"Парус любви" - читать интересную книгу автора (Макбейн Лори)

Глава 7

Прошла почти неделя с тех пор, как «Морской дракон» отдал концы и отплыл в направлении Антигуа. Бриг был загружен строевым лесом, дегтем, рыбой и скотом, капитан и его команда занимались своим обычным торговым делом, такое впечатление по крайней мере складывалось у всех любопытствующих зевак, разгуливавших по пристани Чарлз-Тауна.

Лишь капитан «Морского дракона», суперкарго и стюард знали, что это отнюдь не обычное плавание между Вест-Индией и Каролинами. Только эти трое знали, что, после того как бриг разгрузится в гавани Сент-Джонса, он осуществит предприятие, которое навсегда переменит судьбы членов его команды. Правда, никто не знал, что их ожидает – удача или неудача, но жребий был брошен. С тех пор как они вырыли кованый сундучок на Тринидаде, все они жили одним – отыскать сокровища.

Вскоре, однако, истинное место назначения и цель плавания станут известны всему экипажу, и тогда все в своем воображении будут спать и видеть себя в новых ролях: старшина Лонгакр – хозяином таверны в Сент-Томасе, боцман Коббс – норфолкским деревенским джентльменом, парусный мастер шотландец Мак-Доналд – владельцем мастерской на берегу Чесапикского залива, суровый плотник шотландец Тревелони – обитателем знакомых ему скалистых берегов Корнуолла, штурвальный Кларкс – щеголем, наряженным в тончайшие шелка, попивающим бордо, а первый помощник Сеймус Фицсиммонс – капитаном собственной шхуны, капера.

Юнга Конни Брейди никогда не переставал мечтать о лежащих на морском дне сокровищах, о затонувших испанских галеонах, где все еще обитают души моряков. Его воодушевляли юношеские мечты о славе и богатстве, к которым неминуемо должна была привести его полная приключений жизнь.

Угрюмое поведение Хаустона Кёрби вполне способствовало сокрытию тайны «Морского дракона». В течение долгих месяцев он спокойно размышлял над возможным исходом их предстоящего плавания и пришел к довольно неприятному выводу, что, если сокровища и в самом деле будут найдены, для некоего Данте Лейтона это плавание может закончиться весьма плачевно.

Не замечала команда «Морского дракона» ничего необычного и в поведении своего капитана. Лицо его неизменно было мрачным, за исключением тех случаев, когда он смотрел на девушку; тогда на его лице появлялась странная задумчивость, даже недоумение.

Вот и сейчас Данте Лейтон глядел на нее, прищурив свои серые, без единой насмешливой искорки глаза. Девушка что-то шептала на ухо юному Конни Брейди, чей веселый смех вызывал снисходительные улыбки на лицах матросов, которые всегда находили себе какое-нибудь дело поблизости от нее, когда она выходила на палубу. Циничному взгляду Данте Лейтона представлялось, будто она околдовала весь экипаж «Морского дракона». Пленила его своими ласковыми фиалковыми, глазами. Хуже того, превратила сплоченный, способный на самые трудные дела экипаж в сборище ухмыляющихся глупцов.

Хмурый взгляд Данте Лейтона задержался на людях, собравшихся около трапа, на нижней ступеньке которого, болтая босыми ногами, сидели Конни Брейди и девушка. С растущим неудовольствием Данте наблюдал за Коббсом и Фицсиммонсом, которые с сияющими лицами прислушивались к спокойному голосу девушки. Даже этот старый морской волк Лонгакр ловил каждое ее слово. Даже Мак-Доналд, сидевший тут же на ящике, где квохтали цыплята, не был свободен от власти ее чар. Держа в руках иглу и наперсток, он прошивал парусину, а его белесые усы подрагивали. Глаза Данте заметно расширились, когда он услышал странный смех; слегка повернув голову, он с изумлением увидел, что даже корнуоллец смеется, слушая рассказ девушки.

Его терпение было на пределе, когда он вдруг уловил какой-то тошнотворно сладкий запах. Оглянувшись, он увидел Барнаби Кларкс, который в своих чистых шелковых чулках выглядел бы куда более уместно в салоне, чем на шканцах боевого корабля, которым, в сущности, был «Морской дракон». Но когда Данте увидел, как Аластер Марлоу поднес девушке очищенный от кожуры апельсин, да еще коснулся при этом ее руки, капитан уже не выдержал, в нем закипела ярость.

Он резким голосом отдал команду поставить паруса в наиболее выгодное положение – без особой, впрочем, на то надобности, ибо корабль и так шел ходко, подгоняемый попутным северо-восточным ветром.

– Ваш кофе, милорд, – тихо предложил Кёрби, подойдя к капитану, но в благодарность за свои хлопоты получил лишь раздраженным взгляд. Капитан хорошо знал, кому отданы симпатии стюарда.

Даже Ямайка, казалось, сильно привязался к девушке и все время норовил потереться о ее ноги. «И куда подевалась его кошачья гордость? – с отвращением думал Данте. – И этот туда же». Он только что заметил большого рыжего кота среди окружавших девушку людей. Данте Лейтон посмотрел в упор на Ри Клэр Доминик: неужели это та самая девушка, которая тайком пробралась на борт «Морского дракона» две недели назад? Хотя на ней все то же обтрепанное зеленое бархатное платье, что и тогда, теперь она мало чем напоминала то презрительно плюющееся существо с дикими глазами, которое он в ту ночь обнаружил у себя в каюте.

Под заботливой, хотя временами и раздражающей опекой Хаустона Кёрби она постепенно крепла и крепла. Стюард поил ее бесчисленными чашками с куриным бульоном, большими кружками теплого молока с щедро добавленным бренди, а затем еще кормил особым тушеным мясом, которое, по уверению команды, обладало просто чудодейственной силой.

В течение многих ночей Данте Лейтон покачивался в гамаке, подвешенном к потолочным балкам каюты, полузакрытыми глазами наблюдая за девушкой, которая металась в лихорадочном жару на койке. И вновь и вновь задумывался, кто же такая эта девушка, называющая себя Ри Клэр Доминик. Однако для всего остального экипажа, включая Хаустопа Кёрби и Аластера Марлоу, которым следовало бы проявлять большую проницательность, она была трагической жертвой какой-то преступной игры. Его люди принимали ее именно за ту, за кого она себя выдавала. Когда она устремляла на них взгляд больших, таких невинных, казалось бы, фиалковых глаз, никому из них не приходило в голову расспрашивать ее или сомневаться в ее словах...

С другой стороны, он запутался в своих собственных сетях, ибо как мог он высказать всем свои сомнения относительно девушки, которая обыскивала капитанскую каюту? Члены экипажа невольно задумались бы, почему он так озабочен тем, что она видела заветную карту, не имеющую, по их мнению, никакой ценности.

В довершение всего его люди считали капитана чуть ли не святым, потому что он спас девушку, что, как знали и он, и сама девушка, совершенно не соответствовало действительности.

Однако эта оборванка с замашками истинной леди отнюдь не была дурой. Хорошо зная, что он сильно сомневается в том, что она та, за кого себя выдает, девушка предпринимала отчаянные усилия, чтобы как можно ближе сдружиться с экипажем. Но чтобы не лишиться завоеванных симпатий, она вынуждена была считаться с предостережениями капитана.

И довольно натянутая, хотя и откровенная беседа состоялась сразу же после выздоровления девушки, когда она попросила разрешения выйти на палубу. Данте все еще помнил ее, пожалуй, даже трогательные усилия сохранить достоинство, стоя перед ним в его рубашке. С ее стороны это был просто героический подвиг. И хотя маленькие груди так заманчиво поднимали мягкий шелк рубашки, он ни на йоту не отклонился от ранее намеченного решения. Слишком многое было поставлено на карту, чтобы допустить хоть малейшую ошибку.

– Если ты хоть чуточку дорожишь своей бледной попкой, не смей даже упоминать о карте, случайно обнаруженной тобой в каюте, – предупредил он, мысленно улыбаясь при виде простодушного изумления, выразившегося на ее личике. – Если ты хочешь сохранить расположение экипажа, я ничего об этом не скажу, милочка. Видишь ли, – объяснил он, – твое присутствие на борту «Морского дракона» было невозможно держать в тайне, вполне естественно, что экипаж проявляет большой интерес к моей гостье. Некий Хаустон Кёрби поведал такую печальную историю, что никто не мог удержаться от слез. Моряки, известное дело, охотники до увлекательных историй, даже если они вымышлены. Поэтому в твоих же собственных интересах, моя милая, – посоветовал он, – продолжать притворяться невинной девочкой, какой они тебя считают.

– Эта ваша карта меня совершенно не интересует, – парировала она; – Не знаю, за кого вы меня принимаете, ибо у вас, кажется, очень короткая память, но я еще раз повторю, кто я на самом деле. Я леди Ри Клэр Доминик, дочь герцога и герцогини Камарейских. И я была похищена из дома. Все, чего я хочу, капитан, – процедила она с презрением, хотя и готова была разрыдаться, – это возвратиться домой. Других желаний у меня нет.

– Хорошо сказано, милочка, но это не имеет ничего общего с той щекотливой ситуацией, в которой ты очутилась на борту «Морского дракона». Однако увидишь ли ты когда-нибудь свой дом или нет, зависит от твоего поведения на борту судна, – намекнул он намеренно угрожающим тоном.

Увидев в ее глазах страх и смятение, он продолжил:

– Кто бы ты ни была, ты только повредишь себе, если будешь говорить о делах, тебя не касающихся. В этом случае ты очень легко можешь оказаться на каком-нибудь пустынном островке и тогда, моя милая, уже никогда не вернешься домой.

Он испытывал легкие угрызения совести, заметив, какой ужас отразился на ее лице при этих словах, однако так и не сжалился над ней.

– Некоторые люди говорят, и, возможно, не без основания, что между каперством и пиратством весьма небольшая разница. И флот его величества слишком часто отказывается признать разницу между тем, кто занимается каперством, и пиратом. Ты еще не встречалась с Лонгакром, шлюпочным «Морского дракона», исправившимся пиратом, если таковые вообще существуют. Ты должна с ним поговорить. Хотя он и кажется человеком цивилизованным, вряд ли стоит его обманывать, ибо он слишком хорошо помнит, как держал в руке тесак. – Этими словами Данте окончательно добился своей цели, ибо лицо девушки встревоженно побледнело. – Считай эту беседу дружеским предупреждением, милочка, ибо я принимаю твою судьбу близко к сердцу.

– Я никому не хочу повредить, только хочу домой, – прошептала она, чуть не в слезах, потупив свои фиалковые глаза, и ее узенькие плечи понуро поникли. Это означало, что она признает свое поражение. «Будь я не столь решительным человеком, я, вероятно, был бы тронут ее отчаянием», – подумал Данте, поворачиваясь спиной к тоненькой фигурке.

Это было неделю назад. Следя, как выбеленные солнцем паруса плещут под свежеющим ветром, Данте надеялся, что «Морской дракон» пойдет тем же быстрым ходом до самой Вест-Индии. Если все будет складываться благоприятно.

Поглядывая своими серыми глазами на девушку, Данте Лейтон раздумывал, что, любопытно, она почувствует, когда с марса донесется волнующий крик «Земля!» и как бы в ответ пронзительно закричит чайка, парящая над покачивающимися мачтами. Затем, вместе с воздушным потоком, птица спустится ниже, замашет крылами и исчезнет вдали.

О чем она сейчас думает, он не мог бы сказать, ибо ее золотистая головка была опущена: с помощью юного Конни она пыталась завязать сложный морской узел. Эта женщина-девочка непредсказуема – то она с детским самозабвением смеется и играет в загадки с юнгой, то соблазнительно улыбается молодому Аластеру Марлоу, то смотрит в темные глаза Сеймуса Фицсиммонса, который изображает из себя этакого очаровательного ирландского повесу.

Единственное, в чем не сомневался Данте Лейтон, так это в том, что, как только они встанут у причала в Антигуа, она тотчас же попытается бежать. Это был ее единственный шанс обрести свободу, и она это знала. Знала и то, что он сделает все, чтобы помешать ей. Не имеет значения, подослана ли она Берти Мак-Кеем или же она просто уличная девчонка, которая не прочь стать любовницей маркиза, все равно он не позволит ей покинуть борт «Морского дракона», когда они войдут в гавань Сент-Джонса. Какова бы ни была ее цель, у нее не будет ни малейшей возможности намеренно либо случайно разболтать то, что она видела на борту «Морского дракона», во всяком случае, до тех пор, пока станет уже невозможно расстроить его замыслы.

Разумеется, ситуация станет опасной, если она и в самом деле дочь Люсьена Доминика, герцога Камарейского. Можно себе представить, с каким гневом она расскажет р том, что перенесла на борту судна. Уж она не пощадит капитана «Морского дракона», рассказывая о нем сочувствующим слушателям. Обстоятельства еще более осложнятся, если за ним вдогонку пустятся военные корабли флота его величества с ордером на арест и с достаточной мощью пушечного огня, чтобы принудить его выполнить их требования. Более чем рискованно иметь дело с мстительным отцом, всемогущим герцогом, если тот возжаждет его крови. Не хватало еще, чтобы такой враг следил за каждым его шагом.

Эта возможность представлялась, однако, маловероятной, ибо только полный безумец решился бы похитить дочь герцога, тем более этого герцога. С легкой улыбкой на губах Данте задумчиво смотрел на белокурые волосы девушки. Ее длинная коса сверкала, как новехонький золотой соверен.

Заметив, что Данте Лейтон мягко улыбается, Хаустон Кёрби вздохнул с глубоким облегчением, ибо в последнее время так сильно тревожился за хозяина, что даже потерял сон. Лишь однажды он видел капитана в таком опасном настроении, и тогда дело едва не обернулось трагедией. Беспокойство он испытывал и за самого Данте, не зная, что тот может сделать, и за успех сложных планов, целью которых было найти испанский галеон с сокровищами, опасения вызывала у него и мысль о предстоящем возвращении в Мердрако. Бремя всех этих тревог казалось коротконогому стюарду таким тяжелым, будто на его плечах лежал весь мир.

Угнетало Хаустона Кёрби также ухудшающееся положение с девушкой. Напряженные отношения между ней и его хозяином перерастали в нечто такое, что совершенно не нравилось Кёрби. Не нравилось и очень беспокоило. Поэтому он был просто удивлен, видя, что капитан с улыбкой наблюдает за девушкой.

– Очень славная девушка, – заметил Кёрби с почти отеческим блеском в глазах. В конце концов, именно его постоянная забота о ней поставила ее на ноги и придала румянец щекам. – Она настоящая красавица, капитан. А уж какая добрая, никогда никому не скажет слова резкого, – молвил Керби, делая вид, что не замечает насмешливого фырканья капитана, ибо знал, какие натянутые отношения временами бывают между Лейтоном и его пленницей. – Хорошо воспитанная. Должно быть, ее родители, герцог и герцогиня, очень по ней горюют. Да так, что сердце надрывается, все думают о том, что стало с их дорогой дочерью, – печально произнес Ксрби и тут же, боясь перегнуть палку, фыркнул, глядя на капитана.

– Вполне разделяю твои чувства, Ксрби, – согласился с ним Данте. Но его поддакивание не обмануло маленького стюарда, насмешливый блеск в светло-серых глазах по-прежнему его тревожил. – Я как раз думаю о том, как она, должно быть, дорога герцогу Камарейскому, – сказал Данте. – Если она в самом деле та, чье имя так гордо провозглашает, герцог может щедро заплатить за возвращение дочери. Если мы не найдем испанских сокровищ, – сказал Данте, по-прежнему не сводя глаз с девушки, – мы сможем получить выкуп за нашу золотоволосую красотку.

– Милорд, – в ужасающем смятении выдавил из себя Кёрбн. Он едва мог говорить от изумления и негодования. – Даже думать о таком... просто... впервые в своей жизни мне стыдно, что я служу роду Лейтонов, – заключил Кёрби.

Данте окинул взглядом маленького стюарда. Он слишком хорошо знал это горестное выражение лица, чтобы его можно было легко растрогать, но все же сказал:

– Это лишь праздные размышления. К тому же я намереваюсь возвратиться в Англию, а это будет нелегко, если за мою голову назначат цену. И вряд ли у меня вновь возникнет соблазн получить за нее выкуп. Какой дурак заплатит целое состояние за эту дерзкую девчонку? И какой у нее может быть титул, разве что заглавие книги? Откровенно говоря, я сомневаюсь, что она умеет читать и писать, стало быть, и это предположение отпадает. – Тут Данте увидел, что опаленные солнцем кудри Аластера, который, нагнувшись, помогал девушке завязать крепкий узел, соприкоснулись с золотыми волосами девушки, и его глаза превратились в узкие щелочки.

– Ах, капитан! Мне больно слышать, что вы так говорите о молодой леди. Скоро мы придем на Антигуа, и я надеюсь, что вы передадите леди Ри Клэр надлежащим властям Сент-Джонса. И зачем только мы повезли ее в Вест-Индию? В тот день, когда она забежала к нам на корабль, меня остановили на пристани два подозрительных субъекта. Сеймус Фицсиммонс хорошо знает по имени этого пса Дэниела Льюиса. Ссора с ним обычно заканчивается потасовкой, а то и ножом в спину. Мистер Фицсиммонс сказал, что от этого негодяя лучше держаться подальше. Да и их капитан не намного лучше. Имя Бенджамина Хаскслла знают во всех тавернах. Бедняжка леди Ри Клэр попала в лапы к этим отпетым подлецам. Даже страшно подумать, что случилось бы с ней, не спрячься она на борту «Морского дракона». Это чистая случайность, – сказал стюард, ужасаясь, что такие вот роковые случайности могут управлять людской судьбой.

– Вот уж никогда не предполагал, Ксрби, что ты такой доверчивый. Можно только удивляться, что за все эти годы ты не попал в сети какой-нибудь предприимчивой девицы или дамочки, – заметил Данте. – А тебе не приходит в голову, что все это может быть подстроено? Что, если за твой доверчивый характер именно тебя выбрали, чтобы отрядить девушку на борт «Морского дракона»? И в то время, как ты так заботился о ней, готовил для нее свой знаменитый отвар, она обыскивала мою каюту. Ты ведь должен был тайком от Берти Мак-Кея запасти продовольствие для отплытия на следующий день, а не в конце недели, как полагало большинство жителей Чарлз-Тауна. Увидев, что у них ничего не выходит, они устроили этот переполох на пристани, поблизости от «Морского дракона». Таким образом отвлекли внимание вахтенного, и наша невинная крошка беспрепятственно проскользнула на корабль и нашла там карту, – мрачно заключил Данте Лейтон. Только он один и знал, в самом ли деле он верит в это свое предположение.

