"Грехи людские" - читать интересную книгу автора (Пембертон Маргарет)

Глава 5

Собрав нектар, пчела поднялась с цветка и улетела. Адам затаил дыхание. Побелевшие крылья его носа раздувались, взгляд выражал такую муку, что смотреть на него было невозможно.

– Теперь, когда ты все знаешь, тебе едва ли придет в голову приглашать меня в гости, – с усилием произнес он сдавленным голосом. Адам пытался понять, как он мог свалять такого дурака. – Если тебе было неприятно слышать мое признание, что ж, прошу извинить.

– Адам...

– Я и сам не знаю, что это со мной. – Его голос был напряжен, и, хотя Адам старался владеть собой, в его тоне явственно слышалось смущение. – Я был бы очень признателен, если бы ты...

– Адам!

– ...забыла то, что я сейчас сказал тебе. Мне, право, очень жаль, Бет. До свидания.

Он повернулся и пошел прочь. На лице Элизабет отражалось сейчас такое откровенное недоумение, что он не смел напоследок посмотреть ей в глаза. Адам с ужасом думал о том, что из-за своей несдержанности сам разрушил их добрые отношения.

– Адам! – Она кинулась вслед за ним. Ее щеки пылали, глаза сверкали от волнения. – Адам, погоди же... – Она схватила его за руку, но он не останавливался, уходя все дальше и дальше... Ему необходимо было убежать, сейчас же, немедленно. Ему не нужны были ее жалость и приязнь.

– Адам, ну пожалуйста. – Она старалась идти с ним в ногу. – Я вовсе не хочу забыть о твоих словах. – Ее голос был тверд и настойчив. – Я раньше никогда не думала... не предполагала даже...

Он подошел к автомобилю и швырнул пиджак на заднее сиденье.

– Вот-вот, именно так я и думал, – сказал он, усаживаясь за руль и включая зажигание. – Да и чему удивляться? Чего вообще может ожидать от взрослого мужчины девочка, называющая его «дядей»? Она всегда знала, что в любой ситуации может верить ему безусловно! Я ведь не осуждаю тебя, Бет, так оно и должно было быть. – Он выжал сцепление.

– Ты понятия не имеешь о моих чувствах! А я хочу тебе сказать... – крикнула она, стараясь перекрыть грохот двигателя. – Я не только не против, но мне даже приятно!

Адам повернул голову и удивленно взглянул на Элизабет. Одна его рука лежала на руле, другая – в проеме опущенного окна. В воздухе сильно пахло выхлопными газами.

Она ухватилась рукой за дверцу.

– Мне очень приятно, что ты меня любишь. Я вовсе не рассердилась, как ты подумал, и совсем не оскорблена твоим признанием. Я очень рада!

Мотор продолжал работать, но Адам не мог двинуться с места. Он смотрел на Элизабет как завороженный, и она рассмеялась.

– Чему ты удивляешься? Мне уже восемнадцать. Я давно уже не ребенок. То, что ты любишь меня, просто невероятно, но и приятно. И совершенно, совершенно великолепно, Адам!

Он резко вырубил работающий двигатель. Руки Адама едва заметно дрожали. Он так волновался, что не мог говорить, страшась, что голос у него сорвется. Элизабет находилась в нескольких дюймах от него. Легкий ветерок поигрывал ее волосами. Глаза девушки были ясными и выражали такую душевную чистоту, что у него захватило дух. Элизабет гораздо лучше владела ситуацией.

– Боже правый! – прошептал он, вышел из машины и схватил ее за руку. – Мне сорок два, – резко сказал он. – Но дело не в том, что я люблю тебя, Бет. Я хочу жениться на тебе!

Ее глаза раскрылись от изумления. Она почувствовала, что его пожатие окрепло.

– Ты поняла, о чем я говорю? – напряженным голосом спросил Адам. – Если ты против, то я никогда больше не заговорю с тобой о своих чувствах.

Элизабет судорожно вздохнула, в ее глазах застыло недоумение, с которым она, видимо, не могла пока справиться.

– Я... я думаю, что вполне тебя понимаю.

Адаму казалось, что ему перехватили грудь металлическим обручем и туго затянули его. Происходило нечто невероятное, немыслимое. Все было слишком замечательно, чересчур прекрасно...

– Я люблю тебя, Бет, – повторил Адам. Он притянул Элизабет к себе, так что девушка оказалась совсем близко. Она чуть заметно дрожала, раздираемая ожиданием и некоторой неуверенностью. Нежно, очень нежно он приподнял ее лицо и заглянул в глаза. Взгляд Адама выражал всю любовь, что переполняла его душу. – Моя восхитительная Бет, – прошептал он и чуть прикоснулся губами к ее виску. Затем его губы двинулись ниже, коснулись щеки девушки, остановились у уголка ее рта. – Дорогая, восхитительная Бет!

Он почувствовал, как на одно короткое мгновение ее охватило сомнение. Но это мгновение пришло и ушло. Адам приблизил ее лицо к себе и нежно поцеловал Элизабет. Как только сомнение в ее глазах исчезло, она сама прижалась к нему, чувствуя вдруг возникшую страсть.

Это был долгий, страстный поцелуй. Когда Адам наконец оторвался от ее губ и поднял голову, то увидел, что щеки Элизабет пылают, а ее взгляд исполнен уверенной решимости.

– Да, – прошептала она, обняв его за шею. – Если ты хочешь, чтобы я вышла за тебя замуж, Адам, я согласна.

