"ХОЗЯЕВА ЯМЫ" - читать интересную книгу автора (МУРКОК Майкл)

2. ГОРОД ПРОКЛЯТЬЯ

Когда мы приблизились к Кенд-Амриду, рука Хул Хаджи инстинктивно легла на рукоять меча. Хорошо зная его, я заметил этот жест и нашел его тревожным.

– Что-нибудь не так? – спросил я.

– Не уверен, друг мой, – ответил он.

– Мне кажется, что ты говорил, что Кенд-Амрид – безопасное место для нас.

– Я так думал. Но мне неспокойно. Я не могу объяснить это чувство.

Его настроение передалось мне, и в мозг стали закрадываться мрачные мысли.

– Я устал, – пожал плечами Хул Хаджи. – Мне кажется, что все дело в этом.

Я принял это объяснение, и мы пошли к воротам города, чувствуя себя немного менее встревоженными.

Ворота стояли открытыми, и никто не охранял их. Если жители настолько щедры душевно, чтобы позволять себе такое, то не возникает никаких затруднений с нахождением помощи.

Хул Хаджи, однако, пробормотал что-то о том, что это необычно.

– Они – народ необщительный.

Мы шли по безмолвным улицам. Высокие темные здания казались лишенными признаков жизни, словно декорации, возведенные на сцене для какой-то экстравагантной постановки – и сцена в данный момент была пустой.

Когда мы шли, наши шаги вызывали гулкое эхо. Хул Хаджи шел впереди, направляясь к центру города.

Немного позже я услышал еще что-то кроме эха и остановился, коснувшись ладонью руки Хул Хаджи.

Мы прислушались.

Вот оно – тихие шаги, такие, какие издает человек, идущий в суконных шлепанцах или в сапогах из очень мягкой кожи.

Звуки донеслись до нас. Рука Хул Хаджи снова инстинктивно легла на рукоять меча.

Из– за угла появилась фигура, закутанная в черный плащ, сложенный на голове в форме капюшона. В одной руке он держал букет цветов, в другой -белый плоский ящик.

– Приветствую тебя, – формально обратился я к нему в марсианском приветствии. – Мы – гости в вашем городе, и ищем помощи.

– Какую помощь может оказать Кенд-Амрид любому человеческому существу? – мрачно пробормотал закутанный в плащ человек, и в голосе его не было ни единой вопросительной ноты.

– Мы знаем, что ваш народ практичен и полезен, когда речь заходит о машинах. Мы думали… – заявление Хул Хаджи оборвал странный смех закутанного в плащ незнакомца.

– Машины! Не говорите мне о машинах!

– Почему же это?

– Не спрашивайте ни о чем! Покиньте Кенд-Амрид, пока можете!

– Почему нам не следует говорить о машинах? Ввели какое-то табу?

Народ теперь ненавидит машины? – Я знал, что в некоторых обществах Земли страшились машин, и общественное мнение отвергало их, поскольку в них видели бесчеловечность, и упор на машинерию заставлял некоторых философов обеспокоиться, что человеческие существа могут стать в перспективе слишком искусственными. На Земле я, как ученый, сталкивался иногда с такой позицией на вечеринках, где меня обвиняли во всех смертных грехах из-за того, что моя работа имела отношение к ядерной физике. Я гадал, не довели ли жители этого города подобные взгляды до воплощения в жизнь и не запретили ли машины, поэтому решил задать такой вопрос.

Но человек в плаще снова засмеялся.

– Нет, – ответил он, – жители города не ненавидят машины – если они не ненавидят друг друга.

– Твое замечание невразумительно, – нетерпеливо бросил я. – Что случилось? – Я начал думать, что первый встреченный нами человек в Кенд-Амриде оказался сумасшедшим.

– Я же вам сказал, – он быстро огляделся по сторонам, словно нервничал. – Не задерживайтесь здесь, чтобы выяснить, что случилось.

Покиньте Кенд-Амрид сейчас же. Не оставайтесь ни на секунду дольше. Этот город проклят!

Наверное, нам следовало бы послушаться его совета, но мы не послушались. Мы принялись спорить, и это оказалось в известном смысле ошибкой, о которой нам пришлось пожалеть.

– Кто ты? – спросил я. – Почему ты единственный, кто в это время разгуливает по улицам?

– Я врач, – ответил он, – или б ы л им!

– Ты хочешь сказать, что тебя исключили из гильдии врачей? – предположил я. – Тебе не позволяют заниматься практикой?

Снова бесконечно горький смех – смех на грани безумия.

– Меня не исключили из нашей гильдии. Я просто больше не врач. В наше время я известен, как Обслуживатель Типов Третьей Градации. Эти Типы Третьей Градации – человеческие существа! – эти слова перешли в крик страдания. – Я был доктором – все мое образование побуждало меня сочувствовать своим пациентам. – А теперь я, – зарыдал он, – механик. Моя работа – осматривать человеческие машины и решать, можно ли заставить их функционировать с минимальным уходом. Если я решаю, что их нельзя заставить работать таким образом, то должен обозначить их для отправки в лом, а части пойдут в банк для использования в здоровых машинах.