Однако изменить мнение Хаустона Керби о Ри Клэр Доминик к худшему было не так-то легко.

– Не выдумывайте, капитан. Берти Мак-Кей не такой дурак, чтобы рассчитывать, что девушка сможет проскользнуть и так же незаметно скрыться с картой. Решись она на такое, непременно столкнулась бы с самим капитаном «Морского дракона», который почти весь день был на борту. С таким же успехом девушка могла бы быть на корабле Ист-Индской компании, отплывающем из Мадагаскара с грузом шелка и слоновой кости. Что бы это дало Берти Мак-Кею?

– И все-таки какой-то шанс был, Кёрби, – ответил Данте, на которого доводы стюарда не произвели никакого впечатления. – Уж не забыл ли ты, что Берти Мак-Кей вот уже несколько месяцев ведет за мной слежку? Точно знает и когда я сошел на берег, и где ужинал, и когда возвратился на ночлег, возможно, он даже знает, что ко мне домой приходила Хелен, и ошибочно предположил, что я освобожусь от нес не раньше следующего утра. Не принял во внимание, что я равнодушен к чарам этой леди и что я ударом кулака уложу человека, которого он послал следить за мной. Во всяком случае, Берти Мак-Кей почти ничем не рисковал бы.

Хаустон Кёрби вздохнул, раздраженный упрямством своего хозяина.

– Почему тогда он не послал к нам Дэниела Льюиса с его дружком?

– Вряд ли наша команда отнеслась бы с симпатией к Дэниелу Льюису и его дружку, если бы их застукали. А вот девушка, я уверен, преуспела. Мой экипаж – лучшее тому доказательство. – Данте с презрением посмотрел на улыбающихся людей, которые собрались вокруг девушки. – Кто знает, какие сведения ей удалось выудить из них, обворожив их своими грустными фиалковыми глазами?

Маленький стюард возвел глаза к небу и задумчиво потер свой щетинистый подбородок.

– Но ведь вы сами говорили, что слова девушки о том, что она ничего не знала о карте, кажутся вам достаточно убедительными. По-моему, ни один разумный человек не может сомневаться, что эта девушка – благородная леди, – сказал Кёрби с раздражающей логикой.

Данте скептически пожал плечами:

– Вполне возможно, у нас на борту одна из лучших актрис нашего времени.

– Ах, капитан, – повторил Кёрби, на этот раз со вздохом разочарования. – Поверив девушке, вы бы сильно облегчили жизнь всему экипажу. И не только на время плавания. Если бы я не знал молодой леди, то, может быть, и принял бы за чистую монету ваше утверждение, будто она работает на Берти Мак-Кея, – признал Хаустон Кёрби. – Но с тех пор как я лично познакомился с леди Ри Клэр, я верю каждому ее слову. Как можете вы сомневаться в такой милой молодой девушке? Впрочем, – добавил маленький стюард, изучая взглядом капитана, – если очень постараться, можно убедить себя в чем угодно, даже в самом невероятном.

– Кёрби, Кёрби, – поддразнил его капитан, – к старости ты становишься слишком мягкосердечным. Не думал, что доживу до дня, когда оборчатая юбка так задурит тебе голову, что ты перестанешь различать, где правда, где неправда. Но как бы то ни было, я не допущу, чтобы леди Ри Клэр Доминик сошла на берег в Антигуа. Она поплывет дальше вместе с нами, – сказал капитан не допускающим возражений тоном.

Однако Хаустон Кёрби остался глух к предостережению, прозвучавшему в голосе капитана.

– А мы разве в самом деле обсуждаем, где правда, где неправда? – спросил он с преувеличенной недоверчивостью. – Если кто и обманывается, так это вы. Потому что вас обуревает неудовлетворенное желание. Можете поколотить меня, но я все равно скажу то, что думаю, – заявил кривоногий коротышка-стюард, не обращая внимания на то, что лицо капитана темнеет. – Неужели вы думаете, я не замечаю, как вы смотрите на девушку? Я же не слепой. Вы просто не можете оторвать от нее глаз. Поглядеть со стороны, так вы похожи на оленя в самую пору охоты. И еще я вижу, как косо вы смотрите на молодого мистера Марлоу, когда вам кажется, что он переходит границу того, что вы считаете своими владениями. Но ведь она не ваша собственность, капитан, – продолжал Кёрби, – чтобы вы могли поступать с ней, как вам вздумается. Она невинная молодая девушка, милорд. Ни капли не походит на молодую госпожу в Чарлз-Тауне или других ваших любовниц. Соблазнить молодую леди Ри Клэр было бы недостойно вас, милорд. Совсем недостойно, сэр, и вы сами бы это поняли, если бы думали головой, а не тем местом, которое оттопыривает ваши бриджи, – высказался напрямик Хаустон Кёрби.

Холодный блеск в серых глазах Данте Лейтона мог бы повергнуть в смятение даже отважнейших из членов экипажа, но Хаустон Кёрби только расправил плечи и выпятил грудь, заготавливая в уме дальнейшие аргументы.

– Ну-ну, – тихо пробормотал Данте, – я и понятия не имел, что ты не только мой стюард, но и моя совесть. Придется мне платить тебе двойное жалованье.

Кёрби фыркнул.

– Смейтесь, смейтесь надо мной, капитан, но я очень много обо всем этом размышлял, а вам, наверное, не очень приятно слышать от меня правду, как если бы я и впрямь был вашей совестью. Но кто-то же должен остановить вас, и кому это сделать, как не мне? Может быть, вам удалось одурачить многих, милорд, но только не меня. Я хорошо знаю, что в душе у вас поселились черные помыслы. Вы слишком долго жили по собственным правилам, ни одному живому человеку не подчиняетесь, кроме себя. Но если исполните то, что задумали в глубине души, вам придется заново посмотреть на себя, и вряд ли вам понравится то, что вы увидите, – предрек Кёрби, воинственно выпятив подбородок и глядя прямо в глаза капитану, который все же внушал ему некоторое беспокойство, ибо очень походил на старого маркиза, знаменитого в свое время приступами безудержной ярости. – Я знаю, милорд, вы не очень виноваты в том, что случилось. Тогда, в юности, у вас почти не было выбора. Я признаю, что обстоятельства могли сложиться куда хуже, но пока что вы ни разу не запятнали честь рода Лейтонов. Старый маркиз мог бы гордиться вами. К сожалению, однако, вы уже не тот Данте Лейтон, который был молодым хозяином Мердрако. По воле судьбы вы изменились, милорд. И уже совсем не тот человек, которым были в юности и могли стать впоследствии, если бы обстоятельства позволили вам мирно жить в Мердрако среди тех, кто вас любил, и среди всего, что принадлежало вам по законному праву.

Вот почему я говорю, милорд, что вы не можете обладать леди Ри Клэр Доминик. Она – часть того мира, который вы оставили, капитан. Если бы ваша судьба сложилась по-другому, возможно, вы встретились бы с ней в Лондоне, ухаживали бы за ней, женились и вырастили бы славных сыновей, которые могли бы унаследовать Мердрако, – сказал Хаустон Кёрби, и глаза его словно бы оплакивали все, что было потеряно из-за бесчестного поступка одного человека. – Но этому не суждено было сбыться.

– Чтоб тебя черт побрал, Кёрби! – тихо выругался Данте Лейтон, ибо слова Хаустона Ксрби, правдивые и откровенные, обладали способностью ранить его. Он смотрел мимо изваяния ухмыляющегося дракона, который лизал своим высунутым языком псиные гребни воли, когда нос корабля зарывался в темно-лазоревое море.

Небо вдали выглядело как-то странно угрожающе. Кроваво-красное, дикое, оно походило на зияющую рану. Мрачное, медного цвета солнце на западе неудержимо притягивалось к земле... Языческая красота вест-индского заката отражалась в светлых глазах Данте Лейтона, и сознание правоты Кёрби отзывалось поющей болью в сердце. Стоя на палубе в ласковых объятиях теплых ветров, он ощущал себя скорее хозяином «Морского дракона», нежели хозяином Мердрако, лишь бледная тень сохранялась в его памяти от маркиза Джакоби.

– Чтоб тебя черт побрал! – вновь прошептал он, встретив решительный взгляд маленького человечка, который охотно отдал бы свою жизнь за того, кому служил.

– Можете клясть меня как вам угодно, ибо я разбираюсь в ваших чувствах, милорд. Но вот как насчет молодой леди Ри Клэр? Понимает ли она, что вы за человек? Если вы соблазните ее, внушите любовь к себе, то погубите девушку. Если насильно овладеете сю, она будет проклинать имя Данте Лейтона, – предупредил Ксрби с хмурым, озабоченным выражением на обветренном лице.

– Я еще никогда не насиловал женщин, – спокойно произнес Данте.

– Кроме прямого насилия, есть и другие достаточно жестокие способы овладеть женщиной. Вы всегда умели покорять женщин. Можете, если хотите, и дьяволицу очаровать. Я видел, как леди трепещут от одного вашего взгляда и уже не могут отказать вам ни в чем. И вы не имеете права только потому, что вам так захотелось, лишать девушку предназначенного ей образа жизни.

– Жизнь переменчива, Кёрби, неужели ты до сих пор так и не понял этого? – спросил Данте; взгляд его был непроницаем. – И не всегда все складывается так, как, казалось бы, предназначено судьбой. Кому, как не тебе, это знать. Каково бы ни было ее происхождение, я не в ответе за то, что она оказалась на пристани Чарлз-Тауна. Ее судьба переменилась еще до того, как я возник на ее пути.

– Да, но вы можете вызволить ее из беды, – с надеждой в голосе проговорил Кёрби.

– Кто знает... – задумчиво произнес Данте. – Возможно, уже слишком поздно исправлять случившееся. Жребий брошен, Кёрби, – сказал Данте, со странной улыбкой размышляя о чем-то своем, сугубо личном.

– Еще не поздно, капитан. Вы могли бы отпустить ее в Антигуа, – поспешил заметить Кёрби, встревоженный выражением лица капитана. – Можете не беспокоиться, она никому ничего не скажет о карте. Будет так счастлива вернуться домой, что и не вспомнит о нас или о «Марском драконе». Отпустите ее, капитан. Вы никогда об этом не пожалеете, – умоляюще добавил он.

– Но что, если я правильно разгадал ее мотивы, Керби? Что, если она работает на Берти Мак-Кея? Что, если она авантюристка, готовая продать все ею узнанное тому, кто предложит самую высокую цепу? Возьмешь ли ты на себя ответственность за то, что весь экипаж «Морского дракона» лишится возможности внезапно разбогатеть? Готов ли ты, поверив этой девушке, поставить под угрозу их жизни? Ну, скажи, – бросил вызов Данте. – Ты говоришь, что безоговорочно веришь ей. Но ведь ты можешь ошибаться в своих суждениях, можешь обмануться, доверившись этим большим фиалковым глазам! – Данте принуждал маленького стюарда или настаивать на своей правоте, или отречься от Ри Клэр Доминик.

– Да, да, капитан, я верю девушке, – хрипло подтвердил Кёрби.

– Понятно. Но командую «Морским драконом» все же я, отвечаю за жизнь своих людей тоже я, и я не стану рисковать. Слишком многое поставлено на карту, Кёрби. Все наше будущее зависит от исхода этого плавания, и я не буду ставить под угрозу плоды многолетних усилий ради девицы, о которой почти ничего не знаю и которая мало меня интересует. Если в затонувшем галеоне и впрямь есть сокровища, я намерен достать их любой ценой, ничто и никто не сможет мне помешать. Затем я возвращусь в Мердрако, и никакая сила на земле не помешает мне осуществить свою месть.

– Тут вы, пожалуй, правы, капитан, – мрачно согласился Кёрби. – Но после того как вы осуществите свою месть, ничто не помешает вам оказаться на виселице.

– И все-таки я рискну, – с вызовом объявил капитан «Морг ского дракона», и его светлые глаза вспыхнули в предвкушении того долгожданного момента, когда он наконец окажется лицом к лицу с человеком, которого ненавидит холодной, с трудом сдерживаемой ненавистью вот уже пятнадцать лет.

Скоро, очень скоро настанет день расплаты для сэра Майлза Сэндбурна; только после того, как презренный враг падет, бездыханный, к его ногам, сын десятого маркиза и маркизы Джакоби сможет наконец обрести душевный покой.

Данте Лейтон, нынешний обладатель древнего титула, единственный оставшийся в живых сын Джона и Элейн Лейтон, возможно, последний потомок некогда великого рода, готов был рискнуть всем, включая свою жизнь, чтобы свести старые счеты. Он не успокоится до тех пор, пока не сможет с чистой совестью подойти к их могилам и не стыдясь встретить взгляд каменных изваяний.

Неподвижный, молча погруженный в свои мысли, Данте стоял на шканцах «Морского дракона», и Хаустон Кёрби, обеспокоенпо за ним наблюдавший, почувствовал, как ласковые, теплые попутные ветры сменились обжигающе холодными, похожими на дуновение дьявольского ветра, веющего с унылых девонских болот.

– А что будет с леди Ри Клэр, милорд, когда вы вернетесь в Мердрако, пылая адским желанием отомстить? Она тоже станет жертвой ваших самоубийственных замыслов? Послушайте, милорд, если вы погубите ее, то навлечете на себя гнев множества важных особ. Сейчас вы капитан «Морского дракона», хозяин всего, что охватывает ваш взгляд, но, вернувшись в Мердрако, вы вновь станете лордом Данте Джакоби и обязаны будете благородно поступить с девушкой. Вы причините зло не только ей, но и себе, ведь вы ее не любите. Так сказали вы сами. И не сможете долго морочить ей голову, скрывая свое равнодушие. А как сложится ваша жизнь в Мердрако, если вы переживете смертельную схватку с этим ублюдком? Это будет настоящий ад и для вас, и для девушки. В истории с ней вы словно бросаете вызов, как в стремлении найти затонувшие сокровища или перехитрить Берти Мак-Кея. Вы живете, наслаждаясь опасностью, рискуя, – так не поступил бы на вашем месте ни один здравомыслящий человек.

– Кто не рискует, тот не выигрывает, Кёрби, – провозгласил вдруг Данте Лейтон, прищурившись от ослепительного света, который излучало позолоченное море, и искоса любуясь гордо вознесшимися парусами «Морского дракона». – Таков в течение многих столетий был девиз рода Лейтонов, и этот девиз всегда выручал нас в трудные времена. Этому-то девизу я и буду следовать, мой сомневающийся друг, а там поглядим, кто из нас прав, – сказал Данте своему многолетнему спутнику.

Хорошо зная его, Кёрби понимал, что это не пустая похвальба, но слова, последовавшие далее, еще усугубили его беспокойство.

– Вообще-то я благодарен тебе, Кёрби. Благие пожелания, которые ты высказал, заставили меня призадуматься, – сказал Данте, и выражение его глаз отнюдь не понравилось Кёрби. – Нет, – добавил он с поддразнивающей улыбкой, – я не настолько глуп, чтобы требовать за девушку выкуп с Люсьена Доминика. Даже я не настолько все же безрассуден. Думаю, было бы гораздо мудрее и безопаснее предстать перед герцогом в качестве члена его семьи. Скажем, любимого мужа любимой дочери. В этом почти нет никакого риска, зато можно много приобрести, ибо любая дочь герцога Камарейского является его наследницей: И послушай, Кёрби, – посетовал Данте, широко ухмыляясь при виде озадаченного выражения на лице стюарда, – я разочарован твоим неверием в меня. Неужели ты полагаешь, что я не способен убедить девушку в том, что люблю ее? Я испытываю большой соблазн принять твой вызов и доказать тебе, что ты заблуждаешься.

Хаустон Кёрби громко фыркнул, дабы капитан не сомневался в том, что он действительно убежден в своей правоте.

– Я думаю, что девушка очень скоро докажет вам, что заблуждаетесь именно вы.

– Не хочешь ли ты заключить со мной пари по этому поводу? Нет? Я так и полагал, – рассмеялся Данте. – Но пожалуй, это будет несправедливо, если я получу и девушку, и твои деньги. Поживем – увидим, не так ли, Кёрби?

– Да, капитан, поживем – увидим, – пробормотал коротышка-стюард. – Если у нас будет время, – добавил он про себя, оглядываясь на корму: не преследует ли их кто-нибудь? Затем он повернулся на запад, сощуренными глазами наблюдая, как скатывается солнце к черте горизонта, и стал размышлять о том, что ждет впереди «Морского дракона» и есть ли основания беспокоиться за будущее. Возможно, они с капитаном так никогда и не увидят, как первые лучи утренней зари заглядывают в амбразуры серых каменных башен Мердрако...

Пока что паруса «Морского дракона» вздувал попутный ветер, но Кёрби хорошо знал, что их плавание вряд ли будет проходить так же гладко, когда корабль повернет свой бушприт на норд-вест. Погода, как судьба, переменчива, ровный попутный ветер в любой миг может смениться шквалом, за одним парусом на горизонте вполне может появиться второй, третий, и тогда Данте Лейтон и экипаж «Морского дракона» окажутся перед грозным вызовом.

Ри Клэр Доминик, однако, ничего не знала о спорах по поводу ее будущего. Не ощущала она и тех тревог, которые терзали Хаустона Кёрби, когда глядела на пестро-цветное небо на западе. В этот момент ее мысли были заняты узлами грубых веревок, которые она мужественно, но безуспешно пыталась распутать.

– Сдаюсь, – наконец вымолвила она с улыбкой, предназначенной всем окружавшим ее мужчинам. – Я всегда гордилась, что могу сделать прямой шов, но оказывается, этого недостаточно.

– Это дело требует практики, – великодушно оправдал ее Мак-Доналд. – Главное – стараться, а уж там что получится.

– Мистеру Мак-Доналду понадобилась чуть ли не четверть столетия, чтобы научиться вязать некоторые морские узлы, а чтобы научиться развязывать их, Лонгакру понадобилось вдвое больше времени, – хохотнул Ссймус Фицсиммонс.

