"Между небом и землёй" - читать интересную книгу автора (Леви Марк)ГЛАВА 11Машина преодолевала последние минуты длинной ночи; фары высвечивали оранжевые и белые полосы, которые поочерёдно отмечали то поворот, вырубленный в скалах, то прямую линию в обрамлении болота и пустынного пляжа. Лорэн задремала, Пол, сосредоточившись на дороге, молча вёл машину, поглощённый мыслями. Артур воспользовался затишьем и незаметно вытащил из кармана письмо, которое положил туда, когда доставал из секретера связку ключей. Он распечатал конверт, и оттуда вырвался запах, неся с собой воспоминания — сочетание двух эссенций, которые мать смешивала в большом флаконе жёлтого хрусталя с серебряной матовой крышкой. Аромат, исходящий от бумаги, высвободил воспоминания о Лили. Артур вытащил письмо из конверта и осторожно развернул его. Мой большой Артур! Если ты читаешь эти строки, значит, ты принял решение и едешь в Кармел. Мне так любопытно узнать, сколько тебе сейчас лет. В руках у тебя ключи от дома, где мы вместе провели столько прекрасных лет. Я знала, что ты не поедешь туда сразу, а будешь ждать, пока почувствуешь себя готовым разбудить дом. Скоро ты войдёшь в дверь, звук которой мне так хорошо знаком… Пройдёшь по комнатам, наполненным — ностальгией, откроешь ставни, впуская солнечный свет, которого мне будет так не хватать. Ты должен зайти в розарий. За столько времени розы, конечно, стали дикими. Ты войдёшь в мой кабинет. В шкафу ты найдёшь чёрный чемоданчик, открой его, если хочешь. Там лежат тетради; на их страницах я писала тебе каждый день. Жизнь лежит перед тобой; ты единственный её хозяин. Будь достоин всего, что я любила. Я люблю тебя и на небе, я берегу тебя. Когда они приехали, заря уже занималась. Небо превращалось в бледно-розовый шёлк, струящийся длинными волнистыми лентами, которые, казалось, иногда касались горизонта. Артур показывал дорогу. Прошли годы, однако он узнавал каждый километр, каждую ограду; все, что бы они ни проезжали, напоминало о детстве. Он сделал знак рукой, когда следовало съехать с автострады. За очередным поворотом уже угадывался край имения. Пол следовал его указаниям; они выехали на грунтовую дорогу, размытую зимними дождями и высушенную летней жарой, и наконец оказались перед зелёным портиком из кованого железа. — Приехали, — сказал Артур. — Ключи у тебя есть? — Я открою ворота, подъезжай к дому и подожди меня. Я хочу спуститься к дому пешком, — сказал Артур. — Она пойдёт с тобой или останется в машине? — Спроси у неё сам! — Нет уж, обойдусь! — Побудь один, сейчас так будет лучше, — обратилась Лорэн к Артуру. Тот улыбнулся и сказал Полу: — Она остаётся с тобой, везунчик! Оставшись в одиночестве, Артур огляделся. Широкие полосы красноватой земли, засаженные серебряными соснами, секвойями, гранатовыми деревьями и цератониями, плавно спускались к самому океану. Земля была усеяна порыжевшими на солнце иголками. Он ступил на маленькую каменную лестницу, идущую вдоль дороги. На полпути он скорее угадал, чем увидел остатки розария справа. Сад был заброшен, множество сливающихся запахов вызывали хоровод воспоминаний. Когда он проходил мимо, цикады на мгновение смолкали, чтобы ещё громче запеть за его спиной. Высокие деревья склонялись под лёгким утренним ветром. Океан разбивал редкие волны о скалы. Прямо перед собой он увидел заснувший дом — таким, каким оставил в своих мечтах. Ему показалось, что дом стал меньше. Фасад слегка пострадал от времени, но крыша была в порядке. Ставни закрыты. Пол, поставив машину у входа, ждал Артура. — Долго же ты спускался! — Больше двадцати лет! — Что теперь делать? Они решили перенести тело Лорэн в кабинет на первом этаже. Без колебаний Артур вставил ключ в замочную скважину и повернул в обратную сторону, как и следовало. Память содержит частицы воспоминаний и умеет их извлекать — никто