Он широко ей улыбнулся. «Вот уж будет пища для досужих сплетников, – с удовольствием подумал он. – Наверняка все будут наперебой уверять друг друга, что я женился на ее деньгах». Впрочем, Адаму было все равно... Он любит Элизабет. И всегда любил. А теперь сможет на ней жениться.

Потом они сидели в крохотном зимнем саду, куда Элизабет перенесла массу подушек и цветов, и она спросила:

– Ты не будешь настаивать, чтобы после свадьбы я продала «Фор Сизнз»?

Устроившись на подоконнике, они потягивали холодное вино. Адам поставил свой бокал. Если он переедет в «Фор Сизнз», это даст новую пищу сплетням, несмотря на то что у него есть свой комфортабельный дом в Кенсингтоне. Будут говорить, что он женился именно из-за денег.

– Не буду. – Он притянул ее к себе. – Но у нас есть и дом в Кенсингтоне – на случай, когда мы будем в Лондоне. В том доме будет удобнее и отпраздновать нашу свадьбу.

– Запишемся в Кенсингтонской регистрационной палате? – спросила Элизабет, и уголки ее губ слегка приподнялись.

Адам нахмурил брови. Они договорились, что свадьба будет негромкой, в конце-то концов ей ведь всего только восемнадцать. Впрочем, Адам был готов понять, если бы она настаивала на пышном венчании в церкви.

– Только если ты не против, – сказал он, взяв бутылку и подлив вина в ее бокал. – Мы можем устроить венчание в церкви.

Элизабет усмехнулась и теснее прижалась к нему.

– Нет, спасибо. Кенсингтонская палата меня вполне устроит. По крайней мере, если мы ограничимся регистрацией, не нужно будет искать посаженого отца.

Они поженились через месяц. Преподаватель из Академии и принцесса Луиза Изабель были свидетелями на свадьбе. Элизабет была в шелковом кремовом платье с высоким воротом и короткими рукавами «фонариком». Средней длины юбка грациозно кружилась вокруг ее стройных ног. На голове у нее была сооружена высокая хитроумная прическа с уложенной на затылке восьмеркой из волос. Из драгоценностей на ней были только нить жемчуга и жемчужные же сережки. В руках она держала букет белоснежных роз.

Когда Элизабет спускалась к Адаму по ступеням их кенсингтонского дома, у него даже дух захватило.

– Господи, как же ты восхитительно выглядишь! – с благоговением сказал Адам. – Совсем как сказочная принцесса.

Она вложила свою ладошку в его руку, неожиданно ощутив непонятную робость. Прошлой ночью они впервые спали под одной крышей, если не считать той, когда умер ее отец. Внезапно Элизабет подумала о том, что ее ждет, когда рядом уже не будет, как в предыдущую ночь, Луизы Изабель.

Принцесса, остановившаяся у них в качестве гостьи Адама, была шокирована решением Элизабет ехать в регистрационную палату из дома жениха, а не из своего собственного.

– Все подумают, что вы уже давно живете вместе. – Она попыталась было высказать свое крайнее недоумение по поводу такого решения девушки. – Поверь, это не дело, Элизабет. Тебе следует ехать на свадьбу или из твоего дома в Суссексе, или из отеля. На худой конец подошел бы даже дом какой-нибудь подруги.

– Я столько времени прожила в гостиницах, что совсем не хочу еще и на собственную свадьбу ехать из отеля, – мягко, но вместе с тем решительно произнесла Элизабет. – Кроме того, никаких подруг или друзей у меня в Лондоне нет. Все те, с кем мне довелось общаться, были отцовскими друзьями или знакомыми. А у них я никак не могу остановиться, тем более что не приглашаю их на свадьбу.

Принцесса сменила тактику: перестала взывать к здравому смыслу Элизабет и заговорила о предрассудках.

– Знаешь, говорят, что встречаться с женихом в день свадьбы до того, как окажешься перед алтарем, – дурная примета.

– Но у нас не будет никакого алтаря, – удивленно сказала Элизабет. – Мы просто запишемся в книге регистрации, а в церковь не пойдем, Луиза.

Принцесса в отчаянии развела руками. И у невесты, и у жениха первый в жизни брак, а они даже не думают идти в церковь?! Она была возмущена до глубины своей католической души.

– Я, Адам Гарланд, заявляю, что мне не известно о существовании каких-либо препятствий, могущих помешать моему вступлению в законный брак с Элизабет Элен Кингсли, – громко и твердо отчеканил он, обращаясь к чиновнику-регистратору.

Луиза Изабель вздохнула и краем платочка промокнула глаза.

– ...Я обращаюсь ко всем присутствующим, – продолжал Адам, – с просьбой засвидетельствовать тот факт, что я, Адам Гарланд, беру в супруги Элизабет Элен Кингсли.

Затем чиновник обратился к Элизабет.

– А теперь прошу вас, повторяйте вслед за мной, – сказал он мягким голосом.

Прошло несколько секунд, прежде чем Элизабет заговорила. Луиза Изабель подумала, уж не опомнилась ли девушка, не поняла ли наконец, на какой шаг решается: выходит замуж за человека, которого многие годы считала кем-то вроде своего второго отца. За человека на двадцать четыре года ее старше! За человека, которого за несколько недель до бракосочетания не могла представить своим любовником даже в страшном сне.

