"Последний алхимик" - читать интересную книгу автора (Мерфи Уоррен, Сэпир Ричард)

Глава седьмая

Консуэло Боннер связалась с комиссаром полиции, который позвонил судье и получил ордер на арест, после чего она, Римо, Чиун и полицейский с ордером в руках поехали к Джеймсу Брустеру, чтобы ознакомить его с его правами, а затем заключить под стражу. Все по закону.

– Вот это и есть торжество правосудия, – сказала Консуэло.

Полицейский позвонил в дверь. Камера с яхты нацелилась на четверку.

– Торжество правосудия, – обратился Чиун к Римо по-корейски, – это когда ассасину за его работу платят. Торжество правосудия – это когда сокровище, которое погибло из-за того, что ассасин занимается всей этой ерундой, возвращено, вот что такое торжество правосудия. А то, что мы делаем, – это беготня с бумажками.

– А мне казалось, ты говорил, что главное сокровище Синанджу заключено в хрониках Мастеров – то есть наше богатство не в золоте или бриллиантах, а в том, кто мы есть и как мы стали такими, – тоже по-корейски ответил Римо.

– Не могли бы вы оба помолчать? Производятся официальные следственные действия полицейского управления Ла-Джоллы, – сказал инспектор.

– Нет более жестокого удара, чем получить свои же слова назад, но в передернутом виде.

– И каким же образом они передернуты?

– Недостойным, – ответил Чиун.

– А конкретней?

– В хрониках будет записано, что сокровища были утеряны в то время, когда Мастером был я, Чиун. Но будет записано также и то, что ты, Римо, отказался помочь их возвратить. Более того, в дни кризиса, постигшего Дом Синанджу, ты служил себе подобным.

– Да весь мир на грани катастрофы! Не будет мира, разразится ядерная зима – чего тогда будут стоить все сокровища Синанджу?

– Они будут стоить еще дороже, – не смутился Чиун.

– Для кого?

– Я не вступаю в спор с глупцами, – подвел черту Чиун.

Решив, что ему не добиться тишины и не дождаться, пока кто-нибудь явится на звонок, полицейский, действуя в строгом соответствии с законом и правами, данными ему ордером, вознамерился проследовать в означенное местожительство вышеупомянутого Джеймса Брустера.

Дверь оказалась заперта. Он собрался было послать за помощью, чтобы взломать упомянутое местожительство, но тут Римо схватился за ручку двери и повернул ее. Раздался скрежет ломающегося металла. Дверь открылась.

– Дверь слабовата, – заметил полицейский. По ту сторону порога валялся кусок сломанного замка. Он нагнулся, чтобы его поднять, но отдернул руку – металл был горячий.

– Что вы сделали с дверью? Что тут произошло?

– Я дал вам войти, – ответил Римо. – Но это все равно бесполезно. Его здесь нет.

– Не будьте столь категоричны. Если я что-нибудь понимаю в криминалистике, так это то, что категоричность в суждениях ни к чему не приводит. Надо быть гибче.

– Как не кричи: “Халва, халва!” – во рту сладко не станет, – усмехнулся Римо. – Его там нет.

– Откуда вы знаете? Как вы можете утверждать, что его здесь нет? – набросилась на него Консуэло Боннер. – Как вы можете это знать, если вы еще не вошли в квартиру? Хоть я и женщина, но в компетенции не уступаю мужчинам. И не надо поливать меня грязью.

– Его здесь нет. Я не могу вам этого объяснить, но я знаю, что это так. Поверьте мне на слово, о’кей? – сказал Рим о.

Он и вправду не знал, откуда у него эта уверенность. Он понимал, что другие люди не чувствуют присутствия постороннего за дверью. Он не мог ей сказать, как он это чувствует, это было все равно, как если бы объяснять, как работает свет.

– Дай я объясню, – встрял Чиун. – Мы все – частицы единой сущности. Мы только думаем, что мы сами по себе, потому что наши ноги не растут из земли. На самом деле мы все взаимосвязаны. Некоторые люди уничтожили в себе ощущение этой связи, но Римо и та комната, откуда ушел этот человек, едины по своей сути.

