный шанс. Эрскин крякнул от боли в плече, а затем вылетел, свалившись на плоскую крышу внизу. Так же быстро он совершил еще один прыжок и скрылся за парапетом.

Какое-то время они, замерев, подождали. Затем, кремово-коричневой молнией пронеслась Люра, прыгнув более грациозно.

Пока что все шло хорошо. Форс освободился от колчана, Звездной Сумки и лука, швырнув их в направлении Эрскина. Затем он поднялся на подоконник и прыгнул. Он услышал предупреждающий крик Эрскина как раз в то время, когда оторвался от подоконника. Удивленный, он не успел приготовиться к приземлению и упал жестко.

Извернувшись, он перевернулся на спину. В раме окна, там, где только что была его рука, дрожал дротик. Он перекатился в безопасное место за парапет и с силой ударился о колени Эрскина.

— Откуда он вылетел?

— Оттуда! — Южанин показал на ряд окон через улицу. — Из одного из них…

— Давай убираться…

Распластавшись на животе, Форс по-змеиному стал пробираться к противоположному концу крыши. Они не могли теперь вернуться — пробовать залезть обратно в то окно, из которого они выбрались, значило стать мишенью, по которой не промахнулся бы даже самый скверный копьеметатель. Охота уже началась, и теперь им с боем придется пробираться по лабиринту, который враг знал отлично, а они не знали вовсе… Лабиринт этот мог быть усеян ловушками более хитроумными и жестокими, чем та, в которую попал Эрскин…

Где-то позади них раздался свист, словно от детской камышовой свистульки. Форс догадался, что это было именно тем, чего он больше всего боялся услышать, — сигналом, что добыча покинула убежище, и теперь ее надо преследовать в открытую.

Эрскин пробирался вперед. Так как казалось, что южанин знал, что им делать дальше, Форс принял его главенство. Они подобрались к углу парапета между восточной и южной сторонами крыши. Люра уже перемахнула через него; она тихо звала их снизу.

— Теперь мы должны положиться на удачу, друг, — на милость Фортуны. Быстро перескакивай в тот момент, когда я сделаю первый шаг. Может быть, если мы предоставим им две мишени, они не успеют выбрать ни одной. Ты готов?

— Да!

— Тогда — пошел!

Форс протянул руку и ухватился за край парапета одновременно с Эрскином. Их тела перелетели вместе, и они покатились по второй крыше, болезненно обдирая при этом кожу. Здесь крыша не была чистой. Плиты, упавшие с верхней части здания, образовали барьер. Эрскин удовлетворенно вскрикнул. Оба они скрылись за этими грудами щебенки, присев на корточки и прислушиваясь. Снова повелительно зазвучал свисток. Эрскин стер с рук пыль.

— За этим домом находится еще одна улица, а ниже — та речная долина, которую ты пересек.

Форс кивнул. Он тоже помнил, что они видели из окон башни. Долина реки делала изгиб, поворачивая в этом месте прямо на восток. Он на мгновение закрыл глаза, чтобы представить себе подъездные пути древних домов, скопления зданий…

— Ну, — произнес Эрскин, — если мы дадим им больше времени, они смогут лучше подготовиться и поприветствовать нас таким образом, который нам может не очень понравиться. Поэтому мы все время должны двигаться. Сейчас, когда они рассчитывают найти нас на крышах, — может быть, будет мудрее спуститься на улицу…

— Посмотри-ка сюда. — Форс изучал хлам, валяющийся вокруг них. — Это не упало сверху, — он покопался в куче щебня. В крыше находилась наклонная дверь. Эрскин радостно бросился к ней.

Они копали яростно, как белки осенью, пока не отрыли ее всю. Затем они потянули ее на себя и заглянули в затхлую темноту, из которой поднималась вонь. Там была почти отвесная лестница. Ею они и воспользовались.

Длинные коридоры и еще лестница. Хотя они все трое шли бесшумно, как лесные охотники, но все же на всем пути их преследовали легкие глухие стуки и старческие вздохи. Время от времени они останавливались и прислушивались. Но Люра не проявляла никаких признаков беспокойства, и Форс не слышал ничего, кроме стука падающей штукатурки и скрипа древних досок, потревоженных их ногами.