– Я, Элизабет Элен Кингсли, – напряженным низким голосом начала она, и Луиза Изабель пожала плечами, как бы давая понять, что решительно слагает с себя всякую ответственность. Теперь назад дороги нет. Если Господу угодно, они будут счастливой парой. Несомненно, Адам безумно влюблен в Элизабет. Но не исключено, что по прошествии некоторого, пусть даже очень значительного, времени она поймет, что, хотя Адам ей очень нравится, она не любит его. И не исключено, что тогда, когда она сделает подобное открытие, различие между двумя понятиями уже не будет играть никакой роли. Во всяком случае, принцесса искренне на это надеялась. После завершения церемонии она с чувством расцеловала молодых, с улыбкой приняла от Элизабет букет цветов и осыпала молодоженов конфетти, когда все направились к выходу, собираясь отпраздновать это событие небольшим торжественным завтраком в «Кафе де Пари».

Они никому не сообщили, где именно намерены провести свой медовый месяц. Принцесса полагала, что молодые отправятся на континент. Во Флоренцию или в Венецию, а может быть, в Рим. Преподаватель музыки, у которого занималась Элизабет, если бы его спросили, высказался бы в пользу какого-нибудь тихого и вместе с тем экзотического места вроде Корнуэлла или Ирландии.

Однако их тайну так никто и не раскрыл. После торжественного завтрака по случаю бракосочетания, когда двое гостей простились с молодыми на ступенях «Кафе де Пари», Адам и Элизабет поехали не к вокзалу Виктория, не на поезд, и не в направлении Корнуэлла, даже не к паромной переправе, чтобы добраться до Ирландии. Автомобиль повез молодых на юг, проехал лондонские пригороды, миновал Летерхед и Гилдфорд, одолел обсаженные деревьями участки дороги до Хаслмера, затем выехал на открытый простор. По обеим сторонам дороги простирались живописно раскинувшиеся зеленые пастбища у подножия пологих холмов. Элизабет и Адам ехали в «Фор Сизнз». Их манили сельские тишина и спокойствие, царившие тут от века.

В открытом «остине» Элизабет сидела рядом с Адамом. Она испытывала безмятежное счастье. Еще совсем недавно она была одинокой и несчастной – и вот нежданно-негаданно переменилась вся ее жизнь. Рядом с ней человек, кого она может любить, за кем будет ухаживать, о ком будет заботиться. Человек, всей душой любящий ее.

– Интересно, как себя чувствует наша замужняя старушка? – с улыбкой спросил Адам, когда впереди показался дом Элизабет и машина въехала в аллею, обсаженную деревьями.

– Старушка чувствует себя как за каменной стеной, – со смехом ответила Элизабет и стиснула его руку повыше локтя. – Теперь уж ты никуда от меня не денешься, как бы ты того ни хотел!

Адам надавил на педаль тормоза, машина плавно остановилась на гравиевой дорожке как раз у входа в дом.

– Ну, этого можешь не опасаться – подобная мысль вряд ли когда-нибудь придет мне в голову, – ответил он с некоторым недоумением в голосе.

Выйдя из машины, он обогнул автомобиль и открыл дверцу для Элизабет.

– Лучше все заранее предусмотреть, чем потом локти кусать. – Она широко улыбнулась, отчего на щеках обозначились ямочки. Легко подняв ее на руки, Адам направился к входной двери.

Она обхватила его шею. Жесткие волосы Адама, как вереск, шелестели под ее пальцами. Элизабет прижалась головой к его щеке.

– Я тебя люблю, Адам Гарланд! – нежно прошептала она, когда за ними закрылась массивная дубовая входная дверь.

Объятия Адама сделались еще крепче. Через холл с дубовыми панелями он направился к лестнице на второй этаж.

– Я тоже тебя люблю, – сдавленным голосом произнес он. – И через несколько минут смогу доказать тебе свою любовь.

Спальня золотилась в лучах полуденного солнца. Адам бережно опустил Элизабет на большую медную кровать и подошел к окну, чтобы закрыть шторы. Никогда прежде они с Элизабет не оказывались в столь интимной обстановке. Сделав ей предложение, он обращался с ней исключительно почтительно, как предписывали строгие законы викторианской эпохи. Он отлично понимал, что у Элизабет нет родителей и потому некому о ней позаботиться. Адам не хотел, чтобы его могли обвинить, будто он воспользовался положением девушки в своих интересах.

Элизабет все еще была в том самом шелковом платье, которое надела на церемонию регистрации. Она лежала в той же позе, как Адам положил ее. Со своего места она следила за тем, как он задернул шторы, после чего в спальне воцарился полумрак. Элизабет плохо представляла себе, чего именно следует ожидать. У нее никогда не было близости с мужчиной. Более того, она, в сущности, не имела опыта интимного общения с представителями противоположного пола. Ее жизнь с отцом в этом смысле была весьма однобокой. Хотя во многом другом Элизабет сделалась опытной и знающей и уверенно чувствовала себя в самой роскошной обстановке, при большом скоплении народа, в отношениях с мужчинами она оставалась совершенно несведущей.

У нее никогда не было подружек ее возраста, с которыми она могла бы обсуждать интимные вопросы, поехидничать и посмеяться. Она понятия не имела о том, что значит раскованно чувствовать себя в компании сверстников. Где бы она ни очутилась, Джером всегда был рядом, и его присутствие оказывало на Элизабет определенное воздействие. Она была свидетельницей таких ситуаций, о которых люди вдвое старше ее и понятия не имели. Но все равно следовало признать, что ее жизненный опыт был слишком невелик. И когда речь заходила о любви, отсутствие элементарных знаний особенно бросалось в глаза.

Адам снял пиджак и бросил его на стул, спросив несколько натянутым тоном:

– Ты не хотела бы глотнуть шампанского? Она чуть приподнялась на подушках.

