"Свадебный наряд вне очереди" - читать интересную книгу автора (Воронцова Марина)

ПОШЛИ ВЫ В ЗАГС!

С тех пор как я получила бабушкино наследство и уволилась со "скорой", минуло всего полгода, однако я уже отвыкла рано вставать. К Домовым мне надлежало явиться в десять. С учетом времени на дорогу, а ехать в пригород – подниматься нужно было в половине седьмого. Тупо потягивая горячий сладкий кофе, я смотрела в окно. Вопреки раннему часу на набережной было довольно плотное движение. Противоположный берег Невы обозначался оранжевым контуром фонарей. Петропавловская крепость затаилась в темноте, как огромный черный дракон. По льду, что вот-вот должен вскрыться, шустрила какая-то пенсионерка. Бабушка, судя по частым наклонам и объемной кошелке на санках, собирала бутылки… На заснеженном пляже Петропавловки поставили ледяные скульптуры в ангаре с жутковатым названием "Ледяной дом". Наплевав на исторические ассоциации, туда любят заезжать молодожены (холодной зимой 1740 года императрица Анна Иоанновна учинила неподалеку от этого места жестокую забаву – неугодный ей князь Голицын Квасник, превращенный в шута, был повенчан с калмычкой Бужениновой; специально к этой свадьбе построили дом, в котором все – кровать, столы, стулья и даже печка – было изо льда, и отправили туда молодых ночевать).

Горожане, которым лень делать крюк через мост, ходят напрямую по замерзшей Неве, оставляя но пути обильную стеклянную тару. Частокол предупреждений "Выход на лед строго воспрещен! Опасно для жизни!" никого не пугает. В воскресенье на льду разворачиваются целые народные гуляния. Я лично не могу это наблюдать без внутренней дрожи.

Себастьян чувствовал себя ранним утром гораздо бодрее меня. Он выпросил себе еды и теперь вел беспощадный бой с телятиной. Отбрасывал подлый кусок вырезки подальше и, пока тот еще летел, яростно на него кидался и побеждал.

"Совсем зажрался", – вздохнула я, наблюдая краем глаза кошачьи забавы.

Николай Иванович как-то искренне и наивно предложил мне завести мышей, чтобы коту не было скучно.

Гладко зачесав назад волосы, я пригладила их самым частым гребнем, какой нашла, и уложила знатной порцией геля. Натянув блузку цвета чайной розы, тесный твидовый костюм в коричневых тонах, нацепив овальные очки на кончик носа, я придирчиво оглядела свое отражение в зеркале и осталась довольна. Эталон учительницы хороших манер, в моем представлении… Однако воздействие "упаковки" на меня оказалось неожиданным. Захотелось громко выругаться матом, плюнуть на тротуар и вообще чем-нибудь шокировать публику.

Вытащив записную книжку, я пощелкала ручкой и записала:

"План.

1. Выяснить историю отношений Эли и Никиты.

2. Опросить свидетелей ее исчезновения.

3. Выделить тех, кому была выгодна гибель Эли и ее родственников".

Тут мне в голову закралась неприятная мысль. Из рассказанного Ликой само собой становится ясно, что мишенью всех криминально-мелодраматических игу) является "Оргсинтез". Три с половиной миллиарда долларов – более чем лакомый кусок. Половина его принадлежит Василию Петровичу Домовому, папе моей клиентки. Вторая половина – ее жениху Никите Шереру. Если идти путем смертей и наследований, то вариантов два. Первый: тот, что предлагает Лика. Предположим, Никита расправился с семьей Гавриловых, чтобы получить наследство. В таком случае, если его целью является "Оргсинтез" целиком, ему придется проделать то же самое и с Домовыми. Благо их всего двое. Второй вариант посложнее. Положим, Василий Петрович спит и видит единоличное владение нефтеперерабатывающим гигантом. Судьба преподносит ему счастливый случай. Вдовец Никита Шерер, наследник покойного партнера Гаврилова, делает предложение Лике. Если еще выяснится, что Никита сирота, то в случае его смерти наследницей станет Анжелика Васильевна Домовая. Интересно…

Решив пока не отдавать предпочтения никакой из версий, я надела сапоги, шубку и окинула оценивающим взглядом свою квартиру. Вроде бы все выключено. Тишина, как в склепе. На душе защемило. Вот всю жизнь так. Когда работала на "скорой", нагружалась, как могла, только бы меньше слушать домашнюю тишину вокруг себя. И сейчас занимаюсь расследованиями деликатных семейных дел, чтобы не быть одной, наедине со своими мыслями. Себастьян запрыгнул на коридорный пуфик и жалобно мяукнул.

– Не переживай, – мне стало стыдно бросать преданное существо на неопределенное время, – скоро вернусь. Николай Иванович с Бронсиком тебя проведают. Себастьян тяжело вздохнул. Действительно, мышей завести ему, что ли? Да и мне веселее будет. Не знаю, правда, как наш домовладелец Семен Борисович к этому отнесется. Впрочем, Семену Борисовичу легко рассуждать. У него семья на итальянский манер – занимают весь первый этаж и часть второго. Он сам, жена, с ними дедушка и младшая дочь. В соседней квартире теща, тесть, старшая сестра жены с мужем и двумя детьми. Через пролет – родители Семена Борисовича, его младший брат с женой и тремя детьми. Чуть поодаль живут двоюродные сестры, братья, тети, дяди с бабушками, дедушками и прочими более-менее близкими родственниками. Патриархом всего этого семейства является неизвестно в какой степени "пра" дедушка Карл Фридрихович. Недавно вся семья с помпой отметила его стодесятилетие. Фаина, супруга нашего домовладельца, сказала: "Слава богу, у дедушки склероз. Он бы давно помер, но все время забывает".

Сам Карл Фридрихович не знает, что делал минуту назад, зато отлично помнит первую мировую, революцию и гражданскую войну. Мозг дедулечки последние три месяца живет своей чрезвычайно интересной и насыщенной жизнью. К примеру, вчера к Карлу Фридриховичу приходил Вертинский, а чуть позже к ним присоединился Маяковский. Артист и поэт напились в сосиску, потому что дедушка полночи их разнимал и успокаивал. Кажется, гости Карла Фридриховича не сошлись в политических убеждениях.

Во дворе я застала нашего охранника Славика. Он безуспешно пытался уговорить Карла Фридриховича не дожидаться внука (Семена Борисовича) из школы. Учитывая, что внуку под пятьдесят, шансов дождаться его из школы, да еще и в восемь утра, у Карла Фридриховича не было никаких.

– Дедушка, идем домой!

За спиной Славика вырос тучный внучек. Его рыжая бородка клинышком и очки в золотой оправе выгодно оттенялись светло-серым костюмом из чрезвычайно добротной ткани. Должно быть, уже собрался в свой банк.