– Но это же чудовищно!

– Это чудовищно для всякого жителя, – тихо отозвался он. – А теперь вы должны немедленно покинуть этот проклятый город. Я и так уже слишком много сказал.

– Но как возникло такое положение? – настойчиво спросил Хул Хаджи. – Когда я в последний раз был в Кенд-Амриде, жители показались мне обыкновенным практичным народом – тускловатым, может быть, но это все.

– Есть практичность, – ответил врач, – и есть человеческий фактор в человеке. Вместе они означают Человека. Но дайте одному фактору поощрение, а другой зажимайте, и вы получите одну из двух крайностей – с точки зрения человечности.

– И какие же они? – спросил я, заинтересовавшись этими рассуждениями.

– Вы получите либо Зверя, либо Машину, – просто ответил он.

– Мне кажется, это примитивное представление, – заметил я.

– Так оно и есть. Но мы имеем дело с обществом, ставшим сверхупрощенным, – сказал он, понемногу оживляясь, когда разговор зашел на эту тему, бросая однако, нервные взгляды направо и налево по улице. – Здесь поощряют Машину в Человеке и, если вам угодно, поощряла ее именно глупость Зверя – ибо Зверь не может предвидеть, а Человек может. Зверь в Человеке приводит его к созданию Машин для своего благополучия, а Машина многое добавляет сперва к его удобствам, а потом к знаниям. В здоровой семье все это за относительно долгое время разрешилось бы само собой. Но народ Кенд-Амрида слишком многого лишил себя. И теперь Кенд-Амрид стал очень нездоровым местом.

– Но должно быть что-то, вызвавшее это. Должен быть какой-то фактор, который ввел в Кенд-Амрид это безумие, – сказал я.

– В Кенд-Амриде правят Одиннадцать, ни один человек не доминирует.

Диктатор, сконцентрировавший в себе всю власть, существовал во все века – если только не верны рассказы о бессмертных шивах.

– Ты говоришь о Смерти, – сказал я.

– Да. И форма, принимаемая Смертью в Кенд-Амриде – одна из самых ужасающих.

– Какова же она?

– Болезнь – напасть. Диктатор Смерть принес страх, а страх привел Одиннадцать к их доктрине.

– Но в чем именно заключается их доктрина? – спросил Хул Хаджи.

Врач собирался было ответить, как вдруг с шипением втянул в себя воздух и кинулся обратно в ту сторону, откуда пришел.

– Бегите! – прошептал он, обернувшись. – Сейчас же бегите!

Его страх так повлиял на нас, что мы были почти готовы последовать его совету, когда впереди на длинной темной улице появилось невероятное зрелище.

Это походило на огромный портшез, огромный ящик с ручками по всем четырем нижним сторонам, несомый на плечах примерно сотни людей, двигавшихся словно один человек. Я видел армии на параде, но даже самое вымуштрованное подразделение солдат никогда не двигалось с такой фантастической четкостью, как эти, несшие на плечах громадный ящик.

В ящике, видимые с двух сторон сквозь незастекленные окна, сидели два человека. Лица их были неподвижны, а тела – застывшие и прямые. Они ни в коем случае не выглядели живыми – точно так же, как не выглядели живыми люди, тащившие эти странные носилки.

Подобное зрелище я не ожидал когда-либо увидеть на Марсе, где человека, какие бы не возникали в жизни передряги, уважали, а подобная картина, которую я увидел сейчас, была просто невозможна.

При виде этого все инстинкты во мне стали на дыбы, а в глазах появились слезы гнева. Тогда все это, наверное, произошло инстинктивно; возможно, я уже позже рационализировал свои чувства. Но как бы там ни было, меня оскорбило это зрелище – глубоко эмоционально и психологически – и разум мой тоже был оскорблен. То, что я увидел, являлось примером того безумия, о котором рассказывал врач.

Я чувствовал, что Хул Хаджи тоже оскорблен так же точно, реагируя на это зрелище.

К счастью, мы – люди здравомыслящие, и, овладев собой, на минуту сдержали свои инстинкты. Поступать так – дело хорошее, но плохо использовать это умение владеть собой – которым мы, как разумные существа обладали – для убеждения себя, что действовать вообще не нужно. Мы просто дожидались своего часа, и я решил побольше узнать об этом страшном месте прежде, чем начать бороться против него.

Потому что бороться против него я намеревался. Я так решил. Даже если ценой будет моя жизнь и все то, что я считаю дорогим, – поклялся я. Я вытравлю появившуюся в Кенд-Амриде порчу не только ради себя самого, но и ради всего Марса.

Пока к нам приближались носилки, я не понимал, до каких пределов вынужден буду дойти, чтобы выполнить этот обет. Я не представлял всего, что подразумевала эта клятва.

Но даже если бы знал, это не свернуло бы меня с моего пути. Решение было принято, клятва дана, и я почувствовал, что Хул Хаджи тоже поклялся себе, потому что он был моим другом и потому что я знал, сколь много у нас общего. Поэтому я стоял, не отступая, дожидаясь, пока носилки доберутся до нас.

Они приблизились к нам, затем остановились.