– Смейся, смейся, но, будь со мной здесь мои старые приятели, мы бы научили кое-кого из ирландцев, как вязать узлы. Было бы забавно видеть, как сам Сеймус Фицсиммонс ковыляет по шканцам со своими длинными ногами, завязанными тройным узлом, – ответил Лонгакр, открыв в улыбке свой щербатый рот. Только Ри Клэр, помня предостережение Данте Лейтона, что ей следует опасаться бывшего пирата, смеялась не так весело, как все остальные.

Заметив, что она с некоторой тревогой смотрит на поседевшего шлюпочного, Аластер взял на себя смелость успокоительно похлопать ее по руке. Этот, казалось бы, невинный жест отнюдь не казался таким человеку, который наблюдал за ними с верхней палубы.

– Не тревожьтесь, леди Ри. Эти два завзятых спорщика – хорошие приятели. Они просто любят шутить друг с другом, – объяснил Аластер, снисходительно поглядывая на шутников, продолжавших подкалывать один другого.

– Он и правда был пиратом? – тихо спросила Ри.

– Это было давным-давно, лаять он по-прежнему лает, а вот кусать ему трудно, – с усмешкой сказал Аластер, намекая на отсутствие у Лонгакра двух передних зубов.

– Да, но он рассказывает такие интересные истории, леди Ри! – воскликнул юный Конни Брейди. – Чего только он не повидал на своем веку! Он был в Чарлз-Тауне, когда вздернули Стида Боинста.

– Должно быть, ему было всего два годика в то время, – не поверил Аластер.

– У мистера Лонгакра прекрасная память, сэр, – поспешил Конни на защиту своего героя, ибо верил каждому слову исправившегося пирата.

– Ты еще скажешь, что он служил на борту шлюпа «Приключение», которым командовал Черная Борода, – сказал Аластер, подмигивая Ри Клэр, которая с широко открытыми глазами слушала юнгу.

– О нет, сэр. Если бы это было так, он вряд ли остался бы в живых, но он видел отрубленную голову Черной Бороды, висящую на бушприте «Жемчужины», принадлежащей флоту его величества. Говорят, он все еще продолжал смеяться, а его черная борода извергала огонь. Он походил на безумного адского пса, – проговорил Конни Брейди точно таким же голосом, каким Лонгакр рассказывал свои пиратские истории.

– Мистер Брейди, – с необычной резкостью упрекнул его Аластер, заметив, как побледнела Ри Клэр, – ты не должен говорить так неуважительно в присутствии леди.

Конни Брейди был явно раздосадован, так как ему нечасто приходилось бывать в обществе знатных дам, а леди Ри Клэр никогда не важничала, как некоторые другие. Конечно, она могла бы и поважничать, с обожанием подумал Копии Брейди, ибо была прекраснее любой принцессы, о которых ему доводилось слышать. Конни даже захотелось прикоснуться к ней, чтобы удостовериться, что она реально существует, но, взглянув на свою грубую, мозолистую руку, он тотчас же ее отдернул. Нет, она слишком утонченное существо, чтобы ее могли касаться такие, как он.

– Простите, леди Клэр, – смутился он, и щеки его запылали ярким, болезненным румянцем. – Я не хотел вас обидеть, честное слово, не хотел.

Не раздумывая, поддавшись естественному импульсу, Ри обвила тонкие мальчишеские плечи Конни Брейди. От удивления он застыл в неподвижности, затем вдруг расслабился, прижался к ее плечу, ощущая щекой прикосновение толстой золотой косы. Какие узкие плечи, думала Ри, но они несут на себе бремя взрослого мужчины. В этот миг робким выражением лица Конни Брейди напомнил ей Робина, и она вдруг ощутила сильную тоску по Камарею и свободе.

Подняв глаза, она поймала на себе понимающий взгляд Аластера. И ему тоже случалось тосковать по родине, по дому, который, однако, он покинул не при таких драматических обстоятельствах, как леди Ри Клэр. В конце концов, он уехал из Англии по своей доброй воле. А ведь схвати его тогда вербовщики, все могло бы сложиться по-другому; он оказался бы на борту судна, принадлежащего к флоту его величества, выходившего в открытое море. Вместе с оставшимися позади берегами Англии исчезла бы и всякая надежда на возможное бегство.

Аластер знал людей, которым повезло меньше, чем ему, ибо они так и не смогли вырваться из лап вербовщиков, нагонявших на всех страх одним своим появлением. Они хватали всех подряд: клерков с их мягкими манерами, лавочников, фермеров и даже юношей, малопригодных для требующей больших сил и часто опасной службы на борту военного корабля. Они нередко заканчивали эту службу сломленными телесно и духовно, не выдержав жестокого обращения начальников и тягот постоянной борьбы с морем. Участь моряка, особенно того, кто служит по принуждению, очень тяжела, существует большая вероятность, что он никогда больше не увидит знакомых берегов Англии. Если он не погибнет, сорвавшись с высокой реи или под ядрами и картечью, внизу, под бушпритом, всегда волнуется голодное море, готовое поглотить несчастного.

Но вот у них на борту «Морского дракона» оказалась хорошо воспитанная леди, перенесшая тягчайшие испытания... Она изведала жестокий страх смерти, пока пересекала Атлантический океан, а когда их корабль достиг порта, где она вроде бы могла рассчитывать на безопасность, едва не пала от ножа убийцы. И все-таки выжила, все перенесенное не сломило ее.

Аластер все более восхищался девушкой, и это восхищение ярко отражалось в его глазах.

Каждый день отдаляясь от семьи и дома, она, верно, думала, что этот кошмар никогда не кончится. Если бы только он мог успокоить ее. Аластер поклялся, что, пока он дышит, будет стараться уберечь ее от всех опасностей и сделает все возможное для ее благополучного возвращения домой. Эту клятву он стремился соблюдать, хотя его озадачивала одинокая фигура, стоящая над трапом.

Он нечасто подвергал сомнению действия капитана, но сейчас страдал от неопределенности и знал, что то же самое испытывает Хаустон Кёрби. С Данте бывало порой нелегко иметь дело, но до сих пор Аластер всегда доверял его суждениям. Многие – и не без основания – думали, что капитан – человек жестокий, никому не дает пощады и сам ее не просит. Он и впрямь никого не жалел, и прежде всего самого себя. Ставил перед собой трудновыполнимые задачи, любой ценой стремился осуществить их и умел собирать свои силы в один кулак, особенно когда надо было окончательно одолеть врага, с которым пришлось долго сражаться.

Данте Лейтон был человеком одержимым. Находясь во власти своей одержимости, он готов был, в случае, если ему бросали вызов, безжалостно стереть в порошок любого врага, который вставал на его пути к осуществлению давно задуманной мести. И вот сейчас, по мнению капитана «Морского дракона», появление леди Ри Клэр могло сорвать успешное завершение всех его тщательно выношенных замыслов.

Аластер хорошо понимал, почему капитан так опасается, что слух о конечном назначении «Морского дракона» достигнет недружественных ушей. Но он, разумеется, ошибался, предполагая, что в огласке может быть виновата леди Ри Клэр, хотя переубедить его было чрезвычайно трудно. Аластер инстинктивно чувствовал, что враждебное отношение Данте Лейтона к девушке отнюдь не объясняется изначальным к ней недоверием. Когда серые глаза встречались с фиалковыми, между ними происходило что-то необъяснимое.

Каково бы ни было это неуловимое чувство, ни один из них не хотел в нем признаться, а тем более отдаться ему. Всякий раз, когда они обменивались взглядами, один, казалось, изучал сильные и слабые стороны другого, затем оба отводили глаза, и разделявшая их преграда как будто становилась еще более непреодолимой.

В задумчивости остановив свой прямодушный взгляд на настороженном профиле капитана, Аластер перевел его на юное лицо леди Ри Клэр. В ее глазах словно бы таилась тень все еще преследующего ее прошлого. Жаль, что оба они перенесли тяжкие муки, которые сделали их недоверчивыми и подозрительными друг к другу, с глубоким сожалением подумал Аластер. В своей собственной жизни, если не считать той злополучной встречи с вербовщиками, он не знал особых трудностей и разочарований, что помогло ему сохранить достаточно оптимистический взгляд на жизнь. Поэтому-то, может быть, он видел кое-что яснее, чем капитан или леди Ри Клэр.

Перехватив взгляд Коббса, Аластер многозначительно похлопал себя по карману. Через миг-другой послышались мелодичные звуки флейты.

– Эти сладкие звуки греют душу, – пробормотал Аластер.

Король сидит в городке Дунфсрилин,

И так говорит он всем нам:

Хорошего где мне сыскать моряка,

Чтоб вел мой корабль по волнам.

Ри Клэр слушала, как подпевает своим сочным баритоном шотландец Мак-Доиалд. Подняв глаза, она видела, как над головой покачиваются высокие мачты и под попутными ветрами вздуваются квадратные белые паруса. Ри Клэр вздохнула, обуреваемая странными чувствами, ибо, плывя в Вест-Индию на борту «Морского дракона», она одновременно была и печальна, и счастлива.

Спешите, добрые люди мои,

Ведь мы отплываем чуть свет.

Нам смертью ужасная буря грозит,

Ей-ей, торопиться не след.

«Нам смертью ужасная буря грозит», – повторила про себя Ри. Как сильно отличается это плавание от того, другого. Она вздрогнула, вспомнив, какой лютый, пронизывающий до костей холод стоял в трюме и какой ужас она испытывала при мысли, что в обшивке корабля вот-вот разверзнется течь и в нее хлынут ревущие потоки океанской воды. Временами ей чудилось, будто она вышла из кромешной тьмы на свет. И хотя она еще не обрела свободы и Камарей находится на другом конце света, у нее по крайней мере появилась надежда выжить. Странная надежда, если подумать, что ее держит пленницей капитан-контрабандист со своим экипажем.

Ри почувствовала, как что-то трется о ее ногу, и, потупив глаза, увидела своего первого друга на борту «Морского дракона». Ямайка, видимо, угадал ее мысли, ибо, не ожидая приглашения, вспрыгнул к ней на колени. Ри почесала у него под подбородком, и большой кот отозвался на эту ласку довольным мурлыканьем.

Вчера в обнимку со старой луной

Новая вышла луна.

Если мы якорь поднимем, король,

То горя хлебнем сполна...

Ри Клэр Доминик полной грудью вдыхала теплый соленый ооздух быстро приближающегося карибского вечера. Ей было неизъяснимо приятно чувствовать ласково-успокоительное дуновение ветра, и она боялась, как бы это не усыпило ее бдительность. А такое могло произойти непроизвольно, ведь у нее было теперь такое чувство, что она окружена друзьями.

Разве можно презирать комичного маленького человечка, который с такой заботой готовил ей свой особый бульон и жаркое? Разве можно не любить мальчика по имени Конни Бренди, который до боли напоминал ей Робина, придумывал разные игры, только чтобы ее развеселить. А что сказать об Аластере Марлоу? Он, без сомнения, истинный джентльмен. И чем-то походит на Фрэнсиса, только ее брат, хотя и гораздо моложе, обладает утонченно-изысканными манерами, которых никогда не будет у Аластера. Вообще-то говоря, он больше походит, думала Ри, на ее кузена Эвана. Да, Эвана. Дорогого, милого, практичного Эвана, который испытывал неловкость, когда оставался с ней наедине и должен был ее развлекать.

Однажды, в один из таких моментов, он признался, что как будто внезапно лишается дара речи, и она подозревала, что Аластер страдает тем же недугом.

Вблизи Абердура, на глубине

В полета саженей, на дне

Лежат наш добрый сэр Патрик Спенс

И лорды – в последнем сне.

Есть еще и Алек Мак-Доналд, шотландец, сражавшийся бок о бок с ее прадедом в битве при Каллоденских болотах. Уцелев в этой резне, он бежал в колонии, чтобы там начать жизнь заново. Какая угроза может исходить от человека, поющего с таким глубоким чувством, что все его товарищи заслушиваются? Когда он узнал, что она правнучка Рюайсарта Мак-Данавела из Тимсред-лока, его голубые, как озера Северной Шотландии, глаза наполнились слезами. И хотя Ри – дочь английского герцога, для него она дочь Северной Шотландии, и он обращается с ней, как если бы она принадлежала к его роду.

И все же Ри испытывала глубочайшую печаль, когда вспоминала о Камарее и пыталась догадаться, чем занимаются в тот или иной момент члены ее семьи. Разъезжает ли Робин на Шупилти или за какие-нибудь проказы ему запретили выходить из дома? Берет ли Фрэнсис уроки фехтования у этого темпераментного денди из Франции или же он превзошел учителя?

Фрэнсис стал отличным фехтовальщиком, Ри гордилась братом, но в глубине души надеялась, что ему никогда не придется доказывать свое умение в смертельной дуэли с жаждущим крови противником. Возможно, тетя Мэри и дядя Теренс сейчас в Камарее и семья предполагает устроить пикник на лужайке, или... Нет, мысленно улыбнулась Ри, ведь в Англии еще зима, должно быть, даже не стаял снег. До весны в Камарее не будет пикников, а к весне она будет дома.

Элис. Перед ее глазами всплыло испуганное лицо девушки. Элис никогда не покидала ее мыслей, ей так хотелось знать, как сложилась судьба подруги с «Лондонской леди». Ри поклялась, что, вернувшись в Камарей, расскажет отцу об Элис, попросит, чтобы он отыскал ее и, если она пожелает, пригласил в Камарей.

– Я не забуду тебя, Элис. Обещаю, что не забуду, – шепнула Ри. В ее ушах как будто еще звучали пронзительные крики Элис, когда ее уводили с корабля.

– Леди Ри Клэр! – Ее мысли прервал резкий повелительный голос. Заметив, что привлек ее внимание, Данте Лейтон заговорил более мягким, почти шелковым тоном: – Леди Ри Клэр, я хотел бы поговорить с вами.

Ри поймала на себе сочувствующий взгляд Аластера, ибо слова капитана прозвучали как приказ, а не как просьба. Ри встала, все еще держа кота на руках. С истинным сожалением она сказала разочарованному юнге:

– Придется тебе учить меня заново, Конни. Боюсь, правда, что и завтра я окажусь такой же неспособной.

– Но вы уже научились вязать один узел, леди Ри, научитесь и этому, – сказал Конни, уверенный в успехах ученицы.

– Да, девушка, у вас ловкие пальцы, – поддержал его Мак-Доналд, выпуская над головой облачко голубого дыма. – Мы еще сделаем из вас моряка, и тогда этот наш щеголь останется без работы, – добавил Мак-Доналд, глядя на Барнаби Кларкс, который, стоя за штурвалом, проявлял большой интерес к тому, что происходит у трапа. – Спасибо хоть мы не с подветренной от него стороны.

– Уж не кажется ли тебе, что штурвал обвивает благоуханная лоза жимолости? – спросил Сеймус Фицсиммонс с выражением такой заботы на своем красивом лице, что Конни Брейди даже обернулся, чтобы посмотреть, в самом ли деле штурвал обвит жимолостью...

– Джентльмены, если мы хотим благополучно достичь Антигуа, все должны заниматься своими делами, – напомнил команде капитан «Морского дракона». Лицо его выражало легкое раздражение оттого, что ему приходится, стоя на полуюте, ждать, пока к нему подойдет Ри Клэр.

Держа одной рукой Ямайку, а другой опираясь о поручень, Ри медленно поднялась по трапу. К тому же ей мешал легкий крен корабля, и то, что ее ожидает одинокая фигура капитана, тоже не облегчало дело. Когда, наступив на подол юбки, она споткнулась во второй раз, сильные руки, прикосновение которых она слишком хорошо помнила, схватили ее за предплечье и подняли на верхнюю палубу.

– Благодарю вас, – чопорно сказала Ри, избегая смотреть в сверкающие светло-серые глаза, которые, глядели на нее со странным выражением. – Вы хотели поговорить со мной, капитан Лейтон? – спросила она с почти детской вежливостью. И Данте неожиданно для самого себя увидел ее в образе девочки лет десяти, что плохо укладывалось в его мужском уме, потому что этот образ мало отличался от той девушки, которую он видел перед собой.

Получив такое не слишком приятное напоминание о ее юной невинности, Данте поджал губы. Но что, если в этих больших, с виду таких искренних и честных глазах затаился обман?

– Я чувствую, что пренебрег своим долгом хозяина по отношению к вам, моей гостье. Надеюсь, вы простите мне мою резкость, но в последнее время у меня было слишком много забот, – объяснил Данте Лейтон, улыбаясь той особой улыбкой, перед которой обычно редко могли устоять женщины.

Но Ри устояла, ответной улыбки так и не последовало. Не последовало и застенчивого трепета ресниц, которого ожидал Данте. Неожиданные извинения капитана «Морского дракона» ошеломили Ри, на ее лице появилось недоверчивое, настороженное выражение. Когда их взгляды встретились, он увидел в ее глазах другое, слишком знакомое ему выражение. Только тогда она отвернулась, и ее щеки покрылись легким румянцем.

Ни одного слова не было сказано, но он знал, почему она держится отчужденно, относится к нему по-иному, нежели к другим членам экипажа. Ведь ни один другой мужчина на борту «Морского дракона» не лежал рядом с ней, никто другой не ласкал эту бледную плоть, и никто другой не зарывался лицом в эти благоуханные золотистые волосы. Ее глаза иногда задерживались на его губах, и тогда Дайте чувствовал, что она хорошо помнит, как туго упиралось его естество в ее тело. А однажды он заметил, как она слегка коснулась своих губ, прежде чем взглянуть на него, и это тоже доказывало, что она помнит вкус его поцелуев.

– За мной хорошо присматривают, капитан, – холодно ответила Ри, ласково прижимаясь щекой к голове Ямайки. Уделяя все свое внимание коту, она как бы давала попять, что равнодушна к присутствию Данте Лейтона.

– Мне хорошо об этом известно, леди Ри Клэр, – подтвердил капитан и тут же заметил, что к ним приближается Конни Бренди с маленькой серебряной кружкой на подносе – свидетельством того, что, спустившись в свой камбуз, Хаустон Кёрби не терял попусту времени. – Я вижу, вы умеете обходиться с животными и детьми, а также с глупыми пожилыми людьми.

– Мистер Кёрби подумал, что вы не откажетесь от глотка его особого лимонада, леди Ри. Говорит, что это очень хорошее средство для предупреждения болезней, – сказал Конни Бренди, с гордым видом подавая поднос и таким образом предотвращая возможный ответ на насмешливые слова капитана.