не знает как и почему — в любой момент. Артур вошёл в коридор, открыл дверь кабинета слева от центрального входа, пересёк комнату и поднял жалюзи. Он сознательно не смотрел по сторонам — время узнавания придёт позже. Быстро уложили тело на диван-кровать и установили капельницу. Артур задвинул шпингалет на ставнях и кивнул Полу, чтобы тот шёл за ним на кухню: «Я приготовлю кофе». Он открыл шкаф над мойкой, достал металлический предмет необычной формы и начал его развинчивать, вращая каждую часть в противоположную сторону. — Это что такое? — спросил Пол. — Итальянская кофеварка, вот что! Артур объяснил, как она действует. Единственная хитрость заключалась в том, чтобы вовремя снять кофеварку с огня, потому что «вскипевший кофе — пропавший кофе!». Когда он завершил свои объяснения, Пол присвистнул: — Слушай, в этом доме нужно быть двуязычным инженером, чтобы приготовить кофе? — Куда больше, мой друг, требуется талант, это же целый церемониал! Артур включил газовый баллон под раковиной. Потом повернул кран слева от плиты и наконец нажал на кнопку поджига. — Думаешь, газ ещё есть? — Энтони никогда бы не оставил дом с пустым газовым баллоном в кухне. Спорим, что ещё, как минимум, два полных баллона стоят в гараже… Потом машинально поднялся, подошёл к выключателю и нажал на него. Жёлтый свет залил комнату. — А откуда электричество? — Я позвонил в компанию, чтобы снова подключили, то же и с водой, если тебя это интересует, но лучше погаси, надо протереть от пыли лампочки, иначе они лопнут, как только нагреются. — Где ты этому научился — готовить кофе по-итальянски и протирать лампочки, чтобы не лопнули? — Здесь, приятель, в этой самой комнате. И ещё многим другим вещам. — А как там кофе, готов? Артур поставил на деревянный стол две чашки, налил в них дымящийся кофе. — Подожди. — Почему? — Потому что ты обожжёшься, и потом, сначала его надо вдохнуть. Так, чтобы аромат проник в ноздри. Лорэн подошла сзади к Артуру и обняла его. Положив ему голову на плечо, она прошептала: — Мне здесь нравится. Тут так хорошо, тут так спокойно. — Где ты была? — Совершала хозяйский обход. — Ну и как? — Ты сейчас с ней говоришь, да? — прервал его Пол безнадёжным тоном. Не обратив ни малейшего внимания на вопрос Пола, Артур обратился к Лорэн: — Тебе правда нравится? — Надо было бы покапризничать… — ответила она, — но тебе придётся поделиться со мной секретами, это место ими полно, я их чувствую в каждом предмете. — Если я тебе надоел, делай вид, что меня здесь нет! — гнул своё Пол. Лорэн не хотела быть неблагодарной, но намекнула, что ей очень хотелось бы остаться с ним наедине. Она с нетерпением ждёт, когда он проведёт её по дому. Добавила, что хочет с ним поговорить. Пол ждал, когда Артур удостоит его словом, но тот снова углубился в разговор с невидимой собеседницей. Пол решился прервать их: — Ладно, если я тебе больше не нужен, то я хотел бы вернуться в Сан-Франциско; в бюро много работы, и потом, твои беседы с невидимкой действуют мне на нервы. — Слушай, старайся шире смотреть на вещи, а? — Что-что? Я, наверно, не расслышал. Ты только что сказал человеку, который помог тебе воскресным вечером спереть тело в больнице, причём на ворованной машине, и который пил кофе в трех часах езды от собственного дома, не спав перед этим всю ночь, что ему надо шире смотреть на вещи? Ты просто надутый индюк! — Я не это хотел сказать. Пол не желал разбираться, что именно хотел сказать Артур, а предпочёл бы вернуться домой, пока они не поругались, «потому что такое вполне вероятно, знаешь ли, и было бы обидно, учитывая все затраченные усилия». Артур спросил, не слишком ли Пол устал, чтобы пускаться в обратную дорогу. Пол успокоил его, заверив, что после такого крепкого кофе он продержится ещё несколько часов. На самом деле это он нервничает, оставляя друга без машины в заброшенном