"Лорд Безупречность" - читать интересную книгу автора (Чейз Лоретта)

Глава 9

Почти вся толпа растворилась во тьме – во всяком случае, те из участников потасовки, кто еще сохранил способность двигаться. Но трое зачинщиков так и остались лежать там, где упали.

Бенедикт заметил и отсутствие Томаса. Оставалось надеяться, что верный камердинер отправился за убежавшими лошадьми.

Поскольку экипаж исчез, лорд Ратборн и миссис Уингейт не имели счастливой возможности скрыться под пологом ночи. В данную минуту у них не было ни средства передвижения, чтобы покинуть злосчастный Колнбрук, ни близкого и надежного убежища. В этом смысле местным жителям повезло больше. Человек, который с выражением читал закон об охране общественного порядка, представился как Генри Хамбер, хозяин гостиницы «Бык» и одновременно местный констебль. На вид ему было около сорока. Мощного телосложения, с фигурой, заставлявшей вспомнить солидных размеров пивную бочку, он явно испытывал недостаток деятельности на благо общественного спокойствия. Та тщательность, с которой констебль принялся осматривать разбитые окна и лежащих на земле изрядно потрепанных пьяниц, не сулила ничего хорошего. Больше того, он то и дело что-то старательно записывал в небольшой блокнот. Сомнений не оставалось: Хамбер собирался затеять серьезное расследование. Служителя закона сопровождали двое дюжих молодцов. Оба проявляли готовность подавить на корню любую попытку сопротивления.

И все же, если бы Бенедикт мог открыть правду, уладить дело оказалось бы вовсе не трудно.

Вполне достаточно было бы прибегнуть к тому самому ледяному тону и холодным манерам, которые он обычно использовал, когда требовалось поставить на место какого-нибудь зарвавшегося выскочку или глупца. Можно было бы просто заявить, что он спешит по неотложным делам. Проще простого написать имя и адрес адвоката на одной из собственных визитных карточек и отдать кусочек вощеной бумаги блюстителю порядка, Они еще не успели заехать в такую глушь, где имя лорда Ратборна не было известно всем и каждому. А тот, кто знал имя, наверняка знал, кем был отец молодого лорда.

В таком случае они сразу получили бы возможность продолжить путь. В случае необходимости кто-нибудь обязательно позаботился бы об экипаже и свежих лошадях. Им бы предложили отдохнуть и подкрепиться, да вдобавок попросили бы прощения за «досадную оплошность».

Но Бенедикт не мог сказать правду. Не имел права оставаться самим собой и вести себя так, как привык. В одиночестве ему удалось бы без особых затруднений пережить последствия стычки с пьяной толпой в. крохотной деревушке на расстоянии восемнадцати миль от Лондона. Люди наверняка решили бы, что на него напали или, во всяком случае, что он оказался жертвой жестокой и бессовестной провокации. Все прекрасно знали, что лорд Ратборн в отличие от «черной овцы» благородного семейства – брата Руперта – не имел привычки драться и привлекать внимание окружающих к собственной персоне.

Однако виконт путешествовал не один. Он путешествовал с дамой. С дамой красивой, известной и чрезвычайно волнующей.

К тому же очень храброй, а возможно, даже слегка безумной.

Бенедикт до сих пор с трудом верил, что она не побоялась выпрыгнуть из экипажа и броситься в самую гущу драки. Да еще и принялась размахивать хлыстом с неожиданной энергией и силой. Ее поведение выбило из колеи целую толпу нетрезвых, агрессивно настроенных мужчин. Бенедикт собственными ушами слышал, как некоторые вопили, словно девчонки, а кое-кто даже убежал от греха подальше. Не будь он сам настолько занят, обязательно бы всласть посмеялся.

Его собственное поведение оказалось в равной степени непредсказуемым. Однако оно веселья не вызывало.

Он ввязался в драку. Затеял грубую и низкую потасовку с оравой пьяных крестьян.

Из-за женщины.