– Спасибо, Конни, – поблагодарила Ри с улыбкой, которую Данте Лейтон безуспешно пытался вызвать на ее губах всего несколько минут назад.

Ямайка принюхался к кружке, ее содержимое, видимо, оставило его равнодушным, ибо он вывернулся из рук девушки и побежал по трапу, очевидно, направляясь в камбуз, к маленькому стюарду, чтобы выманить у него лакомый кусочек из заготовленных к ужину съестных припасов.

– Я только хотел обратить внимание леди Ри Клэр на дельфинов, плавающих возле носа со стороны штирборта, – сказал капитан «Морского дракона» юнге, который одобрительно наблюдал, с каким удовольствием Ри попивает свой лимонад.

– Никогда не видела дельфинов, только читала о них в древнегреческих мифах, – сказала заинтересованная Ри.

– Так вы умеете читать? – с любопытством спросил Данте. В его голосе слышалось так и не преодоленное сомнение.

– Да, капитан, умею. И пишу вполне грамотно. Если вам нужна помощь в ведении судового журнала, я буду счастлива оказать вам услугу, – великодушно предложила Ри, намекая улыбкой, что, возможно, он не так уж силен в искусстве письма.

Несколько мгновений Данте молчал, и даже Конни Брейди почувствовал растущее напряжение в отношениях между двумя людьми, которых он боготворил. Принимая пустую кружку из рук леди Ри, он услышал низкий смех капитана, и у него отлегло от сердца.

– Да вы просто исполнены всевозможных достоинств, – произнес Данте, оглядывая ее с головы до ног. – Я запомню ваше любезное предложение, миледи, и если возникнет большая нужда в ваших услугах, не премину ими воспользоваться. Я хотел бы, однако, знать, – добавил он с дьявольским блеском в глазах, который всякий раз, когда она его видела, лишал Ри душевного покоя, – означает ли это, что я могу обратиться к вам в любое время, скажем, в полдень или даже, может быть, в полночь? И каковы могут быть эти услуги, так любезно вами предложенные? – Он говорил так тихо, что Ри с трудом разбирала слова, по выражение лица Данте не оставляло никаких сомнений по поводу того, какие именно услуги он имел в виду.

Конни Брейди, однако, не понял тайного смысла этого разговора.

– Мистер Марлоу учит меня читать, леди Ри. И писать красиво. Когда-нибудь у меня будет свой собственный корабль и свой собственный судовой журнал, который надо будет ежедневно заполнять, – сказал Конни Брейди, не сводя голубых, как морская вода, глаз с высокого капитана «Морского дракона».

– Я думаю, что так оно и будет, – заметил Данте. Когда он увидел, в какой восторг привели его слова юнгу, ему вдруг стало жаль девушку, которая стала для него второй юной подопечной. Он указал на поручни. – Так вы хотите видеть дельфинов, леди Ри? – спросил он без каких-либо насмешливых ноток в голосе.

– Да. Покажите их, пожалуйста, – нерешительно сказала Ри, не совсем понимая, чем вызвана неожиданная перемена в настроении капитана.

И, решительно выдвинув вперед свой маленький подбородок, она пообещала себе, что будет по возможности вести себя вежливо с этим непредсказуемым человеком, державшим ее судьбу в своих руках.

– Конни? – окликнула она юнгу, видя, что он направляется к трапу, ведущему на шканцы.

– Разрешите, капитан, я спущусь. Мистер Кёрби сказал, что мне необходимо быть энергичнее, не то он засадит меня за чистку картошки, – объяснил Конни, испытывавший сильное желание встать рядом с леди Ри у поручней.

– Хорошо, Брейди. Выполняй то, что тебе поручено. Если наш кок рассердится, мы рискуем остаться без ужина, – сказал капитан, вспомнив, каким раздражительным стал стюард в последнее время. – Ты не знаешь, что он там готовит? – спросил он у озабоченного Конни.

– Яблочный и апельсиновый пудинги, сэр капитан, – выкрикнул Конни, сбегая вниз по трапу.

– Нет сомнения, что он дочиста вылижет свою миску, – проговорил Данте, с усмешкой встречая улыбку Ри. Пока никто из них не испытывал неприязненных чувств по отношению к другому, оба хранили странно дружелюбное молчание. – Считается хорошей приметой, когда корабль сопровождают дельфины. Говорят, это предвещает благополучное плавание кораблю и экипажу, – объяснил Данте, пока оба они наблюдали, как перед носом судна кувыркаются дельфины. Их странные крики и резкие свистки перемежались поскрипыванием мачт и громовым хлопаньем парусов.

– И вы тоже верите в эту примету, капитан Лейтон? – спросила Ри, нехотя отводя глаза от больших поблескивающих серых рыб, плывущих под самой поверхностью воды. Но это было ошибкой, ибо, стараясь лучше расслышать ее слова, Данте придвинулся ближе и теперь их лица почти соприкасались. Ри почувствовала, как неудержимо притягивают ее взгляд его красиво очерченные губы.

– Разумеется, верю. Я могу смеяться над чем угодно, леди Ри, но только не над морем и обитающими в нем существами. Позволь я себе такое, недолго продлилась бы моя жизнь. Море, пожалуй, походит на женщину, – продолжал Данте, все еще глядя в глаза Ри. – Женщина ничего не прощает. Достаточно совершить всего одну ошибку, и эта ошибка может оказаться последней, – сказал он. Затем неожиданно, как бы случайно, Данте схватил длинную золотистую косу, что так очаровывала Конни Брейди, и стал наматывать на кулак. – И вы тоже не прощаете обид, маленькая леди? – спросил он каким-то странным голосом, отыскивая в глубине ее глаз что-то, до сих пор от него ускользавшее.

Затем он хрипло рассмеялся, прочитав осуждающий ответ в настороженном профиле. Она вела себя так, словно не замечала, что он делает с ее волосами.

– Я думаю, что не должен требовать от вас слишком многого. Вы так чертовски юны.

– Не настолько юна, чтобы не отличать добро от зла, капитан. Я не осуждаю вас за то, что вы вели себя так грубо в Чарлз-Тауне, – заявила Ри, готовая забыть прошлое, если это поможет обрести ей свободу. – Вы нашли меня на борту «Морского дракона», где я не имела права находиться, и предположили, что вполне естественно для контрабандиста, привыкшего к всевозможного рода обманам, будто я питаю какие-то коварные замыслы. И я готова признать, что обстоятельства говорили не в мою пользу, но я же объяснила вам, почему открыла эту бутылку с картой. Вы, кажется, думаете, что я стремлюсь завладеть ею да еще и посягаю на ваш титул. Но уверяю вас, капитан Лейтон, что я не притязаю ни на то, ни на другое, – сказала Ри с таким искренним выражением лица, что только слепец мог бы усомниться в том, что она говорит правду.

Капитан «Морского дракона» лишь насмешливо улыбнулся, ибо в ее монологе содержалось много для него любопытного. Прекрасная миледи не только простила его, но и умудрилась одновременно оскорбить.

– Спасибо, дорогая, что вы меня успокоили. А то я в последнее время просто сон потерял, опасаясь, что вы опять займете мою койку. Хотя и не пойму, чего ради так беспокоился, ведь я всегда запираю дверь на ночь, а значит, пребываю в безопасности.

– Можете смеяться надо мной, капитан, но я говорю чистую правду. К сожалению, мне нечем подтвердить свои слова, по вы так упорно не хотите мне верить, что я, видимо, только зря расточаю свое красноречие. Мое слово – слово Домиников, а я никогда не опозорю этого имени. И вряд ли мой отец доброжелательно воспримет то, что его дочь унижали и держали в плену, – сказала Ри с надменным взглядом, который должен был замаскировать ее внутренний трепет.

– Это звучит как предостережение или даже угроза, – проронил Данте.

– Только предостережение, капитан, ибо пока вы имеете дело только со мной, но рано или поздно вам придется отвечать перед моим отцом, а он не тот человек, чей гнев можно возбуждать безнаказанно. Вы говорите, что помните его, стало быть, знаете, что я не преувеличиваю. Вот почему, капитан Лейтон, я хочу сделать вам предложение, – смело сказала Ри, отбросив осторожность в своей борьбе за свободу.

– В самом деле? – поднял брови Данте, выражая притворный интерес. – Я был уверен, что наш разговор станет многообещающим. Какое же предложение вы собираетесь мне сделать? Вы не в таком положении, чтобы торговаться со мной, дорогая. И я сомневаюсь, что вы хотите мне предложить свое мягкое тело цвета слоновой кости, верно, дорогая? – спросил Данте, обдавая своим теплым дыханием ее щеку. Он поднес руку с туго намотанной на ней косой к ее подбородку. – Я предлагаю обменять свою свободу на вашу жизнь, капитан. Полагаю, что это выгодная сделка, – тихо сказала Ри, закусывая нижнюю губу, чтобы унять дрожь. Она была так испугана, что у нее трепетали руки и ноги, ибо никогда еще ей не приходилось сталкиваться с таким человеком, как капитан «Морского дракона». Иногда ей казалось, что он не подчиняется никаким законам, только собственной воле, и что спорить с ним – занятие совершенно бесполезное. И все же, думала она, попытаться стоит.

– Выгодная сделка? – с сомнением в голосе повторил Данте. – Боюсь, мы воспринимаем сложившееся положение совершенно по-разному. Я даже и не предполагал, что моя жизнь в опасности. Спасибо, что предостерегли меня. Чего же мне ожидать – ножа в спину или удара по голове, когда я отвернусь от вас, дорогая? – с мрачной улыбкой спросил Данте.

– Вам нечего опасаться, кроме моих слов, капитан, – спокойно ответила Ри. – От вас зависит, буду ли я вашим другом или врагом. Я не так глупа, чтобы не понимать, что будь вы богаты, то не стали бы заниматься контрабандной торговлей. А ваш титул, как я допускаю, реально существующий, не подкреплен ничем, кроме герба. Вам, капитан, нужны деньги, а я могу их раздобыть.

– В самом деде? – осведомился Данте. – Извините меня, дорогая, но, глядя на вас, никак этого не скажешь.

Леди Ри Клэр Доминик, одетая едва ли не в отрепья, гордо вздернула подбородок.

– Вы очень наблюдательны, милорд, но вряд ли с вашей стороны дипломатично напоминать мне о тех затруднительных обстоятельствах, в которых я нахожусь. Вам, капитан Лейтон, надо бы следовать совету моей матери: «Никогда не судите о других по их одежде».

Мысли о матери и о возможности вновь увидеть ее придали Ри смелость, необходимую, чтобы продолжать.

– Извините, миледи, – пробормотал Данте, и в его серых глазах запрыгали насмешливые искры. – Но я хотел бы встретиться с вашей мудрой матерью.

– Мой отец, герцог Камарейский, услышь он от меня лестное мнение о вас, был бы более чем великодушен в изъявлении своей благодарности. Сумма, которую он выплатил бы в знак благодарности, вместе с вознаграждением, наверняка обещанным за мое возвращение, могли бы составить целое состояние. Вы можете получить это состояние, капитан, если вернете мне свободу. Я хочу только вернуться домой. Неужели я прошу от вас слишком многого? – сказала Ри, глядя на капитана почти умоляющим взглядом. Но ее гордость была все еще не сломлена, на колени, во всяком случае, она бы ни за что не встала.

Ее лицо было так близко к Данте, что он видел, как мягко поблескивают красивые изгибы ее бровей. Он не был в такой близости от нее с той первой ночи, когда они лежали вместе, и только сейчас впервые заметил, что солнце усыпало своими блекло-золотыми семенами ее переносицу и .гладкую щеку. Днем она обычно находилась на палубе, ее кожа приобрела теплое сияние, а золотистые волосы выглядели опаленными. Она была так необыкновенно хороша собой, так не похожа на тех женщин, которых он когда-либо держал в своих объятиях.

Она походила на сохранившийся в памяти, но уже неприметно ускользающий сон. Было унизительно сознавать, что он вызывает у нес столь сильную неприязнь, что она готова на все, только бы убежать от него. И все же она рядом, в его власти, почему он должен отказывать себе в радости обладать ею?

– Пожалуй, я не потребую вознаграждения от вашего отца. – Голос Данте звучал тихо, словно шелест ветра. – Может быть, Ри, от вас самой зависит, получите ли вы свободу. И на что же вы готовы, дорогая, чтобы обрести свободу? Есть ли такая цена за нее, которая представляется вам слишком высокой? – спросил он, продолжая держать ее за волосы так, чтобы ее губы находились совсем рядом с его губами и чтобы она не могла отвернуться от его пронизывающих глаз.

Ри Клэр Доминик думала об окрашенных в медовый цвет стенах Камарея и голубых колокольчиках, которые усеивают тамошние лужайки. Она как бы воочию видела перед собой Робина на Шупилти: он скакал по краю тихого озерца, где плавали белые и черные лебеди. Видела свою мать и тетю Мэри: они сидели под развесистым старым каштаном, а рядом на своих коротких ножонках ковыляли двойняшки, изучая этот еще незнакомый им мир. Фрэнсис играл с кузенами в крокет, а где-то поодаль возвышалась фигура отца.

– Нет цены слишком высокой, если за нее я увижу свою семью и Камарей, – наконец вымолвила Ри.

Данте Лейтон продолжал смотреть на ее гордое лицо. Фиалковые глаза были темны от боли, но он знал, что, пока он здесь, из них не прольется ни одна слезинка. Только уединившись в своей маленькой каюте, она позволит себе отдаться чувствам, разрывающим ее сердце. Потрясающая сила воли для такой совсем еще юной девушки. Она не просит о жалости и милосердии, стоит перед ним неприступная, ни о чем не умоляя. Это унижало его в собственных глазах. Когда корабль соскользнул вниз, в разверзшуюся между волнами бездну и ее бросило на его грудь, в неотзывчивости ее как бы онемевшего тела он мог почувствовать отвращение к себе. Это отвращение, которое она даже не хотела скрывать, взбесило его, вызвало желание больно ее уязвить.

– Я запомню ваши смелые слова, миледи, – сказал Дайте ей на ухо, – и очень скоро попрошу расплатиться со мной. Мне нравится предложение заключить с вами сделку, и я полагаю, что вы держите свое слово, дорогая. Вы ведь так гордо заявили, что Доминики никогда не изменяют своему слову, поэтому я не предвижу никаких трудностей, – тихо произнес Данте, легко прикасаясь губами к ее щеке, словно в подтверждение того, что он не намерен отступаться.

– Гм-м...

Отвернувшись от порозовевшего лица Ри, Данте увидел опечаленную физиономию Хаустона Кёрби. Коротышка-стюард стоял на верхней ступени трапа с чашкой дымящегося кофе в руке.

– Наверное, мне надо было принести лимонад и вам, капитан Лейтон, – сказал Кёрби, неодобрительно фыркнув. Столь формальное обращение вызвало странное, хотя и мимолетное выражение на лице Данте. – Думаю, вам не мешало бы охладиться, сэр капитан, – объяснил стюард, ступая на палубу полуюта и приближаясь к стоящим в неловком молчании Данте и Ри.

Он протянул чашку, едва не выплеснув горячий кофе на бедро капитана.

– Ваш кофе, милорд, – сказал маленький стюард, делая особое ударение на титуле. Он как бы желал напомнить капитану о его благородных предках, никто из которых, по мнению Хаустона Кёрби, никогда не позорил доброго имени Лейтонов.

Данте неохотно выпустил золотую косу и милостиво соизволил принять предлагаемый ему кофе. Коротышка-стюард, однако, слишком хорошо знал своего капитана, чтобы не догадаться о его истинных чувствах.

– Если хотите, я провожу вас вниз, миледи, – с сияющей улыбкой предложил Кёрби, протягивая согнутую руку. – Надеюсь, вам понравится имбирная коврижка, которую я приготовил специально для вас. Она лежит у вас в каюте, миледи. – Это была взятка, предложенная с гордым видом. Кёрби подвел миледи к трапу и стал внимательно смотреть, как она спускается. Наблюдал за ней не только он, но и еще множество людей с палубы, хотя вероятность ее падения была очень мала. Бросив на капитана последний укоризненный взгляд через плечо, седой стюард скрылся внизу.

– А нам не достанется этой имбирной коврижки, мистер Кёрби? – с голодным блеском в глазах спросил Коббс. – Хорошо бы на борту у нас почаще бывали леди. Кок начинает готовить гораздо вкуснее. А то гороховый пудинг опостылел, просто нет мочи, – сказал он, широко ухмыляясь при виде оскорбленного лица стюарда.

– Думаю, ты все равно получишь что-нибудь другое, мистер Коббс, – съязвил Сеймус Фицсиммонс. – Может быть, селитру с лобскусом. Жаль, что мы скоро приходим в порт.

– Лобскус! – насмешливо фыркнул Хаустон Кёрби. – Как будто я когда-нибудь подавал лобскус в море. Вы знаете, что такое лобскус, миледи?

– Нет, – равнодушно уронила Ри. Остановившись у входа в маленькую каютку, освобожденную для нее Аластером, она думала о своем. Когда она оправилась от своей болезни, Марлоу настоял на том, чтобы капитан перевел Ри в его каюту. Его поддержал и Хаустон Кёрби, который сказал, что ей необходимо место, где она могла бы уединяться, а такой возможностью на корабле очень дорожили. Экипаж был убежден, что она знатная леди, поэтому ее переход в отдельную каюту был воспринят как сам собой разумеющийся. Если у капитана и были какие-то возражения, он воздержался от их высказывания. Аластер поселился вместе с Сеймусом Фицсиммонсом в его тесной каюте за трапом. Дверь в каюту капитана находилась в конце короткого трапа, и Ри заходила туда, только чтобы пообедать или поужинать.

– Лобскус можно готовить по-разному, миледи. В зависимости от того, что у вас есть под рукой, но обычный его состав – солонина с луком и картошка, смешанная с галетами. Конечно, это кушанье не сравнить с блюдами, которые стряпаю я, но оно удобно для приготовления в непогоду и питательно, – объяснил Хаустон Кёрби. – А теперь малость отдохните. Ужин будет готов через час, и вас уже ждет отменная куриная грудка. Я подаю это блюдо с особым соусом. Скажу не хвастаясь, что во всей Вест-Индии никто лучше меня не умеет готовить баранину по-креольски. Когда мы придем в Антигуа, я куплю свежих ананасов. Сам выберу их на плантации и сорву. Я знаю, как выбрать самые сладкие, а уж если я испеку ананасовый пирог, пальчики оближете, жаль, что ваш юный братишка не сможет его отведать. А вот капитан очень любит этот пирог...