доме. — В гараже стоит фордовский фургончик. — Когда он последний раз ездил, твой фордовский фургончик? — Давно! — Ас места фордовский фургончик сдвинется? — Конечно, заряжу аккумуляторы, и он сдвинется! Артур проводил Пола до машины. — Не волнуйся за меня, ты и так много сделал. — Конечно я за тебя волнуюсь. При нормальных обстоятельствах я не оставил бы тебя одного в этом доме. Хотя меня и вгоняла бы в дрожь мысль о привидениях! — Катись! Пол завёл мотор и опустил стекло перед тем, как тронуться с места. — Ты уверен, что всё будет в порядке? — Уверен. — Ладно, тогда я поехал. — Пол? — Что? — Спасибо. — Пустяки. — Нет, ты ведь так рисковал ради меня, даже не понимая всего, только из верности и дружбы, я знаю. — Я знаю, что ты знаешь. Ладно, я поехал, а то мы разнюнимся. Береги себя и звони. Обещание было дано, и «сааб» исчез за холмом. Лорэн вышла на крыльцо. — Ну что, — сказала она. — Давай начнём хозяйский обход? — Сначала внутри или снаружи? — Прежде всего, где мы находимся? — Ты в доме Лили. — Кто это — Лили? — Лили была моей матерью, и здесь я провёл первую половину моего детства. — Её нет уже давно? — Очень давно. — И ты никогда сюда не возвращался? — Никогда. — Почему? — Поговорим позже, сначала все осмотрим. — Почему? — продолжала настаивать она. — Я забыл, что в предыдущей жизни ты была упрямым мулом. Потому что! — Это из-за меня ты снова открыл дом? — Ты не единственный фантом в моей жизни, — мягко сказал он. — Тебе нелегко быть здесь. Ты сделал это для меня? — Я это сделал, потому что пришёл момент попробовать. — Попробовать что? — Открыть чёрный чемоданчик. — Не хочешь объяснить, что за чемоданчик? — Воспоминания. — И много их здесь? — Почти все. Это мой дом. — Твоя мать умерла неожиданно? — Нет, она умерла от рака, и она знала. Это только для меня случилось очень быстро. Идём. И Артур повёл Лорэн к океану, окаймлявшему сад. Они уселись у скал. — Если бы ты знала, сколько часов я провёл сидя здесь вместе с ней. Мы часто приходили сюда посмотреть на заход солнца. Один закат не похож на другой. Из-за температуры океана, воздуха, из-за многих вещей краски неба никогда не бывают одинаковыми. Как в городах люди возвращаются в определённый час, чтобы посмотреть новости по телевизору, так здесь люди выходят посмотреть заход солнца, это ритуал. — Ты долго прожил здесь? — Мне было десять лет, когда она умерла. — Сегодня вечером ты покажешь мне заход солнца! — Здесь это обязательно, — улыбаясь, сказал он. — Дом отлично сохранился, — сказала Лорэн. — Энтони маниакально следил за ним. Садовник, мастер на все руки, рыбак, кормилица, сторож — Энтони был неудавшимся художником, и мама приютила его. Он жил здесь во флигеле. До того как папа попал в авиакатастрофу, Энтони был другом моих родителей. Я думаю, он всегда любил маму, даже когда папа ещё был здесь. Подозреваю, что они стали любовниками, но намного позже. Она поддерживала его в жизни, он поддерживал её. Они мало разговаривали между собой, во всяком случае, когда я бодрствовал, но они необычайно понимали друг друга. Им хватало одного взгляда. В молчании они находили прибежище от всех жестокостей, с которыми обоим пришлось столкнуться в жизни. Им было так спокойно вместе, что других это обескураживало. Казалось, что Лили и Энтони избрали своим кредо отказ от гнева или возмущения. — Что с ним стало? — Энтони на десять лет пережил Лили. Остаток жизни он провёл, ухаживая за домом. Лили оставила ему деньги — таков был её стиль: предвидеть все, даже непредвиденное. В этом Энтони был похож на неё. Он умер в больнице в начале зимы. Одним солнечным и свежим утром он проснулся усталым. Смазывая петли ворот, он внезапно почувствовал глухую боль в груди. Пошёл между деревьями, пытаясь вдохнуть воздух, которого вдруг стало не хватать. Старая ель, под которой он проводил весенние и