Один из сидевших нагнулся вперед и произнес холодным, лишенным эмоций голосом:

– Зачем вы явиться в Кенд-Амрид?

Меня на миг смутила форма его вопроса. Она так хорошо подходила к его мертвому лицу.

Что– то внутри меня заставило ответить ему в более цветастой манере, чем я обычно употребляю:

– Мы явились с открытыми сердцами просить народ Кенд-Амрида об одной услуге. Мы явились, не имея предложить ничего, кроме благодарности, просить вас о помощи.

– Какой помощи?

– У нас есть мотор, и он барахлит. Летающий корабль моей собственной конструкции снабжен мотором, какой вряд ли найдешь на Марсе.

– Какого вида мотор?

– Принцип прост. Я называю его двигателем внутреннего сгорания – но это будет мало что значить для вас.

– Он работать?

– В настоящее время он не работает, вот потому-то мы и здесь, – объяснил я, подавляя свое нетерпение. Важность поломки двигателя гораздо менее первостепенная, нежели то, что мы увидели в этом мире, так подходяще названном врачом Городом Проклятья.

– Принципы его работы правильные? – спросил человек с неживым лицом.

– Конечно, – ответил я.

– Если он работает, он хорош, если не работает, то он плох, – раздался лишенный эмоций голос.

– А вы можете работать? – рассердился я, возненавидев подразумеваемое вопросами.

– Кенд-Амрид работать.

– Я хочу сказать, можете ли вы отремонтировать мотор?

– Кенд-Амрид делать все, что угодно.

– Вы отремонтируете мне мотор?

– Кенд-Амрид думать, будет ремонт мотора благом для Кенд-Амрида?

– Это будет благом для нас и, таким образом, в конечном итоге благом для Кенд-Амрида.

– Кенд-Амрид должен обсудить. Вы идете.

– Я думаю, мы предпочли бы остаться за пределами города, провести ночь на своем корабле и узнать решение утром.

– Нет. Не хорошо. Вы не известны.

Я поразился невероятно примитивным рассуждениям говорившего и сразу понял, что врач подразумевал, когда упомянул, что Зверь создал Машину и оставил Человека целиком вне ее. Наверное, оглядываясь назад, это было благом для меня, потому что теперь я точно представлял, что означает для меня Марс. Не подумайте, что проклятие, опустившееся на Кенд-Амрид являлось естественным – оно было даже более чуждым любимому мной Марсу, чем если бы подобное произошло на Земле. И, наверное оттого, что Марс не был подготовлен к опасностям, присущим Кенд-Амриду, я чувствовал, что мой долг – как можно скорее вылечить эту болезнь.

– Я думаю, однако, что лучше всего будет, если мы покинем Кенд-Амрид и подождем за стенами, – повторил я. Мое намерение, конечно же, заключалось в том, чтобы отремонтировать мотор самому и как можно быстрее вернуться за подмогой в Варналь.

Впрочем, я был против лишения свободы точно так же, как правители Кенд-Амрида были против нарушения мною границ города. Решение было принято, и в душе я знал, что прав, поэтому решил, что если возможно будет избежать насилия, то мы не прибегнем к нему, так как вполне понятно, что в конечном итоге насилие не приводит ни к чему, кроме дальнейшего насилия.

Ответ человека с мертвым лицом был фактической иллюстрацией моих умозаключений, когда он проговорил:

– Нет. Лучше всего для Кенд-Амрида вам остаться. Если не остаться, то Кенд-Амрид заставлять остаться.

– Вы воспользуетесь силой, чтобы заставить нас остаться?

– Использовать много людей заставить двух человек остаться.

– Это кажется мне похожим на принуждение, друг мой, – с мрачной улыбкой произнес Хул Хаджи, и его рука легла на меч. Я снова остановил его руку.

– Нет, друг мой – позже, наверное, но сперва давай посмотрим все, что можно в этом месте. Думаю, они не увидят никакой причины помочь нам. Давай на мгновение обуздаем свои эмоции и подыграем им.

Я прошептал это быстро, а за время, пока я говорил, мертвеннолицый и его партнер не шелохнулись и не сказали ни слова.

Хул Хаджи, похоже, услышал.

– На мгновенье, – проворчал он.

– Только на мгновенье, – заверил я его.

– Вы идти? – спросил человек с неподвижным лицом.

– Мы пойдем, – согласился я.

– Следуйте, – приказал он, а затем велел носильщикам, остававшимся такими же бесстрастными и неподвижными, как и его товарищ:

– Носильщики идти обратно к Центральному месту.

И тут произошло еще одно неожиданное и ужасающее событие.

Вместо того, чтобы повернуться кругом, носильщики побежали задом наперед.

Являлось ли это доказательством эффективности политики правителей Кенд-Амрида? Вид подобного безумства чуть не заставил меня потерять контроль над собой, но заметив стойку Хул Хаджи и зная, что тот тоже готов вот-вот сорваться, заставило меня снова удержать его и таким образом удержать себя самого.

В настроении возмущенного ужаса, заставившего меня понять, почему именно врач казался безумцем, мы последовали за носилками.