Тут Хаустон Кёрби осекся, увидев выражение ее лица, явно намекавшее, что он сказал больше чем достаточно.

– Не спорю, миледи, с капитаном иногда трудно иметь дело. Я служу его семье почти полстолетия и не остался бы вместе с капитаном, если бы не был убежден, что он хороший человек, хотя и вспыльчив, как сам дьявол. Если уж он разойдется, его нелегко остановить. Он часто говорит не то, что думает. Поэтому его слова не надо принимать близко к сердцу. У вас много друзей на борту «Морского дракона», и мы не позволим, чтобы с вами случилось что-нибудь плохое, миледи, – самым серьезным тоном сказал Кёрби, чтобы успокоить девушку.

– Тогда, пожалуйста, мистер Кёрби, помогите мне бежать, когда мы приплывем в Антигуа, – в отчаянии шепнула Ри. По нервному взгляду, который она метнула на полуют, Хаустон Кёрби хорошо понял, какой страх она испытывает перед капитаном.

– Мне больно видеть, миледи, что вы так расстроены, но я ничего не могу поделать. Я верен капитану и, хотя не всегда согласен с тем, что он делает, скорее умру, чем изменю ему, – ответил маленький стюард, и Ри поняла, что это не пустые слова.

– Я не прошу вас предавать капитана, мистер Кёрби, – негромко сказала Ри. Глубокое волнение, которое выдавал ее голос, обеспокоило Кёрби; он знал, как опрометчиво порой поступают люди, полагая, что находятся в отчаянном положении. – Я хочу только свободы. Я никому не скажу, каким образом попала в Антигуа. Никому не скажу ничего плохого об экипаже «Морского дракона», – обещала Ри. – Даю вам свое слово, мистер Кёрби. Вы, как и многие другие, относились ко мне по-доброму, и я не сделаю ничего такого, что могло бы вам повредить.

– Ах, миледи, я очень огорчен тем, что вы так страдаете. Вы такая славная девушка, но... – Кёрби не договорил. Наступило напряженное молчание.

– Но вы ничего не можете для меня сделать, – закончила за него Ри. Ее губы дрожали от сильной досады. С приглушенным всхлипом она отвернулась от несчастного стюарда, даже не взглянув на имбирную коврижку, положенную на ее маленький столик.

Хаустон Кёрби смотрел на ее дрожащие плечи, на узкую спину, которую она держала так прямо, стараясь не согнуться под бременем тяжких для нее обстоятельств. В своей видавшей виды зеленой бархатной накидке она выглядела такой юной, такой беззащитной и одинокой, что Хаустон Кёрби почувствовал, как сжимается от жалости его доброе сердце, и протянул руку, чтобы утешить ее, ласково похлопав по плечу. Но так и не дотянувшись до ее плеча, заколебался, со вздохом повернулся и вышел, понимая, что не может ей сказать ничего такого, что могло бы удержать ее от слез.

Ри услышала, как он тихо затворил за собой дверь, и дала наконец волю слезам. Не глядя на стынущую на столе имбирную коврижку, она опустилась на койку и закрыла лицо дрожащими руками.

– Что же мне делать? – вопрошала она в безмолвии каюты хриплым от сознания безысходности голосом.

Прежде всего необходимо обрести свободу. Спастись от капитана «Морского, дракона», пока еще не слишком поздно, не все потеряно.

– Они не понимают меня! – негромко воскликнула она, думая о добром к ней отношении членов экипажа. – и как могут они понять, если не видят того, что происходит у них под носом? – Ри хрипло рассмеялась. Если бы герцог и герцогиня Камарейские могли сейчас видеть и слышать свою дочь, они ужаснулись бы, увидев циничное выражение некогда таких наивных фиалковых глаз и услышав горечь в некогда таком веселом голосе. – Кто из них может меня защитить от самой себя? – прошептала Ри, впервые высказывая неуверенность в себе, которую испытывала с первой роковой встречи с Данте Лейтоном. Только она одна и сознавала всю опасность дальнейшего ее пребывания на борту «Морского дракона».

В бессильной ярости, пытаясь прогнать образ Данте Лейтона из своих мыслей, она заколотила кулачками по коленям, по по-прежнему видела перед собой светло-серые глаза капитана; они дразнили ее, мучили и искушали, у нее было такое чувство, будто в ее теле поселился дух какого-то незнакомца.

Она сама плохо понимала, что происходит с ней на борту «Морского дракона». Иногда ей чудилось, будто Данте Лейтон заколдовал ее и, хотя она продолжала говорить и расхаживать по кораблю, она уже не прежняя Ри Клэр Доминик. Теперь она не знает себя – и даже не доверяет себе.

Куда подевалась прежняя леди Ри Клэр Доминик, такая гордая, наивно уверенная в своем будущем, хорошо представляющая себе, чего хочет от жизни? Ей и в голову раньше не приходило, что жизнь ее может сложиться совсем не так, как она себе представляет. Столь бурное пробуждение в ней женщины было неожиданным и поэтому потрясло и напугало ее. Кто бы мог подумать, что это случится именно так, да еще с таким мужчиной, как Данте Лейтон?

Как легко было бы его презирать, будь он этаким несносным хвастуном, продажным корыстолюбцем или зверем, наводящим ужас на команду. Если бы он изнасиловал ее, она бросилась бы в море, и все было бы кончено. Но не таким человеком был Данте Лейтон.

Со своим бронзовым лицом, ясными серыми глазами он был куда опаснее, его джентльменские манеры внушали ошибочное представление о нем; забывалось как-то, что, избрав столь рискованную деятельность, он, чтобы выжить, неминуемо должен был стать хитрым, изворотливым авантюристом.

Подложив руки под голову, Ри плашмя легла на койку и, устремив взгляд на низкие балки потолка, принялась размышлять, чем объясняется ее злополучная тяга к Данте Лейтону. В прошлом году, выезжая в лондонский свет, она повидала немало красивых мужчин, но сердце ее учащенно билось, только когда ее глаза встречались с насмешливым взглядом серых глаз капитана «Морского дракона».

Стало быть, в Данте Лейтоне есть что-то такое, не поддающееся определению, что очаровывает ее, хотя инстинктивно она сопротивляется этому. Конечно же, причина не в классическом совершенстве черт его лица, ведь вот Уэсли Лоутон, граф Рендейл, тоже был необычайно красивым мужчиной. Но когда он случайно касался ее руки, она ведь не чувствовала, как разливается огонь в ее жилах. А может быть, именно это «случайно» что-то и объясняет? Граф Рендейл очень дорожит своей репутацией, высоким положением в обществе и никогда не посмеет вести себя сколь-нибудь неприлично с леди, тем более с дочерью герцога, поэтому разве что случайно мог прикоснуться к ее руке. Уэсли Лоутон, пожалуй, даже чересчур благовоспитанный – сугубо светский человек, он всецело подчиняет свою жизнь условностям. Такой же комильфо, как и покойный граф Рендейл, печально подумала Ри, вспоминая, как выглядел Уэсли в тот роковой день, перед тем как упал, сраженный пулей убийцы.

Капитан же «Морского дракона», напротив, как будто испытывает наслаждение, нарушая все и всяческие условности. В выражении его глаз словно читаешь: «Плевать я хотел на все». Капитан открыто насмехается над приличиями, столь дорогими сердцу Уэсли Лоутона. Если бы граф Рендейл мог видеть, как Данте Лейтон, человек вроде бы знатный, претендующий на титул, который выше его собственного, карабкается по вантам «Морского дракона» вместе с простыми матросами, людьми, само существование которых Уэсли Лоутон и признавать не хотел, он был бы, вероятно, просто потрясен и, уж конечно, не удержался бы от колкости. Ри представила себе, как она стоит на шканцах, под сильным ветром, и смотрит вверх, на высокую покачивающуюся мачту, где на выбленках висит босоногий капитан, закрепляющий трос от паруса. На нем только кожаные штаны, его широкая спина сверкает, словно отлитая из меди.

Сначала она думала, что это безумие – делать работу, которую легко могли бы сделать другие, но, наблюдая за ним, с изумлением осознала, что Данте Лейтон увлечен этой своей далеко не безопасной работой. Когда он спустился ниже, Ри заметила, каким возбуждением горят его глаза. Он достойно встретил вызов, но не успокоился, так и рвался к еще более опасному испытанию своей отваги и ловкости.

Данте Лейтон смело вступал в спор с самой судьбой, не страшился даже самых неблагоприятных обстоятельств, не колеблясь рисковал, чтобы достичь какой-то своей личной цели. Взбираясь высоко ввысь, он, казалось, бросал вызов самим небесам – ни дать ни взять Нептун, бог моря, озирающий свое царство, в то время как голодные воды лижут его ноги. Впечатление складывалось такое, словно капитан «Морского дракона» заставляет считаться с собой саму судьбу.

Ри закрыла глаза, позволяя покачиванию судна убаюкивать себя. Однако что-то неуловимое тревожило ее. Чем больше она смотрела на Данте Лейтона, тем более чудилось ей что-то знакомое. Возникло странное чувство, будто она знает его лицо почти всю свою жизнь. Лежа расслабившись, она вдруг поняла, в чем именно заключается притягательная сила Данте Лейтону, капитана «Морского дракона».

Сколько раз она стояла в Длинной галерее их камарейского дома, мечтательно разглядывая портрет своего предка, который был авантюристом, капитаном капера во времена Елизаветы I. Схожесть была не столько в чертах лица; ее предок был куда более смуглым человеком с аккуратно подстриженной бородкой, модной в шестнадцатом столетии.

У Данте были серые, полные света глаза, тогда как глаза ее предка своим цветом напоминали эбеновое дерево. Но это не имело значения, ибо выражение глаз делало этих двоих похожими друг на друга, как братья. Они были родственниками по духу. И хотя их разделяли два. столетия, они без труда могли бы поменяться местами.

Оба были безрассудно смелыми, предприимчивыми людьми; пренебрегая опасностью, они как бы взывали к судьбе и врагам: «Ну-ка, попробуйте, если посмеете, выступить против нас». Они бесстрашно наносили свои удары и отважились бы войти в адское пламя, если бы кто-нибудь усомнился в их решимости сделать это.

Ри улыбнулась с внезапным облегчением: у нее было такое чувство, будто она наконец поняла себя. Много лет портрет предка буквально ее заколдовывал. Она была влюблена в этот портрет и теперь перенесла свое увлечение – да, это было увлечение – на человека из плоти и крови, родственного по духу ее предку. «Я не люблю Данте Лейтона, – сказала себе Ри, – просто переношу на него свое отношение к человеку из другого столетия, который словно бы расхаживает сейчас по шканцам „Морского дракона“».

Ри постаралась унять непрошеные слезы, смахнув их со щек. Она тихо засмеялась, испытывая такое облегчение, словно с ее плеч свалилась тяжесть мироздания. Ей казалось, что она наконец-то освободилась от дьявольского обаяния Данте Лейтона...

Вдруг Ри почувствовала, как что-то мягкое коснулось ее щеки, и в изумлении села на постели. Не капитан ли это, о котором она думала не слишком-то лестно? – встрепенулась девушка, заливаясь румянцем стыда.

– Ямайка, – облегченно вздохнула Ри и с удивлением посмотрела на открытую дверь. Ямайка, конечно, может утащить кусок рыбы из камбуза или говядину с тарелки, если зазеваешься, однако же весьма сомнительно, чтобы он был способен открывать двери.

В проеме показался Конни Брсйди, который с участием посмотрел на ее глаза в красных обводах и еще влажные от слез щеки.

– Вы плакали, миледи? – спросил он почти с укоризной. – Почему? – Он словно не в силах был понять, как можно быть несчастным на борту «Морского дракона», на службе у такого капитана, как Данте Лейтон.

– Я тосковала по дому, – объяснила Ри. – Ты никогда не тоскуешь по дому, Конни?

– Нет, – честно ответил он, изумленно открыв глаза.

– Неужели ты не скучаешь по семье? Наверное, отец и мать беспокоятся о тебе, когда ты в море? – с любопытством спросила Ри, интересуясь, каким образом Конни Брейди стал юнгой на борту «Морского дракона».

– Моя мама умерла, когда мне было пять лет, а мой папа был моряком. Отправился в плавание и больше никогда не вернулся.

– Откуда ты родом, Конни? – спросила Ри, думая, как разительно должна отличаться жизнь юнги от жизни Робина.

– Из Бристоля. Хотя мой папа был ирлашкой.

– Ирлашкой?

– Ирландцем, миледи. Он познакомился в порту с моей мамой и, после того как я родился, уплыл. Больше мы никогда его не видели.

– А давно ли ты служишь юнгой, Конни? – Ри не могла понять, почему он так удовлетворен своей жизнью.

– Около пяти лет, я думаю. Заключил свой первый контракт в шесть лет – после того, как умерла моя мама. По-моему, лучше плавать на корабле, чем быть в работном доме или сиротском приюте. Туда меня и хотел упрятать магистрат, но как-то ночью я сбежал. И уже никогда не вернулся, хотя... – запнулся Конни и, покраснев, поймал на себе заинтересованный взгляд Ри.

– Договаривай, – сказала Ри. – Есть ли такое место, которое ты хотел бы повидать? Ты и так, наверное, видел больше, чем я смогу повидать за всю свою жизнь. Договаривай же, чего ты стесняешься? Мне можно доверить любой секрет, я не проговорюсь. Я знаю все проказы моих братьев, по помалкиваю. Ты не хочешь мне сказать, о чем думаешь? – спросила Ри. В ее голосе звучали такие убедительные нотки, что юный Конни Брейди не мог сопротивляться.

– Ну что ж, – наконец проговорил он все еще со смущенным румянцем на щеках. – Я хотел бы повидать Камарей. Вы так хорошо его описываете.

– Ты его увидишь, Конни, – пообещала Ри, тронутая его признанием.

– Шутите, миледи? – недоверчиво проговорил Конни. – Вы приглашаете меня к себе в Камарей?

– Клянусь честью, – заверила Ри юнгу. – Если я когда-нибудь вернусь в Камарей, – добавила она, обращаясь скорее к себе, чем к Конни Брейди, но он расслышал ее слова и широко ухмыльнулся:

– Ах, леди Ри, в Антигуа капитан отпустит вас. И вы сможете вернуться к себе в Камарей. А через годик, когда «Морской дракон» зайдет в английские воды, я... может быть, буду путешествовать по суше и...

– И заедешь в Камарей. Можешь там жить сколько тебе захочется, хоть месяц, – сказала Ри, и ее глаза заблестели, когда она поняла, что он уже давно задумал побывать у них в поместье.

– И вы полагаете, что ваш брат позволит мне покататься на пони? – робко спросил Конни.

– Позволения Робина тебе не нужно, – сказала Ри и, видя выражение разочарования на юном лице Конни Брейди, поспешила добавить: – Я не знаю, позволит ли тебе Шупилти кататься на нем, но вообще-то он довольно благовоспитанный пони. – Только тут Ри заметила, что в руках у юнги какой-то сверток, и кивком головы показала иа него: – Что это такое, Брейди?

Лицо юнги залилось еще более густым румянцем.

– О, миледи, мистер Кёрби сдерет с меня шкуру за то, что я так задержался. Даже не представляю, что он сейчас думает. Наверное, ждет меня вместе с другими, хочет знать, понравилось ли вам... Я стучался, по вы не ответили, и тогда я вошел. К тому же, – прибавил он, многозначительно поглядев на кота, – он хотел войти, а он не очень-то терпелив.

– Прости, я не слышала твоего стука, – озадаченно наморщив лоб, сказала Ри, разглядывая странный сверток, который Конни Брейди крепко держал в руках.

– Наверное, не слышали, вы же плакали, – не очень тактично выпалил юнга.

– Но ведь это наш с тобой секрет, Конни?

– Да, миледи, это наш секрет, но я думаю, вот это чуточку вас порадует, – сказал он, протягивая сверток.

– Что это такое?

– Откройте, миледи, – попросил Конни, и его глаза возбужденно засверкали. – Я думаю, мистер Кёрби хотел бы сам присутствовать, но он сказал, что это было бы неприлично, и послал меня, велев передать добрые пожелания всей команды. Мы все приняли в этом деле участие, леди Ри. – Он с гордым видом наблюдал, как она разворачивает юбку и блузку, сшитые для нее Хаустоном Кёрби. Пока он шил, вся команда донимала его своими ненужными советами.

Глаза Ри наполнились слезами, когда она притронулась к некоему подобию юбки, сшитой из лоскутов мягкой кожи. Нижний край юбки, сохраняя форму лоскутов, остался неровным. Юбка была, пожалуй, пригодна скорее для маскарадного бала, чем для повседневной носки, и все же это была юбка!

– Вам не нравится, миледи? – с удрученным видом озабоченно спросил юнга, заметив, что в глазах у нее блеснули слезы. – Вот этот лоскут и этот, – тут он показал на два куска коричневой замши, – от моих бриджей. – Его юный голос трепетал от волнения, он пыталея угадать, как отнесется она к этому неожиданному дару команды «Морского дракона». – Вы больше не будете плакать? – спросил он в смятении, не понимая, чем мог ее обидеть.

– О, Конни! – воскликнула Ри, внезапно обнимая его. И к крайнему его удивлению и удовольствию, поцеловала в щеку. – Это самый замечательный подарок, который я когда-либо получала.

При этих словах Конни осклабился до самых ушей.

– Но там есть еще кое-что, миледи, – сказал он, уже не в состоянии сдерживать свое возбуждение.

– Но, Конни, как могли мужчины отдать часть своих бриджей? – полюбопытствовала Ри. – Это же дорого им обойдется.

Ее слова показались Конни Бренди очень смешными, и он громко прыснул.

– Наши люди считают для себя честью пожертвовать бриджи, чтобы вы могли – простите – носить что-нибудь приличное, – объяснил он, слишком поздно осознав, что произнес нечто оскорбительное. – К тому же мистер Кёрби сказал, что капитан с удовольствием возместит нам потерю, учитывая, что у большинства из нас только по одной паре.

