"Лорд Безупречность" - читать интересную книгу автора (Чейз Лоретта)

Глава 8

Хозяин гостиницы «Голубок» в Брентфорде не видел ни Оливию, ни Перегрина. Он прекрасно знал фермера Джарвиса, однако сегодня не видел и его. Должно быть, тот поехал прямо домой, на сей раз изменив обычаю сделать небольшой крюк, чтобы выпить кружку пива и послушать последние сплетни.

Бенедикт и миссис Уингейт не смогли ничего узнать и от других, хотя расспросили немало народу. Однако лакею Томасу в гостиничном дворе повезло больше. Вскоре он рассказал хозяину о встрече двух «пареньков» со слугами одного из местных помещиков.

– Один из мальчиков по описанию очень похож на лорда Лайла, – добавил он. – Совпадают и рост, и цвет волос. А у второго рыжие волосы и веснушки.

Бенедикт взглянул на миссис Уингейт.

– Переодеться мальчиком для Оливии ничего не стоит, – заметила Батшеба. – А костюм она могла дешево купить у ростовщика или в лавке старьевщика. Скопить небольшую сумму вовсе не трудно: дар Делюси к азартным играм у нее в крови, и все мои нотации пролетают мимо ушей.

Как бы там ни было, а Оливия отправилась в Хаунслоу.

Вскоре Бенедикт уже ехал в Хаунслоу, причем куда быстрее, чем предписывала осторожность. Остановка в Брентфорде оказалась слишком долгой – расспросы заняли немало времени. Однако теперь уже не было необходимости заглядывать в каждую попутную рыночную повозку.

Уже пробило девять. В Хаунслоу они попадут к ночи. Однако в гостинице все равно можно будет обнаружить признаки жизни. Мистер Чаплин держал в деревне хорошую конюшню, и все останавливались у него, чтобы сменить лошадей. А при большом количестве проезжающих наверняка кто-нибудь обратит внимание на детей.

Во всяком случае, именно так убеждал себя Бенедикт, пытаясь унять неумолимо растущее беспокойство. Несмотря на все, что говорила о дочери миссис Уингейт, он все же надеялся найти племянника уже через несколько часов. Надеялся, что в Брентфорде поиски закончатся. Об иной возможности – погоне продолжительностью в несколько дней – не хотелось даже думать, ведь за это время дети могли попасть в любую непредвиденную, неприятную и даже опасную ситуацию.

И все это время он непременно будет корить и упрекать себя за то, что плохо присматривал за племянником. А миссис Уингейт будет всю дорогу сидеть рядом – час за часом, – и ее бедро будет касаться его бедра, нога то и дело будет задевать его ногу, а голос предательски просочится в душу.

Кроме того, чем дольше окажется совместное путешествие, тем больше вероятность встретить кого-то, кто их узнает… и раздует настоящий скандал.

Наконец вдали показались тесно стоящие вдоль дороги строения, и Бенедикт едва не закричал от радости и облегчения. Хаунслоу! Наконец-то!

Как и следовало ожидать, на постоялом дворе не спали. Пока конюх запрягал свежих лошадей, миссис Уингейт узнала последние новости. Два «паренька» отправились в путь вместе с привратником из Крэнфорд-Парка, поместья графа Беркли. Один из слуг постоялого двора, племянник этого самого привратника, направил их в дом родственника. Там «мальчики» наверняка останутся ночевать.

Такой вариант казался Бенедикту самым правдоподобным. Сейчас, ближе к ночи, поток повозок заметно редел. Вскоре на дороге остались лишь дилижансы да кареты королевской почты. Последние не слишком интересовали лорда Ратборна – вряд ли Оливии, при всей ее хитрости, удастся заполучить место в почтовой карете. Число пассажиров на этом уважающем себя транспорте строго ограничивалось, а билеты стоили недешево. Да и дилижансы скорее всего переполнены – Лондон все еще слишком близко. Во всяком случае, хотелось в это верить.