Виконту казалось, что он вполне отвечает за свои поступки. Он прекрасно видел, что грубияны пребывали в состоянии глубокого опьянения. Понимал и то, что взывать к здравому смыслу пьяниц бесполезно, равно как и ждать от них разумного поведения. А потому самое мудрое, что можно было сделать в данном случае – это спокойно и с достоинством удалиться.

Бенедикт игнорировал оскорбления и непристойности в свой адрес. Игнорировать грубые замечания, обращенные к миссис Уингейт оказалось труднее. Однако, сжав зубы, он выдержал и их.

Но вот парень посмел дотронуться до спутницы, и Бенедикт тут же ощутил острую потребность немедленно его убить.

Сейчас Батшеба стояла рядом и крепко сжимала его руку. Света из окон гостиницы и тусклых лучей фонаря оказалось вполне достаточно, чтобы явить миру ее возмущение в тот момент, когда Хамбер недовольно проворчал что-то насчет чужаков, нарушающих мирное течение деревенской жизни.

И без того огромные ярко-синие глаза расширились и загорелись, изящно очерченная грудь заволновалась, а нежные губы приоткрылись в негодующем изумлении.

Возбужденный, как любой мужчина, трогательной картиной едва сдерживаемой страсти, Бенедикт всего лишь на мгновение опоздал с призывом держать себя в руках.

Когда он открыл рот, миссис Уингейт уже воскликнула:

– Не могу поверить собственным ушам! Трое пьяных напали на нас во тьме ночи, в то время как мы мирно и невинно проезжали по улице. Один из них даже осмелился дотронуться до меня. Муж всего лишь защищал мою честь. Потом на улицу вывалилась целая толпа и попыталась его убить. И после всего этого вы смеете заявлять, что мы в чем-то виноваты?

Хамбер пролепетал, что люди, несомненно, были слишком пьяны, чтобы твердо держаться на ногах, не говоря уже о том, чтобы всерьез кого-то обидеть. Остальные же вышли, намереваясь защитить друзей. Он указал на еще не убранные с поля битвы жертвы, а также на разбитые стекла окружающих зданий Несколько человек упали прямо на окна – не по собственной воле, – чем и объяснялся нанесенный ущерб.

Прежде чем миссис Уингейт успела возразить, из темноты показался Томас с лошадьми. Бенедикт с облегчением увидел, что те все еще запряжены в ландо, а сам экипаж практически не пострадал.

– Это ваша собственность, сэр? – поинтересовался Хамбер. – И слуга тоже ваш? Ну что же, ему придется пройти вместе с вами, а лошади тем временем отправятся в гостиницу «Бык». Вы получите их в понедельник, после того как уладите дела в магистратуре.

– В понедельник? – одновременно воскликнули лорд Ратборн и миссис Уингейт.

– Сквайр Пардью раньше заседать не будет, – любезно пояснил Хамбер. – Дело в том, что в субботу и в воскресенье его супруга не желает видеть злодеев в собственной гостиной.

Как и многие мировые суди, сквайр Пардью проводил судебные заседания у себя дома. Подобно большинству коллег, достойный муж имел лишь самое отдаленное представление о законе, так что решение наверняка оказалось бы основано на том, что он считал здравым смыслом. Разумеется, он не преминул бы приправить вердикт собственными предубеждениями, равно как и жизненным опытом достойной супруги.

Однако все эти обстоятельства вовсе не гарантировали несправедливости, а потому Бенедикт не слишком волновался. Взволновала его фамилия сквайра, которую он хорошо знал. Этот Пардью был отъявленным пронырой и сплетником. Вполне вероятно, что кто-нибудь уже успел разбудить его, и в эту минуту сквайр уже спешил на место происшествия.

Лорд Ратборн склонился к спутнице и прошептал:

– Нам нельзя здесь оставаться. Встречаться с этим Пардью опасно. Он меня знает. – Вслух же произнес: – К огромному сожалению, понедельник не…

– Ах! – воскликнула миссис Уингейт. Она выпустила его руку, сделала несколько неуверенных шагов в сторону Хамбера и упала в обморок.