– Я же говорил! – победно проскрипел Карл Фридрихович. – Семочка, этот человек утверждает, будто бы тебя не надо встречать из школы! Скажи мне честно, тебя исключили? Ты напроказил? Я в твоем возрасте был ужасный проказник.

– Ты и сейчас еще тот, – согласился Семен Борисович, закатывая коляску с дедулей в дом.

Мне даже завидно стало. Все-таки семья – великая сила. Буквально от всех моих подруг я слышу беспрерывные стенания о том, как им тяжело живется, что их дом – дурдом, где нет ни роздыху, ни вздоху. Тем не менее стоит их квартирам опустеть на недельку – начинается обратная картина. Скучно, словом перекинуться не с кем, даже если это слово ругательное, эмоции охладить не на ком и вообще тоска.

Я вырулила на набережную и покатила в Стрельну. Новая машина реагировала на малейшее движение рулевого колеса. После того как Олег Корсаков взорвал мой "Фольксваген", новенького желтого "жука".

Осваиваю "Мини Купере". Римейки послевоенных машин для меня куда привлекательнее суперсовременных "обтекаемых" форм.

Почти у самой цели я уткнулась в колонну грузовиков, которые тащили материалы на президентскую стройку. Пришлось пристроиться в хвост колонны и ехать со скоростью сорок, километров. Обогнать длиннющую колонну не было никакой возможности. Во-первых, головной машины и не видно, а во-вторых, навстречу двигался точно такой же поток пустых грузовиков. Покорившись судьбе, я стала поглядывать вокруг.

Дворцово-парковый ансамбль Стрельны долгое время затмевался для туристов Петродворцом. А между тем здесь, в Стрельне, уникальный Петровский дворец, единственное в мире сооружение из дерева, выполненное в стиле барокко. Но вот забытому пригороду улыбнулась удача. Здесь начали реставрировать Константиновский дворец под будущую резиденцию главы государства. Участки вокруг мгновенно подорожали, а места здесь действительно отличные. Недалеко от города, на берегу залива, вокруг сосновый лес и никакой промышленности. Домовой, видимо, сообразил это раньше всех. До президентской администрации. Через каждые пятьсот метров попадались люди в строительных спецовках. Они деловито ровняли грунт или же производили какие-то замеры. В короткий срок здесь появится безупречный ряд кирпичных заборов, ощетинившихся камерами, тарелками и электрическими проводами по периметру.

К резиденции Василия Петровича Домового вела отдельная дорога. Съезд на нее обозначала табличка "Частное владение – 1000 м". Подъездной путь, оформленный, как кипарисовая аллея, был безупречно вычищен. Огромные черные ворота при моем приближении плавно распахнулись. Меня встретил высокий блондин с пронзительным взглядом серо-стальных глаз. Так и хотелось добавить: "характер нордический, беспощаден к врагам Рейха". Темно-синее пальто на шелковой подкладке и перстень белого золота на мизинце.

– Бекетов, – коротко представился он. – Здравствуйте, Александра Александровна. Добро пожаловать. Следуйте по этой дороге прямо до самого подъезда. Там вас ожидает горничная Люся. Можете распоряжаться ею вполне.

Слегка ошалев от такого приветствия, я кивнула и поехала дальше. "Можете распоряжаться ею вполне…" Это же надо!

Миновав парк, оказалась на широкой лужайке перед титаническим особняком.

Поздний русский классицизм с элементами хай-тек смотрелся оригинально. Черные зеркальные окна арочной формы, лифт "Отис" на лепном фасаде, разноцветные колонны. Могу спорить, у них бассейн на крыше есть и висячие сады где-нибудь пришпандорены.

Горничная Люся оказалась вышколенной особой неопределенного возраста. Если бы такие продавали веджвудский фарфор, продажи этой марки в нашей стране мгновенно бы возросли. Настоящая английская горничная в черном платье, белоснежном переднике, при ослепительных манжетах и воротничке.

– Здравствуйте, добро пожаловать, – почтительно поклонилась она. – Старшая горничная, Людмила. Можно просто Люся. Пожалуйста, следуйте за мной.

Охранник в черном костюме подхватил мою сумку, как только я открыла багажник.

– Будьте любезны ваши ключи, машину отведут в гараж и произведут необходимые процедуры и технический осмотр, – обратилась ко мне Люся.

– Что вы, это лишнее, – пробормотала я, чувствуя себя в высшей степени неловко.

К тому же идея о представлении меня учительницей хороших манер разом перестала казаться удачной. В этом доме слуги знают об этикете гораздо больше меня.

– Простите, мне были даны указания. Вы ведь поживете у нас какое-то время? – учтиво склонила голову Люся.

Я безропотно отдала ключи и потрусила вслед за горничной. Сумку охранник нес за мной. Мы поднялись на высокое крыльцо по ступеням из дорогого желтого полупрозрачного мрамора и оказались в холле. Интерьер описывать не буду. Мне и в голову прийти не могло, что отдельные граждане в нашей стране могут себе такое позволить! Расписные потолки, резные двери, статуи, картины, витражи… Роскошь до такой степени безвкусная и настолько дорогая, что производила впечатление тончайшего, остроумного китча. Палехское барокко. Аляповатость, шокирующая так же сильно, как и самая видимая гармония. Арабские шейхи, по сравнению с Василием Петровичем Домовым, сущие лохи.

Всю дорогу меня мучил вопрос: должна я дать прислуге на чай или нет? Так меня встречали только один раз. Решив осуществить свои мечты после получения наследства, я поехала в Париж. Остановилась в пятизвездочном отеле, сняла дорогой номер. Там чаевые были как само собой разумеющееся. Однако сейчас я как бы в гостях. В гостях у нас вроде чаевых не дают. Мучимая этими неразрешимыми этическими проблемами, я доплелась до нужной двери.

Мне отвели апартаменты на втором этаже. Просторная светлая комната. Дизайн предусматривал две зоны – рабочую и спальную.

– Ванная, – горничная распахнула неприметную дверь и продемонстрировала гигантский санузел. – Если вам что-нибудь понадобится, поднесите руку к этому устройству. Мы незамедлительно исполним любую. вашу просьбу.

Устройство располагалось рядом с выключателем.

Подобную штуковину я видела в одной из "продвинутых" кофеен. Маленький пластиковый прямоугольник. Подносишь к нему руку, срабатывает тепловой датчик, куда-то идет сигнал и через минуту к тебе подбегает официантка. Посетители с энтузиазмом прикладывают ладошки ради эксперимента. Когда появляется девушка с электронным блокнотиком, приходится что-то заказывать. Нельзя же ей сказать: "Я просто так, посмотреть, как скоро вы примчитесь!"

Только я поставила сумку и осмотрелась, в дверь постучали. Лика стремительно распахнула двери, не дожидаясь разрешения.

– Анжелика Васильевна, – строго обратилась я к ней, – поскольку мне предстоит обучать вас хорошим манерам, прошу запомнить правило номер один. Когда вы стучите, то должны дождаться слова "Войдите", иначе ваш вежливый стук превращается в пустую формальность.