Так он и ехал по пустынной дороге, то и дело посылая лошадей галопом. Слева тянулись заросли кустов, однако разбойники ни разу не показались из темноты – к счастью для себя. Под сиденьем у Бенедикта притаилась пара пистолетов, и он вовсе не собирался проявлять излишнюю сентиментальность.

Возле Крэнфорд-Бридж экипаж свернул на дорогу, идущую по землям графа Беркли. Полученные в гостинице инструкции оказались подробными и точными, так что разыскать домик привратника оказалось совсем не трудно.

В домике удалось застать и двух мальчиков, которые остановились на ночлег. Увы, оба оказались настоящими мальчиками, и Перегрина среди них не было.

– Сосчитайте до двадцати, – посоветовала Батшеба, едва экипаж вернулся на главную дорогу. Близилась полночь. Они напрасно потратили полтора часа, и Ратборн, как и следовало ожидать, кипел от негодования.

Он, конечно, очень переживал за племянника и боялся серьезных неприятностей. Однако для большинства мужчин страх, как правило, оказывается непосильным чувством, а потому они изо всех сил прикрывают его тяжелой завесой гнева.

– Я не ребенок, – отозвался виконт.

– Отлично, – согласилась Батшеба. – В таком случае, надеюсь, вас не возмутит то, что я скажу: нам следует остановиться в гостинице.

– Мы и так останавливаемся в каждой чертовой гостинице, в каждой проклятой дыре, которая гордо величает себя деревней! – вскипел Бенедикт. – И что из этого? Приятно побеседовали с кучей идиотов, которые едва в состоянии связать подлежащее со сказуемым! А вот отличить девочку от мальчика или двенадцатилетнего мальчика от десятилетнего они уже не в состоянии! Называют этого мальчишку – кстати, ему не больше восьми лет – рыжим. Но у него коричневые волосы. Коричневые! Точно такого же цвета, как навоз дербиширской коровы…

– Вот здесь, – показала Батшеба в тот самый момент, когда Ратборн пронесся мимо постоялого двора под названием «Пылкое сердце».

Виконт тихо выругался, однако в отличие от большинства мужчин не позволил гневу оказать отрицательное воздействие на искусство вождения. Через пару секунд экипаж плавно остановился у входа в гостиницу.

Впрочем, уговорить виконта подождать в экипаже так и не удалось. Поручив лошадей Томасу, он тоже направился к крыльцу. Хозяин бодрствовал и словоохотливо поведал, что дилижанс уехал с полчаса назад, высадив в его гостинице семью из пяти человек. Все пятеро впервые путешествовали таким способом, и впечатление оказалось не самым благоприятным.

– Я сказал им, что в любом другом дилижансе будет ничуть не лучше, – авторитетно заявил хозяин гостиницы. – Если их не устраивает поездка вместе с какими-нибудь Томом, Диком и Гарри, которые в последний раз мылись, когда праздновали победу в битве при Ватерлоо, то лучше нанять почтовую карету или отдельный экипаж. А вам нужна комната? Ничем не могу помочь. Те, что приехали перед вами, заняли последнюю кровать.

– Мы с братом ищем двух младших кузенов, – объяснила Батшеба. – Дети гостили у нас в Лондоне. Однако, к сожалению, слишком увлеклись бродячими артистами и решили присоединиться к труппе. Скорее всего, направились вместе с ней в Бристоль.

Она описала Оливию и лорда Лайла, добавив, что дети могут оказаться «в костюмах».

– Ах, эти, – сразу узнал хозяин. – Как же, как же. Сказали, что едут домой, к больной матери. Вернее, так сказал вознице дилижанса младший. А тот, который повыше, помалкивал. Выглядел очень недовольным.

Ратборн, который до этой секунды с трудом сдерживал нетерпение сделал шаг вперед. Темные глаза загорелись.

– Они разговаривали с возницей? – уточнил он. – Так, значит, дети сели в дилижанс?

– Конечно, почему же нет? – с некоторым удивлением подтвердил хозяин. – Места освободились, а у ребят оказалось достаточно денег на билеты. Во всяком случае, до следующей станции, до Солт-Хилла.

