"Туман" - читать интересную книгу автора (Унамуно Мигель де)III – Ты сегодня запоздал, Аугусто, — сказал Виктор, — обычно ты так пунктуален. – Дела… – Дела? У тебя? – А ты думаешь, дела бывают только у биржевых маклеров? Жизнь гораздо сложнее, чем ты воображаешь. – Ну, а я гораздо проще, чем ты думаешь. – Возможно. – Хорошо, твой ход! Аугусто двинул на две клетки королевскую пешку; обычно он, играя, напевал отрывки из опер, теперь же он стал говорить про себя: «Эухения, Эухения, Эухения, моя Эухения, цель моей жизни, сладостный свет звезд-близнецов в тумане, мы поборемся! В шахматах царит логика, и, однако, сколько тумана и случайностей в этой игре! Да разве в самой логике нет случайного, произвольного? И разве появление моей Эухении не логично? Не задуман ли этот ход богами в их божественных шахматах?» – Послушай, — перебил его мысли Виктор, — мы ведь условились не брать ходов назад! Тронул фигуру — ею и ходи! – Верно, условились. – Если ты так пошел, то я съем твоего слона. – И правда, все моя рассеянность! – А ты не будь рассеянным. В шахматы играть — не каштаны жарить. Надо помнить: тронул фигуру — ход сделан. – Да, сделанного не воротишь. – Вот так-то. В этом педагогический смысл игры. «Но почему нельзя быть рассеянным во время игры? — говорил себе Аугусто. — Наша жизнь — игра или кот? И почему бы не брать ход назад? Логика! Быть может, письмо уже в руках Эухении? Alea iacta est! ( – Шах, — снова перебил его мысли Виктор. – Правда. Посмотрим… Как же я допустил такой разгром? – Рассеянность, как обычно. Не будь ты таким рассеянным, стал бы у нас одним из первых игроков. – Скажи мне, Виктор, жизнь — это игра или рассеяние? – Да ведь сама игра — не что иное, как рассеяние. – Тогда не все ли равно, в чем его находить? – Только в игре, в хорошей игре! – А почему бы не играть плохо? Что вообще значит .играть хорошо и играть плохо? Почему бы нам не двигать эти фигуры не так, как мы привыкли, а иначе? – Потому что таков наш тезис, дорогой Аугусто. Ты сам мне объяснял это, великий философ. – Хочешь, расскажу тебе новость? – Говори. – Но прояви удивление, дружище! – Я не из тех, кто удивляется априори, или заранее. – Ну так слушай. Знаешь ли ты, что со мной происходит? – Ты становишься все более рассеянным. – Дело в том, что я полюбил. – Ба! Это я и так знаю. – Как ты можешь это знать? – Очень просто, ты любишь ab origine, с самого рождения. У тебя врожденная влюбленность. – Да, любовь рождается вместе с нами. – Я сказал не «любовь», а «влюбленность». Ты мог и не сообщать мне о своей любви, я уже все знаю, знаю, что ты полюбил, или, точнее говоря, влюбился. Знаю это лучше, чем ты сам. – Но от кого? Скажи мне — от кого? – От кого же, как не от тебя. – Да что ты! А пожалуй, ты прав. – Я же говорил тебе. Она блондинка или брюнетка? – По правде говоря, я и сам не знаю. По-моему, ни то, ни другое; скажем так, светлая шатенка. – Высокая или нет? – Тоже не припомню. Наверное, среднего роста. Но какие глаза, какие глаза у моей Эухении! – Эухения? – Да. Эухения Доминго дель Арко, проспект Аламеда, пятьдесят восемь. – Учительница музыки? – Она самая. Но… – Да я знаком с нею. А теперь — еще шах! – Но… – Шах, я тебе сказал! – Хорошо. И Аугусто прикрыл короля конем. В конце концов ой проиграл партию. На прощанье Виктор положил ему руку, словно ярмо, на шею и прошептал на ухо: – Итак, маленькая Эухения? Пианисточка? Славно, Аугусто, славно, победа тебе обеспечена. «Ох, эти уменьшительные, — подумал Аугусто, — эти ужасные уменьшительные!» И он вышел на улицу. |
|
|