летние сиесты, приняла его под свои ветви, когда он, обессиленный, упал. Ошеломлённый болью, Энтони дополз до дома и позвал соседей. Его отвезли в отделение неотложной помощи в Монтеррей, где он и умер через день. После его смерти семейный адвокат связался со мной, чтобы узнать, как поступить с домом. Он сказал мне, что был поражён, когда побывал там. Энтони все убрал, как если бы уезжал в путешествие, в тот день, когда почувствовал себя плохо. — Может быть, это он и собирался сделать? — Энтони — уехать в путешествие? Нет, даже чтобы заставить его съездить за покупками, требовались долгие переговоры, и начинать их надо было загодя. Нет, я думаю, у него сработал инстинкт, как у старого слона: он почувствовал, что пришёл его час. Или, возможно, он устал и поддался. Тут Артур вспомнил, что однажды ответила мать на его вопрос о том, боятся ли взрослые смерти: «Если ты хорошо провёл день, рано встал, чтобы пойти со мной на рыбалку, набегался, поработал в розарии с Энтони, то к вечеру ты устал. И даже ты, который терпеть не может укладываться в постель, будешь счастлив улечься. Жизнь напоминает один из таких дней. Мысль, что в конце ты отдохнёшь, приносит спокойствие и утешение. Когда всё становится трудным и утомительным, вечный сон не пугает, как раньше». Мама была уже больна, и я думаю, она знала, о чём говорила. — А ты ей что сказал? — Я вцепился в её руку и спросил, не устала ли она. Она улыбнулась. Короче, я хотел сказать, что не верю, будто Энтони устал жить, нет, это не депрессия; я полагаю, к нему пришла мудрость. Они направились к дому, но Артур свернул, чувствуя, что готов зайти в розарий. — Мы идём к сердцу королевства, в розовый сад! — Почему «сердце королевства»? — Лили была помешана на розах. На моей памяти розы были единственным предметом её перепалок с Энтони. Она заказывала черенки по каталогу, её гордостью было разведение сортов со всего мира, особенно если в примечании указывалось, что климатические условия, необходимые для благополучного существования растения, совершенно отличны от местных. Для неё становилось делом чести уличить садоводов в невежестве и вырастить из черенка куст. — И много таких кустов было? Он насчитал около ста тридцати пяти. Однажды, когда начался страшный дождь, Энтони и мать встали среди ночи и побежали в гараж за огромным куском брезента. Энтони закрепил три угла брезента кольями, а четвёртый они вдвоём держали на вытянутых руках, один — забравшись на складную лестницу, другая — стоя на вышке теннисного судьи. Когда гигантский зонтик становился слишком тяжёлым от скопившейся дождевой влаги, они его встряхивали. Буря длилась больше трех часов. «Если бы дом загорелся, я уверен, они меньше бы всполошились. Посмотрела бы ты на них наутро, они были как две развалины». Но розарий был спасён. — Посмотри, — воскликнула Лорэн, — сколько ещё здесь цветов! — Да, это дикие розы, они не боятся ни солнца, ни дождя; тебе лучше надеть перчатки, если хочешь их срезать — на них полно шипов. Они провели большую часть дня, вновь и вновь открывая для себя уголки просторного сада, окружающего дом. Артур показывал деревья, зарубки, которые когда-то оставил на коре. Обходя кругом одну из сосен, он показал место, где сломал ключицу. — Как ты умудрился? — Я созрел и упал с дерева! День пролетел незаметно. Вечером они вернулись на берег океана, уселись на камни и увидели картину, ради которой люди съезжаются со всего мира. Лорэн широко развела руки и воскликнула: «Микеланджело сегодня в ударе!» Артур глянул на неё и улыбнулся. Вернувшись в дом, они вместе совершили «уход за телом», потом Артур развёл огонь в камине в маленькой гостиной. — Так что такое чёрный чемоданчик? — Ты ничего не забываешь! — Нет, просто внимательно слушаю. — Это чемодан, который принадлежал маме; она хранила там письма и сувениры. Я думаю, что этот