Солт-Хилл располагался всего в девяти милях от Хаунслоу. Лошади бежали резво, так как Ратборн предусмотрительно сменил их в «Пылком сердце». Дилижанс должен был прибыть примерно через час. Ратборн решил ехать скорее, и Батшеба не возражала. Чем дольше продлятся поиски, тем больше времени окажется у жестокой мучительницы-совести. Если бы Батшеба разумнее распоряжалась своими скромными средствами, Оливия уже давно жила бы под присмотром гувернантки, и ничего подобного просто не смогло бы произойти.

– Вы очень молчаливы, – заметил через некоторое время Бенедикт. – Надеюсь, скорость вас не пугает?

Последние новости благотворно повлияли на его настроение. Батшебе уже не казалось, что она сидит рядом с вулканом, готовым в любую минуту взорваться.

– Думаю о детях, – негромко ответила она. – Жалею, что так плохо воспитывала Оливию. С ранних лет давала слишком много воли.

– В моем мире большинство девочек страдают от недостатка свободы, – заметил виконт. – Так стоит ли удивляться, что нередко они вырастают весьма ограниченными? Вот вы спрашивали, думал ли я о предстоящем браке, пытался ли искать подругу жизни? Разве можно найти настоящее взаимопонимание с кем-нибудь из этих инфантильных особ?

– Я не имела права критиковать ваш выбор, – с раскаянием призналась Батшеба. – Ведь сама я вовсе не выбирала супруга сознательно, да и он тоже наверняка не рассуждал, выбирая меня.

– Ни одна из девочек высшего сословия не отважится отправиться в подобное «рыцарское путешествие», хотя кого-то подобная идея и может осенить, – продолжал мысль Ратборн. – Ведь они не имеют ни малейшего понятия о том, как можно добраться из одного места в другое. Так что решительность Оливии достойна восхищения. А вместе с ней и Перегрин прокатится в дилижансе. В ином случае он так и не узнал бы, что это за штука.

– О, действительно! Только подумайте, как много он мог бы потерять! – эмоционально воскликнула Батшеба. – Зато теперь имеет счастье ехать в переполненном, грязном, дурно пахнущем экипаже, который к тому же готов в любую минуту перевернуться. А ближайшими соседями скорее всего окажутся люди, которым давно следовало бы помыться или протрезветь, а возможно, и то, и другое одновременно. Ехать на козлах ничуть не лучше. Внутри нельзя спать из-за тесноты и духоты, а снаружи – из-за постоянного страха свалиться под колеса. Кроме того, кем бы ни оказались попутчики, кому-то из них в дороге непременно станет плохо. Впрочем, и на козлах, рядом с лошадьми, аромат незавидный. Да не забудьте о вшах и блохах: как правило, попутчики делятся ими весьма щедро.

– Перегрин – всего лишь мальчик, – возразил Бенедикт, – а мальчишки не склонны обращать пристальное внимание на грязь и паразитов. Да и обоняние у них, как правило, не слишком утонченное. В школах Лайл привык жить в одной спальне с товарищами. Многие из них – поистине отвратительные создания. Так что вашей дочери придется тяжелее, чем ему.

Батшеба подумала, что Оливию тоже трудно назвать самой привередливой девочкой в мире. Кроме того, ехать в дилижансе куда безопаснее, чем идти пешком по темной дороге – это обстоятельство сомнений не вызывало. И все же время шло, и они с виконтом неумолимо удалялись от Лондона.

– Честно говоря, я не сомневалась, что к ночи мы уже найдем своих беглецов, – наконец призналась миссис Уингейт.

– Я тоже.

– А что, если их не окажется и в Солт-Хилле?

– Ночью, да еще и без денег они слишком далеко не уедут, – успокоил Ратборн. – Ваша дочь расскажет хозяину постоялого двора какую-нибудь очередную слезную историю и взамен наверняка получит местечко возле камина, если не кровать в комнате слуг. Ну а если уж хозяин окажется совсем безжалостным, то она охмурит какого-нибудь конюха. В этом случае обнаружим беглецов крепко спящими на соломе.