– Да... Впрочем, скорее всего нет. – Чуть помешкав, она с обезоруживающей откровенностью произнесла: – Интересно, когда люди впервые остаются наедине, они всегда так теряются?

Его напряжение сразу же как рукой сняло. Адам улыбнулся и ответил:

– Не все готовы в этом признаться, но я совершенно уверен, что многие себя чувствуют именно так. И в этом смысле шампанское очень помогает. Я велел прислуге как следует охладить бутылку к нашему приезду. Я сейчас вернусь...

Когда Адам вышел, Элизабет медленно поднялась с постели и подошла к туалетному столику.

– Собственно, ничего страшного в этом нет... – сказала она себе, внимательно глядя на свое отражение в зеркале. – Ведь не с каким-нибудь незнакомцем, а с Адамом я собираюсь лечь в постель.

Она сняла жемчужное колье и положила его на столик перед зеркалом. Хотя шторы были задернуты, яркий солнечный свет свободно проникал в спальню. Элизабет сняла сережки и положила их рядом с колье.

Адам любит ее. Это позволяло ей чувствовать себя спокойно и легко. Элизабет вспомнила Франсин, шикарную и сексуальную. Адам чуть было не стал ее мужем. А если бы они поженились, Элизабет легко могла себе представить, во что это могло бы вылиться. Ему сорок два года. Он привык иметь дело с женщинами с определенным сексуальным опытом. Неужели же она разочарует Адама?

Подняв руки, Элизабет расстегнула молнию на спине. Кремовый шелк упал на талию, затем на бедра и соскользнул на пол. Элизабет осторожно подняла платье и повесила его на стул рядом с пиджаком Адама. Она не припоминала, когда бы ей не было радостно в присутствии Адама. В детстве он слушал ее пение, а в награду высоко подбрасывал в воздух, и она радостно визжала; Серена терпеливо относилась к его выходкам, хотя и не сводила глаз с парящей под потолком дочери. Позднее, когда Джером подолгу бывал за границей, Адам и вовсе сделался для нее кем-то вроде второго отца: возил в зоопарк, гулял в парке, водил в цирк. А вот сейчас ей предстояло лечь с ним в постель.

Ее рука чуть заметно дрожала, когда она расстегивала подвязки, снимала бюстгальтер. Всего лишь два месяца назад она расстраивалась из-за того, что не могла быть подружкой невесты на его свадьбе. Элизабет никогда не ревновала его к ней. Ей просто в голову не приходило, что можно оказаться на месте невесты Адама. И вот теперь она сделалась его женой. Как такое вообще оказалось возможным? Как он сам из Адама ее детства превратился в Адама ее мужа? Сняв туфли, она стянула чулки и взглянула на свое отражение в зеркале. Одобрил бы это отец? Легкая улыбка тронула ее губы. Он был бы настолько поражен, что о таких категориях, как «одобрение» или «неодобрение», едва ли могла пойти речь. Он всегда жил как хотел, не думая о желаниях других людей. И в этом смысле его вряд ли удивило бы то, что его родная дочь склонна поступать точно так же.

За ее спиной открылась дверь, и Адам с бутылкой шампанского в одной руке и двумя фужерами в другой вошел в спальню. Увидев, что Элизабет стоит в одних трусиках, что ее грудь, бледная и полная, с розовыми сосками, обращена в его сторону, Адам остановился как вкопанный, словно его вдруг резко оттолкнули.

Она смотрела на него. Волосы у него были взлохмачены, словно он в задумчивости взъерошил их. Красивое добродушное лицо было напряжено. Медово-карие глаза выражали некоторую неуверенность. Все сомнения Элизабет тотчас же испарились. Перед ней был Адам, тот самый Адам, щедрая и понимающая душа которого так часто вселяла в нее силы – еще с тех далеких времен, когда она была совсем маленькой. Тот самый Адам, который стал теперь ее мужем и которого она будет любить.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Затем она чуть улыбнулась.

– Нам пока не нужно шампанское, – чужим голосом сказала она. – Я вовсе не боюсь...

Напряжение в его глазах исчезло – для Элизабет это было как награда. Адам поставил на прикроватный столик шампанское и бокалы и подошел к ней. Обняв Элизабет, он почувствовал, как охотно она потянулась к нему, не сводя взгляда с зеркала. Крепко сбитый, Адам был немного выше ее ростом; несмотря на легкую хромоту, он двигался с удивительной грацией, все его движения отличались уверенностью. Таких мужчин обожали женщины, к ним тянулись и мужчины. С таким человеком ей суждено прожить до конца дней.

Элизабет посмотрела ему в глаза и обняла за шею. Затем мягко, всем телом прижалась к нему.

Со сдержанным стоном Адам припал к ее губам и нежно поцеловал. Его рука в это время осторожно поглаживала ткань ее трусиков.

– О Боже, Бет... Я люблю тебя... люблю тебя... – яростно шептал Адам.

Гибкая и податливая в его сильных руках, она крепко прижималась к нему, и Адаму приходилось сдерживаться, чтобы не взять ее прямо на полу.

– Дорогая... любимая... – стонал он. Подняв Элизабет на руки, он перенес ее на постель. Много лет он сдерживал свою страсть. И вот наконец получил возможность выплеснуть ее. При одной только мысли, что можно ласкать ее высокую грудь, самые потаенные уголки ее тела, его душа исполнилась благоговения. Элизабет была такая юная, такая чистая, такая невыразимо прекрасная.