— Подожди! — Форс поймал Эрскина, когда тот уже начал было опускаться на последний лестничный пролет.

Размахнувшаяся было рука Форса ударила по двери в стене, и что-то в последовавшем за этим ударом глухом звуке показалось им многообещающим. Он открыл дверь. Они вышли на козырек, нависший над огромной пещерой помещения.

— Клянусь Великой Рогатой Ящерицей! — Эрскин был потрясен, а Форс ухватился за ограждавшие платформу перила.

Они смотрели на то, что некогда, должно быть, было гаражом для тяжелых грузовиков, использовавшихся Древними для перевозки различных грузов. Десять-пятнадцать этих страшилищ стояли рядами, ожидая своих давно исчезнувших хозяев. А у некоторых из них были запломбированные моторы, которые были последним изобретением Древних. Похоже, они не были повреждены временем и были все еще в превосходном состоянии и годны для использования.

Одна из машин почти уткнулась носом в широкую закрытую створку ворот. Ворота, которые, как мгновенно понял Форс, должны выходить на улицу. В его голове зародилась дикая идея. Он повернулся к Эрскину.

— Там была дорога, ведущая в Долину Поездов, — дорога, по большей части спускающаяся с крутым уклоном…

— Верно…

— Видишь ту машину — которая у ворот? Если мы сможем завести ее, она покатится по этой улице, и ничто не сможет остановить ее!

Эрскин облизнул губы:

— Машина эта, вероятно, мертва. Если мотор не заработает и мы не сможем сдвинуть ее…

— Может быть, толкать ее нам и не понадобится. И не будь так уверен, что ее мотор не заработает. Ярл, Капитан Звездных Людей, однажды провел машину с запломбированным мотором целых четверть мили, прежде чем она снова умерла. Если эта машина вывезет нас только на верх склона, то нам хватит и этого. По крайней мере, мы можем попробовать. Это самый безопасный и легкий способ добраться до долины…

— Так ты говоришь, мы можем попробовать? — Эрскин запрыгал вниз по ступенькам и направился к грузовику.

Дверь в кабину была открыта, словно приветствовала их. Форс соскользнул по разрушавшейся обивке, чтобы сесть за баранку, — точь-в-точь, как будто он был одним из Древних, пользовавшийся этим чудом техники как самой обычной вещью.

Эрскин протиснулся к нему и нагнулся вперед, изучая ряды приборов и кнопок перед ними. Он коснулся одной из них.

— Эта отпирает колеса…

— Откуда ты знаешь?

— У нас в племени есть ученый человек. Он разобрал много древних машин, чтобы узнать секрет их изготовления. Только у нас нет больше горючего, чтобы запустить их, и поэтому они бесполезны. Но от Унгера я кое-что узнал об их устройстве и мощи.

Форс немного неохотно уступил свое место и следил, как Эрскин осторожно пробовал управление. Наконец, южанин ударил ногой по педали, находившейся внизу, и то, во что в глубине души они никогда не верили, произошло. Древний мотор ожил. Запломбированный мотор не умер!

— Ворота! — лицо Эрскина под коричневым загаром побелело, он вцепился в руль, ощущая настоящий страх перед пульсировавшей под ним ужасной мощью.

Форс выскочил из кабины и метнулся к огромным воротам. Он потянул засов вниз, тот открылся, и он смог оттолкнуть тяжеленные створки. Он выглянул наружу, на свободную от обломков улицу. Форс бегло взглянул вверх по склону и сразу понял, почему улица такая. На самом верху — в нескольких футах от ворот — один из громадных грузовиков развернуло боком, и он расплющил свой нос о стену здания на противоположной стороне — очень хорошая баррикада. Изучив все это, он больше не медлил. Звук умирающего мотора позади него был ужасным — он скрежетал в последнем в своей жизни усилии.