– Мистер Кёрби, оказывается, не только превосходный швец, но еще и вышивальщик, приукрашивающий правду, – заметила Ри, представляя себе, как будет недоволен капитан, когда ему представят счет. Она сильно сомневалась, что он осведомлен о щедрости своего экипажа. – А капитан не внес свой вклад в пошив моей юбки? – спросила она, с явным удовольствием проводя рукой по лоскутам причудливой формы, соединенным в искусно подобранный узор разных оттенков коричневого цвета.

– Да, миледи, я помню, мистер Кёрби сказал, что вшил кусок, который дал ему капитан, в какое-то место, не могу точно сказать какое. Но почти все знают, где этот кусок. А вот это сделал для вас мистер Мак-Доналд, – сказал Конни, заметив, что Ри с недоумением разглядывает некое подобие подошв, вырезанных из сыромятной кожи, с прикрепленными к ним длинными кожаными полосками. – Трудно понять, что это такое, но мистер Мак-Доналд говорит, что это сандалии; когда вы их надеваете, то ремешки надо прикручивать к лодыжкам. Заодно они будут держать ваши чулки. Вряд ли вам удобно ходить в ваших сапожках без каблуков.

Затем Ри нашла в свертке тонкую льняную блузку. Блузка была хорошо сшита, вырез груди и рукава отделаны кружевами.

– Блузка просто чудесная, – пробормотала она и удивленно ахнула, увидев связку цветных лент, завернутую вместе с блузкой. Ленты были сверкающе ярких оттенков алого, изумрудного, шафранового, лилового и.сапфирового цветов. – О, Конни, – вскричала она, – где ты нашел эти дивные ленты?

– Это подарок мистера Фицсиммонса, – честно ответил юнга; его большие голубые глаза с восхищением наблюдали за Ри, которая приложила цветные ленты к волосам, игриво ему улыбаясь. – Коббс говорит, что эти ленты предназначались для подарка какой-то девице из Сан-Эустахио. Мистер Фицсиммонс уже давно за ней ухаживает.

– Господи! – Ри улыбнулась краешком рта. – Надеюсь, мистер Фицсиммонс не очень огорчился, расставшись с лентами, которые купил для своей подружки.

– Да нет же, миледи. – Конни даже присвистнул. – Лонгакр сказал, что она не леди, а сам мистер Фицсиммонс говорит, что больше не намерен тратить ни шиллинга на эту потаскушку... – По своей юной наивности Конни Брсйди повторял все, что слышал, но тут он вдруг замялся и с пылаюшим от смущения лицом нерешительно заключил: – Мистер Фицсиммонс говорит, что у нее, наверное, целый сундук этих лент.

– Ну что ж, поблагодари мистера Фицсиммонса за принесенную им жертву, – произнесла Ри, притворившись, будто не поняла сказанного юнгой.

– Хорошо, миледи, – охотно откликнулся Конни, довольный тем, что не обидел леди Ри. – Но мне надо вернуться к мистеру Кёрби, потому что он поднимет настоящую бучу, а я не хочу лишаться своей порции яблочного и апельсинового пудингов. Мистер Кёрби готовит их, как никто другой, пальчики оближешь.

– Тогда иди, Конни. – Ри помолчала, ласково оглядывая его своими фиалковыми глазами. – И большое спасибо тебе. Еще я хочу сказать, что ты очень мне дорог.

Конни Брейди в радостном смущении вздернул плечи, его глаза взволнованно засветились, ибо никто никогда еще не говорил ему таких слов.

– Для нас это было только удовольствие, миледи, – пробормотал он, быстро повернулся и вышел, едва касаясь ногами палубы.

– Ты только посмотри, Ямайка, на все это, – радуясь, вздохнула Ри, вновь ощущая мягкую кожу юбки.

Она взяла длинную зеленую ленту и повязала ее на шею коту. Бант казался довольно неуместным украшением для исполненного собственного достоинства животного.

– Прости, мой сладкий, – с усмешкой извинилась девушка, снимая с кота модную повязку.

С радостным предвкушением смотрела Ри на дары экипажа «Морского дракона», очень надеясь, что одежда подойдет ей, хотя Хаустон Кёрби не снимал с нее никаких мерок; девушка не знала, кто будет сильнее расстроен, она или экипаж, если не появится на палубе в этой своей обновке. Ри без особого сожаления скинула с себя зеленую бархатную юбку и накидку, которые носила уже много месяцев – с тех пор как ее похитили. Пальцы слегка дрожали, когда она сняла стеганую нижнюю юбку и бросила ее на палубу – в тропиках подобная одежда была совершенно ни к чему. Накануне она вынуждена была избавиться от полусапожек, у которых отвалился один каблук, а голенища совсем заплесневели. Неприятно было даже сунуть в них ноги. В плачевном состоянии были и чулки.

Стоя в тонкой нижней сорочке и в мягком шелковом корсете, она осторожно натянула юбку на бедра и завязала два коротких ремешка от пояса. Покрой был не такой свободный, к какому она привыкла, но легкий материал никак не сковывал ее движений, у нее было такое ощущение, будто на ней те самые бриджи, из которых скроили юбку. Нижний край был еще более неровным, чем ей представлялось сначала. Сзади юбка почти достигала пяток, а спереди поднималась до середины лодыжек – можно было предположить, что Хаустопу Кёрби немного не хватило материала.

Ри провела руками по тонкому льняному полотну блузки, затем с нервным вздохом натянула ее на себя, сунув руки в рукава с небольшими буфами и кружевной оторочкой. Эти кружева, вероятно, некогда украшали манжеты камзолов. Надев блузку, она в смущении устремила взгляд на низкий вырез и приподнятую грудь под кружевным каскадом. Кэнфилд наверняка пришла бы в ужас, вероятно, в обморок бы шлепнулась, увидев ее сейчас. Ри вспомнила, как упорно настаивала служанка на соблюдении приличий.

У маленького стюарда, несомненно, был наметанный глаз: блузка очень хорошо сидела ка ней, пояс был сплетен из лент, гармонировавших по цвету с лентами для волос. Когда Ри затянула и завязала его, вся одежда приобрела вид хорошо подогнанной.

Ри с удовольствием повернулась кругом, чувствуя себя совершенно другим человеком. Длинная коса обвила ее при этом, и девушка решила, что обновка требует и новой прически. С серьезным лицом она взяла в руки зеркальце, предусмотрительно оставленное для нее Аластером Марлоу. И, с веселой улыбкой глядя на свое отражение, подумала, каким ударом было бы для Кэнфилд видеть золотистый загар на ее некогда бледных щеках. Увидев ее во дворе без надлежащей шляпы и перчаток, Кэнфилд обычно грозила, что вымоет ее огуречным и лимонным соками. И все же Ри было жаль, что рядом с ней нет Кэнфилд, она бы теперь охотно переносила даже бесконечную ее болтовню.

Ри расплела косу и, взяв в руки щетку для волос, которую каким-то чудом достал для нес Хаустон Кёрби, стала расчесывать спутавшиеся волосы. Долгое время она молча рассматривала себя в зеркале, пытаясь вспомнить, как Кэнфилд управлялась с ее непокорной гривой. Затем с решимостью, которая, наверное, заставила бы Кэнфилд ломать свои худые руки, Ри начала разделять волосы на пряди, а потом заплела шесть косичек, вплетя в них лепты. Три косички она откинула в одну сторону, три косички – в другую и прикрепила концы их лиловой лентой возле ушей, так что волосы спадали теперь золотыми петлями на обнаженные плечи.

Довольная этой прической, хотя она и могла бы показаться странной лондонским модницам и Кэнфилд, Ри тряхнула головой, с удовольствием ощущая, как колышутся косички. Затем надела сандалии, обвязала ремешками затянутые в шелковые чулки лодыжки и в этот момент услышала бой склянок, возвещающий конец одной вахты и начало другой; это было также время ужина в капитанской каюте.

Глубоко вздохнув, Ри вышла из своего укрытия, испытывая нервное возбуждение при мысли, что сейчас ее впервые увидят в новых одеждах; странное ощущение для девушки, привыкшей переодеваться по нескольку раз в день. Еще никогда прежде она так не беспокоилась по поводу своей внешности, но сейчас страшилась того момента, когда капитан начнет рассматривать ее с беззастенчивой внимательностью.

Однако она успокаивала себя мыслью, что теперь лучше понимает природу своих чувств по отношению к капитану «Морского дракона» и потому готова к встрече с кем и чем угодно. Но сердце не хотело внять высокомерному утверждению рассудка, что она может легко игнорировать чувственные токи, исходящие от Данте Лейтона; сердце дико трепетало, когда она подошла к двери капитанской каюты и услышала внутри позвякивание бокалов и негромкий смех. Подавляя трепет, Ри тихо постучалась, почти надеясь, что никто не услышит ее стука. Через какое-то мгновение, показавшееся ей целой вечностью, она услышала приближающиеся шаги, дверь отворилась, и она оказалась лицом к лицу с ошеломленным Аластером Марлоу.

– Леди Ри? – с трудом выдавил он и замолчал, не находя слов. Неужели это та самая девушка, которую он видел на палубе около двух часов назад?

– Мистер Марлоу! – ответила Ри, кокетливо склонив голову набок. Она насмешливо смотрела на суперкарго, явно удовлетворенная его реакцией на перемену в ее облике. – Могу я войти и присоединиться к вам, сэр?

Аластер Марлоу, покрывшись багровыми пятнами, отступил в сторону, пропуская это показавшееся ему необыкновенным существо. Затем поспешно закрыл дверь и повернулся, чтобы посмотреть, какое впечатление произведет на капитана появление его преображенной гостьи.

Одетый в серый с синим отливом сюртук с золотыми пуговицами, жилет с золотым шитьем, серые шелковые чулки и башмаки с круглыми мысками и золотыми застежками, капитан выглядел как любой немного скучающий аристократ, занятый предобеденной беседой. Его обычно вьющиеся по ветру каштановые волосы были убраны с широкого лба и перевязаны сзади черной бархатной лентой. Когда он поднес ко рту хрустальный кубок с вином, кружева на рукаве слегка приспустились, обнажив руку, изящество, которой как бы скрывало ее силу. Инстинктивно опустив глаза на кружева, окаймляющие вырез блузки, Ри сразу догадалась, каково их происхождение. Любопытно, хватился ли капитан одной из своих рубашек из тончайшего голландского полотна. Данте Лейтон заметил, что Сеймус Фицсиммонс вдруг потерял интерес к их беседе, что глаза его широко раскрылись и по лицу расползлась восхищенная улыбка, и тоже повернулся, чтобы увидеть их единственную пассажирку.

– Ах, – выдохнул Сеймус Фицсиммонс, воздев глаза и руки, словно в молитве, – стало быть, они существуют! Я знал, что надо только верить, и в один прекрасный день Господь откликнется на мои моления.

– Кто существует? – с любопытством спросил Аластер Марлоу, с интересом наблюдая за различными чувствами, выразившимися на лицах присутствующих. Атмосфера в капитанской каюте, казалось, была заряжена электричеством.

– Нереиды. Конечно, я всегда любил легенду о морских нимфах, но и понятия не имел о том, каким неотразимым очарованием обладают эти существа. При виде вас, миледи, мое сердце готово выпрыгнуть из груди, – громко провозгласил Фицсиммонс. Прижав руку к сердцу, он подошел к Ри и с элегантным поклоном, как подобает истинному джентльмену, поднес ее руку к губам. Выпрямившись, он заметил цветные ленты, украшающие золотистые косички, и вполне внятно вздохнул. – С вашей стороны очень благородно, миледи, что вы приняли скромный дар ирландца. Если бы вы только знали, как приятно видеть вас в моих лентах! Без сомнения...

– Без сомнения, вы рассказали леди Ри обо всем, мистер Фицсиммонс, – заметил Аластер, довольно удачно подражая выговору ирландца. Он хотел прервать поток слов, прежде чем они окончательно смутят Ри, которая уже покраснела, или разозлят капитана, уже щурившего глаза, что было для кое-кого недобрым предвестием.

– Это зрелище согревает мне душу, – продолжал Сеймус Фицсиммонс как ни в чем не бывало, его черные глаза лучились удовольствием. Когда блуждающий взгляд помощника капитана заметил знакомый лоскут кожи на бедре Ри, эмоции вспыхнули в нем с новой силой. – Какая радость для ирландца видеть такое! Знать, что кусок твоих собственных бриджей касается такой нежной и мягкой кожи, этого более чем достаточно, чтобы...

– По-моему, мистер Фицсиммонс, вам следует выйти на палубу и подышать свежим воздухом, – лениво заметил Данте Лейтон, не отводя светло-серых глаз от лица Ри. – Вино, кажется, ударило вам в голову.

– Ах, капитан, вы человек суровый, вам не дано понять, как волнуется кельтская кровь при виде такой несравненной красоты. Если я и веду себя глупо, то потому, что размечтался, – ответил упрямый ирландец, почти с сожалением глядя на лоскут кожи – свой вклад в общий подарок. – Хочу еще добавить, – произнес он, ничуть не раскаиваясь, – что узнаю эти кружева, так мягко лежащие на груди миледи. А вы сами не догадываетесь, сэр капитан?

– Я предлагаю налить леди Ри бокал мадеры, – вторгся в напряженную тишину дружеский голос Аластера. Неуместное выступление ирландца как топор повисло над его головой, подумал Аластер, хотя на всем корабле нет человека более верного Данте Лейтону, чем Сеймус Фицсиммонс. Но на этот раз его склонность подшучивать над всеми, включая и себя самого, завела его слишком далеко. Обычно его колкости наталкивались на не менее колкие, хотя и добродушные ответы. Но все хорошо знали, что ирландец за словом в карман не полезет. Видимо, почувствовав, что перегнул палку на этот раз, Сеймус Фицсиммонс благоразумно отошел в сторону, чтобы налить мадеры леди Ри. Он смотрел на капитана с настороженным выражением на своем красивом лице, ибо все на борту «Морского дракона» знали, что у Данте Лейтона довольно-таки сложные отношения с молодой леди. Хаустон Кёрби был не единственным, кто подозревал, что между этими двоими происходит что-то скрытое от посторонних глаз, и кое-кто из членов экипажа пытался даже угадать, сколько времени понадобится капитану, чтобы уговорить девушку.

Это был трудный вопрос не только для капитана и леди Ри Клэр, но и для всех членов экипажа; люди порой ссорились и даже угрожали друг другу кулачной расправой, когда речь заходила о репутации молодой леди и о том, что ей требуется защита. Она ведь не какая-нибудь девица сомнительного поведения с пристани Чарлз-Тауна. Сеймус Фицсиммонс тешил себя мыслью, что экипаж «Морского дракона» состоит из приличных парней с отнюдь не пиратской моралью; его, как и многих других, глубоко трогали несчастья, выпавшие на долю леди Ри Клэр.

Мак-Доналд несколько иначе реагировал на создавшуюся ситуацию. Вообще-то шотландец не склонен был волноваться ни по какому поводу. Сеймус Фицсиммонс не знал за ним вспышек гнева, его даже поражало, что шотландцы слывут вспыльчивыми людьми, и вызывала сомнение правдивость рассказов о кровавой вражде между кланами. Но теперь Сеймус перестал сомневаться в их правдивости, ибо Мак-Доналд высказывался с такой горячностью, словно кто-то угрожал изнасиловать его самого либо его дочь, а не некую девушку, которую он увидел всего две недели назад.

Сеймус Фицсиммонс улыбнулся самоуничижительной улыбкой – надо было обуздать свой язык, чтобы на его голову не обрушился шотландский меч. Обычно Мак-Доналд размахивал этим мечом в защиту капитана, ибо он скорее предал бы свой собственный клан, нежели Данте Лейтона.

Положение сложилось довольно затруднительное; весь экипаж хотел, чтобы капитан и леди соединились в законном браке. Поскольку все сходились на том, что капитану не найти себе более подходящей красивой молодой жены, а леди Ри Клэр не подобрать себе более достойного мужа, истинного джентльмена, конечно, было бы славно отпраздновать свадьбу. Однако обстоятельства, казалось, этому отнюдь не благоприятствовали. Впереди, с правого борта, уже лежал Антигуа, леди Ри Клэр только и мечтала вернуться в Англию, а капитан был похож на разъяренного тигра, мечущегося в клетке, поэтому шансов на то, что желание команды исполнится, было мало. Время шло с неумолимой быстротой, и если капитан намеревается сделать эту леди своей женой – а по тому, как он смотрел на нее, нетрудно догадаться, что именно таково его намерение, – ему следует спешить. Думая об этом, ирландец вздохнул с затаенной завистью и беспокойством.

– Я как раз думал, мистер Фицсиммонс, что миледи очень хорошо разбирается в кружевах, у нее прекрасный вкус, – вполголоса произнес Данте, обращаясь к ирландцу, который со смущением почувствовал, что капитан читает его мысли.

– Конечно же, у нее прекрасный вкус, капитан, – с широкой улыбкой ответил тот, вручая Ри бокал с мадерой. Он был рад, что капитан не обиделся на его неосторожные замечания.

– Хочу поблагодарить вас, мистер Фицсиммонс, за ленты. Конни сказал, что это ваш подарок. Ленты просто чудесные, – произнесла Ри с таким чувством, как если бы ей поднесли дорогое украшение. – Просто не знаю, как благодарить вас и весь экипаж за эти одежды. Это не только добрый поступок, но, насколько я поняла со слов Конни, и большая жертва. Я не забуду вашего великодушия, – обещала она, проводя рукой по мягким кожаным лоскутам юбки и глядя то на Сеймуса Фицсиммонса, то на Аластера Марлоу, – оба они стояли с очень довольными лицами.

– Конни слишком много болтает, – сказал Аластер, снисходительно улыбаясь.

– А вот мне кажется, что он чересчур молчалив, – пробормотал капитан, прищуренными глазами внимательно разглядывая Ри, не упуская из виду ничего, включая и светло-коричневый лоскут на бедре у девушки. – По-видимому, я единственный человек на борту, ничего не знавший об этой необычной затее, что, согласитесь, довольно странно, поскольку, как выясняется, я тоже принял в ней участие, и довольно большое.

– У капитана есть особые привилегии, мы все ему завидуем, – сказал Сеймус Фицсиммоис, подмигнув своим черным глазом. Произнося это, он наблюдал за Данте Лейтоном, который коснулся рукой кружевной отделки на груди Ри.