– Мне более понятно, когда он говорит “не знаю”, – ответила Консуэло.

– Вы что – из какой-нибудь секты? – спросил полицейский.

– Кто эти ненормальные? – спросил Чиун.

– Обыкновенные американцы, как все, – ответил Римо.

– А, тогда понятно, – сказал Чиун.

Конечно, Джеймса Брустера в комнате не было. Он был уже в аэропорту – с появившимся неизвестно откуда доброжелателем. Незнакомец был похож на шведа, но говорил с испанским акцентом. Джеймс Брустер никогда не верил в удачу. Но сегодня удача улыбнулась ему в тот момент, когда он не мог в нее не поверить.

Он сидел на кушетке, трясясь от ужаса. Его дорогой адвокат его покинул, и он оказался перед лицом заключения, позора, унижения и теперь проклинал себя за то, что позволил себе даже думать, что ему удастся улизнуть. Когда зазвонил телефон, он решил не снимать трубку.

– Вот оно. Обложили. Мне конец. Вот оно. Оно. – Он налил себе стакан виски. – Я пошел на риск и проиграл. Это конец.

В дверь постучали. Он опять не ответил. Пусть его забирает полиция. Ему уже все равно. Из-за двери раздался мужской голос с испанским акцентом. Он попросил разрешения войти и стал уверять, что возьмется его спасти.

– Бесполезно, – всхлипнул Джеймс Брустер. – Конец. Это конец!

– Вы глупец. Вы можете спастись и всю оставшуюся жизнь жить в роскоши и в окружении свиты слуг. Вам такое и не снилось.

– Да, именно так я и вляпался в эту историю, – сказал Брустер.

Он посмотрел на стену. Надо приучать себя глядеть в стену, теперь это будет его основным занятием до конца дней.

– Вы рискнули. И оказались в выигрыше. А будете в еще большем выигрыше.

– Я хочу домой.

– В Пенсильванию? В Мак-Киспорт?

Джеймс Брустер на минуту задумался. Потом открыл дверь.

Он ожидал увидеть испанца, а вместо того перед ним в дверях стоял молодой человек невероятной красоты. На нем был белый костюм, темно-синяя рубашка, под ней – золотая цепочка. Медальон с оттиском был виден лишь частично.

– Меня зовут Франциско. Я пришел, чтобы спасти вас от тюрьмы. Я предлагаю вам более роскошную, более великолепную жизнь, чем вы могли бы себе представить.

Джеймс Брустер в раздумье стоял в дверях. Он выжидал и в нетерпении постукивал каблуком.

– Вы чего-то ждете? – спросил Браун.

– Собственного пробуждения, – ответил Брустер. – Это все – дурной сон.

Франциско Браун легонько шлепнул его по лицу.

– О’кей, – сказал Брустер, ощутив в левой щеке жжение, как если бы его ужалил целый рой пчел. – Я не сплю. Уже не сплю.

– Если вы меня не выслушаете, то отправитесь прямиком в тюрьму.

– Я совсем не сплю. Честное слово.

– Я предлагаю вам благополучие и такую роскошь, какая вам и не снилась.

– Опять сон. Сон, – произнес Брустер. – Все пропало. Жизнь пошла прахом.

– Я помогу вам исчезнуть отсюда. И остаток дней вы проживете под чужим именем.

– Кажется, просыпаюсь.

– Вам надо лететь в Бразилию. В Бразилии вас никто не сможет арестовать. У них ни с одной страной нет соглашения о выдаче преступников. В Рио многие преступники живут припеваючи. Вы, сеньор, бесспорно, слышали о чудесном городе Рио?

– Но почти все мои средства вложены в эту квартиру.

– Я у вас ее покупаю.

– Ну, вообще-то, принимая во внимания рост цен на землю, я бы хотел ее немного попридержать. Сейчас не лучшее время для продажи.