Форс залез в кабину, затащив с собой Люру. Они с бьющимися сердцами пригнулись, и Эрскин повернул огромный руль. Последняя вспышка энергии в двигателе привела грузовик в движение и, когда они повернули, с остатков шин летела резина. Они выкатились из гаража и достигли спуска, мотор закашлял и умер, но инерция понесла их дальше, и они все быстрее и быстрее неслись по склону холма вниз, в долину.

Только по чистой случайности улица перед ними оказалась пустой. Не перегороди тот грузовик улицу в самом начале, они могли бы врезаться в обломки и все погибнуть. Эрскин сражался с рулем, управляя машиной чисто инстинктивно, и та несла их по улице со скоростью, которая все увеличивалась.

Форс дважды закрывал глаза только для того, чтобы заставить их открыться вновь. Его руки глубоко зарылись в мех повизгивавшей Люры, которой очень не нравился этот способ передвижения. Но грузовик все ехал и ехал и, наконец, они покатили по ровному месту, ударяясь о ржавые рельсы железной дороги. Грузовик замедлил ход и, наконец, остановился, зарывшись бампером в кучу угля.

С минуту все трое оставались там, где были, потрясенные и ослабевшие. Потом они достаточно успокоились, чтобы вывалиться из кабины. Эрскин рассмеялся, но его голос окреп, когда он сказал:

— Если кто-нибудь и последовал за нами, то сейчас они должны быть далеко позади. И мы должны постараться, чтобы это расстояние увеличилось.

Они использовали в качестве укрытия обломки и быстрым шагом продвигались на юг. Наконец, речная долина снова свернула в сторону от избранного ими южного направления. Тогда они поднялись по склону и отправились дальше, пробираясь через заросшие лесом развалины городских окраин.

Солнце стояло высоко, поджаривая их головы и плечи. Ветерок, дувший с озера на сушу, доносил какой-то подозрительный запах. Эрскин с шумом втянул его.

— Дождь, — было его заключение, — мы не могли и надеяться на большую удачу. Он смоет наш след…

Но Чудища не преследуют свою добычу вне города… или преследуют? Теперь они, наверное, далеко выходят в поля — ведь был тот след, оставленный охотниками на оленей. И отец Форса был убит стаей не в пределах города, а на окраине большого леса. Нельзя было считать себя в безопасности только потому, что они выбрались из развалин города.

— По крайней мере, мы путешествуем, не обремененные тяжелым багажом,

— заметил Эрскин некоторое время спустя, когда они остановились отдохнуть и выпить густого сока, которым Форс утром наполнил свою флягу.

Он с сожалением подумал о кобыле и добыче, которую она несла только вчера. Осталось очень мало, чтобы доказать правдивость его истории — всего лишь два кольца на пальцах и несколько мелочей в Звездной Сумке. Но когда наступит время свести счеты с Айри, у него будет возможность предъявить Совету карту и свой путевой дневник.

У Эрскина осталось даже меньше, чем у Форса. Палица из музея, не считая ножа на поясе, была единственным оставшимся у него оружием. В сумке он хранил кремень и кресало, два рыболовных крючка и обмотанную вокруг них леску.

— Если бы только у нас был барабан, — с сожалением произнес он. — Будь он у меня в руках, мы бы даже сейчас смогли поговорить с моим народом. Без сигналов найти их можно будет только случайно — если только мы не наткнемся на след какого-нибудь другого разведчика.

— Идем со мной в Айри! — импульсивно предложил Форс.

— Когда ты рассказал мне свою историю, друг, разве ты не говорил, что сам сбежал от своего племени? Будут ли они приветствовать твое возвращение, особенно, если ты приведешь с собой чужака? В этом мире все еще существует ненависть. Позволь мне рассказать тебе о моем народе — эта история давних дней. Основавшие мое племя летающие люди были рождены с темной кожей и поэтому в свое время много натерпелись от тех, у кого кожа была более светлая. Мы — мирные люди, но нас гнетет древняя боль и она иногда шевелится в нашей памяти, отравляя ее горечью и злобой.