Помолчав, он добавил:

– Когда выяснилось, что ребята едут в дилижансе, а следовательно, ничего ужасного им не грозит, мне пришло в голову, что я волнуюсь за Перегрина так, словно он маленький, беспомощный ребенок. Но ведь все обстоит иначе. Он не по годам развитой мальчик. А мальчики никогда не унывают и не сдаются. Не стоит забывать и о том, что ему тринадцать лет, он умен и любознателен, но до сих пор не пережил ни одного настоящего приключения.

– А вы сами? – поинтересовалась спутница. – С вами в детстве случались приключения?

Она тут же пожалела о собственных словах. Любопытство! Как же трудно подавить желание постоянно выпытывать и выспрашивать!

Ратборн не спешил с ответом, и Батшеба надеялась, что он просто подбирает вежливые слова, чтобы перевести разговор на другую, менее личную тему.

– Моя жизнь изобиловала приключениями, – наконец признался он. – Я убегал из дома при каждой удобной возможности.

От неожиданности Батшеба повернулась и в упор взглянула на безупречный профиль.

– Не может быть! – не сдержалась она. – Неужели графский сын способен замыслить побег? Да еще и осуществить задуманное? И с какой стати?

– Если бы это было просто, то и пробовать не стоило бы, – ответил Бенедикт. – Но мне доставлял удовольствие сам процесс. Только подумайте: перехитрить взрослых. Убегал, когда начинал чувствовать скуку или раздражение… или когда надоедало вести себя примерно. Однажды скитался целых три дня.

Представить этого человека непокорным подростком не составляло никакого труда. Ведь до сих пор в темных глазах то и дело мерцали отсветы дьявольского огня.

Может быть, именно эти всполохи так манили и привлекали?

Сердце застучало быстрее.

– Оливия и Лайл не должны скитаться три дня, – решительно заявила она.

– Это наверняка усложнило бы ситуацию, – заметил спутник.

– Усложнило бы? Это оказалось бы катастрофой!

Три дня езды наедине с этим человеком… разговоры, рассказы, признания… неизбежная близость на узком кожаном сиденье, ощущение тепла и силы… звук глубокого голоса в темноте… затянутые в щегольские перчатки всемогущие руки…

– Не могу ездить с вами всю ночь, – продолжила Батшеба. – Я предупредила миссис Бриггз, что отправляюсь навестить больную родственницу и скорее всего вернусь поздно. Сказала, что вы любезно согласились отвезти меня.

– Думаю, что раньше, чем на рассвете, вернуться никак не удастся. А это означает, что нам потребуется надежное алиби. Когда-то вы признались, что происходите из семейства искусных лжецов. Должен признаться, что порой действительно проявляете недюжинные способности. Как прекрасно лгали хозяину «Пылкого сердца»! Я и сам уже почти поверил в то, что стал вашим братом. – Виконт повернулся и посмотрел спутнице прямо в синие глаза. – Почти.

Лорд Ратборн улыбался своей фирменной полуулыбкой. Той самой, которая могла оказаться всем, чем угодно: лукавым любопытством, насмешкой, цинизмом, снисхождением. Но в голосе определенно слышался смех. Затаенный, он звучал шепотом в ночи, и этот шепот скользил по лицу, шее и дальше, вниз по спине…

– Я просто сказала первое, что пришло на ум, – попыталась оправдаться Батшеба.

– Не сомневаюсь, что без труда сможете придумать что-нибудь столь же простое и убедительное, чтобы оправдать затянувшееся отсутствие. – Смех в голосе не пропадал. – А вот и мост через Колн.

Батшеба взглянула вперед и не увидела ничего, кроме сплошного мрака. Наверное, у виконта более острое зрение.

– Существует жуткая легенда о постоялом дворе «Страус», что в Колнбруке. Знаете ее?

– Вообще впервые слышу такое название, – призналась Батшеба.