Поначалу Бенедикт ничего не заподозрил. Стоило Батшебе поднести руку к голове и закачаться, как он мгновенно утратил способность дышать и думать. Однако все-таки попытался ее удержать. Увы, это ему не удалось. Миссис Уингейт упала прямо в руки констебля Хамбера.

Сердце Бенедикта забилось снова лишь после того, как он заметил, что несчастная продолжала шевелиться, пока не прижалась бюстом к мощной груди блюстителя порядка.

Хамбер вовсе не спешил освободиться от неожиданной ноши, и лорду Ратборну немедленно захотелось прикончить негодяя на месте.

Однако в эту минуту из тьмы выплыла объемная особа женского пола с фонарем в руке. Ночную рубашку прикрывал мужской плащ. Толстуха даже не сняла ночной чепец. Очевидно, решила, что кружевной лоскуток на макушке способен защитить от ночной прохлады и сырости. Приближалась она весьма целеустремленно, с видом крайней озабоченности.

– Хамбер! – пророкотал мощный голос. – Почему ты так долго?

Миссис Уингейт негромко застонала. Констебль поспешно передал волнующий груз нарушителю порядка.

– Берта, – попытался он отвлечь внимание, – зачем ты ходишь за мной среди ночи? Ищешь смерти?

– Неужели можно спать в этом ужасном шуме? – возмущенно воскликнула Берта.

Миссис Уингейт снова застонала.

Бенедикт взглянул на нее. Шляпа исчезла, и волосы растрепались. Голова откинулась, обнажилась нежная шея. Высокая твердая грудь предстала во всей красе. Мягкие губы слегка раздвинулись, глаза закрылись…

Он понимал, что поза – шедевр мистификации, но этим мысли и ограничивались.

После недавней потасовки красавица выглядела грязной и неряшливой, однако это обстоятельство лишь обостряло пикантность ситуации.

Так хотелось снять всю эту грязную порванную одежду, раздеть се донага и…

…вымыть…

…медленно, не торопясь…

… от макушки до пальчиков на ногах.

Усилием воли – право, оно оказалось немалым – Бенедикт заставил рассудок действовать.

– Дорогая, – произнес он вязким, непослушным голосом, – ответь мне, если слышишь.

Веки затрепетали, и несчастная начала постепенно приходить в себя. Вернее, искусно притворяться, что приходит в себя.

Поскольку Бенедикту срочно требовалось вновь обрести самоконтроль, он оглянулся, подыскивая место, куда бы пристроить драгоценную ношу.

Пьяницы номер один и номер два мирно лежали возле скамейки, с. которой свалились, и громко храпели. Бенедикт ногой откинул с дороги первого и усадил миссис Уингейт на скамейку. Однако отойти не успел – она потянула его за руку. Игнорируя насущную необходимость соблюдать дистанцию, лорд Ратборн проворно опустился рядом. Как истинный супруг, он крепко обнял страдалицу за плечи и сосредоточился на том, чтобы не думать о ванне, в которую надлежало ее погрузить.

– Дорогой, – слабым голосом пролепетала Батшеба, – мне становится все хуже. Это плохой знак: еще один приступ, и так неожиданно, так скоро.

Она жалобно всхлипнула. Ах, оказывается, она умирала.

– Нет-нет, что ты, тебе уже гораздо лучше, – успокоил Бенедикт, нежно сжав ее руку. – Это лишь последствия испуга – все эти люди, ужасные крики, насилие. Ты просто чересчур разволновалась.

Про себя он добавил, что люди на другом конце рукоятки хлыста разволновались еще больше, ведь оружие было сделано из добротного жесткого терна.

Батшеба покачала головой.

– О нет, я слабею с каждой минутой, – возразила она с восхитительным горестным мужеством. – А ведь я так надеялась увидеть дорогую Сару прежде… до того как… ну ты понимаешь…

Бенедикт не понимал, однако ухватил идею и старался изо всех сил.

– Ты скоро увидишь ее, дорогая, обещаю.