Снимая с нее трусики, он чувствовал, как сердце колотится у него в груди, как бы желая выскочить наружу. Под тонкой тканью была кожа, нежная, как атлас.

Возбуждение охватило Адама подобно лесному пожару. Но он не давал себе воли. Она любит его, она верит ему, и он не позволит себе ничего, что могло бы испугать или хоть в какой-то степени оскорбить ее. Он соберет всю свою волю в кулак и будет нежен и терпелив. Ни малейшей спешки. Никогда прежде они не были близки, и сейчас Адам не мог допустить, чтобы похоть возобладала. При мысли, что он может шокировать Элизабет или даже сделать ей неприятно, при одной только мысли ему стало нехорошо.

– Ты так прекрасна, Бет! Просто восхитительна! – прошептал он, не позволяя желанию взять верх, хотя больше всего сейчас ему хотелось обладать ею.

Нежно, едва касаясь, он пробежал пальцами по ее горлу, восхищаясь изяществом ее тела и нежностью кожи.

Ее руки обхватили шею Адама. Он прижался губами к мягким и вместе с тем требовательным ее губам, обхватил ладонями грудь. Соски, крупные и разбухшие, приятно ласкали ладонь. Адам чувствовал, как сильно и часто колотится ее сердце. Элизабет, чуть поколебавшись, коснулась кончиком языка его рта, и он понял, что его терпению пришел конец.

– Я хочу тебя! – выдохнул он. – О Боже, Бет, как же я хочу тебя...

Он поднялся и стал срывать с себя одежду. Немного стесняясь, она как завороженная следила за его движениями. Никогда прежде ей не доводилось видеть голого мужчину. Приглушенные шторами солнечные лучи эффектно подчеркивали мускулатуру его груди и рук. Живот был плоским, от пупка вниз тянулась дорожка жестких темных волос. У Элизабет запылали щеки.

– Адам, я... – начала было она.

Он лег рядом с ней, и постель протяжно скрипнула, принимая его тяжелое тело. Он нежно обнял Элизабет.

– Я не сделаю тебе больно, – с жаром пообещал он, прочитав в ее взгляде невысказанную мольбу. – И обещаю, что никогда, никогда не сделаю тебе больно.

Его губы слились с ее губами, и Адам почувствовал, что она наконец-то расслабилась.

– Нам с тобой некуда спешить, все время в нашем распоряжении, – успокаивающе шептал он. – И нечего бояться, любовь моя! Ничего не нужно бояться!

Элизабет покрепче прижалась к нему, когда он обнял ее. Бет! Вот она идет детскими шажками встречать его в гостиной на Итон-плейс. Бет! С побледневшим лицом и широко раскрытыми от ужаса глазами съезжает вместе с ним с горы в день похорон Серены. Бет! Подает ему руку, и они вместе сбегают с Испанской лестницы, оставив Франсин и Джерома, и направляются в Ватиканский музей... Как много воспоминаний связывает их. Так много любви и до поры сдерживаемой страсти.

– Я буду осторожен, Бет, буду очень осторожен... – выдохнул он и осторожно, медленно, нежно вошел в нее.

Она напряглась и запустила пальцы в его густые волосы. Руки Адама, лежавшие у нее на груди, пробуждали в Элизабет какое-то глубокое, сильное, все это время спавшее в ней чувство. Она хотела, чтобы он не убирал руки, чтобы ласкал ее, чтобы сосал и покусывал ее грудь. Чтобы разбудил дремавшее в ней пламя чувственности.

– Все хорошо, – поощрительно прошептала она. – Правда, все хорошо, Адам, мне совсем не больно!

Его лицо исказилось, он больше не в силах был сдерживаться. Она была такой юной, ее лоно – таким тесным и приятным. Судорога свела бедра Адама, он зарычал, и все было кончено. Почувствовав невыразимое облегчение, Адам вздрагивал и ловил ртом воздух. Элизабет крепко прижимала его к себе. Она дышала ровно и спокойно. У нее было такое чувство, словно ее пригласили на замечательную вечеринку, но когда она пришла, то увидела, что входная дверь наглухо закрыта.

– Тебе не было больно, любимая? – спросил он с беспокойством в темных глазах.

Она повернулась к нему и нежно провела пальцем по его бровям, скулам и дальше вниз.

– Ничуть, – с улыбкой ответила она. – Ты совсем не сделал мне больно, дорогой.

Это была сущая правда. Она чувствовала смутное удовольствие, а проснувшееся в ней желание нарастало, так как Адам ласкал ее соски. Все другие чувства исчезли, осталось лишь желание, которое требовало удовлетворения.

– Я люблю тебя, Бет, – сонно сказал Адам; его дыхание выровнялось. – Только ты! Навсегда... – еле слышно прошептал он, засыпая.

Она повернула голову и поцеловала его в плечо. Что ж, ей удалось доставить ему наслаждение. Он счастлив. Стало быть, все нормально.

– Спи спокойно, любовь моя, – прошептала она, устраиваясь поближе к его горячему телу. – Да благословит тебя Бог.

Они вполне уживались вместе. С понедельника по пятницу проводили время в Кенсингтоне. Академия находилась всего лишь в нескольких минутах езды от его дома, и какие бы планы ни были у Адама, он всегда подбрасывал Элизабет на занятия. В пятницу вечером они старались пораньше выехать из Лондона в «Фор Сизнз». Принцесса Луиза Изабель порой составляла им компанию, привозя с собой своего новоиспеченного любовника – бразильского миллионера, который ничем, кроме игры в поло, не интересовался. Но обычно Элизабет и Адам проводили выходные вдвоем. И никто иной им не был нужен.