– Это наверняка затея Хаустона Кёрби? – спросил капитан, не ожидая ответа. Он слишком хорошо знал своего стюарда, чтобы предположить, что на борту «Морского дракона» что-то могло произойти без его ведома.

Хаустон Кёрби словно бы стоял за дверью, ожидая этих слов, чтобы войти, потому что именно в этот момент он и появился в каюте с тяжелым подносом в руках; по пятам за ним следовал Конни Брейди с более легким подносом, на который он смотрел с явным вожделением. И потому не заметил, что стюард резко остановился при виде Ри, с удовлетворенной улыбкой созерцая творение своих рук. Конни с ходу наткнулся на спину Хаустона Кёрби и едва не опрокинул на него супницу. Только своевременно протянутые руки Данте удержали ее от падения на палубу.

Хаустон Кёрби удержал свой поднос, но несколько вареных картофелин все же упали на пол. Обернувшись через плечо, стюард сердито обрушился на покрасневшего от смущения юнгу:

– Что с тобой, мистер Брейди? У тебя что, нет глаз? Не видишь, куда идешь?

– Мне кажется, Кёрби, это ты смотрел не туда, куда надо, – заметил Данте, ставя супницу на безопасное место на столе. – Успокойся, Конни, – добавил он, видя, что юнга вот-вот расплачется.

– Пожалуй, вы правы, капитан, – признал стюард, подмигнув Конни, ибо не в его привычках было возводить на других напраслину. И вновь устремил взгляд на Ри. Он созерцал поразительные плоды своих усилий почти с ангельским выражением лица.

– Можешь гордиться, – заметил Данте, забирая у него из рук покачивающийся поднос, – ведь перемена, произошедшая с нашей гостьей, по-видимому, дело твоих рук.

– Спасибо, Кёрби, – сказала Ри, покачивая над плечами своими золотистыми косичками и обнимая сияющего стюарда, который сконфузился, как и Конни. – Боюсь, что я причинила вам много беспокойства.

– Никакое это не беспокойство, миледи, – ответил Хаустон Кёрби, позабыв, как засиживался допоздна при мерцающем свете и как, вскочив чуть свет, сразу же хватался за иглу и напереток.

– Сидит очень хорошо, – сказала Ри, поворачиваясь вокруг, чтобы он мог полностью оценить свою работу. – Но как вам удалось сшить это, не снимая мерки? – с любопытством спросила она.

– Да, пожалуйста, просвети нас, Кёрби, – поддержал Данте, не отрывая взгляда от мягкой линии груди под вырезом.

– Тут нет ничего хитрого, милорд, – ответил Кёрби, стараясь не дать повода капитану, настроенному не слишком миролюбиво, напасть на него. – Я снял мерку, когда чистил одежду леди Ри. Дело довольно простое, хотя мне и пришлось поторопиться, чтобы успеть, прежде чем мы достигнем Антигуа... Я хотел видеть вас в этой обновке, миледи, до того как вы покинете корабль, – сказал Хаустон Кёрби, многозначительно глядя на капитана.

– Ради того, чтобы иметь удовольствие сделать что-то для вас, миледи, стоило пожертвовать хорошими бриджами! – воскликнул Сеймус Фицсиммонс, провозглашая тост за здоровье Ри. – За ваше благополучное возвращение в Англию, леди Ри Клэр. Хотя, – добавил он с печалью в глазах, – нам будет недоставать вашего прелестного личика, когда мы отойдем от Антигуа.

Аластер поддержал этот тост, хотя и понимал, что их пожелание навряд ли осуществится, ибо у капитана на этот счет имелось свое мнение. Капитан и в самом деле не выразил особого желания присоединиться к тосту.

– За благополучное возвращение домой, леди Ри, – наконец уклончиво провозгласил Данте Лейтон, опустошая свой кубок. Поднося бокал к губам, Ри встретилась глазами с капитаном и поняла, что он намеренно не назвал времени ее благополучного возвращения домой, но этого никто, кроме нее, не заметил. Девушке не очень понравился терпкий вкус мадеры, но когда она выпила вино, в ее жилах разлился огонь, и, исполнившись безрассудной смелости, она посмотрела прямо в светло-серые глаза капитана «Морского дракона». Почувствовав вдруг в себе не слишком-то обоснованную решимость сопротивляться его домогательствам, гордо выставив вперед подбородок, Ри, как бы бросая ему вызов, даже позволила себе кокетливо улыбнуться. Данте никогда еще не видел в ее глазах такого выражения, и это заинтриговало его.

Капитан вновь наполнил кубок и поднял его; на этот раз тост был безмолвный, он как бы принимал ее вызов.

Заметив, что Ри и капитан обмениваются пристальными взглядами, Кёрби поспешил послать озадаченного Конни Брейди, не отрывавшего глаз от Ри, в камбуз за новой порцией еды. Полагая, что в течение нескольких ближайших часов надо чем-то занять Данте и Ри, Кёрби не видел никакого другого средства, кроме своей стряпни. Впрочем, думал он, его беспокойство скорее всего напрасно: что может случиться за обеденным столом, да еще в присутствии Аластера Марлоу и Сеймуса Фнцсиммонса? К счастью для маленького стюарда, он не имел ни малейшего понятия о том, в каком отчаянном настроении находится Ри. Знай Кёрби, что она затевает, он, вероятно, потерял бы душевный покой и лишился дара речи. Всякий человек, хоть немного знакомый с капитаном, никогда не стал бы его поддразнивать, тем более пытаться выставить дураком, ибо Данте Лейтон был не из тех, с кем можно безнаказанно играть.

Аластер Марлоу и Сеймус Фицсиммонс скоро поняли, что невольно стали участниками игры, правил которой не знают. В неловком молчании Аластер наблюдал, как Ри флиртует с Сеймусом, и чувствовал себя беспомощным зрителем какого-то кровавого турнира, ибо за столом все сильнее ощущалась напряженность. Но Данте Лейтон, по-видимому, прекрасно знал правила игры и даже устанавливал новые, свои собственные. Аластер с растущей тревогой наблюдал, как капитан подливает вино в бокал Ри; он начал это делать еще с того момента, когда подали первое блюдо. При этом Аластер не был уверен, что леди Ри замечает тайный умысел капитана, с таким интересом она слушала рассказ Сеймуса Фицсиммонса об ирландском эльфе-лепреконс, которого он якобы однажды повстречал. Под конец леди Ри Клэр полюбопытствовала, не отвел ли этот маленький старый человечек Сеймуса к своим тайным сокровищам.

– Ну конечно же, отвел, дорогая, – рискнул заявить Сеймус, ласково глядя в фиалковые глаза, – ведь сейчас я как раз и нахожусь рядом с таким сокровищем. Одно золото ваших волос стоит дороже, чем целый сундук, набитый золотыми дублонами.

Чтобы лучше расслышать его слова, Ри наклонила голову так, что одна из косичек коснулась его щеки; при этом девушка не отводила глаз от одетого в серое Данте Лейтона, спокойно сидевшего по другую сторону стола.

Капитан наблюдал за Ри и ирландцем, не выказывая никаких эмоций. На его губах играла легкая улыбка, серые глаза редко отклонялись от сидевшей перед ним золотоволосой красавицы, но от Аластера не ускользнуло, что Данте крепче стиснул пальцами хрустальный кубок, так, что даже костяшки побелели, когда золотистые косички, как бы дразня, прикоснулись к загорелой щеке ирландца.

– Сундук, набитый золотыми дублонами, – повторила Ри, подперев подбородок рукой. – Звучит очень заманчиво, не правда ли, Аластер? – И она обратила на него свои большие фиалковые глаза, чего как раз и боялся Аластер, потому что знал: к нему тотчас же будет приковано ревнивое внимание капитана. Обед и без того уже тяжелым комом сидел у него в желудке.

– Что верно, то верно, звучит заманчиво, по ведь сначала надо найти сокровище, – ответил Аластер с раздражающим здравомыслием. – А такие находки случаются нечасто. – Он сам был доволен легкостью, с какой увернулся от разговора на щекотливую тему, хотя и плохо понимал, в какую игру играет леди Ри.

– Позвольте не согласиться с вами, Аластер, – ласково возразила Ри с совершенно невинным выражением. – У меня был предок, который захватил испанский галеон и забрал себе все награбленное золото, которое в нем находилось, и... – Она остановилась, перевела дух и поблескивающими глазами обвела всех сидящих за столом. – Я сама видела карту, где золотым крестиком отмечено погребенное в море сокровище. Там-то, наверное, смелые искатели смогут найти сундуки с золотом и драгоценностями...

– Господи Боже мой! – воскликнул Аластер, неловким движением руки опрокинув свою рюмку. Темно-красная жидкость разлилась по скатерти, и все присутствующие вскочили на ноги. – Извините, я оплошал, – сказал он, встречаясь глазами с капитаном. Отодвинув скатерть, с края которой на пол капало вино, суперкарго озабоченно спросил: – Надеюсь, я не облил вас, леди Ри?

Он посторонился, пропуская что-то бормочущего Хаустона Кёрби, который перед тем неподвижно стоял в дверном проеме, слушая, как леди Ри своим нежным голосом выдает запретные тайны.

– Нет, нет, не облили, – – с улыбкой ответила Ри, не понимая, что именно произошло.

– Команда повесила бы меня на рее, если бы я запачкал вашу юбку еще до того, как они получили бы возможность полюбоваться ею, – шутливо произнес Аластер, думая, что опасность миновала. И вдруг с ужасом услышал тонкий голосок юного Конни Брейди.

– У нас тоже была такая карта, леди Ри, – с гордостью заявил он. – Капитан выиграл ее в карточной игре, по этой карте мы нашли затонувшее голландское торговое судно, но никаких сокровищ там не было.

– Мы с тобой, Конни, двое ирландцев, чуть было не разбогатели, – с горькой усмешкой сказал Сеймус, который все еще глубоко переживал неудачу, которую они потерпели в своих поисках: он ведь так надеялся стать хозяином собственной шхуны.

– А что случилось с той картой, сэр капитан? – спросил Конни, обратив свои большие голубые глаза на Данте Лейтона. – Хорошо бы показать ее леди Ри. Она так красиво выглядела, эта карта, хотя и оказалась ничего не стоящей. На ней были изображены птицы, морские раковины, корабль...

– С раскрашенными парусами, который плыл на восток по морю, где было полно всяких чудищ, – договорила за него Ри, сама удивленная тем, что карта так ярко запечатлелась в ее памяти.

Голова у нее слегка закружилась, ей показалось, что вместо одной карты она видит две. Но вспомнила-то она другую карту, не ту, что описывал Конни. Эта карта имела какое-то отношение к ее прадеду Мак-Данавелу, ее матери и дяде Ричарду, и она отнюдь не хранилась в бутылке, подумала Ри с растущим смятением. Тут девушка глубоко вдохнула воздух, вспомнив, что дала слово не упоминать о карте, лежащей в капитанской каюте. Встретившись взглядом с серыми глазами капитана, она болезненно сглотнула, догадываясь, что он воспримет ее слова как дерзкий вызов. Но ведь все дело в том, что она выпила непривычно много вина, вот ее мысли и мешаются, с отчаянием подумала девушка. И теперь, глядя на Данте, она как бы заново ощущала прикосновение его твердых губ, ее как будто вновь обнимали его необыкновенно сильные бронзовые руки. Какое безумие, запаниковала Ри, обводя взглядом роскошные панели красного дерева, широкие кормовые окна, которые открывались на тонущее во тьме море, большой морской сундук в углу, шкафчик, где были так аккуратно сложены карты, поставец с бутылками вина, стол, на котором капитан заполнял судовой журнал, и, наконец, койку, где она лежала вместе с капитаном «Морского дракона».

С тех пор, входя в каюту на очередной завтрак, обед или ужин, она старательно избегала смотреть в этот угол каюты. Она знала, что капитану хорошо известно о ее нежелании слышать какие-либо напоминания о том вечере, и она также знала, что воспоминания о том вечере забавляют его. В ее присутствии капитан часто со странной улыбкой смотрел на койку, словно вспоминая о чем-то очень приятном. Но вот сейчас, когда ее воля к сопротивлению была ослаблена вином и самонадеянностью, она вдруг обнаружила, что на нее нахлынули воспоминания, неся с собой волну чувств, которые она не могла побороть.

Ри подумала, что не так представляла себе этот ужин. Горя от смущения, она живо вспомнила, как его руки прикасались к ее обнаженному телу, как его голова покоилась на ее груди, а губы касались жаркой плоти. Она вспомнила чувство приятного удивления, охватившее ее, когда она открыла глаза и увидела его светло-серые глаза. Она тогда подумала не о том, кто он такой и как с ней обходится, а о том, какой он красивый мужчина.

Но сегодня ей хотелось ему доказать, что у него нет над ней никакой власти, что ее не затрагивают струящиеся от него чувственные токи, что она находит Аластера Марлоу и Сеймуса Фицсим-монса не менее привлекательными мужчинами. Для нее оказалось неожиданностью, что он остался совершенно равнодушен ко всем ее уловкам. Невзирая на все ее попытки вовлечь его в общий разговор, Данте Лейтон только молча слушал, наблюдал и ждал – она так и не могла понять, чего именно. Ри знала, что ведет себя не слишком-то прилично, но продолжала играть с огнем, не боясь, что этот огонь может ее опалить, хотя инстинкт и предупреждал ее об опасности. Она всячески поддразнивала Данте Лейтона, высмеивала его и даже пыталась соблазнить томными взглядами фиалковых глаз. Узнай она, каким успехом увенчались ее усилия, она была бы сильно встревожена, ибо волшебство ее глаз и губ окончательно пленило его и укрепило решимость сделать ее своей.

Ей не удалось его одурачить: Ри Клэр Доминик не догадывалась, что не может успешно противостоять капитану в затеянной ею игре и это, пожалуй, свидетельствует в ее пользу – слишком кроткое она существо. И хотя она многое пережила с тех пор, как ее похитили из Камарея, но оставалась все той же неотразимо привлекательной Ри Клэр, доброй и великодушной. В этом заключалась вся ее суть, и не было сомнений, что именно кротость останется ее определяющим качеством. При этом, однако, Ри Клэр обладала внутренней силой, которая позволяла ей оставаться верной своим убеждениям.

Именно гибкость ее натуры была залогом спасения Ри, ибо Данте Лейтон слишком привык быть беспощадным к тем, кто смел вступать с ним в борьбу. Все конфликты он решал с помощью оружия и вряд ли мог перемениться, даже если бы захотел, так сильно укоренилась в нем эта привычка.

Когда Ри Клэр Доминик, все еще продолжая верить, что она по-прежнему хозяйка своей судьбы, встретила взгляд Данте Лейтона, капитана «Морского дракона», убежденного фаталиста, она, на свое счастье, не имела понятия, что сплетение случайностей уже решило ее судьбу.

– Откуда вам знать, как выглядит карта с отмеченным на ней местонахождением сокровищ? – недоверчиво поинтересовался Конни.

– Так ведь все эти карты выглядят одинаково, – достаточно убедительно объяснил Аластер. Он криво усмехнулся, заметив замешательство на лице леди Ри.

– Вообще-то говоря, – поддержат капитан попытку своего суперкарго усыпить возникшие подозрения, – эта карта, кажется, все еще у меня, и, возможно, я показывал ее леди Ри, по, – он остановился, заметив, что веки девушки смыкаются и она как бы случайно прикрывает зевающий рот рукой, – леди Ри, видимо, утомлена, и я предлагаю отложить этот разговор на завтра. Леди Ри! – Данте Лейтон быстро подошел к девушке и протянул ей руку. Ей не оставалось ничего другого, кроме как принять его помощь. – Я провожу вас в вашу каюту, ибо время уже позднее, миледи, – добавил он с нотками угрозы в голосе, которые из всех присутствующих уловила она одна.

– Извините, джентльмены, но у меня и в самом деле слипаются глаза. Вечер был очень приятный, ужин просто превосходный, мистер Кёрби, – похвалила Ри кулинарное искусство маленького стюарда. – Сама миссис Пичем не могла бы приготовить ничего лучшего. Спокойной ночи, джентльмены, – сказала Ри, с некоторым колебанием принимая предложенную ей руку. Даже при легком прикосновении она чувствовала тугие мускулы под своими пальцами, особенно когда Данте Лейтон накрыл своей рукой ее руку, как бы захватив ее в капкан.

После того как дверь каюты закрылась, дружески попрощавшиеся с девушкой Аластер Марлоу и Сеймус Фицсиммопс налили себе бренди и стали ждать возвращения капитана. Конни и Хаустон Ксрби еще раньше удалились в камбуз с грязной посудой, и короткий коридор показался Ри бесконечно длинным и слишком спокойным. Когда они с капитаном подошли к двери, он сильно сжал ее руку.

– Спокойной ночи, капитан Лейтон, – пробормотала Ри и, набравшись смелости, заглянула в светло-серые глаза. Они горели решительным блеском, которого она не ожидала увидеть.

– Спокойной ночи? – переспросил он. – Но для нас с вами ночь еще только начинается, дорогая, – сказал он, протягивая через плечо руку, чтобы открыть узкую дверь, и не оставляя Ри другого выбора, кроме как войти или упереться в его широкую грудь.

Зайдя внутрь, она остановилась, загораживая ему путь, но он легко отодвинул ее в сторону, вошел и закрыл дверь, затем, скрестив руки на груди, прислонился спиной к двери и посмотрел на нее сверху вниз с насмешливым выражением.

– Игра еще не выиграна вами, Ри Клэр, – сказал Данте, с видимым удовольствием выговаривая ее имя.

– Какая игра? – спросила Ри, притворяясь изумленной, ибо ей было неловко признаться в своей опрометчивости, тем более в тот момент, когда вино притупило ее соображение и она была не в состоянии вести умный спор. – Не имею ни малейшего понятия, о чем вы говорите, – добавила она, стараясь говорить надменным тоном, но ее голос звучал так, словно она оправдывалась.