Надо было видеть, как у мадмуазель Домовой вытянулось лицо. Потом она сообразила и прыснула со смеху.

– Ни фига себе! Как у вас натурально получается! А я всю ночь на измене просидела – вдруг заметят раньше времени, вдруг поймут. Фу-у-ух! Где вы этот костюм взяли? Прямо как для хэллоуина! Нормальный маньяк-убийца! Вы фильм не смотрели про сумасшедшую женщину, которая по праздникам убивала неверных мужчин? Жуть берет! – Лика подошла ближе и зашептала:

– Я пригласила Марго, Элькину подругу. Мы раньше так особенно не общались, а тут я ей позвонила. Сказала, мол, раздаю надоевшие вещи. Она тут же примчалась. Можно будет ее расспросить, что да как. Она вроде бы с Гав-риловой в хороших отношениях была. Не пойму только, что у них общего. Элька была такая зануда! На учебе помешанная, правильная до жути. А Марго – полная оторва. Институт бросила, живет то с одним мужиком, то с другим. В голове одни тусовки да шмотки. Идемте…

Лика потащила меня к себе. Ее апартаменты оказались напротив. Лестница упиралась прямо в ее двери. За ними – анфилада комнат. Слева высокие узкие закругленные окна с ажурной расстекловкой. Первая комната – похоже, гостиная, четыре окна. Светло-голубые стены, белая лепнина под потолком, гигантская люстра из молочного венецианского стекла. Огромный домашний кинотеатр, камин, уютный диванчик полукругом, в стеллажах книги, диски, по полу разбросаны журналы, столик перед диваном закидан коробочками из-под мороженого.

В следующей комнате жуткий бардак. Будто здесь обыск проводили. Вдоль всей стены – зеркальные двери шкафов. Посередине круглая банкетка. Получилась длинная проходная гардеробная на три окна. На полу, на стульях, на кресле, на светильниках – повсюду шмотки, открытые коробки с обувью, нижнее белье, вырванные глянцевые страницы! Две горничные невозмутимо возвращали одежду на вешалки, а туфли попарно расставляли на подставки.

– Марго отложила вещи? – спросила Лика у горничной.

– Она не сообщала, – потупив взор, четко, по-военному, отрапортовала та.

Понятно, девушка просто подбирала себе наряды…

В последнем зале, отдаленно напоминающем спальню, высоченная "герла" вертелась перед зеркалом. Не обратив никакого внимания на нас, она выставила вперед крутое бедро и спросила:

– Ты на падлу мне ответь и не надо хрень тереть! Я ль на свете всех борзее, всех понтовей и чувее?

На Марго было розово-перламутровое платье то ли из змеиной кожи, то ли из резины, едва прикрывавшее ей пятую точку… Черное "французское" каре, длинный с аристократической горбинкой нос, огромные синие глаза. Длинные, похожие на ножки от стола, конечности были упакованы в модное подобие обуви. Сапоги из розовой кожи, переливающиеся узором из разноцветных стразов.

– Че за тетка? – спросила Марго, подводя губы блеском.

– Познакомься, моя преподавательница хороших манер, Александра Александровна Ворошилова, – церемонно представила меня Лика. – Александра Александровна, познакомьтесь, моя подруга Маргарита Мирзоян.

– Здравствуйте, очень рада нашему знакомству.

Я слегка наклонила голову и сложила руки на животе. Так и тянуло добавить книксен.

Чтобы подавить улыбку, которую у меня вызывало свое собственное поведение, я стала разглядывать спальню Лики. Несметное количество мягких игрушек всех форм и размеров, гигантское зеркало в позолоченной раме, такой же "золотой" туалетный столик на львиных лапах, кровать в форме сердца под прозрачным балдахином, розовое атласное покрывало, прошитое ромбиками – все это наводило на мысль, что дизайн нагло украден у компании "Мателл". Так обычно обставляют апартаменты Барби. Жуть. Плюс – помещение насквозь, неистребимо пропахло духами "Бэби Долл" от Ив Сен Лорана. Действительно, лучшего парфюма для юной Домовой не придумать. Приторный розово-карамельный аромат оставлял на языке сладкий привкус. Захотелось немедленно съесть маринованный гриб.

Марго издала протяжный визг и грохнулась на кровать, задрыгав ногами.

– Ни хрена себе выверт! Лика, давай ее с собой на тусовку возьмем? Наши все оборжутся!

– Не понимаю причины вашего веселья, – чеканным холодным голосом произнесла я, поправляя очки.

– Уй! – завизжала пуще прежнего Маргоша. – Она точно живая?!

Девушка вскочила и сделала несколько угловатых механических движений.

– Я робот-воспитатель! Я робот-воспитатель! – прогнусавила она в нос.

– Из вашего поведения, юная леди, я заключаю, что вы вовсе не леди, – я скривила постную мину и сжала губы в нитку, чтобы не рассмеяться.

– Конечно, откуда воспитанию взяться, – неожиданно миролюбиво вздохнула Марго. – Лика, можно я у тебя из косметики кое-что возьму? Ты же не всем этим пользуешься.

Мирзоян выдвинула огромный ящик, заваленный штукатурной продукцией.

– Бери, что хочешь, – согласилась Лика.

Пока Марго выбирала себе тени, подводки, помады и карандаши, я узнала всю ее историю. Восточная внешность досталась ей от папы, он армянин, патологическая худоба и высокий рост – от мамы, она страдала акромегалией. Это такое нарушение функции гипофиза, когда ребенок двух граждан невысокого роста неожиданно вымахивает до двух с лишним метров. Родители Марго небогаты, но она коммуникабельна и умеет в любой компании быть своей. Благодаря этой способности учится на престижном журналистском факультете, не чувствуя себя изгоем. Золотая молодежь, составляющая девяносто процентов студиозусов, охотно дает ей в долг или дарит надоевшие вещи, как Лика. Мирзоян носит или короткие юбки, или очень короткие, потому что гордится своими худыми и длинными ногами. Я ей позавидовала. Вот что значит родиться вовремя! У меня ноги такие же худые и длинные, но двадцать лет назад это красивым не считалось. Марго пользуется успехом у мужчин и не стесняется брать за это деньги. Пока дают – надо брать, здраво рассуждает она. Потом и захочешь, так никто уже не даст. Все свободное от университета время Мирзоян проводит на различных тусовках. Там можно на халяву пожрать, выпить или познакомиться с очередным "насосом".

Марго собралась выдать еще какие-то подробности, но во дворе раздались выстрелы.

Вздрогнув, я вопросительно уставилась на Лику. Та чуть отклонилась назад и посмотрела в окно.

– Это папа, – прояснила она ситуацию, – полюбуйтесь.

Я несмело, будто из окопа, выглянула в окно. На лужайке перед домом, презрев мороз, долговязый широкоплечий субъект в распахнутом настежь махровом халате палил из пистолета вслед тучному господину в хорошем костюме. Господин несся, подпрыгивая, как поднятый борзыми заяц, прижимая к груди объемистый портфель. Остатки курчавых волос вокруг головы субъекта стояли дыбом.