– Вы что, шутите, сеньор? Вы должны ее продать. Иначе – тюрьма.

– Я просто не хотел, чтобы вы подумали, что можете купить ее у меня за бесценок. Никому и никогда не следует продавать недвижимость в минуту отчаяния.

– Я заплачу вам золотом. Сколько вы хотите?

Джеймс Брустер назвал сумму, которой хватило бы, чтобы скупить полгорода. Учитывая, что речь шла о Ла-Джолле, эта сумма превышала годовой доход двух третей государств-членов ООН.

Они сторговались на мизерной цене – миллион долларов золотом. В слитках это будет немногим больше двухсот фунтов. Два чемоданчика. В аэропорту ему пришлось оплатить перевес.

– Я знаю Бразилию. Прекрасная страна, – сказал Браун. – Единственное – надо знать, как с, людьми обращаться.

Браун потер пальцами, словно шелестя воображаемыми купюрами. Его психология основывалась на взятках.

Брустеру такая психология тоже была понятна. Из-за взяток он и оказался здесь.

– Вы должны знать, как себя обезопасить, – продолжал Браун. – Что если они нападут на след?

– Но вы же говорите, они не могут потребовать моей выдачи.

– Да, но ваш случай особенный. Вы способствовали похищению урана.

– Ш-ш, – зашипел Брустер и стал озираться по сторонам.

– Да успокойтесь, здесь никому до вас дела нет. Все летят по своим делам. Слушайте. Вы должны знать, как оторваться от хвоста, даже если это будут федеральные агенты, жаждущие отомстить за ваше пособничество в расхищении радиоактивного сырья.

– Да. Да. Оторваться от хвоста. Оторваться от хвоста, – заладил Брустер.

– Когда попадете в Рио, купите тур вверх по Амазонке. Возьмите катер на свое имя.

– Терпеть не могу джунгли.

– Понимаю вас. Именно поэтому Джеймс Брустер отправится вверх по Амазонке, а Арнольд Диас останется жить в роскоши в каком-нибудь кондоминиуме. Там за четверть миллиона вы купите себе хоромы. Такие, какие захотите.

– Всего за четверть миллиона?

– А прислугу вы сможете нанять за три доллара в неделю. За десять зеленых у ваших ног будут самые красивые женщины.

– А сколько за ночь любви? Я не совсем в форме, – заволновался Брустер.

– Десять долларов – за все, годится? Только не забудьте зарегистрировать в турбюро свою поездку по Амазонке. Вот вам адрес турагента. Обратитесь к нему.

– Почему именно к нему?

– Потому что я вам так велю. Ему можно доверять, он возьмет с вас деньги, но никуда не повезет.

– Для этого мне не стоит уезжать, – пробормотал Брустер.

– Да в этом вся суть – чтобы он вас никуда не повез. Впрочем, вам вникать не обязательно. И наденьте вот это.

Франциско Браун протянул Брустеру небольшую продолговатую пластинку чистого золота, на которой красовалось клеймо фирмы.

– В знак нашей признательности. Этому символу я служу и должен сказать, он стал мне дорог. Когда-нибудь и вас могут попросить сослужить службу – за то, что мы для вас сделали.

– За то, что вы сделали для меня сейчас, я готов носить его хоть на члене, – сказал Брустер.

– Достаточно будет повесить его на цепочку, – ответил Браун.

Сидя в салоне первого класса самолета на Рио, Джеймс Брустер достал пластинку и принялся ее изучать. На ней было клеймо с изображением аптечной колбы. Он сделал глоток рома и нацепил подвеску на цепочку. Остаток полета он провел в безмятежных мечтаниях о том, как он в роскоши проживет до конца дней.

Консуэло Боннер не стала объяснять Римо и Чиуну, откуда она знает, что Джеймс Брустер бежал в Рио. Знает – и все тут.

– Это моя работа. Дедукция. Вы ведь не говорите мне, по каким признакам чувствуете присутствие или отсутствие человека за запертыми дверьми, а я не рассказываю вам, каким образом выхожу на чей-то след.