– Я говорю об игре, в которую вы играли весь вечер, моя дорогая лгунья. Сеймус Фицсиммопс наслаждался этой игрой, хотя и не вполне понимал ее цель, но боюсь, что бедный Аластер ужасно нервничал, не зная, чего от вас ждать. Он слишком прямодушный малый, чтобы с ним можно было играть в подобные игры, дорогая, но вы ведь о нем не думали, все ваши усилия были направлены на то, чтобы пленить меня своими чарами, – сказал Данте, разглядывая ее сверху донизу – от короны золотых волос до маленьких, обутых в кожаные сандалии ступней. При этом он заметил, что шелк чулок плохо сочетается с ремешками из сыромятной кожи, обтягивающими ее лодыжки.

Его взгляд задержался на ее дрожащих губах, вкус которых он еще помнил. Затем он заглянул в самую глубь фиалковых глаз, пытаясь угадать силу затаенной страсти, еще не пробужденной ни одним мужчиной. В ее целомудрии он мог бы поклясться. Она была полуженщиной-полудевочкой, полуручной-полудикой, мужское тело было для нее тайной, она опасалась его прикосновений, и он знал, что должен подавить в себе нетерпеливое желание, если хочет, чтобы она отозвалась на его ласки со всей страстью, на какую способна.

– Боюсь, что вы заблуждаетесь, капитан, – сказала Ри голосом, дрожащим от наплыва противоречивых чувств, которые она испытывала, ибо стояла так близко, что чувствовала разгорающийся жар его тела, видела, как сильно бьется жилка на его шее.

– Нет, дорогая, это вы заблуждаетесь, если полагаете, что выиграли игру, так глупо вами затеянную. Вы бросили мне вызов, и я хочу получить свой выигрыш, – пробормотал он, обвивая руками ее тонкую талию.

– Отпустите меня, капитан, – еле внятно попросила Ри.

– О нет, моя милая Ри, – сказал Данте, прижимая к себе ее трепещущее тело, мягкое и податливое при соприкосновении с его твердым, мускулистым. – Сегодня вы сказали, что готовы любой ценой купить свободу. Ну что ж, это подходящий случай доказать, что вы держите свое слово, слово одного из членов семьи Доминик, разве не так? – спросил он, приподнимая за подбородок ее голову, чтобы лучше видеть лицо. Глядя на это лицо, такое необыкновенно прекрасное, Данте испытывал жгучее томление в паху. Она напоминала ему английский сад, по которому он соскучился в своих долгих странствиях: щеки пылали, как дамасские розы, а глаза так походили на фиалки Не отдавая себе отчета в том, что делает, Данте поднял руку и слегка притронулся к косичке, заплетенной по всей длине изумрудной лентой.

– Маленький цветок, – прошептал он, и его взгляд вдруг смягчился от воспоминаний.

Заметив, что лицо Данте утратило суровость, Ри поспешила воспользоваться своим шансом.

– Отпустите меня, капитан, – снова взмолилась девушка. Она уже думала, что получила передышку, когда он освободил ее косичку, но его руки грубо притянули ее к себе, явно стремясь продлить соприкосновение их тел.

– Нет, – сказал он просто, с задумчивым выражением на лице. – Вы хорошо сыграли свою игру, ибо я хочу вас и намерен идти до конца, – заявил он, давая понять, что ни за что не отступится от задуманного. Он видел, что ее глаза полны страха, но только сурово улыбнулся. – О, дорогая Ри, ваши глаза способны проникнуть в самую душу, но я слеп к их очарованию, – произнес он, отказываясь внять мольбе, затаившейся в темных глубинах этих глаз. – Вы знаете, какие муки причинили мне сегодня вечером? – спросил он, и в его голосе, который вдруг стал резким, зазвучал гнев. – Вы вели себя с Сеймусом Фицсиммонсом как уличная девица, а со мной обращались как с жирным евнухом, присутствием которого можно пренебречь. Для меня было сущей пыткой смотреть, как вы перегнулись к ирландцу, открывая едва прикрытые блузкой ваши мягкие груди цвета слоновой кости. Ваши золотые косички терлись о его щеку, и при этом вы так соблазнительно улыбались, хотя и знали оба, что между вами никогда ничего не может быть, потому что он не тот мужчина, который может пробудить в вас желание. Он смотрел в ваши глаза и хотел, чтобы вы принадлежали ему. Глядел на ваши нежные губы и хотел целовать их, но вы моя, только моя, Ри, и я хочу взять то, что вы так заманчиво предложили. И предложили вы это мне, милая Ри, – напомнил Данте, блуждая губами по ее волосам и обдавая жарким дыханием ее голову.

Данте почувствовал, как она, вся трепеща, пытается оттолкнуться от его жарко пылающего тела.

– Нет, – тихо сказала она, уклоняясь от его ищущих губ.

– Напрасно вы сопротивляетесь, Ри. Милая, милая Ри, вы же сами хотите, чтобы я целовал ваши губы, наслаждался их сладостью. Хотите, чтобы я ласкал ваше шелково-нежнос тело. Ваши голодные глаза весь вечер твердили мне об этом.

Вы хотите меня. Может быть, не так сильно, как я вас, но только потому, что даже не представляете себе, какие радости вас ожидают. Но когда вы отдадитесь мне, то будете жаждать прикосновения моих рук, моих губ, ибо только я могу удовлетворить жгучее желание, пылающее глубоко внутри вас, – пообещал он, по его слова звучали почему-то для нее скорее как проклятие, нежели ласковые слова любви.

– Нет, – повторила Ри, но, еще только произнося это слово, она знала, что лжет, как знал это и он.

– Не лгите, – сказал Данте, прежде чем прижать губы к ее губам. Его язык принялся искать ее язык, и она не могла избежать этой интимной ласки. А если бы и могла, то уже не хотела. Все ее вдруг ослабевшее, трепещущее тело пронизывала неодолимая истома.

Медленно, неохотно оторвал он свои губы от ее губ. Ри дышала прерывисто, все плыло у нее перед глазами, но прежде чем она успела прийти в себя, он вновь начал ее целовать. Поцелуи становились все более настойчивыми, требовательными, одна его рука, соскользнув ей на бедро, крепко прижала ее, тогда как другая удерживала голову. Ри отчаянно стремилась оттолкнуть его пылающее тел», разомкнуть объятия, но он был слишком настойчив, чтобы отпустить ее, погасив огонь взаимного влечения.

Дыхание Данте также стало неровным, он целовал и целовал ее губы, не в силах утолить снедающую его жажду. Ему правилась мягкая кожа ее обновки. Теперь, когда на девушке не было шелковой или сатиновой юбки со множеством пододетых нижних юбок, он мог хорошо чувствовать плавные изгибы ее маленьких ягодиц и стройных бедер. Она была так хрупка и в то же время так женственна, от ее тела исходил такой невыразимо приятный запах, что в Данте с новой силой забурлило желание. К тому же он вспомнил, как лежал рядом с ней, вдыхая густой смешанный аромат моря и сандалового дерева.

Ри чувствовала, как его руки ощупывают целиком все ее тело, как бы учась осязать ее. Его руки, казалось, были одновременно везде и повсюду, и Ри изумленно глотнула воздух, когда юбка упала на пол между ними и она ощутила, как ее бедра ласкает прохлада каюты. За юбкой последовали блузка и плетеный пояс.

Отступив назад, Данте смотрел на девушку, стоящую перед ним в корсете и нижней сорочке. Под тонким льняным полотном соблазнительно обозначались груди. Отороченная кружевами сорочка спадала чуть ниже бедер, дразня его вожделение.

С тихим стоном Данте поднял девушку на руки, бережно положил на копку и задержал руку на ее нагом бедрс, как быстремясь ощущать ее тепло, даже стоя рядом. Его бронзовое лицо казалось cii в этот миг совершенно отчужденным, это было лицо незнакомца.

Ри, зная, что он смотрит на нее, лежала с закрытыми глазами. Воздух прерывистой струей вырывался из ее трепещущих губ. Она слышала только, как у нее шумит в ушах, больше ничего.

– Посмотри на меня, Ри, – ласково сказал Данте. – Ри, – повторил он, на этот раз более настойчиво, но она упорно не смотрела на него и ничего не отвечала. Данте показалось, что, погрузившись в свои мысли, она старается игнорировать его присутствие. – Да посмотри же, черт возьми, на меня, Ри! – повелительно сказал он, усаживаясь возле нее и больно сжав ее хрупкие плечи.

Открыв глаза, Ри увидела, что он склоняется над ней. Он снял сюртук, жилет и ослабил повязанный вокруг шеи шарф.

– Ри, будь моей, – хрипло сказал он, прижимая лицо к ее теплым грудям и находя губами мягкие розовые соски. Затем стал лизать их, и Ри, к своему удивлению, почувствовала, как они напрягаются от этой ласки.

– Нет, – всхлипнула Ри, но, не обращая внимания на ее возражения, он обхватил сильными руками ее ягодицы л прижал ее к себе. Она почувствовала, как сквозь бриджи в нее упруго тычется его мужское естество.

– Поцелуй меня, милая Ри, поцелуй меня, – произнес он, открытым ртом ловя ее дыхание. Между тем его руки опускались все ниже и ниже, медленно делая все более широкие круговые движения по ее бедрам, и наконец остановились в самом мягком, чувствительном месте ее трепещущего тела. Он знал, что будит в ней еще неведомые эротические ощущения, и, помимо воли, ее тело отзывалось на его ласки, отныне она никогда не забудет испытываемое ею чувственное наслаждение, именно это он ей и обещал. Oн также знал, что поступает не слишком-то благородно, пользуясь ее неопытностью, в то время как благодаря своей опытности он может легко сделать так, чтобы она повнала всю глубину наслаждения и того удовлетворения, которое навсегда изменит ее представление о себе. Это изменит и ее отношение к нему, ибо он станет ее первым возлюбленным и обретет над ней ту особую власть, которой никогда не будет иметь никакой другой мужчина. Данте постарался подавить в себе угрызения совести и вдруг с изумлением ощутил, что ее губы ищут его губы, а язык стремится скользнуть ему в рот. В этот миг он понял, что ему удалось пробудить в ней желание.

Робко проводя руками по его спине, а затем по покрытой густой порослью курчавых волос груди, она почувствовала, как в нем рождается ответный трепет. Впервые в жизни она сознавала, какую власть может иметь женщина над мужчиной. То, что она одним прикосновением губ может вызвать такое сильное ответное чувство, порождало у нее странное ощущение, будто она может управлять им по своей воле. Еще никогда не чувствовала она ничего подобного по отношению к Данте Лейтону.

Однако Ри недолго пришлось наслаждаться сознанием своей новообрстенной власти, ибо его губы снова повелительно вобрали в себя ее губы, а руки с надменной самоуверенностью принялись обследовать ее тело.

И вдруг его тело отодвинулось, и Ри услышала сдавленное проклятие. Она открыла глаза и в желтом мерцании свисающего с потолка фонаря увидела, что Данте стоит возле кровати в полурасстегнутой, свободно спадающей на бриджи рубашке. На его мускулистой груди поблескивает пот, глаза обыскивают пустую каюту.

Ри испуганно вскрикнула, почувствовав, как что-то улеглось рядом с ней на койке. Затем она увидела горящий изумрудный огонек.

– Ямайка, – хрипло пробормотал Дате, глядя на большого кота, свернувшегося клубком у плеча Ри. Ощутив, что на него обращено внимание хозяина и нежноголосой девушки, кот громко замурлыкал. – Проклятие! – выругался Данте, тронув плечо, исцарапанное длинными когтями Ямайки. Когда он вытянул вперед руку, кончики пальцев оказались все в крови. – Как он сюда забрался, этот полосатый черт? – сердито спросил он.

. – Я думаю, он здесь был все время, – отозвалась Ри, чувствуя, что ее голос звучит как-то странно. – Он был здесь, когда я одевалась перед ужином. Я просто забыла о нем. – Ее голос дрожал: она подумала, каким своевременным оказалось появление Ямайки, ибо теперь, когда она смотрела на стоящего перед ней высокого человека с чуть притененным красивым, словно изваянным, лицом, он казался ей полным незнакомцем, хуже того, наводил на нее страх. Когда она подумала о том, что было всего несколько мгновений назад, с ее губ сорвался легкий сдавленный вскрик. Подумать только, она чуть было не отдалась капитану «Морского дракона», бездушному авантюристу, который никого не щадит и заботится только об удовлетворении своей похоти.

– Вы забыли о нем? – вновь чертыхнувшись, спросил он, с глубокой досадой глядя на полуобнаженную фигурку на койке. Фигурка свернулась клубком возле Ямайки, как бы ища у него защиты. Ноги были плотно сдвинугы, но такая поза позволяла видеть плавные очертания бледных ягодиц, которые своей нежной девственной кожей будоражили его чувственность. Данте протянул руку, чтобы убрать кота с его почетного места, по девушка испуганно отодвинулась, и ее глаза вспыхнули внезапной ненавистью.

– Не прикасайтесь ко мне! – воскликнула она с глубоким отвращением, и Данте даже показалось, что она готовится вонзить в него свои острые ногти.

– Ваша страсть быстро угасает, – мягко заметил он, но в его светло-серых глазах, взгляд которых блуждал по ее полураздетому телу, горело какое-то дикое чувство. – Однако, возможно, вы правы, моя милая, время упущено, по крайней мере сегодня, – он, забирая со стола сюртук и жилет. Почувствовав, что окровавленная рубашка присохла к плечу, он слегка поморщился.

Подойдя к двери, он повернулся и с горькой усмешкой произнес:

– Спокойной ночи, маленький цветок.

Аластер Марлоу так и не дождался возвращения капитана. Он уже целых полчаса сидел в одиночестве, ибо Сеймус Фицсиммонс ушел играть в карты с явным намерением выиграть. Осмотрев капитанскую каюту и убедившись, что в ней все в порядке, Аластер спокойно открыл дверь и вышел. Проходя по короткому коридору, он услышал, что из его бывшей каюты, занятой теперь леди Ри, доносятся тихие звуки плача. Он остановился, изумленный и озабоченный, и хотел уже было постучаться, как плач прекратился, за закрытой дверью воцарилась полная тишина. Несколько мгновений Аластер стоял в раздумье, размышляя, войти ему или нет. Нет, лучше, пожалуй, этого не делать, тем более что отнюдь не исключено, что в каюте находится капитан. Можно поставить всех, включая и самого себя, в неловкое положение, подумал Аластер, ведь то, что происходило этим вечером, вполне позволяло предполагать, что капитан получил приглашение в каюту леди Ри Клэр. С каждым проходящим днем становилось все более очевидным, что, если молодая девушка останется на борту «Морского дракона», рано или поздно, с приглашением или без него капитан найдет доступ в эту каюту.

Но когда, глубоко вдыхая благовонный вест-индский воздух, Аластер Марлоу шел по шканцам, он увидел на корме одинокую фигуру капитана в наброшенном на плечи сюртуке. И со вздохом облегчения прислонился к фальшборту, с удовольствием любуясь усыпанными звездами черными небесами, которые высоко простерлись над покачивающимися мачтами и поющими парусами «Морского дракона». Аластер и не представлял себе, в каком отчаянном настроении находится капитан.

При тусклом свете фонаря Ри уткнулась заплаканным лицом в прохладную подушку и, тихо всхлипывая, старалась вытравить из своей памяти воспоминания о руках Данте Лейтона, еще так недавно ласкавших ее тело. Но это были бесплодные попытки. Она все еще ощущала их властные прикосновения к своему горячему телу, вместе с ними заново открывала тайны своей плоти, до сих пор остававшиеся ей неизвестными.

Притронувшись к опухшим губам, Ри тихо застонала, боль в губах по-прежнему напоминала ей о Данте. Голова кружилась, точно его поцелуи продолжали ее дурманить, она все еще ощущала их вкус. Она прижалась раскрасневшейся щекой к согнутой руке, но ее преследовал въевшийся запах Данте Лейтона.

Ри подняла глаза на низкие потолочные балки, и ее губы дрогнули, когда она вдруг осознала, что отныне как будто бы не принадлежит себе. Каким-то странным, даже таинственным образом капитан «Морского дракона» стал частью ее самой.

Она поднялась на ноги и спустила на пол Ямайку, который с жалобным мяуканьем тут же вскочил на стол, обнюхал высохший кусок имбирной коврижки, равнодушно повернулся к ней задом и принялся самозабвенно облизывать свои усы. Слегка пошатываясь, Ри развязала шнурки корсета и бросила его на пол, на валявшуюся там нижнюю сорочку. Негнущимися, онемевшими пальцами развязала ремешки сандалий и стащила чулки.

Несколько мгновений она стояла в молчании, затем нерешительно ощупала свои небольшие округлые грудки. Руки ее спустились к талии, к бедрам, она как будто впервые познавала свое тело. Ри продолжала стоять на месте, пораженная пробуждением в ней чувств, и наконец с усталым вздохом начала расплетать косички, высвобождая их одну за другой, пока волосы не хлынули свободным потоком за спину.

Стащив одеяло с койки, она, дрожа всем телом, завернулась в него, затем забралась обратно на койку, где и прикорнула, охваченная все никак не затихающими чувствами.

Данте Лейтон, демонический капитан «Морского дракона», как и обещал, заронил искру в глубину ее души. Он мучил и терзал ее, как настоящий демон. От этой искры воспламенился огонь, полностью еще не разгоревшийся. Теперь она жаждала его поцелуев, ласк его рук и знала, что только Данте Лейтон может утолить ее жажду.

Что-то мягкое прикоснулось к ее плечу, и Ри слегка вздрогнула от неожиданности, но тут же успокоилась, поняв, что это Ямайка. Кот свернулся возле нее клубком и громко замурлыкал. Она терлась шекой о его пушистый мех, находя в этом какое-то утешение.

– О, Ямайка! Что сделал со мной твой хозяин? Почему он пытается погубить меня? Чем я его обидела? – беспомощно вопрошала она, только сейчас начиная понимать, как сильно может действовать на женщину вожделение мужчины. – Я должна бежать от него, Ямайка! – в отчаянии вскричала Ри, обнимая кота. – Моя единственная надежда – освободиться от него. Если он опять прикоснется ко мне, начнет меня целовать, я пропала, Ямайка. Я потеряю всех, кого когда-либо знала, навсегда стану его рабыней, – шептала Ри, страшась, что вот-вот сдастся; дело кончится тем, что она не сможет жить без него.

По щекам Ри Клэр Доминик катились горячие слезы; наконец ее наливающиеся свинцом веки сомкнулись. Она позволила тихому покачиванию «Морского дракона» убаюкать себя, погрузившись в сон, который даровал ей временное избавление от мучительных дум.