– О, оно очень знаменито, – возразил спутник. – Несколько веков назад место называлось Хоспис. По пути из Лондона в Бат, Рединг и обратно там часто останавливались богатые купцы. Однако постояльцы время от времени пропадали, причем всегда по утрам. Так исчезло в общей сложности шестьдесят человек. Все они просто испарились вместе со своими пожитками и товарами. Но вот однажды пропал богатый купец по имени Томас Коул, с которым до этого не случалось ничего плохого. В отличие от других он все-таки появился вновь. Тело его, как следует отваренное, через несколько дней обнаружилось ниже по течению реки.

– Как следует отваренное? Это вы серьезно?

– Но ведь вам известно, что головы преступников часто выставляли на колах на всеобщее обозрение? В качестве предупреждения остальным? Только, наверное, не знаете, что предварительно эти головы варили, чтобы они дольше сохранились.

– Но это же ужасно, отвратительно!

– В Египте до сих пор так делают, – спокойно продолжал Ратборн. – Не далее как летом мой собственный отец получил корзину с подобным жутким содержимым от паши Египта Мухаммеда Али. Голова принадлежала парню, который якобы убил нашего Руперта. Впрочем, на самом деле оказалось – как и следовало ожидать, – что законы вероятности на Руперта не распространяются. А потому вскоре после получения зловещей посылки появился и он сам, живой и невредимый.

– Какие странные происшествия случаются в вашей семье, – задумчиво протянула Батшеба. – Но вы не упоминали о том, что пытались скальпировать Руперта. Он тоже в детстве был золотым ангелом?

– О нет! – воскликнул Бенедикт: – Он темноволосый, как и я. Издали нас с ним нередко путают.

Прежде чем спутница успела задать очередной нескромный вопрос, виконт продолжил:

– Вернемся к Томасу Коулу. В конце концов, власти занялись этим неблагополучным постоялым двором; который теперь называется «Страус». И оказалось, что в одной из комнат кровать была укреплена на люке, под которым стоял котел. Если под люком поворачивали рычаг, то кровать опрокидывалась, и тот, кто на ней спал, падал прямо в котел.

– И они их варили? Живьем? – срывающимся от ужаса голосом уточнила Батшеба.

– Именно, – подтвердил Ратборн. – Думаю, хозяин с женой тщательно следили за тем, чтобы гость отправлялся на покой изрядно подвыпившим. Так надежнее: не попытается спастись и не закричит.

– Немыслимо, невероятно!

– Увы, люди способны на самые невероятные поступки Причем совершают их по абсурдным поводам или вообще без всякого повода. Однако в этом случае справедливость все-таки восторжествовала. Хозяина и его жену арестовали и судили. Обоих признали виновными и приговорили к повешению, утоплению и четвертованию. А место получило название Томас Коул ин-де-Брук, сокращенно – Колнбрук.

К этому времени экипаж как раз пересек мост и покатил по узеньким улочкам Колнбрука. Остались за спиной гостиницы с уже знакомыми названиями «Пылкое сердце» и «Джордж», В обеих было тихо и темно. Наконец показался печально знаменитый «Страус» с ярко освещенными окнами. Ночной воздух оглашался пьяным смехом.

Когда ландо оказалось всего в нескольких ярдах от входа, дверь неожиданно распахнулась, и из нее вывалились трое. Один, не удержавшись, рухнул лицом вниз прямо перед лошадьми. Однако Ратборн искусно остановился всего в нескольких футах от препятствия.

– Смотри, куда прешь! – грубо закричал второй, бросаясь к товарищу. – Ты же мог его убить, свиное рыло!

Третий нетвердой походкой доковылял до лошадей и схватил одну из них под уздцы.

– Все в порядке, – запинаясь, заявил он. – Дальше не поедет.

– Я вполне способен удержать пару лошадей, – спокойно произнес Ратборн. – А вот вам стоит побыстрее убрать товарища с дороги.

В ответ третий из собутыльников сердечно пригласил его совершить нечто, с точки зрения анатомии совершенно невозможное.

Второй оказался более деятельным. Приподнял друга, оттащил с дороги и даже доволок до скамейки у входа в трактир.