– Если бы мы это знали, это могло бы оказаться полезным, – заметил Римо. – Может, мы помогли бы ускорить дело.

– Ваша забота – обеспечить мою безопасность. Больше мне от вас ничего не нужно, – сказала Консуэло. – Если вы с этим справитесь, тогда мы сможем установить, кто подкупил Джеймса Брустера, и остановим утечку урана.

Она заметила, что ни Чиун, ни Римо за все время многочасового перелета не притронулись к еде. И ни тот, ни другой ни в малейшей степени не страдали от изнуряющей бразильской жары. Когда они ненадолго отлучились, она быстренько достала бумажку, на которой сделала кое-какие пометки в тот день, когда разговаривала с Брауном. На ней значился адрес одного турагента в Рио.

Когда мужчины вернулись, Консуэло сказала:

– Допустим, человек решает скрыться в стране, с которой у Соединенных Штатов нет соглашения о выдаче преступников. Куда он отправится дальше? Может кто-нибудь из вас двоих это сказать?

– Может быть, в такую же дорогую квартиру, как та, в которой он жил в Штатах? – предположил Римо.

– Нет, – сказала Консуэло. – Такой вывод может сделать только дилетант. Я же рассуждаю так. Он был напуган. Я видела на его лице страх и даже ужас. И я думаю, что наш диспетчер, после того как отгрузил уран своему сообщнику и удрал в Бразилию, продолжает свое бегство. Готова поспорить, он рванул куда-нибудь в джунгли Амазонки.

– Ага, только вряд ли найдется дурак, который станет с вами спорить, – сказал Римо. – А вы уверены, что он именно в Бразилии?

– Да, – сказала Консуэло.

Она расстегнула верхнюю пуговку блузки. На жаре одежда липла к телу, как мешок. То и дело перед ними вырастали уличные мальчишки. Да уж, такого количества немытых юнцов не увидишь ни в одном туристическом проспекте. Там запечатлены одни шикарные пляжи. И о запахе гниющих отбросов тоже по фотографиям не узнаешь.

Зато наглядишься на картинные снимки города на фоне заката. Может, они в Рио и умеют строить высотные здания, но мусор убирать явно не научились.

А народ! Сколько народу! И половина из них – туристические агенты, причем большинство зазывает вас в ночные клубы.

– Нам нужно на Амазонку. Мы ищем одного человека, который уехал вверх по Амазонке.

– В Бразилиа? – спрашивал каждый.

Так называлась новая столица, которую правительство хотело населить. Каждому, кто отправлялся туда, выдавалось целевое пособие. Консуэло не сомневалась, что были и специальные премии для турагентов, которые возят туда туристов.

– Нет, нам надо в джунгли.

– В Бразилии много джунглей. Почти вся страна – сплошные джунгли. Но никогда не слышал, чтобы кто-нибудь хотел туда ехать.

– Я ищу человека, который поехал в джунгли.

– Извини, моя красавица.

Консуэло ждала, что или Римо, или Чиун сейчас скажут, что им никогда не найти проводника, который согласится везти их по Амазонке, что они потеряли след, что она дура, что она неспособна принять верное решение, потому что она женщина. Но к полудню, когда Консуэло уже изнывала от жары, усталости и разочарования по поводу того, что ни один из ее спутников не упрекнул ее в принадлежности к женскому полу, она решила бросить эту затею и направилась прямиком по адресу, который записала в Мак-Киспорте.

Турагентство размещалось в отеле. Гид хорошо помнил клиента по имени Джеймс Брустер. Он показался ему каким-то взбудораженным. Он только вчера отплыл вверх по Амазонке. Турагент ткнул в карту Бразилии. Очертаниями страна напоминала большую грушу неправильной формы. Зеленым цветом на карте были обозначены джунгли.

Точками были отмечены очаги цивилизации – населенные пункты. На этой “груше” их было очень мало. На многие сотни миль зеленую массу прорезала темная узкая полоса – великая река Амазонка.