чемодан, по сути, содержит все главное в её жизни. — Что значит — «я думаю»? Чемодан был великой тайной. Весь дом принадлежал Артуру, кроме шкафа, где лежал чемодан. Доступ был категорически запрещён. «И я не стал рисковать!» — Где он? — В кабинете. — И ты так ни разу и не вернулся, чтобы открыть его? Поверить не могу! Глядя, как Лорэн скептически сморщила лоб, Артур признался: — Ладно, правда в том, что я всегда трусил. — Почему? — Не знаю; боялся, что это изменит образ, который я сохранил, боялся, что печаль будет слишком сильной. — Сходи за ним! Артур не двинулся с места. Лорэн настаивала, чтобы он сходил за чемоданчиком. Бояться нечего. Если Лили убрала всю свою жизнь в чемоданчик, то именно для того, чтобы однажды сын узнал, какой была мать. Она любила его не для того, чтобы он жил, не прикасаясь к её образу. — Риск любви в том, что любишь недостатки так же, как и достоинства, они неразделимы. Чего ты боишься — что станешь осуждать мать? Ты по натуре не судья. Ты не можешь отворачиваться от того, что там хранится, ты нарушаешь её же закон!.. Ведь она оставила чемоданчик, чтобы рассказать о себе, чтобы ты продолжил то, что время не позволило сделать ей, чтобы ты действительно узнал её, не только как ребёнок, но глазами и сердцем мужчины! Артур несколько секунд размышлял. Потом встал, пошёл в кабинет и открыл шкаф. Посмотрел на чёрный чемоданчик, лежащий на полке, взялся за потёртую ручку и понёс прошлое в настоящее. Вернувшись в гостиную, он сел по-турецки рядом с Лорэн, и они поглядели друг на друга, как два ребёнка, обнаружившие шкатулку с сокровищами. Переведя дыхание, он сдвинул две защёлки, и крышка открылась. Чемодан был наполнен конвертами самых разных размеров, в них лежали письма, фотографии, какие-то маленькие предметы, самолётик, слепленный из крутого теста, который Артур изготовил ко Дню матери, пепельница из пластилина — его же подарок на Рождество, ожерелье из ракушек непонятного происхождения, серебряная ложечка и детские пинетки. Настоящая пещера Али Бабы. Сверху лежало адресованное ему письмо. Мой Артур! Вот наконец ты и дома. Время затягивает раны, хотя не избавляет нас от шрамов. В этом чемодане ты найдёшь все мои воспоминания — и о тебе, и до тебя, и те, о которых я не могла рассказать, потому что ты был ещё ребёнком. Ты увидишь меня другими глазами, ты многое узнаешь; я была твоей мамой, но я была и женщиной, со страхами, сомнениями, поражениями, сожалениями и победами. Чтобы давать советы, которыми я тебя щедро наделяла, я тоже должна была ошибаться, и со мной это случалось часто. Родители — это горы, на которые всю жизнь стараешься взобраться, пока однажды сам не заметишь, что играешь их роль. Знаешь, нет ничего более сложного, чем вырастить ребёнка. Всегда стараешься поступать правильно, прекрасно зная, что беспрестанно ошибаешься. Аля большинства родителей все сводится к любви, даже если иногда не можешь избавиться от доли эгоизма. Жизнь — вовсе не священнодействие. В тот день, когда я закрыла этот чемоданчик, я испугалась, что разочарую тебя. Я не знаю, сколько лет тебе будет, когда ты прочтёшь это письмо. Я представляю тебя молодым красивым мужчиной лет тридцати, может, старше. Боже, как бы я хотела прожить эти годы рядом с тобой. Бели бы ты знал, до какой степени мысль, что я не увижу тебя утром, когда ты открываешь глаза, не услышу звук твоего голоса, когда ты меня зовёшь, опустошает меня. Эта мысль причиняет мне большую боль, нем недуг, который уносит меня так далеко от тебя. Я всегда любила Энтони настоящей любовью, но эта любовь так и не стала моей жизнью. Потому что я боялась — твоего отца, той боли, которую я могла ему причинить, боялась разрушить то, что я создала, боялась признать, что я ошиблась. Я боялась нарушить установленный порядок, боялась начать все сначала, боялась, что ничего не