Когда мы отправлялись на север, мы старались завести дружбу со степняками — три раза, насколько я знаю, мы посылали к ним вестников. И каждый раз нас встречали градом боевых стрел. Так что теперь наши сердца ожесточились, и мы постоим за себя, если понадобится. Можешь ли ты пообещать, что горцы протянут нам руку дружбы, если мы придем к ним!

Горячий румянец залил щеки Форса. Ему был известен ответ на этот вопрос. Чужаки были врагами — это было старое-престарое правило. И все же, почему должно быть именно так? Земля эта была обширна и богата, а люди немногочисленны. Наверняка ее хватило бы на всех, она простиралась дальше и дальше, вплоть до самого моря. А в древние времена люди строили корабли и плыли через моря к другим обширным землям.

Он высказал все это вслух, и Эрскин с радостной готовностью согласился с ним.

— У тебя очень прямые мысли, друг. Почему мы не должны доверять друг другу только потому, что наша кожа разного цвета, а наши языки звучат по-разному? Но мой народ живет тем, что обрабатывает землю, он сажает семена, и из них вырастает пища, он пасет овец, которые дают шерсть, из которой мы вяжем наши плащи и зимние покрывала. Мы делаем из глины горшки и кувшины и обжигаем их до твердости камня, работая своими руками и радуясь этому. Степняки — охотники, они приручают лошадей и пасут стада коров — они любят быть все время в движении, исследовать новые тропы. А твой народ…

Форс сощурился от света солнца.

— Мой народ? Мы всего лишь небольшое племя, состоящее из нескольких кланов, и часто зимой нужда заставляет нас ходить тощими и голодными, потому что горы — это суровое место. Но превыше всего мы уважаем знания, мы живем для того, чтобы обшаривать руины, чтобы попытаться понять и вновь научиться вещам, в свое время сделавших Древних великими. Наши врачеватели борются с болезнями тела, а наши учителя и Звездные Люди — с невежеством ума…

— И все же те самые люди, которые борются с невежеством, сделали из тебя изгоя только потому, что ты отличаешься от них…

Щеки Форса покраснели во второй раз.

— Я — мутант. А мутантам доверять нельзя. Те… Те Чудища — тоже мутанты… — Он не мог больше выжать из себя ни слова.

— Люра — тоже мутант…

Форс мигнул. Три спокойных слова этого ответа значили больше, чем просто ответ. Напряжение оставило его. Ему стало жарко — не от стыда и не от палящего солнца, повисшего над ними. Это был добрый жар, которого он не ощущал никогда прежде… Никогда.

Эрскин оперся подбородком о колено и посмотрел на перепутанные кусты и плющ.

— Мне кажется, — медленно произнес он, — что мы словно части одного тела. Мой народ — это рабочие руки, создающие вещи, которые делают жизнь проще и приятнее. Степняки — это беспокойные, вечно спешащие ноги, вечно томимые жаждой новых троп и незнакомых вещей, которые могут находиться за горизонтом на востоке и на западе. А твой народ — это голова, думающая, вспоминающая, планирующая действия для ног и рук. Все вместе…

— Вместе, — выдохнул Форс, — мы сделались бы такой нацией, какой не видела земля со времени Древних!

— Нет, не такой нацией, как те, Древние! — резко возразил Эрскин. — Они не были единым телом, потому что им была известна война. Если тело срастется вновь, это должны произойти потому, что каждая его часть, зная свою собственную ценность и гордясь ею, признает также ценности и других частей тела. А цвет кожи, глаза или другие племенные обычаи какого-то человека должны означать для встречающихся не больше чем пыль, которую они смывают с рук, прежде чем взять мясо со стола. Мы должны прийти друг к другу свободными от такой пыли… или же она поднимется и ослепит наши глаза и то, что начали Древние, будет жить вечно и всегда отравлять землю.

— Если бы только так могло быть!

— Брат, — Эрскин в первый раз использовал это слово по отношению к Форсу, — мой народ верит, что за всеми действиями в этой жизни стоит какая-то направляющая сила. И мне кажется, что мы двое были приведены в это место для того, чтобы смогли встретиться. И от нашей встречи, наверное, родится что-то более сильное и могучее, чем все то, что мы знали раньше. Но сейчас мы задержались здесь слишком долго, смерть все еще может наступать нам на пятки. А по-моему, нас не сбить с предназначенного нам пути.