– Он забрал наш самый большой катер, но мы можем достать другой, – сказал гид.

Он говорил по-английски. В этой стране, где официальным языком являлся португальский, многие дела делались на английском.

Консуэло зарезервировала катер.

– Даже если вы его найдете, – сказал Римо, – с чего вы взяли, что он станет говорить?

– Я пообещаю ему никогда больше его не преследовать, если он скажет, кто ему заплатил. У нас с вами общая цель, – ответила она.

– Нет, у нас разные цели, – возразил Римо.

– Какая же цель у вас?

– Честно говоря, я и сам не знаю. Я просто делаю свое дело и надеюсь когда-нибудь понять, во имя чего я его делаю.

– А я уже понял, во имя чего, – вмешался Чиун. – Цель твоей жизни – отравить мою.

– Тебя никто не заставляет ехать со мной. Можешь оставаться.

– Всегда приятно сознавать, что тебе рады, – парировал Чиун.

Южная Америка Мастеру Синанджу не понравилась. Она не только не походила на рекламу в современных буклетах для туристов, но и никак не соответствовала тому, как ее рисовали летописи Синанджу. Мастера Синанджу бывали здесь и раньше. Они служили обеим великим империям Южной Америки – майя и инкам, и им хорошо платили. Но с тех пор, как сюда заявились испанцы и португальцы, все переменилось.

Там, где когда-то стояли великие города, теперь были развалины либо джунгли, поглотившие величественные террасы и роскошные парапеты. Где шествовали когда-то облаченные в золотые одежды императоры – мартышки резвились в кронах деревьев, выросших на месте бывших аллеи для монарших прогулок.

Они шли на катере вверх по течению, и Чиун с грустью констатировал, что все здесь превратилось в джунгли.

Консуэло, в жилах которой текла и испанская кровь, попросила рассказать ей историю Южной Америки. Ее мать была родом из Чили.

– Хроники, составленные Мастерами, интересны только таким же, как они, Мастерам, – ответил Чиун.

– Вам повезло, – буркнул Римо.

– Что делать с сыном, который с таким пренебрежением относится к семейной истории?

– Он ваш сын? – изумилась Консуэло. – Но он не похож на корейца.

Катер медленно продвигался сквозь тучи мошкары, висевшей в воздухе над коричневой от ила рекой, которая, казалось, не имеет конца. Однако мошки садились только на проводника, Консуэло и матросов. Римо и Чиуна они почему-то не трогали.

– Он и слышать не хочет ни о какой азиатской крови, – с горечью посетовал Чиун. – Вот с чем мне приходится мириться.

– Это ужасно, – отозвалась Консуэло. – Но вам не следует стыдиться своего происхождения.

– Я и не стыжусь, – ответил Римо.

– Тогда почему вы скрываете свое корейское происхождение? Я ведь не скрываю, что во мне есть испанская кровь. Никто не должен стыдиться своих предков.

– Да нет, если хотите знать, все совсем наоборот – это он стыдится, что я белый, – сказал Римо.

– О, – протянула Консуэло.

– О, – поддакнул Римо.

– Простите, – сказала она.

Катер свернул в приток, и команда стала нервничать.

Проводник же хранил спокойствие. Римо услышал, как в разговоре то и дело замелькало слово “джири”.

– Что такое джири? – спросила Консуэло у одного матроса, когда проводник ненадолго удалился в каюту, ища спасения от мошки. На Амазонке и ее притоках любые репелленты для мошкары – излюбленное лакомство.

– Ничего хорошего, – сказал матрос.

– А что в нем плохого?

– В них, – поправил матрос. Затем, понизив голос, словно опасаясь, что его могут услышать сами боги, он испуганно зашептал, стараясь поменьше произносить вслух слово, внушавшее ему такой ужас. – Джири везде, вокруг нас. Беда. Беда. – Он сделал руками движение, очертив в воздухе фигуру, похожую на большую дыню, потом свел руки ближе, до размера лимона. – Головы. Они охотятся за головами. Маленькими головами.