– Ах, если бы это могло произойти! – воскликнула Батшеба. – Это единственное, о чем я мечтаю. Но в понедельник… нет, может оказаться слишком поздно… боюсь, у меня не хватит сил.

Как, несомненно, и рассчитывала миссис Уингейт, трогательная сцена привлекла пристальное внимание другой пары.

– Леди серьезно больна? – поинтересовалась миссис Хамбер и выразительно взглянула на мужа.

– Откуда мне было знать? – начал оправдываться тот. – Она чувствовала себя… то есть выглядела вполне здоровой. Говорят, что совсем недавно лихо размахивала хлыстом.

Бенедикт осторожно прислонил миссис Уингейт к стене гостиницы, поднялся и подошел к супругам Хамбер.

– Если бы вы видели ее в безжалостном свете дня, то непременно заметили бы зловещие признаки, – поведал он тихо. – Сам не знаю, как она нашла в себе силы, чтобы прийти мне на помощь. Это так безрассудно в ее состоянии… но она очень, очень мужественна.

Голос предательски задрожал.

– И исключительно подвижна, особенно для тяжелобольной, – заметил Хамбер.

– Она мечтает повидать сестру, хотя и понимает, что поездка может оказаться роковой, – продолжал Бенедикт. – Хочу верить, что желание окажется сильнее. Возможно, доктора ошибаются, и перемена обстановки вместе с радостью встречи вернут бедняжке силы. Видите ли, лишь отчаяние заставляет нас путешествовать так поздно. Супруга опасается, что не успеет увидеть сестру.

Лицо миссис Хамбер стало еще серьезнее и решительнее.

– Но она совсем не выглядела больной, – промямлил мистер Хамбер. – Ты же не видела ее, Берта.

– Зато сейчас вижу! – отрезала супруга.

– Ты только взгляни, что наделал этот человек, – воззвал констебль, кивнув в сторону павших соседей. – А потом, все эти разбитые окна. Сквайр захочет…

– Сквайр, право! – перебила миссис Хамбер. – Можно подумать, ему действительно есть дело до всех этих пьянчужек. Пусть себе набивают синяки да шишки! И пусть сами платят за разбитые стекла. Даже и не говори мне об этом сквайре. Я же не вчера родилась.

– Ну же, Берта, – произнес мистер Хамбер.

– Не затыкай мне рот! – парировала супруга.

Она повернулась к Бенедикту.

– Весьма сожалею о столь серьезных неприятностях, сэр. Но на вашем месте я все же не решилась бы отправиться в путь, да еще и среди ночи. Во-первых, сырой холодный воздух не пойдет ей на пользу. А во-вторых, в этот час выползают все пьяные дураки и проходимцы. Такая хорошенькая женщина лишь раздразнит их. Но уж если решили, поезжайте скорее, да получше ее укройте.

Через несколько мгновений Бенедикт, Батшеба и Томас благополучно сидели в экипаже и направлялись прочь из негостеприимного Колнбрука.

Никто из троих не заметил сквайра Пардью. Мировой судья как раз выехал на дорогу. Он остановился в густой тьме и, нахмурившись, проводил ландо внимательным взглядом.

– Чудесное избавление, – заговорил Ратборн, когда позади остался второй мост. – А я-то уже собирался сделать знак Томасу, схватить вас в охапку и попытаться спастись бегством. Если бы все произошло быстро и неожиданно, олухи Хамбера не успели бы нас остановить, и мы погнали бы галопом.

– Эта идея была куда удачнее моей, – отозвалась Батшеба. – Но я увидела женщину и тут же решила упасть в объятия местного вершителя судеб.

– Сцена оказалась просто блестящей, – отдал должное Бенедикт. – Право, разыграно поистине гениально. Лучше любой театральной постановки.

Он переложил вожжи в другую руку и обнял спутницу за плечи. Она почувствовала на волосах теплую щеку.

– Вы восхитительны, – признался виконт глубоким взволнованным голосом. – Конечно, броситься мне на помощь было чистым безумием. И все же – восхитительно.