– Экскурсии он проводит! Экскурсовод хренов! Еще раз услышу, станешь учебным пособием для патологоанатомов! – орал Василий Петрович Домовой.

– Кого это он так? – спросила Марго.

– Председателя совета директоров комбината. Опять, наверное, иностранных инвесторов принимал. Папа считает, что Эльнур Фомич хочет его надуть. Сдать "Оргсинтез" буржуям потихоньку.

– Но он же мог его убить! – ужаснулась я.

– Не мог, – покачала головой Лика, – папа никогда не промахивается.

Я с недоверием покосилась в сторону убегающего Эльнура Фомича. Его даже не зацепило.

– Папа, конечно, со странностями, но не настолько, чтобы своего директора в своем же парке замочить, – Лика сложила руки на груди: мол, это же так очевидно!

У меня занялся нервный зуд.

– Василий Петрович всегда так недовольство проявляет?

– Нет, обычно он очень спокойный, – заверила Лика.

Обычно спокойный Василий Петрович в этот момент с размаху шарахнул пистолет о гранитные плиты и принялся яростно топтать его ногами. Расправившись с оружием, запахнул свой халат, как кастильский плащ, и быстрыми шагами направился к дому.

– У него депрессия, – добавила Лика.

– И давно? – машинально поинтересовалась я.

– Года два, – девушка пожала плечами и обернулась к Марго:

– Кстати, тебя хотела спросить. А Элька замуж за Никиту выходила по любви или по настоянию родителей?

– Ты че? – Мирзоян вытаращилась на нее, как глубоководный краб на труп аквалангиста. – Сама не помнишь?

Полился стремительный и бурный, словно Терек, рассказ о страсти Эли к Никите. Сленг, на котором изъяснялась Мирзоян, требует перевода и цензуры в равных долях.

По версии Марго, Эля воспылала к Никите мгновенной и жаркой страстью ("впендюрилась яичниками"). Он пытался сопротивляться, но узнав, какой ущерб ему предстоит возмещать за разбитую машину Гавриловой, сдался. Это совпадало с версией Лики. Мама Эли, Кристина Федоровна, случайно застала ее с любовником. И поскольку Кристина Федоровна терпеть не могла заставать дочь с любовниками – устроила скандал. Во время этой драматичной сцены мелькнула фраза, что из любовников иногда получаются мужья, а этого голодранца они на порог не пустят.

И что Никита вступил с Элей в интимную связь, чтобы избежать выплаты пятидесяти тысяч долларов за разбитую машину. Эта часть рассказа отличалась от изложения Домовой. Получалось, что родители Эли знали, что Никита врезался в "Мерседес". Эля терпеть не могла Кристину Федоровну. Вообще, Гаврилова-младшая ненавидела всех своих родных, но мамашу особенно. Потому что та была глупа, лицемерна, чванлива и злоупотребляла кокаином ("кошелка, гнус в натуре, понт – пустое гониво, старая марафетчица"). Слово за слово, Эля объявила, что выходит за Никиту замуж. Тот такого оборота дел не ожидал, но пятьдесят тысяч есть пятьдесят тысяч, и он промолчал. Потом нашел в неизбежной женитьбе и свою пользу. Будущая супруга не правдоподобно богата, сдвинута на инопланетянах и втрескалась в него по уши. Правда, быстро выяснилось, что Эля ко всем своим банковским достоинствам, еще патологически ревнива, туповата и ленива. К свадьбе стало совсем плохо. Жениха невеста выносила с трудом, а под венец шла из упрямства, чтобы досадить родным ("извести противных на фекалии"). При этом продолжала ревновать Никиту к каждому столбу, потому что считала молодого человека своей собственностью.

– Если он их всех угандошил, парня можно понять, – заключила Марго. – Шерер, конечно, не спикере, но, блин, такого не заслужил. Она мне как-то рассказывала, что каждый вечер, когда он где-то хоть на пять минут задерживался, грозила ему обрезание устроить по самые яйца.

Лика нахмурила брови.

– А мне казалось, что она от него без ума.

– Была, естественно, короткое время. Ты что, Эльку не помнишь? Она от любого симпатичного мужика была в восторге. Месяц пройдет – и все. Восторг увял. Нет, – Маргоша с видом профессора подняла вверх палец и скривила губы, – тут другое! Элька была социопатка, и этим все сказано.

– Кто? – переспросила Лика.

– Социопатка, – повторила Мирзоян, – человек, который ненавидит общество. Она всегда всем назло старалась выпендриться.

– Не помню такого! – решительно возразила Лика. – По-моему, она была жутко правильная зануда.

– Слушай, Домовая, – Марго уперла руки в бока, – ты только не обижайся, но чувствую, настал момент истины. Эльки на свете уже нет, так что секреты ее хранить не обязательно. Она тебя ненавидела до зубовного скрежета. Во-первых, потому что дядя Леня тебя ей в подружки все время толкал, а во-вторых, ты у нее из-под носа всегда мужиков уводила.

– Я?! – Лика с изумлением приложила руки к груди.

– Ты! – Маргоша скандально подбоченилась левой рукой, а на правой начала загибать пальцы, – Гриша Коломиец, Ренат Максаков, Герберт Нил, Альберт Михайлович Абу-Маджид и Элькин муж! Она с таким трудом его на себе женила!

– Да кто их уводам! – возмутилась Лика. – Они сами! А этот Альберт Михайлович, старый хрыч, вообще прилип как банный лист, весь курорт проходу не давал! Кто их уводил-то?! Да они на Эльку и не смотрели!

– То-то и оно, – победно заключила Марго.

– Сама виновата, – надулась Лика, – не надо было всех встречных и поперечных про свои контакты с инопланетянами грузить.

– Отсюда, и поподробней, пожалуйста, – громко вмешалась я.

Очень было бы интересно послушать, как Эля с инопланетянами встречалась. Если Гаврилова была не в своем уме на момент заключения брака с Никитой, это может резко изменить всю картину. Во-первых, ее брак с гражданином Шерером в этом случае следует признать недействительным.

Во-вторых, если брак недействителен, то и наследства Никите не полагается. И, в-третьих, если Никите наследства не полагается, а все Гавриловы померли, то их имущество должно отойти к государству. Вот я посочувствую Василию Петровичу Домовому, если чиновники узнают о свалившейся им в руки половине "Оргсинтеза"!

– Это тема, кстати, – закатила глаза Маргоша, вытащила из лежавшей на туалетном столике сумочки сигарету и плюхнулась на кровать. – Рассказываю, special for you[2]. Они ей похудеть помогли. Элька до прошлого года была чисто булка. Ляхи вот такие! А фитнесом ей заняться было лень. Кстати, никогда не видела человека, которому настолько все в падлу. Кроме учебы, что странно. Она на физмате обитала. Целыми днями чертит, считает. И вдруг пропала. В универ не ходит, больше нигде не появляется. Через два месяца нарисовалась. Скелет! Я запытала сразу. Колись, мол, жир отсасывала или колеса какие хавала? Элька долго телилась, но я добила. Сгори – отпад, чисто сайнс-фикшн!