К ужасу Луизы Изабель, Адам сделался настоящим социалистом, сторонником Рамсея Макдональда, который возглавил английское правительство.

– Вот уж чего никак не могу понять, – сказала она как-то Элизабет. – Адам – состоятельный человек, почему же он симпатизирует социалистам? Приди они к власти, первым делом отняли бы у него все состояние.

– Что-то они наверняка бы реквизировали, Луиза, но ведь это было бы справедливо, – сказала Элизабет, когда они обе лежали в гамаках в ожидании любовника принцессы и Адама, отправившихся на матч в поло в Виндзоре.

Принцесса резко поднялась и села в гамаке.

– Бог мой, неужели ты тоже сделалась социалисткой?! – спросила она, изрядно шокированная.

В ответ Элизабет лишь рассмеялась.

– Мне кажется, если я кем-то и сделалась, то лишь пацифисткой. Мне нравится идея создания Лиги Наций и что разногласия можно улаживать с помощью международного сотрудничества, а не применяя военную силу.

– Но это не помешало Японии вторгнуться на территорию Китая, – с вызовом сказала принцесса, вновь укладываясь поудобнее и прикрывая глаза. – И я вовсе не уверена, что мирная тактика удержит нового германского канцлера от желания завладеть Рейнскими землями. При всяком удобном случае он начнет жаловаться на то, что мирный договор 1919 года несправедлив по отношению к Германии.

– Если он будет жаловаться, то у власти не останется, – заметила Элизабет тоном разбирающегося в политике человека. – Он очень неприятный тип, не думаю, что долго продержится на своем посту.

Уже через год ей пришлось переменить свое мнение. Гитлер в Германии стал совсем несносным, а Муссолини в Италии – еще более отвратительным.

– Патриотизм и пацифизм несовместимы, – сказал ей Адам. – Черчилль все делает правильно. Лиге Наций необходима и военная сила, чтобы проводить в жизнь свои решения, если и вправду она хочет действовать на благо мира.

К лету 1935 года Элизабет стала убеждаться в правоте Адама. Италия вторглась в Абиссинию, а Лига ничего не предприняла, чтобы реально предотвратить вторжение. В Германии Гитлер, в обход Версальского договора, объявил о призыве в армию. Создавалось впечатление, что опасения принцессы Луизы Изабель были не такими уж беспочвенными. Элизабет волновалась не на шутку. Но больше всего ее беспокоил не поднимавший в Германии голову фашизм, а то, что ей никак не удавалось забеременеть.

– Да не волнуйся ты так, дорогая, – сказал ей Адам, когда прошел еще один месяц. – Нам с тобой некуда торопиться. Тебе всего лишь двадцать один год. Впереди еще полным-полно времени.

Она хотела было возразить, что пусть ей всего только двадцать один, но они недавно отметили его сорокапятилетие, однако, разглядев морщины в уголках губ Адама, Элизабет решила воздержаться от подобного рода замечания. В последнее время он очень много работал, понимая, что дела компании напрямую зависят от его собственных усилий. Он видел огромные очереди за пособиями по безработице. Успех его компании обеспечил бы работой десятки людей. Его густые волосы были, как и прежде, курчавыми и плохо слушались щетки. Но за последнее время в них прибавилось серебристых нитей, а когда он улыбался, вокруг рта и глаз собирались морщинки.

– И все-таки мне кажется, что лучше сходить к врачу, – сказала она, протянув руку за очередным тостом. – Я не хочу больше ждать, Адам. Я мечтаю стать матерью.

Он широко улыбнулся:

– А ты подумала о том, какой неуклюжей и толстой сделаешься, как будешь выглядеть на сцене беременной, исполняя Бартока?

– Концерт, посвященный Бартоку, состоится через два месяца, – сказала она с легким зудом нетерпения. – К этому времени я еще не стану толстой и неуклюжей.

Она взглянула на часы, ее мысли с материнства переключились на музыку, чего, собственно, и добивался Адам.

– Господи, как поздно! Через полчаса у меня репетиция! Давай, дорогой, поторопимся!

Посвященный Бартоку концерт в Альберт-холле имел ошеломляющий успех. В конце года именно Элизабет поручили представлять Великобританию на Первом международном конкурсе имени Шопена в Варшаве. Как ни трудно было Элизабет поверить в это, но после отборочных туров она считалась претенденткой на первое место и только в финале уступила первенство. Это был оглушительный успех, и с этого момента Элизабет уже больше не сомневалась, что суждено сбыться ее самым радужным мечтам: она будет пианисткой международного уровня.

Адам гордился успехами жены, но испытывал некоторую тревогу. Он отлично понимал, как важна для Элизабет музыка, и получал удовольствие, давая Элизабет возможность заниматься. Но он не предполагал, что ее музыкальные занятия могут в корне изменить их семейную жизнь. После шопеновского конкурса в Варшаве последовали музыкальные состязания в Брюсселе и Вене. Ему не всегда удавалось сопровождать Элизабет, и потому он втайне ненавидел музыку, вынуждавшую его разлучаться с женой. Адам также был недоволен тем, что, пока Элизабет репетирует, они должны быть врозь те долгие часы.

На май будущего года она была приглашена в турне по Соединенным Штатам. Концерты должны были продлиться восемь недель.

– Восемь недель?! – Адам с ужасом уставился на нее. – Но это невозможно, Бет. Я не в состоянии покинуть Лондон на два месяца.