Третий же тем временем, совершенно не обращая внимания на те неудобства, которые его навязчивость доставляла достойному животному, продолжал рассуждать об интимной несостоятельности обидчика, его склонности к маленьким мальчикам и зрелым овцам, а также о неправдоподобно большом количестве недостойных мужчин, которых его мать вполне могла бы считать его отцом.

Несмотря на столь откровенную провокацию, лорд Ратборн стойко сохранял аристократическую невозмутимость.

– Интересно, существует ли на свете более отталкивающее зрелище, чем пьяница в час ночи? – негромко, скучающим тоном поинтересовался он. – И к тому же зрелище менее вразумительное?

Потом виконт несколько громче обратился к объекту своих размышлений:

– Прошу простить за доставленные неудобства, сэр. Сейчас ваш приятель находится в полной безопасности. Уверен, что и вам, и третьему компаньону будет куда удобнее отдохнуть на скамейке рядом с ним. А пока вы втроем будете наслаждаться живительным сном, мы тем временем уберемся восвояси и тем самым ликвидируем повод для раздражения.

В ответ раздался мудрый совет заткнуться.

– Боюсь, что напоминать о присутствии леди в данном случае бесполезно, – заметил Ратборн.

– А дамочка-то ничего, это точно, – вступил в разговор второй, по такому случаю даже покинув на скамейке спящего товарища. – Уж я-то знаю, какие леди шастают в это время. Я-то точно знаю!

Покачиваясь, он подошел к ландо и скривил физиономию, явно пытаясь подмигнуть.

– Почему бы тебе, птичка, не бросить этого старого пердуна и не пойти со мной? – Одной грязной рукой пьяница схватился за подлокотник, а второй – за собственные полуспущенные штаны. – Смотри-ка, у меня шесток и побольше, и получше!

– Не сегодня, – ответила Батшеба. – Как-нибудь в другой раз. Что-то голова болит.

– Убери руку с подлокотника, – тихо, но твердо приказал Ратборн.

– Да, сэр. Слушаюсь, сэр, – дурашливо ответил второй пьяница. Он отпустил подлокотник, но взамен схватил Батшебу за ногу. – Все равно мне больше нравится вот это.

В следующее мгновение Ратборн поднялся. Бросил на колени спутницы вожжи и хлыст и, переступив через нее, обрушился прямо на второго, который тут же рухнул на землю. Виконт встал, легко схватил его в охапку и швырнул на скамейку, попутно сбив первого, который как раз пытался подняться.

Пьяница номер три отпустил лошадь и направился к обидчику. Ратборн быстро повернулся и шагнул к экипажу. Схватил парня за грудки и, словно спортивный снаряд, метнул на дверь паба.

Все произошло так быстро, что Батшеба едва успела схватить вожжи, чтобы удержать лошадей. Воцарилась полная тишина. Двое лежали на земле возле скамейки. Третий медленно сползал с двери.

Широко раскрытыми от изумления глазами она посмотрела на Ратборна.

Тот заметил ее взгляд и в ответ слегка пожал плечами.

Шагнул к экипажу.

В это мгновение дверь гостиницы распахнулась, и на улицу вывалилась шумная толпа.

Хотя и до этой минуты противники могли похвастаться численным преимуществом, все-таки они едва держались на ногах, так что о серьезной борьбе говорить не приходилось, Батшеба оставалась в экипаже, удивленная, но не испуганная.

Однако сейчас, когда человек десять одновременно навалились на Ратборна и сбили его с ног, она быстро схватила хлыст и спрыгнула на дорогу. Размахивая оружием, бросилась в гущу схватки. В толпе такой прием оказался не слишком эффективным, и тогда она принялась бить рукояткой хлыста по каждой попавшейся под руку голове.

– Убирайся прочь, грязный трус! – кричала она кому-то, нанося удар за ударом. Один из нападавших попытался выхватить хлыст, но она локтем стукнула наглеца прямо в чувствительное место, и тот, скрючившись, отстал.

То ли от удивления, то ли испугавшись ярости необычной леди, пьяная толпа неожиданно расступилась, и Ратборну удалось подняться. Однако самый громоздкий из нападавших тут же очнулся и навалился снова. А уже через мгновение к приятелю присоединился второй. Решив, что с двумя пьяницами Ратборн справится и сам, Батшеба повернулась к остальным.