– Что? – не поняла я.

– Как же тебе объяснить-то по-русски? Книжки всякие, типа, как в закрытых лабораториях выращивают всякую фигню.

– Научная беллетристика? – догадалась я.

– Белле… что?

Слава богу, Римма Захаровна, моя незабвенная "русичка", этого не слышит! Старушка так боролась за чистоту родной речи. Ей в страшном сне не мог привидеться Маргошин "спич".

– Ладно, проехали, – Мирзоян продолжила, – короче, слушайте и наслаждайтесь. Элькина история похудания. Как-то не могла она уснуть. Ни с того ни с сего, измена пальцы крутит, стрема, будто мента переехала! Никогда, говорит, с ней раньше такого не было. Смотрит по сторонам, понять не может, чего ей так глючно. И тут просекает, что лунный свет проходит не через все окно, как обычно положено, а только через открытую форточку. Причем не прямо падает, а наискось, прямо к ее кровати. Элька чуть не завизжала. Думала, мы, уроды, ей кактуса в чай насыпали.

– Кактуса? В чай? На фиг? – оторопела Лика.

– Одна чува в Мексику каталась загорать. Притаранила оттуда сушеный кактус. Съедаешь ленд, и целый день все вокруг зеленое. Типа, галлюциноген. Прикольно, к вечеру только задалбьшать начинает. В общем, Элька решила, что мы ей этот кактус в чай подложили. Она зеленые чаи все гоняла. Мол, для мозгов полезно. Мало чая, думаю, пила. Короче, представляете, сидит Гаврилова на кровати и понимает: а свет, в натуре, глючный. Жидкий. И по этой зеленой, типа, речке, к ней медленно приближается кораблик. Наподобие тех, что в бутылки сувенирные запихивают. Элька подумала, точно с кактуса болтает, и на нас обиделась. Успокоилась, смотрит, что дальше будет. Тут из этого кораблика вылезли инопланетяне. Мелкие, как блохи. Самый главный ей говорит: мы с планеты такой-то, прилетели добывать из тебя жир. Для нас, мол, ваш жир то же самое, что для вас нефть. Короче, вся эта толпа ломанулась Эльке в нос и уши. Она на следующий день проснулась, позвонила мне, устроила скандал. Я тогда, кстати, обалдела. Нормально? С утра звонок! Про кактус, про чай! Ладно, не суть. В общем, Элька, поимев мои уши, пошла в ванную и взвесилась. Она по утрам всегда это делает. Взвесилась и охренела – минус три кило! Задумалась. Стремно стало. И с чего-то ее поперло, что вся лажа с корабликом – правда. Депресняк крутой навалился! Представляете, сидеть целыми днями и думать, что внутри инопланетяне добывают твой жир? Короче, прошло два месяца – Элька преобразилась. Был XL, стал XS. – Чего? – опять не поняла я.

– Был пятьдесят второй размер, стал тридцать восьмой, – пояснила Марго. – И как-то ночью смотрит Элька, – опять тот же глючный свет. Инопланетяне из нее вылезли, поблагодарили и улетели. Гаврилова после этого к уфологам и подалась, в общак их записываться.

– Шизофренический шуб, – вспомнила я из курса общей психиатрии, который нам читали на пятом курсе.

Большинство людей уверены, что человек с психическим расстройством непременно должен биться в судорогах и пускать слюни. Причем без перерыва. От установления диагноза – до гробовой доски. Совсем нет. По всей видимости, Эля Гаврилова, научным языком выражаясь, "носила шизоидный радикал". Девушка была аутичной, неохотно общалась. Патологическая лень, о которой говорит Маргоша, тоже один из симптомов, называется – абулия. Косвенные признаки: нарушенное чувство гармонии, цвета и пропорции. Это проявилось в несуразном подборе одежды. А математика, как известно, для шизофреников, как свеча для ночных мотыльков. Декарт, Лейбниц, Гаусс, Лобачевский обладали тем же радикалом, что и Эля. Именно он и обеспечил им выдающиеся способности к абстрактным построениям. Если не случится ничего такого, что активизирует радикал, нормальное состояние не нарушится. Но сильный стресс, резкое нарушение гормонального баланса и тому подобные вещи способны активизировать спящую болезнь. Острое состояние, в котором начинаются галлюцинации, бредовые идеи и прочие "прелести", называется "шизофренический шуб". Если обстановка вокруг благоприятная, субъект может выйти из него как ни в чем не бывало. Если же нет – болезнь начнет развиваться.

– Да, на шизу похоже, – согласилась со мной Мирзоян, которой, могу спорить, общей психиатрии не преподавали. – Вы бы видели остальных!

– Кого остальных? – я насторожилась.

– Да уфологов этих! Им постоянно такая хрень является. Как-то раз Элька меня к ним затащила. Жуть. Странно только, знаете что?

– Что?

– Ну обычно, глюки у всех свои. Но когда Эльку, типа, похищали, это видели пятьдесят человек! Целая уфологическая, блин, конференция. Съехались двинутые, докладывали кто, где, сколько тарелок видел. В общем, мрак. Но видели они все одно и то же! Возник светящийся шар, голос позвал Элю, неведомая сила потащила ее к шару, она вроде сопротивляться пыталась, но эта фигня ее схавала и пропала. Все одно и то же рассказывают! Один перец даже сфотографировал. Только там не понятно ни хрена. Один большой световой глюк.

– Где эту фотографию можно увидеть?! – я заерзала на месте.

– У папы, он ее выкупил, – задумчиво ответила Лика, – бешеные бабуленции, кстати, отдал. Уфологи оказались заточенные.

– Ха! Еще бы! – дернула ногой Мирзоян. – Они же основной гешефт имеют с торговли такой хренью.

– Интересно, – подумала я вслух, – а Никита знал о том, что у Эли есть отклонения?

– Вряд ли, – покачала головой Лика. – Он к этому ее увлечению, как к обычной придури относился. И к уфологам этим вместе с ней таскался. Журналы ей выписывал всякие, переводил статьи… Если бы знал, что у нее шизофрения, – не стал бы потакать.

"А вот и ошибаешься, – подумала я. – Очень часто родственники больного сами включаются в его бред. Когда я работала на "скорой", у нас была санитарка Люба. Ее муж, эпидемиолог, терроризировал всю семью страхом перед вирусами и бактериями. Утверждал, что эти зловредные микроорганизмы под воздействием радиации давным-давно мутировали и превратились в микроубийц. Дескать, истинная причина рака – это домашняя пыль. В результате Люба и две дочери добросовестно стерилизовали уличную обувь над паром, производили влажную уборку дважды в день и выслушивали нудные нотации каждый раз, когда глава семейства, залезая белой перчаткой под ванную или под кровать, обнаруживал там следы грязи. Долгие годы семья обслуживала папину мезофобию, навязчивый страх перед грязью, вместо того чтобы спровадить его на прием к психиатру".