– Охотники за головами? Значит, джири охотятся за головами, – уяснила наконец Консуэло.

– Ш-ш, – зашептал парень.

Он посмотрел на густые заросли по берегам и перекрестился. Консуэло направилась прямиком к Римо и Чиуну, чтобы их предупредить.

– Не джири, а анкситл-джири, – поправил Чиун.

– Вы о них слышали? – спросила Консуэло.

– Тот, кто чтит свое прошлое, уважительно относится и к прошлому других народов, – изрек Чиун.

Теплый ветер колыхал бледно-желтые складки его кимоно. Он взглянул на Римо. Тот и глазом не повел. Он смотрел на мошку. Все равно какую. И очень пристально.

– Он о них знает, – сказала Консуэло. – Не хотите его послушать?

– Вы не понимаете, – вздохнул Римо. – Он их не знает. В Синанджу принято помнить только то, кто и когда заплатил по счету. Вероятно, мы оказали им какую-то услугу – веков шесть назад. Так что не вздумайте спрашивать. Он ничего не знает.

– И это мой сын, – с горечью сказал Чиун.

– Бедняжка, как мне вас жаль. Он просто скотина.

– Ничего, ничего, – сказал Чиун.

– Я прошу у вас извинения. Я сначала судила о вас превратно, потому что вы сделали какое-то замечание, унизительное для меня как женщины. Теперь я понимаю, что вы просто замечательный человек. А вот сын ваш, по-моему, из породы неблагодарных.

– Они и остались охотниками за головами, – подал голос Римо, вглядываясь в заросли на берегу.

Он уже видел их. Они двигались вслед за лодкой. Он приготовился к первой стреле, когда Чиун стал расписывать, какой это счастливый, порядочный, честный и дружелюбный народ – джири, только некоторые племенные обычаи могут показаться белым странными.

Для Франциско Брауна они были просто “джири”. Ему и раньше случалось покупать у них головы. Это были бессовестные и лживые дикари, к тому же жестокие. Но золото они любили. Им нравилось его расплавлять, а потом обливать им свои любимые вещи для красоты. Иногда такими любимыми вещами оказывались пленники, которых они обращали в рабство.

Джири были всегда рады миссионерам. Им нравился вкус их печени. Однажды бригаде дорожных строителей пришлось тянуть шоссе по земле джири. Для охраны им было придано подразделение бразильской армии. Кончилось все тем, что из их отбеленных косточек женщины племени наделали себе украшений в волосы.

Франциско Браун не сомневался, что придет день, когда ему понадобится помощь этого злобного и вероломного племени. Он вспомнил о нем в тот день в калифорнийском местечке Ла-Джолле, когда обнаружил, что людей, за которыми он охотился, нельзя застать врасплох, даже ведя за ними наблюдение из далекой точки в океане.

Франциско понимал, что необходим отвлекающий маневр. А в этом смысле лучшего, чем воин джири, и придумать было нельзя. Пока парочка будет отражать отравленные стрелы и копья джири, он сумеет с ними разделаться.

Весь вопрос состоял в том, как заманить этих двоих и дамочку в глубь джунглей.

Наживкой стал Джеймс Брустер – Франциско знал, что за ним они последуют непременно. А средством передвижения будет гоняющаяся за ним женщина – Консуэло Боннер. Она поверила Франциско. А если бы даже и не поверила, Франциско было достаточно знать, что желание, которое он в ней возбудил, сильней всякой осмотрительности.

Именно таким образом он обычно и использовал женщин.

Итак, ни в малейшей степени не сомневаясь, что троица клюнет на приманку, он приехал сюда днем раньше и проделал тошнотворную процедуру подкупа джири. От мошки его прекрасная белая кожа покрылась красными волдырями. Теперь даже репеллент вызывал у него жжение.