Батшебе захотелось прижаться теснее. Теперь, когда неприятности остались далеко, под надежным покровом ночной темноты, она поняла, что дрожит.

– Я так боялась, что вас ранят.

Объятие стало жарче.

– Правда? – Он слегка откашлялся. – Но наверняка вам было не так страшно, как тем людям, на головы которых вы спрыгнули. – Тон стал шутливым. – Видели бы вы себя в ту минуту!

– Я старалась, – ответила Батшеба, но вовремя вспомнила, кто она такая и что собой представляет. Тут же отодвинулась и забилась в угол сиденья.

Казалось, Ратборн тоже пришел в себя. Не попытался вернуть ее на место, а сжал вожжи левой рукой, выпрямился и сосредоточил внимание на дороге.

– Во время войны наша семья путешествовала по континенту, – заговорила миссис Уингейт. – Тогда-то отец и научил меня пользоваться пистолетом и кнутом. Сказал, что это необходимо на тот случай, если в пути повстречаются пьяные развязные солдаты. Но на деле куда больше неприятностей доставляли многочисленные жертвы его махинаций, а вовсе не мародеры.

– Если ваша дочь обладает хотя бы половиной способностей матушки, то за Перегрина можно не беспокоиться, – проговорил виконт. – К тому же он и сам может за себя постоять. Как недавно обнаружил Нат Диггерби, юный лорд Лайл прекрасно знает, для чего человеку кулаки. Так что в дилижансе нашим детям опасность не грозит.

– Это правда, – согласилась Батшеба. – Однако у нас очень мало времени. Сколько еще до Солт-Хилла?

– Около трех миль, – подумав, ответил спутник.

– Ну так гоните же быстрее!

Ратборн пустил лошадей галопом, однако это не помогло. В Солт-Хилле, в гостинице под названием «Ветряная мельница», путников встретила хозяйка, миссис Эдкинс. По ее словам, из дилижанса вышла лишь одна пассажирка. Ею оказалась пожилая леди, которая сейчас мирно почивала в комнате на втором этаже. Будить ее и расспрашивать не стоило, поскольку любознательная и разговорчивая миссис Эдкинс и так выспросила все, что можно. И вовсе не собиралась утаивать узнанное от новых гостей. В Крэнфорд-Бридж в дилижанс сели два мальчика. Они ехали из Лондона домой, к умирающей маме. Достойная пожилая леди пожалела их и дала несколько монеток. Не очень много, так как она никогда не брала в дорогу лишних денег. Но небольшой суммы детям должно хватить на дорогу до Туайфорда. Батшеба вопросительно взглянула на спутника.

– А Туайфорд далеко? – уточнила она.

– Примерно двенадцать миль, – ответил Ратборн. – Какая досада! Я так надеялся принять ванну! Но теперь придется обойтись ведром холодной воды.

– Должно быть, проверяли резвость лошадей и не удержали? – сочувственно поинтересовалась миссис Эдкинс и оглядела гостя с головы до ног. Несмотря на грязное лицо, оторванные пуговицы, растрепанные брюки и поцарапанные сапоги, зрелище вызвало у нее нескрываемое восхищение.

– В Колнбруке мы столкнулись с толпой пьяных бездельников, – пояснила Батшеба.

– Вы бы посмотрели на них после того, как за дело взялась моя жена, – гордо, с азартным блеском в глазах добавил Ратборн.

Повернулся и направился по узкому гостиничному коридору. Батшеба смотрела вслед и удивлялась, как ему удается выглядеть всего лишь симпатично помятым, в то время как ей…

Мысль растаяла в воздухе, едва она перевела взгляд с широких плеч на узкие бедра. Походка казалась странной.

Миссис Уингейт поспешила следом.

– Вы ранены?

– Разумеется, нет, – ответил виконт, не останавливаясь. – Просто очень хочу смыть грязь и прийти в себя.

Он явно оберегал правый бок.