– Я понимаю, – сказала она, ласково просовывая свою ладонь в его руку. – Я буду очень по тебе скучать, дорогой.

Он не мог поверить своим ушам.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что принимаешь это предложение?!

Она в свой черед была изумлена таким поворотом дела.

– Разумеется, я должна поехать. Это ведь такая замечательная возможность! Два концерта в Карнеги-холле! Один концерт в Чикаго и бог знает сколько еще выступлений в других городах!

У Адама все похолодело внутри. Он отлично понимал, что в Америке ей без него скучать не придется. Во всяком случае, не так, как ему без нее. А потом ее пригласят и в другие турне, и они еще больше отдалятся друг от друга. Прикрыв глаза, Адам припомнил, как укорял Джерома за желание постоянно держать дочь на привязи, называл друга эгоистом. Но ведь если он запретит ей ехать в Америку, то ничем не будет отличаться от Джерома. Позволить же ей поехать – значит приблизить конец их совместной жизни. Их пути разойдутся окончательно.

Элизабет и Адам сидели в гостиной «Фор Сизнз». Было субботнее утро, они ждали к обеду из Парижа принцессу Луизу Изабель с ее новым любовником. Адам пообещал встретить их в аэропорту. Через час нужно было выезжать.

Впервые в жизни Адам испытывал испепеляющую, нестерпимую ревность. Будь даже у Элизабет роман с другим, она тогда едва ли проводила бы больше времени вдали от Адама. Он сжал кулаки. Черт бы все побрал!.. Сопернику Адам смог бы пару раз врезать по челюсти. Но рояль ведь не ударишь глупо...

Адам отпрянул от Элизабет и подошел к окну. Так он простоял некоторое время, сунув кулаки в карманы.

Он ревновал ее к музыке, ревновал так сильно, что готов был задохнуться от прилива чувств.

Элизабет закусила губу, понимая причину такой перемены в настроении Адама. Он не хотел, чтобы она уезжала. И в то же время не просил, чтобы осталась. От разочарования Элизабет хотелось закричать в голос. Подумать только, концерты в Карнеги-холле! Это ведь будет самое запоминающееся, самое важное событие в ее профессиональной карьере! Но, глядя сейчас на напряженную спину Адама, Элизабет понимала, что никуда не поедет. Слишком велика цена такой поездки!

Она подошла к Адаму. А что, если она готова пойти на эту жертву, осознавая свою холодность в постели и неспособность отвечать на страсть Адама? В первые месяцы замужества ее ничто не волновало, так как она была уверена: всему свой черед. Теперь же Элизабет понимала, что хотя и любит Адама, но никогда с ним не испытает удовлетворения.

– Ты совершенно прав, дорогой, – нежно произнесла она, беря его за руку. – Действительно, восемь недель – долгий срок. Я не дам согласия. Может, вместо Америки мы могли бы на недельку-другую съездить куда-нибудь отдохнуть? Во Францию, скажем? Или в Испанию?

Он ощутил громадное облегчение. Несколько секунд Адам не мог вымолвить ни слова. Затем с напускной грубостью произнес:

– Нет, только не в Испанию.

Он испытывал стыд оттого, что был не в состоянии отказаться от щедрого подарка Элизабет, сказать ей, что два месяца не такой уж длительный срок и что ей все же лучше было бы поехать.

– В Испании идет гражданская война. Наверняка Луиза Изабель очень расстроена тем, что там сейчас происходит.

– Тогда во Францию, – сказала Элизабет, радуясь тому, что Адам не смотрит на нее и потому не видит, какое жалкое у нее выражение лица. Она попыталась придать своему голосу больше воодушевления: – Может, там мы сможем зачать ребеночка. Врач сказал, что никаких физических отклонений у меня нет. Может, все дело в том, что мне нужно побольше отдыхать и расслабляться. Поедем на Лазурный берег и остановимся в «Эден Рок». Нигде в мире не отдохнешь так, как там.

Они купались и загорали, смеялись и болтали, но оба понимали, что на безоблачном небе их семейного союза появилась первая тучка, которую ни один из них не в силах разогнать. Адам занимался с Элизабет любовью часто и нежно, но желанная беременность так и не наступила.

– Неужели это и вправду так важно, Элизабет? – спросила ее принцесса Луиза Изабель, когда Адам и Элизабет по пути в Лондон заехали в Париж, где сейчас жила принцесса. – Это ведь прервет твою музыкальную карьеру и на какое-то время очень осложнит жизнь. А если, например, пригласят в Америку? Беременной ты ведь не сможешь туда поехать. Тебя же от огорчения удар хватит.

– Именно, – сказала Элизабет каким-то подозрительно странным деревянным тоном. – Конечно, удар хватит. Как ты думаешь, это правда – то, что журналы печатают про принца Эдуарда и миссис Симпсон? Французские журналы столько об этом пишут, а в Англии – ни строчки в прессе. Разве только время от времени проскальзывают упоминания, что «среди гостей принца Уэльского была также и миссис Уоллис Симпсон». Что-то в таком роде. И ничего определенного.

Принцесса Луиза Изабель и сама была рада сменить тему разговора. Отсутствие ребенка все больше расстраивало Элизабет.

– Французы уверяют, что принц влюблен в нее и намерен сделать своей женой. Может, это и так. Но в таком случае мне его очень жаль. Ведь их брак невозможен. – Тон принцессы Луизы Изабель не позволял усомниться в ее абсолютной компетентности в этом вопросе. – Во всяком случае, он не сможет жениться, если, конечно, хочет сохранить корону.