Он осторожно выложил на опушке тропического леса небольшую кучку золота и сел рядом. Это означало, что джири легко могут его убить. Это также было знаком того, что золото предназначено им в подарок. На первый взгляд, ничто не помешало бы низкорослым уродцам с прическами под горшок убить его с легкостью необычайной. Но Браун хорошо знал их строй мыслей. Не прошло и получаса, как дикари с луками в руках и костяными украшениями в носу стали вынюхивать вокруг поляны, на которой он сидел. Первый взял золото, но у него отобрал его второй, у второго – третий, у третьего – четвертый. Прежде чем кто-нибудь из них решился заговорить с Франциско, все четверо лежали замертво.

Он заговорил по-португальски и сказал, что они получат очень много золота. Гораздо больше, чем небольшая горстка, которую он принес сегодня. Он сказал, что очень скоро вверх по ручью поедут три человека и за все их имущество воины получат столько золота, сколько они смогут унести. Они прибудут на лодке. Это будут азиат, белый и белая женщина.

На ломаном португальском его спросили, кому же достанется печень и головы этих троих. Он сказал, что и это они смогут взять себе. Его интересует только их поклажа, а наградой будет в десять раз большее количество золота, чем он принес им сегодня.

Франциско знал ход их рассуждений. Сначала они решат, что он круглый дурак, раз готов отдать лучшую часть добычи. Потом – что у тройки с собой будет гораздо больше золота, чем обещает им этот беловолосый человек, иначе зачем вообще платить? И наконец они примут решение убить этих троих, оставить себе лучшие части, забрать их золото, после чего взять и то золото, что принесет Франциско.

С точки зрения джири это была самая беспроигрышная схема.

С точки зрения Франциско это был верный способ устранить парочку, обладающую невероятными способностями. В то время как сто дикарей будут осыпать их градом отравленных стрел, Франциско сделает три прицельных выстрела. И тогда он с чистой совестью уберется из этой подмышечной впадины планеты и с триумфом вернется к Харрисону Колдуэллу.

И вот Франциско услышал кашляющий рокот мотора. Через несколько минут все будет решено. Лес зашевелился и, как тараканами, закишел коричневыми телами дикарей. Все племя было в курсе обещанной награды, а также неплохой поживы, которая прибудет по воде. Воины затаились в узкой полоске джунглей, примыкающей к реке, которая в этом месте делала изгиб. Кое-кто из женщин явился с горшками для приготовления пищи – старинными железными горшками, которые когда-то в незапамятные времена были захвачены у португальских купцов, давно уже пропущенных через кишечник предков джири.

– Анкситл-джири – невинное племя, – заявил Чиун, когда пароходик с пыхтением подошел по грязной протоке к такой глухой чаще, что сюда не проникал ни один луч света. – Сами они не знают зла, но легко поддаются на льстивые речи более испорченных людей. Империи древности знали джири как охотников и проводников. Трудно сказать, что сталось с ними теперь, но когда-то они были прекрасными охотниками.

– Ага, должно быть, охотились за грудными младенцами, – хмыкнул Римо.

– Вы когда-нибудь прекратите? – возмутилась Консуэло.

– Я знаю его дольше, чем вы, – ответил Римо. – Вы никогда не слышали о таком царе – Иване Благостном?

Матросы не могли разглядеть листву, но Римо видел, что ветки совсем не колышутся на ветру, а листья движутся как-то странно. Он учуял впереди большое скопление людей. Что-то назревало. Он подумал, что Консуэло надо бы спрятаться за каютой и оставаться лицом к дальнему берегу.

Но у Чиуна был свой план. Он поднял палец и жестом приказал направить катер прямо к берегу.

– Папочка, что ты делаешь? – по-корейски воскликнул Римо.

– Ш-ш, – зашипел Чиун.

Суденышко скользило к тому месту, где засели в чаще дикари. Чиун прошествовал на нос, и его желтое кимоно развевалось на ветру, так что весь он был похож на флаг на поле брани.