– Нет, ранены, – уже утвердительно произнесла Батшеба. – И должны позволить мне осмотреть вас. Скорее всего повреждено ребро.

– Ничего у меня не повреждено, – упрямо настаивал Ратборн. – Просто мышечное перенапряжение. От редкого использования те мышцы, которые участвовали в метании пьяниц, слегка утомились.

– Миссис Эдкинс! – позвала Батшеба.

Хозяйка торопливо вышла в коридор.

– Мой муж ранен, – обратилась к ней миссис Уингейт. – Срочно нужна горячая вода.

– Ни в коем случае! – отрезал Ратборн. – Миссис Эдкинс, пожалуйста, не беспокойтесь.

Он бросил на спутницу яростный взгляд.

– Уже третий час ночи. Нельзя держать людей на ногах и переворачивать гостиницу вверх дном только из-за того, что у меня случился мышечный спазм. – Он отвернулся и, не сдержавшись, сморщился от боли.

– Не обращайте на него внимания, миссис Эдкинс, – не унималась Батшеба. – Вы же прекрасно знаете, как ведут себя мужчины.

– Конечно, знаю, – с готовностью согласилась хозяйка. – А о беспокойстве даже и не думайте. Мы здесь всегда на ногах, встречаем и провожаем гостей. Сейчас же велю принести горячую воду. И наверное, немного еды? Да и выпить джентльмену не помешает. На всякий случай, для подкрепления сил.

– Нет, – отказался Ратборн самым аристократическим тоном. – Ни в коем слу… – В это мгновение губы его дрогнули, издав какой-то неясный сдавленный звук.

Батшеба взглянула с волнением.

Неожиданно виконт расхохотался так безудержно, что стены коридора задрожали.

Он смеялся так, словно прорвало плотину.

Остановиться Бенедикт просто не мог. Недавнее происшествие непрерывно прокручивалось в уме. Он снова и снова слышал непристойные предложения, с которыми пьяница номер два обращался к миссис Уингейт, и ее восхитительно спокойный, будничный ответ: «Не сегодня. Что-то голова болит. В другой раз».

Потом вспомнилось, как она упала на руки Хамберу. Всплыло выражение лица миссис Хамбер, ее лаконичное замечание: «Зато сейчас вижу».

Лорд Ратборн продолжал беспомощно смеяться, время от времени даже вытирая слезы.

Наконец он прислонился к стене и попытался отдышаться – однако в эту самую секунду вновь вспомнил, как миссис Уингейт колотит неприятеля по макушке рукояткой хлыста, а парень изо всех сил пытается закрыться руками. Воспоминание вызвало очередной приступ безудержного смеха.

Он потерял счет времени и не мог сказать, сколько это продолжалось. Наконец приступ прошел, оставив после себя неровное дыхание и легкое головокружение. Ратборн с усилием выпрямился и вытер глаза, а потом нетвердой походкой направился по коридору к двери, которая вела во двор, к колодцу.

Каждую секунду он ощущал на себе пристальные взгляды обеих женщин.

И все же они только наблюдали. Даже не пытались нянчить, так что все было в порядке. Вскоре показался Томас. Помощь хозяину входила в его непосредственные обязанности.

Во дворе, после того как Бенедикт смыл самую черную грязь и заметно остыл, Томас протянул чистое полотенце и сказал, что рад видеть хозяина в добром здравии, без значительных повреждений.

– Конечно, ничего серьезного, – подтвердил Бенедикт. – Расшвырять этих пьяниц ничего не стоило. Плохо стало лишь тогда, когда они сбили меня с ног. Можно было серьезно пострадать, если бы не вмешалась миссис… э-э… моя дорогая жена. – Он едва слышно усмехнулся.

– Миссис Вудхаус, сэр, – подсказал Томас.

Он подошел поближе и заговорил вполголоса, поскольку, как заметила миссис Эдкинс, в гостинице не спали. А во дворе оживление ощущалось особенно, поскольку всю ночь то и дело заезжали экипажи, чтобы сменить лошадей. Солт-Хилл представлял собой весьма бойкое и популярное место.