– Слушай, – Маргоша заискивающе посмотрела на Лику и покачала носком ноги, – у тебя теплого ничего нет? Может, шуба какая надоела?

– Есть одна, – кивнула Домовая, – только она немодная.

– Это жаль, – вздохнула Мирзоян. – Но кто ж сейчас бедной студентке новую модную шубу отдаст? Перевелись на Руси меценаты…

Мы плавно перетекли в гардеробную. Пока Лика искала в необъятных шкафах надоевшую шубу, я снова выглянула в окно. Внимание мое привлекли предметы, вылетающие откуда-то сверху и звонко бьющиеся о газон.

– Что это? – спросила я у горничной.

– По всей видимости, – ровным, без тени эмоций, голосом ответила та, взглянув на осколки, – коллекция копилок. Я узнаю ее по цветочкам на черепках.

– Папа выкинул свою коллекцию копилок? – оживилась Лика, выглянув из шкафа. – Совсем дело плохо. Надо Борису Яковлевичу звонить. Представляете, Александра Александровна, он, в смысле папа, не Борис Яковлевич, в последнее время начал вещи из окон вышвыривать. Вчера мобильниками кидался, позавчера – бутылками.

– Мобильниками?! – Маргоша возмущенно фыркнула. – Лучше бы раздал… А че это его так колбасит?

Лика не успела ответить. В дверь влетел высокий чернявый субъект, нездоровой худобы. Одет он был в радужно-полосатые вельветовые брюки, бархатный бадлон и ботинки с узкими длинными носами.

– Лика! Ну сколько можно! – театрально возмутился он. – Второй раз ты вычеркиваешь стаю голубей! Неужели снова объяснять, что сейчас модно сразу после венчания выпускать стаю белых голубей! Я, лучший церемониймейстер, готовлю свадьбу, и ты, как дура, выйдешь без голубей! Я не могу так рисковать своей репутацией! И потом, я их уже заказал! Голуби будут! Только не надо возражать! Представь себе – ты с Никитой выходишь из церкви, маленькие девочки сыплют тебе под ноги лепестки белых роз, гости ликуют, а в небо взмывает стая белоснежных голубков и…

– И все в дерьме, – подвела итог неромантичная Марго.

Субъект сложил руки на груди и укоризненно уставился на Мирзоян.

– Тебя кто спрашивает? Скажи мне, кого интересует твое дилетантское мнение? Я, – товарищ показал на свою впалую рахитичную грудь длинным узловатым пальцем, – устраивал свадьбу Наташи Ветлицкой! Она выходила замуж девятый раз! И может высказывать свое мнение, а ты нет!

– Познакомьтесь, – обратилась ко мне Лика, – это Жорж.

– Церемониймейстер, – щелкнул каблуками тот и поклонился.

– А это Александра Александровна Ворошилова, мой преподаватель хороших манер, – представила меня Лика.

– О! – Жорж обошел меня кругом. – О! Домовая, ты выросла в моих глазах! Я, честно признаться, давно хотел подбросить эту мысль, но мне было лень объяснять, зачем тебе хорошие манеры. Александра Александровна, в таком случае я бы хотел немедленно обратиться к вам за консультацией, вы позволите?

Церемониймейстер, не дожидаясь ответа, ухватил меня под локоть и начал прогуливать туда-сюда вдоль гардеробной.

– Чрезвычайный интерес и горячие споры вызывает вопрос салфеток. Я утверждаю, что бумажные салфетки в любом исполнении – это моветон. А полотняные салфетки тяжелы, их затруднительно перевозить. К примеру, во время фуршета во дворце бракосочетания – бумажные салфетки были бы удобны, или на венчальном пикнике. Но на торжественном ужине уместны только полотняные салфетки. И все же, с точки зрения эксперта, пролейте свет на этот вопрос. Возможно ли применение бумажных салфеток?

– Гхм!

Я приняла вид ученой гусыни и, заложив руки за спину, изрекла:

– Видите ли, Жорж. Правила хорошего тона – не догма. По сути – они созданы для того, чтобы обеспечить легкость и изящество процесса жизни. Наши предки пользовались полотняными салфетками, потому что технология производства бумажных отсутствовала. Посему можно заключить, что использование салфеток из древесной целлюлозы в тех случаях, когда это удобно и эстетично, отнюдь не моветон.

– Хм… – Жорж принял глубокомысленный вид и приложил палец ко лбу. – Вы так считаете?

– Определенно.

Секунду мы с Жоржем смотрели друг на друга с самыми серьезными лицами.

– Какой бред! – всплеснула руками Марго.

Жорж возмущенно топнул ногой и с писком "И-и-и!" принялся легонько колотить ладошками по ее широкому костистому плечу.

– Ненавижу, ненавижу! Гнусная стерва, убийца прекрасного!

Мирзоян со смехом отпихивала церемониймейстера. Тот не унимался. Наконец девушка разозлилась и, схватив Жоржа за шкирку, дала ему пинка под зад.

– Я расцениваю это как сексуальное домогательство, – заявил тот, скрестил руки на груди и отвернулся. – Жду извинений!

– Пожалуйста, – Марго вытянула свою худющую, костяную ходулю и влепила Жоржу еще один пинок.

Тот развернулся с непередаваемой экспрессией возмущения.

– Это нельзя! Это совершенно невозможно! Домовая, тебе придется оплатить это унижение! Я нанят для устройства свадьбы, а не для того, чтобы меня публично унижали! Ты меня слушаешь? Анжелика, сделай милость, выйди из шкафа, когда я с тобой разговариваю! Александра Александровна, – обиженный Жорж повернулся ко мне и заломил руки, – ну скажите хоть вы! Разве это вежливо, говорить с человеком из шкафа?

– Скажите, Жорж, – обратилась я к нему, – а свадьбу Эли Гавриловой не вы случайно организовывали?

– Естественно, нет! – церемониймейстер моментально прекратил драться с Марго. – Я не имел к этому фарсу ни малейшего отношения! То, что невеста была в красном платье, – это еще можно понять и простить! Но весь ужас, который творился дальше! Нет уж, увольте.

– Что за ужас? – я уселась на пуфик, не в состоянии больше держать спину идеально ровной. Хорошая осанка требует очень сильных мышц, а у меня таковые отсутствуют.

– Ну, во-первых, эти пчелы. Целый рой индийских пчел-убийц! Должно быть, у какого-нибудь фермера рой поделился, а он, дурак, и не заметил. Хорошо, что на свадьбу пригласили директора "Атриум-фильма". Тот, по чистой случайности, вез в багажнике дымовые шашки. Вообще идея справлять главный праздник в жизни на природе – идиотская от начала до конца.