Месяц спустя принц стал королем, и Элизабет с огромным интересом наблюдала за его попытками сделать Уоллис Симпсон королевой. Какое-то время Элизабет была уверена, что парламент пойдет на компромисс, позволит Эдуарду остаться королем и после жениться на Уоллис, хотя, возможно, она и не будет именоваться «ее величеством». Но Элизабет оказалась не права. Правительство и король так и не пришли к соглашению, и 11 декабря Эдуард отрекся от престола.

– Во всяком случае, куда приятнее читать обо всех этих перипетиях, чем о фашистах, – устало сказал Адам, подкладывая очередное полено в камин. – Но как наше и французское правительства решились на невмешательство в испанские события, этого я никак не могу понять. Тем более сейчас, когда Гитлер и Муссолини официально заключили союз. Боже, что будет с Европой, если эта парочка вместе отправится на охоту?!

– Будет ли это означать войну? – спросила Элизабет, откладывая ноты, которые она внимательно изучала.

На лице Адама появилось мрачное выражение. Он уже воевал и был до поры до времени убежден, что война, в которой он сражался, должна была стать последней на земле. И вот теперь разгорался новый военный пожар, а он уже вышел из призывного возраста.

– Да, может начаться новая война, если никто не удосужится обуздать этого Гитлера, – сказал он, наблюдая, как брошенное в камин полено занялось пламенем, распространяя смолистый запах. – Его действия в Рейнской области – только цветочки, ягодки будут впереди. Это со всей очевидностью вытекает из его выступлений.

Некоторое время они молчали, каждый думал о своем. Речи фюрера заставляли холодеть от страха тысячи евреев, живущих в Европе. Гитлер провозгласил, что все евреи, рожденные на территории Германии, не могут считаться полноправными немецкими гражданами. И что браки между евреями и неевреями отныне не имеют законной силы.

– Гадкий коротышка! – сказала Элизабет и поежилась, несмотря на то что в комнате от камина было очень тепло. – Было бы здорово, если бы на него нашли управу.

Увы, управы не нашлось. К 1938 году война из возможной сделалась неизбежной, и в сентябре того же года британское правительство провело мобилизацию военно-морских сил страны. Гитлер уверял, что Чехословакия – последняя территория, на которую имеет виды Германия. Премьер-министр Чемберлен отправился в Мюнхен и безуспешно пытался содействовать установлению мира.

Адам с возрастающим негодованием следил за развитием международной ситуации.

– Неужели Чемберлен не видит, что выставляет себя в дурацком свете? Диктаторы вроде Гитлера не держат слова и не намерены соблюдать мирные соглашения, даже подписанные ими же! Они уважают только силу!

К февралю следующего года Гитлер, не удовольствовавшийся Чехословакией, уже зарился на Польшу.

– Что я говорил! – воскликнул Адам. – Пройдет буквально несколько месяцев, может, даже несколько недель, и нам опять придется воевать с Германией. Сегодня же пойду в Военное министерство. Хотя для призыва в действующую армию я уже староват, но надеюсь, что какая-нибудь канцелярская работа для меня найдется.

Элизабет никогда прежде не видела мужа таким расстроенным.

– Но черт меня подери, я вовсе не готов удовлетвориться тем, что буду сидеть за каким-то паршивым столом!

Элизабет провела весь день за фортепиано. Через месяц ей нужно было исполнять Моцарта, а в апреле предстоял концерт из произведений Баха. Все ее помыслы были сосредоточены на музыке, которую ей придется играть. Музыка звучала у нее в голове, а левая рука механически двигалась, словно брала аккорды. Элизабет вздохнула и попыталась отключиться.

– И когда же ты туда пойдешь? – спросила она, улавливая внутреннее напряжение мужа и понимая, что Адам уже сделал выбор.

– Не знаю. – Он несколько раз прошелся по комнате, внезапно остановился напротив Элизабет и внимательно посмотрел ей в глаза; именно в эту секунду она поняла, что Адам лжет.

– Бет... – Он взял ее руки в свои. – Бет, ты не будешь против, если мы вместе уедем из Англии, прежде чем захлопнется капкан войны? И прежде чем меня посадят за стол в военном ведомстве?

– Покинуть Англию?! – Последние аккорды Моцарта и Баха сами собой растаяли в воздухе. Элизабет недоуменно смотрела на мужа. Кровь отхлынула от ее лица. – Ты имеешь в виду, не уехать ли нам в Америку, да? Убежать?!

Брови сошлись у Адама на переносице.

– Господи, да нет же! Я вовсе не намерен никуда убегать. Наоборот, я хочу принять участие в грядущих событиях.

– Где же ты хочешь принять в них участие? – недоумевающе спросила она. – Я что-то не пойму.

Он крепко сжал ее руки.

– Угроза войны исходит не только от Германии, Бет. Япония вот уже пять лет воюет с Китаем. А я почти уверен, что если Англия объявит войну Германии, то японцы не преминут воспользоваться ситуацией и двинут войска на Гонконг и Сингапур.

Ей стало тяжело дышать, кровь стучала в висках. Не может быть, что он имеет в виду то, чего она боялась! А как же концерт Моцарта?.. А Бах и предстоящий через четыре месяца брюссельский конкурс исполнителей?

– Ты, конечно, извини, Адам, – сказала она, искренне надеясь, что ее страхи беспочвенны. – Но я ничего не понимаю.

Его пальцы сильно сжали ее запястья. – Я хочу уехать в Гонконг, – энергично произнес он. – Когда начнется война, я тоже хочу бить врага!