– Мадам сказала хозяйке, что вы – мистер и миссис Вудхаус, сэр, – пояснил Томас. – Вот только не расслышал, какое имя она вам присвоила – то ли Джон, то ли Джордж.

– Имя не имеет значения, – заметил Бенедикт. – Все равно мы сейчас уезжаем.

Томас вежливо откашлялся.

Лорд Ратборн взглянул на камердинера. Несмотря на то, что гостиничный двор был освещен достаточно ярко, разгадать выражение лица Томаса оказалось нелегко.

– В чем дело? – поинтересовался хозяин.

– Миссис Вудхаус заказала отдельную комнату, – пояснил Томас. – Я бы пришел к вам раньше, но она захотела развести огонь.

– И ты, разумеется, послушался, – с досадой произнес Ратборн. – И это при том, что прекрасно знал о моем намерении отправиться в путь как можно скорее.

– Да, сэр.

– Ты что, боишься ее, Томас?

– Я видел, как она выпрыгнула из экипажа, когда эти мужики сбили вас с ног. Опередила меня, иначе на ее месте оказался бы я, как, собственно, и следовало. Судя по всему, она волновалась за вас. А что касается страха, то, честно говоря, не хотелось бы оказаться в ее черном списке. А потому я послушался и развел огонь, как она просила. Вот и все.

– Понятно, – отозвался хозяин.

– А еще она приказала принести горячую воду, бинты и еду, – продолжал докладывать Томас. – Сказала, что вам необходимо как следует подкрепиться после обработки ран.

– Но у меня нет ран! – возмутился Бенедикт. – Разве я этого не говорил?

– Милорд, не хочу показаться невежливым, но женщины всегда готовы мазать нас мазями, перевязывать и поить микстурами, – невозмутимо пояснил слуга. – А нужно это или нет, им все равно. Так что лучше подчиниться, чтобы доставить леди радость и сэкономить время на бессмысленных спорах.

Простая мудрость Томаса сомнений не вызывала, однако Бенедикт ясно сознавал, что позволить Батшебе Уингейт прикасаться к себе, пусть даже для того, чтобы смягчить мазью синяки и ссадины, было бы чистой воды самоубийством. Самообладание и без того явно дало трещину: драка, объятия в экипаже, нелепый приступ смеха.

Если она будет прикасаться к нему, если будет сидеть рядом, совсем близко, да еще долгое время, да еще если его не будет отвлекать какое-нибудь серьезное дело, например управление лошадьми, то роковой ошибки не избежать.

Бенедикт не мог последовать совету Томаса.

Он не мог идти на поводу у страхов миссис Уингейт и не мог потакать ее чисто женскому, инстинктивному стремлению нянчить и лечить.

Приняв твердое и бесповоротное решение, лорд Ратборн вернул полотенце слуге. Пригладил пятерней волосы – они наверняка топорщились нелепыми кудрявыми кустиками.

Судьба распорядилась несправедливо. Они с Рупертом оба унаследовали темные волосы матери, однако брат никогда не страдал от этих дурацких кудряшек и колечек.

Нет, разумеется, он ни капли не завидует Руперту. С какой стати? Парень всю жизнь попадает из одной передряги в другую. Так и существует в абсолютном хаосе. Но вот чего Бенедикт никогда не мог понять, так это того терпения, с каким логичной, умной Дафне удается выносить непредсказуемость, беспорядочность и взбалмошность мужа.

Как бы там ни было, а состояние прически – далеко не самое главное. В конце концов, на бал Бенедикт сейчас не собирается. И вовсе не обязан являть собой образец матримониального приза. Поиски безупречной жены не входят в его ближайшие планы.

Больше того, долг и рассудок строго-настрого запрещают выглядеть привлекательным в присутствии Батшебы Уингейт.

Вот так, надеясь, что не слишком напоминает клоуна Гримальди, лорд Ратборн направился обратно в гостиницу. Он твердо решил расставить все по местам – в том числе и Батшебу Уингейт.