получится, что все останется лишь мечтой. Но не прожить эту любовь было кошмаром. Ночью и днём я думала о нём, и я его себе запрещала. Когда твой отец умер, страх остался — страх предать, страх за тебя. Все превратилось в бесконечную ложь. Энтони любил меня так, как любая женщина мечтает быть любимой хотя бы раз в жизни. И я не смогла вернуть ему эту любовь — из-за трусости. Я прощала себе слабости, я находила удовольствие в дешёвой мелодраме и не знала, что жизнь проходит слишком быстро, а я позволяю ей пройти мимо меня. Твой отец был хорошим человеком, но Энтони в моих глазах был единственным: никто не смотрел на меня так, как он, никто не говорил со мной так, как он; рядом с ним ничего не могло случиться со мной, я чувствовала себя абсолютно защищённой. Он понимал каждое моё желание и не уставал выполнять их. Вся его жизнь была основана на гармонии, на теплоте, на умении давать. Он протягивал мне руку, а я искала смысл существования в борьбе и не умела принимать дары. Я струсила, я заставила себя поверить, что это счастье невозможно, что жизнь не может быть так сладка. Единственную ночь мы занимались любовью; тебе было тогда пять лет. Я забеременела, но тогда не сохранила ребёнка. Я никогда не говорила об этом Энтони, но уверена, что он знал. Он всегда все угадывал во мне. Возможно, хорошо, что все произошло именно так, — из-за моей болезни. Но я всё же думаю, что болезнь, может быть, не развилась бы, если бы я была в мире с самой собой. Все эти годы мы жили в тени моей лжи, я лицемерила с жизнью, и она мне этого не простила. Вот ты и узнал намного больше о твоей матери. Я колебалась, говорить ли тебе, в очередной раз боясь осуждения. Но не я ли ушла тебя, что худшая ложь — это ложь самому себе? Существует так много вещей, которые мне бы хотелось разделить с тобой, но нам было отпущено мало времени. Энтони не стал тебе отцом из-за меня. Когда я узнала о своей болезни, было уже поздно отступать. Ты найдёшь массу всего в неразберихе, которую я тебе оставляю, твои фотографии, мои, Энтони, его письма — не читай их, они принадлежат мне. Они здесь, потому что я не могла решиться с ними расстаться. Ты спросишь, почему нет фотографий твоего отца, — я порвала все однажды ночью — я была в гневе на себя… Я старалась сделать лучшее из возможного, любовь моя, лучшее из всего, что могла сделать женщина, какой я была, со всеми своими достоинствами и недостатками; но знай, что ты был моей жизнью, всем её смыслом, самым прекрасным, что со мной произошло. Я молюсь, чтобы однажды и ты узнал это несравненное чувство — иметь ребёнка; ты многое поймёшь. Моей самой большой гордостью было бы остаться твоей Мамой, навсегда. Кили Артур сложил письмо и положил на чемодан. Лорэн увидела, что он плачет, подошла к нему и вытерла слезы кончиком указательного пальца. Удивлённый, он поднял глаза, и горе его было смыто неясностью её взгляда. Потом палец Лорэн скользнул к его подбородку и приподнял его. Артур провёл рукой по её щеке, потом их губы соприкоснулись… — Почему ты делаешь это для меня, Артур? — Потому что я люблю тебя, и тебя это не касается. Он взял её за руку и повёл из дома. — Куда мы идём? — спросила она. — К океану. — Нет, здесь, — сказала она, — сейчас. Она встала перед ним и расстегнула ему рубашку. — Но как ты сумела, ты же не могла?.. — Не задавай вопросов, я не знаю… Она заставила рубашку соскользнуть с его плеч, проведя руками по спине. Он почувствовал, что растерялся — как можно раздеть фантом? Она улыбнулась, закрыла глаза и в ту же секунду оказалась обнажённой. — Мне достаточно было подумать о модели платья, и оно немедленно оказывалось на мне; не представляешь, как я этим попользовалась… Она обвилась вокруг него и поцеловала. В душу Лорэн проникло его мужское тело, а её душа проникла в тело Артура — на миг объятия… Чемодан был открыт. |
||
|