На берегу джири не могли поверить в свою удачу. Порой лодкам случалось прорываться сквозь град стрел, и тогда им приходилось преследовать их на каноэ и брать на абордаж. Иногда это оборачивалось для них немалыми потерями. Но эта лодка сама подрулила к берегу. Кое-кто из женщин уже спрашивал, не пора ли разводить костер. Джири видели, как на ветру развеваются седые волосы и парусом вздымается красивая желтая материя. Мужчины уже стали мечтать о том, как разрежут эту материю на набедренные повязки, но тут желтолицый человек на корме поднял руки. И тогда джири услышали странные звуки, древние звуки, звуки, которые они слышали только у большого костра во время великих ритуалов.

Это был древний язык их предков. Маленький желтолицый человечек называл их не джири, он называл их полным, гордым именем анкситл-джири. На их древнем языке он стыдил их. Стыдил мужчин и женщин, стыдил их детей.

– Вы движетесь по лесу как чурбаны, как белые. Что случилось с охотниками, служившими великим империям? Что случилось с мужчинами анкситл-джири, которые умели передвигаться по лесу с легкостью ветра, целующего листву? И с женщинами, такими нежными и чистыми, что они прятали свои лица от солнца? Где они все? Я вижу только глупых увальней.

Услышав обращенные к ним слова на их древнем наречии, анкситл-джири пришли в такое изумление, что повылезали из укрытия и выступили вперед. Было слышно, как на траву мягко упали несколько горшков.

– Кто ты такой? – спросил старейшина.

– Я – человек, который помнит, какими были праотцы анкситл-джири.

– Нам теперь нет надобности делать черную работу, как нашим предкам. Теперь у нас достаточно людей, на которых охотиться, и выращенного белыми жирного скота, который мы легко можем красть. Нам не нужны больше прежние навыки, – сказал молодой охотник.

– История наших предков – это только сказки, – сказал другой.

Чиун по-корейски велел Римо слушать, о чем идет разговор. Римо ответил, что не может слушать, потому что не знает языка. Тогда Чиун сказал, что если бы Римо учил хроники Мастеров, тогда он знал бы язык анкситл-джири.

Римо ответил, что единственное, что ему надо сейчас знать, это направление ветра.

Консуэло, напуганная вылезшими из леса во множестве низкорослыми людьми с темной кожей и с человеческими косточками в носу, спросила у Римо, что происходит.

Римо пожал плечами. Команда в полном составе заперлась в каюте и зарядила пистолеты. Лоцман с перепугу дал задний ход. Чиун велел ему заглушить машину. Он хотел, чтобы его было слышно всем.

Он предложил анкситл-джири выслать вперед своего лучшего стрелка, а сам встал с поднятой ладонью.

– Ну, давай, – сказал он на древнем наречии. – Попади в эту мишень.

И он выставил вперед правую ладонь, широко растопырив пальцы, как бы давая понять, что надо поразить середину ладони. Но лучник хотел побыстрей заполучить золото и все остальное. Он прицелился в середину желтого одеяния, которое было на старике, стоявшем на носу лодки и бросившем вызов чести целого племени.

Короткая стрела зазвенела в воздухе. И оказалась в левой руке старика, прямо у него перед грудью.

– Не очень-то ты меток, червяк! – брезгливо произнес Чиун на древнем наречии.

От стыда охотник потупился и зарядил еще одну стрелу. Он аккуратно оттянул тетиву и послал стрелу в ладонь старика. Из этого лука он с первого раза сбивал птиц в полете. Стрела пропела и остановилась в воздухе, зажатая в руке незнакомца.

Этот человек поймал выпущенную из лука стрелу! Женщины принялись на старинный манер восхвалять охотников и колотить в горшки. Юноши издавали радостные возгласы. Старики плакали. Они снова испытали гордость за то, что принадлежат к племени анкситл-джири. Они не могут убивать людей, они должны охотиться на зверей! У анкситл-джири собственная гордость. И все племя, как один человек, запело славу доблестным охотникам.

Франциско Браун направил визир телескопа на фигуру азиата на носу катера. Он чувствовал, как земля в джунглях колышется от громкоголосого пения. Старик-азиат повернулся к нему лицом и победно улыбнулся прямо в перекрестие прицела.