Что-то в торжественной интонации голоса этого рослого южанина тронуло Форса. У него никогда не было настоящего друга, чужая кровь слишком сильно отделяла его от других ребят Айри, а его отношения с отцом были отношениями ученика с учителем. Но теперь он знал, что он никогда по доброй воле не допустит, чтобы этот темнокожий воин снова ушел из его жизни. Куда пойдет Эрскин, туда последует и он.

Когда солнце оказалось почти над их головами, они очутились в глухом лесу. Надо было идти медленно, чтобы избежать зияющих провалов и длинных сгнивших стволов. Но в этом лабиринте Люра напала на след дикой коровы, и через час, убив ее, они уже варили свежее мясо. Завернув в сырую шкуру мясо еще примерно на два обеда, они отправились дальше, ведомые маленьким компасом Форса.

Внезапно они вышли на край древней обители летающих людей. Настолько внезапно, что когда они увидали, что там находилось, были глубоко потрясены и чуть было не спрятались обратно, под защиту деревьев.

Они оба уже видели изображения таких машин. Но здесь эти машины были настоящими. Они стояли стройными рядами — по крайней мере, некоторые из них. А остальные представляли собой кучу размолотой мешанины металла и ржавой трухи, разорванные и продырявленные, полупогрузившиеся в воронки от снарядов.

— Самолеты! — глаза Эрскина заблестели. — Летающие по небу самолеты моих отцов! Прежде чем бежать от дрожащих гор, мы в последний раз отправились взглянуть на то, что доставило на эту землю первых людей из нашего племени — и они были похожи на некоторые из этих машин. Но здесь целое поле самолетов!

— Этих смерть настигла прежде, чем они успели подняться в небо, — сказал Форс. В нем полыхало странное возбуждение. Наземные машины, даже грузовик, который помог им выбраться из города, никогда не действовали на него так сильно. Эти крылатые создания… Какими великими, какими могущественными знаниями должны были обладать Древние! Они могли мчаться среди облаков там, где их сыны должны теперь ползать по земле! Едва понимая, что он делает, Форс вышел вперед и печально провел рукой по фюзеляжу ближайшего самолета. Он был таким маленьким рядом с этой машиной… В ее брюхе некогда мог поместиться целый клан…

— Именно с таких машин, как эта, Древние и сеяли смерть по всему миру…

— Но мчаться в облаках, — Форс отказался разделить мрачное настроение Эрскина, — над землей… Они были подобны богам, эти Древние!

— Скажи лучше, подобны дьяволам! Смотри… — Эрскин взял Форса за руку и провел его между стройных рядов машин на край поля, чтобы посмотреть на множество рваных, уродливых кратеров, превративших центр аэродрома в обгорелое месиво земли и бетона. — Смерть пришла с воздуха, и люди по доброй воле сбросили эту смерть на своих собратьев. Давай же, запомни это, брат.

Они обошли обломки, следуя вдоль рядов разбитых самолетов, пока не подошли к зданию. Здесь было множество костей. Множество людей погибло, пытаясь поднять машины в воздух, — но слишком поздно.

Возле здания они обернулись и посмотрели назад, на тропу среди обломков и на два ряда словно чего-то ждущих, странно неповрежденных бомбардировщиков. Небо, в которое они больше никогда не поднимутся, было ясным и голубым, по нему строем плыли небольшие облака. Но на западе собирались другие, более темные: надвигалась гроза.

— Это никогда не должно повториться вновь, — Эрскин показал на разбомбленное поле. — Каких бы вершин цивилизации не достигли наши потомки

— они никогда не должны больше уродовать землю и воевать друг с другом. Ни они, ни мы. Ты согласен с этим, брат?

Форс твердо встретил взгляд этих темных горящих глаз.

— Согласен. И все, что я смогу сделать, я сделаю. Но там, где некогда люди летали, они должны полететь вновь. В этом мы тоже должны поклясться!