Причем не в парке, а в глухом лесу! Мы же не в Калифорнии обитаем! Мадам Гавриловой на платье упала гадюка. Это, во-вторых, прошу заметить. Она едва не поседела. Опять же на счастье, у нее от шока случился паралич, и она не смогла даже пальцем шевельнуть! Змея уползла, не причинив ей никакого вреда. В-третьих, фейерверк. Ну кто так устраивает фейерверки? Если бы не я, от Шурика Гаврилова не осталось бы и зубов!

– Шурик – Элин брат, – пояснила Лика, – там с пиротехникой чего-то перемудрили. Установили на манер противопехотных мин. Заряд человека может разорвать в клочья. Шурка уже ногу занес, но, слава богу, Жорж его на руки подхватил.

– Зачем? – не поняла я.

Марго прыснула со смеху. Жорж густо покраснел.

– Не вижу в этом ничего смешного! Я, между прочим, до сих пор не оправился от потери! – он сделал вид, что смахивает слезу. – Если бы не упрямство Александра, он до сих пор… – церемониймейстер молитвенно сложил руки и всхлипнул, – был бы жив!

– Шурик поехал с Гришей нырять у большого кораллового рифа. Жоржику это не понравилось, он был сильно против, – изложила суть трагедии Мирзоян, – но Гаврилов-младший был такой же упертый, как и дядя Леня. Чем больше возражают, тем сильнее ему хочется.

– Так что, получается, все родственники Эли могли погибнуть на ее свадьбе?! И это никому не показалось странным?! – у меня глаза на лоб полезли.

Учитывая круг общения Домовых и Гавриловых, охраны на этом празднике жизни, как пить дать было больше, чем гостей!

– Любая самодеятельность потенциально опасна, – назидательно изрек Жорж. – Идиотизм – явление вредное, но, к сожалению, не наказуемое.

– А иногда и высокооплачиваемое, – протянула Мирзоян, разглядывая свои ногти. – Не будем показывать пальцем.

Неизвестно, чем бы закончилась перепалка между ними, но в дверь вошел Бекетов.

– Все приглашаются обедать, – холодным чеканным голосом объявил он и вышел. Я удивленно посмотрела на часы – половина двенадцатого. Интересно, во сколько же в этом доме завтракают?

Столовая в доме Василия Петровича напоминала конференц-зал. Длинный стол не сосчитать на сколько персон. Огромный камин, из которого немилосердно дуло. Если Домовой сидит на самом почетном месте – у него должно быть перманентное ОРЗ. Двое официантов ставили приборы. Очевидно, планировалось семь человек. Лика, Марго, Жорж, я и сам Василий Петрович – это пять. Кто остальные двое – пока загадка.

Мы расселись, меня впихнули по левую руку от хозяина. Я положила салфетку на колени, и тут мне на плечо легла тяжелая рука. В этот момент я поняла, что чувствовал Дон Жуан, когда его приобнял Командор. Василий Петрович Домовой, переодевшийся в костюм, уселся во главе стола.

Вблизи Василий Петрович оказался до неприличия похож на Чапаева. Колючие пронзительные глаза, четкие, резко очерченные скулы, крупный нос, уверенные размашистые движения и неукротимая внутренняя энергия. Аккуратная стрижка и отсутствие усов, правда, вызывали некоторый дискомфорт. Так и хотелось приложить Домовому чуб и пышную лицевую растительность. Как и на всех высоких сутулых людях, дорогая качественная одежда Домового казалась криво сшитой и заношенной. Будто у пиджака одна пола короче другой, а штанины вытянутые и мятые. Кабинет быстро наполнился запахом новейшего "Versace", дорогих сигар и… денег. Если кто нюхал свежие, оставляющие на белом листе бумаги зеленый след доллары, – должен без труда вообразить себе получившийся коктейль. Домовой скользнул по мне оценивающим взглядом.

– Здравствуйте, Александра Александровна. Мне уже доложили, кто вы и зачем пожаловали. Если вам удастся научить Лику себя по-человечески вести – получите такую премию, что до конца жизни сможете не работать. Меня ее выходки уже достали.

– Здравствуйте, Василий Иванович! – ляпнула я и поспешно исправилась:

– То есть Петрович.

– Еще скажите, что я на Чапаева похож, – вздохнул он.

– Совсем не похожи! – запротестовала я.

– Да? – Василии Петрович уставился на меня немигающим взором.

– Ну разве что самую малость… Повисла пауза.

– Лика, – серьезным голосом сказал Василий Петрович, – я хочу сообщить тебе новость. Свадьба состоится в эту пятницу.

– Но папа! – отчаянный взор мадмуазель Домовой скользнул но мне, Бекетову и уперся в отца. – Я не хочу!

– Достала, однозначно! – хлопнул ладонью но столу Василий Петрович. – То "хочу замуж", то "не хочу"! Я сказал – в эту пятницу!

– Но мы не успеем ничего подготовить! – засуетился Жорж.

– Вот тебя особенно никто не спрашивает, – ответил Домовой, не глядя на церемониймейстера.

Я соображала, как сформулировать "ваша-дочь-имеет-право-сама-выбирать-хотя бы-дату-свадьбы" помягче, но так и не придумала.

Лика тихонько заплакала, уткнувшись в салфетку. Василий Петрович тяжело вздохнул и обмяк.

– Не реви. Должен же я присутствовать на свадьбе собственной дочери.

– Что тебе мешает присутствовать на ней двадцать первого? – пробурчала Лика.

– Дорогие мои, – Домовой положил ладони на стол, – я решил сесть в тюрьму.

Несколько секунд висела гробовая тишина, потом все заголосили разом.

– Зачем?!

– За что?!

– Надолго?!

Василий Петрович кисло отворачивался, махал руками и, наконец, грохнул кулаком по столу.

– Всем тихо! Я долго думал и понял – моя жизнь прошла зря. Я принес много горя другим людям, которых не знаю, но они ежедневно проклинают мое имя. Я осознал свою вину перед обществом и должен понести за нее справедливую кару.

Лучший Для меня выход – это добровольное тюремное заточение. Только так я смогу очистить и успокоить свою совесть.

– Неужели для этого обязательно садиться в тюрьму? – Лика надула губы. – Может, лучше увеличить дозу антидепрессантов? И потом, тюрьма не гостиница, чтобы туда сесть, повод нужен.

– Я приду с повинной! У меня сердце надрывается от чувства вины. Я самый ничтожный из людей!

Жорж поджал губы и пробормотал как бы про себя:

– Я где-то читал, если человек называет себя самым ничтожным, в этом уже есть что-то от мании величия.

– Сердце у тебя болит от нервов. Изводишь себя по делу и без дела. – Лика нервно забарабанила пальцами по столу. – Хорошо, положим, что ты осуществишь свое намерение. Но к чему такая срочность? Что, нельзя подготовиться? К двадцать первому числу тебя могли бы осудить, и с двадцать второго ты бы спокойно отправился в Магаданскую область. Там, кажется, дядя Артем сидит?