Только сейчас она заметила, что Томас тоже участвует в драке. Вот он весьма эффектно столкнул головами двух неприятелей. Молнией промелькнула мысль о лошадях и экипаже, однако тут же погасла. Со стороны двух других гостиниц приближалась новая толпа.

Времени осмотреться и понять, куда идут эти люди и чью сторону они собираются занять, не было. Кто-то упорно пытался вытащить ее из драки. Батшеба вывернулась, сжала кулак и изо всех сил стукнула человека по носу. Незнакомец тут же отшатнулся и схватился рукой за лицо. Однако его место уже занял следующий, и пришлось бороться снова.

Ратборн оставался рядом, нанося удар за ударом. Движения выглядели такими быстрыми, что порой сливались в единую стремительную линию. Кто-то из нападавших отлетал в окна и в дверь, и тогда слышались глухой стук и звон разбитого стекла. Кто-то уже лежал на земле, кто-то сползал по фонарным столбам.

Батшеба заметила, как попятились лошади и в испуге отпрянули люди. Экипаж тронулся с места, хотя никто им не управлял. Но толпа приближалась, и бросить Ратборна без поддержки было бы настоящим предательством.

Неизвестно, сколько продолжалась битва – возможно, всего лишь несколько минут. Однако Батшебе казалось, что она отчаянно сражается уже много дней.

И вдруг шум и крики перекрыл властный, отчетливо слышный голос:

– Именем его величества приказываю немедленно разойтись и хранить молчание, пока я буду оглашать заключение.

Голос повторил приказ еще дважды, и наконец наступила полная тишина. Голос продолжал:

– Наш повелитель король повелевает и приказывает всем собравшимся немедленно разойтись и мирно направиться в свои жилища или же заняться законным делом. Приказ основан на акте, запрещающем шумные и буйные сборища и изданном в первый год правления его величества короля Георга Первого. Боже, храни короля!

Люди медленно попятились, шепотом переговариваясь. Первыми исчезли зеваки, которые пришли позже всех. Потом, хромая, направились прочь те из нападавших, кто еще мог держаться на ногах.

Батшеба взглянула на Ратборна. Виконт стоял в полном одиночестве. Сюртук порван, галстук и шляпа бесследно исчезли. Волосы отчаянно взлохмачены, а на лбу слиплись в мокрые кольца. Лицо покрыто слоем грязи, так что трудно определить, сколько на нем синяков и ссадин. Он встретил ее взгляд, медленно покачал головой и коротко, негромко рассмеялся.

Батшеба подошла. Инстинктивно. Инстинктивно подняла руку и нежно прикоснулась к лицу.

– Вы ранены?

Бенедикт снова коротко рассмеялся, взял ее за руку и прижал ладонь к своей щеке.

– Она спрашивает, ранен ли я. Сумасшедшая. Как вы думаете, что вы делали все это время?

– Понятия не имею, – ответила она, – Они сбили вас с ноги навалились целой толпой. Это нечестно. Я очень рассердилась.

Он отпустил ее руку, чтобы пригладить растрепанные черные локоны.

Она не думала до этого и не остановилась, чтобы задуматься сейчас. Просто склонила голову и прижалась щекой к его груди. Инстинктивно.

– Я так боялась, что они вас изобьют, – едва слышно прошептала она.

– А как же вы, мадам простофиля? – поинтересовался он. – За себя-то не боялись?

– Просто не думала, – ответила она. – Не до того было.

Теплая ладонь скользнула по волосам и остановилась на шее. Под щекой мерно поднималась и опускалась широкая грудь. Ее собственное сердце все еще бешено стучало, легкие работали, словно насос, а дыхание оставалось шумным и неровным.

Возле уха раздался очень-очень тихий голос:

– Вот грядет местный констебль. Тот самый, который так прочувствованно оглашал закон об охране общественного спокойствия и порядка. Так что приготовьтесь лгать как можно убедительнее и красивее.