– Зачем оттягивать неизбежное, – промолвил Василий Петрович, – все равно меня посадят, имущество конфискуют… Нет уж! Лучше я сам. Тем более что как только ты выйдешь замуж за Никиту, я буду спокоен. Он тебя любит и сумеет позаботиться.

Я вообще перестала что-либо понимать. Но Лика и остальные облегченно вздохнули.

– Ну, Василий Петрович, миленький, – первой заговорила Марго, – с чего вы взяли, что вас непременно ожидают бедность и заточение? Это, как говорит Борис Яковлевич, "лажевый прогноз".

Понятно, значит, Борис Яковлевич – психотерапевт Домового. Несчастный…

– Ложный прогноз, а не лажевый, – поправил ее Василий Петрович и запустил пальцы в шевелюру. – Уйду от вас, дураки!

– Одна байда! – воскликнула Мирзоян. – Ложный, лажевый…

– Не пойму, зачем садиться в тюрьму, – вздохнул Жорж, – поселите у себя эту даму, – он показал ладонью на Марго, – и наслаждайтесь.

Передо мной поставили хитрый салат из кучи зелени, гранатовых зерен, сыра тофу и красного лука. Я хотела приняться за еду и вдруг заметила, что присутствующие не сводят с меня глаз.

Глянув на приборы, я пришла в ужас. Рядом лежали три вилки. Три! А с другой стороны – два ножа и две ложки! "Спокойно! Какой вилкой станут есть все, той и я", – успокоив себя, я поглядела на Жоржа. Однако все таращились на мои руки. Блин! Я же учительница хороших манер! Мне полагается все знать про ложки, вилки и ножи. Граждане ожидают наглядного урока по этикету и боятся опозориться в присутствии профессионала. Ситуация перерастала из неловкой в критическую.

– Всем привет! Извините, что опоздал! – в столовую влетел молодой человек.

– Привет, Никита, – Василий Петрович кивнул гостю.

Никита плюхнулся на стул.

– Умираю от голода! – и, схватив среднюю но размеру вилку, лежавшую в центре, подцепил кусок сыра и отправил в рот.

Я немедленно повторила его жест. Все облегченно вздохнули и тоже взялись за среднюю вилку.

Поглощая салат, я украдкой рассматривала Никиту. До настоящего момента мне казалось, что подобные люди существуют только в рекламе и кино. Причем достигается такой сногсшибательный эффект за счет правильного света, грима и прочих ухищрений. Дорогая стильная стрижка переливалась всеми оттенками пепельного цвета. Яркие голубые глаза, ослепительная белозубая улыбка и телосложение без единого изъяна. Рост под метр девяносто и при этом абсолютно пропорциональная фигура и ровные мускулистые ноги. Черты лица – выше всяких похвал. Серо-синий свитер выгодно оттенял загар. Просто невозможно поверить, что за такой внешностью может скрываться злодей!

– Ну, как, не решил пока продавать мое имущество? – спросил Домовой, изо всех сил пытаясь придать своему голосу беспечность, но тревога все равно звучала в каждом его слове.

– Все в руках моей любимой, – Шерер посмотрел на Лику с такой улыбкой, что было непонятно – умиляется он собственным словам или издевается. – Когда мы поженимся, моя дорогая, у нас будет чудный семейных бизнес. Пусть им по-прежнему руководит твой папа, а мы с тобой поселимся где-нибудь в тихом месте, родим ему чудных внуков и наследников. Чем скорее это произойдет, тем лучше…

Никита не успел договорить. Его прервал металлический женский голос:

– Тебе не приходит в голову, что у Василия Петровича еще могут появиться дети? И возможно, это произойдет раньше, чем вы сообразите внуков.

Я обернулась и увидела Алину Крымник, известную питерскую модель. Без нее не обходится ни один номер глянцевых городских журналов, а с каждой третьей витрины модных магазинов на Невском смотрит надменное курносое лицо. Крымник несколько раз меняла свой имидж. Появилась загадочной Лолитой, расцвела в романтичную рыжеволосую красавицу, потом стала вульгарной, крашенкой в белый цвет стервой, а сейчас изображает "мамашу Адаме". Длинные черные волосы, бледная кожа, алые губы и хищные длинные ногти.

– Алина, почему ты всегда приходишь во время еды? – недовольно спросила Лика.

Модель повернулась к ней:

– Что тебе все неймется, чума?

– Да думаю вот, когда ты уже за силиконом уедешь, – процедила сквозь зубы Лика. – Папа плоскогрудых не любит!

Стало быть, Алина Крымник метит Ликочке не в соперницы, а в мачехи. Лика, похоже, против такого расклада и не собирается этого скрывать. В голове машинально побежали цифры. Так, сейчас две тысячи третий год, карьеру Алина начала лет десять назад. Первый раз засветилась на конкурсе журнала "ELLE", тогда об этом много говорили. Должно быть, тридцатиик есть. Скорее всего, Крымник спит и видит себя супругой Домового, и только капризы его великовозрастной дочурки кажутся ей преградой на пути к счастью и финансовой стабильности.

– Девочки, не ссорьтесь, – примирительно развел руками Домовой. – Я мечтаю, чтобы вы поладили.

– Алина, ты уже знаешь о решении Василия Петровича? – оживился Жорж. – Он собрался сесть в тюрьму. Покаяться за все свои прегрешения и явиться в органы с повинной. Думаю, потянет на пожизненное.

– Жорж, когда я думаю, что ты достиг пределов идиотизма, ты умудряешься упасть в моих глазах еще ниже. Как это только тебе удается? – модель презрительно скривила рот и грациозно уселась на свободное место.

– Так, – Василий Петрович зарычал. – Всем смотреть в тарелки и обедать молча! Алина, тебя это тоже касается!

– У меня аппетит пропал!

Лика швырнула салфетку в салатницу, вскочила с места и кинулась прочь.

– Я ее догоню! – Никита умчался следом.

Обед продолжался в гробовом молчании. И это к лучшему. Потому что кормили изумительно. На первое подали вкуснейший куриный суп с кореньями и мелкими солеными галетами. На второе баранину и стручковую фасоль, а на десерт фрукты в карамели. Домовой сосредоточенно сжевал все предложенное, вытер губы салфеткой, буркнул:

– Всем приятного аппетита, увидимся вечером. У меня дела. Бекетов!

Еще некоторое время, я слышала, как Домовой дает указания. Они касались переноса даты свадьбы. Да уж! Если мы с Ликой хотим добыть доказательства причастности Никиты к исчезновению Эли, действовать придется стремительно. Пробормотав несколько ничего не значащих фраз, типа "большое счастье для меня с вами познакомиться", я выбралась из-за стола. Марго, Жорж и Алина потребовали себе ликер, коньяк, профитроли, минералку, сигареты – в общем, расходиться явно не собирались.